«Подвиг Царской семьи и их приближенных». Пётр Мультатули

Гостем программы «Вечер Воскресенья» был историк, публицист, профессор кафедры истории Московского государственного университета технологий и управления имени К.Г. Разумовского Пётр Мультатули.

Наш гость рассказал о том, как в его семье сохранялась вера, в том числе в советские годы, как у него появился интерес к истории и в том числе к личности императора Николая II. Кроме того наш гость рассказал о своем прадеде Иване Михайловиче Харитонове, поваре Царской семьи, расстрелянном вместе с ними в подвале Ипатьевского дома.

Ведущие: Игорь Цуканов, Кира Лаврентьева

---

о. Игорь

— «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА добрый вечер, дорогие друзья! У микрофона Кира Лаврентьева...

К. Лаврентьева

— Добрый вечер.

о. Игорь

— Я диакон Игорь Цуканов. И, как всегда, в это время в студии у нас гости, с которыми мы говорим на тему «Христианин в обществе». Вот сегодня у нас в гостях Петр Валентинович Мультатули, историк, публицист, профессор кафедры истории Московского государственного университета технологий и управления имени Кирилла Григорьевича Разумовского, член Императорского Православного Палестинского Общества, член совета «Наследие Империи». И, что особенно интересно и в контексте нашего разговора важно — Петр Валентинович — правнук Ивана Михайловича Харитонова, повара царской семьи, одного из слуг, сохранивших верность Царской семье после их ареста в 1917 году. Петр Валентинович, добрый вечер.

П. Мультатули

— Здравствуйте.

о. Игорь

— Наверное, с этого вообще стоит начать: часто наших гостей приходится спрашивать, как они пришли к тому, чем сейчас занимаются, вас спрашивать об этом совершенно бессмысленно, потому что, имея среди близких предков такого человека, как Иван Харитонов, вы, наверное, вряд ли могли как-то обойти интересом эту деталь вашей биографии и эту часть нашей истории, связанную с государем Николаем Александровичем. Но, тем не менее, я хотел спросить, у вас как-то с детства хранилась память в вашей семье об Иване Михайловиче, вообще о Царской семье, или вы всё-таки к этому пришли в каком-то уже сознательном возрасте, узнали об этом?

П. Мультатули

— Мне было лет, наверное, двенадцать, и примерно тогда я и узнал про Ивана Михайловича, что он был с Царской семьёй. Честно говоря, я много вычислил сам уже к этому времени. Но не будем забывать, что я родился в советское время, и, мягко говоря, эту широко рассказывать было не принято.

о. Игорь

— Тем более, что ваши родители вернулись за несколько лет до вашего рождения из эмиграции.

П. Мультатули

— Мама вернулась, а папа здесь и был. Как раз отец мой и был внуком Ивана Михайловича Харитонова, а моя бабушка Екатерина Ивановна была его дочерью. Но не Иван Михайлович стал причиной, во всяком случае внешне, может, по его молитвам, по его предстоянию перед Господом, перед Царской семьёй, но для меня фактически было вот такое начало: у нас такой был журнал «Нива» известный, он и есть до сих пор, 1904 года, и я любил его смотреть, там было про Русско-японскую войну, я с детства историей увлекался. И, помню, я так открываю «Ниву», и на меня смотрит лицо неземной красоты вообще, это лик, по-другому не сказать, и под ним была надпись: «Его Императорское Величество Государь Император Николай Александрович, к 10-летию царствования». И взгляд этот, который смотрел прямо тебе в душу, он меня перевернул просто-напросто, вот ребёнком. У меня было два таких момента, это когда моя бабушка, как раз дочь Ивана Михайловича, мы с братом смотрели книжки по иконописи, но не понимали тогда ни обратную перспективу, ни почему глаза такие большие и так далее. И что-то мы так вольготно позволили себе разговаривать, она говорит: «Вот подождите» и вышла. Потом внесла что-то такое завёрнутое, открывает, а это образ Спасителя, которым благословили на брак её отца, Ивана Михайловича и маму Евгению Андреевну, и вот я увидел лик Спасителя. Вот две такие вещи были, связанные с неземной красотой, в данном случае государя, и как-то меня это стало интересовать, сначала на уровне разговоров, расспросов. Естественно, когда я задавал эти вопросы, от них старались уйти, рассказывали просто о нём, рассказывала моя бабушка в основном, как она видела царскую семью. Вот хорошо помню, она рассказывала, когда из Тобольска, ведь там первая была партия, когда государя, государыню увезли, великую княжну Марию Николаевну, а часть слуг осталась с детьми, потому что цесаревич был болен. И вот она вспоминала, когда уезжал этот пароход «Русь», и огромная толпа собралась тоболян, цесаревич вышел на палубу и махал фуражкой, и люди плакали, говорили: «Родной, куда же ты уезжаешь», вот это она помнила. Ещё помнила, когда ходили прощаться с её отцом, с моей прабабушкой, её матерью, Евгенией Андреевной Харитоновой, их не пускали, и Родионов, как я потом уже выяснил из воспоминаний, кричал: «Отойди, расстреляю!» Когда они гуляли с отцом, а государь просто шёл и поздоровался, такие воспоминания, начиналось с этого. Ну а потом мне уже стало это интересно, как историку, наряду со многими другими вещами. Вообще начинал я с войны 1812 года, я страшно увлекался Наполеоном, когда мне было двенадцать лет. Если бы мне тогда кто-нибудь сказал, что король Людовик XVI будет для меня неизмеримо интереснее и будет гораздо более потрясать меня, чем «корсиканское чудовище», я бы в это никогда не поверил! Но тема царская была постоянно, и в какой-то момент я вдруг понял, что это и есть самое главное. Меня интересовала жизнь государя, его личность, вовсе не сразу так вот заинтересовало именно само убийство.

о. Игорь

— Надо сказать, что это, мне кажется, вообще нормально, потому что, даже когда вот Евангелие читаешь, то в какой-то момент понимаешь, что личность Христа, она гораздо интереснее, чем любые события, которые там описываются, или даже то, чему Он учит, вот просто Сама Личность прекрасна. Также, наверное, и со святыми.

П. Мультатули

— Да, вы очень правильно подметили. У нас было Евангелие моей бабушки, оно было и есть сейчас, такое типичное Синодальное Евангелие где-то 1908 или 1909 года, оно было на церковнославянском и на русском, и я в десять лет стал его читать. Помню, что меня потрясло это ощущение — любовь ко Христу. Не столько слова, которые были о Нем, а вот у меня шла любовь к Спасителю. И вы абсолютно правы, на этом вообще и строится всё.

К. Лаврентьева

— Жизнь человеческая.

П. Мультатули

— Закон и пророки. Безусловно, без любви ничего нельзя созидать, поэтому мне всегда подозрительны люди, которые начинают писать очень активно о каких-нибудь злодеях. Когда люди очень погружаются в какую-то злодейскую тему, это всегда подозрительно, потому что без любви невозможно писать, изучать, ну невозможно. Историк — это не патологоанатом, который вскрыл, сказал: «Этот человек умер от цирроза печени, зашивайте». Есть объективность историка, а объективность — это значит, что он не должен врать, но историк обязательно должен иметь какие-то свои позиции, свои симпатии, свои чувства.

о. Игорь

— Святые отцы, собственно, об этом и говорят, что пока ты не полюбил предмет своего интереса, ты не можешь его узнать, на самом деле. Поэтому, чтобы заниматься историей, надо очень любить то, что ты изучаешь, и тех, кого ты изучаешь.

К. Лаврентьева

— «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА. Дорогие друзья, напоминаем, что у нас в гостях Пётр Валентинович Мультатули, кандидат исторических наук, профессор МГУТУ имени Разумовского, член Императорского Православного Палестинского общества, член совета «Наследие Империи». У микрофонов диакон Игорь Цуканов и Кира Лаврентьева. Пётр Валентинович, интересный момент в вашей биографии, когда вы работали в органах, вот интересно, почему вы этим занялись, почему ушли, и что это был за период?

о. Игорь

— При том, что вы сначала-то учителем истории работали, да?

П. Мультатули

— Абсолютно верно. Хорошо вы изучили мою биографию.

о. Игорь

— Мы тоже исследовали кое-что. (смеются)

П. Мультатули

— Вы знаете, на самом деле это очень интересный момент, и я очень высоко ценю и радуюсь, что это было. Служба, только надо сказать, в каких органах: в уголовном розыске, в следственном отделе внутренних дел.

К. Лаврентьева

— Всё конкретно.

П. Мультатули

— Всё конкретно, да. Вы знаете, меня очень много чему научила эта работа. И более того скажу, что вот я, когда пишу книги, особенно такие, где нужно проводить аналитику, мне это очень помогает до сих пор. Работа эта на самом деле жертвенная, если ты подходишь к ней не как к ношению пиджака с погонами, а как к службе, а мы так и подходили, большинство, я застал ещё людей советского времени. У нас был один дедушка, там занимался такой специфической работой, он пришёл в уголовный розыск в 1942 году, и вот это очень важно, ведь самое страшное происходит, когда теряется традиция. Вот если традиции нет, передачи чего-то нет, то начинает меняться и само явление, а вот когда были такие люди, которые рассказывали, тебе, сам их пример свидетельствовал о работе, о том, как нужно работать и так далее. И я как попал? Да очень просто — я всегда хотел туда попасть, и потом уже понял, почему: это у меня все-таки в генах, мои предки работали в жандармерии, в контрразведке жандармской русской, и в полиции, и в дворцовой полиции, то есть у меня предков много было там, а уже другие были все военные, и мне всегда хотелось там работать. Но у меня боролись чувства: я хотел быть историком, но где-то в девятом классе соблазнительная юриспруденция, махнув своими юбками, пыталась меня завлечь туда. И таки я закончил Герценовский, тогда он уже был Ленинградский государственный педагогический университет (мы называли его «ГПУ имени ГАИ»), государственный педагогический университет имени Герцена Александра Ивановича, и я закончил историю с юриспруденцией, с советским правом. Я очень высоко ценю эту работу, это чувство товарищества, чувство взаимовыручки, чувство совершённого добра. А вообще я поступил здесь в аспирантуру ИРИ (Института Российской истории) РАН и в Париже меня брали в аспирантуру, мне прислали уже и оттуда заявку, и здесь я поступил, и когда я пришел к родителям и сказал, что — «Мама, папа, я никуда не еду, я ухожу в следственный отдел» — ну, матушка меня всегда поддерживала: «Хочешь — иди, твое право». Для отца, конечно, это был удар. Но я очень доволен, что был этот период, пусть небольшой, но очень много сыгравший в моей жизни.

К. Лаврентьева

— А есть ли чутьё на обман? Такой обывательский вопрос, который очень часто возникает, когда разговариваешь с людьми с опытом в органах, и есть ли некое такое вот чутье на какой-то обман, причем не мелкий, а вот в литературе домыслы, в фильмах домыслы, вот ты чувствуешь, что что-то не то, не можешь понять, что, а чувствуешь, что что-то не то, такая интуиция сверхразвитая.

П. Мультатули

— Я всегда говорю, если мы хотим узнать работу милиции конца 90-х — начала 2000-х годов, а это практически мой период, — надо смотреть «Ментовские войны», это блестящий фильм. Почему? Ну, потому что Максим Езупов, автор сценария, мы с ним вместе работали, он был начальником убойного отдела, сам всё знает, всю тему, и у него там нет чуши, которая идет в большинстве фильмов. А есть фильмы, где какие-то сказки показывают, почему-то у нас полицию превращают в какую-то армейскую структуру, где все любят говорить «лейтенант», «полковник» — никто никогда по званиям никого не называл, кроме какого-то официоза. Все говорили там «Иван Иванович», «Петр Валентинович», еще короче и проще, никто меня Петром Валентиновичем не называл, кроме каких-то официальных обращений, мне было двадцать с лишним лет тогда. Поэтому этот фильм можно смотреть, и я его люблю пересматривать. Вы знаете, не только историк, а вообще любой специалист, если он видит какую-то ахинею, он не может смотреть спокойно, сейчас фильмы — что они лепят, что они творят вообще! И, знаете, им совершенно неважно, какую они галиматью ставят. Фильм о Великой Отечественной войне, 41-й год, у них портрет Сталина висит с погонами и с петлицами — ну все нормально, ничего, какая разница?

о. Игорь

— Немного анахронизма.

К. Лаврентьева

— Какой нашли, такой нашли. (смеется)

П. Мультатули

— Да, какой нашли, могли бы вообще повесить с Юлием Цезарем.

К. Лаврентьева

— Петр Валентинович, если говорить о каких-то таких глобальных вещах, которым вы жизнь посвятили, можно сказать, и книга ваша лежит у нас на столе, которая называется «Император Николай II. Трагедия непонятого Самодержца». И нельзя обойти эту тему, очень хочется поговорить об этом. В чём самый главный, на ваш взгляд, глобальный обман? Понятно, что его было очень много, но вот отправная точка, самое страшное, что можно было сделать именно в описании личности исторической Николая II?

П. Мультатули

— Как раз это третья моя книга, это «Екатеринбургская Голгофа» или «Отречение, которого не было», там разные издания называли по-разному, это была, собственно, биография. И как раз в предусловии прямо ответ на ваш вопрос, который вы задаете. Вы знаете, самое главное было то, что была тотальная клевета, искажение образа государя Николая Александровича. Это касалось не только государя Николая Александровича, это касалось и императора Александра I, кого угодно. Но с Николаем II, вот как я пишу, это была такая «кукла вуду», которую создавали лживой, такого двойника внешнего, которого наделяли совершенно несвойственными государю качествами и тыкали в него иголками разными.

о. Игорь

— Это ещё при его жизни вы имеете в виду, или после?

П. Мультатули

— Всё-таки главное было после того, как уже его свергли, убили и весь советский период, ведь боялись катастрофически его личности просто. Не принимали открытки с изображением Царской семьи в букинистические магазины, показывали только карикатуры. То есть вот этот страх перед ним, и не только перед ним, как перед человеком, потому что он морально выиграл, он победил морально, и для них это было страшно, и они поэтому это понимали очень хорошо, тем более что симпатия и интерес к императору Николаю II, он шёл всюду, не исключая и некоторых представителей верхов, понимаете?

К. Лаврентьева

— Пётр Валентинович, знаете, что меня действительно глубоко личностно ранит, и я не могу логически ответить на этот вопрос, но мы можем, как верующие люди, ответить на него духовно, тем не менее, задаю его вам: почему даже сейчас, когда прошло более ста лет после расстрела Царской семьи, личность государя императора вызывает у многих людей какую-то вообще невероятную реакцию? Ни один царь, наверное, не вызывает столько негатива, сколько вызывает император Николай II. Слава богу, это сейчас начинает рассеиваться, как-то люди больше начинают понимать, что всё-таки оболганный царь, самый оболганный из всех, либералы обвиняют его в одном, консерваторы обвиняют его в другом, всегда кто-нибудь его в чём-нибудь обвиняет. Вот почему такая реакция незаживающая даже спустя долгие годы?

П. Мультатули

— Потому что он победил, а им хочется, чтобы он проиграл. Тот, кто не понимает подвига святого царя-мученика, страстотерпца (на самом деле это одно и то же), тот не может понять и вселенский подвиг Христа. Почему? Потому что ведь Христос внешне, можно сказать, Он тоже проиграл — Он дал Себя распять, Его убили, ничего внешне не произошло, и их вера становится фальшивая. Вот они говорят: «Да, Христос, мы православные...», но ведь Христос победил, смертию смерть поправ. Что такое «мученик»? Это свидетель. То есть все мученики за Христа, которые шли за Христом, они были Христовы. Вот в чём величие государя? Что он проиграл здесь, на земле, всё сошлось специально сознательно против него, но он победил уже в своей мученической кончине, он победил в этой схватке, и вот это вызывает страшное раздражение. Он является главным примером другой системы координат, нашей системы координат, в которой мы жили, 1000-летней. Он — Христов, а они — не Христовы. И вот эта ненависть ко Христу в первую очередь, а не к императору Николаю II, и вот когда говорят такие нелепости, что «это был гражданин Романов, это расстреливали не царя» — те, кто убивал, прекрасно знали: «гражданин Романов» сам по себе никому был не нужен, а убивали русского царя, русскую царицу, русского царевича и так далее, они убивали Россию. И, вы знаете, когда смотришь документы, посвящённые убийству Царской семьи и вообще свержению, Февральскому перевороту, тут интересные моменты. Представители Антанты, ну и, к сожалению, наше белое следствие, оно почти всегда пишет «экс-император», «бывший император», а вот в немецкой документации никаких «бывших» нет, там всюду пишется «кайзер», «царь», они-то прекрасно знали, потому что у Антанты самой рыльце в пушку было со всеми этими делами, и это переносилось часто на восприятие русских, а вот те, которые немцы, они-то прекрасно знали, что за переворот там был, и никогда, ни в одном документе мы не встретим «экс-кайзер» или «экс-царь», только «кайзер», «царь» и так далее. И большевики тоже прекрасно знали, что это царь, это никакой не «гражданин Романов», и называли ведь его «бывший царь». Они не говорили «Романов», это была пропаганда, но они прекрасно понимали, кого они убивали.

о. Игорь

— «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА. Дорогие друзья, сегодня у нас в гостях Петр Валентинович Мультатули, историк, биограф государя Николая II, профессор кафедры истории Московского государственного университета технологий и управления имени Кирилла Разумовского, член Императорского Православного Палестинского Общества, член совета общества «Наследие Империи». У микрофона Кира Лаврентьева, я диакон Игорь Цуканов, и мы вернемся в студию через несколько секунд, пожалуйста, не переключайтесь.

К. Лаврентьева

— «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА продолжается. Дорогие наши слушатели, напомним, что у нас в гостях Пётр Валентинович Мультатули, кандидат исторических наук, профессор Московского государственного университета технологий и управления имени Разумовского, член Императорского Православного Палестинского Общества, член совета общества «Наследие Империи», у микрофонов диакон Игорь Цуканов и Кира Лаврентьева. Знаете, Пётр Валентинович, о чём я думаю? В 90-х, в начале 2000-х, когда шло как раз 100-летие прославления преподобного Серафима Саровского, я очень много видела разных людей, которые пытались уже тогда популяризировать образ царя. Не будем их критиковать, но мне кажется, что это всё же сделано было максимально отталкивающе, честно говоря, несмотря на то, что они сделали, может быть, очень много добрых дел, грань вот эту какую-то допустимую они перешли. Это вот сейчас их называют там «царебожники», когда они называют царя «искупителем», а Искупитель у нас только Христос. Это действительно такая тема болезненная, может быть, не стоит её лишний раз обсуждать, но я не могу не спросить вас о другом — о том, как должны выглядеть люди, которые действительно отстаивают достоинство и историческую правду, как должны вести себя люди, которые хотят искренне почитать царя и хотят, чтобы вот эта вуаль грязная всё-таки когда-нибудь слетела с образа семьи, которая на самом деле ничем перед Российским государством не виновата. И вот эта какая-то маргинальность почитателей царя, она, может быть, даже вредит в некотором смысле его образу, его прославлению именно правдивому в ближайшем будущем, как вы думаете, Пётр Валентинович? Что вы думаете вообще по поводу этого всего? Как должно выглядеть это почитание? Понятно, что все, как могли, так и делали, как умели, так и прославляли. Но вот на сегодняшний день?

П. Мультатули

-На сегодняшний день, как и в каждом деле, есть люди, которые подходят к тем или иным вопросам истерично, есть люди, которые сознательно занимаются вопросами. Я лично никаких царебожников вот таких открытых — «общество царебожников» или чтобы там секта была, я не видел. Я видел либо людей сумасшедших, и то, эти сумасшедшие люди, ну, они несли какую-то там ахинею, или сознательных врагов, которые несли какую-то тоже ересь, но только уже не по безумию, а с точки именно какого-то вот развала, удара по Церкви и по образу государя. А вот цареборцев я вижу всё время, постоянно и в огромном количестве. Всюду должна быть мера, и нужно понимать — а какую цель ты преследуешь. Если ты хочешь сказать что-то о государе, хочешь выступить в защиту его святого имени, то не занимайся придумыванием каких-то нелепостей. Вот если возьмём этот вопрос — «царь-искупитель», но ведь у нас нет такого чина святости в отношении людей. Ну что ты придумываешь? Ты занимаешься подменой церковного разума, ты подменяешь собой Церковь, как институт человеческий и Церковь, как институт Божий. Вот ты придумал «царь-искупитель» — ну хорошо, если ты так считаешь это твоё личное дело, никто не собирается покушаться на твою идею, хочешь — говори об этом, но не начинай писать икону «царь-искупитель»: кроме того, что это самочиние такое, это абсолютно с точки зрения догматики неправильно, потому что искупление — это свойство Божие. Это то же самое, что назвать «царь всемогущий», «царь всемилостивый». И в результате этих вот заявлений появляется другая сторона: вообще нельзя говорить о том, что кто-то что-то искупает, только не себя, любые мученики, подражающие Христу Спасителю, а любой подвиг христианский, мученичество — это мученичество во имя Христа.

о. Игорь

— Христоподражательный подвиг.

П. Мультатули

— Абсолютно правильно. А как может быть подвиг христианина не христоподражательный? Всё — и подвиг, и жизнь должны быть христоподражательны. К сожалению, в самой православной среде мы, бывает, любим делить людей на своих и врагов, как Высоцкий пел. Часто мы не хотим выслушать брата или сестру и просто-напросто с ними нормально разговаривать. Другое дело, что очень часто вот такие вещи приобретают сектантские формы и в таком изводе, что если ты это вот сейчас сделаешь, то завтра всё обрушится, всё, до свидания. Это такие сектантские нотки.

о. Игорь

— Ну и любовь к каким-то крайностям ещё.

П. Мультатули

— Абсолютно.

о. Игорь

— Пётр Валентинович, вот я хотел спросить ещё, для вас такая важная тема — это тема вокруг истории того, как государь был свержен, как он потерял власть. И для вас очень важный тезис, что царь не отрекался от власти. Я помню, вы у нас в храме выступали как раз тоже с лекциями на эту тему, а у нас храм царя Николая в Аннино. Поэтому хотел спросить: для вас эта тема отречения, отсутствия отречения, почему она такой оказалась важной, и на что это влияет, вот отрекался он или не отрекался, почему это вообще важный вопрос?

П. Мультатули

— Потому что это одна из кукол вуду, которая используется в отношении государя. Вот это слово «отречение», оно как гвоздём вбивалось: отрёкся, всё, до свидания, он сам отказался от власти. И опять, заметьте, здесь есть группа, которая кричит, что он отрёкся, а есть другая группа, которая проклинает тех, кто говорят, что он не отрёкся. Дальше начинаются сказки, естественно: «потому что ему было предсказано, ему было сказано, что нужно уйти...», то есть опять подход чисто сектантский. Почему я говорю, что никакого отречения не было, это независимо от того, подписывал он что-то там, не подписывал — потому что, во-первых, отречение с юридической точки зрения...

о. Игорь

— ... не было предусмотрено как возможность.

П. Мультатули

— Но даже если отбросить это, то это что-то произошло под чудовищным насилием, в отсутствии проявления свободной воли и в состоянии вообще плена, когда он думал, безусловно, как вырваться от этих заговорщиков. Ясно, что вот эта филькина грамота, которую нам пытаются подсунуть...

о. Игорь

— ... она карандашом подписана.

П. Мультатули

— Дело в том, что карандаш был тогда как шариковая ручка. Шариковой ручки еще не было, а это были специальные карандаши. Ну, конечно, официальный документ не подписывался никакими карандашами, и то, что мы видим, это, по идее, как бланки телеграмм. Кроме того, есть масса описаний, разнящихся абсолютно, вот Шульгин говорит там о четвертинках, другие говорят о половинках, про вот этот лист цельный говорит только Гучков один. Есть масса вещей, которые чисто визуально, чисто материально не совпадают, ну и, конечно, с точки зрения духовного, даже если вдруг представить, что государь был вынужден подписать такую какую-то бумагу, то императором немедленно должен был стать его сын, цесаревич Алексей Николаевич, как император Алексей II, и все. Никто не мог отнять у него этого права, никто! А здесь мы видим целенаправленный заговор по какому-то абсолютно беззаконному акту. Потом, Михаил Александрович, который вообще не должен был принимать, не имел права принимать никакого престола, он должен был сказать, что вот есть мой племянник, а что там за него подписали, чего там подписали, я не знаю. Все это составлено было заговорщиками, и мы видим производство их кухни. И мы вот это производство их кухни, так же, как мы почему-то все обстоятельства убийства Царской семьи главные берем у убийц, так же и здесь мы берем все у заговорщиков. Но, подождите, они — соучастники преступления, их нельзя рассматривать некритично. Из всех генералов покаялся только один Алексей Ермолаевич Э́верт, который сказал, что «мы предали своего царя и достойны смерти». Кстати, через десять дней его убили чекисты. Поэтому какое отречение? Это слово из вуду: «отречение», «кровавый», «тряпка», «кровавая тряпка», умудряются же так: он и «тряпка», и «кровавый», вы как-то определитесь, он либо тряпка, либо кровавый, кровавая тряпка— это что-то такое непонятное. И вот эти вот заклинания, которые были введены, это заклинания — отрёкся, всё, и они цепляются за это отречение всеми силами. Хотя, как только толкнули, это всё стало валиться, всё стало падать, всё это отречение, а он отрёкся, всё, поэтому мы не будем даже это обсуждать. Это такая десакрализация образа опять, десакрализация поступков и полное искажение обстоятельств того, что реально произошло во Пскове 15 марта 1917 года.

о. Игорь

— «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА. Дорогие друзья, напоминаем, что сегодня у нас в гостях Пётр Валентинович Мультатули, историк, биограф последнего российского государя Николая II, профессор кафедры истории Московского государственного университета технологий и управления имени Кирилла Разумовского, у микрофона Кира Лаврентьева, я диакон Игорь Цуканов. Пётр Валентинович, хотелось ещё задать вопрос о вашем личном приходе к вере, было ли это связано тоже с личностью государя или каким-то другим путём, или вот как раз та история, которую вы рассказывали о Евангелии, которое вы прочитали в десять лет, какие здесь были вешки на этом пути?

П. Мультатули

— Только Христос. Ну как приходят? Ведь, понимаете, у меня вся моя семья, мой отец, моя мама, бабушка, другая бабушка, они были, конечно, люди верующие, но в церковь никто не ходил так вот, как мы ходим, иконы у нас дома лежали спрятанные, и никто веру не навязывал, но всегда относились с очень большим уважением. И когда, я помню, у нас лежали такие крестики, нательные, какие-то другие, мы один раз тоже с братом решили с ними поиграть, а дед отнял, сказал, что с этими вещами не играют и всё прочее. Первые молитвы, ещё я не понимал, что это молитвы, — «Господи и Владыко живота моего», я так не понимал, почему «живот», и вообще. Рассказывали нам с самого детства, у нас была очень большая библиотека, и такая книжка была «Владимирский собор в Киеве» конца XIX — начала XX века, с картинами Васнецова, когда он был построен, она есть до сих пор. И вот, помню, рассказывали мама и папа, что вот это Иисус Христос, Его распяли, вот тут Он учил, там всё Евангелие было, и была тяга ко Христу, я с детства знал, что Бог есть, но не знал, как это объяснить. Мы же вот читали эпосы Древней Греции, и я понимал, что это не боги, а вот Бог есть. И потом, прочитав Евангелие в десять лет, это не потому, что я такой умный, а просто, насколько повлияло Слово Божие, я прочитал Евангелие и почувствовал огромную любовь ко Христу. И, вы знаете, любовь к нашим святым, к нашим государям, она же идёт тоже через Христа.

о. Игорь

— Конечно.

П. Мультатули

— Очень многие иногда не понимают, что без Христа нет ничего вообще. И величие наших царей, наших великих героев, святых — в том, что они были Христовы, кто больше, кто меньше, но они были Христовы. Наша вся история была Христова, а поэтому, не любя главный источник нашей истории, невозможно понять русскую историю.

о. Игорь

— Надо напомнить вам, дорогие друзья-слушатели, что Пётр Валентинович является правнуком Ивана Михайловича Харитонова, это был один из тех людей, сохранивших верность царской семье после их ареста, это был повар Царской семьи, человек, который прошёл с ними буквально все этапы их крёстного пути, вплоть до подвала в Ипатьевском доме в Екатеринбурге, он тоже был расстрелян вместе с ними. И мне, конечно, хотелось спросить, как у вас дома, у вас в семье память его почитается, что вы о нём знаете такого дорогого, что, может быть, не все знают, потому что, хоть они и не прославлены, никто, кроме Боткина, вместе с Царской семьёй, но понятно совершенно, что это люди святой жизни, и, конечно, они все там в одном месте находятся.

П. Мультатули

— Что касается Ивана Михайловича Харитонова, то его почитали всегда в семье, и моя бабушка, это был её отец, и мой отец постоянно о нём рассказывал, и я потом занимался, и до сих пор занимаюсь по архивам его личностью, потому что очень много чего до сих пор неизвестного, как ни странно. Например, место его рождения, до сих пор не знаю, Петербург или Кронштадт, потому что его отец, Михаил Харитонович Харитонов, служил письмоводителем на момент рождения в Кронштадте, его перевели туда, но, как назло, книг 1865-го, 1970 года, когда он родился, их нет, они сгорели или что-то еще с ними случилось, но их нет. Много есть вопросов, которые связаны установлением его личности и обстоятельств его жизни, но всегда о нём говорили с большой любовью, помня о нём. Он был человеком глубоко верующим, опять-таки, и это было редкостью, в том числе и в его семье, потому что его родной брат Фёдор Михайлович Харитонов, который заведовал хозяйством Гатчинского дворца, он был совсем вольнодумских таких взглядов, и он этими взглядами заразил старшего сына Ивана Михайловича — Петра Ивановича, который только к началу войны, хотя он был за красных, из Тобольска бежал в Красную армию, его поймали, чуть не расстреляли казаки Семёнова, его спас какой-то офицер, который узнал его и вытащил. А вот когда его из Военной-медицинской академии «попёрли», потому что у него отец расстрелян с Николаем II, и когда началось вот это всё, что он стал видеть, у него всё стало становиться на места в голове, но тем не менее он был патриот, он воевал, попал в плен, в плену он пытался организовать сопротивление. Из плена — довольно редкий случай — он вышел и полностью был восстановлен. Об отце всегда они помнили, говорили, и вот этот образ был всегда. И мой сын ещё маленький был совсем, он рассказывал детям про Ивана Михайловича Харитонова, всё, что я ему сказал, он рассказывал, его даже записали, телевидение сняло и так далее, то есть они все знают, портрет у нас его стоит, как и других предков. Безусловно, он святой мученик, никаких в этом для меня сомнений нет. Понимаете, какая вещь, вот Евгений Сергеевич Боткин, он прославлен нашей Церковью в полноте, и сердце только радуется, я знал хорошо его внука, покойного Константина Константиновича Мельника-Боткина, и мы всегда с ним говорили, что скорее бы пришло это прославление, и я очень рад. Но чем отличается Демидова, чем отличается Харитонов, чем отличается Трупп и так далее? Мы не можем, конечно, Церкви навязывать своё мнение, но для меня они, безусловно, такие же святые мученики, как и Евгений Сергеевич Боткин. И очень мне прискорбно, когда сейчас приезжаешь на Ганину Яму, а вокруг открытой шахты стоят портреты всей Царской семьи и Евгения Сергеевича Боткина. Я спрашиваю: «Подождите, а где остальные, их же здесь так же растерзали и так же привезли сюда из Ипатьевского дома, они что, не мученики?» При владыке Кирилле была создана потрясающая комната на месте убийства Царской семьи, где алтарь, просто это красота, я считаю, что это на весь мир такая достойнейшая память тому событию, которое произошло, и там изображены все, только над ликом Боткина нимб.

о. Игорь

— Я тоже такую практику видел в росписях некоторых храмов, где рисуют некоторых просто без нимбов, но они там есть все равно.

К. Лаврентьева

— Петр Валентинович, а я хотела у вас спросить такой, вроде бы понятный, но, мне кажется, не для всех очевидный вопрос: зачем сейчас признавать не отречение, зачем нам сейчас нужна личность государя императора Николая II, почему нам нужно пересмотреть свои взгляды на него, и чем сам государь сейчас...

П. Мультатули

— Нам с вами не надо пересматривать.

К. Лаврентьева

— Нам с вами не надо пересматривать, но тем не менее, у нас есть все-таки массовое сознание, которое, я надеюсь, как-то все-таки начнет двигаться в эту сторону.

П. Мультатули

— Оно двигается.

К. Лаврентьева

— Слава богу, да. Но, Петр Валентинович, давайте заострим, зададим вопрос просто: почему нам нужен государь — вот сейчас, в наши дни, хотя, казалось бы, сто лет назад уже вся история завершена с ним, и все понятно. Почему он нужен сегодня?

П. Мультатули

— Потому что святые царственные мученики являются молитвенниками за наше Отечество, и русский царь, который был Божьим помазанником, он предстоит перед Христом и молится за Россию. Не потому, что он более велик, чем кто-то другой, но это государь император Всероссийский и его мученический подвиг, подвиг его семьи, он вопиет к небу, и мы, обращаясь к нему, молитвенно отстаиваем свою Родину. Это была потрясающая семья, потрясающие люди, которые, как люди, как христиане и как правители, вот в них сочеталось это все, и они были готовы во имя России пожертвовать собой, и пожертвовали собой во имя России, во имя русского народа в самом широком понимании. И более того, фигура императора Николая II — это фигура объединяющая, это я говорю уже десятки лет, она объединяющая. Когда мы говорим о Николае II, мы можем говорить с любым человеком верующим, будь это мусульманин, будь это буддист. Вот разговариваем с чеченцами о Николае II совершенно спокойно, это не вызывает никакого отторжения, разговариваем с муфтием, сколько я встречался с муфтиями, мы вот и записывались, и в Казани я с ними встречался, ни у кого не вызывает это отторжения. Поэтому фигура императора Николая II, святого царя страстотерпца — это фигура, которая является объединяющей, и является во многом нашим знаменем, знаменем будущего века для России.

о. Игорь

— Спасибо огромное, Пётр Валентинович, за сегодняшний вечер, который вы с нами провели, и за вот эти темы, которые вы подняли, напомнили нам.

П. Мультатули

— Вам большое спасибо.

о. Игорь

— Напоминаем, дорогие друзья, что у нас сегодня в гостях был Пётр Мультатули, историк, публицист, профессор кафедры истории Московского государственного университета технологий и управления, биограф государя Николая II. У микрофонов этот вечер с вами провели Кира Лаврентьева и диакон Игорь Цуканов, и мы вернёмся, будем надеяться, в студию через неделю, услышимся с вами. Храни всех Господь. Спасибо большое ещё раз за встречу.

П. Мультатули

— Спасибо, всего доброго, до свидания.

К. Лаврентьева

— До свидания.

---

Все выпуски программы: Вечер Воскресенья

• «Жизнь на ферме». Александра Никитина
• «Христианин в современном мире». Оскар Конюхов
• «Тайны Вавилонской башни». Павел Астахов