Поделиться
Писание говорит о том, что Рай— место утешения; Лазарь, тяжко страдавший в земной жизни, утешается в раю; Господь обещает утешение плачущим. В Апокалипсисе сказано: отрет Бог всякую слезу с очей их (Откр 21:4). И именно учение о райском утешении было (и остается) предметом особенно ожесточенных нападок: одни говорят, что люди просто придумали рай, чтобы как-то утешить себя перед лицом боли, голода, холода и невыносимой жестокости окружающего мира; другие — что эта выдумка была вполне сознательной попыткой отвлечь трудящихся от борьбы за улучшение своего положения на земле.
Оба этих возражения грешат одной и той же очевидной логической ошибкой — из того, что некое учение несет утешение, никак не следует его ложность, и наоборот: из того, что некое учение несет отчаяние, никак не следует его истинность. Можно считать, что люди, которые живут надеждой — дураки, а вот трезвый подход к жизни состоит в безнадежности. Можно считать, что мученик, который отдает свою жизнь в надежде на жизнь вечную, пребывает в плену иллюзий, а вот самоубийца смотрит на жизнь реалистично, но никаких логических оснований так полагать нет.
Другое возражение более серьезно: есть вещи, после которых утешение невозможно. Ребенок, потерявший игрушку, утешится, если получит другую; взрослый, потерявший ребенка, не утешится никогда — он научится жить дальше, но скорбь навсегда останется с ним. Можно компенсировать материальный ущерб, но нельзя компенсировать подлинное горе. Бывает боль, которая оставляет в человеческой душе слишком глубокие язвы, чтобы их хоть что-то могло заполнить. Этому миру нечего предложить в утешение — и сами попытки предлагать выглядят почти кощунством. Но рай — не этот мир.
В пророчестве Исайи, которое повествует о страданиях Спасителя, есть удивительные слова: На подвиг души Своей Он будет смотреть с довольством (Ис 53:11). Обычно, когда люди переживают что-то действительно ужасное — например, пытки — они потом вовсе не вспоминают это «с довольством». Сознание старается вытеснить невыносимые воспоминания, но они всё равно остаются источником боли, отравляющей всю оставшуюся жизнь. Распятие — невыразимо ужасная и мучительная смерть, о подробностях которой жутко и читать; но Писание говорит, что вошедший в славу Христос смотрит на нее «с довольством». Нечто подобное говорится и о страдании христиан, которое в вечности отразится безмерной славой.
Страдания не просто останутся в прошлом — они обернутся славой и торжеством. Ужасные раны, покрывающие тела мучеников, преобразятся в знаки небесной славы; невыносимая скорбь обернется вечной радостью, семьи воссоединятся в одной великой семье, Отец которой — Бог. Оглядываясь на свой земной путь, спасенные будут видеть все — в том числе самые тяжкие и мучительные — дни своей жизни, и их особенно, залитыми тем небесным светом, который откроет им подлинный смысл всего. Бог обратит смертную тень в ясное утро (Ам 5:8) общего воскресения и в незаходимый день вечной жизни.
