«Христианин в современном обществе». Татьяна Белевич, Никита Астахов

У нас в гостях были основатели и руководители Русского духовного театра «Глас» — Заслуженный деятель искусств РФ Никита Астахов и Заслуженная артистка РФ Татьяна Белевич.

Наши гости поделились, как они пришли к созданию православного театра, с какими трудностями и радостями им приходится сталкиваться в своей работе, каким образом они подбирают артистов для выступлений, на что прежде всего обращают внимание при подготовке новых спектаклей, как театр может способствовать миссионерской деятельности, а также что для них самих значит быть христианами в современном обществе.

Ведущая: Кира Лаврентьева

---

Кира Лаврентьева:

— Дорогие радиослушатели, здравствуйте, меня зовут Кира Лаврентьева, с вами «Вечер воскресенья» на радио «Вера», как всегда, в этот час мы говорим о пути христианина в светском обществе, и сегодня у нас в гостях основатели и руководители русского духовного театра «Глас», заслуженный деятель искусств РФ Никита Астахов и заслуженная артистка РФ Татьяна Белевич. Здравствуйте, Никита Сергеевич, Татьяна Георгиевна, очень рады видеть вас в нашей студии. К счастью, Никита Сергеевич, Татьяна Георгиевна у нас уже бывали, мы много говорили с ними. Я не говорила, мои коллеги говорили, им посчастливилось. У нас тема: «Христианин в светском обществе». Конечно, в контексте вашей профессии мы с вами всё равно будем говорить о театре «Глас» и о трудностях, радостях этого вашего сложного пути, мне кажется, даже исповеднического в тот момент, когда вы его основывали. Как исповедничеством не назвать основание театра «Глас»?

Татьяна Белевич:

— В 1989 году.

Кира Лаврентьева:

— Никита Сергеевич, я долго искала, с чего всё началось. Вы в основном рассказываете, что, когда вы с Татьяной Георгиевной работали в Москонцерте, вы познакомились с Евангелием и поняли, что это надо нести в мир с театральной сцены. Вот этот момент, знакомство с Евангелием, по сути, вы были два актёра, выпускники Щепкинского училища, и вели интересную яркую жизнь. Что происходит, что вы настолько резко изменили её? Ведь среди актёров масса верующих православных христиан, но вы настолько прониклись христианством, что пошли по пути основания христианского театра. Что тогда было? Как вас призвал Господь? Ну услышали Евангелие, многие из нас слышат Евангелие, но не каждого это настолько переворачивает.

Никита Астахов:

— Да, действительно, такой поворот, он был, во-первых, неожиданный очень, очень интересный. Меня, как написано в кафизме, что «Вера да вменится мне больше, чем дела». А у меня дела на первом месте, понимаете? Поэтому, наверно, это и произошло, когда переворот этот произошёл, у меня друзья новые появились, друзья-священники, круг верующих людей, и так как я много сил и внимания отдаю своей профессии, то мне пришла в голову мысль: а почему не выносится на сцену? Почему актёр обязательно должен работать только с ну как бы низкой литературой? И не привносит в свой репертуар то, что уже есть, на чём зиждется сознание любого православного человека? Обратился к батюшке, отцу Георгию Докукину, отцу Александру Никулину, который в прошлом был и актёром, и режиссёром, сейчас он служит на Урале. Я говорю: как это можно сделать, каким образом вынести на сцену? У нас произошёл совет, если у Станиславского и Немировича-Данченко он был в ресторане, в «Славянском базаре», то у нас совет произошёл в бане. Вот два батюшки и я. Вот было такое время, что я стеснялся крест носить, на пляже или в бане, и прятал, а отец Александр, они с крестами, а я без креста, спрятал в карман. Он говорит: «Никит, а крест-то что? Где у тебя?» Я растерялся, замолчал, чувствую, что попался, а отец Георгий за меня заступился и говорит: «Ну отец Александр, понимаете, это парилка, жарко, обожжётся». Выручать стал потихоньку, с этого момента я понял, что не сниму больше никогда крест. Мне так стыдно стало. Вот произошла у нас эта встреча, я взял благословение. Нужно было религиозную мысль вынести на сцену, это было самое сложное, ну, я думаю, что Евангелие от Иоанна, мне показалось, что если тексты взять оттуда, то это будет более точно. Вот мы взяли с Татьяной Георгиевной эти тексты, пришла мысль соединить их с духовной прозой Гоголя, Татьяна Георгиевна взяла прозу на себя, а я читал Евангелие первый раз, я понял только одно — нельзя сфальшивить на этом тексте, потому что будут слушать верующие люди, если я начну подвывать, как говорится по-актёрски, это будет самое страшное. Произошла эта работа, и чтобы это было театрально смотрибельно, мы добавили духовные песнопения из обихода, слайды продумали и попытались соединить. И, оказалось, в каких пропорциях это можно делать, чтобы ухо светского человека выслушало это, как это сделать? Здесь прибавить, здесь убавить, как найти гармонию? Превратить это в некое действо? «Светлое воскресенье» назвали по названию главы Николая Васильевича Гоголя. И началось самое трудное: как в наше атеистическое время материал, будем так говорить, кто это будет слушать?

Кира Лаврентьева:

— Это даже сложно представить.

Никита Астахов:

— Ну и мы начали ездить по друзьям, по знакомым, по батюшкам и читали им, представляете, два часа мучили их?

Кира Лаврентьева:

— И какая была реакция?

Никита Астахов:

— Реакция была сонная, засыпали люди, неинтересно, молодёжь не слушала ничего. И вот надо было найти объединительный момент, чтобы внимание усиливалось слушающих. Долго мы работали, очень долго, по-моему, год. Мы хотели к 1000-летию Руси это сделать, а не получилось. Ушло очень много времени. И потом что-то произошло внутри, что мы почувствовали, что это то, что надо. И вот дальше чудеса пошли. Нас стали везде слушать, везде! Приезжаем в колхоз куда-то к крестьянам, слушают, даже встают в конце, «Отче наш» звучит, и весь зал встаёт, молиться начинает. Или же мы к учёным приезжаем, тоже самое, полное внимание, опять «Отче наш» в конце звучит, учёные встают молятся. Стали нам на спектакли приносить всякие бублики, конфеты, вместо цветов и складывать их на авансцене. Понимаете? Потому что верующие, поток верующих людей пошёл.

Кира Лаврентьева:

— Я хочу напомнить нашим радиослушателям, что Никита Сергеевич и Татьяна Георгиевна супруги, это я в начале программы запамятовала сказать. Из этого проистекает мой следующий вопрос: а Татьяна Георгиевна сразу подхватила эту идею?

Никита Астахов:

— Она впереди даже была.

Кира Лаврентьева:

— То есть вы настолько единодушны были в этом, что пошли вдвоём по этому пути?

Никита Астахов:

— Моя супруга, раба Божья Татьяна, в храм-то она меня привела.

Кира Лаврентьева:

— А как это было?

Никита Астахов:

— Было это чудесным образом, я был комсомолец, коммунист, пионер, по всем правилам. И когда мы с ней познакомились, я увидел, что это совсем другой человек, человек, которому в Церкви всё хорошо и близко. А я был очень преданным комсомольцем, все дела, и я увидел, что есть люди очень интересные, которые живут другой жизнью, и которые скрывают. Они ходят в церковь, организовывают какое-то религиозное пространство друзей, это совершенно новый мир. Я сначала пободался, как говорится, что это такое, строим Советский Союз, а ты меня куда-то в церковь, а потом заинтересовался, мне это стало очень интересно. Передо мной стали появляться совершенно другие цели. Началась, в общем-то, новая жизнь. Поэтому в этом пространстве и появилась эта мысль создания такого, непонятно что это такое — духовный театр? Ну русский ещё понятно, полузапрещённое слово было тогда у нас, а духовное... Все стали говорить: «Чо это вы духовные, а мы что, не духовные?» Вот такое перетягивание каната. Да, конечно, новые задачи, и в общем, новое мировоззрение.

Кира Лаврентьева:

— А было такое, что кто-то из коллег по цеху подходит и говорит: «Татьяна, Никита, что ж вы делаете? Одумайтесь! Занимайтесь серьёзным искусством». Ведь первое, что возникает у людей творческих профессий, мне кажется, православный театр, а как же профессионализм, а как же высокое искусство?

Татьяна Белевич:

— Даже на фестивале, помню, первый фестиваль, тогда ещё министром культуры был Юрий Мефодьевич Соломин, дай Бог ему здоровья, он как-то нас очень поддержал, благодаря ему мы получили статус государственного театра, стали бюджетно финансируемыми, до этого два года довольно трудно существовали. Мы приехали на фестиваль в Вологду, и там театральные критики, перед этим показывали из Белоруссии что-то о князе Владимире, ну что-то такое — языческий период, какие-то заклинания, а это на территории Кремля было, и они в каких-то чёрных тканях, все с кинжалами, заклинаниями, вдруг гром, дождь пошёл, ну совершенно полная иллюстрация, о чём они вещали. А мы вышли в другой день на эту площадку, это просто чудеса. Мы начинаем говорить текст Евангелия, Никита Сергеевич, а у меня выбранные места из переписки с друзьями Гоголя. Так чудеса! Над нами голуби, стрижи, там ещё колокола зазвонили, было голубое совершенно небо, это по ощущению было первое чудо, вот так будем говорить, вот какое-то влияние, воздействие или приятие этих текстов свыше. И мне потом театральные критики говорят, ну мы, сами понимаете, помоложе были: «Зачем вы за это взялись, ведь вы же могли бы в театре играть и Чехова, и Шекспира, и Островского, это же ваши данные, и вы ушли от этого». И кто-то, я не могу сказать, что все, но кто-то смотрел на нас с сожалением, мол, с головой у нас не в порядке. Потому что мы от театра ушли в какую-то сторону...

Кира Лаврентьева:

— Маргинальную.

Татьяна Белевич:

— Ну, да, они там, понимаете, Богу молятся. Хотя, в общем, мы же не то, чтобы... вот Никита Сергеевич сказал, что Татьяна Георгиевна, в церковь, туда-сюда. Я не могу сказать, что у меня семья была, там были священники или верующие. Нет, просто как-то Господь, видимо, даёт посылы, что вот захотелось. Вот интересно самим, если самим это интересно, тогда только можно завоевать признание зрителя. Потому что, если делаешь по уму, как нам потом говорят: ну вот у вас ниша такая, вы выбрали нишу, все вот так, а у вас ниша. Мы об этом вообще не думали, какая там ниша? Просто почему-то захотелось это делать, а делать было некому. Я вот 33 года прошло, и я думаю, действительно, а как так получилось? Сейчас если взять по уму, даже трудно представить, ну как это получилось? Почти нереально. Я помню первое выступление в Церкви Покрова в Филях, тогда музей Рублёва, и мы там выступали со «Светлым воскресеньем», это наша первая постановка была. У вас «Светлый вечер», а у нас «Светлое воскресенье», столько искушений было, причём нас предупредили, отец Иннокентий, ой чудесный человека был, говорил: «Ой, какие у вас искушения будут, даже забудьте тот театр, который вы знали, у вас будет совершенно другая дорога, трудности будут такие, что кажется, что вообще вот, всё, просто выхода нет. И в последний момент Господь поможет». И вот он правильно, вовремя предупредил, потому что действительно так и случалось.

Кира Лаврентьева:

— «Вечер воскресенья» на радио «Вера», в этом часе с нами основатели и руководители русского духовного театра «Глас», Никита Сергеевич Астахов и Татьяна Георгиевна Белевич, с вами Кира Лаврентьева, и мы продолжаем наш интересный разговор. Татьяна Георгиевна, мы с вами остановились на этом интересном моменте становления театра и вашей роли в этом. Когда вас все спрашивали: а что дальше?

Татьяна Белевич:

— Действительно. Вот Никита Сергеевич Астахов, я, когда его увидела, услышала, он очень сильный был актёр, это по институту было известно, его ещё с 3-го курса пригласил Андрей Гончаров, известный режиссёр, в театре имени Маяковского он работал. То есть это такой большой масштаб, диапазон актёра большого. И так сказать, что я взяла и повела его прям за уздечку, ион пошёл. Нет, наверно, я просто думаю, что, если Господь дал дары какие-то, если бы не было этого, он бы этого не почувствовал. Так же, как и я. Я здесь не соревнуюсь, кто вперёд, кто сзади, меньше или больше не имеет значения, главное, в одном направлении, потому что бывают и споры, и разногласия, но не принципиальные.

Кира Лаврентьева:

— Вот это, кстати, важный момент. Я, когда шла на встречу с вами предварительно, естественно, посмотрела и программу «Да будут двое» на телеканале «Спас», ещё кое-что посмотрела, и мне было так интересно, когда мы с вами вживую встретимся, чьё главенство я почувствую? Мне казалось, что женщина, она как-то более такая сильная, может немножко довлеть над мужчиной. А вот в вашем случае, я позволю себе сказать свои впечатления и прошу меня сразу за них простить, ощущение, что две сильные личности. Две сильные личности рядом, в такой синергии, в таком сотворчестве. И мне очень хочется спросить; а как удаётся столько лет, мало того, что вы занимаетесь одним делом, вы же ещё и дома вместе, и на работе вместе, вы по жизни вместе, вы создаёте проекты один за одним, и этому всему конца и края нет, и мы надеемся, что не будет в ближайшие годы. Как это удаётся? Человек меняется в течение жизни, нужно подстраиваться, нужно меняться вместе с ним, нужно находить новые темы, новые мостики друг ко другу. Поделитесь.

Никита Астахов:

— Главное, смотреть в одну сторону. Что объединяет людей? Куда смотришь, куда стремишься, куда идёшь, а смотреть можно разными глазами, и идти разными ногами, но в одну сторону. Нам здорово повезло в жизни, особенно мне, что рядом находится человек, с которым мне удобно смотреть в сторону Бога, не в какую-то другую сторону. Люди могут же соединиться между собой, смотреть в противоположную сторону, а туда, где источник света смотреть и чувствовать при этом веление сердца, что ты правильно делаешь, утверждение должно быть в этом, поэтому и лёгкость, поэтому и споры, мы же творческие люди, они имеют определённое решение. Мы находимся в рамках христианского мышления, это несколько другое. Мы знаем, что плохо, что хорошо. В этом плане уже общее мировоззрение, это такая штука тонкая и интересная, она проявляется и в наших жизненных взаимоотношениях, и в профессии. Мы находим общее решение.

Татьяна Белевич:

— Кстати сказать, это не то, что посмотрели сюда и всё одинаково, ничего подобного. Разногласия существуют, причём по более молодым годам они более активны, такие темпераментные, со временем ты начинаешь себя усмирять, ставить в угол, помолчи, там. Но есть профессиональная этика: если я профессионал, ты профессионал, мы всё-таки понимаем, вот кто в этом случае ведущий? Он режиссёр, я в этом случае просто актриса, я могу предлагать, могу не соглашаться, но я знаю, что, если решил, я вот не согласна, я бы сделала по-другому, но я должна согласиться, и я соглашаюсь и делаю так, как это требует профессиональная этика. Или же это наоборот. Что весьма труднее, ну мы привыкли, что глава семьи и во всём мужчина, я как-то с этим согласна, и даже очень часто, когда я думаю: это не так, не так, ну путь пробует, это его дело, может пройти время, потом вернётся к этому, это так и бывает. Но тем не менее я понимаю, что в коллективе разбор какой-то идёт, всё равно должна быть профессиональная этика. Надо так себя повести, чтобы не поставить в дурацкое положение режиссёра там или актёра. Но что этому помогает? Конечно, опыт, но ещё помогает профессионализм. Потому что люди непрофессиональные в любой отрасли, ну вот мне ещё приходится административными делами заниматься, я уже 33 года несу крест директора. Трудно очень, особенно если ты человек творческий, а здесь скучными занудными делами приходится заниматься, и ты занимаешься. И когда начинаешь с людьми разговаривать, говоришь: вот это надо так сделать, а вот это так. Есть люди, которые сразу обижаются, начинают оправдываться, кипятятся, а кто-то может и заплакать, а есть люди, которые говорят: да? Хорошо, учту, подумаю. То есть профессиональные отношения. Я как профессионал обязана выслушать, там согласиться, на согласиться., но реакция совершенно разная, и это действительно свойство разных людей. Потому что кто-то на должностях там, ну допустим замдиректора, сколько я встречалась с директорами, говорю: что так замов меняете? — Удар не держат. Понимаете? Не держат удар. В нашем деле эти удары надо держать вот сколько лет мы работаем — 33 года — и каждый раз удары идут с разных сторон, там, где не ждёшь. Потому что мы всегда между молотом и наковальней. В одной стороны, церковь сложно относилась к театру — лицедеи, таких не хоронят на кладбище.

Никита Астахов:

— Ну сейчас меняется отношение.

Татьяна Белевич:

— Сейчас меняется, оно изменилось, слава Тебе, Господи, мы как бы проторили дорожку. Теперь уже можно сказать, что мы в этом плане первые, наверно. Хотя старое русское слово «наверное» — это наверняка. У меня есть сравнение, мы были в Грузии, отдыхали на лыжах, и что-то я вышла одна в лес, а там река, и никого нет, и я стала сама лыжню прокладывать. Прокладываю по сугробам, думаю, а вдруг здесь прорубь или ещё что-то, проложила, потом устала, повернула, отошла в сторону, назад проехала. А потом лыжники идут: один, другой, ну просто отдыхающие на лыжах, и я думаю, вот они идут и не знают, что это я лыжню проложила. Потому что люди потом об этом не думают, они идут по накатанному, они не думают, как это было сделано, а мы вообще не знали, как это делать и что делать. Мы шли таким интуитивным путём, ну и, конечно, помощь батюшек, отца Георгия, кстати, отец Алексий Фролов, потом он уже Владыкой стал. Первый раз мы приехали, нас отец Иннокентий Просвирнин направил, они были друзья, мы поехали читать первый раз сценарий в Троице-Сергиеву Лавру. Он ещё учился тогда, причём, как мы потом узнали, у него температура была под 40, он нас везде водил, по музею Лавры, потом пошёл в трапезную накормил, говорит: это огурчики сами тут выращивают. И была такая встреча необычная, первую икону фотографическую большую из кельи вынес Владимирской Божьей Матери, Никиту Сергеевича к себе в келью пригласил. Потом он и сказал, у нас же первое выступление было в церкви Покрова в Филях, тогда это был музей, он говорит: «Ну вот теперь Покров Божьей Матери должен быть на вас». Вот понимаете раньше, казалось, ну что-то говорят, может быть, и не очень соответствует, а годы проходят, и ты понимаешь, что многое сказанное тогда оно так зацепилось в памяти, но оно соответствует тому, как ты шагаешь по жизни.

Кира Лаврентьева:

— «Вечер воскресенья» на радио «Вера», дорогие радиослушатели. В этом часе с нами основатели и руководители русского духовного театра «Глас», заслуженный деятель искусств России Никита Астахов и заслуженная артистка России Татьяна Белевич. Мы вернёмся через несколько секунд.

Вы знаете, я сегодня ехала в машине утром и слушала программу об идеалах. Ведущий громко и тревожно рассуждал, что у нынешней молодёжи, так 17-23 года, вот совсем молодёжь: студенты, школьники, у них нет идеалов. И по мнению этого ведущего такого ещё не было никогда, кто-нибудь да всегда был. И там начали ему присылать сообщения: подождите, а вы забыли. А как же Борис Гребенщиков, а как же Виктор Цой, на что он совершенно справедливо заметил, что эти фамилии нынешние школьники уже могут и не знать. И у меня возник такой вопрос, который мне очень хочется озвучить: как вы думаете, можно ли сейчас эту прогрессивную, умную, самостоятельную молодёжь старшего школьного возраста, студенческого возраста как-то направить, что ли в сторону Христа, но так, чтобы не было говорящей головы, которая учить их уму разуму, а, чтобы их сверстники больше говорили им об этом, или, может быть, есть ещё какой-то путь. Думали ли вы от этом?

Татьяна Белевич:

— Ну конечно, мы же всегда думаем, для кого мы работаем. В другой раз придёшь и смотришь в щелочку, а кто там в зале сидит: пожилые люди, молодые? Нас сейчас радует, что в последнее время омолодился зал, за счёт того, может быть, что появились соцсети. Раньше билеты, которые продавали там, где-то, не продавали, так заклеенными и отдавали назад, то есть вообще считали, что это убыточно, это понятно, очень дешёвые, но это вообще не надо, надо только шоу-бизнес, вот это всё рекламировать, и, конечно, дорекламировались, молодёжи сложно очень, но мне кажется, что молодёжь всё-таки можно взять, смотря что им внедрять, что им показывать, потому что, понимаете, вот просто говорить, читать лекции... Конечно, есть очень талантливые люди, типа Осипова, отец Андрей Ткачёв очень интересно с молодёжью разговаривает, но этого тоже недостаточно. Должно быть искусство, воцерковлённое искусство, талантливое. Если это бездарно показано, это отталкивает людей, вызывает скуку, недоверие, поэтому для этого нужно поддерживать эти силы, которые в культуре есть. Их, может быть, очень мало, но там очень много нужно пересматривать в самой системе культуры, то, что есть молодые, к нам же приходят выпускники, только закончили институт, ну по 20 лет ребята, 21-22. Они учились, были хорошими студентами, у кого-то отличные дипломы. И вдруг мы предлагаем, сейчас, может быть, нескромно будет с моей стороны, но пришлось взяться за Александра Невского. Мы выпустили премьеру «Имя России — Александр Невский». И пришлось работать за достаточно короткое время с выпускниками, я взяла, как бы ставила на молодых ребят. В начале я прочитала тексты, а это житийные тексты, мне не хотелось брать пьесу, мне не хотелось брать пьесу, а хотелось первоисточник, настоящее. Сидят и думают: «Чего я здесь играть буду?» Каждый же хочет себя проявить, и только один помощник режиссёра сказал: «Я хочу быть Александром Невским!». Он не актёр, он только хочет им быть, ну понятно, все молчали. Балетмейстер, которому надо было движенческие делать, говорит: «Я вообще не знаю, как это ставить, что, какая задача?» Было ну очень сложно, потом он на месяц выпал, заболел, и мне уже самой... Чем дело закончилось. Мне кажется, что сейчас ребята увлеклись и каждый раз, вот у нас вчера был разговор с внуком, он тоже говорит, у нас вопрос стоит, а он в театральный поступил: «Как классика современной должна быть? Как надо её к себе приблизить?» А я говорю: «Ну понимаете, классика современная — это не значит надеть современное модное кожаное пальто и сразу будет герой современен. И не надо к себе его притягивать, а себя к нему. Вот это более трудный путь». И вот когда себя к нему притянут, заинтересуются, это станет своим, родным, живым, эмоциональным, сострадательным. Тогда тебе поверят. Для меня впечатлением было, вот мы играли второй спектакль премьерный. Я думаю, ну как зал-то это примет? Может быть, будет скучно, хотя там есть интересные, как мне кажется, моменты, чисто постановочные, видео включено, пластика решена, музыка найдена, ход найден, не то, что просится, ну вот давайте песнопения того времени, ну такое прямое понятное для всех, здесь у нас другое решение. И когда зал браво, браво, а потом зал поднялся, и они скандировали вместе: «Молодцы! Молодцы!» Вот это до слёз, значит, это возможно принимать, именно то событие, которое было 800 лет назад, Александра Невского. А мы говорим: «Давайте ребята, начинаем репетицию, икону подарили мне Александра Невского, давайте помолимся!» Перед началом репетиции, они уже понимают, и даже я перед началом как-то замешкалась, смотрю, уже артисты, которые играют, ой подождите, ребята, мы не помолились, и читают молитву Александру Невскому.

Кира Лаврентьева:

— Вот это, кстати, вопрос, у вас все актёры верующие в коллективы, или они приходят, и кто как?

Татьяна Белевич:

— Ну понимаете, ведь это трудно определить, насколько человек верующий.

Кира Лаврентьева:

— Ну то есть такого нет: ты верующий?

Татьяна Белевич:

— Нет, мы вообще это не спрашиваем. Поначалу что-то было у нас, причём приходили, начинают «Отче наш» читать, вместо стихов. Но потом, оказалось, что они не профессиональные люди. Надо было решать, что делать: брать верующих христиан, или же профессионалов неверующих. И вывод-то один: надо брать профессионалов верующих или готовить их. Готовить в процессе, что у нас и происходит. Разбор ролей, пьесы, разбор текстов, всё равно идёт у нас в сторону христианских понятий.

Кира Лаврентьева:

— У вас есть какие-то мысли по поводу того, как рассказывать о Христе, не используя при этом методы агрессивной проповеди? Со сцены театра. Ну то есть когда тебе не чёрным по белому рассказывают, как надо, как хорошо, как плохо, так чтобы человек сам захотел задуматься над текстом.

Татьяна Белевич:

— Ну агрессия — это несколько другое, это жёсткое навязывание своего, этого не может быть. Может, убеждённость должна быть.

Кира Лаврентьева:

— Может быть, не то слово выбрала.

Татьяна Белевич:

— Убеждённость, эмоциональное соучастие, вот это да. Мы ведь когда начали «Светлое воскресенье», мы в Доме кино одно из первых выступлений делали. Приехали, ну ещё декораций не было, у нас один был запрестольный крест, подсвечник, и на видео, вот сейчас у нас есть старые записи, чёрно-белые, зала. Зал полный Дома кино, но среди них были из Лавры, из Троице-Сергиевой Лавры студенты. И был отец Матфей Мормыль, представляете, он у нас даже запечатлён. Вот он сидит, а у него чуть ли не слёзы на глазах. И потом было интересное такое событие.

Кира Лаврентьева:

— Для наших радиослушателей поясню, что архимандрит Матфей Мормыль — это легендарный регент хора Троице-Сергиевой Лавры, многие студенты Духовной семинарии и академии учились у него, помнят его и будут ещё очень долго помнить.

Татьяна Белевич:

— Да, и композитор прекрасный.

Кира Лаврентьева:

— Талантливейший человек.

Татьяна Белевич:

— Очень талантливый, очень интересный человек и большое счастье, что Господь нас свёл, и я хочу вот этот эпизод рассказать, может, как говориться не очень надо было бы, но это было так. Вот такое знаете, снисходительное отношение к актёру, ну вот его пригласили отца Матфея, он приехал с курсом, целый автобус, ну а мы отыграли. Ну как отыграли? Евангелие, Гоголь, Татьяна Синицына была с нами, прекрасная певица, это первая исполнительница духовных стихов, великолепный голос, наша сподвижница была, Царство ей Небесное. Вот ещё с нами был хоровой ансамбль, который пел уже церковные песнопения. Всё это было в таком соединении. Очень строго, аскетично, но мы, как говорится, очень строго от души старались. Всё, закончили выступление, стали собирать свои вещички, и вдруг прибегает к нам администратор, а мы уже домой собрались, что такое? Оказывается, наверх повели отца Матфея, с кем-то из руководства, ну на трапезу, как положено, после выступления. И вдруг отец Матфей говорит: «А как мы будет начинать? А где главные-то?» А те не понимают: кто главный, артисты что ли? Главное, начальство.

«Главные где? Без них не начнём», — сказал он. Понимаете, и вот он потом сказал Никите Сергеевичу: «А вам надо у нас Евангелие преподавать в Лавре»

Кира Лаврентьева:

— Это высокая оценка, очень.

Татьяна Белевич:

— Вы представляете? Прошло какое-то время, годы, мы не виделись, и освящали Храм Христа Спасителя, он ещё не был убран, он только был построен, не было такого великолепия, как там сейчас, и вот собрались, помню, встретились с Крупиным, с Надеждой Леонидовной, с его женой. Освящение, святейших патриарх Алексий и вдруг вот это первое богослужение проводил как раз отец Матфей со своим хором Троице-Сергиевой Лавры. Отслужили, постояли, там стены ещё были бетонные. Потом подходим к сцене, где они находились, и он такой: «Евангелисты пришли!»

Кира Лаврентьева:

— Окрестил вас!

Татьяна Белевич:

— И для нас это было очень трогательно. А сейчас у нас, кстати, звучит, не живьём, а в записи, «Земле русская» как раз отца Матфея Мормыля.

Никита Астахов:

— Вы знаете, я тоже хочу добавить в плане предыдущего вопроса, то, что вы сказали, идеальный человек. Сложное дело, потому что... человек идеальный, он грешный человек. А для молодёжи всё просто, молодёжь идёт вперёд, но вперёд можно идти и заблудиться, поэтому надо возвращаться всё время к своим истокам, как, например, идёте по лесу, Чивилихин писал в своём произведении «Память», идёте по лесу и можно запросто заблудиться, поэтому надо делать зарубки на деревьях, сделал зарубку, идёшь дальше, заблудился — вернись к зарубке. Так вот если возвращаться к нашим зарубкам, надо вспомнить Фёдора Михайловича Достоевского, который сказал просто: «Идеальный человек есть — это русский монах. Вот и всё, и опять вперёд иди, вернись, услышь и опять иди вперёд. А по поводу убеждения, как передать это людям, не надо ничего передавать, надо жить самому, а на тебя посмотрят и сориентируются. Как у Чехова, предположим, он же не пишет: религиозно верующий человек, а он говорит: идёт мужик, жарко, пыльно, он вспотел, видит речка, разделся, нырнул в речку, вынырнул, распластал руки, посмотрел на небо: «Господи! Как же хорошо!» Вот и всё.

Татьяна Белевич:

— Вообще, если серьёзно говорить о проблемах воспитания, культуры, искусства, мы сложное время живём, потому что у нас рынок сейчас доминирует во всём, эти рыночные взаимоотношения культуру развратили и настолько уронили вниз, что я не знаю, как мы выплывем, если это не будет кардинально решаться. Потому что говорится много, и президент говорит и духовные люди, оно говорится, а на места-то чего-то никаких нету. Ну даже взять, сколько мы грантов подавали, ничего не надо. Даже 800 лет вот Александру Невскому, мы на копейки это сделали, на копейки, из подбора своего, помощи никакой реально нет, хотя это обозначено. Ну откуда ждать? Ведь берут коммерческие проекты, на них бухают большие деньги, оплачивают очень хорошо и создателям, и прокатчики находятся, потому что это выгодно, я не говорю о моральной составляющей, нравственной, даже это не трогаю. Просто берут, выгодно, почему? Уже так воспитали молодёжь, зрителя. Сколько-то лет назад было совещание, съезд режиссёрский, Юрий Михайлович Соломин вышел и сказал: «А что вы так легли под зрителя-то?» Ну действительно сейчас театр, искусство, мы в сфере услуг находимся, никогда такого не было, мы услуга, на уровне прачечной, не знаю, парикмахерской, вот сферой услуг является театр. А услуга — это значит, что всегда заказчик прав, а заказчик, его уровень к этому времени, подороже, попроще, а подешевле купить, подороже... В общем, такие примитивные известные вещи, которые не поднимают дух. А что такое искусство, театр? Ну как нас учили: ты на сцене, а сцена несколько выше находится, поэтому ты должен вести за собой людей. Ну кто поведёт-то? Если зачастую те, кто стоит там, по своему уровню ниже того, кто присутствует в зрительном зале. Это воспитание должно быть и людей, кто создаёт, и зрителя, и всё вместе, и драматургии. Сейчас же проблема, в кинематографе приличных сценариев нет, их невозможно найти, интересных талантливых сценариев. Это просто катастрофа. Мы же начали, когда у нас не было ни одной пьесы, так Господь устроил, что мы сами стали писать сценарии на темы. Мы берём документы, классическую литературу, не искажая, не меняя слов, мы выстраиваем так, чтобы это была постановка. А кто кино снимает, они же замучились, вот кто хочет серьёзно, талантливо. Нет, сценарии — это что-то поштучно, единично, вот кто это будет создавать? Как это будет? Это же людей надо воспитывать в этом духе надо воспитывать, оно же просто так с неба не упадёт, готовое что-то, труд должен быть, который должен как-то поощряться, поддерживаться, что это важнее, потому что ни одно производство не поднимется без культуры. Ещё когда Святейший патриарх Кирилл говорил, что нас воспитывали так, что главной базой было всё материальное, а надстройка — это культура, образование, но это что-то такое... легковесное. Но это неправильно, база-то как раз — это культура, образование, наука, остальное надстройка. Если это будет сильным, то люди, которые будут в производстве, они же будут понимать, что они делают, что такое грех, плохой продукт, отравленные реки, отравленные продукты, которые разбавляют химикатами, дают это людям, потому что это основа, воспитание людей, воспитание и, конечно, возвышение духа всех людей, не только в культуре, а вообще всех людей. А культура должна, как и образование впереди тащить за собой, вести. Это серьёзные моменты, болезненные для нас, если задумываться, что будет с нашей молодёжью, что будет с нашими внуками и правнуками, как они сумеют сохранить то, что было нам передано нашими предками в том виде, как оно было не в искажённом. Как историю пытаются по-своему каждый интерпретировать.

Кира Лаврентьева:

— Вечер воскресенья" продолжается, у нас в гостях основатели театра «Глас» Никита Астахов и Татьяна Белевич. Татьяна Георгиевна, вот у меня такой вопрос. Когда вы играете сложные роли, например, святых, а если быть ещё более точной, Великую княгиню Елизавету. Насколько я знаю, вы даже знакомы с Любовью Миллер, которая написала о ней книгу, когда вы играете святых, это вам сложно или более-менее привычно, ну мы все православные, мы представляем, мы читали жития, мы читали воспоминания о ней, можно примерно себе представить, как вжиться в её образ. Или это не так?

Татьяна Белевич:

— Ну насколько можно вжиться, это уже вопрос профессионализма и эмпатии, Божьего дара, всё вместе. Потому что, когда говорят, талант, ты талант, но мы знаем, как Цветаева сказала: талант — это от Бога, всё остальное — труд. И чтобы приблизиться к этому образу, если ты не будешь затрагивать своё сердечное сострадательное отношение к этому, то ничего не получится. Рассказывать многие могут, одни более эмоционально, правдиво, другие по-другому. А вот сопережить так, чтобы это другим передать, нельзя равнодушным быть и совершенно спокойным. Сколько лет у нас это происходит, мы сейчас несколько изменили, обновили спектакль, немножко по-другому, обновились факты, которые мы узнали, когда Марфо-Мариинскую обитель реставрировали, возвращали, всё это добавили, и, слава тебе, Господи, конечно, не хочется какие-то вещи говорить, тайны профессиональные они у каждого сокровенные, но, если ты выйдешь равнодушным и тебе, как говорится, до фонаря, ничего не получится. Невозможно, это уже не искусство, искусство не может быть равнодушным.

Кира Лаврентьева:

— Я ни в коем случае и не думала, что вы можете спокойно играть княгиню Елизавету. Вот об этом и мой вопрос, есть ли какие-то внутренние кризисы, сложности, тернии, которые проходит актриса, в данном случае, кончено же, это вы, Татьяна Георгиевна, когда играет святого или, когда играет очень сложную личность.

Татьяна Белевич:

— Ну, конечно, есть, во-первых, нужно постараться добраться до этой личности хотя бы максимально близко, ну ты же не знаешь каждый раз, насколько ты приблизился.

Кира Лаврентьева:

— Это же обжиг, тоже ты проходишь определённый?

Татьяна Белевич:

— У нас чудо было какое-то. Мы нечасто об этом говорим, но уже стали говорить, потому что годы прошли, мы же ездили в Алапаевск, тогда ещё комиссия была от Моссовета, мы должны были поехать на Святую землю от императорского православного палестинского общества, ещё Кучмаева была жива Изольда Константиновна, Царство ей Небесное, она, потом была тайной монахиней, книгу тоже о Елизавете Фёдоровне написала. Мы тогда только начинали ставить, она увидела у нас фрагмент и захотела нас отвезти на Святую землю, там была целая делегация, мы, конечно, с радостью, сказали 56 фотографий надо с галстуком, без галстука, ну это в то время было, мы сделали 56 фотографий, а потом оказалось, что нас не берут, а поедет Алла Иошпе и Рахимов, круиз такой. Мы попереживали, что не съездим туда, и нам тут же, буквально, через два дня предложили поехать, Моссовет, тогда была не мэрия, поехать туда на Урал, где царская семья, Елизавета Фёдоровна, мы согласились, сами за свой счёт даже, поехали. И была очень интересная компания, там и Владимир Солоухин, были там журналисты из «Церковного вестника», Владыка Мельхиседек, в общем, интересно, крест туда принесли, не могли найти, где это место, Ганина яма, потому что лес был, там целая история. Один согласился показать, все боялись даже это место показывать, и один дядечка согласился, говорит: «Мне терять нечего, у меня дом сгорел», он, хромая, мы за ним шли по лесу очень долго, потом подошли, там оводы, комары, отслужили, батюшка был, отец Георгий, они тоже с Никитой Сергеевичем крест этот несли, который благословил Владыка Мельхиседек, и потом мы оказались ещё, где Елизавету Фёдоровну сбрасывали в эту шахту, ещё ни монастыря, ничего там не было, просто яма, шахта, заросшая травой. И вот мы туда полезли и землю стали брать оттуда, Никита меня за руку держал, я прямо туда глубоко старалась в эту воронку, эту землю мы привезли. И у нас чудо свершилось, через 9 месяцев эта земля заблагоухала. Ну как, мы взяли землю, а Любовь Петровна Миллер, которая написала книгу, она говорит: «Для нас самое дорогое там (она в Австралии) — это земля из России, но провезти её очень трудно». Я думаю, возьмём и как-нибудь эту землю Любови Петровне... Пакет целлофановый, я там «Е.Ф.» написала, Елизавета Фёдоровна, и положили этот пакет за иконы, за Владимирскую, кстати сказать. И вот нас пригласили на телевидение, передача «Ныне» была такая о разных конфессиях религиозных, среди который и была православная страница. И режиссёр говорит, давайте, вот у вас постановка о Елизавете Фёдоровне. Ну хорошо. А Никита Сергеевич говорит, надо как-то интересно начать, ну говорить: вот мы были в Алапаевске, и мы землю взяли, давайте, мы эту землю возьмём, и начнём: вот земля с места убиения княгини, и дальше перейдём... И мы берём дома эту землю, я чувствую запах, Никит, ты не чувствуешь? Чувствую. Не знаю, может, у меня духи там лежали когда-нибудь? Хотя я знаю, что чистый пакет был, берём салфетку тряпичную, землю туда пересыпаем, заворачиваем, едем на студию, машины не было, пока ты добрались, потом разложили, отец Георгий позже приехал, мы раскладываем эту салфетку, а там часть земли этой, она начинает благоухать, и благоухает волнами, вот кто-то подходит: затихает, а кто-то, ну скажем так, православный человек, вот Ваня был вокалист, он помогал отцу Георгию у бассейна «Москва», чтобы Храм Христа Спасителя воссоздать. Он в мороз ему пел, голос не жалел, бас такой, все боятся, связки. Ваня подходит такой — волна! Отец Георгий приехал, мы говорим: отец Георгий, вам ничего не кажется? Молчим, что пахнет. Он — миром пахнет. Потрясающе. А студия метров 100, наверное, большая. Мы начали, момент говорим, когда её сбрасывают в шахту, на расстоянии стол стоит, где лежит эта земелька на салфетке, и просто волнами идёт благоухание. Мы режиссёру говорим: «Вы свидетельствуете?» Он говорит: «Да». Потом передачу показали, нашу православную страничку, хотя там и другие были конфессии, и он себя вырезал, ну он был человек не православный, насколько мы поняли, тем не менее это оставил. И тогда Тростников Виктор Николаевич, известный православный философ, учёный, мы с ним дружили, в один храм ходили к отцу Георгию в Троицу в Серебряниках, и он приехал и говорит (а это было в одно время, когда Иверская икона мироточила, тоже к ней прикладывались), и вот была газета, где про эту икону и вот про это чудо. И он говорит: это же в похвалу вам, какие вы, да, конечно, нет. А вдруг у телевизора какой-нибудь будущий Сергий Радонежский сидел, а ему лет 6, и вот он получил эту информацию, а потом, у него это как-то в жизни отразится. Поэтому, что касается Елизаветы Фёдоровны, действительно были знаки, хотя нам говорили другие журналисты из православных газет: «Ни у кого не заблагоухало, а у них вот заблагоухало». Я говорю: «Не знаю, как-то вышло». Там были ещё другие моменты. Вот ездили там в Елизаветинский монастырь в Калининграде, там тоже свидетельства есть.

Кира Лаврентьева:

— Знаки Божии есть.

Татьяна Белевич:

— Знаки, и ты сейчас это понимаешь, если раньше думал, ну вроде случайность какая-то или как-то, но всё равно, несмотря на то, что трудно, всё время трудно и даже не знаешь, когда труднее. Потому что в коммунистическое время, в атеистическое, когда мы начинали, вдруг вот мы вышли, вы знаете, какая-то более была открытость сердечная, то ли люди почувствовали, что идёт такая смелость, понимаете, что так себя назвали. Одни считают, что наглым образом, другие всё-таки считают, что это смело. Мы даже в Прибалтике были, где в основном католики были, и на «Отче наш» они вставали и говорили: «Да если бы наши так здесь». А в это время там памятник Ленину стоял, который наши охраняли с оружием, а мы тут «Светлое воскресенье» и Евангелие. Такой вот путь, совершенно необычный, сложный, ну, может быть, и счастливый.

Кира Лаврентьева:

— Лучших слов, для завершения нашей сегодняшней программы не найдёшь. Огромное вам спасибо, «Вечер воскресенья» на радио «Вера», у нас в гостях были замечательные основатели и руководители русского духовного театра «Глас», заслуженный деятель искусств Никита Сергеевич Астахов и заслуженная артистка России Татьяна Георгиевна Белевич. С вами была Кира Лаврентьева. Ещё раз благодарю вас и вас за внимание, дорогие радиослушатели, у меня вообще такое ощущение высокого духа после нашей сегодняшней программы, это бывает не так часто. Я очень рада.

Никита Астахов:

— Я добавлю по поводу этого, Татьяну Георгиевну по поводу существования на сцене, что русская театральная школа, она имеет цель, как писал Станиславский, организацию жизни человеческого духа на сцене. Поэтому, если человек-артист ориентирован в эту сторону, тогда можно сказать, что это способ жизни актёра на сцене в условиях предлагаемых, героя, которого он играет.

Кира Лаврентьева:

— Спасибо огромное, Никита Сергеевич за дополнение, «Вечер воскресенья» на радио «Вера», мы встретимся с вами через неделю, всего вам доброго и до свидания!