В этом выпуске своими светлыми воспоминаниями о произошедших в жизни чудесах и о Промысле Божием поделились ведущие радио ВЕРА Кира Лаврентьева, Алла Митрофанова, Александр Ананьев, а также наш гость — настоятель Богоявленского храма в Ярославле священник Александр Сатомский.

Ведущие: Кира Лаврентьева, Алла Митрофанова, Александр Ананьев

---

К. Лаврентьева:

— «Светлые истории» на Радио ВЕРА, здравствуйте, дорогие наши друзья! Как всегда, по понедельникам, мы собираемся здесь, чтобы рассказать вам что-нибудь интересное, душеполезное, и мы надеемся, что каким-то образом так вот славим Бога через это. С радостью представляю вам нашего сегодняшнего гостя, у нас в гостях священник Александр Сатомский, настоятель Богоявленского храма города Ярославля. Здравствуйте, отец Александр.

о. Александр:

— Здравствуйте.

К. Лаврентьева:

— Моих замечательных коллег, Александра Ананьева, Аллу Митрофанову и сегодня мы с ними и с отцом Александром будем говорить опять о чудесах, это уже не впервые, но так мы подумали, что о чудесах и Промысле Господа в нашей жизни можно говорить на самом деле бесконечно, потому что вся наша жизнь — чудо, и вот как-то так радостно всегда вспомнить и жить тем, что твоя жизнь одно сплошное чудо.

А. Ананьев:

— Большая трагедия, что Кира Лаврентьева не представила саму себя. Ведущая «Светлых историй» сегодня Кира Лаврентьева, которой наша зрительница и слушательница Елена Лебедева, пишет в комментариях к публикациям видеоверсии наших «Светлых историй», не забывайте, что они тоже есть, нас можно не только слушать на радио, но и смотреть, а это вообще создает такое трехмерное ощущение того, что вы вместе с нами, здесь, в студии на Андреевской набережной. «Хочется передать Кире, — пишет Елена, — чтобы она не расстраивалась. Пусть обязательно остается сама собой. Все вы такие разные, такие прекрасные, как Божьи цветы, один — роза, другой — ромашка, а вместе — прекрасный букет. Всё бывает, Кира, и все мы знаем, что испытания посылаются нам для смирения, и потом, если Божье дело принято, за ним последуют искушения».

К. Лаврентьева:

— Нет, ну спасибо огромное, я просто не очень хорошо понимаю, к чему это именно, но, действительно, так и есть.

А. Ананьев:

— К чему угодно.

К. Лаврентьева:

— Так и есть, да, мы все иногда расстраиваемся и печалимся, но я надеюсь, что это все временно. Так, дорогие друзья, вы знаете, я не буду говорить, где, чтобы саму себя не рекламировать, тем более таким нелепым образом, но в одной из социальных сетей у меня есть маленький канальчик, и, короче говоря, вот в этом маленьком канальчике я как-то совершенно по мановению души предложила некоторым подписчикам прислать какие-нибудь чудеса, которые у них были в жизни. Но так как я много пишу о святителе Луке, друзья мои в этой социальной сети решили, что вот надо о святителе Луке писать, и я этому очень рада. И поэтому я, наверное, теперь зачитаю, раз у нас есть такая возможность рассказать об этом, о чудесах в жизни людей, буквально два комментария. «Здравствуйте! „Я полюбил страдания“ была моей второй православной книгой после „Несвятые святые“. Лука пришел в нашу семью и коснулся своей книгой сердца каждого. Я была последней. Через месяц разбился мой брат. Врачи не верили, что он выживет, сначала даже брить бороду не хотели в реанимации, но еще месяц он пролежал в гнойной, а потом и в гнойном отделении. Лишь через время я поняла, для чего Лука приходил в нашу семью через книгу — чтобы провести нас через это страшное время. Брату должны были отнять и руку, и ногу, не было колена. Он не должен был ходить, как и не должен был жить, так как ехал он на мотоцикле, ударился в отбойник на скорости, попал под камаз, который тащил его затем по асфальту. В этой истории чудо все, начиная от людей, которые оказались рядом: парень-военный, который заткнул пальцем пробитую артерию, женщина, отработавшая на „скорой“ тридцать лет, оказавшая первую помощь, лучшие врачи, удачно попавшие в одну смену, единственная девушка-врач в гнойном отделении, которая не отказалась от него, много оперировала и лечила, и лечит до сих пор, и тому подобное. Брат выжил, отняли лишь часть руки до локтя. Ходит, занимается в спортзале, работает, водит машину одной рукой, женился, построил дом. Это все — великий Лука». Вот такие, друзья, иногда приходят истории. Ну и раз мы о святителе Луке, я еще и вторую сразу же: «Когда я была беременна младшим сыном, мой муж по благословению батюшки ежедневно читал акафист святителю Луке. Совершенно неожиданно малыш появился на свет раньше срока и сразу же попал в реанимацию. Было непонятно состояние сына, какие будут последствия из-за рождения раньше срока, непонятно в какую детскую больницу его переведут далее, смогу ли я быть вместе с ним или навещать, приносить молоко. Я помню, как стояла у кювеза с крошечным сыном, опутанным трубочками от капельницы кислорода, и могла только твердить, скорее даже внутренне вопить к Богу: «Господи, помоги моему ребенку!» Муж просил в почтовой рассылке нашу молодежку при храме молиться за нашего новорожденного сына, вскоре супруг позвонил и сообщил, что с ним связалась наша знакомая, которая стала педиатром, работает в детской больнице в Солнцево, и она может устроить так, чтобы нас сыном перевели к ним в больницу, в отделение патологии новорожденных, в хорошие условия, с совместным пребыванием. Когда я начала искать информацию и узнала, что эта больница носит имя святителя Луки Войно-Ясенецкого, я сначала просто обрадовалась, что детская больница носит имя святого, и только через время осознала, что именно святителю Луке муж читал акафист всю мою беременность. Сложно описать свои чувства тогда: удивление, радость, трепет от того, что мы получили такую явную помощь святого, а тогда, когда все это происходило, я просто ощутила, что все разом стало легче, стало налаживаться, результаты обследования и лечения были хорошие, нас довольно быстро выписали. В больнице в холлах висели иконы, был домовый храм, и к нам даже приходил батюшка крестить малыша из нашей палаты, все это укрепляло и поддерживало, и сейчас память о той помощи святителя поддерживает меня, напоминая о том, что Господь и святые слышат нас и не оставляют. И постскриптум: та девушка-педиатр, которая лечила нашего малыша в больнице, позже у нас в гостях познакомилась с алтарником из нашего храма, они потом поженились, и на свадьбе у них мы гуляли уже с нашим годовалым подросшим сыном«. Вот такая эта история, Ольга написала нам этот комментарий, и предыдущий комментарий написала Дарья. Ольга и Дарья, спасибо вам огромное. Отец Александр, по устоявшейся традиции, пожалуйста, расскажите нам первую историю, станьте вот таким первооткрывателем сегодняшних светлых историй.

о. Александр:

— Ну, так как у нас истории светлые, я точно начну с истории с хорошим концом, но достаточно мрачным сюжетом. Ввиду того, что я самого ординарного вида приходской священник, время от времени я посещаю и больницы, и перинатальный центр, и патологию новорождённых, всё что угодно, в меру каких-то необходимостей. Ну и, соответственно, мы видим, мягко сказать, разное, но время от времени случаются какие-то вот такие случаи, которые как-то очень сильно внутренне трогают. И был момент, когда, это как бы даже была для всего города такая очень своеобразная новость: молодой парень трудоустроился в какой-то автоцентр по ремонту автомобилей, было девятнадцать ему или восемнадцать лет, и полез под, по-моему, какой-то огромный МАЗ делать чего-то с его мостом, а в это время кто-то этот автомобиль там наверху, на яме завёл — мост провернулся и выпал на него. Он выжил, и мы встретились с его родителями, они, соответственно, как бы искали, ну вот хоть чего-то, хоть какой-то помощи, и я пошёл его соборовать. То есть сказать, что человек был в тяжёлом состоянии — это вообще не значит ровным способом ничего. И я на том этапе принял неправильное решение, вот на будущее, если кто-то из клириков нас слушает, смысла в этом не было, делать так было не надо, то есть я соборовал его неоднократно в течение какого-то периода времени, я ездил с ними, например, и в один день, и во второй день, и в третий день, и вот мы соборовали его ежедневно — это дурацкая идея на самом деле.

К. Лаврентьева:

— А почему?

о. Александр:

— Ну, потому что Таинство соборования имеет смысл как таковое, оно числом не берётся. Ну, то есть вот осуществи его, призови благодать Божию, ну и вот жди, какова будет рука Господня.

А. Ананьев:

— А разве то, что человеку от этого становится легче, это не имеет значения?

о. Александр:

— На том этапе сказать о том, как это было человеку, глубоко без сознания находящемуся, тоже была такая себе штука. Опять же, есть мнение про то, что вообще Таинства в бессознательном состоянии не совершаются, это тоже важный тезис и такой дискуссионный. Я считаю, что соборование — одно из тех, которое можно так осуществить, потому что оно, во-первых, про болезнь, а болезнь часто совпадает с отсутствием сознания, во-вторых, здесь мы можем пойти по пути, скажем так, рассмотрения предыдущей жизни человека, то есть, если он был крещён, имел к церкви хоть какое-то отношение, соответственно, был хоть как-то к этому расположен, мы можем предположить, что вот оказавшись в таких обстоятельствах, он был бы не против. Это кривоватые схемы, я прекрасно понимаю, но вот в плане практики поступаю так. И вот мы, значит, соборовались несколько раз подряд, и я могу сказать, уже времени много прошло: вот это была одна из тех ситуаций, в рамках которых я рыдал. Я вот садился в машину потом, ехал до дома, и я рыдал всю дорогу. У меня в принципе автомобиль как бы моё главное молитвенное место, потому что это как раз те обстоятельства, в которых я могу быть прямо сильно один, я и Бог, и нас никто не беспокоит. Но это был очень тяжёлый случай, очень! И потом на какой-то момент времени мы как-то так рассредоточились, у них пошла какая-то ещё программа лечения, у меня какие-то другие обстоятельства, а через какое-то время он пришёл с папой в храм.

А. Митрофанова:

— Сам?

о. Александр:

— Сам. Совсем сам. Здесь тоже важная деталь: понятно, что рука врача исключительно важна. Понятно, что, например, для какого-то бы периода развития медицинских технологий это была бы патовая ситуация, это тоже понятно. Но, с другой стороны, мы понимаем, что и при любом уровне развития медицинских технологий результат может быть сколь угодно разным. Здесь вот дело дошло до того, что всё, он пришёл в своём уме, своими ногами, в абсолютно стабильном состоянии. Понятно, что это произошло не через месяц, безусловно, нет. Это, может быть, около полугода или, может, даже чуть более.

А. Митрофанова:

— Всего?

о. Александр:

— Внутри этой истории это было быстро и, соответственно, такого рода историю я в себе с тех пор ношу. Я в принципе небольшой любитель в этом плане историй, то есть я их и помню плохо, и рассказываю неинтересно, но есть какие-то, которые для самого себя становятся такими прецедентными.

К. Лаврентьева:

— Нет, отец Александр, ну что значит «рассказываете неинтересно»? У нас тут у всех как-то даже мурашки ходят туда-сюда, потому что это очень тяжёлая история. А самое главное, что получается, вы его так выплакали как-то, простите за нескромный такой вот комментарий.

о. Александр:

— Ну, не думаю, что это я, у него есть папа и мама, которые... Ну, мы понимаем, как они выглядели вот в этот момент. То есть я думаю, что всё-таки милосердие Божие в этой ситуации как-то явилось.

К. Лаврентьева:

— «Светлые истории» на Радио ВЕРА, дорогие наши слушатели, зрители, смотрите и слушайте наши «Светлые истории», смотреть их можно на сайте radiovera.ru и в группе Радио ВЕРА во «Вконтакте». У нас в гостях священник Александр Сатомский, настоятель Богоявленского храма города Ярославля, у микрофонов Алла Митрофанова, Александра Ананьев, Кира Лаврентьева. Отец Александр, ну на самом деле история-то такая непростая, и в жизни каждого священника, наверное, есть такие вот личные глубокие чудеса, когда человек, просто вот будучи расслабленным, говоря евангельскими образами, а вследствие аварии просто встал и пошёл.

А. Митрофанова:

— Это я вообще воспринимаю как продолжение Евангелия в нашей жизни, когда говорят: «Ну вот Господь творил чудеса, а где же они сейчас?» А вот вам, пожалуйста!

А. Ананьев:

— Слушайте, у меня другой вопрос, вот и Кирочка прочитала вот эту историю от подписчицы, и вы, отец Александр, рассказали, это две такие истории со счастливым концом, с хэппи-эндом. Но на одну историю с хэппи-эндом приходится, условно говоря, девять историй, когда боролись, когда лечили, когда верили, когда молились, когда не получилось, вышел врач, сказал: «Мне очень жаль, но, к сожалению, он умер». Таких историй больше. Получается, в этих ситуациях Господь не услышал и не помог? Я знаю, что нас сейчас слушают люди, которые через это прошли, и они вот сейчас эти истории послушали и сказали: «Ну да, вот вам помог, а мне не помог».

о. Александр:

— У меня в эту сторону есть вторая история, которая как раз с сильно несчастливым концом, и она про моих непосредственных родственников. Ну, так уже на таком прямо серьезном возрастном этапе они решили рожать третьего ребенка, там где-то к сорока или за сорок, и в рамках врачебной, скажем так, ошибки вот роды прошли таким образом, что ребенок жить остался, а никаких шансов на сознание не осталось совсем. Это связано с гипоксией, соответственно, распадом определенных структур в мозге, и как бы все. Два, наверное, года, так вот сейчас я уже тоже, по прошествии времени мне сложно сказать, может быть, даже и побольше, значит, мама и ребенок практически не выходили из разного рода больниц. Никаких, на самом деле, шансов в рамках врачебного процесса там не обозначали совсем, то есть там нечему ожить в плане вот сознания, всё. Всё рухнуло. Но при этом он как-то все-таки рос, развивался чисто физиологически, и так как они сами верующие христиане, соответственно, они молятся и причащаются, мама просто взяла от меня в благословение такую маленькую керамическую иконку Матроны, и она так вот с ними курсировала из больницы в больницу. И в один момент времени у них случился такой очень своеобразный эпизод: мама вышла буквально вот из палаты, тут какой-то поздний уже вечер, уже нигде никого нет, она отлучилась. Возвращается, и она говорит: «Я смотрю, у нас в палате медсестра, видимо. Ну, то есть вот дверь стеклянная, она также забрана там какими-то жалюзи, и я через нее вижу, что вот она там как-то наклоняется над ребенком». Говорит: «Думаю, мало ли, там какую-то процедуру, может быть, она делает. И я тут захожу в дверь, в палате никого, и по Матроне текут капельки».

К. Лаврентьева:

— Ничего себе.

о. Александр:

— Икону эту она так и сохранила, но очень скоро ребенок скончался. Вот это как бы история, скажем, с несчастливым концом, давайте вот прямо сильно однозначно. Рассказывает ли она о том, что Бога не было внутри этой истории страдания? Нет, не рассказывает. Есть такого рода обстоятельства и такого рода, скажем так, знаки падения этого мира, которые достаточно сильны, это не значит, что они сильнее, чем Бог, но вот каким-то вещам позволено случиться. Они не хороши. Бог не радуется им. Мы из Священного Писания помним: «Бог не создал смерть и не радуется погибели живущих», это безусловный факт. Но даже вот внутри этих обстоятельств Он на самом деле не бросает человека, это сложно принять, потому что нам кажется, что когда не бросают — это когда вытаскивают. А оказывается, что в огромном количестве случаев Он сострадает.

А. Митрофанова:

— Он просто идет с тобой.

К. Лаврентьева:

— Самое главное, что утешает в тяжелых ситуациях вообще. Аллочка?..

А. Митрофанова:

— Я как раз вот сейчас слушаю отца Александра и думаю о разговоре с моей подругой, она очень хорошая, умная девушка, множество языков знает и читает свободно самую разную литературу в первоисточнике, я имею в виду в оригинале, на языках, на которых она написана, и, как бывает с такими высоко одаренными и образованными людьми, ее измучили проклятые карамазовские вопросы. Вот она говорит: «Объясни мне, вот Вторая мировая война, вот этот ужас и этот ад на земле, вот ты говоришь, что Бог есть. Вот, а Он где? Вот если Он есть, как Он мог это допустить? Где Он был, когда в печах Освенцима сжигали детей, взрослых? Это как вообще все?» И, вы знаете, а мне было так как-то больно, я чувствовала просто, как больно ей. И ответ на ее вопрос, он, вы знаете, такое ощущение, что даже как-то не я его дала, так бывает, что как будто открывается какой-то файлик, раз, и тебе подсказку какую-то дают. И когда вот она спросила про эти печи — а где же Бог?" Я говорю: «Он там же. Он там же, в этих печах». И, видимо, вот Господь, конечно — великий режиссер, мне показалось, что она услышала. То есть, видите, да? Прозвучала какая-то подсказка на том языке, на котором она в этот момент была в состоянии услышать. Еще раз повторю, что это именно было подсказкой.

К. Лаврентьева:

— Аллочка, какую историю ты нам сегодня расскажешь?

А. Митрофанова:

— Я? Историю? Ой, слушайте, историю, да! У нас как-то пошла такая очень серьезная тема...

А. Ананьев:

— Напоминаю, это «Светлые истории».

А. Митрофанова:

— Да, светлая история, смотрите, история про тяжелейший кризис.

К. Лаврентьева:

— Наша любимая.

А. Митрофанова:

— Есть у нас в Германии удивительные друзья: священник, его супруга, у них двое детей. Люди, которые еще до того, как отца Тимофея рукоположили, они занимались созданием храма и православной общины. Они в Германию уехали где-то на пороге 90-х-2000-х, им было любопытно посмотреть мир, и когда они увидели, они прям почувствовали, что есть здесь какое-то призвание, им здесь надо остаться. И они в итоге через некоторое время, через несколько лет сумели организовать православный приход, договориться со священником из соседнего города, чтобы он к ним по субботам приезжал, субботний приход так называемый, в Европе так бывает, где русских общин много. И сумели наскрести средства для того, чтобы арендовать помещение под такую временную церковь, она же стала и паломнической церковью, потому что к ним стали туда приезжать паломники, жили они в прекрасном городе Трире, где множество святынь неразделенной Церкви, город вообще царицы Елены и императора Константина. Прошло еще какое-то время, и вот на этом уровне они как-то закрепились, но понятно было, что в съемном помещении не очень правильно Божественную литургию служить. И вот у них было такое дерзновение, они помолились, вернее, они долго молились, и Господь послал им отдельное пространство. Храм купить в этой земле практически невозможно. Есть определенные регионы в той же Германии, где пустуют храмы, а здесь нет, здесь храмы переполнены, там все битком, никто никакого храма православной общине не отдаст, им надо было самим. И вот получается, что им удается в складчину с еще одним человеком, с кредитами, со всеми делами, приобрести за городом (ну так хорошо за городом, там, где это реально было по деньгам приобрести) помещение с паломническими, опять же, комнатами, где могут паломники размещаться, и большим залом, где они сразу же начинают устраивать храм, росписи там, все замечательно. И вот как они вложились туда, и как прямо трепетали над этим делом, это, конечно, прямо было любо-дорого смотреть...

А. Ананьев:

— Я вот сейчас здесь сделаю отметочку, что везет тем, кто смотрит «Светлые истории», а не только слушает, потому что сейчас мы показываем кадры, снятые как раз в этом храме на рождественском богослужении, на одном из праздников Рождества, на которых мы с Алечкой присутствовали — фантастическая атмосфера, вы знаете, какая-то домашняя, такое впечатление, что ты подобрался очень-очень-очень близко, такое ощущение, что на концерте лучшего в мире музыканта ты сидишь не просто на первом ряду, а вообще на сцене рядом с ним, вот так вот. У меня на этом богослужении было такое ощущение, что я где-то очень-очень-очень рядом...

А. Митрофанова:

— А это едва ли не первое Рождество в твоей жизни было.

А. Ананьев:

— ... и чуть ли не прошел по знакомству буквально, вот это было очень интимное ощущение.

А. Митрофанова:

— Да, действительно так и есть. И проходит еще какое-то время, несколько лет, и наступает момент разлада с совладельцем здания, я сейчас не буду вдаваться в подробности, могу лишь сказать, что так вышло, что от здания пришлось отказываться, его пришлось выставлять на продажу. И понимаете, это была катастрофа, потому что люди, которые всю душу вложили в этот храм, в то, чтобы здесь собралась община, чтобы здесь появился уже специально прямо для этого храма рукоположили священника, который приезжал туда регулярно служить и даже место жительства поменял, переехал поближе к Триру, чтобы не только по воскресеньям здесь бывать, но и чтобы полноценно: всенощная, литургия, все двунадесятые праздники обязательно, то есть там установился вот такой богослужебный круг. И вдруг все это раз — и накрывается, потому что, ну вот «человеческое, слишком человеческое». И это, конечно, было ударом для всех нас, и для наших друзей, и для тех, кто понимал, что происходит, и вообще какая тут вся эта несправедливость и немыслимость происходящего. Что делают они? Они, как они это уже не раз делали в своей жизни, становятся на молитву. Они и так постоянно молятся, а тут сугубо, чтобы Господь как-то указал, а что же нужно, вот как, что, чего от них требуется, потому что очевидным образом и в тот раз, и в предыдущий раз, когда на ровном месте возникала община, пространство где молиться, храм, а потом еще со временем и священник — это значит, что у Бога есть какой-то Промысл об этом месте. Там чудесным образом где-то находились какие-то люди, которые начинали помогать, строители и прочее, в общем, там правда были прямо такие моменты, когда становилось очевидно: зачем-то Господу в этом месте нужен православный храм, вот именно такой. И проходит еще какое-то время, собственно, отца Тимофея рукополагают, он становится священником Тимофеем, и начинается пандемия, это примерно в одно и то же время происходит. И вот эта вяло текущая история с урегулированием дела, подвисшего вопроса о вот этом храме, который находится внутри жилого помещения, это все непонятно, они молятся и молятся, молятся и молятся, молятся и молятся. А после пандемии мы понимаем с вами, что началось еще что посерьезнее, случилась вообще катастрофа. И ровно в это время, буквально за несколько дней до того, как разверзлась вот эта бездна, к ним из России стучится замечательная семья, состоятельная, очень благочестивые, глубоко верующие церковные люди, и говорят: «Ребята, вы знаете, мы тут молились и нам как-то вот пришло на ум, что где-то в Германии нужна помощь православному храму. У нас есть вот такая-то сумма, значит, подумайте в эту сторону, мы можем вам помочь!. Поскольку вопрос с предыдущим помещением, к сожалению, он уже был закрыт, там надо было двигаться дальше, что-то там еще решать, они стали смотреть в окрестностях, что есть, как ни тяжело из намоленного храма уезжать, но вот что делать? Они стали смотреть. И обнаружили монастырь, который в последний раз именно как монастырь действовал, наверное, в первой четверти XX века. Католический монастырь, который, к сожалению, очень трудно было общине содержать, они вынуждены были передать это здание благочестивым людям, католикам, которые живут в этой земле. Эти монахини расселились по другим монастырям своего ордена, а здание это одно поколение, другое поколение, третье поколение семьи старалось поддерживать в более или менее таком приемлемом состоянии. Но вот эти нынешние владельцы, они уже люди преклонного возраста, им, наверное, так за семьдесят, им захотелось как-то, то есть им стало просто очень тяжело, и им захотелось попробовать найти, как это здание могло бы дальше послужить. Как только они выставили объявление о продаже, к ним сразу стали стучаться, какая-то школа клоунов, какие-то еще чудесные организации, все очень хорошие, добрые и прекрасные и, в общем, у каждой из них (видимо, это какие-то коммерческие структуры, я не знаю, может быть, наследство или что-то еще) на руках полная сумма для выкупа этого помещения. Наши друзья, они об этом не знали, когда постучались в ту же самую дверь, и эти люди, увидев на пороге русского православного священника, сказали: «Так это же чудо! Так здесь же был монастырь! Вот у нас здесь домовый храм, так вы же здесь можете общину собрать, так пусть здесь будет православная община, а в будущем, Бог даст, может быть, и православный монастырь». Друзья наши говорят: «Вы знаете, мы очень ценим такой ваш порыв, но у нас на руках нет полной суммы денег». Они говорят: «А вы знаете, а мы дадим вам рассрочку». То есть понимаете, да: есть другие покупатели, у которых есть полная сумма на руках, и есть вот эти самые русские...

А. Ананьев:

— Есть богатые клоуны и есть нищие православные.

А. Митрофанова:

— Да, есть вот эти вот русские, у которых не полная сумма, но: «ребята, мы хотим продать именно вам». Дальше начинаются один за другим закрытия способов взаимодействия, экономического взаимодействия между Россией и Европой. Однако, каким-то чудом выстраивается абсолютно легальная и законная схема, вот опять же, совершенно непонятно как, но вот буквально в последнюю дверь последнего вагона, с помощью которой вот эти люди из России сумели вот эту сумму, необходимую для первоначального взноса, туда, в Германию, передать, вот буквально они сделали это, и всё, и все схлопнулось, понимаете? Наши друзья думают: ну что же делать? Ситуация стремительнейшим образом меняется. А вот эти люди, которые пожертвовали деньги, главное, им ничего не нужно. Наши друзья говорят: «Может быть, вы совладельцами хотите стать, или там?..», а они: «Нет-нет-нет! Мы как-то помолились и поняли, что должен быть у вас там православный храм, это вам, нам ничего от этого не нужно», они даже имен своих не раскрывают. С этими деньгами ребята приходят и думают: ну вот, мы тут русские православные, сейчас пришли к немцам... Они говорят: «Отлично! Наконец-то! Ура! Какое счастье, что вы здесь!» Заключается сделка. Сразу же в этом помещении оказываются... А помещение довольно большое, то есть помимо домового храма там еще есть места, где можно поселить людей и, как вы понимаете, сразу же появляются люди, которых там можно поселить.

К. Лаврентьева:

— Как всегда бывает в таких прекрасных историях.

А. Митрофанова:

— Да. И вот живут там вместе русские, украинцы, приезжают к ним туда немцы этнические, которые приняли православие благодаря именно этой общине, этому приходу, приезжают гости из Люксембурга, из Бельгии, из разных соседних стран, причем как русскоговорящие, живущие в разных странах, так и этнические европейцы, которые просто приезжают, кто-то принять православие, а кто-то просто посмотреть, что это за чудо такое. И всем миром они там созидают этот русский православный монастырь.

А. Ананьев:

— Через минутку я покажу фотографию в нашей видеоверсии этого удивительнейшего места.

К. Лаврентьева:

— «Светлые истории» на Радио ВЕРА, дорогие друзья, у нас в гостях священник Александр Сатомский, настоятель Богоявленского храма города Ярославля. Чудесную историю рассказала сейчас нам Алла Митрофанова, с нами Александр Ананьев, меня зовут Кира Лаврентьева, мы вернемся после короткой паузы.

К. Лаврентьева:

— «Светлые истории» на Радио ВЕРА продолжаются, дорогие друзья. У нас сегодня очень интересная тема — «Чудеса и Промысел Божий в нашей жизни». Напоминаю, что у нас в гостях священник Александр Сатомский, настоятель Богоявленского храма города Ярославля, у микрофонов Александр Ананьев, Алла Митрофанова Кира Лаврентьева, мы заслушались историей Аллы, и что меня всегда потрясает, удивляет приятно, и я всегда чувствую себя, как будто я в каком-то удивительном мире оказываюсь из-за вот этого количества деталей, мало какой человек подмечает такое количество деталей, и из-за того, что ты добавляешь художественности вот этой через детали, кажется, что ты прямо вот там и оказался, в этом немецком храме, просто поразительно!

А. Ананьев:

— Это нереальное чудо, на самом деле, вот прямо чудо-чудо, и его можно потрогать, потому что наши вот эти друзья, вот когда мы с ними познакомились, они реально организовывали какие-то маленькие экскурсии, и это реально люди, для которых 50 евро — это деньги. Вариант: «давайте купим дворец», хотя бы «давайте купим дом», хотя бы там «давайте купим машину», для них очень непростой вариант, он требует усилий. Здесь же — огромный, роскошный, старинный монастырь ,причем за очень короткое время, когда Тимофей стал протоиереем Тимофеем, там появляются люди, причем все это промыслительно появляется именно тогда, когда это нужно! То есть такой ковчег, в который могут прийти украинцы, русские, белорусы, немцы, те, кто там живет давно, те, кто там приехал только что.

А. Митрофанова:

— Всем рады.

А. Ананьев:

— Те, у кого жажда по общению, те, у кого страх за будущее, тем, кому вообще идти некуда, они приходят туда и оказываются дома — все в этом монастыре, который еще недавно монастырем не был, а давно — был. То есть если можно было бы там три года назад представить себе самое-самое-самое крутое развитие событий, то насчет монастыря сказали: «ну, уж тут ты загнул!»

А. Митрофанова:

— Но там монастырская жизнь, собственно, она пока еще не началась, потому что все-таки это тоже требует времени, но я верю в то, что если на этом месте был когда-то монастырь, то, может быть, он станет снова монастырем. Просто да, действительно, это же монастырь не в бревнах, а в ребрах. Но сейчас вот действительно, понимаете, там столько детей! Они даже этим летом детей там за какие-то копейки умудрились вывезти в монастырь в другую страну и организовать для них лагерь, чтобы вот эти дети немножечко посмотрели по сторонам и увидели добрых людей, среди которых они живут, их там чудесно принимали, другой, тоже православный монастырь, в общем, у них такое межмонастырское, получается, сотрудничество. Это какая-то невероятная история!

А. Ананьев:

— Ну а коли уж приберет меня Господь раньше жены моей, ей будет монастырь, в который можно будет отправиться...

А. Митрофанова:

— Так, мы с тобой договорились в один день, нечего тут!

А. Ананьев:

— Я ничего не обещал.

К. Лаврентьева:

— Как Петр с Февронией. Саша, расскажи, пожалуйста, свою историю.

А. Ананьев:

— А у меня история вообще какая-то нелепая. Сегодня, после ваших историй, я еще, главное, сидел, слушал вот и Кирочкину историю, историю отца Александра, думаю: ну нет, ну нельзя такие истории рассказывать после таких, потом подумал, что: да ладно, для меня это все равно было чудо, причем чудо, которое поставило меня на место и, в общем, помогло одному человеку. В качестве эпиграфа на предыдущих «Светлых историях», я не помню, ты была или нет, у нас был игумен Филарет (Пряшников) и он, оговорившись, сказал, что «отец Александр» в отношении меня...

К. Лаврентьева:

— Да, несколько раз тебя так назвал.

А. Ананьев:

— Что-то я с бородой переборщил в этот раз, в чем вы можете убедиться, если включите видеоверсию подкаста «Светлые истории». Вот, и эту шутку как-то все подхватили. И я еще, главное, возвращался, думал: ну «отец», ну нельзя так, это не шутки такие, ну как так можно, излишняя растительность на лице есть свидетельство лени ее обладателя, в общем, не суть. В нашем доме много людей живет, и я там никого толком не знаю, к моему огромному сожалению, как это часто бывает в больших городах. Более того, у меня рядом живет сосед, с которым мы тоже двадцать лет как-то здороваемся у лифта, но ни разу не было такого, чтобы мы сели и поговорили, вот такого не было никогда за двадцать лет. Я знаю, что его зовут так-то, что его жену зовут так-то, я не помню, как зовут их дочь, но дочь уже там поступила в колледж, в общем, вот она их жизнь, а я даже не знают там, чего как. И тут, вскоре после этого эфира, я, утомившись сумасшедшим днем, мы с Алечкой ездили в кучу мест, у нас была куча эфиров, куча всего, думаю: мне надо выдохнуть, мне надо отдохнуть просто. Я, условно говоря, заварил себе чашку чая, взял себе телефон с аудиокнигой, чашку чая, собаку и пошел в вечерний парк, это мое время, мое, не трогай, «мое!» — сказал Евгений грозно..." Чего, солнышко?

А. Митрофанова:

— Ты еще хотел зайти в магазин и купить твоей газировки еще любимой.

А. Ананьев:

— Так я выхожу из дома, вот я это все подготовил, я выхожу из дома такой: сейчас это будет мое время. Понимаю, что собака — вот, телефон — вот, чая нет. Думаю: ладно, хорошо, с этим накосячил, но Господь придумал магазин, сейчас я туда зайду и возьму лимонада. Понимаю, что кошелек я тоже не взял. Думаю: ладно, хорошо, пусть так, но хотя бы есть телефон с аудиокнигой, достаю телефон — он сел, он разряжен под конец этого сумасшедшего дня. Я в ярости уже убираю наушники, скатываю их в карман — ладно, у меня есть собака и гордое одиночество, я хотя бы один с собакой похожу в парке молча. И тут из-за угла появляется сосед. Первый раз за двадцать лет он останавливается возле меня, говорит: «Сань, мне с тобой поговорить надо». Я такой: ну привет, приехали, вот только вас здесь и не хватало, вот будем откровенны! Я так понуро: «Ну надо, так пойдем». И мы, два таких сутулых, без чая, без аудиокниги, с севшими телефонами, без кошельков, пошли втроем, я, собака и сосед, в парк, впервые в жизни! Я вообще терпеть не могу разговаривать с полузнакомыми людьми, потому что я не знаю о чем, а этот идет и он рассказывает: «Вот, значит так, слушай, там такая история: была у нас соседка на седьмом этаже, помнишь? Вот, у нее был сын, сын умер, он пил, у него сердце остановилось, он постоянно бухал, а соседка одна осталась, она на коляске, я ей помогал, а потом она написала доверенность...» И вот эта вся история про доверенность, что потом соседка умерла с седьмого этажа, с пятого этажа, пришел, позвонил, вот эта вся история... Я иду, думаю: ну зачем мне это знать, а? Когда это было, три года назад? Вот зачем ты мне это?.. Потом он рассказывает, что там вообще какая-то темная история, потому что по доверенности он снял деньги, а потом через три года объявилась дочь этого умершего сына, внучка этой женщины, которая подала в суд за то, что он снял эти деньги. А я, главное, иду, злюсь, внешне-то я говорю: «Да, да, да, да...» Я иду, злюсь, думаю: тебе что, денег, что ли, надо, ты у меня денег, что ли, просить хочешь? Я думаю: сейчас как-то надо придумать, как ему отказать с деньгами, потому что, ну, не та история, чтобы я ему там, а там речь шла что-то о нескольких миллионах рублей. А он так идёт и нон-стопом, и у него одно за другое цепляется, вот эта история, а потом история про других соседей, а потом история про его там предыдущий брак, сына от предыдущего брака, и как его по неразумию какая-то тётка оставила без присмотра на высокой деревенской кровати, он упал головой вниз и повредил сетчатку, у него плохое зрение, он теперь не может стать МЧСником, а он хотел стать МЧСником... И вот так вот мы час с этим соседом гуляли по парку, и он мне всё это рассказывал, а я вообще ни слова не сказал, я только кивал. И вот мы с ним заходим в подъезд, а там уже свет, мне при этом свете становится совсем неуютно, я так бороду почесал, говорю: «Ну, ты это, обращайся, если что, а так держись, конечно». А он так посмотрел на меня, на мою бороду, просветлел лицом и говорит: «Сань, ты не поверишь, мне надо было кому-то всё сказать, и очень захотелось сказать тебе, и я вот сейчас тебе всё это сказал, и ты не поверишь мне, стало...» Вы знаете, он не из тех людей, от которого ждёшь какой-то связанной духоносной речи, он работает охранником, и речь его проста и незатейлива, но то, что он сказал, у меня от этого там мурашки вдоль всего позвоночника в трусы осыпались. Он говорит: «Ты знаешь, я вот это вот тебе сказал, и мне стало гораздо легче. Хорошего тебе вечера», и ушёл. И вот как? И я стою, еду в лифте, смотрю в зеркало на свою бороду, думаю: знаешь что, отец Александр, тебе надо побриться вообще-то, говоря. (смеются)

К. Лаврентьева:

— То есть в этой ситуации ты выполнил роль священника для него.

А. Ананьев:

— Я вот ни разу не слышал чью-то исповедь в жизни, но вот по моему ощущению, ему надо было реально, он внутренне испытывал потребность исповедоваться, но как ему выразить это, не знаю, пойти погулять впервые за двадцать лет с соседом, и вот именно с такой бородой, и ему вот это всё высказать — ну, то есть для меня это было такое маленькое чудо, я пришёл с такими сияющими глазами к жене, без чая, без телефона, без лимонада, без аудиокниги, счастливый такой, говорю: «Слушай, знаешь, сейчас что было вообще? Фантастика какая-то!»

К. Лаврентьева:

— Это «Светлые истории», друзья, действительно светлые, смотрите нас, не только слушайте, но и смотрите на сайте radiovera.ru и в группе Радио ВЕРА во «Вконтакте», там вы можете увидеть потрясающее платье Аллочки, там вы можете видеть счастливое лицо Саши, там вы можете увидеть отца Александра, который вообще излучает добро и тепло, и юмор, и всё что угодно, и мудрость, и мы напоминаем вам, что у нас в гостях как раз священник Александр Сатомский, настоятель Богоявленского храма города Ярославля, мы — Александр Ананьев, Алла Митрофанова, Кира Лаврентьева, сегодня рассказываем вам светлые истории. И вот осталось моё время, я постараюсь долго вас не занимать, но история действительно очень жизнеутверждающая, рассказала мне её подруга буквально перед этой записью, когда узнала, что у нас программа о чудесах и Промысле Божьем, и рассказала так, что действительно, мурашки по коже ходят, и непонятно, смогу ли я так же, но я постараюсь. В общем, несколько лет назад вследствие определённых событий стрессовых для её души и организма, буквально за несколько дней, я вот не утрирую, действительно за несколько дней у неё из здорового человека, состояния здорового человека, оно регрессировало до состояния человека умирающего. Ну вот бывают такие ситуации, редко, но бывают, отец Александр наверное не даст соврать, когда что-то происходит на метафизическом уровне, может быть вследствие каких-то грехов или каких-то событий жизненных, мы не знаем, и не нам об этом рассуждать, уж точно не в этом формате. Ну вот так случается, что иногда человек начинает сыпаться, и вот так вот как-то Бог, может быть, хочет до него достучаться или хочет, чтобы человек что-то понял, или хочет явить чудо на нём, мы не знаем. Но вот в данном случае у неё началось сыпаться здоровье буквально настолько сильно, что две противоречащих по лечению болезни: язвенный колит и опухоль (сейчас объясню, почему противоречащих) сразу же в её организме оказались, вот буквально за несколько дней, потому что она сразу почувствовала, что вот она в какой-то момент не встала и всё, она умирает. И это не мнительность такая, помноженная на ипохондрию, а именно вот умирает. Пришла она в больницу, её там посмотрели, осмотрели, сказали, что «девушка, у вас язвенный колит, и, к сожалению, опухоль одного из органов», не будем смущать зрителей уточнениями, но большая, непонятно, откуда она взялась, непонятно, как она так выросла, большая, проблемная, тяжёлая, и, в общем, нужно делать операцию. И такая важная деталь, что после этой операции полость после опухоли нужно ещё через месяц зашивать, то есть там, короче, оперироваться, оперироваться и не переоперироваться. То есть там, на самом деле, череда обстоятельств вот этих вот, она настолько уже растягивалась в перспективе, что девушка, естественно, подруга моя, приуныла, и это ещё мало. И там не только от опухоли, а от абсцесса гнойного, то есть, вы понимаете, вообще из здорового человека в нездорового с гнойным абсцессом от опухоли превратиться буквально за считанные какие-то недели, я не знаю, но она говорит, что прямо вот почувствовала это нездоровье резко и жёстко. И, значит, когда она поняла, что после операции ей придётся ещё пить антибиотики, как это положено, естественно, которые противопоказаны ей при этом язвенном колите, они просто её убьют, понятно, что ситуация как бы стала неразрешимой, она уже позвонила своему жениху, сказала, что «давай расставаться, потому что зачем это тебе нужно, я тут тихонечко умру, а ты, в общем, иди своей дорогой». Но слава Богу, жених оказался порядочным человеком, он продолжил её поддерживать и как-то так сопереживать. И она говорит, что их покровитель их семьи — святитель Николай, и она говорит, что в тот момент она взмолилась так, как все мы, наверное, знаем, как можно взмолиться, то есть она просто душу свою выложила просто святителю Николаю, заступнику нашему, другу нашему, всех нас, наверное, здесь сидящих и вообще всех, наверное, зрителей и слушателей Радио ВЕРА. И что происходит дальше: вот она взмолилась и её прооперировали, и вот когда она проснулась после операции, она отфиксировала такую мысль у себя, что вот теперь все будет как-то очень по-другому. Хотя план, еще раз повторяю, после операции там был вот очень депрессивный, ну правда, не для каждого, не для слабонервных. И что происходит дальше? Ну, она уходит гулять на этот месяц после операции, который ей надо было прогулять, чтобы там все как-то чуть поджило, чтобы опять на новую операцию идти, но она чувствует, что к ней вернулись силы, что она лучше, лучше, лучше с каждым днем, и как-то и колит как-то уже не так её терзал, и послеоперационное состояние не было не таким уж ужасным, не то, что ужасным, но вообще было каким-то совсем вменяемым. Но самое главное, когда она пришла на прием к врачам показываться и показать свою вот эту полость, которая образовалась после гнойного абсцесса, а она сама очень редко, я так понимаю, затягивается, я, конечно, не специалист, но вот со слов подруги передаю так, что там 100 процентов нужно было и её ещё, эту полость зашивать — там она настолько срослась и настолько ювелирный шов, это врачи отметили, как будто вот какой-то ювелир её сшивал, эту полость, как будто бы это они, блестящие вот эти вот хирурги, сшили вот так вот аккуратно и просто изумительно этот шовчик, он так остался, как будто вообще ничего, а это всё само собой вот так срослось, без операций, а шов как будто после операции, понимаете? Шов как будто хирург, изысканный какой-то умелец, «левша» зашил её, вот что удивительно. И больше никаких последствий у неё после этого не было, то есть такое-то какое-то резкое вразумление, чистая её история, но по молитвам святителя Николая купированная очень быстро, то есть это же могло вообще привести к фатальным состояниям каким-то, а получилось, что человек горячо взмолился, вот может, это и надо было? Вот надо иногда пробивать головой потолок. Я уже не первый раз это слышу, отец Александр, вам известны такие истории, вот когда резко начинается что-то, непонятно что, совершенно без логического объяснения такого очевидного?

о. Александр:

— Нет, я, наверное, внутри именно своей приходской практики вот такого рода истории, наверное, не вспомню, то есть обычно всё-таки как-то это с определёнными предпосылками всегда идёт.

К. Лаврентьева:

— Ну там тоже были, я просто не хочу секреты раскрывать.

А. Ананьев:

— Самое интересное во всей этой истории, знаешь, о чём я думаю, Кира? Я думаю, что это вот то, что очевидно, то, что было на поверхности, то, что вот случайным лучиком высветлено. Что происходит на самом деле, я прямо абсолютно в этом уверен: каждый вечер, когда я ложусь спать, и сплю своим беспокойным сном, Господь так закатывает рукава и начинает: так, Господи, здесь липома, здесь липома, здесь какое-то новообразование, это естественно, это доброкачественная, надо убирать... И вот каждую ночь, пока я сплю, Он там вот всё разбирает: так, вот это надо убрать, вот это надо убрать, потом, под утро вот так меня зашивает, говорит: «Ну ладно, слава Богу, неделю побегаешь, дальше... Дальше посмотрим». А я утром просыпаюсь и думаю, что я здоров, потому что я вообще-то молодец.

К. Лаврентьева:

— Да, всё это дар Божий, конечно.

А. Ананьев:

— Вместо того, чтобы проснуться утром и сказать: «Господи, слава Тебе! Вот так Ты прямо обо мне позаботился», я сейчас не лукавлю абсолютно, потому что это реально происходит, просто мы этого...

К. Лаврентьева:

— Не ценим.

А. Ананьев:

— Да не то что не ценим, мы просто этого не видим, не замечаем, а это как раз та самая любовь, которая не ищет ни благодарности, ни оплаты согласно действующему тарифу, ничего, вот просто Он сделал, закрыл, и всё, ну ладно.

К. Лаврентьева:

— Вы знаете, и ещё дополнение к вашей истории, у нас буквально минутка осталась, я за эту минутку уложусь: когда Алла рассказывала историю про храм в Германии совершенно потрясающую, я вспоминала, как у меня знакомая священническая семья в Америке дом не могли продать очень долго, ну очень долго не могли продать, и взмолились Иоанну Шанхайскому, взмолились! И они говорят теперь: «Нам продал отец Иоанн Шанхайский дом». Я говорю: «Как?» Они говорят: мы ему взмолились, приходит к нам маленький мальчик, лет восемнадцать, с рюкзачком, китаец, откуда он там взялся, что, почему, зачем ему этот дом? Но сколько людей-то приходило смотреть этот дом, они уже так посмотрели на него, вы знаете, так: ну пришел посмотреть, смотри. Он ходил, ходил, ходил, говорит: «Я покупаю». Тут же его купил, никто вообще от него не ожидал, и всё. И вот теперь они говорят, что «нам продал дом Иоанн Шанхайский». И вы знаете, я понимаю, что несколько такое, ну понятно, что гипертрофированное отношение к святому, понятно, что мы Иоанна Шанхайского не за это любим, но когда у нас была подобная ситуация, я написала Иоанну Шанхайскому письмо в Сан-Франциско, они там у него все под ракой лежат, и написала вплоть до адреса, что мне, где нужно, с чем помочь, до адреса, до дома, до этажа, и свидетельствую о том, что отец Иоанн услышал нашу молитву, это действительно потрясающе, слушайте, святые, они очень участвуют в нашей жизни, мы сегодня многих вспомнили, мы сегодня поговорили о чудесах, мы поговорили о Промысле Божьем. Дорогие друзья, пожалуйста, не слушайте нас только лишь, а еще и смотрите на сайте radiovera.ru и в группе Радио ВЕРА во «Вконтакте», а мы напоминаем вам, что в этом часе с нами был отец Александр Сатомский, настоятель храма Богоявления Господня в городе Ярославль, у микрофонов были Александр Ананьев, Алла Митрофанова и Кира Лаврентьева. Мы прощаемся с вами до следующего понедельника, всего вам доброго и до свидания.

А. Митрофанова:

— До свидания.

о. Александр:

— До свидания.

А. Ананьев:

— Всего доброго.

---

Все выпуски программы Светлые истории

• «Божественный свет в глазах ближнего». о. Роман Федотов
• «Светлые пасхальные истории»
• «Страдания и вера»

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов