«Христианин в современном обществе». Владимир Шумейко - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Христианин в современном обществе». Владимир Шумейко

* Поделиться

У нас в гостях был первый председатель Совета Федерации первого созыва Владимир Шумейко.

Мы говорили с нашим гостем о его необычном пути в политике, о приходе к вере, о решении выпустить книгу с переводом псалмов Псалтыри на русский язык в стихотворной форме, а также о том, что для него значит быть христианином в современном обществе.

Ведущие: Игорь Цуканов, Кира Лаврентьева


И. Цуканов

— Добрый вечер, дорогие друзья. «Вечер воскресенья» на радио «Вера». Как обычно в это время в студии моя коллега Кира Лаврентьева...

К. Лаврентьева

— Добрый вечер.

И. Цуканов

— Меня зовут Игорь Цуканов. Мы всегда по воскресеньям вечером говорим с нашими гостями на тему «Христианин и общество». Потому что есть очень много служений христианских, которые может нести мирянин, человек, не облеченный каким-то специальным духовным саном, и всегда очень интересно говорить с нашими гостями, с людьми, о том, как христианин может вот себя в обществе проявить. Мне очень приятно представить нашего сегодняшнего гостя, это Владимир Филиппович Шумейко, председатель Совета Федерации первого созыва. Добрый вечер, Владимир Филиппович.

В. Шумейко

— Добрый вечер всем.

И. Цуканов

— Два года вы возглавляли Совет Федераций, с 94-го по самое начало 96-го, ну и очень много чего можно о вас рассказывать. Но вот первое, что хотелось спросить. Вот вы возглавляли, кажется, крупнейшее в Европе приборостроительное предприятие, которое в Краснодаре находилось, завод измерительных приборов, были генеральным директором. Потом вы избирались в Верховный Совет, тогда еще СССР...

В. Шумейко

— Нет, уже в РСФСР. Это вот наш первый съезд был, съезд народных депутатов, знаменитый.

И. Цуканов

— Прошу прощения. Вы были вот доверенным лицом Бориса Николаевича Ельцина, когда были выборы президента России. Потом вот, в начале 90-х, работали в правительстве Бориса Ельцина и Егора Тимуровича Гайдара. И все равно вы занимались при этом во многом, как я понимаю, такой промышленной политикой, там, в частности, вот месторождения на Сахалине вы курировали. И вот вопрос: вы себя больше ощущаете все-таки кем, политиком или ну вот производственником, если так можно выразиться, да? Потому что вы занимались и тем, и тем, и в правительстве во многом занимались тоже производственными вопросами, промышленными. Вот что для вас ближе-то в итоге казалось?

В. Шумейко

— Ну, наверное, не совсем так. Не только промышленностью.

И. Цуканов

— Не только, конечно.

В. Шумейко

— Не только. И это короткое было время, когда я действительно, как называли в правительстве, занимался «железками» — энергетика, промышленность, вся добыча — все было на мне. Так как я пришел из генеральных директоров, значит, вот тебе все эти «железки».

И. Цуканов

— Разбирайтесь.

В. Шумейко

— Я занимался этим. Мне было действительно близко. Я многих генеральных директоров знал, у них был союз генеральных директоров, они ко мне приходили, мы решали очень многие вопросы. Министров многих знал, со своим министром поддерживал, с Михаилом Сергеевичем Шкабардней, у которого работал в Министерстве приборостроения, средств автоматизации систем управления Союза, где я раньше работал, с ним очень много консультировался. Но это был недолго, к сожалению. Когда уже пришел в правительство Черномырдин, то мне отдали науку, культуру, образование, связи с общественными организациями. Мало того, еще Ельцин позвонил и говорит: в такое тяжелое время министр печати и информации бросил все и уехал, а министерство не может быть без министра.

И. Цуканов

— Да, вы были ведь министром еще.

В. Шумейко

— Я говорю: Борис Николаевич, ищите немедленно. — Да вообще, чего искать? Давайте я вас и назначу министром. Я говорю: Борис Николаевич, ну не могу я быть министром печати, ну не могу. Я говорю: вот я знаю министра Михаила Сергеевича нашего, он, говорю, лучший специалист в отрасли, мы по его работам приборы делаем. По его работам. А я что там буду делать, в этом министерстве? А он говорит: найдете что. Первый раз, что вы мне отказываете. Я говорю: ну ладно, чтобы прецедента не было... Назначили меня министром. Ну я приехал в министерство, собрал всех, говорю: вы знаете, что делать? Говорят: знаем. — Раз знаете, говорю, тогда и делайте. Вмешиваться в вашу работу я не собираюсь. Если будут вопросы сугубо политические — буду решать их я. Я решил тогда два особо политических вопроса: закрыл газету «Правду» и закрыл газету там какую-то, проходную, назывался «День» или как-то — за прямой призыв к восстанию. Четко. Были интересные газеты, одна газета называлась «К топору!» Вот чего только не было. Там ребята так резвились, в газетах. Закрыл. А «Правду» закрыл, потому что они хотели продать гарнитуру греку — денег у них не было. И уже они все вопросы порешали почти. И я коллектив собрал и говорю: вы что? Они говорят: вот Селезнев хочет продать. Я говорю: Селезнева уволите, выберете другого редактора — «Правду» открою. Потом Селезнев говорит: на территории Российской Федерации у меня самый главный враг Шумейко. Потом подумал, говорит: нет, не только враг. Вот если бы меня не убрали из редакторов, то я бы не избрался депутатом, не стал бы председателем Госдумы. Потом мы с ним уже помирились. Ну это я так, к слову. Там было чем заниматься, кроме промышленности и сельского хозяйства, и всего остального. И с сельским хозяйством занимался. С Руцким из-за этого поругался наглухо. Потому что вице-президент — это беспрецедентный случай, — сам напросился на сельское хозяйство. Редчайший случай. Сельским хозяйством никто не хочет заниматься совершенно. Потому что мы привыкли, живя в Советском Союзе, что у нашего сельского хозяйства четыре главных врага — это зима, весна, лето и осень — они постоянно мешают. Постоянно мешали эти вот вещи нашему хозяйству. Он взялся. И идет уборочная кампания, приглашает меня как вот первого вице-премьера, ответственного за все. А у меня еще подчинялся Госкомрезерв. Госкомрезерв — это вот все, что там в стране есть. Ну и вопрос ставится так: отдай из Госкомрезерва горючего, потому что не хватает горючего, чтобы убрать урожай. Ну я до этого, идя на совещание, позвонил, конечно, этим главам администраций всех там, кого знал на Кубани, в Ставрополье, где я в основном убираю — все у них есть. Это старая советская привычка: у тебя все есть, а ты все равно просишь, чтобы у тебя было еще больше. Я говорю: да уберут они, говорю, что вы так волнуетесь. Ну, в общем, слово за слово, и поехало, пошло. Я говорю: пока я вот на месте живой, из Госкомрезерва не получите ни грамма, не дам. Даже Сталин в войну из Госкомрезерва не разрешал ничего брать. Выкручивайтесь тем, что есть. А он говорит: а как же они уберут урожай без горючего? Я говорю: серпами скосят. Наступила гробовая тишина. Можете себе представить, совещание, да? Вице-президент и первый премьер в такой тональности. Он мне говорит: как уберут? А я говорю: серпами скосят. Говорит: так серпами же мало накосят. Я говорю: ну и слава Богу, что мало накосят. На этом кончилось. Позвонил Ельцин потом, значит, что у вас там? Я ему... Нет, ваша позиция правильная. Потом пришел Александр через некоторое время...

И. Цуканов

— Руцкой.

В. Шумейко

— Да, пришел Александр с бутылкой, мириться: все, был неправ. Помирились. Он говорит: надоело мне сельское хозяйство, я у шефа напросился на коррупцию, я теперь коррупцией буду заниматься. И я стал самым первым коррупционером стал я, тут же чемоданы посыпались и так далее. Нет, было чем заниматься, в те годы было интересно. Видите ли как, разрушив одно и не построив другое, вот в этом промежутке чрезвычайно трудно было работать. Трудно, потому что, когда система не работает вся, тогда уже говорили о вертикали власти, но какая вертикаль власти, если по статистике... вот Борис Николаевич, допустим, президент, подписывает указ — по статистике, 15% только этих указов выполнялось и все. Я даже разговаривал с людьми, вот буквально разговаривал: ты чего не делаешь-то? — Да что я буду делать. Я говорю: ну президент подписал. — Ну подписал — пусть идет и делает. Все. То есть ни дисциплины, ни порядка, ничего совершенно не было. Да его и сейчас-то, в принципе, нет.

И. Цуканов

— Ну только что сейчас не скажут.

В. Шумейко

— Как бы советской власти было проще — была партия, она и была власть. На этой оси держался Советский Союз. Партия — она наш рулевой, как говорится, говорили. Вот эта партия, она не была партией как таковой, это была просто властная система четкая. Как только эта властная система сломалась — сломался и Советский Союз. Когда начинают сегодня говорить, кто его там развалил — вот пришел Ельцин там, Горбачев, развалили. Горбачев — может быть, потому что он-то и развалил партию. Ни Сталин, ни Ленин, ни эти основатели никогда не хотели, чтобы была партия отдельно в России. Категорически не хотели делать партию России. Она была КПСС — Коммунистическая партия Советского Союза. Советского Союза. Партии России отдельно не может быть. Потому что вот смотрите, еще вспомню вам референдум, помните, знаменитый референдум? «Согласны ли вы оставить Советский Союз как место, где проживают все народы дружно друг с другом?» — там навороченная эта формулировка.

И. Цуканов

— Да-да, и второй вопрос про президента России.

В. Шумейко

— И второй вопрос там же: «Согласны ли вы ввести пост президента в России?» 78,8% — да, сохранить Советский Союз, и 76% с лишним — да, президент. И все.

И. Цуканов

— Взаимно противоречащие вещи.

В. Шумейко

— Не могут два медведя в одной берлоге. Что значит президент Союза и президент России? Если в России все — все ресурсы в России, армия в России, все в России. Остальные, эти сателлиты, они... Ну он и развалился, потому что партии не стало. Не стало той партии, не стало той властной оси. Управлять было чрезвычайно тяжело. Нужно было или уговаривать, или давить так, что... Я помню, меня Борис Николаевич назначил ответственным за Конституцию. Когда был референдум вот в 93-м году, значит, и одновременно выборы были в первую Думу, и референдум по Конституции, вот нашей современной Конституции — я лично отвечал за то, чтобы она была принята. Я, помню, Рябов был первый председатель счетной комиссии, и мы пришли с ним в Министерство связи, для того чтобы провести селекторное совещание.

К. Лаврентьева

— Он, по-моему, до сих пор депутат.

В. Шумейко

— Рябов, он, по-моему, уже на пенсии. Он был послом потом, после этого, Николай Тимофеевич.

К. Лаврентьева

— Да.

В. Шумейко

— Пришли мы с ним в Министерство связи, министр связи подключил все города и веси. И мы, значит, рассказываем, он взял микрофон и говорит, что вот выборы будут и так далее, надо, чтобы они прошли демократически и так далее. А я взял у него микрофон и говорю: ребята, мне, говорю, все равно, будет там демократия или что, мне, говорю, до такого места. Но смотрите, говорю, не будет Конституции — я еще успею вам отмотать, а меня вы знаете. Выборы прошли неправильно, а Конституцию приняли.

К. Лаврентьева

— «Вечер воскресенья» на радио «Вера». У нас в гостях Владимир Филиппович Шумейко, председатель Совета Федерации первого созыва. У микрофона мой коллега Игорь Цуканов и я, Кира Лаврентьева. Владимир Филиппович, если немножко вот отойти от нашей четкой политической канвы сейчас и задать вопрос, если так можно выразиться, со стороны. Я всегда хотела поговорить с кем-то, кто был внутри, кто был с изнанки тогда, вот в те поворотные события, те времена переправы, которые катастрофические были для многих, но в то же время они были даже спасительные в какой-то момент. А насколько вы лично, насколько ваши соратники преследовали правильные цели? То есть когда политика политикой, но в первую очередь порядочность. Потому что то что вы говорите, то что написано в вашей биографии, это исключительно четкий зов совести. Производится впечатление, что вы действительно пришли в политику на благо России, на благо служения своему Отечеству. Какая главная цель в тот момент жизни была ваша в правительстве и ваших соратников? Какую цель вы преследовали, что вы хотели от России в тот момент?

В. Шумейко

— Ну я вам скажу так. Я был генеральным директором по Краснодарский ЗИП, и проработал я 26 лет: начал я слесарем и закончил вот генеральным директором эту карьеру там. Жизнь для меня была понятна совершенно. И я по природе своей технарь, если можно так сказать, я не гуманитарий. И для меня не было вопроса, куда идти после школы — я учился и работал на заводе, для меня только завод. Вот я знал, что я пойду на завод и, если я буду учиться, то в вузе техническом — так и было, я вечерний факультет закончил. На этом заводе я и развивался, и жизнь эту видел, как она происходит. И начиная с определенного момента мне стало не нравиться, как мы живем. Не в самом качестве — было весело и хорошо, и мы ходили на субботники с удовольствием, и на демонстрации, и все это было, — я о другом говорю. Особенно когда я стал уже инженером, а потом стал главным инженером. И меня вызывают и говорят: вот вы главный инженер, по должности вы должны быть депутатом районного совета. Я говорю: а почему? — Потому что так принято. Потому что так надо. И вот это я стал, значит, депутатом, и мне надо было выступать. Это вот первый мой был шок. Я нормально, хорошо говорил всегда, написал себе речь. И вдруг меня вызывают в райком партии и говорят: вы написали речь? Я говорю: да. — Принесите ее. Я говорю: зачем? — Третий секретарь должен прочитать. Я говорю для чего? Я, говорю, главный инженер, я номенклатура краевого комитета партии, вы мне доверяете это. Почему вы не доверяете, что я скажу? — А может, вы не то скажете, чего надо. И вот это когда говорят одно, делают другое, на кухне говорят третье и так далее, оно с каждым годом у нас все хуже и хуже начинали относиться. Уже вплоть до анекдотов дошло, потому что разбаланс, очень сильный разбаланс между теми целями, которые говорят и теми, что на самом деле происходит. Начинается, созрел урожай — огромное количество помидоров рядом с Краснодаром растет. Шумейко, иди сюда — тысячу человек. Надо каждый день тысячу человек поставить на уборку. План с тебя не снимают, ничего не снимают, но тысячу человек должно идти и убирать эти помидоры. Причем автобусы твои, люди твои, все твое и организации твоя. В конце концов это начинает надоедать. И тут, я вот вспоминал, сколько Юрий Владимирович, он был генеральным директором одного здесь, в Москве, оборонного предприятия, он вышел с инициативой к Горбачеву: давайте, говорит, отпустите нас в свободное плавание — тогда еще, — мы попробуем работать если не в рынке, то по-другому. Мы будем работать так, чтобы было больше товаров, больше всего. Мы сделаем так, что мы будем делать и товары народного потребления, и это в полном объеме. Но дайте нам свободно работать, не планируйте сверху. А планируйте нам цифры, вот сколько нам, а остальное внутри мы сделаем сами. После долгих совещаний Горбачев разрешил. И мы с трех крупных министерств, семь крупных объединений, семь крупных предприятий объединились в МГО, и это МГО — Межотраслевое государственное объединение — стало работать само в государстве. Мы, конечно, относились как бы к Госплану, Госснабу, но мы стали работать сами, нам разрешили самим работать. А Юрий Владимирович избрал себя депутатом в союзный съезд. И однажды на совещании, когда мы решаем там свои вопросы, он мне говорит: ты знаешь, я вот с этим значком в любой кабинет хожу, депутатским. А сейчас выборы в России будут. Пойдешь выбираться в депутаты. Я говорю: да ты... Пойдешь, я тебе сказал, избираться в депутаты. Мы с двумя значками столько наделаем, что... И я пошел. Я уже сегодня воспоминал, я даже не знал, что в России есть органы власти свои. Я знал, что мы живем в Советском Союзе — Госснаб Союза, Госплан Союза, Совмин Союза. Я не знал, что в России есть свой Совмин и свои органы власти. Я узнал, когда пошел выбираться. Ну я заявился там, значит, на выборы, меня в горком партии позвали и говорят, что вот, Владимир Филиппович, вы хотите выбираться. Давайте, пойдет пусть по вашему округу Гриценко Николай Павлович, секретарь городского комитета. Я говорю: а почему? — А вам какая разница, пойдите в национально-территориальный округ. А я тогда не знал, что это такое, национально-территориальный и пошел. Мне было все равно. На заводе были выборы спокойно — 13 тысяч работающих, сто тысяч в городе мы контролируем, если...

И. Цуканов

— Дети, жены.

В. Шумейко

— Дети, жены, семьи все. А там два с половиной миллиона — полкрая пришлось от Темрюка до Сочи. Ну я избрался. У меня, мне стало интересно избираться. У меня был главный визави — генерал-лейтенант КГБ, начальник управления по Краснодарскому краю, я его победил, пришел на съезд. И из-за того, что я попал в национально-территориальный округ, меня избрали в Верховный Совет. Я никакими фибрами души всеми не хотел попадать в Верховный, я не политик совершенно. Я и так и сяк, из списков...

К. Лаврентьева

— Себя.

В. Шумейко

— Да. А я вел заседание, он тогда был председатель. А где Шумейко в списке? У нас решение съезда: все национал-территориалы, они попадают, потому что... Я оказываюсь в Верховном Совете. Меня выбирают зампредом Верховного Совета. А он на постоянной основе. У меня, я уже не могу быть директором. Мне пришлось, у меня карьера эта пошла совершенно помимо моей воли.

К. Лаврентьева

— То есть привлекали людей, которые искренне заинтересованы в развитии заводов, промышленности.

В. Шумейко

— Да, совершенно верно. А что касается совести, понимаете, я вам говорю: у меня пращур мой при Богдане Хмельницком был, казак. В роду очень много военных, отец полковник. С детства меня так приучали, жить по совести. Потому что ну по-другому не мыслилось. И потом, понимаете, в рабочей среде когда ты живешь, там все видно.

К. Лаврентьева

— Все прозрачно.

В. Шумейко

— Там невозможно. Ну и по-другому просто я не мог работать.

К. Лаврентьева

— Владимир Филиппович, а когда наступил момент, когда стало понятно, что и заводы, и предприятия, в общем, они все пустятся известно куда, и что с ними будет. Что случилось, почему это началось? Мне всегда хотелось спросить. Сейчас едешь по России — стоят огромные заводы, совершенно заброшенные, с выбитыми стеклами, а когда-то это были величайшие промышленные предприятия, изготавливающие холодильники, снаряды военные, еще что-то — миллион всего, промышленность прекрасно работала в Советском Союзе. Когда случилась вот эта трагическая переломная ситуация, когда все совершенно вот в этом смысле разрушилось?

В. Шумейко

— Если просто говорить, понимаете, чтобы было понятно. Как называется сегодня наше государство? Открываем Конституцию, там написано: «Российская Федерация — Россия является демократическим правовым федеративным государством с республиканской формой правления». Вот эта конституционная запись: демократическое. Вот там слово есть «демократическое». Правовое. И все остальное. Республиканская форма правления — это выборная власть, а значит, свобода у граждан. Полная свобода покупать то, что он считает нужным, произведенное в любой точке земного шара. Государство обязано предоставить гражданам свободу. У нас свободный выезд куда угодно, человек может поехать. Все изменилось. Мы были государством закрытым, и мы для себя все это делали внутри этого государства, и рынок у нас был внутренний. Мы работали на внутренний рынок и что-то еще на экспорт отдавали то, что у нас покупали — сырье там и какие-то товары еще были. У нас политические цены были. Почему политические? Потому что некоторые цены ниже себестоимости. Детские товары продавались ниже себестоимости, зато там хрусталь, ковры и все прочее — накручивали на них, на это на все, товары, которые, машины, понимаете. Все это планировалось, эти цены. А это все отпустили. А нас целое государство стало открытым, и все боролись за эту демократию: давайте, давайте. А что давайте? А нужно, чтобы частная собственность пришла. А раз у нас государство вот такое, мы от социализма уходим, а куда от социализма уходим? Мы уходим, вот чтобы у нас многообразие было, чтобы все было у нас. Давайте частную собственность — давайте. А как же частная собственность? Тогда надо приватизацию сделать. Я вот лично докладывал Верховному Совету закон о приватизации. В этом законе о приватизации не было никаких ваучеров вообще. Мы за этот закон бились очень сильно. В Верховном Совете когда было, я вот себе в заслугу вписываю, что реабилитировали народы, реабилитировали казачество, вернули Рождество назад — праздник, нерабочий день. И вот закон о приватизации. Он предполагал, что от того, что продадут какой-то завод, каждый гражданин получит часть этих денег. У каждого по закону приватизационные счета, у всех к тому времени были сберегательные книжки в сберкассах. Надо было сделать еще дополнительные книжки — так планировал закон — и каждому вписывать. Тогда бы продавалось по-другому, медленно и спокойно, и оценки были бы другие, можно бы было денег больше получить. Мыслилось совсем по-другому. Но закон приняли, а работать он не стал. Потому что в это время удалось Чубайсу доказать Борис Николаевичу, что это медленно и долго, что это нужно где-то иметь целый штат, который будет эти книжки заполнять, и все это писать, и когда это будет — улита едет, когда будет — мы никогда это почти не продадим. Нам нужно немедленно и сейчас. Нам нужно уже, разруха — вот она, все уже ломается, все разрушается, нам немедленно надо. Я с ним спорил очень много, до хрипоты. Он мне говорит: как ты не поймешь, придет активный собственник, он возьмет в руки эту собственность и будет... Я говорю: Толя, откуда придет этот активный собственник? Скажи мне, откуда? Десять тысяч генеральных директоров в стране, столько-то, говорю, начальников цехов, вплоть до бригадиров — вот они, говорю, активные, они уже все проявились и больше нету. Откуда еще, с луны попадают что ли? Где мы возьмем? — Нет, ты не понимаешь, если человека в руках... Вот случилось то, что случилось. Начались эти залоговые аукционы, быстро попродавали, задешево попродавали, пошло совершенно не в ту сторону, в какую хотели, как обычно.

И. Цуканов

— Изначально планировалось.

В. Шумейко

— Никто из нас не знал. Я хорошо знал социалистическую экономику — я знал, как мне сделать план, как сдать, как все. Никто не знал, мы не успели, вот я вам говорю. Поработали мы немного в этом рынке — уже какие-то успехи у меня были на предприятии. Мы даже своим девчонкам всем — восемь тысяч женщин было — сапоги в Чехословакии покупали, давали, по-другому жили. Если бы нам дали возможность спокойно, вот нормально поработать и сделать эти законы по-другому, страна бы другая сегодня была.

К. Лаврентьева

— В гостях у «Вечера воскресенья» Владимир Филиппович Шумейко, председатель первого созыва Верховного Совета. У микрофона мой коллега Игорь Цуканов и я, Кира Лаврентьева. Мы вернемся через несколько секунд.

К. Лаврентьева

— Добрый вечер еще раз, дорогие друзья. Это «Вечер воскресенья» на радио «Вера». У микрофона моя коллега Кира Лаврентьева...

К. Лаврентьева

— Добрый вечер еще раз.

И. Цуканов

— Я Игорь Цуканов. И сегодня мы беседуем с Владимиром Филипповичем Шумейко, первым председателем Совета Федерации России, Совета Федерации первого созыва, в начале 90-х. Владимир Филиппович, а в какой момент вы себя осознали как вот верующий человек, как христианин? Это было с вами вот как-то с молодых лет или это пришло уже в более позднем возрасте, как это произошло?

В. Шумейко

— То что я крещеный, я знал, мне мама сказала, что меня крестили. Я родился в войну, еще война шла, в феврале 45-го года. Она мне говорит, как только ты родился, прибежала бабушка и говорит: как назовем? как назовем? Она говорит: подожди, дай мне оправиться. Она говорит: нечего, надо карточку получать на иждивенца и крестить надо идти. Ну казачий род — нехристь не может быть, вы понимаете. Ну одно дело, крещеный — это потом я только узнал, что в момент крещения как бы входит в тебя Божия благодать, как зерно, которое ты или развиваешь, или не развиваешь. Не развивал я его. Может быть в силу того, что как жили, мы все жили при советской власти тогда, и переезжали из города в город — отец военный, всю страну объездили. Но все равно я, как вам правильней сказать, вот уже будучи в Верховном Совете, да, я бился за то, чтобы вот вернули православие, я знал, что мы православные, что мы совершенно другие люди, и изначально относился вот...

И. Цуканов

— С уважением.

В. Шумейко

— Как бы вам правильно объяснить. Вот тогда все было: вот мы сейчас придем, демократия наступит, весь мир с нами и так далее. Я еще в Верховном Совете — я отвлекусь буквально на одну секунду, — в Верховном Совете как зампред Верховного Совета приезжаю в Соединенные Штаты Америки, в фонд Heritage Foundation, который помогает развитию нашей демократии — который получает деньги из своего государства, для того чтобы эти деньги затратить на развитие демократии у нас. Все красиво и хорошо, там этот чай подают, все красиво рассказывают. Когда уже мы почти договорились, он меня в сторону отводит и говорит: мистер Шумейко, ну вы же понимаете, что из тех денег, которые выделит наше государство, две трети остается здесь, у нас, значит, нам же тоже надо жить. А из той трети, какая попадет вам, вам это... И все, на этом наши все отношения закончились. Вот эти люди запрещают нам ковыряться в носу, говорится, — коррупция в чистейшем виде, в чистейшем, в прямом, которая идет и так далее. Ну как мы пиндосов не любили — еще сильнее не полюбили. Потому что, говоря по-христиански, вот помните, притча есть хорошая, мне нравится, о добром самаритянине. Случилось некоему там проезжать человеку, его ограбили, и он лежит, весь побитый, израненный. И едет священник мимо, и также поступил и левит. И только вот ехал добрый самаритянин, слез с осла, погрузил его, привез в гостиницу, помазал его раны елеем, вином и отдал деньги и говорит: затратишь больше — я отдам. И дальше идет вопрос: кто из них ближний? Ближним оказался вот как раз. А нам кто ближний из государств, если брать как индивидуумы их? Соединенные Штаты — как раз те разбойники, которые бьют и убивают, и ранят. И никакие нам не ближние и ближними не будут никогда. И ближними не будет огромное количество государств, они никогда не будут нам ближними. Люди в них — да, люди могут быть там другие. Господь говорит: образ Божий уважай в любом, в самом последнем. Но я о государстве говорю, государство — это совершенно другое понятие. И там уже вот начал я по-другому мыслить. А тут так случилось, у меня внук — талантливый мальчишка, очень талантливый — в 18 лет ушел. Его смерть оказала такое сильное влияние на нашу семью, потому что я не мог понять, почему. И вот пришел я, значит, как говорят, вот метался в этом, выйти из этого состояния было трудно. И есть здесь на Ордынке, 20, вы знаете, эта самая церковь, иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость». Там как раз игумен есть, отец Филарет. Он по возрасту меня моложе почти вдвое, но я когда его обнимаю, я в нем растворяюсь. И он меня мудро утешил, сказал, и я начал читать. Он говорит: читай. Я стал читать псалмы, я стал читать Евангелие. Я наконец понял, почему Господь забрал внука. Когда я у Соломона прочитал в Премудростях Соломона прямые слова, что душа его достигла того предела, при котором Господь, она уже совершенна, хоть она молодого возраста, и Господь забирает только те души, которые уже можно забрать. И он думает о Своих. Тогда стал намного легче. И вот вся наша семья — я, жена, обе дочки, оба зятя, внуки — мы теперь в церковь ходим и дома молимся, и я им читаю, и все мы читаем. И настолько я, я читаю теперь каждый день по одной кафизме, я вам скажу, вот это вот уже сколько — с 14-го года — шесть лет, стало потребностью. Я не могу, чтобы день прошел, и мне обязательно надо сесть и прочитать кафизму. Я их теперь понимаю все, после того как я их перевел все на русский язык. Я когда читаю, передо мной совершенно как-то другая картина, и я абсолютно понимаю, что я читаю эти псалмы не для себя. У меня такое чувство вот, что я связан с ними с всеми — с Вовкой, с моим братом, с моей сестрой, с моими родителями, которые там, с другими родственниками, с моими близкими друзьями, которые уже там. И мне настолько, вот я растворяюсь в этих псалмах, я знаю, что вот надо для них это сделать. И потом меня заставило это начать писать эти книги. Я как начал переводить псалмы, у меня прямо пошло вот это вот. Последняя книжечка такая, называется «Воскресная школа для детей и их родителей», там понятие, что такое любовь христианская, что такое по образу Божию, что такое молитва, какие наши праздники, что такое пост, какие посты бывают — и все это белым стихом. Оно очень легко воспринимается.

К. Лаврентьева

— Владимир Филиппович, мы для наших радиослушателей поясним, что такое кафизма, да, — это значит стихословие, раздел Псалтири. Большинство из псалмов в Псалтири написаны царем Давидом, очень часто по Псалтири молятся о упокоении душ усопших родственников, близких, также о здравии, читается особенно в Великий пост, а кто-то и пожизненно.

В. Шумейко

— Святые отцы некоторые говорят, что ничего так бесов не раздражает, как чтение Псалтири.

К. Лаврентьева

— Псалмов, да. Рекомендуют постоянно читать.

В. Шумейко

— Они тебя достают за это, правда.

К. Лаврентьева

— Владимир Филиппович, а как звали внука? Для наших слушателей.

В. Шумейко

— Владимир.

К. Лаврентьева

— Уважаемые радиослушатели, давайте помянем раба Божиего Владимира. Спасибо вам большое за эту историю. Владимир Филиппович, ну вы ведь были знакомы со Святейший Патриархом Алексием. Вы могли бы рассказать об этом знакомстве, об этой встрече?

И. Цуканов

— Что это был за человек? Потому что вы знали его достаточно хорошо.

В. Шумейко

— Человек он был необычный, я вам скажу. Вот я таких в своей жизни ни до, ни после не встречал на самом деле. Потому что это человек на самом деле от Бога. Вот с ним общаешься — и, во-первых, наступает такое чувство, что ты, тебе вот позволено на равных общаться с человеком, который... а он прост, он настолько простой в общении — с ним можно говорить на любую тему, на любую совершенно. Так приходилось, что, как называется, вот эти... ну нельзя назвать тусовкой, там в Кремле собирались где-то, случалось часто так, что мы, всегда получалось, сидели рядом за столом. И мы начинали с ним какие-то разговоры. Я очень много у него консультировался, и он мне рассказывал всякие там... Трудно передать эти разговоры, но я приведу вам такой пример. Я занимался вторыми выборами Ельцина, когда он заново выбирался в президенты. Наступило полное понятие, что надо его выбирать обязательно, потому что другой кандидатуры нет. Кандидатура Зюганова Геннадия Андреевича — я его уважаю, он хороший человек, мы с ним прекрасно относимся друг к другу, — но нельзя было возвращать партию, которая власть потеряла, назад ее вернуть было невозможно. И надо было выбирать Ельцина, нельзя было поступательное движение страны убирать. Потому что дальше — там Господь решит. Я абсолютно убежден, что вся власть от Бога. Какой народ, такая у него и власть, кто нужен, того Господь в данный момент и дает. Выбирали Ельцина, и я очень сильно этим занимался. Заработал инфаркт голосовых связок — это бывает только у оперных певцов — 56 часов прямого эфира на радио, телевидении и так далее. Убеждал, что надо выбирать, выбрали мы. Зато как красиво ушел. Видели вот так вот, чтобы человек попрощался, извинился и ушел, и после всего. Я говорю, вся власть от Бога. И я мотался по этим всяким собраниям. И меня приводят — я честно вам говорю, даже не знал, куда я в данный момент прихожу, мое дело было...

И. Цуканов

— Говорить.

В. Шумейко

— Говорить. Я сел в президиум и увидел, что я сижу совершенно не там — я сижу с русскими фашистами. И если это завтра попадет — а оно попадет в эфир, — конец мне как карьере, половина выборов Ельцина и так далее. Совершенно я не должен был там находиться никак, ни под каким видом. А телевидению, конечно, очень интересно, все четыре канала там и все камеры на меня. Вот эта лампочка красная горит, микрофоны все стоят, и все внимание на меня. Я представляю, какая будет завтра сенсация, пятое-десятое...

И. Цуканов

— Как бывший министр печати.

В. Шумейко

— Я поднимаю, внутренне собираюсь весь и обращаюсь к Господу и говорю: Господь, занесло... В общем, я своими словами, не буду говорить, взмолился. Я просто взмолился, не то что я молился, я взмолился, сказал: помоги! Наступает завтра. Ни на одном канале, ни на одном радио, ни в одной газете меня нет и все. И я говорю: Ваше Святейшество, вот, говорю, как Вы мне объясните этот факт? А у него улыбка — ради его только одной улыбки стоит жить. Он улыбается и говорит мне: а что, Владимир Филиппович, до сих пор думаете, что вы сами здесь руководите? Да, конечно, говорит, поняли, что вы ошиблись. А Россия, говорит, на особом учете, потому что мы последние православные. Не будет России — не будет ничего. И вот если говорить о конце света, то конец света связан, говорит, только с нами. Как будет в России, так будет во всем мире, потому что Россию надо беречь. Да, говорит, это чудо вот с вами. Можете, говорит, это...

И. Цуканов

— Запомнить.

В. Шумейко

— Считать как чудо, которое было.

И. Цуканов

— «Вечер воскресенья» на радио «Вера». Я напоминаю, что сегодня в нашей студии замечательный гость, Владимир Филиппович Шумейко, один из сподвижников Бориса Николаевича Ельцина, председатель Совета Федерации первого созыва — 94–96-й годы, православный христианин. Вот как мы недавно узнали, автор нескольких книг, стихотворных переложений псалмов, евангельских изречений Господа Иисуса Христа, да, вы тоже их перекладывали...

В. Шумейко

— Да, она есть. Если зайти, вот как говорится, в этот интернет, фонд «Фома», так называется, там еще эти книжки есть, по-моему, если они есть. Одна — вот псалмы Давида, а другая — стихотворения на евангельские темы называется, там просто прямая речь. Есть еще несколько книг, которые изданы. Кстати говоря, что интересно, эти псалмы так далеко пошли, что некоторые, вот организация есть такая общественная, государственная «Женщины России», они для себя издали, чтобы своим раздавать. Она вышла не как вот с этими всеми для библиотек и так далее, а просто без ничего.

И. Цуканов

— Без выходных данных.

В. Шумейко

— Но тоже большим тиражом вышла. У меня нескоро экземпляров таких есть — очень красиво издали: на хорошей бумаге, с очень красивыми картинками там.

И. Цуканов

— Ну вы же писали, перекладывали псалмы на вот такой стихотворный язык современный во многом, если я правильно понимаю, и для себя, да, чтобы лучше как-то понять, о чем там говорится.

В. Шумейко

— Если честно абсолютно вам сказать, то только абсолютно для себя. Потому что вот жена особенно мне говорит, Галина моя: вот объясни мне, вот что это значит, а это что значит? Мы к Филарету пошли, к своему духовнику. Он тоже говорит: я сам не понимаю многое вот в этих местах, но, говорит, читайте, читайте. Но так как я уже говорил, что я технарь, не могу я просто так читать — я кандидат технических наук, доктор экономических наук — я не могу просто читать, не понимая, что я делаю.

И. Цуканов

— Не понимая.

В. Шумейко

— И я решил перевести это на русский язык, на современный. Это не так было трудно, я обложился учебниками различными, там этими словарями и прочее. И в конце концов у меня получилось. Получилось. Для того, чтобы узнать, оно получилось или нет, я пришел вот к Владимиру Романовичу Легойде, показал ему. Он прочитал, сказал: это надо печатать. И эта книжка вышла здесь вот, в фонде «Фома», очень красивая такая, все. Ну и потом люди стали читать. И Евангелие опять же, вот притчи все. Притчи в стихах, они тоже лучше выглядят, потому что все это было стихами написано. Все было написано стихами. И когда вот, тут, понимаете, два подхода: или надо арамейский выучить и вернуть это. Но арамейский выучить невозможно — это все семитские языки, они... Ну кто... Вот за что ИГИЛ этот я ненавижу просто: потому что был монастырь, который на древнеарамейском все службы шли, — нет, они этих монахинь убили, разрушили все.

К. Лаврентьева

— ИГИЛ запрещенная в России.

В. Шумейко

— Да, она запрещена у нас и правильно, потому что это невозможная организация. Вот псалмы — для себя. И я их, когда уже, когда начинаешь понимать, о чем речь, во многих местах оно даже поменялось. Потому что вот когда просто читаешь, невозможно представать. И очень красивые они. И когда я изучал историю этих псалмов, и когда вот этот самый, не все же Давид написал. Считается, что 78 псалмов написал Давид, а остальные — там авторство есть других. И есть псалмы, вот Моисей. Моисей был косноязычный, он заикался, он вообще двух слов связать не мог.

К. Лаврентьева

— Для этого у него, по-моему, был Аарон.

В. Шумейко

— Но Господь ему дал Аарона, старшего брата, который был. Но Моисей написал два псалма красивейших. То есть когда вот Господь дает тебе, несмотря на никакое косноязычие, он написал очень красиво. Я не могу на память вам это, но не помню, по номеру какой, но мне нравится очень. Смотрите, как красиво, да?

Вы с Богом силою не меряйтесь,

Напраслину не возводите.

Поскольку суд вам не придет с востока,

Ни с запада, ни с гор пустынных.

Бог всем Судья. Одних Он унижает,

А других возносит.

Ибо в руках Господних чаша

Нерастворенного вина.

И наклоняет Он ее

То к одному, а то к другому.

Но никуда не денется осадок,

Достанется его испить
Всем грешникам земли.

Как красиво звучит.

К. Лаврентьева

— Потрясающе.

В. Шумейко

— А вот 143-й псалом, концовка, он как раз говорит о смысле жизни. И он говорит о том, кто такой Бог, кто такие православные, ради чего мы живем, одной последней фразой. И я не буду весь псалом, концовка хороша.

Их сыновья, побеги их корней, окрепли с юности.

И дочери нарядами сверкают, украшены подобны храму.

Их житницы полны, обильны всяким хлебом,

Как говорится, есть и то и это.

Их овцы плодовиты, плодятся во дворах своих,

Волы у них тучны, ограды их крепки,

Нет в них прохода, не кричит никто на площадях.

Считается, что счастливы те люди,

Которые всем этим обладают.

Но счастливы лишь те, кому Господь их Бог.

Вот, последняя фраза, да: «Но счастливы лишь те, кому Господь их Бог». Вот как только поймут это люди, жизнь поменяется. Ну навряд ли поменяется теперь. Православие — это же не просто вера, это и жизнь и есть, правильная жизнь. Правильная жизнь. Потому что написано в Евангелии: нельзя служить одновременно и Богу, и мамоне. Нельзя служить одновременно и Богу, и деньгам, невозможно это, и ты служишь или тому, или другому. Если, допустим, те же Соединенные Штаты, вот которые, мы постоянно с ними спорим, если они служат деньгам, то и направлено все на другого, и миром правит диавол, и все понятно, и там все это. И что нам с ними сравниваться? Зачем мне, например, какая разница, что там на западе про нас подумают? Да пошли они все гулять вальсом, как говорили у нас. Они совершенно другие. Люди — да, но не государство. Нет у нас никаких причин с ними это. Вот там какой-то вот Трамп, вот Байден, вот этот — все заполнено. Да какая мне разница, кто? Да там любой придет — будет то же самое. Будет то же самое, потому что служит деньгам, Если пришел президент-католик, а священник отказывает в причастии, потому что он поддерживает однополые браки и всякую гадость. Ну он же их поддерживает, эту гадость, какой из него католик? Хотя католики и так еретики. Да и еще с этим всем, совсем.

К. Лаврентьева

— Уважаемые слушатели, сегодня мы огромное удовольствие получили от общения с Владимир Филипповичем. Удивительно, что человек, который занимал такой высокий пост, вершил, если можно выразиться обыденным языком, такие большие дела, сегодня в эфире «Вечер воскресенья» цитировал нам русский перевод Псалтири. Это действительно услада для наших ушей и сердец. Огромное спасибо, Владимир Филиппович. Огромное спасибо за этот теплый, откровенный, очень честный разговор, за ваш труд, за ваше служение России. Вы до сих пор ей служите, и вы до сих пор несете вот этот огромное, прекрасное, великое звание патриота.

В. Шумейко

— Спасибо вам. Спасибо вам за оценку.

К. Лаврентьева

— «Вечер воскресенья» на радио «Вера». Уважаемые слушатели, в этом часе с нами был Владимир Филиппович Шумейко, председатель Совета Федерации первого созыва. У микрофона был Игорь Цуканов и я, Кира Лаврентьева. Мы прощаемся с вами до следующего воскресенья. Всего вам доброго и до свидания.

К. Лаврентьева

— Всем доброго вечера.

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем