Программа создана при поддержке проекта «Опора Созидание» - www.opora-sozidanie.ru
У нас в гостях был основатель и художественный руководитель "Театра вкуса" Юрий Макеев.
Мы говорили о проекте "Деревенский театр", о попытке возродить жизнь в деревне через театральное искусство, а также о семейных спектаклях "Театра вкуса".
К. Мацан
— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие друзья! В студии Константин Мацан. С трепетной радостью приветствую, уже не в первый раз у нас в гостях Юрий Макеев — актер, основатель и художественный руководитель «Театра вкуса» в Москве. Добрый вечер, Юрий!
Ю. Макеев
— Добрый вечер!
К. Мацан
— Постоянные слушатели радио «Вера» уже знают, и не только слушатели, а и многочисленные посетители «Театра вкуса» знают об этом уникальном месте, которое одновременно и театр, и место для общения, и место, где творится какое-то кулинарное шоу, и люди смотрят и спектакли… Те, кто слушали наши программы раньше, это знают, а тем, кто по каким-то причинам пропустил эти программы, мы сегодня напомним обязательно, что есть такой «Театр вкуса». Давайте начнем вот с чего: а что сегодня происходит в «Театре вкуса»? Ведь театр менял площадки, менял облик, экспериментирует постоянно с форматами — это не просто кулинарная студия, где готовят еду, это намного больше. Что сегодня в «Театре вкуса»?
Ю. Макеев
— Сегодня в «Театре вкуса» продолжается строительство нашей резиденции, нашего творческого дома в Смоленской губернии, где появится наш новый проект под названием «Первый деревенский театр». Мы активно его развиваем, рассказываем о том, что где-то там, в глубинках Смоленщины, уже живет наш «Первый деревенский театр», он же «Петровский деревенский театр», потому что деревня наша называется Петровки. У нас было очень активное лето. Летом мы путешествуем, летом мы разъезжаемся по стране и ездим в те страны, куда нас приглашают. И тогда наш «Театр вкуса» превращается в уличный театр «ТУТ», это тоже наша история. И этот год мы тоже посвящаем путешествиям, мы отправляемся скоро в новый путь, у нас открывается сезон в конце октября. Сейчас мы готовимся к новому путешествию.
К. Мацан
— А деревня в Смоленской губернии, театр «ТУТ» всё равно наследуют эту идею совмещения театрального процесса и кулинарного процесса? Я напомню слушателям, что у вас два образования: по одному образованию вы актер, по второму — кулинар, технолог, повар. И «Театр вкуса» вырос, насколько я понимаю, из идеи эти две ипостаси соединить — получился такой проект.
Ю. Макеев
— Да, совершенно верно. Если кто не знаком с «Театром вкуса», и, наверное, он подумает, что это театр про еду и о еде — это совсем не так. Еду, способы приготовления, кухонную утварь мы используем как выразительное средство для того чтобы рассказать о семье. Ключевая тема нашего театра — это семья, всё, что связано с ней: традиции, отношение детей к своим родственникам, к своим родителям, отношение родителей к своим детям. У нас есть тема памяти, тема мечты — мечты не только сиюсекундной, но и мечты, о чем мы мечтали когда-то, когда мы были детьми. У нас есть такой призыв: «Дети, у которых есть дети, приходите к нам на спектакль про мечты!» Про ваши мечты, чтобы напомнить себе и вашим детям показать — когда-то я был ребенком, и я вот так жил. Или я об этом мечтал, или у нас была такая игра, в которую сейчас, к сожалению, дети уже не играют. И дети заново открывают для себя родителей и какие-то интересные игры. И оказывается, что много чего может быть и гораздо увлекательнее айпадов и всего, что связано с гаджетами и играми в интернет-пространстве. Повторюсь, ключевая тема «Театра вкуса» — это семья, отношение к ней, это разговор о любви, разговор о вере, разговор о нашей стране, разговор о наших предках, это разговор о городе и о деревне.
К. Мацан
— Вы начали рассказывать про Деревенский театр и про то, что «Театр вкуса» вдруг меняет маску и становится уличным театром «ТУТ». А насколько здесь присутствует тема еды?
Ю. Макеев
— Я, может быть, повторюсь, у нас есть спектакль, который мы часто играем на улицах, он называется «Венецианская история», мы там предстаем в образе итальянской семьи. А если рассказывать об Италии, то нельзя не рассказать о том, как в итальянской семье любят готовить пасту, пиццу, тирамису или что-то еще. Поэтому мы очень много в спектакле используем и кухонной утвари, и иногда мы (расскажу маленький секрет) вешаем людям лапшу на уши в прямом смысле слова (смеется) во время спектакля.
К. Мацан
— Готовую лапшу? Ее можно съесть?
Ю. Макеев
— Ее потом можно на ушах принести домой, она уже подсушится, и приготовить прекрасную порцию тальятелле или равиоли — в зависимости от того, что мы повесим на уши.
К. Мацан
— А Деревенский театр?
Ю. Макеев
— У Деревенского театра есть ключевая миссия: мне бы очень хотелось, чтобы те ребята, которые живут рядышком со мной в деревне, в соседних деревнях, в поселках и городах — чтобы они могли приехать к нам в дом и посмотреть те спектакли, которые, к сожалению, им не удастся посмотреть в городе, потому что они не часто бывают в городах, в которых мы играем спектакли. И поэтому все те наши спектакли, которые идут на московских площадках, мне бы хотелось перенести на ту площадку. И, конечно же, это момент общения — я очень надеюсь, что к нам в деревню будут приезжать наши друзья со всего мира (у нас много друзей и за границей, и в России). И наши друзья будут рассказывать о своем доме, о своих традициях. Может быть, они у меня сыграют свои спектакли, порепетируют. А на эти репетиции будут приходить деревенские девчонки и мальчишки, и приобщаться к этой части культуры. И когда эти деревенские парни и девчонки попадут в город, они не будут себя чувствовать дискомфортно — они будут знать, что они тоже были в театре, слушали хорошую музыку, потому что к нам приезжают музыканты…
К. Мацан
— Это театр для деревенских зрителей в некоторой миссии своей.
Ю. Макеев
— В большей степени — просвещение…
К. Мацан
— Слово обязывающее, а куда деваться?
Ю. Макеев
— Я думаю, что в этом должна быть какая-то миссия, по крайней мере, моего проекта там. Конечно, мы рассчитываем, что к нам в деревню приедет и наш московский зритель. И я уверен, что наши спектакли совсем по-другому зазвучат, когда спектакли будут играться в лесу, на берегу реки, в хлеву…
К. Мацан
— Домом вы не ограничитесь?
Ю. Макеев
— Да, большое пространство… Тут еще, честно признаюсь, всё это не ради театра, и даже не ради этих ребят. Может быть, эти ребята и не примут театр. Но мне бы хотелось, чтобы та деревенька, которая мне очень близка и дорога, стала потихонечку оживать. Может быть, туда поселятся опять молодые люди с детьми, может быть, мы там опять откроем школу, и может быть, те дети, которые будут жить там, полюбят заново ту землю, которую они, к сожалению, покинули. И мы видим, что сейчас эта земля зарастает, сейчас она неухоженная — значит, ее не любят. А те люди, которые должны ее любить, они исчезли. Тут еще такая философская тема — по поводу возрождения России. Мне почему-то кажется, хотя, может быть, это и утопия, что возрождение России произойдет от истоков. А истоки России — это все-таки деревенские корни, такой уклад, неважно, купечества, дворянства, крестьянства — это всё связано с землей, с природой. А дальше — Бог, и ключевое слово «любовь», «любовь тире Бог» там дальше.
К. Мацан
— Вы поднимаете колоссально важную тему, о которой много говорят, но больше говорят, чем делают. Ведь есть же такое мнение, мы об этом и в нашей студии говорили с вашими коллегами из театральной среды и вообще с людьми из мира культуры — о том, что некое возрождение деревни или любой заброшенной территории начинается с культуры. Не с того, чтобы туда завезти комбайны, много денег, какие-то технологии высокие — это всё нужно, конечно же. Но это всё будет неожившим, если там не будет театра, музея, именно культурной составляющей. А вы как-то от слов прямо к делу перешли.
Ю. Макеев
— Мне кажется, что это правильная формула. (Смеются.) Можно много об этом мечтать, можно много об этом говорить, и можно попробовать начать что-то делать. Три года назад мы попробовали, и есть уже первые ростки. И есть люди, которые тебе доверяют, есть новая семья, которая сейчас поселится рядышком с нами. Глава района нас стал поддерживать, нам помогли с дорогой, это там была ключевая проблема. Как ни странно, через появление театра… Хотя это будет не классический театр с колоннами, нет, это просто деревенский большой дом, в одной части которого будет жить история, можно будет сидеть у печки и читать детям сказки. Я считаю, что может быть и такая форма театра — спектакль может быть и у реки, и это будет история о Шекспире, история и о любви…
К. Мацан
— Русский пейзаж в качестве декорации — это, конечно, сказка просто.
Ю. Макеев
— Я благодарен людям, которые слышат меня, слушают и прислушиваются. И кто-то мне, что очень приятно, доверяет. У нас сейчас появилась дорога, и я рад, что эта дорога не для меня, а это дорога для тех, кто живет в этой деревне. А это несколько стариков, пожилых людей, людей, которые скоро станут стариками — для них это просто ниточка жизни. Мне приятно, что меня благодарят. Слава Богу за всё, что услышаны наши молитвы, и у нас появилось чудо. Для глубинки сейчас появление дороги наравне с чудом. Триста лет деревне — и впервые там твердое покрытие. Да, не асфальт, но можно проехать и выехать в любое время года.
К. Мацан
— А почему именно эта деревня? Вы в ней сами живете?
Ю. Макеев
— Я в ней живу уже три года. В этой деревне я появился в прошлом веке, в 1986-м году мои родители купили там деревенский домик, это была дача. Это было мое первое знакомство с деревенской жизнью, мне тогда было около 6 лет. Я влюбился тогда в эту деревню, в жителей. Я наслушался историй, легенд, сказок. Настолько влюбился, что в 90-м году мы уговорили со старшим братом мою маму, чтобы переехать туда жить. К сожалению, на тот момент мои родители расстались, и не сговариваясь, мои папа и мама (видимо, взыграли какие-то крестьянские корни) решили переехать жить в деревню. С разницей в 250 километров — отец в Калужскую область, а мама в Смоленскую область, на нашу дачу. Мы там жили, даже какое-то время занимались фермерским хозяйством, это были 90-е годы, тяжелое, непростое время. Сейчас вспоминаешь это и думаешь: как мы это всё прошли? Так что сейчас не так сложно мне жить в деревне, как это было тогда. Потом мы привезли мамину маму, она стала с нами там жить. Последние свои дни встретила она там. Корни у нее в Нижегородской области. И когда мы похоронили ее на нашем кладбище, в березовом лесу, я понял, что этот корешок я пустил в этой земле. И местным я говорю: «Ребята, я местный, потому что у меня здесь есть корень».
К. Мацан
— Юрий Макеев — основатель и художественный руководитель «Театра вкуса», актер, сегодня проводит с нами этот «Светлый вечер». Немножко еще давайте про социальный аспект поговорим, это же очень важно. Мы сегодня часто слышим о том, что много идей разбивается о бюрократию. Человек с очень большой, хорошей идеей, пылающий энтузиазмом, считает, что как только он в это дело войдет, ему будет тяжело, он встретит препоны, встретит непонимание, придется пробиваться через какие-то кордоны. Вот, мол, пока воли не будет политической в этом конкретном регионе, ничего не будет. У вас, мне кажется, какой-то другой опыт — пришел человек, начал делать, преодолевая трудности. Значит, реально? Каких сил это требует — такой проект социальный в деревне запустить?
Ю. Макеев
— Здесь вопрос, как бы это ни странно звучало — это вопрос веры. Она как раз очень сильно помогает… Возникает вопрос: о каких трудностях идет речь? Допустим, есть трудности строительства дома. Дом у меня большой, я называю его дом-корабль. Я обратился в строительную компанию. Инвестициями в этот дом являлись деньги от проданной московской квартиры, я сжег мост под названием «Москва», это было кардинальное решение для всех. Но я пошел на это, понимая, что ждать, что кто-то мне будет помогать — государство или банк, или какое-то богатое лицо, кто бы мог стать меценатом такого проекта… Ну, дорогу осилит идущий, надо идти. С чем я встречаюсь? Я встречаюсь с тем, что, когда ты рассказываешь о своей истории, люди начинают тебя обманывать, воровать у тебя средства — не достраивая, плохо строя тебе дом. В какой-то момент ты засучиваешь рукава, берешь стройматериалы и начинаешь сам строить. Потом приезжают твои друзья и говорят: «Ты это делаешь один? А давай я тебе помогу». Потом ты молишься, стоишь у источника, и к тебе побегает человек, говорит: «Юра, мы только что из монастыря проехали, мы о тебе думали, молились. Там ребята из Чувашии приехали, строители…» — я недавно через Чувашию проезжал, и понял, что эти люди через тысячу с лишним километров приехали к нам в Смоленскую область, в глубинку, чтобы прокормить свои семьи. Они здесь своим тяжелым трудом зарабатывают, делая качественно, надежно, и при этом они честные — они с тебя не берут лишнюю монету. А иногда даже тебе уступают, говорят: «Ты хорошим делом занимаешься, давай я тебе уступлю денежку». Хотя я понимаю, что эта денежка от его семьи оторвана, но он вдруг доверяет моей истории. И вот это чудо… У нас в театре есть выражение: либо чудо, либо фокус. Вот как было с дорогой? Мне все сказали: «Никто дорогу нам не сделает». Я пошел с письмом, собрал у тех деревенских, кто был, подписи, пошел с письмом к главе: «Вот так и так. Я театром занимаюсь, но нам нужна дорога». И вдруг человек… Это чудо! Что там случилось? Он мог сказать, как многие до этого говорили: «Нет средств», — еще что-то. И вот это маленькое чудо, и то большое чудо, которое со мной происходит — это те люди… Все московские друзья говорили: «Ты попробуй, попробуй. Мы к тебе приедем». Кто-то приезжает и помогает, кто-то не доезжает до тебя. Вдруг находятся ребята местные, которые в тебя начинают так верить и так тебе помогать, что ты думаешь, что как будто Господь Бог услышал твои молитвы в виде этих людей-ангелов… Потому что такие бывают ситуации! Отдельную передачу можно сделать про чудеса, которые случились за эти три года со мной при строительстве этого дома. Я остался один, привязал себя веревками и начал колотить огромный дом — дом-корабль, театр. Спускаюсь вниз, смотрю передачу про то, что путешественник Федор Конюхов переплывает Тихий океан на лодке. Я думаю: «Вот человек может Тихий океан один переплыть, а что, я один не построю это всё?» В результате, проходит какое-то время, и я знакомлюсь с отцом Федором Конюховым. Я его считаю своим духовником. Через его книги, через личное общение с ним — это окрыляет и вдохновляет тебя. И я понимаю, что океан может переплыть и один человек. Я в какой-то момент думаю, что один-то ты его не переплывешь, только с Божьей помощью ты можешь переплыть. И я надеюсь, что с Божьей помощью мы построим этот театр и что те ребятишки, которые будут приходить… Может быть, приедут к нам какие-то чиновники и вспомнят, что на самом деле они не чиновники, а люди, они были когда-то детьми. Самое обидное для меня, что о нашем проекте говорят многие, многие слышали, но мало кто видел. И поэтому сразу возникает вопрос, что «Театр вкуса» — это, наверное, про еду, про что-то еще. А мы там гораздо глубже трогаем темы, потому что на наших спектаклях люди плачут, люди о чем-то задумываются, тебя обнимают, благодарят, люди меняют свой образ жизни.
К. Мацан
— Вы им выдаете бумажные салфетки и отпаиваете чаем после спектакля.
Ю. Макеев
— Есть и такой момент.
К. Мацан
— Проект камерный, это не значит, что он какой-то очень локальный, но помещения, в которых вы существуете, они не очень большие, туда не так много народу может прийти.
Ю. Макеев
— Мы научились играть спектакли и рассказывать свои истории и в больших пространствах, но мы очень любим маленькие пространства, потому что…
К. Мацан
— Чтобы теплота была человеческая.
Ю. Макеев
— Когда ты в радиусе вытянутой руки можешь не только дотронуться до своего зрителя физически и воздействовать на него, но ты понимаешь, что здесь никто из нас не может обманывать друг друга. И это самое важное и самое ценное.
К. Мацан
— Когда вы сказали про Деревенский театр, я подумал сначала, что это будет достаточно концептуальная история даже с чисто театральной точки зрения. Потому что если читаешь какие-то тексты, работы великих режиссеров 20-го века — Питера Брука, Ежи Гротовского — они все как один мечтают о неком возврате театра к его корням народным, к некой естественности. Я сейчас своими словами пересказываю, но эта мысль о том, что есть городские пространства, уже по десятку раз поставленные спектакли на этих сценах, в этих залах — это нечто такое, не то что себя изжившее, но некая форма искусства уже созданная. А вот живой театр — это туда, к народу, к фольклору, к тому, как они говорят, поют, живут, к этой естественности, к страсти народной. И я почему-то подумал, что вы будете в эту сторону что-то делать. В Деревенском театре вы эту перспективу видите для себя? Такую вот театральную, режиссерскую, концептуальную?
Ю. Макеев
— Это очень интересная грань. Это одна из граней, которая, конечно же, было бы здорово, если бы она вскрылась с тех людях, которые рядышком живут, их творческий потенциал, он в них есть. У них есть, конечно же, дом культуры. И нельзя сказать, что там в плане культуры ничего не происходит. Происходит. Поскольку я много путешествую, много мне довелось поездить не только по своей стране, но и по миру — то, конечно же, я чувствую, что период войны, потому что Смоленщина очень сильно пострадала — архитектурно… Даже вот этот момент материальный в меньшей степени, в большей — человеческий. Потому что, к сожалению, в округе моей нет ни одного мастера, который умеет вырезать ложки, умеет работать с лыком, с берестой, вообще ни одного народного промысла нет, мы ищем мастеров. И поэтому мне бы хотелось, чтобы те мои друзья, которые живут в Суздале, в Татарстане, в Нижегородской области, в Псковской (я называю те области, где мы были) — гончары, те, умеют плести корзины, — чтобы они приехали ко мне и через эти мастер-классы мы немножко повязали корзины, мы немножко повырезали ложки, а может быть, и поработали с глиной, научились складывать печь. А потом пошли бы и отдохнули, рассказав какую-то историю. Вот это я называю театром. А кто-то из них, вдруг окажется, что поет, а кто-то окажется замечательным рассказчиком. Может быть, среди них живет местный Шукшин, который потом поедет в Россию и покорит ее. И мы опять заново услышим русскую речь, русский говор. Мне кажется, что через это должна поменяться немножко матрица, отношения людей. Потому что я вижу, к сожалению, что и в деревне люди стали жить потребительски (то, чем страдает городской житель). Все меньше они смотрят на свою землю, как на что-то родное и живое. Практически в округе нет сельскохозяйственных животных — ни коров, ни коз, ни свиней, ни кур. Людям трудно, а порой проще пойти в магазин и купить. У меня единственного в деревне скотный двор — у меня есть козы, утки, куры. И еще есть пара семей, которые держат кур. Это очень интересно, когда ко мне, городскому жителю, приходят и смотрят, как устроена деревенская жизнь. Вот через эти коммуникации, через это общение, я надеюсь, произойдет какое-то смещение в русло созидания. Мне кажется, что очень важна наша миссия созидать, сохранить ту красоту, которую нам дал Господь, и приумножить ее трудами своими, показать своим детям. Это очень важный момент. Почему я говорю на тему семьи? Я вижу, как и деревенские дети стали отрываться от темы жить на земле, жить землей, жить трудом, жить ремеслом своим. Многие нацелены на большой, на маленький город, потому что там больше возможностей. Мне бы хотелось доказать детям, которые живут там, что есть колоссальное количество возможностей жить там очень хорошо, никуда не уезжая. А куда-то ездить просто в путешествия.
К. Мацан
— Многие боятся, наверное, вот как вы, сжечь мосты в городе и совсем перебраться в деревню, хотя даже понимая некую такую духовную правильность этого пути, я вот по себе могу судить. У вас не было ломки какой-то по поводу смены города на деревню? Есть же уже привычка жизни, то, что мы называем комфортом…
Ю. Макеев
— Если говорить о комфорте, то сегодня я особенно это испытал. Я понял, что мне так комфортно в деревне! Я починил печь, и мне еще комфортнее стало. Мне починили воду на улице, и у меня теперь есть вода, я еще комфортнее стал себя чувствовать. А когда я два с половиной часа добирался до студии, сюда… Люди два с половиной часа сидели в машине, и я чувствую, что я тоже начинаю немножко злиться от того, что я не могу проехать дальше. Я понимаю, как это негативно воздействует на людей — агрессивный папа придет домой, и это скажется на семье. У меня уже сейчас ломка обратная. Я попадаю в свой любимый город — я родился в Москве, я люблю этот город, мой родной город — но я уже чувствую себя иногда дискомфортно. Мне уже хочется быстрее все дела сделать и рвануть к себе в деревню.
К. Мацан
— Когда мне летом приходилось жить на даче и добираться до работы — если на машине, то это два с половиной часа, да и на электричке тоже те же самые часа полтора-два выходит. Поначалу ломало, а потом я как-то почувствовал, что на самом деле очень важное переключение происходит — ты за эти два часа успеваешь всё-всё в городе оставить, все рабочие моменты, проблемные моменты. И ты домой, к ребенку, к жене приезжаешь успокоенным, отдохнувшим — ты приехал в другой мир, всё осталось там, за дверью. Это очень важно.
Ю. Макеев
— Расскажу о своей дороге. Когда я еду в Москву, я всем говорю: «Я еду в путешествие в Москву». Потому что никогда не знаешь, чем это путешествие может закончиться. У меня два часа дороги — это дорога сказки, я ее называю. Если я еду зимой, я вижу сказочный, прекрасный лес, домики, дым из труб, небольшое количество автомобилей. Подъезжая к Москве, сказка заканчивается, к сожалению. В городе вечером начинается сказка, потому что столько лампочек! А у меня на улице до сих пор не могут включить свет, потому что экономия. Сейчас осень, я с детьми еду в Москву в гости, и мои дети говорят: «Ой! Папа, какие красивые деревья, какие цвета!» И это длинная дорога, 200 километров надо проехать по красоте. А если ты еще поставишь хорошую музыку или какую-нибудь аудиокнигу… С определенного момента у меня начинает ловить радио «Вера» — включаешь радио «Вера», и всё у тебя прекрасно.
К. Мацан
— На радио «Вера» программа «Светлый вечер». У нас в гостях основатель и художественный руководитель «Театра вкуса» Юрий Макеев. В студии Константин Мацан. Мы прервемся и вернемся к вам буквально через минуту.
К. Мацан
— Еще раз добрый вечер, дорогие друзья! Это «Светлый вечер» на радио «Вера». В студии Константин Мацан. Мы сегодня говорим о таких важных и глубоких вещах, как семья, жизнь на земле, красота окружающего мира с Юрием Макеевым — основателем и художественным руководителем «Театра вкуса». Мы заговорили уже о путешествиях. Насколько я понимаю, «Театр вкуса» сейчас тоже собирается активнее отправляться в путешествия — со своими спектаклями выезжать, гастролировать. И для наших слушателей, которые нас слушают не в Москве, а по всей России, это тоже может быть важно, потому что «Театр вкуса» можно будет пригласить к себе в город, правильно я понимаю?
Ю. Макеев
— Да, мы с удовольствием откликаемся, когда нас приглашают. У нас начинается новый сезон, уже 9-й сезон — это немало. И здесь я, если позволите, поблагодарю ту площадку, на которой мы в Москве можем играть наши спектакли — это Мастерская МАРГО. Это семья — мама, папа, сын и дочь — это чудесные люди, которые поверили нам, мы поверили им. Мы стали хорошими друзьями. И один раз в месяц на протяжении трех дней мы играем 7 наших спектаклей — это такое маленькое путешествие в общение. Все спектакли неповторимы. Начинаем мы, как правило, нашим «Мечтателем» — о мечте, о путешествиях в наших однокомнатных квартирах на раскладушках, на воображаемых велосипедах. Мы путешествуем в наше детство. Затем мы отправляемся во Францию, это наша семейная пекарня, где мы рассказываем о традициях, о семье, которая трудится 150 лет. Она трудится с тестом, но на самом деле они каждый день замешивают любовь своей семьи, подтверждая это новыми вкусами, отношением друг к другу, к своим соседям, к своим старикам, к памяти. И вечером мы всех приглашаем в путешествие во времени — это спектакль «Времена», где мы хотим признаться в любви родителям, не только нашим, но и родителям наших зрителей. На 50 минут мы окажемся в полной темноте, но проживем жизнь одного человека. Может быть, этот человек чем-то похож на вас или на вашего родственника. И мы благодарны этой студии, эта студия занимается живописью — у них можно научиться рисовать картины, можно просто хорошо провести вечер с «Театром вкуса». Можно просто прийти к ним в гости, подружиться с ними, и просто приходить к ним пить вкусный кофе. Я им очень благодарен. Но поскольку мы играем один раз в месяц, это связано с тем, что я живу в деревне, мне просто по логистике трудно часто приезжать в Москву. Но нас зовут в Сергиев Посад уже третий сезон, это так приятно. Перед этим мы идем в Лавру, у нас каждый раз прекрасное путешествие по Лавре — мы открываем каждый раз для себя заново всё, потому что какие-то новые детали, новая информация. В этом сезоне нас тоже приглашают. Если говорить о путешествиях, этим летом мы много путешествовали. Мы были в Татарстане, в Альметьевске, мы были в нижегородской Выксе, мы были в Юрмале, ездили еще в какие-то маленькие города, поселки. И в какой-то момент мы поняли, что мы больше не можем путешествовать — с этим не справляется наш автомобиль. Это уже, наверное, другая тема для разговора. Поскольку нашим проектом движет мечта, мы сейчас запускаем новый проект под названием «Автомобиль добрых путешествий «Театра вкуса». И если наш зритель, наши друзья могут нас поддержать в этом проекте, потому что хочется, чтобы мы погрузились в грузовичок, в микроавтобус и приехали не только к тем, кто может позволить себе нас пригласить. Как правило, люди оплачивают нам дорогу. Мы хотели бы отправиться и в детские дома, и в деревни, в какие-то поселки — к тем людям, которые не могут себе этого позволить. Если люди обратятся, мы по дороге заедем в состоятельный город, сыграем спектакли и заодно заедем еще куда-то рядышком и сыграем спектакль. Это автомобиль для добрых путешествий. Может быть, кто-то не знает, у нас в театре есть история под названием «Подвешенный билет». Это такая история добрых дел, когда наши зрители, и мы тоже, «подвешиваем» билеты для людей, которые не могут попасть к нам в театр, не могут себе позволить приобрести такой билет. И им его кто-то просто подарил, кто-то из наших зрителей. И нам приятно, что этими билетами пользуются многодетные семьи, или те люди, которым по тем или иным причинам сложно не только финансово, но иногда физически оказаться в театре — они стесняются. Поскольку у нас очень камерно, мы очень внимательны к нашему зрителю, мы всегда будем очень рады. Даже если у человека какой-то недуг, может быть, ему, наоборот, это поможет — у нас есть опыт арт-терапии. И говоря о Деревенском театре — это моя мечта — модель маленького центра, куда люди могут приезжать и заниматься не только творческой реабилитацией, арт-терапией, но и поскольку будет контакт с землей, контакт с животными, то я уверен, что через это люди станут и здоровее и лучше…
К. Мацан
— Лучше будут себя чувствовать.
Ю. Макеев
— Но я уверен, что это будет в первую очередь терапия для меня лично, потому что каждый человек в этой терапии нуждается.
К. Мацан
— Те, кто захочет, и будет иметь возможность вам помочь с вашим «Автомобилем добрых путешествий» — как это можно сделать?
Ю. Макеев
— Мы воспользовались платформой «Планета», куда многие люди обращаются за помощью, чтобы издать книгу, альбом музыкальный, снять фильм…
К. Мацан
— Да, Planeta.ru — есть такой портал краудфандинга.
Ю. Макеев
— Да, нам друзья сказали, что нужно туда обратиться. Я думаю, что когда выйдет наша передача, уже будет возможность нас поддержать. Там есть возможность отблагодарить человека — благодарностью будут билеты на наши спектакли. На самом деле, наш зритель — это наш спонсор. Мы всегда говорим, что благодаря нашему зрителю наш театр существует. Наши билеты иногда для кого-то кажутся дорогими — 1000, 1200 рублей. Мы очень много используем продуктов, и часть этих денег идет на продукты, которые люди потом же и скушают или получат в подарок. Часть денег уходит на транспорт, потому что нам надо за 250 километров привезти декорацию. Актеры театра это не только я, это 7—8 человек, у которых есть семьи и дети, они получают гонорар. И для кого-то это очень важно. Я знаю, что у кого-то из команды спектакли только в «Театре вкуса» — вот такой вот период в жизни, когда нет другой работы. И я очень рад, что «Театр вкуса» — это история семьи и друзей. И эти люди чувствуют нужность себя в профессии: что они нужны зрителю, что они важны — это очень важно для человека. Наш театр не для развлечения, мы не большой театр, нас никто не финансирует и не спонсирует, как я уже говорил. Наши спонсоры — это наши зрители и наши семьи, которые нас поддерживают, в нас верят. Зачастую мы вкладываемся в спектакли. Мы думаем, что когда-нибудь мы заработаем денежку, и это вернется. Допустим, я покупал лестницы для спектаклей, а сейчас я вдруг понял, что все лестницы, которые я использую на стройке, это лестницы из декораций.
К. Мацан
— Вы в начале программы начали говорить про уличный театр «ТУТ». Я вот о чем хотел спросить: «Театр вкуса», по крайней мере, для меня, как для зрителя, всегда был театром-домом. Ты открываешь дверь, и ты оказываешься в доме. Фраза «чувствуйте себя, как дома» здесь звучит совершенно по-особенному. Это не фигура речи, это некая часть концепции и состояния людей — и актеров, и зрителей. Наверное, это недостижимо в уличном театре? Но тем не менее атмосферу вам нужно будет как-то сохранить. Что вы тут будете делать?
Ю. Макеев
— Мы уже делаем. Конечно, здесь очень правильно отмечено, что важна атмосфера дома. И это сверхзадача, когда ты выстраиваешь декорацию двора. Поскольку мы на улице, то скорее всего, это двор возле дома. Кто-то скажет, что «они повторяются», потому что мы часто используем бельевые веревки, у нас очень много утвари. И наша история семейной пекарни, которую мы в основном играем в пространстве, создавая атмосферу уютной французской пекарни. Когда мы ее переносим на улицу, то люди подходят и говорят: «Ой, как будто домик, который мы сейчас видим здесь, на улице». Другое дело, что улица дает тебе неповторимое — то, что невозможно получить в помещении, в стационаре, в классической коробке театральной. Тебе дают такое дыхание, столько невероятных моментов! И я понимаю, когда Питер Брук и многие другие¸ кто занимался… Я просто люблю его книгу про театр-коврик, и мы даже поначалу использовали коврик и говорили, что «театр начинается с коврика, вопрос в том, какой у кого коврик: если большой коврик — значит, у тебя большой театр, или маленький коврик». И вот там происходит даже волшебство, потому что здесь и сейчас рождается история. И я это знаю точно, я внутри истории — каждый раз эти спектакли заново играются, каждый раз это премьеры. Потому что тут ветер подул, тут тебе реплику сказал какой-то человек, который только что подошел или уже сидел. Многие наши истории еще интерактивные, мы вовлекаем зрителей — они не только наблюдатели, они соучастники истории.
К. Мацан
— Причем они соучастники с момента открывания двери. Иногда их встречает хозяин, приглашает, жмет им руку, приглашает угощаться чаем. Вот это и есть театр-дом.
Ю. Макеев
— На улице мы часто угощаем, общаемся, играем, дурачимся, мы валяем дурака. Мы говорим, что сейчас найдем дурака, будем его валять. Когда мы вешаем людям лапшу на уши — это тоже родилось на улице, когда мы делали мастер-класс по приготовлению домашней пасты, домашних макарон, спагетти. Эта идея родилась там, на улице — вдруг я подумал: «Сейчас возьму и повешу эту лапшу на уши детям и родителям». И вдруг это стало номером. Если бы вы видели лица людей, в первую очередь, родителей — какие они счастливые, когда им дети вешают лапшу на уши! И если на каком-то фестивале или дне города сотни людей ходят с лапшой на ушах, и люди на них смотрят, это вызывает у них улыбку. А улыбка — это уже радость внутри, маленький светлячок там появился. Вот ради этого стоит заниматься театром, ради этого стоит ездить за тысячу километров, за две тысячи километров. Второй год подряд город Альметьевск нас зовет на День города, который совпал еще и с Днем нефтяника. В этом году мы приехали, а люди пришли к нам с подарками, с консервацией, с какими-то угощениями. Тебя обнимают, говорят: «Мы теперь стали заниматься театром, благодаря тому, что в прошлом году мы вас увидели. А в этот раз Филипп не приехал?» И я думаю: «Как они запомнили? Ведь год прошел, а они запомнили, что с нами был Филипп!» Вот такая отдача людей вселяет в меня надежду, что, занимаясь Деревенским театром, может быть, нас будут приглашать на фестивали деревенских театров, или, может быть, мы организуем фестиваль. Люди в деревнях тоже зачастую ходят не с улыбками на лице, они погружены в житейские проблемы. Проблему можно и с улыбкой на лице встречать, с радостью.
К. Мацан
— Юрий Макеев — художественный руководитель и основатель «Театра вкуса» сегодня проводит с нами этот «Светлый вечер». Заговорили про макароны и про пасту, про лапшу. Сейчас так модно стало интересоваться русской кухней. Как у вас русская кухня в спектаклях отыгрывается? Давайте тем, кто не знает, приоткроем завесу, или, наоборот, подвесим интригу.
Ю. Макеев
— У нас есть тема итальянской семьи, французской семьи — когда-то мы делали в нашей кулинарной школе путешествие по странам разным. И возникал вопрос: «А когда мы обратимся к России?» Наверное, тема России у нас раскрывается в двух спектаклях — это спектакль «Времена», где зрителей мы угощаем простыми продуктами. Предыстория спектакля: люди попадают в большую столовую, кухню, где накрыт стол, и там деревенский хлеб, отварная картошка, капуста. Многие из нас уже забыли вкус, я знаю по зрителям: «Ой, я сто лет не ел картошку в мундире. Я не ел просто хлеб с солью и растительным маслом». Тут очень важный момент — это история не про пироги, а про людей, которые пекли эти пироги. Мне кажется, что человек, который стоит за сковородкой с блинами, гораздо важнее, чем этот блин. Почему он это делает, кто его научил это делать, что он вкладывает в то, что он делает, для кого он выпекает эти блины? У нас есть вторая история, мы играем ее на Рождество — это «Рождественская история». Мы делаем вертеп. Главными героями этой истории являются пастухи, русские пастухи из каких-то забытых деревень. Нам немножко какие-то мотивы Шмелев подсказал — мы читали его рассказы, как простолюдин рассказывает мальчику о том, какое было Рождество когда-то. И мы рассказываем… У нас стоят корзины с капустой, с яблоками, с какими-то яствами, они простые. Но говорят же, что всё гениальное просто — вот ты съел это яблочко, и оно напомнило тебе вкус детства, вкус мороженного яблока или какого-то другого продукта. На Сорок мучеников меня пригласили в город Вязьму — там был фестиваль постной еды. Меня спросили: «Юра, может быть, у вас есть какие-то стихи, связанные с темой хлеба?» — «У меня стихов нет, у меня есть спектакль». Но я понял, что семейная пекарня там неуместна. И вдруг там родилась история про мельника — мельника-пекаря, у которого были дети. И я просто в какой-то момент здесь и сейчас стал сочинять историю, используя тех детей, которые стояли в сарафанах и рубашках — что когда-то у мельника было много детей, и он им рассказывал про жаворонков, про Сорок мучеников. И вот они мололи муку, они пекли хлеба, они заботились о тех землях, которые им остались от их отцов и дедов. И через эти истории, через этот запах хлеба, вдруг я вижу, что и батюшки слезу пускают, и дети… «Откуда вы, что?..» — «Да вот, мы из маленькой деревушки Петровки, а рядом у нас Темкино, вот я оттуда, я прихожанин этого храма». Такой вот странный ответ по поводу русской кухни…
К. Мацан
— Очень по делу.
Ю. Макеев
— Для меня русская кухня, наверное, в этом.
К. Мацан
— Вы сказали в прошлой части программы, когда говорили про арт-терапию как одну из возможностей того, что может происходить в этом Деревенском театре, что эта арт-терапия — некая попытка чувствовать себя лучше через прикосновение к земле — важна в первую очередь даже вам самому. Это, мне кажется, колоссальный по важности процесс. Когда занимаешься каким-то добрым делом, пытаешься кому-то помогать — например, жителям окружающих деревень — то в очень большой степени помогаешь самому себе. Это в обратную сторону влияет на тебя. Расскажите, как это у вас происходит? Что вы для себя открыли, занимаясь этим? Как такой разговор, такие размышления в спектакле о том, что принято называть семейными ценностями, помогает строить собственную семью?
Ю. Макеев
— Это замечательный для меня вопрос. Когда ты учишь — ты на самом деле учишься. И мне кажется, замечательный учитель тот, кто учится вместе со своим учеником и каждый раз открывает, что и он ученик. На самом деле, кто из нас учитель, а кто ученик — это еще большой вопрос. Конечно же, за эти 3 года я по-другому стал смотреть на себя, на свою семью. Я понял, что какие-то моменты упущены мной, есть большие пробелы. Это как сапожник без сапог. Это моя внутренняя боль, откровение — в какой-то момент (это тоже стало импульсом, почему я уехал в деревню) я понял, что я теряю контакт со своим сыном. Я много общаюсь с детьми, с разными детьми — они меня понимают, меня благодарят родители, но в этот момент нету моего ребенка рядышком. И когда я возвращаюсь домой и пытаюсь с ним говорить, я понимаю, что он меня не чувствует, не понимает, потому что он меня просто не знает, он со мной не знаком. И я стал его часто брать на свои спектакли. Я беру его на гастроли, иногда использую его в спектаклях. Театру 9 лет, моему сыну 10, 3—4 года я упустил, как и все родители, которые загораются карьерой. И вдруг ты понимаешь, что ты упустил этот момент. И здесь, мне кажется, ключевой момент — это то, что было когда-то раньше — преемственность поколений: традиции, ремесленное дело. Общаясь и с деревенскими ребятами, и со своими детьми, оставаясь с ними в экстремальной ситуации, когда нет воды, нет печи. Ты понимаешь, что твои дети в чем-то беспомощны, они привыкли смотреть телевизор и не видят, что тебе нужна помощь. Ты говоришь: «Дети, мне нужна помощь. Помогите!» И вдруг ты понимаешь, что начинаешь злиться, потому что твои дети невнимательны к тебе. А на самом деле, это ты был невнимателен к ним — и этот бумеранг к тебе вернулся. Ты даже пустишь слезу от обиды, от отчаяния: «Ну, как так? Почему? Это же твои дети! Сейчас они тебе не помогают, значит, что-то ты им когда-то не сказал. Они как будто тебя не видят, они как будто слепы». А потом вдруг происходит щелчок — и вдруг дочка подходит: «Папа, прости!» И маленькая пятилетняя девочка вдруг тащит какой-то мешочек, еще что-то, и начинает тебе помогать. И ты думаешь: «Может быть, заработало?» Мы сегодня с ними говорили о «Луковице, которая спасла грешницу» (по-моему, я на радио «Вера» услышал эту красивую историю). Я рассказывал эту историю свои детям в машине, и я увидел, что они вдруг заплакали. Мы стали говорить о плохих и добрых делах, о том, что с нас спросят потом. Неважно, как ты учился в школе, тебя не спросят, на «пятерки» ты учился или на «двойки». Если ты учился на «пятерки», но в это же время всем в классе делал гадости, то, что ты был отличником — это здорово только для твоего дневника и для поступления в институт. Но если ты растешь, к сожалению, нехорошим человеком… А мы же знаем, когда мы нехорошие — мы только не можем это часто признать. И только тот, кто приходит в храм, с трудом на исповедь идет и признается в том, что «я был нехороший, я каюсь» — не перед священником, а перед Богом. И вот этот момент моего покаяния перед моими детьми за то, что я когда-то не дал им своей любви, не научил их вниманию, не научил их терпению, не научил их трудолюбию (хотя мне казалось, что я достаточно трудолюбивый человек), не научил их ответственности… И вот мы постепенно — по крупице, по шажочку — отвоевываем внимание друг к другу, доверие, любовь. И это то, о чем я уже сказал до этого — для меня колоссальная новая школа началась, школа жизни. В моем случае она более настоящая, нежели была в городе. Потому что в городе очень много мест, где я могу спрятаться, сказать: «Извините, мне надо бежать — переговоры, встречи. Дети, на аттракционе я вас прокатил, свез в аквапарк, в зоопарк, подарил игрушку». А когда ты остаешься один с детьми, вот сейчас 10 дней я с ними был, не было ни мамы, ни бабушки — вот я и они. И я понимал, что я во многом слаб, просто слаб. Ты злишься, значит, ты слаб в этот момент. Потом мы друг друга обнимаем, ложимся к холодной печке, думаем: «Ну, завтра она у нас заработает». И когда такое чудо — печка заработала, и у нас сердца открылись. Приехала моя супруга, дети нам сыграли спектакль. Мы видим, что дети, они какие-то другие стали! Всем хочется только любви — не гаджетов, не игрушек. Хочется любви и внимания. А самая большая любовь и самое большое внимание бывают, как правило, только в семье. Не зря ее называют малой церковью. Мы так любим ходить в храмы, часто из-за любви — просто там тепло, тепло от свечей, от икон, от намоленности другими людьми. И ты стоишь пустой, как пустышка, я часто себя ловлю на мысли, что я стою как будто пустой, в тебя ничего не попадает. Но вдруг ты забываешь о себе, и растворяешься в той атмосфере, которая существует там. И в тебя проникают эти маленькие лучики, которые бьют оттуда, а эти лучи и видимые, и невидимые. И стало теплее. Да, не исповедался, да, не причастился, опять не подготовился, опять дал слабинку, опять что-то съел, что-то грубое кому-то сказал. Но пришел в храм и просто там постоял. И вот, нужно иногда так постоять в семье, побыть в доме. В деревенской жизни это более реально — оказаться в такой ситуации, когда ты поймешь что-то про себя. И соответственно, поймешь что-то про свою семью. Я считаю, что я пока что в первом классе, такой троечник. (Смеется.) Хотя уже третий класс — я уже три года в деревне.
К. Мацан
— Мне кажется, мы все вечно в первом классе. Кстати, я эту мысль часто слышу и от священников — они и про себя это говорят. Это нормально, наверное, это единственно продуктивная позиция. Я вам очень благодарен, что вы об этом так трепетно, искренне и глубоко рассказываете. Нашим слушателям я напомню, что ближайшие спектакли «Театра вкуса» пройдут в ближайшие выходные, всю информацию можно найти на сайте театра. Это был «Светлый вечер» на радио «Вера». У нас сегодня в гостях был Юрий Макеев — актер, художественный руководитель и основатель «Театра вкуса» и идейный вдохновитель всех других творческих и не только творческих, а социальных и мировоззренческих проектов, которые вокруг «Театра вкуса» существуют. Спасибо за эту беседу!
Ю. Макеев
— Спасибо вам большое!
К. Мацан
— В студии был Константин Мацан. Спасибо, до новых встреч на радио «Вера»!
Послание к Титу святого апостола Павла
Тит., 301 зач., I, 15 - II, 10.
Комментирует священник Стефан Домусчи.
Здравствуйте, дорогие радиослушатели! С вами доцент МДА, священник Стефан Домусчи. Встречая Новый год, многие верующие люди задаются вопросом: стоит ли верующим отмечать этот праздник? И если да, то как себя вести? Ответить на этот вопрос помогает отрывок из 1-й и 2-й глав послания апостола Павла к Титу, который читается сегодня в храмах во время богослужения. Давайте его послушаем.
Глава 1.
15 Для чистых все чисто; а для оскверненных и неверных нет ничего чистого, но осквернены и ум их и совесть.
16 Они говорят, что знают Бога, а делами отрекаются, будучи гнусны и непокорны и не способны ни к какому доброму делу.
Глава 2.
1 Ты же говори то, что сообразно с здравым учением:
2 чтобы старцы были бдительны, степенны, целомудренны, здравы в вере, в любви, в терпении;
3 чтобы старицы также одевались прилично святым, не были клеветницы, не порабощались пьянству, учили добру;
4 чтобы вразумляли молодых любить мужей, любить детей,
5 быть целомудренными, чистыми, попечительными о доме, добрыми, покорными своим мужьям, да не порицается слово Божие.
6 Юношей также увещевай быть целомудренными.
7 Во всем показывай в себе образец добрых дел, в учительстве чистоту, степенность, неповрежденность,
8 слово здравое, неукоризненное, чтобы противник был посрамлен, не имея ничего сказать о нас худого.
9 Рабов увещевай повиноваться своим господам, угождать им во всем, не прекословить,
10 не красть, но оказывать всю добрую верность, дабы они во всем были украшением учению Спасителя нашего, Бога.
Помню, в юности я слышал одну обличительную речь. Она была обращена к верующим, которые собирались отмечать Новый год. В ней осуждалось всё: ёлка, новогоднее застолье, подарки и атмосфера праздника в целом. В то время ещё не было традиции служить в новогоднюю ночь Литургию, и говорящий утверждал, что нормальный человек в эту ночь должен спать. Людей, которые всё это слушали, зачастую дома ждали неверующие мужья или жёны, дети, которые надеялись получить на утро подарки. С каким чувством прослушавшие такое обличение праздновали потом Новый год? Думаю, с чувством вины и печали от невозможности ничего изменить, с непониманием, что именно греховно в простом семейном празднике, ведь его совсем необязательно отмечать с каким-то разгулом...
В сегодняшнем чтении мы слышим очень важную и на первый взгляд неожиданную мысль. Апостол Павел говорит: «для чистого всё чисто, а для осквернённых нет ничего чистого, потому что осквернены их ум и совесть». Это утверждение очень важно, из него становится ясно, что нравственная жизнь начинается с правильной внутренней позиции. Если я христианин, мне стоит сделать акцент на добре, стоит стремиться увидеть в мире множество возможностей для исполнения заповедей. Но я назвал эти слова также и неожиданными, потому что мы, к великому сожалению, часто настроены негативно. Вместо того, чтобы, увидев какое-то явление или действие, пусть даже не вполне привычное, задуматься над тем, каков его христианский потенциал и действительно ли оно противоречит заповедям по самой сути, мы сразу его отвергаем, не понимая, что порой выдаём свои вкусы за религиозную позицию. Понятно, что иногда речь явно идёт о вещах чуждых вере и нравственности, тут и говорить нечего, но всё же многие и многие явления нашего бытия можно и нужно наполнять христианским содержанием, показав, что христианство не отрицает здоровые формы общественной жизни и культуры, оно отрицает грех и зло, как противоречащие воле Божией.
Да, для православных грядущее Рождество Христово праздник несравнимо более значимый, чем Новый год, это очевидно. Кроме того, идёт Рождественский пост. Но ведь можно спокойно отпраздновать Новый год и начать подготовку к празднику Рождества Христова! Зачем же искать повод для разделения в том, что может быть поводом к единству: семейному, дружескому или приходскому? Я уже не говорю о том, сколько в самых разных житиях святых сюжетов, когда угодники Божии снисходили к малоцерковным людям в своей любви и эта любовь растапливала сердца последних. Сегодня в некоторых храмах принято служить на Новый год ночные службы, в других служат молебны, после которых люди расходятся по домам, чтобы спокойно и радостно побыть с близкими и пообщаться. Варианты того, как поступить, могут быть разными, главное с чистым сердцем стремиться к добру, и Бог всегда поможет нам его совершить.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
Принять участии в ежегодной Рождественской акции «Гирлянда Добра»
Уже 6-й год подряд московская Марфо-Мариинская обитель проводит Рождественскую акцию «Гирлянда Добра», чтобы утешить и порадовать подопечных — одиноких пожилых людей, детей с инвалидностью, малоимущие семьи и всех, кто находится в трудной ситуации.
Обитель была основана в начале XX века великой княгиней Елизаветой Фёдоровной Романовой. Она создала здесь очаг доброты и милосердия, у которого отогревались сотни страждущих. Сегодня, как и 115 лет назад, люди по-прежнему получают в монастыре необходимую помощь.
Галина Ивановна и её взрослая дочь Татьяна — подопечные патронажной службы Марфо-Мариинской обители. Обеих сильно подводит здоровье, и заботиться друг о друге они уже не в силах. Сотрудники патронажной службы помогают им в быту, наводят порядок в доме и участвуют в решении вопросов, связанных с уходом и медицинской помощью. Также они поздравляют семью с праздниками, радуют их нужными и полезными подарками.
Сегодня в обители действуют 8 социальных проектов, в которых взрослые и дети получают продукты, лекарства, психологическую, медицинскую и духовную помощь. Важно, чтобы они продолжали действовать.
Примите участие в Рождественской акции «Гирлянда Добра» и поддержите дела милосердия Марфо-Мариинской обители. Сделать это просто — можно оставить любой благотворительный взнос на странице «Гирлянда Добра». Либо привезти в монастырь сладкие подарки, которыми порадуют подопечных в дни проведения рождественской акции.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Нравственные принципы в экономике». Архимандрит Филипп (Симонов)
Гостем рубрики «Вера и дело» был историк, доктор экономических наук, директор департамента аудита финансовых рынков и государственного долга Счетной палаты РФ, заведующий кафедрой истории Церкви исторического факультета МГУ им. Ломоносова архимандрит Филипп (Симонов).
Разговор шел о нравственных принципах и этике в экономике, о соотношении справедливости и эффективности в хозяйственной деятельности, о построении отношений руководителей и подчиненных, а также о роли Церкви и государства в развитии общества.
Ведущая программы: кандидат экономических наук Мария Сушенцова
М. Сушенцова
— Добрый светлый вечер! В студии Мария Сушенцова и это программа «Вера и дело». В рамках этого цикла мы встречаемся с экономистами, предпринимателями, чиновниками и обсуждаем с ними христианские смыслы экономики. Сегодня у нас в гостях архимандрит Филипп (Симонов) — экономист, историк, доктор экономических наук, директор департамента аудита финансовых рынков и государственного долга Счетной палаты Российской Федерации, заведующий кафедрой истории Церкви исторического факультета МГУ имени Ломоносова.
архим. Филипп
— Добрый вечер.
М. Сушенцова
— Добрый вечер, отец Филипп. Мне хотелось бы первый вопрос задать немного биографический. Первоначально вы получили образование историка и затем уже защищали кандидатскую докторскую диссертацию по экономической специальности, и мне, как экономисту, очень любопытно, что подтолкнуло вас перейти из сферы чистой истории, тем более истории Древнего мира, по которой вы специализировались, все-таки к области экономики?
архим. Филипп
— Ну, тогда это не была чистая экономика, это вначале была история народного хозяйства, докторская по истории экономических учений, все-таки история всю жизнь присутствовала, а уже финансовая часть возникла где-то в 1996 году, когда я перешел на работу в коммерческие структуры в свое время, на Московскую межбанковскую валютную биржу, но это как бы естественный переход, моя жизнь как-то так прошла в естественных границах вся. Я естественно поступил на исторический факультет, потом в аспирантуру экономического факультета на кафедру историю народного хозяйства. Я совершенно естественно был пострижен в монахи без каких-то, знаете ли, эксцессов ни с моей стороны, ни со стороны священноначалия, и не менее естественно, по благословению, я потом перешел на работу в Московскую межбанковскую валютную биржу и далее, у меня всегда было благословение и Святейшего, и моего митрополита, здесь никаких специальных случаев не возникает.
М. Сушенцова
— Знаете, вы так естественно об этом рассказываете, и чувствуется, что для вас, для вашей жизни это так, но для нас, как внешних слушателей, кажется очень редким и уникальным такое сочетание разных идентичностей в рамках одного человека: и история, и экономика, и макрорегулирование, и финансы, и в то же время путь монашества — это действительно, на мой взгляд, довольно редкое сочетание, по крайней мере, в российских реалиях.
архим. Филипп
— Но одежда ведь не делает монаха, монашество — это внутреннее устроение человека и его как бы внешнее позиционирование. Единственное, чего не может, наверное, монах, не должен бы делать — это быть слишком публичным человеком, с трибуны там, что-то такое, а в сфере науки — ведь было же понятие в своё время «учёного монашества», оно никого не удивляло, специально для этого приглашали даже со стороны, потому что наше монашество оказалось неспособным к учению и приглашали из ближнего зарубежья специальных людей, которые были способны к наукам, и потом развивали на базе сначала Славяно-греко-латинской академии, других учебных заведений, духовных школ, впоследствии возникших, развивали духовное образование, в том числе и науки, которые могут развиваться в рамках духовного образования, так что и для Церкви это тоже более или менее естественная ситуация учёного монашества.
М. Сушенцова
— Да, пожалуй, с этим соглашусь, но вы же, кроме того, что являетесь профессором, занимаетесь наукой, вы ещё занимаетесь более прикладной экономической деятельностью, я имею в виду вашу государственную службу в госструктурах по части регулирования финансовых рынков.
Архим. Филипп
— Это вопрос не регулирования, а контроля. Знаете, по каноническим правилам священство не может вмешиваться в дела мира сего, а вот контроль — это не вмешательство в дела, это не регулирование.
М. Сушенцова
— Спасибо большое, очень важная оговорка, потому что, конечно, у меня возникал вопрос — действительно, как совместить вот эту деятельность экономическую в миру и монашество. А скажите, ваша деятельность на этом посту, она является вашим личным выбором или элементом послушания?
архим. Филипп
— Любой личный выбор при согласовании с духовным начальством может быть послушанием. В своё время Святейший одной матушке сказал: «Если у вас кандидат наук моет полы — видимо, что-то неправильно в управлении монастырём. То есть, как правило, священноначалие смотрит на способности и возможности человека и определяет ему послушание, исходя из того, что он умеет, может и способен делать, потому что испытание сверх сил не бывает, об этом апостол Павел ещё писал.
М. Сушенцова
— Ваша деятельность связана с финансовым сектором нашей экономики и поэтому мне очень интересно узнать, по вашему многолетнему опыту в этой сфере, как вам кажется, какие инструменты финансовых рынков полезны для экономики, а какие могут нанести ей вред? Все мы ещё помним мировой экономический кризис 2008 года, который, как было установлено, был связан с такой гипертрофией финансовых рынков, образованием пузырей.
архим. Филипп
— Я настолько долго живу, что я ещё помню кризис 1998 года, который развивался по другой модели — по кредитной модели, но, тем не менее, тоже имел массу негативных последствий, в том числе для нашей экономики. На мой взгляд, чем дальше финансовый инструмент уходит от своего основания, а основание — это реальный товар, вот чем дальше он уходит от реальных ценностей, тем сложнее управлять этой частью рынка, и тем более, он подвержен тому, что мы называем волатильностью — изменчивостью, резкой причём изменчивостью, которой управлять практически невозможно. Эти интересы спекулянтов, спекуляция — это нормальное явление на рынке, я не в осуждение говорю это слово, но у них есть тоже свои финансовые интересы, и вот когда толпа спекулянтов начинает свою спекулятивную деятельность, этим управлять не может никто. Пока эта волна не остановится, кризис будет продолжаться. И вот тот кризис 2008 года, 2009-го, о котором вы говорите, он был связан именно с тем, что финансовые инструменты слишком далеко ушли от реальных материальных ценностей, кризис развернулся в так называемые производные части рынка на рынке деривати́вов, то есть это финансовые инструменты, созданные на основе других финансовых инструментов или серии финансовых инструментов, причём под первыми что-то лежит какая-то материальная среда, а вот под теми, которыми спекулируют, не лежит ничего, кроме желания спекулянтов. И вот на мой взгляд, если мы говорим о выпуске акций, каких-то облигаций, средства, от которых идут в производственную сферу непосредственно, то есть для того, для чего их и выпустили, это стимул для экономики, потому что средств самих собственников и государства может не хватать, поэтому нужно мобилизовать те средства, их обычно даже больше, чем те средства, которыми обладает государство и собственники, мобилизовать вот эти средства у населения, если население желает вложиться в национальную экономику, оно может это сделать через акции или облигации. Но когда мы начинаем торговать производными на эти ценные бумаги, вот тогда начинается уже история спекуляции, которая в пределах восьми-десяти лет выведет на кризис обязательно.
М. Сушенцова
— Получается, что на уровне как раз регулирования стоило бы запрещать, например, перепродавать долги, то есть переходить к производным финансовым инструментам?
архим. Филипп
— Запретить это невозможно, это рыночный инструмент, и в первичном законодательстве Российской Федерации эти инструменты расценивались как сделки-пари, то есть мы с вами поспорили, что будет вот так. Люди будут спорить вне законодательного поля, на сером поле, поэтому убрать их с рынка невозможно, но регулятивные механизмы к ним надо применять более жесткие.
М. Сушенцова
— Теперь мне хотелось бы перейти к сердцевине проблематики нашей программы и поговорить, собственно, об этике экономики, и здесь, конечно, хочется узнать у вас, как у священнослужителя, что предлагает нам Священное Писание в части экономики, и предлагает ли оно нам что-то конкретное, или какие-то общие принципы, общие рамки, которыми мог бы руководствоваться любой человек внутри экономической системы той или иной?
архим. Филипп
— Знаете, Писание нам дает десять заповедей, и Нагорную проповедь, то есть задача Писания, в общем-то, не связана с задачами производственного процесса, у него сверхзадача совершенно другая. Единственный момент, который педалируется неоднократно в Ветхом Завете — это, собственно, этический, на мой взгляд, он и производственно-хозяйственный, он и этический момент — о том, что работник должен получать свою плату. И в Новом Завете в притче о виноградарях тоже об этом говорится, что хозяин волен заплатить, но он должен заплатить и тому, кто пришёл в первый, в третий, в любой час и в конце самом, всё равно он должен заплатить полагающуюся ему плату, то, на что есть договорённость. Вот этот аспект, по-моему, единственный прямой, который встречается в Писании, всё остальное относится не к производственной сфере, а к сфере этики. Первая заповедь — это «возлюби ближнего твоего, яко сам себе», и вот в ней как раз вся экономика и заключается, то есть ты работаешь не для себя, ты работаешь для общества, ты находишься в социальном пространстве, где ты должен помнить, что есть какой-то ближний, пусть он очень дальний, пусть ты живёшь там, я не знаю, в сказочных хоромах на десятом этаже, в башне из слоновой кости, но ты не должен никогда забывать, что внизу есть люди, которые живут, и часть из них работает на тебя.
М. Сушенцова
— Я напомню, что это программа «Вера и дело», в студии Мария Сушенцова, и сегодня нашим гостем является архимандрит Филипп (Симонов) — экономист, историк, директор департамента аудита финансовых рынков и госдолга Счётной палаты, заведующий кафедрой истории Церкви исторического факультета МГУ имени Ломоносова. Отец Филипп, интересно у нас сейчас беседа развернулась в более широкую плоскость, насколько я понимаю, квинтэссенцией того, что мы для понимания экономики можем подчеркнуть из Священного Писания, касается трудовых отношений и вообще межличностных отношений, то есть человек, с одной стороны, занятый в экономике, а все мы так или иначе в ней заняты, прежде всего его мотивация должна лежать в плоскости социального взаимодействия и его цели так или иначе должны быть с этим взаимодействием связаны. Почему я именно так формулирую этот тезис — потому что экономическая теория, прежде всего западная как раз, неолиберальная, которая является мейнстримом...
архим. Филипп
— ... Сейчас у нас другой нет, я извиняюсь.
М. Сушенцова
— Другой нет, да, нас этой учили на экономическом факультете МГУ за неимением своей собственной. И наоборот, там во всех возможных вариантах педалируется индивидуализм, конкуренция как ключ к эффективности экономики, то есть, если каждый будет стремиться урвать свой кусок, мы будем друг с другом конкурировать, то таким образом якобы будет прирастать наш общий пирог, то есть проблема эффективности, она в принципе превозносится над проблемой справедливости как таковой. А Священное Писание нам как будто бы предлагает иной взгляд на это, где скорее справедливость является смысловой доминантой над эффективностью.
архим. Филипп
— Священное Писание вообще придерживается, на мой взгляд, той линии, что любое общественное устройство должно быть прежде всего справедливым. Я хочу вам напомнить идею апостола Павла, который пишет, обращаясь к своим корреспондентам, о том что — «вы, христиане — сограждане святым и свои Богу». Вот для обозначения слова «сограждане» по-гречески написано слово «симполиты», то есть это граждане одного полиса, полис — это город-государство, и тогда еще усопшие святые были только из Ветхого Завета, а святые — это те праведники, которые живут в настоящем времени, и вот вы должны быть согражданами, то есть входить в общество с равными правами и с равными обязанностями. Это общество, организованное на отношениях гражданства и на отношениях справедливого гражданства, то есть чуть ли не «Афинская полити́я» Аристотеля. И «свои Богу», «свои», то есть те, кто входит в о́йкос Бога, в хозяйство Бога. И перед этим он пишет: «Вы уже не пришельцы, а сограждане, и свои Богу», то есть те, кто входит в домашнее хозяйство, где Бог является Хозяином и одновременно Отцом семейства, то есть это некоторое семейство, в котором есть отношения гражданственные. Вот та модель — это единственное место, где предлагается некая социальная модель в Новом Завете, от всего остального Христос как бы отходит, кесарю-кесарево, Богу-богово и так далее, но вот Павел здесь даёт определенную социальную модель, как основу тех отношений, которые должны быть в общине, и если мы в общине, а в общине, как говорят, все наши святые, могут быть только те, кто живёт по-христиански, и если вы не живёте по-христиански, вы можете придерживаться любого вероисповедания, но православными вы при этом не будете. (Сейчас я процитировал Серафима (Роуза). Если вы вошли в общину, то будьте любезны, живите на этих основаниях, вы — сограждане святым, все, кто в общине — святы, и свои, то есть члены большого хозяйственного организма, во главе которого стоит Отец, Которым является Бог, вот эта модель.
М. Сушенцова
— Очень интересно вы рассказываете, а как эта модель может быть реализована в нашей бренной жизни, на практике, в нашей конкретно экономике? Что может быть аналогом этого — социальная ответственность бизнеса и государства, качество отношений со своими сотрудниками внутри любого коллектива?
архим. Филипп
— Понимаете, если мы исходим из этих отношений симполити́и, то мы все — граждане, сограждане, мы одинаковые, я начальник — он не дурак, знаете, это: «я начальник, ты дурак»? Вот он не дурак, а он согражданин, такой же, как и я, поэтому я к нему должен относиться таким же образом, поэтому я должен обеспечивать ему и должную компенсацию за его труд, и подумать о том, что он делает во внепроизводственной сфере, и это не как сейчас — тимбилдинг, вот это истерическое совершенно занятие, когда люди не знают, что делать, но им сказали: «идите и сделайте тимбилдинг», вот это немножко другое, вы должны входить в обстоятельства конкретного человека, которому в данный момент не хочется заниматься тимбилдингом, у него там дома кто-то заболел или ещё какие-то проблемы, а вот скакать с вами и играть в этот пейнтбол он совершенно сейчас не в настроении. Здесь нужна какая-то организованная система, подобная, может быть, даже и профсоюзной организации, я не о самой институции, а о тех функциях, которые она призвана выполнять, даже вот, собственно, католическое социальное учение, несмотря на то, что оно более всего построено на неолиберальных принципах и основывается в основном на папских писаниях, а не на Священном Писании, когда-то я занимался этой проблематикой, оно профсоюзам уделяет заметное внимание, потому что это единственный способ доведения интересов общества, то есть работников, до управляющей верхушки. Он занят, он не может, он действительно занят 24 часа в сутки, этот управляющий, но довести до него кто-то же это должен.
М. Сушенцова
— Раз уж мы затронули эту тему, задам такой, достаточно прямой вопрос: нужна ли нам развитая социальная доктрина, нашей Русской Православной Церкви, развитая в части экономики, которая давала бы какие-то ориентиры, какое-то руководство людей?
архим. Филипп
— Я думаю, несомненно. Еще в бытность Святейшего митрополитом был принят на Соборе Архиерейском соответствующий документ, но он не входил в экономическую проблематику, практически не входил, там, в центре документа, совершенно другие, действительно, более социальные проблемы, межличностные проблемы и так далее. В силу ряда причин на тот этап данный момент был не разработан, но такой документ действительно необходим, поскольку он мог бы дать некоторые граничные рамки, внутри которых следует развивать свою хозяйственную деятельность тем, кто полагает себя близким хотя бы к Церкви, то есть, если ты как-то самоидентифицируешься как человек хотя бы околоцерковный, я уж не говорю о церковном, то вот некий набор принципов, которые хотелось бы, чтобы ты имплементировал в свою повседневную деятельность, и причем это бы затрагивало и тех, кто управляет, и тех, кто, собственно, работает у станка, тех, кто занят непосредственно материальным производством, потому что эти отношения тоже не регулируются, и люди видят несправедливость, но они не понимают, что с ней делать, они возмущаются, они испытывают душевные какие-то беспокойства. Сейчас вот исповеди послушаешь — у всех состояние, просто близкое к истерическому, люди, в общем-то, дезориентированы достаточно сильно, но вот в этом контексте для них тоже это был бы реальный ориентир, основанный не на общих каких-то принципах, о которых обычно говорит проповедник, а на конкретных, может быть, даже увязанных законодательством принципах, которые помогли бы ориентироваться в этой ситуации.
М. Сушенцова
— Вы знаете, то, о чем вы сейчас говорите, очень синхронизуется с моими наблюдениями в разговорах, в том числе, в эфире этой программы с предпринимателями и бизнесменами, слышится какой-то общий запрос, потребность в том, чтобы было с кем или с чем соизмерить свои проблемы в своих компаниях, проблемы экономические на стыке как раз с социальными, соизмерить и сопоставить их с какими-то принципами, которые Церковь бы предложила, может быть, и на уровне общих принципов или просто найти такого духовника, который поможет и подскажет по каким-то более глубоким экономическим вопросам, то есть такая потребность, мне кажется, действительно большая.
архим. Филипп
— Понимаете, духовник, он тоже же не из воздуха соткан, ему же тоже нужен какой-то документ, который он мог бы прочитать и свои мысли с ним соотнести, он же не может всё делать только на базе реального опыта, причём самыми хорошими духовниками являются обычно монахи, но в монастыре я не думаю, что у него есть опыт взаимодействия с крупными государственными корпорациями и решить проблему, там возникающую, вряд ли ему по силам, а так хотя бы у него будет в руках некий документ, где выведена определённая проблематика и прописаны некоторые предложения, связанные с реализацией этих проблем, материал для раздумий, ведь духовник — это же не механизм, в который ты пришёл, слил в него помойку и ушёл, и всё замечательно, он же тоже думает, то есть на исповеди Господь, конечно, подсказывает, как, с кем и что говорить, но тем не менее думать-то тоже приходится.
М. Сушенцова
— Я напомню, что это программа «Вера и дело», в студии Мария Сушенцова, и сегодня наш гость — архимандрит Филипп (Симонов). Мы вернёмся после короткого перерыва.
М. Сушенцова
— Добрый светлый вечер! Это программа «Вера и дело», в студии Мария Сушенцова. Сегодня у нас в гостях архимандрит Филипп (Симонов) — экономист, историк, доктор экономических наук, директор департамента аудита финансовых рынков и государственного долга Счетной палаты Российской Федерации, заведующий кафедрой истории Церкви и исторического факультета МГУ имени Ломоносова. Я напомню нашим слушателям, которые, может быть, сейчас только подключились, что мы с отцом Филиппом остановились на обсуждении необходимости, может быть, создания или доработки «Основ социальной концепции Русской Православной Церкви» по части экономических вопросов. Отец Филипп, а какие самые общие принципы вы бы заложили в эту модернизированную «Социальную концепцию»?
архим. Филипп
— Ну, вы хотите, чтобы я «Концепцию» написал сразу перед микрофоном, это достаточно сложно. Какие-то предложения я в свое время давал, но, на мой взгляд, главной проблемой, неурегулированной в нашем обществе, является проблема взаимоотношений трудящихся и всей управляющей институции, это институции на уровне собственников предприятий и иных хозяйственных организаций, и это проблема, связанная с взаимоотношением государства с обществом в той его части, которая работает. То есть понятно, что государство делает максимально возможное, исходя из текущей ситуации, прежде всего, экономической, но, тем не менее, есть определенные моменты, которые президент вдруг внезапно начинает подчеркивать для правительства, то есть не для общества, общество эти проблемы видит, оно понимает, оно находится внутри этих проблем, но вдруг он перед правительством ставит те или иные задачи, связанные с демографической ситуацией и так далее, и так далее. Вот сейчас несколько выступлений президента было достаточно содержательных, и повороты были достаточно неожиданны, я думаю, для органов исполнительной власти. Именно эту ситуацию надлежит прописывать, причем не только в терминах господства подчинения, но в терминах общехристианской этики, опять-таки, исходя из общей идеи гражданства: все мы граждане одного хозяйства, все мы граждане Божьего дома, и в этом доме надо устраивать более или менее справедливые отношения, а не такие отношения, что одних стригут, а другие при этом почивают на лаврах.
М. Сушенцова
— А как вам кажется, в целом ответственность за свой хозяйственный успех или неуспех, за свою деятельность, за свое место в обществе и экономике все-таки несет сам человек лично? Мы сейчас даже не совсем отвлеченно об этом говорим, а вот в нынешних наших российских реалиях, как вам кажется, ответственность за это лежит на плечах каждого из нас или все-таки на государстве? Вот как вы это видите?
архим. Филипп
— Это обоюдная ответственность, она не может быть перенесена ни в ту, ни в другую плоскость. С одной стороны, человек отвечает за то, чтобы развивать себя. Понимаете, если я сижу на печи и жду золотую рыбку или там щуку из колодца — это одна ситуация, если я работаю, если я обучаюсь тому, что надо, а не тому, что хочется тому, кто обучает, ведь сейчас не секрет, что в нашей системе, скажем, высшего и среднего профессионального образования люди преподают то, что умеют, а не то, что надо слушателю. Если я обучился тому, что надо, если я на рынке нашел себе нужное место — это моя ответственность, но ответственность государства — создать мне условия для того, чтобы я обучился, создать мне условия для того, чтобы я во время обучения имел средства к существованию. Понимаете, когда мои студенты работают чуть ли не с полной загрузкой, а потом приходят ко мне сдавать какие-то экзамены, явно прочитав что-то такое в метро — это одна ситуация, а когда студент занят учебой полный рабочий день — это немножко другая ситуация, вот тогда мы выпускаем квалифицированного специалиста. Мы же сейчас заканчиваем эту страшную историю с бакалавриатом и магистратурой и возвращаемся к тому, что нам нужны специалисты своего дела, а не бакалавры четырехлетние, но для этого государство должно создать определенные условия и не ссылаться на то, что денег нет. Да, денег всегда нет, но их надо искать, и искать на организацию, знаете, построить какой-нибудь кампус и так далее — да, это очень замечательно, но я должен подумать, кто придет в этот кампус, и что он в этом кампусе будет кушать, пока он учится, какую стипендию он будет получать, откуда я эту стипендию возьму, и хватит ли ему этой стипендии для того, чтобы просто в нашем пищеблоке питаться, с теми ценами, которые там есть, они субсидированные, да, но они тоже не маленькие, поэтому вот эту проблему необходимо решать со стороны властных структур. Система профтехобразования, может быть, дети хотели получать профтехобразование, есть определенная категория детей, которым не надо высшее образование, им выше крыши среднее специальное, но при этом где у нас эти средние специальные учебные заведения? Мы сейчас спохватились, что некому к станку идти, нет квалифицированных молодых, а есть только стареющие или совсем старые, которым уже давно на пенсию пора, это тоже государственная проблема, то есть мы хотим вдруг, внезапно, чтобы у нас появилось из воздуха что-то там такое — не появится, если мы этого не предусмотрим в наших хотя бы трехлетних бюджетных планах, а сейчас уже и шестилетняя идет перспектива, ну давайте мы будем ее оценивать реально, а не исходя из наших желаний. Поэтому грузить ответственность только на личность я бы не стал, если личность в пустыне, то кроме как выкопать себе колодец, она мало что сможет.
М. Сушенцова
— Как-то в одном из интервью вы обмолвились, что, может быть, ключевая проблема России — это в ее населении, вера в доброго царя и такое вот ощущение, что я тут ни при чем, за меня всё сделают. Как вам кажется, как с этой, может быть, национальной чертой нам быть, как с ней бороться, как ее воспитать во что-то более продуктивное?
архим. Филипп
— Знаете, мне всегда казалось, что роль Церкви в этом процессе должна быть одной из ведущих. Я поясню эту историю. Церковь — это исключительно социальная система, Церковь не может состоять из одного человека, Церковь — это всегда общество, причем это организованное общество, реализуется оно только в коллективе, высшая степень реализации Церкви — это Божественная Евхаристия, это Таинство Причащения, вот оно может совершиться только в обществе. Если в храме никого нет, я не в праве служить литургию канонически, мне нельзя ее служить, если там кто-нибудь, одна бабуля хотя бы придет, вот тогда я вправе служить, а если она пустая — я не могу. Так вот, Церковь — это социализирующий элемент в обществе, причем жестко социализирующий, поэтому она всегда организуется общинами, в нашей практике это приходская община, они у нас по-разному существуют, есть действительно общины, есть просто сходящиеся время от времени люди, которые не всегда знают друг друга в лицо, но тем не менее, в идеале это система каких-то общественных институций, которые принимают решения, кстати сказать. Скажем, мы не избираем священника себе на уровне общин, старообрядцы могут избирать, кстати сказать, это древняя традиция, когда община избирает себе священника, но нам его назначают, и тем не менее есть какие-то контролирующие внутри общины органы, есть то, что раньше называлось «двадцаткой», и она принимает решения относительно финансовой, хозяйственной деятельности храма, ремонтных работ и так далее, и так далее, то есть она действительно ведет экономический процесс какой-то, связанный с текущей деятельностью. Есть социальное служение, которое тоже стоит денег, оно же не просто служение, а это надо что-то закупить какому-то нуждающемуся человеку, прийти с этим и так далее, и так далее, то есть здесь четкий какой-то общественный организм, и вот эту организационную систему наложить на общество Церковь вполне в состоянии. Но другое дело, что наше общество десоциализировано за последние тридцать лет вконец, на мой взгляд, и благодарить мы за это должны неолиберальную теорию, которая, как вы правильно сказали, всю ответственность возлагает на отдельного человека, который, в общем-то, находится в безвоздушном пространстве, вокруг него никого нет, он один, а все кругом волки, по принципу «человек человеку — волк», и вот мы все должны грызться. К сожалению, существенная часть тех, кто самоидентифицируется как православные, она может быть околоцерковная, но по большей части не церковная. Вот если мы когда-то, с Божьей помощью, решим задачу воцерковления этих семидесяти шести, скажем, процентов, которые считают себя православными, вот тогда мы выполним свою ресоциализирующую роль в этом десоциализированном обществе, маргинализированном обществе, в деклассированном обществе, ведь у нас нет совершенно психологии единства. Любая западная страна — это некоторое ощущение гражданского единства, а мы друг друга называем «россияне», и вот в официальных документах очень часто проскальзывает: «россиянин», а кто это такой, россиянин? Мы — граждане, мы граждане своей страны, вот если это чувство гражданственности в населении появится, а это надо воспитывать, и воспитывать со школы, может быть, даже и раньше школы, в детских дошкольных учреждениях, чтобы дети понимали, что они не просто «россияне», то есть какая-то там толпа бегающих людей, а они — граждане, имеющие права и обязанности, вот тогда они их начнут соблюдать когда-нибудь, и если у них есть права, тогда они их потребуют, а если у них есть обязанности, тогда от них можно потребовать эти обязанности выполнить, а мы пока почему-то только требуем реализовать свои права. Ведь даже юристы часто говорят, что население не знает своих прав, с этим материнским капиталом вот недавно была дискуссия, ставится вопрос о разъяснении женщинам их прав в плане материнского капитала, потому что детей они рожают, а что делать с капиталом, они просто не в курсе дела. Вот этот момент воспитательный, на мой взгляд, у нас намеренно опущен, я вам напомню, что в 90-е годы теория образования строилась, исходя из того, что школа имеет только образовательную функцию, а воспитательную функцию школы изъяли — вот это надо преодолевать. Если общество не воспитывает для себя граждан, для того, чтобы общество продолжило существовать, если мы этих граждан не воспитаем, их у нас не будет.
М. Сушенцова
— Получается, что чувство сопричастности, социальной принадлежности, оно возникает в результате воспитания, а как быть с такой чертой, как мы знаем, очень важной для экономического процветания и в принципе, для процветания общества, как предприимчивость, инициативность? Вот такая, что ли, самомотивация, как иногда говорят на страницах некоторых исследований, то есть когда у человека есть желание как-то вот развиваться. Да, он может чувствовать себя частью церковной общины, какого-то более широкого социума в пределе всей России, но вот как быть с этой активностью, с проактивной такой жизненной позицией?
архим. Филипп
— Ну а разве мы ставим вопрос так, чтобы ее запретить, эту активность? Вообще, на самом деле, вот этот слой, насколько я помню социологические наблюдения, не более 10% в обществе составляет. Большая часть общества — это работники, а минимальная фактически часть — это предприниматели, собственно, они и реализуют это все дело. Опять-таки, возьму пример немножко побольше, не от человека, а от институтов. Мы все время говорим о том, что необходим инвестиционный процесс, вот якобы бизнес должен инвестировать и что-то там такое производить, но бизнес это делает обычно только тогда, когда он видит, что он вписывается в какую-то общую линию развития экономики. Знаете, если мы 150 предприятий по производству там, я не знаю, платочков каких-нибудь устроим, то у нас будет очень много платочков, которые никто не будет покупать, но нам нечего будет кушать, потому что пищевую промышленность мы забыли построить, а все будем ходить в платочках. Значит, предприниматель должен видеть некоторую экономическую политику, направленную на развитие тех или иных отраслей производственных, причем государство не просто эту политику декларирует, оно в нее инвестирует, но не 100 процентов, а процентов 10-15, но к этим 10-15 процентам бизнес должен пристроить свои остальные там 90-85 процентов. Если он со стороны государства этой финансовой воли не увидит, то он инвестировать не будет, что он сейчас и делает. Для того, чтобы реализовать предприимчивого человека, ему также надо нарисовать какую-то картинку, куда ему предприимчивость свою пихать, потому что, если он этого не знает, он будет производить платочки в бешеном количестве, но от него не нужны платочки, от него нужно что-то другое, покажите ему это другое, и здесь профориентация, здесь вузы, здесь он должен увидеть: вот структура такая, вот здесь у нас не хватает, здесь у нас перебор, здесь у нас будет перепроизводство, здесь, наоборот есть ниша, и вот в эту нишу мы должны его направить своей собственной рукой, вот тогда он разовьется, иначе он платочки попроизводит, поймет, что это всё ему только убытки принесло, и свернет свою предпринимательскую инициативу. Без направления движения никто эффективно работать не будет, это называется и стимулирование в том числе.
М. Сушенцова
— Я напомню, что это программа «Вера и дело» в студии Мария Сушенцова, и сегодня наш гость — архимандрит Филипп (Симонов). Отец Филипп, получается, что в той картине, которую вы обрисовали, что нам нужно стимулировать предприимчивых людей, как будто бы предполагается, что не работает рыночный координационный механизм, потому что, опять же, как нас учили со времён Адама Смита, предприниматели направляют свои и усилия, и свой капитал в те сферы, где более высокие цены, где есть потенциально более высокая прибыльность, то есть как будто бы не требуется для этого какой-то указки сверху, дорожного указателя, «иди сюда, а сюда не ходи», то есть в принципе наблюдение за экономикой, за уровнем прибыльности и цен должно было бы само подсказать предприимчивому человеку, куда ему вкладывать свои деньги и усилия.
архим. Филипп
— Вы мне можете назвать одну страну в мире, развитие которой прошло бы по описанной вами модели? Вот промышленный подъём где сам организовался, одну промышленно развитую страну, в Европе там, Штаты, ещё что-нибудь, вот без этого направляющего движения государства где-нибудь что-нибудь развилось? Я не знаю такой страны. Очень замечательную картину вы нарисовали. Мальчик из 11-го класса выходит, значит, он должен иметь знание финансового анализа, он должен иметь знание конъюнктурного анализа на высоком уровне, ценового анализа, знание кредитно-финансовых механизмов, всё это совокупить — один мальчик! Ему восемнадцать лет, вот этот один мальчик должен из этого сделать математическую модель, найти себе нишу, которая соответствует его принципиальным способностям, и там развивать экономику страны, вы себе можете это представить? Я нет.
М. Сушенцова
— Я более-менее могу себе такое представить, но только после высшего образования профильного.
архим. Филипп
— Вот, и то, если есть человек из Министерства экономики, который что-то изобрёл, или там Министерство, и он кидает какой-то клич, вот помните, как БАМ строили? Хотя вы не можете этого помнить.
М. Сушенцова
— Я не помню, да, только по книжкам.
архим. Филипп
— Да, это я помню. Вот надо поехать, и народ собрался. Он поехал бы на БАМ, если бы его не позвали? Нет. Он и не знает, где этот БАМ и вообще, где эта Сибирь. Большая часть населения из пределов родного города не выезжала, загранпаспортов нет ни у кого, у нас 10-15% людей имеют загранпаспорта, то есть там они тоже не были. Что Вы хотите от подобного рода людей? В Америке то же самое, я вас уверяю, там они тоже никуда не ездят, они тоже сидят в пределах родного города. Понимаете, это неэффективное использование средств, это распыление, в том числе, и интеллектуального потенциала страны, но у нас нет такой возможности, мы не можем бросаться людьми, мы не вправе это делать, и, по-моему, любая развитая экономика понимает, что она это делать не вправе, поэтому везде есть какие-то метки, по которым человек ориентируется, эти метки расставляют, его ведут туда, куда нужно мне, он там самореализуется. Потом, когда он вырастет, ему будет лет сорок, он поймёт что-то другое, у него будет масса знаний, которые он получил вот по этой дороге, и вот тогда он реализует что-то другое, если он здесь не самореализовался, но указать ему дорогу ну просто уж необходимо. И это, простите, не патернализм, это моя, в общем-то, потребность как государства, это моя непосредственная потребность, я на себя работаю путём его профориентации.
М. Сушенцова
— Это такая модель осмысленного двустороннего сотрудничества человека и государства, где инициатива исходит с обеих сторон. Мне бы хотелось вот к какому примеру историческому обратиться: когда я училась как раз уже в магистратуре на кафедре истории народного хозяйства и экономических учений той самой экономического факультета, нам очень много в подробностях рассказывали о наших купцах-старообрядцах, старообрядцах-предпринимателях, какой вклад они внесли в русское экономическое чудо и предвоенный подъём (перед Первой мировой войной, разумеется). И тут кажется, что это как раз тот случай, когда инициатива произрастала снизу — ну, так кажется, я многое здесь упускаю, но вот можем ли мы чему-то поучиться у этих самых старообрядцев-предпринимателей, которые иногда ещё и меценатами были, то есть внесли вклад в нашу культуру, музеи и так далее?
архим. Филипп
— Ну как вам сказать, старообрядчество, как таковое, это исключительно религиозное течение, и просто его счастливый случай, что в нём оказались представители городского мещанства, а купцы-то, они изначально были мещанами в период начала своей купеческой деятельности, это потом они уже стали получать гильдейские какие-то знаки, а поначалу они были обычными горожанами. На ряде предприятий старообрядческих была реализована, в силу возможностей, в силу понимания, в силу желания самих хозяев этих предприятий, вот именно та модель согражданства, и она, по всей видимости, служила повышению эффективности производственного процесса. Знаете, когда у вас работник сыт, одет и обут, он работает по одному, когда он гол как сокол, он работает немножко по-другому. Соответственно, организация взаимоотношений хозяина и работника — это, наверное, главное, чему у старообрядцев можно поучиться, потому что экономики православной официальной, старообрядческой, католической, её не бывает, экономика всегда одна со своими законами, а вот этические принципы её организации социальной, это уже другая немножечко история, и вот этой социальной организации у них действительно надо учиться. Возьмите московские купеческие мануфактуры, при которых были и общежития для работников, которые, вплоть до того, что одевали там работниц или работников более или менее прилично, в одном стиле в каком-то, людям не надо было сильно тратиться на себя, где лечили, есть больницы, построенные для работников той же самой Трёхгорной мануфактуры, школы — опять-таки, обратите внимание: школы, там воспитывали того, кого надо, это не просто какое-то воздушное образование без определённых целей и задач, как, знаете, классическая гимназия: вот мы учим греческий и латынь, только не очень понимаем, зачем, а это профессиональное образование для того, чтобы родители ушли, а дети пришли на их место, то есть человек думал о будущем своего предприятия, в том числе, и с кадровой точки зрения, и причём, у родителей ниже качество по образованию, а у детей уже будут выше качество по образованию, они по-другому будут работать, им другие задания можно делать, потому что производство развивается, и технологии развиваются, и люди должны входить в технологический процесс. Вот этому образу мышления необходимо, конечно, учиться, потому что сейчас у нас всё-таки работник брошен на произвол судьбы, то есть как он себя сам организует, так у него всё и получится.
М. Сушенцова
— То есть получается, что текущая задача развития деловой этики, внедрения этики в экономику заключается в том, чтобы развивалась социальная ответственность у предпринимателей?
архим. Филипп
— Это можно назвать социальной ответственностью, это можно назвать христианским подходом, как хотите, но без подобного рода поворота производственного процесса, я думаю, что мы довольно быстро придём к очередному потерянному поколению.
М. Сушенцова
— Ещё такой, может быть, из более отвлечённой области мне хотелось бы задать вопрос. Когда я сама, учась ещё в университете, заинтересовалась вопросами этики и экономики, моё внимание, конечно же, привлекли работы отца Сергия Булгакова, который сочетал в себе как экономическую стезю, так и священническую, конечно же, я не могла не прочесть его «Философию хозяйства», и вот какой момент меня заинтересовал в ней при прочтении: там он пишет о том, что — да, с одной стороны, в силу первородного греха человек в поте лица своего добывает свой хлеб, и в этом есть определённая предзаданность, детерминизм экономики над человеком, но в то же самое время, выполняя эту базовую функцию, человек в какой-то момент переходит и становится сотворцом, то есть он переходит к более высокому исполнению Божественного замысла о нём, именно когда творчески реализуется, то есть из этого базового уровня в поте лица своего наступает какая-то более высокая ступень, как раз когда, может быть, и инициатива хозяйственная проявляется, какие-то свои идеи. Вот как бы вы отнеслись к такому подходу?
архим. Филипп
— Вопрос о творчестве — это богословски уже даже проработанный вопрос, и это правда, на самом деле. Я бы всё-таки пошёл со своей стороны, со своего угла: если я не организую в человеке реализацию этого потенциала — он его не проявит, потому что он не сломает те рамки, которые задаются вот этим «в поте лица своего», без посторонней помощи. Если ребёнок талантлив в музыке, мы должны его в четыре годика найти и дальше его развивать, и потом из него, может, Ойстрах получится когда-нибудь, а может, и не получится. Если мы видим, что ребёнок проявляет какую-то инициативу — я его в школе должен поймать, я его должен до вуза довести, я его в вузе должен специализировать, и так далее, и так далее, и вот тогда я воспитаю себе то, что нужно мне. Если же мы будем ждать, когда он сам, ну, простите, у него мама 35 тысяч получает, а папа — 40 тысяч, и что мы от него ожидать будем? То, что он тоже будет 35 тысяч получать.
М. Сушенцова
— То есть любой росток инициативы всегда должен быть полит вовремя, сопровождён.
архим. Филипп
— Растения надо поливать, они тогда растут.
М. Сушенцова
— Спасибо большое. Дорогие слушатели, я напомню, что это программа «Вера и дело», в студии Мария Сушенцова, и сегодня нашим гостем был архимандрит Филипп (Симонов) — экономист, историк, доктор экономических наук, профессор, директор департамента аудита финансовых рынков и госдолга Счётной палаты Российской Федерации, заведующий кафедрой истории Церкви исторического факультета МГУ имени Ломоносова. Отец Филипп, спасибо вам большое за этот интересный разговор.
архим. Филипп
— Спасибо вам за интересные вопросы.
М. Сушенцова
— Спасибо. Дорогие слушатели, услышимся с вами через неделю, всего доброго.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов