«Христиане в Австралии». Лия Парамонова

Наша собеседница — супруга священника Александра Парамонова Лия Парамонова.

Лия рассказала, как благодаря поддержке общины храма после смерти мамы она осознанно пришла к вере, и что для неё значит быть христианином в современном обществе. Наша собеседница поделилась, как она вслед за будущим супругом переехала в Австралию, как на это отреагировала её семья, с какими трудностями столкнулась в этой далёкой стране, и что помогало ей в их преодолении. Разговор шел также о православной миссии, о жизни православных приходов и о священническом служении в Австралии.

Ведущая: Кира Лаврентьева

---

К. Лаврентьева

— «Вечер воскресенья» на радио «Вера», уважаемые радиослушатели. Как всегда по воскресеньям, мы говорим на тему «Христианин и общество». Сегодня у нас в гостях матушка Лия Парамонова. Парамонова — это по-русски, а в Австралии, как нам стало известно фамилии не склоняются, и поэтому в Австралии матушку зовут Лия Парамонов, что очень интересно звучит для русского языка. Но мы представим и так, и так. Сегодня мы будем говорить с матушкой о ее пути как христианки совершенно на другом, по сравнению с Россией, континенте. У микрофона мой коллега Игорь Цуканов и я, Кира Лаврентьева. Матушка Лия, сразу процитирую один из ваших постов в Инстаграм (деятельность организации запрещена в Российской Федерации): «Десять лет назад я сошла с трапа самолета, и с тех пор моя жизнь кардинально изменилась. Сегодня десять лет, как я прилетела в Австралию в качестве невесты. В паспорте была простая туристическая виза, однако через пять дней моего приземления в Австралию мы сыграли свадьбу. С тех пор, связав свою судьбу с австралийцем, я связала ее и с этой страной. А дальше события десяти лет развивались как в ускоренном фильме». Об этих событиях хотелось бы поговорить сегодня в нашей программе. Но прежде хочется задать вопрос: матушка, что это были для вас за десять лет? Какая перемена произошла внутри вас, произошла ли она? И можете ли вы сказать, что та, прежняя Лия, которая приехала из Питера, вышла замуж за будущего священника, и нынешняя — матушка, мама троих детей, миссионер, помощница своего мужа и человек, который работает совершенно на светской работе — это два разных человека? Или все же вы остались все той же молодой девушкой, которая просто потихонечку, гармонично превращается в мать и жену?

Л. Парамонова

— Здравствуйте, уважаемые слушатели радио «Вера», мне очень приятно сегодня быть в вашей программе. Ответ на ваш вопрос, а вопрос очень на самом деле непростой, потому что десять лет — это срок немалый, но по моим ощущениям он пролетел очень быстро, как буквально за один год. Видимо, потому что был насыщен на самом деле событиями на целую книгу. С одной стороны, да, я изменилась, изменилась ментально, потому что Австралия поменяла мое отношение ко многим вещам, таким как окружающая среда, просто забота о том месте, где ты живешь. Поменяла отношение к выстраиванию границ между людьми — это очень четко выстроенные границы и нельзя заходить за чужие рамки, рамки приличия и так далее — как-то в России все-таки это более происходит раскованно часто. Но, с другой стороны, мне кажется, что я осталась прежней просто Лией, которая приезжает периодически домой, в Петербург, и мои друзья мне не говорят, что как-то особо изменилась, наоборот, говорят: вот, ты такая же, где твои трое детей. Хотя, конечно же, материнство меняет очень сильно. Я думаю, со мной согласятся все мамы, изменения происходят колоссальные и в уме, и в образе жизни. Так что я думаю, это и меня тоже коснулось. Но, конечно же, переезд в другую страну не может не поменять человека, и на многое смотришь уже по-другому.

И. Цуканов

— Матушка, скажите, пожалуйста, а изначально вы же тут заканчивали экономический факультет университета, видимо, питерского, изначально вы думали, что ваша жизнь может повернуться так, что вы станете супругой священника, что вам там, возможно, придется жить в каком-то совсем другом месте, чем Петербург? То есть насколько то, что произошло, насколько это стало для вас, не спрошу неожиданностью — конечно, неожиданностью стало, но можно ли сказать, что это ну совсем как-то вот для вас было чем-то таким, что вы и представить себе не могли? Или вы человек достаточно легкий на подъем всегда были?

Л. Парамонова

— Вы знаете, я за свои долгие годы жизни убедилась в том, что любые события в жизни, они даны нам не напрасно, и в том числе знания, которые мы получаем в тот или иной период жизни, Господь нам их посылает для чего-то. И я окончила английскую школу с углубленным изучением английского языка в Петербурге, и никогда не понимала, для чего мне это нужно, когда у меня нет никаких абсолютно способностей к языкам. Мне давалось это все очень сложно, с надрывом таким, путем высиживания просто знаний. И ответ для меня пришел вот только по приезду в Австралию — я наконец-то поняла, для чего были потрачены те годы изучения английского с таким трудом. И потом, после школы мне пришлось поработать недолгое время, правда, в Англии, в детском лагере с детьми с особенными потребностями. Поэтому, в принципе, опыт жизни в другой стране у меня уже был, правда не очень долгий, кратковременный, и попутешествовать тоже удалось до переезда. Поэтому я думаю, что все эти факторы как-то наложились между собой и сделали мой переезд достаточно простым и легким. К тому же я переезжала не просто так куда-то, непонятно, в неизвестность, я переезжала к моему любимому человеку. И, знаете, особенно по юности, когда хочешь с кем-то быть, то все остальное уходит на второй план, и уже как-то не думаешь о всех опасностях и испытаниях, которые могут тебя ждать на пути, ты просто следуешь за своей мечтой и за своей любовью. Поэтому, наверное, чем юнее человек находится, чем ему легче переезжать, конечно же.

К. Лаврентьева

— Ваш Инстаграм (деятельность организации запрещена в Российской Федерации) — это однозначно погружение в красочную, глубокую, разнообразную среду Австралийского континента. И, конечно, жизнь на берегу Тихого океана — это наверняка очень здорово. И посмотришь фотографии — ты действительно невольно даже загрустишь о том, что ты вот сидишь в минус двадцать, за окном серость, а там такая красота, океан. И понятное дело, что Австралия считается одной из самых благополучных стран. И, конечно, не секрет, что православных-то там всего 2,8%, если я не шибаюсь, да, на 20 миллионов населения.

Л. Парамонова

— Да.

К. Лаврентьева

— Может быть, я сейчас что-то путаю, но мне кажется, что читала, как-то готовилась, мне казалось, что именно такие цифры. Так вот что я хочу спросить: есть ли какие-то подводные камни, они скорее всего ведь точно есть, у вашей жизни как жены священника там? Понятно, что красиво, понятно, что прекрасно, и слава Богу, то есть мы только радуемся, глядя на эти фото, это действительно поддержка для нас, это кусочек радости такой — солнца, моря, океана, побережий — прекрасно, все замечательно. Но какие сложности вот на этом вашем жизненном пути сейчас имеют место быть?

Л. Парамонова

— Одна из сложностей, как вы уже назвали, это то, что не так уж и много православных на континенте, и тем более русских православных. Но хотя наш приход состоит из абсолютно разных национальностей, он только по названию русский православный приход, на самом деле он такой интернациональный. Но православных немного, и приходы все очень маленькие, и они очень тесные. А там где тесные отношения, там возникают и свои сложности, конфликты, которые, с одной стороны, хороши, потому что это как большая семья, все очень близко друг к другу, но с другой стороны, это не совсем то, к чему привыкли на приходах в больших городах в России, например, да, когда нет таких родственных отношений. Также сложность состоит в том, что австралийское общество достаточно сытое общество, в Австралии никогда не было, на территории Австралии ни войн, ни каких особых потрясений, кроме ежегодных катаклизмов в виде пожаров, да, и поэтому не так уж и легко тут миссионерствовать. Потому что на сытый желудок, знаете, очень сложно рассказать о страданиях Христа, о покаянии, о жертве за своего ближнего. Поэтому да, тут очень сложно миссионерствовать. И тут спасает только если у человека случается его личная драма, да, то есть тогда человек приходит в храм и ищет поддержку.

К. Лаврентьева

— Но, с другой стороны, если идти этим путем, то может создаться впечатление, что верующими становятся только от глубокой скорби или от каких-то трудностей. Но есть ли конкретные примеры, а они наверняка есть, когда люди приходят к Богу, приходят в храм и начинают проявлять интерес к духовной жизни от радости и благополучия?

Л. Парамонова

— Да, такие примеры есть. Самый яркий для меня пример — это наш местный епископ Георгий Канберрский и Австралийско-Новозеландский. Он как раз таки вообще американец, его ничто не связывает с Россией, и он пришел в православие путем поиска. И не только он, также у нас был аборигенский священник, покойный отец Серафим, он вообще из аборигенского племени. Но был высоко образованным, хотя среди аборигенов таких не очень много, к сожалению, но вот он был высоко образован. И он начал поиски духовные, много что испытал, много что попробовал, разные практики, и путем чтения, путем поиска истины он сам пришел по книгам в православие. То есть один из таких путей прихода в православие — это именно поиск истины, которую люди находят путем чтения и греческих авторов, и сербских святых и, конечно же, русских. А также иногда слышу от наших прихожан, особенно молодых, когда возникает такое чувство вакуума в их жизни, когда они понимают, что дальше двигаться уже некуда, и если сейчас не найти какую-то спасительную соломинку, то дальше как бы уже нет смысла в этой жизни, и вот тогда они начинают искать истину. Многие возвращаются в православие, например, у кого может быть, родители были греками, да, православными, но не особо исповедовали православие на постоянной основе. То они начинают искать веру в своих корнях, да, то есть обращаются в православие вот таким образом. Да, конечно же, не только через страдание. Бывает, когда человек из больших знаний приходит в православие — тогда это вера крепкая, она способна потом миссионерствовать другим, потому что многое знают, многое могут дать другим верующим.

И. Цуканов

— Это «Вечер воскресенья» на радио «Вера». Я напоминаю, что мы с моей коллегой Кира Лаврентьевой сегодня беседуем с Лией Парамоновой, супругой священника, которые живут и занимаются миссией в Австралии вот уже десять лет. Лия, скажите, пожалуйста, а вы сами каким образом пришли к вере, кто на это повлиял, кто в этом поучаствовал? Была ли вера чем-то, что вам сопутствовало с детства или вы тоже как-то уже попозже к ней пришли?

Л. Парамонова

— Я выросла в обычной постсоветский семье, когда ходили в храм только по большим праздникам, поставить свечки. Но в какой-то момент моя мама начала опять же такой же вот поиск истины, поиск веры и поиск Церкви. Она поскиталась по многим конфессиям, заглядывала во многие другие храмы и никак не могла найти истину. Но потом, промыслительным образом, мой папа подвозил тогда голосовавшего на дороге молодого священника в Петербурге, который ехал на очередную требу. Он его подвез и познакомился с ним, и познакомил мою маму с этим священником. А моя мама не сразу же отреагировала на эту встречу. И просто случилось невероятное событие, что они попали с моей сестрой в больницу с тяжелой пневмонией, и из огромного миллионного города к ним в палату зашел именно тот же самый священник, с которым она не так давно общалась через моего папу, своего мужа. Конечно же, для нее это было большим шоком, потому что ну вероятность была минимальная, что тот же самый священник придет ее навестить. А он зашел просто по случайности, потому что он именно в этой больнице дежурил, как священник, и приходил, разговаривал с больными. И с тех пор она поняла, что поиск пора закончить и пора уже двигаться все-таки внутри храма, внутри православия. И этот священник, тогда молодой батюшка, сейчас уже очень опытный, он ее и ввел в православие, ее воцерковил. И спустя, наверное, десять лет она умерла от рака — умерла истинной христианкой, такой христианской смертью, с исповедью и причастием буквально за несколько часов до смерти. Она была первым духовным чадом этого священника, которое он довел с начала до конца. По ее смерти у меня как бы развязались руки, как подростка: в храм уже можно было не ходить, чтобы маму не расстраивать — и, в принципе, я думаю, что подростки меня, которые сейчас слушают, поймут — можно было уже в принципе про храм забыть, потому что мамы нет в живых, уже никого не расстроишь оттого, что какое-то воскресенье на службу не сходишь. Но именно в этот момент я осознала, что поддержка тех людей на приходе по смерти мамы была самой искренней и самой теплой из всей, которую я получила в тот момент утери родного человека. И в тот момент я видела настоящую общину, настоящих христиан. Вот как говорят, что именно своей верой ты можешь привести другого человека к Богу, вот в моем случае это было именно так — именно эти люди, мамино окружение, мамины сестры во Христе, они меня привели к Богу. И так я осталась на ее же приходе, с ее же духовником. Потом, значит, у самой был процесс воцерковления, через взрослую воскресную школу, через поездки в поселения, в паломнические поездки. Очень сильно на меня повлияла поездка на Святую Землю. И так постепенно, потихонечку и до сих пор я воцерковляюсь.

И. Цуканов

— Да, теперь уже совсем в другом качестве. Это, конечно, поразительная история, которую вы рассказали, спасибо больше. Лия, а вот интересно все-таки было бы поподробнее спросить вот о чем: вот что такое приход — ну в Петербурге, я думаю, все наши слушатели представляют там, и те кто в Петербурге живет, и те кто в других городах российских — понятно, огромный город, большие довольно приходы. И действительно вполне такие, определенные определенный тип взаимоотношений, где, в общем, действительно можно найти часто и поддержку и вот какое-то такое живое участие других людей. А вот расскажите, пожалуйста, чуть-чуть поподробнее, что такое православный приход в Австралии, вот, скажем, тот приход, если я не ошибаюсь, у вас же храм в честь Ксении Петербургской, да?

Л. Парамонова

— Да.

И. Цуканов

— Что представляет собой приход, сколько человек, как люди общаются? Вы сказали, что там люди разных национальностей, но тем не менее как-то вот они находят общий язык, да, как это происходит?

Л. Парамонова

— Ну в Австралии опять же приходы все разные, зависит все от города. У нас несколько десятков русских православных церквей, есть три монастыря. И если это мы говорим о приходе в том же самом столице штата нашего, городе Брисбене собор, главная церковь штата, то там приход относительно большой, и чем-то напоминает московский приход. Только разница тем, что люди будут разной национальности и говорить они будут после службы между собой многие на английском. Если же взять другие приходы, такие маленькие, как наш, Ксении Петербуржской, временный храм на Голд Косте, то у нас он очень семейный приход, прихожан примерно на службе бывает человек тридцать всего лишь, включая всех певчих и алтарников и детей. И отношения такие более семейные, очень многие между собой родственники. И в том числе многие межнациональные связи. Например, к нам приходят семьи — она русская, он англичанин, который пришел из англиканства в православие по венчании, и есть и африканцы, есть и румыны. И общение происходит, конечно, на английском после службы прихожан между собой. В храме служба идет на церковнославянском, но отец Александр старается делать вкрапления на английском — например, «Отче наш», Евангелие, и проповедь он дублирует на английском. Потому что многие, половина прихода, как минимум, не понимает русский язык уже — либо никогда его не знали, либо язык уже утерян. Ну да, основное отличие то, что связи намного теснее, священник знает всех не то что по именам, по фамилиям, знает, где кто живет и полную семью этого человека, потому что прихожан не так уж и много. И возникает такая семейная атмосфера на приходе. С другой стороны, прихожан не так уж и много, поэтому на нас ложится большая забота и труд на приходе, чем на больших приходах. То есть один и тот же человек, например, может убирать храм, чистить лампады, накрывать на стол в трапезной — то есть очень много забот у большого числа людей. То есть в этом сложность, конечно же.

К. Лаврентьева

— Лия, прежде чем задать следующий вопрос, я хотела для наших радиослушателей немножко, буквально несколько секунд ввести в курс дела по поводу настоящего положения дел Православной Церкви в Австралии. На сегодняшний день, по последним подсчетам, в Австралии 228 православных церквей и приходов, 15 монастырей, 4 скита. Монастыри небольшие, и число насельников редко превышает два-три человека, а общее число монашествующих ну около пятидесяти. В греческие монастыри регулярно приезжают опытные монахи со Святой горы Афон для духовного руководства, и в прошлом приезжал даже старец Паисий Святогорец. То есть миссия как-то так налаживается все равно, довольно успешно. Но тем не менее католиков около 26%, Англиканская Церковь занимает 20% протестантские деноминации — 17% и православные — 2,8%, как мы уже говорили. К чему я это все веду? К тому, что коренное население Австралии это никто иной как австралийские аборигены, это коренные австралийцы, я как понимаю, миссии совсем никак не поддаются. Или мы что-то об этом не знаем? Матушка, расскажите, потому что это действительно очень интересно для нас, русских людей, которые находятся за много-много миль, тысяч километров от вас, конечно, очень интересно послушать про этот род миссии.

Л. Парамонова

— Да, австралийские аборигены это вообще особый народ, это самая древняя культура в мире, по утверждению ученых. И уникальный народ, и с уникальными традициями. К сожалению, они претерпели очень сложный период истории, когда европейские колонизаторы их поработили, не считали их вообще за людей, их считали за животных, на них официально была разрешена охота, вплоть до того, и сделали их своими слугами. До 1970 года практиковался отбор детей из австралийских семей и передача детей в белые так называемые семьи для окультуривания так называемого. Это называется потерянное поколение, и конечно же, аборигены очень сильно пострадали от всего этого процесса. И когда миссионеры, вот католические, англиканские пытались насадить им христианство, то неудивительно, что этот народ это христианство не воспринимал глубоко и открыто, потому что оно шло путем такого вот насилия и неуважения к этому народу древнему. Сейчас ситуация меняется, и она очень сильно изменилась. Наконец-то Австралия признала свои ошибки прошлых лет, мы отмечаем Sorry Day — то есть День сожаления о том, что случилось. Большие льготы для аборигенов — они могут бесплатно учиться в университетах, что в Австралии ни для кого больше нет такой опции. Для них специальные медицинские учреждения, их всячески поддерживают. Но осадок остался прошлых лет, конечно же, этого миссионерства. Интересно, что до недавнего времени была миссия православная, которую возглавлял австралийский священник, отец Серафим, который бы аборигеном и сам пришел в православие вот путем чтения книг духовных. Он дочитался до того, до православия, его православие очень заинтересовало. Он нашел в справочнике типа «Желтые страницы» телефон священника в Мельбурне и позвонил ему, и попросил: можно ли я приеду к вам на беседу. Жил тогда отец Серафим, вот абориген этот, далеко от Мельбурна, в центральной части Австралии. Отец Николай тогда, кому он позвонил, он с радостью согласился с ним побеседовать, но он совершенно не ожидал, что этот абориген прыгнет тут же в машину и поедет в Мельбурн, ночью. И конечно же, каково было удивление отца Николая, когда в дверь постучали, он открыл дверь — и на пороге перед ним стоял огромный абориген, который доехал тут же на машине до его дома. И попросил его рассказать ему о православии. Отец Николай его просветил, обучил, рассказал. И в скором времени он его крестил с именем Серафим. Крестил, и потом Серафим стал отцом Серафимом, был рукоположен и основал миссию православную в Центральной Австралии среди аборигенов, среди своего племени. Они взяли к себе как символ, как икону домовую образ Спаса «Двойная борода»... я вот точно не помню, как называется, Спас «Мокрая Брада» — такая икона, которая выполнена в красных, черных, желтых тонах. Древняя икона, которая очень сильно напоминает аборигенский флаг, который представляет собой красную половину флага, черную внизу половину и посередине желтое солнце — то есть красное небо, черная земля и желтое солнце. И вот эта вот икона Спас «Мокрая Брада», она именно в таких тонах и исполнена, что очень поразило тогда отца Серафима, и он сделал вот ее своей иконой храмовой главной. И отец Серафим рассказывал, что удивительно, как сильно перекликается фольклор аборигенский, у аборигенов есть фольклор, который называется Dreamtime Stories — то есть «Истории сновидений», в которой они излагают всю суть своей жизни, все свои традиции, как устроена земля, как протекает их день — то есть в этом Dreamtime Stories вся их жизнь, это как Тора у евреев. И отец Серафим рассказывает, насколько удивительно Dreamtime Stories перекликается с Книгой Бытия, то есть там есть переклички. И если бы колонизация Австралии была бы более гуманным путем, как это делали русские, колонизируя Аляску, то, возможно, аборигены были бы православными сейчас. Но, к сожалению, вот история пошла другим путем, и сейчас потихонечку они становятся христианами, некоторые из них. Но некоторые продолжают следовать Dreamtime Stories, своей древней культуре, которая сейчас поддерживается и восстанавливается потихонечку.

И. Цуканов

— Дорогие друзья, я напоминаю, что это «Вечер воскресенья» на радио «Вера». А у микрофона моя коллега Кира Лаврентьева, меня зовут Игорь Цуканов. И сегодня у нас в гостях Лия Парамонова, супруга священника, который служит в Австралии, в городе Голд Кост, на тихоокеанском побережье Австралии. Мы говорим о том, что такое содержать православный храм, заниматься миссией православной веры там, где, в общем-то, православие исторически занимало очень скромные позиции. Мы вернемся в студию буквально через несколько секунд, пожалуйста, не переключайтесь.

К. Лаврентьева

— Еще раз здравствуйте, уважаемые радиослушатели. «Вечер воскресенья» на радио «Вера». У нас в гостях Лия Парамонова, жена священника, отца Александра Парамонова. Сегодня мы говорим о жизни матушки в Австралии, о миссии, о ее роли как жены священника, роли матери и уже теперь австралийки последние десять лет. И еще раз хочется вас процитировать, Лия: «За десять лет брака любовь для меня — это отправиться за ним на край земли, оставив семью, друзей, аспирантуру и карьеру. Знакомиться с его многочисленными чудесными родственниками и выучить все их имена и сложно сплетенные родственные связи. Учиться заново понимать английский, потому что в его стране на этом языке говорят с закрытым ртом и очень быстро. Перестать сравнивать свой родной и большой, дружный, насыщенной деятельностью домашний приход с маленькой переделанной церквушкой а ля дача, где служит твой муж. Научиться готовить для него острые блюда и терпеть, когда после кухни больно жжет под ногтями, про потрогать глаза вообще молчу. Управляться с детьми во время службы одной, без помощи мужа, потому что он служит. Покориться тому, что все дети рожаются копией папы, а на детской площадке тебя принимают за няню и спрашивают визитку». Там еще очень много пунктов и, с одной стороны, они написаны очень с большой любовью, теплотой и нежностью. С другой стороны, ты понимаешь, что за этим стоит немалый трудный пройденный путь. И ты видишь, что эти пункты включают в себя некую огромную трудность. И сейчас мой вопрос, он будет направлен к вам прежде всего как к жене. Дорогая Лия, на самом деле все мы понимаем, что брак и материнство — это всегда непросто, и институт брака, институт материнства, он в принципе не очень развит у нас, мы мало об этом говорим. И говорить фактически начали только последние годы предметно об этом, начали находить какие-то книги, начали психологи развивать темы семейные, и все это очень важно и нужно. Но сейчас нужен ваш опыт, сейчас хочется задать вопрос про вашу жизнь. Несмотря на все эти сложности, вдали от подруг русских, да, вдали от родственников, вдали от каких-то родных мест, вы оказываетесь с мужем, вы рожаете детей, вы оказываетесь в совершенно новой, иной среде, где вам приходится адаптироваться. И, наверное, адаптироваться далеко непросто после холодного Питера в Австралии — я говорю сейчас не только про климат, да, про все мы говорим сейчас. Насколько трудно вам было первые годы, и что бы вы посоветовали женам — будущим женам, настоящим женам, женам, которые живут в браке много лет — какие бы вы советы дали, как не только сохранить брак, но самое главное, сохранить любовь и интерес друг к другу?

Л. Парамонова

— Да, вопрос очень непростой. Вы абсолютно правы, брак — это всегда компромисс, это всегда терпение и возможность пойти друг другу на уступки. Мне удалось адаптироваться в столь далекой стране и непонятной — это близость к храму. Потому что в первые годы по приезду в Австралию мой супруг служил регентом тогда в храме Серафима Саровского в Брисбене, и мы арендовали дом, который прямо примыкал к приходу, то есть мы жили на территории, можно сказать, почти что храма. Это были чудесные годы, потому что у меня было ощущение, что я еще до сих пор в России — потому что храм близко, русские люди постоянно заходят, приходят, около храма, и поэтому адаптация давалась более-менее легко. Потому что еще к тому же появляются друзья сразу же, единомышленники по приходу. Поэтому всем верующим людям совет, которые оказываются на чужбине: ищите свой приход в первую очередь, оттуда потом все складывается по Божии, промыслительно и плавно, намного проще, чем пытаться самим ломать стены. Лучше с поддержкой. По поводу ответа на вопрос: совет семьям. Я думаю, нужно правильно строить приоритеты, не забывать о том, кто для вас является нулевой степенью родства, что вы с супругом, с супругой одно целое, что Господь так вас соединил, что ближе чем вы никого на свете нет, что даже дети это уже первая степень родства, и ваши родители, а ваш супруг, супруга — это нулевая. И от этого и плясать. То есть не допускать какое-то разделение и не допускать мысль о том, что вы не одно целое. И его, ее ошибки, проступки, сложности воспринимать как свои, да, и переживать, и сопереживать, и корить, и осуждать — даже если ты осуждаешь — как бы и себя, получается, потому что вы же одно целое. Исходя из этого, многое встает на свои места и становится проще это пережить, потому что как бы себя прощаешь намного проще, чем простить другого человека. Ну, наверное, вот как-то так.

И. Цуканов

— Лия, скажите, пожалуйста, а как вас приняли, ну скажем, вот родственники отца Александра, тогда еще не отца, да, а вот просто Александра, вашего супруга, в первые там месяцы, в первые годы после вашего приезда? Как вас приняло вообще вот, скажем так, общество, вот новое совершенно общество, в котором вы очутились? Насколько вам было все-таки легко или сложно в нем адаптироваться, найти общий язык с людьми? Потому что понятно, что в любую страну, в какую ни приедешь, там в Германию приедешь — там люди, в общем, другие, и тип общения там другой. Вот вы сами в начале нашей беседы сказали, что немножко более, ну, наверное, даже не немножко, а прилично по-другому люди ощущают как бы границы общения, да, какие-то, вот дистанцию, которая должна сохраняться, личное пространство. А вот в Австралии, наверное, совсем все это иначе, чем у нас в России. Вот были ли здесь какие-то сложности для вас или вас приняли так, что вы удивились и сказали: о, как замечательно, я и не думала, что так может быть.

Л. Парамонова

— Да, конечно, сложности были. Ну во-первых нужно немножко разделить австралийское общество и семью отца Александра. Нужно упомянуть о том, что семья отца Александра, она говорит по-русски. Хотя отец Александр и родился в Австралии, до пяти примерно лет, до того, как он пошел в школу, он не говорил по-английски вообще, потому что семья настолько большая, что ему хватало общения со своими двоюродными братьями и сестрами, которые тоже в свою очередь в семье говорили по-русски. То есть они жили в такой русской общине, в городе Джилонг — это под Мельбурном. И для его семьи человек, который говорит по-русски, он уже родной. Поэтому мне было как бы просто, потому что я говорю по-русски, я православная, и вроде как все на своих местах. Конечно же, там есть кое-какие все равно отличия. Мне приходилось прямо останавливать фильмы для отца Александра, когда мы смотрели совместно, например, русские фильмы, те же самые «Джентльмены удачи» или «С легким паром», такую классику, да, советского кино, мне приходилось делать постоянные паузы в просмотре и объяснять ему простые шутки, простые бытовые такие моменты, которые русскому человеку так понятны, а человеку, который вырос в эмиграции, совсем непонятны. Ну это даже забавно, это очень классно на самом деле, есть чему друг друга научить. Так же и он меня очень много чему научил, объяснил, и в разговорном английском. Как вот вы упомянули, английский австралийский очень сильно отличается от того, чему нас учат в школе. Он очень сильно отличается, потому что у них совершенно другое произношение, они очень много используют сокращений и сленга. И в первый год мне было, даже учитывая то, что у меня была хорошая подготовка английского до приезда в Австралию, мне было очень тяжело их понимать. И, например, когда со мной разговаривал наш сосед, который был выходец из Шотландии, я не понимала ни слова. Я понимала примерно, что он что-то мне говорит про наши мусорные ведра, а подробностей я не понимала вообще, потому что он говорил не на английском языке, на каком-то вообще странном очень языке. Ну как потом меня утешили, что так на самом деле многие шотландцы почему-то в Австралии общаются, к ним нужно просто привыкнуть, приноровиться. Сейчас я более-менее их уже понимаю. И да, это было сложно, сложность была языка, и вот этих вот культурных особенностей. Например, в Австралии принято приглашать гостей к себе, ожидая от них, что они тебе принесут еду. То есть ты накрываешь на стол, ты делаешь какое-то одно блюдо, а всю остальную еду приносят твои гости.

К. Лаврентьева

— Прекрасная традиция.

Л. Парамонова

— Да, прекрасная, но если ты о ней знаешь. Тебе говорят приходи в гости и bring your plate — принеси свою тарелку. И мне рассказывали старые бабушки-эмигрантки, которые вот переехали в Австралию еще из Китая, старенькие-старенькие, у которых еще интеллигентная такая осталась и речь, и литературный язык Достоевского, они мне вот рассказывали много смешных историй, что когда они только переехали в Австралию, их пригласили австралийцы к себе на обед и сказали им: принесите свои тарелки. И они в буквальном смысле взяли с собой сервиз. Потому что подумали: ну бедно, наверное, все живут сейчас очень бедно. И они взяли сервиз, подумали: наверное, не хватает тарелок. Как у нас в России стулья-то с собой таскают. А оказалось, что, оказывается, они имели в виду: принесите с собой еду.

И. Цуканов

— Тарелки не пустые надо было принести.

Л. Парамонова

— Да, не пустые. Ну такие особенности нужно знать. Тут, например, принято приходить на день рождения со своими напитками и сидеть, пить свой напиток. Ну я здесь говорю о более таких австралийских компаниях. Мы все-таки чаще всего общаемся в русских компаниях, и тут все то же самое, как в России — большое гостеприимство, и очень хлебосольно, и очень щедро все происходит.

К. Лаврентьева

— Сразу задам вопрос. Игорь очень вовремя вспомнил про то, как вы объясняли понятие границ в начале нашей программы. И здесь мне тоже очень хочется спросить. Я очень много раз спорила на тему границ с разными приятелями, друзьями, знакомыми — границы в России, да, границы за границей, если так можно выразиться, конечно, совершенно нельзя, игра слов, да. И вот почему спрашиваю. Мы привыкли к тому, что в России действительно отсутствует некий такт. Есть, имеет место панибратство, похлопывание по плечу, когда можно спросить все что угодно, посоветовать, сказать то, что тебя не спрашивают, в общем-то, нарушать, нарушать личные границы. Когда ты приезжаешь, к примеру, в Австралию, да, тем более сегодня актуально об этом говорить, наверняка такого нет. Наверняка есть культура общения, и тебя не спросят, не зададут бестактный вопрос. И, в общем-то, ты вполне комфортно, с точки зрения границ, коммуникации себя чувствуешь. Но может ли быть такое что, например, в России вот люди, может быть, они и без границ, как говорил один мой приятель, но если случится беда, они, может быть, тебе нагрубят, но если случится беда, ты к ним прибежишь, и они тебе всегда помогут, потому что это вот загадочная русская душа. И мой вопрос в чем: есть ли такое понятие в Австралии? Можете ли вы прийти действительно с какой-то сложностью к соседу, обратиться к нему за помощью и ее получить? Или здесь все же четко действует правило, что «здравствуй — здравствуй», «как дела — хорошо, спасибо», и разошлись?

Л. Парамонова

— На самом деле тут и да, и нет. Потому что, как вы говорили, тут есть на самом деле четкие границы, нет такого, что люди тебя спокойно могут спросить очень личные и бестактные вопросы. Если они даже это сделают, то это значит, что ваше общение на этом закончится дружеское. Вот поэтому все-таки люди стараются следить за тем, что они говорят, когда они говорят и с кем они разговаривают, тут очень четко. Поэтому всегда нужно быть начеку и себе не позволять это делать. Потому что все-таки я тоже из той же самой культуры, из советской, из русской, и у меня тоже бывают сложности, мне приходится за собой следить и иногда даже извиняться. Но, с другой стороны, австралийцы, все-таки они очень открытые, они чем-то похожи на русских и на итальянцев. Наверное, это сложилось тем, что многие, вся страна эмигрантов, за исключением аборигенов, и у многих были тяжелые времена, когда они приезжали без ничего в эту страну, жили там в землянках, зарабатывали на золотых приисках. То есть у всех были тяжелые времена, и каждый себе это помнит. И тут есть такое понятие дружеского протягивания руки друг другу. Например, наша няня, наша воспитатель в детском садике, может нам помочь, посмотреть за нашими детьми не в урочное время, можно всегда договориться, попросить, и она не откажет, понимая, что такое жить далеко от родителей, далеко от бабушек и дедушек, когда некого попросить. Она поможет. Или, например, сосед всегда поможет присмотреть за домом, когда ты уезжаешь. То есть вот люди приспособились к тому, что родственники далеко, и нужно друг другу помогать. И это делают, и это всегда очень радостно, и их открытое отношение друг к другу очень вселяет уверенность. И вообще в столице очень смешливый, такой юморной народ. Вообще я их называю хоббитами, потому что они очень наивные, они прямо... Понятно, что хоббиты в Новой Зеландии, но вот в Австралии — и мой муж такой — они наивные, добрые, открытые. И ну при этом да, они знают границы, стараются не нарушать чужие границы, чтобы не обидеть, чтобы не задеть, и чтобы не переступить какую-то черту, которую недопустимо.

И. Цуканов

— «Вечер воскресенья» на радио «Вера». Я напоминаю, дорогие друзья, что сегодня у нас в гостях Лия Парамонова, супруга священника Александра Парамонова, который служит на тихоокеанском побережье в Австралии. И вот мы беседуем о том, как Лия, десять лет назад приехав в Австралию, она сумела сделать это место своим. Наверное, отчасти и сами тоже вы приспосабливались, себя тоже как-то меняли. Хотелось мне спросить вот еще о чем. Вообще за рубежом, если мы говорим, глядя из России, очень часто ситуация такова, что ну если мы говорим о православных храмах, и не только православных, ситуация часто такова, что священник не может позволить себе быть просто священником сто процентов своего времени, потому что ну это не та деятельность, которой можно заработать деньги, да, это, в общем, совсем не про деньги. Тем не менее нужно как-то жить. И многие священнослужители, они параллельно работают на каких-то светских работах, и, наверное, можно предположить, что и матушка тоже часто работает. Вот, Лия, расскажите, пожалуйста, а у вас как это устроено? Вам тоже приходится трудиться где-то еще, кроме как в храме?

Л. Парамонова

— Ну семья священника от семьи, конечно же, отличается, все бывает по-разному. На больших приходах Австралии в столицах штатов, в соборах чаще всего священник только священник, на полную ставку, у него очень много послушаний и дел. И приход может обеспечить священника на полную ставку. Но во всех остальных случаях, как правило, священник работает в течение недели на светской работе, а в выходные служит. То есть такое — без выходных. У нас есть разные священники, которые работают на железной дороге, которые глазные врачи, учителя в школах, работают на государство, работают в телевизионных компаниях — в общем, абсолютно разные профессии. И вы знаете, в этом есть свой промысл, потому что в своем коллективе, где они находятся пять дней в неделю, они миссионерствуют, они рассказывают людям про православие, они просто даже своим примером вызывают вопросы у своих коллег, и коллеги интересуются. То есть ну всегда видно человека немножко иного. Это своего рода самое сильное миссионерство, которое может быть. Поэтому тут все промыслительно, это здорово, что они, священники, не ограничиваются только своим приходом. А что касается матушек, опять же тут все зависит от ситуации — и от количества детей, и от владения языком матушки, насколько она может влиться в австралийские кадры по найму, поэтому все по-разному. Но многие матушки, да, они работают, так же как батюшки. У нас это сделано в нашей семье, у нас всегда все меняется в семье, всегда все по-разному. Какое-то время я смотрела за детьми, и у меня не было возможности работать, какое-то время я работала неполный рабочий день. А в данный момент отец Александр работает из дома, и мне удалось выйти на полный рабочий день. То есть я ухожу на полный рабочий день на работу, а отец Александр в данный момент занимается в течение дня воспитанием детей, что огромный-огромный плюс — в данный момент наконец-то дети обрели папу, папино внимание и время, и это прекрасно. Я так этому благодарна, этой пандемии, что так случилось, и вот дети, конечно, счастливы.

К. Лаврентьева

— Если не секрет, кем вы работаете?

Л. Парамонова

— Очень сложно объяснить. Ну если упростить, я работаю аудитором внутри банка, для их личной банковской проверки их залогов.

К. Лаврентьева

— Ого!

Л. Парамонова

— В общем-то, их аудитор.

И. Цуканов

— Это примерно то, чему вы учились ведь еще в Питере, ведь вы же экономическое образование получали.

Л. Парамонова

— Да, я знакомила экономический факультет университета петербургского, но я училась на экономическую политику, и до этого работала в Пенсионном фонде — то есть заточка была работать на государство, на Минфин и так далее. Но так как я только-только вышла на полный рабочий день, да еще и в Австралии, не имея опыта в своей специальности, то вот начинаю с частной компании, потом посмотрим. Конечно же, хочется работать именно по специальности, более на макроэкономику, чем на микроэкономику. Как Бог даст.

К. Лаврентьева

— Мы не задали вам очень важный вопрос. И пока у нас есть еще время, очень хочется его еще успеть все же задать. Как отреагировали ваши близкие родственники, ваши друзья на новость об отъезде в Австралию? Видимо, не очень радостно.

Л. Парамонова

— Да, это очень смешная история. Мой папа до недавнего времени очень боялся летать на самолетах, у него была аэрофобия. И когда я ему рассказывала, что у меня есть жених из Австралии, и, возможно, мы сыграем свадьбу, почему-то мой папа услышал «Австрия» вместо «Австралия». И он так прикинул в своей голове, что Австрия... Ну, в принципе, Австрия — я могу сесть на машину из Петербурга и, может быть, через день я буду уже в Австрии, в Вене. В принципе, ну не так плохо, не самый плохой вариант. И он так спокойно эту новость воспринял, чем меня безумно удивил, я думаю: ну ладно, надо же. А потом, уже когда мы вошли в фазу активного ухаживания, и уже планов, приехал на тот монет Саша, нынешней отец Александр, знакомиться с моим папой, и мой папа тогда понял, что там где кенгуру, и дотуда он на машине вряд ли доедет, у него началась паника. Ну, благо, у меня покойный дедушка как-то всех успокоил, сказал, что, слушайте, отличный парень, видно же, что отличный парень, что вы беспокоитесь. Все нормально. Ну и с тех пор я уже никого не слушала, никакие истеричные крики по поводу, как это далеко, и волнения моих друзей и родственников, и как-то дедушка вселил в меня уверенность.

К. Лаврентьева

— Все-таки решиться на такой переезд нужна определенная сила характера. Вам нравилась ваша жизнь в Петербурге на тот момент?

Л. Парамонова

— Да и знаете, даже не то что сила характера, мне кажется, юношеский максимализм: делай, а потом решим. Ввязывайся в бой, а потом уже решим, что делать. Мне кажется, это сыграло свою роль. Когда тебе 24, ты особо не продумываешь свои шаги надолго, просто следуешь за своим сердцем. И видите, иногда это приводит к хорошим результатам, но не всегда. Ну вот мне повезло.

К. Лаврентьева

— Вы знаете, я нет, я просто восхитилась вашей силой характера. Я позволю себе задать еще один вопрос, и он более глубокий, на мой взгляд, и более нужный сейчас, чем все мои предыдущие реплики про Австралию. Лия, в России принято бороться. Ну вот такой у нас менталитет: мы боремся с холодным климатом, мы боремся с социальными сложностями, мы боремся с самими собой, с испытаниями, с искушениями, ну в общем, со сложной жизнью. И так мы воспринимаем свою задачу, что нам надо бороться и в вере. И ведь, по сути, дела это так и есть, потому что духовную борьбу, ее никто не отменял. Ваша жизнь, она круто очень изменилась — вы переехали из России в теплую, благополучную страну, о чем мы сегодня очень много говорили. И мне с самого начала программы хочется задать вопрос: изменилась ли ваша вера? В каком смысле и что я имею в виду. Когда ты в России и когда ты в Санкт-Петербурге, ты бежишь по мостовой или по холодной набережной Невы или Фонтанки в храм, мечтаешь быстрее забежать в теплый храм, помолиться. Рано темнеет, очень холодно, у тебя свои сложности, тебе есть где обогреться и тебе есть где найти свою тихую радость. А когда ты переезжаешь в комфортную страну — ну нам так отсюда кажется: что уже да, что уже сражаться, что уже бороться? Когда тебе тепло, хорошо, рядом, слава Богу, семья, муж, дети, работа любимая, близкие друзья, ты ассимилировался, ты адаптировался, и вроде как-то жизнь вошла в свою колею. Тем более, конечно, еще раз повторю, Австралия это все же одна из самых благополучных стран мира. Как трансформируется вера в условиях благополучия? Вот для нас, как для русских людей, это очень актуальный вопрос: как сохранить ее, когда ты сыт во всех смыслах? Когда ты нашел, ну, казалось бы, ту пресловутую гармонию, о которой сейчас говорит каждый психолог на каждой странице журналов, из каждого канала на телевидении и с каждой странички в интернете. Когда все хорошо. Как верить, когда все хорошо?

Л. Парамонова

— Не всегда все хорошо.

К. Лаврентьева

— Нет, конечно, вы понимаете, что я говорю именно о внешнем благополучии.

Л. Парамонова

— В этом и вся хитрость, что внешнее благополучие, оно не гарантирует душевного, духовного благополучия. И в Австралии, к сожалению, учащаются случаи суицида на фоне полного благополучия, когда у человека есть все, полная чаша. Но я разговаривала с людьми, у которых есть все, но нет блеска в глазах, у которых потухший взгляд. И ты начинаешь расспрашивать и понимаешь, что у человека нет цели в жизни, у человека нет понимания, для чего он живет, для кого он живет. И это самое сложное испытание, потому что благополучие внешнее, оно наживное. А когда в душе пропасть, и когда ты не знаешь, к кому обратиться, то тут уже, ну кроме Господа, только Господь может это исцелить. Но не всегда человек знает дорогу туда. И это огромная сложность. Также, конечно же, да, тут на фоне всеобщего благополучия страны, хотя на самом деле у нас бывают и сложности, у нас бывают и пожары, когда просто сгорают города, и страдают животные. И зная австралийскую любовь к своим животным, на самом деле люди очень сильно переживают, очень сильно за все, что происходит с природой, и катаклизмы, и наводнения постоянные. Поэтому это тоже момент, который дает нам почву для испытаний. Но также бывают же и личные, внутренние испытания, конфликты — это болезнь детей, это смерть, это расставание с любимым человеком, что угодно. И Господь Сам знает, какой Он крест посылает данному конкретному человеку, чтобы привести его к вере, к Господу. Порой это даже не крест, порой это, наоборот, прозрение. Мне в Австралии стал больше понятен промысл Божий, я стала как-то больше сопоставлять события между собой и видеть в этом Господа, что не все происходит здесь случайно. Тут проще сделать, потому что на фоне такого спокойствия есть возможность подумать. И на фоне абсолютно духовной пустыни. Потому что Австралия — это духовная пустыня, если сравнить с Россией, да, и с Грецией, например, с Сербией. И храмы остаются таким единственным источником, животворящим источником, к которому ты просто бежишь и только там находишь утешение душевное.

И. Цуканов

— Да, и еще мне как-то мне запомнились ваши слова о том, что вам встречалось некоторое количество людей именно в Австралии, которые «дочитались» до православия. Да, то есть которые пришли к Богу не потому, что у них все в жизни как-то плохо и тяжело, а потому что им нужен был какой-то смысл в жизни, ну если я правильно вас понял. И вот они «дочитались» до именно вот православной веры. Это тоже такой очень интересный и, мне кажется, важный момент, о котором вы сегодня упомянули. Лия, спасибо вам большое за эту беседу. Мне кажется, что мы услышали очень много важного. Я напоминаю, дорогие друзья, что сегодня нашей гостьей — к сожалению, не могу сказать в этой студии, а через несколько тысяч километров, — но гостьей нашей передачи была Лия Парамонова, супруга отца Александра Парамонова, священника, который служит в одном из двухсот с чем-то храмов Австралии, православный священник. И вот матушка его была сегодня с нами в эфире. Спасибо вам огромное за эту беседу. А у микрофона была моя коллега Кира Лаврентьева, я Игорь Цуканов. И я надеюсь, что услышимся с вами через неделю в это же время.

К. Лаврентьева

— Да, дорогие друзья. И для меня особенно ценным в сегодняшнем разговоре стал вывод, что христианином можно и нужно быть везде, и Христос совершенно абсолютно для всех, для всего мира, да. Огромное спасибо вам, Лия, что поделились с нами. Всего вам доброго и до свидания.

Л. Парамонова

— Спасибо вам большое за ваши глубокие вопросы. Было очень приятно с вами беседовать.

И. Цуканов

— Да, взаимно.

Л. Парамонова

— Спасибо.