«Святыни Новгорода». Анатолий Оксенюк

У нас в студии был заместитель директора по научной работе научно-исследовательского музея архитектуры имени А.В. Щусева, кандидат исторических наук Анатолий Оксенюк.

Разговор шел о сохранении и восстановлении исторического облика знаменитых храмов Великого Новгорода.

Этой программой мы продолжаем цикл из пяти бесед, посвященных истории, культуре и святыням Великого Новгорода.

Первая беседа с Натальей Шашковой и Анатолием Оксенюком была посвящена восстановлению новгородских храмов после ВОВ;

Вторая беседа с Натальей Шашковой и Анатолием Оксенюком была посвящена особенностям исторического городского пространства Новгорода.

Ведущий: Алексей Пичугин

---

Алексей Пичугин

— Друзья, здравствуйте. Это «Светлый вечер» на Светлом радио. Меня зовут Алексей Пичугин. Я рад вас приветствовать. Напомню, что на этой неделе мы говорим про Великий Новгород. Мы говорили про восстановление Великого Новгорода после войны, про восстановление памятников, говорили вообще про музеефикацию городского пространства на примере Великого Новгорода. А сегодня мы разговор о Новгороде продолжаем. У нас в гостях Анатолий Оксенюк, заместитель директора по научной работе государственного музея архитектуры имени Щусева, кандидат исторических наук. Добрый вечер.

Анатолий Оксенюк

— Добрый вечер.

Алексей Пичугин

— Я напомню, что в музее архитектуры проходит замечательная выставка «Восстает во славе», будет она проходить по 27 июля. Это прямая цитата из послания апостола Павла к коринфянам. Выставка посвящена истории изучения и послевоенного восстановления памятников архитектуры в Новгороде, которые были разрушены или почти разрушены во время войны. Это три замечательных храма. Один из них 12-го века Спаса Преображения на Нередице, и два храма 14-го века — Успения на Волотовом поле и Спаса Преображения на Ковалёве. Собственно, о них мы подробней сегодня, как и говорили в прошлых программах с Анатолией, пообщаемся. Наверное, стоит начать с того, что храмовая архитектура Великого Новгорода особенная. Что это такое? Почему мы ее так особенно выделяем среди прочих памятников нашего домонгольского архитектурного искусства.

Анатолий Оксенюк

— Здесь нужно сказать, что любая средневековая архитектура древнерусская уникальна, которая сохранилась у нас в стране. Ее, к сожалению, не много, это памятники Владимира, памятники Смоленской земли и главным образом памятники Великого Новгорода и Пскова. Новгород, Псков рядом, это такие города, которые между собой всегда были и будут тесно связаны.

Алексей Пичугин

— Псковско-Новгородская, так обычно говорят.

Анатолий Оксенюк

— Псковско-Новгородская, но у каждой школы все-таки свои особенности. Новгород мы выделяем всегда за то, что это город-памятник и там концентрация этой архитектуры и ее сохранности наиболее высокая. Связано это с тем, что в 19-м веке Новгород стал глубоко провинциальным городом и практически не был затронут массовой промышленной революцией, которая влекла за собой серьезные перестройки, большие финансы, новое строительство масштабное. Поэтому Новгород сохранился уникальным архитектурным заповедником, целостным, комплексным, где памятники сохранили не только свой архитектурный облик, но зачастую и интерьеры, в частности монументальную живопись, иконы. По крайней мере, я люблю Новгород за то, что сохранность погружает в среду. Плюс всем известные — ну, как всем, я надеюсь, большинству слушателей известные — археологические исследования Новгорода, которые начались в 19-м веке и продолжаются по сей день.

Алексей Пичугин

— Причем, масштабные. Если вы зайдете в Новгородский кремль, вы просто не сможете пройти мимо этих раскопок, не потому что будет вам очень интересно, а все равно так или иначе попадете к ним.

Анатолий Оксенюк

— Да, поэтому Новгород это некое сосредоточие древнерусской истории. Есть экскурсии по Золотому Кольцу, в которые возят школьников и студентов, но на мой взгляд лучше бы возили почаще в Новгород.

Алексей Пичугин

— Это дискуссионный вопрос. Потому что в какой-нибудь Ростов Великий можно одним днем свозить школьников из Москвы или из какого-то города недалеко от Москвы. А в Новгород одним днем свозить не получится, а дальше уже вопросы организации.

Анатолий Оксенюк

— Так и в Петербург тоже одним днем не возят, но тем не менее все ездят. При этом Петербург... до Новгорода ближе. Знакомство с нашей культурой без регулярных посещений Новгорода невозможно. Возвращаясь к теме архитектурной реставрации, которая была озвучена в начале нашего разговора, нужно сказать, что она начинается еще в конце 19 — начале 20 века. Первые работы проводились под руководством императорской археологической комиссии, специалисты которой эти работы контролировали, вели, как сейчас ведется авторский надзор на памятниках. Эти работы были своеобразной пробой пера и своеобразным поиском и методологии и производственных решений и где-то проб и ошибок. Самые известные дореволюционные новгородские работы — это работы на Софийском соборе и работы на церкви Спаса на Нередице, о которой идет речь на нашей выставке. Здесь нужно сказать, что Нередица — была работа под руководством Петра Петровича Покрышкина, известного реставратора, человека очень сложной и трагический, на мой взгляд, судьбы. На рубеже веков и в предреволюционное время это был ключевой сотрудник, который практически изъездил всю Центральную Россию с целью изучения и контроля работы на памятниках. После революции он получил академика архитектуры, можно сказать, высшую ступень для дореволюционных архитекторов. А потом внезапно уехал в провинцию.

Алексей Пичугин

— Стал священником.

Анатолий Оксенюк

— Рукоположился и умер от тифа. Такая очень интересная судьба. Покрышкин как раз, работая над Нередицей, можно сказать, задал определенные эталоны реставрационных работ. Он провел достаточно подробные исследования памятников, сделал подробнейшие обмеры. Его работы обсуждались на страницах профильной периодики того времени. Алексей Викторович Щусев, который в этот момент тоже начинал свою карьеру с работами на храмах, говорил, что с какими-то решениями Покрышкина о воссоздании верхней части Нередицы не согласен. Покрышкин из четырехскатного покрытия сделал позакомарное, кругленькое.

Алексей Пичугин

— А это делается с нуля? Это же делается на основе каких-то расчисток. Даже если кладка была сильно переложена, все равно есть следы завершения покрытий, как мне кажется.

Анатолий Оксенюк

— Естественно. Это делается на основании исследования памятника и на основании сохранившихся следов конструкции.

Алексей Пичугин

— То есть дискуссия здесь была, скорее, в том, что было позднее, что было раньше.

Анатолий Оксенюк

— Нет, дискуссия здесь была немножечко в другом. Дискуссия была в том, что имеет ли смысл подобного рода восстановление, потому что Щусев был сторонником того — по крайней мере, до революции, потом взгляды у него, конечно, поменялись — что облик памятников вообще трогать не надо.

Алексей Пичугин

— А как не трогать? К примеру, у нас есть храм, который был построен в 15-м веке, в дальнейшем он достраивался, перестраивался, у него появилась большая трапезная часть, он был расширен, появилась высокая колокольня. То есть фактически, скажем, в барочном памятнике сложно угадать черты храма 14-го века.

Анатолий Оксенюк

— Щусев стоял на том, что все эти перестройки уже освящены временем, это этапы жизни памятника, их разборка без лишней на то необходимости не нужна. Если смотреть на Щусевскую архитектуру, на его постройки, взять практически любой памятник, понятно, он работал в модерне, но каждый из его памятников обладает асимметрией. Когда ты смотришь и не знаешь, что это начало 20-го века, тебе может показаться, что это памятник, имеющий длительную историю. Например, значительная часть его храмов имеет четырехскатные покрытия, то есть не археологическая реконструкция, горки кокошников или закомар, а четырехскатная. Потому что большинство памятников имели четырехскатное покрытие, которые делали просто для удобства. Поэтому Щусев, когда работал над своими проектами, создавал псевдоисторию этого памятника. С работой над настоящими памятниками он придерживался того, что без лишней необходимости эти позднейшие наслоения снимать совершенно не нужно.

Алексей Пичугин

— Я напомню, что в гостях у Светлого радио сегодня Анатолий Оксенюк, заместитель директора государственного научно-исследовательского музея архитектуры имени Алексея Викторовича Щусева, кандидат исторических наук. Говорим о Великом Новгороде. Та идея, послевоенная уже в большей степени, расчистки памятников до их самой ранней части, как мы видим в Каменском, например, где расчистили, в Трифоновнапрудном в Москве, еще можно привести ряд примеров, даже тот же собор Спасо-Андроникова монастыря — можно ли говорить о том, что это уже послевоенная школа, которая опиралась на то, чтобы как-то сохранить что-то от уничтожения.

Анатолий Оксенюк

— Здесь немножечко сложнее. Идея, что нужно выявить памятник в его подлинном первоначальном облике, активно начинает развиваться в 20-е годы. Развивается она сразу по нескольким причинам, первая из которых была, что появилась возможность для исследования. Кстати, это относится не только к памятникам архитектуры, но также к памятникам иконописи, когда Грабарь проводит массовые расчистки икон для того, чтобы первоначальную живопись увидеть. То же самое и с памятниками архитектуры, что появляется возможность поработать с объектом и понять его строительную историю. Здесь исследователями двигал очень яркий, горячий интерес. Таким эталоном этой практики в 20-е годы бы Петр Дмитриевич Барановский, который очень активно этот метод практиковал. При этом нужно говорить, что это было обусловлено, в отношении, по крайней мере, архитектурных памятников, тем, что проще обосновать ценность древнего объекта.

Алексей Пичугин

— Да, я об этом и говорю. Может быть, я не совсем удачно задал вопрос, но я имел в виду именно это.

Анатолий Оксенюк

— Это предвоенная практика.

Алексей Пичугин

— Но во весь рост она после войны, я так понимаю, сработала, когда Лев Давид в основном работал.

Анатолий Оксенюк

— Как раз, нет, после войны уже начинается понимание...

Алексей Пичугин

— Комплексного сохранения.

Анатолий Оксенюк

— Да, комплексный подход.

Алексей Пичугин

— Но вот эти три примера, которые я привел, это ж послевоенные, 50-60-е годы.

Анатолий Оксенюк

— Понимаете, тут какая штука, к каждому такому объекту всегда подходят индивидуально, нет единых правил. Каждый объект уникален, он обсуждается отдельно. Я не могу сейчас прокомментировать историю реставрации храмов в Каменском, которую произвел Альтшулер Борис Львович, но всегда это достаточно большая работа и сложные методологические решения, которые обусловлены, в том числе и вопросом, для чего идет эта реставрация.

Алексей Пичугин

— Ну а вот в Коломне, например, другая история. Там храм однотипен, как считается, храму в Каменском, их собственно всегда парно рассматривают, но там всё сохранили в комплексе. Всё, что впоследствии было надстроено, сохранилось, просто архитектурно выделили ранние части.

Анатолий Оксенюк

— Да. Каменское это достаточно уникальный храм. Храмов того времени сохранилось немного, поэтому здесь попытка найти первоначальное состояние для ученых была понятна, очевидна, здесь и споров никаких не было.

Алексей Пичугин

— А храм в Коломне на Городке понятен, почему там находится.

Анатолий Оксенюк

— С Коломной я тоже не могу комментировать, я глубоко не изучал.

Алексей Пичугин

— Это известная архиерейская резиденция была.

Анатолий Оксенюк

-Да, да. Просто к вопросу, что там оно в контексте находится, а Каменское всё-таки село.

Алексей Пичугин

— Там тоже есть ряд объяснений, почему, но они дискуссионные достаточно.

Анатолий Оксенюк

— Мы сейчас можем о подходах предшественников спорить. Мне хотелось бы прокомментировать еще один твой пример. Это собор Андронникова монастыря. Здесь памятник был в 19-м веке достаточно серьезно перестроен, обстроен, у него была изменена верхняя часть. Это была очень длительная и сложная работа. Ясно было для чего, создавался музей древнерусского искусства Андрея Рублева. Естественно, центром этого музея смысловым должен был стать памятник, который современен или, по крайней мере близок, ко времени Андрея Рублева и расцвету древнерусского искусства. Поэтому оставлять там, условно, собор, который частично находился в формах 19-го века, было бы странно. Каждый раз опирались на контекст, где он будет находиться. Давайте все-таки вернемся к Новгороду.

Алексей Пичугин

— Да.

Анатолий Оксенюк

— Новгород. Покрышкин Петр Петрович начинает первые работы, они признаются достаточно успешными, как раз в Нередице. Причем, на Нередице сама работа была признана успешной, но ее технологические аспекты только понимались, то, что касается технологии и реставрации. В частности, Покрышкин перештукатурил храм раствором с применением цемента, что сразу изменило внутренний твэер.

Алексей Пичугин

— Ну, безусловно.

Анатолий Оксенюк

— И фрески стали страдать. И уже буквально через десять лет, нет, получается 18-20 год, через пятнадцать лет эта штукатурку сбили при первой же возможности, потому что стало понятно, что применение цемента при оштукатуривании стен мешает влагопроницаемости, от этого внутренние интерьеры, живопись начинает страдать.

Алексей Пичугин

— Давайте пойдем от начала, про историю храма, чтобы был понятен контекст. Мы все время говорим, важен контекст. Вот, важен исторический контекст Нередицы.

Анатолий Оксенюк

— Важен контекст. Храм Спас на Нередице это памятник конца 12-го века, который был центром небольшого пригородного монастыря. Построен он князем Ярославом. Построен в 1199-м году, если я правильно сейчас помню. Одно время считалось, что это была усыпальница для княжеской семьи, но сейчас от этого исследователи отказались. Храм был расписан практически сразу после постройки, внутри была и частично возвращена на место ктиторская, то есть спонсорская фреска, на которой князь подает сидящему Христу храм, как бы показывает таким образом посвящение.

Алексей Пичугин

— Такая же мозаика есть в хоре в Стамбуле в монастыре Хора знаменитом, который сейчас снова как музей открывают на какое-то время. Там тоже ктитор, построивший храм, преподносит его Христу. Тематика достаточно интересная.

Анатолий Оксенюк

— Этот сюжет встречается достаточно много. Храм на Волотовом поле, который тоже является одним из сюжетов нашей выставки, там только храм подает не князь, а архиепископ Моисей подает храм Пресвятой Богородице. Что интересно, на Нередице храм как бы в обобщенных формах, а на Волотовом поле они прямо воспроизвели тот храм, который был построен, с трехлопастным завершением. Храм существовал как пригородный монастырь достаточно долго, в Смутное время пригороды Новгорода серьезно пострадали от шведской интервенции, после чего уже нормально не восстановились. В 17-18-19 веках это становится сельский храм, хотя получивший в 19-м веке большую известность, во многом благодаря сохранности фресок, которые там никогда не переписывались и быстро были оценены как эталон и важный пример древнерусской монументальной живописи. В прошлых выпусках мы говорили, что они даже были скопированы, презентовались на Всемирной выставке в Париже, их художественные копии получили медаль. Это памятник быстро стал широко известным. Поэтому его реставрация в конце 19 — в начале 20 века тоже привлекала к себе внимание, потому что научной общественности того времени было волнительно, что произойдет с памятником. Мы сейчас переживаем за облик построек, которые подвергаются реставрации или перестройке, так было и в начале 20-го века.

Алексей Пичугин

— Я напомню, дорогие слушатели, что мы сегодня говорим о Великом Новгороде, и в первую очередь о трех важных, значимых памятниках Великого Новгорода, которые были частично воссозданы, восстановлены после Великой Отечественной войны. Это храм Спаса Преображения на Нередице, Спас Преображения на Ковалёве и Успение Богородицы на Волотовом поле. У нас в гостях Анатолий Оксенюк, заместитель директора государственного научно-исследовательского музея архитектуры имени Щусева. Продолжим наш разговор буквально через минуту.

Алексей Пичугин

— Возвращаемся в студию Светлого радио. Напомню, что у нас в гостях Анатолий Оксенюк, заместитель директора по науке государственного музея архитектуры имени Щусева, кандидат исторических наук. Мы говорим о замечательных новгородских памятниках: храм на Нередице, храм на Волотовом поле и храм на Ковалёве. Истории изучения и послевоенного восстановления этих памятников посвящена выставка «Восстает во славе», которая до 27 июля в музее архитектуры проходит. Сейчас мы говорим о храме на Нередице. Кстати, если локализовать его в современном Великом Новгороде, это не центр города, и даже мы в предыдущих программах говорили, что во время войны эти храмы более всего пострадали, потому что они были на рубеже обороны, и сейчас это тоже не центр города.

Анатолий Оксенюк

— Конечно же, это не центр. Для тех, кто никогда еще не был в Новгороде нужно сказать...

Алексей Пичугин

— Для большинства людей, которые нас слушают, давайте так.

Анатолий Оксенюк

— Этот памятник, как я уже говорил, это был собор пригородного монастыря, хотя средневековый Новгород раскидывался гораздо шире, чем даже современный. Его пригороды выходили за границу современного города, поэтому сейчас этот памятник находится в пригороде. Лучше, когда в Новгород приезжаешь на машине, ты имеешь возможность объехать все эти пригородные храмы и монастыри, в том числе Юрьев монастырь, Перынский скит и другие места. Алексей, спасибо большое за анонс выставки. Хочется еще добавить, что мы сейчас шутим про эту выставку, что это, пожалуй, самый большой показ и привоз в Москву предметов новгородского искусства со времен Ивана Грозного.

Алексей Пичугин

— Очень хорошая шутка, контекстная. Только теперь никто не против.

Анатолий Оксенюк

— Теперь обошлись без каких-то мер административного воздействия. Еще у нас там есть забавный пример, что у нас есть инсталляция «Стол реставратора», где мы показываем рабочее место реставратора, который собирает фрески. В качестве материала, вынутого из раскопок, мы показываем фрески Феофана Грека из церкви Спаса на Ильине и, как мы шутим, это первая презентация фресок Феофана Грека в Москве в виде кусочков, вынутых из отвала археолога Каргера, который недавно перебирали сотрудники Новгородского центра реставрации. Это всё музейный юмор. Возвращаясь к теме нашей беседы, центр выставки, центральная ее идея — это послевоенная реставрация. Выставка приурочена к 80-летию Победы в Великой Отечественной войне. Мы показываем все-таки не военные события, а мы показываем послевоенный труд специалистов, который возвратил памятники к новой жизни. Послевоенная реставрация стояла на дореволюционной, на довоенной реставрации. Храму на Нередице, о котором сейчас шла речь, повезло больше всех, потому что реставрация, которую провел Петр Петрович Покрышкин, оставила очень детальные обмеры. И когда после войны зашла речь о том, что памятники необходимо восстанавливать, для этого были очень серьезные материалы, которые позволили оперативно начать работу над проектом реставрации. Нередице, можно сказать, повезло и не повезло одновременно, потому что этот памятник всегда стоял в производственных планах мастерской, то есть его никогда не снимали со счетов. Ряд других руинированных памятников то хотели вывезти из списка памятников, то не знали, что с ними делать. В итоге законсервировали и оставили что-то на несколько десятилетий, что-то на полвека. А про Нередицу всегда понимали, что Нередицу надо делать. Первые работы были проведены буквально в 44-45 году, руины были накрыты навесом, саркофагом.

Алексей Пичугин

— Он достаточно долго просуществовал саркофаг этот.

Анатолий Оксенюк

— Долго он просуществовал, да, потому что работы были приостановлены, о чем я сейчас расскажу. Руины были накрыты саркофагом, под которым архитекторы, в частности Любовь Митрофановна Шуляк, известный новгородский реставратор, проживший 99 лет, если я не ошибаюсь, долгую насыщенную жизнь, которую она посвятила Новгороду.

Алексей Пичугин

— Сто лет, больше ста лет прожила. Ровно сто и чуть-чуть.

Анатолий Оксенюк

— Вот видите, даже больше ста лет. Многие мои старшие коллеги из музея, когда приезжали в Новгород, ее еще застали. Она была ученица Константина Константиновича Романова, который был коллегой Петра Петровича Покрышкина. Тут такая преемственность реставрации, конечно, существовала. Под ее руководством немецкие военнопленные, которых тогда придавали в качестве рабочей силы, выбирали фрески из развалов Нередицы, разбирали эти завалы строительного битого кирпича. Эти фрески были собраны и переданы в Новгородский музей, где, к сожалению... Проблема в том, что выбирались они без всякой системы, пролежали в Новгородском музее и лежат там до сих пор. Поэтому сейчас с ними работа осложнена. В любом случае, 47-48-49-й год проект реставрации Нередицы был уже готов. Выполнил его тогдашний руководитель Новгородской мастерской Сергей Николаевич Давыдов. Проект был утвержден, в его утверждении принимал участие Алексей Викторович Щусев, который курировал все работы по Новгороду. Уже готовился к началу выполнения этого проекта. Но затем Новгородская реставрация немножечко замирает, что некоторые исследователи связывают с произошедшим тогда ленинградским делом, по которому пострадало еще и новгородское руководство города, обком партии, и в целом опасливым отношением, собственно, реставрация древнерусских памятников это...

Алексей Пичугин

— Все равно, так или иначе, ты по краю ходишь, потому что надо объяснять, заказывать многие вещи.

Анатолий Оксенюк

— Это вопрос такой околополитический, он был связан с национальным самосознанием. Поэтому, возможно, здесь маховик реставрации, который раскрутился достаточно мощно, и изменявшегося отношения к наследию немножечко прикрутили. Мастерская переживала не лучшее время. И только к середине 50-х годов, когда в Новгород приехал уроженец Киева Григорий Михайлович Штендер, работы возобновляются. И Нередицу, собственно, реставрировали до конца под его руководством. Он взял проект своих предшественников, однако внес свои коррективы. Он, можно сказать, по сантиметру исследовал сохранившиеся руины, выявил отдельные строительные приемы, которые он даже потом использовал. Как, например, определение окружности путем размещения колышка с веревочкой, который вбивался в стену и от него, как от циркуля своеобразного, определенную методологию, как укладывались древние опалубки для того, чтобы поддерживать своды. Он всё это выявил, внес корректив в проект, в частности по его проекту были понижены апсиды, изменен карниз. Он вернул памятник к тому облику, который был сделан в начале 20-го века Покрышкиным, то есть позакомарным завершением с луковичной главкой очень аккуратной. По сути, для нас этот памятник остался так, как его сделали реставраторы. Нужно отметить, что для сохранения художественного облика Штендер не стал проводить линию, как было сделано на некоторых других памятниках, между оригинальной и неоригинальной кладкой. Снаружи памятник был оштукатурен цемяночным раствором. Цемянка, поясню, это раствор извести, в который добавляли толченый кирпич, поэтому он дает немножечко розоватый оттенок, особенно, когда солнце падает. Поэтому иногда, когда на Нередице бываешь, при определенном освещении кажется, что она нежно розовая.

Алексей Пичугин

— Да, это даже на фотографиях заметно.

Анатолий Оксенюк

— Да. Это дает эта цемянка. Штукатурка, причем, была произведена вручную, способом под бутылку, когда набрасывалась мастерком и потом бутылкой поверхность отглаживалась, что дало рукотворность и такую фактуру, как у древних памятников.

Алексей Пичугин

— Это можно сказать, какая-то реконструкция исторического метода.

Анатолий Оксенюк

— Да, реконструкция технологий своеобразная. Естественно, впоследствии Нередицу всегда исследовали, там были произведены археологические раскопки в интерьере, которые провел Владимир Валентинович Седов и его коллега Валентин Александрович Булкин. В памятнике был понижен пол до исторического, произведены работы вокруг, которые тоже понизили уровень окружающий. Территория была перепланирована, были перебраны в 90-двухтысячные годы отвалы, которые остались от послевоенных работ в писках фресок, что тоже выбиралось. Таким образом, можно сказать, что работы на памятнике велись и будут вестись, потому что памятник подобного уровня, во-первых, требует определенного ухода, во-вторых, это кладезь информации для исследователя, которую мы еще не всю можем извлечь.

Алексей Пичугин

— А можно уточнить, когда работы были основные завершены?

Анатолий Оксенюк

— Основные работы к 58-му году.

Алексей Пичугин

— То есть к 58-му году храм на Нередице уже выглядел...

Анатолий Оксенюк

— Да.

Алексей Пичугин

— Понятно.

Анатолий Оксенюк

— К 58-му году.

Алексей Пичугин

— Мы как-то так подробно все это рассказываем, большое вам спасибо за это. Но нам надо еще про два памятника успеть поговорить. Помимо храма на Нередице ваша выставка посвящена еще замечательному храму Успения на Волотовом поле и храму Спаса Преображения на Ковалёве, оба храма 14-го века. Можно про их историю? С Волотового поля начнем.

Анатолий Оксенюк

— Собственно, храм успения на Волотовом поле, как и Нередица, это был небольшой собор пригородного монастыря. Храм был построен на пожертвования архиепископа Моисея Новгородского. Через несколько десятилетий, даже чуть-чуть меньше, расписан на деньги уже следующего архиепископа Алексея. Как раз эти два епископа изображены были на ктиторской композиции, которая находилась в интерьере, где они стоят рядом с престолом Богородицы. Мы показываем эту сохранившуюся композицию на нашей выставке, а также показываем живописные ее копии, которые хранятся в Новгородском музее и в нашем музее тоже. Этот памятник также, как и все новгородские памятники пострадал от шведского нашествия в начале 17-го века, но он ни разу не перестраивался, кроме верхнего завершения, трехлопастное завершение, были надложены углы и сделана четырехскатная кровля, как на большинстве памятников, просто для удобства эксплуатации. Росписи в интерьере этого памятника, к сожалению, забеливались одно время. Но уже в конце 19-го века их расчистили по просьбе императорской академии художеств, то есть они были выявлены как ценный объект исследования. В целом этот памятник, как и Нередица, быстро стал постоянно исследоваться. Были неоднократно произведены его археологические обмеры, начиная с Владимира Васильевича Суслова в конце 19-го века и потом в советское время. Он стал немножечко уже хрестоматийным памятником, который все воспринимали как важную часть. Причем, нужно сказать, что фрески Нередицы это явный Византийский мастер, очень каноничный, они более ранние.

Алексей Пичугин

— 300 лет разделяют эти храмы.

Анатолий Оксенюк

— Да. Чуть-чуть поменьше. А вот фрески Волотового поля, я не великий специалист по фрескам, но для меня они, что называется, авангардны. Когда на них смотришь, они очень динамичны. Понятное дело, там большой монашеский цикл, храм монастырский, поэтому. Есть интереснейшие изображения, например, преподобный Зосима причащает Марию Египетскую, а ее фигура настолько динамична, она просто вытянута в треугольник, то есть ее устремления к Святым Дарам. В этих фресках уникальная живость. Одно время считалось, что это Феофан Грек, но впоследствии исследователи назвали безымянного автора этих фресок Волотовский мастер, и он остался под этим наименованием сейчас в истории.

Алексей Пичугин

— Напомню, что в гостях у Светлого радио Анатолий Оксенюк, заместитель директора по науке государственного музея архитектуры имени Щусева. Храм на Волотовом поле был почти полностью разрушен во время войны.

Анатолий Оксенюк

— Да, там осталось по подсчетам к первоначальному примерно 30%, чуть меньше, оригинальной кладки, поэтому был вопрос, что с ним делать. И к 50-м годам приняли такое решение, оставшиеся стены храма были надложены, строительный мусор вокруг был убран, храм был, по сути, законсервирован и оставлен до лучших времен. Это был 50-й год, консервация.

Алексей Пичугин

— А лучшие времена настали только в 21-м веке.

Анатолий Оксенюк

— Да, лучшие времена настали все-таки не в 21-м веке, они настали в 93-м году. Когда ученица выдающегося новгородского реставратора Александра Петровича Грекова Тамара Ивановна Онисимова, ныне здравствующая и работающая в Новгородском музее, начала работу над разбором завала и фресок изнутри. Скажу сразу, что по аналогии работы над другими памятниками исследователи знали, что фрески обычно осыпались так: сначала от артиллерийского огня храм трясся, осыпался штукатурный слой вместе с фресками, потом обрушивались сами конструкции. Поэтому фрески обычно лежали достаточно компактно в завале внизу на глубине этого завала примерно метр-полтора. Выбирался сначала слой кирпичного боя, а потом шел достаточно компактный слой фресок. Тамара Ивановна вместе со своими коллегами в 93-м году начинает работу над разбором этих завалов. Причем, надо сказать, что там очень тонкая штукатурка. Для тех, кто посетят нашу выставку, мы показываем толщину этой штукатурки, она от полутора сантиметров до буквально миллиметров. Например, для сравнения, третий храм, про который мы говорим, Спас на Ковалёве, там штукатурка толщиной 3-4-5 сантиметров. Там был определенный выравнивающий слой сначала сделан, а потом уже слой под роспись. Тамара Ивановна на протяжении восьми лет разбирают этот завал в церкви Успения на Волотовом поле. После выборки фресок по определенной методологии, а методология там отличалась немножечко от археологической, потому что они шли не слоями, а шли, можно сказать, квадратами до глубины. То есть задача была выбрать определенный квадрат на определенную глубину. Они там еще разбивали всё это по хронологии, то есть делали то, что позволяет им сейчас эти фрески подбирать. На протяжении восьми сезонов ее группа выбирает фрески, после чего начинается уже архитектурная реставрация этого памятника. Проект осуществила новгородский архитектор-реставратор Нинель Кузьмина. Храм был возвращен к использованию только в 2002-м году, если я не ошибаюсь. Сейчас это объект музейного показа, службы там не проводятся, но внутри показываются фрески, которые сохранились на стенах, а также те фрески, которые реставраторы собирают в мастерской и монтируют при помощи специальной технологии на стены этого памятника. Там и в интерьере и снаружи оставлены линии, которые четко разделяют оригинальную кладку от последующего восстановления.

Алексей Пичугин

— Последний храм, о котором хотелось бы поговорить, у нас не так много времени, около десяти минут есть, это храм Спаса Преображения на Ковалёве. Он больше размером, он, наверное, близок по размерам к Нередице. Хотя это другая совершенно...

Анатолий Оксенюк

— Действительно он побольше, причем, он близок ко времени сооружения храма Успения на Волотовом поле, но здесь надо сказать, что храм на Ковалёве более архаичный. Для того времени это был явный заказ человека построить храм, как строили за 200 лет до этого. Он имеет позакомарное завершение, один барабан. Исследователи считают, что для того времени это была явная попытка скопировать предыдущую архитектурную традицию. Храм этот боярский, то есть он был построен на деньги одного из новгородских бояр и только через сорок лет был расписан на деньги другого боярина Акинфа Жабина. И, как было сказано в надписи, которая повествовала об этой росписи, его дружины, то есть его жены.

Алексей Пичугин

— Дружины — жены?

Анатолий Оксенюк

— Дружина — жена, да.

Алексей Пичугин

— Дружина — это жена? А, хорошо.

Анатолий Оксенюк

— Дружина — это жена. Росписи Ковалёва, конечно же, отличаются и от Нередицких и от Волотовских. Современные исследователи считают, что это был, скорее всего, либо сербский, либо какой-то балканский мастер. То есть они отличаются по колориту, они отличаются по фигурам, они отличаются даже по размерам. Например, в Ковалёво росписей было всего три регистра. Фигуры святых, которые были изображены на стенах, фактически изображены в рост человека, очень крупная живопись. Цикл этой живописи был в основном Христологический. А также, поскольку храм был монастырский, это был центр небольшого монастырька в пригороде Новгорода, там много изображений святых монахов. В частности, есть изображения столпников. Те, кто посетит нашу выставку, оригинальные фрески из этого храма, как и из других храмов, которые нам привезли из Новгорода, смогут увидеть. Памятник этот, как и два других дошел до 20-го века практически без изменений. Была перестроена верхняя часть, но здесь нужно сказать, что Ковалёву повезло меньше, потому что архитектурно его ни разу не реставрировали, подробно не обмеряли, поэтому когда встал вопрос о его послевоенном восстановлении, то источников для работы было очень мало.

Алексей Пичугин

— Только фотографии, я так понимаю.

Анатолий Оксенюк

— Нет, там были обмеры, но верхняя часть была обмерена неточно. Там же вопрос еще в точности. Как раз на Новгородский памятник на Нередице Покрышкин стал делать очень точные обмеры. Он начал применять триангуляцию, ловить точки. Абсолютно другой уровень, чем было до. А с Ковалёво так, к сожалению, не сделали. Но Ковалёву повезло немножечко в другом. После войны тоже было непонятно, что делать с этим памятником. Его также, как и Волотово поле накрыли саркофагом, но в 60-е годы в Новгород приезжает Александр Петрович Греков, известный реставратор, человек тоже интересной судьбы. Он родился в Российской империи, был вывезен родителями во Францию, и после войны вернулся в Советский Союз, где работал художником, реставрировал иконы. И тут он приезжает в Новгород и как-то загорается идеей того, что нужно понять, что внутри этого саркофага. Он получает «добро», и его команда начинает разбирать завалы фресок, которые находились внутри Ковалёвского храма. Очень быстро стало понятно, что, поскольку штукатурка этого храма очень толстая, то фрески дробились на крупные относительно куски, прям большие, и сборка композиций возможна. Греков очень быстро собирает эти композиции, делает с них уникальные живописные копии, которые мы тоже показываем на выставке, монтирует эти композиции на основу. Успехи Грекова в сборе фресок приводят к тому, что он добивается, что фрески должны показываться в том интерьере, где они бытовали. Поэтому встает вопрос о реставрации храма на Ковалёве. Проект реставрации осуществил Леонид Егорович Красноречьев, тоже очень известный новгородский реставратор. Но, к сожалению, как я уже говорил, материалов было мало, и поэтому верхняя часть Ковалёва была дискуссионная. Красноречьев ее вывел, скорее, по аналогам, потому что подробных обмеров не было, а до разрушения храм на Ковалёве имел просто четырехскатную кровлю, непонятен был характер карнизов, верх закомар, низ барабана. К сожалению, в Ковалёве с фресками было всё слава Богу, а вот с храмом сложно. Тем более надо отметить, в этот момент почему-то качество реставрации снизилось. Например, сначала храм оштукатурили, потом штукатурку пришлось снять, потому что влажностный режим изменился. Этот памятник до сих пор стоит закрытый, внутри там нет музейного показа, фрески хранятся в Новгородском центре реставрации, а сейчас решается, как его доводить до ума дальше. Тем не менее, это тоже важный этап для Новгородской архитектуры и для послевоенной истории реставрации, очень здорово, что мы сейчас можем увидеть, как сам храм, так и те фрески, которые там находились внутри. Еще раз призываю, приходите к нам на выставку, потому что, к сожалению, увидеть в Москве памятники живописи и иконописи, привезенные из Великого Новгорода, удается нечасто.

Алексей Пичугин

— Если вы в Москве или где-то в относительном доступе от Москвы, вы можете прийти в музей архитектуры имени Щусева, где до 27 июля будет идти замечательная выставка, которая называется «Восстает во славе». Но, конечно, помимо выставки хорошо приехать в Великий Новгород, я об этом не только вам говорю, но и себе, поскольку я в Великом Новгороде не был уже, даже не помню, наверное, лет десять. И себе я напоминаю, что надо в Новгород съездить и обязательно посмотреть после посещения выставки эти три памятника чудесных, о которых сегодня шла речь. Это храм Спаса Преображения на Нередице 12-го века, Спаса Преображения на Ковалёве 14-го и Успения на Волотовом поле 14-го века. Об этих памятниках нам сегодня рассказывал Анатолий Оксенюк, заместитель директора по науке государственного музея архитектуры имени Щусева, кандидат исторических наук. Спасибо большое. Приходите к нам. И вы, дорогие друзья, слушайте нас. Будьте здоровы. Напомню, что мы говорим на этой неделе про великий Новгород. До свиданья.

Анатолий Оксенюк

— До свиданья.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Н.А. Бердяев». Ольга Жукова
• «Священномученик митрополит Серафим (Чичагов)». Священник Анатолий Правдолюбов
• «Священник Павел Флоренский». Аркадий Малер

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов