Поделиться
У нас в гостях был народный художник России, академик Российской Академии художеств Василий Нестеренко.
Мы говорили с ним о феномене духовной живописи, о том, как участие в жизни Церкви может влиять на творчество, а также о персональной выставке нашего гостя «Мы — русские, с нами Бог».
Ведущий: Константин Мацан
К. Мацан
− «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается, ещё раз здравствуйте, уважаемые друзья! В студии, у микрофона Константин Мацан, в гостях у нас Василий Нестеренко — народный художник России, академик российской академии художеств, я напоминаю, что персональная выставка Василия Нестеренко, под названием «Мы русские, с нами Бог» в эти дни открыто проходит в манеже, в центре Москвы и будет работать без выходных, как Василий Игоревич подчеркнул в первой части нашей беседы — до 25 июня, всех приглашаем.
В. Нестеренко
− Добрый вечер.
К. Мацан
− Да, добрый вечер ещё раз... а Ваш путь к вере и в вере, какие на нём были для вас главные этапы и занятие живописью, в том числе духовной живописью? Это скорее результат религиозного мировоззрения, или это была ступень к обретению веры, к укреплению в вере, например...
В. Нестеренко
− И так, и иначе... я художник по своей природе, вот я часто говорю, что все дети рисуют, но не все поют и не все танцуют, но все рисуют, во всех странах и мальчики, и девочки, и во всех народах, во всех религиях — все рисуют, но художниками становятся очень немногие. Вот как это происходит, это как такая болезнь заразная... заразился... у большинства иммунитет, многие излечиваются, единицы заражаются до конца жизни... я вот художник до конца жизни... ага... что такое духовность, как вот приходили к вере... в девяностые годы было покаяние, как сохранялась наша великая Родина, когда всё распадалось... просто рвалось по швам. Только ленивый не проклинал свое отечество в девяностые годы, сейчас уже забыли, Слава Богу, забыли это... но было так и в этот момент неожиданно произошел приход всей страны к Богу, параллельно... трудно, вот в жизни происходит то, что люди не могут, как бы, понять, с чем сопоставить. С одной стороны — полный развал, с другой стороны — приход к Богу всей страны... многих, очень многих людей. Стали восстанавливаться храмы, монастыри, воцерковляться люди стали. Ведь у нас же были единицы воцерковленных людей в советское время. У меня семья была верующая, но не воцерковленная, да и как это можно было вообще ожидать, когда это было комсомольская, пионерская, коммунистическая, так сказать, реальность... ну вот девяностые годы стало, как бы вот таким приходом для меня тоже, вместе с Россией всей к церкви, к воцерковлению... И Господь, когда человек обращается к Богу, Он даёт новоначальную благодать... тебе всё открывается — все двери. Вдруг, я попадаю на Афон, на который вообще невозможно было попасть, люди мечтали десятилетиями, столетиями попасть туда... только очень немногие люди могли это сделать... Вдруг, я попадаю на Афон... вдруг, я попадаю в Иерусалим, в Храм Гроба Господня, в Храм яслей Господних, по святым местам, Господь прям проводит меня. Я все рисую там, поскольку я художник, радуюсь, думаю, что это я все... вот, я попадаю в Печоры в России, во многие другие святые места...О, это была эйфория совершенно трудно чем объяснимая, трудно передаваемая, вот, все, казалось бы, открыто и небо и... вообще, вот только стоит еще шаг сделать, маленькое движение и ты будешь лететь... А потом эта благодать отходит. Так происходит с каждым, так происходит с человеком, со всей страной, с народами... и ты остаешься один на один с обстоятельствами, с искушениями... и вот тут, ты должен уже, так сказать, каким-то образом бороться за ту благодать, чтобы вернуть... ну, например: Силуан Афонский увидел Христа Спасителя, а потом, в течение долгих десятилетий он боролся с демонами, которые его осаждали буквально... он вспоминал это и печалился... печалование о Боге — так он называл свои переживания и чувства, духовный свой опыт. И вот так и прожил всю жизнь, вспоминая то, что было...
Серафим Саровский молился на камне и его подвиг повторил Серафим Вырицкий, с именем которого связано освобождение Ленинграда от немцев... во многом это связано с молитвой Серафима Вырицкого, который также, как Серафим Саровский был. Что произошло? Была благодать, а потом отошла, и вот, хочется вернуть ее. В моем случае, новоначальная благодать, она вот стала такой большой для меня, я вспоминаю, вот и пытаюсь, ну, Господь милостив ко мне, вот элементы этой благодати я чувствую, в одной работе, в другой... Храм Христа Спасителя стал поворотным моментом в моей судьбе. Поворотной судьбе всего направления в искусстве, в духовной живописи... вот что произошло с духовной живописью? Она со смертью Корина Павла Дмитриевича исчезла в нашей стране... присеклась. Иконопись еще была как-то, где-то, а духовная живопись исчезла и вместе с возрождением Храма Христа Спасителя, возрождалась и духовная живопись во всей великой нашей Родине. Я принимал в этом участие, вот, счастлив этим обстоятельствам. Особый для меня был опыт — это работа на Афоне, когда я расписывал храм Великомученика Пантелеймона на старом Русике, это самый большой русский храм на Афоне. Он был построен на месте древнего храма, еще Российской Империи, но не был расписан, помешала революция... ну, простоял сто лет, и мы его расписывали. Я и мои коллеги художники, товарищи. Опыт жизни в скиту Старый Русик на Афоне в монастыре, где старец Силуан пребывал в течении нескольких лет — это было что-то... трудно даже сопоставимое вообще вот с какой-то... трудно с чем-то сравнить. Жить в монастыре, не просто жить — расписывать, вот и как-то по-иному ощущаешь и шум ручья, который протекал под нашей кельей, и звезды огромные, под которыми можно, как в белую ночь в Петербурге... а это никакая не белая ночь — это, там, лето или зима... там вообще белых ночей нет, но звезды такие огромные, Млечный путь настолько большой, что можно без луны было читать. Потрясающе! А уж если луна, так можно было читать с выражением... вот. Это был опыт, совершенно...вот, ну как это объяснить, это дар! Один священник встретил меня, вернее я его встретил, говорит: «Ну, как дела, что там, как?»... Московский священник, известный человек, ведущий программу на телевидении. Говорю: «Да вот, Русик расписываю на Афоне»... он говорит: «Милость Божия». А я то думал... проблем было столько, так трудно было работать... я так остановился, думаю: «Ну, правда, милость Божия! Что же я переживаю?»... Вот, так что новоначальная благодать, она вроде бы отходит, но не совсем... она остается. Она остается, и где-то вот она пребывает с тобой, мы ее не видим, не чувствуем, отметаем: «Да нет, у нас дела тут, которые надо успеть... приехать вовремя, или наоборот — уехать... в свое время»... А оказывается надо о другом думать. Как это сделать? Ну, иногда через искусство, через творчество, Господь дает возможность почувствовать что-то такое, что сложно объяснить.
К. Мацан
− Вы так интересно рассказываете про опыт именно жизни и работы на Афоне, в этом Свято-Пантелеимоновом монастыре. А что Вы еще вот такого вынесли для себя важного, что с вами до сих пор...
В. Нестеренко
− На Афоне?
К. Мацан
− Да
В. Нестеренко
− Могу привести пример.
К. Мацан
− Давайте...
В. Нестеренко
− Все в конкретных примерах. Был монах один, который что делал... когда он причащался, он, значит, уходил из монастыря в лес, и его никто... ну, как происходит жизнь в монастыре, ну, на Афоне, в любом другом: монахи молятся, но у них очень много работы... вот, ты там поешь на клиросе, в службе учавствуешь, в виде монаха, иеромонаха, иеродиакона — неважно. Потом у тебе послушания, которые необходимо исполнять... и неважно воскресенье это, или какой-то еще день... послушания надо делать. Кто-то работает, там... кто-то что-то возит, строит, носит, с кем-то разговаривает, кого-то водит, кого-то расселяет и так далее... Кто-то на кухне работает, кто-то хлеб испекает. Но, почему-то этого монаха никто не трогал... вот он уходил в горы, весь день, ну, чтобы не было искушений... На Афоне и так, достаточно несравнимо с Москвой, например: ну, во-первых там женщин нет, там нет транспорта, там нет суеты такой, которая на окружает... Тем не менее, он уходил, и все смотрели на него, думали: «Да... вот это человек, который проводит после причастия день в тишине». Для меня это пример, своеобразный. Надо так делать... не получается, но есть пример. Других, конечно много... много... много всего, что я почерпнул там, совершенно чудесного из жизни монахов, монастыря... когда изнутри это видишь — совсем иначе воспринимаешь, чем даже, читая в книжках... Собственный опыт — он очень важен...
К. Мацан
− Василий Нестеренко — народный художник России сегодня с нами, с вами, в программе «Светлый вечер». Ну вот... начали мы говорить, вернее вы эту тему задали, что для вас такой один из центральных мотивов вашего творчества, то, ответ на что вы для себя сами ищете, это — кто герой нашего времени. А какой ответ вы для себя находите? Или, хотя бы в какую сторону за этим героем нужно идти, где его искать? У вас есть много исторической живописи, у вас есть портреты современников: актеров, оперных артистов: Карен Вишневский, Владимир Моторин, замечательных певцов... Портрет Василия Ланового, известный... Есть, мною нежно любимая картина — «Русская Мадонна» невероятной красоты, такой чувствительности, трогательности... тоже, женщина с младенцем, чем не герой нашего времени, в каком-то смысле. Кто для вас герой нашего времени?
В. Нестеренко
− А, вот ты их перечислили — это и есть герои. Я не очень согласен с Лермонтовым, с его Печориным, что вот это и есть герой... или с Онегиным, ну не так немножко все. Вот я считаю, что герой этого времени был Серафим Саровский. Вот он герой, вот благодаря ему декабристы не прошли. «Ах, декабристы, ах, как замечательно, ах, вот, подвиг женщин...». Ну подвиг да, был, но ведь эти же люди, они же хотели разрушить нашу страну... и благодаря Серафиму Саровскому, который их не поддержал... а перед Пушкиным перебежал заяц, не кошка черная, заметьте, а заяц просто какой−то серый, и неизвестно в какую сторону вправо, влево... и он, значит, вернулся назад, но царю сказал, что если бы не заяц, то я бы был здесь. Благодаря Серафиму Саровскому Россия еще простояла сто лет. Вот он! Герой нашего времени, того времени... так нашего времени, вот элементы этого героизма, я нахожу в простых людях, которых я рисую...
Например, у меня есть картина — «Хранитель Алтая» ... наш проводник, мы ходили по Алтаю на лошадях, и проводник наш, алтаец, по национальности алтаец, ну, он бывший десантник, в тельняшке, поверх которой одежда одета теплая, поскольку там холод, лед, ледники... герой нашего времени самый настоящий..., и он русский, хотя он алтаец. Скажи ему, что: «Володя, ты — не русский», − «Да как это?». Он просто удивился, вспоминаю, мягко говоря... вот. Вы вспомнили «Русскую Мадонну» − вот он, герой нашего времени, это женщина, которая с ребенком. Вообще эта тема материнства, рождения детей, она должна быть номер один в нашей стране... крепкая семья, основанная на православных, на христианских ценностях. Или, если более шире взять — на традиционных ценностях. Наши ценности христианские, православные, очень близки мусульманам, это я сразу скажу... я с этим сталкивался на личном опыте. Очень важен личный опыт, вот, мой личный опыт, я делал большую выставку, например, в Казани. Мне говорят: «Только не показывай христианские работы православные» ... а я наоборот именно на этом сделал всю выставку. Огромное количество мусульман воспринимало это совершенно правильно, поскольку традиционные ценности у нас очень близкие. Семья — это номер один, сейчас пытаются разрушить, мы должны наоборот — не разрушать, а воспитывать, прививать своим детям. В советское время один ребенок была норма, много было бездетных, особенно среди художников бездетных семей... Два ребенка была редкость, три — это просто вообще надо было искать, я не знаю, днем с огнем, как Диоген ходить. А вот надо сейчас возвращаться к тем принципам, которые были в России всегда — большие многодетные семьи... вот и картина «Русская Мадонна» об этом. Нужно много говорить о военных, о простых людях... и в каждом из них я хочу найти то, что можно было бы назвать героем нашего времени. Есть у меня триптих, называется: «Эхо прошедшей войны» − два ветерана: мужчина − непокоренный, женщина — сестра милосердия, а между ними детские образы. Вот эти люди — они и есть герои нашего времени. А для чего нужен герой нашего времени? Вот для чего герой нужен? Кто виноват и что делает... Да, это извечные вопросы русской литературы и русской интеллигенции. Они нужны, эти герои, для того, чтобы научить молодежь, чтобы передать наше все. Что мы хотим передать. Нигилизм? Какой был у Печорина или у Онегина... он убивает своего друга, он предает свою любовь, второй вообще смеется над всем, что только можно... да послушайте, ну что за герои такие? Да были в то время герои! Еще какие герои! Тогда была война 1812, да сам Лермонтов был героем, но почему-то этот нигилизм, который уже тогда начал подтачивать нашу великую Родину. А потом уже дошел до такой степени, что уже практически вся интеллигенция была неверующая, к войне 14-го года — Первой Мировой. Ну и что это за герои такие? И для чего герой нашего времени нужен? Он нужен для того, чтобы детям это привить, чтобы они, может лучше у нас будут, пойдут вперед, возьмут это, не забудут то, что было. Вот для чего нужны портреты, картины и все остальное... вот об этом мои портреты, которые, я хочу, чтобы они были героями нашего времени.
К. Мацан
− Вы упомянули Серафима Саровского... у русского философа Николая Бердяева, есть такая мысль, в его работе «Смысл творчества», где он именно о творчестве много, как следует из названия работы, размышляет, что вот есть, по мысли Бердяева − два пути, два служения человека перед Богом — это путь святости, и здесь в пример Серафим Саровский, и путь творчества, это гений Пушкина для Бердяева. И для этого, конкретно мыслителя, который очень своеобразно видит, что это два равновеликих пути, что мы не должны, как бы говорить, что святость — это более достойный путь пред Богом, а творчество, гениальность — это что-то такое, стоящее на ступенечку ниже...вот он принципиально хочет их уровнять. А для вас, для человека, с одной стороны, который всю жизнь посвятил искусству, творчеству, с другой стороны, человек, для которого стержень — это православная вера, и идеал святых тоже присутствует, как этот вопрос решается?
В. Нестеренко
− Ну этот вопрос, действительно непростой, но в этой связи хочу сказать вот о чем, у художника есть ответственность большая, раз он берется за религиозные, духовные сюжеты. Если ты начинаешь врать — это очень сильно воздействует на зрителя, на верующего. Если ты начинаешь фальшивить — это начинает воздействовать отрицательно, большая ответственность есть. Если ты начинаешь запутываться, а если ты запутался, то как во сне бывает, начинаешь запутываться и не можешь вырваться какого-то, и вот ты все больше запутываешься, запутываешься и уже запутался... но ты проснуться можешь ото сна. А в жизни ты уже не проснешься, вот живешь и запутался уже ну все...конец. Между прочим, так бывает и со священниками, и с архиереями тоже, и даже с патриархами...
К. Мацан
− Они все люди... все же люди...
В. Нестеренко
− Да, смотришь, вроде бы вот так запутался, а чем больше сон такого человека, тем больше людей он запутывает вместе с собой. Запутал так, что запуталась целая страна, целая вселенная, если говорить о вселенском патриархе, вот... не принимайте это за игру слов — это чистая правда.
К. Мацан
− Да, понятно, что речь идет о Константинопольском патриархе Варфоломее...
В. Нестеренко
− Да-да... запутать можно ого-го скольких людей, и чем больше авторитет твой, тем опаснее ты есть. Чем талантливей художник, который служит силам зла, тем он опасней. Тем опасней он, чем больше его талант! Талант же Богом дается, а не демоном. А человек использует его в другую сторону. Сколько таких случаев... очень много. К сожалению, больше, чем нормальных, хороших примеров... к сожалению, больше. Поэтому ответственность художника очень немалая и недооценивать роль художника в жизни — это большая ошибка для всех, в том числе для властей. Но сравнивать все-таки со служением священства, со святыми тем более, я бы не стал — это другое немножко...
К. Мацан
− Хотя, именно о святости говорит, а не просто о сане, о том, что есть путь аскетизма от всего отказаться, пребывать, как Серафим Саровский в молитве и в этом смысле служить Богу, как бы через преодоление всего сиюминутного, плотского, земного... а художник, казалось бы, в другую сторону идет, он наоборот в стихии мира пребывает, чтобы его преображать своим творчеством. Но вот и обычно, мы в традиционно, в сознании христианском, ставим святость абсолютно на первое место, а все остальное на несколько второстепенные, хотя вторая степень не сильно меньше, чем первая, она тоже очень важна.
В. Нестеренко
− Ну тогда, знаете, надо говорить о первой степени, второй, о третьей степени, вот что является третьей степенью? Если вторая степень — это искусство. Кстати, так и было раньше, сначала были епископы, потом были художники, а потом были священники... и так сажались в древней церкви. Так было... вот какое было уважение к художникам, которые могут рисовать. Кто у нас первые художники религиозные? Апостолы. Апостол Лука, который с натуры рисовал Божию Матерь, потрясающий совершенно пример, вот... а что касается первой, второй степени, ну, как мы можем соперничать, да и не нужно этого делать, мы должны наоборот — пример брать со священства, со святых, которые служили, показали пример служения Богу своей жизнью. Что касается художников, я часто слышу, что в той жизни, следующей жизни, мы тоже будем художниками, тоже будем рисовать...
К. Мацан
− Интересно...
В. Нестеренко
− Как-то, какими-то другими красками.
К. Мацан
− А вы это слышите где? От кого?
В. Нестеренко
− Из разных источников, скажем так... вы знаете, что-то есть в этом... может быть, может быть... ведь кто Господь Бог, как не художник? В самом, что не наесть высоком смысле и всеобъемлющем смысле этого слова. И современный художник, который живет вместе с нами — он, ну в какой-то степени, пытается повторить что-то, что было сделано Великим Творцом всего Господом Богом... Мне вспоминаются слова, сказанные владыкой Алексием, который был, когда я расписывал храм Христа Спасителя, он был у нас начальником комиссии, владыка Алексий Орехово-Зуевский, потом ставший владыкой Костромским, уже покойный, к сожалению... И он говорит, что... ( я делал в Воскресение Христово роспись в Храме Христа Спасителя), и он говорит, что: «Вот, в Раю, все оборачиваются на Адама и Еву, настолько они красивы». Тут просто каждое слово удивительно для меня было, то, что он мне вот говорил... Первые творения Божии, настолько они были красивы, хотя Адам умер в девятьсот лет, больше девятисот лет ему было, Ева — больше восьмисот лет... «Нарисуй их», − значит «красивыми». Соответственно, все люди потом, они просто, ну, как вот печать, когда ставишь много, много раз — она замыливается и получается непонятно что... чем вот мы уже как-бы являемся, далекие потомки, первого творения Божия. Творение Божие — прекрасно! Это касается не только Адама и Евы, и всех нас, но это касается природы, это касается каждого листочка, каждой травинки, каждой ягодки, каждых зверушек, так сказать, каждой капли воды... вот отобразить это, чуть-чуть хотя бы сделать шажок в сторону Творца — это ли не счастье для художника? Когда ты это понимаешь, что вот. Ну ты хотя бы этим, хоть как-то становишься ближе, становишься... Вот что такое человек? Это образ и подобие Божие! Мы, как боги, по идее... каждый из нас, всей своей жизнью все это портим. Ну, хотя бы попробовать в своей душе, в своем творчестве сделать ну хотя бы шажок туда — это сверхзадача.
К. Мацан
− Спасибо огромное, за нашу сегодняшнюю беседу, я напомню, сегодня с нами в студии был народный художник Российской Федерации — Василий Игоревич Нестеренко, и персональная выставка Василия Нестеренко проходит в эти дни в Манеже, она называется «Мы русские — с нами Бог» и будет без выходных работать до 25 июня, дорогие друзья, вы еще успеете. Спасибо огромное, это был «Светлый вечер» на Радио ВЕРА, в студии у микрофона был Константин Мацан, до свидания!
Все выпуски программы Светлый вечер
Лазаракья — греческое угощение в Лазареву субботу
Поделиться
Фото: PxHere
Некоторые думают, что Великий пост заканчивается на Пасху. На самом деле, это не так. Великий пост заканчивается накануне Лазаревой субботы — более, чем за неделю до Пасхи. Потом начинается Страстная седмица — время особого воздержания, отдельное от Великого поста.
Лазарева суббота — праздник очень светлый и радостный. Пусть еще не наступило время прекратить пищевой пост, но душа уже радуется в предвкушении близкой Пасхи. В Лазареву субботу Православная Церковь вспоминает, как Христос воскресил из мертвых своего друга, Лазаря, и этим показал всем, что даже смерть бессильна перед лицом Спасителя.
Лазарева суббота — один из любимых праздников для православных греков. Причем, в народном греческом сознании это праздник детский. Традиционно, в Лазареву субботу девочки разных возрастов набирают полевых цветов, украшают ими свою одежду, плетут из них венки и ходят из дома в дом, напевая гимны — своего рода колядки в честь воскресения Лазаря, которые называются «лазаринэс».
На некоторых греческих островах дети оборачиваются простынями и украшают себя желтыми цветами, чтобы больше походить на воскресшего Лазаря, который, ожив, вышел из пещеры, обмотанный погребальной тканью. В других местах в Лазареву субботу дети организуют целое театральное шествие в честь воскресения Лазаря. По улицам городов они несут большую корзину, изображающую могилу Лазаря, свечи, венки, кресты. Все это украшено яркими весенними цветами.
При всем своем многообразии детские шествия на Лазареву субботу, колядки, которые дети распевают, имеют одну цель — получить за свои старания вкусное вознаграждение.
Обычно в качестве, так сказать, «оплаты» за пропетые песнопения дети в Лазареву субботу получают печенья, которые готовятся в Греции только на этот праздник. По форме эти печенья напоминают завернутых в пеленку куколок. Но приглядевшись, вы увидите у этих куколок бороду и поймете, что в виде печенья изображен святой Лазарь, завернутый в погребальные одежды. Называются печенья — «лазаракья», то есть «лазаревы».
Как уже было сказано, несмотря на то, что Лазарева суббота — праздник, православные христиане продолжают воздерживаться от непостных продуктов. Поэтому «лазаракья» — печенья постные, но при этом очень вкусные. Попробуешь и, если не знаешь, что печенье постное, никогда об этом не догадаешься. Вкус у лазаракья как у настоящих сдобных печений. А их внешний вид напоминает, что как в случае с Лазарем Христос победил смерть, воскресив его, так и всех нас Он готов привести в Свое вечное Царство жизни и радости!
Все выпуски программы Вселенная православия
Священномученик Владимир и Валентина Амбарцумовы
Поделиться
Фото: PxHere
Священномученик Владимир Амбарцумов, говоря о своей жене Валентине, повторял, что не знает, где кончается он и где начинается она. Любовь супругов была столь крепка, потому что черпала силы в Евангелии. И хотя совместная жизнь Владимира и Валентины была очень короткой, созданная ими и расцветшая в ΧΧ веке семья Амбарцумовых стала украшением Русской Церкви.
Незадолго до начала Первой Мировой Войны Владимир Амбарцумов вступил в московский кружок Всемирного Студенческого Христианского Союза. В кружках, подобных этому, рассказывала дочь Амбарцумова Лидия, «витал дух общежитейства: общий дом, общая трапеза, общие заботы. В них проходила вся жизнь: здесь дружили, влюблялись, женились, родили и воспитывали детей». Здесь Амбарцумов познакомился со своей будущей супругой Валентиной. Оба они были протестантами: Владимир по рождению, а Валентина, которую в детстве крестили в православии, сделала осознанный выбор в пользу баптизма.
Молодые люди поклялись посвятить жизнь проповеди Евангелия. Они поженились в 1916 году. Через несколько месяцев после торжества Владимир писал Валентине: «Я очень привык к тебе, но всё же то, что ты у меня есть, для меня так же ново, как в первый день. Я чувствую себя совершенно иначе, чем раньше, и всё ещё удивляюсь этому, вернее, радуюсь. Всё-таки как отлична эта радость от всех других земных радостей, которые, и даже лучшие, так скоро проходят, хотя бы уже и потому, что к ним привыкаешь».
После революции христианские кружки подвергались притеснениям со стороны властей, но первые годы они продолжали работать. Владимир и Валентина не оставляли евангельской проповеди. Вместе с друзьями они приобрели и отремонтировали старый дом в центре Москвы, в одной половине которого разместились сами Амбарцумовы, а в другой — проходили занятия и собрания кружка. Супруги организовывали лекции, приглашая известных богословов, раздавали евангелия в больницах и тюрьмах, создали детский приют для сирот. Один из подопечных этого приюта — мальчик Никита — стал приёмным сыном Амбарцумовых. Они приняли его в семью, хотя у Владимира и Валентины уже было двое маленьких детей.
В 1920 году Владимира Амбарцумова и многих других кружковцев арестовали. Причиной ареста была их миссионерская деятельность. В это же время Амбарцумовы потеряли одного из сыновей — Витя умер от скарлатины. Родители утешали друг друга напоминанием о Господе. Владимир в одном из писем к супруге писал: «Будем же послушными и терпеливыми Его учениками. Ведь все испытания имеют исключительной целью закалить и воспитать нашего внутреннего человека для вечной жизни. Чем больше мы здесь переживём Господа и силу Его, тем ближе и роднее Он нам будет там. Будем охотно приносить в жертву временное, чтобы приобресть вечное».
Страшным испытанием для Владимира стала потеря Валентины, которая скоропостижно скончалась от пищевого отравления в 1923 году. Перед смертью она сказала мужу: «Я умираю, но ты не очень скорби обо мне. Я только прошу тебя: будь для детей не только отцом, но и матерью. Времена будут трудные. Много скорби будет. Гонения будут. Но Бог даст сил вам, и всё выдержите». Во время похорон Валентины — они проходили по протестантскому обряду — царила возвышенная, просветлённая радость. Спустя несколько лет Валентину заочно отпел православным чином владыка Мануил Лемешевский. Владимир в середине 1920-х годов сблизился с протоиереем Валентином Свенцицким и стал его духовным сыном. Отец Валентин крестил Амбарцумова и двух его детей, а затем благословил Владимира стать священником...
Когда-то супруги Амбарцумовы мечтали о 12 детях — по числу апостолов. Их чаяние оправдалось во внуках и правнуках. У старшего сына Евгения, настоятеля Князь-Владимирского собора в Ленинграде, родилось восемь детей, у дочери Лидии — шесть. Среди потомков Амбарцумовых — множество, куда больше двенадцати, православных священников.
Все выпуски программы Семейные истории с Туттой Ларсен
Преподобные Сергий и Варвара Островские и их сын – преподобный Александр Свирский
Поделиться
Фото: PxHere
В 1830 году в приладожском селе Мандеры построили часовню. В ней находились образа святых — преподобных Сергия и Варвары Островских и их сына — преподобного Александра Сварского. Часовня стояла на месте, где в пятнадцатом веке был дом, в котором жили Сергий и Варвара — в миру Стефан и Васса — и где у них родился сын Амос — будущий святой Александр Свирский.
Супруги считались зажиточными людьми. Они трудились, растили детей, ни в чём не нуждались и не собирались менять вполне счастливый образ жизни. Своего третьего и последнего ребёнка — Амоса они буквально вымолили у Бога. И относились к мальчику, как к дару небес и утешению в старости. Когда Амос вырос, родители стали искать ему невесту. Но юноша мечтал только об одном: он хотел уйти в монастырь. Амос строго соблюдал посты и посвящал ночи молитвам.
Однажды он познакомился с монахами из Валаамского монастыря, пришедшими в село по хозяйственным нуждам. Узнав про отдалённую обитель, расположенную на Ладожском озере, Амос был заворожён рассказами о подвижнической жизни иноков и решился уйти на Валаам. Понимая, что родители его не отпустят, юноша пошёл на хитрость: сказал отцу и матери, что идёт по делам в соседнюю деревню и просил не беспокоиться, если ему придётся задержаться. А сам преодолел 180 километров и, явившись в Валаамский монастырь, принял постриг с именем Александр.
Три года Стефан и Васса искали сына. Ходили по городам и сёлам, опрашивали людей, обещали щедрое вознаграждение тому, кто сообщит им о местонахождении Амоса. Всё было безуспешно. Но родители не теряли надежды. Никто не видел их сына живым, но ведь и мёртвым не видели тоже. Когда же до супругов дошла весть о том, где живёт Амос, Стефан собрался и отправился на Валаам. Александр не хотел выходить к отцу, понимая, что тот будет уговаривать его вернуться. И согласился поговорить только после того, как Стефан пригрозил, что убьёт себя. Сын выслушал отца, и хоть ему было нестерпимо видеть его слёзы, ответил: «Одно тебе хочу сказать: придя в монастырь Пресвятой Богородицы в Остров, постригись там, и спасение души своей получишь. А если этого не сотворишь, больше лица моего не увидишь». Стефан в гневе ушёл, но любовь к сыну заставила его вернуться и пообещать Александру сделать так, как он хочет.
Стефан сдержал слово. Он продал свой дом, раздал имущество бедным и вместе с женой ушёл в Введенский монастырь, где они приняли монашество. Стефан постригся с именем Сергий, а Васса с именем Варвара. К тому времени они были уже пожилыми людьми. И прожили совсем недолго, скончавшись в своей тихой обители. Александр, никогда не забывавший об отце с матерью и опекавший их монастырь, так и называл его: «монастырь моих родителей». И царь Фёдор Иоаннович говорил о нём: «Введенский монастырь, где лежат родители чудотворца Александра Свирскаго». Супруги были канонизированы Церковью и прославлены в чине преподобных.
Сам Александр покинул Валаам и построив хижину на берегу Рощинского озера, несколько лет жил там в одиночестве. Слух о том, что у озера живёт святой, распространился по окрестностям, к Александру стали приезжать паломники. Жить им было негде, и Александр основал на берегу монастырь Живоначальной Троицы, а чуть позже недалеко от него — Александро-Свирскую обитель, игуменом которой и стал. Он прожил 85 лет и умер в августе 1533 года. Церковь канонизировала его спустя 14 лет после кончины.
Сегодня великое множество людей молится Александру Свирскому о рождении ребёнка, как когда-то молились о том же святые Сергий и Варвара. За помощью к Преподобному обращаются и родители, чьи дети решили посвятить свою жизнь Богу. Сразу и безоговорочно принять это могут далеко не все. Но молясь Александру Свирскому матери и отцы, так же как Сергий и Варвара, учатся уважать жизненный выбор своих детей.
Все выпуски программы Семейные истории с Туттой Ларсен
