«Ссылки А.С.Пушкина». Алексей Бархатов

У нас в гостях был писатель, публицист Алексей Бархатов. Разговор шел о различных ссылках Александра Сергеевича Пушкина, за что он попадал в эти ссылки и как они повлияли на его судьбу, творчество и мировоззрение.

Этой беседой мы продолжаем цикл из пяти программ, посвященных жизни, творчеству и духовному пути А.С. Пушкина. Первая беседа с экскурсоводом первой категории Государственного музея Александра Сергеевича Пушкина в Москве Анной Исаевой была посвящена детству и юности поэта.

Ведущая: Алла Митрофанова

---

Алла Митрофанова

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Дорогие друзья, здравствуйте. Продолжаем разговоры об Александре Сергеевиче Пушкине. 6 июня будет его день рождения, мы готовимся. Как отмечали уже не раз, и вчера в первой беседе нашего цикла о Пушкине это тоже прозвучало, говорить о нашем главном поэте можно не просто накануне его дня рождения, а каждый день в течение года и вообще в течение жизни. Вчера у нас была прекрасный экскурсовод Анна Исаева, которая этим и занимается, каждый день своей жизни она говорит о Пушкине и получает от этого огромное удовольствие и огромную радость. Сегодня в нашей студии человек, который тоже всю жизнь Пушкиным занимается. Писатель, публицист, исследователь жизни Александра Сергеевича Пушкина Алексей Александрович Бархатов. Алексей Александрович, здравствуйте. Я Алла Митрофанова, не представилась, прошу прощения. С наступающим вас.

Алексей Бархатов

— Спасибо, спасибо.

Алла Митрофанова

— Думаю, что для вас это своего рода личный праздник, день рождения Пушкина.

Алексей Бархатов

— Ну да. Но я, как и он, предпочитаю проводить его в деревне.

Алла Митрофанова

— Прекрасно. Прекрасный план. Мы с вами выбрали две темы для двух наших встреч — я вам очень благодарна, что вы ответили согласием — темы, которые, наверное, нам очень хорошо известны еще из школьных учебников. Это ссылки Пушкина: южная ссылка, Михайловская. Когда Пушкина, как это принято говорить на школьном языке, «проходят», в кавычки беру это слово, «проходят» в рамках учебного года, то, как правило, «проходят», опять же в кавычках, разными этапами. Сначала «Южные поэмы», соответственно, здесь южная ссылка. Михайловское, это значит, уже «Евгений Онегин», что-то более существенное нарисовывается, чем только самое начало, «Борис Годунов». Не знаю, правда, проходят ли сейчас «Бориса Годунова» в школе. Это такое время, с одной стороны, Пушкин определенный вызов преодолевает, когда он оправляется в южную ссылку, хотя формально это командировка такая сложная.

Алексей Бархатов

— Перевод по службе с тем же чином.

Алла Митрофанова

— Перевод по службе, потому что сохраняется чин, сохраняются определенные должностные обязанности. Поступает он в распоряжение местного начальства как чиновник.

Алексей Бархатов

— Наместника.

Алла Митрофанова

— Да. Но, тем не менее, это вырывание из привычного ему круга, из привычного ритма жизни и абсолютная смена красок. Кавказ он видит впервые, оказавшись в своей южной ссылке. Давайте так будем называть, не командировкой все-таки, а ссылкой, как это принято чаще. И потом оттуда он, уже разжалованный, переводится в Михайловское, и опять полная смена красок. Он оказывается в абсолютном уединении, к которому тоже не привык.

Алексей Бархатов

— В большей степени не привык.

Алла Митрофанова

— Да. Во время южной ссылки он каким-то чудом оказывается в эпицентре и социальных и политических движений и невероятный прилив вдохновения испытывает. Об этом поговорим сегодня. А завтра мы с вами коснемся феномена Болдинских осеней Пушкина и поговорим, конечно, о финале его жизни, о трагической дуэли. И попробуем найти ответ на вопрос, искал ли сам Пушкин смерти — для меня неожиданностью было, с вашей подачи пошла смотреть, действительно ли так, и убедилась, что да — как часто в пушкиноведении или в околопушкиноведении сейчас муссируется эта тема, что Пушкин чуть ли не сам смерти искал. Напомню, дорогие друзья, Пушкин в конце своей жизни это человек-христианин.

Алексей Бархатов

— Да, да, безусловно.

Алла Митрофанова

— А для христианина разбрасываться дарами от Господа Бога, а главный дар от Господа Бога — это жизнь, это по меньшей мере не разумно, если не сказать странно. Но об этом завтра поговорим. А сегодня у нас тема, связанная со ссылками. Алексей Александрович, давайте начнем с того, что вспомним, как он там оказался. Вот, блестящий молодой пиит покоряет Петербург. В Москве про него тоже уже говорят, его как сверчка слышно много где. Сверчок — его арзамасское прозвище, арзамасское имя. Потому что маленький, еще из лицея не вышел, но уже во всем доме слышно. Что случилось, и как он оказался на Кавказе?

Алексей Бархатов

— Надо сказать, что послужила формально в первую очередь ода «Вольность», написанная им, потому что там звучало жесткое обличение тиранов, призыв к восстанию рабов, то есть такие откровенные, жесткие революционные мотивы. Хотя надо сказать, чего стоило ожидать? Царскосельский лицей в определенной степени и воспитывал это вольнолюбие. И потому, что там были преподаватели в том чисел и французы, например, которые прошли французскую революцию. И то, что, если посмотреть программу, сегодня даже удивительно, например, «Об обязанностях и правах самодержца», была такая тема одного из семинаров. Это представить себе довольно трудно сейчас.

Алла Митрофанова

— Семинар — такая форма обучения, которая подразумевает дискуссию.

Алексей Бархатов

— Да, конечно, каждый из них готовился и что-то при этом читал, естественно. Безусловно, они читали греческие вещи, конечно, республиканские какие-то мотивы. Причем, это поощрялось, такое свободомыслие, размышления на этот счет. ЕГЭ им не предстояло сдавать, поэтому всё было несколько по-другому. Было еще и дополнительное влияние, допустим, Чаадаева, с которым он подружился. Чаадаев тогда еще был гусарским офицером, гусарский полк стоял рядом с Царским селом, поэтому рано они начали общаться. Потом они разошлись, но какие-то западнические.... тем более что одним из лицейских прозвищ Пушкина было француз, потому что он действительно блестяще знал французский и начинал стихи писать, первые совсем пробы, на французском. А дальше понятно, что это должно было как-то вылиться. Поэтому то знаменитое «Воспоминание о Царском селе», которое слышал Державин, «Вольность» была второй частью воспоминаний о том самом Царском селе де факто. Плюс к тому назревали сложные времена. Лицей-то был образован в то самое «дней Александровых прекрасное начало», как писалось. А потом политика и Александра была другой, и Сперанский уже на второй план ушел, и Аракчеев появился. Сменилась вся ситуация политическая.

Алла Митрофанова

— А лицей был проектом Сперанского в первую очередь.

Алексей Бархатов

— Да. В первую очередь, конечно. И он действительно подготовил достаточно серьезно, и Горчакова, и Корфа, он государственных людей готовил. Но кроме всего прочего, и Дельвиг, и Кюхельбекер, и Пущин.

Алла Митрофанова

— Стали декабристами.

Алексей Бархатов

— Стали декабристами, да. Но Пушкин уже был известен, хотя бы из-за того, что была опубликована «Руслан и Людмила», читалась активно, стихотворение «Деревня», но все-таки это была еще известность в узком, петербургском кругу. Первая ссылка очень много, в результате, значила для Пушкина. Началось с того, что он искупался в Днепре, простудился в холодном Днепре. В это время проезжали в ту же сторону семейство Раевских, знаменитый генерал.

Алла Митрофанова

— Совершенно случайно. Господь — великий режиссер, конечно.

Алексей Бархатов

— Совершенно случайно. В результате младший Раевский Николай... который дружен был с Пушкиным, они были знакомы, даже легкое увлечение одной из старших дочерей, еще не Марии, а Екатерины, вроде бы, у Пушкина было в Петербурге, они всем семейством поехали. Раевский был человек влиятельный. Направлялся изначально Пушкин в ссылку к наместнику Бессарабии и Малороссии генерал-лейтенанту Ивану Никитичу Инзову, Инзушки, как его ласково называли в своем кругу. Это была тоже очень любопытная личность, у него внешне неказистая фигура, крупная голова, небольшой рост и вздернутый нос. Он очень напоминал Павла I. Причем некоторые считали, что это не случайное сходство. Но это уже умалчивается, со свечой никто не стоял. Это был такой милый, хозяйственный, добродушный человек, который патронировал уже в Кишиневе. Но для начала первый добрый жест он сделал, разрешил Раевскому взять с собой Пушкина на воды в Пятигорск. И они туда поехали, тут произошло еще одно знакомство, уже со старшим, которого он никогда раньше не видел, с Александром Николаевичем Раевским. Это был старший сын генерала, прошедший всю кампанию 12-го года, заслуженный, но в общем с очень сложным характером. Отец, старший Раевский говорил, что я прекратил уже давно с ним спорить, разговаривать не только на политические, но и на общественные темы, мы абсолютно не сходимся, и мало того, его язвительность просто корёжит.

Алла Митрофанова

— Алексей Александрович Бархатов, писатель, публицист, исследователь жизни и творчества Александра Сергеевича Пушкина, проводит с нами этот «Светлый вечер». Конечно же, о Пушкине мы говорим в преддверие его дня рождения. Раевский, довольно серьезное влияние, насколько я понимаю, на Пушкина оказавший.

Алексей Бархатов

— Демоническое влияние.

Алла Митрофанова

— Расскажите подробней.

Алексей Бархатов

— Демоническое влияние, потому что Раевский, как говорили многие современники, спорил по любому поводу. Причем, ему было неважно, он спорил-спорил и всё. Он был сухощавый, морщинистый слегка для своих лет, высокого роста, желтоватые глаза загорались в момент спора, это многие отмечали. Он был достаточно циничный человек, практически с ним было связано тьма скандалов и об одном, может быть, потом стоит сказать, самом крупном скандале. Уже после того, как Пушкин уехал, был скандал с Елизаветой Ксаверьевной Воронцовой, в которую был влюблен Раевский старший, Александр Николаевич, который был в это время адъютантом Воронцова, губернатора. Но это уже после Инзова несколько, и там вплоть до того, что прилюдно он бросил Воронцовой такую фразу: куда ты дела нашего ребенка?

Алла Митрофанова

— Ого.

Алексей Бархатов

— И это был, конечно, сумасшедший скандал. Воронцов, по той же самой логике, как Пушкина чуть раньше, заставил Нессельроде, который командовал министерством иностранных дел его убрать из Одессы. Он прожил долгую достаточно жизнь, 73-74 года, в Москве, женился, воспитывал, безумно любил дочь. Он как бы потом, но уже совсем поздно, тоже перевоспитался. Сначала он был таким демоном Пушкина, он получил над ним... Потому что Пушкин, представляете, еще 20-летний человек, да, получивший блестящее образование, безусловно. Да, стремившийся... но впитывавший в себя примеры яркой индивидуальности других людей. Это естественно.

Алла Митрофанова

— Блажен, кто смолоду был молод, блажен, кто вовремя созрел.

Алексей Бархатов

— Да. Поэтому он очень активно влиял на Пушкина. В «Демоне», собственно, всё написано, это прототип абсолютный, причем, безусловный прототип пушкинского «Демона». Это одно было такое влияние. Он, кстати, во многом влиял и на фрондёрское поведение Пушкина, на задиристость, на поиск каких-то случаев дуэлей. В Молдавии было довольно много у него таких случаев. Чаще всего Инзов мирил противников, вплоть до того, что однажды посадил Пушкина просто под арест для того, чтобы дуэль не состоялась. Но одновременно было и другое интересное влияние, потому что это был как раз период раннего декабризма, и у Инзова встречались декабристы, но чаще встречались в доме дивизионного командира, знаменитого генерала Михаила Федоровича Орлова. У него адъютант был, такая интересная фигура Константин Охотников, богатый помещик, офицер. Они тогда ланкастерскими школами занимались, пытались воспитать солдат. То есть они шли не революционным, а эволюционным, если угодно, путем. Пытались просвещать народ для того, чтобы подготовить их к восприятию, пониманию цивилизованной свободы, цивилизованной вольности. Первый человек — это Охотников. Второй человек это Владимир Федосеевич Раевский, он дальняя родня генеральской семьи, но тем не менее. На самом деле всё наше дворянство в каком-то колене были родственниками.

Алла Митрофанова

— Да, все друг другу родственники, да.

Алексей Бархатов

— Поэтому это не трудно, тем более, здесь фамилия одна. Это было интересно. Он поэт был тоже, но он был арестован раньше из-за работы одного шпиона, до 25-го года он отошел от декабризма. Точно также, как убран был со службы Охотников. В общем, они уже в событиях 25-го года не принимали участия. Но они были очень интересными людьми. Во-первых, здесь я бы даже процитировал то, что почти сохранилось в «Евгении Онегине», 10-я глава, которая описывает эту ситуацию:

«Друг Марса, Вакха и Венеры,

Тут Лунин дерзко предлагал

Свои решительные меры

И вдохновенно бормотал.

Читал свои Ноэли Пушкин,

Меланхолический Якушкин,

Казалось, молча обнажал

Цареубийственный кинжал.

Одну Россию в мире видя,

Преследуя свой идеал,

Хромой Тургенев им внимал

И, плети рабства ненавидя,

Предвидел в сей толпе дворян

Освободителей крестьян».

Заканчивает он это, говоря о Пестеле и о Муравьеве:

«Сначала эти разговоры

Между Лафитом и Клико

Лишь были дружеские споры,

И не входила глубоко

В сердца мытежная наука,

Всё это было только скука,

Безделье молодых умов,

Забавы взрослых шалунов».

Тут трудно, конечно, судить, потому что 10-я глава сохранилась в таких обрывках. Здесь он, не называя фамилию Орлов, но называя «И рать набирал Холоднокровный генерал». Конечно, просится: и рать Орлов тут набирал холоднокровный генерал. Но нам понятно, что это писалось и уже позже-позже редактировалось. То ли он все-таки надеялся как-то обойти цензуру, когда его личным цензором стал царь, и тогда не называя некоторые фамилии, того же Орлова... Тем более, что об Орлове, как раз царь когда-то однажды бросил подчиненным, что стоило повесить одного Орлова и дело бы решилось. Такая была брошена Николаем уже фраза.

Алла Митрофанова

— Мда-а.

Алексей Бархатов

— Но вот такой ранний декабризм. Вы правы совершенно, что конечно, это было впервые. Он человек, видевший до этого Петербург, Москву и имение под Москвой.

Алла Митрофанова

— Захарово.

Алексей Бархатов

— То есть море, конечно, это могучее. Одно из первых его произведений, которое стало потом популярным романсом «Погасло дневное светило» было написано, когда он с Раевскими переезжал из Крыма в Одессу, и писал о том, что это было ночью, горели огоньки — вот такое. И в это время волны мощные, а он переезжал из одного материка в другой, как писал он, из Азии в Европу. И, конечно, это его прощание потом с морем оказалось провидением, это стихотворение «К морю». И Кавказ, безусловно, поразивший его. То есть были еще вот эти сильные впечатления. Надо сказать, что касается общества уже самого молдавского, оно особенно его не прельщало. Да, он был принят в этих молдавских домах, поскольку он прекрасно танцевал, умел красиво и живо говорить, он играл в карты, что немаловажно, и много проигрывал. Поэтому там его приняли, но тот круг был неинтересный. А дружил он с этими людьми, еще включая такого человека, Ивана Петровича Липранди, тоже очень интересная фигура, это один из первых серьезных и контр и разведчиков наших. Он был и за границей с определенными миссиями и внутри. Инзов разрешил Липранди, опытному полковнику на тот момент, брать с собой Пушкина в путешествиях по Молдавии. Поэма «Цыганы» там родилась, какие-то молдавские песни, так или иначе зашифрованные, на некоторых он и ставил, что это молдавские песни. Эти народные характеры, Алеко — это всё воспринималось так. И плюс еще Липранди считался опытным бритёром, он обучал его правильному поведению на дуэли.

Алла Митрофанова

— Ох, при всем уважении к Липранди в этом пункте, Алексей Александрович, у меня к нему были бы вопросы. Я понимаю всё, дуэльный кодекс, и то, что дуэли это неотъемлемая часть жизни того времени в свете.

Алексей Бархатов

— Дворянина.

Алла Митрофанова

— Но эта двойственность, даже лицемерие, простите, пожалуйста. С одной стороны, все себя позиционируют как христиане. Ну, хотя бы формально, я понимаю, что для молодых людей того времени быть христианином: ну вы же несерьезно. Но дуэли, цель которых через кровь выяснять права чести, когда ценой вопроса может стать человеческая жизнь, что в итоге с Пушкиным и произошло. К его чести надо сказать, сколько у него было дуэлей, ни разу на дуэли он не пролил ничьей крови.

Алексей Бархатов

— Нет, нет.

Алла Митрофанова

— Хотя бы это заметим. А так вообще-то к Липранди у меня были бы вопросы. Я прошу прощения, мы сейчас на пару минут буквально прервемся и потом вернемся к разговору о южной ссылке и о ссылке в Михайловское Пушкина и о той трансформации, которая с ним в Михайловском начала происходить после всего этого бурного и шумного плеска юности. Алексей Александрович Бархатов, писатель, публицист, исследователь жизни и творчества Александра Сергеевича Пушкина, проводит с нами этот «Светлый вечер». Через пару минут вернемся.

Алла Митрофанова

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. Дорогие друзья, напоминаю, в нашей студии писатель, публицист, исследователь жизни и творчества Александра Сергеевича Пушкина Алексей Александрович Бархатов. Конечно же, о Пушкине мы говорим эти дни, в канун его дня рождения. Очень вам благодарна, Алексей Александрович за ваши исследования и за то, что пишете, в том числе и художественную прозу о Пушкине. В частности, я сейчас читаю вашу повесть, где последние годы жизни Пушкина описаны глазами упомянутого вами Липранди. Иван Петрович Липранди, с которым они были друзьями, и которому Пушкин был дорог, и который его любил искренне, пытается по сюжету вашей повести раскопать, что же там на дуэли и перед дуэлью произошло, каковы были на самом деле эти обстоятельства. Вы упомянули, что Липранди учил Пушкина поведению на дуэлях. Зачем он это делал?

Алексей Бархатов

— Это действительно стоило, потому что умение вести себя на дуэли... Как потом Липранди говорил, что Пушкин мог нести любой вздор, горячиться, но к барьеру он всегда являлся холодным, как лед. Вот это как раз довольно правильно. Мало того, дуэль это не просто состязание в стрельбе, это психологический акт, безусловно. Это состязание в психологии, побеждает психолог. И Пушкин вел себя на всех дуэлях в общем одинаково, он первым подходил к барьеру, но не стрелял, пережидал выстрел противника и потом... Если взять молдавский период, две его дуэли, одна описана в «Поединке», только это был не Липранди, а сам Пушкин. Он действительно пришел со шляпой, наполненной черешнями, и пока офицер генерального штаба, один из братьев Зубовых, его выцеливал, он отправлял кости от черешен туда, откуда вот-вот прилетит свинец.

Алла Митрофанова

— Косточки от черешен в адрес Зубова.

Алексей Бархатов

— И когда тот выстрелил и промахнулся, Пушкин сказал: вы довольны, сударь. Тот сказал, да, и бросился было к нему с объятиями. А вот этого не надо, сказал Пушкин. И человек перестал для него существовать, поскольку он согласился, в общем, смалодушничал, не востребовал пушкинского выстрела.

Алла Митрофанова

— Ответного выстрела.

Алексей Бархатов

— Была такая же дуэль с полковником, командиром егерского полка, Старовым. Иногда это было за пустяк. Один из офицеров егерского полка на балу заказал одну музыку, Пушкин подошел к оркестрантам, которые его уважали больше, и попросил другую. Начали исполнять ту музыку, которую заказал Пушкин. Поскольку задета была честь полка, то сам этот офицер не вступился, тогда командир опытный, ветеран 12-го года Старов... Они стрелялись, но была жуткая метель, поединок был отложен, а потом их помирили.

Алла Митрофанова

— А вот это правильно.

Алексей Бархатов

— Нет, это правильно, и мирили очень много. Нам до конца, скорей всего, не все дуэли Пушкина известны, потому что есть замечание уже петербургского периода, фраза, брошенная Верой Федоровной Вяземской, женой Вяземского, что Пушкин стреляется едва ли не каждый день, слава Богу, безрезультатно. Вызовов было много, их можно перечислять, но начиная с этой смешной дуэли с Кюхельбекером 19-го года, когда послужило причиной шутливое четверостишие Пушкина, что «за ужином объелся я, а Яков дверь закрыл оплошно — так было мне, мои друзья, и кюхельбекерно и тошно». И Кюхельбекер выстрелил, а Пушкин бросил свой пистолет в снег и не стал стрелять. Хотя требовал Кюхельбекер, но Кюхельбекер плохо разбирался в оружии, ему спокойно объяснили: как стрелять, ты видишь, в ствол забился снег. Потом аналогичная ситуация была на трагической дуэли Пушкина, когда меняли пистолет Пушкину и это было выдано за акт благородства Дантеса. Хотя на самом деле, спустя несколько лет, знаменитый знаток оружия и дуэли князь Долгоруков, у него книжка есть целая об этом, говорил: нет, лепажу снег абсолютно не помеха. Мало того, это наоборот опасно, потому что создается лишний пыж, он усиливает убойную силу выстрела. Добродушие Дантеса объясняется тем, что, во-первых, Пушкин потерял кровь, он мог вообще не выстрелить, а если бы выстрелил, то затянуть ситуацию, было выгодно противоположной стороне. Но это так, к слову.

Алла Митрофанова

— Да, ну его, как в знаменитой песне поется: Саша, Саша, ты же солнце наше, а Дантес, да что с ним, с Дантесом, иди он лесом. Иди он лесом, этот Дантес, у меня к нему очень горячее, совершенно не хладнокровное отношение, я очень много бы претензий высказала человеку, который до конца жизни так и понял, что он сделал.

Алексей Бархатов

— Нет, нет.

Алла Митрофанова

— Не понял вообще, кого он убил.

Алексей Бархатов

— Но он же был светский баловень, в него действительно было много влюблено красавиц, он мог спокойно на балу подсесть к одной из них, положить свою кудрявую голову на колени, это прощалось. Он был баловень. Но надо сказать, возвращаясь в Кишинев, что, конечно, еще выручало и то... Сейчас у нас есть интернет, но тесный круг был и тогда, по переписке, кто-то приезжал из друзей, из знакомых, передавали приветы, письма, стихи. Меня всегда раздражало у Пушкина, когда, кому адресовано, неизвестно. В частности такая была эпиграмма кишиневского периода: «Князь Г. — со мною не знаком. Я не видал такой негодной смеси; составлен он из подлости и спеси, но подлости побольше спеси в нем. В сраженье трус, в трактире он бурлак, в передней он подлец, в гостиной он дурак». И все долго, в том числе Цевловская, знаменитая исследовательница, искали в окружении, и не находили.

Алла Митрофанова

— Вы нашли?

Алексей Бархатов

— Я нашел. Оказалось, это князь Николай Голицын, такой третьестепенный практически сочинитель, язвительный, но друг Катенина. Катенин всё время вел полемику с Вяземским, в частности, этот решил поддержать своего друга Катенина, и из своего имения Шаёво в Костромской губернии написал эпиграмму по поводу Вяземского. Вяземский в это время был в Варшаве.

Алла Митрофанова

— Ответить не мог.

Алексей Бархатов

— Ответить пока не мог. Заметьте, интернета не было, а связи были, всё ходило.

Алла Митрофанова

— О, да. О, да. Причем, чем больше запрещенное стихотворение, тем быстрее оно разлетается.

Алексей Бархатов

— Совершенно верно. И Пушкин решил ответить. Князь Г. — вроде Горчаков, Голицын, но это оказался Николай Голицын. Когда я сравнил те эпиграмму, которую он написал, всё было ясно. Мало того, почему в сраженье трус? Потому что Голицын, как бы пробыв всю Отечественную войну 1812-го года, ушел в отставку поручиком. Я прошу прощения, даже кавалерист-девица Дурова обогнала его в чинах, выйдя ротмистром в отставку. Это в какой-то степени говорило о его храбрости.

Алла Митрофанова

— Пушкин вступился за друга, за Вяземского, потому что Вяземский ответить не мог. Алексей Александрович, из того, что вы рассказываете, складывается картина, в которой мы видим молодого человека с очень горячей кровью, что так и есть, и Пушкин сам это признавал и объяснял отчасти своим происхождением.

Алексей Бархатов

— Вяземский же пустил такое выражение — Бес арабский.

Алла Митрофанова

— Да, да, про Пушкина. Поскольку он в Бессарабии территориально, но при этом вот, пожалуйста, Бес арабский, точно. С одной стороны. С другой стороны, у него запрос на максимальное впитывание жажды жизни, которая в нем тоже кипит, и он из окружающего пространства вбирает в себя одно, другое, третье. Что-то отбрасывает, отсекает, как не свое, проходит, как он сам говорит, беру уроки чистого афеизма, то есть присматривается к атеизму, не будем выкидывать слов из песни.

Алексей Бархатов

— Да, да, англичанина читал одного.

Алла Митрофанова

— Вы уже упомянули фамилию графа Воронцова. У Воронцова-то к Пушкину было отношение весьма прозаическое, он вообще не понимал, что это такое, поэта какого-то прислали мне в качестве подчиненного, пишет стихи, а должен заниматься делом. Воронцов — это губернатор Одессы, который Пушкина, например, знаменитая история, отправлял воевать с саранчой. Это ж чиновник? Чиновник. Саранча портит урожай.

Алексей Бархатов

— Но отчет-то он написал блестящий.

Алла Митрофанова

— Да, отчет написал Пушкин блестящий. «Саранча летела...

Алексей Бархатов

— ...летела и села, сидела, сидела — всё съела и вновь улетела».

Алла Митрофанова

— И вновь улетела, да. Самое интересное, что какие бы меры ни предпринимали другие чиновники против саранчи, в итоге результат-то был тот же самый. Потому что саранча прилетела, села, все съела и улетела, и ничего не помогало. Так что Пушкин, который пальцем о палец не ударил... Вообще-то, это для него оскорбительно могло бы быть. Его, уже понятно, что светило русской поэзии, отправляют на какую-то там саранчу.

Алексей Бархатов

— Воронцов это абсолютно не понимал, он был далек.

Алла Митрофанова

— Воронцов не понимал, да.

Алексей Бархатов

— Как, кстати, и Александр Николаевич Раевский, абсолютно ничего не понимал в литературе. Как он поливал «Горе от ума», считая это бездарным произведением.

Алла Митрофанова

— Господи помилуй.

Алексей Бархатов

— И так далее. Притом, что сам был как бы остроумный, язвительный человек, но...

Алла Митрофанова

— Бог с ними.

Алексей Бархатов

— Надо сказать, что — вы заговорили об атеизме — но ведь неслучайно в 21-м году он вдруг задумывается о православии и пишет, я хотел просто процитировать. Он пишет там о том, что Екатерина нанесла большой урон монастырям Российским, которые несли ученость народу, просвещение, и в частности пишет такую фразу: «В России влияние духовенства столь же было благотворно, сколько пагубно в землях римско-католических. Там оно, признавая главой своей папу, составляло особое общество, независимое от гражданских законов, и вечно полагало суеверные преграды просвещению. У нас, напротив того, завися, как и все прочие состояния, от единой власти, но огражденное святыней религии, оно всегда было посредником между народом и государем, как между человеком и Божеством. Мы обязаны монахам нашей историей, следственно и просвещением». Это пишет тоже 22-летний Пушкин.

Алла Митрофанова

— Алексей Александрович Бархатов, писатель, публицист, исследователь жизни и творчества Александра Сергеевича Пушкина, проводит с нами этот «Светлый вечер». Алексей Александрович, что касается духовных поисков Пушкина. Собственно, Воронцов, упомянутый выше, который Пушкиным, как скрипкой, гвозди забивал, пишет письмо своему начальству, Нессельроде, если не ошибаюсь.

Алексей Бархатов

— Да.

Алла Митрофанова

— Чтобы Пушкин перевели из Одессы куда-нибудь в другое место. Пушкин в итоге лишается своей чиновничьей должности и отправляется в Михайловское. И вот Михайловское, где он после... Невероятный контраст, южная его бурная жизнь, где он в социуме, все время в эпицентре внимания, где он имеет доступ к очагам политической жизни, южно-декабристские кружки и собрания. Всё кипит, казалось бы, вокруг него. И море, и горы, и такое ощущение, что перенасыщенная красками, событиями и впечатлениями жизнь. Если первые главы «Евгения Онегина» откроем, и шампанское и устрицы, тоже там всё это было.

Алексей Бархатов

— Это как раз написано именно там.

Алла Митрофанова

— Да, написано в Бессарабии, как уточняют, Одесса и Бессарабия.

Алексей Бархатов

— Он даже замечает, что Онегин родом из Кишинева.

Алла Митрофанова

— Из Кишинева, совершенно верно, ментально, да. И вот Михайловское, где он один-одинешенек. Есть Тригорское, куда можно ездить и там иметь женское общество, очаровательное и утешительное.

Алексей Бархатов

— Да, милое семейство.

Алла Митрофанова

— Но при этом большую часть времени все равно он в Михайловском поводит. Есть еще рядом Святогорский монастырь, куда он тоже ездить начинает. Надо сказать, что именно в Михайловском появляется на свет, как мне кажется, его первое крупное и очень глубокое именно философское произведение под названием — драма «Борис Годунов». Понятно, что всё больше и больше начинает углубляться «Евгений Онегин» в этот период, но «Борис Годунов» это такая громада, которая еще до «Онегина» в нашей литературе появилась. «Онегин», как Ахматова скажет, воздушная громада, «Борис Годунов», наверное, историософская громада. «Нельзя молиться за царя-ирода, Богородица не велит». Пушкин в Михайловском, продолжая вбирать в себя соки жизни, где он только может их найти, у меня такое ощущение, что становится на путь той трансформации, которая к концу жизни сделает его уже абсолютно полным и стопроцентным христианином. Что с ним происходит там, расскажите, пожалуйста, и какое влияние Святогорский монастырь на него оказал?

Алексей Бархатов

— Надо все-таки начать с того, в каком настроении он приезжает в Михайловское. Вот он сам пишет: «О чем мне жалеть? О своей неудавшейся карьере? С этой мыслью я успел уже примириться. О моем жаловании? Поскольку мои литературные занятия дают мне больше денег, вполне естественно пожертвовать им моими служебными обязанностями. Вы говорите мне о покровительстве и дружбе. Это две вещи несовместимые. По-моему, ничто так не бесчестит, как покровительство... На этот счет у меня свои демократические предрассудки, вполне стоящие предрассудков аристократической гордости... Я устал быть в зависимости». Вот эта фраза мне нравится всегда. «Я устал быть в зависимости от хорошего или дурного пищеварения того или другого начальника».

Алла Митрофанова

— Блестяще.

Алексей Бархатов

— «Мне наскучило, что в моем отечестве ко мне относятся с меньшим уважением, чем к любому юнцу-англичанину, явившемуся щеголять среди нас своей тупостью и своей тарабарщиной. Единственное чего я жажду, это — независимости (слово неважное, да сама вещь хороша.); с помощью мужества и упорства я в конце концов добьюсь ее». Вот с такими чувствами независимости он едет в Михайловское. Да, это совсем непросто. Сначала отца отрядили наблюдать за сыном, за благопорядочным проведением этой ссылки, потом одного местного чиновника, когда на зиму уехала семья в Петербург. Библиотека была, но библиотека не самая лучшая. Пушкин родился в прекрасной семье, очень образованной семье, и дядю Василия Львовича все хорошо знают, и Сергей Львович был образован. Но Сергей Львович предпочитал абсолютно французские романы, он был чопорный, он был ловелас. Очень смешной, например, факт, что уже после смерти сына он ухаживал за Керн, только не за самой Керн, а за дочкой. Это он, старик. Но вот он был такой. Да, он был вдовец уже, формально имел право, но жилось с ним непросто и жене, я полагаю, и с сыном он не очень находил связь. И библиотека была не очень расположена к такому... И тогда он принял мудрое по всем параметрам решение, начал пользоваться монастырской библиотекой, библиотекой Святогорского монастыря, с благословения Ионы, настоятеля монастыря, очень интересного человека. Началось это с книг. Но книги всегда ведут потом к разговорам. Дальше начались довольно большие разговоры с настоятелем, с другой монашеской братией. Он действительно очень аккуратно читал и Евангелие, и жития святых отцов Церкви, находил какие-то новые повороты. «Пророк» тоже из Исайи рождено стихотворение. И не только. Конечно, это здорово повлияло на «Бориса Годунова», безусловно. Потому что он воочию наблюдал и связь народа с монастырем там как раз, и картины аскетической древней Руси религиозной там открывались, нравственное влияние, которое оказывала и продолжает оказывать Церковь. Библию поначалу он просил прислать брата, но Лёвушка не торопился никогда ничего делать, поэтому он все-таки в Святогорском монастыре нашел ее. И это тоже хорошо, потому что настоятель потом давал хорошую характеристику.

Алла Митрофанова

— У него же спрашивали, из жандармерии приходили письма, где наводили справки, что там наш ссыльный, опальный поэт? Насколько помню, не дословно, но смысл был такой от настоятеля монастыря, что беспокойство ваше безосновательно, он сидит тут, как красна девица в затворе, с книжками. Только самые лучшие слова, чтобы никакой даже тени не бросить на Пушкина.

Алексей Бархатов

— Да, да. Четьи Минеи изучал досконально практически, «Отцы-пустынники и девы непорочны» — это во многом оттуда рождено. Самое главное, конечно же, это образ Пимена.

Алла Митрофанова

— В «Борисе Годунове».

Алексей Бархатов

— В «Борисе Годунове». Это, конечно, тип православного русского подвижника, и глубокий, но жизненный тип, не так как парсунный, если угодно. Пимен обладает душой, причем, душой-то русской, народной душой, который видит в монашестве высоту, идеал земной жизни. Практически целое поколение русских людей, я думаю, на этом образе в какой-то степени воспитано.

Алла Митрофанова

— Совершенно с вами соглашусь. Во всей этой трансформации меня удивляет снова и снова масштаб личности самого Пушкина. Только что это кипящее, бурлящее море житейской движухи, включенности, вписанности абсолютно во всё. И вот, пожалуйста, проходит буквально год, и он уже в Михайловском и у него вектор поиска в духовном направлении начинает разворачиваться, появляется такая невероятная глубина. Этот уход, отказ от суеты, он же молодой человек, ему очень хочется этой движухи, он к ней привык, но ее не стало, и вместо того, чтобы сидеть и плакать о своей загубленной юности, он творит космического масштаба тексты и глубины невероятной, и никаких жалоб на судьбу.

Алексей Бархатов

— Он ведь начинает переосмысливать. Ведь не случайно, когда он пишет: «Владыко дней моих! дух праздности унылой».

Алла Митрофанова

— Унылой, да.

Алексей Бархатов

— Праздность-то унылая теперь ему кажется. «Любоначалия, змии сокрытой сей, и празднословия не дай душе моей. Но дай мне зреть мои, о Боже, прегрешенья ... и дух смирения, терпения, любви и целомудрия мне в сердце оживи». В общем, по сути дела, каждый творческий человек знает, что правильно написать, особенно драматургу, ту или иную роль, это влезть в шкуру своего героя. И когда устами Бориса Годунова идет «Храни, храни святую чистоту невинности и гордую стыдливость: кто чувствами в порочных наслаждениях в младые дни привыкнул утопать», это же он о себе, «тот, возмужав, угрюм и кровожаден, и ум его безвременно темнеет». Вот здесь он видел и угрозу вот этого перехода, полярности вот этой, к угрюмости...

Алла Митрофанова

— К потемнению ума.

Алексей Бархатов

— К потемнению ума, да. Поэтому здесь все-таки «глаголом жги сердца людей», вот отсюда это всё возникло. Надо сказать, что отцы Церкви тоже очень активно изучали пушкинское творчество. Можно назвать, например, митрополита Анастасия, который практически разбирал, очень мудро, очень интересно, творческий путь Пушкина.

Алла Митрофанова

— И не только он. А, например, для протопресвитера Александра Шмемана Пушкин закономерно центральная фигура русской культуры, и он к нему относится с колоссальным вниманием и до предельной глубины, мне кажется, в исследовании, в размышлениях о Пушкине доходит. Были бы они современниками, как бы им было хорошо поговорить, они бы на одной волне, на одном языке и с общим вектором пообщались бы.

Алексей Бархатов

— Наверное. Ведь все равно написанное в том же самом Михайловском. Понятно, первое он написал быстро, за одни сутки, «Графа Нулина».

Алла Митрофанова

— «Графа Нулина», деньги нужны были.

Алексей Бархатов

— Он долг должен был отдать просто, это как раз то, что он проиграл в карты.

Алла Митрофанова

— О, да.

Алексей Бархатов

— Но с другой стороны, представляют многие, как я уже приводил: «Князь Г. со мной не знаком», искали князя Г. рядом. Ну, попробуйте, вы найти «Мороз и солнце; день чудесный! Еще ты дремлешь, друг прелестный — пора, красавица, проснись: открой сомкнуты негой взоры навстречу северной Авроры, звездою Севера явись!» А в имении Вульфа, где это написано, была только одна его пятидесятилетняя жена с флюсом в это время. Какую красавицу Севера он должен был разбудить в этом имении? Но муза-то путешествует сама по себе.

Алла Митрофанова

— Да. О, да. У нас в институте была такая дисциплина, называлась история отечественной журналистики. Факультет международной журналистики, поэтому по идее у нас о международной журналистике должна там обязательно идти речь. И вот такая была глава, которая называлась «Пушкин — журналист международник». Простите, я смеюсь, прокалываюсь, да? Я не могу без смеха об этом вспоминать. Она начиналась такой строчкой, у нас весь курс помнил это наизусть. Глава под названием «Пушкин — журналист-международник» начиналась со слов: «Пушкин никогда не был заграницей». Что правда. Он хотел, он очень хотел. В «Евгении Онегине», если мы откроем...

Алексей Бархатов

— Здесь я бы все-таки ремарку одну сделал.

Алла Митрофанова

— Кишинев, я понимаю.

Алексей Бархатов

— Нет, я имею в виду, здесь ошибку, оплошность императора потомки исправили. Теперь мы уже считаем, что Пушкин был за границей. И памятники его рушат именно там.

Алла Митрофанова

— Да. В то время, куда бы он ни поехал, границы Российской империи тут же отодвигались, и он снова оказывался на территории Российской империи.

Алексей Бархатов

— Да, да. Даже в Китай не пустили.

Алла Митрофанова

— И много куда его не пускали, он был не выездной. Он просил, ему очень хотелось увидеть Европу.

Алексей Бархатов

— Он Италию хотел. Когда Зизи Волконская поехала в Италию, он так хотел поехать туда. И когда его друг мог туда поехать. А он нет.

Алла Митрофанова

— Да, а его не выпускали. При этом, как вы сказали, его муза путешествовала по разным местам, не зная границ. Ощущение, что да, именно так, иначе невозможно объяснить феномен маленьких трагедий, где в каждой атмосфера разных стран воссоздана и так тонко. И стихи, которые у него и про запад и про восток и про всё на свете — это способность вбирать в себя опыт мировой культуры, и, пропуская его через себя, выводить что-то потрясающее, невиданное и уже не изымаемое из нас.

Алексей Бархатов

— Мне особенно нравится эта строчка: «Там далеко на севере в Париже» — писал Пушкин в России.

Алла Митрофанова

— Да, да, так и есть. Мне кажется, этот его удивительный масштаб, Богом данный, в итоге он сумел реализовать. И это было бы невозможно, если бы не было его поиска не только в горизонтальном измерении, но и в вертикальном, которое очень здорово именно в Михайловском обозначилось. К сожалению, нам заканчивать пора, Алексей Александрович, поскольку время наше на исходе. Но завтра мы продолжим и новую тему возьмем, поговорим о Болдинских осенях, коих было три.

Алексей Бархатов

— Да.

Алла Митрофанова

— Думаю, что феномен этот необъясним, но мы попробуем хотя бы линзы телескопа чуть-чуть настроить свои собственные, свою собственную оптику настроить, чтобы еще раз вглядеться и искупаться в этом счастье Болдинских осеней. Спасибо вам огромное за этот разговор. Алексей Александрович Бархатов, писатель, публицист, исследователь жизни и творчества Александра Сергеевича Пушкина, сегодня был с нами и завтра обещает прийти снова.

Алексей Бархатов

— Обязательно.

Алла Митрофанова

— Ура!

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Н.А. Бердяев». Ольга Жукова
• «Священномученик митрополит Серафим (Чичагов)». Священник Анатолий Правдолюбов
• «Священник Павел Флоренский». Аркадий Малер

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов