У нас в гостях был настоятель православного монастыря Христа Вседержителя на границе Швейцарии и Италии игумен Виктор (Крецу).
Наш гость рассказал, как возникла христианская монашеская община на берегу озера Маджоре в Альпах, чем уникален этот монастырь, и как с ним связан известный архимандрит Софроний (Сахаров).
Ведущая: Алла Митрофанова
А. Митрофанова:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА, здравствуйте, дорогие друзья! Я Алла Митрофанова, и ближайший час мы проведем с вами в беседе с удивительным гостем. По правде говоря, знаете, когда узнала о существовании монастыря, настоятелем которого является наш сегодняшний собеседник, была изумлена. Казалось бы, и многое повидала в своей жизни, но о таком услышала впервые. Судите сами: на границе между Швейцарией и Италией, в Альпах, на озере, стоит православный монастырь. Православный монастырь Христа Вседержителя, и настоятель этого монастыря игумен Виктор (Кре́цу) проводит с нами сегодня «Светлый вечер». Отец Виктор, здравствуйте!
О. Виктор:
— Добрый вечер!
А. Митрофанова:
— Вы знаете, вот поверить не могла, когда услышала, а когда мне видео прислали из вашего монастыря, друзья, я еще и глазам поверить не смогла. Вы могли бы рассказать? Простите, пожалуйста, мою наивность такую, расскажите, как появился монастырь, как он возник, и как вы там живете?
О. Виктор:
— Да, огромное спасибо за то, что вы меня пригласили. Вы знаете, монастырь возник, даже трудно объяснить как, по воле Божьей, по очень странным обстоятельствам. Я приехал учиться в Италию, поступил на магистратуру в Милан, но у меня была всегда мечта быть монахом, поэтому я думал, как закончу обучение в Милане, то я вернусь уже домой, на Родину, я сам родом из Молдавии, и уже там приму монашество и останусь где-то там, в каком-то монастыре, где Бог повелит. Но здесь я познакомился тоже с удивительным человеком, с митрополитом Дубнинским Иоанном, который стал моим духовником, наставником, и он благословил создание монашеской общины. Тогда еще не шла речь о том, что у нас будет такое прекрасное здание, прекрасный монастырь, а просто создание монашеской общины здесь, на севере Италии. И все это родилось в городе Ко́мо. В городе Комо был прекрасный монастырь VII века, основан монахами, предположительно бенедиктинцами. И этот монастырь находился прямо на горе, над Комо и над озером Комо. Это была частная собственность. Мы там и начали нашу монашескую жизнь, вместе с еще одним монахом, который приехал специально из Молдавии для этого, отцом Христофором, и мы вот так начали как-то жить по-монашески здесь, на севере Италии. Мы арендовали этот монастырь, он не был нашей собственностью, платили за аренду. Это было не очень удобное место для людей, потому что там было все труднодоступное, нужно было проходить через лес, подниматься на гору, чтобы попасть в монастырь, но все равно люди начали стекаться, и все было больше и больше людей, и так создалась какая-то община верующих вокруг монастыря. Мы начали реставрировать монастырь, потому что где-то 200 лет в храме монастыря, именно в храме этой обители не служили, поэтому он был полуразрушен. Мы его отреставрировали, а потом оказалось, что владелец монастыря продал монастырь, нам ничего не говоря. И мы просто в один день проснулись с новыми владельцами, которые нам сказали, что — «извините, простите, но нам здесь монахи не нужны», поэтому мы были вынуждены оставить то место и искать что-то другое. Пока мы искали что-то другое, прошло пять лет. Мы жили то в частных домах, то на квартирах, пока мы не нашли вот это прекрасное место на берегу озера Маджо́ре, очень известного озера на севере Италии. Это озеро соединяет Италию и Швейцарию, потому что на берегах озера Маджо́ре есть еще и город Лока́рно, который уже часть Швейцарии. Это прекраснейший монастырь XVII века, хотя храм монастыря основан уже в XIII веке и был построен в честь Святой Троицы. В XIII веке это был храм при маленьком госпитале здесь местном, в этом городке. Потом семья Борромео — это очень известная семья на севере Италии, и Джулия Борромео, одна из жен, известных мам, так сказать, семьи Борромео, хотела стать монахиней, и сыновья не позволили ей куда-то уйти далеко от дома и решили рядом с этой церковью XIII века начать большую стройку и построили прекраснейший монастырь, в котором мы сейчас живем. В монастыре жили монахини ордена визитантинок, такой орден основан Франциском Сальским, он был архиепископом Женевы. Этот орден быстро вырос в Западной Европе, и монахини имели очень строгий устав, которые здесь жили. Большинство из монахинь, которые жили в этом монастыре, они даже не знали, как выглядит город, в котором мы находимся, потому что они не имели права выходить с территории монастыря. Такие монастыри на Западе называются «клаузурными», потому что, принимая обет в таком монастыре, монахиня до конца своих дней никогда не имела права отсюда выходить, из этого монастыря. Поэтому это монастырь, как маленький городок в городе, как Ватикан в Риме, в нем все есть, от прачечной, даже есть кабинет стоматолога, есть место, где работают по дереву, где делали обувь, швейная и так далее. И эти монахини жили в этом монастыре, начиная с 1600-х годов до 2014 года, когда, исходя из того, что их становилось все меньше и меньше, во-первых, потому что стиль жизни был очень суровый, но и все меньше девушек поступало в монастырь для того, чтобы стать монахинями, под конец остались только три старенькие монахини, которые уже не могли ухаживать за этим зданием. Здание огромное, как вы видели, если вам прислали видео и фотографии, и здесь нужно очень много сил и труда, чтобы за ним ухаживать, поэтому монахини решили оставить монастырь и переселиться в другие монастыри такого же ордена, которые находятся недалеко от нашего монастыря. Двое из этих монахинь, игумения которая была и другая монахиня, они уехали в Комо, но они почти выросли в этом монастыре, они приехали в монастырь, когда им было по 15, по 18 лет, они в скором времени умерли, упокоились обе. Наверное, может быть, и это сказалось на них, что они уже не могли жить в другом монастыре, кроме того, где они прожили всю жизнь. Другая монахиня, мать Элиза, ей сейчас 90 лет, и она живет в Пенероло, это город в Альпах, на границе с Францией, и она там живет, и она была безумно рада (простите за выражение) тому, что монастырь не остался закрытым. Они уехали из этого монастыря очень-очень грустными, потому что единственный проект, который ждал этот монастырь — это то, что он постепенно или развалится, или мэрия его возьмет и что-то другое сделает в нем. Они и даже не мечтали, что этот монастырь может снова стать местом монашеской жизни, сугубо монашеской жизни. Скажу, если можно, что в Италии где-то по 15-20 монастырей закрываются в год в нынешнее время, это такой очень грустный феномен, который мы сейчас видим на территории Италии. И большинство из монастырей превращаются или в гостиницы, или в какие-то социальные учреждения, или приюты, или дома престарелых, но редко, когда древний монастырь остается еще монастырем. Мы приехали сюда, монастырь уже был пустым, большую часть мебели монахини подарили нуждающимся, потому что они не думали, что здесь кто-то еще будет, и поэтому мы приняли такой монастырь пустой, но наполненный духом молитвы. Место потрясающее, потому что вот именно здесь чувствуется дух молитвы. У меня была возможность даже прочитать биографию всех сестер, которые жили в нашем монастыре, у нас сохранились архивы монастыря, и очень многие из них были именно такими аскетами, глубоко верующими и людьми молитвы, сильные духом, и поэтому мы верим, что они радуются, что монастырь дальше живет. И вот как-то так мы, по милости Божьей, приехали сюда. Не было просто, потому что мы за эти пять лет долго искали подходящее место для монастыря, и мы находили очень много мест, но не всегда это было легко заполучить, некоторые стоили очень дорого. Например, на озере Комо есть прекрасное аббатство XI века, аббатство называется «Акуафредда», это значит «аббатство холодной воды», может быть, это правильный перевод. И это аббатство прямо построено рядом с этим ручейком с питьевой водой. Прекрасное аббатство, но, к сожалению, они хотели продавать тогда, и это стоило очень много денег, мы не сумели. А в других местностях даже так бывало, что местные католические епископы не хотели, они помогают, открывают приходы, но не хотели монашескую общину. Была интересная история: один бенедиктинский монах предложил такой вариант, говорит: «Вы не должны искать монастырь, а потом, позволяют ли вам или не позволяют там поселиться. А вы должны сначала найти какого-то католического епископа, который открыт к православию, который был бы рад вас принять, и потом, через него уже искать место в его епархии, если есть какой-то монастырь закрытый». Так мы познакомились с епископом Новары, он был рад тому, что есть возможность, чтобы православные монахи появились и начали жить в его епархии. И он нам сказал пять монастырей, закрытых в его епархии, и первый из них, он нам сказал — монастырь Арона. И не видя другие, мы сразу сказали: «Да, вот что вы первое сказали, туда мы и пойдем». Потом он нам сказал: «Да, я вам предложил, но не все от меня зависит, вы должны говорить с монахинями». А у монахинь незадолго до нашего появления было предложение от какой-то крупной компании, если не ошибаюсь, даже американской, которая хотела сделать гостиницу на озере, им предложили огромнейшие деньги, а монахи отказались, вот как бы чувствовали что-то. И все равно они молились, надеялись, что это место станет хотя бы каким-то центром для помощи бедным или какой-то дом для престарелых, но ни в коем случае не гостиница или ресторан и так далее, поэтому мы появились в той момент, когда они именно вот молились об этом, они как-то искали, просили у Бога, чтобы это место он не оставил. И они нас приняли с раскрытыми объятиями, очень-очень радостные. Конечно, они с нами говорили за решеткой, это первая была наша тоже встреча с монахинями, которые живут в клаузуре, они не могут общаться так, без какой-то решетки или перегородки с другими людьми, но радость была на лице. Игумения монастыря позвала всех монахинь, которые были в монастыре, они все приехали, все нас поздравляли, все говорили, что «мы очень рады, что вы возьмете монастырь, что там будет продолжаться духовная, молитвенная жизнь». И с их стороны, вот они очень быстро сделали документы, все, что нужно для того, чтобы мы сюда поселились.
А. Митрофанова:
— Игумен Виктор (Кре́цу), настоятель православного монастыря Христа Вседержителя в швейцарских Альпах, проводит с нами этот «Светлый вечер». Отец Виктор, уточняющий вопрос: все, что вы рассказываете, это настолько невероятно! Если бы я не знала схожую историю с устройством в данный же момент православного монастыря в Мозельской долине в Германии, я бы, наверное, подумала, что это все счастливое совпадение, но судя по тому, как вы рассказываете, как долго искали место и как рады были прежние владельцы тому, что именно монастырская жизнь возобновится в доме, который им так дорог, я могу сказать, что узнаю почерк. Знаете, вот у Господа Бога, видимо, есть свой почерк, это очень здорово, конечно, слышать. И хочу уточнить: вы же — православный монастырь русской традиции, получается, вы же относитесь к Архиепископии западноевропейских приходов Русской Церкви?
О. Виктор:
— Да, да, абсолютно верно. Архиепископия с центром в Париже, такой исторический центр русского православия в Западной Европе, с ныне живущим, здравствующим, прекрасным митрополитом, учеником преподобного Софрония (Сахарова), игумена Эссексского, ученика преподобного Силуана Афонского. Наверное, молитвами и преподобного Силуана, и преподобного Софрония, через его учеников, потому что у нас есть и викарный епископ, епископ Домодедовский Симеон, который тоже является учеником преподобного Софрония. Наверное, они благословляют все эти затеи с православным монашеством в Западной Европе, и мы надеемся на их молитвы, их поддержку небесную.
А. Митрофанова:
— Богослужения у вас проходят, соответственно, на церковнославянском языке, насколько понимаю, и на румынском тоже?
О. Виктор:
— Да, на румынском и молдавском языке. У нас сейчас как бы две общины, две литургии в неделю совершаются в монастыре, одна на румынском и молдавском языке, а другая на церковнославянском. А потом мы уже все вместе, все верующие, и с одного, и с другого храма, у нас в монастыре четыре храма, и с одного, и с другого храма уже стекаемся в трапезную и обедаем вместе, разделяем радость того, что мы видим друг друга и того, что мы, православные, можем быть вместе, вот хотя бы по воскресеньям и остаться где-то вместе, покушать вместе, разделить наши скорби и наши радости, наш духовный опыт.
А. Митрофанова:
— А кто ваши прихожане, отец Виктор?
О. Виктор:
— Наши прихожане — это многонациональная община, очень многонациональная община. Во-первых, это, конечно, молдаване, потому что я молдаванин и большинство братьев, все из Молдавии родом. Потом, у нас очень много украинцев, у нас есть очень много русских, у нас есть пара семей греков, у нас есть грузины в храме, у нас есть семья сербов, которые посещают наш монастырь, у нас есть, конечно, румыны, которые живут здесь, вблизи от монастыря, и, само собой, итальянцы.
А. Митрофанова:
— Само собой, итальянцы?
О. Виктор:
— Да, да! Это, может быть, звучит и странно, но нет прихода православного в Италии, где не было бы итальянцев. Со священниками, с которыми я говорю, встречаемся, есть очень большой спрос и интерес у итальянцев к православию, поэтому мы и служим, вот пару ектений, мы читаем Евангелие каждое воскресенье и на итальянском. Но это не только для итальянцев, мы должны признать, что большинство детей, которые рождаются в Италии, они уже плохо разговаривают на родных языках, это румынский, молдавский или русский, украинский, поэтому мы нуждаемся в употреблении в богослужениях итальянского языка, чтобы наше служение было и каким-то миссионерским служением, и чтобы они не потеряли веру отцов своих. Поэтому мы должны как-то, как сказать, изобретать какие-то миссионерские проекты, какие-то новые способы передать Евангелие, и самое лучшее — это делать на понятном языке, на языке, на котором они уже растут, учатся, и поэтому да, мы всегда читаем по-итальянски, и это помогает и итальянцам, которые ходят в наши храмы.
А. Митрофанова:
— Невероятно, просто невероятно! И, насколько понимаю, есть у вас и швейцарцы тоже? Или, может быть какой-то интерес со стороны коренного населения?
О. Виктор:
— Да, я одно скажу: у нас есть сейчас парень, ему 23 года, есть Академия кино в городе Локарно в Швейцарии, он там учится на магистратуре. Он был в поисках долгое время, в религиозных именно, духовных поисках, он начал регулярно ходить к нам в монастырь, и мы уже его готовим к крещению, крещение будет в сентябре. Он не был крещёный, его семья так решила его не крестить, чтобы он сам выбрал.
А. Митрофанова:
— Вырастет — сам определится?
О. Виктор:
— Да, вот такая была мысль у них. Он стал оглашенным, мы с ним проводим катехизаторские курсы, и он готовится к принятию крещения. И вот регулярно со Швейцарии, с конца озера, он приходит в монастырь, такой жизнерадостный парень, молодой, интеллигентный, образованный, и мы очень рады этому. Поэтому — да, тот факт, что мы используем итальянский, он нам помогает.
А. Митрофанова:
— Отец Виктор, а люди, которые не православные, при этом живут где-то поблизости, по соседству, как они реагируют на то, что у них под окнами фактически возник православный монастырь?
О. Виктор:
— Я могу сказать, что в Комо у нас было ощущение какой-то осторожности к нам. Такие странные дяденьки с бородками, с какими-то странными шапочками, ходят по улицам в длинных чёрных одеждах, это очень непривычно для западного человека, хотя мы живём в такой сугубо католической стране, но всё равно. А здесь всё было наоборот, город нас принимал очень-очень тепло. У нас в монастыре ничего не было, поэтому люди вокруг, наши соседи, начали нам нести и еду, и кровати, и стулья, и простыни, всё! Всё, что нам нужно было, первая наша помощь, потому что православные же не знали, что здесь монастырь, православные начали появляться по большей части через где-то полгода, как мы уже начали здесь жить. А вот первая помощь была именно от местных жителей, которые так радостно нас встречали на дорогах, когда мы шли в магазин или на почту, они нас всегда с улыбкой встречали, спрашивали что-то про нас. И сейчас у нас сложились прекраснейшие отношения, у нас очень много друзей появилось. Например, у нас акафисты, мы служим каждый день акафист перед иконой Божьей Матери, и у нас есть много итальянцев, которые любят именно акафисты и приходят с нами помолиться. У нас в два часа начинается акафист, он длится полчаса, и очень часто мы замечаем кого-то из местных жителей, которые просто приходят помолиться с нами на акафисте, поклониться иконе и помолиться Божьей Матери.
А. Митрофанова:
— Вы рассказываете, у меня складывается ощущение, что у вас там какой-то филиал рая. Вот каким Господь задумал мир, когда люди самые разные, разных национальностей, разных каких-то воззрений, разного социального статуса живут вместе и вместе радуются, и всё это вокруг Христа. Мне кажется, что вот таким мир и был задуман, дальше мы сделали из него то, что сделали, но вот слышать о том, что где-то возможны очаги, подобные вашему, для меня прямо, знаете, я сижу и просто сияю от счастья! Спасибо вам огромное за то, что вы служите в таком месте и за то, что сейчас рассказываете нам о вашей жизни. Я напомню, что «Светлый вечер» с нами проводит игумен Виктор (Крецу), настоятель православного монастыря Христа Вседержителя в Альпах на границе Швейцарии и Италии, вот чудеса возможны в этом мире. Господь — великий режиссер. Буквально на минуту мы прервёмся, а потом вернёмся к разговору.
А. Митрофанова:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. Дорогие друзья, напоминаю, что этот час вместе с нами проводит игумен Виктор (Крецу), настоятель православного монастыря Христа Вседержителя, на границе Швейцарии и Италии в Альпах расположен этот монастырь на берегу удивительного озера Маджоре. Кстати говоря, отец Виктор, на берегу или на острове вы?
О. Виктор:
— Нет, мы на берегу, мы именно на берегу. Мы находимся в городе Аро́на, это прекрасный город, туристический город. Это были земли семьи Борромео, здесь находится сейчас то, что осталось от прекраснейшего замка, одного из самых крупных замков северной Италии — это замок Арона, где родился Карл Борромео, это очень известный деятель на севере Италии, был архиепископом Милана, кстати, стал он архиепископом Милана в 19 лет. И он любил свои земли, поэтому город, город прекрасный, с прекрасной архитектурой, потому что семья Борромео старалась, чтобы этот городочек выглядел как можно красивее и прекраснее.
А. Митрофанова:
— Вы знаете, для, наверное, многих, кто слушает нас сейчас, вообще всё, что вы рассказываете, не умещается в голове, и особенно непросто себе представить ситуацию, когда — ну, вот как кажется, действительно, рассказывают в Западной Европе улетучивается вот этот вот дух христианства, а к вашему монастырю у местных жителей, получается, есть интерес, и вот это желание вам помочь — ну очень трогательно, как вы передавали, как вам приносили кровати, еду и всё самое необходимое, когда монастырь только-только становился на ноги. Но получается, что запрос на живое слово о Христе у людей всё-таки есть, и люди хотят сделать что-то доброе, во что-то хорошее вложить себя, свои силы.
О. Виктор:
— Да, вы правы. Во-первых, итальянцы — это глубоко христианские люди, это христианский народ, любящий Бога, с прекрасными церквями на каждом углу, куда бы, ну, в самое маленькое село Италии заедете, и там минимум две-три церкви. Везде есть образ Пресвятой Богородицы на дорогах, у многих на домах есть иконы или росписи с Богородицей, или с чтимыми святыми, поэтому в них, в их крови это ещё живёт. Хотя секуляризация их не миновала, и ситуация довольно непростая, но всё равно душа итальянца, она христианская, хочет он, не хочет, и социум, и культура, хотя всё меняется, очень быстро меняется, но ещё кресты над церквями остались, и колокольный звон будит итальянцев по утрам, поэтому не всё потеряно, не всё потеряно.
А. Митрофанова:
— Очень хочется в это верить. Отец Виктор, а вот вы упомянули митрополита Иоанна Дубнинского, собственно, главу Архиепископии западноевропейских приходов русской традиции, то есть это часть Русской Церкви с главной такой базой — кафедральным храмом в Париже на «рю Дарю». Владыка Иоанн — ученик Софрония (Сахарова), каким-то образом эта традиция сказывается на вашей жизни, в вашем монастыре, вот этот монашеский опыт, который через святителя Софрония передавался?
О. Виктор:
— Абсолютно, да. Хотя мы очень недостойные ученики преподобного Софрония и очень далеки от него по образу нашей жизни, но очень он нам близок по образу своему мышления, своей любви к людям и близок даже по духу нам, тому, что мы хотим здесь сделать. Владыка нас очень часто наставляет именно словами преподобного Софрония, он нам рассказывает очень много случаев, которые он, живя при нем, видел, как старец поступал в одних или в других моментах или ситуациях. Он нас поучает очень многим вещам и как-то старается насаждать в нас, научить нас этому духу именно старца Софрония. Тип монашества старца Софрония — это такое сочетание исихазма с миссией. Это такое монашество, которое любит и тишину, и спокойствие, и молитву сердечную, молитву умную, но в то же время это монашество открыто для мира, монашество, которое позволяет себя открыть, позволяет себя... как сказать правильно?
А. Митрофанова:
— Явить миру?
О. Виктор:
— Да, явить миру. Вот хотел сказать: «прикоснуться к нему». Такое монашество, которое не убегает, а позволяет людям к нему прикоснуться, почувствовать, прочувствовать его. И владыка очень старается именно этот дух, в нас насаждать, нас этому учить. Вот последний раз, когда он приехал к нам, мы всегда делаем с ним духовные беседы вечером для нашей монашеской общины, и владыка нам рассказывает очень многие интересные прекрасные вещи, нужные, духовные. Последний раз он нам сказал одну прекрасную вещь, которая наших сердец, вот всех братьев, очень коснулась. Он говорит: «Вы знаете, вы живете почти в миру, хотя Бог от вас будет просить именно монашеской жизни». Говорит: «К вам приходит очень много людей. Мой единственный вам совет — никого не осуждайте». Вот он пару раз повторил это: «Никогда не осуждайте любого человека, который к вам заходит в монастырь, как бы он не был одет, как бы он на вас не смотрел, понимал ли он, куда заходит или нет. Вот я вас очень прошу: никогда его не осуждайте, а принимайтесь вот с той любовью Христовой, которой Христос вас учит». И это были потрясающие слова, потрясающие слова! Я вспомнил, когда владыка меня постригал в монашество, он мне сказал пару слов, его проводить была очень короткой, но она очень коснулась моего сердца. Он мне говорил: «Мы живем в такое время, где каждый ищет своего, где каждый ищет любви, ищет, чтобы его кто-то слышал, его понимал. И в то же время мы живем в том мире, где очень мало любви, очень мало понимания и очень мало мы слышим друг друга». И он мне говорит: «Отец Виктор, вот нынешнее монашество призвано к тому, чтобы видеть, прочувствовать и стяжать любовь Божию, и эту любовь передать людям. Монашество призвано стать каналом любви, которую Бог передает людям».
А. Митрофанова:
— Вот как интересно! Получается, вот смотрите, были ведь разные периоды в нашей истории, в истории Западной Европы, когда монастыри были центром науки и образования, скажем, именно там переписывались книги, и там, в общем-то, самые образованные люди монахи были в то время, если они были грамотны, имели доступ к библиотекам. Был период такого сугубо молитвенного закрытого служения, опять же, ради спасения мира, ради спасения собственной души, бывали ещё какие-то периоды, а вот сейчас, получается период, когда монахи призваны в первую очередь к такой любви — ну вот тот путь, по которому вас наставляют идти. Потрясающе, конечно!
О. Виктор:
— Да-да-да. Здесь есть и исихазм, и миссия. Чтобы прочувствовать любовь Божию — это нужно усердие в твоей келье, а передать — это уже нужно общаться с другими, это уже нужно дарить себя другим.
А. Митрофанова:
— Но это же колоссальный труд. Насколько представляю себе монашеский образ жизни, соприкосновение с миром — это соблазн, и одно дело, когда ты сосредоточен на своём молитвенном делании, на том послушании, которое есть у тебя, и на монастырской жизни. Совсем другое — когда ты миру открыт, и переключаться из одного регистра в другой, ну это же правда очень сложно.
О. Виктор:
— Вы очень правы. Если позвольте пожаловаться, то могу сказать очень много вещей по этому поводу, но видя плоды этой нашей муки, простите, что так говорю, видя людей, что они меняются, и мы меняемся, хотя нам тяжело, но мы тоже меняемся, и видя всё это, на другой день есть новые силы, и просыпаешься с новыми идеями, что можно что-то новое сделать. Хотя монах без кельи, без уединения — это не монах. Нам нужно очень многому ещё научиться, и как правильно это совместить, потому что ты даёшь, даёшь, даёшь, а где ты можешь «зарядиться», простите за такое выражение, где ты можешь всё это поставить обратно? Только на богослужениях, а особенно в твоей келье, при личной встрече с Богом. Это именно момент личной встречи с Богом, и то, что ты передаёшь от этой личной встречи, ты не можешь что-то передать, что ты не живёшь, что ты не знаешь, люди всё чувствуют, чувствуют фальшь, чувствуют наше фарисейство, нашу неискренность, всё чувствуют, и это хорошо, слава Богу, потому что это нам такая помощь в том, что мы должны как-то жить тем, что мы других учим, и не ставить на других какие-то тяжести, которые мы сами не можем нести.
А. Митрофанова:
— Игумен Виктор (Крецу), настоятель православного монастыря Христа Вседержителя на границе между Швейцарией и Италией в Альпах, проводит с нами этот «Светлый вечер». Монастырь, напомню, относится к Архиепископии западноевропейских приходов Русской Церкви, и в монастыре богослужение ведётся на церковнославянском языке, на румынском и даже на итальянском, поскольку спрос на итальянский язык на православном богослужении оказывается, в этих местах тоже очень высок, и многие прихожане, либо этнические итальянцы, либо, может быть, из семей, приехавших в это удивительное место, дети, которые выросли и для них уже итальянский более понятен, чем их родные языки. Отец Виктор, о миссионерском служении вашем расскажите, пожалуйста, какие у вас есть идеи? Может быть, что-то уже удаётся реализовать, хотя, насколько понимаю, если только в 2020 году вы оказались в этом месте, то времени-то прошло всего ничего, вам же нужно было хотя бы хоть как-то свою собственную жизнь там настроить. Ну вот миссионерство, как это выглядело?
О. Виктор:
— Вы правы. Но, вы знаете, миссионерство, оно стало таким вынужденным, может быть, мы особо и не хотели, но надо, надо было начать что-то. Да, первый период был тяжёлый, потому что нужно было очень много работать на территории монастыря, его приводить в порядок и это, конечно, отнимало у нас очень много сил, поэтому миссионерство наше было только по субботам и воскресеньям, когда мы оставляли работу по монастырю, по ухаживанию, по стройке и так далее, и мы начинали просто работать с людьми, говорить с ними. Вы знаете, это не было какой-то миссионерской программой, мы просто общались, вот мы просто знакомились с людьми, это же было каждые субботы и воскресенья, это были новые люди, радостные, тоже такие жизнерадостные, приехали: «вы что, есть монастырь, какой-то новый монастырь!», и мы тоже радостные, видеть новые лица. И не было никакого миссионерства, вот специального миссионерства, это был просто вот такой человеческий разговор, ну, может быть, разговор между монахами и мирскими людьми, да. Они говорили о своих проблемах, болезнях, мы о своих, о том, что мы хотим здесь делать, зачем мы здесь, как получилось. Но большинство спрашивали: «как вы здесь оказались?» И мы просто говорили, мы просто общались. Потом начали появляться дети все больше и больше, и мы начали какие-то там истории про жития святых им рассказывать. А потом у нас пришла такая мысль: давайте организуем хотя бы неделю летнего лагеря в монастыре, у нас место есть. И мы так попробовали, и уже на второй год нашего здесь присутствия у нас летом уже были четыре недели детского лагеря православного, правда, первые дети были такие румыноязычные, потому что большинство детей было именно из таких румыноязычных семей. Ну так, по-итальянски мы больше говорили, но все равно молились по-румынски, старались что-то им сказать о Боге так, чтобы они нас понимали. Вы понимаете, дети здесь растут в католической среде, поэтому у них вопросов очень много к нам, мы даже не успевали на все отвечать. Вечером мы организовали такие встречи: «спроси священника», там и подростки были, и они могли спросить нас, что они хотели, вот у подростков вопросы о заповедях, они, конечно, особенно деликатные к нам. Ну вот мы так и старались, создали какую-то семью, как приход вокруг монастыря, начали какие-то катехизаторские курсы, смотрели фильмы вместе. Знаете, вот мы начали это миссионерство, но без какого-то четкого знания, что мы будем делать, просто учились на ошибках. Пробовали что-то, получалось — хорошо, держимся, не получалось — пробуем что-то другое, не все было просто изначально, вот очень не было просто. Вы понимаете, самое трудное — ты выходишь на проповедь в храме, а у тебя и греки, и молдаване, и украинцы, и русские, и итальянцы — ты просто думаешь: на каком языке мне что-то сказать? Люди приехали, там кто-то за 80 километров, чтобы услышать слово, ну помолиться, конечно, мое слово — это последнее, но сначала помолиться, просто помолиться. И что, ты должен им сказать какое-то напутственное слово, они давно не слышали священника, многие там по 15-20 лет не были в храме, а ты выходишь и не знаешь, на каком языке говорить, просто не знаешь! Потому что есть какие-то бабушки, они по-итальянски не поймут, потому что их дочери, сыновья привезли с собой в Италию, они на тебя смотрят, хотят что-то услышать на своем языке. А есть молодежь, которые еле-еле уже понимают родные языки, а ты хочешь как-то всем что-то сказать о Боге. И да, ну трудно было. Сейчас мы как-то немножко адаптировались, смиряемся, они тоже смиряются, вы знаете, люди тоже смиренные, потому что это тоже тяжело — пойти на какую-то службу, и они тоже смиряются, вся служба не на их родном языке, они не молятся на привычном языке. А вы знаете, язык молитвы — это очень особая вещь. У старца Силуана все монахи, община была многонациональная, и все говорили Иисусову молитву на своем языке, на своем родном языке, потому что как-то сердце больше чувствует молитву, когда ты молишься именно на твоем языке. И как-то все же хотят что-то на своем, а это значит, что они тоже вот думают о других, не только я о своем подумал, и эта жертвенность их, это их смирение, это их понимание друг к другу — нам это очень помогло, это очень помогло, потому что нам бы еще труднее было, но видя их, что они это воспринимают с радостью, что они готовы пожертвовать своей молитвой, своим языком ради других. Вы правильно сказали, вот это именно христианство, это настоящее христианство, которое нам дает силу идти дальше, особенно в нашей общине.
А. Митрофанова:
— Да. Вы знаете, очень бы хотелось, чтобы об опыте жизни в вашем монастыре и об опыте совместной молитвы ваших прихожан стало известно как можно шире, потому что сижу, правда, и не перестаю радоваться, не перестаю удивляться. Казалось бы, такое время разделения, а у вас такой опыт соединения самых разных людей.
О. Виктор:
— Да, да. Это только благодать Божия, это не наши заслуги, это просто мы благодарим Господа.
А. Митрофанова:
— А что для вас, вот лично для вас, отец Виктор, самое сложное и что самое радостное в той жизни, которую вы ведёте сейчас, вот в этом новом месте, в этом удивительном монастыре с многоязычными прихожанами, со службами на румынском, итальянском, церковнославянском, вот как бы вы это обозначили?
О. Виктор:
— Самое сложное — это не устать.
А. Митрофанова:
— А вы спите вообще? Простите, я так спрашиваю, может быть неделикатно.
О. Виктор:
— Нет, мы спим, иногда даже больше, чем надо. Но вот самая большая боязнь — это когда звонки в монастыре одним за другим, люди приходят, а мы же люди, и нам иногда хуже, чем другие, и нам тоже как-то тяжело, и как-то и нам хочется уединения, и как-то нам тоже нужно куда-то, хочется убежать. Вот это самое тяжело — не хотеть убежать куда-то, знаете. Простите, но я буду искренним. Так что ты так улыбку включаешь, а потом оно становится искренним, вы знаете, ты себя заставляешь, а потом, говоря с человеком, ты понимаешь, что ты сам себе помогаешь, что-то ему говоря, а ты себе помогаешь, это тебе хорошо. И видите, уже я ответил на второй вопрос, что самое прекрасное. Вот самое прекрасное — что ты видишь в их глазах свет, и этот свет тебя радует. И все, и ты уходишь потом в келью и говоришь там перед иконой: «Прости, Господи, я же не хотел выходить, я же как-то хотел от этого убежать, а Ты через этого человека со мной поговорил, мне что-то сказал».
А. Митрофанова:
— Я думаю, что любой житель большого города очень хорошо поймет вот это ваше состояние усталости, потому что постоянно ловлю себя на вот этом чувстве, как хочется спрятаться, как хочется побыть наедине, или может быть, знаете, с супругом, с семьей, а приходится преодолевать, выходить и так далее. Только вот у вас, видите, вы себя преодолеваете, и у вас радость от этого, а здесь, в миру очень часто бывает усталость, и огромное вам спасибо, что вы так искренне рассказали о вашем опыте, потому что понимаешь, есть к чему стремиться. Вот планка, она должна быть такая: превозмогая себя, вот в этом отдавании, вы же постоянно себя отдаёте, получается, потом испытываете радость, но это чудо, вообще-то, это же чудо.
О. Виктор:
— Ой, не такие уж мы хорошие, отдаём себя, дарим силой, мы ещё не достигли той любви, знаете, чтобы прямо всё быстренько оставить и обнять человека, но учимся, ещё учимся, мы все растём, все растём в этой жизни, дай Бог не остановиться, вот этого боимся, этого боюсь и я, и наша община, главное, что мы росли дальше.
А. Митрофанова:
— А братия ваша, вот я у вас не спросила, примерно там сколько человек, на какое количество монахов приходится вот такое количество прихожан разноязычных?
О. Виктор:
— Монашествующих нас, вот именно которые приняли постриг, нас трое, а кроме этих троих, у нас есть ещё шестеро послушников. Ну для монастыря, которому три года, это очень быстро всё выросло, но мы благодарим Господа. У нас монастырь смешанный, здесь живут пять мужчин и четыре женщины, потому что жизнь в Западной Европе дорогая, позволить себе нам открыть ещё какую-то женскую обитель отдельно или ещё один монастырь, чтобы мы туда перебрались, мы экономически не сможем, поэтому по благословению нашего митрополита, ну и по образцу монашеской общины старца Софрония мы живём вместе. У ангелов, ну, как бы мы должны, мы должны быть как ангелы небесные, земные ангелы, монахи, они бесплотные, они без пола, и мы как-то стараемся хотя бы, стараемся как-то им уподобиться. Мы живём вместе, у нас отдельные коридоры, здесь сёстры, и монахи живут по-разному, и братья живут по-разному, по разным местам, но мы помогаем друг другу и стараемся как-то спастись вместе, как единая дружная семья. Мы думаем, если монастырь, если число братии станет большим, где-то до двадцати, то тогда мы разделим общину на две, чтобы было удобнее для нашей жизни, для того, чтобы мы принимали гостей и так дальше. Но пока мы так живём одной дружной хорошей семьей.
А. Митрофанова:
— Отец Виктор, помощи Божией вам во всех ваших делах, в ваших начинаниях. И, вы знаете, не видя лично ваш монастырь, представила его себе во всей красе, и это такое ощущение, что, знаете, Господь место это просто поцеловал. Дай Бог вам сил на всех нас, на всех, кто к вам приходит, на всех, кто сейчас вас слышит, и низкий вам поклон за ваши труды, огромное спасибо.
О. Виктор:
— Да, только Богу слава. Мы просим ваших молитв, мы нуждаемся в ваших молитвах, очень просим вас, хотя бы раз, не забывайте про нас.
А. Митрофанова:
— Обязательно, отец Виктор. Игумен Виктор (Крецу), настоятель православного монастыря Христа Вседержителя на границе с Италией и Швейцарией, в Альпах. Монастыря, который принадлежит юридически Архиепископии западноевропейских приходов Русской Церкви, монастырь русской традиции, живущий по тем монашеским заветам, которые оставил архимандрит Софроний (Сахаров). Вот отец Виктор сегодня провел с нами этот «Светлый вечер», еще раз искренне вас благодарю и низкий вам поклон.
О. Виктор:
— Огромное спасибо и ждем вас в гости.
А. Митрофанова:
— Спасибо. До свидания.
О. Виктор:
— До свидания.
Все выпуски программы Светлый вечер
Сказ о том, как Владимир Даль словарь составлял
Многие знают имя Владимира Ивановича Даля как составителя «Толкового словаря живого великорусского языка», а некоторые имеют эту книгу в своей библиотеке... Я же хочу рассказать пару историй о том, как Владимир Иванович свой словарь создавал. Начну с того, что Даль по первому образованию — морской офицер, мичман. Прослужив 6 лет на корабле, он решил сменить род деятельности и... — выучился на медика. Став хирургом, Владимир Даль участвовал в русско-турецкой войне 1828-29 годов в качестве полевого врача. И если мы с помощью фантазии перенесёмся в то время и в место его службы, то увидим удивительную картину: возле госпитального шатра стоит верблюд, навьюченный мешками. А в мешках — исписанные Владимиром Далем листки. Здесь, в этих свитках — настоящее сокровище: слова, пословицы, сказки и прибаутки, собранные военным врачом в беседах с простыми служаками. Очарованный с юности красотой и меткостью русской речи, общаясь с матросами и солдатами, Владимир Даль записывал забавные сюжеты и не знакомые ему русские слова. В пору врачебной службы его записи составляли уже немалый объем. Поэтому начальство и выделило ему для перевозки верблюда. Правда, Даль чуть не потерял все свои богатства, когда верблюд внезапно попал в плен к туркам. Но обошлось — казаки отбили. Так вот получилось, что гордый корабль пустыни возил на своём горбу бесценное русское слово.
В течение жизни Даль записывал не только слова, но и сказочные сюжеты. В итоге его увлечения появилась книга сказок. Будучи в Петербурге, с экземпляром этого издания Даль направился прямиком... Ну конечно, к Пушкину! Там, у поэта дома они и познакомились. Пушкин сказки похвалил. Но более всего восхитился он далевским собранием русских слов. Особенно понравилось Пушкину слово «выползина» — сброшенная змеиная шкурка. Так Александр Сергеевич впоследствии и стал в шутку называть свой сюртук. Именно Пушкин уговорил Даля составить словарь. Благодаря этой встрече мы можем держать в руках словарь Даля, погружаться в стихию живой русской речи того времени и пополнять свой лексикон интересными словами. Например, узнать, что такое «белендрясы» и «вавакать, «мимозыря» и «жиразоль».
Приятного чтения, друзья!
Автор: Нина Резник
Все выпуски программы: Сила слова
Григорий Суров
В конце XIX-го — начале ХХ века врачи-офтальмологи, специалисты по глазным болезням, были в России на вес золота. Один из представителей этой редкой в то время специализации — Григорий Иванович Суров, окулист из Симбирской губернии — посвятил жизнь тому, чтобы сделать офтальмологию доступной для всех.
Уже в старших классах гимназии Григорий решил стать врачом. В 1881-м он успешно сдал вступительные экзамены на медицинский факультет Казанского университета. Первым местом работы Сурова была уездная больница в городе Спасске Казанской губернии. Там Григорий Иванович впервые обратил внимание, как широко распространены среди крестьян глазные болезни. У каждого второго пациента наблюдалась трахома — инфекционное заболевание, которое передаётся через предметы гигиены — например, полотенца, а распространителями являются мухи. Свои наблюдения и неутешительные выводы Суров записывал в дневник: «Эти болезни у нас в России распространены вследствие бедности, невежества, и малодоступной медицинской помощи». Офтальмологи, как уже говорилось, были в те годы большой редкостью. Поэтому Григорий Иванович решил специализироваться именно в этой области. За несколько лет работы в Спасской больнице он получил богатый практический опыт. Затем некоторое время Суров служил военным врачом. И опять же, занимался на этой должности преимущественно офтальмологией. В 1902-м он поступил в Петербургскую Военную Медицинскую академию — «для усовершенствования в медицинских науках по глазным болезням». Там с успехом защитил докторскую диссертацию.
А в 1906-м году Григорий Иванович вновь приехал в город Симбирск. Его назначили заведующим военного лазарета. Офтальмологического отделения в нём не было. И Суров его открыл. Сразу же к «глазному доктору» потянулся народ. «Главный контингент из страдающих болезнями глаз — крестьянство и необеспеченный рабочий люд», — отмечал Суров. С таких пациентов денег за лечение доктор не брал. Наоборот, помогал из собственного кармана — на лекарства, на изготовление очков. Вскоре Григорию Ивановичу удалось убедить местные власти выделить средства на глазной стационар в 50 коек. В 1911-м году стараниями Сурова в Симбирске открылась школа-приют для слепых детей.
А через несколько лет Россия стала Советской. Григорий Иванович не уехал за рубеж. Остался служить своей стране. В те годы о деятельном докторе нередко упоминали в прессе. Вот, например, как в 1923-м описывала его работу симбирская газета «Красный путь»: «Летом в разных районах губернии можно было увидеть фургон, в котором ехал доктор Суров. Он ездил обследовать сельское население. Оказывая помощь, он переезжал из села в село». После таких поездок и работы в госпитале, Суров принимал пациентов ещё и на дому, по вечерам. Симбирский учитель Алексей Ястребов в своих воспоминаниях писал: «Проходя по Беляевскому переулку, я вижу дом. И знаю: вечером у этого дома будет толпиться народ, потому что здесь живет замечательный врач, друг народа Григорий Иванович Суров».
Простой народ искренне любил своего доктора. Когда в 1920-м году большевики осудили Сурова и приговорили к году тюрьмы за то, что он взял на работу в госпиталь бывшего белогвардейского офицера — нищего больного старика, горожане встали на его защиту. Испугавшись волнений, власти восстановили доктора в правах. Впоследствии Григорий Иванович получил высокое государственное признание: в 1943-м году ему было присвоено звание Заслуженного врача РСФСР, а в победном 1945-м — орден Трудового Красного Знамени. Но не ради наград трудился доктор Суров. Однажды в своём дневнике он написал: «Я смотрю в мир глазами тысяч людей, которым помог избавиться от страданий».
Все выпуски программы Жизнь как служение
21 ноября. О пшенице и плевелах
В 13-й главе Евангелия от Матфея есть слова Христа: «Чтобы, выбирая плевелы, вы не выдергали вместе с ними пшеницы, оставьте расти вместе то и другое до жатвы».
О пшенице и плевелах, — епископ Тольяттинский и Жигулёвский Нестор.