У нас в гостях был настоятель храма Архангела Михаила в Летово протоиерей Дмитрий Кувырталов.
Разговор шел о том, что значит для священника быть пастырем и какую ответственность он несет за свою паству.
В. Аверин
— Здравствуйте, это программа «Вечер воскресенья», в студии Владимир Аверин. И наш гость протоиерей Дмитрий Кувырталов, настоятель храма Архангела Михаила в Летово. Здравствуйте, отец Дмитрий.
Протоиерей Дмитрий
— Добрый вечер. Добрый светлый вечер.
В. Аверин
— У нас с вами сегодня такая непростая тема беседы — ну вот понимаете, о профессиональных особенностях деятельности священника говорить язык не поворачивается, хотя давайте назовем это так: о миссии. Вот миссия, наверное, это более точное слово. Потому что каждый из тех людей, который все-таки решается и принимает сан, он — в этой студии мы не раз об этом говорили — на этом этапе, наверное, не очень точно себе представляет все-таки весь объем деятельности, самой разной — и физической, и душевной, и административной, и какой угодно. Но с годами, так или иначе, у каждого из вас вырабатывается представление о том, ради чего собственно я пошел этой стезей, ради чего я принял сан. Вот если попытаться сформулировать ваше представление об этом сегодня уже, когда вы не первый день, что называется, священник.
Протоиерей Дмитрий
— Ну да, корректно, конечно, говорить именно о личном моем восприятии служения или миссии священнической или, по-евангельски, благовестия, вот этого священного сана, который надет на меня или как пронизал меня всего вот несколько лет тому назад, я служу уже четверть века, как мы несем то служение такое благодатное, то конечно, как вот сколько водителей, столько и дорог. То есть мы не можем говорить, что у каждого есть какое-то общее, объективное представление. Есть личный опыт, и этот опыт как опыт созерцания, как опыт предстояния, как опыт жертвенного служения, конечно, укореняется только вот в личном знании Христа и в личном богообщении. Поэтому пастырство в первую очередь, конечно, это пастырство Христово, оно не мое личное. Это некая благодать, которая мне вручена, которую я несу, а я им еще не стал. Вот это вот становление пастырства это, в общем-то, длительный процесс и всей жизни, если не сказать вечности. Нет предела совершенству, и если говорить о совершенном пастырстве, совершенном служении, к которому, в общем-то, любой священник должен стремиться, то это, я бы сказал, задача жизни. И священник, который решил, что он уже все знает, инструктаж он выполнил вот этот вот профессиональный свой, он в этот момент перестал быть пастырем, перестал быть вот носителем этой возвышенной миссии, служения.
В. Аверин
— Ну смотрите, если проводить, конечно, очень корявая, наверное, аналогия, но тем не менее, в каждой профессии есть все равно какие-то такие, знаете, реперные точки. Иногда это связано с карьерной лестницей, когда это администратор, и это не просто карьера, а это еще и целый набор навыков: я умею руководить тремя, я умею руководить десятью и я умею руководить дестью тысячами и, наконец, я умею руководить 142 миллионами, например.
Протоиерей Дмитрий
— Языки только не знаю.
В. Аверин
— Да, а так вот могу. Ну если это деятельность ремесленная, то все равно, я умею... Ну мой папа долгие годы работал координатным шлифовщиком, например, и я знаю из его рассказов, что есть уникальные совершенно вещи, которые там вот этот координатный шлифовщик 6-го разряда научается выполнять с годами. Но все равно это какие-то очень измеряемые вещи. Почти в каждой деятельности есть измеряемые вещи. И даже когда мы переходим в разряд творческих профессий, это тоже измеряемые вещи. Есть, условно, Микеланджело, а есть Шилов —почувствуйте разницу.
Протоиерей Дмитрий
— Очевидно.
В. Аверин
— Да, вот когда мы говорим о том пути, про который мы сказали, что нет предела совершенству. Есть ли измерители, есть ли какие-то...
Протоиерей Дмитрий
— Вехи.
В. Аверин
— Да, есть ли какие-то вещи, от которых я иду от этой вехи к этой, а от этой к этой. Можно ли действительно это каким-то образом, ну если не измерить физически, то хотя бы почувствовать?
Протоиерей Дмитрий
— Опасный, я бы сказал, такой провокационный вопрос. Потому что каждый священник должен оборачиваться на себя и поглужбе вглядываться, и честно смотреть правде в глаза, несоответствию своему вот той задаче, к которой он призван. И вглядываться назад — тоже так неоднозначно. Ведь надо, конечно, оглядываться, надо соотносить, сопоставлять с изначально озвученными целями, и как ты их проходишь. А с другой стороны, опасно, потому что есть вот этот вот соблазн сравнения с другими или наоборот как бы признания себя неким ремесленником. Ведь на самом деле есть антитеза пастырству как наемничество. И вот наемник, в принципе, он может быть исключительно функционален. У него может быть настолько все правильно, грамотно выстроено, и он может показаться идеальным пастырем. Хотя ну такое явление есть в Церкви, в общем-то, в любой сфере деятельности, безусловно, как некая вот соотнесенность там целей и задач — вот человек соответствует им полностью, он функционален, и администратор или кто там, или настоятель.
В. Аверин
— Эффективный — сейчас такое модное слово.
Протоиерей Дмитрий
— Эффективный менеджер. То есть это не ругательное слово, это вполне как имеющее место быть. Но есть антитеза евангельская: пастырство и наемничество — это две совершенно разных вещи, несопоставимых вместе. И тут вот эта опасность, и мы, фактически каждый священник, он у края этой бездны стоит, где он еще пастырь или уже наемник или наоборот. Это очень опасная вещь. Поэтому смотреть на себя надо трезво, надо строго и все время вот стараться избегать вот той вот самой крайности, когда мы становимся корыстолюбцами или действительно менеджерами. То есть формально вот это вот наладить, скажем, приходскую жизнь возможно, и даже очень качественно, и даже очень грамотно, и вот функционально.
В. Аверин
— Да. Деньги будут собираться, храм будет обновляться...
Протоиерей Дмитрий
— Вопрос: вот зачем она тебе? Ну чтобы мои дети получили образование, чтобы я там мог старость свою обеспечить благополучно, не думая, что какую пенсию буду там получить от государства или кого. Приход содержит — все. Как врача, или учителя, или кузнеца, или священника деревня голодным никогда не оставит, всегда прокормит. Но ради этого ли я стал священником? В данном случае есть вопрос именно ко мне. Конечно, некий призыв в сердце звучал в самом вот начале моего служения, и это пламень вот этого, радости предстояния в храме у алтаря, конечно, он всего меня обнимал, и мне казалось, что я в буквальном смысле слова вот подхвачен силами свыше, духовными и лечу. И вот алтарное служение, богослужение, пение клиросное, потом уже священническое. И вот эти первые шаги, мне казалось в храме там идти до храма там три километра, это не было дорогой трудной. До сих пор говорят: батюшка пешком ходил в храм. Да я летал, мне казалось, что нет этого расстояния, которое отделяло бы меня от храма. Вот эти вот первые мгновения, первые несколько месяцев, может быть, лет служения, самые счастливые годы жизни, они вспоминаются как такая светлая отрада, утешение.
В. Аверин
— Да, но извините, это же эгоизм. Вот то, что вы сейчас рассказываете, это абсолютный эгоизм — ради собственной радости, ради собственной вот наполненности.
Протоиерей Дмитрий
— Вот я к этому и веду, да, то есть это сугубо личные переживания. Они только мои, и поделиться ими невозможно ни с кем. Потому что люди со стороны ну смотрят на чудака, который пёхом там куда-то идет, один в этом разрушенном храме что-то служит там, ну снег, дождь, ветер, зной, неважно что, просто зачем? Да нам вот жалко, надо вот его поддержать, давайте рядом с ним постоим. И когда сегодня мы отмечали вот уже 25-летие нашего храма, возобновление приходской жизни — полон храм и молящихся, и детей, и духовенства, и концерт мы там, люди творческие, все. Действительно видишь, что за 25 лет — это не значит, что мой энтузиазм принес какие-то плоды. Вот я категорически боюсь даже подумать об этом, что тут мое какое-то, это строил Господь. Но я в эту минуту каким-то образом встроился, вот в нужное время в нужном месте оказался, и вот этот вот механизм начал работать. Как некий комочек, который вот потом превратился в огромный такой сугроб или лавину там, снеговика. В данном случае лавину благодати, которая стала все больше и больше людей как-то привлекать к храму. И вот это служение священническое, оно ну как вот у хорошего доктора, врача: не навреди — то есть не помешай, не встань между человеком и Христом, и Богом, ни в коем случае не засти ему вот его дорожку, его стезю. Потому что у каждого человека она своя, также как у каждого священника свой дар, свой талант. Один священник может очень, скажем, грамотно академичные проповеди говорить — заслушаешься. Там он час может говорить, и ты время забываешь. Другой священник наоборот выслушивать тебя будет несколько часов и все твои вот эти вот глубинные психологические духовные там мотивы, он все вот наружу, и скажет: ну теперь давай с тобой исправляться, начинать новую жизнь. И ты понимаешь, что ты вот родился заново. Другой священник просто вот опять же грамотно устраивает приходскую общественную жизнь: кто с детишками занимается, кто в паломнические поездки ездит. А кто переводческой деятельностью занимается. И все это священническая работа, пастырство. То есть в данном случае призвание священника звать людей, как колокол набатный: помни, помни. Вот каждый человек, как у Шмелева там замечательно в рассказе, где про колокол у него, есть такая аналогия, такой звук колокольный. Вот священник это благовестник, он везде всем напоминает: давайте вот соберемся вокруг чего-то самого важного, самого главного. И если священник сам имеет внутри себя этот стержень, это самое главное, то люди прекрасно осознают, ради чего они собираются. Если священник в алтаре молится — люди в храме молятся. Если священник живет благочестивой жизнью и богобоязненной — кругом собираются люди благочестивые и богобоязненные. А если священник функционирует, вокруг него собираются функциональные менеджеры и так далее. То есть каков поп, такой приход, да, в этом смысле русская поговорка очень актуальна.
В. Аверин
— Вот колокол это, конечно, хороший образ. Но при этом, смотрите, ну тоже разные колокола бывают, разного звона, разной тональности и...
Протоиерей Дмитрий
— Разного значения.
В. Аверин
— Да, и разного значения. Вот у меня есть прекрасный опыт, он не связан со встречами со священником, это просто была такая очень важная для меня встреча с искренне верующим человеком. Со мной вместе на курсе училась девочка из западной Украины, Саломия, и путь ее сложился прекрасно, ну вот она была практически первым человеком в моей жизни, который не то чтобы афишировал, она не скрывала никогда, что она верует. На всех этих наших тусовках студенческих она всегда присутствовала, между прочим. Все знали, что не надо Саломии наливать и даже не провоцировали, потому что она не отказывалась: нет, мне нельзя, нет, вот этого нет...
Протоиерей Дмитрий
— Ханжой не была.
В. Аверин
— Нет, абсолютно. Просто она не ела какие-то вещи и не пила какие-то вещи, но при этом разделяла радость этой самой тусовки вместе с нами совершенно свободно. И у меня до сих пор, когда вот мне говорят там: православный человек, — у меня перед глазами встает образ Саломии, потому что свет из нее исходил. Вот правда, я первый раз в жизни видел человека абсолютно светлого, светящегося, которая делилась, вот она делилась радостью. И в этом смысле ее колокол, ее колокольчик, она не была священником, но он был таким вот малиновым звоном, который, безусловно, привлекал.
Протоиерей Дмитрий
— Звонким таким и чистым.
В. Аверин
— И когда вы говорите про свой путь, и вы ходили, и люди решили, что надо бы с ним рядом постоять, то это тоже такое, не попытка даже, а свершившийся акт: я делюсь своей радостью. Я так наполнен это радостью, что я делюсь ею, и это привлекает людей. Но можно же избрать и другой путь. Можно быть таким колоколом набатным, что называется, и все время о конце света, и все время о страхе. И все время о том, что если вы сейчас со мной рядом не встанете, то вас там громы и молнии...
Протоиерей Дмитрий
— Да.
В. Аверин
— И все, и в геенне огненной будете гореть. И этим только людей привлекать. Вот опять для вас лично, какой из этих колоколов кажется сегодня, в наше время, в нашей стране, с той паствой, с которой приходится работать, вы считаете, наиболее нужен?
Протоиерей Дмитрий
— Актуален.
В. Аверин
— Актуален. Не эффективен как раз, а нужен.
Протоиерей Дмитрий
— Ну да. На самом деле это такая грань пастырства. Священник, у него, ну у каждого священника своя харизма, свой дар и талант, но у каждого священника должно быть трояким само служение, то есть это проповедь прежде всего, слово — мы должны наставлять, или назидать, или учить. С другой стороны, мы должны священнодействовать, то есть есть некое пространство священного это алтарь, это богослужение, которое священник берет на себя и как предстоятель всей общины возносит Богу вот дары и жертвы, и приношения, и молитвы. И есть третье служение это духовничество, то есть наставничество в самом сокровенном смысле слова, как такая духовная педагогика, когда буквально ведешь ты человека ко Христу, и вот очень узким путем, и ведешь уже, это личная такая тонкая настройка уже таких вещей. Поэтому каждый священник, он и проповедник, он и священнослужитель непосредственно, и духовник должен бы быть. Ну не всегда это получается в одном лице. И я просто вспоминаю, в Троице-Сергиевой Лавре еще начале XX века, в данном случае в Гефсиманском скиту Черниговском, было два батюшки: отец Исидор и отец Иоанн. Отец Иоанн был очень строг, очень взыскателен, и он был требователен, его боялись его прихожане, чада даже приходили, всегда голову в плечи вот как-то, и батюшка там распекал: так что ты там, вот давай поклоны, давай там пост строжайший, там из храма не выходить. А отец Исидор, наоборот, был таким очень утешительным, добрым и ласковым, и всегда к нему приходили отогреваться. И вот когда приходили к отцу Исидору такие нашкодившие его чада духовные, там с тяжкими грехами, говорят: батюшка, простите, грех, искушение, не устоял, простите. Говорит: я тебе не смогу помочь, тебе к отцу Иоанну. Тебе к отцу Иоанну, он может помочь. Современный мир требует, конечно, очень каких-то экстраординарных усилий. И действительно требует, мир оглох, этот вот шум, грохот, вот этот лязг современной цивилизации, он человека — без всякого оскорбления — ну вот одебилил, то есть человек перестал быть чутким, внимательным, он просто вот в какой-то погоне, суете, в шуме бесконечном находится.
В. Аверин
— Шкура наросла, это точно.
Протоиерей Дмитрий
— И это даже внутренняя защита, то есть человек пытается хоть как-то самосохраниться. И поэтому приходится вот действительно набатный колокол какой-то иметь. Но с другой стороны, парадоксальным образом, если мы сами умиримся внутри и как-то утишим свою собственную беготню, свою собственную, так скажем, даже в хорошем смысле слова, амбицию, когда вот нам хочется достучаться, докричаться: вот что ж ты меня не понимаешь, я ж тебе говорю! Ну успокойся, почему он тебя должен слышать? Пусть он Бога слышит. Бог может до него докричаться, достучаться. И тогда вот если мы сами умолчим как-то внутренне, я думаю, что у нас может получиться, вдруг мир остановится. Как вот, знаете, в психиатрической больнице есть такой прием, когда они начинают вот так возбужденно общаться, эти вот болящие, на полтона ниже сразу: «Подожди, ты сегодня завтракал? Как у тебя аппетит? А как гулял? Смотри, какая погода, пойдем, погуляем». И он сразу становится твоим, пациент, ты с ним выходишь на диалог вместе монолога предыдущего. Также и здесь: надо чуть тише, чуть ниже, может быть, чуть спокойнее, чем вот эта вся окружающая сутолока, и тогда, возможно, нас услышат. Но услышать-то надо что-то. Что мы-то скажем от себя? Вот мы должны это что-то иметь.
В. Аверин
— Я напомню, что вы слушаете программу «Вечер воскресенья». И сегодня у нас здесь, в студии протоиерей Дмитрий Кувырталов, настоятель храма Архангела Михаила в Летово. А вот теперь поясните мне, пожалуйста, такую вещь. Вы, перечисляя ипостаси священника, начали с проповеднической деятельности. Первое — проповедник, второе — священнослужитель, третье — духовник. Не служение на первом месте разве, не литургия как самое главное делание священника?
Протоиерей Дмитрий
— Ну оно центральное, конечно, даже в этом перечне оно центральное. Но как ни парадоксально, все-таки начинается все со слова. И первая часть литургии это все-таки благовестие Евангелия, там чтение Апостола, евангельское слово и проповедь, оно в принципе по уставу церковному должно быть в первой части литургии. А потом уже непосредственно возношение даров, хлеба и вина и приношение их к Богу с вымаливанием у Бога Духа Святого, чтобы благодать преложила эти дары в Кровь и Тело Господни и уже раздаяние их всем верующим. Это действительно одно из самых сокровенных пастырских дел. Но тут пастырь в данном случае перестает быть, тут действует уже Сам Бог. Мы Духа Святого призываем сюда, и Он действует не моими руками, а руками всей Церкви. В данном случае священник, он предстоятель, он озвучивает просто то, что на сердце у всей Церкви, так уже веками выработались тексты определенные. И мы понимаем, что человек немотствует, то есть он молчит перед Богом, он ничего не может сказать. А святые могли дерзновенно высказать все, что у них на сердце, поэтому эти молитвы святых, они в молитвослове записаны и в богослужебном чинопоследовании они есть. Они сформулированы очень кратко, емко, поэтому они из века век, из храма в храм одни и те же, одно и то же батюшка говорит. Он должен тогда молчать, если не эти слова святые произносить. Но тогда вся Церковь не сможет ничего сказать. И как говорит апостол Павел, как Церковь ответит «аминь», если они не понимают, о чем надо подтвердить. Поэтому, конечно, это такое внутреннее возношение всего этого организма церковного к Богу, это действительно священнодействие, оно самое важное. Но вот парадоксальным образом священник там почти не участвует, кроме как озвучивание вот этих самых слов и как предстояние. А делание священническое это, в общем-то, проповедь, это все-таки благовестие, и оно стоит на первом месте. Как школьник или как будущий, вот как говорят там, слесарь-наладчик там какие-то там тонкости, он все равно должен школу сначала пройти. Он все равно должен сначала навык приобрести слышания и говорения.
В. Аверин
— Нет, но тогда возникает, мне кажется, соблазн: мое слово, моя проповедь важнее, гораздо более доходчива, гораздо более наполнена смыслами, чем вот это все дальше. И слова разных святых, которые звучат...
Протоиерей Дмитрий
— Я знаю священников...
В. Аверин
— И, простите, слова Христа, которые тоже звучат. Вот мое важнее, чем то.
Протоиерей Дмитрий
— Увы, этот соблазн, он на поверхности. И очень многие спотыкаются о действительно подобного рода рассуждения и чувства внутренние, грубо говоря, вот смещают приоритеты на словесность, на некую проповедь. И иногда очень хорошо получается, то есть батюшка иногда очень одаренные, талантливые...
В. Аверин
— Риторы от природы или наученные.
Протоиерей Дмитрий
— И сами, вот видя вот этот отклик вокруг, действительно они вот в этом находятся некоем, я бы сказал, прелестном состоянии, то есть некоем самообмане. Хотя я не могу сказать, что это действительно самообман, что это плохо. То есть это у каждого опять же своя харизма, свое служение. Только он не должен действительно забывать, что главное его служение все-таки в молчании, в предстоянии пред Богом в таком вот сокровенном восхождении ввысь и за собою своих надо тащить. Поэтому оно действительно только может быть трояким это служение — и слово, и служение, и духовничество как душепопечение, когда ты вот глаза в глаза, можно уже даже без слов. Я знаю множество современных батюшек, духовников настоящих, которые не исповедуют, которые не проповедуют, они редко служат, но к ним приезжают люди толпами, и просто рядом постоять. Говорят: ну как ты? — Батюшка, у меня то-то, то-то, то-то, — помоги тебе Господь. И ты уходишь окрыленный. Он ничего не сказал, но ты был рядом, и ты видел, как он за тебя переживает. И он где-то что-то откорректировал: давай вот лучше здесь повнимательнее, а здесь не переживай ты, — все, этого достаточно. И человек внутри вдруг понимает, вот какое-то интуитивное, духовное, глубинное общение происходит. Это духовничество, оно тоже есть, присутствует в современной Церкви. Не так, как было раньше, к сожалению, очень скудно, но оно есть. И это тоже великая милость Божия. Поэтому я настаиваю, чтобы не отделять вот все эти три служения. Если у священника все в порядке, у него есть все, и дар слова. Я знаю батюшку, который просто на проповеди пересказывал Евангелие. Причем не просто пересказывал, а просто, грубо говоря, своими словами его передавал, близко к тексту, вот те там 5-6 предложений, которые он прочитал, он тут же их озвучивал с амвона и уходил в алтарь. И все были непомерно ему благодарны, потому что вдруг прозвучало живое евангельское слово. Это был такой удивительной дар проповеди, хотя это проповедью назвать нельзя, то есть это не было толкованием, комментарием, просто такое личное участие. Я думаю, что каждый священник имеет какой-то особый вот такой нюанс, оттенок личностного переживания и соответственно дара благодати, который чувствуется у окружающих людей, которые его слушают.
В. Аверин
— Нет, все равно, смотрите, отец Дмитрий. Когда вы говорите о том, что у одного священника есть один дар, там у другого другой, у третьего третий, тогда понятно совершенно, что Церковь как вот большой организм, из этого многоголосия возникает вот то, что в хороших хорах возникает, когда вот действительно многоголосный хор и он вот одну музыку исполняет. И для там, не знаю, человека, который смотрит на Церковь именно как вот на такой большой организм, все понятно, вопросов нет совершенно. Но при этом есть прихожанин, не знаю, в Летово, например, или в том или ином районе Москвы, или в какой-нибудь деревне, где одна церковь там на округу, и там один священник. И он слышит не хор, каждый раз он слышит не хор, он слышит вот этого самого солиста. И ответственность на этом солисте непомерная, потому что у него нет возможности утешить себя тем, что есть другой священник, у которого есть иной талант, а есть третий, у которого есть иной талант. Потому что каждый конкретный человек видит перед собой абсолютно конкретного священника и ждет от него, и эти ожидания, конечно же, завышены. Не надо требовать, как мне всегда говорят, не надо требовать от другого человека всего того, чем ты сам не обладаешь. Но когда я вижу перед собой священника, во мне вот эта вот планка ожиданий, она, помимо воли и сознания, задирается на непомерную такую вот высоту. И даже если я понимаю умом, что нет, ну зачем, вот подсознательно это вот так. И тогда этот самый конкретный священник, неважно, молодой он или старый, там обременен каким-то жизненным опытом или не обременен, он должен абсолютно точно знать, а куда собственно он ведет. Вот если он пастырь, он должен знать, куда он ведет и должен знать, какими методами он ведет. Потому что это стадо можно, действительно, окружить там сворой злых собак, можно плеткой, а можно дудочкой, что называется.
Протоиерей Дмитрий
— Вести за собой.
В. Аверин
— Да. И вот этот самый конкретный священник, и вы в данном случае у себя, тоже же все равно вы вынуждены воплощать в себе вот то, что называется авторитет Церкви.
Протоиерей Дмитрий
— Мы все время до этого говорили об идеальном священстве, то есть о том вот, как его я вижу или как оно должно быть там. Ну действительно это то, что хотелось бы вообще наблюдать в Церкви, в каждом пастыре. Но мы понимаем, что есть бытовая сторона, и здесь мы начинаем спотыкаться. И вот эти спотыкания у каждого опять же свою меру, амплитуду имеют со стороны или внутри. Я уже действительно от своих собственных планок, завышенных самооценок или требований публики, например, я оказался в каком-то очень благополучном приходе и я не могу не соответствовать, этот приход меня, сама община должна вытягивать как бы. А я раздражись и злюсь: что это я вам тут должен, я вот отслужил и до свидания.
В. Аверин
— Как Аршавин: мы, футболисты, вам ничего не должны.
Протоиерей Дмитрий
— То есть тут в этом смысле аргументация очень прямо правильная. Так вот я, к сожалению, понимаю, да, что бытовая сторона и именно человеческая сторона священнического служения, она очень смутительна бывает для большинства паствы. А если ты оказался на приходе вот где-то действительно в деревне, отдаленной от какого-то центра, где нет никаких альтернатив в принципе, есть несколько домов и есть этот храм, это не значит, что ты остался один или ты брошенный где-то на периферии — ты в центре вселенной, потому что ты со Христом. Если вот опять же если об идеальном пастырстве говорить. Но соответствовать вот этим пяти, шести, двадцати замечательным прихожанкам, а чаще всего пожилым и там часто обремененным не только житейским опытом, но и с болячками всякими — глухие, слепые, бестолковые, они где-то в уголочке стоят, служба идет, они ушли, — надо ведь что-то донести до них. Вот тут поразительным образом надо донести просто любовь. Любовь, она умеет разговаривать с сердцем человеческим, вопреки вот всем нашим этим образованиям и так далее.
В. Аверин
— Давайте вот про любовь поставим пока запятую и продолжим через несколько минут.
В. Аверин
— Вы слушаете программу «Вечер воскресенья», сегодня здесь, в студии протоиерей Дмитрий Кувырталов, настоятель храма Архангела Михаила в Летово. И говорим мы о миссии священника и вот теперь уже о пастырской деятельности, особенно священника. Вы сказали, что вот эта бытовая сторона жизни, она действительно, я понимаю, если уж любовная лодка разбилась о быт, как мы знаем от поэта, то священническая лодка должна быть очень крепкой, чтобы не разбиться об этот быт.
Протоиерей Дмитрий
— Чем выше, да, сан священника, тем опасней и вот эти вот подводные камни, это так. Потому что большой корабль разбивается в щепы о мель там или какой-то камень с гораздо большим грохотом и трагизмом. В этом смысле да. Но вот мы немножко коснулись бытовой части. Я понимаю, что вот несколько бабулек, которые стоят в храме, и надо к ним обратиться со словом проповеди и благовестия или какого-то утешения, назидания, наставления. Ну они тебе честно признаются, что они всегда молятся, они стараются поститься, ни с кем не ругаются. Ну если кого-то там и пересудили они, так это они сами виноваты...
В. Аверин
— Подчас не стараются поститься, а им, чтобы не поститься, надо очень постараться.
Протоиерей Дмитрий
— Вот и в этом смысле, то есть они вообще святые, это по букве если разобрать, то какую проповедь-то им нести? И вот здесь, мне кажется, очень важно сказать о любви. И я просто знаю замечательного священника современного, он однажды говорил проповедь как раз в этой самой ситуации, когда всего четыре бабулечки, пожилых женщины стоят в храме. И я думаю, что трое из них не слышат, а одна просто стоит вдалеке и там, видимо, свои молитовки внутри или там свои имена перечисляет, за кого надо помолиться. А батюшка профессор, закончил, значит, физтех там. Вот он так очки поправил на носу и говорит: «Представьте, дорогие братья и сестры, безвоздушное пространство». Как народ в тишине стоял, так тишина в храме была, так она и осталась. Говорит: «Вот космонавт вышел в открытый космос, потому что поломка в космическом корабле, надо починить, но оторвался трос и космонавт оказался в открытом пространстве и летит в сторону от корабля. Что он должен сделать, чтобы снова вернуться в корабль?» — спрашивает он у этих четырех своих прихожанок. Ну такая же тишина, как и в начале службы невозмутимая. Говорит: «Он должен что-то от себя бросить — сам себе отвечает на этот вопрос, — чтобы придать обратную инерцию телу и вернуться снова в корабль. А что он может от себя бросить? — снова задает вопрос. — У него только жизненно необходимое с собой, например, кислородный баллон. Так вот он должен бросить от себя кислородный баллон, чтоб вернуться в корабль, чтобы спастись». Пауза и тишина в храме. «Так и мы, — говорит этот замечательный батюшка, — когда идем ко Христу, должны то-то важное от себя бросить, чтобы спастись. Вот иногда даже жизненно важное, жизненно необходимое». Ну та же тишина благоговейная в храме. А это слово осталось как-то вот в веках. Уже больше 20 лет назад оно было произнесено, но оно действительно очень пронзительное какое-то вот. Один человек просто, случайно зашедший в храм, его услышал и потом перевел. Мы не знаем, как ангелы распространяют эти самые добрые слова, но оно было сказано с любовью, оно было сказано благочестиво. И я думаю, что вот это умение оставлять что-то важное, даже житейские свои дела и идти на праздник ли в храм, на службу, или там помощь своей соседке там, или найти там дрова на зиму там отопить печку и так далее — все это является делом любви, которое священник должен либо побудить, либо сделать сам. В этом работы в деревне на самом деле для священника всегда хватает. И уж в городе добрый, искрений священник, пастырь без дела сидеть не будет.
В. Аверин
— А священник всегда на виду. Неважно, в городе он или в деревне, вот это вот тот род человеческой деятельности, когда исполняющий его всегда в центре внимания, всегда на виду. И тогда возникает вот еще один вопрос. Проповедь священническая — это только то, что он говорит с амвона? Или это и тот образ жизни, вообще та жизнь, которой живет он, которой живет его семья? Ну потому что диссонансы, безусловно, есть...
Протоиерей Дмитрий
— Есть.
В. Аверин
— Сложности есть всевозможные. Но если с амвона священник призывает к аскезе, к отказу, еще что-то, а в общем, все же видят, как...
Протоиерей Дмитрий
— Конечно, образ жизни самого священника.
В. Аверин
— Масло течет по бороде, что называется...
Протоиерей Дмитрий
— Нет, как щечки лоснятся, как глазки немножко заплывают от накануне мы заговлялись там был праздничный стол, у батюшки он всегда отличается.
В. Аверин
— Или глаз, который падает на паству, он тоже отмечает что-нибудь такое, когда затуманивается глаз. Это все считывается?
Протоиерей Дмитрий
— Хороший вопрос и страшный. Потому что, конечно, люди в храме это не, как один тоже проповедник говорил: представь себе перевернутые горшки и говори — то есть чтобы не было стеснения, так он. Это до абсурда доводить ни в коем случае нельзя, то есть это не перевернутые горшки, это люди, которые опыт и переживания, и личные религиозные чувства имеют. И эти чувства, как есть закон об оскорблении религиозных чувств. Ну понятно, что кто-то, извиняюсь, там каких-то покемонов в храме ищет, может быть, кто-то и оскорбляется, не знаю, на этот счет можно отдельно порассуждать. Но ведь священник иногда тоже может оскорбить религиозные чувства, и что тогда, тоже к нему законодательство, да, какое-то применять? Потому что есть люди очень высоко духовные, есть люди с большими запросами духовными искренними, а батюшки иногда...
В. Аверин
— А если люди, заблуждающееся по поводу себя и считающие, что у них есть духовность.
Протоиерей Дмитрий
— В большинстве они именно таковы.
В. Аверин
— Да.
Протоиерей Дмитрий
— Но мы это пока не выяснили, вот так вот. То есть удивляются, почему батюшка все время жует там что-то, или говорит там все время как-то на себя обращает очень много внимания, своей персоне, и конечно, это иногда коробит духовные чувства, религиозные. И вот тут необходимо иметь, во-первых, человеческий такт, а во-вторых, просто элементарно какую-то духовную зрелость, чтобы батюшку, во-первых, покрыть, потому что мы многого не знаем в жизни этого священника. Ведь и в XIX веке такие случаи были, когда батюшки спивались, и были такие трагичные ситуации, когда их и запрещали, из храмов выгоняли. За некоторых батюшек тоже бедовых таких община боролась, говорили: нет, он нам дорог, потому что он молитвенник, он там то-то и то-то. То есть это тоже ну жертвенное служение обоюдное, это как семья, Церковь-то это же не только организм там богочеловеческий, просто человеческая семья еще в том числе. Вот в семье всякое бывает. И если прихожане так мудрые, они своего пастыря опять же и удержат, и воспитают, и поддержат во всех вопросах, и в духовных в том числе. Но вот батюшку одного владыка митрополит Филарет Московский, он запретил его во священослужении, а тот ему стал ночью сниться, и каждый раз как-то очень беспокойно. Он позвал его, говорит: ты чего мне снишься? Я, говорит, беспокоюсь и третью ночь сон потерял из-за тебя. Что такого особого делаешь? Тот ему признался после допроса, там несколько раз уклонялся от ответа. Он самоубийц поминает по ночам там где-то у себя в храме молится, заходит один-одинешенек и тихонько за них молится, хотя и пропойца, и все там, да, но вот эти самоубийцы за ним целым этим ходят гуртом и говорят: за нас молись, нас помяни, за нас никто, а вот ты один. И эти вот самоубийцы пошли к митрополиту Филарету, снятся ему, сна лишают. Мне все время, говорит, приходят ночью какие-то люди, какой-то кошмар за кошмаром снится. Расскажи мне, что это за люди, как это с тобой связано? Вот он рассказал, что это за люди, что он за них молится. Он очень пожалел его и батюшку этого вернул на служение, а тот бросил пить. То есть это такие случаи бывают, но это опять же проявления любви все-таки пастырской. Но мы должны понимать, что батюшка, конечно, говоря о терпении с амвона, бывает нетерпелив сам. Или так уж свои дети, которые приносят двойки там и плохо учатся, и на них нужно какое-то слово сказать такое за правду, ревность или там даже где-то подзатыльник или еще что-то. Может ли батюшка этими вещами заниматься или должен нанимать какого-то со стороны воспитателя, который будет их воспитывать, его детей? И, в конце концов, если его дети сами церковные, благочестивые — это одна ситуация. А если не церковные, не благочестивые — о чем тогда он говорит в церкви и кого он тогда учит и куда он их ведет? То есть здесь столько вопросов, и они все действительно на поверхности, они очень болезненные, они очень современные эти вопросы. Потому что Церковь наша нынешняя очень молодая, и все священники в большинстве случаев имеют опыт, ну в лучшем случае, там 10, 15, 20 лет служения, а это очень маленький опыт для служения. Причем этот опыт не был воспринят ни от кого, преемства не было священнического, не было тех старцев, духовников, той традиции, в которой бы вырастали эти будущие молодые священники.
В. Аверин
— Это собственные шишки.
Протоиерей Дмитрий
— Собственный опыт, да, спотыкание на собственном, вот эти вот: упал — вставай, упал — вставай. И в Александрийском Патриархате, если я не ошибаюсь, могу ошибиться, есть такая правильная, мне кажется, традиция: священники рукополагаются только тогда, когда свои дети выросли, когда они стали уже взрослыми и понятно, что они люди церковные, и ты собственный корабль семейный не потопил и не разбил ни о какие камни подводные, то тогда да, ты можешь стать и упасти всю Церковь, это дальше больше.
В. Аверин
— Вот понимаете, мы опять возвращаемся все к тому же. Священник — пастырь, который ведет. И когда уже есть опыт, когда действительно есть доказательства вот подобные тому, о чем вы только что сказали, тогда очевидно, куда он ведет. А когда он становится на приход, уверена ли Церковь, уверены ли прихожане в том, что он их ведет в нужном направлении? Уверен ли он сам, в конце концов, что он их ведет в нужном направлении? И здесь я опять вернусь вот к этой триаде, о которой вы сказали: пастырство, служение и духовничество. Может быть, действительно пастырство должно выходить на первый план уже с годами, что называется, когда есть право на это пастырство. А какой-то период просто ограничиваться тем, что человек служит. Потому что ну известны же вот эти замечательные примеры, особенно когда возрождающиеся храмы, когда никого нет, а вот священник приходит и он служит эту литургию один, и он один неделю, и месяц, и год, и полтора, а потом вдруг появляются какие-то люди, потрясенные тем, что он для Бога служит. Не для зрителя, что называется...
Протоиерей Дмитрий
— Да.
В. Аверин
— И в этом его тоже пастырство. Вот когда человек, как скала, у него есть дело, он его делает, и он делает его искренне, вне зависимости от того, оценивает это кто-то, не оценивает это кто-то. И тогда может быть действительно, прежде чем кого-то звать куда-то и куда-то вести за собой, а еще ну там я, к стыду своему, ну может быть, это виновата школа и наша система образования, в большей степени знаю там историю Западной Европы...
Протоиерей Дмитрий
— К сожалению, да, такое есть.
В. Аверин
— И той церкви, чем нашей. У меня такое ощущение, что как только куда-то позвал и повел — так это обязательно какие-нибудь детские походы, эти насилия и грабежи, и костры. И думаю: ну не надо никуда звать, вот лучше служи.
Протоиерей Дмитрий
— В этом смысле, конечно, священническое служение, оно, вы сказали там, где-то он год и полтора служит, и люди начинают тогда приходить. А могут и не приходить.
В. Аверин
— Могут и не приходить, да.
Протоиерей Дмитрий
— То есть вот в том-то ужас, что священник может служить просто один там или в каком-то таком разоренном храме. Конечно, очень важно иметь всегда перед собой Христа. И священник, в общем-то, он Ему принадлежит и Ему служит, он не людям служат. Он должен обернуться к людям и сказать что-то, позвать за собой. А может быть, и не стоит звать, а надо стоять и свидетельствовать тем, чем ты сам наполнен. Но я действительно понимаю, что мы говорим о каких-то уникальных единицах, об исключениях вообще из вот общей картины жизни. И есть такая избалованность городом, когда многолюдные приходы, многоштатные, когда священники не очень-то и задумываются над степенью своей искренности. Потому что есть функционал опять же: ты должен прийти вовремя, отслужить и вовремя, скажем там. Дальше идет поток, конвейер там: панихиды, молебны, отпевания, венчания, крестины и их много-много. И снова службы, исповеди, их все больше и больше, потому что люди видят, что храм открыт, теперь надо... На вопросы даже, точнее время на душепопечение, на духовничество просто не остается, вот начинается это требоисполнение. И парадоксальным образом это тоже нужно. Просто вопрос...
В. Аверин
— Да, людям это нужно.
Протоиерей Дмитрий
— Вопрос, именно в какой степени нужно это самому священнику — вот тут тоже момент очень тонкий и неоднозначный. Сам священник должен иногда и притормаживать этот поток обращений к нему, иначе он потеряет время для молитвы, для своей семьи. То есть семья у священника это один из существеннейших вообще факторов его жизни. И если он будет ее все время отодвигать на потом, потому что работа, храм, люди, это тут важнее. Я перед Христом стою, а ты мне мать тут про какую-то картошку говоришь, которая у нас дома кончилась, ты совесть имей. Сама пошла, да что тебе, прихожан что ли попросить, они сейчас тебе принесут. Да что мне прихожане, я хочу, чтобы ты это сделал, чтобы мы с тобой посидели, чайку попили вечером, или пойдем, прогуляемся по деревне. Как мы по деревне прогуляемся, тебя все остановятся и будут спрашивать. И действительно, батюшка, если выезжает куда-то в отпуск или еще что-то, обязательно к нему как к батюшке всегда обращаются — попа и в рогожке видно. И здесь вопрос семейного существования, в семье именно тоже очень актуален. Я это к тому, что священник, конечно, подвержен огромному количеству соблазнов, больше гораздо, чем любой мирянин, самый искренний и самый вот аскетически настроенный. Здесь священнику приходится сразу на нескольких фронтах держать то, что называется оборону. И при этом сохранить свой внутренний покой и мир, свою, с одной стороны, отрешенность от мира, а с другой стороны... А батюшка, а вот вы смотрели вот такой фильм? Почему я должен его смотреть? Ну я должен сказать человеку, потому что он смущен, он возмущен, он в недоумении, все обсуждают. Батюшка... А говорю: вот простите, Бога ради, мне как-то не мое. А другой иной раз приходится посмотреть и что-то там высказать, какое-то мнение свое. Поэтому, конечно, батюшка должен быть и погружен в мир и одновременно от него отделен. Где таких священников найти? Это самая главная боль сегодняшняя наша, ситуация общецерковная. Потому что священники это прежде всего семинаристы, 18-20-летние молодые ребята, которые все знают: как, всех знают своих. И вот они начинают это служение гуртом, так вот все, одна большая община: этот в таком-то храме, в таком-то, этот поет, этот алтарничает, этот служит, этот помогает, и все всех знают — очень комфортная ситуация. Но есть ли здесь пастырство или вот то самое духовничество, или священнослужение, о котором говорили, большой вопрос, открытый вопрос. И этот вопрос, в общем-то, лично к сердцу каждого пастыря, а не даже к системе образования или к социальному устроению всего человечества. Ты можешь быть в любом обществе, но ты будь как святитель Николай Чудотворец. Он в свое время там, Миры Ликийские — две тысячи, там три тысячи человек народу, может, ну пять тысяч там народа жило, — и он на всю вселенную прославился. В каком-то действительно небольшом селе, где оказался такой ревностный, добрый, искрений пастырь. То есть место для добра всегда у священника есть. Но и быт у священника тоже должен быть. Меня немножко возмущает, но, наверное, поделюсь своим возмущением, насколько это корректно, когда обсуждают, на каких батюшки машинах ездят, в чем они одеты, где и что кушают. Безусловно, должно быть все скромно, корректно, очень целомудренно в отношении священника к себе самому, безусловно. Но если это спрашивает община моя приходская, храма, где я служу: батюшка, ну что же вы на такой машине ездите? Давайте мы вам нормальную машинку, вот пусть будет, ну нам приятно же будет — одна ситуация. Или батюшка приобрел себе какой-то там очень экипаж такой солидный, и община в недоумении: батюшка, ну как-то нам неловко, мы пешком ходим там, у нас несколько человек, а вы прямо так совсем уж роскошно и как-то некрасиво вот выглядит очень это. Ну понимаете, вот спонсоры, они принесли. Батюшка иногда должен уметь отказывать на самом деле вот в таких вещах, мне кажется, нужно иметь мужество сказать: простите, это не мое. Я знаю несколько случаев, архиереи и владыки от очень дорогих подарков отказывались публично и принципиально. Говорят: нет, вот простите, подарите это кому там, детскому дому, кому хотите, я это не приму. Есть такие вещи. Но последнее, что важно, что священнику задает этот вопрос его община, его семья.
В. Аверин
— Я напомню слушателям, у нас в студии протоиерей Дмитрий Кувырталов, настоятель храма Архангела Михаила в Летово. Это программа «Вечер воскресенья». Действительно вопрос, рождающийся совершенно естественным образом по поводу пастыря, это его отношения со стадом. Для людей, которые либо вообще не ходят в церковь, а только раздумывают над этим, или иногда заходят в церковь, но не живут вот этой вот общиной жизнью, наверное, это самая большая загадка: как складываются взаимоотношения священника и общины церковной. Это начальник и подчиненные? Это сотворцы? Я боюсь сейчас за точность определений, но я думаю, понятен смысл вопроса, по крайней мере. На что община имеет право там указать священнику? Имеет ли право община критиковать священника? Или ну вот, ну что называется, Богом дан, поэтому терпение.
Протоиерей Дмитрий
— Вопрос замечательный, потому что ответ не на поверхности, хотя вроде бы он напрашивается. Во-первых, сам по себе священник, ну если кратко вот формулировать его отношения с приходом, это отец и дети, ну семья то есть, а он возглавляет. Но ведь и в семье бывают авторитарные отношения.
В. Аверин
— Но не пастух и стадо все-таки?
Протоиерей Дмитрий
— Все-таки нет. Христос именовал Себя пастырем, нас именовал овцами, Своей паствой, это действительно так. Но Христос это сделал единожды и сделал только для того, чтобы указать, что един пастырь над всеми людьми, и Он этот пастырь, и больше никого нет. И более того, Он потом назвал Себя дверями — то есть Тем, Кто открывает только вот этот ход, путь дальнейший, а не является препятствием или там целью. Ну ко Христу мы можем применить — это и Отец, и пастырь, и путь, и дверь, и истина, и жизнь. К себе, конечно, нет. В этом смысле на приходе должны быть, ну говоря современным языком, демократические отношения. Но...
В. Аверин
— Все-таки батюшка, да, вот это вот слово...
Протоиерей Дмитрий
— Батюшка все-таки, да.
В. Аверин
— Почти забытое на Руси.
Протоиерей Дмитрий
— Понимаете, вот чем мы отличаемся от западной цивилизации, действительно, большинство из нас начитаны в западной литературе. Мне один раз: «Батюшка, а вы сутану будете свою снимать?» Сутану. Я говорю: откуда такое слово вообще? Говорят: ну Гюго, что там.
В. Аверин
— Да, конечно, а что же.
Протоиерей Дмитрий
— Поэтому у нас большинство людей благочестивых, искренних даже не знают, как одежда священническая называется. И отношение к священнику как к некоему наставнику, и вот этому посреднику, и начальнику вот этой самой миссии, как в западном христианстве, вот у них же...
В. Аверин
— Падре, да.
Протоиерей Дмитрий
— Протестантская эта реформация началась именно с возмущения, что дистанция между пастырем и паствой огромная, бездна, ее надо было преодолеть. Вот это вот возмущение сначала как бы благородное, потом вылилось в такой трагизм исторический. Но у нас такой никогда не было проблемы. У нас всегда священник это да, он глава прихода, в данном случае он настоятель прихода, но он не начальник, и община им тоже не может потакать и прочее. Здесь важно понять, что вот эти отношения, они внутри очень органичны. И если говорить на основе Священного Писания, то апостол Петр говорит, что мы все священники. Вот христиане, они все священники, мы все в равных условиях находимся, каждый из нас священнодействует вот этот вот рай в собственном сердце и вокруг себя тоже. Каждый из нас призван к этому свидетельству, каждый из нас должен быть проповедником. Каждый из нас должен быть служителем, то есть у него своя домашняя церковь, своя семья, и каждый должен быть духовником. Вот мирянин даже, он в храм приходят на равных со священником. Да, он знает свое место, так же как и священник. Это как апостол Павел говорит, дары Святого Духа, каждому дано свое: кому учительство, кому служение, кому дар языков, кому дар пророчества там и так далее. У каждого в этом смысле свое. Даже дар любви это тоже особый дар, у кого-то вот из батюшек он есть, а у кого-то дар взыскания, что вот: а ну-ка иди сюда... Страшно становится. В этом смысле, конечно, паства и в данном случае прихожане могут и должны священнику указать. Но все с любовью делается. Важно, какая интонация, важно, какая цель этого вот обличения нашего неправомочных каких-то поступков там или действий. Скажем, батюшка, ну Бога ради простите там, ну вот можно же так-то, а не так вот сделать. Бывает, когда ну ошибается священник.
В. Аверин
— А вам говорили?
Протоиерей Дмитрий
— Говорят. Мне говорят, и я очень благодарен за это. Более того, я настаиваю. Вчера буквально был такой курьезный эпизод. Я возглавлял службу вечернюю, и я забыл сказать возглас. Точнее я произнес все возгласы необходимые, но раньше времени начал ектенью произносить. И служба вот как по маслу вся идет, спокойненько. И после службы говорят: «Батюшка, что-то мы сегодня подсократили». Я говорю: «Что это мы подсократили? — я возмутился. — Ну вот вы не сказали этот возглас». Я говорю: «Как не сказал? — Да, вот не сказали». Я у хора спрашиваю: «Не сказал? — Не сказали». У чтеца — нет, батюшка, вы не сказали. Прихожан там — нет, не вы сказали. Вы, говорит, стоите, люди в храме, и не могли мне сказать, что батюшка такой-то возглас. Ну мы как-то решили, что вас не беспокоить, служба идет, очень было все торжественно...
В. Аверин
— А, то есть даже во время службы?
Протоиерей Дмитрий
— Тихонько можно: батюшка, возглас... И батюшка, да, бывают случаи, когда просто человеческий фактор включается. И чинопоследование службы, оно само по себе священно. Это не значит, что она не действительна стала эта служба, нет. Но в данном случае тут они меня покрыли любовью своей, да, то есть они...
В. Аверин
— Ну с другой стороны, это же огромное счастье, наверное, для вас, что те люди которые стоят в храме, они настолько хорошо знают литургию, они настолько хорошо знают порядок, что они могут вам напоминать о том, что вы что-то не то сделали.
Протоиерей Дмитрий
— Я в этом смысле счастливый священник.
В. Аверин
— Это высший пилотаж называется.
Протоиерей Дмитрий
— Мне очень отрадно видеть всегда своих прихожан, которые знают и любят службу. Как говорят, вот дети, у нас много детей в храме, и вообще я рад, что во многих храмах это и даже стало такое проблемой: дети в храме, что они там делают, как они себя ведут...
В. Аверин
— Да, мы тут отдельную программу этому посвятили даже.
Протоиерей Дмитрий
— И это известная фраза владыки Антония Сурожского, когда говорят: дети мешают молиться. Говорит: когда вы начнете молиться, дети вам перестанут мешать. В этом смысле надо всегда напоминать, что зачем ты в храме. Отец Валериан Кречетов тоже замечательно говорил, вот стою и думаю: вот свеча догорает, и никто ведь ее не снимет. Тут вот кто-то, значит, что-то делает... и опять же беспорядок. А потом, говорит: чем это я занимаюсь на службе? Я смотрю, о чем угодно. То есть вот кто-то на службе должен молиться. И если даже священник увлекся или что-то у него не так пошло, то в храме есть молящиеся. И в этом смысле храм живой, когда в нем хотя бы один человек молится. А если один молится, то вокруг него ангелы там и святые, и весь приход потом на него смотрит и тоже начинает немножко собираться и приходить в себя, в чувство. Поэтому да, чувство вот этой вот торжественности, чувство священного. То что, кстати, вот священник, его еще одна миссия, мне кажется, особая, это вот отделить это священное от профанного. Некое вот особое место на земле там в данном случае храм, в душе. Когда даже в храме ведь интонации другие, мы не ругаемся в храме. Притом что мы можем иногда, так скажем, громко что-то говорить, обличая. У меня батюшка один тоже покойный, старчик, говорил: что же вы вот водичку святую на Крещение, вот говорит, одна раба Божия мне говорит: можно ли ей цветочки полить, потому что она зацвела. Ну конечно, цветочки, они, говорит, творения Божии — он такой старчик, как фонарик маленький, — им тоже нужна святыня, да. Но ведь водичка для вас освящается, ведь вы на Крещение. А вы пришли с праздника в тумбочку ее поставили на целый год, конечно, зацвела, говорит, а она ведь для вас, а вы как варежки, говорит. И дальше больше, он прямо с амвона и громче, громче — я чувствую, как он распаляется в праведном гневе. Но это так как-то было по-отечески, так по-доброму.
В. Аверин
— И какой образ хороший.
Протоиерей Дмитрий
— Вот, да, поэтому...
В. Аверин
— Еще один вопрос, если позволите. У нас не очень много времени, видимо, остается до конца программы. Опять же, в силу того, что есть сериалы, снятые про жизнь священников, но не у нас; фильмы, в которых фигурирует священник и его вот обычная жизнь — тоже не у нас, о самых разных конфессиях. Известно и когда там, а завтра проповедь и вот, значит, мучается, о чем же это вот завтрашнюю проповедь мне написать, и особенно это там англичане по этому поводу, конечно, со своими священниками там резвятся в тех или иных формах. Но все равно же есть эта задача: а вот завтра я должен обратится к людям. И тогда откуда, из какого повода вы берете идею хотя бы этой завтрашней проповеди?
Протоиерей Дмитрий
— Ну зерно, конечно, такое ядро проповеди всегда это евангельское слово, то есть в данном случае всегда на богослужении читается Евангелие. И очень легко ну не оттолкнуться, а взять за основу именно вот какую-то фразу Христа или какой-то один маленький эпизод. И от него можно развить уже целую картину, целую вселенную и повести людей действительно...
В. Аверин
— Но ведь эта фраза должна срезонировать в это время с вами.
Протоиерей Дмитрий
— Вот здесь, чтобы, как кто-то из святых, по-моему, Симеон Новый Богослов говорил: если хочешь говорить к сердцу, говори от сердца. Вот чем ты наполнен в эту минуту — вот здесь экзамен лично для священника. И каждый священник, мне кажется, что это для нас обыденной должно быть вещью, когда мы сами себя самым строгим образом экзаменуем: сейчас я кто? Сейчас я чей? Сейчас что мне важно самому?
В. Аверин
— Чем я действительно наполнен или я пустой сосуд?
Протоиерей Дмитрий
— Вот да, это действительно проблема. И есть минуты, есть такие страшные минуты, когда нечего сказать. Когда немотствуют не от священного трепета, а имена от такой внутренней пустоты. И как там воду лить, то есть говорить какие-то там общие фразы, оскорбительные, и это чувствуется, что человек говорит в данном случае не от сердца.
В. Аверин
— А вы можете позволить себе честно сказать своей пастве, что сегодня я...
Протоиерей Дмитрий
— Я еще не могу.
В. Аверин
— Лучше там промолчу или там молитву одну прочитаю.
Протоиерей Дмитрий
— Но такое мог позволить себе владыка Антоний Сурожский. Он однажды вышел на проповедь тоже на амвон, замолчал, говорит: дорогие братья, мне сегодня нечего вам сказать, давайте мы с вами сегодня лучше помолимся. Вот это была одна из самых запоминающихся проповедей тогда владыки Антония. Ну и паства там особая была, это, скажем, община, которую он собрал вокруг себя, были люди настолько живые, настолько творческие, вот сильные и яркие...
В. Аверин
— И любящие, наверное.
Протоиерей Дмитрий
— Любящие действительно и своего пастыря, и Бога. Как он любил, так любили и его, любили службу. То, что он любил, любили и его чада. Однажды был случай, когда его остановил таксист один, ехал он в такси и таксист увидел, что владыка. Вот вы верите, значит, в Бога, ну покажите мне вашу веру, вот какая она, говорит, ваша вера? Владыка говорит: а я вижу у него на руке обручальное кольцо. говорит: вы женаты, дети есть, вы их любите? Да, люблю. Ну покажите мне вашу любовь. И вот владыка Антоний всегда, как по максимуму всегда спрашивал. И кто-то видел его на каком-то Соборе в Москве, когда он был уже, приезжал в 90-х годах, он, говорит, останавливался, у каждого человека вглядывался в глаза. То есть было видно со стороны, как он внимательно смотрит в человека, внутрь туда, выискивает его это самое зерно самое главное. То есть есть такие пастыри, слава Богу, Церковь Христова нынешняя, современная не обделена такой свыше благодатью. Но есть огромное количество и проблем у пастырства, у священства. Я думаю, что это, во-первых, проблема роста, опыта и, конечно, не без ошибок, не без боли, не без потерь проходит у нас накопление этого опыта, этого духовнического служения. А с другой стороны, нужно всегда открытыми быть для мира. Вот есть момент такого ханжества все равно, вот весь аскетизм, он как-то тонко окутан вот таким, как сказали бы сейчас богословы, монофизитством, то есть победа духа над плотью. Плоть это нечто вот такое непотребное, а дух — да, вот мы будем духовными все, а плотскими не будем. Это самообман, лукавство. Потому что Христос вочеловечился, воплотился, стал плотью, и Он жил среди нас. И в этом смысле нет никого пренебрежения к внешнему: и к праздничному застолью, и к каким-то поездкам паломническим, даже в отпуск священник может съездить, в этом нет ничего зазорного. Это не значит, что священник это святой, который вот явлен нам, чтобы мы подражали ему. Священник совсем не святой, и не явлен, чтобы ему подражать. Он явлен для того, чтобы нести вот эту вот миссию благовестия, в ту меру, в которую он может это делать. И везде, на пляже он оказался, и кто-то ему духовный вопрос задал — ответь на этот вопрос.
В. Аверин
— Даже если ты в это время в пляжном костюме.
Протоиерей Дмитрий
— А батюшка один, старчик, очень так кротко, его спрашивали после какого-то застолья очень большого такого праздничного, говорят: «Батюшка, а вот у меня сын там... — Прости, мать, прости, я не духовен сейчас, приди ко мне вечером на службу. Вот я сейчас я не духовен». То есть он как-то уклонялся от такого прямого ответа.
В. Аверин
— Вот это замечательный финал про Антония Сурожского и про этого батюшку. Помимо всего прочего, наверное, действительно, если это отношение пастыря с любовью, то у него должно быть и право, и осознание возможности отказываться от подарков, отказываться от дежурных слов, отказываться от чего угодно ради той высшей цели, которой собственно он служит.
Протоиерей Дмитрий
— Искренность.
В. Аверин
— Спасибо вам огромное за этот разговор. Протоиерей Дмитрий Кувырталов, настоятель храма Архангела Михаила в Летово, был гостем сегодняшней программы «Вечер воскресенья».
Протоиерей Дмитрий
— Всего вам доброго.
«Разговор с подростками о христианских ценностях». Елена Бреднева
У нас в гостях была заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение» Елена Бреднева.
Мы говорили о разных возможных подходах к образованию и разговору с детьми и подростками о нравственности и христианских ценностях.
Ведущие: Кира Лаврентьева, Константин Мацан
К. Лаврентьева
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Меня зовут Кира Лаврентьева, у микрофона Константин Мацан. И у нас в гостях Елена Бреднева, заместитель директора Фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». Здравствуйте, Елена.
Е. Бреднева
— Здравствуйте, Кира и Константин.
К. Лаврентьева
— Сегодня мы говорим об образовании, об образовании и воспитании, о раскрытии личности ребёнка. И для вас образовательная функция, образование является основной деятельностью в жизни, вы преподаете в Московской духовной академии, у вас есть собственный проект — образовательные поездки, и, конечно, об этом обо всём хотелось бы сегодня поговорить. Расскажите, пожалуйста, с чего начиналась эта идея начать образовывать детей путём вот таких вот интеллектуальных экскурсий?
Е. Бреднева
— Десять лет назад я училась сама в Московской духовной академии, я там закончила высшие богословские курсы, мы три с половиной года там учились, у меня есть диплом: «специалист в сфере духовного просвещения». И когда мы с педагогами стали думать, какие проекты лучше запускать, мы в таком экспериментальном режиме сделали площадку — нам благотворители построили десять летних домиков, часовню в честь старца Паисия, это всё у нас в Брянской области, и мы там попробовали летом собрать педагогов, родителей и детей, и посмотреть, что вообще детям интересно. И уже буквально в первый год мы поняли то, что дети у нас в телефонах, то, что у них идёт самообучение, потому что они сами снимают, сами выкладывают, сами придумывают, что им выкладывать, и тем самым формируют друг у друга сознание. А педагогов там не было практически ни одного, потому что, когда появились телефоны, были киностудии, но они были дорогие, и вообще по старинке все думают, что кино снимать дорого, нужно огромное оборудование, и даже в киношколу себе не каждый мог позволить записаться, записать ребёнка. И мы поняли то, что появился такой запрос, скажем так, от детей, что нужен такой кинокружок в школу, потому что раньше какие предметы в школе, они до сих пор есть: есть музыка, есть фортепиано, есть учитель подготовленный, который может преподавать, и ребёнок поёт, небольшой процент становится там прямо музыкантом, но для развития это хорошо, все понимают. Также рисование: есть предмет, краски всегда были, были карандаши, был педагог подготовленный, дети рисовали, тоже развиваются, правильно? Но кино почему не было в школе? Потому что действительно, было оборудование и всё остальное недоступно. А тут, получается, стало доступно, у нас у каждого телефон, и является синтезом вообще это направление — кино, там у нас и живопись, и музыка, там много, скажем так, даже профессий, которые мог бы выбрать себе ребёнок: это оператор, может монтировать, может рисовать художник, если это анимационный фильм. Получается, что есть такой вид интересной деятельности для ребёнка, но нет подготовленных педагогов, потому что те режиссёры, которые есть, они работают или на телевидении, или они умеют снимать, монтировать, но не могут преподавать это детям, именно вот в воспитательной части. И что мы сделали: первый год мы организовали фестиваль, и дети сами стали присылать нам всякие видео, стали работы нам присылать. Ну вот не совсем всякие, мы, конечно же, сделали положение о фестивале, и мы взяли за основу короткометражный фильм, кинопритчу, чтобы было понятно, что вот формат — это короткометражное кино и обязательно работа со смыслом. И дали им образцы — это сказки, притчи, истории, где есть уже мораль, потому что сложнее всего, наверное, это написать сценарий, а здесь мы как бы сразу из первого в десятый класс попадаем, когда даём им идею. Расскажу: мы берём часто притчи старца Паисия, например, вот о пчеле и мухе и говорим: «пролетает маленькая пчёлка над полем, ищет цветочки, встречает муху и говорит: «Я слышала, что здесь у нас есть цветы». Муха насупилась и говорит: «Я здесь ничего такого не видела, но я могу показать здесь и консервные банки, и где много мусора». И тут пролетала как раз пчёлка постарше, которая тоже там жила и говорит: «Удивительно! Я тоже столько лет здесь живу и летаю, но я могу показать, где гиацинты, где лилии, где множество цветов». «Так и люди делятся на две категории, — говорит старец Паисий, — одни во всём видят дурное, а другие во всём ищут хорошее и радость посылают». И мы начинаем обсуждать с детьми эту притчу, они говорят мораль, и мы говорим: «А давайте, мы на современный лад снимем историю?» Они говорят: «О, давайте! У нас тоже, например, в школе так бывает, вот там один мальчик, он ходит из школы в школу, ему всё плохо, куда не придёт, там драка, ещё что-то. А есть, наоборот, кто придёт и сразу с ним дружить хочется». И дети снимают такие современные истории, сами формулируя мысли и добродетели, которые получаются в ненавязчивой форме, в интересной их форме, потому что им нравится снимать, они это всё производят и транслируют на большую публику, потому что мы это выкладываем в соцсетях ещё и на портале нашем.
К. Лаврентьева
— Елена, смотрите, правильно ли я поняла: то есть дети в летние каникулы приезжают на площадку в Брянской области, началось всё с Брянской области, как бы отдыхать, и вы увидели, что они в телефонах все, что их интерес, он в зоне вот этих гаджетов находится, и вы адаптировали этот интерес, и, в общем, решили это всё дело пустить в пользу и начали снимать с ними кино как раз через вот эту их заинтересованность гаджетами?
Е. Бреднева
— Да, мы вот попробовали, организовали такой фестиваль, и они стали присылать нам эти притчи, эти истории, сказки в разных формах: и игровое кино, и анимационные фильмы, и репортажи, и мы поняли то, что они снимают, да, но хорошо бы в школе иметь такое тоже направление наряду с музыкой, с рисованием, даже с литературой, потому что сейчас больше дети смотрят даже, чем читают, поэтому надо это правильно доносить зрителю идею, и чтобы зритель смотрел это всё в коротком формате, и эту телеграмму, которую передаёт там ребёнок или взрослый, визуальная вот эта картинка, она была красивой, и мы поняли, что надо запускать всё-таки эти кинокружки. Так как педагогов нет, мы создали из этих режиссёров, нашли их по крупинке со всей России, которые именно могут работать с детьми, у которых свои там киностудии, у которых есть опыт, и которые хорошо снимают, монтируют и пишут сценарии. Мы их объединили в одну команду, прописали курсы. Значит, у нас сейчас три курса прописанных, то есть это по созданию игрового кино, анимационного — это отдельное, по созданию анимационных фильмов, 144 часа у нас идёт, мы выдаём удостоверение о повышении квалификации. И игровое кино, 72 академических часа. И разработали уже вот совсем недавно, наверное, год назад — по образовательному туризму, курс называется «Духовно-нравственное воспитание средствами историко-культурного туризма». Мы собрали такую команду режиссёров, сценаристов, педагогов и создали курс. Сейчас мы его преподаем в Московской духовной академии, и мы его утвердили ещё в нескольких институтах, даже я бы сказала, во многих, то есть это Московский педагогический государственный университет, это Российский государственный социальный университет, институты региональные тоже, развития и образования. Так как это направление было новое, таких курсов не было, мы сделали такой курс и утверждаем его успешно на базах разных университетов.
К. Лаврентьева
— А из чего он состоит? В чём его главная суть, этого курса?
Е. Бреднева
— У нас там идёт педагогическая часть, где и доктора наук, и как раз преподаватели Московского педагогического университета рассказывают, как взаимодействовать с детьми, учитывая их возрастные особенности. У нас ведут представители Синодального отдела отец Геннадий (Войтишко), Дарья Кочкина, в этом курсе они как раз тоже рассказывают свою часть, предмета тоже два ведут у нас. У нас большой блок именно по созданию видео, то есть у нас они изучают технологию съёмки, монтажа и написания сценария, потому что в основном, кто начинает вести кинокружки в школах, они уже педагоги, то есть вот как обсудить духовную часть, они в принципе знают, они всё равно ведут классные часы, они там, например, если это преподаватель или Закона Божия, или просто классный руководитель, для них это в помощь идёт, например, они хотят обсудить тему дружбы или какую-то добродетель — помощь ближнему, и они подбирают или первый вариант, как раньше было: смотришь кино и обсуждаешь — это старый формат, а так как сейчас дети сами снимают уже, мы предлагаем формат и учим этому формату, чтобы они говорили: «а давайте с вами снимем на эту тему дружбы», а чтобы снять фильм, надо написать сценарий, распределить роли, обсудить героев, поведение, и педагог грамотно, когда с ними обсуждает модель вот этих поведений, он выстраивает, ну, например, он знает, что есть хулиганистый Петя, и он хочет, чтобы он всё-таки научился не жадничать, к примеру, и он берёт сценарий и говорит: «а вот хорошо бы было ему вот так дать», и этот Петя проигрывает, и получает радость от того, что он даёт, например, он играет эту роль и получается, педагог в рамках таких съёмок, он детей подводит к правильной идее, к нашим добродетелям, которые мы изучаем, наши православные, там вера, надежда, любовь и так далее, то есть через действие, через проигрывание вот этих ролей. И вот образовательный туризм, который сейчас мы ведём, он включает следующие предметы: это экскурсионный метод освоения знаний, методика составления маршрута, разработка региональной программы историко-культурного туризма для детей, репортажная съёмка как средство усвоения экскурсионных программ, ну и технология монтажа и съёмки тоже. Почему мы начали ещё в поездках снимать — потому что это тоже оказалось одним из лучших способов, чтобы усвоил ребёнок экскурсию, потому что чаще всего там: «ну, вот стул Пушкина, стол там», он слушает, что-то запомнит, там высоту колокольни, вот я сколько раз была, не всегда вспомню даже её высоту, а когда ребёнку даётся задание снять репортаж, то есть у него своё интересное дело — снять репортаж, ему нужно составить вопросы, чтобы взять интервью, ему надо написать сценарий — это значит прочитать об этом месте, куда он едет, потом он это снимает, монтирует, и когда он показывает это на большую аудиторию, он несколько раз эту информацию пропускает через себя, и он это и запоминает, и проживает, и как личность, там же и командная работа, и он чувствует себя, действительно, творцом, то есть как взрослый, вот мы передачу ведём, рассказываем зрителю, а дети уже в юном возрасте начинают через фильмы тоже рассказывать свою историю, которую они хотят донести зрителю.
К. Лаврентьева
— В гостях у «Светлого вечера» Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение», у микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Елена, а расскажите, пожалуйста, про вот эти поездки, я так понимаю, если они выделены в отдельный проект вашего преподавания Московской духовной академии, они выделены в отдельный курс, то это не просто паломнические поездки, которые знакомы и понятны более-менее всем, не просто какие-то туристические обзоры, а, наверное, в них есть ещё что-то очень важное, есть какая-то образовательная функция, о которой хотелось бы сейчас поговорить подробнее.
Е. Бреднева
— Да, ну вот у нас такая система: у нас курсы сами проходят в Московской духовной академии, мы выдаем удостоверение о повышении квалификации, но мы предлагаем ещё, кто хочет попрактиковаться, потому что курсы у нас онлайн, встречаемся мы в основном в конце, чтобы выдать удостоверение о повышении квалификации и проводим круглый стол тоже по этому направлению кинопедагогики и образовательного туризма. И это у нас, скажем так, параллельный проект ещё, то есть, пока мы это всё разрабатывали, у нас образовалось много площадок, куда можно выехать, это, например, Свято-Никольский Черноостровский монастырь в городе Малоярославец, вот у нас будет на осенних каникулах как раз туда поездка, я вот могу рассказать на примере этого замечательного места. Мы вообще, когда разрабатываем маршруты, мы смотрим, что в регионе исторического есть, какие достопримечательности, музеи, что связано с историей, и православные, потому что у нас наша история, естественно, связана неразрывно с православием. И приезжая вот в Малоярославец, мы посещаем Музей 1812 года, потому что это именно то место, где развернулся Наполеон со своей армией, там у нас и образовательный комплекс «Ильинские рубежи», мы там с детьми проводим спортивно-военную игру, мы взаимодействуем со спортивным клубом в городе Малоярославец, они приезжают, учат там и военному делу, то есть в игре дети ещё занимаются спортом, но, естественная составляющая, как я говорила, у нас — кино, у нас вся группа детей, она сразу делится, кто снимает, кто монтирует, кто пишет сценарий, то есть мы полностью снимаем все дни, и в конце поездки у нас кинопоказ всегда. У нас в Малоярославце будет проходить кинофестиваль «София», это тоже наш проект большой, он ежегодный, мы его проводим от фонда «Медиа просвещение» совместно со Свято-Никольским Черноостровским монастырём. Игумения Николая поддерживает этот проект, монастырь участвует, они нас принимают, расселяют, и у них есть замечательная и гостиница, и питание, кафе.
К. Лаврентьева
— К этому можно как-то присоединиться, если сейчас кто-то услышит и захочет как-то узнать подробнее?
Е. Бреднева
— Да, можно к этому присоединиться, у нас буквально сейчас записались тоже из Саратова, из Самары, туда приезжают из разных регионов педагоги, дети, родители, привозят свои фильмы, то есть если кто-то уже снимает. Если кто-то не снимает, у нас снимают обязательно там, потому что у нас там пять дней идёт программа, в первые четыре дня как раз идёт обучение съёмке, репортажной съёмки, и дети делятся на команды, то есть кто-то снимает игровое кино, кто постарше, а кто помладше, например, начальная школа, они снимают анимационные фильмы, им полепить, порисовать, они берут за основу притчу, сказку, и на этот сюжет делают раскадровку, то есть рисуют разных героев, лепят, снимают и озвучивают, это интересная такая тоже проектная игра. Кто постарше, вот они уже у нас монтируют, репортажи снимают, учатся задавать вопросы, у нас там блок по журналистике присутствует. Там ещё с нами в партнёрстве проводит Российский государственный социальный университет, у них там находится филиал его, то есть основной у нас в Москве, и как раз вот выпускницы приюта, там есть приют ещё на базе монастыря замечательный, и как раз выпускницы, кто желает, он идёт дальше учиться на журналистов у них вот такая система. И у них там есть киностудия на базе университета, они нам как раз предоставляют оборудование, кабинеты, и нам очень удобно вот так деток в рамках этой поездки делить на команды, у каждого свой кабинет, аппаратура, к нам приезжают режиссёры из разных регионов, которых мы знаем, которые замечательно работают с детьми, и мы снимаем с ними видео. Даже если без подготовки приезжает ребёнок, он к последнему дню уже на экране видит своё творчество, это немаловажно, чтобы сразу видеть результат. Награждаем всех, конечно, у нас все дети всегда с дипломами, со вкусными подарками, и получается вот такая насыщенная программа, то есть обучение, экскурсии и общение, у нас приезжают ребята, играют вечером на гитаре, у них такая добрая атмосфера, где можно поговорить как раз и о духовном, потому что во всех наших поездках всегда есть экскурсия, или в монастырь, например, обязательно будет по Свято-Никольскому Черноостровскому монастырю. Если мы выезжаем в Псков, то на базе Спасо-Елеазаровского монастыря мы проводили тоже наши программы, там есть игумения Мария, предоставляют они нам, там у них свой дом культуры, наверное, правильно назвать, который при монастыре находится, и тоже помогают нам с проживанием, питанием, и мы организовываем. Если это Псков, то, например, там музей «Ледовое побоище», то есть мы тоже берём какие-то исторические места, и даже вокруг этого мы снимаем часто фильмы, мультфильмы. Или вот, например, мы ездили летом в Мордовию, там проходило в честь Фёдора Ушакова мероприятие, день памяти его был, и как раз мы представили свой мультфильм, который сняли в Малоярославце, про Фёдора Ушакова, и там, конечно, все были в восторге, потому что туда приезжали разные военные училища, и они представляли спектакли, то есть на сцену выходили, мы говорим: «а ещё можно номинацию „кино“ сделать». Администрации, естественно, понравилось, они поддержали идею, поэтому вот мы приезжаем и снимаем. И ещё один важный момент хочу сказать, что в рамках этого курса по образовательному туризму наши участники курса, он идет полтора месяца, получают задание: в течение этого курса составить свой маршрут своего региона или деревни, города, который бы включал достопримечательности, храмы, что бы они хотели рассказать всей России. Они составляют этот маршрут, проводят экскурсию и снимают репортаж, то есть с помощью детей, берут школьников или где они работают, там воскресная школа, они снимают репортаж и нам его присылают. Мы это сейчас планируем выкладывать на нашем портале, мы ещё портал создали «Святые Online», от фонда «Медиа просвещение», там по направлению нас география России, и мы там выкладываем наши видео, и этими маршрутами могут пользоваться и из других регионов, например, школа в Курске хочет поехать и посмотреть Воронеж, а вот какой маршрут взять? Потому что, я помню, в Иерусалим мы полетели, и экскурсовод, там, если ты не знаешь православие, то понимаете, да? То есть это нужно быть уверенным в экскурсоводе или составить самому программу, если ты хочешь, чтобы дети услышали именно то, что надо. Поэтому, естественно, те площадки, локации для съёмок, которые мы выбираем, мы уже знаем экскурсоводов, как и что они скажут, для какой аудитории, потому что для детей это одно у них, один подход, для взрослых тоже, воцерковлённые, невоцерковлённые, это тоже надо всё понимать, учитывать эти особенности.
К. Мацан
— Дети иногда вообще раскрывают взрослым глаза на какие-то вещи, которые сами взрослые, может быть, никогда бы так не раскрыли бы. Вот я помню, когда в юности работал вожатым в детском лагере, мы тоже там смотрели кино, не снимали, хотя и снимали тоже, но у меня почему-то в памяти остался эпизод, когда мы смотрели кино, и решили мы, взрослые, так детям показать из любимого «Тот самый Мюнхгаузен» Марка Захарова. И я помню, что потом мы обсуждали, и один мальчик размышлял о последних кадрах фильма, когда, я напомню: Мюнхгаузена по сюжету, по идее, вот сейчас должны запихнуть в пушку и выстрелить им, чтобы он доказал, что он может на ядре полететь на Луну, мы понимаем, что, в общем-то, это всё метафора, что после такого не выживают, но вот кадр Мюнхгаузена заканчивается тем, что Мюнхгаузен по лестнице такой верёвочной лезет аккуратно вверх, ну вот якобы в эту пушку, но он лезет очень долго, и это в такую метафору превращается. И вот мне один мальчик лет 13-ти говорит: «Ну, вот как интересно, ведь он же может наверх полететь легко на ядре, но он выбирает путь усилия, потому что лезть вверх по верёвочной лестнице — это путь приложения усилий, он не выбирает лёгкий путь. Мюнхгаузен выбирает такой путь тяжёлый». Я никогда так об этом не думал, вот об этом эпизоде, хотя миллион раз его смотрел. И дети иногда неожиданно дают какой-то свой угол зрения. Наверняка у вас тоже множество историй о том, как дети, снимая, обсуждая будущий фильм или мультфильм, как-то так сумели на тему святого, добродетели посмотреть, что вас само это как-то заставило подумать: а ведь действительно, как интересно. Были такие примеры, можете привести?
Е. Бреднева
— Да, у нас много интересных разных случаев, вот вы сейчас рассказываете, да, это в принципе, мы первоначально когда с детьми общаемся, мы им даём первое знание — это по драматургии, и там как раз, если в сценарии не будет перипетий, не будет изменения героя, то это будет скучный фильм, есть же определенная такая вот, мы её называем «арка драматургическая». И всегда мы просто объясняем, на примере Колобка: вот есть у нас герой, и он бы сидел там на окошке, и, может быть, никуда не двигался, если бы что? И дети сразу понимают: если бы его не хотели съесть. Он понимает, что его хотят съесть, и вот появляется инициирующее событие, его заставляют двигаться, и всё по нарастающей, по нарастающей, он же не встречает сначала медведя и лису, ему потом бы неинтересен заяц был, поэтому он сначала он встречает зайчика, потом волка, и раскручивается. И всегда есть кульминация тоже, и мы всегда обсуждаем, конечно, с детьми — да, она может в фильме по-разному восприниматься абсолютно, кульминация, самый такой момент переживания в фильме, что будет дальше. Ну и в конце развязка — это изменение героя вот как раз. И дети, да, они по-разному подходят. Например, вот тоже одну из притч, мы за основу которую даём, расскажу вам её: один монах был в монастыре, который ни с кем ничем не делился, и его прозвали жадным. То есть, все обычно приносят там яблоки, детям раздают, деньги дают, и все раздают, а он нет. И вот когда этот монах умирает, к нему приходит там вся деревня. А монах говорит: «А что вы к нему пришли, что он такого сделал?» Они говорят: «Вы знаете, вот он нам вола купил, ещё что-то», то есть большие суммы он скапливал и помогал семьям конкретно, к нему, может быть, кто-то на исповедь ходил, и он знал, что ему нужно, и он вот покупал и дарил это. И мы говорим: в чём же мораль? И вот здесь дети тоже по-разному, кто-то говорит: «вот, осуждать нельзя, грех осуждения, и я хочу снять фильм, чтобы не осуждать». А кто-то говорит: «а я здесь вижу мораль: надо втайне свои дела делать». То есть здесь можно раскрыть какой-то момент, выбрать о чём-то смысл, и её снять уже на современный лад. Вот такие мы берём притчи, сказки и, взяв мораль, потому что нового ничего уже о добре и зле не придумаешь, мы все это знаем, с точки зрения духовной, вот есть жадность, её надо снять, чтобы её избежать, надо научиться жертвовать, и мы снимаем фильмы, как там жадный стал добрым и так далее.
К. Мацан
— Вернёмся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами в программе «Светлый вечер» Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». В студии Кира Лаврентьева, я Константин Мацан. Не переключайтесь.
К. Лаврентьева
— Ещё раз здравствуйте, дорогие друзья! «Светлый вечер на Радио ВЕРА продолжается, напоминаем, что у нас в гостях Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Так, Елена, это очень интересно, такая вот мораль воспитательная. А какие ещё поездки у вас были в вашей памяти самые яркие? О каких бы вы могли рассказать?
Е. Бреднева
— Мы сейчас вот приехали, последняя поездка наша была Валаам-Санкт-Петербург. Мы познакомились с замечательным игуменом Варлаамом, это на базе Свято-Троицкой Сергиевой пустыни, и этот монастырь восстанавливал Игнатий Брянчанинов. И у нас сейчас, когда мы там побывали, мы рассказали об этой поездке, и у нас очень много желающих туда прямо просят на каждые выходные: «давайте, давайте, давайте!» Вот поэтому сейчас, наверное, мы этот маршрут возьмём, будем туда тоже возить школьников.
К. Лаврентьева
— А как присоединиться? Как можно вас найти, о вас узнать?
Е. Бреднева
— Я контакты оставлю, у нас вся информация бывает на наших ресурсах: «Святые Online», это фонд «Медиа просвещение». Оформляем мы поездки: трансфер, питание, проживание через ООО «Гридница». А по проектам через нас, через «Медиа просвещение». И, соответственно, мы туда приезжаем и будем изучать, в том числе, Игнатия Брянчанинова, его труды, может быть, что-то также читать, что он писал, и с детьми на современный лад, скажем так, обсуждать и снимать простые вот эти их мысли. Как в Оптиной пустыни, например, мы когда приезжаем, у нас в Калужскую область маршрут, вот я говорила, и Малоярославец тоже в Калужской области, но мы выезжаем ещё и в Оптину пустынь, там в Музей космонавтики. Естественно, если мы выезжаем в Калужскую область, мы стараемся снимать фильмы, чтобы изучить именно святых и героев этой земли, например, там была Пелагея Брагина, которая в годы войны раненых у себя держала, и немец, придя, увидел там 18 человек, он ей поклонился и ушёл, вот был такой случай известный, и мы о нём сняли мультфильм замечательный, дети сами вырезали, делали фигурки, делали героев. Соответственно, когда мы в Оптиной пустыни, мы с ними говорим, читаем Оптинских старцев, говорим: «давайте снимем», и дети уже вдумываются — а как лучше это выразить? Они же это всё прочувствовали. Приезжая в Троице-Сергиеву лавру, мы там тоже проводили много раз фестивали, нам там даже город давал, и дворец Гагарина, то есть мы не только с Церковью, мы и с государством взаимодействуем, и с епархиями, когда в регион приезжаем, потому что всё-таки не только в рамках Церкви, но ещё много и школьников, которых хотелось бы тоже привлечь к нашим проектам, и они приходят, они участвуют, им очень нравится. Вот даже из Алтая приезжала одна команда, они приезжают на кинофестиваль, представляют свою работу и им предлагается ещё посетить храм. И они вот посетили, и потом мне Яна, знакомая говорит: «А я проходила всегда мимо храма, никогда не заходила, а сейчас, после вашей поездки вернулась, и вот зашла в свой в своём городе». То есть люди приобщаются, скажем так, к духовному через интересный такой формат, когда такая насыщенная программа в городе, они изучают историю, православие, дети у нас все радуются. Ну, какие ещё у нас? Ну, вот Санкт-Петербург из последних, потом Калужская область, Подмосковье. Сейчас, на этих выходных мы поедем в Борисоглебский монастырь, это в Аносино, тоже там интересная своя история, и мы будем снимать репортаж, посвящённый 200-летию монастыря. Там есть такое место — Тютчево, вот семья Тютчевых была, скажем так, у первоистоков создания монастыря. Это вот на этих выходных мы поедем, приедет там режиссёр наш, Павел Морозов, мы планируем снять репортаж.
К. Мацан
— Какой возраст детей?
Е. Бреднева
— Приезжает начальная школа, вот они с сопровождающими, у нас не как форма детского лагеря, потому что мы программу предоставляем, и у нас компания, которая помогает организовать, если надо, трансфер, питание, проживание. То есть они приезжают с сопровождающими, или с родителями, или с педагогами. Если это начальная школа, то вот я говорю то, что мы смотрим, чтобы это всё было им интересно, они снимают в основном мультфильмы. Если кто постарше, работа уже посерьёзнее.
К. Мацан
— То есть если, допустим, кто-то заинтересовался из наших слушателей, чтобы поехать, то это не просто вот как частное лицо вам звонишь, заполняешь заявку, едешь, а должна быть какая-то группа организованная, там от школы или как-то вот коллектив родителей?
Е. Бреднева
— Нет, они могут и сами приехать. Вот у нас будет Малоярославец, мы им организуем приезд. И родители приезжают с детьми, у нас даже с маленькими детьми приезжают, например, двое-трое детей в семье, и чтобы старшие участвовали в смене, учились снимать, посещали экскурсии, а мама, с ребёнком просто, например, гуляет, где-то присоединяется, ребенок маленький, двух-трёхлетний, он где-то и полепить может, просто она с ним может там подойти, отойти, то есть семейные такие поездки.
К. Лаврентьева
— Но требование такое, что у ребёнка должен быть гаджет, я так понимаю, телефон?
Е. Бреднева
— Не обязательно. У нас командная работа, вот, например, сейчас Павел приедет, у нас выезд будет в Борисоглебский монастырь, там для воскресной школы, они попросили приехать, их обучить, чтобы тоже, может быть, запустить это направление у себя, чтобы снимать в воскресной школе фильмы, мультики делать, их присылать на фестивали. И мы приезжаем, чтобы в практике с режиссёром, с их детьми, их родителями снять вот такой репортаж и подарить монастырю к 200-летию.
К. Лаврентьева
— Как интересно.
Е. Бреднева
— И они там приходят и с маленькими, и постарше.
К. Лаврентьева
— А есть такое, что ребёнок приезжает, например, вообще ничего не зная о церкви, ничего не зная о храме, но присоединяется к такой поездке, и вот в течение поездки, съёмок он знакомится таким образом?
Е. Бреднева
— Конечно! Он ещё там больше всех говорит о храме. Отвечу на вопрос: у нас вот приезжает Павел, и он привозит несколько камер, и мы их делим на команды, то есть не каждому нужен телефон. А когда у нас идёт именно практическая часть, когда мы вместе, они получают задания, то есть у каждой команды обязательно должен быть оператор, мы распределяемся, и мы сопровождаем, то есть режиссёр, например, на команде там, или одну, или две команды курирует, говорит, как снять правильно планы, потому что планы есть крупные, средние, и как правильно это соединить. И они прямо в практике, им не скучно, как вот в киношколах часто бывало, ты год или два только лекции слушаешь, а потом только тебе камеру дадут, вот у нас нет, у нас, так как дети все уже и так снимают, мы говорим: давайте снимать. Но когда, например, экскурсия, они получают задания снять, если для наших соцсетей «Святые Online», мы им говорим формат, например: надо нам вертикально, до минуты. И они, вот в Петербург мы выезжали, музей Пушкина посещали, и каждый делает на свой телефон, потому что здесь уже не командная, чтобы экскурсоводу не мешать, когда они получают индивидуальные задания, то могут уже на свои телефончики поснимать. Если у кого-то нет, то мама ему даст или преподаватель, или мы, а так в основном командная работа.
К. Лаврентьева
— Это очень интересно. Но это такая история, как, знаете, если ребёнок чрезмерно увлекается гаджетами — отдайте его на курсы программистов, там нужно столько писать вот эти коды, что он очень устает от экрана, и у него нет сил в оставшееся время опять сидеть в телефоне, потому что очень устает нервная система, глаза, пальцы, и, в общем-то, хочется отдохнуть. А тут получается, что ты фильм снимаешь, и ты и так уже вот эту потребность покопаться, понажимать кнопочки, ты уже как-то реализуешь, ещё и с пользой, то есть пока ты снимаешь, ты же запоминаешь очень то, что тебе говорят, ты сам ретранслируешь, соответственно, всю услышанную информацию.
Е. Бреднева
— На 80 процентов больше запоминаешь это по статистике в педагогике, а когда ты сам об этом говоришь, тогда и усваиваешь. Ну, вот о педагогах ещё тогда хочу сказать, о детях поговорили, вот как они могут развиться, пройдя наши курсы. У нас педагоги, которые прошли курсы, они в своих регионах уже запустили тоже, кто-то кинофестиваль, кто-то киношколу. Бывает разное даже по характеру, например, они закончили, направление интересное, потому что по работе с детьми именно духовно-нравственное воспитание — это один из лучших, вот сколько мы взаимодействуем со школами, с детьми работаем, потому что, когда спрашиваешь: «кто будет снимать фильм?», все руки поднимают из детей. Ну и всё, и педагог грамотный начинает обсуждать уже темы, добродетели и прочее. И вот у нас, например, Катя из города Воронеж, закончила Московскую духовную академию и сейчас разработала свой маршрут по Воронежу, и буквально уже к ней записываются люди. Вот у нас будет первый пилотный, планируем, может быть, через неделю или через две, к ней выезд. Она составила, там и собор кафедральный, там же много, и Митрофан Воронежский, а если мы на микроавтобусе, то к Тихону Задонскому можно заехать. Ну и, естественно, для детей «Петровские корабли», шикарный интерактивный музей, то есть они будут снимать историю, опять же, и православие. И там она на месте уже договаривается, где расселить, покормить, чтобы это всё было по нормам. Вот к ней поедет первая группа такая. Катя запустила ещё по анимации курс, ее сразу и школы стали приглашать, потому что это востребованное направление не только для воскресных школ, а ещё и для школ, чтобы там запускать кинокружки. И люди даже готовы это оплачивать, то есть для педагога, который немного даже получает, для него это может быть как дополнительная работа, потому что, набрав десять человек в школе, он может раз в неделю вести этот кинокружок, и у него очень хороший может быть заработок, это плюс педагогу в помощь. И кто у нас не научился, не то чтобы не научился, вот научился он снимать и монтировать, говорит: «классное направление, я у себя сделаю региональный фестиваль». И он начинает взаимодействовать у себя уже, например, вот сейчас из Саратова ко мне приезжали, у них там новая епархия образовалась, и вот владыка их направил на повышение квалификации, на наш обучающий курс, они приезжали в Валаам, в Санкт-Петербург, и они приедут ещё в Малоярославец. Мы их ещё поддерживаем, мы им будем торжественно вручать анимационную студию, с камерой, на которой они работают, так уже мы очень многих наградили в областях, то есть кто хочет развиваться, мы как-то тоже их поддерживаем. И вот сейчас они приедут, уже привезут фильм свой, представят в Малоярославце и получат такую от нас анимационную студию, это «Сиреневая мультстудия», наши партнёры, Дмитрий Шубин тоже нам помогает награждать этих педагогов. И они хотят дальше сделать свой, может быть, фестиваль, маршрут разработать, и также мы будем выкладывать, пожалуйста, можно вот Саратов, там тоже очень красивые места. И так вот, кто выпускается, кто подключается к этому, он у себя в регионе начинает развивать эту деятельность — или фестиваль, или образовательный маршрут, или просто пойдёт в школу учителем работать, а вокруг него тоже образуются люди и вот это направление. Недавно из Алтая мне позвонила выпускница, они взяли грант сейчас, вот их поддержали, Движение первых«, первый раз грант сейчас давали, вот это наши выпускники, очень приятно, им дали миллион, и они уже покупают оборудование, это ещё поддерживается и государством, и есть грант «Православная инициатива», тоже это направление поддерживает. Поэтому это будет и педагогам, и родителям интересно, я думаю, будут развивать у себя на базе школ, воскресных школ.
К. Мацан
— Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение» сегодня с нами в программе «Светлый вечер». А были ли случаи, когда ребёнок, погрузившись в такую кинематографическую деятельность, для себя выбирал бы потом профессию кинематографиста? Всё, ребёнок решил, что он будет режиссёром, оператором. Спрашиваю, потому что, с одной стороны, это здорово, когда ребёнок чем-то загорается и начинает о чем-то мечтать, например, о профессии режиссёра. С другой стороны, мы всё знаем, насколько этот мир творческих профессий зыбок, ненадёжен, связан с искушениями и, в общем, единицы на самом деле там по-настоящему могут чего-то добиться и пройти вот так вот с счастьем этот путь. Кто-то разочаровывается, кто-то так вечно мечтает о большой карьере в киноиндустрии, например, но так ничего и не получается, не потому что человек не талантлив, просто потому что разная конъюнктура. Как вы на это смотрите? Есть ли перед вами какая-то ответственность, если угодно, за то, что человек увлечётся творческим делом и потом и жизнь свою в эту область направит?
Е. Бреднева
— Как говорится, наше дело сеять, а взращивать будет Господь. Всё-таки мы больше о смыслах, и когда мы создавали вот это кинонаправление, мы в первую и единственную очередь были педагоги и думали о педагогике, и мы взяли этот инструмент именно как средство воспитания детей. А если кто-то из них будет, у нас были такие случаи, вот в Сочи был случай, я привожу этот пример часто, когда девочка, школьница, прислала несколько фильмов, но направление их было: готы, в черном, такого направления очень много снимают дети, которые, конечно, на фестиваль не пойдут. Но среди пяти фильмов, которые она прислала, был один со смыслом, он о том, как мальчику нравилась девочка, и он всё под неё подстраивался, и прической, и всем, а она не обращала внимания. А потом он встал с собой, и она его заметила. Он стал с собой и подумал: ну, не нужен я ей и не нужен. Стал собой, и вот просто идёт, и всё. И там такая развязка, что девушка подходит к нему и знакомится на такой, на доброй ноте там. Концовка очень-очень хорошо снята была, прямо вот талант. И мы в зимнем театре награждали, помню, детишек, и она пришла вся такая, преобразилась.
К. Мацан
— Гот стал человеком.
Е. Бреднева
— Ну, чтобы не обидеть это направление... Но она изменилась, преобразилась, был вид один, стал другой — в платье, красивая девушка. И мне потом говорили, она поступила как раз на режиссёрский, по-моему, даже в Москву. Это я к чему говорю — к тому, что нужна мотивация, понимаете? Ты можешь снимать и выкладывать там абы что, чтобы себя как-то проявить, и это идёт всё во вред, часто даже в плачевные случаи, а можно, наоборот, сказать: «да, ребят, давайте, вот у нас фестиваль, мы там наградим вас, можете поехать потом отдохнуть, повысить свой уровень с режиссёрами», и мы награждаем ребят, награждаем педагогов, и они вот так вот приходят, меняются, выходят на сцену. Поэтому мы ищем площадки, взаимодействуем с органами власти, нам предоставляют площадки, чтобы детей наградить, чтобы они чувствовали, что надо снимать позитивное, доброе, мы стараемся вот в этом направлении идти.
К. Мацан
— А есть ли такая у педагогов, не знаю, проблема или не проблема, связанная, собственно, с требованиями к художественному уровню того, что снимается? Я объясню, о чём спрашиваю: с одной стороны, я понимаю, тоже имея какой-то опыт преподавания в детском лагере, допустим, мы кино снимали, музыку писали, монтировали, снимали всё-всё-всё, и есть две крайности: одна крайность, когда ты, как педагог, в общем, восхищаешься, умиляешься, даёшь зелёный свет всему, что ребёнок делает, просто потому, что он это делает, это прекрасно. Но показывать это потом далеко не всегда станешь, потому что это очень просто, это иногда плохо, но ребёнок постарался, во всяком случае. Другая крайность — это чтобы сделать прямо хорошо и педагогу было не стыдно, тогда многое нужно делать самому. Я понимаю, что очень часто в таких профессиях, как журналистика, режиссура, во взрослой жизни обучение какое — «сиди рядом, смотри, что я делаю, через полгода начнёшь делать сам» и так далее. И вот тут педагог должен искать какой-то баланс, чтобы, с одной стороны, это было всё-таки не его произведение, а ребёнка, но чтобы оно было художественно качественное. Какие здесь лайфхаки есть?
Е. Бреднева
— Это примерно точно так же, как с уроками рисования и музыки: ребёнок приходит на кружок в школу рисовать, сначала у него не будет сразу качественный рисунок, и он не должен смотреть год, как рисует учитель, вы согласны, да? Ему нужно самому рисовать, пробовать, ошибаться, учитель должен подправлять там линии. Сначала это будет школьная выставка, потом уже, может быть, какой-то районный, потом фестиваль. Абсолютно то же самое и с кино у нас. Когда мы только запустили, проводили круглые столы, и я помню, там великие режиссёры, кто-то сначала там смотрел и думал: что это тут в наше вторглись, что из кино будет?! А мы объясняем: нет, дети должны развиваться, они уже снимают, и мы должны им помочь, они будут делать ошибки, мы им говорим, как планы снимать, как сценарии писать, сначала они составляют простые сценарии, школьные. У нас очень много школьных кинофестивалей проходит. Вот мы, на примере сейчас скажу: гимназия Александра Невского, она очень большая, может быть, даже одна из самых больших, в Нижнем Новгороде, известная, мы два раза к ним приезжали, провели курсы для педагогов и родителей, и дети присутствовали, и сразу тоже в практику. Трёхдневный такой актив был, то есть преподаем, сразу раздаём камеры и снимаем. Они до сих пор, уже несколько лет прошло, они уже в международных фестивалях участвуют. А первый год был, конечно... То есть они поняли, как планами, как звук, где-то ошибка, потом звонят, какую камеру купить, какую петличку. Сейчас они мне звонят, присылают фильмы уже очень высокого уровня, если я не ошибаюсь, участвуют в международных фестивалях, им дипломы приходят, и у них ежегодно приходит владыка, тоже их награждает. Этот проект они внедрили в программу, каждый класс, с 1-го по 11-й, снимает фильмы. И они говорят: у нас такой прямо активный период лета, мы уже думаем, что мы будем снимать, уже интересно. Это командная работа, они год там снимают, думают, каждый класс, и в мае, к Пасхе, по-моему, приурочен фестиваль, они представляют эти работы. Поэтому здесь это как кинокружок, мы не на телевидении представляем эти работы, чтобы конкурировать с великими режиссёрами, нет. Оно должно быть и как киноискусство, мы должны смотреть образцы, и дай Бог, чтобы снимались хорошие фильмы, и дети их будут смотреть, да, но это как композитор, и ребёнок, когда он приходит, он же не умеет сразу петь и играть, он учится постепенно. Так и здесь, это школьный кинокружок, кто-то из них станет, может быть, какой-то процент режиссёром, сценаристом, а кто-то просто свободное время потратит с пользой. Понимаете, педагог через вот это творчество, просто с ним поговорит, может быть, на какую-то тему. У нас даже было в одном городе, когда мы снимали, пример приведу: мы разбились на команды и пошли снимать по темам, и вот у одной из команд была тема буллинга, то есть отношений в классе. И потом, на следующий день, когда представляли свои работы, педагоги и родители говорят: «если бы мы вчера не снимали этот фильм, мы не знаем, что было бы», там это очень нужно было... Они со слезами на глазах, как сейчас помню, говорят, что «вчера мы разрешили такую важную проблему», и дети стали говорить, когда писали сценарий, на такие темы, и получилось, что они разрешили очень важную проблему отношений в классе, снимая просто вот по этой теме фильм, понимаете, да?
К. Лаврентьева
— Да, это важно.
Е. Бреднева
— Поэтому кино — это очень сильное такое средство. Сейчас для детей запускаются всякие соблазны, которые идут им в пагубу, в интернете очень много этих программ, игр, которые на разрушение идут, и надо, обязательно педагогу включаться, чтобы спасти их свободное время, занять позитивным, чтобы они снимали и как можно больше вот такого доброго выкладывали, поэтому мы вот по этой части, а не для того, чтобы их сделать великими режиссёрами. Если они захотят, они пойдут, мы им скажем, что есть ВГИК, есть ещё там замечательные, там туда-туда-туда. Но мы всё-таки боремся за свободное время, чтобы дети снимали позитивное, доброе, и воспитательный момент вот этот присутствовал, поэтому мы работаем с педагогами.
К. Мацан
— Спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу. Я напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» была Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». Давайте под занавес беседы ещё раз напомним, где вас искать, вот тем, кто сейчас заинтересовался, на какой сайт заходить и что делать — «Святые Online», да?
Е. Бреднева
— Да. И вы также можете присылать нам туда и видео мы размещаем. У нас есть молодёжная редакция, это студенты МГУ, МГИМО, тоже мы с ними выезжаем, вот недавно проводили круглый стол с владыкой Московской духовной академии, в Общественной палате, то есть у нас есть на любой возраст. Приезжайте и с маленькими детьми, и с детьми постарше, и со студентами, у нас очень хорошая, добрая атмосфера, программы, поездки.
К. Лаврентьева
— Это очень интересно, спасибо большое.
К. Мацан
— Спасибо огромное. Кира Лаврентьев и я, Константин Мацан, были в студии вместе с вами. До свидания, до новых встреч на волнах Радио ВЕРА.
К. Лаврентьева
— Всего хорошего.
Е. Бреднева
— До свидания.
Все выпуски программы Светлый вечер
- «Разговор с подростками о христианских ценностях». Елена Бреднева
- «Фрески Макарьева Свято-Троицкого монастыря в Калязине». Юлия Ратомская
- «Смыслы Страстной седмицы». Прот. Павел Великанов
Все выпуски программы Светлый вечер
«Фрески Макарьева Свято-Троицкого монастыря в Калязине». Юлия Ратомская
У нас в гостях была ученый секретарь государственного музея архитектуры имени А. В. Щусева Юлия Ратомская.
Мы говорили об истории фресок некогда затопленного Макарьева Свято-Троицкого мужского монастыря в Калязине, о том, как они были сохранены и где их можно увидеть сейчас.
Гатчинский Павловский кафедральный Собор. Святая преподобномученица Мария Гатчинская
Есть среди царских резиденций, расположенных в окрестностях Санкт — Петербурга, особенное место — город Гатчина. Все в нем связано с Государем Павлом I. И императорский Дворец с уникальными коллекциями, и Павловский Собор — единственный в России, посвященный святому первоверховному Апостолу Павлу. Но есть в этом городе святыня, которая собирает в него сотни паломников. Это мощи Святой преподобномученицы Марии Гатчинской. О ее подвиге, о ее сокровенных молитвах, о ее жизни наша программа.
Все выпуски программы Места и люди