«Документальное кино о православии в мире». Игорь Мещан

У нас в гостях был директор и креативный продюсер компании «Фома кино» Игорь Мещан.

Мы говорили с ним о цикле фильмов о православии в разных странах и о людях, хранящих веру в современном мире. Наш собеседник также рассказал о своем паломничестве на Кипр, о том, что произвело на него там особенное впечатление, и о различиях в церковных традициях в сравнении с нашей страной.

Ведущие: Алексей Пичугин, Константин Мацан

---

А. Пичугин

— Друзья, здравствуйте, это «Светлый вечер» на светлом радио. Меня зовут Алексей Пичугин.

К. Мацан

— Добрый вечер. Меня зовут Константин Мацан.

А. Пичугин

— И вместе с нами и с вами сегодня здесь, в этой студии, директор компании «Фома кино» Игорь Мещан. Игорь Владимирович, здравствуйте, добрый вечер.

И. Мещан

— Добрый вечер.

А. Пичугин

— Мы знаем все журнал «Фома», знаем проекты, которые связаны непосредственно с журналом «Фома» и с этой, можно сказать, общностью под названием «Фома». Но мы ещё не знакомы с компанией «Фома кино». Что это такое?

И. Мещан

— Вы знаете, у нас давно была такая задумка, ещё когда я работал в журнале «Фома». Это было несколько лет назад. И мы вот с Владимиром Романовичем Легойдой задумывались о новом формате и формате, который пробовался в «Фоме», например, какие-то видео короткие и так далее.

А. Пичугин

— Был проект, мы о нём говорили, «История за минуту», «Москва за минуту»...

И. Мещан

— «История за минуту», да, «Москва живёт» и прочее прочее. Я не помню уже этих проектов, но это другой формат — это интернет, это короткие такие штуки, которые влезают нашим детям в голову быстро и остаются там, мы надеемся, на какое-то время. То есть это другой совершенно такой вот клиповый маленький формат и так далее. У нас была задумка давно сделать такой какой-то гигантский проект, связанный с кино. Потому что вот эта вещь, которая сделана была в 15-м году и вышла, это большой анимационный фильм «Необыкновенные приключения Серафимы». Я думаю, все мы говорили и на «Светлом вечере» об этом в своё время и так далее. То есть это полтора часа кино, анимации, которое шло на большом экране, которое прошло, с нашей точки зрения, очень успешно, потому что мы в прокате заработали больше ста миллионов — по тем временам. Да, это большой успех для такого достаточно жёстко православного чёткого мультфильма, вот не с размытыми какими-то краями, а с совершенно понятным содержанием. И вот этот успех некий, который мы получили, нам не давал покоя. Мы понимали, что надо идти в эту сторону, потому что это абсолютно пустое поле, которое только сейчас пытаются робко заполнить, условно говоря. Я не говорю о документалистике. У нас, вы знаете, у каждого, у кого есть телефон или фотоаппарат, он уже документалист, он может всё это снять, выложить, и как бы всё это будет происходить красиво — с его точки зрения. Но профессиональной такой истории, которая бы делала кино светлое и делала бы кино про людей, и делала бы кино православное по содержанию, христианское по своей миссии — такого мы не видели. Были какие-то попытки, но это либо история шла в такую маргинальность очень жёсткую, либо, наоборот, уходило настолько в такую либеральную часть, что ничего от православия или от христианства не оставалось. Поэтому вот этот тон журнала «Фома», который был, мы попытались взять туда же, в эту компанию, но сделать её отдельной, для того, чтобы можно было, не путая с другими форматами, заниматься, потому что это большой отдельный проект, это большая отдельная работа, которая необходима и которую необходимо сегрегировать от других частей «Фомы». Вот поэтому появилась компания «Фома кино».

А. Пичугин

— Я открываю сайт «Фома кино» и вижу несколько совершенно разных проектов. Действительно, как вы говорите, они объединены темой православия. Причём, даже когда смотришь на описание, далеко не сразу становится понятно, что конкретно здесь идёт речь именно о православии. Ну, давайте некоторые проекты обсудим подробнее. Меня очень заинтересовало описание: «Почти два десятилетия в заброшенном кипрском посёлке русский монах строит православный храм в честь Серафима Саровского». Это уже для людей, которые, ну, может быть, не очень хорошо представляют вот такой глобальный православный мир, который распространяется не только на Россию, но и на православные страны Европы. Для них это такая очень отрывочная история. Русский монах, почему-то на Кипре, храм в честь Серафима Саровского — что, кипрских святых мало? Неужели на Кипре мало священников? Что это за история и кто её герой?

И. Мещан

— Вы знаете, это потрясающая совершенно история, потому что я знаю отца Амвросия, который вот этим занимается, который скитоначальник на Кипре много-много лет, наверное почти 20. У него удивительная история. Это абсолютно русский человек, который закончил Суриковку в Москве. Он сам из глубинки, из Орла. Он закончил Суриковку, после Суриковки сходил в армию и после армии поехал, так как-то Господь его коснулся, он был абсолютно из светской семьи художников.

А. Пичугин

— Когда всё это происходило?

И. Мещан

— Он помладше меня, это был конец 80-х годов. И он из армии сразу уехал в Псково-Печерский монастырь, там подвизался сначала и принял постриг с именем Амвросий.

А. Пичугин

— А вариантов, кстати, в конце 80-х, надо оговориться, немного: Троице-Сергиева лавра, Псково-Печерский монастырь — в общем, и всё.

И. Мещан

— Да, по большому счёту, из мужских монастырей это было так.

А. Пичугин

— Потом Оптина добавилась в 89-м году.

И. Мещан

— Да, и вот он в Псково-Печерском монастыре принял постриг. А так как он профессиональный фактически художник, и такой наследственный, так сказать, художник, он, естественно, занимался иконописью. Он был учеником тогда известного иконописца Зинона, собственно и сейчас известного. И когда начали происходить какие-то пертурбации вокруг Зинона и вокруг его учеников, которые с ним были близки, он волею судеб оказался во Франции, потому что как-то он знал французский язык. Он оказался во Франции, и потом, познакомившись с владыкой, уже постриженным монахом, да, естественно, и, познакомившись с митрополитом Неофитом, это Морфский митрополит Кипрский, чудесный совершенно владыка, потрясающий. Он из афонского братства, из афонских монахов. Он познакомился с ним, и он его забрал на Кипр. Он клирик Кипрской Православной Церкви, он архимандрит. Понимаете, это невероятная совершенно тема, потому что он взял вот этот скит. Как это получилось — в заброшенном таком полицейском участке, а полицейский участок это такое длинное-длинное строение одноэтажное с разными выходами, как казарма, что-то такое. Он взял вот этот полицейский участок, это было в лесу, насколько возможен лес на Кипре? Значит, он взял этот полицейский участок, и в одной части они сделали храм, дальше его мастерская, дальше трапеза и дальше его келья, то есть всё в одном «флаконе» таком сделал. Он сам из Орла родом и он очень любил, так сложилось, Серафима Саровского. И главное, что владыка Неофит, который на Кипре Морфской епархии глава, он тоже любил очень Серафима Саровского. Вообще, надо сказать, что Серафим Саровский — это один из самых известных русских святых во всём мире. Потому что он близок нам по времени и потому, что его слова о стяжании Духа Святого очень просто и легко объясняет то, к чему должен стремиться христианин, поэтому его очень любят во всём мире. И так получилось, что он, как иконописец, как человек умный, образованный и так далее, он начал строить там храм. И у него была задумка именно сделать этот храм каменным, в греческом стиле. Вы знаете, из этого белого камня, который пилится, из которого складываются вот эти полукруглые потолки и так далее. Это же всё складывается из белого напиленного камня.

А. Пичугин

— То есть это примерно, если кто-то представляет, типичный храм в таком средиземноморском стиле. Неважно, православные или католические страны, если вы посмотрите...

И. Мещан

— Да, черепичные крыши, с куполом таким же крытым, простым и так далее. И вот они начали делать. У него был его приятель-француз, который есть, кстати, в фильме, он такой каменотёс и камнерез, и вот они начали делать вот эту всю историю с этим храмом и организовывать там скит. То есть я там был, условно говоря, 20 лет назад, когда там ничего не было, был этот один полицейский участок. И были планы, рисунки, как это сделать всё, как построить этот храм и так далее. И сейчас, когда этот храм уже стоит, это, конечно, такое удивительное ощущение того, что вот человек придумал, человек решил, и вот то, что он задумал, воплощается в жизнь. И уже как бы вот эта идея живёт помимо него, потому что к ней подключается огромное количество каких-то людей, появляются прихожане и так далее. Мне кажется, это очень интересная история — почему русский монах, оказавшись на Кипре, строит храм русского святого. И это показывает нам людей в Церкви. Наша главная идея была показать людей. Не официальных лиц, не какие-то вот политико-экономические вопросы существования, нет. Вот эта вся серия, которая у нас идёт, документального кино основана на одной идее, что вот есть интересные люди. Вот как раз Амвросий — это, я бы сказал, даже исключение из правил. Потому что другие фильмы про светских людей абсолютно, которые как бы в Церкви, но они светские люди. То есть идея была какова? Что вот, смотрите, у нас есть люди самодостаточные, умные, интересные, молодые, с какими-то идеями, с какими-то своими жизненными установками. И вот такие интересные, самодостаточные, красивые молодые люди в Церкви, им для чего-то нужен Бог. И им для чего-то нужно пребывать в Церкви. И вот это очень важно, это очень интересно. То есть для светского человека Бога не существует, если он не в храме. То есть вы посмотрите на светскую жизнь: где Бог? В работе? Нет. Дома? Вряд ли. В транспорте? Где Бог? Его нет. В начальнике? Нет. То есть Его нет, Он не присутствует в жизни светского человека. Вот это очень важный вопрос. А тут вдруг те же люди, такие же светские, такие же умные, такие же работающие, такие же творческие, и вдруг у них в жизни есть Бог. И вот мы хотели понять: а зачем Он им, почему у них в жизни есть Бог? Почему, что они восполняют, какую пустоту у себя в своей жизни, если они с Богом?

К. Мацан

— Игорь Мещан, директор и креативный продюсер компании «Фома кино», сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Наверное, на тот вопрос, который вы только что обозначили, у каждого из героев фильмов, а их много... Я напомню, что вот тот фильм, о котором мы сейчас начали говорить, о герое, про которого вы рассказывали, о русском монахе на Кипре, это первый фильм во втором сезоне. То есть был первый сезон фильмов — об этом тоже сейчас поговорим. Ну вот тот вопрос: зачем человеку Бог? Понятно, что у каждого из героев разные ответы свои. Ну вот, если можно какой-то общий ответ найти, хотя бы самый общий, вы, как человек, который все эти фильмы видел, создавал, как для себя отвечаете?

И. Мещан

— Вы знаете, можно очень просто ответить на этот вопрос. Бог нужен для полноты жизни, потому что без Бога жизнь неполноценная, она чем-то замещается другим. Я бы кратко ответил так.

К. Мацан

— Ну вот, смотрите, теперь к той теме, которую я обозначил, фильм, о котором мы сказали, про Кипр называется тоже очень интересно: «Пространство радости» — причём во множественном числе. И это первый эпизод второго сезона. Был первый сезон, где тоже вышло много фильмов — десять. И общее название и первого сезона и второго по-английски у вас на сайте написано «Global Orthodox», что можно перевести как «Всемирное Православие». В самом названии проекта заложен смысл, что есть мир, весь мир. И в нём есть какое-то православие, которое как-то к этому миру обращается, которое, с одной стороны, не до конца к этому миру принадлежит, оно от него отлично, инаково. С другой стороны, оно в этом мире и о чём-то свидетельствует. Вот о чём, каков тут главный месседж? О чём сегодня православие может сказать всему миру, не только России, не только тем странам, где исторически православие присутствует?

И. Мещан

— С моей точки зрения, православие должно говорить только об одном, оно должно говорить о любви. Почему? Потому что любовь — это то, что самое трудное в православии, что самое трудное для любого верующего человека. Можно поститься, можно молиться, можно бить поклоны, можно ещё что-то делать, какие-то духовные практики применять, постничать очень строго, вообще не есть, уходить в затвор и так далее. Но как, по словам апостола Павла, таким классическим, если я не имею любви, то всё это пустое. И поэтому самое сложное в православии, в христианстве — это любовь. И мы знаем, что Бог есть любовь, если вот коротко. Мы же перешли на короткие и ясные формулировки, что Бог тоже есть любовь. И вот это самое сложное. Причём любовь должна быть искренняя. Когда-то мне один батюшка сказал, близкий очень мне, что не надо всех любить, а только врагов, остальных ты и так любишь. Достаточно только врагов. И эта любовь очень важна в нашем мире, в котором любовь не приумножается, а любовь, наоборот, исчезает, уходит. И вот это очень важный посыл. Мы должны говорить о любви. Мы должны говорить о том, что мы должны любить весь мир. И вот только этой любовью мы можем донести чего-то до человека. Знаете, мне рассказывали, как такие старцы общепризнанные, как отец Кирилл (Павлов), например, отец Иоанн (Крестьянкин), как они могли достучаться до сердца человека. Вот приходил человек, абсолютно грешный, абсолютно такой чёрный. И вот они в любом человеке находили вот эту капельку любви и начинали её возгревать и расширять. И эта любовь растапливала сердце и постепенно-постепенно заполняла человека. Вот наша, мне кажется, православная и христианская миссия — это возгревать в мире вот эту любовь. Вот это очень важный момент. Вы помните по Евангелию, что закон любви выше любого другого закона. То есть это выше, чем пост, выше, чем молитва — любовь. Поэтому, мне кажется, миссия христианства и православия в том, чтобы эту любовь в мире расширять. И эта любовь может преодолеть всё. И любовь эта может обезоружить тех, кто против неё ополчается, потому что она, с одной стороны, беззащитна, а с другой стороны, она необыкновенно сильная, потому что преодолеть её невозможно никакими способами общедоступными.

К. Мацан

— А вот из тех фильмов, которые уже сделаны, кто из героев как эту любовь явил? Понятно, что всё невозможно перечислить, но что вас лично в сердце так кольнуло в хорошем смысле больше всего?

И. Мещан

— Там есть два фильма, которые мне очень и очень нравятся и задели. Это фильм о Камчатке, по-моему, он называется «Родовая песня» или что-то в этом духе, не помню точно.

К. Мацан

— Да, «Родовая песня».

И. Мещан

— И там прекрасная совершенно женщина. Она камчадалка.

К. Мацан

— Светлана Нагорная — как написано в описании фильма.

И. Мещан

— Да. Она камчадалка, и она очень любит свою традиционную одежду, она ходит в этих каких-то там бубенчиках, колокольчиках, но при этом она христианка. При этом она читает часы в храме, она поёт в хоре, она ездит в какой-то детский дом, то есть творит какие-то дела милосердия. При этом она остаётся абсолютной такой камчадалкой со всеми своими традициями, культурой и так далее. И у неё получилось органично совмещать вот эту свою традиционную культуру и христианство, и православие. Вот это, конечно, вызывает такую не то чтобы оторопь, но вызывает такое... Знаете, как у нас любят говорить: а что, так можно было?

А. Пичугин

— А как вы её нашли?

И. Мещан

— Я не знаю, как мы их ищем, но у нас так получается. Мы связываемся по-разному, наши герои по-разному приходят к нам. Мне кажется, они нас ищут больше, потому что в каждом месте есть такие герои, их просто надо знать, или с кем-то поговорить, кто-то знает, кто то это. То есть мы именно по этому признаку их искали. То есть люди, абсолютно нормальные, в большом смысле успешные, со своей жизнью. Но, кроме всего прочего, у них в жизни есть Бог и православие, и храм и так далее. Вот так мы находили их.

К. Мацан

— А второй фильм? Вы сказали, что два фильма.

И. Мещан

— Второй фильм, который мне невероятно нравится, это фильм «Окрылённые». Это фильм о лавре, которую я очень люблю. Я очень давно пришёл в лавру, уже много-много лет назад, и с лаврой было у меня в жизни, и до сих пор, связано очень много вещей. Но, понимаете, лавра — вот как вы себе представляете лавру?

А. Пичугин

— Тут даже скорее, знаете, первый вопрос возникает: а что же ещё про неё не рассказали?

И. Мещан

— Ну, то, что мы рассказали, никто про это не рассказывал. Я вам могу сказать одну простую вещь. В 2003 году мы издали альбом о Троицком соборе. Причём делал «Наше наследие», известный тогда журнал, великолепный художник — Рюмин Александр Александрович, прекрасный совершенно. И мы сделали альбом о Троицком соборе Троице-Сергиевой лавры. И оказалось, что за 600 лет его существования это первый альбом.

А. Пичугин

— Потому что всем казалось, что это так естественно, в ХХ веке особенно.

И. Мещан

— Это был первый альбом, который сделан был, который полностью был сделан. Там иконостас, была схема что и где находится, были полностью описаны мощи, какие-то реликвии, которые лежат там внутри. Это был первый за 600 лет альбом, поэтому про лавру... Ну, во первых, лавра — это такой неисчерпаемый источник, про него можно рассказывать бесконечно. Но вот что мы хотели взять? Вы знаете, в лавре трудится огромное количество людей, очень-очень разных. И ввиду того, что я давно знаю лавру, я понимаю, о чём можно говорить. Есть две совершенно уникальных девочки, которые там живут, женщины, которые живут лаврой. Это две сестры. Одна из них ювелир. Она заканчивала училище ювелирное и так далее. А вторая — золотошвейка. Не буду спойлерить, одна из них, Настя, которая ювелир, она создаёт совершеннейшие шедевры для ризницы лавры. И об этом никто не знает, то есть люди приходят в ризницу, приходят в Серапионову палатку, видит там эти ковчеги для мощей, вот эти мощевики, ювелирно сделанные. И никто не задаётся вопросом: откуда они взялись? И когда делается мощевик, по лучшим образцам, не знаю, Кремля, ризницы лавры, которая была раньше, он настолько органично вписывается в это всё, что ты даже не задаёшься вопросом: откуда это взялось? А это это делают наши современники.

К. Мацан

— А это делает Настя.

И. Мещан

— А это делает Настя, да. Это делают наши современники, которым там 30 с лишним лет. Или Аня, её сестра, которая золотошвейка, она повторила — три с половиной года она вышивала покров на мощи преподобного Сергия. Вот есть известный очень покров ХV-го века с красными ушами такими. Вот Аня его повторила один в один. На это у неё ушло три с половиной года. Это невероятная история. То есть это то, что сейчас происходит, что сейчас даётся. Сейчас рядом с нами живут, я не побоюсь этого слова, абсолютно великие люди, которые абсолютно скромные, абсолютно простые...

А. Пичугин

— И сами зачастую не понимают, почему ими интересуются.

И. Мещан

— Они, по своему смирению, да, и принадлежности к вере, как глубоко верующие люди, они даже не задумываются об этом — да, я работаю и работаю.

К. Мацан

— Насколько они крутые, не понимают.

И. Мещан

— Не надо так говорить. Они не крутые, они замечательные.

А. Пичугин

— Буквально на минуту прервёмся. Напомним, что сегодня мы говорим о проектах студии «Фома кино», компании «Фома кино», с директором — Игорем Мещаном. Мы вернёмся буквально через минуту. Мой коллега — Константин Мацан, я — Алексей Пичугин.

К. Мацан

— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. В студии мой коллега Алексей Пичугин, я — Константин Мацан. В гостях у нас сегодня Игорь Мещан, директор и креативный продюсер компании «Фома кино». Мы говорим в том числе о проектах компании «Фома кино», о документальных фильмах. И наш гость потрясающе интересно рассказывает о героях этих фильмов, теперь хочется их посмотреть и пересмотреть ещё раз. А вот мы начали наш разговор с истории о русском монахи на Кипре. И, насколько я знаю, вообще для вас Греция и Кипр такие места едва ли не родные, хорошо знакомые. Вот ваш опыт пребывания в кипрском православии — какой он, чем оно похоже и непохоже на проживание в вере, в церковной жизни в привычных условиях в России, например, в Москве?

И. Мещан

— Мне так довелось, что я несколько лет жил на Кипре в своё время. Тогда не было русского храма на Кипре, как сейчас — уже там, по-моему, не один даже. И не было столько русских людей на Кипре, как сейчас, — тогда было их мало. Было много сербов, было много ливанцев-христиан, но с русскими было сложнее. Мой опыт говорит, что в чём-то мы очень похожи, а чём-то мы совершенно разные. Мне кажется, что кипрское православие, Кипрская Православная Церковь — как бы это выразить? Она проще в том плане, что каким-то внешним историям уделяется сильно меньше внимания, чем у нас, условно говоря. Это традиция, это не говорит о том, что... Я могу рассказать прекрасную историю. Вы знаете, я когда-то приехал в Киккский монастырь на Кипре и вдруг вижу, что выходят из ворот два монаха, садятся на лавочку, достают пачку и спокойно сидят и курят. Это меня поразило просто в самое сердце. Потому что: как? батюшка, монах курит? И у меня там мозг закипел, как воспитанный в нашей традиции.

А. Пичугин

— Да, я тоже наблюдал рядом с Афоном: табачная лавка, заходит монах в таком подряснике простом, покупает пачку сигарет.

И. Мещан

— Да. И это меня очень поразило, и я обратился к одному из своих таких духовных авторитетов, уже в нашей Церкви. Он сказал, слушай, ну, это традиция. Но у них немножко наоборот, у них есть такая история, что если батюшка курит, то это нормально. А вот если батюшка выпивает, то это уже как-то совсем не батюшка. А наша традиция немножко наоборот, то есть, если батюшка курит, то он какой-то поддельный батюшка. А если выпил рюмку, другую, то ничего страшного. Это традиция.

А. Пичугин

— Сербский священник мне это так объяснял: «Алексей, я понимаю, что для вас это странно — курить сигареты. Потому что у нас батюшка пьёт — это странно. А вот батюшка курит — это нормально совершенно».

К. Мацан

— Дорогие друзья, мы скажем, что и курить и пить мы не рекомендуем.

И. Мещан

— Нет, конечно, абсолютно. Это просто какие-то вещи традиционные. То есть вот этой внешней стороне, даже внешне... вот вы посмотрите на греческие службы — они проще, чем у нас. У нас такой более византийский стиль, более такой красивый.

А. Пичугин

— Хотя, казалось бы, насколько они ближе к Византии.

И. Мещан

— Они ближе, но, с другой стороны, многие вещи, например, после вот этого османского ига, которое там было везде, и в Греции в той же, там практически никто в платочках не ходит из женщин. Потому что платочек был символом христианства. И они за двести лет их отучили от этого, но это не главное.

А. Пичугин

— Простите, это объясняется очень просто. Потому что мы воспринимали здесь, в России, богослужебную традицию Святой Софии, когда она всегда была парадной, императорской. Мы очень плохо знаем, практически не представляем, как выглядела эта традиция в маленьких храмах по всей Византийской империи. И вот, видимо, она-то и наследует такой простоте и отсутствию пафоса.

И. Мещан

— Тот же Амвросий, о котором мы говорили, он потрясающий совершенно священник, и он служит каждый день. В 12 ночи он начинает проскомидию и дальше служит Литургию. То есть каждый день у него начинается с Литургии. Кроме воскресенья. Почему? Потому что в воскресенье приезжает народ, поэтому он служит Всенощную и потом служит Литургию уже утром, когда приходят прихожане, причащаются и так далее. И в частности и у киприотов, и у греков отличие от нас очень сильное в истории с исповедью. Потому что у них не всем священникам разрешают исповедовать. И исповедь постоянная, как мы приходим перед Причастием, 30 секунд исповедался и пошёл причащаться, — у них такой истории нет. Ты можешь прийти причаститься, но исповедаться ты должен, в меру твоей, так сказать, греховности, ну, несколько раз в год. Это есть такие специальные духовники, и они, как правило, в монастырях. И это ты приезжаешь уже с каким-то грузом своих проблем, ещё чего-то, исповедуешься уже всерьёз. И он тебе даёт благословение. Дальше ты приезжаешь через месяц или через два, неважно. Но это ещё маленькая страна. Надо запомнить, что на Кипре 1700 человек, а в Греции 10 миллионов. Это меньше, чем в Москве, на большую территорию, на большое количество монастырей, священников и так далее. Поэтому это такая своя традиция. У меня был случай, когда мы с греками ездили сначала в Дивеево, потом в лавру. И они говорят, что «ладно, ты исповедовался, иди причащайся, проблемы нет никакой. Вот мы ехали из Дивеева полдня, приехали в лавру, утром служба. Что ты за эти полдня надел?» И грек мне объяснял: «Ты понимаешь, это как вот ты пришёл на день рождения, ты пришёл к Богу. Тебе поставили тортик, а ты говоришь, что я не буду, я не буду причащаться».

К. Мацан

— Потому что день постный.

И. Мещан

— Один батюшка, мой духовник, сказал мне: «Знаешь, наверное, это у греков тортик, а у нас встреча с Богом, поэтому надо исповедоваться». Вот традиции немножко отличаются.

А. Пичугин

— Очень часто можно услышать от людей, которые плохо знакомы с греческой традицией, что для них это не традиция, а для них это некое отступление. Хотя на самом деле это абсолютно не так. Стоит просто поглубже познакомиться с греческой, сербской традицией, узнать, насколько они укоренены в этом христианстве и в своём христианстве, и насколько они его сохранили глубоко в сердце. Какие-то вещи, которые они считают внешними, не столь обязательными, оказывается, что для нас они вообще во главе угла стоят.

И. Мещан

— Да-да. Как Антоний Сурожский писал... не писал, а я читал его записи разных бесед и так далее, и он говорил, что мы часто исповедь превращаем в кость, которую бросаем собаке, чтобы она нас пропустила к Причастию. Это я цитирую практически дословно митрополита Антония Сурожского. Да, это очень много и часто бывает. Ты пришёл, 20 секунд или там общая исповедь, и пошёл причащаться. И потом, это же не исповедь, и Таинство это правильно называется покаяние. Это вот про другое, это не про то, что ты пришёл и рассказал, это про то, что ты покаялся.

К. Мацан

— А вот тут как раз возникает очень интересный вопрос. Вот мы в студии радио «Вера», в том числе со священниками, не раз обращались к этой теме, вообще к этой части такой церковной жизни в России, в том числе в Русской Православной Церкви, как связь Таинств покаяния, исповеди и причастия. И были у нас в гостях священники, которые говорили, что нужно аккуратно это обсуждать, думать об этом без лишних резких движений. Но эта тема присутствует. Вот мы сейчас говорим, сравниваем то, как это, допустим, у греков или у сербов устроено, где такой практики нет. Тут вроде как интуитивно думаешь, что у них же лучше, у них же более правильно устроено, проще жить. И потом возвращаешься в Россиию, и большой соблазн сказать себе, что вот у нас, по Высоцкому, всё не так, ребята. Вот даже в церкви всё не так, как у них. И вроде такая внутренняя какая-то фронда возникает традиции такой. И даже себя как-то чувствуешь таким противоборцем с ней. Вот как этого, если угодно, избежать, как здесь внутри себя вот правильно настройки настроить? Чтобы не было этого такого разочарования в своей традиции, при здравом понимании всех её особенностей. Что вы об этом думаете?

И. Мещан

— Вы знаете, я бы сказал, как? Ну, во-первых, 99% наших прихожан это вообще как-то не касается, даже мысли об этом нет. В основном, это как бы некий один процент продвинутых людей, которые передвигаются, которые ездят и так далее, которые видели разные традиции. И помимо того, что видели, ещё думали о них. То есть очень немногое количество людей, которые достаточно пассионарны, чтобы что-то нести на слом традиций. Поэтому наша традиция абсолютно вне всякой опасности находится — это первое. А второе, что я думаю на эту тему: вы знаете, тут нет рецепта, каждый решает для себя сам. То есть если тебе комфортно для твоего существования с Богом и существования в Церкви, что ты приходишь там... У нас же много людей воцерковлённых, которые причащаются часто — это такая хорошая традиция частого Причастия. И если им комфортно приходить часто к Причастию, и они понимают, что для духовной их жизни это хорошо и важно, и исповедаются в течение полутора минут, называя грехи, которые нас преследуют — не знаю, осуждение, всё, что угодно, что мы постоянно повторяем, — то, наверное, они правы. Потому что в конечном итоге, понимаете, человек как, когда он умрёт, предстанет пред Господом один, так и в своей исповеди и в своей духовной жизни он один. Он не приходит к Богу и говорит, что вот ещё люди, которые меня смущали, ну-ка скажите, как вы меня... или, что а вот меня тут искушали. Это не групповой приход к Богу, это индивидуальный. Потому что если ты считаешь, что ты так спасаешься — вот скажу такое слово, которое очень широко распространено в наших храмах, самая популярная брошюра «Как спастись?», где всё понятно изложено на 50 страницах. Как спастись — всё ясно, но для меня — нет.

К. Мацан

— Главный вопрос русской философии: спасутся ли китайцы?

И. Мещан

— Да. Но это не наша компетенция — спасутся ли китайцы. Вот в чём проблема — это вопрос не нашей компетенции. То есть каждый должен решать за себя. А другому человеку важно исповедоваться и исповедоваться, важно покаяться. Кстати, очень важный вопрос, который я много раз задавал и своему духовнику, и как-то вообще это... Например, ты ж приходишь к исповеди — Таинство покаяния, — а ты не каешься. То есть ты называешь грех, но у тебя нет раскаяния.

К. Мацан

— Ты докладываешь.

И. Мещан

— Да, ты докладываешь, что, да, ещё там коней крал. Помните это известное? «Грешна всем, батюшка, коней крала», — вот есть такой грех конекрадства.

А. Пичугин

— Наверное, да, потому что, может быть, но не помню, задумывался об этом.

И. Мещан

— Да-да, задумывался, помысел был украсть коня.

К. Мацан

— И храм XIV века тоже я развалил.

И. Мещан

— Тоже я, да, часовню. Понимаете, то есть тут весь вопрос в этом. То есть если у тебя покаяние или нет покаяния. И что делать, если его нет? Вот ты приходишь на исповедь, а покаяния нет. И тогда зачем?

К. Мацан

— Что отвечал духовник?

И. Мещан

— Он сказал, что каяться обязательно надо, даже если ты отойдёшь и начнёшь делать сразу те же грехи, в которых ты только что покаялся. Я сказал: почему? Он сказал, что потому, что тогда Господь тебе даёт шанс, и ты даёшь Господу шанс, что Он коснётся твоего сердца, и ты реально покаешься. «А если ты даже так не покаешься, то никаких шансов — прямо в ад», — сказал он мне и весело засмеялся. Я рассказываю реальную историю, понимаете?

К. Мацан

— Оптимистично.

И. Мещан

— Да-да. (Смеётся.) Поэтому, понимаете, тут очень важно. И вот если мы на кино вернёмся, то очень важно понимать, что движет этими людьми. Для того, чтобы иметь перед собой какой-то пример. Мы же видим какие-то нестроения, ещё что-то такое. Вокруг себя мы видим очень много вещей, которые нам режут глаз. Но вы знаете, моя позиция очень простая: Дух веет там, где хочет. Поэтому ты понимаешь, что Бог есть, в любом случае, что бы ты ни видел. Это раз. И это понимают люди. И почему это очень такой личный проект для меня, что меня примеряет со всем, со всей действительностью, с нашей сложной действительностью? Это то, что есть люди, которые стараются жить по Евангелию. Вот это очень важный вопрос. То есть ты понимаешь, что они существуют. Когда видишь их, ты понимаешь, что вот они, так вот же то, о чём говорили, вот о чём написано в Евангелии. И ты, когда это видишь, это тебя очень вдохновляет. Ты, понимая, какой ты на самом деле, и вдруг ты видишь человека, который не считает, что Евангелие — это такая интересная историческая книга. А он это видит и руководствуется этой книгой и этими мыслями, этими нормами в своей жизни. Вот это очень важно.

А. Пичугин

— Игорь Мещан, директор компании «Фома кино» в программе «Светлый вечер» на светлом радио. Хотел спросить вас ещё про один проект, коль скоро мы говорили о русских на Кипре. У вас есть фильм, который называется «Милый дом», который рассказывает о греке, который, наоборот, живёт в Новосибирске. И не просто живёт, но ещё и владеет рестораном, и погружается в русскую жизнь. Вот если мы говорили о том, что привлекает русских на Кипре, в целом в греческом мире, вот что грек, который из хорошего климата переезжает в Новосибирск и погружается в русскую жизнь, что движет этим человеком?
И. Мещан

— Вы знаете, мне кажется, тут акцент главный не что движет им. Почему? Потому что у него всё понятно: он родился в Греции, вырос в Бельгии, женился на русской женщине, родил детей и переехал в Россию. То есть тут бытово это очень всё просто. Вопрос в другом, вопрос в том, что он, остаётся греком в России и остаётся с той же ментальностью греческой, но он живёт среди нас, и это его не отталкивает. Ни наша ментальность, ни наши люди его не отталкивают. И у него есть то главное, что у него было везде: хоть в Греции, хоть в Бельгии, хоть в России — у него есть храм, у него есть Бог, у него есть дело, у него есть семья. Вот это очень важно. То есть православный человек найдёт себя. Если у него есть храм, если у него есть Церковь, если он живёт во Христе, то он найдёт себя в любом месте земного шара, скажем так. Вот это, мне кажется.

А. Пичугин

— Если можно так сказать, то схема, которую вы сейчас обрисовали, как раз очень европейская в своей сути. Так живут многие европейцы. Но вот для нас она... вот у человека есть дело любимое, у него есть семья, у него есть храм, если он человек верующий, что для многих европейских стран, для Италии, для Греции, достаточно естественно. И вот тут же становится не очень понятно, как мы себя чувствуем в такой ситуации. Потому что вот человек, в Новосибирске живущий, несмотря на то, что он грек, он себя чувствует весьма в своей тарелке, потому что он может продолжать так жить. А вот мы, к сожалению, мне кажется, для нас это сложно. Потому что мы, со своей несколько иной ментальностью, стараемся, если уж мы верим, то у нас во главе угла всегда будет всё затмевать вера. Если мы отдаём себя работе, у нас будет всё затмевать работа. Вот сколько я общаюсь с людьми из разных других культур, у них как-то всё органичнее получается совмещать.

И. Мещан

— Слушайте, давайте так: мы молодая нация.

А. Пичугин

— Относительно.

И. Мещан

— Почему относительно? Давайте посмотрим, когда в Голландии были уже буржуазные революции, у нас ещё не было современного русского литературного языка. Давайте с простых вещей начнём. Вот Костя скажет, не даст соврать: когда у нас появился современный русский литературный язык? Пушкин?

А. Пичугин

— Ну, примерно Пушкин был.

И. Мещан

— Хорошо, это какой век?

А. Пичугин

— Понятно, что это середина XIX века.

И. Мещан

— Вот ответ.

А. Пичугин

— Но после Пушкина он ещё достаточно долго утверждался.

И. Мещан

— Это неважно. Вот вам ответ — мы молодая нация, поэтому нас и колбасит так, поэтому мы и не можем угомониться как-то. Потому что есть европейские нации те же, что вы привели в пример — Италия, например. Это очень старая нация, скажем, не то что с большой традицией и так далее. Мы посмотрим, что с нами будет через 500 лет. Да, мы тоже будем более гармоничными, мне так кажется. Во всяком случае, это оптимистичный взгляд на то, что будет через 500 лет. Поэтому у них длиннее история. Условно говоря, когда в Мюнхене был принят закон о пиве в конце XIV века важнейший — почему там хорошее пиво. Да, вот когда в Мюнхене был принят закон о пиве, у нас просто вокруг Москвы леса росли, и только преподобной Сергий был в этом самом... То есть это как бы разные исторические периоды, это разная история, разное развитие и так далее. Поэтому я считаю, что у нас всё будет, просто мы молодая нация, поэтому мы переживаем какие-то потрясения, какие-то вещи, которые кажутся нам: а почему все так, а мы так? Вот потому. Потому и китайцы — потому что у них вообще другое, у них там пятитысячелетняя цивилизация в совершенно своём режиме развивалась и ограждала себя Китайской стеной. И ничего, никто не парился на эту тему.

К. Мацан

— Смотрите, мне кажется, Лёша такую вещь сказал мимоходом очень важную, что если мы приходим к вере, думаем о вере, то ставим её во главу угла. И какой-то большой-большой перед нами такой смысл стоит, который мы никак как бы не можем обойти, всё время в него упираемся. Это тот аспект того, о чём мы сегодня говорим, который тоже во многом относится к этим сравнениям русского и греческого православия. Помню, у нас в гостях был священник, который хорошо знает греческое православие, много проводил там время и регулярно там бывает. Его поразило, что вот греческая семья, церковная очень. Суббота вечер: у них там какое-то семейное застолье, барашка жарят. И тут вдруг глава семейства говорит, что он сейчас отойдёт на секунду. Он включает радиоприёмник, и там начинается Всенощное бдение — по радио. И он говорит, что им надо слушать, потому что у них очень православная церковная семья, и продолжают барашка жарить. И для моего собеседника это было признаком такого очень лёгкого отношения к вере, очень поверхностного. Но когда настолько это часть жизни необходимая, настолько она часть культуры, как воздух, естественно, уже не всерьёз к ней относишься. И на этом фоне вот русское православие — такое пассионарное, как мы сказали. С другой стороны, опять же тот же аспект: мы знаем, что и в Греции были гонения на веру православную, но со стороны турецкого владычества. Но того, что пережила наша страна в ХХ веке, там не было. И когда наши соотечественники приходили к вере на волне тысячелетия крещения Руси, тоже очень пассионарно открывали для себя новый мир, свежий воздух, такого раньше не было, и поэтому огонь. А там такого, как говорят, не было, там более такая размеренная жизнь. С третьей стороны, я помню слова одного очень мудрого епископа, который мне в интервью для «Фомы» сказал, что «я мечтаю, чтобы православные перестали носиться со своей верой, чтобы она была, как у наших бабушек, просто естественной, как воздух, чтобы пойти в храм было естественней, чем не пойти. Чтобы эти разговоры, о смысле жизни, какое вера место занимает в жизни, закончились, потому что это должно быть просто частью жизни и всё. Вот вы об этом думаете?

И. Мещан

— С моей точки зрения, мы можем продолжить вот это... Что для греков? Для греков очень важный вопрос в чём? Что во многом это традиция. Даже вот это — слушать Всенощное бдение — это традиция, которая вписана в вашу повседневную жизнь. То есть там меньше вот этого надрыва, скажем так. Как мне один батюшка говорил, что к нему пришла прихожанка и говорит: «У меня муж пьёт. Я по три акафиста в день читаю, а он всё пьёт». А он ей говорит: «Ты ещё три читай, он и колоться начнёт». Потому что если ты по три акафиста читаешь, когда у тебя есть время заниматься домом и всем остальным? Это, конечно, шутка, но в каждой шутке есть доля шутки. Для них это традиция, для нас это более серьёзно, потому что опять же наша пассионарность больше, и мы молодая нация, возвращаясь к этому же. И мы, особенно после вот этого периода таких жёстких гонений, когда мы пришли обратно к вере, сохранив её, кровью новомучеников сохранив и укрепив и так далее, для нас тут есть какой-то надрыв, возможно, который мы преодолеем. Но мне кажется, что надо на это смотреть с точки зрения, что главное. Главное — это любовь. Если ты слушаешь по радио Всенощное бдение, жаришь барашка и всех любишь, мне кажется, это лучше, чем ты стоишь на Всенощном бдении и всех ненавидишь. Это моё мнение личное, сугубо частное.

А. Пичугин

— Кстати, насчёт того, что жаришь барашка. У нас во многих храмах сейчас после служб у всех прихожан есть трапеза общая. Кто-то её готовит. И для тех, кто её готовит, чаще всего выводят трансляцию служб из храма в трапезную.

И. Мещан

— Да, у нас тоже так.

А. Пичугин

— И люди, условно, жарят барашка, при этом как бы и служба тоже...

И. Мещан

— В этом ничего плохого нет. Опять мы возвращаемся к тому, о чём говорили, что главное — умножать любовь. Это главный вопрос. И быть во Христе. Потому что всё остальное — это детали, условно говоря. Не помню, с кем я разговаривал, но он говорил: «Понимаешь, главный вопрос какой? — воскрес Христос или нет? Если Христос воскрес, то всё остальное — детали. А если Христос не воскрес, тогда всё остальное не имеет никакого значения, даже если совпадает во всём, со всем... с правильным календарём, с чем угодно». Вот это краеугольный камень. Мне кажется, и в этом краеугольный камень это любовь. Если есть любовь и если умножается любовь... там, где любовь, там и Бог, потому что Бог — это любовь.

К. Мацан

— Лучших слов для завершения нашего сегодняшнего разговора не найти. Спасибо огромное. Игорь Владимирович Мещан, директор и креативный продюсер компании «Фома кино», был сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». В студии был мой коллега Алексей Пичугин, я — Константин Мацан. Спасибо, до свидания.

А. Пичугин

— До свидания, всего доброго.

И. Мещан

— Всего вам доброго.