«Есть ли связь между здоровьем и верой?». Священник Константин Кокора

У нас в гостях был клирик Крестовоздвиженского храма в Митине священник Константин Кокора.

Разговор шел о смыслах евангельского отрывка об исцелении слепого Вартимея: почему Христос не всегда исцеляет сразу, какие преграды могут стоят между нами и Богом, и есть ли связь между нашим здоровьем и верой.

Ведущий: Александр Ананьев

---

А. Ананьев:

— Добрый вечер, дорогие друзья!

Меня зовут Александр Ананьев, я — профессиональный неофит.

Сегодня я вновь буду задавать свои вопросы неофита тем замечательным людям, которые приходят к нам в студию Радио ВЕРА.

И я сегодня приветствую клирика Крестовоздвиженского храма в Митине, нашего дорогого друга, священника Константина Кокору.

Добрый вечер, отец Константин! С Рождеством Вас!

О. Константин:

— Здравствуйте, Александр! Тоже Вас — с Рождеством Христовым поздравляю!

А. Ананьев:

— Как — отметили? Как — встретили? Как — отпраздновали?

О. Константин:

— Как всегда...

А. Ананьев:

— Удалось ли поймать себя на Рождественском настроении? Многие жалуются, что, в виду... турбулентности вот этой, вот... эмоциональной, создать у себя в душе... «нарядить ёлку», условно говоря, не у всех получается...

О. Константин:

— Вы знаете, есть такое, действительно! С другой стороны, мне кажется, само Рождество — сам факт рождения, явления Господа во плоти — он тоже был, вот, таким, вот... с одной стороны, радостным, с другой стороны, совершенно печальным. Поэтому, такая вещь, как наше настроение сегодняшнее — оно, наверное, отвечает самому празднику. Потому, что мы знаем, для чего Спаситель родился, и знают те люди... точнее, не знают те люди, которые пришли Его поприветствовать... кто-то знает, кто-то — нет, точнее... и, поэтому, сейчас, наверное... вот... то, что творится у нас в душе, в каком-то смысле, отвечает характеру праздника.

А. Ананьев:

— Вопрос, который косвенно... а, может быть, и напрямую, касается к обсуждаемой нами сегодня теме, которую я ещё не назвал.

Если Христос рождается ( это безусловно ), а у тебя нет настроения ( это субъективно ), получается, что ты не видишь, что Он рождается? Получается, что ты... слеп?

О. Константин:

— В определённых случаях, наверное, да. Но не во всех. Потому, что бывает такое, что человек... мы же живём несколькими планами. То есть, есть церковная жизнь — чаще всего, она, всё-таки, каким-то образом, коррелирует с мирскими делами, а иногда совершенно... вот... не подходит. Поэтому, наверное, если у человека есть личные какие-то переживания событий в его жизни, которые... так скажем... его каким-то образом отвлекают, или омрачают... вот... в какой-либо праздник, то это накладывает свой отпечаток. Не обязательно, это следствие греха или слепоты — это может быть просто человеческий какой-то фактор. Но, повторюсь, что почти каждый праздник — он имеет двойной, такой, оттенок: с одной стороны, он абсолютно радостный, с другой стороны, он печальный, в связи с теми событиями, которые должны произойти в жизни Спасителя. И, значит, в жизни каждого из нас.

А. Ананьев:

— Один психолог замечательный, очень, что называется, христианский — именно, в том плане, что мы с ним способны посмотреть на любую проблему и с духовной точки зрения, я ему во многом доверяю — он рассказывает, и это выглядит довольно правдоподобно, что в человеке одновременно... вот, мы с Вами сидим, отец Константин, а в нас одновременно говорят три голоса — как минимум, на самом деле, их больше — но, вот, три основных: голос природы, голос социума и голос... условно говоря... там... религии, голос Бога.

Вот, голос природы в нас — орёт...

О. Константин:

— Природа — это мы сами, да? То есть — наш?

А. Ананьев:

— Ну... вот, он привёл такой простой и понятный пример. Там, я хочу в туалет... ну, я ничего с этим не могу... или я хочу есть... или я не выспался... или я просто старый, толстый, унылый... ну, вот, это всё — голос природы, да? Мы с этим ничего не поделаем.

Голос социума — он гораздо тише, но, всё равно, очень отчётливо звучит, очень громко. Там... я хочу в туалет, но, вот, отец Константин сидит рядом, и... ну, было бы неправильным встать и сказать: «Мы прерываем запись, я отправляюсь в комнату для мужчин!» — это не делается так, это — неправильно.

И есть совсем тоненький, совсем тихий голос религии — в каждом из нас. Было бы очень здорово, если бы он звучал громче, чем голос природы. Но я не знаю, какой святости нужно достичь, чтоб, вот, этот, сравнимый с писком комара, тоненький голос, который мы пытаемся расслышать за ором всех остальных голосов в себе, стал для нас главным.

И, часто, на словах, мы декларируем, что воля Бога для нас важней всего, что мы живём по заповедям, и что там — одно, что — другое... но, на самом деле, если быть максимально честным с самим собой, вот, этот голос... мы его часто не слышим. И выдаём, очень часто, за голос Бога какие-то другие свои голоса, какие-то другие свои желания, не отдавая себе в этом отчёта. И начинаем просто врать самим себе.

Это я — к чему? К тому, что... вот, Христос рождается, и это должно быть, в идеале, для нас — самым важным, самым значимым. И, по сравнению с этим, какие-то наши бытовые... там... политические... погодные неурядицы — они должны отступить на десятый план. А мы, такие, ходим — и нос воротим: а у нас настроения нет... это я про себя, в первую очередь... это я тут поймал себя на том, что я хожу: «Ой, чё-то ёлки бесят... настроения нет...» А потом думаю: «Господи, кто я, вообще... посреди всего этого!»

О. Константин:

— Ну, здорово, что Вы вообще об этом думаете, мне кажется! Потому, что такое настроение, когда Божий голос звучит в полную мощь, как Вы сказали — наверное, это, действительно, могло достигаться только с помощью святости. Потому, что, чаще всего, действительно, говоря «воля Твоя», мы, всё-таки, говорим: «Ну, да, но...», или «не всегда», или «давай, не сейчас...», или «в другой раз», или «вообще не нужно сейчас звучать», и на этот голос Бога, конечно, накладываем свои голоса, по большей части, своё мнение, свою волю.

Святитель Николай Сербский говорит, что Страшный суд будет очень простым: одним Бог скажет: «Да будет воля твоя!», а другие Богу скажут: «Да будет воля Твоя!»

А. Ананьев:

— Ага...

О. Константин:

— И, вот, здесь, вот, отречься, в каком-то смысле, от себя, переформатировать своё «Я», встать над природой — наверное, это, вообще, такая... целокупная задача для человека.

А. Ананьев:

— А кому Вы адресовали, вот, эти слова... кто автор, вот, этих, вот... высказываний, относительно «Да будет воля твоя!»... «Да будет воля Твоя!»?

О. Константин:

— Святитель Николай Сербский.

А. Ананьев:

— Серьёзно?

О. Константин:

— Да.

А. Ананьев:

— Ведь, я-то слышал... вернее, читал их у Клайва Стейплза Льюиса...

О. Константин:

— Может быть, они... перекрестье такое... есть такие же слова у Владимира Соловьёва, который... ну... слышал, сказал — и потом их начали повторять.

А. Ананьев:

— В общем, как вы догадались, друзья, говорим мы сегодня с отцом Константином о слепоте. О нашей слепоте. О нашей неспособности услышать этот тонкий, очень важный голос Бога. О слепоте... неизбежной, наверное, в каком-то смысле... слепоте, которая излечивается верой... и... при каких условиях она излечивается верой. Что для этого нужно сделать, и — почему прозрел слепой в Иерихоне.

Сегодня на Литургии читается очень важная глава... фрагменты Священного Писания из 10 главы Евангелия от Марка о том, что Спаситель излечил слепого в Иерихоне.

«...Приходит в Иерихон, и, когда выходил Он из Иерихона с учениками Своими и множеством народа, Вартимей, сын Тимеев, слепой, сидел у дороги, прося милостыни. Услышав, что это Иисус Назорей, он начал кричать и говорить: „Иисус, Сын Давидов, помилуй меня!“ Многие заставляли его молчать, но он ещё более стал кричать: „Сын Давидов, помилуй меня!“

Иисус остановился, велел его позвать. Зовут слепого и говорят: „Не бойся, вставай, зовёт тебя!“ Он сбросил с себя верхнюю одежду, встал и пришёл к Иисусу.

Отвечая ему, Иисус спросил: „Чего ты хочешь от Меня?“ Слепой сказал Ему: „Учитель, чтобы мне прозреть!“ Иисус сказал ему: „Иди, вера твоя спасла тебя!“ — и он тотчас прозрел, и пошёл за Иисусом по дороге».

Потрясающий отрывок, по поводу каждой фразы которого можно беседовать часами. Начну вот с чего.

Сегодня прочитал, готовясь к нашей беседе, что, фактически, этот отрывок готовит нас к Великому посту. Это, такой, первый звоночек Великого поста. Мол, именно, вот, с этого чуда, за Спасителем начинают ходит люди, и, с этого чуда, начинается... вот... та история, которая, по сути, и приводит Его к Крестным Страданиям. Или — я не правильно понимаю?

О. Константин:

— Ну... здесь, на самом деле, ряд чудес, которые приводят к тому месту, где Господь распинается, вызывая этими чудесами у одних презрение, негодование и гнев, у других — восхваление. Но важно то, что это чудо — по крайней мере, в Евангелии от Марка — оно последнее. Перед Входом в Иерусалим.

То есть, Господь идёт из Иерихона — это 25 км, примерно, — за Ним идёт толпа людей, и Он, выходя из этого города, встречает человека, который Ему, фактически, в последний раз за Его земную жизнь, оказывает огромную... такую... помощь, в виде, вот, этого величайшего чуда. Потому, что мы понимаем, что слепота — она никак не лечится, если только с помощью чуда.

В других Евангелиях... потому, что этот эпизод есть также и у других синоптиков — у Матфея и у Луки, у них тоже есть исцеление слепых, только, в одном случае, он не назван по имени... очень важно, что у Марка он именно по имени назван... Дело в том, что если в Евангелиях кого-то называют по имени, то это очень важно — то есть, человек играл какую-то роль важную в обществе, и есть догадка такая, что этот человек был очень богат... очень знаменит, по крайней мере, в своём городе... и, поэтому, Марк называет его по имени.

А у Матфея этих слепых — двое. У него есть такой приём — он умножает слепых, или хромых, или бесноватых, делая их по двое. Мы можем догадываться — либо люди, просто, именно, в традиции... вот... именно, в предании оставили такое неровное число — либо один, либо двое, либо их было, действительно, двое... но двое Евангелистов пишут только об одном — потому, что он был наиболее известен, как считает Августин.

Но это чудо, действительно, занимает некую свою уникальную нишу. Действительно, с этого чуда начинается новый этап в жизни Спасителя, а, значит, в жизни и других людей.

А. Ананьев:

— «Вартимей, сын Тимеев, слепой, сидел у дороги, прося милостыню...» Вы сказали, что есть предположение, что он был человеком состоятельным... я сейчас, вот, зацепился головой за это, и сижу, думаю — как это может быть? И, при каких обстоятельствах, человек состоятельный мог бы просить милостыню? Не было ли это какой-то традицией, непонятной мне пока?

О. Константин:

— Я думаю, что сама нужда заставила его просить милостыню — видимо, произошло что-то плохое в его жизни, и он вынужден просто был сидеть у дороги, просить...

А. Ананьев:

— Давайте, начнём с детского вопроса, а звучит он так.

Спасителю, как не составляло труда излечить одного слепого, так не составило бы труда излечить всех слепых. Всех больных, всех страдающих. Ну, не трудно... Он же — Бог. Сила Его не знает границ, и возможности Его необозримы. Почему Он этого не делает? С одной стороны. А, с другой стороны, почему Он, всё-таки, излечивает — того, другого...?

О. Константин:

— Я думаю, всё дело в свободной воле человека.

Вот, однажды, к нам пришёл нищий... причём, выглядел он совершенно ужасно. Он зашёл в чайную — от него очень дурно пахло, а, так, как у меня гайморит, я не чувствовал запаха, и к нему подсел.

Начали говорить, и я, как всегда, стараясь разузнать, что у человека происходит в жизни, и помочь не просто ситуативно, а, именно, понять, как можно помочь ему, вот, именно, в плане изменения жизни, стал спрашивать, как он дошёл до такого состояния.

И, вдруг, я понимаю, что он, на самом-то деле, доволен своим положением! Ему сейчас дали кофе, ему дали продукты, нижнее бельё, одежду — сейчас ему больше ничего от нас не нужно. И дальше он планирует так и жить дальше. И, когда я спросил: «Давай, как-то тебе поможем по-другому... отведём тебя в какой-то реабилитационный центр... а, может быть, к священнику, к которому хотел поехать в другой город, который тоже как-то наставит... восстановить документы, в конце концов, и начать работать?» — я вдруг услышал, с таким презрением: «Зачем мне это нужно? Меня совершенно всё это устраивает! Я не хочу работать!»

И тогда я ему честно сказал, что: «Наверное, тогда это не правильно совершенно, с твоей стороны, просить милостыню, коль уж ты не хочешь вообще ничего менять в своей жизни». То есть, одно дело, человек просит, когда он, действительно, нуждается, и он бы хотел сам работать, зарабатывать и не быть от кого-то зависимым, а другое дело, когда человека устраивает его образ жизни.

И, вот, если мы посмотрим Евангелие, очень часто звучит вопрос Господа: «А что ты от Меня хочешь? Что ты у Меня просишь?»

Например, подходит Он к человеку ( в Евангелии от Иоанна ), который 38 лет лежит у купели Вифезда, и спрашивает: «Хочешь ли ты быть исцелённым?» Казалось бы, это такой праздный вопрос... «Ну, конечно, хочет! — мы говорим с вами...

А. Ананьев:

— Ну, не факт...

О. Константин:

— И не факт потому, что дальше Господь говорит: «Иди, и больше не греши!» — давая этому человеку понять, что Он знает, что привело к этому параличу, и что он, может быть, сам виноват в том, что произошло.

И здесь, вот, тот же самый вопрос, и трижды, вот, эта прозвучавшая мольба — они должны были удостоверить и Спасителя, и его самого, этого человека, и других людей в том, что ему, действительно, плохо в таком состоянии, и ему не хочется здесь сидеть, и он просто вынужден это делать. В противном случае, я думаю, Господь бы и не стал просто... ну... каким-то насильственным образом прибегать к чуду. Потому, что чудо — это всегда свободный дар человеку, который свободной волей просит чего-либо у Господа. Если ему это не нужно, значит, это будет лишнее.

А. Ананьев:

— «Вопросы неофита» на Радио ВЕРА.

Сегодня, вместе с клириком Крестовоздвиженского храма в Митине, священником Константином Кокорой, мы читаем 10-ю главу Евангелия от Марка, размышляем о прозрении слепого в Иерихоне — почему Спаситель ему помог, и — действительно ли, Спаситель ему помог? Смотрите... я начну... вот... с конца.

«Иисус сказал ему: „Иди, вера твоя спасла тебя!“ Он не говорит ему, что: „Ты прозрел“, или: „Я тебя излечил!“ — этого не было. Он ему не сказал ничего такого. Он сказал ему: „Вера твоя спасла тебя“.

И, вот, у меня, всё время, когда я читаю этот фрагмент, возникает, знаете, какое ощущение? Что слепой не был слепым... как... вот... ну... физически, да? Он был зрячим... но не верил в это. А потом поверил... и пошёл, и увидел. Действительно ли Христос спас его? И что скрывается за Его словами: „Вера твоя спасла тебя“. Не: „Я тебя спас — потому, что ты Меня попросил“, — хотя, вроде, как, это было бы логично, а: „Вера твоя спасла тебя“.

О. Константин:

— Я думаю, здесь нужно представить любые деяния Господа, направленные на благо человека, любые чудеса... так скажем... вот... с двух сторон, в двух экспозициях. С одной стороны, предложение Бога — всегда открытое, всегда предлагаемое человеку — это чудо: исцеление, прозрение, экзорцизм, и так далее. С другой стороны, ответ человека на это действие Бога.

То есть, Бог всегда, на сто процентов, готово помочь человеку. Но то, что является результирующим действием — это, как раз, не от Бога, а от человека. И, поэтому, кстати, не раз в Евангелии звучит вот эта фраза: „Вера твоя спасла тебя!“ То есть, не: „Я тебя спас“, — а, именно: „Вера твоя спасла тебя“.

То есть, вера становится определённым условием в этом договоре между Богом и человеком. И, можно сказать, что Господь часто требует этой веры!

Почему? Потому, что „Вера — это и верность“, — как говорил митрополит Антоний Сурожский, — Верность тому, что произошло». И, недаром, здесь он встал и пошёл за Иисусом.

Знаете, даже, вот, этот жест, когда он сбросил с себя плащ! Чаще всего, комментаторы говорят: ну, это, наверное, просто из-за экспрессии. То есть, мол, он так был возбуждён, что скинул с себя плащ, и подошёл... пошёл за Ним.

А есть современные комментаторы, и среди них Николас Томас Райт — величайший современный богослов, комментатор Священного Писания, библеист — он говорит: «Знаете, в Иерихоне не нужды были плащи — на них сидели, их раскладывали, чтобы туда бросали милостыню. И человек, убрав этот плащ, сбросив его просто в сторону, он показывал: «Я полностью доверяю Тебе! Если Ты меня сейчас излечишь, мне не нужен будет этот плащ, мне не нужна будет эта подать, мне не нужно будет здесь сидеть — я пойду за Тобой, как ученик!»

И здесь очень важно, что Господь-то наперёд знает, кто перед Ним! Он знает возможности этого человека, и, поэтому, испытывая, наверное, веру — его ли, или других, насколько они готовы принять какого-то нищего, оборванного, может быть, дурно пахнущего совершенно, при этой жаре, в свой коллектив — то есть, в общество людей, которые следуют за Спасителем, — Он и терпит, Он и потом говорит, что именно: «Вера твоя привела к такому. Потому, что Я-то готов всегда. Как ты на это посмотришь?»

А. Ананьев:

— Давайте, представим себе ситуацию, что, вот, Вы, отец Константин, идёте, и видите человека, который находится в нужде, и которому Вы можете помочь. Вы же не пройдёте мимо? При условии, что Вы ему можете помочь.

О. Константин:

— Нет, не пройду.

А. Ананьев:

— Спаситель проходит. До тех пор, пока человек трижды Его не попросит о помощи.

Вас никто не... я знаю, что Вы не пройдёте мимо, и не будете ждать, пока Вас трижды не позовут: «Мужчина, помогите мне! Мужчина, помогите мне...» — нет, Вы поможете, не дожидаясь просьбы.

Почему для Спасителя важно, чтобы Его трижды попросили?

О. Константин:

— Я думаю... разница именно в том, что я могу дать, и в том, что Бог может дать.

В Деяниях апостолов, в самом начале... по-моему... третьей главы, есть такая история, когда Пётр и Иоанн, увидев нищего, просящего милостыню... хромого... они сказали ему такие слова: «У нас нет денег — мы не можем дать тебе деньги, но у нас есть кое-что другое», — и Пётр говорит: «Именем Иисуса Христа, встань и ходи!» — и он исцелел, и начал... ну... полноценной жизнью жить.

Мне кажется, вся разница в том, что Бог имеет в виду сразу несколько таких, вот, пластов. То есть, Он имеет в виду веру человека. Всё-таки, чтобы я ему подал милостыню, не нужна никакая вера — ему просто нужно моё снисхождение и милосердие.

Во-вторых, веру других людей. Всё-таки, здесь речь идёт о таком глобальном чуде, как исцеление от слепоты, а не просто давание денег, там... еды... или чего-то другого.

В-третьих, мне очень важно... кажется важным ещё учитывать апостолов, которые идут с Иисусом. Он показывает им, что... Он-то, может быть, готов, а, вот, насколько они готовы — это ещё вопрос.

Здесь очень важно, мне кажется, вообще, поставить себя на место каждого из, вот, этих участников притчи... не притчи, прошу прощения, а чуда. И, каждый раз актуализируя для себя Писание, думать: а я — кто в этой истории? Насколько я могу быть в роли слепого? Мы ж с вами говорим, что есть слепота не только телесная, но и духовная. Насколько я готов воззвать к Богу и оставить всё, и сказать: только дай мне этот дар, и я пойду за Тобой! Насколько я готов, в числе прочих апостолов, обратить внимание на слепого нищего?

Совсем недавно, до этого эпизода, был ещё один уникальный эпизод — когда апостолы не пускали детей приходить к Господу. То есть, они сказали: «Не нужно... дети... это совершенно... они...

А. Ананьев:

— Мешают.

О. Константин:

— ... мешают. Они — не нужны... у них — свои проблемы... здесь — взрослые решают проблемы! А вы — идите, играйте в песочнице...» — то есть, апостолы сами не готовы расширять границы... вот... своего... так скажем... своей любви, своего принятия — до тех размеров, которые были у Христа.

А. Ананьев:

— А, вот, фраза: «Многие заставляли Его молчать...» — это, как раз, апостолы заставляли Его молчать?

О. Константин:

— В том числе, может быть, и апостолы. У Марка, кстати, всегда, вот, такие... не очень приятные, шершавые элементы в Евангелии. Например, когда они не верят — апостолы — во что-то... или ведут себя, вот... как... как с детьми. В том числе, я думаю, да.

Ну, представляете — у них миссия. Они идут в Иерусалим. Сейчас грандиозные события... кто-то их отвлекает... какой-то нищий. Может быть, поэтому Господь и терпит, показывая, что, на самом деле, терпение это — ради тех, кто, как раз, готов откликнуться. Почему не подошли, не сказали: «Подожди, Иисус, стой! Там человек Тебя просит...» Он, может быть, и проверял их готовность, вообще, остановиться и сказать: «Давай задержимся! Ничего страшного! Мы и так придём в это место, куда Ты должен прийти...»

А. Ананьев:

— Нам известна дальнейшая судьба этого Вартимея, сына Тимеева?

О. Константин:

— Ну... в предании какие-то есть вещи, которые остались — о том, что он стал христианином. Мы, кстати, здесь начало видим — что он пошёл за Спасителем. Но... конкретно — ничего...

А. Ананьев:

— А апостолом он не стал... насколько мы знаем...

О. Константин:

— Насколько помню я — нет. Ну, опять же, апостолом... в том плане, что он пошёл, наверное, проповедовать... но дальнейшая судьба — мне неизвестна.

А. Ананьев:

— Почему я спросил?

Опять же, из современной психологии мы знаем точно, что... сейчас я даже попробую сформулировать это правило. Если человек находится в тяжёлой ситуации — без работы, там, без денег, или... с тяжёлыми отношениями в семье... или у него отсутствует семья, и отсутствуют отношения... не важно... там... если у него лишний вес... что угодно — и он находится в ней больше года, значит, у него есть от 15 до 20 выгод этого его плачевного состояния. То есть, ему выгодно находиться в этой ситуации, даже если... или... несмотря на то, что он декларирует, что он сильно страдает, и, вообще, хотел бы решить эту проблему. Нету ни одной неразрешимой проблемы, и ты можешь найти выход из, практически, любой ситуации.

Я допускаю, что есть ситуации... ну... действительно, безвыходные — онкология, там... ампутация... не знаю... всё, что угодно... страшных ситуаций может быть много... но, на житейском уровне, любая ситуация может быть решена, и, если человек не решает её продолжительное время, значит, ему это выгодно.

И мне очень часто казалось, что Спаситель трижды спрашивает этого человека именно по той причине... ну, между строчками там возникает, вот, эта, вот, фраза: «А ты уверен, что тебе это надо?

Друг мой, ты — слеп. Тебе не надо ничего делать. Тебе не надо работать. Ты сидишь — и тебе бросают деньги, иногда кормят бесплатно. Твоя жена, если она у тебя есть, не предъявляет к тебе больших требований — чтоб... там... ты купил новый дом... или завёл какое-нибудь хозяйство. В принципе, ты хорошо устроился! Ты уверен, что тебе — надо прозреть, и потерять вот эти все свои выгоды, которые у тебя есть от того, что ты слепой?»

И, трижды спросив, Он убеждается в том, что человек готов отказаться от этих выгод, он готов усложнить свою жизнь существенно, он готов встретиться с новыми испытаниями — и прозреть. Его жизнь от этого станет не легче, его жизнь от этого станет — сложнее. Потому, что всё, к чему он привык — оно останется в прошлом, и надо будет решать новые проблемы на новом уровне, и проблем-то, на самом деле, станет больше.

О. Константин:

— Я полностью соглашусь. Потому, что, конечно, если человек не готов, наверное... Вот, этот трижды, кстати, вопрос звучащий... Интересно, что... когда мы крестим кого-либо из людей, мы трижды спрашиваем: «Отрицаешься ли ты от сатаны?»...

А. Ананьев:

— Да, да, да...

О. Константин:

— Трижды спрашиваем: «Сочетаешься ли ты со Христом?»... «Ты сочетался со Христом?» Трижды, когда постригают в монахи, архиерей...

А. Ананьев:

— ... бросает ножницы...

О. Константин:

— ... бросает ножницы. Вот, это, вот, трёхкратное утверждение...

То есть, жена меня спросит: «Любишь ли ты меня?» — можно, там, походя как-то ответить. Второй раз — ты уже поймёшь, что это очень важно. Третий раз — ты уже просто остановишься и поймёшь, что это, действительно, что-то важное.

Троекратное отречение апостола Петра — троекратное Его: «Любишь ли ты Меня?» — «Люблю Тебя, Господи, Ты знаешь это...»

В этом, наверное, педагогический какой-то смысл — огромный, глобальный — со стороны Господа. Ему нужны соработники, апостолы, которые идут на это с любовью, доверием, готовностью быть Его друзьями. А не просто люди, которых Он... так скажем... отяготил Своим чудом.

С другой стороны... вот, вопрос с волей — очень интересный. Есть такое замечательное произведение у Кнута Гамсуна — называется «Голод». Он — нобелевский лауреат, он — блестящий писатель. В начале своей карьеры он был нищим. Так, как у него было совсем мало денег, он вынужден был просто бедствовать, находиться на улице, и он говорит: «Вы знаете, я понял, что через две недели, после такого образа жизни, я оскотинился». То есть, он говорит, человеку нужно две недели, чтобы превратиться из человека в животное. Начать воровать, поступаться своими принципами, не гнушаться какими-то... вот... плохими делами.

Поэтому... здесь очень важно, что, наверное, если у человека есть, за что... так скажем... в душе зацепиться, если хоть что-то у него осталось из того, что нужно спасти — Господь всегда готов действовать.

Но мы с вами видим, что, на самом-то деле, чудес не так много в Евангелии описано. Если мы часто говорим, что их очень много, что... там... не вместить, как апостол Иоанн пишет, всем книгам этих чудес, то, на самом деле, в Евангелии они, во-первых, часто повторяются, во-вторых, мы, конечно, подразумеваем, что их могло быть ещё больше.

А. Ананьев:

— Просто, не обо всех рассказали...

О. Константин:

— Может быть, не обо всех рассказали — может быть, это самые значимые. А, с другой стороны, всё-таки, вот, этот «человеческий фактор».

Именно в Евангелии от Марка есть такая... «ремарка у Марка»: пришёл в Свои селения, в Своё отечество — и не совершил ни одного чуда, по неверию их. Лишь нескольких людей исцелил.

И это замечательно — то есть, по неверию Господь не будет действовать. То есть, если тебе это не нужно — а какой в этом будет смысл? То есть, Господь всегда имеет в виду именно спасение.

Кстати, здесь, вот, подзывая его, в конце концов — Он же, до этого, слышит мессианское исповедание: «Сыне Давидов»! Это уникально — в «Марке» это единственный такой раз, когда употребляется этот термин. «Сын Давидов» — это Мессия, это обещанный Машиах — Тот, Кто должен прийти — это Бог! И он Его исповедует не просто: «Помоги! Я верю, что Ты мне поможешь!» — а, именно, как Бога, за Которым он готов идти.

И, поэтому, очень важно, вот, именно, вот, это измерение тоже чуда: что для слепого — это... это революция!

А. Ананьев:

— Сейчас мы прервёмся на минуту — у нас полезная информация на Радио ВЕРА, а, через минуту, я обязательно спрошу у Вас, отец Константин, откуда слепой узнал, что перед ним Бог, хотя далеко не все зрячие это видели? Это же тоже какое-то чудо! Это — раз.

А, во-вторых, хочу поговорить о природе веры этого слепого. Потому, что у меня к ней много вопросов. Чего стоит моя вера, если меня загнали в угол моей беспомощности, и единственный, Кого я могу молить о чуде, это Бог? А если в благополучии мне Бог особенно не нужен, а в тяжёлой жизненной ситуации я молю Его о помощи... тогда чего стоит моя вера?

Вот, об этом мы поговорим через минуту. Не переключайтесь, друзья — будет интересно!

А. Ананьев:

— «Вопросы неофита» на Радио ВЕРА.

На обилие их ныне отвечает сегодня клирик Крестовоздвиженского храма в Митине священник Константин Кокора.

Я — Александр Ананьев.

Говорим сегодня о том фрагменте Евангелия от Марка, из 10-й главы, где Спаситель излечивает... хотя, наверное, это неправильно будет сказать... вера слепого в Иерихоне излечивает его, и он идёт вслед за Иисусом по дороге.

Хочу спросить Вас о том, как слепой увидел Бога? Притом, что остальные... опять же... мне кажется, что если бы люди видели в Христе Бога, как этот слепой, ни у одного бы не открылся рот закричать: «Распни Его!» Они были слепы. Они не увидели в Христе Бога. И делали всё, чтобы Он был не похож на Бога.

А слепой — увидел. Ему же сказали, что это Иисус Назорей. То есть, это Иисус из Назарета. А он понял, что это — Бог. Безусловно. Откуда он это взял?

О. Константин:

— Ну... во-первых, наверное, надо сказать, что вера — это такой динамичный процесс, и те чудеса, которые творил Иисус — они порождали веру в тех, кто о них, хотя бы, просто слышал. То есть, их, действительно, было много, и, поэтому, молва о них расходилась очень широко. До него — до этого слепого — она доходит, и, видимо, в нём начинают просыпаться ростки, вот, эти, вот, веры. И он понимает, что здесь происходит что-то колоссальное.

Всё-таки, того, что творил Иисус, никогда в истории человечества не происходило. Именно, в таком масштабе, именно, из такой, вот, глубины любви Бога к человеку. Те притчи, которые Он говорил, то учение... даже люди неверующие признают то, что такое невозможно услышать от человека — это неземное учение... это, я бы даже сказал, где-то, нечеловеческое, и античеловеческое! Потому, что любить врагов, или подставлять вторую щёку... ну... человек никогда бы такого не выдумал.

Поэтому, я думаю, здесь всё наложилось на благодатную почву его какой-то готовности. Потому, что, конечно, люди того региона, в котором проповедовал и родился Иисус, они были, в каком-то смысле, подготовленными к Приходу.

То есть, что: они знали, они ждали, они, из рода в род, были... вот... в напряжении. Потому, что должно было когда-то это произойти! Видимо, до него дошли эти слухи, до него дошла эта, вот, весть.

Мы, кстати, не знаем, когда он ослеп. Потому, что я читал, что он не был слепым от рождения, что он ослеп, именно, из-за каких-то обстоятельств. Поэтому, вполне возможно, что его предыдущая какая-то жизнь — она была как-то связана с тем, что ему помогло стать верующим.

И, кстати, потрясающе, что первый, кого он видит — это Иисус. То есть, прозреть, и увидеть, именно, в первую очередь, лик Спасителя — это, наверное, дорогого стоит.

С другой стороны... вот, очень важную Вы затронули тему, которая меня мучает, вот, уже на протяжение нескольких лет — насколько люди неосознанно отправили Господа на Голгофу и распяли Его.

Есть одна такая притча — ключевая — перед самым тоже вхождением, по-моему, в Иерусалим... или после... но, в любом случае, перед событием Распятия. Когда Господь говорит притчу о злых виноградарях. Помните? Когда посылал к хозяину виноградника рабов, потом послал сына, и, каждый раз, те люди, которые работали в винограднике, убивали их.

И они сказали: «Вот, сын! Давайте, убьём его, и тогда наследство достанется нам!» И Господь говорил: «Что сделать с этими людьми, которые так поступили?» И иудеи говорят: «Нужно отнять у них виноградник». И вдруг — они понимают, что это о них, именно, речь!

Мне кажется, самое плохое, что происходит, именно, самое катастрофическое в Евангелии — это то, что люди делают это осознанно.

В Посланиях Иоанна есть такая строчка: «Люди более возлюбили тьму, нежели свет», — то есть, любить, всё-таки, можно осознанно. Выбрать можно только сознательно. То есть, сделать выбор из того, что ты знаешь, можно только, вот, своей какой-то свободной волей.

Поэтому, я думаю, они и знали, и видели, и Господь им об этом говорит. Как предавал Иуда, зная, что он делает. Но... проблема-то была в чём? Они ждали другого.

В их системе сознания, Иисус должен был совершенно другим быть. Это должен был быть могущественный властитель, военизированный, который бы сверг иго римских оккупантов, который восстановил бы Царство Израильское, который никогда бы не говорил «любите врагов», «молитесь за проклинающих», «благотворите ненавидящим», и, вообще, не общался бы ни с самарянами, ни с римлянами, ни со сборщиками податей.

И здесь, вдруг, вот, этот колоссальный разрыв шаблонов! Как такое, вообще, возможно? И Он становится неугоден — Он не укладывается в прокрустово ложе их, законнических, взглядов о Боге. У них другой «бог»! И, помните, Он им говорит, что: «Ваш отец не Авраам!» — то есть: «Вы не дети Бога! Ваш отец — диавол». Это же страшно — услышать такое богоизбранному, богосозданному народу!

И, поэтому, здесь проблема, мне кажется, гораздо глубже, гораздо тяжелее и катастрофичнее.

А. Ананьев:

— Так, может быть... вот, притча же... ну, не притча, а... вот... история... все Евангельские истории — они, во многом, метафоричны. Может быть, и здесь прозрение слепого — оно... такое же, метафоричное? И эта история рассказывается нам, как история человека, который захотел увидеть Бога, увидел Бога, и Бог ему сказал не: «Всё, ты теперь видишь — надолго ли, Я не знаю... потому, что... ну, мы все умрём, и зрение — это тоже не вечно...» — нет, Он этого не говорит. Он говорит другое, очень важное: «Вера твоя спасла тебя».

Хочешь, чтобы вера твоя спасла тебя — верь и возжелай прозреть и увидеть Бога. Речь идёт не об офтальмологии — вот, к чему я веду...

О. Константин:

— Да, я понял сейчас это. Вы знаете, можно это допустить, но... с такой же логикой можно тогда про все другие чудеса говорить. Наверное, да?

А. Ананьев:

— Да, безусловно!

О. Константин:

— Да? То есть, именно, в духовном смысле, что-то произошло...

А. Ананьев:

— Мы-то всё ждём фокусов... а, может быть, там и не фокусы вовсе!

О. Константин:

— Мне кажется, нужно и то, и другое учитывать. Понимаете?

Вот, не всем Господь говорил, что они спаслись. Вот, помните, Он исцеляет десять прокажённых — девять уходят, один возвращается. Тем он сказал: «Вы очистились», — а этот слышит другое: вот, то, что мы сейчас с Вами, как раз, читали. Именно, о спасении.

То есть, здесь, наверное, два уровня чуда. Одно — это физическое исцеление, а второе, до которого не все, видимо, доходили — это, именно, спасение, уже в глобальном, так скажем, смысле — спасение, именно, души.

Я не думаю, что речь здесь идёт о какой-то одной стороне. Здесь, всё-таки, и то, и другое. И не было бы чуда такого, если бы... резонансного... того, которое бы заставило трёх евангелистов из четырёх описать его — всех синоптиков — как, именно, чудо исцеления от слепоты. Потому, что не было бы тогда и остального... да... потому, что были и воскрешения из мёртвых, и слепо-глухо-немые прозревали и избавлялись от недугов, и сухорукие, и так далее. То есть, всё-таки, это, именно, физика была какая-то...

Другое дело, что... повторюсь... в духовном плане — у всех по-разному происходило.

А. Ананьев:

— Насколько эта история отличается от истории Закхея? По формальным признакам, ведь, одно и то же. Тот — тоже хотел увидеть... вот, я только не думаю, что он хотел увидеть Бога... он хотел увидеть Того, о ком все говорят...

О. Константин:

— ... о ком все говорят. Я тоже думаю, что это... некая такая персона, которая создаёт вокруг себя... такой... информационный шум.

А. Ананьев:

— Да, но и ему сделал шаг навстречу Христос, и к нему тоже... ему позволил подой... Сам пришёл к нему домой. Хотя, казалось бы, Закхей сделал куда как меньше, чем слепой, а получил — куда как больше, чем слепой... или нет?

О. Константин:

— Ну, смотря...

А. Ананьев:

— Вообще, я хотел бы сравнить две эти истории — потому, что они очень рифмуются, да? То есть, они... как-то так... ещё и следуют друг за другом.

О. Константин:

— Ну... во-первых, изначальная позиция — разная. То есть, если, всё-таки, мы настаиваем на физической слепоте этого человека и духовной слепоте того, то... здесь разные аспекты слепоты. С одной стороны, правильно говорить, что больше получил Закхей, а, с другой стороны — чего больше? То, что Господь к нему пришёл? Но у него тоже начинается новая жизнь... у этого — то же самое. Он идёт, всё-таки, как сказано здесь в конце: прозрел и пошёл за Иисусом. То есть, это подразумевает некое следование — то, что он стал верующим, христианином... как угодно...

А. Ананьев:

— Ну, так Закхей тоже — раздал всё, что наворовал, и во много раз больше, и... он и нагрешил больше...

О. Константин:

— Нагрешил... но, опять же, мы не знаем, как этот грешил. Но здесь, вот... сами чудеса — они дают...

А. Ананьев:

— А мы надеемся, что не грешил...

О. Константин:

— ... такой контекст — надеемся... надеемся, что у него было всё в порядке.

Может быть, это и сравнимо — в том плане, что... и у того хорошо всё, и у этого хорошо всё...

А. Ананьев:

— «Вопросы неофита» на Радио ВЕРА.

Клирик Крестовоздвиженского храма в Митине, священник Константин Кокора.

У нас ещё — минут 15 нашего разговора, и эти 15 минут я, с Вашего позволения, отец Константин, хочу употребить на главные вопросы — на вопросы веры.

Мне не даёт покоя — вот, что. Я хорошо знаю за собой такую особенность: мои самые горячие молитвы, моё самое искреннее и неподдельное обращение к Богу возникает именно тогда, когда мне от Него чего-нибудь очень нужно. Кто-нибудь крепко заболел из тех, кого я люблю... я потерял работу... машину занесло на дороге, и я истово молюсь: «Господи, помилуй!!!» — потому, что понимаю, что ещё два оборота — и меня вынесет под встречный грузовик... понимаете, да? А в остальное время, как-то, нет. Ну... ровненько всё... да?... скорее, для «галочки». Потому, что так — «надо».

И, в этой ситуации, я в вере... а мы все восхищаемся верой... там... «вера спасла этого Вартимея!»... а я, так, сижу в стороне, как злобный... этот... как его... фарисей... и говорю: «Какая вера? Друзья... но его судьба загнала в угол — он слепой... кого ему ещё просить о помощи? Ему больше помочь-то — некому. Это, друзья, от безвыходности он... так, вот... воззвал. Какая там вера?» — и я понимаю, что я чего-то просто не понимаю.

И я хочу спросить у Вас: что ж это за вера такая? Или есть доля истины в моих этих рассуждениях? Что, вот, слепой, в этой ситуации, обратился, вот, в самую-самую-самую последнюю инстанцию — потому, что во всём мире — больше некому ему помочь.

О. Константин:

— Ну, во-первых, они — вот, эти люди, которые обращались к Иисусу — они же могли разочароваться. Помните, женщина кровоточивая, которая истратила, как пишет апостол Лука ( который, по преданию, был врачом ), всё своё состояние на врачей, как раз. Уж ему-то, наверное, это было... вот... с горечью, так сказать, констатировать всё. То есть, Он же — тоже мог не излечить. То есть, нужен акт выхода... вот... из самого себя, чтобы сказать: «Да, в очередной раз, я попробую. В очередной раз я поверю!» — даже если до этого, может быть, этот слепой кого-то ещё просил, и так далее.

Но... всё-таки, до конца мы не можем препарировать такой феномен, как вера. Вот, настолько она индивидуальна, настолько она неповторима у каждого человека.

Вот, есть у человека проблемы с верой, с доверием к Богу, с непониманием наличия зла в мире, или каких-то катастроф... ну, и, в принципе... такой... дисгармонии в нашей жизни. А для другого — вообще таких проблем нет. И оба, может быть, веруют, но веруют, вообще, по-своему — в одного и того же Иисуса, в одно и то же Евангелие. Но у одного — огромные проблемы... и не скажешь, с другой стороны, что это неверие, или маловерие.

Здесь... вера — она же в контексте существует. В контексте чего? В контексте других добродетелей, наверное... надежды... любви... уровня образования, культуры... каких-то талантов человеческих. Ведь, мы говорим: вера — это дар. Тогда вообще возникает ещё больше проблем! А у кого нет веры — значит, Бог не дал этой веры? Значит, тогда, вообще, как-то странно получается... кто-то верующий, а кто-то — вообще неверующий... а кто-то — скептик... а кто-то — агностик... и так далее.

Поэтому, можно препарировать веру, как это делали святые отцы — что есть вера, как доверие Богу, как уверенность в том, что Бог может помочь, в том, что Он есть, в том, что Он тебя любит... верность, как, вот, мы видим у Вартимея — верность тому, что это произошло, и идти дальше...

А, с другой стороны, конечно, в глубине души, мы с вами понимаем, что... как в Вашем случае... что мы начинаем быть христианами-то, когда... вот, когда, вот, совсем... вот, совсем всё плохо. В каком плане христианами? Мы говорим: «Только Ты, и никто другой!» В остальное время, мы, всё-таки, где-то в глубине души понимаем: мы и сами должны что-то сделать, от нас тоже много, что зависит... как мы говорим: «На Бога надейся, а сам — не плошай». Это, действительно, так.

Но именно в какие-то экзистенциальные моменты мы понимаем, что мы полностью от Бога зависим. И это... я не думаю, что это плохо. Это, просто, человеческий фактор.

Вера — это же такой динамичный процесс, что и апостолы не стеснялись просить умножения веры у Бога. То есть, они говорят: «Умножь в нас веру. Мы не можем, вот, допустить, что...» — как они... там... ну, какие проблемы, там... невозможно разводиться с женой... помните? Он говорит: «Лучше тогда вообще не жениться!» Если такие проблемы — лучше тогда вообще не жениться! Или... невозможно поверить в какие-то вещи... когда Он говорит до седмижды семидесяти раз прощать человеку. То есть, это — нечеловеческие условия выживания и спасения. Но здесь, вот, и возникает этот эффект зависимости от Бога — в том, что, на самом деле, может быть, мы и призваны ощущать Его даже не тогда, когда нам совсем плохо, а, вообще, каждый день своей жизни.

Потому, что всё зависит от нас, и мы можем очень легко, как бы, соскользнуть на какой-то другой путь. Но — не является, мне кажется, это каким-то изъяном, или грехом, и так далее. Вообще... сама молитва должна быть постоянным надеянием на Бога.

Есть такая древняя история. Мимо царя вели одного осуждённого, и этому осуждённому говорят: «Пока мы будем проходить мимо дворца, в котором сидит царь, ты ему можешь кричать, можешь взывать к нему, сколько у тебя будет времени... одна минута, может быть...» И он начал так кричать, так взывать к нему, так громко орать, что тот услышал и выглянул из окна.

И — какой из этого вывод? Что мы должны, по идее, всегда так молиться. Не когда только нас это касается, когда других это касается... судеб мира...

А. Ананьев:

— Это, вообще, возможно?

О. Константин:

— Невозможно всегда так... невозможно, конечно! Конечно, невозможно! То есть, у нас... вообще, наша жизнь — она как синусоида. И, мне кажется, не надо стесняться этих моментов...

А. Ананьев:

— Ну, если повезёт... как синусоида... у многих жизнь — как деревенское болото... например, у меня...

О. Константин:

— Бывает и такое. Но, опять же, понимаете...

Вот, недавно опубликовали дневники святой матери Терезы. Вот, люблю я такие вещи, когда именно правду люди говорят, не... знаете... не лубочные, вот, эти... «с детства постился, молился, молока не пил по средам и пятницам»... Человек сколько лет служил бездомным, нищим, убогим, калекам, проституткам... всем, вот, этим, вот, людям, отринутым от общества... и она пишет: «А я Бога не чувствую в своей душе!... Я Тебя не слышу, я Тебя не вижу, я не могу Тебя ощутить, вот, сейчас, вот...» — и это на протяжение лет десяти, вот, так, вот...

То есть, человек... да, мы бы сказали: «Так, подождите, стоп... как это ты не чувствуешь Бога? Это... это, вообще, как?» И, человек определённого склада ума и души, он скажет: «Слушай... так, вообще, зачем... это же католическая святая — что с них взять? Он все там в прелести... Да, и, в принципе... о, если она не чувствует — а чего мы тогда, вообще, почитаем её... и зачем, Вы, батюшка, её дневники читаете, зачем Вам это надо? Вот, были люди в былое время... другое племя...» — кто-то так скажет. Я скажу: это — потрясающе! Потому, что это, для всех нас... ну... такое подтверждение того, что все мы — люди, и все мы очень зависимы от Бога, у всех у нас бывают кризисы, и все мы устаём, и большинство времени, может быть, мы и с Богом-то дружим просто потому, что нам где-то это выгодно, как Вы сказали... ну, ситуация такая — не к кому больше обратиться... как мы, кстати, в молитвословиях: «Только на Тебя мы надеемся...» Причём, к святым, кстати, мы говорим так же: «Только на тебя мы уповаем...»

А. Ананьев:

— Мы часто декларируем, что дружим... Вот, я не до конца понимаю, где разница... где начинается истинная дружба с Богом, а не декларация, что я — христианин, и слово Божие для меня... и воля Божия для меня... и я доверяю, я — верю? Когда ты превращаешься из человека, мнящего себя христианином, в Вартимея?

О. Константин:

— Ну, у каждого это, как я сказал, мне кажется, индивидуально. То есть, каждый должен сам ощущать: а где, вот... на каком уровне, так скажем, его вера сейчас находится? И, вообще, он на уровне веры, или это просто слепое... как это... следование традициям? Ведь, есть и такое тоже...

А. Ананьев:

— Конечно, конечно...

О. Константин:

— Или, например, ещё один феномен, о котором я, вот, сейчас постоянно переживаю: то есть, мы можем, в церковном плане, всё исполнять... то есть, человек может регулярно исповедоваться, регулярно Причащаться, поститься по постам, молиться по молитвослову — всё делать... так скажем... «по фен-шую»... а внутри-то — ничего вообще не поменялось! То есть, система координат — мышления, логики, этики, морали, нравственности — она осталась, вообще, почти той же! Да, мы перестали делать какие-то суперплохие дела, да мы сказали: «Это — грех, это нельзя делать», — а, в принципе, сама... вот... «начинка» осталась такой же.

А, вот, это — как называть? Ну, да... Господь называет это фарисейством. Но насколько мы готовы дать себе отчёт, что, действительно, это наша болезнь? Фарисейство же не умерло... и саддукейство не умерло... Ко мне недавно подходит одна женщина верующая, и говорит: «А я не верю в воскресение мёртвых». Даже две женщины подошло... в разное время... Понимаете? И, для нас — это тоже вызов! Я говорю: «Правильно, что вы это, хотя бы, артикулируете! То есть, вы себе сказали: „Я не верю, что мне дальше делать?“ — и начинается, вот, это ощущение...»

И, мне кажется, каждый день... нужно, каждый раз, себя проверять: почему я общаюсь с Богом? С какой целью я к Нему обращаюсь? А если я не буду к Нему обращаться?...

У владыки Антония Сурожского... однажды, его духовник задал вопрос... в начале его монашеского пути. Он говорит: «Ты молишься?» Он говорит: «Да, молюсь». «Нравится тебе молиться?» «Очень нравится! Я, прям, с таким желанием молюсь, что, прям, вот, в молитве... прям...» «Не молись больше». «Почему?» «Потому, что ты надеешься на молитву. То есть, ты думаешь, что с Богом можно строить отношения, только если ты... вот... в огромном количестве слов к Нему обратишься».

Он говорит: «А как же... если я не буду молиться, я же, вот... это же мне нравится!» «Вот, поэтому, именно, и не молись. Единственное, что ты можешь просить, перед сном: «Господи, молитвами тех людей, которые меня любят, помилуй меня!»

И, вот, сколько-то месяцев, что ли, он так, вот, жил. И он говорит: «Я понял, что с Богом нет каких-то условий — нужно просто отдаться Ему. Нужна вот эта любовь — акт вот этой веры».

И я думаю, что проверять себя каждый раз нам нужно — индивидуально. Потому, что душа каждого из нас — она... вот... под замочком. Её открывать нужно, наверное, всю жизнь каждый день для того, чтобы проверять — вообще, что у меня там происходит? И со стороны этого может вообще никак не быть видно. Только по плодам по каким-то мы можем понять, что человек, действительно, превратился из... как мы говорим... есть разные уровни веры — рабская вера, наёмническая, и вера сыновняя... вот, когда мы переходим из первых двух — в веру Вартимея.

А. Ананьев:

— Что ещё меня смущает... я надеюсь, что мне хватит пяти минут, оставшихся у меня, чтобы услышать ответ. Вера — она на строится на «ты — мне, я — тебе». Если ты веришь, и, при этом, ожидаешь в ответ чего-то такого, чего тебе очень надо, если ты обращаешься к Богу, и ждёшь, что тебе «заплатят», образно говоря — новой работой, счастливой жизнью, здоровыми детьми, а, не получив это, говоришь: «О... тогда мы расторгает договор! Здесь что-то пошло не так... давайте, посмотрим, какие есть ещё варианты...» — то грош цена такой вере.

Эта история, как раз, про «ты — мне, я — тебе». Я, внутренне, был бы готов к тому, чтобы Христос обнял этого слепого, и сказал бы: «Да, ты слеп, но Я с тобой — не переживай, будь рядом», — и всё.

Но — нет. Раз он верит, Христос его излечивает. Понимаете? Нет ли в этом во всём... вернее, даже не так... Я нисколько не сомневаюсь в правильности, глубине, логичности абсолютной произошедшего. Я хочу для себя уяснить вот это отношение к товарно-денежным аспектам веры: за веру всегда будет воздаяние? А, если не будет, то она ведь не перестаёт быть верой?

О. Константин:

— Ну... я думаю, что, при всех других каких-то обстоятельствах, Господь бы так и сделал.

Я, вот, сейчас вспомнил случай из дневников протоиерея Сергия Булгакова, который болел онкологией — у него был рак горла. То есть, представляете, для священника, что это. И была Страстная Седмица. И он лежит... он говорит: «Я просто, вот, умираю от всего того, что происходит — умираю в буквальном смысле, умираю в духовном смысле... — ну, в унынии таком, в депрессии, — и вдруг, в какой-то момент, именно, вот, на этом дне ада, я ощущаю, что рядом со мной лежит Христос. И я понимаю, что Ему — не всё равно, в каком положении я нахожусь. То есть, что для меня это — самое худшее...»

Может быть, для Вартимея, вот, это — самое худшее, что могло быть. Может быть, именно от этого он страдал. Может быть, именно, вот, это становилось чем-то таким, что ему мешало... так скажем... вот... быть тем, кем бы он хотел, кем Бог его видел.

А «товарно-денежные», так скажем, отношения — они могут присутствовать там, где человек допускает это. И, конечно, будем честными, чаще всего... как люди говорят: «Я Богу пообещал... дал обет...» — и, если это случится, они потом проверяются, такие отношения. Каким образом? Тебе не дали — тебе нужен этот Бог? А ты останешься с Ним, или нет? Я думаю, в этом случае, он бы стал тем, кем он стал, может быть, и без этого излечения. Я допускаю это. Может быть, нет. Но... вот, опять же, история умалчивает.

А. Ананьев:

— У меня перед глазами картина — трагическая. В ней нету правых и виноватых, в ней нет тех, кто поступил правильно или неправильно, но есть просто трагедия человека, у которого дочь заболела... вот, онкология, как раз... очень известный человек была... и её отец начал ходить в церковь. Начал ходить в храм, молить о её выздоровлении. До того, как она заболела, он туда не ходил. И, знаете, после того, как она умерла, он тоже туда не ходил.

Я могу его понять. Я ему ужасно сочувствую. Я ему очень соболезную. Но... примеряя вот эту проблему на себя, я понимаю, что это не та вера, какую ждёт от нас Христос. Но, при этом... это та вера, которую демонстрирует Вартимей. И это не даёт мне покоя.

О. Константин:

— Я понимаю, о чём Вы говорите, но... Вот, в плане молитвы Вы сказали, да?... что мы начинаем молиться, когда нам, вот, совсем плохо, когда нас совсем припрёт. Я знаю человека, который не делает так. Не делает, именно, по тем мотивам, что: подожди, если ты не молишься так, когда тебе не плохо, почему ты должен сейчас тогда это делать? То есть, давайте, тогда, быть честными. Ты молись, как и раньше — ведь, ты знаешь, что всё не без воли Божией. Тогда, вот, эти честные отношения — они как бы продолжаются. Потому, что... ну... от человеческого фактора никуда не деться.

Здесь, опять же, до конца — мы не знаем. Даже в этом случае. И в каждом случае исцеления. Кроме Самого Бога, никто не понимает механизмов вот этой вот веры.

Опять же, повторюсь, вера — динамичная. Я слышал такое предание, что, помните, был раб, которому отсёк ухо апостол Пётр — и что это был один из исцелённых людей.

А. Ананьев:

— Ну, это что-то апокрифическое...

О. Константин:

— Ну... мы можем допустить такое?

А. Ананьев:

— Ну, теоретически, да... но что нам это даёт?

О. Константин:

— То, что вера — она может потеряться... она может ослабеть... она может вдруг вспыхнуть неожиданно. Люди, когда приходят к вере, подчас, делают это совершенно, вот... ну... какими-то непонятными, для окружающих людей, путями.

История одна... из жизни одного современного священника, который убеждал человека, пытался ему что-то доказать, показать, а его убедило наличие куска курицы в холодильнике, который этот священник не съел, оставив этому другу.

Ну, вот... казалось бы... да? Это — последнее, что может человека убедить в вере в Бога. Что-то такое происходит, о чём мы вообще не знаем, но знает только Бог и человек.

Поэтому, здесь, я думаю, апостолы нам дали... вот... некую экспозицию, которая поможет нам в чём-то справиться со своим неверием. А дальше — мы... мы, вот... мы умолкаем.

А. Ананьев:

— Спасибо Вам большое за этот разговор!

В качестве постскриптума... вот, сейчас, в эти, всё ещё светлые, Рождественские дни. Я просто сегодня прочитал, что эта история Евангельская готовит нас к Великому посту. Как Вы будете, вот, в эти дни сейчас, в контексте, вот, этого фрагмента, который мы сегодня читали в храме, готовиться к Великому посту, и что из того, что Вы используете, я могу взять на вооружение?

О. Константин:

— В плане подготовки к посту...

А. Ананьев:

— В плане любой подготовки. Потому, что кажется, что... вот, он только что закончился, Рождественский пост, а до Великого ещё... много-много куриц и отбивных.

О. Константин:

— Да, кстати, я замечаю, что когда мы о посте говорим, мы в первую очередь, говорим о еде, хотя, наоборот, декларируем, что еда не важна, что нужно...

А. Ананьев:

— Это — образ... это, всего лишь, образ...

О. Константин:

— Это образ, да. Нет, ну... кстати, вот, здесь тоже, с едой...

Я... однажды у меня был такой опыт — мне кажется, очень полезный. На холодильник я себе повесил... в принципе... какие-то цели и задачи, которые я должен преследовать в этот пост. Не заходить на спортивные сайты, начать читать и изучать Ветхий Завет, не тратить время на какую-нибудь ерунду, есть то, что мне дадут... то есть, всё то, к чему, на самом деле, я когда-то думал, что я должен прийти. Я просто повесил это на холодильник — потому, что в холодильник заглядываешь волей-неволей — и, поэтому, для меня это стало некоей декларацией того: вот, хорошо, ты пытаешься что-то в своей жизни изменить... как ты будешь это делать?

Мне очень это в каком плане помогло? По-моему, было 10 пунктов, 7 из которых я выполнил. То есть, я, прям, почувствовал, что после поста я изменился в лучшую сторону. Потому, по-моему, я всё это опять потерял, но мне было полезно узнать о том, что это, действительно, достижимо.

А. Ананьев:

— Спасибо Вам большое!

Сегодня мы беседовали с клириком Крестовоздвиженского храма в Митине священником Константином Кокорой.

С Рождеством Вас!

О. Константин:

— С Рождеством, Александр!

А. Ананьев:

— Александр Ананьев, Радио ВЕРА. Прощаюсь до следующего понедельника!

Всего доброго!

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Преобразования в современной системе образования». Максим Костенко
• «Донорство крови и костного мозга». Алена Фирсова, Наталья Быстрова, священник Дмитрий Гуров
• «Смыслы Таинства Крещения». Священник Григорий Геронимус