У нас в гостях российская синхронистка, Олимпийская чемпионка, шестикратная чемпионка мира, Заслуженный мастер спорта России - Мария Шурочкина.
Мы говорили о пути нашей гостьи в спорте, как помогает атмосфера в семье успехам на соревнованиях, и как далось Олимпийское золото в Рио.
А.Пичугин
— «Светлый вечер» на светлом радио, здравствуйте! Лиза Горская в этой студии.
Л.Горская
— И Алексей Пичугин.
А.Пичугин
— С удовольствием представляем нашу гостью. Ближайший час вместе с нами и с вами проведет Мария Шурочкина — российская синхронистка, олимпийская чемпионка игр в Рио де Жанейро, шестикратная чемпионка мира, на секундочку, и заслуженный мастер спорта России. Здравствуйте, Мария.
М.Шурочкина
— Здравствуйте!
А.Пичугин
— Рады Вас в нашей студии приветствовать. Мы с вами и не виделись, и не были знакомы, поэтому первым делом поздравляем Вас с победой на олимпиаде в Рио!
М.Шурочкина
— Спасибо большое.
А.Пичугин
— Думаю, что сегодня в рамках нашей программы будем знакомиться, говорить о спорте, о жизни, говорить о том, почему именно синхронное плавание. Я вот о синхронном плавании, честно признаюсь, мой спорт — это футбол. О синхронном плавании я знаю от своей одноклассницы, которая была победителем нескольких международных соревнований, но в итоге стала биологом. Но все же, почему именно синхронное плавание? Я знаю, что у Вас вполне могла сложиться музыкальная карьера, потому что как-то в семье у Вас в большей степени все склонно к музыке.
М.Шурочкина
— Да, да и у нас не принято в семье к чему-то прямо приручать, не обязательно идти в инженеры, или в психологи, если ты хочешь заниматься этим, то всегда родители были не против. Но так вышло, что у нас рядом с домом был бассейн и мама, так как она бывшая спортсменка — гимнастика спортивная, они посчитала, что лучше меня отправить чем-нибудь физическим заняться, чтобы я не растрачивала время на... не знаю, после школы обычно ребята все идут куда-то, гуляют, не учатся, а бассейн — это такая вещь. Она...
А.Пичугин
— Дисциплинирует.
М.Шурочкина
— Не только бассейн, вообще спорт объединяет. Это нужная вещь.
А.Пичугин
— Это сколько Вам лет было?
М.Шурочкина
— Семь.
А.Пичугин
— И уже в семь лет думали, что Вы будете прогуливать школу и чем-то не тем заниматься после нее?
М.Шурочкина
— Нет, я об этом как раз не думала, это получается само собой.
А.Пичугин
— Родители думали.
М.Шурочкина
— Я думаю, они продумали заранее. Это сейчас я думаю и вспоминаю свою активность, я бы... не знаю, не могу отвечать за себя, потому что сейчас все по-другому совершенно, но как бы исходя из многих примеров, исходя из того, что я слышала о знакомых некоторых своих, что они сейчас сидят и не знают, чем заняться многие из них. А я очень довольна, что у меня было время, когда меня немножко даже заставили. Потому что я проходила гимнастику художественную, бальные танцы и все мне давали по чуть-чуть попробовать.
А.Пичугин
— А музыку?
М.Шурочкина
— И музыка была, я занималась на фортепиано. Причем я очень любила все это, я вставала в 10 утра и ехала в другой конец города, занималась дополнительно, и на флейте играла. Единственное, чего я не делала — не пела, не умею петь.
Л.Горская
— Еще не поздно.
М.Шурочкина
— Еще не поздно, согласна. И рисовала, то есть я была очень разносторонней девочкой в детстве. Но так вышло, что пошло по спорту, потихонечку я начала набирать обороты и пришлось это все отложить насовсем, на потом.
А.Пичугин
— А многие родители очень боятся, что их дети пойдут в профессиональный спорт, даже на примере нескольких моих знакомых было такое, когда их отдавали в школе в начальных классах в разные спортивные секции, они опасались, или по крайней мере ждали, если ребенок начнет показывать результаты и ему будет грозить профессиональный спорт, то тогда их оттуда забирали.
М.Шурочкина
— Нет, моя мама не боялась, папа не то чтобы боялся, он просто считал, что я ближе к искусству, наверное, я ближе к краскам, карандашам и бумаге. Он никогда меня не хотел пробовать в музыке, в плане пения.
А.Пичугин
— Тут, наверное, стоит, простите, оговориться, что Ваш папа — Владимир Шурочкин — очень известный музыкальный продюсер, ведь правильно, продюсер?
М.Шурочкина
— Да.
А.Пичугин
— Да, а Ваша сестра — известная российская певица Нюша. Дополнительная информация для наших слушателей. Тем не менее мама видимо победила?
М.Шурочкина
— Да, и вы знаете, все равно я умудрялась первое время, когда я только начинала спорт, я и рисовать еще пока могла, было времечко, я рисовала, и в школе училась отлично. Но потом, я говорю, время начало ограничиваться и все мои хобби потихонечку уходили на нет. Сейчас зато появилось время, пока отпуск и после спорта я уже знаю, чего я хочу, практически. Не на все 100%, но все равно.
А.Пичугин
— Мы надеемся, что у Вас карьера будет еще продолжаться долгое время.
М.Шурочкина
— Я тоже на это надеюсь, но знаете, никогда не предскажешь, что будет завтра, тем более не предскажешь, что будет через год. Я знаю, что сейчас я продолжу конечно спорт, но я не могу говорить, что я уверена.
Л.Горская
— А в среднем в Вашем виде спорта в каком возрасте уходят и меняют вид деятельности?
М.Шурочкина
— Сейчас немножко все сместилось, из-за того, что нагрузки вырастают, программы усложняются. Вообще растет уровень сложности всего. Поэтому заканчивают чуть раньше, чем, например, 10 лет назад, или даже 5 лет назад. Ну, это где-то 26-27 лет. У нас есть синхронистка, олимпийская чемпионка пятикратная — Наталья Ищенко, она уже мама, ей 32 года, но она с нами была на олимпиаде, но я думаю, что все, сейчас она закончит.
А.Пичугин
— Не идти мне в мужское синхронное плавание уже, я чувствую.
Л.Горская
— А оно существует?
А.Пичугин
— Как выяснилось, существует. Я в одном из Ваших интервью читал, что Вы сами видели выступление 16-летнего молодого человека синхрониста.
Л.Горская
— Это не прыжки в воду синхронные?
А.Пичугин
— Нет, я так понимаю, что это именно синхронное плавание мужское?
М.Шурочкина
— Да, мужское синхронное плавание теперь существует и конечно оно не всеми одобряется.
А.Пичугин
— Но в России оно по крайней мере практически отсутствует, а в мире оно уже начинает появляться и может быть даже олимпийской дисциплиной станет.
Л.Горская
— А ты бы хотел заниматься?
А.Пичугин
— Я — нет. Но я плаваю хорошо, между прочим, даже очень.
Л.Горская
— Даже слишком.
А.Пичугин
— Не утопят.
М.Шурочкина
— Оно существует и у нас в России, просто у нас всего один мальчик в России, который поклонник и фанатик этого спорта.
А.Пичугин
— А с кем он синхронно выступает?
М.Шурочкина
— Он делал дуэт, в прошлом году у нас был чемпионат мира в Казани. Он делал дуэт девочка-мальчик — дуэт смешанный, он делал с Дариной Валитовой, они выиграли золото, более того и сейчас он один из лучших, точнее он лучший...
А.Пичугин
— Потому что единственный. Вы сказали, что Вы в отпуске, а я опять же, как я в начале программы сказал, что мой спорт — футбол, поэтому я хорошо представляю, что такое отпуск у футболиста, а у пловцов как выглядит отпуск? Сколько он продолжается и к чему он привязан? В футболе — к сезону и межсезонью, а в плавании.
М.Шурочкина
— Отпуск у нас в общей сложности обычно месяц, но опять же это зависит от соревнований. После олимпиады в этом году нам дали два месяца и соревнования следующие у нас через год практически — в конце августа, так что времени еще куча. И у нас тренер такой, что она из любого состояния выведет, поставит на место.
Л.Горская
— А вы ее в бассейн роняли?
М.Шурочкина
— Да... Роняли — это звучит, как нечаянно, мы ее скидывали конкретно.
А.Пичугин
— За что?
М.Шурочкина
— Это не за что, это у нас такая есть традиция, когда выигрываем какую-то важную медаль, вообще любая медаль важная, конечно, но олимпийская — это вообще безоговорочно, мы всегда скидываем всех наших тренеров в воду. Они сопротивляются, делают вид, что не хотят, хотя понимают, что это неизбежно.
А.Пичугин
— Меня бросали с моста в реку друзья, но я помню за что это было.
Л.Горская
— Традиция.
М.Шурочкина
— Да, это традиция и мы ее не меняем.
А.Пичугин
— А Вы помните свои самые первые в жизни соревнования?
М.Шурочкина
— Самые первые в жизни... наверное, не помню, потому что они были не так для меня значительны.
А.Пичугин
— То есть это было какое-то первенство района, первенство города.
М.Шурочкина
— Первенство Москвы, наверное, где-то так, это мне было лет 9-10, то есть я шла на соревнования не чтобы кого-то обогнать, а просто потому, что меня туда отправили.
А.Пичугин
— Как школьники на олимпиаду ходят.
М.Шурочкина
— Ну, примерно, да. Просто ты в таком возрасте еще пока не осознаешь, чего надо добиваться в спорте, мне кажется. Тебя мама водит, ты плаваешь, тебе нравится вода, что-то там тебе говорят, ты вроде как выполняешь какую-то задачу. Деткам, мне кажется, важно понимать, что они нужны кому-то, или что-то от них все-таки требуют, просят помощи. И никакого осознания, что я должна какую-то медаль взять, еще пока не было в 10 лет у меня.
А.Пичугин
— А первые соревнования, которые Вы уже сознательно проходили, может быть это было что-то международное, но куда Вы уже поехали с осознанием, что я еду отстаивать, честь, гордость, или свою, или страны, или не знаю...
М.Шурочкина
— Уже первенство Москвы — это более такое начальное начало, масло масляное. Чемпионат России — это уже совершенно другое дело, то есть девочки со всей России съезжаются и вы соревнуетесь. Мне было, наверное, лет 12, когда я в первый раз на Россию поехала, там у меня уже потихонечку раскрывался цветок ответственности. Я понимала, что это уже что-то поважнее, поинтереснее, и посерьезнее, тут надо приложить больше усилий. То есть, потихонечку, с возрастом, все-таки с возрастом, как ни крути, но когда ты взрослеешь, ты понимаешь, что нужно быть ответственным. Но совсем, когда я поняла, что я уже не на шутку попала в серьезную сферу и мне нужно отстаивать честь страны — это был конечно чемпионат мира среди юниоров, я думаю, мне было 14.
А.Пичугин
— Мария Шурочкина — российская синхронистка, олимпийская чемпионка игр в Рио, шестикратная чемпионка мира, заслуженный мастер спорта России сегодня в программе «Светлый вечер» здесь на светлом радио. Скажите, а Вам когда-нибудь хотелось, руки опускались, все бросить? Все-таки большой спорт в отрыве от дома, от семьи, часто сборы, наверное?
М.Шурочкина
— Конечно, мне кажется, это происходит со всеми людьми в какой-то момент, в спорте это более ярко выраженно, потому что физические нагрузки, помимо моральной какой-то ответственности, а спорт — это я считаю, прежде всего моральная нагрузка, физическая и все это в совокупности, это иногда так тебя выбивает из колеи, что конечно хочется все бросить, забыть все свои результаты. Но у меня есть семья, слава Богу, очень понимающие мама и папа, они прошли свой путь, и мама, и папа, совершенно разный, никак не похожий друг на друга, но они давали мне советы, разговаривали, папа всегда проводил со мной беседы, мы заходили на такие глубокие темы, что ты думаешь, что по сравнению с тем, что происходит где-нибудь там в космосе, или с людьми, у которых нет дома, твоя проблема — на тебя повысили голос, грубо говоря — это ничтожно просто и сравнивать их совершенно нельзя. И тебе становится сразу легче и конечно спасибо большое, что родители могут и умеют, знают, как меня вытащить из депрессии небольшой.
Л.Горская
— А вообще большая у Вас семья?
М.Шурочкина
— Я считаю, да. Мама, папа, братик мой родной, сестра, крестная, два дяди, теперь у них уже дети, жены, бабушка, дедушка, еще бабушка.
А.Пичугин
— А часто все вместе собираетесь?
М.Шурочкина
— Все прямо вместе, наверное, дни рождения. Но так как я все время тренируюсь, я и дни рождения в принципе пропускаю. Но мама, папа, сестра, брат, в принципе, получается иногда так собираться.
А.Пичугин
— Вы говорите, что все время тренируетесь. Тренировки проходят в России, или где-то за рубежом?
М.Шурочкина
— В России, но в начале сезона, например сейчас, мы скоро поедем в Дубай, у нас будет восстановительный сбор. 50/50 будем тренироваться и потихонечку входить в форму. Еще мы ездим в Бразилию — это уже где-то в середине сезона после нового года, там уже мы конкретно тренируемся, у нас нагрузки более чем выше среднего уровня и там у нас постановки обычно начинаются, мы ставим новую программу, но при этом есть солнышко океан и это все чуть легче воспринимается психологически.
А.Пичугин
— А Вы к воде относитесь до сих пор с какой-то такой радостью, любовью, плаваете безотносительно соревнований и тренировок, или уже бассейн, море, река, все это уже, где можно искупаться и поплавать, как для нас, например, большое удовольствие куда-нибудь пойти и поплыть. А для профессиональных спортсменов, связанных с водой — это все остается в профессиональной части, или Вы также любите бассейн, море?
М.Шурочкина
— Я обожаю воду вообще в целом, море, океан, рыбки, дайвингом занимаюсь, если есть возможность, и серфингом хочу заняться. Я не избегаю воды, если у меня нет тренировок. То есть, все думают, что ты закончил тренироваться, устал от воды и никуда не полезешь — нет, это не правда, я лезу опять.
А.Пичугин
— Большое спасибо, Вы даже своим присутствием у нас в студии меня мотивируете, наконец пойду и запишусь в бассейн.
Л.Горская
— На синхронное плавание?
А.Пичугин
— Нет, в бассейн, друзья смеются, что я обещаю последние полгода и никак до него не дойду.
Л.Горская
— Ну, мы проверим. Теперь публично обещал. А скажите, из чего еще состоят Ваши тренировки кроме собственно бассейна? У вас же там, наверняка, какая-нибудь танцевальная часть, гимнастическая?
М.Шурочкина
— Я очень люблю свой вид спорта именно потому, что он в себе комбинирует кучу разных сфер, таких, как, например, гимнастика, ты учишься сальто делать, прыгаешь, бегаешь, иногда, ОФП — физическая подготовка, растяжка, хореография, то есть ты можешь и балеринкой себя немножко почувствовать, и танцы. У нас есть хореографы танцевальные, причем в разных направлениях. Есть хореограф, например, который развивает какую-то эмоциональную в тебе...
Л.Горская
— Выразительность?
М.Шурочкина
— Да, то есть акцент больше делается на эмоциональность. И над эмоциями работаем, просто танцуем, и R’n’B, очень много у нас, большая нагрузка идет в зале, и в воде тоже. И поэтому я считаю, детям был бы интересен наш вид спорта. Потому что это не только в воде, но и на суше.
Л.Горская
— А травмоопасен он больше, чем гимнастика, или меньше?
А.Пичугин
— Точно, прямо я с языка сняла.
Л.Горская
— Не все же тебе у меня с языка вопросы снимать.
М.Шурочкина
— Нет, я думаю, что вообще в целом все, что связано с водой — это очень безопасно, я считаю, потому что она все сглаживает. Хотя, нет, знаете, есть вид спорта, который я не считаю безопасным — это прыжки в воду.
А.Пичугин
— А Ваша коллега Александра Пацкевич в одном из интервью говорила, что синхронное плавание — зачастую случаются переломы пальцев, носа, ребер.
М.Шурочкина
— Да, согласна, но это редкость на самом деле. Когда ты немножко не в тот счет сделал, немножко разошлись и все, удар произошел. А так, если... никаких взаимодействий с бортиком, с дном, ни с какими предметами. Если ты что-то потянешь, или что-то сломаешь, то это только по твоей вине и по вине девочки с которой ты ударился.
А.Пичугин
— А бассейн глубокий?
М.Шурочкина
— Везде по-разному, мы тренируемся, у нас 4 метра, есть бассейн, где 2 метра, например, в Бразилии есть у нас бассейн в котором стоишь на дне и у тебя рука видна — это очень плохо, потому что мы делаем поддержки и нам нужно как минимум четыре метра. Там так приходится извиваться, чтобы толкнуть и более того, на соревнованиях вообще запрещено трогать дно — это минус два балла.
А.Пичугин
— А кто это..?
М.Шурочкина
— Там камеры.
А.Пичугин
— Я думал, может провод оголенный где-то проходит.
М.Шурочкина
— Нет, все это смотрят.
А.Пичугин
— Скажите, для прыжков в воду, когда смотришь, просто люди прыгают с такой высоты вниз, там глубина какая? Там больше четырех метров?
М.Шурочкина
— У прыжков в воду, да. У них там чуть ли не шесть метров.
А.Пичугин
— Как минимум, наверное.
Л.Горская
— Алексей, по-моему, сейчас выбирает себе водный вид спорта.
М.Шурочкина
— Синхронное плавание или прыжки в воду. Знаете, прыжки в воду, мне кажется — это нужно с детства идти, когда еще нет каких-то барьеров психологических. Я, например, была маленьким ребенком, я прыгала с десятиметровой вышки с удовольствием, а сейчас я побаиваюсь.
Л.Горская
— Это с какого детства надо идти, чтобы не было барьеров? Я помню меня в четыре года с вышки не смогли спихнуть. Я в нее так вцепилась, что все.
А.Пичугин
— 20-метровой?
Л.Горская
— Нет, там маленькая, детская, но тем не менее, инстинкт самосохранения присутствует.
М.Шурочкина
— Наверное, это все индивидуально, но все равно, лучше идти ближе к раннему возрасту, сейчас, Вы, наверное, пойдете, Вы вряд ли спрыгнете. Если Вы боитесь высоты, то вообще не знаю...
А.Пичугин
— Мы когда смотрим синхронное плавание, мы же видим только, сейчас странно прозвучит словосочетание, «верхушку айсберга», когда люди выполняют определенные упражнения синхронно, как ни странно, а ведь у Вас наверняка есть какие-то амплуа, роли разные в этом синхроне. Расскажите, подробнее, как это?
М.Шурочкина
— Да, я, например, выполняю роль гимнастическую, то есть я прыгаю поддержки, меня толкают, я выполняю трюки, акробатическая как бы роль, так скажем. То есть, есть девочки, которые толкают меня руками, есть девочки, которые ногами толкают и в основном такие распределения, как Вы говорите, амплуа, есть в поддержках. Все остальное нам нужно делать, как можно синхроннее, никаких как раз распределений, то есть мы все примерно одни и те же движения делаем. Есть какие-то парные элементы мы там на парочки расходимся и делаем что-то, но это редко. А так в принципе у всех одна роль — взять медаль.
А.Пичугин
— Мы про медали, я думаю, во второй части программы побольше поговорим, потому что столько было уже сказано про олимпиаду в Рио, что мы туда поедем, не поедем, я думаю, что это Ваши переживания в квадрате и в кубе.
Л.Горская
— А я пока спрошу, правда, там воровали все и у всех?
М.Шурочкина
— Бывало, да, но нас, слава Богу, это не затронуло, только одного из наших тренеров — у тренера украли телефон, причем очень способом неожиданным — была дверь открыта, она ушла в другую комнату, вернулась, а телефона уже нет. Такие вещи были, но это все мелочи, главное, что все хорошо.
А.Пичугин
— А как отбирали синхронистов для участия в олимпиаде? У нас вообще большая сборная?
М.Шурочкина
— Сборная 12-13 человек, но непосредственно на олимпиаду едет только 9. Это 8 — главный состав и один человек запасной. Отбор уже начинается за четыре года, наверное, до олимпиады. Как вы знаете, олимпиада раз в четыре года проводится и пока эти четыре года идут, проходят чемпионаты мира, чемпионаты Европы и наш тренер постоянно меняет состав, 12 запасных, 8 основной состав и она постоянно смотрит, меняет, постоянно вводит в сомнение каждого, чтобы никто не был на 100% уверен, никто не расслаблялся. Поэтому в течение этих четырех лет постепенно формируется олимпийский состав. И только где-то за полгода до олимпиады объявила точный состав, практически объявила.
А.Пичугин
— Волновались?
М.Шурочкина
— Очень, конечно.
А.Пичугин
— Давайте продолжим разговор, буквально через минуту. Мы напомним, что у нас в гостях здесь на радио «Вера» Мария Шурочкина — российская синхронистка, олимпийская чемпионка игр в Рио, шестикратная чемпионка мира, заслуженный мастер спорта России. Лиза Горская, я — Алексей Пичугин, буквально через минуту мы снова вернемся в эту студию, а вы не переключайтесь.
А.Пичугин
— И вновь мы здесь в студии светлого радио на программе «Светлый вечер». Где Лиза Горская, я — Алексей Пичугин беседуем с Марией Шурочкиной —российской синхронисткой, олимпийской чемпионкой игр в Рио, шестикратной чемпионкой мира, заслуженным мастером спорта России. О как, столько регалий давно мне не приходилось перечислять, но очень приятно. Как раз про игры в Рио давайте подробнее поговорим, потому что я так понимаю, что вас отобрали еще задолго до того, как начались все эти перипетии — едем, не едем?
М.Шурочкина
— Да.
А.Пичугин
— И что Вы ощущали, когда все это стартовало? Вся эта кампания, то мы туда поедем, то не поедем.
М.Шурочкина
— Ну, волнение, это, наверное, мягко сказано. Просто осознание того, что если мы не едем, то вся твоя двенадцатилетняя работа пойдет насмарку.
А.Пичугин
— А почему, у Вас же еще возраст вполне позволяет выступить на следующей олимпиаде?
М.Шурочкина
— Да, но Вы знаете — это такой накал, постепенно ты шел-шел и вот ты уже на пике всех своих физических способностей, ты эмоционально уже готов и тут тебя вот так обрубают, руки опускаются. Ты понимаешь, что конечно ты молод, бодр, красив и все еще впереди.
А.Пичугин
— Все верно.
М.Шурочкина
— И никогда не поздно начать и то, с какого нуля, это не с нуля.
А.Пичугин
— С минус одного? Почему, ну у Вас же все время соревнования, Вы же все время выступаете, все время тренируетесь — это всего лишь, можно сказать, показательное выступление — олимпиада, ну да, следующие четыре года, ну что же.
М.Шурочкина
— Ну это так Вам просто говорить...
А.Пичугин
— Ну, сейчас легко, да, сидя в студии.
Л.Горская
— Ты еще даже в бассейн не записался.
А.Пичугин
— Нет, ну я когда-то записывался, между прочим, лет 10 назад. Легко говорить, сидя в студии, легко говорить, после того, как олимпиада прошла и наша сборная туда поехала.
М.Шурочкина
— Да, но когда ты тренируешься, когда ты страдаешь, слезы текут, переломы, растяжения, скучаешь по родителям...
А.Пичугин
— А Вы говорите, не травмоопасный спорт.
М.Шурочкина
— Ну, переломы реже конечно бывают, но растяжение было. И все это заставляет волноваться, естественно, при мысли о том, что мы можем не поехать, очень это грустно.
А.Пичугин
— А эмоции, когда узнали, что едете?
М.Шурочкина
— Мы выдохнули все синхронно, с облегчением.
А.Пичугин
— Ну это уж вы умеете — синхронно выдыхать.
М.Шурочкина
— Да, мы были конечно очень рады. Хотя многие люди говорили, что разве вы не понимаете, все будет в порядке, потому что это совсем будет низко, если люди, которые ни в чем не виновны, они возьмут и просто останутся, никуда не поедут. Такого не может быть, успокойтесь.
А.Пичугин
— А к синхронистам претензий никаких не было?
М.Шурочкина
— Нет.
А.Пичугин
— За компанию хотели не взять?
М.Шурочкина
— Да. Мы же золото приносим каждый год — это всех очень раздражает в мире, будем так говорить. И это была очень хорошая зацепка.
А.Пичугин
— А почему такое внимание к олимпиаде всегда приковано? Смотрите, есть же чемпионат мира и вроде бы чемпионат мира показывает лучших из лучших.
М.Шурочкина
— Подождите, это вы сейчас сравниваете, наверное, с футболом. Я знаю, что в футболе, чемпионат мира — это вообще самое-самое.
А.Пичугин
— Я то вообще больше люблю клубный футбол, поэтому...
М.Шурочкина
— Нет, для нас олимпиада является. Каждый спортсмен, я думаю, каждый спортсмен, он стремится именно к олимпийскому золоту, как минимум хотя бы попасть на олимпиаду — это уже... Потому что, когда ты попадаешь туда, просто само нахождение там, ты еще не начал тренироваться, еще даже соревнования не начались, но ты понимаешь, что ты лучший из лучших и все эти люди — это лучшие в мире люди, спортсмены. И все направлено на то, чтобы спортсменам было хорошо. И все это делается ради вас и это ощущение непередаваемо, когда ты находишься в олимпийской деревне, на олимпийской территории — все очень действует на эмоциональное твое состояние. Я до сих пор вспоминаю и хочу повторить, хочу еще испытать все эти чувства на следующей.
А.Пичугин
— А вы общаетесь с соперниками, с соперницами?
М.Шурочкина
— Да, общаюсь.
А.Пичугин
— Действительно нормально, нет никакого раздражению по отношению к ним, что вам приходится соревноваться.
Л.Горская
— В течение года, или именно на соревнованиях?
А.Пичугин
— Я спрашиваю про олимпийскую деревню.
М.Шурочкина
— Ну там было трудновато общаться, потому что мы постоянно тренировались, приезжали, спали, опять на утро уезжали. Но вообще в течение года я общаюсь с девчонками и с какими-то мальчишками на соревнованиях. Только после мы смогли пообщаться, потому что все были заняты, все были сосредоточены. Да, мы как бы дружим, но у нас у каждого есть задача, которую нужно выполнить, а потом уже общение и тому подобное.
А.Пичугин
— А кто в мире считается, понятно, что российская сборная — номер один, а кто дальше идет? Кто у нас еще считается лидерами синхронного плавания на планете?
М.Шурочкина
— На олимпиаде японская сборная, потом китайская.
А.Пичугин
— Ну это не случайно?
М.Шурочкина
— Не случайно, они действительно очень сильные соперники, нам всегда в течение всего года Татьяна Николаевна постоянно в примерах приводит, может быть иногда даже приукрашивает ситуацию, но это все помогает. И когда мы приехали, увидели их напор, из целеустремленность, они такие очень девочки боевые на самом деле, если с ними пообщаться. Попробовала я пообщаться. Они очень приветливые, но в работе, когда ты наблюдаешь за ними, они как роботы и они действительно сильные.
А.Пичугин
— Это китайцы, или японцы?
М.Шурочкина
— И те, и те. Они похожи.
А.Пичугин
— Азия.
М.Шурочкина
— Они достаточно сильные. И потом там испанская сборная, все потихонечку подтягивают свой уровень и какие-то интересные постановочные элементы новые находят, и все это совершенствуется и ты видишь, что твои соперники уже тебе дышат в спину — это придает сил, на самом деле, это даже хорошо.
А.Пичугин
— Я так понимаю, что Вы ездите и на сборы в Бразилию, и так бываете, то есть для Вас Рио де Жанейро не было чем-то таким прямо... Рио.
Л.Горская
— Де Жанейро.
М.Шурочкина
— Наверное, нет, мы четыре года туда уже ездим каждый год на сбор, мы там уже все изучили. Но я очень люблю Рио именно за простоту людей. Они там все очень веселые. Может быть это зависит от солнца, как бы, сравнивая...
Л.Горская
— Перегрелись.
А.Пичугин
— Фавела опять же.
М.Шурочкина
— Фавела — это вообще отдельная тема. Я не знаю, океан, море, пляж — это все может быть так действует на людей, они всегда веселые, приветливые и за это я люблю. Я вообще люблю людей, но если они такие — это конечно плюс. Приезжаешь в Москву, все, солнца нет... Тем более приезжаем, когда уже начинается осень и уже немножко грустно. Как-то люди грустные, понурые. Если в метро спускаешься, так вообще.
А.Пичугин
— Сейчас у кого-то может быть культурный шок, что спортсмены, олимпийские чемпионы ездят в метро. У кого-то даже песня была «Звезды не ездят в метро», у «Машины времени» что ли.
М.Шурочкина
— Нет, вы знаете, я люблю метро, очень люблю метро и я тут недавно провела параллель, я ехала в машине и поняла, что меня жутко грузит это сидение на одном месте. В метро тоже, если получится, я сижу, но я имею в виду, ты сидишь и ты очень ограничен. Во-первых, у нас сейчас с парковками везде проблемы, не припаркуешься, где захочешь, ты должен ехать в определенную точку. А в метро ты можешь на любой станции выйти, ты наблюдаешь за людьми. Я читаю книгу, захотела, посмотрела, на впереди сидящую бабушку, смотрю, изучаю ее, думаю о чем она...
Л.Горская
— А бабушка думает: «Что со мной не так? Почему на меня смотрят?»
М.Шурочкина
— Я действительно люблю изучать людей, особенно в метро. И в метро ты как-то не знаю, меня оно расслабляет, честно. Если только не какой-нибудь час-пик, час-пик — это тяжеловато немножко, после тренировок особенно.
А.Пичугин
— Ну, в час-пик и на машине тяжеловато, прямо скажем.
М.Шурочкина
— Да.
А.Пичугин
— А Вы ездите на машине, которую подарили за олимпийское золото?
М.Шурочкина
— Как раз приехала к вам на ней.
А.Пичугин
— После этого пойдем смотреть машину.
Л.Горская
— Смотря, где она припаркована.
А.Пичугин
— У нас здесь более, или менее ничего с парковками около редакции. А кто Вас поддерживал в Рио?
М.Шурочкина
— Мама, папа, сестра и бабушка.
А.Пичугин
— Все приехали, да?
М.Шурочкина
— Да, еще приехали друзья наши семейные, так что, в принципе, было очень много, моей семьи было больше, чем чьей-либо.
Л.Горская
— А получалось их видеть там, или тоже только после соревнований?
М.Шурочкина
— Нет, получалось, когда была программа дуэтов, мы естественно всей командой болели на трибунах и семья моя тоже приезжала и там мы виделись, а потом уже все, после соревнований.
Л.Горская
— Расскажите, Вас мучают диетами, так вот я внезапно задам девочковый вопрос, как сейчас говорят?
М.Шурочкина
— Диеты — это все очень... у каждого своя диета, нет какой-то определенной. Все индивидуально, так как я прыгаю, я должна держать, я знаю, какой мне вес нужен, мне никто не говорил, ни тренер, то есть нет у нас такого, что ты 52, ты 53, а ты 47. Нет такого, я просто знаю, что мне такой вес нужен для того, чтобы было легче шпагат махнуть, прыгнуть выше и я все время равняюсь. И есть такая вещь, как суеверия, к сожалению, ты знаешь, что в прошлом году ты весил 49 и все прошло хорошо, то есть надо соответственно в этом году столько же весить.
Л.Горская
— Так это не суеверия — это физика.
М.Шурочкина
— Это физика, но она все равно больше опирается на твое суеверие, как бы мне все говорят, что ты очень худенькая, тебе надо поправиться чуть-чуть, потому что ты выглядишь совсем, как девочка. Но у меня есть пунктик, что я так... может быть мы даже было в какие-то моменты тяжеловато, потому что я действительно была худенькая, но у меня, к сожалению, суеверная черта от папы. У меня папа человек суеверный, но я считаю, что эту вещь надо исключать из своей жизни, потому что она тебя ограничивает.
А.Пичугин
— А Вы, я так понимаю, что Ваша сестра ходит на Ваши выступления, а Вы на ее концерты?
М.Шурочкина
— Да, но это большая редкость. Потому что ее концерты, когда у меня какой-нибудь самый разгар перед соревнованиями, естественно никто меня не отпустит на концерт. А когда у меня соревнования, это в прошлом году она приехала на чемпионат мира, на олимпиаду в этом году, а так до этого не было такого, чтобы она приезжала, потому что очень часто совпадают гастроли.
А.Пичугин
— График гастрольный. А Вы сами сказали, что режим, про то, что соревнования, сборы, никто не отпустит, а это действительно настолько строго? Вот эта дисциплина спортивная, она абсолютно реальна?
М.Шурочкина
— Да, она необходима просто. Потому что ты должен встать в восемь утра, если ты ляжешь в два, то встав в восемь утра ты уже половину информации не будешь помнить на тренировке, ты просто физически не сможешь это сделать, потому что ты должен отдыхать, мозг твой должен отдыхать. А я человек — ночь. Я сова и для меня оптимальное время для того, чтобы лечь спать — это два часа ночи. А после физической нагрузки ты вообще перевозбуждаешься и не хочется спать, хочется что-то поделать, почитать, как минимум.
А.Пичугин
— Ну, два часа ночи, восемь утра — шесть часов, нормально.
М.Шурочкина
— Ну...
Л.Горская
— Восемь часов нормально.
А.Пичугин
— Пойду переосмысливать.
М.Шурочкина
— Да, маловато, нужно следить за дисциплиной, она в спорте, слава Богу, она воспитывается. Очень... это то место, если тебе не хватает самодисциплины, то я считаю, нужно идти в спорт. Может профессионально — это уже совсем, когда человек хочет воспитать в себе гения силы воли, характер, но даже на начальном этапе спортивном, он все равно заставляет человека следить за расписанием, за режимом. Поэтому я бы, наверное, посоветовала людям чуть-чуть, но заниматься физическим трудом.
Л.Горская
— А своих детей Вы бы отдали в спорт, или не думали еще об этом?
М.Шурочкина
— Отдала бы. Я не знаю, насчет профессионального. Это все настолько непредсказуемо. Меня мама тоже отдавала совершенно...
А.Пичугин
— Просто поплавать.
М.Шурочкина
— Да, она не хотела, она даже... да, так и есть, она не хотела даже.
А.Пичугин
— Да, мы об этом говорили в начале программы.
М.Шурочкина
— Чтобы я занималась профессионально, но так вышло, постепенно пошло. Так что — отдавайте, а там уже как пойдет.
А.Пичугин
— Большой спорт, режимы — это все конечно здорово, но я не знаю, например, как бы я отнесся к тому, чтобы мой ребенок пришел и сказал: «Папа, я хочу заниматься футболом». Я конечно понимаю, что мне, как отцу, наверное, было бы выгодно, чтобы мой ребенок пошел в профессиональный спорт, но...
Л.Горская
— В смысле выгодно?
А.Пичугин
— Ну, как отец олимпийского чемпиона, например.
Л.Горская
— А, твоему отцовскому тщеславию, в смысле.
А.Пичугин
— Тщеславию, конечно.
Л.Горская
— Не, ну тебе бы, наверное, еще было бы выгодно, потому что ты бы знал, где он проводит досуг — раз, он бы получил нормальное физическое развитие — это два, навыки самодисциплины, самоорганизации, преодоления собственного «я» и каких-то своих и так далее, и тому подобное.
М.Шурочкина
— Вы знаете, Вы сейчас сказали про преодоление собственного «я» — это особенно командный спорт, как и футбол, гимнастика, тоже, синхронное плавание — это те виды спорта, где ты забываешь, что ты один. Ребенок вообще эгоистичен, я считаю, и попадая в такие виды спорта, ты со временем начинаешь понимать, что помимо твоего мнения, есть еще семь других. Помимо твоего взгляда на это и на это, есть еще куча разных других предложений. И ты обязан их принимать, потому что, если ты их не примешь, то команда развалится. Представляете, каждый будет свое вносить, мы все подеремся и в итоге ни к чему не придем. И спорт, особенно командный, я считаю, это очень в этом плане хорошая школа.
А.Пичугин
— То есть Вас никогда не спрашивают о программе, когда ее формируют?
М.Шурочкина
— Спрашивают, мы вносим какие-то предложения, конечно, но я к тому, что мы не настаиваем на них до победного, если есть какое-то предложение получше, то мы сходимся на этом варианте.
Л.Горская
— То есть, Вы умеете уступать?
М.Шурочкина
— Да, упорство — это очень хорошо. Но упертость, такая есть упертость, которая неприемлема. У меня есть...
А.Пичугин
— Это эгоизм уже.
М.Шурочкина
— Да, ты когда приходишь в спорт, ты понимаешь, что такие черты, как, например, вспыльчивость, а я иногда ей страдаю, они совершенно неприемлемы, упертость опять же эта. Я надеюсь, вы понимаете, о какой упертости я говорю.
А.Пичугин
— Я прекрасно понимаю, мы сами тут упертые, наверное.
Л.Горская
— Особенно некоторые.
М.Шурочкина
— Да, все это очень ограничивает командный успех, и ты должен забывать про свое «я» и слушать своих напарников.
А.Пичугин
— А последнее слово всегда за тренером?
М.Шурочкина
— Да.
А.Пичугин
— Мы знаем — тренер, его подопечные, а помимо этого, наверное, в цепочке еще много звеньев? Ну я не говорю о врачах, о командной кухне, но помимо главного тренера сборной, наверняка же еще целый штат тренеров есть?
М.Шурочкина
— Да, конечно. Тренеров у нас практически столько же, сколько и спортсменов, и у каждого своя роль, например, у нас есть тренер, который включает музыку, снимает на камеру. Правая рука, которая делает какие-то замечания, которых не заметил главный тренер. Всякие менеджеры, которые следят за билетами — куда, что, во сколько улетать, доктор, два массажиста. У нас огромная команда и я говорю, всех эти людей, которые за нами смотрят их больше, чем самих спортсменов.
Л.Горская
— Так, а в бассейн то, кого макали?
М.Шурочкина
— Главного тренера, а нет, подождите, почему — всех тренеров — три человека. Три, потому что на олимпиаду из пяти тренеров едут только три. И всех мы конечно сбросили.
А.Пичугин
— Мария Шурочкина — российская синхронистка, олимпийская чемпионка игр в Рио, шестикратная чемпионка мира, заслуженный мастер спорта России сегодня в программе «Светлый вечер» здесь на светлом радио. А Вы часто выступаете в различных благотворительных мероприятиях, акциях — это контракт, или это Ваше собственное желание?
М.Шурочкина
— Это мое собственное желание.
А.Пичугин
— А чем Вам эта тема близка?
М.Шурочкина
— Я не знаю, просто, когда я слышу, что кому-то нужна помощь, а тем более, людям, или детям, в основном, наверное, у которых со здоровьем плохо, у которых нет вообще 80% того, что есть у меня, то не знаю...
Л.Горская
— Животных Вы тоже любите?
М.Шурочкина
— Люблю, обожаю животных. У меня вообще зверинец дома. Я живу в доме и в такой ситуации проще обзаводиться питомцами. У меня есть рыбки, две собаки, кошка, были попугайчики, множество, но они как-то, то ли улетали, то ли кошка...
А.Пичугин
— Просыпаешься, и нет попугая.
М.Шурочкина
— Да.
Л.Горская
— Сошли на нет, в общем.
А.Пичугин
— С попугаями тут, вспоминаю, я зашел в одно учреждение, а там на ресепшене сидел попугай большой жако, а жако же говорят, что это самый разумный из всех попугаев и его можно обучить большому количеству слов. Он так смотрит на меня, смотрит и говорит: «Молчишь?».
М.Шурочкина
— Я слышала, что их сравнивают с трехлетними детьми по умственной работе и вообще.
А.Пичугин
— Я тоже читал эту статью, видимо, да. Я на него посмотрел, мне стало интересно, что это за птичка такая.
Л.Горская
— А что за собаки?
М.Шурочкина
— Кавказские овчарки.
А.Пичугин
— У нас Елизавета фанат собак.
Л.Горская
— Ну почему фанат сразу? Просто люблю, нравятся они мне. У меня тоже две собаки, правда дворняги, замечательные.
А.Пичугин
— Да, мы всем коллективом недавно ездили в Рязань, по дороге заезжали в Коломну, Лиза увидела собаку — таксу, которая бегала там по улице и мы проехали уже куда-то, потом они на другой машине вернулись и поехали по всему городу искать эту таксу, чтобы забрать ее в Москву, потому что она бегала, бездомная, наверное, было жалко.
Л.Горская
— Я просто боялась, что ее машина собьет. Давайте вернемся к теме нашей программы. Мы поговорим о спорте, Алексей, какой у тебя был вопрос?
А.Пичугин
— Про животных, нет, но ты про животных уже...
Л.Горская
— На самом деле, о благотворительных проектах.
А.Пичугин
— Да, благотворительные проекты, а можете вспомнить какой-нибудь самый-самый такой, которые произвел на Вас неизгладимое впечатление.
М.Шурочкина
— Я помню, мы вместе с сестрой опять же приходили и давали интервью, была такая группа поддержки анонимная. То есть любой человек, любой ребенок может позвонить по номеру телефона и высказать все, что у него на душе, все, что угодно. Это останется, даже если человек хочет, в секрете от родителей. То есть, если ему нужна какая-то психологическая помощь, он просто звонит на этот номер и люди дают советы, разговаривают, общаются. Если конечно нужно что-то более, какая-то еще поддержка... но в основном это рассчитано на то, что ты просто звонишь и рассказываешь все, что тебя беспокоит.
Л.Горская
— А в чем основные проблемы заключаются — домашнее насилие, или это просто какая-то непонятность, нехватка любви? Какого рода проблемы могут беспокоить детей так, чтобы возникла такая потребность звонить?
М.Шурочкина
— Мне кажется у многих детей есть такой переходный возраст, когда им кажется, что их никто не понимает, особенно родители. Я не знаю, начиная с того, что какая-нибудь любовь школьная и мама занята все время на работе, а ребенок... девочка влюбилась в мальчика, а он ей отвечает какой-нибудь не такой, как ей хочется взаимностью. А если человек очень ранимый, это ребенок, она боится поговорить с родителями. А тут она понимает, что можно на какой-то номер позвонить, никто не узнает, кто я, мне просто скажут, что делать — почему бы и нет. Я не знаю, разные случаи, приводили нам примеры. Я думаю — это очень хорошая поддержка, очень нужная.
Л.Горская
— Конечно, потому что да, у ребенка нет достаточного опыта и если нет контакта с родителями, а ему при этом кажется, что мир рухнул из-за какой-то его неурядицы.
М.Шурочкина
— Да, действительно, ты же очень чувствителен, когда ты ребенок, все кажется намного больше, чем есть на самом деле. То есть, до таких размеров проблемки могут возрастать для тебя, если ты ребенок, что действительно нужно иногда спасать детей. А дети боятся иногда родителям о чем-то сказать и в этакой ситуации я считаю, что это очень нужная вещь.
А.Пичугин
— Я хочу еще про спорт спросить. А правда, что вы заливаете волосы желатином перед выступлением, чтобы они не портились?
М.Шурочкина
— Да, но не потому, чтобы они не портились, а чтобы они не растрепались, это для красоты, для нас.
А.Пичугин
— Это же жутко вредно, нет?
М.Шурочкина
— Нет, почему? Это же продукт, во-первых, он легко...
А.Пичугин
— Обычное желе.
М.Шурочкина
— Да, ничего опасного в этом нет и тем более раз в год — ничего не случится.
А.Пичугин
— Раз в год, а Вы же постоянно выступаете? Или это только на олимпиаде?
М.Шурочкина
— Хорошо, у нас два старта в год, например, пять пожелатиниться в год, это ничего не стоит. Обычный желатин, просто, чтобы волосы не мешали и для красоты.
Л.Горская
— А это какой-то гидродинамики придает, как-то улучшает, или нет?
М.Шурочкина
— Да, конечно, это вы, представьте, вы в платье будете плыть, или в костюме в каком-нибудь гидро.
Л.Горская
— Вы знаете, я один раз плавала в платье.
А.Пичугин
— Тебя тоже куда-то сбрасывали.
Л.Горская
— Это очень неудобно. Нет, мне пришлось прыгнуть, для радио «Вера» подходящая тема, в святой источник за мальчиком, который начал там тонуть. Было очень неудобно и холодно.
М.Шурочкина
— Это то же самое, когда волосы такие, нам же крутиться, вертеться под водой — они же тормозят. Поэтому мы желатиним, намного проще так.
А.Пичугин
— У вас есть какие-нибудь шуточки, подколы между собой в команде? Прикольчики такие, о которых можно рассказать?
М.Шурочкина
— Да, вот сейчас думаю. Ну, очень часто у нас тренер оговаривается, мы смеемся.
А.Пичугин
— Татьяна Покровская, да?
М.Шурочкина
— Да, Татьяна Николаевна, она очень, когда что-то объясняет эмоционально, нужно успеть, конец тренировки через полчаса. Она начинает нервничать, или путать слова, или фамилии не те называет, меня называла Ищенко — это наша пятикратная олимпийская чемпионка, это конечно очень приятно, но все равно, она называет меня Ищенко, ее Шурочкиной, она наоборот — что это такое. И эти оговорки очень смешные, она видит, что нам это все очень придает, небольшая такая эмоциональная разгрузка, все-таки смеяться иногда нужно.
А.Пичугин
— Но тем не менее, если кто-то не знает, то Татьяна Николаевна Покровская возглавляет нашу сборную по синхронному плаванию с 1998 года и под ее руководством наша сборная побеждала в 2000 в Сиднее, в 2004 в Афинах, в 2008 в Пекине, в 2012 в Лондоне и вот в 2016 в Рио. Так что выдающийся тренер, видимо, абсолютно.
М.Шурочкина
— Да, но при этом, чувство юмора у нее просто несравненное. Мы даже думали какой-нибудь завести блокнотик с ее шутками, с какими-то оговорками, потому что это действительно очень смешно.
Л.Горская
— А чего не завели?
М.Шурочкина
— Как-то планируем-планируем, и...
Л.Горская
— В общем, как всегда?
М.Шурочкина
— Да.
А.Пичугин
— Будем заканчивать, спасибо. Мы напомним, что сегодня в гостях у радио «Вера» в программе «Светлый вечер» была Мария Шурочкина — российская синхронистка, олимпийская чемпионка игр в Рио де Жанейро, шестикратная чемпионка мира и заслуженный мастер спорта России. Спасибо Вам большое, что пришли к нам сегодня.
М.Шурочкина
— И вам спасибо!
А.Пичугин
— Лиза Горская.
Л.Горская
— Алексей Пичугин.
А.Пичугин
— Всего хорошего, будьте здоровы!
М.Шурочкина
— До свидания!
Храму Всех святых, в земле Российской просиявших, необходима помощь
Храм Всех святых, в земле Российской просиявших, в городе Дубне объединяет много добрых сердец, поэтому и атмосфера в нём радушная. На приходе стараются помогать всем, кто нуждается. Здесь работает благотворительная столовая, где всегда накормят и обогреют тех, кто оказался в беде. Некоторые прихожане храма трудятся в православном сестричестве милосердия города Дубны. Они навещают стариков в доме-интернате «Рождественский», пациентов в больницах и немощных одиноких людей на дому.
Храм Всех святых, в земле Российской просиявших, ещё долгие годы может принимать, утешать и объединять людей для добрых дел. Только сейчас он оказался под угрозой разрушения. Сильно протекает крыша и появились трещины на несущих конструкциях. Необходим качественный ремонт. Собрать на него средства приходу помогает фонд «Мои друзья». Присоединиться к фонду и поддержать храм в городе Дубне может любой желающий. Сделать это просто – можно зайти на страницу «Моих друзей» my-friends.ru и оставить благотворительный взнос, либо передать для храма стройматериалы или помочь своим трудом.
По всем вопросам обращайтесь в фонд:
+7 (916) 165-82-77, e-mail: info@my-friends.ru
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Путь к священству». Священник Сергий Лабунский
У нас в гостях был клирик Елизаветинского храма города Красногорска священник Сергий Лабунский.
Наш гость рассказал о своем пути к вере, о духовных поисках, которые сначала привели его в Католичество, как и почему позднее он пришел к Православию и выбрал для себя священническое служение.
Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева.
Константин Мацан:
— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, уважаемые друзья. В студии моя коллега, Кира Лаврентьева.
Кира Лаврентьева:
— Добрый вечер.
Константин Мацан:
— И я Константин Мацан. Добрый вечер. В гостях у нас сегодня священник Сергий Лабунский, клирик Елисаветинского храма города Красногорска и еще множество есть регалий, как вас можно было бы представить, например, вы байкер.
Священник Сергий Лабунский:
— Да это так и есть.
Константин Мацан:
— Действующий или бывший?
Кира Лаврентьева:
— Или бывший католик.
Константин Мацан:
— Или бывших байкеров не бывает? Бывший католик.
Священник Сергий Лабунский:
— Бывший католик, да, это уже действительно бывший, здесь уже никаких сомнений. А байкер я действующий, да, действительно, я езжу на мотоцикле уже, пожалуй, восемь лет, как езжу на мотоцикле, и не собираюсь это бросать.
Константин Мацан:
— И член Императорского православного палестинского общества.
Священник Сергий Лабунский:
— Так и есть.
Константин Мацан:
— Много регалий, мы обо всем сегодня поговорим в том контексте, в котором мы обычно с Кирой эти беседы ведем. Я нашим слушателям напомню и вам, что мы говорим о пути человека к священству, к вере, в вере и к священству. То есть такой разговор о пути, о тех событиях, о тех вопросах, которые возникают на этом пути, о тех ответах, которые человек для себя находит. Нам кажется, что те ответы, которые, допустим, есть у вас как у человека, пришедшего к православному священству, могут так или иначе срезонировать с теми вопрошаниями, которые есть у нас радиослушателях, любого человека, который задумывается о своих отношениях с Богом и о своем пути. Вот об этом бы сегодня хотелось поговорить.
Священник Сергий Лабунский:
— Конечно.
Кира Лаврентьева:
— Отец Сергий, путь у вас извилистый, что уж греха таить.
Священник Сергий Лабунский:
— Весьма.
Кира Лаврентьева:
— Мы сегодня обязательно об этом поговорим. Но я предлагаю начать с интересной, поворотной точки вашей биографии, когда вы, поглотив буддистскую литературу, поглотив мусульманскую литературу, пришли к полной внутренней каше. И вывел вас из этой каши свет европейской истории, которую вы горячо любили, и благодаря ей, вы все-таки обратились к христианству, но в католичество.
Священник Сергий Лабунский:
— Да-а.
Кира Лаврентьева:
— Расскажите об этом, пожалуйста, поподробнее. Как вообще протекала вся ваша история религиозного поиска, и почему католичество и почему вы все-таки из католичества-то потом ушли? Вот очень нам интересно, отец Сергий.
Священник Сергий Лабунский:
— Да, я согласен, любопытная история. И, увы, не краткая совсем.
Кира Лаврентьева:
— Это хорошо. Это нам подходит.
Священник Сергий Лабунский:
— Я постараюсь короче. Дело в том, что в подростковость, как это у многих бывает, начался какой-то религиозный поиск. Вопросы, зачем я здесь, откуда я здесь, какой в этом вообще смысл существует. Мне кажется, что большинство людей с этим сталкиваются и, так или иначе, для себя на эти вопросы отвечают. В моем случае получилось так, что я из совершенно неверующей семьи, никто моим религиозным образованием никогда не занимался, и поэтому мир религии для меня был принципиально иным миром. Не тем, что я видел каждый день вокруг себя. И я прекрасно помню, как еще в детстве, в достаточно далеком детстве, в глубокие 80-е годы, в начале 80-х меня моя бабушка водила в храм Всех святых на Соколе. Водила она меня всего раза три за все мое детство, то есть она не была тоже воцерковленным верующим глубоко человеком. Но просто ей казалось, что надо это сделать хоть немножечко, хоть несколько раз. Тогда еще маленьким детенком я приходил в этот храм на Соколе и попадал буквально в сказку, я помню эти мерцающие лампадки в полутьме, я помню очередь людей на исповедь, эти строгие вдохновленные и спокойные при этом лица, я помню размеренный ритм богослужения. И все это настолько глубокое впечатление тогда на меня произвело, и произвело именно непохожестью на повсеместную, повседневную жизнь. Я это запомнил. Тогда, конечно, это никакого эффекта видимого не дало в моей жизни. Естественно, я был маленьким ребенком, что родители скажут, то я и делаю, пытаюсь, по крайней мере. А в последствие, когда в подростковый возраст пришел, подростковость наступила, возник этот религиозный поиск, возникли вопросы, зачем, откуда, и что, и куда. И я вспомнил вот эту радость от общения с Богом из того детства. Обычно в подростковость у человека формируется критическое мышление, человек отрицает все, что ему раньше говорили, пытается свою позицию выработать. И здесь это сыграло на руку, потому что, повторюсь еще раз, у меня семья была неверующая абсолютно, мы о религии, как правило, не говорили вообще. И мой бунт подростковый вылился в интерес к религии. Я сейчас обратное явление наблюдаю среди детей верующих родителей.
Кира Лаврентьева:
— Да, это интересно.
Священник Сергий Лабунский:
— Потому что у них как раз бунт выражается в отрицании религии. То, чем их кормили все детство, порой бывает даже чрезмерно, ломая их волю, принуждая их, и в подростковость их бунт выражается в поступках против религии. А у меня наоборот получилось, изначально не было никакой религиозности. Я прекрасно понимаю, что если бы мои родители были верующие и, не дай Бог, они бы пихнули меня в какую-нибудь воскресную школу... Вы знаете, что со школой у меня были тяжелые отношения в свое время, я ее не очень любил, она меня тоже, прогуливал активно. Даже само слово «школа», да еще и воскресная, когда вроде бы не должно быть никакой школы, а она есть, я думаю, меня бы очень сильно оттолкнуло.
Кира Лаврентьева:
— Несистемный вы человек, отец Сергий.
Священник Сергий Лабунский:
— Да. Слава Богу, что этого в моей жизни никогда не было. Возвращаясь к подростковости моей, к этому бунту моему, получается то, что мне стало интересно духовность, пока так общим словом назовем, без конкретики, без деталей, просто духовность. И действительно, прогуливая школу, я прогуливал ее в основном в библиотеке, потому что там тепло, сухо, можно было посидеть и никто не спрашивал, что я тут вообще делаю в середине буднего дня.
Константин Мацан:
— Читали или просто сидели?
Священник Сергий Лабунский:
— Нет, читал, а что там еще делать-то? Конечно, читал.
Кира Лаврентьева:
— Мыслить. Размышлять.
Священник Сергий Лабунский:
— Нет. Вначале началось все с каких-то таких легких книжечек, конечно же. Но потом они мне очень быстро наскучили, а интерес был — здесь мы подходим к вопросу истории — интерес был у меня всегда к европейской истории, мне она очень нравилась, как, наверное, всякому мальчишке нравятся солдатики, войнушки, и мне это тоже очень нравилось. А поскольку я очень любил, не знаю, помните вы — не вспомните, был такой в 90-е годы сериал «Горец» по телевизору с — Господи, как его звали-то? Фильм был с Кристофером Ламбертом, а сериал...
Константин Мацан:
— Я помню, да, был такой сериал, а актера тоже не помню.
Священник Сергий Лабунский:
— Сериал не помню кто, но там главного героя звали Курган Маклауд. Мне это безумно нравилось. Я обожал этот сериал, потому что в нем сочеталось и одно и другое, там замечательные флешбэки в историю, показывали, как они в истории бегали друг другу головы рубили, там была мистика, почему эти люди бессмертные и почему они продолжают рубить друг другу головы в двадцатом тогда еще веке. То есть здесь все сочеталось, и меня тогда этот сериал очень увлек. С него начался мой интерес к истории, именно к европейской истории, поскольку на ней был сфокусирован сюжет этого сериала. Я начал копаться и меня безумно увлекли крестовые походы, потому что это опять войнушка, мальчишки любят мечами махать. Крестовые походы. Сплав мистики и истории прекрасно здесь ложился в контекст военно-монашеских орденов, которыми я тоже увлекся, там тамплиеры, госпитальеры, меченосцы и прочие тевтонцы — военно-монашеские ордена. Конечно, это все привило мне огромную любовь к европейской старине. И вот эта европейская старина, вплотную связанная с христианской духовностью, естественно, в латинском его изводе, в латинском варианте, и привела меня в итоге где-то к концу 90-х к приходу в католическую церковь. То есть я тогда, когда читал все эти книжки в библиотеке по свободомыслию, даже по эзотерике, иудаизму, исламу, что там только не было, все в куче было. Но христианство для меня всегда было чем-то особенным. Во-первых, потому что была эта память из детства, переживание иного мира, прикосновение к иному миру через бытие в церкви. На самом деле разовое прикосновение, не постоянное, буквально разовое, три раза, может быть, четыре за все мое детство меня бабушка водила в храм, с одной стороны. И с другой стороны, это увлечение войнушкой, войнами, все как-то сложилось и вот вышло, получилось так.
Константин Мацан:
— А что заставило потом все-таки из католичества перейти в православие?
Священник Сергий Лабунский:
— В первую очередь, глубокое разочарование в католичестве, хотя бы просто потому, что когда католик живет в России, он на самом деле с католичеством в его бытовом виде никогда не сталкивается, никогда не видит этого. Он находится в неком стеклянном пузыре, отделенном от общего мира католического. Находясь в России, католичество находится под сильным влиянием Православной Церкви. Поэтому католичество в России достаточно консервативно. И, находясь в России, русский католик, как правило, не видит всего того ужаса обновленчества, которое на самом деле присутствует в католической церкви сейчас в той же Европе. Мне посчастливилось вплотную столкнуться с обновленчеством, потому что я некоторое время жил в посталантуре Доминиканского ордена в Фастове на Украине. Я некоторое время был в Польше и там — Польша это традиционная католическая страна — и там я сталкивался напрямую с бытовым католичеством. Не с каким-то его рафинированным изводом, которое здесь у нас в России есть под сильным влиянием православия, а именно с таким католичеством, каким оно вообще в принципе и является на бытовом уровне. И я видел все модерновые совершенно каких-то невообразимых конструкций храмы, которые от амбара сложно отличить. Я видел, как были изуродованы древние храмы под новый обновленческий манер, как старые алтари ломались. Это, кстати говоря, история нашей Москвы, для этого не нужно даже в Польшу ехать. В Москве католический храм святого Людовига, это старейший действующий католический храм на территории России, он не закрывался никогда в советское время. И там были прекрасные престолы, там были три каменных престола и один сбоку посвященный святому Иосифу деревянный престол. И когда 90-е годы пришли к нам сюда в Россию и когда рухнул железный занавес, когда появилась возможность коммуникации более свободной католиков в России с католиками европейскими, получилось, что этот деревянный престол — пришли веяния Второго Ватиканского Собора в Россию — это деревянный престол оказался никому не нужен, его разломали и выбросили на помойку.
Константин Мацан:
— А помимо отторжения католичества, какая была положительная мотивация перехода в православие для вас?
Священник Сергий Лабунский:
— Спасибо вам большое за этот вопрос, это очень правильно. В первую очередь, я считаю, что человек должен не уходить от чего-то, а приходить к чему-то.
Константин Мацан:
— Я поэтому спрашиваю.
Священник Сергий Лабунский:
— Да. Здесь тоже надо ввести определенную последовательность событий. Первое, был мой отказ от идеи монашества. Потому что в принципе в католичестве обязателен целибат для любого священника, поэтому по большей части без разницы, будешь ли ты монахом, будешь ли ты приходским священником.
Константин Мацан:
— Целибат — это обет безбрачия.
Священник Сергий Лабунский:
— Совершенно верно.
Кира Лаврентьева:
— Для священнослужителя.
Священник Сергий Лабунский:
— Да. Совершенно верно. Таким образом, не столь важно, будешь ли ты обычным мирским священником, будешь ли ты монахом, база одна и та же остается. Естественно, мне было интересно тогда попробовать себя не в приходском служении, а именно в монашеском ордене, я пошел в доминиканцы. В доминиканцы я пошел, потому что это один из известнейших орденов католической церкви, орден проповедников, он же занимался инквизицией в свое время. А вы уже знаете, что я любил Крестовые походы.
Константин Мацан:
— Я думал, вы скажете, что я любил инквизицию.
Священник Сергий Лабунский:
— Нет, инквизицию я, конечно, не любил, но это отдельная история, это целый отдельный пласт, отдельный часовой разговор. И первое, что послужило к моему уходу из католичества, во-первых, я решил, что монашество не для меня. А решил я это очень интересным таким способом. Я помню, что был тогда в Фастове в монастыре, по-моему в честь Воздвижения Креста, там монастырь Доминиканского ордена, и сидел смотрел во двор, а во дворе дети играли местных жителей, какой-то там частный сектор кругом, и с этого частного сектора детишки приходили поиграть во двор монастыря. Я сидел смотрел на этих ребятишек и понял, что я буду глубоко несчастлив, если я не увижу своих детей на этом свете, как они ходят своими ножками, топчут этот мир, как они радуются, улыбаются, возятся, дерутся в том числе.
Кира Лаврентьева:
— Но тогда вы могли бы стать прихожанином католической церкви, который бы создал семью. Это ведь не основная причина, конечно?
Священник Сергий Лабунский:
— Без сомнения. Конечно, нет. Мне всегда хотелось как можно глубже погрузиться в то, чем я занимаюсь. Мне в принципе не очень нравятся люди, которые сбивают только верхушки и не уходят на глубину какой-либо темы, которой они интересуются или занимаются. Поэтому когда я заинтересовался христианством, а здесь надо очень четко тоже это проговорить, что я пришел в христианство потому, что мне было интересно. Не потому что у меня случилось какое-то счастье или наоборот какая-то беда в жизни случилась, и это меня привело. Нет, мне просто стало интересно. Я взял книжки и читал, мне стало еще более интересно, я своими ногами пошел, мне стало еще более интересно. Я все более углублялся-углублялся-углублялся и доуглублялся до того, что пришел к идее священства, потому что это максимальное погружение, эта максимальная интеграция из всех возможных. Естественно, когда я стал католиком, для меня вообще вопроса не стояло, кем я буду, конечно, я буду священником. Монахом или приходским это уже другой вопрос, уже как я сказал, не столь принципиально в католичестве, потому что примерно все одно и то же. Монашество давало больше интересных возможностей, нежели приходское священство, возможность, в частности, в том числе прикоснуться к истории древнего ордена католического, Доминиканского в частности, куда я пошел.
Кира Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на радио «Вера», дорогие радиослушатели. У микрофона Константин Мацан и я, Кира Лаврентьева. Мы сегодня беседуем со священником Сергием Лабунским, клириком Елисаветинского храма города Красногорска. Да, отец Сергий, продолжайте. Про детей.
Священник Сергий Лабунский:
— Спасибо. И вот, сидя во дворе этого монастыря, я увидел детей, которые играли, и понял, что я буду глубоко несчастлив, если не увижу собственных детей. Это стало концом моего монашеского пути.
Кира Лаврентьева:
— Не став его началом.
Священник Сергий Лабунский:
— Не, я положил ему начало. Я был в постулантуре.
Кира Лаврентьева:
— То есть вы уже первую какую-то стадию...
Священник Сергий Лабунский:
— Послушник, по-русски это послушник. Я был в послушниках Доминиканского ордена, дальше я не продвинулся, никаких обетов я не приносил, то есть монахом я так и не был никогда, и слава Богу. Тем не менее, какие-то первые шаги были сделаны. В этот момент я понял, что все, монашество для меня закрыто, закрыто и католическое священство. Потому что я не могу быть с детьми католическим священником. Собственно говоря, и ладно, на этом я успокоился, спокойно уехал домой. Какое-то время, год или два во мне это еще оставалось, католичество, но я уже получил от него определенную прививку, потому что увидел обновленчество католической церкви, увидел не только на Украине, особенно в Польше, где это было очевидно, где это было просто вопиюще, я бы сказал.
Константин Мацан:
— Вы от этого отошли, а к чему вы пришли?
Кира Лаврентьева:
— Костя все хочет узнать, к чему вы пришли.
Константин Мацан:
— Я все хочу узнать, как вы отошли от католичества и пришли в православие.
Священник Сергий Лабунский:
— Так подождите, подождите, тут же длинная история, она на этом не начинается даже.
Константин Мацан:
— Хорошо.
Священник Сергий Лабунский:
— Подождите, пока предисловие. И когда я разочаровался в католичестве в том виде, в каком оно есть, прийти мне было особенно не к кому и не к чему. Надо еще отметить, что у католиков, особенно русских католиков, как людей, живущих, не скажу что во враждебном окружении, но тем не менее в каком-то окружении, от которого они себя отделяют, у них есть ощущение собственного элитизма. Мы некая элита, и спасибо Тебе, Боже, что я не как какая-нибудь бабушка в этой православной церкви, в э-той РПЦ. Это очень характерная черта для русских католиков, которую я сам неоднократно видел, да и, что скрывать, которой сам был заражен.
Константин Мацан:
— Вообще, я бы сказал, для русских интеллигентов.
Священник Сергий Лабунский:
— Да. Поэтому когда пришел к мысли, что мне в католичестве делать нечего и что мне нужно куда-то уходить, для меня возникла трудная проблема, я не мог переступить через себя и прийти в э-ту РПЦ.
Константин Мацан:
— Это уже интересно.
Священник Сергий Лабунский:
— Да, да. Представляете? Это состояние потерянности примерно год длилось, я пытался найти какие-то альтернативы, возможности, узнал, что существуют какие-то альтернативные православные, даже пришел к ним на службу, ужаснулся, честное слово, и больше никогда не приходил, и вам не советую, честное слово, это было ужасно. Это был патриархийный священник, который бросил свое служение в Русской Православной Церкви. Где-то кто-то, не пойми кто, его рукоположил в епископы. И он при живой жене — хотя формально он говорит, что с ней не живет, хотя они живут в одном доме — при живой жене стал епископом, у себя на участке построил церковь деревянненькую такую, типа шалашика.
Кира Лаврентьева:
— Он не слепой?
Священник Сергий Лабунский:
— Не-не-не, это был зрячий. Не знаю, может быть, сейчас что-то изменилось.
Кира Лаврентьева:
-Чего только нет.
Священник Сергий Лабунский:
— Там была какая-то церковь альтернативная, якобы православная, и он меня пригласил, приходи к нам на службу пасхальную. Пасхальная служба это была. Я пришел, выяснилось, что нет никого больше. К нему там еще должны были приехать другие иерархи этой церкви, но никто не приехал, он был просто один. Первый звоночек, что все иерархи альтернативной церкви проигнорировали пасхальное богослужение. Следующий звоночек, когда не нашлось никого, кому бы служить, он ко мне подходил, Сергей — я тогда еще не был, естественно священником, я был мирянин — Сергей, вы не хотите ли попономарить. — Слушайте, я вообще не в курсе, что делать, вообще никогда в жизни. Он говорит, да ничего, я там расскажу вам, все расскажу. Но я отказался тогда, никуда не стал идти. Я говорю, не-не, я тут постою. И третий звоночек был, когда в середине службы он ко мне выходил из алтаря и спрашивал, посылать ли за водкой сейчас или после службы? Ну, типа праздновать. Я, честное слово, настолько был глубоко разочарован всей этой альтернативщиной, что тоже оставил ее в стороне, даже не погрузившись в нее. Целый год я находился в каком-то состоянии потерянности, не знал, куда мне идти, вот так просто взять и прийти в Русскую Православную Церковь, для меня какой-то внутренний барьер существовал. Альтернатив, по сути, не было, а те, которые были, это было что-то страшное, упаси Боже. Целый год я был в каком-то вакууме, я прекрасно помню этот момент. Я тогда работал вебдизайнером, и мне надо было приехать на Китай-город к нашему клиенту что-то с ним обсудить. И я помню это свое тяжелое чувство от потерянности, от невозможности не то, что реализовать себя в духовном плане, а именно это было для меня всегда гораздо важнее, чем какая-либо светская работа, я всегда себя видел только служителем Церкви, в любом случае как-то с нею соприкасающимся плотно. И вот целый год этого у меня нет. Я помню это чувство потерянности, отчаяния, я иду и думаю, все хватит, мне надоело, просто первый храм, который я увижу, я туда зайду и останусь. Я выхожу из Китай-города, первый храм, который я вижу, это Никола в Кленниках на Маросейке.
Константин Мацан:
— Легендарный храм.
Священник Сергий Лабунский:
— Легендарный абсолютно храм.
Константин Мацан:
— Отца Алексея Мечева и Сергия Мечева потом.
Кира Лаврентьева:
— Надо же.
Священник Сергий Лабунский:
— Я туда захожу, там стоит отец Николай Чернышев, служит молебен. Я тогда еще не знал, что это так называется, думаю, ладно, постою. Как раз молебен у раки мощей праведного Алексея Мечева. После этого молебна я торможу батюшку, отче, мне очень надо исповедаться. Он говорит, ну, давай, ладно.
Кира Лаврентьева:
— Надо, так надо.
Священник Сергий Лабунский:
— Надо, так надо. И я два часа ему вот это все, что у меня накопилось, что у меня наболело, просто на него вываливаю. Пикантность ситуации еще заключается в том, что отец Николай Чернышев, не знаю, как сейчас, но на тот момент он был плотно связан с факультетом иконописи в Свято-Тихоновском институте. Как я потом узнал, ему в это время надо было ехать принимать экзамен или, по крайней мере, как-то участвовать в принятии экзамена в Свято-Тихоновском институте, а я его тут тормознул и два часа ему все это рассказывал. Надо отдать ему должное, он безропотно абсолютно меня выслушал, выдал несколько рекомендаций, и предложил еще приходить, дальше не отрываться, не уходить. А вы знаете, когда я исповедался, у меня было настолько прекрасное внутреннее состояние духа, я настолько воспарил буквально, я просто почувствовал себя дома, что наконец-то. Вот это длительное...
Кира Лаврентьева:
— Скитание.
Священник Сергий Лабунский:
— Спасибо. Вот это длительное скитание закончилось, я просто пришел домой, я выдохнул, мне не нужно с кем-то бороться, мне не нужно никому чего-то доказывать, я могу спокойно приходить в храм, причащаться и быть частью обычной общины христианской.
Кира Лаврентьева:
— Прекрасно.
Священник Сергий Лабунский:
— Без каких-то выпендрежей, без каких-то, не знаю...
Кира Лаврентьева:
— Изощрений.
Священник Сергий Лабунский:
— Да, без каких-то изощрений. Просто приходить и просто причащаться в окружении таких же христиан, таких же людей. Вот она, настоящая община молитвенная, которая собирается вокруг единой Чаши. Этого мне безумно не хватало, и это я получил в храме Николы в Кленниках, и до сих пор я себя считаю частью Маросейской общины. Потому что отец Николая стал моим духовным отцом, он же мне давал рекомендацию на поступление в семинарию несколько лет спустя. То есть все мое дальнейшее, уже православное воцерковление или, скажем, ревоцерковление после католичества происходило в храме Николы в Кленниках на Маросейке под водительством отца Александра Куликова, настоятеля, и вот отца Николая Чернышева, моего духовника.
Константин Мацан:
— Вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» священник Сергей Лабунский, клирик Елисаветинского храма в городе Красногорске. У микрофонов Кира Лаврентьева, я Константин Мацан. Не переключайтесь.
Кира Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на радио «Вера» вновь приветствует вас, дорогие радиослушатели. В этом часе с нами священник Сергий Лабунский, клирик Елисаветинского храма города Красногорска. У микрофона Константин Мацан и я, Кира Лаврентьева. Мы продолжаем наш разговор о пути отца Сергия к священству, но не только к священству, дорогие радиослушатели, но также к католичеству, из католичества, к православию, к храму.
Константин Мацан:
— К байкерству.
Кира Лаврентьева:
— К байкерству. И мне кажется, много еще путей у отца Сергия откроется. Но что я хочу процитировать, дорогие радиослушатели и дорогой отец Сергий. «Сейчас с высоты прожитых лет я могу оценить свой путь как извилистый и тернистый. Но на этом пути мне помогал мой добрый предок, прапрадед священномученик Федор Крюков, который вымаливал меня и вытаскивал из очень многих жизненных передряг». Итак, мы открываем новую страницу великолепной книги, открываем новый узор переплетений тонких линий вашей жизни, и спросим вас, откуда взялся этот прекрасный священномученик, знали ли вы об этом с детства, и как он участвовал непосредственно в вашей жизни.
Священник Сергий Лабунский:
— Он участвовал молитвенно.
Кира Лаврентьева:
— Очевидно, это очевидно.
Священник Сергий Лабунский:
— Ох, откуда взялся. Честно сказать, я никогда в детстве не знал, что у меня кто-то есть в роду в священном сане, тем более в лике мучеников. Естественно, тогда он не был прославлен как новомученик, потому что в советское время это было принято скрывать. Меня крестили, к счастью, не на дому, в церкви, но все равно церковь выбирали как можно дальше от дома и старались, чтобы нигде никаких следов не оставалось от этого крещения. А тем более, у меня там всякие дедушки, бабушки, родители партийными работниками были, тоже было не так хорошо, чтобы кто-то у них на работе узнал о моем крещении. Естественно, все это скрывалось. Никто ничего не рассказывал. И я помню, что у моей прабабушке, дочери как раз отца Федора Крюкова всегда в комнате ее были иконы, но всегда они были в уголочке, завешенные шторой. То есть в том уголочке, где окно, на той же стене, где окно, шторы от окна раздвигались в стороны и полностью закрывали эту иконную полочку. Заходишь в комнату, ее просто не видно вообще, но стоит отодвинуть шторку и вот она замечательная классическая иконная полочка советского человека. Я прекрасно помню этот момент. Все это всегда скрывалось, это было не принято афишировать и, конечно, я в детстве ничего об этом не знал. Узнал я об этом, когда пошло мое... воцерковление не правильно сказать тогда, но какой-то повышенный интерес к религии, и вот тогда мне рассказали: а кто-то у нас был где-то там. Опять же родители у меня были неверующие особенно тогда были. В принципе, хорошо относились к церкви, но не сказать, что как-то... никогда верующими не были. Поэтому они тоже не могли мне рассказать деталей, подробностей, ничего, просто сказали, что-то у нас было такое. Я поинтересовался, что, где, кто был, откуда это известно.
Кира Лаврентьева:
— Что, где, когда?
Священник Сергий Лабунский:
— Выяснил, что вот так его звали, где он, что он. И дальше начал разыскивать любую информацию, какую только возможно. Это были уже двухтысячные годы, уже появился интернет, пусть в сравнительно зачаточном состоянии, но тем не менее, он уже был, уже можно было в интернете какую-то информацию искать. Я так нашел отца Ианнуария (Недачина), тогда он был, если я не путаю, настоятелем подворья Соловецкого монастыря в Москве. Затем он был благочинным храмов Соловецкого монастыря, сейчас, честно говоря, не знаю где. Но выяснилось, что мой предок, отец Федор Крюков дьяконом служил в одном храме с его предком, тоже новомучеником, вот этого игумена Ианнуария (Недачина). Я связался с отцом Ианнуарием, мы с ним пообщались, он мне рассказал немножечко, откуда он взял эту информацию. Благодаря его наводке я смог выйти на архив ФСБ по Смоленской области и через наш Центральный архив УФСБ в Москве на метро Кузнецкий мост. Там я уже ознакомился с подлинным делом расстрельным отца Федора. Специально для меня его привезли из Смоленска в Москву, меня пригласили в этот архив и я действительно сел наедине, тет-а-тет с этим расстрельным делом моего предка и посмотрел, полистал. Сложно сейчас передать те чувства, те эмоции, которые я испытывал, меня очень поразило, до сих пор это помню, как я листаю стенограммы допроса, и в конце стенограмм всегда стоит подпись допрашиваемого. И я вижу, что в начале рука твердая у отца Федора, а чем дальше я листаю, тем она все-е...
Кира Лаврентьева:
— Невозможно вообще смотреть.
Священник Сергий Лабунский:
— Ужасно, ужасно. Видно, что рука дрожит. Я понимаю, насколько ему тяжело было. Может быть, его били.
Кира Лаврентьева:
— Пытали.
Священник Сергий Лабунский:
— Пытали, издевались над ним, в каких условиях он содержался. И я понимаю, что этот кусочек живой истории, кровоточащей истории, моей истории, истории моей семьи — ничем не передаваемое ощущение. В этот момент я особенно глубоко влюбился в новомучеников, для меня подвиг новомучеников это, пожалуй, самая яркая страница вообще в церковной истории не только даже последних лет, но вообще в принципе в церковной истории, пожалуй, самая яркая страница. И может быть, она для меня такая потому, что есть вот эта связь, прикосновение, физическое буквально прикосновение, через это дело из архива ФСБ. Удивительная на самом деле история. И, конечно, отец Федор для меня стал путеводной звездочкой, его икона у меня стоит дома, у всех моих родных она теперь стоит тоже дома. Мы заказывали разным иконописцам, у нас несколько вариантов его икон рукописных есть, Конечно, я каждый раз молюсь ему обязательно и прошу его помощи и заступления. Даже когда я не знал о нем, и когда мои мытарства проходили через католичество и потом через пропасть неприкаянности моей после католичества, до того, как я пришел в православную церковь, я абсолютно уверен, что он меня вел, что он за меня молился перед престолом Божиим, и он меня вымолил. Потому что не было кого-то, кто бы за меня вздохнул и помолился. Наверное, мама, без сомнения, но она человеком была не особо верующим, поэтому, видимо ее молитва... Нет материнскую молитву не надо, наверное, сбрасывать со счетов.
Кира Лаврентьева:
— Конечно.
Священник Сергий Лабунский:
— Она меня тоже, я думаю, вымолила, хоть своими словами, может быть, не умея, не зная, но думаю, что она тоже вложила очень много своих молитв в меня. Вот она и отец Федор.
Константин Мацан:
— Так, хорошо, а байкерство священнику зачем?
Кира Лаврентьева:
— Новая страница.
Священник Сергий Лабунский:
— Новая странница, да. Байкерство. Это отдельная история, напрямую никак с церковью и священством не связанная, и связавшаяся с ней только под конец, потому что я два в одном, я и то и другое в одной личности. С подростковости опять же люблю мотоциклы, нравятся они мне, красивые, хорошие. Как-то никогда не вставал передо мной вопрос покупки собственного мотоцикла, хотя и хотелось, но это всегда было достаточно умозрительное желание, никогда не воплощаемое в действительности. Никогда у меня не было дядюшек с Явами, Планетами, Ижами, которые меня катали, ничего подобного у меня не было, это всегда было умозрительное увлечение. В конце концов, я уже став священником, познакомился с таким феноменом, как христианские мотоклубы. То есть мотоклубы, но состоящие из христиан, подчеркивающие свое христианство и использующие свое участие в этой байкерской среде для проповеди христианства. Насколько я знал, тогда уже существовал христианский мотоклуб, это орден Преображения в Кирове созданный, он тоже себя прямо не позиционировал как христианский мотоклуб, но он был создан священником еще в начале нулевых, двухтысячных годов. Но я о нем тогда ничего не знал абсолютно. И первый христианский мотоклуб, с которым я столкнулся, это God’s Squad, это зарубежный основанный, по-моему, в 1972 году мотоклуб, основан в Австралии был, и сейчас распространившийся по всему миру. К сегодняшнему дню у него, по-моему, больше пятнадцати стран открыто, где есть представительство этого мотоклуба, чаптеры они называются, как отделения этого мотоклуба. Я познакомился в первую очередь с ними, сдружился, с’общался, узнал, что на Украине есть чаптер, отделение этого мотоклуба. Раз они на Украине, значит, они говорят по-русски, я с ними связался, у нас пошло общение, мы подружились. Вот, собственно говоря, мои первые прикосновения к байкерской теме, физическое прикосновения. Не просто умозрительно, а буквально я прикоснулся физически, я увидел этих людей, я увидел эти мотоциклы, я увидел возможность не просто кататься на мотоцикле, проветривая свое лицо на подмосковных трассах, а я увидел за этим возможность какого-то делания, в том числе для Бога и ради Бога. Меня это очень вдохновило. Поэтому первое мое осознанное решение приобрести себе мотоцикл связано было именно с этим клубом. Я просто захотел в него вступить, я захотел быть частью этого движения, и я тогда впервые предметно задумался о покупке своего мотоцикла, и купил его себе на восьмое марта. Э-ге. Так получилось, совпали даты.
Кира Лаврентьева:
— Отец Сергей, а если немножко вернуться к тому моменту, когда вы оказались в храме, где находятся мощи праведного Алексея Мечева, в храме святителя Николая в Кленниках. Вы с радостью вошли в эту общину, мы начали развиваться, вы поняли, что вы дома. Все это очень откликается, такое с силой сказанное слово, ты всегда чувствуешь правду. Я думаю, наши радиослушатели также чувствуют ее, как мы с Костей. А момент священства? Вы также решили углубляться в православие, как вы углублялись в католичество, «во всем хочу дойти до самой сути». Вы и тут решили дойти до сути и стать священником. И как отнеслось к этому священноначалие, конкретно ваш священник, который вас исповедовал?
Священник Сергий Лабунский:
— Надо здесь сделать маленькую ремарку и сказать, что идея священства у меня появилась еще до того...
Кира Лаврентьева:
— Это мы уже поняли.
Священник Сергий Лабунский:
— ...как я воцерковился.
Кира Лаврентьева:
— А, это интересно.
Священник Сергий Лабунский:
— Когда мне в принципе стало это интересно, я понял, что вот, священство это наверняка то, что нужно. Мне сразу захотелось... Я тогда подростком был, сделайте на это скидку, пожалуйста, мне сразу захотелось все по-максимуму. Поэтому естественно, даже не зная, что это такое, еще не перейдя в католичество, я крещен-то было в православии, и в католичество я перешел уже, будучи в достаточно сознательном возрасте, не имея никакого опыта воцерковления. Но даже еще до этого перехода, когда я только задумывался об этом, когда мне это только стало интересно, когда я только начинал что-то читать какие-то книжки, я уже думал, что священство это наверняка, то, что нужно, я ничего про это не знаю, но мне это нравится. И я помню прекрасно момент, когда я пришел в ближайший к своему дому храм, это храм Сергия Радонежского в Гусиново, и с порога к батюшке. Я даже не знаю, что там за батюшка был, такой с рыжей бородой, не знаю, как его зовут. Я с порога к батюшке: отче, я хочу в семинарию поступать. А он меня первый раз видит, он как-то замялся, говорит: ну, ты знаешь, надо как-то на службы походить порегулярнее, у нас еще воскресная школа есть. Все, сразу тут для меня стояла точка, воскресная школа не рассматривалась в принципе. И все, это мимолетное прикосновение, первое мое высказанное желание стать священником, не зная еще ничего абсолютно, здесь закончилось. И дальше я немножко отступил назад, углубился в свои интересы в виде истории европейской и различной религиозной мысли. И тут постепенно начало выкристаллизовываться католичество потихонечку. Но я уже на тот момент хотел быть священником. Став католиком, естественно, а куда мне еще, конечно, священство. Поэтому уйдя из католичества в православие, идея священства никуда не делась, оно, как сияла для меня маяком, путеводной звездой, так оно у меня и сияло все это время. И со стороны, это любопытно тоже отметить, может показаться, что мой путь это какое-то метание из одной крайности в другую.
Кира Лаврентьева:
— Нет, нет. Не кажется так.
Священник Сергий Лабунский:
— А на самом деле, я хочу это подчеркнуть, всегда была очень прямая дорога, потому что всегда передо мной была вот эта путеводная звезда — служение Богу, служение именно с полной самоотдачей на полной глубине. Оно меня всегда вело. Да, я ошибался дверью в своей жизни, я заходил немножечко не туда. К счастью я оттуда вышел и пошел правильной дорогой.
Кира Лаврентьева:
— Священник Сергий Лабунский, клирик Елисаветинского храма города Красногорска, байкер, член Императорского православного палестинского общества, бывший католик, вот так мы под конец вас представим по полной программе, отец Сергий, проводит с нами этот «Светлый вечер». Отец Сергий, могли бы вы сказать, что вы припали к долгожданному источнику, священству, вы таки достигли того, чего искали, углубились, спустились на глубину? Просто ведь священство это сложная вещь, это опаляющая вещь, это то, к чему надо быть готовым, как говорит Иоанн Шанхайский, иначе оно тебя просто сожжет как солому.
Священник Сергий Лабунский:
— Без сомнений. Я честно совершенно скажу, что я ощущаю себя абсолютно на своем месте. Абсолютно.
Кира Лаврентьева:
— Слава Богу.
Священник Сергий Лабунский:
— Мне настолько нравится то, чем я занимаюсь, я настолько искренне люблю свое дело, служение у престола. Даже когда меня раньше спрашивали, чего тебе от жизни надо, я говорил, мне нужны всего три вещи, это приход, матушка и борода лопатой. Вот только с бородой лопатой у меня не очень получилось, у меня совочек такой. Все остальное у меня все замечательно.
Кира Лаврентьева:
— Вы такой мыслитель, как-то борода лопатой сюда никак не цепляется.
Священник Сергий Лабунский:
— Нет, отнюдь, я искренне за.
Кира Лаврентьева:
— Да? Наоборот?
Священник Сергий Лабунский:
— Может быть, вид-то интеллигентный у меня достаточно, но на самом деле я очень даже...
Константин Мацан:
— А на самом деле...
Священник Сергий Лабунский:
— Промолчим о том, что я брутальный байкер, не надо, в частности я уже говорил вам еще до того, как начался эфир, что я увлекаюсь старым обрядом, мне очень нравится старина русская. Мне вообще нравится старина, осязать пыль веков для меня исключительно важно внезапно. И если я не чувствую связи с древностью, а древность как лакмусовая бумажка, которая позволяет отличить истину от наносного и временного, в церкви является вечность и прикоснуться этой вечности дорогого стоит. Когда я занимаюсь тем, что я люблю, занимаюсь служением у престола, мне интересно, а как это было раньше? И мне хочется прикоснуться и здесь тоже к какой-то старине. Так я пришел к интересу к нашим дореформенным обрядам, старым, принятым еще до патриарха Никона при первых пяти русских патриархах. И постепенно этот интерес еще с нулевых у меня зародился, развивался. И сейчас, я надеюсь, мы пришли к той точке, когда в рамках нашего прихода начнутся богослужения по старым обрядам. Честно скажу, что пока еще нет благословения правящего архиерея, но мой рапорт на столе у него уже лежит. Я надеюсь получить это ответ и надеюсь, что после Пасхи у нас начнутся эти службы. Это процесс, который длился ни один год, я, пожалуй, даже скажу, что не одно десятилетие.
Константин Мацан:
— Я бы хотел спросить еще немножко о байкерстве. Не о самом байкерстве, а о том, что, предвижу, что может быть, у наших слушателей ваш рассказ такой простой — захотелось купить мотоцикл, купил — может вызвать даже вопросы. Есть некоторое представление, может быть, стереотипное, то есть ложное и неверное, но все же оно есть, что вообще-то не должно священнику иметь мирские сильные увлечения. Ну ладно священник историк, археолог, ученый, а вот священник, который сердцем привязывается к какому-то яркому, страстному, в каком-то смысле, хобби, это что-то не то. Что бы вы таким критикам ответили?
Кира Лаврентьева:
— Константин, ну ты закрутил.
Священник Сергий Лабунский:
— Нет, а что? Очень интересный вопрос, вообще молодец.
Константин Мацан:
— Спасибо. Я стараюсь.
Священник Сергий Лабунский:
— Молодец. На самом-то деле я могу согласиться с этими критиками. Действительно, когда у человека возникает что-то, что излишне его увлекает, это может очень легко отвлечь его от главного дела его жизни, в частности в данном случае, от священства. И более того, у меня есть примеры таких священников перед глазами, которые излишне ушли в эту область. Я не единственный как вы понимаете, священник, который на мотоцикле ездит. На данный момент у нас есть сообщество в интернете, мы не можем порой встречаться физически, потому что география очень большая этого сообщества, но в интернете оно существует. Оно так и называется «Мотосообщество православного духовенства». На данном момент в нем состоит больше восьмидесяти человек. И туда принимают только в священном сане, ни один мирянин не может войти в это сообщество. Больше восьмидесяти человек в священном сане Русской Православной Церкви или других канонических церквей, в основном, конечно, Русской Православной Церкви, являются байкерами, являются мотоциклистами увлеченными. И конечно, среди всего этого сообщества есть примеры, когда человек переступал какую-то тонкую невидимую границу и уходил, излишне увлекался этой байкерской темой, стереотипной, подчеркну, байкерской темой. Знаете, как это обычно выглядит, когда что-то такое в коже, с кучей цепей, заклепок, с огромным или громким ревом двигателя, такое что-то нарочито брутальное.
Константин Мацан:
— Я себе воображаю картину, что по дороге несется Харлей-Дэвидсон мотоцикл, от него такая ряса развивается, на воздухе трепещется.
Священник Сергий Лабунский:
— Нет, нет, этого никогда не бывает.
Константин Мацан:
— Вы не в подряснике, нет, катаетесь?
Священник Сергий Лабунский:
— Ни в коем случае, нет. Не надо путать Божий дар с яичницей. В церкви надо в рясе, на мотоцикле в рясе не надо.
Константин Мацан:
— Какая яичница? Пост сейчас идет.
Священник Сергий Лабунский:
— Тем более. Нет, на мотоцикле в рясе, конечно, не нужно. Это, во-первых, просто банально опасно, если уж на то пошло, она может в колесо там куда-то залезть.
Константин Мацан:
— Да, да.
Священник Сергий Лабунский:
— С другой стороны, я предпочитаю все-таки разделять. Есть понятие уместности. В храме уместно быть в духовной одежде. На мотоцикле уместно быть в защите, в специальной дорожной защите. Я не умаляю силу веры, но ряса все-таки плохая защита.
Константин Мацан:
— Собственно, мой вопрос был о том, что когда у человека есть сильное увлечение, как правило, он в себе стремится лакуну заполнить. Со стороны кажется, ну, какая у священника лакуна может быть внутри? Перед престолом человек предстоит, его руками таинства совершаются. Какие еще увлечения нужны вообще? А с другой стороны все мы люди и священник не перестает быть человеком, и ничто человеческое ему не чуждо, и почему не может быть у священника хобби, увлечения и так далее? Я хочу, чтобы вы что-то об этом сказали.
Священник Сергий Лабунский:
— Конечно, может быть и хобби, и увлечения, и плохого в этом нет ничего. Оно не должно быть на первом месте, на первом месте всегда служба у престола, это однозначно, это не обсуждается и не может обсуждаться в данном случае. Всегда священство в основе, как в базе...
Константин Мацан:
— В приоритете.
Священник Сергий Лабунский:
— В приоритете, спасибо. Конечно, священство всегда в приоритете. Но хобби естественно, может быть. Главное, чтобы человек не увлекался темной стороной того мотоциклизма, байкерства. Потому что темная сторона в этом есть, без сомнения. И, кстати говоря, что мне еще нравилось в христианских мотоклубах, в них эта темная сторона отсекается. Я прихожу на мероприятие христианского мотоклуба, я понимаю, что здесь никто не будет в алкогольном подпитии, что не будет никакого мата, стриптиза и еще чего-то в этом роде. Это действительно, верующие, воцерковленные люди здесь собрались. И нам есть о чем поговорить, у нас общие интересы, у нас общие взгляды на жизнь. Естественно, что человек ищет себе подобных, с кем его взгляды совпадают, с кем его интересы совпадают. В байкерской среде есть, это удивительное, уникальное, по сути, сообщество православных мотоциклистов, которые собираются вместе и которые даже совместные проекты реализуют. Это не только благотворительные проекты, как мы недавно в 2018 году, например, выпустили благотворительный календарь, где несколько священников сфотографировались рядом со своими мотоциклами. И мы этот календарь выпустили, все вырученные деньги, которые мы за него получили, были отправлены на помощь малоимущим приходам, которые только восстанавливаются, реконструируются, нуждаются в помощи. И в принципе идея была в том, чтобы привлечь внимание людей к тому, что где-то рядышком, не где-то далеко, а буквально рядышком с тобой, есть храмы нуждающиеся, есть семьи священников, которые нуждаются, помоги им, пожалуйста. Может быть посильная помощь волонтерская. Это, может быть, и денежкой где-то помочь, поддержать. Это, может быть, где-то распространить информацию о том, что такой храм есть, и в чем он нуждается. Если не ты поможешь, то кто-то другой поможет, но ты хотя бы расскажешь об этом. Так или иначе, мы столкнулись в нашем «Мотосообществе православного духовенства», мы физически с этим лицом к лицу столкнулись, и у нас возникла идея как-то помочь, как-то решить эту проблему. Какими силами мы можем это делать? Конечно, священник на мотоцикле это определенный вау-эффект и мы решили его использовать. Мы выпустили этот календарь, где сфотографировались несколько священников рядом со своим мотоциклом, я естественно, тоже есть в этом календаре рядом со своим теперь уже прежним мотоциклом, я его продал, но тем не менее. Мы этот календарь распространяли, не было никаких спонсоров, никто нам не помогал, мы просто сами скинулись и сами выпустили, и просто раздавали всем желающим, всем, кто хотел. А они донатили, жертвовали на храмы, там целый список был этих храмов.
Константин Мацан:
— У нас мало времени остается, у меня последний вопрос. Но мне, правда, очень интересно задать его. Возвращаясь к вашему интересу к западной истории, средневековой, я очень, как мне кажется, понимаю этот интерес. Может быть, меня не интересовала история как таковая, но книги про мушкетеров, западная архитектура, замки, рыцари, живопись, готика — все это такое красивое, такая сокровищница, что, кажется, хочется к этой западной христианской культуре принадлежать. На этом фоне обращаешься на Восток в православие и думаешь, как-то скучно здесь, нет того размаха. Где мушкетеры, где рыцари? Какие-то иконы, старинные храмы и романтики нет. И нужно, чтобы какая-то зрелость была, не духовная, но какая-то жизненная, чтобы оценить красоту иконы, чтобы поставить Владимирскую икону даже чисто художественно в один ряд с шедеврами, не знаю, Рафаэля и понять, что это просто другое искусство, оно такое же захватывающее. Как вы это чувствуете? При вашем интересе к западной культуре обращение к культуре православной?
Священник Сергий Лабунский:
— Ох. Когда только происходил мой переход из католичества в православие, когда я начинал к нему прикасаться, мне, конечно, было очень тяжело. Я искренне люблю, подождите, я сформулирую это... Как есть человек визуал, ему важно как это выглядит, кто-то на слух лучше воспринимает. Я воспринимаю лучше глазами, и для меня искусство визуальное, осязаемое, видимое искусство, всегда играло большую роль. Я искренне люблю, например, готику. Я считаю, это просто вершиной архитектуры, абсолютной вершиной, и ничто до сих пор не поднялось до таких же высот и красоты, как готика. До сих пор мой любимый храм — готический храм. Да простят меня наши радиослушатели, но тем не менее. Это храм Архангела Михаила в Киеве, совсем недалеко от Московского вокзала, если пройти, очень люблю этот храм, он в неоготическом стиле, из красного кирпича и немножечко камня, потрясающе красивый, до сих пор один из любимых моих храмов. Конечно, когда я приходил в православие, мне было эстетически очень тяжело, потому что я привык к другому, я люблю другое. Поначалу мне было непонятно, как вообще можно молиться носом в стенку, я имею в виду иконостас. Ну как же, я же привык к тому, что алтарная часть открыта, что я вижу престол, что я вижу духовенство, я как бы соучаствую в том, что происходит. А тут я стою перед закрытой стеной с закрытыми дверями, и вот такая духовность. Конечно, мне поначалу было очень тяжело. Но на самом деле вы правы, нужна какая-то зрелость, если уж не духовная, то годами определенная, но на Востоке есть своя красота. Эта красота уникальна. Конечно, она отличается от западной, естественно, но она по-своему прекрасна, удивительна и завораживает не меньше, чем красота западная. Если западная красота во многом очень рациональна, то красота Востока христианского во многом очень субъективно переживаемая, и во многом очень мистична, я бы так сказал. Я надеюсь, вы меня понимаете, что я имею в виду.
Константин Мацан:
— Я надеюсь, что понимаю, думаю, что понимаю, и вспоминаю знаменитый афоризм отца Павла Флоренского, который, как известно, придумал свое эстетическое доказательство бытия Бога: «Есть Троица Рублева, значит, есть Бог».
Священник Сергий Лабунский:
— Прекрасно, золотые слова.
Константин Мацан:
— Потому что настолько совершенна эта икона, что не может не быть Того, Кто вдохновил иконописца.
Священник Сергий Лабунский:
— Да. А кстати, извините, я еще вас перебью немножечко. Но хотел бы еще здесь пять копеек довставить. О том, что Западная культура, Западная эстетика может быть православной. И есть, я, может быть, для кого-то из наших радиослушателей открою новый материк, тем не менее, есть православные общины Западного обряда. Это настоящие православные люди, исповедующие православное вероучение, но служащие по Западным обрядам, по старинной древней Римской мессе, которая помнит аромат катакомб. Вот эта старинная латинская месса помнит аромат катакомб, действительно, она из тех дальних времен идет. И папа Римский Григорий Первый, Двоеслов в православии, хотя на самом деле он не двоеслов, он беседник, потому что двоеслов это диалогос, неверно перевели.
Константин Мацан:
— Диалогос, да, да.
Священник Сергий Лабунский:
— Он же кодофицировал, то есть утвердил уже существующий до него чин мессы. Та древняя, не современная, я подчеркиваю, не обновленческая латинская нынешняя месса нового сорта, а та древняя, которую чаще всего называют Тридентской по более позднему собору, это подлинное православное наследие православного Запада. Это удивительно на самом деле, и я рад, что такие общины существуют. Я рад, что есть люди, которые любят латинскую эстетику, западную эстетику и при этом действительно вспоминают, что ее истоки в православии, а не расколе. И возвращаются к этим православным истокам. На Западе есть общины латинообрядные православных церквей. Это Антиохийской Православной Церкви, это достаточно много общин в рамках Русской Православной Зарубежной Церкви, еще нескольких поместных православных церквей, такие даже целые диоцезы тоже есть, благочиние даже есть западнообрядных приходов православных. Я считаю это прекрасно, потрясающе, что это есть. И на Западе это востребовано.
Константин Мацан:
— Интереснейшая тема, задел на большую передачу на будущее. Спасибо огромное за наш сегодняшний разговор. Священник Сергий Лабунский, клирик Елисаветинского храма в городе Красногорске был сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Программу вели Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. Спасибо. До свиданья.
Кира Лаврентьева:
— Всего хорошего.
Священник Сергий Лабунский:
— До свиданья.
«Истоки и современность православной журналистики: личный путь». Николай Державин
У нас в гостях был заместитель руководителя пресс-службы Патриарха Николай Державин.
Мы говорили с нашим гостем об истоках и современности православной журналистики, а также об особенностях работы комментатора праздничных богослужений в прямой трансляции.