«Церковная жизнь в Забайкалье». Светлый вечер с прот. Александром Тылькевичем (21.03.2019) - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Церковная жизнь в Забайкалье». Светлый вечер с прот. Александром Тылькевичем (21.03.2019)

* Поделиться

прот. Александр Тылькевич

У нас в гостях был настоятель храма апостолов Петра и Павла в городе Шилке Забайкальского края протоиерей Александр Тылькевич.

Мы говорили с нашим гостем об особенностях его служения на огромных забайкальских территориях, о гуманитарных поездках по отдаленным поселкам, а также о работе с детьми и молодежью.


Ведущая: Лиза Горская

Л. Горская

— В эфире радио «Вера» программа «Светлый вечер». С вами в студии Лиза Горская и протоиерей Александр Тылькевич, настоятель храма апостолов Петра и Павла в городе Шилке Забайкальского края. Здравствуйте, отец Александр.

Прот. Александр Тылькевич

— Добрый вечер.

Л. Горская

— Второй раз мы встречаемся с вами в этой студии. В прошлый раз у нас после разговора осталось больше интересных открытых вопросов, чем того, о чем мы успели поговорить в программе. В частности, мы говорили про вашу экспедицию на вездеходах.

Прот. Александр Тылькевич

— Наша зимняя дорога речная даст нам возможность пройти по северам, дойти до Каренги, пройти еще через одно уникальное место — Средний Калар. В прошлом году оттуда эвакуировали всех людей, поэтому нам надо проверить, что там осталось и посмотреть, в каком состоянии поселок, остались ли там люди живые. И оттуда пробиться на севера, мы дойдем до Якутии, и из Якутии спустимся обратно по старой зэковской дороге, по которой завозили в Мраморное ущелье продукты, инструменты и людей.

Л. Горская

— Мы с некоторыми коллегами нашей радиостанции «Вера» в прошлом году 9 марта пересекали на вездеходах Байкал. И было очень тепло, минус 15, но я помню, что нам каждые 10-15 минут приходилось останавливаться, потому из-за встречного ветра, в частности, казалось еще на 10-15 градусов холоднее. И у нас была не такая масштабная поездка, то есть она была фактически туристическая и укладывалась в день. А я так понимаю, что у вас еще очень много груза.

Прот. Александр Тылькевич

— Да, в этом году наша поездка связана не столько с миссией, потому что мы не только окормляем в богословском, в духовном смысле эти храмы и эти поселки. У нас было наводнение в этом году, утонуло очень много, севера практически отрезало от нас водой. И отец Роман как раз оттуда выходил в то время, когда было наводнение, в то время, когда наша спасательная команда работала по Шилке. А отец Роман последние 120 километров выходил пешком, потому что всё размыло вместе с мостами, он по гольцам выходил и команду свою выводил пёхом. Ну, представляете, у людей в течение трех дней по дому плавали шкафы, холодильники. У нас одна бабушка, мы ее нашли только на третий день, она сутки просидела на крыше. У нее сразу, как только началось наводнение, утонул телефон, который лежал внизу и поэтому связаться с миром она не могла. Вода отрезала ее от дороги. И такой грохот стоял от воды, что она кричала на крыше, но ее никто не слышал. На следующий день нам сказали, что там должна быть бабушка, мы ее только через два дня нашли, еле-еле смогли туда добраться. И вот она со слезами рассказала, что такая сложная была ситуация.
То, что у них дома творилось, вы можете представить — ну, любой стул бросьте в воду на два дня для эксперимента. У нас через неделю вокруг дорог образовалось такое, как мы его назвали, «кладбище». Народ, когда вода спала — это недели полторы прошло, — народ стал выносить мебель, которая там проплавала, и просто сваливать у дороги. Наверное, это был больше жест протеста против того, как реагировала местная власть на затопление. И поэтому люди просто сбрасывали эту старую мебель, и она выросла в гору вдоль дорог. Потом администрации просто приходилось это ездить и собирать и утилизировать где-то на помойке. А люди просто ходили и выбрасывали всё. 3-4 дня, пока работала гуманитарная спасательная команда наша, 30 тонн гуманитарного груза завезли и распределили. Это были и матрасы… Люди спали на шкафах — мы им завозили надувные матрасы, они надували матрасы и спали на шкафах где-то наверху, потому что внизу всё плавало. А уйти нельзя было, потому что мародерство. Вот такая ситуация безвыходная, даже в магазин они выйти не могли. Мы им доставляли воду, продукты.

Л. Горская

— А как же они перезимовали?

Прот. Александр Тылькевич

— Знаете, много домов просто взорвалось. Представляете, напитавшись воды, и потом минус 20 когда было, стены просто развалились. У нас обычная наша забайкальская проблема — под подоконниками прогнивают бревна и потом периодически бревна меняют. И вот все бревна, которые подгнили и они косметическим способом держались еще за счет штукатурки и каких-то опор, всё взорвалось. Поэтому в этом году многие люди уехали, потому что просто невозможно было жить в этих домах — они опустились, на 15-20 сантиметров ниже стали, и всё, что было снизу — там и влага, и… Я заходил в такой дом один в Тунгокочене, там запах затхлости…

Л. Горская

— Грибок.

Прот. Александр Тылькевич

— Да. Я не знаю, как мы летом будем с ним бороться. Мы постараемся сейчас медикаментов по химии закупить, чтобы от грибка спасаться. Я думаю, сложно будет, очень будет сложно. На сегодняшний день актуальная проблема какая — представляете, смыло все урожаи. Когда мы дошли до северов, дороги не было, мы на спасательных лодках пошли по Нерче, поднялись вверх 120 километров, дошли до поселка Кыкер. И дальше вторая половина нашей группы пересела на автомобили и пошла до Тунгокочена. А мы здесь проходили. Поселок Кыкер стоит на 4 метра выше воды. И когда мы увидели, что ни заборов, ни огородов не осталось. Я говорю: «Ну как же, не могла же река подняться на 4 метра вверх?» Они говорят: «Вот представляешь, помнишь по деревне тёк ручеек такой и через него курицы прыгали? Вот этот ручеек превратился в реку, и эта река смыла всё, что было справа и слева от дороги». Я говорю: «А откуда вода взялась?» — «Пёрла со всех сторон: сверху, снизу, сбоку давила. Откуда взялась эта вода, мы даже не представляем». Никто из старожилов не знал такого наводнения. Из шести мостов Шилки смыло пять. Мы сейчас с одним мостом живем. Мы сейчас ездим по речкам — у нас вместо мостов сейчас речки, по замерзшим речкам на ту сторону перебираемся. Что мы будем делать весной, я даже не знаю. Поэтому актуальная проблема осталась на северах — это продуктовый вопрос, потому что если картошку смыло, значит, народу кушать нечего. Вот мы сейчас собираем гуманитарку, грузим на вездеходы. Около 5-6 тонн гуманитарного груза — это продукты, теплые вещи и какие-то бытовые приборы, самые простые: топоры, молотки, всё, что пришло в негодность, генераторы у кого-то были, потому что на северах у нас нет электричества.

Л. Горская

— Лопаты, наверное.

Прот. Александр Тылькевич

— Всё это загружаем и двигаем туда, на север. Пойдет два вездехода и одна маленькая машина. Я думаю, что втроем мы пробьемся. «Нива» тоже с телегой пойдет, она почти тонну груза может тянуть на себе.

Л. Горская

— «Нива»?

Прот. Александр Тылькевич

— Да, у нас хорошая «Нива», подготовленная.

Л. Горская

— Каким образом подготовленная? Мне технически интересно.

Прот. Александр Тылькевич

— Это северный вариант исполнения — на наших машинах, на всех машинах установлены солнечные панели, на всех машинах есть газовое оборудование, все машины работают немножко на воде. Бензина не напасешься, и  поэтому у нас есть агрегат, который разлагает воду на водород и кислород, электролизёр называется. И мы разлагаем воду…

Л. Горская

— Главное, чтобы водород не разлагал и не расщеплял.

Прот. Александр Тылькевич

— Бывает иногда такое, иногда щелкает. Техника военная, пару раз взрывалось, но ничего, мы выдерживаем. Немножко глохнем, но ничего. Механики работают над этим вопросом. Зимний вариант — у нас все машины работают на бензине, потому что солярка замерзает в этих условиях, потому что в минус 50 разогреть без предпускового подогревателя практически невозможно. А если там с факелами начнешь работать, то можно и вообще без вездехода остаться. Утепленная, обеспеченная солнечными панелями, предпусковые подогреватели и 220 вольт — практически на каждой  машине есть это оборудование для подзарядки, для работы с генераторами и другими электрическими инструментами, которые нам там в пути нужны. 

Л. Горская

— А людей как готовить?

Прот. Александр Тылькевич

— Люди в этом году — 5 человек у нас идет из Москвы. Каждый год у нас кто-то из Москвы едет. Не знаю, то ли любовь к родине, то ли любовь к северу, любовь к авантюрам кого-то подогревает и кто-то с нами уходит из Москвы. В этом году отец Павел с нами пойдет, у него есть опыт жизни на Аляске, годик он там прожил. Поэтому, я думаю, он будет нам очень большим подспорьем. И наши люди идут, которые служат на клиросе, катехизаторы. Механики обязательно идут, потому что одному водителю тяжело всё это на себе тянуть, надо, чтобы на каждом вездеходе было по 2 водителя. Ну, и мои дети, как всегда. Это очень большое подспорье, несмотря на то, что они называются дети.

Л. Горская

— Про детей мы потом отдельно поговорим. Я почему рассказала про наше мажорно-туристическое путешествие на вездеходах через Байкал и о том, как это было сложно — не для того, чтобы похвастаться (хотя, возможно, подсознательно и для этого тоже), а чтобы показать, насколько это тяжело. И насколько это испытание для выносливости — в таких условиях вообще перемещаться. Ваше путешествие на значительно большее расстояние и в значительно более суровых условиях, да еще и с грузом, да еще и гораздо дольше, то есть оно же требует специальной подготовки, это же очень тяжело.

Прот. Александр Тылькевич

— Мы стараемся брать людей более-менее подготовленных. Хотя, знаете, в прошлом году со мной дядя Паша ходил из Москвы, ему 75 лет. Я его как уговаривал не ходить, как уговаривал! Говорю: «Дядя Паша, — он бывший военный, такой подтянутый весь, — вам 75 лет, не дай Господь, там что-нибудь случится. У меня ни связи, ничего». У нас в этом году было две трагедии: люди провалились под лед и не смогли вылезти на берег. Мороз был сильный, они решили в машине погреться, и пока машина работала, они угорели. Утром пришли — машина работает и два тепленьких мертвых человека. Если невнимательно относиться к технике, к себе, к обстановке, которая тебя окружает, можно и до беды дойти. Но дядю Пашу было невозможно отговорить. И более того, когда мы вернулись обратно… Я всегда за ним присматривал, не дай Бог, сердечко, — там высокогорье, кислорода много, идти сверху вниз, перевалы. Приехали обратно, я говорю: «Ну как, дядя Паша, живой?» Он говорит: «Ты знаешь, как хорошо, что туда нету дороги». — «Почему?» — «Там так красиво!»

Л. Горская

— Я хочу сказать, что дяди Паши, дяди Вани, дяди Олеги в 75 лет фору дадут многим молодым зачастую.

Прот. Александр Тылькевич

— Иногда я тоже так думаю.

Л. Горская

— Мой папа в 72 года поднимался на Эльбрус выше, чем я могла в принципе. Я уже не могла дышать, идти, а он говорил: «Ну ладно, ты подожди, я еще сейчас наверх и обратно».

Прот. Александр Тылькевич

— А если папу с нами отправить?

Л. Горская

— Папы, к сожалению, уже нет. Я поздний ребенок, он уже ушел.

Прот. Александр Тылькевич

— Жалко. Конечно, старое поколение крепкое не только физически, оно еще очень много знает. И в таких бытовых вещах, особенно в процессе выживания в тайге, в лесу — несмотря на то, что мы вроде выросли в тайге, но я чувствую, что когда мы возвращаемся оттуда, у нас уже силы на пределе. Мы держимся эмоционально, но физически, конечно, охота просто несколько дней полежать.

Л. Горская

— Да, просто полежать. То поколение — они более требовательны к себе, они более выносливые. Мне кажется, у них вообще нет понятия «полежать».

Прот. Александр Тылькевич

— Они очень ответственные. Это было самое большое их достоинство, потому что благодаря их ответственности они и за собой смотрели и за людьми приглядывали.

Л. Горская

— И за техникой. И что, как — где отваливается, не отваливается.

Прот. Александр Тылькевич

— Не было у них второстепенных вещей, и это очень важно. На сегодняшний день, при обилии информации, голова настолько засорена, что человеку очень трудно взвесить и оценить первоочередность и второстепенность каких-то задач и процессов. И это очень сложно.

Л. Горская

— Я помню, папочка мой: «Ну что ты в телефоне сидишь? Там гвоздик забить надо». Но это же правда — гвоздик же важнее. Если его вовремя не забить, то досочка отвалится.

Прот. Александр Тылькевич

— Вспомнил ситуацию — на детском подворье два мальчишки, два друга: один компьютерщик, а второй механик. И вот этот механик гайки крутит и говорит: «Вот смотри — вот настоящее мужицкое дело. А что ты там всё кнопочки тыкаешь, дурачок». Тот умный, а этот ему рассказывает, что он дурачок, потому что он гайки не умеет крутить.


Л. Горская

— Я напоминаю нашим радиослушателям, что в эфире радио «Вера» программа «Светлый вечер». С вами в студии Лиза Горская и протоиерей Александр Тылькевич, настоятель храма апостолов Петра и Павла в городе Шилке Забайкальского края. Я еще хотела спросить: вот этот груз, который вы везете, он откуда, кто его собрал? Топоры, лопаты, генераторы, продукты какие-то?

Прот. Александр Тылькевич

— Его собирают всем миром, с миру по нитке. У нас информация выставлена во всех сетях, для всех желающих принять участие в экспедиции. Но это же не только физическое присутствие, это и какие-то коммуникационные вопросы, которые решают люди здесь, благодаря своим каким-то волонтерским возможностям. Это и возможность как-то финансово поддержать. Есть такая поговорка — за морем телушка полушка, да рубль перевоз. Иногда некоторые вещи легче приобрести там, чем везти туда. Инструменты, конечно, дешевле здесь, но опять же, перевозка очень сложна. Каждый человек может принять участие в нашем деле. Это любая форма, начиная от своего личного присутствия, заканчивая просто взять в руки молитвослов. Святителю Николаю, в честь которого наш храм, Александру Невскому, в честь которого наш второй храм — это два походных храма, полнофункциональные храмы, в которых можно служить Божественную литургию. Взять молитвослов и все наши немощи компенсировать тем, что Господь за нами и Ангелы будут присматривать и вовремя направлять наши взгляды туда, куда надо. Я сейчас вспомнил, как в позапрошлом году, когда у нас один вездеход перевернулся — мы очень много груза везли и не рассчитали, телега обогнала... Если вы ездили по льду, то знаете, что это такое — телега убежала вперед машины и перевернула вездеход. Пока поднимали, часа 4, наверное, изобретали, за что бы зацепиться, чтобы поставить на ноги. А потом, сколько бензина вытекло, сколько масла надо было обратно вернуть. И так умаялись за эти 4 часа, что обратно выходя… Ну, у нас каждый миссионер носит с собой радиостанцию, без радиостанции запрещено отходить.

Л. Горская

— Радиостанция — это рация?

Прот. Александр Тылькевич

— Да, одна — базовая, стоит на подходном храме, и все остальные — носимые, у каждого миссионера. Запрещено отходить от храма без радиостанции. Не дай Бог что-то, либо скотина-животина, либо в берлогу провалился… И вот мы уже всё, погрузились, сели — команда «вперед». И в этот момент кто-то говорит: «А это кто там в лесу?» И мы видим: выходит оттуда наш боец — он живой и здоровый, слава Тебе, Господи, он сейчас учится на третьем курсе семинарии…

Л. Горская

— Он живой и здоровый, я так понимаю, потому что кто-то обернулся вовремя.

Прот. Александр Тылькевич

— Если бы тот кто-то не обернулся… Он без радиостанции, без одежды, даже без шапки. Видать, только до ветру туда сбегал. Но когда я остановился, меня уже подколачивало.

Л. Горская

— Еще бы.

Прот. Александр Тылькевич

— Сто километров в одну сторону, сто километров в другую сторону — нет ничего.

Л. Горская

— Да десяти бы хватило, мне кажется, в его ситуации.

Прот. Александр Тылькевич

— Здесь, если бы не Божья помощь, мы могли бы бойца оставить. Но Господь всё… Несмотря на то, что мы команда — мы считаемся, смотрим, друг за другом присматриваем, каждый знает, кто рядом сидит, но впопыхах — там сложно было, уже никто ничего не понимал, настолько устали все. Для нас это было хорошим уроком — мы теперь перед каждым выездом остановимся, рассчитываемся: на первый-последний рассчитайсь, и двигаемся уже. После каждой стоянки выходим теперь таким же строем.

Л. Горская

— Мне недавно знакомый рассказывал историю, которая гораздо в менее суровых обстоятельствах была, но тем не менее. Он ехал за границу через леса, поля на машине с женой и ребенком маленьким. Остановились, техническая остановка. Закончилась техническая остановка, погрузились, приезжают на границу — жены нет. Ребенок сидит, жены нет. Вернулся, стоит замерзшая... Вышла, положила ребенка — хлопнула дверь. Положила шубу на переднее сиденье — хлопнула дверь. А водитель уставший — дверь два раза хлопнула: все сели. Он уехал. А она без шубы, в минус 2, под снегом несколько часов в лесу его ждала. На ровном месте достаточно опасная ситуация.

Прот. Александр Тылькевич

— Конечно, переохлаждение. Достаточно организм на 2-3 градуса охладить, чтобы всё остановилось. Здесь, знаете, очень быстрый процесс: засыпаешь, ничего не чувствуешь…

Л. Горская

— Да, расслабляешься. Дай Бог, если кто-то тебя найдет вовремя. Это одна из моих любимых тем — про то, что мы, горожане особенно, часто забываем о том, что человеческая жизнь это такая вещь, о которой надо заботиться в том числе в повседневности и в каких-то бытовых условиях. Когда ты за пределы города выходишь, есть какие-то правила, про которые нужно помнить. А про вашу среду я вообще молчу. Для меня люди, которые по какому-то бездорожью пускаются в путешествие — уже сами по себе герои.

Прот. Александр Тылькевич

— Мы шибко себя героями не чувствуем — у нас есть задача, ее надо выполнять. И выбора у нас нету. Поэтому отступать некуда — «позади Москва». Нам надо идти, потому что люди там живут, люди там ждут.

Л. Горская

— Мне это тоже не до конца понятно. Вот ситуация — населенный пункт, который пострадал от паводка. Люди не виноваты, это не их какое-то разгильдяйство, не их халатность — это несчастье, стихийное бедствие. У них два дня вода стояла в домах, многие остались без электричества, без каких-то необходимых бытовых приборов, многие без запасов продуктов. Вот они зимуют. Почему, кроме вас, им некому помочь?

Прот. Александр Тылькевич

— Ну, я не могу сказать, почему. У нас очень сложная обстановка по Забайкалью была, три дня у нас не было руководства никакого. У нас есть свое подразделение МЧС при храме. Пускай оно небольшое, но люди обеспечены, по крайней мере, средствами для пожаротушения. Мы всю жизнь готовились тушить пожары, а тут — наводнение пришло. Но тем не менее, личный состав подготовлен — 10-12 человек это такие бойцы, которые могли бы принять участие в любой спасательной операции. И к нам никто не обращался. То ли ревность, то ли еще что-то такое. Но я знаю, что район с городом три дня между собой решали вопрос: кто виноват в том, что случилось наводнение. И более того, наши волонтеры — люди думали, что это администрация… Мой сын руководил волонтерской бригадой. Я ему говорю: «В следующий раз надо майки наши надевать или спецодежду нашу храмовую надевать, чтобы люди видели, что мы от храма». Потому что он приходит домой, а у него на спине плевки — люди думали, что это администрация и им плевали в спину, пытались выяснять с ними отношения. Единственное, когда им было нормально, когда я с ним один раз поехал — и просто мое присутствие — что это не городские власти и не районные власти. А на самом деле, люди были очень озлоблены.
Но благодаря тому, что волонтеры потрудились очень хорошо — мальчишки грузили, разгружали, перетаскивали, пересортировывали. Эти три дня они отработали, и я смотрю, что они падают. Пятнадцатилетние пацаны работали, как полноценные нормальные мужики. Причем я чувствую, что они работают с такой отдачей, несмотря на недовольные реплики в их адрес: «А, молодые…» А на самом деле, они отработали, как настоящие мужики, как настоящие бойцы, как настоящие солдаты. И я с радостью себе подчеркиваю — вот как ты оцениваешь человека: пошел бы ты с ним в разведку или нет? Вот я бы с ними пошел в разведку. Несмотря на все их человеческие недостатки. Так вот, через три дня, когда пришло более-менее в норму, мы уже двинулись на севера. И народ только понял, что те, кто им помогал, это была совершенно не администрация — это было приходское МЧС, наша собственная команда. Вы знаете, до смешного доходило: с нашей конюшни эвакуировали коней, вот последних коней вывели и вода залила конюшню. Люди последних коней провели по мосту и за ними мост смыло. На видео, если кто захочет посмотреть, на нашем канале эти кадры выложены.

Л. Горская

— Где ваш канал?

Прот. Александр Тылькевич

— Если вы наберете мою фамилию Тылькевич, то вы в «Ютьюбе» найдете наш канал — все три дня борьбы со стихией выложены и можно это посмотреть. Коней выводили по мостам. И после этого, когда администрация приходила к нашему инструктору и спрашивали… А у нее дом так построен, что она живет на втором этаже, а на первом этаже конюшня и гараж для автомобиля. Они спрашивают: «У вас холодильник утонул?» — «Нет». — «А чайник у вас утонул?» — «Нет». — «Значит, вам не нужна компенсация». Ну, мы, конечно, смеялись над этим, потому что у человека пострадало намного больше, чем холодильник с чайником. Я не знаю, в конце концов, она получила компенсацию или не получила.

Л. Горская

— Эти компенсации, как их высчитывают, это отдельная песня.

Прот. Александр Тылькевич

— Такое впечатление, что люди из своего кармана выплачивают. Я думаю, что если бы я был сотрудником администрации, я бы был заинтересован максимально людям помочь, потому что люди, которым я помогаю, это мой регион. Что там с федералами, я не знаю, откуда эти деньги берутся, но главное — я своим людям должен помочь. Забота о своем собственном доме — это есть забота о всем собственном государстве, понимаете. Если я о своих домашних не пекусь, то что мне всё остальное? Поэтому как-то странно было. Ну ладно, Господь с ними. Я думаю, что благодаря тому, что есть СМИ, есть соцсети, есть люди, которые сразу откликнулись и помогали, мы успели предотвратить, во-первых, социальный взрыв, который непременно бы случился, и я даже не знаю, чем бы он кончился. Но благодаря тому, что просто привозили продукты и поддерживали людей дома, дали им возможность пересидеть 3-4 дня, пока вода не спала — это самое главное, я думаю. И потом люди помогли устранить для многих семей тот общий ущерб, который нанесла стихия. Это тоже немаловажно. Приезжали москвичи, вместе с нами принимали участие в спасении. И потом, даже после их отъезда, гуманитарка всё шла, шла, шла.

Л. Горская

— А сейчас вы едете в какие-то отдаленные деревни?

Прот. Александр Тылькевич

— Сейчас мы едем в те деревни, которые мы у себя называем у себя «северами» — это выше Шилки 550 километров Усть-Каренга. Там пострадали деревни Акима, Кыкер, Тунгокочен пострадал, Усть-Каренга. Мы туда доберемся. И есть маленькая деревня Средний Калар, которую в этом году эвакуировали из-за наводнения. Нам надо посмотреть, что там осталось, кто там живой остался и пройти дальше на север. Мы пойдем до Якутии в этом году.

Л. Горская

— Я напоминаю, что в эфире радио «Вера» программа «Светлый вечер». У нас в гостях протоиерей Александр Тылькевич, настоятель храма апостолов Петра и Павла в городе Шилке Забайкальского края. Оставайтесь с нами, мы вернемся через минуту.


Л. Горская

— «Светлый вечер» в эфире радио «Вера». Здесь у нас в гостях протоиерей Александр Тылькевич, настоятель храма апостолов Петра и Павла в городе Шилке Забайкальского края. Отец Александр, вы несколько раз говорили о детях, о том, что ваши дети — ваша опора и чуть ли не основной ударный состав экспедиции зачастую. С большим уважением говорили о ребятах-подростках, которые помогали ликвидировать последствия наводнения — как взрослые бойцы выступали, а зачастую и лучше, и организованней, самоотверженней. Я бы тут особо подчеркнуло слово «уважение», я на это обратила внимание — редко приходится сталкиваться с тем, чтобы взрослые именно с уважением говорили о подростках, которые хорошо делают свое дело. Этого не хватает. Я вот предлагаю об этом поговорить, поговорить о вашем казачьем корпусе, казачьей школе. Я знаю, что туда уже сейчас очередь. И вы будете расширяться, и детское подворье будет. То есть глобально — о воспитании, о том, что из этого выходит, и про школу.

Прот. Александр Тылькевич

— Да, конечно, у нас выходит намного меньше, чем мы бы хотели — у нас амбиций больше, чем возможностей. Но тем не менее, мы хотим, чтобы для нас школа была не только образованием, но в основном воспитанием. Знаете, я 15 лет провожу один и тот же эксперимент. Задаю людям, которые приходят в храм, один и тот же вопрос. И мне теорему Ферма рассказали всего 2 человека, и то — одна была педагогом по математике, а второй защищался на эту тему.

Л. Горская

— Это не считается.

Прот. Александр Тылькевич

— И люди, если начинаешь спрашивать какие-то тригонометрические функции или химические какие-то сведения очень узкие, когда в глубь знаний уходишь, получается, что они не у каждого в голове сохранились. Не потому, что они какие-то глупые — нет, все нормальные люди, но просто та информация, которую подчас дает школа, она не востребована в жизни, и люди этим не пользуются. Пользуются только те люди, которые специально занимаются этим вопросом. А востребованной оказывается та информация, которая в повседневной жизни нужнее, особенно в наших условиях, где надо выживать, — это умение работать с сельхозоборудованием, умение сажать, знание сельскохозяйственных нюансов, знание животноводства, каких-то ветеринарных, каких-то механизационных вопросов. Вот эти вопросы остаются нашей школой непокрытыми. И вопреки этому люди выходят из школы, на экзаменах какие-то баллы получают, а в конце концов, они выходят в жизнь не готовыми к жизни. И это большая проблема. Поэтому наша задача — не дать им образование, а воспитать их.
Вот я опять оговорюсь — я всегда своих мальчишек оцениваю по степени готовности идти со мной в разведку, или мне — готовности их брать с собой в разведку. Если при всех их недостатках чисто человеческих — мальчишки это же шкодное такое народонаселение. Я подсчитал, что для того, чтобы вырастить одного полноценного мальчика, нужно родить три девочки. И вот эта сдерживающая сила девочек более или менее даст возможность не упустить мальчиков. У меня так не получилось. У меня больше получилось мальчишек.

Л. Горская

— А сколько?

Прот. Александр Тылькевич

— У меня 5 мальчишек и 7 девчонок.

Л. Горская

— Сколько?

Прот. Александр Тылькевич

— Нас 12 человек в семье: 5 мальчишек и 7 девчонок. А по логике должно было быть 15 девчонок, чтобы всё это сдерживать. И те мальчишки, которые у нас сейчас учатся, для них тоже этой сдерживающей силы не хватает. Поэтому мы им создаем условия, когда у них просто нету свободного времени. Наши бойцы заходят в школу утром, выходят оттуда вечером. К вечеру у нас уже все уроки сделаны, и у нас остается спортивная подготовка, у нас конюшня, у нас какие-то бытовые вопросы, которые нужно решить. И успеть долететь до подушки и уснуть.

Л. Горская

— А не по дороге уснуть.

Прот. Александр Тылькевич

— Мы стараемся их выматывать настолько — не физически выматывать, а настолько много делать мероприятий за сутки, чтобы они уставали. Как говорил мой ротный: солдат без работы — потенциальный преступник. И им это интересно, они в наряд на конюшню просятся, потому что это кони — их можно не только почистить, можно почесаться рядом с ним, можно его в нос поцеловать…

Л. Горская

— У него фуфырка, как говорит один мой знакомый ребенок.

Прот. Александр Тылькевич

— Кони, собаки — это вообще отдельные существа, это совсем не куры и свиньи. И процесс общения занимает очень много времени. Я сейчас вспомнил одну ситуацию, когда мы ходили на Мраморное ущелье. И матушка сказала, что если я этих двух бандитов не возьму с собой, то я вообще никуда не пойду. Такой ультиматум, мне пришлось этих двух с собой брать.

Л. Горская

— Старших?

Прот. Александр Тылькевич

— Средних. Старшие уже учились к этому времени. Тёме было 14, а Ване было 13. И мало того что они нам физически помогали. В последний подъем с нами шел редактор нашей газеты Саша Кузнецов. Он говорит: «Я хочу понести крест». У нас была задача — поставить крест на макушке. Я говорю: «Во-первых, он тяжелый — 17 килограммов. Во-вторых, мистическое назначение его как предмета, очень своеобразное, и поэтому — дотянешь, не дотянешь?» Но он так настойчиво требовал, чтобы мы ему дали крест: «Неси!» И вот последний бугор мы взяли, на скалу поднялись, я смотрю: сидит Саша, беленький. Я думаю: «Ну всё, горняшка началась». Я говорю: «Что, Сань, сердечко?» — А он нормальный, подкачанный мужик. — «Ты знаешь, — говорит, — я только что собрался лететь вниз, с крестом вместе. Сорвался со скалы и подвис на краешке. Один твой бандит меня поймал за шкирняк, а второй из-под меня камни вытаскивал и привязывал меня к скале до тех пор, пока я не зацепился». И теперь, когда мне матушка говорит, что надо вот этим всыпать… Ну, не физически всыпать, а я понимаю, что они достойны наказания, — я думаю: конечно, они достойны того, чтобы им сыпать, но я вспоминаю, как они…

Л. Горская

— Ну, все мы достойны.

Прот. Александр Тылькевич

— Я вспоминаю, как Саша висит на скале, и вот эти два, которым надо всыпать, они висят на краю и привязывают его к скале. И не бросают его. Я думаю: да ну их в баню… Ну, подумаешь, что они сделали? — ну, разбили, сломали. В конце концов, какую бы пакость они ни совершили, я себя в детстве вспоминаю: что я, мало пакостей совершил? Что я, мало розеток сжег, мало ракет запустил в занавеску, а не в окно? Мало гранат мы взорвали в свое время? Чем мы только не занимались в своем детстве, и, слава Богу, выжили тем не менее. И вот я думаю: всыпать-то надо, а в разведку потом кого возьмешь? Вот этих и возьмешь. И я думаю: эх, ладно, потом. Маме мы, конечно, говорим, что всыпали, у мамы просим прощения. Может быть, я уже перерос этот этап воспитания — желания механически воздействовать на людей совершенно никакого нету.

Л. Горская

— Это даже с собаками не всегда помогает.

Прот. Александр Тылькевич

— Не помогает. Я просто убедился, что не помогает. Даже самый простой эксперимент: назовите человека дураком. Он чего — от этого умным станет?

Л. Горская

— Да нет.

Прот. Александр Тылькевич

— Совершено нет. И поэтому смысла называть его и констатировать даже реальные факты — бесполезно. Чтобы сделать человека умным, надо его обучать и воспитывать.

Л. Горская

— И пример подавать.

Прот. Александр Тылькевич

— И всё.

Л. Горская

— Я расскажу вам сейчас историю — собственно, это причина моего плохого настроения уже несколько дней. Я второй раз в эфире ее рассказываю, она меня очень сильно потрясла. Это у меня на глазах случилось, в московском центре, где выдают документы — обычная очередь, обычные люди. И народ гоняют туда-сюда. То есть ты отстоял очередь, пошел за бумажкой, вернулся, прошел без очереди с бумажкой — то есть такая идет какая-то ротация, броуновское движение. И беременная женщина возвращается, заполнив какую-то бумажку, и ей наперерез бросается парубок, на вид 13-14 лет: «Я здесь стоял». Физически перегораживает ей дверь кабинета и отталкивает ее. Она говорит: «Я уже отстояла, я вышла на минуту за бумажкой». — «А мне все равно». Я смотрю на эту картину и думаю: где же твои родители? И выясняется, что родители здесь же. Подходит мама и говорит: «Да, мы здесь стоим. Идите отсюда». — «Ну, подождите, я уже один раз отстояла, я на девятом месяце». Мама говорит: «А мы тоже на девятом месяце». И у меня ужас такой — даже не от того, что эта женщина так себя ведет, мама этого подростка, а для меня самое страшное то, что она его так воспитывает.

Прот. Александр Тылькевич

— Да, это процесс воспитания.

Л. Горская

— Чему она его учит? Зачем она так делает? Что вообще происходит? Простите, что я столько раз произнесла местоимение «я», но я просто говорю о личных впечатлениях. Я пришла домой с плохим настроением, я на следующий день проснулась, не понимая, почему у меня такое отвратительное настроение. Вспомнила эту вчерашнюю историю, поняла, почему оно у меня отвратительное. И я несколько дней переживаю, пытаясь со всеми на эту тему говорить. Ну, понятно, что всякое бывает и люди разные. И не надо все равно их осуждать. Но когда ты сталкиваешься именно с этим процессом воспитания, когда формируется эта вот разность. Приходила Анна Витальевна Громова, она рассказывала о том, как в царской семье у детей был свой бюджет на благотворительность. И взрослые им помогали справедливо распределять средства между нуждающимися, помогать друг другу. То есть учили вот этому, это с одной стороны. И я говорю с Анной Витальевной, прихожу в московский центр и вижу совершенно другую, противоположную историю — тоже историю воспитания. Вот что это, где мы, почему так? И что с этим делать?

Прот. Александр Тылькевич

— Знаете, я заметил несколько таких явлений в Москве. Я думаю, не только в Москве, наверное. Я принципиально не сажусь в транспорте, потому что зачем садиться, когда придется вставать. Женщине уступают место мужчины — достойный поступок для любого мужчины, потому что мужчина существо сильное, он способен физически переносить большие нагрузки. И поэтому когда мужчины сидят при женщинах, а женщины стоят — мне очень сложно воспринимать этих людей как мужчин. Это недостойное поведение и недостойные поступки. Как личности, я не собираюсь их оценивать, но поступок не очень красивый. Если бы в свое время мой дедушка увидел, что я сижу, когда женщина стоит — ой, не приведи, Господи, даже боюсь представить. Так вот, при мне несколько раз мужчины уступали женщинам. И женщина вместо того, чтобы сесть, сажала туда своего сына.
Это очень неправильный поступок. Женщина должна сесть, а сын должен встать рядом и охранять ее, сумку ее подержать. Он должен оберегать ее и всячески стараться обеспечить ее безопасность и ее удобство. А мамы, сами того не понимая, им легче постоять. И эти маленькие человечки они вырастают не мужчинами, понимаете? Им не дают совершить мужской поступок, и они вырастают маленькими такими эгоистиками, эгоцентристами — всё для них: им и место, им и лучший кусок. Первый кусок кому? Хозяину дома — отцу. Нет, вот этого накормить, напоить… Папа — это центр вселенной. Центр вселенной — Бог, простите. А центр семьи — это папа. Папа в семье — это священник, мама — диакон, а дети — это народ. Я вот на своих мальчишек смотрю — казачат — и при всем том, что у них есть свои человеческие недостатки, они иногда говорят неправильные вещи, иногда совершают неправильные поступки, иногда друг другу тумаков дают. Но я смотрю, что когда происходит ситуация, в которой нужно принимать правильное решение, они принимают правильное решение. Я на сто процентов уверен, что ни один из моих казачат не сядет там, где будет стоять женщина.

Л. Горская

— И уже тем более не побежит наперерез беременной женщине отталкивать ее, чтобы первым войти в дверь.

Прот. Александр Тылькевич

— Боже упаси. Беременная женщина — это двойное сокровище, ее надо на руках носить.

Л. Горская

— Ну, ее еще надо поднять. (Смеется.) Но, слава Богу, что такие случаи, как описала я, пока исключение, поэтому меня это так и впечатлило. А еще меня впечатлила очередь из 12 человек, которая на это молчаливо смотрела, тоже из разных людей — и мужчин и женщин.

Прот. Александр Тылькевич

— Я помню время, когда любой из наших соседей мог взять любого из нас за ухо и отвести домой. Или сказать так: «Вот вечером папе расскажешь, что дядя Петя сказал то-то». И вечером приходилось говорить: «Дядя Петя мне всыпал». И мне еще раз всыпали, в продолжение дяди Пети. А дяде Пете папа говорил: «Спасибо, дядя Петя, ты настоящий друг». Я понимаю, что сейчас это не воспринимается так, но раньше воспитанием занималась вся улица, соседи занимались воспитанием. У нас жила баба Софа, которая каждый день моим родителям говорила, занимался я музыкой или не занимался. Я тогда, конечно, на нее обижался, но сейчас понимаю. Ну, я ленивый, как все мальчишки, как все мужики, и меня надо немножко стимулировать. А так как предмет, который я изучал, мне был не очень интересен…

Л. Горская

— Сольфеджио что ли?

Прот. Александр Тылькевич

— Я не любил общее фортепиано.

Л. Горская

— Но баба Софа была на страже.

Прот. Александр Тылькевич

— Она меня постоянно контролировала. Я думаю, что воспитанием мужчин должно заниматься общество. Воспитание — это приоритетная задача всего общества. Это не только бедные педагоги, в частности, большинство педагогов женщины — несчастные бедные женщины, на которых всё свалили, которые не должны заниматься педагогикой. Мужчины, мужик — педагог, детоводитель. Мы стараемся, чтобы  в нашей школе было побольше мужиков. Даже если он не семи пядей во лбу, его все равно дети будут слушаться больше, чем самую продвинутую женщину. Потому что женщина она мягкая, она добрая. У нее два недостатка в педагогике: сначала она орет, потом плачет. А мужчина ни то, ни другое не делает.

Л. Горская

— Сейчас уже всякое можно встретить, мне кажется.

Прот. Александр Тылькевич

— Конечно, всякое. И женщины приспосабливаются. Но все-таки просто женщин жалко — они на себе тянут непосильную ношу. А потом у них в процессе воспитания вырастают такие мальчики, что когда они в армию приходят, то ясно, что у них было женское воспитание.


Л. Горская

— Я напоминаю нашим радиослушателям, что в эфире радио «Вера» программа «Светлый вечер». У нас в гостях протоиерей Александр Тылькевич, настоятель храма апостолов Петра и Павла в городе Шилке Забайкальского края. Отец Александр, давайте вернемся к казачьей школе, уж больно интересная тема. Вы говорили, что туда уже очередь 50 человек, вы планируете расширяться.

Прот. Александр Тылькевич

— У нас закончилась казарма. К сожалению большому, детям нельзя жить, как мы жили в армии — в два яруса, они могут только на первом ярусе. Хотя мне, наоборот, всегда было интересно на втором ярусе.

Л. Горская

— Наверху всегда интереснее.

Прот. Александр Тылькевич

— Конечно. И мальчишкам было бы очень интересно. Но, к сожалению, нам не разрешают в два яруса жить. И поэтому у нас стоит задача за лето достроить два объекта. Первый — это достроить общежитие. И второе — достроить зимний манеж, потому что мы не можем заниматься конными видами спорта после 20 градусов, это уже холодновато.

Л. Горская

— Лошадям или людям?

Прот. Александр Тылькевич

— Людям и лошадям. Руки еще можно отогреть — под седло засунешь, отогреешься, там 38 температура. Но это уже некомфортно — лицо замерзает, и колени, и всё. И не разгонишься шибко — ветер в лицо. И мы хотим сделать манеж. Пускай это будет небольшой манеж, но возможность детям продолжить общение с лошадьми — это очень важно. Это не только убивание времени, это процесс. Вы знаете, у лошади есть уникальная способность к ментальному общению — та часть головного мозга, которая отвечает за речь, у нее минимальная, а та часть мозга, которая занимается ментальным общением — она у нее максимальная. Поэтому для меня в свое время было большим удивлением, когда инструктор сказал: «Отпусти повода, управляй ногами». Ну ладно, мы этот вопрос освоили. Он говорит: «Теперь ноги отпусти и думай, куда повернуть».

Л. Горская

— У меня прошлой весной был шок, когда я поняла, что лошадь поворачивает туда, куда я смотрю. Я спрашиваю: «А как?» А вот так.

Прот. Александр Тылькевич

— Вы не просто смотрите — вы в голове формулируете направление. И эта формулировка понятна лошади. И поэтому с лошадью можно общаться. К сожалению, я не обладаю такими способностями, как наши инструкторы. Я понимаю, что если впереди меня скачет всадник, то моя лошадь будет управляема тем всадником, но тем не менее я понимаю, что лошадь понимает твое настроение. Или я понимаю ее настроение, потому что у нее сегодня нет настроения, и что если она ведет себя так, то это потому, что у нее что-то не так, у этой лошади. Поэтому это очень важно для формирования внутри мальчишек вот этой общности бытия с землей и с животными. Ведь помните, раньше для казака лошадь это было всё — он повода не выпускал из рук. Его процесс бытия неразрывно связан был с конем, начиная с того, что когда он просыпается, он думает, как его покормить и почистить, заканчивая тем, что во время боя он смотрит, как сделать так, чтобы он не погиб, а во-вторых, он даже использует его, как возможность защититься от пули. Джигитовка — зачем она придумана? Не для того чтобы выглядеть выпендрежно в седле, а зачем прячутся за коня? — там обстрел с той стороны, а он за коня прячется.

Л. Горская

— Ой, вспомнила, извините, анекдот недавний про коня. Человек подходит к казаку и говорит: «Все-таки лошади не такие умные, как ты говорил». — «А почему?» — «Да вот тут в лесу я ногу подвернул, и конь от меня ушел. Ну и что ты думаешь? Он мне ветеринара из деревни привез. На что еще лошадь способна?» Удивительные животные. И собаки тоже. Я не знаю, как это богословски, мечтаю заняться этим вопросом, но откладываю — для меня собаки и лошади, как животные, наиболее приближенные к людям, и вследствие этого я их лучше знаю, это как возможность увидеть замысел Божий. Господь создал их служить — и они служат. Вот это удивительно. И мы по-разному себя с ними ведем, а они — верны.

Прот. Александр Тылькевич

— Да, лошади и собаки — это уникальные существа. Я помню, нам порвали собаку одну и она умирала. А мне надо было куда-то ехать. И я понимал, что мы всё сделали, что могли. Ее уже в третий раз порвали, и вот третий раз был последний, уже было бесполезно что-то зашивать. Такая ситуация: бывает, что собаки между собой дерутся. И я к ней подошел попрощаться. И в своем уже беспомощном состоянии, в состоянии умирания, она виляла хвостом. Я понимал, что она очень рада меня видеть, — даже превозмогая боль, она все равно не могла скрыть своей радости и шевелила еле-еле хвостом. Это было очень печально, очень скорбно. Когда я приехал, она уже умерла, ее похоронили. Это был показатель ее человечности, понимаете. Мы друг к другу не так относимся — с такой любовью, с таким пониманием, с такой отзывчивостью, — как собаки, даже умирая. Лошади немножко не такие, они чуть по-другому. Но это тоже слуга — слуга, который… Если лошадь тебя полюбила… Если лошадь тебя невзлюбила, то всё — лучше ее менять сразу, с другой договариваться. Но если она тебя полюбила, если вы с ней нашли общий язык, если вы друг друга понимаете без слов, то это уникальное существо. Уникальное существо, которое способно не только разделять твои настроения, но и способно привести к тебе ветеринара, когда тебе это понадобится.

Л. Горская

— Мы говорили о том, почему для детей важно общаться с животными, почему важно чувствовать свое единение с животным, с землей, на которой ты, почему это такая существенная часть воспитания.

Прот. Александр Тылькевич

— Вы знаете, человек любит только то, что знает.  Если человек не знает чего-то — вот полюбить человека это значит его познать. Познать в прямом смысле — начиная от процесса общения, заканчивая физиологией. Поэтому мы даем человеку узнать о проблеме — для того, чтобы он, зная ее, перешел в категорию любви. Ведь если ты не любишь свою землю, если ты не знаешь, как ее возделывать, если ты не радуешься плодам своих трудов, ну как ты будешь это любить? Вы знаете, у нас же есть печальный опыт — у нас же дети-сироты воспитываются. Многие наши дети — это либо дети-сироты, дети из приемных семей, либо дети, которым ювенальная юстиция угрожала. Ну, у мамы четверо детей, мы знаем, что ювеналка вокруг нее крутится, вот-вот заберет. И мы приезжаем, парочку забираем к себе. И когда ювеналка приходит: а где дети? А вот, пожалуйста — обмундированы, накормлены, напоены, проживают в общежитии, в Мирсановской школе, все учатся, все под присмотром. А двоих уже не забирают, уже минимум ею выполнен. А мама там работает и одна тянет четверых на себе. Двоих ей вполне оставляют.
Многие такие дети учатся. Все равно мы на паек собираем детям. Если кто-то может платить, у нас, по-моему, 3,5 тысячи в месяц платят. А кто не может платить, мы с миру по нитке, но собираем и пытаемся компенсировать этот долг, потому что мы понимаем, что они не заплатят никогда в жизни. У нас в Забайкалье это сложно, это депрессивный регион, третий с конца по депрессивности. И поэтому мы стараемся на такие вещи сами находить средства. У нас есть очень печальный опыт: у наших соседей в городе Нерчинске для детей-сирот построили огромное общежитие — длинный такой барак, сделали санузел, тепло завели туда, всё было прекрасно и замечательно. Когда сдали объект, через 2 месяца половина стояла с вышибленными окнами, а вторая половина была сдана непонятно кому. И только в двух квартирах жили сгрудившиеся в кучу все дети.

Л. Горская

— Это как вообще?

Прот. Александр Тылькевич

— Они что могли разорить, то разорили, половину сдали внаем, и сами собрались в двух квартирах и жили там себе потихонечку, благодаря тому, что что-то сдавали. Это печальный опыт. И мы пошли по другому пути. Мы детей-сирот хотим расселять в разных концах нашей деревни. У нас строительство тоже изучается, наши дети помогают нам в стройке. И те процессы, которые возможны при их физической силе, мы с ними изучаем: как кирпичи лить, как дерево обрабатывать. Мы хотим, чтобы каждый мальчишка, который выходит из нашей школы, уже к армии имел свой дом. Этот вопрос у нас сейчас решается с министерством соцзащиты. Если мы до конца это дорешаем и чисто финансово докажем им, что это возможно, то значит, что каждый ребенок перед армией — мальчишка уходит, дом свой построили, поставили в одном краю. После армии он пришел, женился и живет. Второго будем селить не рядом с ним, а на противоположном конце деревни. Почему? Чтобы своя собственная жена была ближе, чем товарищ. А третьего будем в четвертом конце, а пятого — в пятом конце. Мы их всех будем расселять на окраинах, кого-то в центре — это же деревня, там нету такого географического понятия, но тем не менее. На краю интереснее жить, потому что земли больше и соседей меньше. И всегда можно куда-то расшириться. Поэтому я думаю, что людям должна быть важна и центром любой семьи должна стать сама семья: жена, земля, дом, скотина, какая-то техника. Вот что такое казак? Казак — это человек, который живет на участке земли и его охраняет. Боевая подготовка у нас уже подтянута. Я уже иногда начинаю серчать на мальчишек — они этих кубков навозили, я говорю: «Вас из-за этих кубков никуда больше звать не будут».

Л. Горская

— Вы всё выигрываете.

Прот. Александр Тылькевич

— Да. Они физически очень крепкие. Опять отвлекаюсь — вспомнил, как поехал вечером мальчишек проверить, приезжаю в казарму — пустая. Не понял: где личный состав? Дошел до школы — никого нет. Дежурному: «Где?» — «Не знаю». Елки-палки. Пошел искать по деревне. Слышу — из клуба, из подвала музыка. А, — думаю, — попались.  Подхожу, резким движением открываю дверь — они там лежат, качаются, кто-то на ринге — друг друга мутузят, кто-то спортом занимается, что-то еще… И мне как-то неловко стало. Я думал, что они там дурью мучаются, а они физподготовкой занимаются. Прямо реально — офицер рядом сидит: «О, батюшка, заходи. Мы как раз собираемся на ужин». Мне так неловко. Ну, я тоже с ними позанимался для виду. А на самом деле, им это дело нравится. Им нравится не только спорт, им нравится то, что у нас спорта всякого много. У нас не только шашки-сабли, у нас не только стрелковый тир, у нас не только перчатки. Мы регулярно привозим всяких инструкторов и по рукопашному бою, и по джигитовке, и по всем остальным вопросам, которые им интересны как пацанам. Понимаете, им неинтересно крестиком вышивать, совершенно неинтересно. Я не знаю, почему — мне тоже неинтересно. Мы сейчас хотим еще луки привезти — луки монгольские…

Л. Горская

— Чтобы они еще и эти кубки забрали у соседей.

Прот. Александр Тылькевич

— У нас пока еще этого нету, мы хотим пока только развивать это. У каждого свои способности — чтобы у них было много интересов, и чтобы они занимались всем, что их потом может привязать к земле. Любовь, умение защищать — это тоже мужицкая задача такая, которая выражается потом в том, что «мы защищаем землю: мы ее любим, мы ее возделываем и мы ее защищаем». Вот казак — это тот, кто не только солдат, но это и возделыватель и получатель радости от плодов земных. И этому всему надо научить.

Л. Горская

— У нас буквально минута осталась. Традиционно в конце программы спрашиваю: если нужна помощь какая-то, чем можно вашей школе? Или, может быть, экспедиции, которая возит гуманитарную помощь на севера, как вы говорите.

Прот. Александр Тылькевич

— Я могу вам сейчас продиктовать свой телефон. Если кто-то хочет принять участие в жизни нашей школы забайкальских казаков, или в социальной нашей работе, в наших экспедициях, я продиктую свой телефон и мы, созвонившись, решим все остальные вопросы: 8-914-499-91-23.

Л. Горская

— Или ваши контакты можно найти в интернете, набрав в поисковике «Александр Тылькевич, город Шилка».

Прот. Александр Тылькевич

— Да, вы можете набрать «Тылькевич, Шилка», и вас приведет к нашим сайтам или к нашим социальным страничкам. Там есть наши контакты.

Л. Горская

— Спасибо большое, отец Александр. Приходите к нам почаще. Для человека, который приехал из Забайкалья, это очень актуальное приглашение. Я напоминаю нашим радиослушателям, что в эфире радио «Вера» была программа «Светлый вечер». Ее для вас провела Лиза Горская. У нас в гостях был протоиерей Александр Тылькевич, настоятель храма апостолов Петра и Павла в городе Шилке Забайкальского края. Всего доброго.

Прот. Александр Тылькевич

— Спаси, Господи. С Богом.

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем