У нас в гостях был художник, иконописец, руководитель творческой мастерской «Царьград» Дмитрий Трофимов.
Наш гость поделился, как он открыл для себя церковное искусство и решил связать с ним свою жизнь, и каким образом для него связаны опыт постижения красоты окружающего мира и опыт встречи с Богом. Дмитрий рассказал, как в церковной культуре могут быть совместимы устоявшиеся каноны и новаторство и как древнее искусство может служить ключом к пониманию искусства современного. Также разговор шел о выставке современного церковного искусства «Видеть и слышать», которую организовывает наш гость.
Ведущие: Игорь Цуканов, Кира Лаврентьева
Диакон Игорь Цуканов:
— Добрый вечер, дорогие друзья. «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА. Как всегда в это время, в студии Кира Лаврентьева.
Кира Лаврентьева:
— Добрый вечер.
Диакон Игорь Цуканов:
— И я диакон Игорь Цуканов. Сегодня у нас в гостях замечательный гость, которого мы с Кирой очень рады видеть и представить вам. Это Дмитрий Трофимов, художник-монументалист, иконописец, художественный руководитель творческой мастерской «Царьград» и генеральный продюсер ежегодного фестиваля современного церковного искусства «Видеть и слышать». Это фестиваль, который состоится в самые ближайшие дни, начнется он 27 октября и продлится по 4 ноября в выставочном зале Московского Дома художника по адресу Кузнецкий мост, дом 11. Характерно, что доступ на этот фестиваль будет абсолютно бесплатный, как Дмитрий нам только что подтвердил незадолго до эфира. Туда можно прийти, поучаствовать в мастер-классах, посмотреть на саму выставку, на иконы, на те картины, которые там будут представлены, на мозаики, поучаствовать в каких-то дискуссиях. В общем, это будет интересное мероприятие, о котором, впрочем, Дмитрий, наверное, расскажет лучше, чем мы. Дмитрий, добрый вечер.
Дмитрий Трофимов:
— Добрый вечер.
Диакон Игорь Цуканов:
— Дмитрий, первое, о чем хотелось бы вас спросить, мы о фестивале сейчас поговорим обязательно... Вы возглавляете иконописную художественную мастерскую «Царьград», которая, поставим сносочку и скажем, что не имеет никакого отношения к одноименному СМИ. Эта мастерская, кто является читателем журнала «Фома», она у вас на слуху, потому что Дмитрий там постоянный гость на страницах журнала «Фома». Так ведь, да?
Дмитрий Трофимов:
— Да. В течение многих лет я писал тексты по церковному искусству.
Диакон Игорь Цуканов:
— По церковному искусству, да. Но я-то хотел спросить, что такое иконописная или творческая мастерская? Мы, многие из нас воспринимают иконописца, как фигуру одинокую, это человек, который затворник, где-то у себя в келье. Стоглавый собор в середине 16-го века как-то так нам описал, нарисовал иконописца, что это должен быть аскет, который очень много молится, особенно когда он пишет свои произведения, живет отдельной от всех остальных жизнью. А здесь иконописная мастерская, то есть, очевидно, что здесь общее дело, в котором, видимо, есть наставники, есть ученики. Как это все выглядит, можете рассказать? Как это работает?
Дмитрий Трофимов:
— Опыт творческой работы в культуре церкви испокон века нам говорит о том, что это всегда общее дело. Мы знаем, например, о бригадах мозаичистов, которые приезжали в Киевскую Русь из Византии. Мы знаем и о том, что преподобный Андрей Рублев работал не один, а с Даниилом Черным и Феофаном Греком на каких-то объектах. Это всегда группа единомышленников в художественном и духовном плане, которая собирается вместе и работает на объектах, или это роспись храма или это иконы для иконостаса. Мы знаем артели Дионисия, и огромные артели 17-го века, потому что роспись в храме это всегда задача очень масштабная. За один-два сезона обычно расписывались храмы. Понятно, что это артели, насчитывающие и два и три десятка человек. Поэтому здесь очень важно, чтобы этот коллектив, я сейчас обращаюсь к своему опыту, был дружный, чтобы он работал в одном художественном ключе. Здесь важную роль играет, раньше говорили «знаменщик», то есть руководитель коллектива. Знаменщик — от слова знаменовать. То есть делать подготовительный рисунок к росписи или на иконах. Работу этого коллектива, я часто сравниваю с оркестром, где много инструментов, каждый дает какой-то свой тон, свой ритм, и очень важно, чтобы та симфония цвета, образов, которая в итоге получается в храмах, в работе действительно была гармонична.
Диакон Игорь Цуканов:
— А давно эта мастерская существует уже? И как она сформировалась, как вы пришли к идее создать такую мастерскую?
Дмитрий Трофимов:
— Это всегда очень эволюционный путь. Сначала каждый художник работает один, обычно бывает, что он работает подмастерьем у какого-то мастера, или в какой-то небольшой группе людей единомышленников, как это было у меня, например. А потом уже ты какие-то задачи начинаешь решать самостоятельно, потом тебе нужны какие-то помощники, и ты постепенно обрастаешь таким коллективом творческим. Но в нашем случае сейчас около сорока художников, архитекторов, искусствоведов работает в мастерской. Для меня очень важно, что есть кадровая устойчивость, то есть люди приходят и в основном остаются и работают.
Диакон Игорь Цуканов:
— Но с другой стороны, наверное, некий не критерий, а некое свидетельство того, что эта артель или мастерская состоялась, может быть как раз исход части сотрудников со временем, когда они сами уже отпочковываются и создают что-то свое. То есть когда они набираются опыта и эту традицию несут дальше. Это же, наверное, нормально и правильно, когда так происходит?
Дмитрий Трофимов:
— Это естественно в любой... наша жизнь из этого и состоит, что деревья растут, дают корни, новые деревья, плоды и так далее. Поэтому, конечно, отрадно видеть, когда какой-то молодой художник с тобой работал, а потом решает свои отдельные художественные задачи, это всегда приятно.
Диакон Игорь Цуканов:
— Что касается фестиваля, фестиваль, напомню, называется «Видеть и слышать». Кстати, почему именно так? Видеть, понятно, потому что речь идет об иконописном искусстве. А слышать, это про пение ведь, там есть какая-то часть?
Дмитрий Трофимов:
— С одной стороны, да, прямой аналог этих слов, это, действительно, видеть образы и слышать пение. Это то, что было первоначальной идеей, но одновременно с этим, естественно, что это отсылка к Евангелию от Матфея.
Диакон Игорь Цуканов:
— «Имеющий уши да слышит».
Дмитрий Трофимов:
— Естественно, да. И вообще эта 13-я глава от Матфея вся очень важна для церковной культуры, потому что она начинается с вопроса апостолов: почему Ты, Христос, говоришь им притчами? Собственно говоря, притчи — это и есть тот самый церковный язык, аллегорический, символический, который используется в церкви. И Господь отвечает, цитируя слова пророка, что...
Диакон Игорь Цуканов:
— Пророка Исайи.
Дмитрий Трофимов:
— Пророка Исайи, да. Что слухом услышите и не уразумеете, и глазами смотреть будете и не увидите. Здесь очень важно, что потом Христос говорит, что истинное видение и слышание Слова Божия может быть только через уразумение сердцем. А уразумение сердцем, Он дальше сравнивает и разъясняет слушателям притчу о сеятеле, о той почве, на которую падает Слово Божие. Говорит о том, что сердце должно быть готово к пониманию.
Диакон Игорь Цуканов:
— Добрым и чистым.
Дмитрий Трофимов:
— В том числе. Это понимание может рождаться только через любовь, то есть когда мы говорим, чтобы кого-то понять, надо сначала полюбить. А вот эту любовь к Слову Божию и рождает церковная культура, в которой мы трудимся. Для нас церковное искусство как один из инструментов. Мы видим, мы надеемся, что будет наш фестиваль одним из инструментов, который сможет именно взрыхлить эту почву для того, чтобы истинное понимание Священного Писания могло войти в сердца людей.
Диакон Игорь Цуканов:
— Роль церковной культуры вам видится как своего рода детоводитель ко Христу, что через красоту видимого выражения христианства человек может прийти туда в глубины, в суть?
Дмитрий Трофимов:
— Безусловно. Мы, не зная византийских нотаций раннего христианства, тем не менее, знаем о том, что всегда церковные тексты распевались. Эта потребность некой творческой, музыкальной, ритмической, образной, цветовой адаптации Священного Писания как текста, как центра Священного Предания в переложении текста Священного Писания в область культуры у человека всегда внутренняя. Если мы говорим о росписях в храме, то на поверхности задача росписи — сделать пространство храма красивым, так будем говорить. В этом важная функция художника как человека, который имеет некий созерцательный опыт познания красоты Божьего мира. Через цвет, через образы, через ритмы, через композицию художник создает это пространство, или, если мы говорим об иконе, иконописный образ, такой, который трогает сердце людей. Именно через красоту. Но мы понимаем, что церковное искусство это все-таки некий образный текст, который через художника, как через посредника, Господь это некое текстовое сообщение передает...
Диакон Игорь Цуканов:
— Через образы и звуки.
Дмитрий Трофимов:
— Через образы, через символы, через тот самый притчевый язык, о котором говорит Христос в этом Евангелии Матфея, передает людям. Именно церковный притчевый символический язык наиболее адекватен для передачи Слова Божия.
Кира Лаврентьева:
— В гостях у «Вечера воскресенья» Дмитрий Александрович Трофимов, художник, иконописец, руководитель творческой мастерской «Царьград». Дмитрий, очень интересно стало вот что. Мы понимаем, что в любой серьезной деятельности для возрастания человеку важно в какой-то момент перейти от ремесленничества в настоящему искусству. Это есть в литературе, это есть в серьезных каких-то прикладных профессиях, это есть, естественно, в изобразительном искусстве. При этом существуют совершенно замечательные результаты именно ремесленнического искусства, когда человек звезд с неба не хватает, он просто гениальный ремесленник. Это есть и в литературе, мы это знаем, в том числе у великих писателей. Это есть у художников. Но все же высшая точка изобразительного искусства, когда ты прикасаешься к прекрасному, как вы сказали, ты умеешь видеть уже немножко другим зрением, когда твое произведение начинает говорить отдельно от тебя. И это, наверное, ключевой момент для каждого художника. Может быть, не для каждого. Но насколько это важно в росписи храмов? Видите ли вы художника, который ремесленник, и художника, который и ремесленник и еще и прекрасный талантливый уже в духе художественном человек? Насколько важно перейти эту грань от ремесленничества к настоящему глубокому искусству? Или это не обязательно для того, чтобы расписывать храмы, писать прекрасные произведения искусства, писать иконы? Как на ваш взгляд? Что вы думаете об этом?
Дмитрий Трофимов:
— Я всегда сравниваю, мне так проще, работу художника с работой музыканта. Потому что к художникам все относятся как к людям не то, что легкомысленным, но очень часто слышно, что я как вижу, так и пишу. А про музыкантов, мы все всегда с детства знаем, что музыканты — это очень жесткая школа.
Кира Лаврентьева:
— Труда.
Дмитрий Трофимов:
— Труда. И такая же школа есть и в изобразительном искусстве. Просто для всех пример музыкальной культуры более нагляден. Собственно, это одна из вещей, почему мы совместили изобразительное и музыкальное искусство на фестивале. Мы понимаем, что есть мастер, который прекрасно играет, например, ноты, но очень трудно отделить тот момент, когда он играет грамотно, но посредственно, от того момента, когда он играет грамотно и вдохновенно. И то же самое есть у художников. Естественно, что это такая тайна творчества, потому что если отвечать прямо на ваш вопрос, чем ремесленный образ отличается от вдохновенного? Наверное, каждый зритель даст свою оценку, это субъективная вещь. Но мы понимаем, что у каких-то мастеров этот опыт постижения красоты нарастает, и эти люди в своем творчестве, гениальные высоты их творчества обусловлены их внутренним и духовным и созерцательным деланием. И здесь эти две составляющие для иконописца очень важны в отличие от художника, который работает в светском искусстве, потому что мы говорим всегда: церковное искусство носит прикладной характер. Мы создаем образы, на которые люди молятся. Это очень важно, чтобы опыт духовный, внутренний опыт человека обязательно присутствовал в личности иконописца, потому что потом в те глаза, которые он пишет на иконе, будут смотреть десятки, сотни, а может быть и тысячи людей.
Кира Лаврентьева:
— А кстати, это отдельная тема. Ведь бывает, что иконописец переносит образ реального человека, который находится часто перед ним, либо у него рука всегда идет примерно по одной траектории, когда пишет лик. Как от этого уйти? Бывает такое, что в иконах даже известных, хорошо давайте не будем брать иконы, в картинах известных художников находили его родственников. Потому что у него есть насмотренность, он переносит этот образ, естественно, в искусство. Это страшно или это вполне себе приемлемо и в порядке вещей?
Дмитрий Трофимов:
— Именно этим грешит...
Кира Лаврентьева:
— То есть грех все-таки?
Дмитрий Трофимов:
— Академическая... Я камней кидать не буду, но в кавычках поставим, что это часто характерно для академической иконописи. То, что мы называем изобразительным искусством Синодального периода, 18-19-й век.
Кира Лаврентьева:
— В каноне такое сделать сложно?
Дмитрий Трофимов:
— В каноне такое сделать практически невозможно, потому что именно этот условный язык иконы обрубает некую телесную узнаваемость. Мы знаем и достаточно великих мастеров церковного искусства, как Нестеров или Васнецов, которые, действительно, использовали в своих образах своих детей, родственников. В Марфо-Мариинской обители, мы знаем, что Господь Саваоф, за основу был взят образ художника Коненкова, например. Или у Васнецова, он часто использовал в иконах образы своих детей. Здесь именно так называемое каноническое искусство, мы тоже ставим кавычки, потому что это понятие общепринятое, под которым подразумевается искусство до 18-го века, но лучше говорить о традиционном церковном искусстве. Оно, конечно, от этих вещей уберегаемо своим символическим языком.
Кира Лаврентьева:
— Но, тем не менее, сейчас более принято академическое искусство и в росписи храмов и в иконописи. Почему? С чем это связано?
Дмитрий Трофимов:
— Я думаю, что когда вы придете на нашу выставку и увидите то разнообразие художников, которые на ней представлены, напомню, что у нас больше 170-ти мастеров, и представлены еще мастерские, которые работают сегодня в церковном искусстве, вы увидите такое разнообразие именно стилистическое, что вам будет очень интересно. Академическое направление действительно есть, оно достаточно заметно в современной культуре церковной, многие соборы кафедральные расписываются именно в этой стилистике, но сказать, что это такой прямо инстрим, я бы не сказал. Это все-таки чаще всего обусловлено архитектурой храма. Если храм построен в ампирном стиле или в стиле классицизма, то естественно, что он и расписывается в этой же стилистике, это важно. И так же как храм Христа были споры, в каком стиле его расписывать, и было принято, я считаю, правильное решение, воссоздание именно в том стиле, в котором он был расписан в конце 19-го века. Этому интересному разговору об интерьере и экстерьере храма будет, например, посвящен один из наших круглых столов, который пройдет 31 октября на площадке фестиваля, напомню, что у нас таких круглых столов будет три, и 31 числа будут вопросы стилистического единства рассматриваться архитекторами, художниками, священниками, искусствоведами. Так что мы всех с 12-ти до 6-ти конкретно на этот круглый стол ждем.
Диакон Игорь Цуканов:
— Дорогие друзья, это «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА. Сегодня у нас в гостях Дмитрий Трофимов, художник, иконописец, художественный руководитель творческой мастерской «Царьград» (не путать с одноименным СМИ). Генеральный продюсер фестиваля современного церковного искусства «Видеть и слышать», который состоится с 27 октября по 4 ноября в выставочном зале Московского Дома художника, Кузнецкий мост, дом 11. У микрофона Кира Лаврентьева, я диакон Игорь Цуканов. Мы вернемся в студию буквально через несколько секунд.
Кира Лаврентьева:
— «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА продолжается. Дорогие друзья, напоминаем, что у нас в гостях Дмитрий Трофимов, художник, иконописец, руководитель творческой мастерской «Царьград». У микрофона диакон Игорь Цуканов и Кира Лаврентьева. Также напоминаем вам, что Дмитрий Александрович является генеральным продюсером выставки церковного современного искусства «Видеть и слышать», которая пройдет в Московском Доме художника по адресу Кузнецкий мост, 11 с 27 октября по 4 ноября. Там вы можете посмотреть работы около двухсот художников, это очень интересно, они работают в разных стилях, мы об этом говорили в первой части нашей программы. Обязательно будьте с нами, потому что у нас еще впереди интересный разговор.
Диакон Игорь Цуканов:
— Дмитрий, скажите, пожалуйста, как вы выбирали работы, художников, тех мастеров, в том числе и коллективы, которые исполняют духовную музыку. Я смотрю, что здесь будут концерты духовной музыки, их будет — раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь — семь концертов. Там, кажется, будут еще показы фильмов, если я не ошибаюсь?
Дмитрий Трофимов:
— Да.
Диакон Игорь Цуканов:
— Девятнадцать фильмов будет в рамках фестиваля. Какие были критерии, кого вы приглашаете, кому вы даете площадку? Желающих, потенциальных участников наверняка могло бы быть еще больше.
Дмитрий Трофимов:
— Конечно.
Диакон Игорь Цуканов:
— Как этот отбор происходил?
Дмитрий Трофимов:
— У нас главный критерий отбора работ на фестиваль такой. Работы должны быть созданы для внутрицерковного пространства. Это не религиозное искусство, это не художественные поиски, которые иногда, действительно, бывают очень интересными. У нас не присутствуют пейзажи с храмами или портреты священников или святых, например. А это именно те работы, которые созданы художниками для литургического пространства. Немножко в стороне, отдельный отбор у нас шел по скульптуре, потому что понятно, что скульптура круглая, это всегда в пространстве, она редко используется для внутри, рельефы. Но поскольку очень хотелось показать и скульптуру, у нас очень много керамических рельефов, очень интересных, здесь мы чуть-чуть расширили эти рамки. Мы надеемся, что наш проект действительно будет ежегодным, потому что огромное количество отзывов мы получили в прошлом году после устроения выставки там же. Она называлась «Монументальное искусство в церкви», по-прежнему она такой и остается. Это площадка, которая нам предоставляется Московским Союзом художников. На этой площадке вырос уже фестиваль, как более обширный показ церковной культуры. Мы надеемся, что эта ежегодность даст нам новых партнеров в организации фестиваля и новых художников, когда люди будут знать, что это мероприятие, этот проект является ежегодным, что каждый год осенью ты можешь показать свои новые работы, показать фотографии созданных тобой за год интерьеров храмов, какие-то новые иконы, новые мозаики. Мы надеемся, что это наше мероприятие будет все расширяться и расширяться географически. У нас уже сегодня и художники из Белоруссии и из Греции есть, и из Донецка, Луганска, из Крымской республики. Мы надеемся, что это перерастет в такой проект, который очень всем нужен, кто со мной общается, это и священники, и сами художники, и люди, которым небезразлична та культура церковная, внутри которой они существуют и живут. Мы надеемся на то, что этот проект станет общеевразийским, общехристианским, общеправославным. Мы считаем, что те вызовы, перед которыми стоит человечество в перспективе ближайших десяти лет, я имею в виду развитие искусственного интеллекта, только живая человеческая церковная культура может спасти человечество от расчеловечивания. Вот миссия нашего проекта.
Диакон Игорь Цуканов:
— Скажите, пожалуйста, и к тому, что вы сейчас сказали и к началу нашей беседы, когда мы с вами говорили, что церковная культура показывает красоту Бога и красоту христианства. Через эту красоту люди могут быть улавливаемы в христианские сети, если использовать образ евангельский, может быть, это звучит несколько пугающе.
Кира Лаврентьева:
— Да, да.
Диакон Игорь Цуканов:
— Но Христос Сам сказал, «что будете ловцами человеков» апостолам. А ваш собственный приход в церковь, ваш приход к вере был ли связан с опытом постижения красоты этого мира, красоты церковного искусства? Насколько для вас лично красота является свидетельством о Боге, явилась ли в свое время?
Дмитрий Трофимов:
— Явилась. Я родился, рос в семье, для которой православная культура была естественной средой обитания. У меня отец занимался охраной памятников истории и культуры, он фактически стоял у истоков создания Всероссийского общества охраны памятников и, конечно, все в доме и все поездки были каким-то образом связаны с церковью. Крещение я принял позже, уже в сознательном возрасте. А путь к иконописи был достаточно извилистым, потому что я выбрал путь художника в 12 лет, это Московская средняя художественная школа, потом Суриковский институт. И в Суриковском институте сначала меня привлекали какие-то картины на исторические сюжеты, а потом мне в этом направлении стало немножко скучно, немножко тесно. Как раз в этот период я вместе с институтом стал ездить на практики в Ростов Великий, где мы копировали росписи 17-го века под руководством Евгения Николаевича Максимова и Сергея Александровича Гавриляченко — два моих наставника в институте. И, конечно, всегда вспоминаю с теплотой и с огромной благодарностью лекции, они назывались лекции по композиции, но по сути дела это было введение в христианскую культуру. Это Николай Николаевич Третьяков, известный московский искусствовед. В это время произошло открытие церковного искусства. Я иконы видел с раннего детства, они были в комнате, но понимание, что это красота, происходило в каком-то периоде. Это был очень интересный опыт. Еще до Ростова у нас была пейзажная практика в Устюге Великом. Настоятель храма отец Ярослав попросил написать икону, никто из нас не знал, как это делается. Он дал маленький образ, мы по клеточкам стали переносить. Я стал делать прорись, я еще не знал, что это называется прорись, стал делать прорись этой иконы, это была Смоленская икона Богородицы, и вдруг для себя открыл такую фантастическую пластику, линейную гармонию этих ритмов складок. И в этот момент руками ощутил, что это искусство несет в себе заряд красоты, который сильно отличался от того, что я копировал Сурикова, Репина.
Диакон Игорь Цуканов:
— Надмирной какой-то красоты.
Дмитрий Трофимов:
— Надмирной, да. Эта пластика, пластика линий и ритма цвета стали завораживать, и я начал понимать, что да, это гораздо более высокий уровень, в этом есть созерцательность. В этом искусстве гораздо большая созерцательность, чем, например, в академическом искусстве, которое мне нравилось на тот момент. Хотя если мы берем высокие образцы академического искусства, такие как Александр Иванов или Василий Суриков, то там эти законы есть, их можно открывать, это очень интересно с точки зрения анализа искусства. А потом уже более сознательный был этап развития, я учился у Адольфа Николаевича Овчинникова, мастера иконописца, и он уже открывал тайны и мастерства и тайны понимания церковного искусства.
Диакон Игорь Цуканов:
— «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА. Сегодня у нас в гостях Дмитрий Трофимов, художественный руководитель творческой мастерской «Царьград», художник, иконописец, генеральный продюсер фестиваля современного церковного искусства «Видеть и слышать», который состоится в самые ближайшие дни, с 27 октября по 4 ноября в выставочном зале Московского Дома художника на Кузнецком мосту, дом 11. В рамках этого фестиваля будут представлены работы более чем двухсот художников, иконописцев, будут выступать коллективы, исполняющие духовную музыку, будут показаны фильмы, посвященные жемчужинам церковного зодчества и лучшим храмовым росписям. Что важно, можно прийти на это фестиваль совершенно свободно, вход бесплатный. Там будет множество мастер-классов, там будут различные круглые столы. В общем, это настоящее культурное событие московского масштаба, если не общероссийского. Поразительно, что это происходит всего лишь второй раз. Фестиваль называется ежегодный, но пока он второй раз проводится. Дай Бог, чтобы это было дальше действительно ежегодно. Дмитрий, еще что мне хотелось спросить, я поглядел перед тем, как мы сегодня с вами встречаемся, анонс этого фестиваля в интернете. Там, в том числе, представлены некоторые образцы икон и картин, которые будут представлены на фестивале. Они, честно говоря, завораживают, там действительно очень интересные произведения, не все они абсолютно каноничные. Есть, не знаю, как назвать, иконы или просто полотна, которые очень интересные и очень запоминаются, но они немножко отличаются от строго канонического образца. Вопрос у меня в этой связи такой, вам его, по-моему, как-то уже задавали даже на нашем радио. Но я все равно спрошу, потому что интересно еще раз услышать. Как можно сочетать новаторство, то, что идет от твоего собственно поиска художественных методов, с каноном, до какой степени это может быть приемлемо, если мы говорим о внутрицерковном искусстве. Вы же этот фестиваль позиционируете, как именно внутрицерковный? То есть это то, что может быть использовано в пространстве православного храма. До какой степени можно экспериментировать, условно говоря, с каноном, на ваш взгляд?
Дмитрий Трофимов:
— Да, эти вопросы постоянно обсуждаются.
Кира Лаврентьева:
— Конечно.
Дмитрий Трофимов:
— И у нас будет посвящен фактически первый круглый стол, который 27 числа будет на площадке, как раз вопросам, в том числе и канону, традиции. Это вопросы интересные, но сейчас все-таки мы приходим все к тому, что очень важно определиться всем, что такое канон. Есть действительно правило, канон — линейка, с греческого, прави́ло. И, действительно, есть определенные каноны, которые были зафиксированы оросом 7-го Вселенского Собора и других Соборов Церкви, в том числе и Стоглавого Собора русских...
Диакон Игорь Цуканов:
— Писать как Андрей Рублев.
Дмитрий Трофимов:
— В том числе, да. Практически все они художниками знаемы, но не всегда следуемы, как, например, изображение Господа Саваофа на Стоглавом Соборе было принято, но тем не менее, 17-й век нам дал обратную ситуацию. Поэтому мы вообще говорим о том, что каноны обязательно должны быть, но это... как есть понятие апофатического богословия, то есть то, что нельзя делать.
Диакон Игорь Цуканов:
— От противного.
Дмитрий Трофимов:
— От противного, да. Поэтому после периода иконоборчества были приняты определенные законы.
Кира Лаврентьева:
— Правила.
Дмитрий Трофимов:
— Правила — что нельзя изображать. В остальном, мы говорим так, что церковное искусство должно быть адекватно Священному Писанию. Являясь частью Священного Предания Церкви, оно может сохраниться в церковных стенах, а может быть просто забыто или быть непринятым, например. И это вопрос, скорее, здесь уже часто возникают просто традиции, есть такая традиция или такой традиции нет. То, что вы видите, и то, что вы увидите на фестивале — это, действительно очень разные художники, и многие работы вызовут у вас удивление. Но мы поняли, что для того, чтобы понимать современное церковное искусство, обязательно на фестивале мы показываем все церковное искусство прошлого, все, мы называем «20 веков». Конечно, для нас самые ранние катакомбные вещи... это все-таки третий век. Но обозначаем именно двадцать веков. Первый зал у нас называется зал традиций. В первом зале будет идти фильм, в котором за семь минут зритель может увидеть ретроспективу образов всего церковного искусства. И дальше мы создаем серию фильмов, о которых вы упомянули, о жемчужинах церковного искусства именно для того, чтобы люди могли сравнивать, могли вообще увидеть эти вещи. Древнее искусство является неким ключиком к пониманию сегодняшнего. Мы очень благодарны президентскому фонду культурных инициатив за поддержку нашего проекта, потому что именно благодаря этой поддержке, мы можем такой серьезный именно научно-просветительский раздел выставки сделать. Это и фильмы, которые мы создаем специально для фестиваля, это экскурсии, которые в ежедневном режиме будут. Здесь, я думаю, выставка и фестиваль будут ставить вопросы перед людьми, мы только можем немножко помочь где-то на них ответить.
Диакон Игорь Цуканов:
— Задать вектор.
Дмитрий Трофимов:
— Да.
Кира Лаврентьева:
— Есть такое понятие насмотренности, наслышанности. Сейчас все чаще говорят об этом, особенно когда дело касается воспитания молодого поколения, детей. Вы тоже отец и вы понимаете, наверное, это по себе. Дмитрий, такой вопрос. Как приучать глаз ребенка, молодого человека к правильному искусству. Туда можно отнести церковное и не церковное. Красота везде, она и в Третьяковской галерее, она может быть и в Московском Доме художника с 27 октября по 4 ноября по адресу Кузнецкий мост, 11 , где как раз пройдет выставка «Видеть и слышать», выставка монументального искусства в церкви. Дмитрий, это ведь вопрос: слушать правильную музыку, показывать правильные картины, правильное кино. Как это происходит, чтобы это не было навязчивым, от чего ребенок будет потом бежать долго, и не оглядываясь?
Дмитрий Трофимов:
— Это вопрос культуры, в которой мы, люди, как часть культуры, каждый из нас в некой среде вырастает, и потом в течение жизни погружается то в одну среду, то в другую, и так появляется наш личный культурный опыт и видения и слышания. Что самое прекрасное в мире? Это то, что Господь создал этот мир, это цветы, это звездное небо, это шум волн, это рябь на воде, солнечные блики. Это то, что является Божественной красотой. Люди ее преломляют через свое видение, через свое созерцание, преломляют в произведениях культуры. Так проще нам и так интереснее нам жить, осмысливать то, что вокруг нас. Здесь ребенок, который растет, который видит, он маленький, он близко к земле, видит красоту цветка, но он не задумывается над тем, что это прекрасно. Но это видение закладывается в него.
Кира Лаврентьева:
— Само.
Дмитрий Трофимов:
— Само. То же самое и в музеях, когда дети смотрят подлинные шедевры искусства, то глаз невольно приучается к этому. Это действительно важный момент во взрослении. А дальше уже каждый человек в каком-то возрасте, каждый в своем, начинает понимать, что эта созерцательность, как часть становления его личности и как одно из важных составляющих жизни, формирования себя. Это необходимо. Поэтому мы ездим, смотрим музеи, ходим на выставки, слушаем прекрасную музыку. Но мы все разные, у нас разные вкусы, мы привыкли к разным ритмам. Ритмы меняются в каждую эпоху, становятся все быстрее и быстрее, есть такая тенденция. И мы уже слушаем классику на скорости один и один, один и два, я имею в виду литературу. А дети у меня слушают на один и четыре, на один и пять, скорости. Это все и в искусстве то же самое. У нас гигантское количество образов, которое проходит перед современным человеком, такого никогда не было за всю историю человечества. Образы проникают в нас везде, отовсюду, причем, они яркие, агрессивные. Мы от них не можем никуда скрыться, кроме как в природу уйти. Безусловно, это создает определенную нашу востребованность к тому, что, чтобы созерцать, что для этого? Какое произведение, какая икона, какой образ должен быть в храме, чтобы мы на него молились, и чтобы он был для нас и образом молитвенным, и в то же время, чтобы мы им восхищались? У каждого человека это свои образы.
Диакон Игорь Цуканов:
— Это такой разговор, который можно продолжать и продолжать. У нас, к сожалению, сейчас время уже на исходе. Нам остается только напомнить, дорогие друзья, что с 27 октября по 4 ноября в Московском Доме художника на Кузнецком мосту будет проходить фестиваль «Видеть и слышать», замечательный большой фестиваль церковного искусства. Сегодня у нас в гостях был генеральный продюсер этого фестиваля Дмитрий Трофимов, он же художественный руководитель творческой мастерской «Царьград», о которой знают, например, читатели журнала «Фома» хорошо, потому что Дмитрий там регулярно выступает с материалами о церковном искусстве. Дмитрий, спасибо вам большое за то, что пришли к нам сегодня, за этот разговор, очень глубокий, необычный в некотором смысле. У нас редко о церковном искусстве мы беседуем, очень здорово, что сегодня это получилось сделать. Дай Бог, чтобы фестиваль, который в ближайшие дни откроется, прошел успешно и чтобы в последующие годы тоже он смог состояться.
Кира Лаврентьева:
— Вся эта традиция продолжалась.
Диакон Игорь Цуканов:
— Чтобы люди приобщались к Богу, в том числе, и через опыт красоты, который на этом фестивале будет, видимо, явлен. Спасибо большое.
Дмитрий Трофимов:
— Спасибо вам, и всех ждем на Фестиваль.
Кира Лаврентьева:
— Всего хорошего.
Диакон Игорь Цуканов:
— С Богом. Всего доброго.
Дмитрий Трофимов:
— До свиданья.
Все выпуски программы: Вечер Воскресенья
Радио ВЕРА из России на Кипре. Ο ραδιοφωνικός σταθμός ΠΙΣΤΗ απο την Ρωσία στην Κύπρο (07.05.2024)
Деяния святых апостолов
Деян., 4 зач., II, 14-21
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Библия — книга, которая содержит в себе множество таинственных пророчеств. Исполняются ли какие-то из них в настоящий момент? Ответ на этот вопрос находим в отрывке из 2-й главы книги Деяний святых апостолов, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 2.
14 Петр же, став с одиннадцатью, возвысил голос свой и возгласил им: мужи Иудейские, и все живущие в Иерусалиме! сие да будет вам известно, и внимайте словам моим:
15 они не пьяны, как вы думаете, ибо теперь третий час дня;
16 но это есть предреченное пророком Иоилем:
17 И будет в последние дни, говорит Бог, излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши; и юноши ваши будут видеть видения, и старцы ваши сновидениями вразумляемы будут.
18 И на рабов Моих и на рабынь Моих в те дни излию от Духа Моего, и будут пророчествовать.
19 И покажу чудеса на небе вверху и знамения на земле внизу, кровь и огонь и курение дыма.
20 Солнце превратится во тьму, и луна - в кровь, прежде нежели наступит день Господень, великий и славный.
21 И будет: всякий, кто призовет имя Господне, спасется.
«День Господень» — выражение, которое часто встречается в писаниях древнееврейских пророков. Оно указывает на период человеческой истории, когда Бог проявит Себя в ней с максимальной силой. Это отразится как на человеке, так и на всём окружающем мире. Особенно яркие предсказания на эту тему содержатся у пророка Иоиля. По его словам, люди исполнятся Духа Божия. У них появятся особые духовные дарования, самым ярким из которых является дар пророчества. Приближение этого удивительного преображения будут сопровождаться чудесами и знамениями, а также необычными природными явлениями, которые по описанию сродни катаклизмам.
Апостол Пётр, который прекрасно знает Писания древних пророков, уверен, что всё сказанное свершилось. Обращаясь к жителям Иерусалима, он утверждает, что пророчество Иоиля напрямую касается проповеди Христа. Это и был период, когда «день Господень» начал вступать в свою силу. Как и говорил Иоиль, Спаситель совершал чудеса и знамения на небе и на земле. На Голгофе пролилась Его кровь. Солнце покрыла тьма. Однако в полную силу этот день развернулся в момент Пятидесятницы. Дух Божий сошёл на апостолов. В их лице Церковь и всё человечество получили особые дары Божественной благодати. И самым очевидным из них стал пророческий дар. Пророческий в самом широком смысле этого слова. Ученики Христовы исполнились божественной силы и мудрости. У них появилась особая духовная интуиция и проницательность, ощущение непрестанного присутствия Творца. Иными словами, они стали видеть, что есть воля Божия, не своим умом, но ощущать её своим сердцем.
Этот новый опыт воодушевил апостолов, наполнил их веселием и радостью. Те тревоги и беспокойства, которые тяготили их до этого момента, внезапно исчезли. Они находились в состоянии необыкновенного внутреннего подъёма. Испытывали невероятную лёгкость. Эта перемена сразу стала очевидна всем окружающим. Самые равнодушные и скептически настроенные из них даже предположили, что они «напились сладкого вина». Так непринуждённо и беззаботно было их поведение.
Всё описанное касается не только того времени, когда христианство только зарождалось. «День Господень» — та реальность, в которой живёт Церковь до сих пор. Дух Божий до сих пор наполняет сердце тех, кто, как говорит апостол Пётр, «призывает имя Господне». То есть тех, кто старается во всех своих делах искать волю Бога, исполнять Евангельские заповеди, приносить пользу окружающим людям. Если мы проводим свой день с этими мыслями, то, чем бы мы ни занимались, наша жизнь превращается в служение Богу. А потому, несмотря на все тяготы, трудности и препятствия, она становится наполненной, осмысленной, полноценной.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Празднование Пасхи». Светлый вечер с иером. Макарием (Маркишем)
У нас в гостях был руководитель Отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии иеромонах Макарий (Маркиш).
Разговор шел о церковных традициях, связанных с встречей и празднованием Пасхи.
Ведущий: Александр Ананьев
А. Ананьев
— Христос Воскресе, дорогие друзья! С праздником вас, слушатели радио «Вера». Меня зовут Александр Ананьев. Со мной в студии дорогой друг светлого радио — иеромонах Макарий (Маркиш), руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Добрый вечер, отец Макарий. Христос Воскресе! С праздником вас.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе, дорогие друзья, дорогой Александр. Слава Богу, мы пришли к
этому замечательному времени.
А. Ананьев
— И вот то, что сегодня праздник — это главное. А то, что это «Вопросы неофита», уже немножко отходит на второй план. И у меня сразу вот к вам какой вопрос: вот в период поста я, как неофит, — а по большому счёту это был первый прожитый, прочувствованный, по крайней мере я старался, я знал зачем я делаю и что я делаю, — вот во время пост я знал, что делать, я знал, как поступать, чего не делать. А вот сейчас, когда праздник наступил, вот пуговицы расстёгиваются, все стараются себя больше не контролировать, приходит радость, но я, как неофит, не знаю что делать! Это, знаете, как на свободу отпустили, а что делать — не сказали.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А вы теперь посмотрите на себя, неофит. Вот представьте себе: был ребёнок под
контролем родителей или, может быть, школьной администрации. А теперь он вырос,
получил аттестат зрелости и выходит действительно в каком-то смысле на свободу,
но это не значит, что стало хуже — стало лучше, потому что то, чему он
научился, он теперь реализует в своей нормальной жизни. И вот это ваше
соображение, что вы не знали, что делать — всё-таки это не очень
фундаментальное соображение. Да, Великим постом традиционно накладываются
разные грани, ограничения — их больше, они более заметные, они большую роль
играют в жизни человека. Но жизнь та же самая и Христос Тот же Самый, и вера
наша та же самая. И очень заметно — вот у иеромонаха Серафима (Роуза) в книжке,
которую я переводил, она вышла довольно давно уже, называлась «Американский
проповедник для русского народа» — кажется, вот такое немножко эпатажное
название, там заметки будущего иеромонаха Серафима, он ещё не был иеромонахом,
он писал в местную газету англоязычную
в Сан-Франциско. И вот одна из них о Великом посте, а другая — о пасхальной
поре, о пасхальном периоде. И вот он там цитирует кого-то из христианских
авторов, что период праздников налагает большую ответственность на человека.
А. Ананьев
— Вот я чувствовал, что всё не так просто!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну, оно вообще не очень просто, но и огорчаться тут не за что.
А. Ананьев
— Какую ответственность, отец Макарий?
Иером. Макарий (Маркиш)
— За своё поведение, за свои действия, за соблюдение нравственных норм — что-то
совершенно очевидное и лежащее на поверхности. Могу вам привести пример,
по-моему, даже когда-то рассказывал о нём в эфире, из моей переписки с разными
людьми: женщина пишет, что её муж несдержан на язык, мягко выражаясь, и
священник ему пригрозил, что Великим постом надо обязательно быть сдержанным,
ничего такого не произносить, и он слушался. И вот эта женщина пишет: «Сейчас
наступила Пасха, и муж снова стал ругаться. Вот расскажите, где это сказано,
что когда Пасха, то снова можно ругаться?»
А. Ананьев
— Нигде такого не сказано!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот именно. Вот вам типичнейший, простейший пример.
А. Ананьев
— Вообще вот эта вольность, которую приписывают минимум Светлой седмице, вот этой праздничной, счастливой, она же вообще не вяжется с моим неофитским представлением о христианских православных догматах. Ведь в Православии всё строго, посмотрите на себя: вы — строгий человек.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну я не строгий. Вот вы сказали, что вольность не вяжется, а я бы немножко
перевернул и смело бы сказал, что невольность — вот она не вяжется.
А. Ананьев
— Вот это хорошо!
Иером. Макарий (Маркиш)
— И дисциплина поста — дисциплина в правильном смысле, то есть учение о посте —
участие в богослужениях, ограничение в питании, в поведении. Это тоже наша
вольность. Скажем, я студент, я прихожу в аудиторию, там веду себя подходящим
образом, не потому, что я невольник, а потому, что я вольно пришёл учиться и
должен участвовать в учебном процессе так, как это заведено. Вот то же самое и
в Церкви.
А. Ананьев
— Вот сегодня с самого утра я ловил себя на том, что рядом с радостью, рядом с счастьем, рядом со светом я испытываю какую-то растерянность. Это нормально или нет?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Если бы вы были правящим архиереем, там можно было заботиться о
растерянности: что это я растерялся, когда у меня столько всяких дел? А что вам
растерянность? Понимаете, наши эмоции, наши переживания, наши чувства сердечные
какие-то нам не подконтрольны — они нами не должны управлять, и мы ими не
управляем. Они существуют и существуют — это то, что в обыденном языке
называется «настроением». Вот правильно, да?
А. Ананьев
— Вот у меня накануне было ощущение, что вот начнётся Светлая седмица...
Иером. Макарий (Маркиш)
— И что?
А. Ананьев
— А сейчас сижу, молчу, улыбаюсь и не знаю, что делать.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А что? У вас есть работа, у вас есть семья, у вас ведь множество всяких дел
добрых. У вас есть молитвенная жизнь — если есть свободный час или полтора, или
два, то пасхальные богослужения замечательные проходят, которые (вы, наверное,
это знали или не знаете ещё) повторяют по существу чин пасхальной Литургии,
пасхальной Утрени, пасхальная Вечерня очень красивая. Иными словами, дело
найдётся каждому.
А. Ананьев
— Я вот, кстати, прочитал по поводу богослужений вот в эту Светлую седмицу, что хорошо бы и нужно православному посетить все богослужения и причащаться каждый день, потому что это особенное время.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Особенное время — хорошо, я согласен, особенные богослужения. Как мы говорим
особенное время? — служба по особенному чину. Посетить все богослужения...
слово не очень хорошее — «посетить», участие в богослужениях. Но это всё-таки
скорее прерогатива монашества, потому что человек, живущий гражданской жизнью,
работающий на производстве, или он там находится, с семьёй, с женой, с детьми,
мамой, папой и соседями и всякими другими делами — ну это будет немножко
перебор, это будет перебор — посетить все богослужения. Или будет посещение —
тоже плохо. Лучше бы участие с причащением Святых Даров — в ту меру, которую позволяют ваши остальные все дела
вашей жизни. Если человек тратит своё время...
если он лоботряс, бездельник и играет в преферанс каждый вечер с
какими-то дураками, простите меня, то вместо этого хорошо бы ему действительно
быть на богослужении. Это не только в пасхальную седмицу, но и в любую другую.
А. Ананьев
— Просто очень хочется ничего не пропустить, очень хочется, чтобы ничто не прошло мимо.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, это немножко перебор. В Церкви каждый день праздник, церковные богослужения
все уникальные, любого периода: и триодного периода, и минейного периода, и
Триоди постной, и Триоди Цветной, и праздники, большие, средние, малые — всё
это уникально, всё это действительно человеку даётся, даруется для нашего
духовного возрастания, духовной пользы, но
принимать их надо умеренно.
А. Ананьев
— Прислушиваясь к своим ощущениям, я как-то заранее решил, что обязательно у отца Макария спрошу о его первой осознанной Пасхе.
Иером. Макарий (Маркиш)
— О, дорогой Александр! Уже даже трудно и вспомнить. Я могу вам исповедоваться
в том, что это было ещё до того, как я стал православным, до моего принятия крещения. Крещение я принял уже в возрасте уже почти 32
лет в Зарубежной Церкви, когда из России уехал. А пасхальные дни я помню ещё с
советских времён.
А. Ананьев
— И для вас это была прямо настоящая Пасха.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну как вот «настоящая»? Она была, я теперь это понимаю. Тогда это было какое-то приближение, приобщение,
какое-то робкое касание. И потом это как-то постепенно вошло в жизнь. Могу
рассказать вам, дорогие друзья, вот у нас радио-формат, но могу рассказать
короткую историю про Пасху. Примерно с тех времён, с момента моего вхождения в
Церковь, в моём сознании возник такой сценарий некоего фильма, который был бы построен
на музыке, на песнях, которые составляли интерес моих юных лет, и потом как эти
песнопения заменились совершенно иными песнопениями, на фоне некоторого
видеоряда, в котором ключевую позицию заняла бы Пасха. И мне было много лет, кстати, я был программистом,
кем я только не работал, до тех пор, пока вдруг недавно, пару лет назад, я не
осознал, что сценарий-то мой, идея осталась в голове, а техника дошла уже до такого состояния, что можно
теперь не сходя со стула это реализовать, что я и сделал. И получился небольшой
фильм, минут семь, что ли, который называется «Набросок», по аллюзии с
известным стихотворением Бродского. Можно его найти, если кто желает, на моём
сайте «Священникотвечает.рф» (http://www.convent.mrezha.ru)
— там есть раздел с видео, где его можно найти. И там действительно некоторые
фотоснимки, я их выбрал из интернета, вот они немножко напоминают, служат
отражением о моих воспоминаниях о пасхальных днях, которые были для меня
существенными.
А. Ананьев
— Я обязательно посмотрю, спасибо большое. «Священникотвечает» - одним словом, там в разделе видео.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, там будет ссылочка на видео наверху. И там много всяких фильмов, и в том
числе и этот.
А. Ананьев
— Дорогие друзья, я думаю, что такой шанс упускать не стоит, и вы обязательно загляните. Кстати, и к нашему разговору всегда вернуться, зайдя на наш сайт https://radiovera.ru. Я вспоминаю Пасху прошлого года, мы тогда с ещё будущей женой дважды, да по-моему, три раза забирались на колокольню храма святителя Николая в Кузнецах звонить в колокола. И для меня это было открытием. Она, помню, в понедельник сказала: «А ты знаешь, что можно?» — «Да ладно?!» — и как мальчишка просто, как школьник пошёл забираться на колокольню. Откуда взялась такая традиция?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Трудно сказать. Один из таких вопросов, который всерьёз нужно рассматривать
историкам.
А. Ананьев
— Возвестить всему миру о своей радости?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Колокольный звон сам по себе — вещь очень интересная, непростая. И разные
звоны, и разные уставы о звонах существуют. Мало того, колокол, который нам так
хорошо знаком, в общем-то, это изобретение... изобретение, не знаю уже каких
времён — в Китае колокола были уже в Бронзовом веке, — но вошёл он в русскую
жизнь сравнительно недавно. Если мы посмотрим церковный Устав как он
существует, взятый из практики средиземноморских монастырей, — колоколов-то там
нет, там так называемые клепала. Их кто-то, может быть, видел — это такие доски
или металлические брусья, которые дают достаточно резкий и отнюдь не столь
музыкальный звук, как мы привыкли. А колокол
вошёл в русскую жизнь в веке семнадцатом, никак не раньше, и вошёл музыкально.
Боюсь соврать, говоря совсем простым языком, но думаю, что я не совру , что
именно колокольная музыка — это особенность русской культуры. Поскольку за
рубежом я смотрел — звонниц как таковых я не видел, это обычно один или два
больших колокола, которые дают такой резкий, ритмичный звон. Разные колокола
могут разный звон давать, но мелодия колокольная — я думаю, что это специфика
если не русская, то славянская.
А. Ананьев
— А вот эта традиция, что в Светлую седмицу каждый может подняться на колокольню — это только в Православии?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Если мы возьмём протестантскую какую-нибудь кирху, где тоже может быть
колокол или римо-католический костёл, то там и звонаря-то, в общем-то, не
будет. Там есть колесо некоторое, к которому привязан колокол — это колесо
приводится в движение, может быть, механизмом каким-то. А уж в последнее-то
время и вообще электронная система, которая красиво может воспроизвести что-то,
но всё-таки уже не совсем то.
А. Ананьев
— Признайтесь — забираетесь на колокольню на Пасху?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, кажется, в прошлом году я звонил тоже, но больше уже не сам, уже с
кем-то, каких-то там детей, подростков приведёшь, гостям что-нибудь покажешь. А
сам уже — как-то немножко всё сходит...
А. Ананьев
— Но это радость.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Но раньше, когда я жил в монастыре, вот в монастырской жизни — у нас
действительно там колокольня, куда надо было залезать, забираться. И конечно,
там уж это было как-то особенно в почёте.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера». Христос Воскресе, дорогие друзья! Христос Воскресе, дорогой отец Макарий! Скажите, пожалуйста, мне вот что: вот такое приветствие уместно ли, ведь Пасха была вчера? И на Пасху обычно говорят «Христос Воскресе». Я знаю, что вопрос неофитский, заранее просил у вас прощения.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не надо тут просить прощения. У каждого праздника есть своё попразднство —
продолжение праздника. У Пасхи, как самого великого праздника, это попразднство
сорок дней, вплоть до Вознесения. И обычай, который существует и многими
сохраняется — вплоть до Вознесения приветствовать друг друга «Христос
Воскресе!» А люди, мало знакомые с церковной
жизнью, немножко удивляются, когда месяц спустя слышат это приветствие.
А. Ананьев
— Вот мне сейчас супруга говорила, что Серафим Саровский круглый год приветствовал так людей, которые к нему приходили.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Совершенно верно. Вот вам разговор о вольности или невольности. Ну, как
хочешь, так и приветствуй — он же говорит доброе дело. Тем более каждое
воскресенье церковного периода мы торжествуем Воскресение Христово. Насколько я
понимаю, только в русском языке вот этот первый день недели по субботе
называется «воскресеньем». В других языках другие названия , а у нас —
«воскресенье».
А. Ананьев
— Правда ли?.. я вот это осознал тоже на днях буквально, по-моему, даже прочитал — в последнее время приходится много читать, чтобы всё понять. Правда ли, что в каждом воскресенье есть частичка Пасхи, а в каждой среде и пятнице есть частичка Великого поста?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну... правильно. Может быть, надо уточнить немножко: каждый воскресный день —
это день празднования Воскресения Христова, как только что мы поняли, а среда и
пятница — действительно, в Октоихе это праздники, события, посвящённые Кресту
Господню. Тропарь дня среды и пятницы: «Спаси, Боже, люди Твоя и благослови
достояние Твое» — тропарь Кресту.
А. Ананьев
— В пасхальную ночь на службе обратил внимание в очередной раз: есть традиция — и это, уж простите мне это вольное и даже неприличное слово...
Иером. Макарий (Маркиш)
— А что вы просите прощения?
А. Ананьев
— Ой, да я... Это вольное слово «шоу» — потому что это действительно красиво, это так красиво, что дух захватывает. Во время этой пасхальной ночи священники несколько раз переодеваются. И там так всё стремительно, там так всё быстро, там так всё красиво.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, есть такой обычай.
А. Ананьев
— И вот они в облачениях разных цветов. И ты только видел их в одно цвете — они уже в другом, потом в третьем. Что значит эта традиция с переодеваниями и откуда она тоже взялась?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, верно. Боюсь говорить, откуда взялась. Надо прежде всего понять, где она
распространена, и тогда можно будет изучать, откуда она взялась. Я не знаю, где
она распространена. Я видел и сам как-то даже участвовал в такой пасхальной
службе, когда нам алтарники быстренько-быстренько меняли эти фелони и
епитрахили. А другая сторона — скажем, где я служу, в Иванове, там мы не
переоблачаемся, там нет возможности такой, ни места, никак не расположишься, и
потому что мы не успеваем...
А. Ананьев
— То есть это тоже к разговору о той вольности и невольности.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Это обычай. Вот друзья мои, общее соображение, которое мы как-то уже
упоминали, по-моему, о том, что есть догмат — нечто базовое; есть канон — нечто
предписанное; и есть обычай — нечто, вошедшее в употребление. И дальше
четвёртый уровень ещё будет суеверием — чего не должно быть. Но это всё
постепенный такой переход: из догмата в канон, из канона в обычай, а обычай
потом становится более или менее распространён. Например, приветствие «Христос
Воскресе!» — очень распространённый обычай. Вот вы спрашивали меня о Пасхе, я
помню, что в 2000-м году мне довелось Пасху встречать в городе Иерусалиме. И
это было удивительное впечатление, когда я шёл потом утром по городу и
встречавшиеся люди, греки, арабы, все говорили6 «Христос Анести!» Конечно, это
запомнилось. По крайней мере я уже понял, что обычай этот общепризнан. А менять
цвета облачений — по обстановке. Вот какая тут символика — это тоже надо
ухватить, дорогие друзья, тоже не все это легко понимают.
А. Ананьев
— Сколько вообще цветов в этой палитре? Знаю, что есть белый, чёрный, жёлтый, зелёный...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чёрный, кстати, не очень характерный. Я думаю, что чёрного не будет на Пасху.
А основные богослужебные цвета: белый и красный — пасхальные; голубой —
богородичный; зелёный — преподобнический; и золотой — просто обычный такой,
праздничный; ну и фиолетовый ещё может быть.
А. Ананьев
— То есть чёрный, который был во время Великого поста...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чёрный и сиреневый... сиреневый, может быть, тоже пойдёт как цвет. Чёрный — я
просто не помню, что бы был...
А. Ананьев
— И у каждого цвета есть свой смысл.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Я хотел сказать, что в смене цветов есть смысл, поскольку, друзья мои, вот
этот взгляд, оценку обычая... как мы говорим, обычая — нечто практическое, что
входит в жизнь, очень сильно зависит от практических условий. Догматы веры и
факты веры, будем говорить, они одинаковы, а обычаи очень разные и зависят от
технических средств. В частности, вот вспомните ветхозаветную историю про
Иосифа Прекрасного — Иосиф и его братья. У Томаса Манна есть роман целый, а в
Книге Бытия весь её конец посвящён именно этому. Иосифа его отец Иаков очень
любил, видимо, больше, чем братьев, они ему завидовали. И основное, что
подвигло этих братьев к тому, что они этого бедного Иосифа схватили и прождали
— это когда отец сделал или купил, я уж не знаю что там и как, сообразил для
него разноцветную одежду. Разноцветная одежда в те годы была признаком
исключительной роскоши и чего-то невиданного. По очень простой причине: эти
цвета, которые сегодня вы покупаете в магазине пигментов для тканей — это были
дикие деньги. Их где-то делали, какие-то специальные мастера занимались
набивкой вот этой краской тканей какими-то только им ведомыми секретами. Вот
подумайте об этом: сегодня мы покупаем, приходим в магазин тканей — висит
красный сатин, зелёный, в цветочек, в горошек, там какие-то картинки,
изображения — они одна цена. Вот для наших предков того времени это совершенно
немыслимо было. Чёрная наша одежда, которую мы носим, или тёмно-серая была —
простая одежда простых людей. А красная — уже либо повод для зависти, либо
нечто царское или сверхбогатого человека.
А. Ананьев
— Статусная вещь.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот такого статуса, которого у нас автомобилем «Мерседес» не добьёшься. И
смена этих облачений в традиционном восприятии — нечто очень соответствующее
великому празднику.
А. Ананьев
— Я вспоминаю с огромной радостью минувший Великий пост, потому что впервые в жизни я с амвона, по благословению батюшки нашего храма, читал во время Стояния Марии Египетской её житие. Это было такое счастье! Мне благословили надеть стихарь, и несмотря на то, что вот вы говорите, что ткань современная, мне казалось, что там такая вечность в каждой ниточке этого стихаря и это настолько особенное одеяние.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Правильно. Это наше восприятие факта облачения. А я говорю о внешнем
восприятии: входит человек, который незнаком с церковной жизнью — что у
архиерея на голове митра, там стразы у него сверкают, тут у него сакос надет с
изображением — на него это не производит никакого впечатления, он включит
телевизор, он увидит каких-то дешёвых модниц, точно такими же финтифлюшками
украшенных. А для наших предков такое торжественное, драгоценное облачение было
фактом редкостнейшим — если он ходил всю жизнь в одном армяке каком-нибудь
домотканом.
А. Ананьев
— Это очень важное замечание, потому что я понимаю, что не все осознают вот этот исторический контекст вот этих одеяний, вот этих украшений. Ещё двести лет назад отношение к ним было совсем другое.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Правильно, совершенно верно. И поэтому для предков это было само по себе
впечатление от факта богатого облачения, а для наших современников и для нас —
это наш якорь, укоренённость в прошлом, в этой древней церковной жизни.
А. Ананьев
— Ну и тот же ладан стоил совсем других денег.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Абсолютно верно! Я припоминаю то ли у Плутарха, то ли у Светония: один
молодой царевич Македонии, по имени Александр, ваш тёзка, во время
богослужения, церемонии, понятно, что не христианской, клал на жертвенник этот
ладан. А его папа, царь Филипп, говорит: «Ты смотри, слишком не расщедряйся, ты
ещё пока не властелин Азии!» Вот когда он стал властелином Азии, уже стало
можно класть больше ладана.
А. Ананьев
— Вопрос, скорее, практический: мы внутренне как-то расстегнули, как я уже сказал, все пуговицы, освободились, почувствовали вольность. Но ведь есть что-то, чего на Пасху делать нельзя, вот в эти сорок дней.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Грешить нельзя! Ни в эти дни, ни в другие.
А. Ананьев
— Ну, грешить вообще нельзя, но есть какие-то каноны, по которым вот этого делать на Пасху не стоит?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не знаю. Не стоит так тут упираться в этом направлении. Грешить нельзя ни в
пост, ни в мясоед — это совершенно ясно. А дальше — что церковный Устав. Вот
говорят, что нельзя земные поклоны, нельзя коленопреклонения, нельзя ещё что-то
такое — всё на благоусмотрение. Понимаете, личная молитва, личная религиозная
практика остаётся всегда личной, а церковная движется церковным Уставом — что
там можно, что там нельзя. Есть Устав совершения служб периода Цветной Триоди,
всё совершается определённым образом, и что-то можно, что-то нельзя. А когда
люди пытаются какие-то фрагментики церковного, богослужебного Устава
перекладывать себе на свою жизнь, проецировать — это очень всё даже опасно,
потому что они тем самым сходят с магистральной линии такого христианского
благочестия. Кто-то вам скажет, что нельзя поститься, например. А вот как? Вот
ты ешь эти яйца, и всё. Вот у меня уже с печенью проблемы — нет, надо есть. Ну,
глупость очевидная.
А. Ананьев
— Я рад, что вы заговорили о кулинарной стороне этого светлого праздника: яйца, куличи, пасха, которую накануне готовили — буквально сутки я видел сам, как перетирали через мелкое сито этот творожок. Это безумно сложно, это настоящее искусство. Вот об этом я предлагаю поговорить с вами ровно через минуту.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера», в этот большой праздничный день. Меня зовут Александр Ананьев — я неофит. Но сегодня это абсолютно не важно — у меня в гостях иеромонах Макарий (Маркиш), руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Христос Воскресе, отец Макарий!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе!
А. Ананьев
— Какое счастье, что вы здесь, спасибо вам большое!
Иером. Макарий (Маркиш)
— И вам спасибо за приглашение.
А. Ананьев
— И как я обещал, мы переходим к кулинарной стороне вопроса, если вы мне позволите это сделать.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, разумеется.
А. Ананьев
— Во-первых, что вам больше всего нравится? Вот я лично буду откровенен: я весь пост скучал по холодным, свежеочищенным яйцам — это настолько для меня какое-то счастье. Это было первое, что я вкусил после Великого поста. А вот вам что нравится?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, я покаюсь тоже — у нас говорят в Церкви, что покаяние тайное,
исповедь тайная, но иногда можно сделать исключение. За долгие годы, уже 20
лет, по существу, монастырской жизни и 10 лет до этого ещё такой
самостоятельной, как-то мои кулинарные интересы увяли. Вот ешь, что дают. Я
ведь сам себе не готовлю — я прихожу в трапезную либо семинарии, либо епархии,
Епархиального управления, и там замечательные угощения. И я благодарю поваров и
Господа, и ем, что дают. А когда был пост, я приходил и там угощения были, и
тоже благодарил поваров и Господа, и ел, что дают. Вспоминается один маленький
ребёночек, про которого мне рассказывали, который сидел и с огромным трудом ел
манную кашу — не знаю, что они там едят, эти дети. И кто-то из старших говорит:
«Видишь, в тебя уже не лезет, наверное, оставь...» На что ребёнок в ответ
посмотрел в глаза этому взрослому и говорит: «А у других-то ведь этого нет».
А. Ананьев
— Какой молодец, какой чудесный ребёнок. Правильное воспитание. Кстати, сейчас вы сказали это, а я вспомнил, что мне, по-моему, воспитательница в детском саду — какое-то туманное воспоминание из глубокого детства — говорила: «Дети в Африке голодают, а ты не доел!»
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, между прочим, точное соображение — не доел. Но взрослым, вообще-то,
надлежит умеривать — не свои аппетиты, а аппетиты детей, и не кормить их насильно.
А. Ананьев
— Откровенно говоря, я ещё тогда, в пятилетнем возрасте, не находил логики в её словах: ну что, если я доем, неужели от этого детям в Африке станет легче?
Иером. Макарий (Маркиш)
— У взрослого человека эта логика есть, и я сам, и люди вокруг меня — нам
как-то неудобно оставлять. Будем говорить проще, что это неуважительно по
отношению к хозяевам. Если хозяйка накладывает мне так много, я говорю: «Не
надо так много!» — «Батюшка, если вы не доедите — оставьте». Я говорю:
«Простите, я не могу на это пойти. Я вас очень ценю, я знаю, как вы вкусно
готовите, я просто не удержусь, я съем слишком много, это вредно, так что
давайте мне чуть-чуть поменьше».
А. Ананьев
— Глядя на внешнюю сторону этого праздника: на эти богато украшенные куличи, с любовью раскрашенные яйца, на эти фигурные пасхи, на всё на это — я смотрю и где-то внутренне у меня начинает скрестись какой-то червячок сомнения: а не грешим ли мы, превращая всё это, смещая акцент в сторону кухни, в сторону еды. Как в Великом посте, когда мы начинаем рассуждать: да, а креветки можно, а мидии можно, а вот рыбу? А какую рыбу? А вот если поросёнок плавает, является ли он морским гадом? То же самое и здесь. Нет ли перекоса в нашем отношении к еде? Потому что такое впечатление, что всё в конечном итоге, особенно если люди не воцерковлённые, но радостные, они начинают просто готовить, есть и считать своим долгом дарить друг другу эти яички, эти куличи, эти пасхи. Это, конечно, мило, но нет ли в этом какого-то перекоса?
Иером. Макарий (Маркиш)
— На дорогах перекос есть, уклон. Знаете, едешь по шоссе, а там знак
«Осторожно, скользкая дорога!» Вот точно так вот. Сама по себе дорога — это
дорога... причём здесь что нас поддерживает и вдохновляет? Люди делают это друг
ради друга — эти хозяйки и хозяева не себе пузо накалачивают, а угощают друг
друга. И это всё в целом правильно, но, конечно, опасность перекоса есть. И я
расскажу вам историю, которая звучит комично, а на самом деле она далеко не
комична. В монастыре опять, я не помню, в какой год, но день я прекрасно помню
— это был сам день Пасхи, пасхальное воскресенье, когда люди спят, в общем-то.
И стучат мне в дверь кельи, какой-то человек пришёл, спрашивает священника. Моя
келья была самая близкая к воротам, я выхожу — время, допустим, часов 10 утра.
Какой-то гражданин или господин в хорошем настроении говорит «Христос
Воскресе!» и начинает мне задавать кулинарные вопросы об изготовлении сырной
пасхи, что-то такое — такие серьёзные вопросы технологические. И я говорю: «Вы
знаете, я не специалист, я не повар. Куличи когда-то я пёк давным-давно, а
сырную эту пасху никогда не делал, так что извините, ничем вам помочь не могу.
Но вот праздник Пасхи, хотелось бы как-то вас поздравить. Вот у меня есть
Евангелие, давайте я вам подарю эту книгу просто». Он на меня смотрит с таким
видом и говорит: «А Евангелие — это что такое?» Я не стал сильно падать
навзничь от удивления, но смеха-то мало. Если он сырной пасхой был очень
заинтересован, а что такое Евангелие даже и не капельки не поинтересовался. Вот
так. И вот это, видите, вот вам демонстрация уклона, ухода. Похожий уход
бывает, когда на праздник Богоявления воду освящают: все эти люди идут за
водой, а всё остальное им по барабану. Ну и Пасха... к сожалению, это такие
признаки нашей религиозной слабости.
А. Ананьев
— У меня, в общем, таких вопросов не было, но теперь, благодаря моей жене есть. А вот у моей жены есть такой вопрос, и он для неё стоит очень остро, если бы мы жили в деревне, такого вопроса не было, а мы живём в большом городе, в центре, и такой вопрос стоит остро: остаётся вот эта бумага от куличей, остаются упаковочки от пасхи, остаётся скорлупа от яиц, пакетики, в которых могут быть крошки. И для неё вот эти пакетики, вот эта скорлупа, вот эти бумажные упаковочки становятся если не святыней, то она к ним очень-очень бережно относится.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Там могут быть и какие-то изображения икон...
А. Ананьев
— Да-да, безусловно. И для неё это очень важно. Она говорит, что это нужно сжечь, это нельзя просто выбросить. А где ты можешь чего-то сжечь в центре Москвы? Пожалуй, нигде — это надо дожидаться, пока кто-нибудь поедет в деревню. Во-первых, верно ли это отношение? А во-вторых, что мы ей посоветуем в этой ситуации?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Знаете, вы рассказывали, а если акцент сейчас правильно поставить, то всё
становится на свои места. Вы сказали, что это для неё — вот у неё такое
чувство. Неразумно было бы сказать ей: «Да брось, да это суеверия,
предрассудки...» — не нужно. Это тот же самый обычай, только её индивидуальный
и её индивидуальное переживание. Практическое отношение к делу такое,
безотносительно даже к Пасхе, к чему бы то ни было, очень разумный подход в
любом христианском доме: вот у вас есть помойное ведро, а рядом с ним вешайте
либо полиэтиленовый пакет, либо какой-то ящичек, куда вы складываете то, что вы
не хотите смешивать с общей помойкой — туда складываете, можно это дело
прессовать как-то, оно там накапливается. Потом какой-то момент наступит,
чего-то с этим сделаете: куда-то вынесете, сожжёте или вывезите, или что-то
захотите сделать. Во всяком случае, вам это не будет неприятно. При этом туда,
в этот второй пакет — вы получите, например, письмо от какого-то своего
близкого родственника и вы тоже не хотите бросать его вместе с тухлыми яйцами,
и вы тоже положите его в тот мешочек. Вот примерно так процесс и идёт, я, во
всяком случае, сам так поступал — мне тоже кто-то об этом рассказал разумном
подходе к делу, чтобы здесь не было фанатизма. Некоторые берут... опять-таки я
начну с того, что это их личное чувство, не стоит их за это укорять, но вот
есть газета, где сказано, как люди идут крестным ходом, есть фотография, как
они несут какие-нибудь хоругви или иконы. И вот он берёт ножницы и вырезывает
эту икону из газеты. Газета издаётся тиражом 50 тысяч экземпляров — как-то
немножко странно, что он вырезает. Но личное какое-то...
А. Ананьев
— Но всё равно кольнёт сердце, и вот чтобы не кольнуло...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну вот у него кольнёт, мы не будем его укорять. И хочешь не смешивать — не
смешивай, сложи отдельно.
А. Ананьев
— Я это очень хорошо понимаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— И так жене и посоветуйте: возьмите мешок большой и туда всё это дело
складывайте.
А. Ананьев
— Ну да, она так и делает: у нас есть специальное место, где хранится всё это. И я, помню, говорил: «На Вербное воскресенье, смотри, у всех вербы, давай мы тоже пойдём вербу освятим!» Она говорит: «Я боюсь, потому что её потом выбрасывать нельзя, её надо будет хранить, а нам хранить уже негде».
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот хранить ничего не надо. Можете своей супруге сказать, что хранить не надо
ничего. Если ты не хочешь выбросить и у тебя нет возможности это как-то сделать
разумным образом, аккуратно эту вербу сомни, положи в тот же самый пакет —
будет момент, ты её сожжёшь или закопаешь. Бывает иногда, что люди просфоры из
церкви приносят и нет чтобы сразу съесть, они как-то к ним относятся так
благоговейно, что они через три-четыре дня превращаются в сухарь.
А. Ананьев
— Поделюсь друзья советом: если их хранить в холодильнике, то они не портятся, они не засыхают очень долгое время. Они потом очень легко режутся. И в течение недели они спокойно...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Верно, но лучше съесть их сразу, также и яйца пасхальные. Ну а тут уже
начинаются соображения здоровья — они тоже в холодильнике лежат, я помню, что
их хранил их тоже долго.
А. Ананьев
— Ещё один неофитский практический вопрос: можно ли дарить дорогим сердцу людям неосвящённые яйца и куличи?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Почему бы и нет? Слово «освящённые» тоже здесь немножко двусмысленное — как
будто им придаётся некое качество. А если вы послушаете эту молитву на
благословение яиц и хлебов, то это всего-навсего молитва о людях, которые будут
эти продукты потреблять. Ну хорошо — вот помолились. От того, что на этот кулич
попала капелька святой воды, а на другой, который вы дома оставили, никаких
принципиальных воздействий, принципиальных изменений не произошло.
А. Ананьев
— Получатся, что они не отличаются.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не должны. Рассуждать о каком-то новом качестве этих продуктов было бы
богословски неправильно. Если бы вы вообще не стали их благословлять, освящать,
сказали бы, что а зачем это нужно, я и так их съем — это было бы несколько
неразумно, потому что вы тем самым сами себя отделяете от церковного обихода,
от церковной жизни.
А. Ананьев
— Вы долгое время прожили в Соединённых Штатах Америки и там тоже, конечно, праздновали Пасху.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Было дело, да.
А. Ананьев
— Я так понимаю, что речь идёт о Восточном побережье США.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, это город Бостон, русская церковь.
А. Ананьев
— Вот в православной общине этого города так же отмечают Пасху?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, конечно, очень похоже. Это понятно, почему: потому что специфика этого
церковного строя была, и вероятно остаётся для людей, уехавших за границу, той
связью с Россией, которой они так дорожат. И если у нас, на территории самой
Великороссии или Украины, Белоруссии, это обычай всеобщий,
самовоспроизводящийся, то там он с особенною силою, подчёркнуто реализуется, в
том числе и в миссионерских приходах.
А. Ананьев
— А не заимствуются какие-то милые обычаи из Западной культуры? Допустим, родители переехали в Штаты, допустим, 15 лет назад, а ребёночку шесть лет, и он всю жизнь прожил в Штатах. И он-то знает, что на Пасху ищут и собирают вот эти спрятанные яички.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чего-то я не припоминаю. Единственное, что там бывало — какая-то смесь
традиций разных православных народов, православных, но разных. Что-то от греков
там они брали, какие-то угощения греческие я помню. У греков принято есть
баранину на Пасху. У нас это как-то не вопрос, мясная пища может быть. Мы,
кстати сказать, не приносим в храм мясную пищу, хотя иногда возможно, когда
приходишь благословлять эти пасхальные угощения, там, раз — кусок ветчины
лежит, не скажешь же уносить. Но это не очень у нас принято, а у греков
принято. Ну вот такие вещи. А воздействие Западного, совсем не православного
образа поведения, как-то я не припоминаю. Может быть, это именно связано было с
тем, что русские особенно ревностно, особенно Зарубежная Церковь наша, которая
с тех пор опять вошла в состав Русской Церкви, ведь это очень существенно —
Поместных Православных Церквей немало, и разных, как это сказать, отделений от
русского Православия тоже немало: Православная Церковь Америки,
Западноевропейский экзархат — они не воссоединились с Русской Церковью. А
Зарубежная Церковь всё время заявляла о том, что это часть Русской Церкви,
которая ожидает своего момента воссоединения. И этот момент настал.
А. Ананьев
— Отец Макарий, я вам так благодарен, что вы сегодня здесь, в студии. С вами светло и свободно — во то слово, которое у меня в голове — просто свободно, и это какое-то счастье.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Полиция у вас тут бывает или что у вас тут бывает?
А. Ананьев
— Нет, но всё равно как-то внутренне ты у себя выстраиваешь какие-то границы, заборчики, чтобы вот... И тут приходит отец Макарий, и как-то так выдыхаешь, думаешь: «Господи, слава Тебе! Как же хорошо!»
Иером. Макарий (Маркиш)
— Мне кажется, что для радио «Вера» это нормально.
А. Ананьев
— Да. Вот во время Великого поста, особенно в Страстную седмицу, которая не относится к Великому посту — для меня это было открытием, я даже не знал об этом ещё год назад.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну да, понимаете, литургически она не относится, и то строй литургический
очень близок. А с точки зрения прихожан это практически одно и то же.
А. Ананьев
— Да а вот что касается Светлой седмицы, которая начинается сегодня. В Великом посте каждый день буквально под завязку, под самую макушку наполнен смыслами, значениями, особенными службами, особенными событиями. И ты с огромной важностью и с огромным уважением и любовью относишься к каждому дню и пытаешься всё про него понять, узнать и почувствовать. Что касается значения каждого дня Светлой седмицы?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот эти значения дня отражены... Почему возникают эти значения? Они
отображены в двух богослужебных книгах. Первая называется «Триодь постная», а
вторая «Триодь цветная». «Триодь» означает трипеснецы, то есть эти
богослужебные книги содержат каноны, в которых три или четыре песни, в отличие
от обычных восьми. Светлая седмица более-менее единообразна, ну под конец там
праздник Живоносного источника так называемый в честь великого чуда, связанного
с Пресвятой Богородицей, а остальные дни единообразны — это повторение или
реактуализация самого пасхального торжества. А дальше раскрываем Цветную Триодь
и видим, что каждая неделя, каждый воскресный день Цветной Триоди посвящён
какому-то событию, связанному с Евангелием. Читается Евангелие от Иоанна
читается до праздника Святой Троицы. И там будет у вас Неделя о Фоме — уверение
апостола Фомы; Неделя жён-мироносиц; Неделя о расслабленном и так далее. Вот
никакой тайны тут нет, и люди, которые следят за богослужением, за богослужебным
строем, конечно, это всё воспринимают совершенно естественно. Плюс там будут
праздники уже минейные, то есть неподвижные, в конце концов — праздник
Вознесения Христова.
А. Ананьев
— То есть я резюмирую для себя, что в эти семь дней наполненность смыслами сменяется наполненностью радостью и светом.
Иером. Макарий (Маркиш)
— И смысл никуда не уходит, просто пасхальное торжество, Воскресение Христово
продолжается. Вообще, всё это сорок дней, но сорок дней со своими
особенностями, а интенсивность попразднства или, будем говорить, влияние
пасхально-литургического обычая, пасхально-литургического строя на дни
попразднства со временем убывает. Если в первую седмицу это влияние очень
сильное, в основном это просто повторение пасхальной службы, то в остальные дни
до Вознесения — ну что, цвет облачения будет красный, как правило, поётся три
раза «Воскресение Христово видевше», приветствие «Христос Воскресе», начало
богослужения пасхальное: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его...» — тут
литургика — дело неисчерпаемое. Приходите в храм, дорогие слушатели, и сами
убедитесь.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера». Меня зовут Александр Ананьев. Я не хочу даже говорить, что мы обсуждаем, мы празднуем вместе с иеромонахом Макарием (Маркишем) праздник Светлой Пасхи. И у меня под завязку вот этого часового разговора вопрос к вам будет на самом деле серьёзный. Вот в Пасху все люди в храме радостные, счастливые. Но потом проходит день, и работу никто не отменял — сегодня понедельник, завтра вторник. И у нас опять идёт вот эта круговерть — понедельник, вторник, дом, работа, дом, пробки. И у многих радость, которую они ждали весь год, улетучивается. Это не моя придумка, я об этом действительно читал — радость улетучивается. И возникает какой-то синдром, даже не то чтобы страх, растерять эту радость. Вот я хочу вас спросить: как можно сохранить в себе вот эту пасхальную радость? Это очень важно.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, важный действительно вопрос и не простой. Это вопрос подвига всей
христианской жизни. И пожалуй, ответ должен быть всё тот же самый — о нашей
зависимости, точнее независимости, от разных эмоциональных наших состояний. Да,
мы переживаем утрату подъёма этой радости. Безусловно, где есть подъём, там
должен быть и спуск. Если бы люди всё время шли на подъём, они бы стали бы,
наверное, какими-то летучими ангелами и сразу бы улетели от земли. А раз это не
так, то вслед за подъёмом обязательно должен идти спуск, вслед за периодом
нагнетания эмоционального обязательно будет период эмоционального спада. Я вам,
дорогие друзья, могу порекомендовать замечательную книгу английского
христианского писателя Клайва Льюиса под названием «Письма из преисподней», был
и другой перевод, но я его не могу рекомендовать — он плохой. Вы можете найти
на том же самом сайте «Священникотвечает.рф» «Письмо №8». У каждого письма есть
своё название в переводе... я забыл, какое название у восьмого... вспомнил —
«Маятник»! Аналогия понятна: с разными периодами — плюс-минус, подъём-спад. И
вот там персонаж этой переписки неплохо как раз раскрывает вот эту особенность
человеческого бытия. Всегда будут спады, всегда будут минусы вслед за плюсами.
И несмотря на то, что пишет из преисподней «товарищ», в общем-то чисто
по-христиански и очень трезво описывает вот эту диалектику человеческой
личности, человеческого жизненного пути.
А. Ананьев
— Спасибо вам большое. Я читал «Письма Баламута» и «Расторжение брака», а вот о «Письмах из преисподней» я, откровенно говоря, слышу впервые. Я с огромным удовольствием, конечно, её прочитаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну вот «Баламут»-то... И там в послесловии к этому же самому материалу
объяснено, какие у меня именно претензии к этому несчастному «Баламуту».
А. Ананьев
— А есть претензии?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Есть претензии.
А. Ананьев
— Я знаю, куда я направлюсь сразу после нашего разговора: с удовольствием на сайт «Священникотвечает.рф». Конечно, хочется и рекомендуется каждый день причащаться. Мы в начале программы говорили, что посещать каждый день — это будет лишком много, и если душа просит...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну как можно... есть же пенсионеры...
А. Ананьев
— Однако Причастие, насколько я знаю, поправьте меня, если это не так, требует подготовки и поста. Как можно поститься в Светлую седмицу после Пасхи?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Дело в том что говорить, что требует подготовки и поста — здесь не совсем
верное противопоставление, не совсем верная конъюнкция. Пост может представлять
собой часть подготовки, а подготовка диктуется, с одной стороны,
индивидуальными условиями, а с другой стороны — и периодом просто церковного
календаря. Значит, в период пасхальный, послепасхальный вполне естественно, что
священник даст вам совет, рекомендацию эту подготовку уменьшить, сделать менее
напряжённой, менее длительной, быть может.
А. Ананьев
— Вы обратили внимание? Это я опять пытаюсь вернуть вас к разговору о том, чего в Пасху и в Светлую седмицу делать нельзя.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Самое простое — вот подойти к священнику, в большинстве московских храмов
несколько священников, в большинстве больших храмов, и скажите: «Батюшка, есть
возможность у меня причаститься несколько раз. Вот что вы мне подскажете — как
мне подготовиться?» Скорее всего, священник вам даст совет — эта подготовка к
Причастию будет...
А. Ананьев
— К духовнику?
Иером. Макарий (Маркиш)
— А духовник и есть священник, который принимает вашу исповедь.
А. Ананьев
— У меня к вам большая просьба: вот сейчас люди, которые нас слушают, хотят тоже какое-то наставление получить от вас. Я вот сейчас смотрю на вас и понимаю, что я вам тихонько завидую, я объясню, почему. Со всей нашей суетой, со всеми нашими делами очень хочется прочувствовать и быть ближе к Господу. И тут понимаешь, что вот уж, наверное, кому хорошо, так это отцу Макарию.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А вот тут я поправлю, потому что Бог-то один — людей очень много, а Бог один.
Строить такую конструкцию, что если человек надел на себя подрясник и крест, то
он, значит, тем самым куда-то забрался — это ошибка, так не нужно рассуждать,
это не верно. Каждому человеку Господь открывает дорогу к Себе Своим, быть
может, путём. Аналогия такая может быть географическая: вот гора высокая, и
люди стоят по периферии, по периметру этой горы. И у каждого там какая-то
тропиночка есть. Направление одно и то же, не надо думать, что они куда-то в
разные стороны лезут — это на одной и той же вершине. Но у каждого будет свой
жизненный путь. И совет, вот эта рекомендация, если можно так выразиться — вы
идите своим путём. Не смотрите по сторонам налево, направо у кого там чего — на
чужом дворе трава всегда будет зеленее расти и розы красивее, и всё остальное,
— а вы вот свой путь держите: семейный, трудовой, молитвенный, служебный, какой
угодно.
А. Ананьев
— Я помню свои размышления, думаю: «Вот бросить всё хотя бы на неделю и уехать в Оптину пустынь или в Троице-Сергиеву лавру. И вот там-то уж точно меня ничего не будет отвлекать».
Иером. Макарий (Маркиш)
— О, Боже мой! Можно коротенькую притчу, да? Она у меня в книжке есть.
А. Ананьев
— Конечно.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Монах один жил в монастыре — очень благочестивый, самый благочестивый во всём
монастыре. И они там ему не давали покоя, монахи-соседи с ним неправильно
обходились, не понимали его. Он сказал: «Всё, я ухожу», — и ушёл из монастыря.
Нашёл прекрасное место в одиночестве, там всё есть, избушку можно поставить,
всё великолепно — так обрадовался. Пошёл, кувшинчик взял набрать воды к речке.
Набрал, поднялся, и вода случайно разлилась. Он огорчился, снова пошёл, набрал,
опять поставил, поставил косо, она опять взяла и разлилась. Он уже так сильно
напрягся, конечно, думает, что же за безобразие какое, может быть, знак какой.
Пошёл, снова набрал и куда-то его понёс, споткнулся и вся вода разлилась. Он
как ногой даст по кувшину — кувшин вдребезги разбился. Он постоял над кувшином,
подумал и пошёл обратно в монастырь к своим этим самым несовершенным собратьям.
Вот вам, пожалуйста, всё тут как в капле воды отражается.
А. Ананьев
— Какая красота. Надо будет обязательно запомнить. Последний вопрос на сегодня — время, к сожалению, подходит к концу. Сегодня понедельник, и я знаю, что, ввиду работы или каких-то обстоятельств, среди наших слушателей есть те, кто не смог посетить пасхальную службу. Ведь Светлая седмица — это возможность прожить ещё раз эту службу.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот о чём мы с вами говорили: каждое утро и каждый вечер... может быть, не во
всех храмах, но, как правило, в большом числе храмов, если не сказать, что в
большинстве, каждый вечер и каждое утро совершается чин пасхального
богослужения — милости просим.
А. Ананьев
— Такой — сокращённый, я так понимаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Он немножко другой, там крестный ход совершается потом — после Литургии
пасхальной. Пасхальной полунощницы там нет. А так очень близкая она: и Утреня,
ну, Вечерня особым чином. Соответственно, и Литургия, а Литургия всегда одна и
та же.
А. Ананьев
— Дорогие друзья, я был бы очень счастлив, если бы мне удалось сегодня с помощью моего дорогого гостя поделиться с вами частичкой радости, света и, самое главное, вот этим ощущением абсолютной, настоящей светлой свободы, которую в моих глазах буквально олицетворяет сегодня иеромонах Макарий (Маркиш), наш дорогой гость, руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Отец Макарий смотрит на меня так хмуро как-то. Ему не нравятся длинные эти регалии все.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да ладно, не в этом дело. На добром слове спасибо.
А. Ананьев
— Спасибо вам огромное! Христос Воскресе!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе, друзья. Продолжайте ваш добрый христианский путь. Спаси,
Господи.
А. Ананьев
— Я — Александр Ананьев. С праздником вас, до новых встреч.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Спасибо.
Все выпуски программы Светлый вечер