У нас в гостях был настоятель храма Архангела Михаила в Летово протоиерей Дмитрий Кувырталов.
Разговор шел о том, чем отличается домашняя молитва о близких от поминовения в храме, за кого и как можно молиться и для чего существуют церковные поминальные записки.
А. Пичугин
— В студии светлого радио приветствуем вас мы: Алла Митрофанова…
А. Митрофанова
— Алексей Пичугин.
А. Пичугин
— У нас сегодня в гостях отец Димитрий Кувырталов — протоиерей, настоятель храма Архангела Михаила в Летово, наш очень частый гость. Здравствуйте!
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Добрый светлый вечер, дорогие радиослушатели!
А. Пичугин
— Мне кажется, мы еще в программах «Светлый вечер» за все годы существования этой программы, не говорили о такой вещи, как молитва за ближних. Но в каком ракурсе, в каком разрезе? Вот мы пишем записки в храмах, записки разные совершенно бывают — тут надо разбираться. Мы как раз вас позвали, чтобы получше разобраться в том, что собой представляет собой такая форма молитвы за ближних. Попутно мы, конечно, разные формы можем обсудить. Мы пишем записки в храмах, огромное количество, тонны бумаги переводим — это обычные записки, которые читаются в середине Литургии, в конце Литургии оглашенных, в начале Литургии верных, просто записки…
А. Митрофанова
— Посыпалась профессиональная терминология.
А. Пичугин
— Ну, можно объяснить.
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Это всегда приятно, ухо радует.
А. Пичугин
— Потом записки заказные так называемые — когда на проскомидии перед началом Литургии, когда всё готовится, вынимаются частицы; записки на панихиды; записки на молебны и на заказные молебны и т.д., и т.д. Вопрос: нету ли в этом какой-то, может быть, профанации молитвы? Потому что в этих записках очень часто указываются имена десятков, нескольких десятков людей…
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Да нет, конечно. Сама по себе практика молитвенная церковная — это всегда проявление любви, это всегда проявление заботы, всегда проявление некоего таинственного покровительства всей Церкви. И вся Церковь, конечно, всегда оживает во время богослужения. И к сожалению, дальнейшая уже практика писать и этого, и того, этот болеет, а этот путешествует, а этот попросил сугубо помолиться, у него дети экзамены сдают, — она привнесла в Церковь некоторую внешнюю суету. Здесь очень важно разобраться именно в регламентировании — какая записка более важная, какая, может быть, совсем не нужна. Но древняя Церковь записок не знала. Все-таки надо понимать, что источник, корень — это общинная жизнь богослужебная Церкви, когда все собирались на службу. И всегда каждый лично присутствовал, и конечно молился за всех своих — самостоятельно.
А. Митрофанова
— Отец Димитрий, а можно я вопрос задам по поводу определения? Что такое вообще эти записки? Потому что Леша сразу начал так по-журналистски рубить с плеча: а нет ли в этом профанации? (Смеются.) А давайте для начала просто разберемся. Что это за форма такая? Потому что многие приходят в храм и видят, что там стоят либо бланки, либо просто бумажки нарезаны, ручки стоят, и можно взять и написать записку, подать ее женщинам, которые, как правило, это всё принимают…
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Как в телеграфе раньше передавали…
А. Митрофанова
— Точно! «Жду дома, тчк, люблю, тчк» и т.д. (Смеются.) Телеграмма на другой конец света. А здесь получается — телеграмма на небо, что ли, таким образом отправляется?
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Если совсем земными формулировками пользоваться, то в принципе, это то самое наше доброе послание нашим ангелам и Самому Спасителю, Матери Божией о наших близких. Это изначальная форма молитвы заочной за тех людей, которые по каким-то причинам не могут быть в храме. Дело в том, что сама Литургия, самое главное богослужение нашей Церкви, она наполнена этой молитвой о всех. И у Василия Великого в тексте разобраны наиболее эти самые «все»: эти в заключении, эти в путешествии, эти в плавании, эти остались под каким-то благовидным предлогом дома, не пошли в храм. И там много-много разных тех самых, которые не оказались сегодня в храме — «Помяни их, Господи, тоже вместе с нами со всеми. И тех, которых мы по множеству имен забыли, и тех помяни, и т.д.» А дальше эта молитва стала материализовываться, как лучики распространяются от солнца — каждому в сердце. И каждый уже сам свою молитву формировал внутри. А чтобы попросить об этом молиться священника, батюшку, в алтарь эту записку принести… Я чуть ниже скажу о том, как связано это желание с самой Литургией, с самим священнодействием. Для этого стали писать записочки. Сами записочки сначала были в одной форме. Вообще в древней Церкви, как мы сказали, записок не было. А что же было? Жертва. Приносили жертву за своих близких: просфору, масло, воск, или уже свечи готовые, хлеб ли, какие-то продукты, чтобы за общим столом помянуть усопших и т.д. Только позже эта форма, причем совсем поздно, в веке 18-м или 19-м, если уже не в середине 20-го, приобрела сегодняшнюю форму — регламентированного очень жестко и четко порядка записок: об упокоении и о здравии, на молебен, на литургию, заказная, на проскомидию и т.д. — то, о чем говорил Алексей. И эта форма все дальше и больше развивается до сегодняшнего дня. Но к сожалению, мне кажется, даже уже сами священнослужители не всегда понимают — какая записка откуда, для чего? Потому что их скапливается в алтаре действительно достаточное количество, и не всякий настоятель или священник в силах и по времени прочитать всю массу записок…
А. Пичугин
— Часто бывает, что они потом складывают все в общую кучу — пускай она будет заказная на проскомидию. А потом алтарники ее читают, подходит священник, и дальше уже каждый в силу собственного литургического творчества говорит: «Помяни, Господи!» — вынимая частицу, одну за всех, из просфоры…
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Вспоминается пример отца Иоанна Кронштадтского, замечательного пастыря, святого, дерзновенного молитвенника. Ему приносили в алтарь мешки этих записок — люди со всей страны передавали отцу Иоанну, чтобы он помянул того-то и того-то. Понятно, что сама служба не вместила бы чтения всех этих записок. Поэтому отец Иоанн широким жестом крестил эти мешки и их выносили из алтаря. «Помяни, Господи!» — говорил отец Иоанн Кронштадтский.
А. Пичугин
— Но для этого надо быть отцом Иоанном Кронштадтским.
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Вот тут мы приходим к ключевому моменту: силе и искренности молитвы. Все-таки суть богослужения церковного — это молитвенная насыщенность, молитвенная жизнь. Это всегда пламень огненный, который возносит сердца́ горе́, на небо, к Богу. И в этом пламени, конечно, согреваются, освящаются все наши близкие, все наши чаяния, надежды, тревоги, упования, все наши расчеты, планы, или наоборот — скорби, печали прошлого. Всё здесь, в этом пламени. Литургия, как печь, она всё это переплавляет, преображает и преподает Богу уже как испеченный хлеб — всю муку́ нашей жизни, житейских наших переживаний, злоключений и разных тревог.
А. Митрофанова
— Отец Димитрий, обычно меня Леша спускает с небес на землю, а теперь мы с ним поменяемся местами. Можно чисто профанский вопрос задать, абсолютно бытовой? Вот я прихожу в храм, я пишу эти записки, я подхожу к свечному ящику, где их принимают, отдаю. И мне задают вопрос: «Простые или заказные?» У меня в этот момент спросили про что?
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Это про то, какую сумму вы готовы отдать за пожертвование на эти записки.
А. Митрофанова
— Всё, больше никакой разницы нет?
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Я думаю, что для нас это именно так — я имею в виду тех, кто подает эти записки. А дальше для работников свечного ящика, алтарников и священников — они, видимо, в несколько кучек, стопочек распределяются. Но я думаю, что в каждом приходе, в каждом храме есть свой нюанс, своя особенность, и за все приходы сказать сложно. Но мне кажется, что заказная записка — это особое, сугубое поминовение, и скорее всего, на Литургии, скорее всего, с просфорой, и скорее всего, с частицей из этой просфоры, может быть, даже неоднократного…
А. Митрофанова
— А что значит «с частицей из этой просфоры?»
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Я хочу сейчас об этом немножечко сказать. А простая записка — это если батюшка на какой-то ектении помянет вслух тех, за кого мы хотим сугубо молиться. Но опять же…
А. Пичугин
— Важно еще, мне кажется, отметить, что не обязательно это может сделать батюшка, а это могут сделать все присутствующие в алтаре или около алтаря, те, кому эти записки раздадут читать. Потому что батюшка чисто физически этого не сможет…
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Тут есть момент благословения послушания — все-таки единоначалия в Церкви никто никогда не отменял. И глава Церкви — Христос, Он поставляет апостолов и епископов, те поставляют священников, священники могут эту благодать и это послушание раздать уже и алтарникам, и благочестивым мирянам, и даже тем, кто в храме стоит. Бывает так, что на панихиде, особенно на Родительской субботе, стопки записок раздаются просто стоящим в храме, молящимся. И все так же участвуют в этом общем котле, в этом пламени молитвенном о устремлении к Богу. Здесь ничего зазорного нет, потому что все-таки эти имена в алтаре поминаются, произносятся, поминаются и произносятся по благословению настоятеля, служащего священника, в конце концов архиерея и Самого Господа Спасителя. Здесь не должно быть смущения никакого. Но суть этой записки — что мы хотим в итоге? Чтобы просто это имя было произнесено в алтаре? Это можно сделать и вне алтаря, уж так скажем. Но это имя должно быть не просто произнесено, а за это имя вынимается частичка из просфоры. Вынутые просфорки — видно, что там одна-две частицы, иногда больше…
А. Митрофанова
— Такие дырочки там есть у нее в боках…
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Да, дырочки выковырянные, маленькие частицы. Это действительно священнодействие. Что происходит с этой частицей потом? Я поминаю: «Помяни, Господи, раба Твоего новопреставленного архимандрита Кирилла...»
А. Пичугин
— Или живого человека.
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Или о здравии: «Помяни, Господи, путешествующую рабу Твою Татьяну». Вынимаю за нее частицу, эту частицу кладу на дискос рядом с Агнцем, который освящается…
А. Пичугин
— Поясняйте тогда, если уж у нас ликбез пошел: что такое дискос?
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Дискос — большая тарелка, широкая, на подставке, в которую складываются все частицы поминальные и сам Агнец, который потом станет Причастием во время службы. Причем не просто просфора, а уже приготовленный, вырезанный…
А. Пичугин
— Куб такой из круглой просфоры…
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Само священнодействие очень таинственно, очень благоговейно — когда из просфоры вырезается кубик, он вынимается, как Спаситель из яслей. Ясельки остаются, эта часть обрезанной просфоры потом становится антидором… А сама эта часть становится Агнцем. Его кладут на дискос, потом он освящается и становится Телом Христовым, погружается в чашу, где находится Кровь Христова, и раздается верующим как Причастие. Всё. Но — после причастия всё это обратно заносится в алтарь, и в чашу ссыпаются все те маленькие частички, которые были вынуты поименно за каждого из записок наименованных христиан. И эти частицы ссыпаются в чашу с простой молитвой: «Помяни, Господи, всех, кто был здесь помянут, и отмой грехи их Кровью Твоею честною». Мы омываем все несуразности, все неправды, всю скверну с человеческих душ этим символическим действием — погружая эти частицы в чашу Причастия. То есть мы все становимся во Христе — это такое таинственное причащение тех, кто даже в храме в эту минуту не находится. Даже те, кто уже отошел в мир иной — и все равно они пребывают в Церкви, и все равно они омываются Кровью Христовой. Все равно этой живой организм, который токи своей благодати передает от каждого к каждому — от самых дальних до самых близких, предстоящих и удаленных, и скончавшихся христиан.
А. Митрофанова
— То есть когда, простите, опять возвращаюсь к своему профанскому вопросу: когда у меня спрашивают: «Записки какие вы подаете: простые или заказные?» — мне по сути задают вопрос: «Вы хотите, чтобы ваших близких просто по именам назвали в алтаре, или вы хотите, чтобы они заочно фактически приняли участие в этом священнодействии, в богослужении?» Вообще-то, разница велика.
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Да, разница существенна. Поэтому в некоторых храмах принято такое волевое решение, и кстати, в монастырях в большинстве, чтобы вообще отказаться от этого различия между записками.
А. Митрофанова
— Как у нас в Татьянинском храме.
А. Пичугин
— Да, и я знаю храмы, где так же.
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Должна быть записка одна — на Литургию. И этого более чем достаточно.
А. Митрофанова
— А денег кто сколько хочет, тот столько и жертвует, кто сколько может. А кто не может, вообще не жертвует.
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Вопрос, конечно, не в цене. Более того, церковный человек не может сказать: «Сколько стоит у вас записка?» Церковный человек за свечным ящиком не может ответить: «У нас бесплатно. Или стоит столько-то». Потому что всегда основа отношений в Церкви — это жертва. Не финансовая, денежная какая-то — а сердечная, глубокая. Христос стал Жертвой. И мы все так же являемся участниками этой благодатной божественной Жертвы. И сами посильное участие в этой жертве оказываем, принося в церковь. Не унося из церкви просфору, свечку, или еще что-то — а принося в церковь то, что мы можем — от своего сердца, от своих трудов, от своего усердия. В этом смысле пожертвование за записку может быть самым условным. Проще, скажем, в формальных отношениях: 50 рублей, или 500 рублей, или 5 тысяч рублей — чтобы вопрос не возникал. Потому что возникает много комических эпизодов, когда говоришь «за пожертвование». «А все-таки — сколько?» — «За пожертвование». — «Ну, сколько?» — «Сколько хотите». — «Нет, вы скажите — сколько?» (Смеются.)
А. Пичугин
— Но это понятное желание человека.
А. Пичугин
— Напомним, дорогие слушатели, что в гостях у нас сегодня протоиерей Димитрий Кувырталов — настоятель храма Архангела Михаила в Летово, в Новой Москве. Говорим о молитве человека за своих близких и еще о такой церковной форме молитвы как записки.
А. Митрофанова
— Отец Димитрий, скажите, пожалуйста, что касается молитвы самого того человека, который пишет записку: он как-то должен свое участие принимать в происходящем? Или он записку написал, отстрелялся, а там дальше уже всё автоматически будет происходить? Или здесь речь идет о том, что… Ведь говорят же, что молиться — это кровь проливать, это же серьезные очень слова. Это значит, что по идее, наверное, человек, который пишет эту записку, сам тоже должен тоже какие-то усилия прилагать.
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Да, как древнее благочестивое выражение: «Отдай кровь и прими Дух». То есть если ты хочешь пользы не только для себя в этом богослужении, но и для своих близких, конечно, надо встать перед Богом нараспашку. То есть надо в буквальном смысле слова обнажить свое сердце, и всё, что в тебе есть, все твои усилия духовные вознести туда, к престолу Божиему. Это, конечно, труд неимоверный. Поэтому, к сожалению, большинство из нас пользуется этими записками — чтобы просто их передать. «Батюшка же, он и должен это делать. А на что же он тогда поставлен? Пусть он нараспашку перед Богом и трудится за нас всех». Конечно, это послушание каждого приходящего в храм. Ты отдал записку — ты не сделал уже дело. Ты только начал это дело. И это дело дальше должно раскрываться в самом богослужении. Тут еще, конечно, важно знать саму службу. Потому что Литургия когда служится, там далеко не всё о наших близких, и далеко не всё о нас самих. Там очень много к Богу, там очень много благодарности, там очень много славословия, там очень много возвышенных откровений, озарений. Там совсем мало времени для поминовения наших близких, особенно в их житейских нуждах, совсем чуть-чуть — это сразу после чтения Евангелия ектения, и сразу по окончании так называемой анафоры, Евхаристического канона, когда хор поет Божией Матери: «Достойно есть яко воистину блажити Тя, Богородицу…»
А. Пичугин
— Часто можно услышать, как в этот момент священник поминает людей, персонально причем, находящихся в разных жизненных ситуациях: путешествующих, заключенных, больных…
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Есть еще традиция поминовения близких на великом входе, на херувимской песне — особенно у греков. Многие, кто был, паломничал на Святой Земле, может быть, у Гроба Господня был на службе, или просто на греческих литургиях... Вот они выходят на великой вход с чашей, с диаконами, с предстоящими, с рипидами, со свечами — и минут 15 начинают читать разные имена. Действительно, такая традиция есть. Но это всё, что в Церкви есть о наших близких — немножко после Евангелия, немножко на херувимской, и совсем чуть-чуть, общими словами, о всех сразу на «Достойно есть…» после анафоры.
А. Митрофанова
— Как-то странно — немножко, немножко, немножко. А что же тогда? Ведь Церковь — это собрание верующих, это когда мы друг за друга держимся и друг за друга молимся. А как же тогда? Получается, что совсем понемногу на богослужении времени отводится на такие вещи…
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Потому что сама Литургия, она, как общее дело, конечно, безусловно, единит нас всех со всеми своими переживаниями и нуждами. Но все-таки задача у нее немножко другая — преображение мира. Каждый из нас должен переплавиться во время службы. И во время службы огромное количество есть таких текстов, переживаний, молитв — к сожалению великому, они тайно читаются в алтаре. И в немногих храмах батюшка дерзновенно произносит вслух молитву благодарения — анафора, возношение…
А. Пичугин
— Где-то даже с микрофоном.
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Всё замолкает в храме, один батюшка торжественно…
А. Пичугин
— Да, и даже хор не поет. Он произнесет молитву Евхаристического канона, а потом хор споет то, что в других храмах поется параллельно.
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Тут в некотором смысле должна быть уже крепкая община. Потому что человек, вошедший в храм случайно, чтобы просто подать записку, он вообще не поймет, что происходит, о чем там вообще батюшка произносит эти слова?
А. Митрофанова
— Он придет, подаст записку и уйдет. О чем это они там? Совершенно непонятно.
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— По сути своей, это то минимальное наше участие, которое жизненно необходимо для нас. Но это даже не первая ступенька, это просто порог церковный, на который мы встаем, отдаем записку и, к сожалению, уходим из церкви, не оставаясь на богослужение или не проникаясь смыслом этого богослужения.
А. Митрофанова
— Еще один профанский вопрос. Иногда за свечным ящиком спрашивают: «А не хотите ли заказать сорокоуст?» В чем смысл этого прошения? Что такое сорокоуст? Это, как тут же могут объяснить, в течение сорока дней Литургии будут поминать ваших близких. Это каким образом будут поминать? И как это «работает»? Простите за механистичность такую.
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Нет-нет, это действительно вещь важная. Это тоже древняя традиция церковная — это сорокоусты, это годовые поминовения, иногда вечные, если о упокоении человека мы молимся. Действительно, в течение сорока дней на каждой Литургии, на каждом богослужении поминается конкретное имя. Это считается основным поминовением. Сорокоуст во многих церквах выделяется особо и в форме подачи этой записки, потому что за каждое имя платится, пожертвование какое-то вносится, и отдельно это всё вносится в синодики, в отдельные книжки — это уже не записки. В данном случае, конечно, сорокоуст — одно из самых важных поминовений в Церкви, древних поминовений. Сорок — это священное число, потому что сорок — это число возрастания духовного. Мы знаем, что сорок дней Моисей на горе Синай пребывал в богообщении, в итоге принес скрижали Закона, сорок дней Илия на гору Хорив шел и там увидел Бога, сорок дней Спаситель постился в пустыне, множество еще сорокодневов можно прочитать…
А. Пичугин
— Пост Великий, в конце концов. Он, правда, немножечко не сорок, но все равно, почти.
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Четыредесятница, тот самый сорокоднев также…
А. Митрофанова
— Ну, сорок, и дальше там Лазарева суббота, Вербное воскресение…
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Мать после родов сорок дней не вхожа в храм, пока происходит это очищение, а на сороковой день она опять входит в храм, и ребенка на сороковой день вносит в алтарь, мальчика. То есть это всегда некое таинственное число духовного возрастания, духовной зрелости. Сорок дней мы сугубо молимся, даже о новопреставленном, чтобы разрешилась не просто его какая-то проблема житейская, а разрешились его узы, его связанность, его скомканность земным грехом — чтобы он расправился перед Богом. И за сорок дней действительно происходят эти удивительные благодатные перемены в человеческом сердце. Многие брали на себя обеты на сорок дней. Например, владыка митрополит Вениамин (Федченков) сорок дней служил Литургию ежедневно, когда встал перед ним вопрос: возвращаться в Советский Союз или оставаться за границей? И он во время этих литургий… Он удивительный дневник вел, каждый день записывал свои озарения, откровения — следить за этим его богообщением с таким трепетом… Вот кто-то, может быть, знает, или кто-то еще не слышал об этом дневнике — советую очень прочитать, особенно постом Великим. Очень благодатные его там переживания… Все-таки он принял решение возвращаться домой на Родину, в Советский Союз.
А. Пичугин
— И даже книгу написал потом. Сорок дней служат священники и диаконы новорукоположенные.
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Вот это всё число сорок… Поэтому сорокоуст, конечно, желательно. Чтобы была не разово была подана записка — заказная ли, простая ли, на проскомидию, с просфорой, без просфоры — а именно сорокоуст. Чтобы ежедневно в храме поминался этот человек…
А. Митрофанова
— А его будут поминать с частицей?
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Да, с частицей, с просфорой...
А. Митрофанова
— То есть человек будет участвовать фактически в богослужении, причем заочно, причем он, может быть, даже этого не знает.
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Чаще всего он об этом не знает, это тайная любовь, тайная милостыня за человека.
А. Пичугин
— А можно объяснить тем, что Господь и так всё знает и всё понимает — то, что тот же сорокоуст, например, часто читают во время всенощной, а частицу на проскомидии берут только на следующее утро, и сорокоуст бывает порой такой толстый, огромная тетрадка, и читают его полтора часа. Естественно, за каждого отдельно частицу не вынут, но вынут одну или две, или три…
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— За десятки имен.
А. Пичугин
— За десятки имен. И все равно это будет то же самое?
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Конечно, в количественном отношении мы не должны себя здесь уж совсем вводить в такое смущение, в арифметику какую-то — сколько по весу должна быть частица эта за одно имя, или за какое-то пожертвование? Конечно, это абсурдные уже рассуждения. Мы должны довериться Богу в простоте. Но — труд молитвенный Церковь тоже вносит через алтарь, через эти записки — ведь каждый от себя какую-то лепту посильную вносит в богослужебную и даже хозяйственную жизнь церкви, прихода конкретного. Батюшка усилиями своими, какие есть у него, благочестивые… Если даже батюшку лично попросишь, скажешь: «Батюшка, сугубо помяните такого-то». Или в записке иногда даже подчеркивают какое-то имя. Я не знаю, что с этим именем, что там происходит? Но конечно, я усилием сердца — какая-то мышца еще одна сердечная сожмется и вздохнет о конкретном имени. И Бог, безусловно, знает всё о нас, и наперед знает. Но Он знает и наши усилия, которые мы вкладываем об этом человеке. И не потому, что Он за наши усилия какие-то нам дает разрешение каких-то вопросов недоуменных или просьбы молитвенные выполняет, а по смирению тех людей, которые просят за них, не надеясь на свои силы, а надеясь на молитву Церкви. И они, привнося свое участие в эту молитвенную просьбу всей Церкви, тем самым являют свое смирение и свое доверие Богу своих близких, домашних. А батюшка, алтарники, служащие в храме — не посредники, они уже на этом корабле, они уже в этом потоке благодатном находятся.
А. Митрофанова
— Сейчас сделаем небольшой перерыв. А вторую часть программы, если позволите, мне бы хотелось начать с вопроса о молитве за врагов. Вот их тоже в записки помещать, их имена? И с каким настроением это надо делать?
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Хорошо.
А. Пичугин
— Давайте продолжим через минуту. Напомним, что протоиерей Димитрий Кувырталов — настоятель храма Архангела Михаила в Летово, это Новая Москва — гость программы «Светлый вечер». Здесь Алла Митрофанова и я, Алексей Пичугин.
А. Митрофанова
— Еще раз добрый светлый вечер, дорогие слушатели. Алексей Пичугин и я, Алла Митрофанова. И напомню, что в гостях у нас сегодня протоиерей Димитрий Кувырталов — настоятель храма Архангела Михаила в Летово. Мы говорим о том, как мы пишем записки, зачем мы это делаем, когда приходим в храм, как мы их подаем. Что вообще это такое — эта форма поминовения своих близких или дальних, живых и уже ушедших от нас людей, все равно близких нам. Мне очень хотелось бы во второй части программы часть времени уделить тому, чтобы поговорить о том, а как молиться за тех, кто нам совсем не близок? Люди, которые нам причинили какие-то…
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Насолили.
А. Митрофанова
— Насолили, например, или что-то еще. Бывает такое, что у человека прямо внутреннее возмущение по поводу того, что «как это я помещу его в одну записку рядом с теми, кто мне так близок и дорог?» И что с этим делать?
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Ну да, неприязнь, негодование — все наши житейские чувства вдруг вскипают именно в тот момент, когда мы слышим евангельскую заповедь о необходимости молиться и за врагов, потому что «Бог благ, и солнце светит на злых и добрых, и дождит на праведных и неправедных свой дождик». И получается, что мы как-то вроде и совсем не как Он. Да и конечно, разве мы можем с Богом сравниться? Но заповедь-то дана нам, и дана Им. То есть нам надо это сделать — и переступить через порог собственной неприязни и боли, горечи, оскорбления, конечно, нужно. Для чего? Конечно, очень важно понимать, что каждый человек каким-то образом связан со всеми остальными, с окружающими. И наша молитва о близких, о дальних, она, безусловно, имеет свои последствия и свои плоды. Для тех, кого мы любим, конечно, эти последствия добрые и благие. А кого мы ненавидим, или не любим, или не терпим, или не можем любить, или действительно затаили какую-то страшную обиду? Плоды молитвы — какие? Что мы хотим у Бога просить за них? Здоровья, благополучия? Чтобы они дальше продолжали нам гадить и вредить до бесконечности? (Смеются.) Как-то мне это не очень улыбается перспектива такая, я лучше вообще про них забуду. Нет, конечно. Надо про них молиться, надо за этих людей молиться, их поминать — только для того, чтобы ангел их, который у них есть, приставлен, постучался к ним в сердце, чтобы он немножечко их одернул. Где-то, может, перенаправил мотивы их, житейские их намерения — чтобы в конце концов этот мир горний, мир духовный и в их сердце воцарился, и они развернулись к нам нараспашку с распростертыми объятиями и, упав перед нами на колени, попросили прощения за все их безобразия. И мы бы так же упали на колени. И потом встали бы, обнялись бы, расплакались бы, расцеловались бы, и действительно наступила бы Пасха всеобщая.
А. Митрофанова
— Только мне кажется, что слова ваши, отец Димитрий, не нужно понимать в том смысле, что вот стоит человек, думает о своем враге: «Ну, сейчас я за тебя помолюсь! А ты ко мне потом прибежишь…» (Смеется.)
А. Пичугин
— Вряд ли кто-то так делает.
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Удивительно, какой спектр этих переживаний у людей — люди разные, у каждого человека есть свое… Но, к сожалению великому, большинство из нас именно так воспринимает молитву — как манипулирование другим человеком: «Мы сейчас помолимся о своей дочери, которая сейчас сдает экзамены, чтобы преподаватель не задал ей каверзный вопрос». И вот мы пытаемся всё переиначить, переустроить, забывая, что мы просим, чтобы воля Божия была. А не наша — человеческая. Человеческое должно упраздниться, а божественное должно, наоборот, войти в наш план земного бытия, в нашу суету житейскую — и устроить всё, как должно быть.
А. Митрофанова
— Мне кажется, что еще здесь очень важно молиться и о себе самих. Потому что если внутри себя человек чувствует какое-то ожесточение по отношению к другому, то здесь нужно не только за того человека молиться, но и за себя тоже — чтобы и собственное сердце выпрямить каким-то образом.
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Не будет плодов молитвы, если нет в сердце любви. Любовь — как мы начинали сначала говорить об этом — является сутью и вообще стержнем духовной молитвенной жизни в Церкви. Если хоть какой-то отголосок любви в нашем сердце есть: а вдруг этот человек погибнет — враг мой, который против меня что-то?.. И если он погибнет, то не моя ли вина в этом тоже будет? И не окажусь ли я соучастником его погибели? И вдруг на Страшном Суде мы встанем рядом, и Господь спросит, мне глядя в глаза: «Ну что же ты? Не смог оказать ему никакой помощи, поддержки? Улыбнуться один раз или просто хотя бы промолчать и не заметить тех козней, которые он тебе творил? Ты видишь, что с ним теперь произошло?» И я представляю себе, что этот взгляд Божественной любви окажется для меня испепеляющим. Поэтому я должен сейчас предпринять какие-то усилия, чтобы не доводить до этой крайней ситуации — чтобы этот человек погиб. Потому что Бог хочет всем человекам спастись. А если я стою перед Богом — почему же я хочу, чтобы спаслись только некоторые, а вот те пусть погибнут? Но! Есть еще один момент, тоже важный. Господь есть мздовоздаятель — Он воздает всем и всё. Когда мы пытаемся что-либо на земле здесь, или по земному своему разумению, как-то разрешить со своими близкими и дальними — какие-то конфликты, что-то сказать, поступки какие-то предпринять, какие-то шаги, превентивные меры — мы тем самым Бога не впускаем в свою жизнь. Надо Бога попросить о том, чтобы Он сам эту ситуацию выправил так, как Он считает нужным. Нужно отомстить? Пусть Господь отмщает. Вразумить? Пусть Господь вразумляет. Утешить, пожалеть, направить? Пусть это Господь сделает. Я, как слон в посудной лавке, я только дров наломаю, я толком ничего не сделаю, я только вред принесу и себе, и близким, и дальним. Пусть Господь здесь делает. Поэтому, конечно, молиться в этой ситуации — это единственный правильный выход. И если мы молимся на Литургии, и если еще записочки пишем, и просим, чтобы грехи этого человека омылись, которые препятствуют его полному ведению Бога, смысла нашего здесь существования, этого дела, по которому мы спорим и ссоримся… Этот забор поставил на мою дорогу, машине не дает пройти-проехать, этот закрыл финансовые счета, я не могу ими пользоваться, этот совет директоров собрал, отобрал у меня проценты мои акционерные и т.д. То есть надо просить, чтобы Господь вразумил этих людей, чтобы у них всё выправилось. Возможно ли это? Бог не действует без нашего участия на человека, без нашего сердца.
А. Пичугин
— Я думаю, что возможно вполне в Церкви… Это же не значит, что ты должен враз с этим человеком начать общаться. Тем более что бывают случаи, когда выстроить или восстановить отношения невозможно, не хочется — ну, просто потому, что это ни к чему не приведет. Но при этом молитва о таком человеке вполне необходима…
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Мы коснулись очень болезненного такого явления…
А. Пичугин
— Это же можно разделить — свое отношение церковное и отношение…
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Рабочее?
А. Пичугин
— Даже не рабочее, наверное (смеются.) Отношение личное.
А. Митрофанова
— Если ты молишься за человека, то это не обязательно значит, что ты пойдешь навязываться ему в друзья.
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Вот! Так, конечно!
А. Пичугин
— Можно вполне оставаться в дистанционных отношениях. Мне казалось всегда, что лучше помириться с любым своим противником. Но есть человек, с которым я не могу никак примириться — он мне неприятен до глубины души. Я стараюсь всегда и везде поминать его, но мы никогда не сможем общаться…
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Конечно, для верующего сердца здесь проблемы не должно быть. Но самое поразительное другое. Кто-то из афонских отцов сказал, что «когда молишься за себя, ты слышишь ответ Бога — в своем сердце отклик всегда какой-то есть, плоды молитвы мы ощущаем. Когда молишься за других, за близких, за дальних — нет ответа от Бога». Потому что без нас, без нашего соучастия Бог не вмешивается в нашу жизнь. Но мы просим искренно и просим от полноты сердца, от любви, чтобы Господь вмешался в нашу жизнь — вот этот парадокс христианский, как ни парадоксально, решается в нашу пользу. То есть Господь все равно, преклоняясь на нашу искреннюю горячую просьбу, вмешивается в жизнь даже самых дальних людей, и как-то всё устрояется. Но тут ни в коем случае нельзя себе приписать плоды этих молитв: «Я молился — вот результат». Результат — от Бога. От нас — только труд, усердие, смирение и всяческое жертвенное устроение сердца. «Господи, даруй всем всё, что на пользу, ко спасению, и жизнь вечную каждому из нас».
А. Митрофанова
— Знаете, есть еще такая форма совместной молитвы, которая называется молитва по соглашению. Периодически кто-то кого-то приглашает молиться за него, за себя, друг за друга, за какого-то тяжелобольного, или за то, чтобы разрешилась какая-то жизненная ситуация. И опять же, простите за такую механистическую формулировку, но: а это как «работает»? И «работает» ли это? И «работает» ли это автоматически — когда в определенное время люди встанут в разных концах планеты даже…
А. Пичугин
— У Бога же нет времени.
А. Митрофанова
— Да, Он же уже в вечности. И пространства нет…
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Тут именно вопрос — чтобы собраться нам, встать на молитву как-то вместе. Поэтому люди иногда договариваются о каком-то времени, часе, иногда месте.
А. Пичугин
— Бывает, это очень жестко происходит: вот обязательно ровно в полдень мы все вместе, а иначе — нет, не сработает. Я встречался с этим.
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Касательно и записок церковных, касательно и таких жестких регламентов — я считаю, где кончается человеческая свобода, там кончается и благодать. То есть всегда есть момент некоего простора внутреннего и некоторого, опять же, произволения доброго сердца. Человек должен встать перед Богом в простоте сердца. Бывает, что с 21 до 21.15 самый ажиотаж в доме, а тут надо вставать на молитву. Поэтому начинается дома скандал: «не трожьте», хлопанье дверями, запирание…
А. Митрофанова
— Кому от этого будет польза, от этой молитвы?
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Вот! Поэтому я считаю, что здесь, конечно, должен быть некий внутренний рассудительный простор. И человек должен сам себе позволить то время выбрать, когда он действительно может встать и сделать и поклоны, и всё… Для Бога здесь нет никакой разницы. Но в таком регламентировании, мне кажется, есть некий привкус язычества, некий привкус суеверия. И от этого тоже мы должны уклониться, должны как-то очистить эту шелуху внешнюю. Очень легко довериться форме — во всей обрядовости сколько соблазнов и сколько страстей, и сколько беды и горя. И в церковной жизни, начиная от старообрядчества, одним из апофеозов этого явления старообрядчество явилось. И сегодняшние эти споры бесконечные: нужно ли службу служить на церковнославянском или на русском; нужно ли нам алтарь выносить на середину храма или оставить всё внутри; нужно ли вслух читать эти молитвы или можно их читать про себя — главные, евхаристические. То есть эта некая форма, она, конечно, очень помогает собраться, молиться, но — она сама по себе ничего никогда не делает. Собрались мы двое или трое в одном и том же месте в одно и то же время, или 15 человек мы собрали, начали читать — всё, вычитали, пот со лба вытерли. Результат? Не знаю, какой результат.
А. Пичугин
— Никто не знает, какой результат.
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Еще не факт, что сто́ят эти наши усилия, это наш скандал, какого-то внутреннего самоуспокоенного равновесия: «Всё я сделал, теперь делает Господь».
А. Митрофанова
— Галочку поставил. Отец Димитрий, а почему так мы склонны к такому формализму? Почему нам, действительно, чем жестче рамки, тем проще принять их за содержание — вот эту форму внешнюю принять за содержание? Почему мы вообще так склонны к этой подмене понятий?
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Я над этим часто рассуждал, но очень глубоко сейчас не хочется тоже углубляться, но это проблема, на самом деле, нас нынешних. Не знаю, столетней давности это желание формализма к нам пришло, или оно было раньше, еще 100-200 лет до этого, возникло с синодальным периодом? Сложно сказать. Но действительно, это препятствие даже в монашеской жизни. В монашестве очень всё администрировано, в нашем русском монашестве. А монахи-греки — у них не то что всё в простоте, но там все-таки есть понятие «послушание любви». А администрирование — вот есть старший, есть младший, ты должен. Взял благословение — иди и выполняй. Такого у них нет, они немножко дико на нас смотрят. Это касается всей стихии нашей жизни — нам действительно проще в жестких условиях. Ты пришел в монастырь — ты здесь должен умереть. Ты пришел на приход — здесь вот такие законы, такие правила: женщины стоят слева, мужчины стоят справа, поклоны здесь делаем, здесь не делаем. «Ты что?» — могут зашикать, если ты поклонился в воскресный день или, наоборот, не поклонился в какой-то будний день. До абсурда доходящие приходские или внутрицерковные недоразумения и негодования, когда кто-то приходит извне. Доходит до совсем комических вещей. Когда в неподобающей одежде человек приходит, ему делается замечание, и начинается такая перепалка — во время службы, во время самых священных, таинственных, тихих, благоговейных моментов службы — начинается какая-то перепалка с людьми. Да не делай ты эти замечания! Какой бы он ни пришел, он же к Богу пришел, а не к тебе. Почему ты заставляешь себя, или делаешь себя вправе регламентировать…
А. Пичугин
— Когда он к тебе в гости придет домой, тогда можешь дресс-код какой-то вводить.
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Значит, ты в этот момент не молился сам на службе — ты был Богу чужой. Ты ищешь себе развлечение — ты его нашел. Получил оплеуху или какую-то колкую фразу, тебя это задело… Начинается повод к исповеди: «Вот, батюшка, я ей сказал, а она сказала, а я ей ответил, а она мне…» Конечно в этом нет никакого благочестия, это вообще не о церковной жизни. Это просто попытка как-то заменить свою церковную жизнь этим внешним благочестием: подал записочку, ушел из храма, денежку заплатил, всё — долг свой исполнил. Согласился с кем-то помолиться по соглашению: «Я же молюсь, батюшка, мы такую молитву каждый день читаем». Как правило, ко Причастию человек читает. Спрашиваешь его. «Да-да, мы молимся». — «А какую молитву?» И такую они околесицу произнесут, которую когда-то сто лет назад какая-то бабушка в какой-то деревне передала из уст в уста — вот она, эта молитва, у них в роду и хранится. Вот она эту молитву читает всегда — ко Причастию, не ко Причастию она молится. То есть, к сожалению, вот этого сокровенного ощущения таинства, жертвенного порыва, любви в молитве у большинства людей нет. Поэтому проще — регламент.
А. Пичугин
— Напомним, дорогие слушатели, что в гостях у нас протоиерей Димитрий Кувырталов — настоятель храма Архангела Михаила в Летово, это Новая Москва.
А. Митрофанова
— Отец Димитрий, вы много сейчас говорили и подробно рассказывали о том, как не надо делать: что не нужно, чтобы форма главенствовала над содержанием, какой-то жесткий регламент соблюдать и прочее, и прочее. А как тогда надо молиться? Может быть, даже слово «надо» здесь не самое подходящее. Как хорошо было бы чтобы мы молились, в таком случае? С каким внутренним настроем? Что это должно быть?
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Мне кажется, что здесь важна простота — самое важное качество и свойство, которое мы, к сожалению, теряем. Мы действительно зашорены этими формами: надо так, надо здесь, надо туда. И дальше: а вдруг что-то не так? И что же теперь? И вместо паники сердечной и смущения на это место должно прийти именно такое простое расположение к Богу: «Господи, Ты где?» Он же близко. Ему не надо кричать, Ему не надо формулировать свои мысли — Господь знает, что в нашем сердце, знает, что будет. И все наши помыслы и даже намерения тайные знает Господь. Встань перед Богом и упростись. Перестань быть со своими «а вот там», «а вот здесь», «а мне еще надо то», «а мне передали вот такую-то просьбу». «Господи, устрой, как Сам знаешь!». В первую очередь обо мне, о моем сердце: «Научи меня молиться!» Здесь нужно человеку самому попросить об этой тайне, чтобы Господь в эту тайну его ввел, чтобы раскрыл эту тайну благодати молитвенной в каждом сердце человеческом. И через это вхождение в эту тайну человек возрастает — человек приобретает силу, человек приобретает эту сердечную даже не сказать власть, а простор попечения о всех окружающих людях. И он тогда может дерзновенно просить у Бога, что хочет. Вот замолчать, встать перед Богом и просто обратиться к Нему в простоте сердца о том, чтобы Он сначала мое сердце собственное изменил. А потом уже, когда я почувствую стихию благодатную любви, которая меня коснулась и согрела мое сердце, я могу просить за всех. И конечно, молитву личную никто не отменял в Церкви. Когда я прошу еще кого-то молиться — это всегда в плюс, это всегда благодать, это всегда преумножение этой радости. И почему бы мне не поделиться своей заботой с Церковью? Я пишу эту записку — только не надо здесь думать, что эта простая, а эта заказная — это туда, это сюда. Но: «Мою записку в алтарь внесите, а там — на ваше усмотрение, как уж вы там сами решите». Потому что я попросил уже священника молиться. И эта маленькая многоступенчатость такая, как кажется, она многих смущает. А на самом деле в этом ничего смутительного нет — я передал, грубо говоря, в почтовый ящик опустил. А там свои почтальоны, они донесут туда, куда нужно. Поэтому мы уже переживать по этому поводу никак не должны, а сами — включиться в поток этой благодати.
А. Пичугин
— А можно кого-то попросить молиться за незнакомого человека? Часто можно встретить: «Пожалуйста, помолись о рабе Божией Наталье. Очень надо».
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— «Помоги, Христос». Конечно надо.
А. Пичугин
— А ты не знаешь эту Наталью — и кто она, и что она, и что ей нужно? Вот ты идешь завтра в церковь: «Напиши записочку за Наталью, или за Ивана».
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— На Страшном Суде для верующего человека… Мы всегда волей или неволей ставим себя на этот последний порог нашей жизни. И мы с этой Натальей встанем рядышком, и она скажет: «Благодарю тебя за то, что ты за меня тогда вздохнул». Может быть, на этих весах милосердия Божиего — если опять же условно, символически себе представить — этого моего какого-то вздоха на ходу и не хватает, чтобы эта чаша перевесила…
А. Пичугин
— Я иной раз встречаю в записках такую декларацию политической позиции.
А. Митрофанова
— В смысле?
А. Пичугин
— Там будет в конце обязательно написано: «Помяни, Господи, всех православных Новороссии». Или «Помоги, Господи, воинству Твоему православному на Донбассе».
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Это как раз свидетельство того, что само общество у нас заполитизировано. И, к сожалению, это давно наша болезнь такая. Но мы действительно переживаем обо всем и обо всех: о паводках в Бразилии, о здоровье Папы Римского, о том, что происходит где-то там на далеких рубежах и границах. Хотя, конечно, то, что происходит на Донбассе — это печаль, это горе, это боль. Безусловно, каждый совестливый человек молитвенно должен об этом переживать. Но мне кажется, что декларация подобного рода публичная говорит о человеческом, может быть, не только формализме, говорит о его незрелости духовной. Он понимает, что если ты сам в своем сердце изменил мир себя самого — всё вокруг меняется. И любая война всегда прекратится только потому, что ты… Вот как Силуан Афонский, он увидел какие-то бедствия и говорит: «Не переживай, все спасутся». И действительно, дерево, падавшее на человека, вдруг замирало. Лодка в штормах, разбиваемая о камни, разбивалась вдребезги, а люди выходили невредимыми на берег. То есть здесь нужно просто тихое, молчаливое, таинственное предстояние. Здесь не нужно просить о всех, молиться о политических партиях, о тех, кто принадлежит к той или другой линии фронта — потому что и с той линии фронта, и с другой линии…
А. Пичугин
— Такие же христиане стоят — вот что важно.
А. Митрофанова
— Да, я как раз об этом тоже хотела сказать…
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— И здесь отделить «своих» от «чужих», мне кажется, что это как раз показатель продолжающейся гражданской войны.
А. Пичугин
— Церковь же нас призывает в середине Литургии молиться за всех страдающих на Украине.
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Конечно. Там есть… сейчас наизусть, наверное, не вспомню, но очень близко постараюсь пересказать эти слова — о том, чтобы эта семья, это родство наше, это большое общество родных людей не оскудевало у тебя, Господи. Чтобы эта божественная семья, одно целое наше, Отечество духовное наше, Православие, чтобы оно не расточалось нашими страстями человеческими. Чтобы мы все-таки были вместе. Действительно, мы молимся о всех сродниках, но в первую очередь в духовном отношении сродников.
А. Пичугин
— Но это очень такой тонкий вопрос, потому что в 20-м веке мы столкнулись с межрелигиозными войнами очень активно. Особенно даже не в 20-м, а в 21-м — все исламские государства, радикальный ислам и т.д., и т.д. А вообще-то, в течение многих веков мы воевали друг с другом — христиане с христианами. Понятно, что не может быть для Бога ни чьей-то правды выше другой, а не может быть для Бога меньше христиан — как с одной стороны, так и с другой, противоборствующей.
А. Митрофанова
— И тот Ему ребенок, и этот Ему ребенок.
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Конечно, все дети. Когда многодетная семья, там прекрасно видны эти конфликты детей: младших со старшими, братьев с сестрами… Конечно, всяко бывает, но родительскому сердцу это больно. И он старается всех как-то утешить: этого успокоить, этого погладить по головке. Так же и Господь — Он к нам, как к детям, как одна большая семья. И мне кажется, что все эти войны — это показатель. Потому что мы в 20-й век вынырнули из жуткой совершенно ямы — противоборства, внутреннего раздрая, ожесточения. Это чудо Божие. И всё что угодно может произойти…
А. Митрофанова
— Простите, что перебиваю. Мне кажется, что эту партийность у себя из головы надо стараться вынимать. И это тоже, как мне кажется, важная часть нашей работы на пути к тому, чтобы претендовать на то, чтобы называться христианами.
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— У меня был такой очень показательный случай. Мы были в Риме, паломничали и заехали в храм Святителя Николая Чудотворца, и там замечательный старенький настоятель, сегодня уже скончавшийся, отец Николай. Он нас посадил, нас было три священника, и мы стали с ним беседовать. В такой ситуации, понятно, вопросы: «А как вот с Патриархом Варфоломеем? — потому что они подчинены Варфоломею, это Константинопольский Патриарх. — А не хотите ли вы перейти снова под окормление Матери-Церкви? А как вы с Папой Римским? А как вы с новым календарем справляетесь? Вы же перешли на новый календарь, а мы-то со старым календарем...» Батюшка нас слушал, слушал эти вопросы. Потом говорит: «Отцы, простите. Я, конечно, очень хочу перейти под окормление Матери-Церкви. Но вы приезжаете все из Москвы, и вы одни и те же вопросы мне задаете: как я с Патриархом Варфоломеем, как я с Папой Римским, за красных я или за белых (смеется). Вы все одинаковые. Вы хоть спросите: как я вообще здесь выживаю? Кто у меня поет на клиросе, как я плачу за свет, откуда у меня берутся просфоры и т.д. У меня масса проблем, и таких добрых и хороших вещей и откровений, которыми я могу и хочу с вами поделиться. Но я теперь думаю: а стоит ли переходить под окормление Матери-Церкви, если вы все оттуда такие политизированные приезжаете?» Он нас немножко поставил на место, и стало понятно, что любовь и простота, искренность и расположенность друг к другу в самых простых вещах: «Господи, помоги!»
А. Митрофанова
— Мне кажется, что это очень важно. Потому что партийность — от слова «партия». А «партия» — это по определению часть чего-то. Мы никуда от этого не уйдем, это часть чего-то. А Церковь — про единое целое, и Христос — про единое целое. Мы у Него все, а Он у нас Один такой. И мне кажется, что делить, выяснять друг с другом отношения вот в этой части нашей жизни, которая, по сути, для человека, который пытается идти путем христианской жизни... это как-то странно — выяснять, кто… «Я у одной чаши с таким-то человеком не встану!» — я это всё перестала понимать.
А. Пичугин
— Тут если подумать, то ты с такими людьми у одной чаши стоишь, которые… Вот у той самой чаши — она же одна всегда. Та самая, которая была на Тайной Вечере…
А. Митрофанова
— И в Москве, и в Константинополе — везде она одна и та же.
А. Пичугин
— Поэтому за ней за 2000 лет постояло такое количество народу, с которым ты, может быть, и не очень бы захотел рядом сидеть.
А. Митрофанова
— А Христу они все до́роги.
А. Пичугин
— Так они и тебе, получается, должны быть все до́роги, раз ты стоишь сам около этой чаши…
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Вот когда человек стоит возле этой чаши, мне кажется, меньше всего он должен думать о том, кто стоит рядом с ним.
А. Митрофанова
— Вот-вот.
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Потому что: а каким образом я́ вообще здесь оказался, Господи? Неужели я сейчас не испепелюсь благодатным Твоим порывом обнять меня и войти в меня, и соединиться со мной и принять Христа. И я принимаю Христа — и в эту минуту, конечно, уж совсем мне не пристало думать о каких-то не то что политических партиях, а даже о том, кто стоит рядом со мной. «Господи, так бы всех бы Ты обнял, всех бы Ты причастил. И все бы мы стали едины — как и Ты с Отцом, так и мы».
А. Пичугин
— Спасибо большое, отец Димитрий, что пришли к нам сегодня. Говорили мы о молитве — о молитве за своих близких и за самих себя, о такой форме церковной молитвы, как записки. Протоиерей Димитрий Кувырталов — настоятель храма Архангела Михаила в Летово, Новая Москва. Алла Митрофанова.
А. Пичугин
— Алексей Пичугин.
А. Пичугин
— Всего хорошего!
Протоиерей Димитрий Кувырталов
— Всего вам доброго, дорогие радиослушатели!
Стать добровольцем - ремонтником и помочь жителям Мариуполя
Синодальный отдел по благотворительности и социальному служению Русской Православной Церкви организует поездки волонтёров-ремонтников в город Мариуполь. Там добровольцы помогают восстанавливать дома местных жителей, тех, кто не в силах справиться сам.
Тагир — один из волонтёров. Он — майор в отставке, живёт в Омске. Однажды из новостей по телевизору мужчина узнал о том, что идёт набор добровольцев для помощи нуждающимся в Мариуполе. Тагир увидел, в каких ужасных условиях живут многие люди и твёрдо решил — надо помочь. Хотя сам мужчина — мусульманин, его ничуть не смутило, что волонтёрские поездки организует Православная Церковь. Он очень хотел поддержать людей.
Тагир, как и задумал, отправился в Мариуполь. Там доброволец ремонтировал жильё бабушкам и дедушкам, людям с инвалидностью. После окончания смены приехал домой с твёрдым желанием вернуться обратно. Остановил его — инфаркт. Полгода врач не разрешал Тагиру выполнять тяжёлую работу. А мужчина с нетерпением ждал возможности приехать в Мариуполь. И вот спустя время, он вновь отправился помогать местным жителям. Сегодня мужчина находится в Омске, проходит обследование, и, если здоровье позволит — снова будет трудиться добровольцем.
Тагир — один из тех, кто не может оставаться в стороне, когда так много людей нуждаются в помощи. Если вы тоже хотите присоединиться к волонтёрам-ремонтникам, заполните анкету на сайте: Помочьвбеде.рф
Или позвоните по телефону горячей линии церковной социальной помощи «Милосердие»: 8 800 70 70 222.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Разговор с подростками о христианских ценностях». Елена Бреднева
У нас в гостях была заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение» Елена Бреднева.
Мы говорили о разных возможных подходах к образованию и разговору с детьми и подростками о нравственности и христианских ценностях.
Ведущие: Кира Лаврентьева, Константин Мацан
К. Лаврентьева
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Меня зовут Кира Лаврентьева, у микрофона Константин Мацан. И у нас в гостях Елена Бреднева, заместитель директора Фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». Здравствуйте, Елена.
Е. Бреднева
— Здравствуйте, Кира и Константин.
К. Лаврентьева
— Сегодня мы говорим об образовании, об образовании и воспитании, о раскрытии личности ребёнка. И для вас образовательная функция, образование является основной деятельностью в жизни, вы преподаете в Московской духовной академии, у вас есть собственный проект — образовательные поездки, и, конечно, об этом обо всём хотелось бы сегодня поговорить. Расскажите, пожалуйста, с чего начиналась эта идея начать образовывать детей путём вот таких вот интеллектуальных экскурсий?
Е. Бреднева
— Десять лет назад я училась сама в Московской духовной академии, я там закончила высшие богословские курсы, мы три с половиной года там учились, у меня есть диплом: «специалист в сфере духовного просвещения». И когда мы с педагогами стали думать, какие проекты лучше запускать, мы в таком экспериментальном режиме сделали площадку — нам благотворители построили десять летних домиков, часовню в честь старца Паисия, это всё у нас в Брянской области, и мы там попробовали летом собрать педагогов, родителей и детей, и посмотреть, что вообще детям интересно. И уже буквально в первый год мы поняли то, что дети у нас в телефонах, то, что у них идёт самообучение, потому что они сами снимают, сами выкладывают, сами придумывают, что им выкладывать, и тем самым формируют друг у друга сознание. А педагогов там не было практически ни одного, потому что, когда появились телефоны, были киностудии, но они были дорогие, и вообще по старинке все думают, что кино снимать дорого, нужно огромное оборудование, и даже в киношколу себе не каждый мог позволить записаться, записать ребёнка. И мы поняли то, что появился такой запрос, скажем так, от детей, что нужен такой кинокружок в школу, потому что раньше какие предметы в школе, они до сих пор есть: есть музыка, есть фортепиано, есть учитель подготовленный, который может преподавать, и ребёнок поёт, небольшой процент становится там прямо музыкантом, но для развития это хорошо, все понимают. Также рисование: есть предмет, краски всегда были, были карандаши, был педагог подготовленный, дети рисовали, тоже развиваются, правильно? Но кино почему не было в школе? Потому что действительно, было оборудование и всё остальное недоступно. А тут, получается, стало доступно, у нас у каждого телефон, и является синтезом вообще это направление — кино, там у нас и живопись, и музыка, там много, скажем так, даже профессий, которые мог бы выбрать себе ребёнок: это оператор, может монтировать, может рисовать художник, если это анимационный фильм. Получается, что есть такой вид интересной деятельности для ребёнка, но нет подготовленных педагогов, потому что те режиссёры, которые есть, они работают или на телевидении, или они умеют снимать, монтировать, но не могут преподавать это детям, именно вот в воспитательной части. И что мы сделали: первый год мы организовали фестиваль, и дети сами стали присылать нам всякие видео, стали работы нам присылать. Ну вот не совсем всякие, мы, конечно же, сделали положение о фестивале, и мы взяли за основу короткометражный фильм, кинопритчу, чтобы было понятно, что вот формат — это короткометражное кино и обязательно работа со смыслом. И дали им образцы — это сказки, притчи, истории, где есть уже мораль, потому что сложнее всего, наверное, это написать сценарий, а здесь мы как бы сразу из первого в десятый класс попадаем, когда даём им идею. Расскажу: мы берём часто притчи старца Паисия, например, вот о пчеле и мухе и говорим: «пролетает маленькая пчёлка над полем, ищет цветочки, встречает муху и говорит: «Я слышала, что здесь у нас есть цветы». Муха насупилась и говорит: «Я здесь ничего такого не видела, но я могу показать здесь и консервные банки, и где много мусора». И тут пролетала как раз пчёлка постарше, которая тоже там жила и говорит: «Удивительно! Я тоже столько лет здесь живу и летаю, но я могу показать, где гиацинты, где лилии, где множество цветов». «Так и люди делятся на две категории, — говорит старец Паисий, — одни во всём видят дурное, а другие во всём ищут хорошее и радость посылают». И мы начинаем обсуждать с детьми эту притчу, они говорят мораль, и мы говорим: «А давайте, мы на современный лад снимем историю?» Они говорят: «О, давайте! У нас тоже, например, в школе так бывает, вот там один мальчик, он ходит из школы в школу, ему всё плохо, куда не придёт, там драка, ещё что-то. А есть, наоборот, кто придёт и сразу с ним дружить хочется». И дети снимают такие современные истории, сами формулируя мысли и добродетели, которые получаются в ненавязчивой форме, в интересной их форме, потому что им нравится снимать, они это всё производят и транслируют на большую публику, потому что мы это выкладываем в соцсетях ещё и на портале нашем.
К. Лаврентьева
— Елена, смотрите, правильно ли я поняла: то есть дети в летние каникулы приезжают на площадку в Брянской области, началось всё с Брянской области, как бы отдыхать, и вы увидели, что они в телефонах все, что их интерес, он в зоне вот этих гаджетов находится, и вы адаптировали этот интерес, и, в общем, решили это всё дело пустить в пользу и начали снимать с ними кино как раз через вот эту их заинтересованность гаджетами?
Е. Бреднева
— Да, мы вот попробовали, организовали такой фестиваль, и они стали присылать нам эти притчи, эти истории, сказки в разных формах: и игровое кино, и анимационные фильмы, и репортажи, и мы поняли то, что они снимают, да, но хорошо бы в школе иметь такое тоже направление наряду с музыкой, с рисованием, даже с литературой, потому что сейчас больше дети смотрят даже, чем читают, поэтому надо это правильно доносить зрителю идею, и чтобы зритель смотрел это всё в коротком формате, и эту телеграмму, которую передаёт там ребёнок или взрослый, визуальная вот эта картинка, она была красивой, и мы поняли, что надо запускать всё-таки эти кинокружки. Так как педагогов нет, мы создали из этих режиссёров, нашли их по крупинке со всей России, которые именно могут работать с детьми, у которых свои там киностудии, у которых есть опыт, и которые хорошо снимают, монтируют и пишут сценарии. Мы их объединили в одну команду, прописали курсы. Значит, у нас сейчас три курса прописанных, то есть это по созданию игрового кино, анимационного — это отдельное, по созданию анимационных фильмов, 144 часа у нас идёт, мы выдаём удостоверение о повышении квалификации. И игровое кино, 72 академических часа. И разработали уже вот совсем недавно, наверное, год назад — по образовательному туризму, курс называется «Духовно-нравственное воспитание средствами историко-культурного туризма». Мы собрали такую команду режиссёров, сценаристов, педагогов и создали курс. Сейчас мы его преподаем в Московской духовной академии, и мы его утвердили ещё в нескольких институтах, даже я бы сказала, во многих, то есть это Московский педагогический государственный университет, это Российский государственный социальный университет, институты региональные тоже, развития и образования. Так как это направление было новое, таких курсов не было, мы сделали такой курс и утверждаем его успешно на базах разных университетов.
К. Лаврентьева
— А из чего он состоит? В чём его главная суть, этого курса?
Е. Бреднева
— У нас там идёт педагогическая часть, где и доктора наук, и как раз преподаватели Московского педагогического университета рассказывают, как взаимодействовать с детьми, учитывая их возрастные особенности. У нас ведут представители Синодального отдела отец Геннадий (Войтишко), Дарья Кочкина, в этом курсе они как раз тоже рассказывают свою часть, предмета тоже два ведут у нас. У нас большой блок именно по созданию видео, то есть у нас они изучают технологию съёмки, монтажа и написания сценария, потому что в основном, кто начинает вести кинокружки в школах, они уже педагоги, то есть вот как обсудить духовную часть, они в принципе знают, они всё равно ведут классные часы, они там, например, если это преподаватель или Закона Божия, или просто классный руководитель, для них это в помощь идёт, например, они хотят обсудить тему дружбы или какую-то добродетель — помощь ближнему, и они подбирают или первый вариант, как раньше было: смотришь кино и обсуждаешь — это старый формат, а так как сейчас дети сами снимают уже, мы предлагаем формат и учим этому формату, чтобы они говорили: «а давайте с вами снимем на эту тему дружбы», а чтобы снять фильм, надо написать сценарий, распределить роли, обсудить героев, поведение, и педагог грамотно, когда с ними обсуждает модель вот этих поведений, он выстраивает, ну, например, он знает, что есть хулиганистый Петя, и он хочет, чтобы он всё-таки научился не жадничать, к примеру, и он берёт сценарий и говорит: «а вот хорошо бы было ему вот так дать», и этот Петя проигрывает, и получает радость от того, что он даёт, например, он играет эту роль и получается, педагог в рамках таких съёмок, он детей подводит к правильной идее, к нашим добродетелям, которые мы изучаем, наши православные, там вера, надежда, любовь и так далее, то есть через действие, через проигрывание вот этих ролей. И вот образовательный туризм, который сейчас мы ведём, он включает следующие предметы: это экскурсионный метод освоения знаний, методика составления маршрута, разработка региональной программы историко-культурного туризма для детей, репортажная съёмка как средство усвоения экскурсионных программ, ну и технология монтажа и съёмки тоже. Почему мы начали ещё в поездках снимать — потому что это тоже оказалось одним из лучших способов, чтобы усвоил ребёнок экскурсию, потому что чаще всего там: «ну, вот стул Пушкина, стол там», он слушает, что-то запомнит, там высоту колокольни, вот я сколько раз была, не всегда вспомню даже её высоту, а когда ребёнку даётся задание снять репортаж, то есть у него своё интересное дело — снять репортаж, ему нужно составить вопросы, чтобы взять интервью, ему надо написать сценарий — это значит прочитать об этом месте, куда он едет, потом он это снимает, монтирует, и когда он показывает это на большую аудиторию, он несколько раз эту информацию пропускает через себя, и он это и запоминает, и проживает, и как личность, там же и командная работа, и он чувствует себя, действительно, творцом, то есть как взрослый, вот мы передачу ведём, рассказываем зрителю, а дети уже в юном возрасте начинают через фильмы тоже рассказывать свою историю, которую они хотят донести зрителю.
К. Лаврентьева
— В гостях у «Светлого вечера» Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение», у микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Елена, а расскажите, пожалуйста, про вот эти поездки, я так понимаю, если они выделены в отдельный проект вашего преподавания Московской духовной академии, они выделены в отдельный курс, то это не просто паломнические поездки, которые знакомы и понятны более-менее всем, не просто какие-то туристические обзоры, а, наверное, в них есть ещё что-то очень важное, есть какая-то образовательная функция, о которой хотелось бы сейчас поговорить подробнее.
Е. Бреднева
— Да, ну вот у нас такая система: у нас курсы сами проходят в Московской духовной академии, мы выдаем удостоверение о повышении квалификации, но мы предлагаем ещё, кто хочет попрактиковаться, потому что курсы у нас онлайн, встречаемся мы в основном в конце, чтобы выдать удостоверение о повышении квалификации и проводим круглый стол тоже по этому направлению кинопедагогики и образовательного туризма. И это у нас, скажем так, параллельный проект ещё, то есть, пока мы это всё разрабатывали, у нас образовалось много площадок, куда можно выехать, это, например, Свято-Никольский Черноостровский монастырь в городе Малоярославец, вот у нас будет на осенних каникулах как раз туда поездка, я вот могу рассказать на примере этого замечательного места. Мы вообще, когда разрабатываем маршруты, мы смотрим, что в регионе исторического есть, какие достопримечательности, музеи, что связано с историей, и православные, потому что у нас наша история, естественно, связана неразрывно с православием. И приезжая вот в Малоярославец, мы посещаем Музей 1812 года, потому что это именно то место, где развернулся Наполеон со своей армией, там у нас и образовательный комплекс «Ильинские рубежи», мы там с детьми проводим спортивно-военную игру, мы взаимодействуем со спортивным клубом в городе Малоярославец, они приезжают, учат там и военному делу, то есть в игре дети ещё занимаются спортом, но, естественная составляющая, как я говорила, у нас — кино, у нас вся группа детей, она сразу делится, кто снимает, кто монтирует, кто пишет сценарий, то есть мы полностью снимаем все дни, и в конце поездки у нас кинопоказ всегда. У нас в Малоярославце будет проходить кинофестиваль «София», это тоже наш проект большой, он ежегодный, мы его проводим от фонда «Медиа просвещение» совместно со Свято-Никольским Черноостровским монастырём. Игумения Николая поддерживает этот проект, монастырь участвует, они нас принимают, расселяют, и у них есть замечательная и гостиница, и питание, кафе.
К. Лаврентьева
— К этому можно как-то присоединиться, если сейчас кто-то услышит и захочет как-то узнать подробнее?
Е. Бреднева
— Да, можно к этому присоединиться, у нас буквально сейчас записались тоже из Саратова, из Самары, туда приезжают из разных регионов педагоги, дети, родители, привозят свои фильмы, то есть если кто-то уже снимает. Если кто-то не снимает, у нас снимают обязательно там, потому что у нас там пять дней идёт программа, в первые четыре дня как раз идёт обучение съёмке, репортажной съёмки, и дети делятся на команды, то есть кто-то снимает игровое кино, кто постарше, а кто помладше, например, начальная школа, они снимают анимационные фильмы, им полепить, порисовать, они берут за основу притчу, сказку, и на этот сюжет делают раскадровку, то есть рисуют разных героев, лепят, снимают и озвучивают, это интересная такая тоже проектная игра. Кто постарше, вот они уже у нас монтируют, репортажи снимают, учатся задавать вопросы, у нас там блок по журналистике присутствует. Там ещё с нами в партнёрстве проводит Российский государственный социальный университет, у них там находится филиал его, то есть основной у нас в Москве, и как раз вот выпускницы приюта, там есть приют ещё на базе монастыря замечательный, и как раз выпускницы, кто желает, он идёт дальше учиться на журналистов у них вот такая система. И у них там есть киностудия на базе университета, они нам как раз предоставляют оборудование, кабинеты, и нам очень удобно вот так деток в рамках этой поездки делить на команды, у каждого свой кабинет, аппаратура, к нам приезжают режиссёры из разных регионов, которых мы знаем, которые замечательно работают с детьми, и мы снимаем с ними видео. Даже если без подготовки приезжает ребёнок, он к последнему дню уже на экране видит своё творчество, это немаловажно, чтобы сразу видеть результат. Награждаем всех, конечно, у нас все дети всегда с дипломами, со вкусными подарками, и получается вот такая насыщенная программа, то есть обучение, экскурсии и общение, у нас приезжают ребята, играют вечером на гитаре, у них такая добрая атмосфера, где можно поговорить как раз и о духовном, потому что во всех наших поездках всегда есть экскурсия, или в монастырь, например, обязательно будет по Свято-Никольскому Черноостровскому монастырю. Если мы выезжаем в Псков, то на базе Спасо-Елеазаровского монастыря мы проводили тоже наши программы, там есть игумения Мария, предоставляют они нам, там у них свой дом культуры, наверное, правильно назвать, который при монастыре находится, и тоже помогают нам с проживанием, питанием, и мы организовываем. Если это Псков, то, например, там музей «Ледовое побоище», то есть мы тоже берём какие-то исторические места, и даже вокруг этого мы снимаем часто фильмы, мультфильмы. Или вот, например, мы ездили летом в Мордовию, там проходило в честь Фёдора Ушакова мероприятие, день памяти его был, и как раз мы представили свой мультфильм, который сняли в Малоярославце, про Фёдора Ушакова, и там, конечно, все были в восторге, потому что туда приезжали разные военные училища, и они представляли спектакли, то есть на сцену выходили, мы говорим: «а ещё можно номинацию „кино“ сделать». Администрации, естественно, понравилось, они поддержали идею, поэтому вот мы приезжаем и снимаем. И ещё один важный момент хочу сказать, что в рамках этого курса по образовательному туризму наши участники курса, он идет полтора месяца, получают задание: в течение этого курса составить свой маршрут своего региона или деревни, города, который бы включал достопримечательности, храмы, что бы они хотели рассказать всей России. Они составляют этот маршрут, проводят экскурсию и снимают репортаж, то есть с помощью детей, берут школьников или где они работают, там воскресная школа, они снимают репортаж и нам его присылают. Мы это сейчас планируем выкладывать на нашем портале, мы ещё портал создали «Святые Online», от фонда «Медиа просвещение», там по направлению нас география России, и мы там выкладываем наши видео, и этими маршрутами могут пользоваться и из других регионов, например, школа в Курске хочет поехать и посмотреть Воронеж, а вот какой маршрут взять? Потому что, я помню, в Иерусалим мы полетели, и экскурсовод, там, если ты не знаешь православие, то понимаете, да? То есть это нужно быть уверенным в экскурсоводе или составить самому программу, если ты хочешь, чтобы дети услышали именно то, что надо. Поэтому, естественно, те площадки, локации для съёмок, которые мы выбираем, мы уже знаем экскурсоводов, как и что они скажут, для какой аудитории, потому что для детей это одно у них, один подход, для взрослых тоже, воцерковлённые, невоцерковлённые, это тоже надо всё понимать, учитывать эти особенности.
К. Мацан
— Дети иногда вообще раскрывают взрослым глаза на какие-то вещи, которые сами взрослые, может быть, никогда бы так не раскрыли бы. Вот я помню, когда в юности работал вожатым в детском лагере, мы тоже там смотрели кино, не снимали, хотя и снимали тоже, но у меня почему-то в памяти остался эпизод, когда мы смотрели кино, и решили мы, взрослые, так детям показать из любимого «Тот самый Мюнхгаузен» Марка Захарова. И я помню, что потом мы обсуждали, и один мальчик размышлял о последних кадрах фильма, когда, я напомню: Мюнхгаузена по сюжету, по идее, вот сейчас должны запихнуть в пушку и выстрелить им, чтобы он доказал, что он может на ядре полететь на Луну, мы понимаем, что, в общем-то, это всё метафора, что после такого не выживают, но вот кадр Мюнхгаузена заканчивается тем, что Мюнхгаузен по лестнице такой верёвочной лезет аккуратно вверх, ну вот якобы в эту пушку, но он лезет очень долго, и это в такую метафору превращается. И вот мне один мальчик лет 13-ти говорит: «Ну, вот как интересно, ведь он же может наверх полететь легко на ядре, но он выбирает путь усилия, потому что лезть вверх по верёвочной лестнице — это путь приложения усилий, он не выбирает лёгкий путь. Мюнхгаузен выбирает такой путь тяжёлый». Я никогда так об этом не думал, вот об этом эпизоде, хотя миллион раз его смотрел. И дети иногда неожиданно дают какой-то свой угол зрения. Наверняка у вас тоже множество историй о том, как дети, снимая, обсуждая будущий фильм или мультфильм, как-то так сумели на тему святого, добродетели посмотреть, что вас само это как-то заставило подумать: а ведь действительно, как интересно. Были такие примеры, можете привести?
Е. Бреднева
— Да, у нас много интересных разных случаев, вот вы сейчас рассказываете, да, это в принципе, мы первоначально когда с детьми общаемся, мы им даём первое знание — это по драматургии, и там как раз, если в сценарии не будет перипетий, не будет изменения героя, то это будет скучный фильм, есть же определенная такая вот, мы её называем «арка драматургическая». И всегда мы просто объясняем, на примере Колобка: вот есть у нас герой, и он бы сидел там на окошке, и, может быть, никуда не двигался, если бы что? И дети сразу понимают: если бы его не хотели съесть. Он понимает, что его хотят съесть, и вот появляется инициирующее событие, его заставляют двигаться, и всё по нарастающей, по нарастающей, он же не встречает сначала медведя и лису, ему потом бы неинтересен заяц был, поэтому он сначала он встречает зайчика, потом волка, и раскручивается. И всегда есть кульминация тоже, и мы всегда обсуждаем, конечно, с детьми — да, она может в фильме по-разному восприниматься абсолютно, кульминация, самый такой момент переживания в фильме, что будет дальше. Ну и в конце развязка — это изменение героя вот как раз. И дети, да, они по-разному подходят. Например, вот тоже одну из притч, мы за основу которую даём, расскажу вам её: один монах был в монастыре, который ни с кем ничем не делился, и его прозвали жадным. То есть, все обычно приносят там яблоки, детям раздают, деньги дают, и все раздают, а он нет. И вот когда этот монах умирает, к нему приходит там вся деревня. А монах говорит: «А что вы к нему пришли, что он такого сделал?» Они говорят: «Вы знаете, вот он нам вола купил, ещё что-то», то есть большие суммы он скапливал и помогал семьям конкретно, к нему, может быть, кто-то на исповедь ходил, и он знал, что ему нужно, и он вот покупал и дарил это. И мы говорим: в чём же мораль? И вот здесь дети тоже по-разному, кто-то говорит: «вот, осуждать нельзя, грех осуждения, и я хочу снять фильм, чтобы не осуждать». А кто-то говорит: «а я здесь вижу мораль: надо втайне свои дела делать». То есть здесь можно раскрыть какой-то момент, выбрать о чём-то смысл, и её снять уже на современный лад. Вот такие мы берём притчи, сказки и, взяв мораль, потому что нового ничего уже о добре и зле не придумаешь, мы все это знаем, с точки зрения духовной, вот есть жадность, её надо снять, чтобы её избежать, надо научиться жертвовать, и мы снимаем фильмы, как там жадный стал добрым и так далее.
К. Мацан
— Вернёмся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами в программе «Светлый вечер» Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». В студии Кира Лаврентьева, я Константин Мацан. Не переключайтесь.
К. Лаврентьева
— Ещё раз здравствуйте, дорогие друзья! «Светлый вечер на Радио ВЕРА продолжается, напоминаем, что у нас в гостях Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Так, Елена, это очень интересно, такая вот мораль воспитательная. А какие ещё поездки у вас были в вашей памяти самые яркие? О каких бы вы могли рассказать?
Е. Бреднева
— Мы сейчас вот приехали, последняя поездка наша была Валаам-Санкт-Петербург. Мы познакомились с замечательным игуменом Варлаамом, это на базе Свято-Троицкой Сергиевой пустыни, и этот монастырь восстанавливал Игнатий Брянчанинов. И у нас сейчас, когда мы там побывали, мы рассказали об этой поездке, и у нас очень много желающих туда прямо просят на каждые выходные: «давайте, давайте, давайте!» Вот поэтому сейчас, наверное, мы этот маршрут возьмём, будем туда тоже возить школьников.
К. Лаврентьева
— А как присоединиться? Как можно вас найти, о вас узнать?
Е. Бреднева
— Я контакты оставлю, у нас вся информация бывает на наших ресурсах: «Святые Online», это фонд «Медиа просвещение». Оформляем мы поездки: трансфер, питание, проживание через ООО «Гридница». А по проектам через нас, через «Медиа просвещение». И, соответственно, мы туда приезжаем и будем изучать, в том числе, Игнатия Брянчанинова, его труды, может быть, что-то также читать, что он писал, и с детьми на современный лад, скажем так, обсуждать и снимать простые вот эти их мысли. Как в Оптиной пустыни, например, мы когда приезжаем, у нас в Калужскую область маршрут, вот я говорила, и Малоярославец тоже в Калужской области, но мы выезжаем ещё и в Оптину пустынь, там в Музей космонавтики. Естественно, если мы выезжаем в Калужскую область, мы стараемся снимать фильмы, чтобы изучить именно святых и героев этой земли, например, там была Пелагея Брагина, которая в годы войны раненых у себя держала, и немец, придя, увидел там 18 человек, он ей поклонился и ушёл, вот был такой случай известный, и мы о нём сняли мультфильм замечательный, дети сами вырезали, делали фигурки, делали героев. Соответственно, когда мы в Оптиной пустыни, мы с ними говорим, читаем Оптинских старцев, говорим: «давайте снимем», и дети уже вдумываются — а как лучше это выразить? Они же это всё прочувствовали. Приезжая в Троице-Сергиеву лавру, мы там тоже проводили много раз фестивали, нам там даже город давал, и дворец Гагарина, то есть мы не только с Церковью, мы и с государством взаимодействуем, и с епархиями, когда в регион приезжаем, потому что всё-таки не только в рамках Церкви, но ещё много и школьников, которых хотелось бы тоже привлечь к нашим проектам, и они приходят, они участвуют, им очень нравится. Вот даже из Алтая приезжала одна команда, они приезжают на кинофестиваль, представляют свою работу и им предлагается ещё посетить храм. И они вот посетили, и потом мне Яна, знакомая говорит: «А я проходила всегда мимо храма, никогда не заходила, а сейчас, после вашей поездки вернулась, и вот зашла в свой в своём городе». То есть люди приобщаются, скажем так, к духовному через интересный такой формат, когда такая насыщенная программа в городе, они изучают историю, православие, дети у нас все радуются. Ну, какие ещё у нас? Ну, вот Санкт-Петербург из последних, потом Калужская область, Подмосковье. Сейчас, на этих выходных мы поедем в Борисоглебский монастырь, это в Аносино, тоже там интересная своя история, и мы будем снимать репортаж, посвящённый 200-летию монастыря. Там есть такое место — Тютчево, вот семья Тютчевых была, скажем так, у первоистоков создания монастыря. Это вот на этих выходных мы поедем, приедет там режиссёр наш, Павел Морозов, мы планируем снять репортаж.
К. Мацан
— Какой возраст детей?
Е. Бреднева
— Приезжает начальная школа, вот они с сопровождающими, у нас не как форма детского лагеря, потому что мы программу предоставляем, и у нас компания, которая помогает организовать, если надо, трансфер, питание, проживание. То есть они приезжают с сопровождающими, или с родителями, или с педагогами. Если это начальная школа, то вот я говорю то, что мы смотрим, чтобы это всё было им интересно, они снимают в основном мультфильмы. Если кто постарше, работа уже посерьёзнее.
К. Мацан
— То есть если, допустим, кто-то заинтересовался из наших слушателей, чтобы поехать, то это не просто вот как частное лицо вам звонишь, заполняешь заявку, едешь, а должна быть какая-то группа организованная, там от школы или как-то вот коллектив родителей?
Е. Бреднева
— Нет, они могут и сами приехать. Вот у нас будет Малоярославец, мы им организуем приезд. И родители приезжают с детьми, у нас даже с маленькими детьми приезжают, например, двое-трое детей в семье, и чтобы старшие участвовали в смене, учились снимать, посещали экскурсии, а мама, с ребёнком просто, например, гуляет, где-то присоединяется, ребенок маленький, двух-трёхлетний, он где-то и полепить может, просто она с ним может там подойти, отойти, то есть семейные такие поездки.
К. Лаврентьева
— Но требование такое, что у ребёнка должен быть гаджет, я так понимаю, телефон?
Е. Бреднева
— Не обязательно. У нас командная работа, вот, например, сейчас Павел приедет, у нас выезд будет в Борисоглебский монастырь, там для воскресной школы, они попросили приехать, их обучить, чтобы тоже, может быть, запустить это направление у себя, чтобы снимать в воскресной школе фильмы, мультики делать, их присылать на фестивали. И мы приезжаем, чтобы в практике с режиссёром, с их детьми, их родителями снять вот такой репортаж и подарить монастырю к 200-летию.
К. Лаврентьева
— Как интересно.
Е. Бреднева
— И они там приходят и с маленькими, и постарше.
К. Лаврентьева
— А есть такое, что ребёнок приезжает, например, вообще ничего не зная о церкви, ничего не зная о храме, но присоединяется к такой поездке, и вот в течение поездки, съёмок он знакомится таким образом?
Е. Бреднева
— Конечно! Он ещё там больше всех говорит о храме. Отвечу на вопрос: у нас вот приезжает Павел, и он привозит несколько камер, и мы их делим на команды, то есть не каждому нужен телефон. А когда у нас идёт именно практическая часть, когда мы вместе, они получают задания, то есть у каждой команды обязательно должен быть оператор, мы распределяемся, и мы сопровождаем, то есть режиссёр, например, на команде там, или одну, или две команды курирует, говорит, как снять правильно планы, потому что планы есть крупные, средние, и как правильно это соединить. И они прямо в практике, им не скучно, как вот в киношколах часто бывало, ты год или два только лекции слушаешь, а потом только тебе камеру дадут, вот у нас нет, у нас, так как дети все уже и так снимают, мы говорим: давайте снимать. Но когда, например, экскурсия, они получают задания снять, если для наших соцсетей «Святые Online», мы им говорим формат, например: надо нам вертикально, до минуты. И они, вот в Петербург мы выезжали, музей Пушкина посещали, и каждый делает на свой телефон, потому что здесь уже не командная, чтобы экскурсоводу не мешать, когда они получают индивидуальные задания, то могут уже на свои телефончики поснимать. Если у кого-то нет, то мама ему даст или преподаватель, или мы, а так в основном командная работа.
К. Лаврентьева
— Это очень интересно. Но это такая история, как, знаете, если ребёнок чрезмерно увлекается гаджетами — отдайте его на курсы программистов, там нужно столько писать вот эти коды, что он очень устает от экрана, и у него нет сил в оставшееся время опять сидеть в телефоне, потому что очень устает нервная система, глаза, пальцы, и, в общем-то, хочется отдохнуть. А тут получается, что ты фильм снимаешь, и ты и так уже вот эту потребность покопаться, понажимать кнопочки, ты уже как-то реализуешь, ещё и с пользой, то есть пока ты снимаешь, ты же запоминаешь очень то, что тебе говорят, ты сам ретранслируешь, соответственно, всю услышанную информацию.
Е. Бреднева
— На 80 процентов больше запоминаешь это по статистике в педагогике, а когда ты сам об этом говоришь, тогда и усваиваешь. Ну, вот о педагогах ещё тогда хочу сказать, о детях поговорили, вот как они могут развиться, пройдя наши курсы. У нас педагоги, которые прошли курсы, они в своих регионах уже запустили тоже, кто-то кинофестиваль, кто-то киношколу. Бывает разное даже по характеру, например, они закончили, направление интересное, потому что по работе с детьми именно духовно-нравственное воспитание — это один из лучших, вот сколько мы взаимодействуем со школами, с детьми работаем, потому что, когда спрашиваешь: «кто будет снимать фильм?», все руки поднимают из детей. Ну и всё, и педагог грамотный начинает обсуждать уже темы, добродетели и прочее. И вот у нас, например, Катя из города Воронеж, закончила Московскую духовную академию и сейчас разработала свой маршрут по Воронежу, и буквально уже к ней записываются люди. Вот у нас будет первый пилотный, планируем, может быть, через неделю или через две, к ней выезд. Она составила, там и собор кафедральный, там же много, и Митрофан Воронежский, а если мы на микроавтобусе, то к Тихону Задонскому можно заехать. Ну и, естественно, для детей «Петровские корабли», шикарный интерактивный музей, то есть они будут снимать историю, опять же, и православие. И там она на месте уже договаривается, где расселить, покормить, чтобы это всё было по нормам. Вот к ней поедет первая группа такая. Катя запустила ещё по анимации курс, ее сразу и школы стали приглашать, потому что это востребованное направление не только для воскресных школ, а ещё и для школ, чтобы там запускать кинокружки. И люди даже готовы это оплачивать, то есть для педагога, который немного даже получает, для него это может быть как дополнительная работа, потому что, набрав десять человек в школе, он может раз в неделю вести этот кинокружок, и у него очень хороший может быть заработок, это плюс педагогу в помощь. И кто у нас не научился, не то чтобы не научился, вот научился он снимать и монтировать, говорит: «классное направление, я у себя сделаю региональный фестиваль». И он начинает взаимодействовать у себя уже, например, вот сейчас из Саратова ко мне приезжали, у них там новая епархия образовалась, и вот владыка их направил на повышение квалификации, на наш обучающий курс, они приезжали в Валаам, в Санкт-Петербург, и они приедут ещё в Малоярославец. Мы их ещё поддерживаем, мы им будем торжественно вручать анимационную студию, с камерой, на которой они работают, так уже мы очень многих наградили в областях, то есть кто хочет развиваться, мы как-то тоже их поддерживаем. И вот сейчас они приедут, уже привезут фильм свой, представят в Малоярославце и получат такую от нас анимационную студию, это «Сиреневая мультстудия», наши партнёры, Дмитрий Шубин тоже нам помогает награждать этих педагогов. И они хотят дальше сделать свой, может быть, фестиваль, маршрут разработать, и также мы будем выкладывать, пожалуйста, можно вот Саратов, там тоже очень красивые места. И так вот, кто выпускается, кто подключается к этому, он у себя в регионе начинает развивать эту деятельность — или фестиваль, или образовательный маршрут, или просто пойдёт в школу учителем работать, а вокруг него тоже образуются люди и вот это направление. Недавно из Алтая мне позвонила выпускница, они взяли грант сейчас, вот их поддержали, Движение первых«, первый раз грант сейчас давали, вот это наши выпускники, очень приятно, им дали миллион, и они уже покупают оборудование, это ещё поддерживается и государством, и есть грант «Православная инициатива», тоже это направление поддерживает. Поэтому это будет и педагогам, и родителям интересно, я думаю, будут развивать у себя на базе школ, воскресных школ.
К. Мацан
— Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение» сегодня с нами в программе «Светлый вечер». А были ли случаи, когда ребёнок, погрузившись в такую кинематографическую деятельность, для себя выбирал бы потом профессию кинематографиста? Всё, ребёнок решил, что он будет режиссёром, оператором. Спрашиваю, потому что, с одной стороны, это здорово, когда ребёнок чем-то загорается и начинает о чем-то мечтать, например, о профессии режиссёра. С другой стороны, мы всё знаем, насколько этот мир творческих профессий зыбок, ненадёжен, связан с искушениями и, в общем, единицы на самом деле там по-настоящему могут чего-то добиться и пройти вот так вот с счастьем этот путь. Кто-то разочаровывается, кто-то так вечно мечтает о большой карьере в киноиндустрии, например, но так ничего и не получается, не потому что человек не талантлив, просто потому что разная конъюнктура. Как вы на это смотрите? Есть ли перед вами какая-то ответственность, если угодно, за то, что человек увлечётся творческим делом и потом и жизнь свою в эту область направит?
Е. Бреднева
— Как говорится, наше дело сеять, а взращивать будет Господь. Всё-таки мы больше о смыслах, и когда мы создавали вот это кинонаправление, мы в первую и единственную очередь были педагоги и думали о педагогике, и мы взяли этот инструмент именно как средство воспитания детей. А если кто-то из них будет, у нас были такие случаи, вот в Сочи был случай, я привожу этот пример часто, когда девочка, школьница, прислала несколько фильмов, но направление их было: готы, в черном, такого направления очень много снимают дети, которые, конечно, на фестиваль не пойдут. Но среди пяти фильмов, которые она прислала, был один со смыслом, он о том, как мальчику нравилась девочка, и он всё под неё подстраивался, и прической, и всем, а она не обращала внимания. А потом он встал с собой, и она его заметила. Он стал с собой и подумал: ну, не нужен я ей и не нужен. Стал собой, и вот просто идёт, и всё. И там такая развязка, что девушка подходит к нему и знакомится на такой, на доброй ноте там. Концовка очень-очень хорошо снята была, прямо вот талант. И мы в зимнем театре награждали, помню, детишек, и она пришла вся такая, преобразилась.
К. Мацан
— Гот стал человеком.
Е. Бреднева
— Ну, чтобы не обидеть это направление... Но она изменилась, преобразилась, был вид один, стал другой — в платье, красивая девушка. И мне потом говорили, она поступила как раз на режиссёрский, по-моему, даже в Москву. Это я к чему говорю — к тому, что нужна мотивация, понимаете? Ты можешь снимать и выкладывать там абы что, чтобы себя как-то проявить, и это идёт всё во вред, часто даже в плачевные случаи, а можно, наоборот, сказать: «да, ребят, давайте, вот у нас фестиваль, мы там наградим вас, можете поехать потом отдохнуть, повысить свой уровень с режиссёрами», и мы награждаем ребят, награждаем педагогов, и они вот так вот приходят, меняются, выходят на сцену. Поэтому мы ищем площадки, взаимодействуем с органами власти, нам предоставляют площадки, чтобы детей наградить, чтобы они чувствовали, что надо снимать позитивное, доброе, мы стараемся вот в этом направлении идти.
К. Мацан
— А есть ли такая у педагогов, не знаю, проблема или не проблема, связанная, собственно, с требованиями к художественному уровню того, что снимается? Я объясню, о чём спрашиваю: с одной стороны, я понимаю, тоже имея какой-то опыт преподавания в детском лагере, допустим, мы кино снимали, музыку писали, монтировали, снимали всё-всё-всё, и есть две крайности: одна крайность, когда ты, как педагог, в общем, восхищаешься, умиляешься, даёшь зелёный свет всему, что ребёнок делает, просто потому, что он это делает, это прекрасно. Но показывать это потом далеко не всегда станешь, потому что это очень просто, это иногда плохо, но ребёнок постарался, во всяком случае. Другая крайность — это чтобы сделать прямо хорошо и педагогу было не стыдно, тогда многое нужно делать самому. Я понимаю, что очень часто в таких профессиях, как журналистика, режиссура, во взрослой жизни обучение какое — «сиди рядом, смотри, что я делаю, через полгода начнёшь делать сам» и так далее. И вот тут педагог должен искать какой-то баланс, чтобы, с одной стороны, это было всё-таки не его произведение, а ребёнка, но чтобы оно было художественно качественное. Какие здесь лайфхаки есть?
Е. Бреднева
— Это примерно точно так же, как с уроками рисования и музыки: ребёнок приходит на кружок в школу рисовать, сначала у него не будет сразу качественный рисунок, и он не должен смотреть год, как рисует учитель, вы согласны, да? Ему нужно самому рисовать, пробовать, ошибаться, учитель должен подправлять там линии. Сначала это будет школьная выставка, потом уже, может быть, какой-то районный, потом фестиваль. Абсолютно то же самое и с кино у нас. Когда мы только запустили, проводили круглые столы, и я помню, там великие режиссёры, кто-то сначала там смотрел и думал: что это тут в наше вторглись, что из кино будет?! А мы объясняем: нет, дети должны развиваться, они уже снимают, и мы должны им помочь, они будут делать ошибки, мы им говорим, как планы снимать, как сценарии писать, сначала они составляют простые сценарии, школьные. У нас очень много школьных кинофестивалей проходит. Вот мы, на примере сейчас скажу: гимназия Александра Невского, она очень большая, может быть, даже одна из самых больших, в Нижнем Новгороде, известная, мы два раза к ним приезжали, провели курсы для педагогов и родителей, и дети присутствовали, и сразу тоже в практику. Трёхдневный такой актив был, то есть преподаем, сразу раздаём камеры и снимаем. Они до сих пор, уже несколько лет прошло, они уже в международных фестивалях участвуют. А первый год был, конечно... То есть они поняли, как планами, как звук, где-то ошибка, потом звонят, какую камеру купить, какую петличку. Сейчас они мне звонят, присылают фильмы уже очень высокого уровня, если я не ошибаюсь, участвуют в международных фестивалях, им дипломы приходят, и у них ежегодно приходит владыка, тоже их награждает. Этот проект они внедрили в программу, каждый класс, с 1-го по 11-й, снимает фильмы. И они говорят: у нас такой прямо активный период лета, мы уже думаем, что мы будем снимать, уже интересно. Это командная работа, они год там снимают, думают, каждый класс, и в мае, к Пасхе, по-моему, приурочен фестиваль, они представляют эти работы. Поэтому здесь это как кинокружок, мы не на телевидении представляем эти работы, чтобы конкурировать с великими режиссёрами, нет. Оно должно быть и как киноискусство, мы должны смотреть образцы, и дай Бог, чтобы снимались хорошие фильмы, и дети их будут смотреть, да, но это как композитор, и ребёнок, когда он приходит, он же не умеет сразу петь и играть, он учится постепенно. Так и здесь, это школьный кинокружок, кто-то из них станет, может быть, какой-то процент режиссёром, сценаристом, а кто-то просто свободное время потратит с пользой. Понимаете, педагог через вот это творчество, просто с ним поговорит, может быть, на какую-то тему. У нас даже было в одном городе, когда мы снимали, пример приведу: мы разбились на команды и пошли снимать по темам, и вот у одной из команд была тема буллинга, то есть отношений в классе. И потом, на следующий день, когда представляли свои работы, педагоги и родители говорят: «если бы мы вчера не снимали этот фильм, мы не знаем, что было бы», там это очень нужно было... Они со слезами на глазах, как сейчас помню, говорят, что «вчера мы разрешили такую важную проблему», и дети стали говорить, когда писали сценарий, на такие темы, и получилось, что они разрешили очень важную проблему отношений в классе, снимая просто вот по этой теме фильм, понимаете, да?
К. Лаврентьева
— Да, это важно.
Е. Бреднева
— Поэтому кино — это очень сильное такое средство. Сейчас для детей запускаются всякие соблазны, которые идут им в пагубу, в интернете очень много этих программ, игр, которые на разрушение идут, и надо, обязательно педагогу включаться, чтобы спасти их свободное время, занять позитивным, чтобы они снимали и как можно больше вот такого доброго выкладывали, поэтому мы вот по этой части, а не для того, чтобы их сделать великими режиссёрами. Если они захотят, они пойдут, мы им скажем, что есть ВГИК, есть ещё там замечательные, там туда-туда-туда. Но мы всё-таки боремся за свободное время, чтобы дети снимали позитивное, доброе, и воспитательный момент вот этот присутствовал, поэтому мы работаем с педагогами.
К. Мацан
— Спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу. Я напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» была Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». Давайте под занавес беседы ещё раз напомним, где вас искать, вот тем, кто сейчас заинтересовался, на какой сайт заходить и что делать — «Святые Online», да?
Е. Бреднева
— Да. И вы также можете присылать нам туда и видео мы размещаем. У нас есть молодёжная редакция, это студенты МГУ, МГИМО, тоже мы с ними выезжаем, вот недавно проводили круглый стол с владыкой Московской духовной академии, в Общественной палате, то есть у нас есть на любой возраст. Приезжайте и с маленькими детьми, и с детьми постарше, и со студентами, у нас очень хорошая, добрая атмосфера, программы, поездки.
К. Лаврентьева
— Это очень интересно, спасибо большое.
К. Мацан
— Спасибо огромное. Кира Лаврентьев и я, Константин Мацан, были в студии вместе с вами. До свидания, до новых встреч на волнах Радио ВЕРА.
К. Лаврентьева
— Всего хорошего.
Е. Бреднева
— До свидания.
Все выпуски программы Светлый вечер
- «Разговор с подростками о христианских ценностях». Елена Бреднева
- «Фрески Макарьева Свято-Троицкого монастыря в Калязине». Юлия Ратомская
- «Смыслы Страстной седмицы». Прот. Павел Великанов
Все выпуски программы Светлый вечер
«Фрески Макарьева Свято-Троицкого монастыря в Калязине». Юлия Ратомская
У нас в гостях была ученый секретарь государственного музея архитектуры имени А. В. Щусева Юлия Ратомская.
Мы говорили об истории фресок некогда затопленного Макарьева Свято-Троицкого мужского монастыря в Калязине, о том, как они были сохранены и где их можно увидеть сейчас.