«Православие в Татарстане». Светлый вечер с митрополитом Казанским и Татарстанским Феофаном (30.11.2017)

У нас в гостях был митрополит Казанский и Татарстанский Феофан.

Мы говорили с нашим гостем о его служении и о жизни Православной Церкви в Татарстане.

---

А. Пичугин

— В студии Светлого радио приветствуем Вас мы, Алла Митрофанова...

А. Митрофанова

— ...Алексей Пичугин.

А. Пичугин

— Сегодня вместе с нами и с Вами этот «Светлый вечер» проведет митрополит Казанский и Татарстанский Феофан. Владыка, здравствуйте.

Митрополит Феофан

— Добрый день.

А. Пичугин

— Вы впервые у нас в гостях, поэтому давайте, наверное, сначала поговорим о том, с чего начинался Ваш путь в Церкви — когда-то, в свое время, в советские годы. Вдвойне интересно, потому что у нас сейчас... Мы наконец начали вспоминать о том, как себя чувствовала Церковь в то время. Наверное, в связи с тем, что у нас сейчас 2017 год, ну, и все, что было в эти 70 лет, наконец-то как-то достается из небытия. Поэтому, конечно, интересно узнать о том, как Вы пришли в свое время в Церковь. Я так понимаю, что Вы были из семьи, которая, так скажем, была невоцерковленной, и... Нет, по-другому?

Митрополит Феофан

— Неправильно!

А. Пичугин

— Так! А вот тогда расскажите нам.

Митрополит Феофан

— Я как раз родился в глубоко верующей семье. И мои дедушка и бабушка были верующими, дед отсидел за веру в Соловках и умер. Это отец моего отца. Бабушка благополучно прожила очень долгую жизнь — где-то около 100 лет.

А. Митрофанова

— Ого!

Митрополит Феофан

— Да. Отец был глубоко верующим. Семья у нас большая, жили мы в глубинке, в Центральной России — России, которая дала замечательных угодников божиих, таких, как Преподобный Серафим Саровский — это Курская благословенная земля. И родители... МЫ жили в деревне. Родители всегда были людьми верующими. И вообще принцип моего отца — мы жили в деревне, не были колхозниками. Вот нам и сейчас очень многие говорят, хвалятся: «Вот, или я был знаком с диссидентами, или сам был немножко диссидентом, или родители были диссидентами», и это принимают как в некую заслугу. А у нас в семье было просто: отец не принимал идеологии атеизма, социализма и коммунизма. Идеологии. Но вот как раз вот сочетание... А вот государство как институт, власть как институт он принимал. А идеологию не принимал.

А. Пичугин

— И тяжело, наверное, ему было в 50-е годы?

Митрополит Феофан

— Не просто было. С одной стороны, ему было тяжело, с другой стороны, и нетрудно. Потому что он своими руками... Нас было шестеро детей — пять ребят и одна девочка. Живя в себе, он был неплохой столяр, плотник по дереву. Своими руками зарабатывал себе на хлеб. Я скажу, что мы жили, пожалуй, не хуже, чем односельчане-колхозники. У нас был огород поменьше, мы не воровали, не тащили с колхоза, а все отец зарабатывал своими руками. А вот идеологическую составляющую я Вам скажу интересную. Все мы, дети, никто не был пионерами. Никто!

А. Митрофанова

— А как Вам удалось?

Митрополит Феофан

— Все очень просто. Удалось. Отец подшучивал: «Вот если кто придет в красном галстуке, будет пионером, повешу на притолоке на галстуке». Ну, так, такую серьезную шуточку, да?

А. Митрофанова

— Ну, так, мягко говоря, да, серьезно.

Митрополит Феофан

— И мать... Да, все знали: глубоко верующая семья, в пионеры не идем, потому что вот так у нас в семье воспитывались. Да, вначале нас журили. А поскольку я был младший, то уже относились как к чему-то естественному. Все не были — и я не был пионером, и так свободно жили в несвободном, как казалось нам, обществе. У нас была удивительная традиция — мы всегда молились и утром и вечером, в обязательном порядке, вместе. У нас соблюдались посты. Я никогда не забуду — до 4-го класса у нас была школа в нашем селе. Кстати, учились все вместе все четыре класса, в одном помещении. Это была хата и большая комната. Послевоенное время. А вот с 5-го класса — пешочком, ножками через поле, 7 километров мы ходили в другую школу. И никаких — ни горячих, ни холодных обедов не было. Кипяточек был.

А. Пичугин

— И как Вы сейчас вспоминаете это время?

Митрополит Феофан

— Благодатно. Счастливое время. Такие же, как я, ребятишки, все дружно ходили в школу. Кстати, практически, почти все выпускники, которые учились в одной школе, поступили в вузы. Это говорит о том, что система образования в сельской школе была очень серьезной. И мы не были ущербными и отстающими в плане знаний. Потому что сейчас ведь есть элитарные, не элитарные школы, а тогда была общая шкала ценностей. Вот так мое детство в вере. А вот дальше — это уже другой вопрос. Дальше, когда то, что называется, вышел из родительского гнезда и пошел «на сторону далече» — ну не так, как в «Блудном сыне», в притче, а жизнь, надо же определяться как-то... И вот здесь, когда я встретился... Я жил в общежитии, служил в армии, и мне казалось, что что-то вот... ну, я живу не так, как все. И обычно говорят: «А как вот закладываются ценности? Зачем детей насиловать? Вот пусть они вырастут, а потом уже определятся — нужна им вера, не нужна, какая вера, какое направление — это их выбор пусть будет». Так вот, приведу пример из личной жизни. Когда жил в общежитии и в армии, я видел, как ребята разный образ жизни вели. Ну, хвалились, там, ходили — кто на танцы куда-то, немножко подвыпить уже и прочее, и они какие-то, казалось мне, более развязные, и их развязность — в какой-то степени, мне казалось, что они более свободные. Ходили, хвалились иногда такими подвигами, которые, может быть, и не совершали. И вот здесь был соблазн — попробовать, вкусить от этой свободной жизни. И вот я иногда доходил до какой-то черты по этому пути моих сверстников. Потом внутренне мне становилось очень стыдно. Мне вспоминалось все — и беседы моей бабушки, с которой мы так любили общаться, сидя на печке, и наставления строгого моего отца, и чтение «Житий святых» совместное, Евангелия. И мне становилось очень стыдно внутренне. Мне показалось, я предаю все. Я отступал от черты этой пропасти. Вы помните, есть стихотворение у одного замечательного поэта, такие четверостишия: «Но ты хотя б однажды в мире, когда он спит или кипит, остановись, как лошадь в мыле, почуя пропасть у копыт». И вот я останавливался перед этой пропастью — и отходил назад. Что меня  останавливало? То семя добра и веры, которое я получил как залог, как прививку — противостояние вот этим порокам общества. И так осталось практически на всю жизнь.

Самые счастливые времена веры — это жизнь в семье. Там мы по-настоящему жили христианской жизнью. Как ни удивительно слышать это от митрополита, который в сане уже полвека. Да, но это так.

А. Митрофанова

— Владыка, а вот это состояние бунта в переходном возрасте, которое сегодня так часто можно видеть, оно Вам совсем не знакомо?

Митрополит Феофан

— Почему же? Ну, я Вам о чем говорю? Так вот это же был бунт — попробовать. Это был бунт. И, пожалуй, ни один человек... Может быть, только уже всех святых вот так вот — что был святой, и прошел он без турбулентности (современное слово) в своей жизни духовной... И то у них тоже... Потому что никто не знает настоящую тайну — а что привело преподобного  Серафима в пустыню? Что заставило его стоять 300 дней и ночей на камнях? Чтобы подавить вот этот бунт тоже. Это очень важно. И я думаю, что каждый человек испытывает это внутреннее противостояние. Да здесь и не только в юношеском возрасте. Что апостол Павел говорит? «Бедный я человек. Живет во мне два — тот, который учит меня добру, но я не делаю Этого, и тот, который мне подсказывает по пути противное. Вот, к сожалению, я иногда делаю это». Поэтому мне знакомо это.

А. Митрофанова

— Удивительно, конечно — Вы сами обратили на это внимание, — что Вы, будучи митрополитом, сегодня говорите о том, что самое такое вот благодатное время в вере — это было время, когда Вы жили в Вашей семье.

Митрополит Феофан

— Да.

А. Митрофанова

— А Вы могли бы это пояснить? Вот Вы про свою семью уже рассказали. Но что в служении епископа, митрополита такого, что создает вот это ощущение, может быть, какой-то, ну, не знаю, ответственности или тяжести, или чего-то еще, что мешает чувствовать то же самое, что было в детстве? В вере?

Митрополит Феофан

— Очень многое мешает. И огромный груз накипи, который уже получил, дойдя до этой вершины церковного служения в сане епископа. Ведь довольно большой путь пройден — ну, лично у меня. Я стал епископом в 53 года. И поэтому все в жизни встречалось. Встречаться приходилось и видеть неправду мира сего. Мы живем в обществе, и то, что в обществе творилось, это тоже на нас отражается. Вот мы же не живем в некоей стерильной ситуации. Вот мы живем в стерильной ситуации, и на нас никакие микробы не пристают к нам. Вот такие чистенькие и пушистые. Но мы имеем глаза, уши, чувство обоняния, мы получаем информацию, мы соприкасаемся часто с людьми. И редко мы видим процветающий грех, соблазны мира сего. И вот так сказать, что мы пришли к этому чистенькие совсем, нас не затронуло... По-разному затрагивает. Часто это боль в душе, часто, нередко бывает и некая внутренняя неуспокоенность от того, что ты не можешь вот как-то перевернуть ситуацию, а хотелось бы. А там было все просто и ясно: вот родительский дом, вот любящий отец, вот братья, вот сестры, вот бабушка на печке, рассказывающая о Боге. И мы с ней пели вот эти народные вирши на религиозные темы. Вот она нам рассказывает о великомученице Варваре, Победоносце Георгии, преподобном Серафиме. И вот эта таинственно чистая атмосфера манящей веры — она вселяла в душу вот как раз благодатное озарение, спокойствие.

А. Пичугин

— Мы напомним, дорогие слушатели, что в гостях у программы «Светлый вечер» сегодня митрополит Казанский и Татарстанский Феофан. Владыка, читаю Вашу биографию. Тут есть такой интересный пункт: Вы служили в Ульяновске в армии, там посещали храм, и, как написано в «Википедии», в те же годы и приняли решение после армии уйти в монастырь.

Митрополит Феофан

— Да.

А. Пичугин

— Я был в Ульяновске в свое время когда-то, и поездка была такая, по церковной линии, и, конечно, очень много рассказывали и показывали про Ульяновск в советское время. Родина Ленина — понятно, что там практически все следы христианства были уничтожены. Но, насколько я помню, один-единственный храм, он же был кафедральным собором, он же был единственным храмом в городе...

Митрополит Феофан

— Неопалимая Купина.

А. Пичугин

— Да. И как же Вам удавалось, служа в армии в Ульяновске, в общем, в центре — ну, в таком, наверное, атеистическом центре Советского Союза, — и бывать в храме, и там принять решение?

Митрополит Феофан

— Рассказываю. Рассказываю. Во-первых, я служил в армии — это было Высшее военное училище связи. И немножко вот служба в Военном училище связи... вообще в военных училищах срочная служба отличается  от службы где-нибудь в какой-нибудь воинской части. Потому что, в какой-то степени, это рота обслуживания. В лабораториях были, там, в разных местах. Да... И мы были менее подвержены армейской муштровке. Мы чувствовали себя даже легче, чем курсанты офицерского училища. Это было наше преимущество.

Второе. Поскольку это было в центре города, мы ходили иногда в увольнение, довольно часто. Как-то так случилось, что я довольно неплохо осваивал армейскую специальность в плане современной электроники и прочего, неплохо. И все вот эти даже штуки я, наверное, помню до сих пор. Ходил обыкновенно — как правило, шел в храм. И в армейской — вот мальчонка такой, солдатик с саном. Но был совершенно такой серьезный один случай и смешной, но именно такой, с последствиями. На Пасху втихаря, нарушив порядок, отправился ночью... нет... да, ночью в храм. А уже рассветало, и возвращался домой, то есть в часть. Все было просто — деревянный забор. Был обнесен тот участок, где рота наша жила. А там была доска вот такая широкая, а тут вот узкие доски. Сметливые  солдаты все очень просто сделали — вот так, как дверь открывается вверх на что-то, доска поднималась гвоздиком вверх, и в эту дырку пролазили, шли ребята в самоволку. Ну, пошел я там. Наутро командир роты спрашивает: «А где ты был ночью?». Я говорю: «Спал. Как — где был?». — «Точно?». — Я говорю: «Конечно, точно». Он говорит: «Пять суток ареста, «губы». Я говорю: «За что?». — «Ну, за то, что ходил в самоволку». А потом мне рассказывает: а у него, оказывается, там дом, где он жил, и он сидел на балконе и видел, как я шел. Ну, пять суток — так пять суток, куда ж деваться? Снимай ремень и иди на «губу» таскать, там... А там еще танковые училища были, траки от танков переносили там с места на место. Правда, отсидел двое суток, потом какие-то учения были. А поскольку мы привязаны были к училищу к военному тоже, где офицеры, а мы должны как лаборанты тоже там участвовать и прочее, я неплохо разбирался, и меня отпустили. Интересно — ну, узнали, что верующий, разборки. Там, что-то такое... Но пока еще не вынося это на публику. Командир роты, там, еще кто-то. Потом вызывает меня командир части, к которой мы были приписаны, и училища тоже. Я помню, подполковник, взрослый, ему было тогда за 50. Он говорит: «Ты верующий?». Я говорю: «Да». Он говорит: «Ну, и как ты, часто вот?..» Я говорю: «Да». — «Где был?». Я говорю: «Ну, на Пасху ходил». Все ждали, что что-то мне очень будет печальное. И вот он мне говорит, этот седой подполковник: «Слушай, сынок, веруешь — и верь, и не бросай веру. Но только не надо так, чтобы знали все». И я за него всегда молюсь. Я узнал потом, что он умер, и так всю жизнь молился за него. Вот так была советская действительность, кстати, когда командир не стал меня ругать, конечно же, все это покрыл и сказал, чтоб меня не трогали.

А. Пичугин

— Но это такой частный случай, видимо. Бывали, наверное, и другие.

Митрополит Феофан

— Да, конечно же. Но мы же говорим о моей личной жизни.

А. Пичугин

— Да, конечно.

Митрополит Феофан

— Мы не даем оценку тому, что было в общем. Если коснемся этого, я тоже могу многое рассказать. Если рассказать, как было потом, когда я поступал в семинарию, там другие есть факты. Я о них тоже расскажу, если будет интересно.

А. Митрофанова

— Ну, конечно, интересно. Но я думаю, что вот тот самый командир, о котором Вы сейчас сказали, ведь он, получается, по возрасту как раз из тех, кто прошел Великую Отечественную войну и был в тех самых окопов, про которые говорят, что там атеистов не бывает.

Митрополит Феофан

— Да, да.

А. Митрофанова

— Я думаю, что человек, который видел смерть вот так вот, лицом к лицу, он, в общем, понимает, что это значит.

Митрополит Феофан

— Конечно. Вы знаете, ведь сейчас я, знаете по моей биографии, многие годы служил на Северном Кавказе. Перенес Беслан, трагедию Южной Осетии, видел много крови, очень часто встречался с военными. Мне передали, что и по сей день в Ханкале висят мои портреты, различные встречи с военнослужащими. Я ни разу не слышал оголтелого безбожия. А ведь где-то в других местах — ну, скажем, так называемая коммунистическая часть нашего общества, которая называет себя атеистами, материалистами, или либеральная общественность, — мы слышим и видим, как говорят о Церкви. Без Бога воин не живет. Потому что слишком часта возможность встретиться с Богом  в одном мире. А хочется еще в этом мире пожить. Поэтому лучше с Богом быть поближе.

А. Митрофанова

— Не всегда это удается, конечно. Все-таки мы люди, нам ничто человеческое не чуждо. Понятно. Что Вы — митрополит, владыка, и у Вас, как сказать... И, в общем, и монах, и у Вас такая жизнь — несколько иная в этом смысле. А для людей, которые живут в миру, это иногда бывает планка очень труднодостижимая — чтобы постоянно чувствовать присутствие Бога в своей жизни.

Митрополит Феофан

— Это труднодостижимо, но без этой планки жизнь будет неполной. И, к великому сожалению, может привести к тому, о чем сказал совершенно недавно Святейший Патриарх Кирилл, — к ускорению близкой развязки. Поэтому мы говорим о чем? О планке. Ведь когда участвуют в соревнованиях, в Олимпийских играх, ведь все же идут для чего? Для того, чтобы победить. И не все становятся золотыми призерами, не все становятся серебряными, бронзовыми. Кто на каком месте, там — 15-м, 20-м, 105-м месте... Но все именно стремятся достичь этого Олимпа, да? И в этом-то и суть. И почему вот именно это стимулирует спортсменов — вот эта борьба, эти призовые места — первые, золотые, серебряные, бронзовые? Постоянно тренироваться. Так и о той планке, о которой Вы сказали. Да, не все могут достичь сразу верхней планки. Да в духовной жизни и не требуется. И наоборот — святые отцы всегда предостерегают об опасности восхождения по духовной жизни, достижения планки прямо сразу — взять и прыгнуть. Ножки сломать можно. И головку даже иногда. А в духовной жизни это может называться иным словом — «прелесть». Но планка-то должна быть! И присутствие Бога-то должно быть! Понимание ответственности за эту жизнь необходимо. Иначе будет то, что сказал один герой из «Братьев Карамазовых»: «Если Бога нет, то все доступно». И вот это сейчас вытеснение понимания Бога и религии на обочину жизни как раз и создает ту атмосферу, которая, живя без Бога, а затем и без совести, приводит к тем катаклизмам, которые в мире сейчас существуют.

А. Митрофанова

— Напомню, что в программе «Светлый вечер» на радио «Вера» сегодня митрополит Казанский и Татарстанский Феофан. В этой студии также Алексей Пичугин, я — Алла Митрофанова, и мы буквально через минуту вернемся к нашему разговору.

А. Пичугин

— Возвращаемся в студию Светлого радио. Напомним, что сегодня здесь Алла Митрофанова и я, Алексей Пичугин. И вместе с нами и с Вами митрополит Казанский и Татарстанский Феофан. И, в продолжение разговора о той советской действительности, Вы обещали рассказать при поступлении в московские духовные школы — уже обратные примеры: не такого, как я понимаю, расположенная со стороны командования, да, а здесь, видимо, со стороны властей, а что-то обратное.

Митрополит Феофан

— Рассказываю что-то обратное. Это было после армии уже, когда благостный подполковник остался там. А я решил поступить в семинарию. Во-первых, как и почему? Живя еще дома, я никогда не думал о семинарии. Просто я говорил — верующая у нас семья была, но священников у нас не было. Хотя монахиня была — родная тетя моего отца. Потом случилось так, что их, двух девочек, двух сестер привезли в один монастырь. Им было по 10-11 лет. И одной, которая очень хотела, сказали: «Нет, ты не получишься, иди домой, живи дома, все у тебя будет по светской жизни». Родила десятерых детей.

А. Митрофанова

— Ого! (Смеется.)

Митрополит Феофан

— А вторая пошустрей была — ее оставили в монастыре послушницей. Кстати, отсидела потом десяток лет по лагерям — просто поймали, в монастырях облавы были. Вот их поймали — и по лагерям. Да. Так вот... И все, больше не было монахинь у нас, и священнослужителей — тем более. Но однажды, посетив Троице-Сергиеву лавру... А у меня уже был друг, который поступил в семинарию. Я приехал к нему, и у меня сердце дрогнуло. Я увидел совсем иной мир. Увидел ребят, увидел преподавателей. Зашел в общежитие, где они живут. И мне показалось, что это совсем другое — вот это мое. То, чем мы жили в детстве. Поэтому я решил поступить в семинарию. Жил в Московской области уже, неплохо устроился. Подаю документы в семинарию в надежде, что, конечно, пройду. Готовился, я в храм ходил, все, молитвы, естественно... Короче говоря, то, что надо было сдать на вступительных экзаменах, меня не очень тревожило. И мне показалось, что я сдам все. Но!.. А здесь начались проблемки. Меня вызывают сначала в военкомат, и военком на меня очень... Ласково сначала разговаривает: «Да что Вы! Да как же так! Вы такой способный...» А я учился всегда хорошо. «Вы куда идете?». А вот такая смелость у нас в роду была всегда. Меня ничего не пугало. Я говорю: «Куда я иду? В семинарию. А семинария  где? У нас в Советском Союзе. Официальное заведение». Он начинает поднимать тон и говорит: «А Вы знаете, что это же против Родины!» Я: «Как — против Родины?».

А. Митрофанова

— Интересно. (Смеется.)

Митрополит Феофан

— Я только армию отслужил. «Но у нас же все совсем другое. Мы же строим мир без Бога. Все равно все это скоро кончится, вся эта религиозная Ваша... тьма», — как он тогда выразился. Я говорю: «Ну, это вопрос еще — что кончится, что начнется». И перепалка. Краснеет, начинает на меня орать. Я говорю: «А Вы, между прочим, не орите на меня. У меня родной дядя, брат отца, Герой Советского Союза, второй — то же самое. Отец прошел до Берлина, весь в ранениях. Поэтому Вы мне о любви к Родине, — я говорю, — не говорите. У нас семья — она очень твердая». А дядя моего отца — полный Георгиевский Кавалер. Мы знаем цену любви к Отечеству. Он обмяк: «Идите». Пошел. Проходит несколько дней еще — вызывают меня еще одни дяди. В какой-то там околоточек куда-то. Теперь ясно, что это было — это сотрудник КГБ. И опять пошла — как там у Высоцкого про коварный зарубеж? Так и тут. «Да мы Вам, да вот, там, все, и прочее, и место хорошее!». Опять  упрямый мальчонка говорит: «Нет. Я хочу в семинарию». — «Заберите это!» Я говорю: «Нет, не заберу». Экзамены — сдаю экзамены, все нормально, хорошо, бойко все отвечаю. Вывешены списки. Жадно ищу свою фамилию — и... Другой список — «Не прошедшие по конкурсу».

А. Митрофанова

— И Вы не прошли по конкурсу?

Митрополит Феофан

— И я не прошел по конкурсу. И «будьте здоровы, юноша!». И, естественно, внутренняя печаль. Близкие мои тоже так опечалились. Они меня тоже как-то... И отец говорит: «Ну, подожди ты, институт окончи, а потом уж пойдешь».

А. Пичугин

— А после института-то, в общем, и не брали никогда.

Митрополит Феофан

— Да-да, вот это и проблема тоже была.

А. Пичугин

— А кто тогда поступал обычно? Дети духовенства, которых?..

Митрополит Феофан

— Нет, нет, я бы не сказал, что дети духовенства. Значит, там была система такова: как правило, смотрели, чтобы уж такие талантливые — их не брать, давали оценочку, и очень много поступало тогда с Украины, особенно с Западной Украины, даже несмотря на то, что это была Московская Духовная семинария.

А. Пичугин

— Ну, а больше некуда. Ну, в Киев, наверное, да, в Одессу?

Митрополит Феофан

— Да, нет, тогда в Киеве не было — в Одессе.

А. Пичугин

— В Киеве не было — в Одессу. В Одессе была, да.

Митрополит Феофан

— В Одессе была тогда семинария. Ну, нет — и нет. Вызывает меня ректор: «Зайди, — говорит, — юноша, ко мне». А ректором был тогда ныне на покое митрополит, ушел на покой, Минский и Белорусский Филарет. Член Синода потом. Замечательный архипастырь такой. Он мне говорит: «Слушай, ты должен покинуть Московский регион, если хочешь поступить». Такой  у него басок был. Я вздрогнул. Никому не понятно сейчас, что значит покинуть в те времена, потерять московскую прописку. Московская прописка — это как нечто сегодня... некая привилегированная карточка. Ну, не знаю, сейчас, говорят, там какие-то золотые карты там есть. Ну вот это тоже была привилегия — иметь московскую прописку. Пишет листок, говорит: «Вот уезжай из Московской области, чтоб духу твоего не было!». И пишет записочку епископу Смоленскому Гедеону: «Вот он тебя примет, я с ним уже переговорил, а на следующий год приезжай, поступать будешь». Ну, что же, поехал, опечаленный, приехал, эту записочку подаю. Он меня с любовью принял, поселил меня жить на колокольне.

А. Митрофанова

— (Смеется.) Романтично.

Митрополит Феофан

— Лазил по приставной лестнице на колокольню туда. Обстановочка такая... Нет, правда, тепло там было, но кровать, шкафчик какой-то. А когда шел по колокольне, подойдешь к этой лестнице — обязательно крыс полна.

А. Митрофанова

— Ой!

Митрополит Феофан

— Ну, ничего страшного — они туда, вроде бы, не добирались ко мне. Все нормально. Целый год читал, прислуживал Гедеону епископу. На второй год поступаю. Зашел — он мне тогда сказал: «Ты зайди сразу ко мне, как будешь поступать». Я зашел к нему. Он так улыбается, усищи такие у него были.

А. Пичугин

— Да и сейчас...

Митрополит Феофан

— Да. Он говорит: «Да!». Секретарю говорит: «Собери там профессоров», вызывает. Вызвал состав профессоров, преподавателей, и комиссия официально принимает у меня вступительные экзамены. Говорит: «Обстоятельства есть — надо принять у него экзамены». Принимают экзамены, бойко я все ответил. «А теперь вон из семинарии, чтобы духу твоего тут не было!».

А. Митрофанова

— Почему?

Митрополит Феофан

— Опять я так растерялся. Он говорит: «Я скажу потом». Ну, ладно, все сдают экзамены, прочее. Я тоже где-то там живу на квартире. Потом нашли меня, говорят: «Приходи». Прихожу — в списке, я зачислен на второй курс сразу! Значит, год не пропал даром! А затем уже было... Значит, суть дела такова — почему «вон из семинарии!» и почему отдельно приняли. Поскольку меня, что называется, внесли в «черный список» по Московской области, а там шныряли вот эти представители определенных трех букв, и они в лицо могли знать. И чтобы не попадаться мне на глаза... А там я проходил по другим спискам — уж это не их, так сказать, забота, да? И ничего страшного.

А. Митрофанова

— Поэтому Вас выставили вон. А почему же Вас в первый раз не приняли?

Митрополит Феофан

— А в первый раз не приняли, потому что решили всех, кто не должен... А зачем? Я противился: «А зачем вообще я иду, если я перспективный, способный советский паренек?».

А. Пичугин

— И уже те, кто на 1-м курсе учится в 1-м классе, наверное, их отсматривают, как они учатся, а на 2-м они как-то и не нужны, все всё знают?

Митрополит Феофан

— Да. Поэтому все нормально. Была еще одна причина — необходимо было как можно больше подготовить будущих кандидатов в священство. А лимит небольшой был. И поэтому это была еще одна такая, скажем, лазейка, когда переводили или брали на 2-й курс сразу, брали, там, со 2-го на 4-й сразу курс, переводили — чтобы дать возможность как можно больше пройти через систему семинарии, будучи кандидатом в священство. Так вот как раз я отучился 2-й курс, хорошо очень окончил, хорошие показал результаты. Вызывает меня опять этот же ректор, опять в усы, и говорит: «Ну, знаешь, что, юноша? Ты в долгу». Я говорю: «В каком?» — «А вот тебе надо на четвертый курс сразу».

А. Митрофанова

— Ого!

Митрополит Феофан

— «Вот тебе задание: лето — никаких каникул. Занимаешься — и сдаешь все за 3-й курс. А потом уже сразу на 4-й».

А. Митрофанова

— Ну, Вы сдали, конечно?

Митрополит Феофан

— Я сдал, конечно, и так оказался на 4-м курсе семинарии. Семинарию окончил успешно и сразу же дальше — Академия, поскольку окончил по первому разряду, одни пятерки. А Академию уже — год в год. В Академии...

А. Пичугин

— ...два года, да?

Митрополит Феофан

— Четыре. Четыре года. В Академии было принято твердое решение поступить в монастырь, что и сделал. Затем постриг в монастыре у раки Преподобного Сергия. Постригал меня архимандрит Иероним, А принимал как духовник архимандрит покойный Наум. И так окончил успешно уже в священном сане Академию. Ну, а дальше так Господь определил — хотел остаться в монастыре навсегда, твердое было желание. Но однажды меня вызвало священноначалие. Я учился еще на 3-м курсе... И сказали: «Юноша, не желаете ли Вы потрудиться за рубежом?».

А. Пичугин

— А вот это как раз очень интересно, потому что Вы — молодой человек, проживший 30 лет в Советском Союзе и ничего, кроме Советского Союза, я так понимаю, на тот момент не видевший, оказываетесь не где-нибудь, а в Израиле, который для Советского Союза был — ну, так себе другом.

Митрополит Феофан

— Да, да. И вот, значит... Ну, была просьба — это было духовное лицо, высокопоставленное, — чтобы я никому не говорил. Как он тогда сказал, «мы должны провентилировать». Да, провентилировать — я думаю, что это совершенно ясно, о чем речь шла, — согласовать с властью мою кандидатуру — насколько я проходим для работы за рубежом. Ну вот очень много бывает различных, особенно в желтой прессе и либеральной, что вот тогда священники — они сотрудничали... Не знаю, как другие, но никто уже ко мне не подходил. Возможно, стояла пометочка о моих разговорах при поступлении, твердость такая была. Ясно было — и отец... Но, с другой стороны, ведь у нас семья такая была. Я Вам рассказывал, что родной дядя — Герой Советского Союза, отец не принимал идеологию атеизма, социализма и коммунизма, но воевал на фронте. Вот мама рассказывала об отце — это тоже интересный один момент. Когда в 1941 году началась мобилизация, ну, и отца, то же самое, призывают в армию. Слезы — женщины. И одеваются — ну, кто как: фуфаечка какая-нибудь старенькая, там, одежонка. А отец матери говорит: «Слушай, Шур, достань мне костюм свадебный из сундука». А мать говорит: «Ты что, с ума сошел? Какой тебе костюм? Ты в окопы сейчас сразу пойдешь. А это наш свадебный... У нас больше нет ничего». И вот отец — вот у меня... Вот, говорят: «Вот, патриотизм, вот любовь...» Отец говорит: «А что я, оборванцем пойду в армию? Я иду Родину защищать. Достань мне костюм». И мать достала этот костюм и отдала отцу. Так вернемся опять к Академии.

А. Пичугин

— Как Вам, молодому человеку, оказаться впервые за рубежом.

Митрополит Феофан

— Да, как оказаться за рубежом впервые. И тогда... Это был митрополит Никодим, он был председателем отдела внешних церковных связей — тогда называлось так. Он мне предложил, я же — ну... Да, и то — вот удивительно, как говорят... Потому что я не побежал сразу. Я говорю: «Я подумаю, я посоветуюсь с духовниками». Он так улыбнулся... Обычно с радостью...

А. Пичугин

— Нелогичный ответ.

Митрополит Феофан

— Да, что-то непонятное, скажем так. Я посоветовался, и мы долго беседовали. И тогда я услышал от людей, которых никто ни в чем не может обличить, у них совесть чиста. Говорят: «Ну хорошо, что такое? Это наша возможность свидетельствовать о православии. Не бойся, езжай». Ну, и тогда я прямо с твердой душой говорю: «Да, я согласен». И он говорит: «Ну вот подожди». Потом прошло довольно долго времени, не знаю — чуть ли не около года, уже ближе к выпуску. Он говорит: «Все нормально, ты проходишь». Решение Синода о том, что меня направляют в Иерусалим. А вот здесь другая закавыка. Тогда было так называемое «дело Менделевича». Это был как раз бум, когда евреи покидали Россию, Советский Союз, и Менделевич решил угнать самолет из Ленинграда и улететь. Но, естественно, чем все это окончилось... И когда подали на визу израильтянам, израильтяне не дают мне въездную визу. И говорят: «Вот отпустите Менделевича, и мы дадим визу вот Вашему представителю Церкви».

А. Митрофанова

— (Смеется.) Шантаж такой!

А. Пичугин

— Мы напомним, что митрополит Казанский и Татарстанский Феофан в гостях у Светлого радио в программе «Светлый вечер». В итоге все благополучно, Вы приехали в Израиль?

Митрополит Феофан

— Благополучно, я приехал в Израиль. Нет, не все. Ну, потому что это длилось долго, почти более двух лет. Я успел окончить аспирантуру.

А. Пичугин

— А, то есть Вы жили здесь?

Митрополит Феофан

— Я ждал здесь.

А. Пичугин

— Просто ждали визу?

Митрополит Феофан

— Ждал визу.

А. Митрофанова

— Времени зря не теряли?

Митрополит Феофан

— Да, времени зря не терял, и все слава Богу. И, наконец, я в Иерусалиме. Ну, а там уже, в общем-то, известно. Трудности только были другого характера. Сейчас мы едем спокойно в Иерусалим, огромное количество паломников. Тогда — оторванность. Нет ни дипотношений — мы единственные советские граждане, официально живущие в другом государстве, с которым не очень добрые нашей страны были, находились там. И отсюда все вытекающие трудности. Но, слава Богу, были радости — самое главное: мы имели возможность, которой не имели миллионы верующих нашей страны, — молиться у Гроба Господня и в других святых местах. И, в какой-то степени, в меру наших духовных сил представлять наш народ, наших верующих, нашу Церковь. Я думаю, что это было тоже самое благодатное время — пять лет в Иерусалиме, когда наш день начинался с похода (а иногда ночью) на Божественную литургию ко Гробу Господню, ко Гробу Богоматери. Это было ежедневно.

А. Митрофанова

— Потрясающе.

Митрополит Феофан

— А вечерами мы с нашими коллегами, как правило, каждый день делали прогулку вокруг всего Старого города.

А. Митрофанова

— Ничего себе! Ха-ха! Так несколько километров!

Митрополит Феофан

— Да, да.

А. Митрофанова

— Это, конечно, удивительное такое состояние, наверное, если есть возможность несколько лет пожить на Святой Земле, тем более, служить там, тем более, в храме Гроба Господня. Но сейчас Вы в Татарстане.

А. Пичугин

— Да, мы пропустим, наверное, сейчас... Через несколько десятилетий...

А. Митрофанова

— Да, поскольку у нас, к сожалению, подходит к концу программа...

А. Пичугин

— Потому что программа, да, недолгая.

А. Митрофанова

— И Татарстан — это тоже особое такое пространство. Но вот как Иерусалим, наверное, это встреча сразу нескольких культур, так и Татарстан — тоже земля, где представлены разные религии, конфессии. В чем особенность Вашего служения там? Вы там митрополит. Как это?

А. Пичугин

— Я так понимаю, что Вы туда... Вы отправились в Татарстан, потому что у Вас уже был большой опыт служения на Северном Кавказе, где и ислам, и христианство. Так точно и в Казани?

Митрополит Феофан

— Вы близки к истине. Но опять удивительный момент промысла Божия. Ровно 50 лет назад, когда меня назначили в Татарстан, я в Татарстане, в казанском Кремле принимал воинскую присягу.

А. Митрофанова

— То есть у Вас, фактически, круг такой, да, замкнулся?

Митрополит Феофан

— Да. Там была часть. Да. Была часть там.

А. Пичугин

— А служили в Ульяновске и были митрополитом Ульяновским?

Митрополит Феофан

— А направили служить в Ульяновск. Ровно через 50 лет я вернулся и именно служил уже в Казанском Кремле, в Благовещенском соборе в сане митрополита, управляющий Казанской и Татарстанской митрополией. Вот здесь еще и особое водительство промысла Божия. Но и, конечно, тот опыт... Святейший Патриарх об этом так и говорил: «Кому же, как не тебе, надо поехать в Татарстан? Потому что ты знаком с исламским миром — это и Кавказ, это и Иерусалим, это и Египет, это и Сирия — до этого». Поэтому, конечно же, для меня исламский мир не был новым. И поэтому когда я прибыл в Татарстан, то и по сей день сложились совершенно нормальные, добрые взаимоотношения и с муфтием, и в целом с мусульманской общиной. И очень важно понимать одно: иногда нас обвиняют, говорят: «Ну, Вам зачем какие-то контакты?». Я задаю тот же вопрос: «А Вы всегда чисты в своей вере?». — «Ну, да, да-да, стараемся». — «Врете. Потому что мы живем в обществе, когда даже нередко в одной семье кто-то не просто другой веры — вообще безбожник-атеист, и часто очень нагло оскверняющий наши уши, нашу веру, да? И мы живем в таком обществе. А здесь — носители другой культуры, другой веры. И мы что, с ними не должны иметь никаких контактов? Это не значит, что мы уступаем истины своей веры. Но столько общечеловеческих задач и проблем — то же вообще безбожие, или же безнравственность, или же проблемы социального характера, или же проблемы демографии, абортов. Это наша общая задача. Поэтому здесь мы находим общее понимание.

А. Пичугин

— А Вам удается ездить по республике? Просто вот от моих поездок в Татарстан у меня сложилось впечатление, что это действительно сложный регион. Мы помним историю 90-х годов, историю попыток таких робких, иногда не очень робких, отделения. Я понимаю, что у людей там очень на высоком уровне находится самосознание — именно то, что «мы — это республика Татарстан». И поэтому там сильны позиции ислама. А вот насколько там сильны сейчас позиции Православной церкви?

Митрополит Феофан

— Я приведу простой пример. Недавно был участником Форума православной общественности в Татарстане. И вот насчет сильных позиций. Представьте себе, что в лучшем зале Казани собралось 600 делегатов общественности. Присутствовали Полномочный представитель Президента в Приволжском округе Бабич, президент Татарстана, премьер-министр, председатель у них там Горсовета, мэр Казани — вся верхушка власти. Кроме этого, очень важно, что в зале находились все главы муниципальных объединений и как раз решали вопросы православного свидетельства. И среди прочих, в первую очередь, конечно же, отмечалась важность визита Святейшего Патриарха Кирилла в Казань. Поскольку Вы говорите, что были в месте, Вы видели, насколько...

А. Пичугин

— Это в Ульяновске?

Митрополит Феофан

— А, Вы в Ульяновске были, в Казани не были?

А. Пичугин

— В Казани я отдельно был в другой раз.

Митрополит Феофан

— А в Казани вообще — это в какой-то степени исторический визит был Патриарха. И когда Патриарх закладывал вместе с Шаймиевым, Миннихановым и Вашим покорным слугой воссоздание Казанского собора над местом явления Казанской иконы Богоматери... Затем в своем докладе я очень говорил позитивно то, что было, то, что делается в Татарстане, и затем затронул некоторые вопросы, которые требуют разрешения. И вот при всем честном народе, при руководстве я обратил внимание о важности выделения земельных участков под строительство православных храмов, о важности сохранения баланса между исламом и православием (потому что население 50 на 50), о необходимости воссоздания Казанской Духовной Академии...

А. Пичугин

— Именно Академии?

Митрополит Феофан

— Именно Академии.

А. Пичугин

— А семинария сейчас есть, да?

Митрополит Феофан

— Семинария есть. Я ректор семинарии. И поэтому я бы сказал, что православие в Татарстане не в загоне. И как бы не было кому-то больно слышать, хотел бы кто-то услышать, что «ну как Вы там, бедные-несчастные?» — неправильно. Я скажу: «Прииди и виждь!». Православная жизнь... Я не буду отвечать, что было до меня, но на сегодняшнем этапе поступательно и развивается... Наверное, не в каждом сугубо православном регионе Вы увидите такую активность, особенно строительство сейчас Казанского собора. Это грандиозный собор, и мы сейчас практически дошли уже, подходим к центральному куполу.

А. Пичугин

— Быстро.

Митрополит Феофан

— Быстро.

А. Пичугин

— Я был два года назад — еще ничего не было.

Митрополит Феофан

— Ничего не было. И очень высокое качество. Вдобавок, мы не строим, а воссоздаем — в точных рамках, в которых был собор и раньше. Мы наметили и открываем развитие и просвещение Духовной православной гимназии. Я говорю уже об Академии. У нас очень активное молодежное движение, социальная деятельность. Это замечательный реабилитационный центр наркоманов и алкоголиков, дающий позитивные результаты. Молодежное движение — мы провели недавно форум, Международный молодежный форум. Я хочу сказать, не всегда это удается, может быть, даже и Первопрестольной. Рассказываю. Делегации были из Великобритании, Германии, Франции, Дании, Голландии, Украины, Белоруссии, Казахстана. Я не говорю о наших. И мы уже получаем сейчас приглашения... Они были поражены увиденным у нас. Поэтому, слава Богу, еще раз повторяю, самим нам надо трудиться. И когда мы пеняем, что «а, вот они вот мусульмане», давайте будем честными...

А. Пичугин

— Они трудятся.

Митрополит Феофан

— Они сплоченные. И они трудятся. А мы нередко разглагольствуем, но не трудимся. Посмотрите пятничную молитву у мечети — их полно, мужики. А где наши? Я об этом говорю открыто в своих проповедях, при встречах, через СМИ тоже. Надо не пенять, а трудиться.

А. Пичугин

— Спасибо большое! Время наше закончилось. Мы напомним, что митрополит Казанский и Татарстанский Феофан был гостем программы «Светлый вечер» на Светлом радио. Спасибо, владыка! Алла Митрофанова...

А. Митрофанова

— Алексей Пичугин. До свидания!

А. Пичугин

—  Всего доброго, будьте здоровы!

Митрополит Феофан

— Благодарю Вас, Алексей и Алла! Спасибо!