«Любовь, наполняющая мир». Священник Антоний Борисов

о. Антоний Борисов

У нас в студии был доцент Московской духовной академии священник Антоний Борисов.

Разговор шел о книге православного богослова Христоса Яннараса «Вариации на тему «Песни песней». Мы говорили, в частности, о том, как автор размышляет о наполняющем всё чувстве Любви и о том, как оно неразрывно связано с Богом.

Этой программой мы продолжаем цикл бесед, посвященных книгам, к которым полезно обратиться в период Великого поста.

Первая беседа с архимандритом Симеоном (Томачинским) была посвящена книге блаженного Августина «Исповедь».

Вторая беседа с протоиереем Павлом Великановым была посвящена книге архимандрита Эмилиана (Вафидиса) «Толкование на подвижнические слова Аввы Исаии».

Третья беседа со священником Стефаном Домусчи была посвящена книге философа, богослова Павла Евдокимова «Этапы духовной жизни».

Четвертая беседа с епископом Переславским и Угличским Феоктистом была посвящена книге преподобного Никодима Святогорца «Невидимая брань».

Ведущий: Константин Мацан

---

Константин Мацан

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Здравствуйте, уважаемые друзья. В студии у микрофона Константин Мацан. Этой беседой мы продолжаем и завершаем цикл программ, которые на этой неделе, на первой неделе Великого поста, у нас выходили с 8 до 9. Мы говорили, напомню, в этом цикле о книгах, которые наши спикеры сами перечитывают этим Великим постом или просто читают и предлагают как интересное чтение на дни Великого поста. Сегодня у нас в гостях священник Антоний Борисов, доцент Московской духовной академии, доцент общецерковной аспирантуры и докторантуры. Добрый вечер.

Священник Антоний Борисов

— Добрый вечер, Константин.

Константин Мацан

— Конечно, нашим слушателям ваш голос и ваше имя известно как одного из отцов-толкователей Писания на волнах нашей радиостанции.

Священник Антоний Борисов

— Слишком ответственно вы меня представляете.

Константин Мацан

— Мы так называем тех, кто толкует Евангелие, отцами-евангелистами нашими. Поэтому такой наш внутренний сленг радиоверский.

Священник Антоний Борисов

— Простите, у меня, видимо, профдеформация. Евангелист — именование, применяемое непосредственно не к апостолам-евангелистам, а к кому-то еще, вызывает у меня ассоциацию исключительно с Мартином Лютером.

Константин Мацан

— Понятно.

Священник Антоний Борисов

— Который именовал себя евангелистом, указывая на свою особую миссию перед лицом служения той конфессии, которую он, по сути, и создал.

Константин Мацан

— Хорошо, не будем в эфире больше этого произносить, чтобы лишних ассоциаций не создавать. Я, честно говоря, удивлен, обрадован и заинтригован тем выбором книги, которую вы предложили в этом часе обсудить. Говорить мы сегодня будем о книге греческого православного богослова и философа, нашего современника, не так давно от нас ушедшего, Христоса Яннараса. Это имя, известное в мире православного богословия. Когда у нас на Радио ВЕРА была программа «Родники небесные», нашими слушателями востребованная, там часто звучали фрагменты из его книги «Вера Церкви», очень интересная книга, переведенная на русский язык.

Священник Антоний Борисов

— Догматика с человеческим лицом.

Константин Мацан

— Да, прекрасная работа. Вы предложили поговорить про книгу Христоса Яннараса «Вариации на тему „Песни Песней“».

Священник Антоний Борисов

— «Эссе о любви».

Константин Мацан

— «Эссе о любви». Прекрасная тема для поста. Почему именно эту книгу вы выбрали?

Священник Антоний Борисов

— Эта книга неожиданным образом для меня обрела ассоциации с высказыванием монаха, аскета, которого мы особенным образом вспоминаем в дни Великого поста, преподобным Иоанном Лествичником. Который в одном из своих творений пишет следующее: «Некто, увидев необыкновенную женскую красоту, весьма прославил о ней Творца, и от одного этого видения возгорел любовью к Богу и пролил источник слез».

Константин Мацан

— Интересно.

Священник Антоний Борисов

— Да, совершено неожиданно было подобное прочитать у отца-пустынника, который уж точно сторонился созерцать женскую красоту и думать о любви земной. Но, тем не менее, как кажется, в этих словах преподобного Иоанна и состоит тот посыл, который мы можем увидеть и в книге «Песнь песней», обычно приписываемой авторству мудрого царя древнего Израиля Соломона. И посыл, который имеется, безусловно, и в книге Христоса Яннараса «Вариации на тему „Песнь Песней“ (эссе о любви)». Именно к любви мы призываемся во время поста. Вся суть аскетики, заповеданной нам святыми отцами древности, заключается как раз в обретении любви.

Константин Мацан

— Любопытен в этой связи выбор самого автора Христоса Яннараса обратиться именно к библейской книге «Песнь песней». У меня есть ощущение, что эта книга не входит в число часто читаемых, хорошо изученных, даже для церковного читателя. Может быть, у этого есть свои какие-то причины, может быть, кого-то настораживает такое проведение параллелей между чувственной любовью и любовью Божественной, как бы в этом не заблудиться. А у вас какие ощущения? Вы бы с этим согласились, что книга немножко для обычного читателя на особицу стоит, «Песнь песней»?

Священник Антоний Борисов

— Да. «Песнь песней», особенно после того, как начался процесс так называемого освобождения русского богословия от западного пленения, когда наши богословы стали указывать, в том числе, на недопустимость использования преимущественно католического богословского метода для освещения духовного пути, взаимоотношений человека с Богом, и в качестве подтверждения стали приводить довольно специфические опыты католических святых, которые действительно, как Тереза Авильская и Катерина Сиенская, как-то по большому счету выстраивали какие-то романтические отношения с Богом на грани фола, что называется, всякая отсылка к чему-то чувственному стала вызывать в нашей довольно сдержанной церковной традиции некоторые опасения и подозрения в том, что человек может пойти куда-то не туда. Это действительно оправдано. Но тут важно не свалиться в иную крайность. Крайность условного платонизма, когда всё телесное начинает восприниматься как нечто вообще не нужное. И по большому счету человек, называясь христианином, начинает идти платоновским путем освобождения своей души от плена тела, который есть то ли темница, то ли гробница. Но это совершенно тоже не библейский, неправильный подход.

Константин Мацан

— Такой человек, мне кажется, перестает быть христианином, остается спиритуалистом. Только духовное само по себе и всё.

Священник Антоний Борисов

— Да, да. Только духовное само по себе, причем, духовное индивидуальное. Если мы встаем на этот условно платоновский путь восприятия духовного, то ближний нам, по большому счету-то, и не нужен. В нашу задачу входит совершить индивидуальный вертикальный взлет от земли к небу, желательно, чтобы этому взлету никто и ничто не мешало. Поэтому необходимо избегать двух типов крайностей. Первое: погружение в нецеломудренное романтическое представление об отношениях души и Бога, свойственной нездоровой католической духовности. А с другой стороны, необходимо избегать крайности иного типа, уже упомянутой, когда всё телесное, всё то, что имеет отношение к категориям окружающего осязаемого мира, начинает человеком презираться, и человек таким образом начинает исповедовать очень специфическую аскетику. Срединный путь, путь золотой, царский строится на библейском понимании человека, как нерасторжимого союза души и тела. Причем, в какой пропорции пребывают два эти начала, сказать довольно сложно. Да и вообще провести некоторую линию разреза, линию шва тоже ни в коем случае нельзя. Во всяком случае, Священное Писание нам подобного поступка сделать не позволяет. Книга «Песнь песней» довольно дерзновенно, местами нестандартно описывает отношения между душой человеческой и Богом, при этом указывая нам на то, что человек не просто так был сотворен Богом как мужчина и женщина. И как пишет, например, святитель Григорий Нисский, наша половая дуальность, разделенность на мужчин и женщин, была осуществлена Богом специально в предвидении того печального события, которое получило наименование первородного греха. Первородный грех — это не просто нарушение Божественного уголовного кодекса. Первородный грех — это, безусловно, и сам поступок и его последствия. Последствия, которые выражаются в искажении внутреннего мира человека, в искажении всего его существа и также в эгоистической самозамкнутости. Собственно, половая принадлежность, разделение нас на мужчин и женщин — это, об этом пишет тот же святитель Григорий Нисский, некая уязвленность полом. Именно, что наше естество, наша принадлежность либо к мужескому полу, либо к женскому и нужда, которая возникает внутри нас, которая возникает в виду этой самой принадлежности, нужда в подобном нам, но ином, побуждает нас выходить за грани нашего эгоистического самоуспокоения, эгоистического наслаждения комфортом индивидуального существования. «Песнь песней» как раз про поиск. Поиск утешения, поиск того, кому можно принести дар твоей любви, и в ответ получить благодарный отклик, который бы мое сердце утешил, сделал бы меня счастливым, но при этом это счастье не замкнулось бы в границах эгоистического самонаслаждения, самоуспокоения.

Константин Мацан

— А есть ли какие-то цитаты-высказывания, которые вам больше всего в сердце западают, когда вы перечитываете эту книгу?

Священник Антоний Борисов

— Можно начать прямо с самого начала, с главы, которая называется «Увертюра».

Константин Мацан

— Давайте начнем, потому что уже первая фраза вызывает мой, например, подлинный интерес.

Священник Антоний Борисов

— «Мы узнаем любовь только на расстоянии неудачи. До неудачи не существует познания: познание приходит всегда после вкушения плода. В каждой любви вновь оживает вкус опыта рая и потери рая».

Константин Мацан

— Священник Антоний Борисов, доцент Московской духовной академии, доцент общецерковной аспирантуры и докторантуры, сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Итак, прочитали мы первые строки «Эссе о любви», и что вы об этом думаете?

Священник Антоний Борисов

— Думаю следующее. Как и в случае отношений между мужчиной и женщиной, так и в случае отношений между человеком и Богом, так уж человек устроен, что мы ощущаем ценность того или иного дара тогда, когда этот дар либо утрачиваем, либо ощущаем угрозу его утраты. Во всяком случае, прародители уж точно ощутили всю горечь потери рая, когда из рая вынуждены были уйти. И об этом замечательно нам рассказывают церковные песнопения накануне наступления Великого поста. «Сидел Адам напротив рая и горько плакал и причитал: рай мой возлюбленный, утерянная сладость». Это не означает, что мы обречены на бесконечные потери, но наша жизнь так устроена, что даже если мы предельно стараемся сохранить те или иные чувства, те или иные дары, которые исходят либо от Бога, либо от человека — всё в этой жизни временно. Так или иначе, эти дары оказываются, если не перед угрозой нашего небрежения, даже если мы стараемся, они оказываются перед угрозой времени, перед угрозой той энтропии, согласно которой наш мир живет. Всё в этом мире разрушается, всё в этом мире временно. Мы ощущаем, с одной стороны, постоянную горечь утраты, а с другой стороны, даже утрачивая того человека, которого мы любим, даже утрачивая любовь Божию, когда мы, например, соглашаемся с тем или иным грехом, поддаемся искушению, мы, тем не менее, за этой горечью все равно ощущаем некую искру Божественной вечности, которая выражается в следующем. Несмотря на все хронические поражения, которые мы испытываем в этой жизни, даже, повторюсь, когда мы стараемся предельно сохранить полученные дары, несмотря на всю эту горечь, за ней мы чувствуем, что утрата, предательство, разрушение — всё это как тень, которая, да, мы ее видим, но тем не менее не имеет никакой сущности. А существует только свет, существует только добро, существует только любовь. При погружении в осмысление этих феноменов мы, погружаясь на глубину предельных вопросов, чувствуем, что всё это предельно несводимо к окружающему нас миру. Это чувствуется, например, когда стоишь у гроба человека, которого ты любил. Ты смотришь на его тело, понимаешь, что это он, но это не он, что ушло куда-то нечто, что делало этого человека именно этим человеком. И при этом ты понимаешь, что искра жизни, которая покинула это тело, не исчезла, не растворилась, она как будто куда-то переместилась, и отчасти эта искра пребывает в памяти твоего сердца. Связь, о которой чрезвычайно заботился в смысле ее подчеркивания между сердцами, между душами, Христос Яннарас, подчеркивая важность этой связи, в том числе и в книге «Вариации на „Песнь песней“» — это связь, которая и делает нас людьми. Когда мы, находясь в общении любви, в общении даров, не замыкаемся в том пространстве своего довольно душного бытия, пытаемся как бы раскрыть окна и установить связь с тем, кто нам дорог, только в этих отношениях и чувствуем себя по-настоящему живыми. И эта связь возможна и с человеком, и, конечно, возможна и необходима с Богом. Во всяком случае, главная героиня «Песни песней» не находит себе покоя, потому что она ищет-ищет своего возлюбленного, и за этим образом отношений этой девушки и возлюбленного святые отцы часто видят символ, ощущают образ отношений между человеческой душой и Богом.

Константин Мацан

— Вы сказали, что первая глава книги называется «Увертюра».

Священник Антоний Борисов

— Там вообще все названия имеют отношение к музыке.

Константин Мацан

— В том-то всё и дело. Я именно к этому и хочу задать вопрос, что это вариации на тему «Песни песней», то есть явно музыкальная метафора используется автором. Как вам кажется, это просто ход чисто стилистический, сделаю в виде музыкальных вариаций, главы назову: «Увертюра», «Апподжиатура», «Интервал», «Скерцо», «Кантус фирмус», «Реприза» — такие музыкальные названия. Или в этом есть тоже какое-то богословие?

Священник Антоний Борисов

— Во-первых, мне кажется, это отсылка к самому характеру библейского произведения «Песнь песней». Возможно, она действительно исполнялась как-то под некий музыкальный инструмент, как исполнялись и псалмы. Мы-то — дети гуманизма Возрождения, дети текста, а библейские произведения это все-таки не просто текст, это еще и определенный музыкальный контекст, который мы сегодня часто не понимаем, даже не представляем, наверное, как оно могло быть. Поэтому, во-первых, мне кажется, это попытка Яннараса как-то соответствовать своими рассуждениями природе этого библейского произведения «Песнь песней». А во-вторых, это еще и попытка показать, что мертвая логика, четкая инструкция — это не те инструменты, которыми можно описать жизнь во всей ее полноте.

Константин Мацан

— Нужна поэзия.

Священник Антоний Борисов

— Нужна поэзия, нужна музыка, нужны полутона. В этом смысле чрезвычайно, как мне кажется, интересной является попытка Яннараса показать всю сложность жизни в 11-й главе, в 11-м разделе его произведения, которое называется «Комма». Я познакомился с таким явлением как комма на примере византийской музыкальной традиции. Это мы привыкли делить мир на черное и белое, как на клавиатуре фортепиано, клавиши мы видим черные и белые, соответственно, музыкальный тон в нашем представлении, если и может делиться, то только на два полутона. А это не единственный вариант. В византийской музыкальной традиции тон может делиться на так называемые коммы, которые могут представлять собой 1/7, 1/8 или даже 1/10 тона. Уловить это нашим ухом бывает чрезвычайно сложно или почти невозможно, но тонкоухии ромеи, византийцы на это были способны. Наверное, на это были способны и иные народы. Что такое комма в философско-поэтическом понимании Яннараса? Это попытка показать, что детали имеют иногда самое фундаментальное значение. Достаточно иногда одной черточки, не просто одного слова, иногда одного мимического жеста, одного взгляда для того, чтобы любовь превратилась в страсть. Чистое чувство превратилось в эгоистическое пользование. Когда цветок расцветшего чувства в твоем сердце из-за одной капли яда, который проливает человек, находящийся рядом, которому ты готов этот цветок подарить, этот цветок погибает, этот цветок иссыхает. Яннарас в этом смысле призывает нас не брезговать этими не то что полутонами, а мельчайшими частями, из которых состоят тона, широкие мазки нашей жизни. Что недостаточно работать только блоками, недостаточно взаимодействовать с этим миром, исходя из каких-то инструкций, описаний. Жизнь вообще невозможно вписать в какую-то инструкцию. Как только ты оказываешься способен предельно четко и ясно объяснить собеседнику, почему ты любишь эту девушку, это означает, что ты на самом деле ее не любишь. Если твое чувство укладывается в форму каких-то довольно формальных категорий, таким образом можно сделать вывод, что это чувство и исчерпывается этими формальными категориями. А Яннарас пытается продемонстрировать, как Дух Божий, пребывающий здесь и сейчас, Его благодать, взаимодействуя с окружающей нас реальностью и с нами самими, иногда проявляет себя, как отблески некоего света, как неуловимые коммы. Те самые коммы, из которых, по мнению византийцев, состояли музыкальные тона.

Константин Мацан

— Интересно, что Яннарас еще усложняет само понятие религии. Мы можем противопоставлять логику, отвлеченное, рассудочное мышление и что-то религиозное. Но религия может быть, как пишет Яннарас, закована в оковы логики. Та же самая 11-я глава: «Любовь не имеет логики, — пишет автор. — Исходя из какой логики молится святой за пресмыкающихся и за демонов? Логика есть у религии, забронированной в доспехи закона. Логика и закон — оружие религии, оружие самозащиты эго. Любовь начинается там, где заканчивается такое укрепление эго. Когда Другой нам дороже самой нашей жизни. И тем больше всяких оправданий, эфемерной или вечной застрахованности. Готовность принять даже вечное осуждение ради возлюбленного или возлюбленных — это признак любви, то есть Церкви». Как в вас это отзывается?

Священник Антоний Борисов

— Совершенно по-евангельски. В евангельском повествовании, когда мы видим противостояние Христа и Его извечных оппонентов, фарисеев и законников израильских, у нас часто возникает ощущение, что мы видим противостояние тех, кто принадлежат к различным религиозным традициям, говорят на совершенно разном языке. А это не так. И Христос, и Его оппоненты принадлежат к ветхозаветной традиции, говорят на одном языке, используют одни и те же образы. Притчи, которые мы читаем в Новом Завете — это не изобретение Господа Иисуса. Язык притчей использовался и ветхозаветными раввинами, которые жили до Христа, и жили после Него. Но мы ощущаем абсолютную иногда противоположность понимания Бога, понимания человека. Почему? Потому что оппоненты Христа представляют собой как раз таких закованных в броню логики, самодовольной религиозности, как бы условных рыцарей закона, который готов принести в жертву всякого, кто его требованиям не соответствует. Господь Иисус всячески подчеркивал, что Он пришел не нарушить закон, а его исполнить. Тут мы имеем дело, если используем славянский текст, с игрой слов. Исполнить — это и выполнить до конца и исполнить в смысле наполнить чашу, довести до совершенства. И Спаситель показывает, что без внешнего проявления внутреннее чувство невозможно, но это не означает, что внешнее должно полностью определять внутреннее. Более того, без внутреннего, без любви всё внешнее разваливается или превращается в тот самый гроб крашенный, которому уподоблял Христос своих оппонентов. Мавзолей, богато украшенный снаружи, а внутри наполненный сухими костями, прахом, там нет жизни. Что собственно делает Спаситель? На примере одного евангельского эпизода, наверное, стоит показать. Помните эту женщину, взятую в прелюбодеянии. Ее же должны были побить камнями. Что делает Спаситель? Он не нарушает закон, он не говорит, что этот блуд, этот поступок является добром: а, неважно, что там говорит заповедь Божия. Но Он говорит следующее: если кто считает, что он без греха, пусть бросит в нее камень. И таким образом оказывается, что искреннее покаяние, искренняя надежда на прощение все же важнее и глубже этих самых закованных в доспехи логики установлений закона.

Константин Мацан

— Мы вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Дорогие друзья, не переключайтесь.

Константин Мацан

— Это «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. У микрофона Константин Мацан. В гостях у нас сегодня священник Антоний Борисов, доцент Московской духовной академии, доцент общецерковной аспирантуры и докторантуры. Мы, как и всю неделю, в этом часе говорим о книгах, которые можно, стоило бы, перечитать или прочитать Великим постом. Это рекомендация наших спикеров. И вот отец Антоний сегодня выступает проводников в мир книги Христоса Яннараса, современного греческого, недавно от нас ушедшего богослова 20-го века, которая называется «Вариации на тему „Песнь песней“ (эссе о любви)». Продолжаем на эту тему говорить. Ожидаешь, что когда есть тема любви, возникнет тема противоположного любви. Что в этой книге выступает антитезой любви? Это ненависть или это равнодушие или что-то еще?

Священник Антоний Борисов

— Яннарас пишет и о ненависти и о равнодушии, но для него все-таки противоположностью настоящей любви является пользование, эгоистическое пользование другим. Вещь, с которой мы сталкиваемся, к сожалению, сегодня повсеместно. Когда человек превращается в объект для удовлетворения каких-то физиологических потребностей, превращается, по большому счету, в салфетку, в которую, если у тебя начался насморк, можно высморкаться, а потом без жалости ее выбросить и пойти дальше. Вспомнив о необходимости салфетки тогда, когда вновь, простите, потечет из носа. Собственно, сегодня мы, к сожалению, имеем дело, когда разговор заходит о любви, о влюбленности, о чувствах, с этим самым воспеванием пользования другим. Эмоционального, физиологического, но, тем не менее, пользования. Мы видим, как люди, чаще всего, озадачены, озабочены — тут во всех смысловых контекстах можно воспринимать это слово — озабочены тем, как бы удовлетворить свою тягу к половому удовольствию. И это, как пишет любимый автор Яннараса святитель Григорий Нисский, то самое проявление первородной порчи, когда дары, которые мы получили от Бога — а в данном случае речь идет о величайшем даре возможности соработничества Богу, сотворчества ему, в смысле создания новой жизни — мы имеем дело с неправильным использованием этих даров. Нам дана радость вкуса, но мы ее часто превращаем в чревоугодие. Нам дана радость любви, но мы, бывает, превращаем ее в порок блуда, когда не ожидаем с благодарностью ответного дара, а используем, насыщаем себя до времени этим самым порочным удовольствием блудного отношения к другому человеку. Яннарас, вслед за святителем Григорием Нисским, настаивает на том, что по-настоящему правильным, библейским и аскетическим отношением к любви является попытка эту любовь очистить, освободить от эгоистического стремления пользования, когда ты в другом видишь исключительно объект для удовлетворения своей похоти. На том, что этого быть принципиально не должно, Яннарас всячески настаивает.

Константин Мацан

— А как-то это экстраполируется на отношения не только физические, но и психологические между людьми? У Яннараса в этой книге очень важна фигура Другого, даже это слово с большой буквы пишется. Тут такое богословие диалога. Что мне очень важен тот другой, кто не я, в глаза которому я смотрю, под взглядом которого я себя обретаю. От которого я отличаюсь, но в котором я нуждаюсь. В этом взаимном общении я определяю его бытие, он мое, и мы друг без друга не можем. Это не только про супружеские отношения или отношения полов, это вообще про отношения с ближним. Как это тема раскрывается? Есть ли в ней то же самое пользовательское отношение, просто не в половом смысле, а в психологическом?

Священник Антоний Борисов

— Да, конечно. Яннарас в своих философско-богословских изысканиях не является уникальным мыслителем 20-го века. Его творчество — это во многом ответ на так называемый атеистический экзистенциализм 20-го века. Яннарас же прекрасно говорил по-французски, вообще был погружен во французскую философскую традицию.

Константин Мацан

— Жил во Франции.

Священник Антоний Борисов

— Да, и жил во Франции. Его религиозно-богословские поиски — это в том числе и ответ на вызовы, например, сформулированные Жаном-Полем Сартром и его гнетущим пессимизмом.

Константин Мацан

— «Ад — это другие» — фраза Сартра.

Священник Антоний Борисов

— «Ад — это другие», это его произведение «Тошнота». Это выраженная им боязнь другого, это констатирование, что всякое открытие перед другим доставляет страдания, поэтому от страданий необходимо бежать. Конечно, мучительно пребывать в этой своей замкнутой экзистенции, в этом своем замкнутом бытии, в одиночестве, но это всё же лучше, чем, открывшись перед другим, получить удар, или плевок, или презрение ощутить. Сартр в этом смысле был абсолютным пессимистом. Яннарас не является таким романтическим сиропным романтиком, оптимистом, вовсе нет. Он также говорит о том, что наш дар может быть отвергнут, наш дар может быть подвергнут презрению, наш дар может быть повергнут в грязь. Но здесь Яннарас апеллирует к тому, кто для Сартра, по большому счету, не существовал. Яннарас апеллирует к Богу, говорит о том, что всякий раз, когда мы отваживаемся подарить часть себя другому, когда мы отваживаемся преодолеть свой эгоизм и принести жертву ради любви, этот посыл обращен не только к человеку, этот посыл освящен Богом. Если этот дар искренний, если он по-настоящему щедрый, если этот дар имеет в своем основании искреннее приятие. То, что соприкасается с Божественной реальностью, автоматически, если можно использовать такое выражение, каким-то неожиданным для нас образом начинает иметь отношение не к земному, приходящему, а к вечному, Божественному. И то, чего боялся Сартр, атеистически настроенный, Яннарас этого не боится. Потому что если твой дар любви был человеком отвергнут, это не означает, что он пропал, это не означает, что он разрушен, он исчез. Это означает в любом случае, что он принят Богом. В этом и состоит смысл притчи Христа о Страшном Суде. «Что сотворили вы одному из малых сих, то Мне сотворили». И неважно, как эти «малые», то есть другие люди, отнеслись к дару любви, Христос его в любом случае принимает и освящает.

Константин Мацан

— У нас однажды на Радио ВЕРА был разговор с философом Алексеем Гагинским, который обратил внимание — для меня это было удивительно — вот эта фраза Сартра, хотя это не совсем фраза Сартра. «Ад — это другие» — это фраза из его пьесы.

Священник Антоний Борисов

— Да, персонажа.

Константин Мацан

— Которая называется «За закрытыми дверями». Суть в том, что это некое подобие ада, где за закрытыми дверями три человека. И каждый из них создает для другого какие-то мучения и проблемы. Их трое. И мой собеседник Алексей Гагинский сказал: смотрите, как это противопоставлено может быть тайне Троицы. В Троице — это взаимоотношения любви троих, а здесь тоже трое, но только ненависть. Такая антилюбовь наоборот. Что-то в этом есть, наверное.

Священник Антоний Борисов

— Да. Или как пишет о том Блаженный Августин, описывая реалии существования Града Земного, что этот Град настолько возлюбил себя, что возненавидел всё вокруг.

Константин Мацан

— Священник Антоний Борисов, доцент Московской духовной академии и общецерковной аспирантуры и докторантуры сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Не случайно вы Августина упомянули. Я тоже хотел к этому обратиться. Я сейчас вас слушаю и думаю вот о чем. У нас в этом цикле программ, который на этой неделе выходит, получается такая своего рода кольцевая композиция, потому что мы начали с Августина, с «Исповеди» в понедельник, а это книга, пылающая любовью к Богу, словами о любви и темой о любви мы заканчиваем. У Августина есть такие слова, я их и в первой программе цитировал, дерзновенные, как могло бы нам сегодня показаться. «Ясно сознаю я, Господи, что люблю Тебя, тут нет сомнений. Ты поразил сердце мое словами Твоими, и я полюбил Тебя». Мне кажется, современный читатель может сказать: как это, можно ли о себе так самонадеянно говорить: я люблю Бога — разве мы достойны такой меры, такого тезиса? Как это входит в резонанс с тем, что целая книга Яннараса «Эссе о любви» называется? Что здесь написано о такой дерзновенной попытке в себе увидеть любовь к Богу, и есть ли она, и в чем она может проявиться?

Священник Антоний Борисов

— Яннарас пишет и проводит параллели в этом смысле между отношениями, которые могут установиться между мужчиной и женщиной и между человеком и Богом. Когда мы оказываемся беззащитны, когда происходит вот эта самая пробоина в броне нашей эгоистичности, мы поражаемся любовью, уязвляемся любовью. Но это ранение нежности, предельной обращенности к нам. В этом смысле мы ощущаем в межчеловеческих отношениях и дыхание вечности. Яннарас пишет следующее в главе 12-й: «Теплота голоса, трепет желания, нежность, которую невозможно скрыть, сколько ни стараться. Трещина голоса в любовном изумлении, первый звук — наше имя — на устах Другого». Ведь символика имени совершенно неслучайно в церковной традиции имеет такое глубокое значение. Именем мы нарекаемся при крещении, и всякий раз мы имя свое произносим, даже если священник его знает, перед участием в Евхаристии. Мы тем самым в каком-то смысле Богу напоминаем, как нас зовут, кто мы такие, к чему мы призваны. Имя в данном случае не просто именование, под которым мы известны окружающим. Имя в данном случае и самовыражение, попытка Богу сказать, что, Господи, вот я, я к Тебе пришел, и я прошу Тебя обо мне вспомнить. Ты, наверное, не забыл, но я прошу, обо мне вспомни.

Константин Мацан

— Мне так будет спокойнее, если я напомню свое имя сейчас Тебе.

Священник Антоний Борисов

— Да. Я хочу вновь ощутить этот дар Твоей любви, который является не таким, что широким фронтом он изливается, а это дар адресный, направленный именно Константину, именно Антонию или кому-то еще, непосредственно человеку, который носит это земное имя, имя преходящее, имя, имеющее отношение к этой реальности. Но в то же время, благодаря таинствам, это имя сохранено в вечности. Это самое имя, которое мы Богу напоминаем, мы имеем надежду услышать из Его уст в день Страшного Суда. Я тебя, Константин, Антоний, Александр, кто-либо еще, знаю, ты мне известен, не потому, что это исключительно моя инициатива — Бог всех помнит и всех знает — но потому, что ты постарался быть на Меня похожим, я тебя узнаю, ты соответствуешь своему имени христианина. И этот, условно, звук, это произношение имени, которое, даст Бог, слетит с уст Христовых, будет великая радость, окончательная победа света над тьмой, окончательная победа любви над нелюбовью.

Константин Мацан

— Есть ли еще какие-то темы в этой книге, которые вам важны, но о которых, может быть, я пока не догадался спросить, какие-то аспекты или мотивы.

Священник Антоний Борисов

— Это, конечно, тема наготы в 13-й главе. Интересный эпиграф из «Песни песней»: «Черна я, но красива», — говорит главная героиня. И здесь нет места для какого-то греховного эротизма. Здесь речь совершенно про иное. Про ту наготу, о которой мы читаем в книге Бытия. Когда пророк Моисей, автор книги Бытия, пишет о прародителях: «Они были наги, но не стыдились». Стеснение от своей наготы, наличие одежды, как таковой — это следствие тоже прародительского греха, это попытка, в том числе, спрятаться. Спрятаться потому, что нам за себя стыдно, потому что мы себя не принимаем не в психологическим смысле, а не принимаем в том ключе, что мы внутри себя понимаем, насколько мы не соответствуем тому высокому призванию творения Божия, которое в нас живет, потому что образ Божий по-прежнему внутри нас находится. Яннарас, конечно, отсылает нас к опыту супружеской любви, когда супруги, вступая в телесное соитие, не стыдятся своей наготы, поскольку открываются в даре любви друг другу. Но также мы имеем дело с другой наготой, которая проявляет себя в ином ключе, в ином случае. Например, в таинстве крещения. Когда человек с себя снимает прежнюю одежду, нагим входит в воды крещения, выходит и облекается в новую одежду. Да, мы в этом мире имеем дело с осязаемой тканью, тканью материальной, тканью крещальной рубашки, но ведь эта рубашка является символом света Божественного, который должен объять человека и в данном случае уже одежда материальная не понадобится. Мы призваны быть сыновьями и дочерьми света, который позволит нам не нуждаться в этой самой ограниченной одежде. Яннарас, говоря об этом свете, об этом даре Божием, говорит о том, что это не просто какой-то свет нейтральный. Это свет любви, предельной открытости Бога к человеку и человека к Богу, когда уже никто и ничто, в том числе и одежда, как внешний покров, не будут мешать предельной близости Творца и Его творения.

Константин Мацан

— Как вам кажется, может ли эта книга Христоса Яннараса стать неким путеводителем собственно в «Песнь песней» библейскую, чтобы через творение философско-богословское обратиться к Библии самой.

Священник Антоний Борисов

— Вполне. А еще эта книга, почему собственно я имел дерзновение предложить о ней поговорить, учит нас тому, как необходимо правильно, как мне кажется, воспринимать аскетическое делание.

Константин Мацан

— Та-ак.

Священник Антоний Борисов

— Это не отстранение от мира, презрение к миру, не бегство от него. Аскетика — это про другое, это про умение этот мир ценить, мир как творение Божие. Ценить и тех людей, которые вокруг меня находятся, и вещи, которыми я пользуюсь. В другой своей книге — «Вера Церкви» Яннарас как раз об аскетике и пишет следующим образом. Он, по-моему, приводит в качестве примера обычную шариковую ручку. Говорит, что если это просто ручка — это одно. Но если ручка, например, подарена мне каким-то человеком, который мне дорог, это же совсем другая ручка. Я ее не выброшу, я буду ее хранить. Всякий раз, когда я буду брать ее, я буду вспоминать того человека, который мне ее подарил, с которым она связана. И аскетическое делание — это правильная духовная настройка в плане понимания мира, что этот мир — это не одноразовая салфетка, в которую высморкался, выбросил и забыл. Этот мир создан Богом. И взаимодействуя с этим миром, когда мы, очищая при помощи аскетических тех или иных инструментов свое сердце от корки льда, к этому миру начинаем относиться иначе. Поэтому пост и называется «Весна духовная», когда мы, пытаясь эту ледяную корку с сердца убрать через делание молитвенное, делание, связанное с милосердием, обнаруживаем, что под этой коркой есть и готовые из почвы появиться некие цветы. Но также и под этим слоем растаявшего льда и снега мы находим какой-то мусор. Мы мусор призваны убрать, расчистить место для того, чтобы сердце расцвело. Но это дерзновение превратить сердце в такой удивительный цветник возможно только, если мы Христа пригласим в нашу жизнь. Скажем: Господи, давай потрудимся вместе, давай попытаемся сделать так, чтобы мое сердце соответствовало представлению Твоему о том, каким оно должно быть. При таком подходе всё аскетическое делание начинает играть совершенно другими красками, в другом ракурсе представляться. Что это не унылая какая-то голодовка и какое-то тягостное вычитывание текстов, а это действительно попытка преобразить себя и мир вокруг.

Константин Мацан

— Ну, что ж, пускай вот эти слова станут напутствием нам всем на грядущий Великий пост.

Священник Антоний Борисов

— И еще, если позволите, заканчивается произведение Яннараса цитатой из «Четырех квартетов» Томаса Элиота. И там есть замечательные слова, если позволите.

Константин Мацан

— Конечно.

Священник Антоний Борисов

— «Тише, — сказал я душе, — жди без надежды, ибо надеемся мы не на то, что нам следует; жди без любви, ибо любим мы тоже не то, что нам следует; есть еще вера, но вера, любовь и надежда всегда в ожидании. Жди без мысли, ведь ты не созрел для мысли: и тьма станет светом, а неподвижность ритмом. Шепчи о бегущих потоках и зимних грозах. Невидимый дикий тмин, и дикая земляника и смех в саду были иносказаньем восторга, который поныне жив и всегда указует на муки рожденья и смерти». Эти яркие образы Элиота, как мне кажется, очень верно... Во всяком случае Яннарас не случайно привел эти строки в конце своего произведения. Они говорят о том, что если мы пытаемся Бога запихнуть в наше представление о том, как он должен действовать и что он с нами должен произвести, это всё ограничение Бога, Его творческого замысла о нас. А если мы Бога приглашаем к нам и говорим: Господи, давай потрудимся вместе, то дар Божий в любом случае будет превосходить наше даже самые дерзновенные представления о том, что могло бы получиться.

Константин Мацан

— Спасибо огромное. Священник Антоний Борисов, доцент Московской духовной академии, доцент общецерковной аспирантуры и докторантуры, был сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Мы этим завершили цикл этой недели из пяти программ про книги на Великий пост. Я напоминаю, что все эти программы есть на сайте radiovera.ru, их можно переслушать или послушать тем, кто пропустил в эфире. И пусть это станет нам всем на пользу на грядущие недели Великого поста. Спасибо еще раз большое. У микрофона был Константин Мацан. До свиданья. До новых встреч на волнах Радио ВЕРА.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «С.С. Аверинцев». Егор Агафонов
• «Семьи святых». Армен Попов
• «Святитель Иоанн Шанхайский». Глеб Елисеев

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов