Светлый вечер. Журнал с Аллой Митрофановой. Выпуск 79 (05.05.2017)

Поделиться

Основные темы выпуска:

• Великая отечественная жертва: где и как сегодня искать сведения о погибших на войне и пропавших без вести близких?
• Паралич воли: что это такое с духовной точки зрения и чем опасно?
• Ксения Алферова и дети сажают деревья. Как к ним присоединиться и зачем?
• Синдром Ленина: как человек из верующей семьи стал идеологом антирелигиозной борьбы?
• Бунт семинаристов: против чего выступали ученики духовных школ в дореволюционной России, и были ли они услышаны?
• День рождения Чайковского: откуда возник этот феномен, «наше всё» от музыки?

Живая история. Владимир Ленин.

А. Митрофанова

– В этой рубрике мы в течение года говорим о событиях, которые имели место сто лет назад, в 1917 году. Начиная с апреля, все чаще и чаще в дневниках самых разных людей встречается в это время имя Ленина. Это неслучайно: в начале апреля он озвучил свои тезисы, которые стали невероятно популярными сначала в узких кругах малочисленных большевиков, но затем круг поклонников стал расширяться. Вообще, Ленин феноменальная фигура в нашей истории, это человек, который сыграл для России роковую роль, и говорить о нем можно долго. Вот, например, как получилось, что он, человек, который происходил из верующей семьи, стал таким убежденным борцом со всеми религиями сразу? Как вообще случаются такие метаморфозы? Попробуем разобраться. И на связи с нами профессор Московской духовной академии, историк Алексей Светозарский. Добрый вечер, Алексей Константинович.

А. Светозарский

– Добрый вечер. Ну это не только пропаганда, конечно, это полное наступление по всем фронтам. Причем, что поразительно, что вот этот первый период бури и натиска и кавалерийской атаки на Церковь, он приходится на период, когда молодая республика Советов была в кольце фронтов – это 18-19-й год. Это кампания по вскрытию мощей и сопутствующая уже этой кампании, предварявшая ее, религиозная пропаганда, это национализация церковного имущества – то есть даже в очень тяжелые моменты он не откладывал никогда этого на потом. Ну что касается религиозной семьи, то считается, что религиозным человеком был его отец, Илья Николаевич. Кстати, генерал, он действительно статский советник – это те чины, которые давались не по выслуге лет, а по высочайшему повелению. И вот его труд был замечен на педагогической ниве, и он стал генералом в конце своей карьеры. Мать, Мария Александровна. Мне приходилось сталкиваться с таким свидетельством, что она не любила бывать в церкви, потому что ей делалось дурно от духоты и запаха ладана и свечек – такой момент. Я не хочу здесь никаких теорий развивать, упаси Бог, ну вот как-то она не очень любила там бывать. возможно, потому что ну ни она, ни ее род не были укоренены в православии, потому что там были переходы, смены конфессий. Это все очень по-разному. Мы видим пример преподобномученицы Елизаветы Федоровны, царицы-страстотерпицы Александры Федоровны, да, которые из лютеранок стали сознательно, глубоко верующими православными людьми и нашими святыми. Ну здесь, видимо, был какой-то другой случай. Илья Николаевич и сын Владимир были членами Братства преподобного Сергия в Симбирске. Ну братство был просветительским, но в духе Православной Церкви, под знаменем Православной Церкви, под эгидой. Так что Володя уже был вполне сознательным, он был такой развитый отрок, подросток. Мог, сталкиваться, естественно, на собраниях этого общества и с представителями духовенства, и с правящим архиереем, вероятно, который, возможно, возглавлял заседания этого общество. И то, что ну было в семье, такой религиозный быт с церковными праздниками, это гимназия с обязательными богослужениями, было вот той, казалось бы, основой, которая закладывалась в момент формирования будущей личности. Но что же произошло дальше. Есть свидетельства о том, что Ленин, Володя, превратившийся уже в Ленина, говорил о том, что в 16 лет он сорвал крест и выбросил, нательный крест. Вот это период такой очень мучительный для него, серьезный, это смерть отца. Мы не знаем точно, он так называет 16 лет, но вот 1886 год это смерть отца. В возрасте 55 лет от кровоизлияния в мозг на своем посту он скончался. И в то время, когда, наверное, подросток нуждался в отце, как никогда. И это казнь его брата, Александра Ульянова, в 1887-м. Вот между 86-м и 87-м, вероятно, все это дело и произошло. О чем мы можем здесь говорить, что-то такое предполагать, потому что «никто же весть человека, точию дух Божий, живущий в нем». Мы этого никогда уже не узнаем, но, возможно, это обида на Бога. То есть не восстание, не богоборчество такое, вернее, не отрицание, да, вот именно элемент богоборчества: ну вот как, мне вот они были так нужны, а Ты вот не сделал так, чтобы они остались со мной и я был с ними. Это бывает. Ну, наверное, каждый из нас с таким сталкивался. Это не такой частый случай, но это момент испытания веры человека. Вот такое вот серьезное, большое испытание, как потеря самых близких людей. Кстати, если допустить маленькое отступление, то Александр Ульянов очень показательно, в отличие от многих своих товарищей, осужденных на казнь, в последний момент подошел к кресту, который протягивал ему священник. Был такой обязательный момент – являлся священник для последнего напутствования. Я не знаю там, как насчет исповеди, это неприемлемо для революционера, достаточно вспомнить яркую картину «Отказ от исповеди» – это просто такая хрестоматийная картинка для молодежи, как себя следует вести. Но, тем не менее, руку священника он не отринул, крест поцеловал и взошел на эшафот. Это вот известно. Что касается Володи Ульянова, то здесь такие вот моменты. Ну либо это вот обида такая, которая уже привела к кому-то потрясению внутреннему, изменению мировоззрения. Либо это момент, который бывает не так часто в людях, потому что ну абсолютных атеистов, в общем-то, не так много, но такие есть. Вот есть люди, которые там лишены слуха, лишены обоняния, допустим, возможности передвигаться. Есть люди, которые лишены религиозного чувства. Мы здесь вспоминаем слова святого апостола, который говорит что «сие не от вас, но дар Божий». Все-таки мы вот об этом очень часто забываем, задаемся риторическим вопросом: а почему вот они так? Да потому что детская вера, если она и была, потому что какие-то семена были посеяны в нем – там он и закон Божий проходил, и отец соблюдал установления Православной Церкви, но вот эта вот детская вера, если она была, она должна была пройти испытание. Вот она этого испытания не выдержала. И, соответственно, его такие чувства были направлены совершенно в иную сторону, вплоть до полного отрицания ну любого какого измерения, отличного от горизонтального. Он громил не только, так сказать, попов и черносотенцев, они у него ассоциировались исключительно с черной сотней, чем-то казенным, официальным, с чем он повел борьбу вот сознательно уже после казни брата. И, конечно, такой момент, связанный уже с его товарищами по партии, там разного рода богоискателями, богостроителями – он воевал против Богданова, против Горького, отрицал всякое «заигрывание с Боженькой», как он говорил. Ну вот есть такие люди. Вот мне кажется, что скорее вот мы имеем дело со вторым вариантом, вторым случаем, когда вот человеку ну не дано. Не дано, он этого не понимает. В отличие от очень многих своих современников, вот лично мне довелось знать и общаться, в общем, в довольно сознательном уже возрасте с долгожителями, людьми, которые были его на четверть века моложе. Но, по сути, это младшие современники. Вот они его там могли видеть, да, они помнили там его деятельность, его смерть и так далее. Но вот они, даже уже отойдя от каких-то норм, которые определяют жизнь православного христианина, но помнили какие-то очень теплые моменты. Ну Пасху, конечно, да, вот всегда вспоминали как-то, вот что-то у них были каких-то воспоминания, чувства и даже движения, кто-то посещал храм. Может быть раз, в год, может быть. это делалось в память о родителях, о детстве, о доме, но, тем не менее у них вот это чувство жило. Я это очень хорошо помню. Даже независимо от того, какое положение они занимали в советском обществе, были у них партбилеты или не были. Тем, у кого не было, это было легче, какие-то такие свои проявления осуществлять. Но вот, тем не менее, вот что-то они хранили. У него же не было ничего. Вот абсолютно ничего. Ничто его не трогало. Я был позапрошлым летом в Ульяновске – историческом Симбирске. Был в очень интересном музее, это вот та самая гимназия, где учился Володя Ульянов. Сейчас это очень интересно называется она: Первая гимназия имени Владимира Ильича Ленина – совмещаются разные пласты как бы нашей истории. И там есть макет центральной части исторического Симбирска. Ну вот он шел в гимназию из дома, где жила семья Ульяновых в то время, мимо нескольких храмов. Он слышал звон колоколов, конечно, он видел какие-то проявления народного благочестия, какой-то религиозной жизни – ничто его не трогало. И ничего хорошего, ничего светлого у него как-то в памяти об этом не осталось. Ну а потом пришел такой уже классовый подход, такое марксистское мироощущение, он раз навсегда уверовал вот в то, что вера является не только «опиумом народа», но, как он потом говорил, «род духовной сивухи». Ну и собственно он в этом духе и действовал.

А. Митрофанова

– Вы говорите о том, что в дореволюционных гимназиях преподавался Закон Божий, и конечно, у Владимира Ульянова, когда он там учился, этот предмет тоже был. Можно ли связать то, что происходило с ним в течение жизни еще и с тем, что Закон Божий-то преподавался, в основном, его учили из-под палки, и мало было преподавателей, которые этим предметом всерьез могли учеников заинтересовать?

А. Светозарский

– Ну дело в том, что религиозное воспитание, ведь оно начиналось не в гимназии. Молодые люди – совсем маленькие, по нашим каким-то представлениям, – но на самом деле, это были такие вот отроки девяти лет от роду, они проходили либо приготовительный класс, но, как правило, давалось домашнее воспитание. Их учили читать и писать, каким-то элементарным навыкам счета и, в том числе и давали какие-то первые сведения, касающиеся Священной истории, Касающиеся христианского благочестия, этот предмет стоял наряду с другими. Другое дело, что уже с течением времени, ведь эти молодые люди подрастающие, формирующиеся, они формировались в своей среде. И несмотря на то, что был, конечно, определенный процент людей несомненно верующих или верующих вполне там традиционно, уж как там ни говори, там, может быть, это были юноши с горящими глазами, которые читали Достоевского, может быть это были вполне обычные традиционные люди из таких традиционных православных семей, где религиозная жизнь занимала там существенное какое-то место. Но абсолютное большинство представителей нашей интеллигенции, к которой, несомненно, Володя Ульянов относился и по рождению, и по воспитанию, ну в лучшем случае, ну это был Ренан, ну это был Штраус. Но даже этого у него не было. Даже не было того отношения, которое звучит к личности Спасителя в письме Белинского к Гоголю. Помните, он говорит, что вот Христос принес, да, вот Свое учение – я так очень примерно цитирую, но думаю, что смысла не искажаю, – мученичеством запечатлел Свое чтение. Про «воскрес» он не говорит, потому что в XIX рациональном веке интеллигентный человек, как-то ему это все неловко говорить, но, по крайней мере, говорит о том, что Христос учил добру и кончил Свою жизнь страдальчески. Даже этого нету у Володи Ульянова. Так что я думаю, что здесь какая-то религиозная патология.

А. Митрофанова

– Спасибо вам большое за комментарий.

А. Светозарский

– Хорошо. Всего доброго.

А. Митрофанова

– Напомню, на связи с нами был историк, профессор Московской духовной академии, Алексей Светозарский.