«Дети и Евангелие». Светлый вечер с прот. Федором Бородиным (05.06.2019)

прот. Федор Бородин Фото: Анна Гальперина

У нас в гостях был настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиерей Федор Бородин.

Разговор шел о том, как доступно говорить с ребенком и подростком о Евангелии, о том, как церковная жизнь может стать для детей осмысленной, а также мы говорили о новой книге нашего гостя «Возрастай с Евангелием».

---

Ведущие: Алексей Пичугин и Марина Борисова

А. Пичугин

— Здравствуйте, дорогие слушатели! «Светлый вечер» на светлом радио. Поздравляем вас с замечательным праздником Вознесения Христова. Праздник завтра, но начинаем мы его уже сегодня отмечать, потому что напомню: все церковные даты отсчитываются по предыдущему дню, по вечеру. Итак, мы начинаем нашу программу. В студии светлого радио я — Алексей Пичугин...

М. Борисова

— Марина Борисова.

А. Пичугин

— И сегодня у нас в гостях протоиерей Фёдор Бородин — настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке. Добрый вечер.

Прот. Фёдор Бородин

— Здравствуйте, добрый вечер.

М. Борисова

— Отец Фёдор, у вас недавно вышла книга под таким, довольно длинным, заголовком — «Возрастай с Евангелием. Как воспитать ребёнка в евангельском духе», и с пояснением, что речь идёт о притчах евангельских. Это уже ваша вторая книга, а о чём была первая?

Прот. Фёдор Бородин

— Первая была о воспитании детей и называлась она «Сотвори любовь». Вообще «сотвори любовь» — это знаменитое такое присловье монашеское древнее. Например, брат говорил брату: «Сотвори любовь — поделись со мной обедом, — или, — помоги построить келью». «Сотвори любовь» — это значит сделай какое-то конкретное дело ради Христа, то есть что-то такое сделай буквально руками, чтобы любовь стала материальной. Мне кажется, поскольку главное в воспитании — это именно научить ребёнка жить в пространстве любви, творить вокруг себя это пространство, отогреть его на всю последующую жизнь, то показалось, что это название подходит. А у второй книги уже маркетологи искали созвучное название, и оформлял тот же художник, поэтому вот решили назвать тоже таким императивом.

А. Пичугин

— Красиво очень оформлена. Тут даже прямо на выходных данных написано: художник Екатерина Ватель.

Прот. Фёдор Бородин

— Вы знаете, это потрясающая совершенно женщина, наша прихожанка давнишняя, школьная подруга моей жены, которая стала нашей прихожанкой. Удивительные рисунки у неё, она много сотрудничает с разными издательствами. Сам рисунок, как некая притча такая — очень красиво сделано. Но это было моё условие, что мы сотрудничаем. Когда «Никея» предложила выпустить книгу, я сказал, что буду вот с этим художником работать, и они согласились.

М. Борисова

— Отец Фёдор, хотелось бы понять, почему в последнее время довольно много наших гостей в частности вот на радио «Вера» стараются суммировать свои проповеди или, скажем, лекции, именно выпуская книги. В то же время наши коллеги по медиа сообществу всё чаще и чаще утверждают, что книжный формат не работает. И не только книжный формат не работает, но люди уже вообще даже и «Гуглом» не пользуются, а пользуются, скажем, «Ютубом», то есть ищут наиболее компактно упакованную информацию. Почему же у наших священников такая тяга к архаичному книжному формату? Он вообще работает на аудиторию, это проверяется как-нибудь?

Прот. Фёдор Бородин

— Вы знаете, вот первая книга — уже разошлось три тиража, неожиданно совершенно и для меня самого. Дело в том, что я не искал того пути, который вы обозначили, — что суммировать, сложить. Ко мне обратилось издательство с просьбой сделать текст на определенную тему — о воспитании детей, поскольку у меня восемь детей, в приходе очень много многодетных семей. Вот издательство посчитало, наткнувшись на мои статьи на разных сайтах, что, возможно, это будет интересно. У меня такой принцип, что я сам никуда не лезу. Если меня приглашают, то я воспринимаю это, как некое призвание Божие, что вот можно мне выполнять своё, в общем-то, служение священническое, в том числе слово идти проповедовать, в том формате, в котором меня приглашают, — приглашают в таком. Значит, если хотят издать книгу, дают хорошего редактора, которая тоже стала нашей прихожанкой, кстати, — совершенно замечательная Татьяна Коршунова с семьёй, теперь это наши любимые, дорогие прихожане... то почему бы нет?

А. Пичугин

— Я как человек, который часто в этой студии сталкивается с тем вопросом, который подняла Марина Борисова, по поводу ухода книги в вечность. Всё-таки позволю себе небольшую речь, маленькую совсем, кратенькую, много времени не отниму. По поводу ухода книги, мне кажется, так как мы этот вопрос здесь постоянно поднимаем, я много на эту тему думал, чего-то читал, пытался изучать этот вопрос и понял: когда мы говорили, что Советский Союз был самой читающей страной в мире, мы все это говорили с оговорками, потому что у нас всегда, и в советское время, естественно, были разные совершенно социальные группы — в некоторых как не читали, так и не читают. Да, действительно, у нас книжных магазинов практически не осталось в небольших городах. Это вообще проблема — если в городе живёт меньше ста тысяч человек, вы там не найдёте книжного, как не ищите.

Прот. Фёдор Бородин

— Он просто не окупится.

А. Пичугин

— Не окупится, конечно, да. В советское время они там были, но вопрос: насколько они были востребованы. Они могли быть там в плановом режиме, а вот насколько там расходились тиражи — это большой вопрос. Так же и сейчас: если мы возьмём какой-то определённый социальный срез, мы увидим, что там не читают действительно. Если мы возьмём людей, чьи родственники, родители, бабушки, дедушки в советское время читали, скорее всего, мы увидим и сейчас, что это люди книжные. Другой вопрос в формате, если мы сейчас говорим о книге «Возрастай с Евангелием» отца Фёдора, то такие книги как выходили в бумажном варианте, так они и будут выходить, и будут покупаться. Если мы говорим о художественной литературе, то скорее всего, да, часть уйдёт в электронный формат, а часть всё равно будет раскупаться в бумаге. А если мы говорим о каких-нибудь путеводителях — да, раньше не было иного формата, кроме как бумажного, и люди ездили куда-то, брали с собой красивое глянцевое издание. Сейчас, конечно, всё перекочевало в смартфоны, глупо с собой тащить в чемодане ещё дополнительно бумажный путеводитель, когда всю эту информацию можно запихнут в телефон, тем более что память сейчас большая в основном сейчас и проблемы никакой не составляет скачать, а потом удалить. Вот такие книжки, конечно, уйдут в прошлое. Но если мы говорим о книгах таких, которые мы сегодня презентуем, — напомню, что это книга «Возрастай с Евангелием» отца Фёдора Бородина, нашего сегодняшнего гостя, — я думаю, что они как выходили, так и будут выходить, и будут востребованы именно в бумажном виде.

М. Борисова

— Отец Фёдор, а какая-то обратная связь есть? То есть вам какие-то пишут читатели вашей первой книжки, может быть, какие-то свои истории рассказывают? Или это только издано и всё ушло?

Прот. Фёдор Бородин

— Есть обратная связь, конечно. Дело в том, что парадокс вообще для меня в том, что в книге о воспитании «Сотвори любовь» вообще нет ничего нового, это просто набор каких-то семейных банальностей на самом деле. Но с семьёй в стране такая катастрофа, что для многих людей эти прописные истины являются просто открытием. Действительно, у нас почти девять разводов на десять браков, то есть мы перестали уметь строить семью, мы, как люди, которые перестали уметь строить дома, мы живём в шалашах, поэтому они всё время рушатся. И этот какой-то положительный опыт, который я попытался собрать, — и отрицательный, и положительный — он действительно людям помогает. И самое удивительное, что меня очень утешило, это такой случай — это висит отзыв в «Лабиринте», мне кинула наша как раз редактор ссылку. И там женщина приехала на Соловки, и ей эту книгу рекомендовал монах — иеромонах, понимаете. Надо сказать, что это такая похвала, потому что, конечно, это совсем не монашеская книга и не на монашеские темы. И обычно монахи очень строго относятся ко всем семейным проблемам, а она не строгая — эта книга. Но это мне было очень радостно.

М. Борисова

— Если вернуться к книге, о которой мы говорим сегодня, она адресована родителям подростков, я так понимаю, или непосредственно подросткам.

Прот. Фёдор Бородин

— Она адресована подросткам через родителей. Потому что подростка завлечь в чтение очень трудно. Потому что ему, конечно, легче смартфон и «Ютуб» — это понятно. Вот взрослого человека трудно завлечь в чтение, если в детстве эта культура не привита, о чём Алексей сейчас говорил.

А. Пичугин

— Мне кажется, сейчас новое поколение, которым сейчас по 16-20 с небольшим, это как раз то поколение, для которого характерно как чтение книг, так и полное овладение «Ютубом», чем угодно — всеми новыми появляющимися электронными возможностями, никакого клинча не происходит.

Прот. Фёдор Бородин

— Для меня просто удобнее работать, конечно, с бумажным текстом. То есть я, допустим, готовлюсь к беседам, лекциям своим, я даже прошу сына скачать и распечатать мне из интернета — я так лучше усваиваю. Может быть, потому что я в прошлую ещё эпоху воспитан — докомпьютерную. Но мне кажется, что вообще бумажный текст, когда он перед тобой, легче усваивается.

М. Борисова

— А в чём вообще специфика проповеди именно среди подростков? Чем именно подростковая аудитория отличается от всех остальных — от детской, от взрослой, — что в ней такого специфического?

Прот. Фёдор Бородин

— Ребёнок бесконечно доверяет взрослому, почти любому, родителям — безусловно. Он целен, он такой, что Христос нам сказал быть, как ребёнок, потому что Богу отвратительно лукавство в человеке и лицемерие — то, чего в ребёнке мало или пока совсем нету, он что думает, то и говорит, как видит, так и говорит. И в этот период он хорошо слушает, если ему интересно. Если ему неинтересно, то это сразу будет понятно, что вы его не увлекаете. Я, кстати, ходил 17 лет в общеобразовательные школы, с 92-го года — то, что потом мы назвали ОПК, — и преподавал в разных классах. Я там понял, что 45 минут держать класс, чтобы классу было интересно, особенно если подростки, это такая сложная интеллектуальная задача. То есть их всё время надо переключать с чего-то глубокого на шутку, на какие-то примеры из жизни, надо кого-то поднимать, задавать какие-то вопросы, то есть это целое искусство.

А. Пичугин

— Если важно у детей до определённого возраста, когда это именно ребёнок, удержать внимание, то у подростков важно стать для них авторитетом, например.

Прот. Фёдор Бородин

— А это как раз самая трудная часть задачи, потому что подросток — это кто такой? Это человек, который отринул все авторитеты. Вот он вошёл в переходный возраст — он должен стать отдельной, свободно живущей личностью , это в него Богом вложено, это нормально. Но сделать это по-настоящему, то есть с ответственностью, с красотой взрослого человека, он не может. Что сделать проще всего? Проще всего плюнуть на асфальт, выругаться матом, выпить пива, закурить.

А. Пичугин

— Это дешёвый авторитет.

Прот. Фёдор Бородин

— Да, но ты считаешь в 14 лет, что ты взрослый уже, потому что можешь себе это позволить.

А. Пичугин

— Ну это дешёвый авторитет, и очень быстро такие люди в качестве авторитетов исчезают.

Прот. Фёдор Бородин

— Когда ты сам себя ведёшь, ты выбираешь какую-то модель поведения, которую ты можешь скопировать. А вот почему это происходит? Потому что все авторитеты под вопросом. Если тебя с детства водили в храм, то храм тоже под вопросом. Система ценностей родителей вся под вопросом...

А. Пичугин

— Это их система ценностей...

Прот. Фёдор Бородин

— Да, совершенно верно, вы правы абсолютно. И вера, и всё под очень большим вопросом. Поэтому ты ему всё объяснил, вроде бы он вчера всё понимал, а сегодня он вошёл в этот возраст и отвергает всё абсолютно. Он покрасил волосы в яркий розовый цвет, повесил себе серьгу — и это какой-то совершенно другой человек, хотя полгода назад до этого взрыва ещё ничего не было. И тебе надо через это всё прорваться как бы и достучаться до его глубины. Этим работа с подростком сложнее всего остального, потому что его сознание находится в больном состоянии.

А. Пичугин

— Я напомню, что в гостях у светлого радио сегодня протоиерей Фёдор Бородин — настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке.

М. Борисова

— Отец Фёдор, а вот на опыте своих собственных детей — вот мы говорим о том, что подростки, растущие в церковной семье, начинают ниспровергать авторитеты, в частности своё отношение к Церкви они тоже пересматривают. Вы через такую проблему у себя проходили?

Прот. Фёдор Бородин

— Я лично — нет, потому что я не в церковной семье вырос.

М. Борисова

— Нет, я имею в виду ваших детей, поскольку они растут в семье священника.

Прот. Фёдор Бородин

— Вы знаете, пока никто из них веру под сомнение не ставил. Но это, может быть, нам с моей очень мудрой супругой удалось найти какую-то меру — мы не давили. Вот нельзя давить с постами, мы просто поняли, что надо отпускать: есть вещи, в которых надо настоять, а есть вещи, в которых надо умолчать. И понимаете, подросток — если мы вернёмся к рассмотрению этого феномена, то что мы поймём? Что мы обязаны его научить пользоваться свободой правильно, то есть, как говорит Иоанн Лествичник, он говорит, что сын познаётся в отсутствии отца. То есть наша задача воспитать их так, чтобы когда нас не будет, они поступали правильно — не потому, что мы рядом, а потому, что их воля срослась с этим вектором действия. Для этого ребёнку-подростку надо обязательно давать какую-то свободу. Нельзя воспитать его... чтобы он реализовывал какое-то действие, если ты не даёшь ему этого пространства. Поэтому какая-то свобода у ребёнка должна быть, и эта свобода должна всё время возрастать в объёме. То есть ему надо ставить задачи, заранее принимая возможность неправильного решения, видимо, ограничивать его свободу какими-то вещами, которые могут разрушить его судьбу, — здесь не давать. Вот это так очень сложно — сложно в чём? Сложно в том, что вот эта болезнь подросткового переходного периода действительно реализуется в том, что человек неадекватен — он, правда, неадекватен. Он с утра может быть неадекватен, вечером может быть стыдно. А вот остальные дети на это смотрят и не понимают. Знаете, когда большая семья, то один уже прошёл и успокоился, ему, допустим, 22, у него уже всё нормально. Следующий выходит, третий в пике самом и с ним вообще невозможно разговаривать, четвёртый входит. А малыши смотрят и говорят: «Папа, а почему ему так можно с тобой разговаривать, а нам нельзя?» а я понимаю, что когда подросток в переходном возрасте, его надо останавливать один раз из пяти — только самое откровенное хамство. Потому что если, так сказать, на всё с ним ругаться, то будет просто сплошная ругань и сердечная связь разорвётся. В переходном периоде вот этот канат от сердца к сердцу натягивается до струны звенящей — чуть-чуть и порвёшь, и всё. А вот надо, чтобы она сохранилась.

А. Пичугин

— Всё, что мы говорим, применимо сейчас к храму, к истории с храмом, с Евангелием, вообще с верой человека. Мы затронули чуть-чуть вот эту важную, как мне кажется, тему, пошли дальше, не остановились — надо бы остановиться. Потому что действительно до поры до времени... я наблюдаю это в приходах, вижу, что вот ходят дети в храм — там пять, семь, восемь, девять лет, их там водят — это пока ещё задача родителей, наверное, как они её себе представляют. Потом 14-15 — это уже, скорее, плохо... ну часто бывает, что из-под палки. А потом уже лет с 16-и ребёнок предоставлен сам себе и решает, что в церковь он ходить не будет. Всё совершенно логично, потому что тогда это была вера родителей. Часто можно услышать «какая у нас прекрасная семья — вот и детишки все в церкви вырастают, и все они такие верующие, хорошие». Но вот наступает какой-то переломный момент, эти верующие хорошие детишки начинают задумываться о том, что же там происходит за церковной стеной, и для чего им вообще всё это нужно. И приходят к выводу, вполне, наверное, для их возраста логичному, что, как им кажется, не нужно, что ничего такого уж сверхважного нет. Я читал рассуждения одного человека, который долгое время находился в зарубежном приходе каком-то, я не знаю, каком, где он просто постоянно наблюдал эту картину, что юноши и девушки до 16-17 лет ходят в церковь. Потом начинается их взрослая самостоятельная жизнь, они куда-то исчезают, растворяются, и только по прошествии довольно долгого времени, когда они все женятся, выходят замуж, рождаются дети, они потихоньку, большинство из них, начинают возвращаться. И это для и священников, и для прихожан какая-то такая логичная история: ну, был, не был — слава Богу, вернулся. Часто приходится ещё видеть, когда дети уже в 15 лет — ну из-под палки это практически происходит. И вот здесь для меня нет какого-то логичного, внятного ответа на вопрос: нормально или нет? Я склоняюсь к тому, что уж пусть человек, наверное, скорее думает своей головой, потому что логическое мышление — это всё-таки великий дар, и рассуждение — тоже, и решает, как ему лучше поступить.

Прот. Фёдор Бородин

— Мне кажется, что здесь даже речь не о логике, всё-таки вера — это выбор конкретной отдельной личности, который совершается на самой её глубине, там, где коренится Богом данная свобода. Есть такие очень любимые мной слова у одного древнего святого, у аввы Алония, он говорил: «Если не скажет человек в сердце своем: «Есть только Бог и я», — не может спастись». Понимаете, вот Бог, вот я. Вот человек это может сказать в сердце своём, а может не сказать. Он может быть воспитан в семье святых, как, например, дети пророка Самуила, а сказать он может: «Мне эта связь не нужна. Мне хватает жизни без моего предстояния Богу», — и ничего невозможно сделать.

А. Пичугин

— И ничего не изменится.

Прот. Фёдор Бородин

— Да, и ничего не изменится, но что может дать ему общение в церкви до этого? — опыт, вкус благодати. Понимаете, когда он будет сравнивать: вот здесь мы сидим курим, дерёмся, пьём, гуляем и прочее в 25-24-23-и года, в 28, например, со студентами, своими друзьями; а вот там у меня был такой опыт, а там как было тепло, а там меня любили.

А. Пичугин

— Это важно очень.

Прот. Фёдор Бородин

— Да, спасибо. Это самое важное, понимаете. То есть что такое воскресная школа? Опять — это место, где ребёнок должен почувствовать, что храм — это место, где я нужен. Я нужен батюшке — вот не для «галочки», не для отчёта. Понимаете, вот он мной занимается, потому что он — отец. Тогда ему будет, куда вернуться. Ведь вот эта притча знаменитая, великая притча о блудном сыне, она о том, что отношения с отцом могут восстановиться на другой совершенно глубине и мере ответственности после ухода. Вот как Пётр: он предал Христа — он был прощён, и только после этого он становится первоверховным апостолом окончательно. А без этого опыта, может быть, он и не мог бы им стать — ему нельзя было доверить первенство, потому что он не падал, он был в себе уверен. Так и здесь: вот этот уход — он очень важен. У меня был такой эпизод замечательный в жизни: когда я вхожу в храм (там есть время до службы, часа за полтора), сидит девушка на стульчике в храме и плачет. Я подхожу, спрашиваю, что, может быть, чем-то помочь. И она рассказала свою историю: она в 90-е годы ходила в воскресную школу к одному очень известному, уже покойному священнику, замечательному духовнику, росла в ней. Потом ударилась во все тяжкие — девушка такая видная, умная, красивая, и пошла жизнь, как у всех. Шла она мимо нашего храма — так получилось, что нашего, — и вдруг её что-то позвало, и она вернулась, и она стала нашей прихожанкой. В том храме, наверное, её кто-то помнит и думает: «Где она сейчас?» Понимаете, она вернулась в Церковь ко Христу, к Отцу-то она вернулась, но в другой форме уже. И таких людей, которые возвращаются в Церковь, много. Когда мы говорим, что мы теряем подростков — мы не теряем, может быть, это временный этап в их жизни. И здесь очень важно успеть до того, как у них начнётся вот это буйство всё, рассказать им о том, кто такой Бог по отношению к ним, кто они по отношению к Нему. Поэтому почему притча? Потому что если брать притчу о блудном сыне, то это как раз притча о том, кто я Богу и кто Бог мне, какие наши отношения — чтобы он знал, что его ждут. И вот если рассказать, это зёрнышко падает и живёт там своей жизнью. Надо ещё всё-таки очень чётко понимать, что когда человек начинает жить благодатной жизнью... а ребёнок из чистого сердца, даже если умом он пока веру не выбрал, её выбрали родители, он всё-таки открыт для благодати Божьей. Это действие двоих, то есть это не только человек перед какой-то безликой стеной, это Господь, который со Своей стороны сказал: «Ты пришёл ко Мне, Я тебя буду воспитывать, я тебя жду. Да ты можешь уйти на 15 лет из Церкви, на 20-30, можешь». Но что такое для Господа 30 лет? «Яко день вчерашний», понимаете, — Он ждёт, Он ведёт к Себе человека. Сколько в 90-е годы мы, священники, причащали умирающих людей на смертном одре и видели такие примеры покаяния: люди, которые в комсомольской молодости своей ещё до войны рушили храмы, отрекались от веры, — крещённые люди. Вернулись тысячи людей. Не надо считать, что они не вернутся, не надо за них совершать этот выбор.

А. Пичугин

— У известного поэта Леонида Губанова была такая строчка: «Как будто некрещёных миллион к крещёным возвращаются печально».

Прот. Фёдор Бородин

— Да, это прекрасные слова. Но вот надо сказать, что надо успеть в них вложить, они должны понимать, что вера Христова — это интересно, красиво, радостно. Вот это задача их воспитания в воскресной школе, и конечно, в семье, прежде всего. И поэтому когда мы делали наши приходские лагеря, я понимал, что нам нужны не только ролевые игры, историческое фехтование, какие-то сказки, общие занятия, а нам, конечно, нужно говорить о Христе. И в один год мы, допустим, брали и обсуждали Заповеди блаженств, в другой год мы обсуждали 10 заповедей. А потом в один год я подумал: давайте поговорим о притчах. И с утра мы читали притчу на утренней молитве, вечером после вечерней молитвы мы садились на ковры в храме (это было в монастыре, в Шаровкиной пустыне — это 30 километров от Оптиной пустыни) и там разговаривали о притчах. И надо сказать, что это было очень интересно, это были очень интересные разговоры. И вообще с детьми разговаривать интересно, и когда ты с ними разговариваешь, и тебе удаётся прорваться через вот это первое такое «пфе», ты понимаешь, почему Господь... Он не сказал детям: «Будьте как взрослые», — скорее взрослейте.

М. Борисова

— У вас есть опыт общения с подростками, которые не из церковных семей, которые своим движением души приходят в храм из тех семей, где этого нет?

Прот. Фёдор Бородин

— Чтобы подросток один пришёл — это большая редкость. Всё-таки его воскресное времяпрепровождение контролируют взрослые. И если в неверующей семье ребёнок пойдёт в храм, они это очень быстро пресекут, если они против. Подростку трудно. У меня был друг — священник, у которого отец и мать были высокопоставленными очень в Советском Союзе людьми. Отец был страшным циником-атеистом, мать — личной переводчицей у одного из членов Политбюро. Отец любил хоровую оперную музыку, имел большую коллекцию пластинок, которые мать привозила из-за рубежа. Он повёл сына на Ордынку послушать хор Матвеева, и сын уверовал. Отец его избивал, запирал, сын связывал простыни, привязывал их к батарее, удирал с третьего этажа на Всенощную, когда приходил — отец его лупил. Но он стал священником.

М. Борисова

— Просто как Феодосий Печерский, которого мать на цепь сажала, чтобы тот в монастырь не убежал.

А. Пичугин

— Отец смирился?

Прот. Фёдор Бородин

— Вы знаете, наши судьбы разошлись давно. На тот момент — нет.

А. Пичугин

— Давайте продолжим разговор через минуту. Я напомню, что сегодня в гостях у программы «Светлый вечер» настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке, протоиерей Фёдор Бородин.

А. Пичугин

— Возвращаемся в студию светлого радио. Напомним, что здесь моя коллега Марина Борисова, я — Алексей Пичугин; и отец Фёдор Бородин, настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке.

М. Борисова

— Я сейчас хочу начать с двух цитат. В своей книге вы пишите: «У всего Евангелия задача — не дать нам успокоиться. Закон, который был дан до Евангелия, можно выполнить и успокоиться, а Евангелие выполнить нельзя — нам даны невыполнимые заповеди. У Бога задача нас разбудить, чтобы мы не спали, беспокоились и думали о том, что угодно Богу». И вторая цитата: «Очень хочется уложить Евангелие в схемы, спрятать в футляры, обезопасить себя. Но Евангелие острое, оно, как апостол Павел говорит, острее всякого меча обоюдоострого. О него можно порезаться, пойдёт кровь и будет больно, потому что там слова, которые нас обличают. Христос говорит их нарочно, чтобы разбудить нас и привести к себе». Но вот не опасно ли давать такую острую книгу подросткам, у которых и так всё обнажено, которых и так всё ранит, даже то, что ранить в принципе не может?

Прот. Фёдор Бородин

— Вы знаете, проповедник часто очень забывает о том, что он только проводник — я по себе это знаю. Вот эти бесконечные часы, проведённые в общеобразовательных школах, были для меня самого очень большой школой — вот 9-е, 10-е классы, вот завоевать интерес, стать авторитетом, но не ради авторитета, а ради того, чтобы они что-то услышали. И я достаточно быстро понял, что у меня ничего не получается, если я уверен, что сейчас у меня получится, и если я тщеславлюсь, когда получилось. Поэтому я для себя составил такую как бы молитву-прошение, что «Господи, дай мне слово, чтобы коснуться сердца этого человека или этих людей, и убереги от тщеславия». Вот я считаю, что это два молитвенных прошения, которые должен человек обязательно произносить (неважно, священник он или нет) перед проповедью тому, кто готов слушать о Христе. А дальше действует Бог — вот этого не надо забывать. Потому что это мы не к себе приводим — это Он создал такую ситуацию, что сейчас вот эти люди готовы услышать. И если вы сами об этом не забываете, не мешаете Ему, не гордитесь, не тщеславитесь, то всё получится. Вот мы же люди верующие, значит, мы верим в Бога, Который действует. И иногда могут подействовать какие-то самые совершенно неожидаемые слова — что они подействуют. У меня были такие примеры в жизни, когда я очень долго разговаривал о том, что хватит жить в блуде, надо жениться и вообще возвращаться в Церковь, с одним известным певцом, у которого родители живы, есть, но его воспитывала бабушка — они тоже концертировали всё время. И он принял после нескольких бесед решение, что он будет жениться, и даже венчаться. И так и состоялось, и слава Богу. И я очень обрадовался, совершил Таинство венчания. Потом я еду в метро, смотрю лежит газета телевизионная с интервью, я покупаю. И там корреспондент задаёт ему вопрос: «В вашей среде это не очень принято, почему Вы всё-таки решили пойти таким путём?» Он говорит: «Вы знаете, я разговаривал с одним священником, и он со мной говорил теми же интонациями, что моя любимая бабушка в детстве. Я понял, что он прав». (Смеётся.) То есть никогда не знаешь, что подействует, потому что Господь зацепит этого человека.
 А дальше нам не надо боятся, каков Господь. Да, мы должны отталкиваться от культурных форм. Хорошо, если вы пришли в школу и вы, допустим, объясняете, почему Ростовы скидывают все свои пожитки с саней и грузят раненых воинов — когда вы говорите о милосердии. Это её приданое, она имеет на это право, она может не сажать туда этих людей. И вы можете уйти в культуру, но, понимаете, Христос — Он вот такой, какой Он есть, Его трудно слушать. «Кто может это слушать?» — говорили Его слушатели. Не надо Его прятать, не надо Его стесняться, Он настолько прекрасен, и Его личность настолько завораживает, и продолжает завораживать человека за человеком, и будет так до скончания времён, что этого не надо боятся, а надо говорить о том, что есть. Формы, через которые вы входите в диалог, да, здесь, если вы ориентируетесь в литературе, в культуре, то это очень помогает действительно, потому что это цепляет первое внимание. А дальше вы должны показать Христа как Он есть.
Я вам могу сказать, что у меня был класс в школе — это был 3-й московский кадетский корпус, и там было три десятых класса у меня, и в одном было пять мусульман, которые сидели группкой. Они сразу мне сказали, что они мусульмане, но я это и так понял. Но надо сказать, что к моему удивлению, они были невероятно внимательными и уважительными слушателями, никогда себе не позволяли тех вещей, которые какие-то крещёные русские дети могли себе позволить, некорректные по отношению к старшему человеку; задавали очень тактичные, хорошие вопросы. Но я хочу сказать, что уроки были и удачные и не очень удачные. Но вот однажды какая-то такая работа вокруг да около мне надоела, был Великий пост, и я просто им стал рассказывать о Страстной седмице. Они сказали: «Да-да, мы всё это у Гибсона смотрели». Но я говорю: «Вы знаете, давайте к оригиналу...» — полная тишина, видно, как им это интересно. Вдруг они узнают, что такое Голгофа, что такое Лобное место, нести крест, Иудин поцелуй, предательство, тридцать сребреников — они где-то всё это слышали, и вдруг все это начинается у них в голове укладываться, но они находят, почему это, как это всё было. Такая тишина, такое внимание, что звонок звенит — так хоть бери и ещё один урок проводи. То есть я хочу сказать, что Христос настолько прекрасен, что Он, когда вы не мешаете ему своим тщеславием или какой-то любовью излишней к себе, к своим словам, Он уже вступает в диалог со слушателем, и с подростком тоже. Ведь, понимаете, один из пунктов этого подросткового бунта — это вообще «кому я нужен, кто меня любит?» Разговор двух подростков: «Меня никто не любит». — «А кто тебя никто не любит?» — вот я слышал такой диалог. Подростку это очень важно.

А. Пичугин

— Но это же понятно, что если его не любит какой-то один важный для него человек, то уже «никто не любит».

Прот. Фёдор Бородин

— Да, конечно. Понимаете, и вдруг он узнаёт, что есть ещё Господь, и Господь близок, и Он меня любит. А какие это отношения? И вдруг он открывает для себя эту глубину, и душа человека узнаёт своего Творца. И вот это происходит Таинство — действие слова Божия. Как в притчи сказано, что сеющий слово Божие сеет. А мы знаем, что слово Божие — это и проповедь Христа, это Его учение, это и Сам Христос, мы Его называем «Словом Божьим». Вот это Слово Божие, Христос, как семя падает в душу человека, и дальше начинается таинственная жизнь.

М. Борисова

— Это всё абсолютно справедливо, я бы сказала, только, когда касается непосредственно личности Христа. У меня просто у самой был опыт — я пришла в Церковь и пришла к вере, когда мне было чуть за двадцать, но это не подростковый возраст, но тоже ещё недалеко от этого. И когда я для себя всё это открывала, там было два этапа: сначала я всё приняла. Это всё было замечательно, удивительно, потрясающе, и не было никакого отторжения, не было никакого вопроса «как это может быть?» или «нет, это мне не подходит». Но когда я поняла, что, чтобы дальше жить в Церкви, это нужно всё ещё и сделать своим: не просто неким знанием, которое мне открыли, а мне нужно ещё как-то вжиться в это и сделать это правилом своей жизни. И тут я начала читать Евангелие главу за главой, и абсолютно всё у меня вызывало недоумение и противление. То есть на моём тогдашнем уровне представления о добре и зле, понятия справедливости там вообще нету. Ну как это? — притча о разумных и юродивых девах. «Почему эти жадины, у которых осталось масло, не могли поделиться с этими дурочками, у которых масла не хватило? Ведь это же не по-христиански», — думала я себе тогда. И вот когда речь идёт именно о притчах, такие вопросы у меня на первом этапе возникали постоянно. Я всё время говорила себе: «Как же так? А где же справедливость, а почему так? Почему Господь так странно всё излагает?» Казалось бы, работники одиннадцатого часа — у меня это глубочайшее возмущение вызывало: почему люди, которые отпахали на жаре целый день, получают ровно такую же награду, как и эти лентяи, которые пришли на всё готовенькое, там в прохладце чего-то поделали в течение часа? И когда мы говорим, что проповедь в подростковой среде с помощью притч, вот у меня возникает вопрос: а готовы ли подростки воспринять содержание этих притч так, как нам бы хотелось? Или они так же, как я в юности, сталкиваться будут вот с такими вопросами?

Прот. Фёдор Бородин

— Почему вы сталкивались с вопросами? Потому что притча заставила вас думать, беспокоиться, переживать, потому что она стала, как в притче о закваске, переквашивать вашу душу, и вы были с чем-то несогласны. Что такое переквашивание теста? Вот у него один состав, а потом должен стать другой совсем — всё меняется. И вот эта вера Христова переквашивала вашу душу. Притча поэтому так и построена: ты её запомнил — это яркий образ — и дальше ходишь и через какое-то время к ней возвращаешься. У тебя возникают вопросы в жизни, ты упёрся в какую-то стену, в какой-то тупик, и ты вспоминаешь эту притчу. Поэтому мне кажется, что беседа с подростками о притчах хороша тем, что это на долгое время. То есть ты им эту притчу попытался объяснить, какие-то смыслы вы с ними вместе нашли. Я вообще предполагал бы, чтобы эта книга была для совместного чтения родителя с ребёнком. То какое-то небольшое объяснение, которое я собрал после притчи, стало бы началом разговора, а дальше это может быть уже разговор с конкретным человеком — ему, может быть, какие-то другие акценты интересны в этой притче. Например, в притче о блудном сыне мы почти никогда не говорим о старшем сыне, а ведь это такой же точно важный мир, как и блудный сын. И сейчас, когда тысячи человек уже прожили 10-25 лет в Церкви, вопрос старшего сына всё острее и острее: «Я вот прожил в Церкви... а я близок к Отцу или нет? Или я даже брата не могу любить? Во мне что-то переквасилось или нет?»
Притча имеет такое долгоиграющее действие, поэтому мне кажется, что это, может быть, и хорошо, потому что ребёнок будет к этому возвращаться. Ведь в конце концов у него может возникнуть вопрос когда-то: «А я вообще нужен Богу? С родителями я разорвал отношения, построил свою семью отдельную — может, не разорвал, они иногда появляются. А вообще Творцу этого мироздания я кто? Я Ему пылинка, я Ему песчинка, я Ему пешка? А вот мне когда-то говорили, что я Ему сын. А ну-ка я подумаю, а ну-ка я помолюсь, а давай — попробую». Поэтому притча... во-первых, это долгоиграющее действие, скажем, накопительный эффект... А ещё у притчи такой кумулятивный эффект, то есть она за счёт своей простоты пробивает, в том числе вот этот подростковый такой снобизм, цинизм какой-то, отвержение, и дальше начинается вот такая работа с сердцем человека. Что здесь очень важно? Вот в диалоге с подростками мы должны научиться искренности в разговоре. Мы её боимся, мы её стесняемся, она уязвима...

А. Пичугин

— Вот искренность как раз, может быть, и неуязвима. Уязвим тот назидательный тон, который часто применяется, а потом уже, когда человек подрастает чуть-чуть, он понимает, что...

Прот. Фёдор Бородин

— Уязвимость — сердце искреннего человека. Потому что «искренность» от слова «открыть», «кремль», «кровь» — это то, что внутри у тебя скрыто. И ты это открываешь, а тебе туда могут плюнуть — вот я в этом смысле говорю про уязвимость. Вот хорошо, что вы упомянули о назидательном тоне — ребёнок в переходном возрасте вообще отключается сразу, если ему говорить, что надо так-то и так-то, потому-то и потому-то. Ему все об этом говорят, родители его «пилят», в школе его «пилят». А здесь он должен понять, что он интересен, что он драгоценен. Если вы чуть-чуть себе позволите неискренность, то вы потеряете его внимание. Это сложно и не всем доступно. И вообще надо сказать, что не все священники могут работать с детьми и с подростками, и это не значит, что они плохие священники. Просто у всех свои харизмы. Кто-то великолепно работает с пожилыми людьми — это тоже не всякий умеет.

А. Пичугин

— Вообще, универсальный пастырь дорогого стоит.

Прот. Фёдор Бородин

— Такие бывают, но это редко. Для того, чтобы работать с детьми, часть твоей души и часть твоего сердца должна остаться в сердце. А мы в себе все детство пытались закрыть, преодолеть и стать быстро-быстро взрослыми. Мне кажется, что сложнее всего даже не с детьми работать, а со студентами, потому что часть твоей души должна остаться студентом. Понимаете?

А. Пичугин

— Я напомню, что в гостях у светлого радио протоиерей Фёдор Бородин — настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке. Со студентами вы говорите, что сложнее всего.

Прот. Фёдор Бородин

— Да, со студентами.

А. Пичугин

— Люди, спустя 10-15 лет после студенческой скамьи, наверное, уже совсем другие, они забывают, как это было. Вот я живу, например, возле трёх крупных вузов, и ежедневно перед моим домом проходят сотни молодых людей на лекции, с лекций — я постоянно это вижу. Я уже себя в них не замечаю. Наверное, это плохо, но не замечаю.

Прот. Фёдор Бородин

— Со студентами говорить сложнее, потому что они проверяют твой интеллект. У них есть такая самоуверенность, особенно у начальных — когда ты поступил куда-то в вуз, ты считаешь, что ты уже всё знаешь. Вот после вуза, когда ты попадаешь в какой-то коллектив, ты понимаешь, что очень мало знаешь. А в вузе у тебя есть такое, что сейчас мы разберёмся с любой проблемой. При этом есть ещё остатки детской цельности и искренности, и ты можешь ещё чем-то увлечься полностью, в тебе нет ещё какого-то такого снобизма, когда только часть тебя может чем-то увлечься, остальное уже устоялось. Но человек, который работает со студентами, проповедует им, он должен быть, с одной стороны, авторитетен интеллектуально в той сфере, в которой они учатся. А с другой стороны, он должен быть живой, искренний, с юмором, не давить на них — на них ещё меньше можно давить, чем на подростков, потому что они уже мыслят себя специалистами — это очень сложно. Но ещё раз хочу сказать, что искренность преодолевает почти всё, а всё преодолевает, как известно, святость. Вы заговорили об универсальном священнике, универсальный священник, который может работать со всеми — это святой, таких нету. Или есть, но мы их пока не знаем, или их очень мало. Но действительно, молящиеся люди могут значительно больше. Когда человек перед проповедью молится, Дух Святой начинает действовать неизбежно — это оказывает колоссальное влияние на слушателей.

М. Борисова

— А вам доводилось слышать какое-то неожиданное, интересное толкование, которое вам бы не пришло в голову, от тех подростков, с которыми вы притчи разбирали в этих детских лагерях?

Прот. Фёдор Бородин

— Да, такое было. Я сейчас, правда, не могу вспомнить, но иногда это так неожиданно, что мне прям хотелось побежать и записать, чтобы в следующем году на проповеди это обязательно вспомнить. Потому что действительно, если к ним пришёл Христос в этой притче и вступил с ними в диалог такой таинственный от сердца к сердцу, то, поскольку у всех свои дары и разные души, им может быть открыто то, что мне открыто. Он готов работать со всеми, а мы — ограниченные люди. Такое бывает действительно. И интересно, что если вот этот искренний, заинтересованный, уважительный обязательно какой-то с ними диалог, если они чувствуют, что ты их уважаешь — для них это очень важно. Потому что от родителей они обычно это не чувствуют и болезненно очень к этому относятся. Тогда они готовы и дальше тебя слушать — это важно. То есть надо себя с первой беседы как-то поставить — не так, как родители при своих ошибках. Но я как родитель могу сказать, что у тебя вот сегодня один ребёнок, прошло полгода — внешне он точно так же завтракает, обедает, ужинает, так же делает уроки, а вдруг он стал на целый уровень сложнее. И это вдруг обнаружится в каких-то двух-трёх словах, и ты понимаешь, что человек вырос стремительно, то есть он прошёл какой-то внутренний рубеж. И тебе надо всё отношение с ним перестроить, а ты думал, что со всем разобрался, сейчас с ним спокойно, ты продолжаешь с ним шутить или что-то ещё, а оказывается, нет. Или у него возникли какие-то жуткие проблемы, или ты его чуть-чуть как-то, как оказалось, не хотя этого, задел — а у него слёзы на глазах, потому что для него вот сейчас что-то происходит. Поэтому мы можем это проскочить, и это бывает очень тяжело — ты потом сам себя коришь: ну что же я как обычно? — а уже нельзя. Не открыто же нам всегда о наших детях всё.

М. Борисова

— А как вам кажется, вот разбирая евангельские тексты с подростками, что для них важнее: разговор со старшим — с некоторым лектором, преподавателем, священником; или попытка, между собой разбирая эти тексты, додуматься на уровне своих сверстников до чего-то?

Прот. Фёдор Бородин

— Наверное, второе должно следовать за первым — я бы так сказал. И то и другое хорошо — как лекция-семинар, допустим, но всё-таки надо привить некоторую культуру анализа священного текста. У нас был такой опыт, когда мы создали при храме евангельский кружок, и модератор этого кружка как бы тему пускала по кругу, и это превратилось вообще в непонятно что. То есть люди какие-то выжимали из текста темы, которые никакого отношения к Евангелию не имеют, толковали совершенно по-своему. То есть всё-таки мы говорим, что должно быть научение Слову Божьему или Апостольскому учению. Всё-таки Церковь — это место, где учат человека правильно понимать Христа. Когда вы привили хотя бы начатки этой культуры ребёнку, он уже может это правильно понимать. Такой комичный пример, как один боксёр мне говорил: «Значительно лучше давать, чем получать», — понимаете, вот он так применил слова Христа. (Смеётся.)

А. Пичугин

— Опыт — сын ошибок трудных.

Прот. Фёдор Бородин

— Понимаете, или ещё какие-то такие вещи — «не мир принёс Я, но меч» — Христос за войну. То есть мы должны привить культуру отношения, что евангельский текст нельзя вырывать из контекста, из того, что его окружает.

А. Пичугин

— Самое частое это даже «нет больше той любви, чем кто положит душу свою...» — и все трактуют это в пользу того, что, посмотрите, а на войне-то как.

Прот. Фёдор Бородин

— Да, это всё очень сложные такие вещи.

А. Пичугин

— А там Христос о Себе говорил.

Прот. Фёдор Бородин

— Он говорил о Себе, но всё-таки говорил для людей и о том, что, подражая Христу, человек, отдавая свою жизнь за другого... понимаете, я в этой книжке как раз пишу — я прочитал случай из блокадного Ленинграда, когда отец понимает, что все они не выживут, и начинает свой паёк отдавать детям, и медленно умирает. Но дети переживают блокаду — там как раз хватило этого небольшого запаса, чтобы они не умерли, а он умер. Но вот это же исполнение этих слов. Но обо всём надо разговаривать, что, с одной стороны, Евангелие надо понимать так, как оно написано, с другой стороны, есть вещи, которые нельзя принимать прямолинейно. Допустим, Христос одному человеку говорит: «Иди за мной», — тот говорит: «Можно я папу похороню?» — Он говорит: «Оставь мертвым погребать мертвецов», — потому что этому человеку нельзя возвращаться в семью, хотя он не просился в ученики, его Христос призвал. И тут же другой говорит: «Можно я пойду с тобой?» — Он говорит: «Нет. У лисиц есть норы, у птиц гнёзда...» — то есть он мягко отказал ему. Почему так? Но вот Христос же великий педагог, вот вы никогда не задумывались? Когда Христос идёт параллельно с Лукой и Клеопой в Эммаус, они Ему говорят: «Ты один, кто не слышал о том, что произошло?» Он говорит им: «О чём?» — Он что, не знает, что произошло? Конечно, знает. А зачем Он их спрашивает «о чём?» — чтобы они сформулировали, проговорили, то есть Он всегда педагог, с разными людьми по-разному.

А. Пичугин

— Точно так же, как несколько лет назад вышла книжка известной переводчицы Валентины Кузнецовой, кажется, она называлась «Смешное в Библии». Там она показывает очень наглядно на примере цитат, объясняя их, какое же неповторимое чувство юмора было у Христа.

М. Борисова

— Не знаю, есть взаимоисключающие подходы, на мой взгляд, может быть, я ошибаюсь. Вот, с одной стороны, мы углубляемся в анализ текста, ищем в нём какие-то новые стороны, толкуем его, в то же время всё чаще приходится слышать от священников о таком важном аспекте, как молитвенное чтение Евангелия. Как нам удержаться на грани, разбирая текст, детализируя его, не профанировать? Всё-таки это священный текст, всё-таки это текст молитвы. Где вот та грань, которую нельзя переступать?

Прот. Фёдор Бородин

— Не очень понимаю вас — почему это текст молитвы? Это текст, помогающий в созерцании Христа, в узнавании Его, в любви к Нему, это текст знакомства со Христом. Но всё-таки когда имеется в виду молитвенное чтение Евангелия — молитва до, молитва после. То есть услышать Слово Божие, перед этим в молитве стать трезвенно перед Господом — да. Потому что Евангелие, сколько бы раз ты его ни читал, продолжает оказывать таинственное действие, вот это Слово Божие входит в душу человека, но при этом оно остаётся всё-таки текстом. И мне кажется, что форматы, имеющиеся сейчас в храме, как раз очень хорошо подходят. Допустим, проповедь после Евангелия на Литургии — это как раз в контексте молитвы, изучения этого. А вот потом прийти и прочитать и разобрать текст как текст — это уже его изучение, это как бы другая грань Священного Писания. Мне кажется, что сейчас на приходах должно быть и то и другое. А третье — это когда человек дома читает Священное Писание. Ему вдруг что-то... в пятнадцатый раз прочитывая всё Евангелие подряд, ему вдруг какая-то строчка вот так засверкает и будет отнесена прямо к проблеме его сегодняшней жизни.

А. Пичугин

— Спасибо большое за этот разговор. Мы заканчиваем нашу программу. Напомню, что сегодня мы презентовали книгу отца Фёдора Бородина, она называется «Возрастай с Евангелием. Как воспитать ребёнка в евангельском духе». Вышла она в издательстве «Никея» совсем недавно. Спасибо отцу Фёдору, протоиерею, настоятелю храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке, за этот разговор. Я — Алексей Пичугин.

М. Борисова

— Марина Борисова.

А. Пичугин.

— Прощаемся с вами.

Прот. Фёдор Бородин

— Спасибо большое. До свидания.

М. Борисова

— До свидания.

А. Пичугин

— До новых встреч.