«Дружба»

В этом выпуске своими светлыми воспоминаниями искренней и глубокой христианской дружбы поделились ведущие радио ВЕРА Александр Ананьев, Константин Мацан, Кира Лаврентьева, а также наш гость — настоятель Староладожского Никольского мужского монастыря игумен Филарет (Пряшников).

Ведущие: Александр Ананьев, Константин Мацан, Кира Лаврентьева.

---

А. Ананьев:

— Все больше людей, которые любят понедельники, становится вокруг нас. Понедельник, шесть часов вечера — это время, когда традиционно на Радио ВЕРА и во всех сопутствующих социальных сетях выходят «Светлые истории». Четыре человека собираются за одним столом, в одной студии на Андреевской набережной, чтобы поделиться со слушателями и друг с другом своими историями — историями настоящими, прожитыми. И часто бывает так — Кость, не дай мне соврать, — что человек, когда вот садится перед микрофоном и начинается программа, он еще не знает, какую историю будет рассказывать, а в процессе истории будто бы всплывают в памяти сами собой, и они всегда в тему, всегда точные, и это всегда по-настоящему.

К. Мацан:

— Не дам соврать, такое бывает. Но мы стремимся готовиться к программам, несмотря ни на что.

А. Ананьев:

— Разрешите представить — Константин Мацан, бессменный ведущий программы «Светлые истории». Также здесь сегодня девушка, которой посвящено восемьдесят четыре процента всех комментариев к видеоверсии программы «Светлые истории» — Кира Лаврентьева. Добрый вечер.

К. Лаврентьева:

— Здравствуйте.

А. Ананьев:

— Здравствуйте. Я даже не могу не прочитать сообщение от Александра: «Видел Киру на днях в храме Антипы Пергамского, на концерте во дворике, не стал подходить, чтобы не обременять, так как Кира была с детьми, но узнал сразу. Вот что значит не просто слушать, а смотреть «Светлые истории».

К. Лаврентьева:

— Александр Никиреев, да?

А. Ананьев:

— Да.

К. Лаврентьева:

— Александр, здравствуйте.

К. Мацан:

— В ближайшее воскресенье храм Антипы Пергамского ждет нашествие поклонников Киры Лаврентьевой...

К. Лаврентьева:

— Слушай, прекращай.

К. Мацан:

— Они там ее могут найти.

А. Ананьев:

— Да, найти, но не обременять. И самое главное, сегодня мы с огромной радостью приветствуем дорогого друга, постоянного гостя Радио ВЕРА, человека, который хранит сотни светлых историй в своей памяти, настоятеля Староладожского Никольского мужского монастыря, игумена Филарета (Пряшникова). Добрый вечер.

Игумен Филарет:

— Добрый вечер.

А. Ананьев:

— Какие истории принесли вы нам? Начнем мы с вас, однако прежде я хотел бы сообщить вам, друзья, на какую тему мы сегодня будем рассказывать светлые истории — тема очень непростая. Вот мы с Костей поняли, что нам тяжело придумать такую историю, вспомнить. Кира вспомнила сразу восемь историй. Дружба. Примеры настоящей христианской дружбы, и что она дает человеку. Что такое христианская дружба? И действительно ли, как мне это показалось, дружба это не христианское понятие?

Игумен Филарет:

— Евангелие открываем, и мы здесь же встречаем несколько цитат, которые говорят следующее: «Нет большой той любви, кто душу свою положит за друзей своих». Первое. А второе — мы видим, как Господь, прощаясь со Своими учениками, перед страданиями, напрямую их называет друзьями: «Не называю вас рабами, а называю вас друзьями». То есть само понятие друг, дружба, оно совершенно глубоко христианское. Почему, потому что этим все пронизано. Господь для нас зачастую является не просто Создатель, Судия, Творец, Который направляет меня по жизни, а наверное, Он самый мой сокровенный и близкий друг. Потому что все мои молитвы и чаяния, и переживания, и боль я посвящаю только самому истинному и настоящему другу в своей жизни — это Господь. Но и в нашем земном пребывании на поприще, которое мы все с вами идем, безусловно, нас окружает огромное количество людей. Некоторых мы держим немножко на расстоянии. Почему, потому что ну мы же не ко всем подходим в метро или в общественном транспорте, здороваемся с каждым человеком, понимаете, то есть есть определенный круг общения. Вот интересно, я когда сегодня готовился тоже к нашей встрече... Вот есть заповедь, да, у Господа спрашивают, какая заповедь большая, Он говорит: возлюби Господа Бога твоего, а вторая, говорит, подобная ей, — в славянском языке это слово переводится как «искреннего своего». Кто такой «искрений», тоже задался вопросом, и мне стало это очень интересно. Искренний — и искреннего своего как сам себя любишь. Историй, которые бы рассказывали о христианской дружбе, на самом деле не очень много, сразу скажу.

А. Ананьев:

— Почему?

Игумен Филарет:

— Потому что, наверное, кто-то в жизни приходит эпизодически, а кто-то остается навсегда — это у всех есть, и у священнослужителей то же самое есть, да. Мы не говорим о духовном руководстве, а мы говорим в принципе о людях, которые так или иначе иногда становятся очень близкими для тебя. И я хочу сейчас перенестись очень далеко в историю моей жизни, когда я двенадцати—тринадцатилетним мальчишкой пришел в Церковь — это были 91–92-й годы, 1991-й — видите, как это было давно. Это только начало, так сказать, просвещения народа нашего верой Христовой, когда приходило в храмы такое количество людей, что храмы не справлялись. И многие вещи такие интересные рассказывали. Вот я когда пришел в храм, то меня никто не учил, воскресной школы не было, так и не было достаточно грамотной духовной литературы. А на чем мы воспитывались, как вы думаете? На тех матушках, бабушках и дедушках, которые зачастую пережили страшные гонения, хрущевские гонения, допустим, а кто-то из них и пожестче пережил, и вот именно эти люди просвещали нас, молодежь, в 90-е годы. Мы, особенно если мы говорим о таких глубинках как Хабаровский край, где одна церковь была там буквально сотни, тысячи там километров на побережье одна, вы представляете, насколько это был духовный голод. И вот именно там я познакомился с одним человеком, ее звали Валентина Семеновна. Это был незаменимый для прихода человек. Она была намного меня старше, пела на клиросе, читала. И вот именно вот этот вот человек, которого уже нет на этом свете, но я до сих пор внутри себя храню теплоту и благодарность ей как другу. Хотя мальчишка, да, и совершенно уже взрослый, можно сказать, пожилой человек. Валентина Семеновна помогала по храму, в основном это клиросное послушание, именно она меня научила гласам, она учила меня — я только воцерковлялся, я только приходил, она рассказывала мне интересные вещи, связанные с ее духовной жизнью. Потому что человек занимался, допустим, серьезно занимался Иисусовой молитвой. А в те года, не имея духовного руководства, это было очень сложно. И вот мы настолько были вместе с ней, вроде бы, знаете, вот чужой совершенно человек, но она для меня открыла мир Церкви. Хотя был батюшка, отец Александр Чеботарев, Царствие ему Небесное, тоже его сейчас нет, который крестил, которому исповедовались. Но какие-то вопросы мы все равно тогда, наверное, по своему трепетному уважению, к духовенству не подходили, мы считали, что... Это сегодня батюшек очень много, и замечательных пастырей огромное количество, а тогда их было, можно сказать, единицы. И, конечно, нагрузка на духовенство была огромная. Поэтому мы сами собирались на какие-то там посиделки, может быть, да, на разговоры, читали... Как «Невидимую брань», я помню, первый раз прочитал. Представляете, 12 мне там, 13 лет, а я уже такую литературу открывал. А где мне узнать: а почему так это пишется, а что это вообще такое? И вот эта Валентина Семеновна, мы с ней общались, наверное, лет пятнадцать, потом как-то дороги разошлись, но я всегда о ней помнил, потому что жили мы совершенно в разных местах. И вот друзья, вот она была тем другом, которые ввела меня в христианский мир, в Церковь. И я, наверное, даже не все доверял родителям, тогда светским еще, не пришедшим к Церкви. Ну к чему я говорю, что вот, понимаете, Господь посылает вот таких интересных людей, которые в твоем сердце оставляют неизгладимый след — это настоящие друзья. Также как Господь, когда приходит в твою жизнь, и Он навсегда остается в твоем сердце, оставляя такой вот неизгладимый след, благодатный след, от которого ты уже никогда не сможешь отойти. Вот, наверное, сумбурно, может быть, очень мало, потому что многое что хотел рассказать об этом человеке удивительном, светлом...

А. Ананьев:

— А разве она была не вашим учителем?

Игумен Филарет:

— Я думаю, что да. Вот она открыла мне дверь и научила меня.

А. Ананьев:

— Вот большой вопрос, может ли учитель считаться другом. Потому что он же для вас... Я тоже много об этом думал, могу ли я священника назвать своим другом. Он мой пастырь в первую очередь, да, даже если он там ровесник или младше меня. Он мой пастырь, он человек, облеченный священным саном, и назвать его другом мне как-то всегда неловко. Он мой учитель. Может ли священник быть другом?

Игумен Филарет:

— Безусловно. Ведь у меня тоже в жизни много друзей, которые считают меня немного... Ну вот опять, видите, оговорился. Конечно, включая голову, иногда говоришь, что все-таки сильно-сильно много друзей нет, вот прямо шибко сильно, которые тебя там, да...

А. Ананьев:

— Слушайте, дружба... Вот я понял, что меня смущает: дружба — это взаимоотношения равных. Священник выше меня и учитель выше меня. Поэтому сказать учителю или священнику там: ты мой друг, — мне всегда непросто. Я таким образом поднимаю себя на одну табуретку вместе с ним. Имею ли я на это право? Вряд ли. У нас отношения того, кто выше с тем, кто ниже, и я в этой истории ниже, понимаете.

Игумен Филарет:

— Но мы друзья.

А. Ананьев:

— А что это такое друзья в таком случае?

Игумен Филарет:

— Если Господь, Который необъясним для нас во многом, друг, то что человек? Мы благодарны учителям, мы благодарны пастырям. Но в любом случае мы всегда ищем дружественной поддержки. Мы всегда ищем то, что... Ну конечно, человек может предать, и даже искренние друзья иногда отворачиваются, и такие жизненные ситуации, к сожалению, бывают. Иногда ты говоришь: а настоящее ли это было вообще, в принципе? Поэтому, безусловно, дружба проверяется, вот также как и вера в Господа Бога, ведь она тоже не стоит на месте, это взаимоотношения. И вы правильно сказали: между Богом и человеком существуют некие отношения. Также и между друзьями есть определенные правила, по которым они совершают свою дружбу, делятся мыслями, спрашивают совета. А иногда просто надо понимать, что кто-то у тебя есть, и безусловно, пришлет тот же смайлик на телефон тогда, когда тебе тяжело, понимаете. Вот тоже в этом плане много можно дискутировать, но я еще раз хочу сказать, что дружба в христианстве есть, да, действительно она бывает светлая и остается навсегда.

А. Ананьев:

— Мне стало любопытно, залез в этимологический словарь. Многие полагают, что прославянский корень «друг» первоначально значил «спутник, товарищ в военном походе». То есть други — за други своя — однополчане.

Игумен Филарет:

— Так а мы, христиане, мы же воины. «Сочетаваешься ли ты Христу, обещаешься ли быть Ему верным?» Мы всю жизнь совершаем путь воина-христианина, мы боремся, как апостол прекрасно говорит, не против плоти и крови, а мы понятно, против чего совершаем постоянную борьбу. Поэтому вы молодцы, вы так вот направляете. Вот думаю: сейчас что-нибудь скажут такое, вот... А хорошая вещь.

А. Ананьев:

— «Светлые истории» на Радио ВЕРА. Сегодня у нас светлый разговор о самых светлых людях в нашей жизни — о наших друзьях. Примеры настоящей христианской дружбы и что она дает человеку. Сегодня мы беседуем с настоятелем Староладожского Никольского мужского монастыря, игуменом Филаретом (Пряшниковым). Также здесь, в студии Радио ВЕРА, мои дорогие друзья — Кира Лаврентьева, Константин Мацан. Я Александр Ананьев. И я решил провести эксперимент, простите мне, пожалуйста, я решил взять песню про дружбу, и понял, что...

К. Мацан:

— «Дружба крепкая не сломается»?

А. Ананьев:

— Да, и я понял, что, если заменить слово «друг» на слово «враг» — ну вот как полагается христианину, потому что мы же должны возлюбить врагов своих, получается интересная история:

Враг в беде не бросит, лишнего не спросит —

Вот что значит настоящий верный враг.

Враг придет на помощь в полдень или в полночь —

Вот что значит настоящий верный враг.

По-моему, прекрасная история, очень христианская. Ну по крайней мере мы должны себя так вести по отношению к врагам. Разделять людей на друзей и не друзей, это правильно или нет? Выделять среди всех тех, кто тебе наиболее комфортен?

Игумен Филарет:

— Ну в любом случае любить надо всех, как бы там мы хотели, не хотели, мы должны возлюбить всех. Но в жизни бывает немного совершенно по-другому. Вот я еще раз хочу привести слова Господа: возлюби искреннего как сам себя любишь, да, это намного выше. А любить врагов — это значит не отвечать тем, что идет в твой адрес. То есть виды любви, ведь они бывают тоже разные: мы любим родителей по-другому, любит детей по-другому — качество любви, она разная. Вот также и здесь, смысл жертвенности. Потому что любая дружба, любое взаимоотношение, оно подразумевает жертву. Вот на какую жертву вы готовы пойти ради друга и ради врага? Интересный вопрос. Ну а вообще у христиан могут быть враги? Есть недоброжелатели. Да, в любом случае вспоминайте, пожалуйста, тоже языческие времена, да: за власть надо молиться. За властей молитесь. Эти власти, которые подписывают жестокие, кровавые указы о том, чтобы христиан гнать, везде убивать, издеваться и все прочее. За властей молитесь, царя чтите. Это что? Вообще, конечно, христианство, оно меняет наше отношение и взгляды на жизнь, совершенно ставит разные акценты. Я еще раз хочу отметить, и вот моя точка зрения: уровни любви, как любовь, она бывает разная по определению, по отношению, по близости к тебе тех людей, которые жизнь и Господь тебе посылает. Одно дело — любить семью, хотя вот игумен монастыря — а как он должен любить свою братию? Когда иногда нужно не просто принять решение, и где-то очень жесткое решение. Не примешь это решение — это будет твоей слабостью и попустительством того, что начинает разлагаться. То есть понимаете, здесь тоже очень все аккуратно, и буквально на каких-то точках соприкосновения, я бы так сказал.

А. Ананьев:

— На самом деле здесь много смысловых уровней. Вот вы сказали: братия. Я понял, что мы братьев не выбираем. Братья даются нам как бы Богом.

Игумен Филарет:

— Конечно.

А. Ананьев:

— А друзей мы выбираем. Вот Кира очень тщательно выбирает друзей по жизни, поэтому нее все хорошо.

К. Мацан:

— Поэтому мы и Кирины друзья.

А. Ананьев:

— Ну нет. Ты — да, а меня ей дал Господь, потому что она плохо молилась. «Даже слезы на глазах от Кириной истории, — читаю очередной комментарий, — слезы радости от доброты людской». Кирочка, расскажи мне о своем друге. И я скажу, кто ты.

К. Мацан:

— Так. Я внимательно слушаю.

К. Лаврентьева:

— Вы помните, что ответил Господь, когда Его спросили: кто твой ближний? Он сказал тогда: вот ты идешь по дороге, видишь — человек лежит на дороге. Вот ты должен его поднять, отвезти в гостиницу, привести в чувство, накормить — до тех пор, пока ты не будешь полностью спокоен за его жизнь. Вот это на самом деле твой ближний. Что я вижу в этом? Я вижу глубочайшее уважение к другому человеку. И вы знаете, как я стала выбирать друзей? Очень много раз ошибалась. Очень много раз я дружила с людьми, которые не ценили и не видели моего человеческого достоинства. Звучит это очень, наверное, так претенциозно: не видели моего человеческого достоинства. Но это ни в коем случае не про гордыню и не про тщеславие, это знаете, про что? Это про то, чтобы в другом человеке видеть образ Божий, изначально данный ему. И в школе мы все ошибались с друзьями, и в институте, и все это ясно. Но вы знаете, вот удивительно, у меня была учительница... Отец Филарет рассказывал про учительницу, я расскажу про нее только начало истории, а потом быстренько продолжу, еще немножко других добавлю. Марина Зоревна —дочь писателя сибирского Зоря Яхнина. Как бы я себя ни вела — я вела себя очень плохо в школе, ну плохо — я очень такой человек, больно шебутной. Как бы я себя ни вела, как бы ее ни доводила, когда начинался урок литературы, она выводила меня к доске и говорила: а вот теперь слушайте, как надо отвечать. Вы понимаете, она совершенно отодвигала все свои эмоции по поводу моего поведения — то есть отодвигала от человека его грех и выделяла его талант. И вот на этом пьедестале она меня держала. И я на ее примере увидела, как можно уважать личность ребенка. Дальше мы переехали, за месяц до окончания школы, в Нижегородскую область — родителей перевели по работе, я рассказывала об этом, то есть они ушли сами. И за месяц до окончания школы — 11 класс, вы можете себе представить? — я оказалась совершенно в новом коллективе, в новой области, в новом районе, новой школе, вообще все новое. И нам Господь послал совершенно удивительных людей, которые поддержали нас на этом пути на этом этапе и продолжают, к слову, поддерживать. И вот одна из них была тетя Юля. Это подруга моих родителей и, наверное, это и моя подруга, если так можно сказать. В то время для меня она сделала просто невероятное. Каждый раз, когда она меня видела — это взрослая женщина, которая видела меня, девочку, она, вы знаете, она общалась со мной с таким уважением, как учат святые старцы, как того ближнего, который сейчас тебе послан, он для тебя главный человек. Сколько раз мы испытываем на себе в день общение с человеком, который может быть очень доброжелателен к тебе, и он может быть предельно вежлив, он может даже говорить тебе комплименты, но почему-то ты настолько ущербно себя ощущаешь и уходишь с ощущением какой-то понимаете, какой-то непонятости — вот это маркер, вот как ты чувствуешь тебя с человеком. Когда он тебя видит, как Христос видит человека, тебе хочется просто из кожи вылезти, тебе хочется просто горы свернуть, чтобы быть самой лучшей версией самого себя. А когда тебя видят немножко по-другому, у тебя как-то и мотивация теряется, и крылья опускаются, и как-то вот и плечи опущены, и ты как-то не хочешь подвиги делать. И это ведь очень важно, красота в глазах смотрящего. И тетя Юля тогда на меня смотрела как на человека на пьедестале, держала на этом пьедестале, и показала в тот момент пример истинной дружбы, понимаете. И вот сейчас, слава Богу, меня окружают люди, с которыми мне не нужно доказывать что-то и которым не надо что-то про себя объяснять.

А. Ананьев:

— Принимают такой, какая ты есть.

К. Лаврентьева:

— Да, вот это принятие, оно имеет очень христианское начало. И самой мне очень хочется этому научиться, чтобы я смотрела на человека, а он расцветал от моего присутствия. Как, знаете, хороший учитель, он берет никудышнего ученика — вот он никудышный, а он ищет в нем какую-то жемчужину, подхваливает его, подхваливает. И ученик, чтобы учитель был им доволен, готов там просто вот расшибиться, понимаете. Почему у нас вот в обществе, к сожалению, вот эта положительная мотивация как-то неразвита? Давайте будем это в себе развивать, это же изначально идет от христианского учения. Изначально же это идет, вот это вот подсветить человеческое достоинство, подсветить христианское начало в человеке — от Христа. Вот сейчас Костя смотрит Евангелие в своем ноутбуке, и я издалека увидела только лишь одну фразу, которая меня всегда просто потрясает в Евангелии, просто потрясает и, наверное, это у всех так. Мы знаем, как Петр поступил с Христом. Мы все знаем, как он с Ним поступил. Он Его горячо любил, но горячие люди, они иногда могут проявлять малодушие, мы все такие. И он проявил в тот момент малодушие — ну страшная ситуация. Она, может быть, для нас для всех просто была бы невыносима, мы бы, может быть, вообще ее бы не вынесли. А Петр, он проявил малодушие, предал Его, да, ну как бы отрекся на какой-то момент, и тут же начал каяться. Тут же как бы. Его глаза были красные от слез до конца жизни. Но он тут же проявил решимость к покаянию. И что вы думаете, когда их встреча с Господом происходит после воскресения, меня просто потрясает этот момент. Он же не говорит: эх, Петр почему же ты предал Меня? Мог бы спросить — вполне себе справедливо, по-человечески можно это спросить. А Он спросил: Петр любишь ли ты Меня? Мне кажется, что у Петра в этот момент, я не знаю — прости меня, Господи, за такое дерзновенное рассуждение, — но вот если бы я была на этом месте, да я бы просто там распласталась бы просто в благодарности за это великодушие. Говорит: да, Господи, Ты же знаешь, что я люблю Тебя. Он говорит: любишь ли ты Меня?

К. Мацан:

— Можно я продолжу?

К. Лаврентьева:

— То есть это такая глубина благородства. И для это для всех, наверное, пример, что даже если человек и оступился, то нужно как бы, наверное, сделать вид, что ты не заметил его греха по отношению к тебе, если ты видишь его искреннее покаяние. Потому что все мы можем предавать. Но все мы должны учиться дружить.

А. Ананьев:

— Заметил, но сделал вид, что не заметил.

К. Лаврентьева:

— Вот, да. Да, это вот и есть держать на пьедестале человека.

К. Мацан:

— Просто я действительно открыл это повествование из Евангелия от Иоанна, это 21-я глава. У меня всегда, когда речь заходит о дружбе, тянет к этому источнику, именно к этому повествованию. Я не знаю греческого языка, поэтому то, что я сейчас скажу, будет — простите меня, если я в чем-то ошибусь, но это вот такое размышление о... Дело в том, что ведь мы знаем, что греческий язык знает разные глаголы «любить», в частности, есть глагол, связанный со словом «агапе», и «филиа» — вот философия, да, это «дружба с мудростью». То есть глагол «филиа», который тоже можно переводить как «любить», также переводится, означает что-то близкое к дружбе. Вот если агапе — это такая любовь ко всем, нежелание зла — по крайней мере опять же я сейчас прошу прощения, я совсем не знаю греческого, но вот то что я читал, слышал и богословов разных, авторов, я что вынес, как минимум, как одну из возможных интерпретаций. Агапе — любовь, равная ко всем, нежелание зла никому, готовность пожертвовать собой ради других. Филиа — любовь-дружба, через дефис, это как бы стремление к конкретному лицу. Вот не вообще ко всем, а из всех, кого я люблю как агапе, выбираю одного...

А. Ананьев:

— Привязанность.

К. Мацан:

— Одного, кто вот, мне нужно его лицо. Отец Павел Флоренский в «Столпе и утверждении истины» это все трактует и связывает понятие филиа именно с понятием лица — это некое влечение, но не страстное влечение, а волевое.

К. Лаврентьева:

— Душевное.

К. Мацан:

— Именно к тебе. Вот не вообще всех я люблю, и готов никому зла не причинять, а вот именно этот человек мне нужен, я его выхватил из массы, он мой друг — филиа. И я вот не знаю, как это понимать, но греческий язык в Евангелии говорит, что, когда Христос спрашивает Петра первый и второй раз: любишь ли ты Меня? — Он, Спаситель, использует глагол «агапе» — то есть любишь ли ты Меня как всех людей, не желаешь ли ты Мне зла? А Петр каждый раз отвечает глагол «филиа»: я не просто как бы не желаю Тебе зла, я Тебя именно, вот филиа — я твой друг, люблю Тебя как друга одного моего единственного. И в третий раз Христос спрашивает, уже Сам спрашивает с глаголом именно любишь ли ты Меня — «филиа» — как друг. Вот так вот, как именно Меня одного. И Петр опечалился, что да, конечно, я же об этом Тебе говорю, Господи, три раза уже сказал! И понятно, что не потому, что Спаситель не понимал. А это вот трижды такое испытание, то есть в этом контексте — я опять же сейчас не берусь утверждать, что это вот как что-то прямо такое бесспорное, но я как читатель Евангелия в данный момент в этом месте чувствую какое-то это восхождение от агапе к этой филиа, к дружбе — то есть в каком-то смысле от любви к дружбе как более пламенеющему состоянию даже. Доклад закончен.

А. Ананьев:

— Мне очень важно, что скажет на этот счет наш гость. Однако это случится после короткой паузы. Мы прервемся ровно на минуту. А я напомню, что «Светлые истории» можно и нужно не только слушать, но и смотреть. Вот сейчас, когда Константин с таким пылом рассказывал о вот этих вот греческих...

К. Мацан:

— Ну простите, это я как-то это...

А. Ананьев:

— Это было прекрасно.

К. Лаврентьева:

— Философ-ритор.

К. Мацан:

— Когда рассказываешь о том, о чем знаешь плохо, всегда добавляешь эмоциональности для убедительности.

А. Ананьев:

— Да, и вот это надо смотреть. Обязательно найдите видеоверсию «Светлых историй», подписывайтесь, нажимайте лайки, оставляйте комментарии, они нам тоже очень дороги. И, кстати, в комментариях, вот, друзья, расскажите пожалуйста о своем друге, о самом большом друге мне...

К. Лаврентьева:

— А мы потом прочитаем их.

А. Ананьев:

— Да, да.

К. Мацан:

— И посыпятся комментарии о домашних животных. Это большой друг человека.

А. Ананьев:

— Нет, ну восемьдесят процентов все равно про Киру напишут, поэтому... Не переключайтесь, мы через минуту вернемся.

А. Ананьев:

— «Светлые истории» на Радио ВЕРА. Кира Лаврентьева, Константин Мацан, я Александр Ананьев и настоятель Староладожского Никольского мужского монастыря, игумен Филарет (Пряшников), беседуем сегодня о дружбе. Примеры настоящей христианской дружбы, и что она дает человеку, отец Филарет?

Игумен Филарет:

— Настоящая дружба?

К. Мацан:

— Ну мне и вправду очень интересно...

Игумен Филарет:

— Я, конечно, не согласен с вами что батюшка, священник не может быть другом. Это совершенно вот как-то вы нас совершенно, не согласен я с этим.

А. Ананьев:

— Ну я испытываю к нему столько почтения, что... Да, и мне приятна его компания, мне радостно заваривать ему чай и сидеть с ним, говорить. Но я все равно с ним общаюсь как со священником.

К. Мацан:

— А есть разница между дружбой и амикошонством. Вот между дружбой как дружбой и таким легким панибратством, похлопыванием по плечу, чего обычно себе не можем позволить по отношению к священнику.

Игумен Филарет:

— Да, вот этого не должно быть. Но понимание, наивысшая точка доверия это, безусловно, должно присутствовать в нашей жизни. Я просто сегодня вспомнил такой случай. Вот мы говорим о том, что нужно любить всех и жертвовать ради людей собой. Вот и ситуация такая интересная была в моей жизни. Буквально недавно, у меня тоже есть или был очень хороший друг и помощник, и мы находимся, приехали в Москву — очередной раз, значит, у нас командировка. И в окне мы увидели, что на перекрестке сломалась женщина. Сломалась машина, не женщина, простите, пожалуйста. Ну люди тоже ломаются, кстати говоря...

А. Ананьев:

— Особенно женщины, женщины очень часто ломаются.

Игумен Филарет:

— Да, ну представляете, просто отвалилось колесо у автомобиля... Рассмешил всех, да, на самом деле поступок...

К. Мацан:

— Ну это Александр рассмешил нас.

Игумен Филарет:

— Да, то есть там какой у нас там, восьмой этаж, до перекрестка идти через переход. И мы видим, что этой женщине никто не помогает — она бьется, стоит на перекрестке, на оживленном московском перекрестке, и просто, да. Помощник бросается, значит, на выручку и все прочее. Вот понимаете, я говорю, что любить ближнего — это значит жертвовать иногда чем-то тем, чем ты не хочешь часто пожертвовать: комфортом, спокойствием — мне надо выйти, пойти, совершенно незнакомый мне человек, что это за человек. То есть вот это вот почему мы сегодня говорим, что в дружбе есть доверие, есть обязательно любовь, но вот эта вот любовь, она всегда разная. Всегда разная. Любовь к детям одна. Вот сегодня прекрасно вы сказали, что можно простить человека, можно понять человека, но ребенка, допустим... У меня нет детей, но я же воспитывался в семье, и я видел, как относились к моим проступкам мои родители. Если бы у меня были дети, в другой какой-нибудь жизни, может быть, ну я выбрал монашеский свой путь, я, наверное, тоже бы воспитывал, я любил своего ребенка. Но я бы понимал, что есть вещи, которые нужно, покрывая любовью, пускай это будет больно сейчас ему, пускай — ну вот вопрос там наказаний, как исправить, особенно переходные какие-то моменты. Вот иногда родители используют какое-то очень емкое средство, больное средство, чтобы поставить все на свои места. Также как врач: он может дать таблетку, а может взять скальпель, но он же не перестает любить своего пациента, когда достает скальпель и делает надрез. Вот вы понимаете, вот внутреннее отношение к тому, кто с тобой, оно всегда разное, оно не может быть одинаково. Господь, Господь, конечно, Он, я думаю, что Он постоянен, Он всегда такой. А мы, люди, мы непостоянные, мы всегда разные. Вот утром тебе хочется сделать доброе дело, а ты встал не с той ноги — на ребенка накричал и собаку чуть ли там не... Ведь это тоже в нашей жизни бывает.

К. Мацан:

— Еще как.

Игумен Филарет:

— Вот мы все говорим о высоких каких-то моментах, а вот эти мелочи, которые часто происходят в нашей жизни. Видите, и погода бывает — иногда солнышко, а иногда пасмурно, и человек бывает точно такой же. Иногда можно молчать, вот я зачастую ну в дружеских каких-то отношениях, если меня... Нельзя обижаться, иногда все равно какие-то моменты тебя задевают. Не то что ты сразу желаешь нехороших каких-то, но я как-то закрываюсь, я перестаю, ну даже с хорошим другом, я перестаю, может быть, паузу какую-то ставлю, чтобы немножко подумать, и что это было, и как мне на это ответить, то есть иногда начинаешь думать. А вот, кстати говоря, была собрание игуменов и игумений в храме Христа Спасителя, и наш Святейший Патриарх замечательную сказал вещь, и эта вещь касается всех нас — что мы должны бодрствовать в духовной жизни, мы всегда иметь должны разум, который бы помогал нам правильно расставлять акценты, и правильно принимать решения, и следить за своей жизнью. Вот чего у нас сегодня нет, к сожалению, и наш Святейший об этом говорил нам всем, то что мы вот потеряли вот эту вот какую-то... Поэтому о любви, конечно, говорить можно очень хорошие слова, и мы с амвона часто говорим. Но вот если бы побольше практики нам всем, вообще было бы очень здорово.

А. Ананьев:

— Я подумал, слушая вас, что мы просто разучились дружить. Любить учимся там, учимся принимать людей такими, какие они есть. А дружить разучились. У меня ВКонтакте 3894 друга. У меня даже документ есть, вот там прямо написано: у Александра 3894 друга. У моих родителей было четыре друга, но всю жизнь. Вот как-то родители, они умели дружить. А мы... А у нас 3984 друга. А кто такой друг? Я слышал определение: друг — это такой человек, обычный причем, обычный человек, который может прийти к тебе, не позвонив заранее. Ну не договорившись: Александр, как насчет вторника там? В 6.30 я приду к тебе там, и мы с тобой будем вести дружеский разговор. Он просто приходит, без звонка. Я так проанализировал: а кто ко мне пришел без звонка в последний раз? Я сейчас вот всем задам вопрос: кто к вам последний раз пришел без звонка? У меня это пришел сосед Леха. Но я не могу назвать его своим другом. Он хороший мужик, хороший, но вот он принес мне опят отваренных. Он их сам собрал и говорит: Сань, возьми опят. Хороший человек. Кира, а кто к тебе последний раз приходил без звонка?

К. Лаврентьева:

— Няня моя. Она мой лучший друг, и которая сидит с моими детьми.

К. Мацан:

— Кира, мы твою историю дослушали? Я ее как-то так оборвал, встрял со своим, со своей экзегетикой.

К. Лаврентьева:

— Нет, ты потрясающе встрял на самом деле. Это как будто мы с тобой...

К. Мацан:

— Друзья, прямо много лет уже.

К. Лаврентьева:

— Мы с тобой спелись прямо. И я очень рада, что ты ее так закончил. Да, собственно, и вывод у меня как раз был в том, что вот ценно окружать себя такими людьми. Ты, кстати, действительно уже 12 лет мой друг. Я тебе об этом прилюдно сообщаю. А коллеги мои на Радио ВЕРА, вы знаете, Саш, и вот правда, это большое христианское счастье — иметь таких коллег-друзей. Это большое христианское счастье, это большой дар. И вот основа любой дружбы, и правильно сказал Костя, любовь, вот агапе, да, она ведь и в браке должна переходить в любовь филиа. Потому что это такая любовь-дружба, она более крепкая, она долгосрочная, она вечная на самом деле. И это очень важно, наверное, когда вот такая любовь пылкая переходит в любовь-дружбу. Поэтому вот, собственно, да, и была об этом моя история, что взаимное уважение, что действительно, когда человек видит в тебе лучшее, это такое счастье иметь такого друга, что даже если ты оступился, он как будто и не заметил. Вот это аристократы духа, вот это друзья.

А. Ананьев:

— Слушай, как здорово, что это ты заметила. Если муж с женой не друзья, у них, в общем, мало что получится.

К. Лаврентьева:

— Это сложно.

А. Ананьев:

— Костя.

К. Мацан:

— Ну Кира тут буквально, сама того не зная, подводит меня к тому, что я тоже хотел сказать.

К. Лаврентьева:

— Видишь, мы спелись.

К. Мацан:

— И именно об этом. Я всегда вспоминаю, что один очень опытный священник говорил семейным парам: дружите. Дружите. И вот, с одной стороны, совершенно Кира права, что действительно там любовь к жене, она с годами, ну она густеет, как хорошее вино, и действительно превращается в такую дружбу, в понятном смысле слова. Но иногда, а может быть, даже и всегда дружба как бы присутствует и вначале тоже. Я вот знаете, как пела группа «Белая гвардия»: «Здесь так мало с тех, с кем легко говорить, еще меньше тех, с кем не страшно молчать». Вот для меня друг — это человек, с кем не страшно молчать.

К. Лаврентьева:

— Точно.

К. Мацан:

— И я понимаю, что иногда вот эта дружба, она, в общем-то, даже спасает семью. Ну я не говорю, что там моя семья как-то проходила по краю пропасти, но все мы переживаем и кризисы, и усталость и так далее. И святые всегда в этих ситуациях советуют возвращаться мыслями и памятью к первой любви. И вот я спрашиваю себя: а почему тогда вот, столько-то лет назад ты почувствовал, решил, что это человек, с которым ты решил быть всю жизнь? А потому что с ним было легко дружить. Потому что вот рядом со своей будущей супругой я никогда не испытывал необходимости что-то из себя строить, показывать что-то такое, чем я на самом деле не являюсь, чтобы там, не знаю...

К. Лаврентьева:

— Произвести впечатление.

К. Мацан:

— Да, я мог быть собой, и этого было достаточно для того, чтобы мы были, ну чтобы меня принимали. И это и есть дружба, вот когда там позади 12 лет брака. Это немного, есть семьи, которые намного дольше вместе живут, и любая семья проходит свои кризисы, и вот ты возвращаешься к этим делам первой любви, к чему? А к тому, что ну ни с кем так, как с ней, легко не было. И поэтому этот выбор правильный, поэтому я в нем не сомневался и не сомневаюсь. Но более того...

А. Ананьев:

— Опасная тропинка, Константин, скользкая.

К. Мацан:

— Почему?

А. Ананьев:

— И острая, как бритва. Почему? Потому что слушай, смотри, сейчас я попробую это объяснить. Это будет вот в присутствии отец Филарета, наверное, это будет небезопасно. Поправьте меня, пожалуйста, если я уж совсем буду, можете выгнать меня из студии. Дело в том, что наши мужья и жены, наши жены, они не выбрали нас один раз в жизни и навсегда. Они выбирают нас каждый день. И сегодня, если мы будем там вести себя, как...

К. Лаврентьева:

— Нас не выберут.

А. Ананьев:

— Да, нас могут не выбрать. И это очень важно. Нас просто могут не выбрать, если мы будем вот такими... Вот смотри, если я буду собой, я просто знаю, что Алла Сергеевна меня не выберет сегодня.

К. Лаврентьева:

— Я понимаю, что ты имеешь в виду. Наглеть ты будешь — что теперь все, раз меня выбрали, я буду теперь вести себя, как хочу.

А. Ананьев:

— Расслабиться.

К. Лаврентьева:

— Да. Борзеть, говоря сленговым языком.

А. Ананьев:

— Я вот знаю, если мне становится легко и спокойно, значит, началась какая-то беда.

К. Лаврентьева:

— Жди беды.

А. Ананьев:

— И мне очень страшно разочаровать Аллу Сергеевну, и чтобы она меня там послезавтра не выбрала. Она останется моей женой, она никуда не денется. Но она меня может не выбрать больше.

К. Мацан:

— Ну мы не сговаривались, но ты, в общем-то, даешь мне пас, чтобы я как раз продолжил то, о чем хотел сказать. И это очень здорово. Потому что задумываемся ли мы, что слово «друг» в русском языке однокоренное со словом «другой» — он другой, он иной, он не ты. А любить можно только другого. Вот как ни парадоксально, для любви нужна инаковость. Если бы не было различий, не было бы возможности любить. Тут можно вообще пуститься — я, конечно, робею это делать в присутствии отец Филарета. Но Бог Троица — у владыки Антонии Сурожского было такое, ну это было и у святых отцов-каппадокийцев, Бог как бы не мог бы быть единицей, тогда Он не мог бы быть любовью. Если двое — то это такая эгоистичная, закрытая, и там, где есть трое, Лосский пишет, что три это как бы не число три, а символ полноты и достаточности. И есть двое, которые готовы, где есть трое, которые друг друга любят, а еще один из них готов каждый раз устраниться, чтобы двое других друг друга любили. Нужна инаковость, чтобы любить другого. И ведь это как раз про то, о чем ты говоришь, про каждый день. Ведь когда приходят мысли о том, что же вот как бы, вот как же так, вот человек, вот он такой — ты понимаешь, что ты все сейчас в нем видишь не его, а свои проекции на него. Ты как бы видишь в нем себя, каким бы ты хотел, чтобы он был. Но ты не видишь его, ты не видишь другого. Ты видишь себя, ты как бы об него общаешься с собой. И вот, собственно, то, что ты говоришь про выбор каждый день. А это про работу каждый день видеть в другом другого, его, а не себя любимого, каким бы он должен был бы для тебя быть. Вот он просто есть такой и, если бы он не был другим, — и мне эта мысль часто приходит в голову, и она на самом деле в чем-то оказывается для меня спасительной: если бы она не была такой, какая она есть, не было бы любви. Я могу любить только другого в его инаковости, и дать ему право, возможность и полюбить его именно в том, что он другой, не такой как ты.

А. Ананьев:

— Ох, «Светлые истории» на Радио ВЕРА. Как всегда, думаешь: ой, какая простая тема, даже плоская — сейчас расскажем о своих друзьях, и будет всем легко и спокойно. Но иной раз разговор уйдет так высоко, в первую очередь благодаря ведущему программы «Светлые истории» Константину Мацану, Кире Лаврентьевой, что прямо дух захватывает.

К. Мацан:

— Сейчас нас Александр Ананьев отрезвит, заземлит. А отец Филарет в этом поможет.

А. Ананьев:

— Я сегодня не собираюсь этим заниматься. Конечно, настоятель Староладожского Никольского мужского монастыря, игумен Филарет (Пряшников), — я прямо вижу, как вам очень хочется прокомментировать все то, что сейчас Константин сказал.

К. Мацан:

— Потому что, как говорится, когда твой друг воспаряет к небесам, возьми его за ногу и верни на землю.

Игумен Филарет:

— В святоотеческом предании очень много таких ведь интересных вещей на самом деле есть, поэтому часто надо, наверное, открывать и читать святых отцов, преподобных, где черпать для себя важную и нужную информацию для духовной жизни. Но вот я почему-то слушал сегодня всех нас, и думаю: вот Господь, да, ведь Он сердцеведец, Он все знал, все видел. Но ведь двенадцать друзей — ну кто-то из этих друзей стал не другом, понятно, о ком я говорю. И вот если мы вернемся в нашу повседневную жизнь, в жизнь любого прихода, и как бывает часто сложно примирить — вот ходят люди в храм, исповедуются, причащаются, и вдруг вот между ними какая-то кошка проходит. Вообще-то мы в приходе должны быть все друзьями, да, — это наша община, это наше нечто родное. Понятно, большие города, где ты можешь потеряться в незнакомых лицах, но совершенно небольшие приходы или вот как наш монастырь — мы, в принципе, всех знаем наперечет, кто к нам приходит. Вот мы все вроде должны быть вместе. Но как бывает тяжело убедить двух поссорившихся прихожан, что они друзья. Ну вот мы говорим тоже, мы должны понимать, что вот дружба это не просто какая-то теория, это практика — то есть на жизни ты отражаешь внутреннее свое отношение к тому, кто находится рядом с тобой. Вот мы говоримо о приходах, мы говорим, может ли быть дружба в христианстве? Мы говорим о монастырях, вот может ли там это присутствовать, когда настоятель становится для всех, кто рядом с ним, не только отцом, не только человеком, который принимает решения, кого взять, кого выгнать, кого еще что-то, кого наказать, кого поощрить, но еще нужно вот стремиться, я вот, вы знаете, последнее свое время размышляю, что правильно значит, наверное, Александр сказал, что мы действительно разучились дружить. И я тоже иногда возвращаюсь, вот когда кого-то теряю вроде, я вот подхожу к такой мысли: Господи, спасибо Тебе, Ты дал мне этого друга. И вдруг происходит, неожиданно для меня, полнейший разрыв.

К. Лаврентьева:

— Да, жесть полная.

Игумен Филарет:

— И ты вот в стопоре таком говоришь: а что это вообще было? Вот как тебе на это реагировать? Вот правда, может быть, мы не только потеряли этот закон любви, ради которой, в принципе, мы все живем на этом свете. Не будет любви к Господу, к родителям, к детям, к миру, к земле, на которой ты живешь — ну тогда зачем жить, существование прекратит свое, да, вот этот вот вкус, вкус жизни. Почему нужно любить жизнь как дар Божий — потому что она наполнена Божией любовью. И дружба — это тоже, вот я еще раз хочу сказать, вот некий оттенок вот этой любви. И когда происходит, я тоже, вот вы правильно сегодня сказали, наверное, я тоже где-то не научился по-настоящему еще дружить. Когда теряешь близких тебе людей... Вот это друг, вот настоящий, он никогда — и вдруг тут — раз, такое и думаешь: ну что это такое? Значит, начинаешь ты себя сначала: значит, ты что-то не так сделал, ты, значит, не так себя там вел и все прочее. Поэтому это тоже очень интересная тема, опять же будут писать наши радиослушатели: там я это понимаю, это не понимаю. В принципе, нет необходимости, наверное, всех переубеждать, у всех свое отношение и к словам, и к жизни, и к восприятию. Но вот знаете, что самое честное и самое правильное — то, что мы говорим от всего сердца, вот как у нас есть, мы это выкладываем, да.

К. Лаврентьева:

— Так и есть.

Игумен Филарет:

— И делимся с теми, кто, может быть, и не принимает это.

К. Лаврентьева:

— Саша, расскажи нам что-нибудь от сердца.

А. Ананьев:

— Да, ой. Мне сейчас пришло в голову, что дружба — это когда три плюс один, всегда. Один плюс один это...

К. Лаврентьева:

— Уже четыре. Костя говорил — три, ты говоришь — четыре.

А. Ананьев:

— Три плюс один. Вот «Светлые истории»: трое ведущих и гость — дружба. Три, мушкетера и Д’Артаньян.

К. Лаврентьева:

— Да, точно. В этом что-то есть.

А. Ананьев:

— Там три поросенка и волк. Да тоже вот это как-то...

К. Мацан:

— «Трое в лодке, не считая собаки».

А. Ананьев:

— «Трое в лодке, не считая собаки». «Три товарища» опять же и Пат. Без Пат там ничего не было бы, то есть это всегда.

К. Мацан:

— Тридцать три богатыря и дядька Черномор.

А. Ананьев:

— Семь гномов и одна Белоснежка.

К. Мацан:

— Да, семь раз отмерь, один отрежь...

А. Ананьев:

— Исключение подтверждает правило. Дружба... Я тоже сегодня генератор идиотских формул. Дружба — это когда ты не хочешь смотреть хороший фильм без этого человека. А когда ты с ним его смотришь, а он засыпает во время фильма, ты готов его простить и обнять.

К. Мацан:

— И укрываешь его пледиком.

А. Ананьев:

— Да, это вот наша вымученная формула с Аллой Сергеевной. Потому что я не хочу смотреть хорошие фильмы без нее, а она засыпает под хорошие фильмы. Ну иногда и я засыпаю. А к слову, почему я вспомнил о том, что засыпает, потому что недавно я посмотрел новых «Трех мушкетеров» с Венсаном Касселем, и они оказались гениальными. Это не значит, что Радио ВЕРА рекомендует, это значит, что Александру Ананьеву понравились.

К. Мацан:

— Ну в этом фильме поразительно то, что Венсан Кассель очень похож на Михаила Боярского в его же возрасте.

А. Ананьев:

— Да, а играет Атоса.

К. Мацан:

— Да, играет Атоса, а некоторые диалоги — это я сейчас не шучу, это очень интересно, — некоторые сцены буквально повторяют схему диалогов советского фильма 78-го года.

А. Ананьев:

— Да, хотя разница между ними размером с Марианскую впадину. Что касается моей истории. Мне недавно позвонил старый друг. Мы с ним не слышались почти двадцать, ну больше двадцати лет. Тогда мы с ним прямо дружили, мы ходили друг к другу в гости, много пили там... чаю. Мы были музыкантами, он играл в одной группе, я в другой, и...

К. Мацан:

— А на чем ты играл?

А. Ананьев:

— У меня была своя группа, называлась «Служба точного времени» — гитара, бас, барабаны и саксофон. Я еще, мне достался саксофон, я за неделю научился играть на саксофоне. Там была мелодия из трех нот, и я с ней просто был звездой ночного этого рок-клуба.

К. Лаврентьева:

— Ты же тоже умеешь играть на саксофоне.

К. Мацан:

— Я поэтому и завидую, что я-то музыкалку по саксофону закончил, а Саша за неделю всего выучился.

А. Ананьев:

— Вот, да. И тогда, когда мы с ним дружили, нас объединяло все — музыка, фильмы, книги. А сейчас, спустя 25 лет, я его услышал и понял с ужасом, что нас все разъединяет. Ну вот прямо реально все разъединяет. Мир с треском разломался пополам, и теперь одна половина считает, что... Ну я не знаю, как бы сравнить? Одна половина считает, что банан надо есть целиком и ртом, а вторая половина считает, что банан надо есть вилкой и ножом. Ну и одни ненавидят других, а других ненавидят первых. И прямо такой вот файт жесткий. Мне позвонил друг, с которым я не виделся 25 лет, не виделся и не слышался. Мы даже в соцсетях как бы друг на друга были не подписаны. Так бывает. Я уехал в другой город, он уехал в другой город. Он позвонил: Санечка, говорит, как я рад тебя слышать. Я говорю: а я как рад тебя слышать, просто очень рад тебя слышать, я давно тебя не слышал. И он говорит: у меня для тебя — я, собственно, почему тебе позвонил, почему вспомнил, — у меня есть проект, роскошный проект, который мне очень дорог, я получил даже грант под этот проект. Я хочу запустить там телешоу, телепроект про то, как это круто, есть бананы вилкой и ножом, просто про людей, которые едят бананы вилкой и ножом (ну вы понимаете, это метафора), про то, какие замечательные вилки и ножи бывают, про то, как правильно держать вилку и нож, когда ты ешь банан. И я такой, поджав губы, говорю: друг мой, я не из этих, понимаешь. Я считаю, что есть банан вилкой ножом — это преступление. Банан надо есть ртом. Господь так придумал банан: держишь рукой и ешь банан ртом, понимаешь. Вилка и ножи существуют для другого. Ну в общем...

К. Лаврентьева:

— Все понимают, о чем речь.

К. Мацан:

— Я вообще не понимаю, о чем речь.

Игумен Филарет:

— Про бананы.

А. Ананьев:

— Мы про бананы исключительно. И я еще, главное, я прямо гордился собой, когда ему об этом говорил. Я прямо вот я не скрыл свою, так сказать, позицию гражданскую в отношении бананов, и я ему сказал все как есть, в лицо. Сказал, что я тебя уважаю, но с тобой бананы есть прямо вот ну... И он говорит: Санечка, я тебя понял. Ну я правда... И говорит: мне так дорого все, что ты сейчас делаешь в своих проектах, я тебя всегда слушаю на Радио ВЕРА, —говорит он. Я «Вопросы неофита» ни одни не пропускаю, я тебе так благодарен. Спасибо тебе большое, да. И вот мы так поговорили и как-то хорошо закончили. И я повесил трубку и думаю: какой я молодец! Ну во-первых, я высказал все человеку про свою гражданскую позицию в отношении бананов. А во-вторых, ну он меня слушает, смотрит, и он еще, главное, воцерковился. Он всегда был как бы крещен, но воцерковился он буквально лет пять назад, как и я. И думаю: дай, посмотрю его в социальных сетях, что как. И я захожу к нему в социальные сети, и понимаю, что у него все публикации про то, что вот про ножи, вилки и бананы, которые надо есть. Вот прямо все поголовно. И они такие... такие убедительные, такие прямо однозначные. И мне в этот момент становится так стыдно, вот правда, что я ему просто полчаса рассказывал о том, как надо жить, думать и делать, потому что я так думаю и делаю, и это единственно правильный способ. А он ни слова мне не сказал, как надо думать, делать мне, по его мнению. Он вообще ничего об этом не сказал. То есть я ему высказал все. Вы же понимаете, насколько сейчас мощное напряжение, какие искры летят, когда сталкиваются люди с противоположными взглядами. Он мне ни слова об этом не сказал. Он мне сказал: Санечка, а я тебя люблю. Ну образно говоря. А ты молодец. А я тебя слушаю, и мне дорого все, что ты делаешь. И тут я вот понял, ну почувствовал, что вот это вот, это и есть какое-то очень такое яркое проявление настоящей, причем христианской дружбы. Ты не пытался изменить человека. Ты говоришь: ты такой? Ну слава Богу. Это не меняет моего к тебе отношения. И реально не меняет. Мы сейчас продолжаем переписываться, вообще не изменило. У меня вроде как изменило, но я стараюсь как бы не показывать этого, не демонстрировать этого. На историю это не тянет, эта история одного телефонного звонка, но...

К. Мацан:

— Потрясающая история.

К. Лаврентьева:

— Ты знаешь, мне тут буквально недавно сказал один из гостей на Радио ВЕРА, когда я его спросила про прелесть — ну как бы понятно, что это духовное состояние, не об этом сейчас речь, и разные бывают у этого стадии. Но он сказал, что человек в прелести, он, во-первых, считает себя немножко выше других, а во-вторых, — по-моему, он мне сказал, либо кто-то другой, — он не принимает вообще никакие точки зрения, кроме своей. То есть моя — это единственная, правдивая и, в общем, совершенно непогрешимая. А когда человек способен к пластичности некоей — это очень хороший знак.

А. Ананьев:

— Ну это не отменяет того, что моя-то точка единственно правильная, Кирочка, понимаешь. Вообще не отменяет.

К. Лаврентьева:

— Ну понятно. Мне нравится твоя история очень.

А. Ананьев:

— Да. И я очень хочу поговорить об этом еще больше, но наше время подошло к концу. От этого горько, но я надеюсь, что мы встретимся вновь. Простите, отец Филарет, что мы вас все время перебивали и не давали вам сказать буквально ни одного слова.

Игумен Филарет:

— Это было очень интересно, здорово.

А. Ананьев:

— Спасибо вам. А напомню...

Игумен Филарет:

— Вот как поступают настоящие друзья. Все было замечательно.

А. Ананьев:

— Да. Я вас понял. Видеоверсию «Светлых историй» обязательно найдите в социальных сетях, в нашей группе в ВКонтакте, напишите комментарий. И да, вы обещали рассказать нам о своем друге. Кира Лаврентьева, Константин Мацан, наш дорогой друг, постоянный гость Радио ВЕРА, настоятель Староладожского Никольского мужского монастыря, игумен Филарет (Пряшников). Я Александр Ананьев. Пока.

К. Мацан:

— До свидания.

К. Лаврентьева:

— Всего хорошего.

Игумен Филарет:

— Всего хорошего.

---

Все выпуски программы Светлые истории

• «Светлые пасхальные истории»
• «Страдания и вера»
• «Приход к вере и изменения в жизни в лучшую сторону»

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов