Поделиться
Татьяна Любомирская
В моей жизни был небольшой опыт волонтерства в паллиативном отделении больницы святителя Алексия. Удивительное то было время! Время самопознания и восхищения другими людьми. Помнится, я всё думала: даже если платить за эту работу миллион, и то будет мало. Не существует денег, которыми можно было бы оценить труд сестер и братьев милосердия. Такое служение можно делать только из любви или желания научиться любви.
Если кому-то из вас приходилось ухаживать за пожилыми, обездвиженными, утратившими разум или умирающими родственниками, вы знаете, насколько это тяжелый труд. Тяжелый и морально, и физически. А ведь сестры и братья в больнице опекают абсолютно чужих людей! Я смотрела на сотрудников паллиативного отделения, на их ласковую кротость, с которой они отвечали на крики и оскорбления несчастных, потерявших рассудок, больных, и мне казалось, что я смотрю на ангелов. Откуда в них эта жизненная сила, это терпение и любовь к ближнему? Во мне нет и капли этих добродетелей. Свою волонтерскую службу я старалась нести добросовестно, молчаливо, но в душе тяготилась каждой проведенной в паллиативе минутой. Мне хотелось бежать оттуда и больше никогда не возвращаться.
Другие волонтеры, как мне казалось, напротив, светились от счастья. Разговорившись в коридоре с одной девушкой, я с удивлением услышала, что она готова приходить сюда и в выходные, и в праздники. «Это такое счастье ‒ быть нужной! — Откровенно сознавалась она. — Я так счастлива, что могу помогать! В этом месте находится сам Господь. Я чувствую Его близость!».
Я согласно закивала, но мое сердце обливалось кровью. Когда так явно видишь мучения больных и умирающих людей, сложно смириться с волей Божьей. Что же это за грех, цена которого ‒ такие страдания? Видимо, этим путем достигается Царство Небесное. Кто-то очищает душу через болезнь, а кто-то через помощь ближнему. Я же понимала, что не хочу ни страдать, ни помогать. Во мне нет ничего от этих светлых и самоотверженных работников паллиатива и волонтеров.
С этими невеселыми мыслями я доработала свою смену и в полном изнеможении вышла на улицу, решив, что больше никогда туда не вернусь. Стояло лучезарное, солнечное лето. Со всех сторон звучали разговоры и смех прохожих. За столиками кафе на уличных верандах праздно сидели счастливые и беспечные люди. Это был совсем другой мир. К этому миру я принадлежу и воспринимаю его как нечто само собой разумеющееся. Но после пережитого в паллиативе я как будто увидела его по-новому. Как можно не испытывать ежеминутную, ежесекундную благодарность за то, что ты можешь ходить, говорить, дышать, наслаждаться природой? Данный Богом дар здоровья, молодости, благополучной жизни настолько велик и прекрасен! Я наделена этим даром. Почему же я так бездумно им распоряжаюсь?
И эти мысли сподвигли меня снова прийти в паллиатив. Тем летом я отработала несколько смен. Каждый раз это было волевое усилие и принуждение себя. Но, знаете, часы, проведенные там, ощущались как драгоценные камни, в отличие от многих других, пустых и бессмысленных дней моей жизни, цена которым ‒ гонимый ветром песок.
Впервые я чувствовала собственное существование во всей своей полноте. Я не бесполезна! Я хотя бы на каплю воплотила Божий замысел о себе и смогла отблагодарить за дарованные мне блага! Теперь-то я поняла слова девушки-волонтера о присутствии Господа. Он действительно находится везде, где кто-то нуждается помощи. И какая же благодать в том, чтобы стать Его руками!
Автор: Татьяна Любомирская
Все выпуски программы Частное мнение
Псалом 141. Богослужебные чтения
Поделиться
Здравствуйте! С вами епископ Переславский и Угличский Феоктист.
Если посещать все уставные богослужения Великого поста, то мы будем проводить в храмовой молитве не менее восьми часов в день. А если к этим часам прибавить ещё и домашние молитвы, то время беседы с Богом превысит и время сна, и время трудовой деятельности. Нет, Церковь не призывает нас отводить молитве столько времени, она лишь указывает на то, что молитва должна быть центром жизни христианина. С одной стороны, мы это и сами прекрасно понимаем. С другой же стороны нельзя не заметить, что абсолютное большинство наших молитв остаётся без ответа: мы произносим молитвенные воззвания, но мало что меняется, и мы, к примеру, годами не можем избавиться от своих страстей. Почему так? Почему Бог медлит в исполнении наших молитвенных просьб? Один из возможных ответов предлагает нам звучащий сегодня во время великопостного богослужения в православных храмах 141-й псалом. Давайте его послушаем.
Псалом 141.
Учение Давида. Молитва его, когда он был в пещере.
1 Голосом моим к Господу воззвал я, голосом моим к Господу помолился;
2 излил пред Ним моление моё; печаль мою открыл Ему.
3 Когда изнемогал во мне дух мой, Ты знал стезю мою. На пути, которым я ходил, они скрытно поставили сети для меня.
4 Смотрю на правую сторону, и вижу, что никто не признаёт меня: не стало для меня убежища, никто не заботится о душе моей.
5 Я воззвал к Тебе, Господи, я сказал: Ты прибежище моё и часть моя на земле живых.
6 Внемли воплю моему, ибо я очень изнемог; избавь меня от гонителей моих, ибо они сильнее меня.
7 Выведи из темницы душу мою, чтобы мне славить имя Твоё. Вокруг меня соберутся праведные, когда Ты явишь мне благодеяние.
Только что прозвучавший псалом начался с очень любопытных слов, на которые стоит обратить внимание: «Голосом моим к Господу воззвал я, голосом моим к Господу помолился» (Пс. 141:1). Казалось бы: для чего вообще нужна эта фраза, ведь ясно же, что голос — это инструмент молитвы? Мы становимся перед иконами, или же каким-то иным образом поставляем себе перед Господом, и начинаем молиться, произнося те или иные слова. По какой же причине псалмопевец счёл необходимым начать псалом именно так?
Довольно любопытный и, как кажется, очень верный ответ на этот вопрос дал блаженный Августин, который заметил, что «многие взывают к Господу не своим голосом, но голосом своего тела». И в самом деле: мы зачастую произносим молитвенные слова лишь голосом нашего тела, тогда как нас самих в этом голосе нет, бывает, что мы и вовсе витаем во время молитвы где-то очень далеко, соответственно, наш истинный голос витает вместе с нами. По мысли блаженного Августина, в псалме под словом «голос» понимается нечто значительно более глубокое и важное, чем способность речёвого аппарата человека генерировать акустические волны. Сам блаженный Августин продолжил свою мысль так: «Внутренний человек, в котором верою начал вселяться Христос, не шумом уст своих, но умилением сердца своего, взывает к Господу. Бог не слышит там, где слышит человек: если ты не возопиешь голосом лёгких, рёбер и языка, человек не услышит тебя: мысли твои — это твой крик к Господу».
Получается, что истинный наш голос — это голос внутренних устремлений. Обратиться этим голосом к Богу мы становимся способны тогда, когда мысль не рассеяна, когда она без остатка устремлена к Богу. Такое случается, увы, нечасто. Как правило, к такой молитве мы становимся способны лишь в минуты крайнего отчаяния, того отчаяния, которым наполнен услышанный нами сегодня псалом. Однако стоит помнить, что Бог потому и попускает нам переживать непростые моменты, что они мало-помалу учат нас истинной молитве, которая должна стать нашим постоянным спутником.
Псалом 141. (Русский Синодальный перевод)
Псалом 141. (Церковно-славянский перевод)
Псалом 141. На струнах Псалтири
Поделиться
Учение Давида.
Молитва его, когда он был в пещере
1 Голосом моим к Господу воззвал я, голосом моим к Господу помолился.
2 Излил пред Ним моление мое; печаль мою открыл Ему.
3 Когда изнемогал во мне дух мой, Ты знал стезю мою. На пути, которым я ходил, они скрытно поставили сети для меня.
4 Смотрю на правую сторону, и вижу, что никто не признаёт меня: не стало для меня убежища, никто не заботится о душе моей.
5 Я воззвал к Тебе, Господи, я сказал: Ты прибежище мое и часть моя на земле живых.
6 Внемли воплю моему, ибо я очень изнемог. Избавь меня от гонителей моих, ибо они сильнее меня.
7 Выведи из темницы душу мою, чтобы мне славить имя Твое. Вокруг меня соберутся праведные, когда Ты явишь мне благодеяние.
Помоги неверию моему. Клим Палеха
Поделиться
Мой родной дядя как-то спросил, зачем нужны догматы, почему церковь за них так держится? Честно сказать, я не был готов дать развёрнутый и исчерпывающий ответ, но в голову пришла аналогия, которая меня самого заставила задуматься о важном.
Дядя работает авиадиспетчером, и я попытался объяснить на понятных ему образах.
— Представь, если бы ты вёл на посадку самолёт, но действовал не по инструкции, а как сам считаешь правильным...
— Ну ты даёшь! — возмутился он. — Это уголовная ответственность!
— Вот, и в нашей православной вере также. Церковь — это такой же Корабль Спасения, который помогает человеку добраться из нашего греховного мира в Царство Небесное. А догматы — это такие же инструкции, которые, как и в авиации, являются незыблемыми. Если человек их не принимает, то он не может стать частью команды этого Корабля Спасения.
— То есть, догматы, это, своего рода, огни взлётно-посадочной полосы, — продолжил развивать аналогию уже не я, а мой дядя. — За них нельзя выезжать, и в тоже время они указывают цель...
Мне понравилось его рассуждение, но я постарался привести пример с конкретным догматом о том, что в Спасителе соединились две природы — Божественная и Человеческая.
— Это положение принято на Четвёртом Вселенском соборе ещё в пятом веке. Но с тех пор и сегодня те, кто не принимают его, оказываются чужды православной вере.
— Почему это так? — уточнил дядя.
— На этот вопрос кратко не ответишь, но одну из причин я понимаю так: если Спаситель — просто человек, просто учитель нравственности, то значит и смерть не побеждена и никакой небесный Иерусалим нас не ожидает. Тогда нет цели и нет надежды...
Я заметил, что скепсис моего дяди отступил. Он задумался. Мы договорились вернуться к этой теме после того, как он почитает историю Вселенских соборов. Интересно, какие аналогии придумает авиадиспетчер...
Автор: Клим Палеха
Все выпуски программы Частное мнение
