У нас в гостях был духовник Алексеевского женского монастыря в Москве протоиерей Артемий Владимиров.
Разговор шел о том, как привить ребенку интерес к чтению, какие книги стоит рекомендовать детям в разном возрасте и какое место в семейном чтении может занимать религиозная литература.
Тутта Ларсен:
— Здравствуйте, друзья!
Вы слушаете «Семейный час» с Туттой Ларсен на радио «Вера». У нас в гостях старший священник и духовник Алексеевского женского монастыря в Москве, член Патриаршей комиссии по вопросам семьи и защиты материнства и детства протоиерей Артемий Владимиров. Добрый вечер!
О.Артемий:
— Приветствую вас, дорогие мои... наши слушатели!
Тутта Ларсен:
— Хотела сегодня поговорить с Вами на такую тему... может быть, она кому-то покажется слишком прикладной, или очень узкой, но для меня — это прямо тема больная. И я знаю, что огромное количество родителей сегодня задаются вопросом, как привить ребёнку любовь к чтению. Как читать с детьми так, чтобы книжка стала для них лучшим подарком, близким другом. И, возможно ли это вообще в наш век цифровых технологий, когда картинка стала гораздо более доступным источником информации, чем текст?
О.Артемий:
И о последней мы можем судить — я могу судить — по тому, как взрослые люди различным образом относятся к мною помещаемому в фэйсбуке сообщению — литературному, духовному размышлению, или какой-то картинке — то есть, небольшому ролику, где даже священник ничего не скажет, а просто улыбнётся, и...
Недавно я поместил ролик, где лепестки роз разбрасываю над прихожанами, мгновенно: 1000 просмотров, 1200 просмотров! Действительно, что спрашивать с детей, когда уже бабушки и дедушки, почитай, приходят в возбуждение, их мысль и чувства приходят в движение только в случае, если перед ними какое-то motion, движение, какой-то видеоряд.
Тутта Ларсен:
— Но взрослые-то всё-таки... скажем так... в любом случае состоят из тех книг, которые они прочитали. А дети — сегодняшние дети — читать отказываются. И во многом часто потому, что книжка для них становится какой-то... навязанной им... повинностью? Вместо того, чтобы быть удовольствием.
Я вот очень часто слышу, как мамы жалуются, что: «Ребёнок вот... в школе... этот список чтения на лето... да ну его... да невозможно заставить ребёнка читать!»
Я не представляю себе, как можно заставить ребёнка читать? Мне кажется, что... заставить ребёнка читать, это всё равно, как заставлять ребёнка есть мороженое, например, да? Или, там... заставлять ребёнка купаться в тёплой речке...
О.Артемий:
— Это Вы говорите о своих детках?
Тутта Ларсен:
— Я говорю о своих... да, но мне повезло — у меня, наверное, есть свой ответ на этот вопрос — может быть, мне просто повезло с детьми? И я сама очень люблю читать, и не мыслю жизни, вообще, без книги.
Но часто я вижу и тех родителей, которые сами любят читать, а дети их от книжки отказываются.
О.Артемий:
— Не всегда!
Действительно, читающим, просвещённым родителям, вошедшим в мир книги, соединившим свою жизнь с книгой, не всегда удаётся увидеть продолжение в собственных зайчиках... Наверное, это случается и происходит потому, что упущено время, и ребёнок, «подсевший» на бессмысленные мультики, и какие-то ролики, нами упомянутые, уже не чувствует вкуса к печатному слову. Он не переступает за тот барьер, который отделяет человека, читающего по складам, от человека, умом и сердцем входящего в пространство художественного слова родного языка. Соответственно — в приключенческий мир, в ткань истории... помолчим о поэзии, которая сегодня далеко не всеми оценивается по достоинству.
И, конечно же, здесь важно, дорогие наши взрослые радиослушатели, не упустить время. Важно не отравить 3-х-летнее дитя всякими электронными тамагочами и прочими приставочками и развлекалочками. Важно стоять на страже чувств и переживаний ребёнка ( свято место пусто не бывает! ), и думается, что если сегодня родители будут прикупать хорошие детские книжки, начиная от раскрасок и всяких «раскладушечек», и не лениться, вместе с ними, страничка за страничкой, читать про лягушонка и про утёнка, то дело покажется наживным, и, конечно, если незаметно руководить этим процессом, победа будет за нами.
Но сегодня, я думаю, особенно было бы плодотворно нам побеседовать о семейном чтении. Убеждён, как педагог и как пастырь, который сам этим занимается в общении с детьми, домашнее чтение — чтение вслух, как водилось когда-то, у камелька, у огонька, чтение, которое иногда соединяло до 3-х, а то и 4-х поколений — сегодня нужно возрождать.
И начинается всё с маленького... Я вот помню себя молодым священником в тысячном зале Дома культуры «Меридиан» — всё было, может быть, тогда в новинку, в 90-е годы — рассказывал о детстве будущих Государей, о воспитании Наследников, и многое зачитывал из дневников, воспоминаний. Это было незабываемое время, когда чуть ли не полторы тысячи человек ( из них — тысяча детей, точно ) было замирали, и со вниманием слушали не формальное, не занудное, достаточно экспрессивное выразительное чтение из уст священника. И думается, что каждая мама, каждая бабушка современные обязательно должны пробовать в этом свои силы, сочетая и чтение, и сказ, пересказ, элемент импровизации, когда мы любимые детьми сюжеты, сказочки переиначиваем на свой лад. К сожалению, как правило, это никогда не оседает на цифровых носителях, никогда не запечатлевается на магнитофон, уходит, вместе с детством золотым, но плод таких трудов — а это очень большой труд, он требует внимания, жертвенности, посвящения себя теме — плод благодарнейший.
Я не хочу монополизировать беседу. Уже вижу какой-то вопрос в Ваших глазах.
Тутта Ларсен:
— Ну... а с Вашей точки зрения, с какого возраста тогда нужно читать ребёнку, и вот, Вы сказали — «хорошие книги»? Какие это «хорошие» книги, которые могут начать... которые могут открыть ребёнку любовь к чтению и как-то его... зацепить?
О.Артемий:
— Я расскажу о своём детстве — это будет, наверное, всего интереснее... А возраст — ну, конечно, утробный. Мамы, дорогие мамы, находящиеся в состоянии приятного ожидания, или, как говорят, в «интересном» положении! Уже сегодня, на пятом, шестом месяце начинайте общаться с вашими лялями! Поглаживайте животик, спрашивайте, «кто в домике живёт», расскажите им про Теремок — только аккуратнее про Мишку, который порушил эту хрупкую конструкцию...
И я не шучу! Действительно, дотошливые японцы вам докажут пальцами на руках, какое значение Вивальди и Моцарт, Шопен и «Сказки венского леса» оказывают ( благотворное, конечно, влияние ) на возрастание младенца, гармонизируют его психику, приготовляют к восприятию изящного, прекрасного, идеального.
И меня всегда удивляло, когда я читал какие-то воспоминания, написанные в дворянских гнёздах, воспоминания о нянях — есть даже такая замечательная антология «Няня в великой русской литературе» — удивляло, ещё когда я узнавал, что годовалый младенчик, может быть, не воспринимающий членораздельную речь, а только колыбельные и песенки, мог быть слушателем Священного Писания.
Ну, это особый случай. Когда ребёнок хнычет, беспокоится, что-то его тревожит — желтушка, пузико болит, и вот, помимо всяких ещё снадобий, религиозные мамаши — говорю с пиететом и уважением — ещё и читают Слово Божие, веря, что «благодатная сила в созвучьи слов живых» струится, и Слово Божие гармонизирует, благоприятно влияет на дух и тело младенца.
На самом деле, младенческий мозг похож на свёрнутые листочки, или на нераспустившийся бутон. И, в этом смысле, детям свойственна необыкновенная чуткость, проницательность.
Я вот иногда смотрю в широко раскрытые глаза годовалых, двухлетних, трёхлетних младенцев... Вы знаете, поймав на себе взор такого малыша, который сидит со слюнявчиком в своей... трамп-хаус... в своём стуле за общим столом, безотрывно смотрит на вас, невольно ёжишься, потому, что чувствуешь, что в этих невинных глазах сокрыт сам Бог. И нам не дано предугадать, как наше доброе, ласковое, тёплое слово отзовётся в младенце.
Достоевский, конечно, прав, где-то написав, что детские впечатления — это золотой фонд личности человека. С особенной лёгкостью добро и любовь, слово, которое является носителем Божьего Духа, входит в сердце младенца, и остаётся там навсегда. Равно как и негативные, отрицательные, тяжёлые впечатления. Если вы хотите искалечить ребёнка, оставьте его один на один с брутальными мультфильмами, за которые я бы просто в мордовский лагерь отправил многих деятелей Диснейленда. Ну, не насовсем, конечно, а так — для знакомства с нашим российским менталитетом.
И напротив, нет ничего более важного, чем подсунуть первокласснику книжечку. Я вспоминаю свои мучения — благо, у нас с братом-близнецом ( Тёмочка — отец Артемий и Митенька ) они длились не очень долго, пока мы ковырялись — ещё до школы, конечно — в этих первых книжках.
Я помню, моей первой книжкой, которая захватила меня в плен, когда был преодолён определённый барьер — это как преодолённая скорость звука, и вы чувствуете уже, в самолёте находясь, свободную стихию — про какого-то кота. Книжка про кота. Какой-то синий кот — детская книга, не особо известный автор, но — не передать вам, что значит для 6-летнего малыша самостоятельное путешествие по доброй книге!
Для нас с братом это, в основном, стали книги о животных — Бианки, Борис Заходер, какие-то мангусты... а потом — Джек Лондон... «Гризли» — я плакал над судьбой этих гигантских медведей и Белого Клыка, волка на Аляске... и Даррелл, с его увлекательным миром флоры и фауны. Детство раскрашивается совершенно в иные тона!
И позвольте мне суммировать эту первую часть нашего с вами интереснейшего эфира, как оказалось — тема совсем не прикладная — вот таким воспоминанием. Я назвал его «Детство». Это совсем быстренько прозвучит.
«Тайком включал я свой фонарик,
Под одеялом пряча книгу —
Так дети юркали от няни
В дворянских гнёздах. Не застигнут
Меня родители — уснули
За тонкой стенкой из фанеры.
Я — чуткий к шуму, как косуля —
Впивался в строчки жадно, смело...
Лукавый Кардинал... Миледи...
Бургундский герцог... мушкетёры...
Мой дух Парижа тайны ведал...
Покуда не встречал суровый
Взгляд мамы. Сдёрнув одеяло,
Она — Фемидой возвышалась,
И, молча, на меня взирала!
Ах, детство!.. Горести и радость!
Я с умиленьем вспоминаю,
Как, разметавшись на постели,
Ещё не зная Божья Рая,
Летал пернатым свиристелем
В страну галантных мушкетёров,
И милых дам с пикантной мушкой...
А утром — зайчик из-за шторы
Игриво прыгал по подушке...
Со мной фонарик и доныне!
Давно не прячусь в одеяло.
В земных заботах сердце стынет —
Жаль, времени на чтенье — мало!»
«СЕМЕЙНЫЙ ЧАС» НА РАДИО «ВЕРА»
Тутта Ларсен:
— Вы слушаете «Семейный час» на радио «Вера». В студии Тутта Ларсен. У нас в гостях протоиерей Артемий Владимиров. Говорим о чтении с детьми, чтении для детей, и чтении — детьми.
Действительно, заинтересовать ребёнка книжкой, читая ему вслух, достаточно несложно. Особенно, если не злоупотреблять гаджетами и мультиками, и всякими ай-падами.
Но довольно сложно оказывается перевести, всё-таки, ребёнка на рельсы самостоятельного чтения...
О.Артемий:
— Пустить его в свободное плавание!
Тутта Ларсен:
— Да! Очень многие дети любят слушать аудио-сказки, или когда им читают вслух, и очень любят книжки с картинками, но достаточно... такой... барьер серьёзный для них встаёт, когда родители начинают настаивать, чтобы ребёнок переходил на чтение самостоятельное. А это усилие, которое для многих детей... ну, вот... прямо... действительно, является сложным. Как помочь?
О.Артемий:
— Да, безусловно, у детей — индивидуальные способности, и развитие... Ну, я только скажу о том, что я знаю из исповедальных признаний. Но не выдаю Таинство Исповеди! Просто, у батюшек — такая база информационная...
Тутта Ларсен:
— Статистика!
О.Артемий:
— ... с которой не сравнится никакая Левада-центр и другие статистические агентства!
Если ребёнок постоянно слышит одни и те же стихи, он их быстро выучивает наизусть. Я встречался с таким явлением, что 2-х-летняя малышка, ещё не зная алфавита, перелистывает хорошо знакомую её книжку с картинками, и, слово в слово, повторяет незатейливые стишочки... ну, например, первой жены моего деда, Агнии Барто ( бабушка вышла замуж за деда, когда он уже не был в браке с поэтессой ).
Так вот, когда наступает пора запоминать очертания букв, если материал уже хорошо знаком, для ребёнка — сущее удовольствие аудиовпечатления перевести уже в область графики, и элемент познания даётся с радостью и интересом, и — увлечением.
Конечно, родители, мне кажется, должны включать какие-то свои креативные, творческие центры, и, говоря языком психологии, всячески мотивировать, поощрять ( по-русски ) ребёнка за его маленькие победы. Не так, как где-нибудь в романах Чарльза Диккенса, повествующих о тяжёлом детстве английских детей, Давида Копперфильда, или, как я читал, воспоминания, изданные Сергеем Нилусом, замечательного Оптинского старца Феодосия, начала XIX века. Повествуя о своём детстве, он говорил о том, что брат его корпел над книгой, а домашним воспитателем оказался почему-то батюшка. Батюшка, уходя на Божественную Литургию, с очень строгим видом, обращаясь к этому братику, имел обыкновение шугануть его: «Приду — посмотрю, и если ты не одолел эту страницу, тебя высеку! Счастлив ты, что я иду на Божественную Литургию — сделал бы это прямо сейчас!»
Тутта Ларсен:
— Какой «гуманизм»!
О.Артемий:
— Я читал эти воспоминания, думал: «Встретил бы я этого батюшку — сдал бы его в Детскую комнату милиции!» И несчастный мальчик, испугавшись этого брутального батюшку, бежал в храм, и молился пред полюбившейся ему иконой Богородице, чтобы Сама Царица Небесная ( у мальчика искорка веры была очень горячая ) помогла ему выполнить домашнее задание. И Матерь Божия — на диво! — ему помогала.
Я не за то, чтобы батюшки, или бабушки вот так вот выколачивали из ребёнка какие-то «человеко-часы» прочитанных книг. Здесь нужна улыбка, здесь можно поучаствовать в этом самому.
Не всякий, согласимся, современный ребёнок — это копия Варфоломея-отрока, будущего преподобного Сергия, которого тоже гнобили в школе. Он по складам никак не мог начать читать Часослов и Псалтирь, и, со слезами на глазах, как-то удалился на разнотравье, где под дубом встретил неведомого Старца, и, вкусив просфору из его рук, вдруг почувствовал просвещение в своём сердце. Очень легко отбить у ребёнка охоту читать — вот такими... «коммунарскими» какими-то подходами, такой «продразвёрсткой, ничего не имеющей общего с подлинным искусством педагогики. Но — похвалить ( мотивацию никто не отменял ), какие-то подарочки интересные для ребёнка... я против подкупа деньгами, но за то, чтобы дитя радовалось своим успехам, и получало бы какое-то, приятное для него, вознаграждение. Я думаю, мы сумеем пройти через эту чёрную полосу безблагодатных трудов, когда ребёнок будет уже получать удовольствие от того, что у него всё получается.
Тутта Ларсен:
— Ну... я бы Вам вот от себя сказала, поделившись своим личным опытом, что книга-то — сама по себе может быть подарком, ещё каким!
О.Артемий:
— Конечно.
Тутта Ларсен:
— Сегодня издательства разные детские настолько красивые делают книжки, что сама по себе книжка является произведением искусства, каким-то объектом... и с ней можно играть!
Например, у моих детей есть книга, где иллюстрации сделаны разным цветом чернил, а в конце книги — кармашек, в который вставлены ( прямо она так и продавалась ) три разного цвета... ну... не стёклышка, а такая плёнка натянута там — зелёный, красный и синий фильтры. И, в зависимости от того, в какой фильтр ты смотришь на страницу, ты видишь три разные картинки. Это, конечно, дорогая книжка, но она, сама по себе, является игрой и игрушкой.
Я вот... стараюсь на книгах не экономить. Хорошо изданный детский фолиант, который яркий, красочный, вкусно пахнет, который хорошо проиллюстрирован — это хороший подарок. Мы всегда, на все праздники, обязательно дарим детям, в том числе, и книги. То есть, и под елку, и на День рождения, и на какие-то другие даты памятные, плюс к игрушкам, всегда идёт книга.
О.Артемий:
— Я думаю, к этому наши радиослушатели должны особенно внимательно прислушиваться. И уж если расставлять какие-то смысловые акценты, то, пожалуйста, друзья, помечайте в ваших дневничках: «Дарить хорошие книги на памятные даты». Не будем стесняться подражать хорошим примерам!
Тутта Ларсен:
— Да, но мы с супругом немножечко ещё так... искусственно ажиотаж вокруг литературы поддерживаем. Потому, что...
О.Артемий:
— Расскажите, пожалуйста!
Тутта Ларсен:
— Ну, мы не просто дарим книжку, а мы как-то... предваряем. Мы говорим: «Боже мой! Ты только посмотри, какая потрясающая книга! Как же это здорово — уметь читать, да ещё и такие красивые книжки! Давай, прочти — и расскажи мне, про что там! Когда я была маленькая, у меня не было такой книги...»
О.Артемий:
— То есть, маленькие сценки такие...
Тутта Ларсен:
— Ну, да, да... то есть, мы изо всех сил пытаемся создать у детей ощущение того, что книга — это ценность. Ну, и надо сказать, что мы очень много читаем сами, хотя я, в основном, например, читаю в электронной книжке, читаю с телефона, потому, что мне... ну...
О.Артемий:
— Ну, это — печальная необходимость?
Тутта Ларсен:
— Увы! Просто времени нет на то, чтобы культурно сесть... на веранде...
О.Артемий:
— Ну, это уже особый разговор...
Тутта Ларсен:
— ... да... с бумажной книгой, а читать очень хочется! То есть, для меня это просто вот... ну... пища для ума, необходимое. Я испытываю голод, если я какое-то время обхожусь без литературы.
Но, мне кажется, что ведь действительно очень важно не просто «долбить» ребёнку... вдалбливать в ребёнка мысль, что «каждый культурный человек должен читать», а важно, всё-таки, ту книжку подсунуть вовремя, которую он не сможет не прочесть. И это вот — большая проблема, о чём я говорила.
Когда речь идёт о маленьких детях, всё-таки, конечно, хорошо принимаются всякие русские народные сказки, замечательные стихи русских, и не только... сейчас поэтов столько прекрасных, и прекрасных скандинавских писателей детских, которые изумительные пишут книжки. Но когда речь заходит о школьниках... вот — для них книга превращается просто в повинность, в «домашку»...
О.Артемий:
— Иногда в этом виноваты...
Тутта Ларсен:
— Это очень печально...
О.Артемий:
— Разрешите мне как педагогу встрять... хороший русский глагол... мы, учителя. Потому, что «проходим» авторов... скорее — по ним, кирзовыми сапогами. И, безусловно, безвдохновенное преподавание литературы, преподавание, ограничивающееся статьями учебника, когда сам учитель не живёт художественным текстом, в нём нет подлинного сочувствия писателю, теме, он не умеет переключаться от книги — к живой ткани жизни, которую проживают дети — беда! И... я, например, про себя скажу, увы, что школьный курс литературы... как бы... шёл мимо меня. Не буду обвинять учителей — может быть, время было такое, «кондовое», когда высасывали из пальца «революционно-демократическую тенденцию»: «Старик был отсталым, потому, что не устроил „майдан“ разбогатевшей старухе...» А на вступительном экзамене в Университет, на филологический факультет, я сдавал устный русский и литературу, и преподавательница ( с «советской» кафедры, как потом оказалось — я поступал, и поступил, на английское отделение ) спросила: «Артемий Владимирович, вот... давайте-ка, по Льву Николаевичу Толстому, по „Войне и миру“... Платон Каратаев — это образ прогрессивный или реакционный?» — «Платон Каратаев, русский мужичок, оказавшийся во французском плену. У него не было врагов, он жалел всё живое, он штопал французам какие-то... заплаточки, и... удивительный герой Толстого, герой, в котором отражена вся красота патриархального крестьянства...» — вот, я вспомнил этот образ. Мы ещё читали «Войну и мир», кроме Послесловия. Философия Шопенгауэра с трудом воспринимается школьником, да и взрослым тоже, вот я и ляпнул: «Ну... прогрессивный... всех жалел, всех любил...» Получил очень строгую тогда отповедь — это был 1978 год ХХ столетия — но, всё-таки, поступил. Это было явное чудо.
И, конечно, сегодня очень хочется, чтобы родители, всё-таки, выясняли, как там идут недопустимо редкие уроки русской литературы в школе. Революцию мы, конечно, делать не будем, но я категорически возражаю против двух уроков в неделю для наших детей! Что можно изучить, даже из творчества одного писателя — Пушкина или Лермонтова, но... не будем сейчас брюзжать, этим займётся кто-нибудь другой. А вот вводить ребёнка в ткань хорошей литературы, уметь беседовать не только о писателях, но и о героях — это, конечно, искусство, которое требует большой подготовки, большой любви к предмету... либо надеяться на то, что — будет, как с вами, или со мной. Ну... я, например, в свои 12 лет перечитал сказки всех народов мира — корейские, негритянские, вьетнамские... даже еврейские сказки читал. Меня привлекали почему-то с детских лет интонации «жили-были»... «В провинции Синь-Пинь жил бедный крестьянин Су То Пай...» — и душа моя улетала куда-то, в далёкий неведомый мир, за Великую Китайскую Стену...
Тутта Ларсен:
— Мы продолжим беседу через минуту.
«СЕМЕЙНЫЙ ЧАС» НА РАДИО «ВЕРА»
Тутта Ларсен:
— Вы слушаете программу «Семейный час» с Туттой Ларсен на радио «Вера». У нас в гостях старший священник и духовник Алексеевского женского монастыря в Москве, член Патриаршей комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства протоиерей Артемий Владимиров. Говорим о том, как привить детям любовь к чтению.
Вы вот говорите, что в 1978 году у Вас Платон Каратаев оказался «неверно» прогрессивным героем. А я, например, заканчивала школу в конце 80-х, и у нас, уже в Перестройку, просочилась в школьную программу современная литература, и мы в 10-11 классе читали Платонова, например, и Солженицына. И это было настолько... вообще... никаким образом недоступно моему...
О.Артемий:
— Сознанию.
Тутта Ларсен:
— ...15-16-летнему уму...
О.Артемий:
— Не могли войти в проблематику?
Тутта Ларсен:
— В котлован? Никак не могла войти! Это не... ну, вот... мне кажется, что это совершенно была недоступная литература, не по возрасту литература...
О.Артемий:
— То есть, не согласованная с возрастной психологией...
Тутта Ларсен:
— Совершенно! Ни с возрастом, ни с... какой-то реальностью, в которой мы существовали... это... был удар под дых!
О.Артемий:
— Простите, но я считаю, что это была... провокация. Потому, что здесь... напичкивались дети негативом, который должен был перечеркнуть всю историю ХХ столетия.
Тутта Ларсен:
— Да, это была очень страшная литература. И, честно скажу, я к Платонову до сих пор не могу приблизиться, после школьной программы.
О.Артемий:
— На основе того эмоционального перенапряжения, и, может быть, даже лёгкой психологической травмы, которую Вы получили...
Тутта Ларсен:
— Травмы, да! Но, и Достоевский, и даже Пушкин, на самом деле, за исключением сказок, в те годы, когда мы их проходили... вот, моему сыну сейчас, там... 13 лет, они в прошлом, и в этом году проходят «Повести Белкина»... ну... ему очень тяжело, вообще, в это во всё...
О.Артемий:
— Безусловно...
Тутта Ларсен:
— ... вникнуть. Не говоря уж о том, что язык стал гораздо менее тягучим, и не таким красивым, и не таким глубоким. Тот язык, на котором мы сейчас общаемся, для них — это погружение в какое-то совершенно иное пространство...
О.Артемий:
— В трудную языковую стихию...
Тутта Ларсен:
— Да, да! И вот тоже вопрос: когда дают детям задание на лето, и когда, в принципе, школьная программа литературная становится частью их жизни... вот... зачастую, это, само по себе, отталкивает ребёнка от чтения. Потому, что там, где ему ещё сказки народов мира надо читать, или какие-нибудь... я не знаю... там...
О.Артемий:
— Повествования про животных.
Тутта Ларсен:
— ... повествования про животных, или «Денискины рассказы», а ему уже — Пушкина с Достоевским подсовывают. И вот, я... я тоже, хотя я очень люблю читать Достоевского... к Достоевскому я — осознанно и в желанием — подошла... ну... к 30 годам. И это, конечно, совершенно был другой Достоевский, чем тот, которого я читала в школе, и мучилась с этим сочинением «Петербург Достоевского»!
О.Артемий:
— Видимо, здесь есть определённое противоречие. Преподавание курсов литературы выстраивают по хронологическому принципу — XVIII, XIX, XX, XXI век...
Тутта Ларсен:
— Как историю...
О.Артемий:
— ... но глубочайший психолог, знаток человеческой души Фёдор Михайлович Достоевский — он... и вообще-то... не для каждого. С его эмоциональным надрывом. И, для того, чтобы понять тайны Карамазовского бунта — действительно, нужно закончить высшее учебное заведение. И это — проблема.
Ну, мы сейчас не властны её разрешить, обсуждать — тоже...
Тутта Ларсен:
— А Вы знаете, я, на самом деле, этот разговор завела, наверное, для того, чтобы, может быть... как-то немножко реабилитировать родителей, которые мучаются со своими отпрысками, которые не хотят читать, и думают, что они — плохие родители, раз не смогли привить своим детям любовь к чтению.
О.Артемий:
— Ценная мысль!
Тутта Ларсен:
— Да! И мне кажется, что мы должны немножко... расслабиться здесь, опять же, по поводу школьной программы, и не требовать от наших детей такого глубокого погружения и любви к этой литературе — прямо, вот, с первого взгляда! Эта любовь может состояться — не с первого взгляда, и, конечно, повезёт тому ребёнку, у которого родитель влюблён в литературу, и может как-то интерпретировать и преподнести ему на блюдечке...
О.Артемий:
— Раскрыть...
Тутта Ларсен:
— ... да... того же Достоевского или Пушкина. Но далеко не у всех родителей есть такой талант, и есть на это время...
О.Артемий:
— Далеко не все родители... простите... читали Достоевского!
Тутта Ларсен:
— Да, да! И поэтому... вот... мне кажется, что если мы говорим, в принципе, о любви ребёнка к чтению, то, может быть, не стоит изначально ставить такие высокие стандарты, а подсунуть ребёнку книжку... комиксов? Или — «Гарри Поттера», который прекрасен? Или, там... ну... не знаю... массу каких-то прекрасных детских писателей, которые, хотя бы, хоть как-то его заинтересуют. И сколько я слышала историй: «Вот, мой не читал, не читал... потом я купила ему какие-то комиксы — он начал читать комиксы... там... про каких-то супергероев, потом он захотел что-то более существенное почитать — он перешёл на фэнтези и фантастику, на Жюля Верна, а через него вышел уже...
О.Артемий:
— Да, да... принцип постепенности. У меня сложные взаимоотношения с Гарри Поттером, а вот «Давид Копперфильд» — не тот, который фокусник, а тот, который вышел из-под пера Чарльза Диккенса, в своё время, меня, отроком, настолько увлёк и пленил, что я до сих пор благодарен этому английскому писателю потому, что внутренний мир отрока, подростка реально меняется, когда вы начинаете любить этих героев. И... меняется ваше мышление, меняется ваш язык, восприятие окружающих людей. И думаю, что этот тезис мы... давайте с вами... ещё раз сформулируем.
Не вполне совпадает задача...
Тутта Ларсен:
— Список литературы!
О.Артемий:
— ... да... задача привития вкуса и любви к чтению как таковому и требование «отчитаться по списку», заданному на лето, и не всегда удаётся совместить эти две вещи, и вопрос — чем надо пожертвовать! По крайней мере, наивно было бы думать, что в детское сердечко можно утрамбовать и список, и вырастить из него будущего Баратынского или Лермонтова, которые, как известно, были своего рода гениями слова, и в 14 лет они отличались такой широтой кругозора и высотой самопознания, что сегодня нам приходится удивляться, когда мы, взрослые, читаем их первые экзерсисы и опыты самостоятельных сочинений.
Тутта Ларсен:
— Мне кажется, чтение для ребёнка, ни в коем случае, не должно быть работой.
О.Артемий:
— ... или какой-то...
Тутта Ларсен:
— Ну, вот... это должно быть игрой и удовольствием! А какой-то вот повинностью и работой...
О.Артемий:
— ... каким-то «человеко-днём», какой-то «колхозной выработкой»...
Тутта Ларсен:
— Да... это — путь в никуда.
О.Артемий:
— Да, это, наверное, рано или поздно закончится полным отторжением. И когда такой невольник — «вскормлённый в неволе орёл молодой» — вырвется на простор рэпа — два притопа, три прихлопа, заткнёт принципиально себе уши радиоберушами — и прощай, книга, прощай, литература! Остаётся только в наследство конвульсивное сокращение конечностей под тяжёлый рок.
Тутта Ларсен:
— Батюшка, Вы оговорились уже, что для Вас Гарри Поттер — это непростая тема. А не могли бы Вы немножечко подробнее об этом рассказать?
О.Артемий:
— Я имею в виду, наверное, своё пастырское воззрение. Потому, что анализируя духовное состояние — ну, поневоле анализируя — подростков ( преподаю в нескольких школах ), вижу, что дети клюют на прекрасную художественную ткань, на поэтику — то есть, художественный мир, систему образов, на увлекательный сюжет, и, втягиваясь в этот мир, они, зачастую, с чёрного хода вступают в мир нематериальной реальности. У них пробуждается интерес...
Тутта Ларсен:
— К магии?
О.Артемий:
— ... к магизму, к каким-то... к набору каких-то технических средств для того, чтобы вступить во взаимодействие с таинственной силой. И особенно это для меня было очевидно, когда... по-моему, рассказывал уже разочек на нашем с Вами радио «Вера», как привели ко мне студентку, которая, вчитавшись в «Мастера и Маргариту», овладела искусством полёта на метле! Нет, не смейтесь! Действительно, тема всяких «ведьмачек» и каких-то «присушек» — это вполне актуальный материал, и мне пришлось с ней до пота потрудиться с тем, чтобы повторить обеты Крещения и отречься от того, кто ей тайно, по её убеждению, помогал.
В этом смысле, очень опасно современное состояние общества, в духовном аспекте — аморфное. Без начала, без конца, без кормила, без ветрил — когда есть общий интерес к таинственному, непознанному, к экстрасенсорным способностям, к тайным возможностям человека, но, при этом, нет зрячей горячей веры, нет любви к Тому, Кто создал небо и землю, Кто простирает Свои объятия со Креста каждому из созданий, Кто хочет даровать нам спасительное единство с Собою через Таинства Покаяния и Причащения. И поэтому я и предпочёл героев Диккенса — мальчишек... а, между прочим, это опыт самого писателя... тем современным ученикам «белых» магов, которые, так или иначе, утаскивают ребёнка на задний двор духовности.
Тутта Ларсен:
— А тогда — туда же и фантастику, и фэнтези тоже? В топку?
О.Артемий:
— Нет, нет... не будем обобщать. Вы, наверное, помните... скажем, ещё моё поколение было воспитано на научной фантастике. И, скажем, такие писатели как Рэй Брэдбери или наши братья Стругацкие, особенно, конечно, советские фантасты, в подавляющем большинстве — это были талантливые писатели, которые нравственную проблематику скрывали за причудливой, интересной формой. И мы имеем поколения соотечественников, взрощенных на этого рода литературе.
Я себя не могу причислить, впрочем, к этому сословию читателей. И сегодня просто нужно производить качественный отбор, и смотреть, чтобы нафантазированный и нашпигованный какими-то тёмными реалиями мозг ребёнка, затем не спровоцировал интереса к интернет-порталам и ресурсам, за которыми скрывается страшный оскал падшего духа.
«СЕМЕЙНЫЙ ЧАС» НА РАДИО «ВЕРА»
Тутта Ларсен:
— Вы слушаете радио «Вера». Это программа «Семейный час». У нас в гостях протоиерей Артемий Владимиров. Говорим о чтении с детьми.
А вот я думаю о чтении вообще, о чтении как о роде деятельности человечества, который, на самом деле, появился у нас не так давно. И, в общем-то, буквально каких-нибудь, там, 300-400 лет назад книга была роскошью, и это были, в основном, духовные книги, и далеко не у всех был к ним доступ. И человечество гораздо больше не читало в своей истории, чем читало. И книжки светского содержания считались чем-то... ну... пагубным и неверным.
А нынче — любые книжки перестают интересовать человечество потому, что... ну... интереснее смотреть движущиеся картинки, или погружаться, вообще, в какое-то виртуальное пространство, чем сидеть и «ломать глаза» о текст.
А... может быть, это вообще — чтение — вообще, какой-то просто эпизод в истории человечества, который исчезнет, как какая-нибудь... конная тяга, или... там... я не знаю... жизнь до колеса? Может, это атавизм?
О.Артемий:
— Когда... можно попророчествовать?
Тутта Ларсен:
— Конечно!
О.Артемий:
— Дорогие радиослушатели, я чувствую, навострили уши!
Когда исчезнет тяга к книге... кстати, помните, Рэй Брэдбери в своих «Градусах по Фаренгейту» предсказал...
Тутта Ларсен:
— 451! Я помню — потому, что Лука читает.
О.Артемий:
— ... предсказал время, когда не останется материальных носителей книги, и люди будут бродить по кладбищу небоскрёбов, и будут искать с трепетом клочка, на котором живое слово напечатано.
Думаю, что когда поголовно человечество разучится читать, Боженька, не желая допустить окончательного превращения человека в обезьяну, придёт и наведёт порядок, раскрыв совестные книги на Страшном Суде, где мы всё прочитаем о нашем тупизме и нашем бескультурье. Впрочем, это будет последний опыт общения с книгой, а дальше уже судьба человечества...
Тутта Ларсен:
— ...изменится.
О.Артемий:
— ... известна.
Я думаю, что это невозможно. И знаю даже, что и на Западе, и в России, несмотря на тенденцию вот этой... дегуманизации, всё равно, все кто ищет слово — находят его.
И ещё одна мысль. Недавно я прочёл замечательное произведение современного писателя Водолазкина «Лавр»...
Тутта Ларсен:
— О, обожаю эту книгу! Потрясающе!
О.Артемий:
— Да, к стыду своему, я не прочёл, когда мне её... полтора года тому назад... подсунули, но вот сейчас, оказавшись в отпуске, я вчитался в неё, и — там, как раз, очень интересный ответ на Ваш вопрос.
Герой, лирический герой... или главный герой этого повествования, мальчиком, ходит по пятам за своим многосведущим дедом — знахарем, травником. И там, с замечательным искусством наш автор, Евгений Водолазкин, пишет о том, как он, мальчик, вслушивается в тексты, типичные для древнерусской литературы — повествование об Александре Македонском, какое-то повествование о космогонии творения мира, частью это были тексты из Византии, переведённые. И замечательное произведение, о котором мы говорим, оно, в частности, говорит о любви к чтению нашего народа — ведь даже на берестяных носителях тогда запечатлевались какие-то изречения античных мудрецов, изречения из Священного Писания, и почитались самой большой драгоценностью рукописные книги, стоившие неимоверно дорого.
Но тогда чтение вслух, в частности — в храме Божием, и в домашней обстановке, культивировалось. Мы с вами знаем... ну, я поделюсь... вспоминается мне, как в Университете, на III курсе, я вхожу в аудиторию — и записка ( кажется, я об этом тоже говорил, но что делать ): «Кто спёр „Илиаду“ в подлиннике — Христом Богом молю, верните! Вознаграждение гарантируется». Вот, сейчас «классики» читают «Илиаду» («классики» — это студенты-филологи на Классическом отделении ), а в раннем Средневековье, в Византии — все дети, обучавшиеся в тамошних гимназиях, знали наизусть и «Илиаду», и «Одиссею» — настолько разработана была и коллективная, и индивидуальная память человечества.
Тутта Ларсен:
— Вы, кстати, подняли сейчас... прямо сняли у меня с языка одну проблему, и очень важный вопрос, который мне тоже не даёт покоя. У нас слишком много информации, слишком много мусора, который засоряет наш «компьютер», наш мозг. И я, например, по себе стала замечать, что качество моего чтения очень сильно снизилось.
Вот, я читала «Лавра», например... там... года три назад, и я не процитирую ни строчки. Я даже сюжет уже плохо помню. Я помню, что эта книжка на меня неизгладимое впечатление произвела...
О.Артемий:
— Да... и язык, кстати, удивительный, и...
Тутта Ларсен:
— Да! И я помню оттуда только страшный сюжет с его возлюбленной, и всё... а...
О.Артемий:
— Вы, как женщина, не могли не запомнить сцену родов, которая закончилась печально...
Тутта Ларсен:
— Да. Но... я читаю очень много книг, и иногда я понимаю, что это всё проходит сквозь меня, как песок, в моём мозгу это не оседает. И я вижу, что мой старший сын, который очень быстро и много читает — он такой же поверхностный чтец, как я. А мне от этого — грустно. Потому, что, конечно, мне хотелось бы, чтобы, благодаря чтению, наша библиотека... ну... наше какое-то внутреннее...
О.Артемий:
— Книгохранилище.
Тутта Ларсен:
— ... книгохранилище, да... наш интеллект — он развивался и пополнялся. А всё это лежит в каком-то подсознательном состоянии, и это не... скажем так... эта информация — она не является доступной и функциональной.
О.Артемий:
— Хочу Вас утешить!
Тутта Ларсен:
— Давайте!
О.Артемий:
— Если речь не идёт о вспомогательной и служебной литературе специального назначения, которая тоже нам нужна, и о чисто развлекательной литературе, сомнительного качества, а о каких-то произведениях, достойных вхождения в их мир — вот, мы с Вам сейчас сказали о «Лавре» Водолазкина... Вот, я, например, в прошлом году — тоже в отпуске — прочитал 900-страничный труд «Взвод. Офицеры и ополченцы русской литературы» Захара Прилепина. Это — повествование о более чем десяти русских писателях — Карамзин, Жуковский, Чаадаев, Марлинский... — которые, оказывается, не просто «стишки кропали», но были офицерами, прошедшими...
Тутта Ларсен:
— Боевые действия?
О.Артемий:
— ... войны с французами, турками. Чаадаев вообще был смертником. Он должен был идти на штурм артиллерийских заслонов. И оказывается, что все эти писатели были серьёзнейшими людьми, героями войн, и поэтому их слово заслуживает уважения. Вчитался так, что за 10 дней вот этот, почти тысячестраничный труд, написанный, кстати, классическим чудесным языком, доставил мне огромное удовольствие, был мною впитан.
Да, я сейчас не воспроизведу, может быть, ничего... такого... факсимильного, но хочу Вас утешить!
Однажды древнего старца спросил ученик: «Я читаю, но ничего не запоминаю!» — речь, конечно, шла, наверное, о Священном Писании, отдельных книгах Писания, может быть, о трудах Святых отцов. Тот говорит: «Принеси мне корзину, вымазанную глиной. А теперь начинай лить воду!» Первое ведро, второе, третье... пятое... десятое... «Сумел ты донести воду до соседней хижины?» — «Нет, не сумел». — «Но — посмотри на корзину!» Она оказалась совершенно чиста, ивовые прутики блестели.
И в этом смысле, слово — если это настоящее слово, художественное, литературное слово, если серьёзная нравственная проблематика — имеет свойство очищать, просвещать, успокаивать, облагораживать. И я не огорчаюсь, если вижу таких вундеркиндов, которые «подглатывают» книжку за книжкой — во-первых, грешить им некогда, а, во-вторых — всё-таки, слово оставляет свой благодатный след. Оно меняет ментальность, оно облагораживает эмоциональность. Я точно знаю, как педагог, что читающие дети — они иначе мыслят, они иначе выражают свою мысль, и КПД — коэффициент полезного действия — всё-таки остаётся высоким.
Тутта Ларсен:
— Ну, и, наверное, последняя тема, которую хотелось бы обсудить сегодня — это чтение духовной литературы.
Всё-таки, для православной семьи важно, чтобы ребёнок не просто развлекался чтением, но и как-то им развивался, в том числе, и духовно.
Ну... тут... кроме Детской Библии, что мы можем ребёнку ещё предложить?
О.Артемий:
— Давайте вспомним, что происходит, что творится в трапезных монастырей, когда иноки, или инокини, после дневных трудов все собираются на обед? Обязательно кто-то из них становится за аналой — такой специальный столик — и читает бессмертное произведение святителя Димитрия Ростовского ( XVIII век ) «Жития святых», которые насчитывают 12 томов ( том — на месяц ), переведённые, кстати, сейчас с блестящего и всем понятного церковно-славянского и на русский язык. И вы знаете, если обзавестись «Житиями святых», то родители могут выбирать такие жития, которые составляют базис в отношении надстройки ( нашего мышления ), базис — духовные сокровища.
Скажем, жизнеописание Николая Чудотворца, святого Георгия Победоносца, святой великомученицы Екатерины — ведь это же, помимо всего, такие яркие и запоминающиеся сюжеты, это — не фантазия, не фольклор, не выдумка. Есть, скажем, замечательный труд нашего историка Ключевского «Жития святых как исторический источник». Не будем утверждать, что все жития равнозначны летописям, но тот факт неоспорим, что дети, знакомые с героями «Житий святых» разных эпох — это ведь не только Греция, но и Древний Рим ( мученица Татиана, святой Севастиан ( Себастьян )), равно как и русские жития святых — это целый мир, это огромное пространство, которое, помимо всего прочего, по мере освоения, нравственно ориентирует, содействует углублению живой веры в сердце человека, и помогает ему делать выбор пред лицом соблазна.
Важно только читать жития святых не скушным и не нудным тоном, не тараторя, как — увы! — иногда я слышу от неопытных чтецов в тех же обителях. Нужно, действительно, помнить, что декламация, чтение — это особое искусство, и нужно подключать ум и сердце.
И здесь для родителей тоже представляется творческий простор, потому, что — что-то надо опускать ( мы не можем реалии мучений и страданий исповедников веры, прямо одно в одно, предлагать отроку — это тяжело для впечатления. Но сегодня вышли прекрасные сборники в Сретенской Лавке! Сборники богато иллюстрированы — или житий святых, или, например, даже специализированные такие книжечки — «Святые и животные», «Герасим и лев» ( у него был ручной лев ), «Святой Нектарий Оптинский и котёнок любимый» — всё это очень, по-моему, мило и интересно, и может реально заинтересовать тех, кто нас сегодня слушает.
Тутта Ларсен:
— Спасибо огромное! Вы слушали «Семейный час» на радио «Вера». С нами был старший священник и духовник Алексеевского женского монастыря в Москве, член Патриаршей комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства протоиерей Артемий Владимиров. Говорили о чтении с детьми. Всем — замечательного вечера!
О.Артемий:
— До свидания!
«СЕМЕЙНЫЙ ЧАС» НА РАДИО «ВЕРА».
Праздник «Младенцы» или как сербы празднуют память 40 севастийских мучеников
22 марта по новому стилю празднуется память 40 севастийских мучеников, которые пострадали за христианскую веру от рук римских язычников в начале четвертого века. Наши предки этот день почитали не только как церковное торжество, но еще и как дату начала весны.
Символом дня севастийских мучеников до сих пор являются особые булочки — «жаворонки». Они служат символом наступающей весны, а также напоминают о подвиге христианской святости. Душа святого похожа на жаворонка, она устремляется к Небу, а потом смиренно склоняется перед величием Бога — как жаворонок, который имеет обычай, резко взлетев, тут же устремиться к земле.
Память сорока севастийских мучеников отмечают и православные сербы. День 22 марта они называют особым образом — «Младенцы». У этого названия тройной смысл. Первый состоит в следующем. У сербов есть предание, что севастийские мученики были очень молоды — младшему из них было 16, а старшему только-только исполнилось 22 года. Молоды, потому и «младенцы».
Второе значение названия «Младенцы» связано с сербской народной традицией. 22 марта в Сербии принято ходить в гости к семейным парам, которые недавно вступили в брак. «Младенцы» по-сербски — это еще и «молодожены». В день памяти севастийских мучеников сербские новобрачные, с венчания которых прошло не более года, приглашают к себе друзей и родственников, чтобы показать — как они обустроили свой быт, смогли организовать семейную жизнь. 22 марта, чаще всего, приходится на Великий пост, поэтому молодой хозяйке приходится проявить кулинарное искусство и накормить гостей постно, но вкусно.
Непременно на столе присутствуют особые булочки, которые также именуют «Младенцами». Вот третий смысл названия праздника. Булочек должно быть непременно сорок — по числу севастийских мучеников. Булочки-«младенцы» имеют круглую форму и являются аналогом наших кулинарных «жаворонков». В состав теста «младенцев» обязательно входят измельченный грецкий орех, тертая лимонная или апельсиновая цедра, а также корица.
Сверху уже испеченные булочки, обильно смазываются медом. Каждому гостю хозяева-молодожены вручают по булочке, а тот в ответ желает им сладкой, как мед, совместной жизни. Кстати, в сербских селах до сих пор 22 марта считается лучшим днем для сватовства, когда семьи встречаются и договариваются о предстоящей свадьбе, которую можно сыграть, например, в первое воскресенье после Пасхи.
Все выпуски программы Вселенная православия
Святой с головой пса или праздник святого Христофора на острове Раб (Хорватия)
В российских храмах, построенных и расписанных до XVIII века, можно найти необычное иконное изображение святого мученика Христофора, с собачьей или лошадиной головой. Вы не ослышались. На иконе вы увидите святого с человеческой фигурой и головой животного. Тому есть историческое объяснение.
Согласно житию святого Христофора при жизни он был красивым мужчиной крепкого телосложения и очень высокого роста. Благодаря своим физическим данным Христофор успешно нес военную службу. До принятия крещения он вел разгульную жизнь, но, поверив во Христа, попросил Бога лишить его привлекательной внешности и вместо человеческой головы дать голову животного. Так в итоге и произошло. Формой головы, лицом святой стал сильно напоминать животное. Впоследствии Христофор за свою веру был казнен язычниками. Ему отсекли голову, которая затем была христианами сбережена, стала почитаться в качестве святых мощей и после различных перипетий оказалась на острове Раб — теперь это территория Хорватии.
Западные христиане вместе с главой святого Христофора сохранили и легенду о его обращении к Богу. Поверив в Спасителя, Христофор ушел с воинской службы, стал служить людям, помогая им перебраться через бурную реку. Он носил их на своих плечах. Однажды Христофор перенес через реку самого Спасителя, Который принял облик ребенка. В результате святой и стал именоваться Христофором, то есть Христоносцем.
В XIV веке для хранения главы мученика на острове Раб был построен храм в честь Вознесения Христова. Глава святого Христофора была помещена в закрытый золотой ларец без каких-либо отверстий, поэтому, к сожалению, невозможно определить, как выглядит голова святого мученика. Во всяком случае, для паломников ларец не открывается. Сохранила ли она животные черты или вновь приняла человеческий облик. Но чудеса, регулярно происходящие от мощей Христофора, не позволяют сомневаться, что это святые останки мученика.
Со времен Средневековья на острове Раб летом в честь святого Христофора проходит фестиваль-ярмарка. Начинается фестиваль с крестного хода, благодаря которому мощи святого Христофора становятся доступны для всеобщего поклонения. По окончании крестного хода ларец с главой мученика поставляется в центре местного кафедрального собора в честь Пресвятой Богородицы. Многие христиане, православные в том числе, приезжают в этот день на остров Раб для молитвы святому Христофору. Его почитают как помощника в решении трудных жизненных ситуаций.
Фестиваль святого Христофора — это еще и возможность окунуться в атмосферу средневековья. В ходе торжества можно познакомиться с различными ремеслами, самому сделать средневековую игрушку из дерева, попробовать традиционные хорватские угощения. Повсюду звучит живая инструментальная музыка, которая создает светлую праздничную атмосферу, а многочисленные песни, посвященные святому Христофору, напоминают всем гостям фестиваля о том, в честь кого устроено торжество.
Все выпуски программы Вселенная православия
Жизнь без боли — помощь подопечным Детской выездной паллиативной службы
Медицинский центр «Милосердие» находится на территории Марфо-Мариинской обители в Москве. Здесь помогают детям с особенностями в развитии. У медцентра есть своя выездная паллиативная служба, которая заботится о тяжелобольных пациентах на дому. Специалисты оказывают детям медицинскую помощь, а взрослым рассказывают, как за ними ухаживать.
Руслан — один из подопечных Детской выездной паллиативной службы. Ему 4 года, он не может говорить, сидеть без поддержки, ходить и стоять. О том, что мальчику некомфортно или наоборот хорошо, родители узнают по эмоциям на его лице. И хотя у Руслана нет возможности жить полной жизнью, ему доступны повседневные радости. Мальчик любит гулять вместе с папой и мамой. Он улыбается, когда близкие проявляют ласку — обнимают и гладят его, разговаривают с ним.
Родители с большим трепетом и заботой относятся к Руслану. Но долгое время им было сложно смириться с диагнозом и принять, что сыну гораздо важнее не реабилитация, а правильный режим дня, уход, удобные кровать и коляска. Сотрудники выездной службы помогли родным Руслана во всём разобраться. Особенною поддержку семье оказал эрготерапевт. Такой специалист объясняет взрослым, как наладить уход за тяжелобольными детьми, подобрать правильное положение тела, в котором они смогут отдыхать, есть, играть или гулять без боли и вреда для здоровья.
Сотрудники Детской выездной паллиативной службы, созданной медицинским центром «Милосердие», помогают найти подход к каждому особенному ребёнку. Если вы хотите поддержать работу проекта и повысить качество жизни тяжелобольных детей, переходите на сайт: miloserdie.ru/action/posture
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов