У нас в гостях были председатель миссионерской комиссии Белгородской епархии протоиерей Максим Горожанкин и настоятель храма святого Феодора Стратилата в Старом Осколе священник Николай Дубинин.
Мы говорили об особенностях современного миссионерского служения, о том, как можно использовать для проповеди интернет и социальные сети, а также о том, какие вызовы стоят в настоящее время перед миссионерами.
Ведущий: Константин Мацан
К. Мацан:
— Светлый вечер на Радио ВЕРА. Здравствуйте, уважаемые друзья. В студии у микрофона Константин Мацан. В гостях у нас сегодня протоиерей Максим Горожанкин, председатель миссионерской комиссии Белгородской епархии. Добрый вечер.
Протоиерей Максим:
— Добрый вечер, Константин.
К. Мацан:
— И священник Николай Дубинин, настоятель храма святого Феодора Стратилата в Старом Осколе, блогер — вот сейчас мы поговорим о том, приемлет ли отец Николай это слово. Добрый вечер.
Иерей Николай:
— Здравствуйте.
К. Мацан:
— Собирались мы в этой прекрасной компании, совершенно такой же, в студии Радио ВЕРА некоторое время назад, говорили на волнующую тему о том, что такое православные детские садики и как там присутствует священник. И я просто нашим слушателям напомню, что, если кому-то интересно, можно эту программу переслушать или найти на сайте https://radiovera.ru/. А вот сегодня поговорим о том же самом, только применительно к взрослым, ну то есть о миссионерстве в целом. Неслучайно вот отца Максима мы представляем как председателя миссионерской комиссии, а про отца Николая я сказал, что блогер — человек, у которого, сколько у вас подписчиков в одной из запрещенных в России социальных сетей?
Иерей Николай:
— Ну в Запретграме конкретно — 48 тысяч. А мы, конечно, сейчас в Телеграм в большинстве своем перешли, ну в Телеграме — более 10 тысяч. Хотя, конечно, дело не в количестве, а в качестве работы.
К. Мацан:
— Отец Максим, а у вас в Телеграме сколько?
Протоиерей Максим:
— Я свое миссионерское служение начал с такого, может быть, не совсем традиционного для понимания миссии людьми шага: я создал канал Телеграм-канал, который назвал очень просто, и по замыслу его он очень простой — «Читаем святых отцов». Там я выкладываю отрывки из святоотеческих произведений, но это не пестрая картина, как это часто бывает в некоторых других Телеграм-каналах, когда они каждый день с картинками, то есть структуры как таковой нет, любая цитата, она назидательная. Я пошел немножко по другому пути: я читаю пять-шесть книг и, по мере чтения, публикую на канале те цитаты, которые пришлись мне по душе. Ну надеюсь, они приходятся по душе и тем людям, которые подписаны на канал, и это к пользе.
К. Мацан:
— Хорошо. Ну вот, отец Николай, вы сказали до начала нашей программы, что слово «блогер» вам не нравится. Мне оно тоже не нравится, но я хочу о вашей мотивации нелюбви к слову «блогер» спросить.
Иерей Николай:
— У нас уже есть то слово, которым обозначается служение священника — это пастырство, да, мы пастыри. И это мое субъективное мнение, ни в коем случае никого из отцов, кто также на поприще блогерства трудятся, не хочу обидеть. Но вот когда батюшка пишет у себя там: «блогер», ну меня это как-то коробит что ли или кажется это не совсем уместным. Мы — пастыри Христовы. А блогерами пусть называются те люди, которые мыслят себя как в первую очередь люди, работающие в соцсети там, в интернете. Мы работаем с людьми, вообще-то даже не работаем, а служим людям. И призваны нести слово Божие, имя Христово. А когда мы сами себе вдруг начинаем говорить, что мы блогеры, то вот мне кажется, чисто даже на уровне языка, на уровне наших терминов мы отодвигаем в сторону пастырское служение. Священник — это в первую очередь пастырь. А то, чем он занимается в соцсети — это пусть, назовем это миссионерством.
К. Мацан:
— Вот у меня даже недавно был разговор с одним священником, и мы как-то сошлись на мысли, что есть ощущение, гипотеза, вот ее нужно проверять или как-то изучать, что люди, которые, допустим, подписаны на священников в разных социальных сетях, как правило, это женщины, составляют какое-то такое особое явление, какое-то такое, как вы сказали, «запретграм» православия. То есть это могут быть люди, которые, в принципе, не особенно церковные, ну вот их православность выражается для них в том, что: а я вот еще священника читаю, и мне это близко. Вот как вам кажется, есть такой феномен, как какое-то особенное интернет-православие, такая аудитория, какая-то совершенно специфическая, которая только отчасти пересекается с реальной церковной аудиторией? То есть с реальными людьми, которые являются прихожанами каких-то храмов.
Иерей Николай:
— Ну вот вы знаете, сложный вопрос, потому что я ищу ответ на подобный вопрос и нахожу его в разных вариациях. То есть иногда я вижу, что мои подписчики, друг с другом интенсивно общаясь, становятся друзьями, даже встречаются. Иногда ко мне в храм заезжают. Ну мы относительно на юге живем России, да, в Белгородской области, и когда люди из Москвы едут там мимо нас, то заезжают на службу, мы знакомимся — ну то есть то, что называется развиртуализацией, да, мы видим друг друга глаза в глаза, это очень важно. Но при этом всем мы, конечно же, в первую очередь мы в виртуальном пространстве находимся, и оно никогда не заменит реальную общину. И вот это то, о чем, наверное, стоит часто нам говорить: что интернет, виртуальное общение, пространство, пусть даже со священником и внутри какой-то группы людей верующих, оно никогда не заменит общину церковную, тут подмены никогда не должно случиться. И максимум, мне кажется, что мы должны делать, это создавать формат общения, где мы друг другу подсказываем, поддерживаем, иногда это выглядит в форме каких-то сборов — там, например, на лечение детей. Недавно ко мне обратилась матушка, я у них в Дербенте, об этом мы попозже говорим, у этой семьи я жил месяц в Дербенте, в Дагестане, и у них сегодня такая нужда, нужно помочь на лечение ребенка. И вот мы все собираемся, как-то активизируемся и помогам. Это тоже очень важно, чувствовать, что мы едины в одном каком-то добром деле.
К. Мацан:
— А отец Максим, а вы что об этом думаете?
Протоиерей Максим:
— А здесь какая опасность может быть, когда человек подписан на там, условно говоря, пять священников: я вот читаю отцов, а в храм так и не приду. Вот не должно быть самообмана в этом смысле. Если ты читаешь священнослужителей, если эта повестка тебе интересна, то делай выводы, и это чтение, оно должно приносить плод, совершенно очевидно, то есть из теории в практику. Так было у нас, наверное, на ранних стадиях нашего воцерковления, когда еще не было интернета, и я прочел «Закон Божий», который в нашем доме оказался каким-то непостижимым образом, вот в итоге я пришел в храм. То есть вот такая логика, она должна, наверное, да точно она должна в жизни человека присутствовать: то есть если ты информацию получаешь, ты ее воплощай в жизнь. Если ты ее в жизнь не воплощаешь, то не обманывай себя, но хотя бы по крайней мере себе честно говори, что мне это неинтересно, но к подлинной церковности мне еще нужно прийти. Потому что все мы понимаем, что подлинная церковность, она выражается только в участии в церковных таинствах.
К. Мацан:
— А вот смотрите, когда мы говорим о миссионерстве Церкви в пространстве медиа, где для вас сегодня главный нерв? Мне кажется, мы давно уже прошли стадию, когда дискутировался вопрос, а нужно ли Церкви быть в социальных медиа или не нужно. Там уже люди, и Церковь уже давно там в лице своих пастырей и проповедников, то есть это уже есть. Что требует сейчас выработки и обсуждения? Недавно прошли Рождественские чтения образовательные, там вы тоже, насколько я знаю, эти темы обсуждали. По поводу чего сейчас ну если не ломаются копья, а что в повестке в этом смысле, в плане миссии Церкви в социальных сетях?
Протоиерей Максим:
— Повестка следующая. Мы готовили круглый стол и семинар в рамках Рождественских чтений. И наш семинар был посвящен как раз таки миссионерству в блогосфере, и вот одна из тем докладов была такая: «Приемлемые и неприемлемые формы миссионерства в социальных сетях». Это то вот, о чем начал говорить отец Николай: когда священник, блогер, он порой может забыть, что он священник, и в погоне за популярностью — ну такое есть, к сожалению. Те люди, которые смотрят ленту, иногда в недоумении потом спрашивают: а вот этот батюшка, который проповедует в интернете, ну он как бы адекватен? Он не оторвался от реальности, он не забыл, что он священник? И вот об этом, мне кажется, стоит думать и размышлять. Потому что Святейший Патриарх тоже об этом говорил и говорит: священник не должен забывать, что он прежде всего священник и пастырь.
К. Мацан:
— А вот где проходят границы на практике? Вот что может быть примером того, что священник в своих социальных сетях оторвался от реальности? Я не прошу называть конкретные имена и фамилии...
Протоиерей Максим:
— Я могу назвать конкретный пример.
К. Мацан:
— Да.
Протоиерей Максим:
— Не нужно учить попугая молитве «Отче наш», на мой взгляд.
К. Мацан:
— Такое было?
Протоиерей Максим:
— Да, такое было, к сожалению. Это печальный факт, на мой взгляд.
К. Мацан:
— Можно порадоваться за вечную участь попугая, вдруг он что-то выучит. Ну да, я понимаю, о чем вы говорите.
Иерей Николай:
— Вы знаете, есть замечательная фраза одного подвижника древнего, Евагрий Понтийский сказал предельно краткую и очень глубокую фразу: истинный богослов тот, кто истинно молится. Ну вот позвольте такое вот размышление на эту тему. Вот мы иногда как говорим: ты вот дружишь с этим человеком, да? И в ответ слышу: да нет, мы больше не общаемся, — то есть этот человек ушел из пространства твоей жизни. Общение — это некий стержень, если нет общения, значит, человека уже нет с тобой. Поэтому применяя к фразе Евагрия Понтийского, по-настоящему Бога человек познает тогда, когда он с Ним общается, если есть общение, молитва то есть. И вот одна из задач священника в соцсети — показать пример молитвы, как бы сейчас это, может быть, странно ни прозвучало. Но я вот вспоминаю тот странный, совершенно неожиданный для всех нас период времени, когда мы переживали ковид. И когда соцсети стали ниточкой — вот я говорю сейчас конкретно про свою страницу: я включал просто трансляцию литургии, и было 700, там 1200 человек, те люди, которым нельзя было выходить — особенно это пенсионеры, вы знаете, они были вынуждены дома сидеть. И вот как раз таки социальная сеть, трансляция литургии — а мы знаем, телеканал «Спас» и другие телеканалы также этим занимаются, как бы показывают служение Святейшего Патриарха, — оно стало той ниточкой, благодаря которой человек оставался с Церковью рядом в такое вот время. И соцсеть может быть этим мостиком, может помогать человеку правильно научиться молитве. Даже знаете, вот ну не секрет, что приходские священники бывают очень заняты. Я сам, как и отец Максим, мы в одном соборе служили кафедральном семь лет, и мы знаем, что такое, когда у тебя день расписан поминутно. И порой не хватает времени просто посидеть на лавочке с прихожанкой и ответить на ее самые простые вопросы: батюшка, как Псалтирь читать или там акафист. А вот соцсеть нивелирует эту проблему — ты можешь ответить, подучить, да: вот эти молитвы так читаются, вот этот акафист применительно — то есть научить людей общаться с Богом. Потому что кто истинный богослов, тот кто истинно молится. Вот это здесь главная задача — научить людей молитве, общению с Богом.
К. Мацан:
— Протоиерей Максим Горожанкин, председатель миссионерской комиссии Белгородской епархии, и священник Николай Дубинин, настоятель храма святого Феодора Стратилата в Старом Осколе, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Ну вот есть вопрос об ответственности священника за то, что он делает в социальных сетях. Причем, мне кажется, в некоторых из них это еще обостряется. В том смысле что ну вот есть форма там задать вопрос человеку в социальной сети, он отвечает. И кто-то пишет этот вопрос, один человек, другой конкретный священник отвечает, а несколько тысяч человек это читают. Вообще эта форма сама по себе, с одной стороны, классная, с другой стороны, как правило, настоящий ответ — это ответ человека именно только ему, в конкретной ситуации. А если еще читает эту социальную сеть человек не глубоко церковный, а с присущим иногда людям стереотипом о том, что священник всегда глаголет истину — он же священник, не может ошибаться, — то вообще получается гремучая ядерная смесь, которая непонятно, когда может рвануть. Вот что вы об этом думаете?
Протоиерей Максим:
— Здесь очень интересно, вот вы правильно сказали: должна быть культура чтения. Вот то, с чем я столкнулся на своем канале «Читая святых отцов» совсем недавно. Затронули конкретно вот эту проблему, что читают тысячи, а ответ был одному человеку — и это было в контексте, вы не поверите, это было в контексте отрывка из письма архимандрита Иоанна (Крестьянкина). Там совершенно общий ответ, который подходит всем — про молитвенное правило: читай утренние и вечерние молитвы, одну главу Евангелия и две Апостола, а кафизмы по желанию. И в комментариях развернулась дискуссия, что отец Иоанн говорил это конкретному человеку, а вы вырвали из контекста и опубликовали. Ну я на это ответил, что письма отца Иоанна изданы все, и они все адресованы конкретным людям. Может быть, мы давайте тогда из продажи будем изымать письма Амвросия Оптинского, отца Иоанна (Крестьянкина). У человека должна быть интуиция. Когда я беру в руки книгу писем отца Иоанна (Крестьянкина), преподобного Амвросия Оптинского, святителя Филарета (Дроздова), Феофана Затворника, я отдаю себе отчет в том, что они отвечали конкретным людям. Но я также понимаю, что если эпистолярное наследие переиздается — а это самый древний жанр, вот переписка — это самый древний жанр. У нас Священное Писание — это переписка, у нас Послания были написаны конкретным людям, они написаны римлянам, а читам мы и не отказываем же себе в этом.
К. Мацан:
— И поэтому не требует толкования и просто того, что называется исагогика — то есть понятие, кому в какой ситуации это было сказано и как это применимо к нам.
Протоиерей Максим:
— Логика и здравый смысл, они никуда не деваются. Если ты понимаешь, что ты читаешь что-то в «Лествице», к примеру, да, и ты не можешь этого выполнять, в силу того что это было написано задолго до твоего рождения — то да, ты не выполняешь. Но что-то из «Лествицы», конечно же, выполнимо, и ты можешь это выполнять. Здесь здравый смысл никуда не девается.
К. Мацан:
— Ну вот мне кажется, вы важную вещь сказали. Потому что среди наших слушателей наверняка есть много тех, кто читает священников в социальных сетях, это совершенно нормально и естественно. И здесь вопрос, то что мы обсуждаем, в общем-то, не столько про то что делать священнику, потому что священников много и разные, у каждого своя голова на плечах. А вот мы, читатели, на нас тоже есть ответственность, и тоже есть вот то, о чем вы говорите...
Протоиерей Максим:
— Безусловно.
К. Мацан:
— Как мы, какие, если угодно, аналитические операции мы совершаем при чтении.
Протоиерей Максим:
— Правила дорожного движения написаны как для водителей, так и для пешеходов, и соблюдать их должны все. Также и с чтением книг, ответственность несут и авторы, и читатели.
К. Мацан:
— Отец Николай, вы что об этом думаете?
Иерей Николай:
— Абсолютно согласен. И вот с вашей позицией, Константин, то как вы подытожили сейчас слова отца Максима. Тут еще такой момент, ну такой прикладной, практический. Если вы читаете священника в интернете, и вдруг вам кажется, что его ответы вам кажутся не совсем правильными — это нормально, этого не надо стесняться, и вы чувствуете, что вас это смущает, особенно вашу духовную жизнь, то вы можете для разъяснения обратиться, скажем, к духовнику своему. Обязательно это надо проговорить с другим священником, я имею в виду. Или просто-напросто отписаться. Это нормально. Потому что помимо догматики, где все совершенно четко зафиксировано, и каноны, догматы — во что мы веруем и как мы веруем, есть еще и субъективный фактор, субъективное мнение священника по каким-то, может быть, не совсем значительным элементам нашего благочестия. И вот здесь — да, разные батюшки очень по-разному могут говорить, на один и тот же вопрос отвечать. Это надо понимать. И опять же завершу, опять если есть вот этот послевкусие какого-то внутреннего смущения — а святые отцы, кстати, как говорят: когда нет мира в душе, то это не от Бога. Может быть, вот лично для тебя это не спасительно, лично тебе это не на пользу читать. Если нет этого мира в душе, то может быть, стоит и отказаться от этого чтения, найти другой источник. В конце концов святитель Игнатий (Брянчанинов), он прямо говорит, что, если нет рядом старцев или каких-то авторитетных отцов опытных, читайте святых, их у нас много, слава Богу.
К. Мацан:
— А вы представители Белгородской епархии, которая славится своими миссионерами, потому что миссионерская семинария, и митрополит Иоанн, Белгородский и Старооскольский, ваш правящий архиерей, много лет возглавлял миссионерский отдел всей Русской Православной Церкви, и, наверное, не только в интернете миссию вы осуществляете. Вот что было за годы вашего служения для вас таким важным и ценным в плане миссионерского опыта офлайн?
Протоиерей Максим:
— Очень важный вопрос, спасибо за него. Мы имеем уникальный опыт реальной работы в миссионерском поле. То есть когда мы говорим о миссии в интернете, это все прекрасно и это нужно. Но прикладная работа, работа с людьми, которые живут за тысячи километров от нас, и у которых нет храмов, недостает священников — это вот то поле деятельности, к которому, по благословению митрополита Иоанна, нам удалось прикоснуться. Многие священнослужители Белгородской и Старооскольской епархии до сих пор продолжают ездить в миссионерские поездки в отдаленные епархии нашей Церкви. Владыка теперь возглавляет Центр поддержки миссионерских станов. Помимо того, что я возглавляю миссионерскую комиссию Белгородской епархии, я также вхожу в Центра поддержки миссионерских станов. То есть основная нагрузка, которая была на Владыке, она осталась. Почему я говорю, основная, потому что, на мой взгляд, действительно это одно из основных деланий миссионеров — прийти туда, где нет никого и начать проповедовать. Так делали апостолы, и этот сегмент, он никуда не делся. Что касается моей практики, я был на Камчатке, в село Тиличики — удивительное место совершенно, столько людей замечательных там живет. И что интересно, вот духовные связи, они никуда не деваются. Владыка Нестор (Анисимов), который знаменитый камчатский миссионер, он очень любил это село, и в Тиличиках прошел при нем первый миссионерский съезд. Царь Николай II подарил, еще тогда иеромонаху Нестору, храм деревянный, который тот привез на Камчатку, и храм этот освятили в честь святителя Иоасафа Белгородского, а село до революции носило название Иоасафовское. И я туда приезжаю, клирик Белгородской епархии. Сейчас оно называется Тиличики, но тем не менее вот такие духовные связи, и очень много дает до сих пор миссионерам много позитивного, много хорошего. Потому что люди там, они совершенно с разных сторон открываются. Я помню, мы приехали в один поселок, а приезжали мы туда совершенно по-разному, шла машина с углем — мне нужно было попасть в этот поселок, мне говорят: «Поедешь? Но как бы учти, ехать семь часов, а вылезешь ты полусогнутый в итоге». Ну ничего, как бы вылезли мы нормально, но вышли мы из машины, стоим посреди села. Я, семинарист, в подрясниках, с сумками, в сумках у нас все — священные сосуды, богослужебные сосуды, облачения, личные вещи. На груди у меня в сумке антиминс, крестильный ящик, дароносица. Куда идти, где жить, что делать? Время полчетвертого вечера, это февраль месяц, ну то есть еще полчаса и будет совсем темно. Идет мужчина мимо, говорит: «Вы кто? — Ну такие-то, такие-то. — А жить где будете?» Я говорю: «Мы не знаем. — Идемте, жить будете у меня, а там посмотрим». Мы неделю у него прожили. Его супруга была учительницей в школе, в классе английского языка. Мы служили литургию у нее, и там я крестил детей.
К. Мацан:
— Потрясающе. Отец Николай, а у вас какие воспоминания самые яркие?
Иерей Николай:
— Сегодня, хочу так отметить, миссионерское служение опять же на Камчатке, совершает мой родственник, брат супруги, отец Петр Зорин. Вот прямо сейчас он на Камчатке находится. Так что да, действительно, это служение, оно прямо сейчас совершается с помощью наших священников-миссионеров. У меня поездка была в 2015 году на Северный Кавказ, в Чечню и в Дагестан. Ну несмотря на то, что там прекрасные епархии, владыка Варлаам замечательный и множество священников служат, но все же была задача поставлена мне приехать и поработать с воскресными школами. Потому что опыт Белгородской епархии, возможно, имеет значительные какие-то качественные показатели в этом, у нас очень много воскресных школ в епархии. Поэтому вот Владыка благословил ехать и с отцами поработать на местах. Кстати, четыре воскресных школы для взрослых работают по сей день — В Дербенте, в Хасавьюрте, в Кизляре. И за полгода служения, конечно, тоже много чего запомнилось. Регион удивительный Кавказ, и люди Кавказа замечательные, это просто такая простота, светлая, чистая душа вот у каждого, кого я встречал. Я помню, знаете, это был ноябрь, в Дербенте уже холодно, несмотря на то что уже юг, в храм зашли две женщины-мусульманки. Одна из них снимает шаль и вешает на распятие и говорит: «Ему же холодно».
К. Мацан:
— Интересно.
Протоиерей Максим:
— Это я видел своими глазами. Такая детская чистая вера, которой, может быть, нам стоит поучиться, в том числе, как бы это странно ни звучало, у них, у мусульман, да, которые, да, они заходят в наших храмы, это правда. Заходят и святую воду там берут на крещении. Я сам об этом не знал, пока не увидел. И живут все там в мире и в согласии. Это очень замечательно. Я, если позволите, расскажу одну историю, она такая, с оттенком юмора. Знаете, когда я собирался в поездку, то мой друг, он дагестанец, мусульманин, Гаджи его зовут, он говорит: «Батюшка, я тебе вышлю номера своих друзей. Вот будешь там где-то, вдруг что случись — позвони, и мои друзья тебе помогут. А я их тоже буду предупреждать о твоей поездке». Ну так вот, я взял эти номера там, знаете, как: «Али. Кизляр», там «Магомет. Хасавьюрт». И вот был такой эпизод. В декабре месяце освящался новый храм, а село называется Брянск — такое удивительное село Брянск, да, в республике Дагестан, кажется, прямо на побережье самом Каспийского моря, если не изменяет память. Ну так вот, местный благочинный, суетясь, в суете, звонит мне уже около девяти вечера, говорит: «Отец Николай, ты знаешь, мы не можем найти гвозди, кованные гвозди, специальные, которые употребляются во время освящения престола в храме. Поищи». А живу я, между прочим, вот Кизляр такой город старинный, и там в центре города кладбище большое русское, и там церковь находится в центре кладбища, и вот я живу при церкви посреди кладбища. Я начинаю искать, понимаю, что ничего не могу найти, звоню ему и говорю: «Слушай, отец Димитрий, ну вот такая ситуация, не нашел я эти кованые гвозди». И я вспоминаю, что когда я был иподиаконом у нашего Владыки, то вот ну в крайних ситуациях можно использовать гвозди для освящения престола, которыми подковывают лошадей. И вот я решаюсь....
К. Мацан:
— Именно лошадей? Почему, интересно.
Протоиерей Максим:
— Да. Нужны кованные гвозди просто.
Иерей Николай:
— По Нужны кованные гвозди просто. По традиции, вот обычные не подходят. И вот я открываю телефон, думаю: позвоню. Нахожу: «Али. Кизляр». Набираю: «Алло, — я говорю, — здравствуйте, это вот батюшка из Белгорода. — А, да мне говорили». Я говорю: «Вы знаете...» И тут меня осеняет, ну не буду я рассказывать, я человека не знаю, что завтра у нас освящение храма, зачем это. Я говорю: «Вы знаете, ну мне нужен кузнец». Он говорит: «А что случилось?» Я говорю: «Ну мне к кузнецу нужно попасть. — Ладно, — говорит, — хорошо». Перезванивает: «Мы нашли кузнеца, дедушка старенький, вот ему 80 лет, но он уже готов подковать вам лошадь». Я говорю: «У меня лошади нет». Он: «А зачем вам кузнец?» Я говорю: «Ну вот нужны кованные гвозди. — А, гвозди, ну ладно». Мне перезванивает Гаджи и говорит: «Слушай, тут позвонил Али и говорит, что этот твой батюшка какой-то немножко странный. Ему нужно, значит, подковать лошадь, но лошади у него нет, что делать?» Я говорю: «Да, Гаджи, понимаешь, мне нужны кованые гвозди». Хорошо. Через несколько минут опять перезванивает Али, говорит: «Знаете, батюшка, нашли мы, тут есть магазин, где эти товары, в том числе для лошадей. Надо километров сорок отъехать к этому магазину». Я говорю: «Ой, прекрасно, ребята, подъезжайте к кладбищу. Я сейчас с центрального выхода выйду, и мы поедем». Он уже ничего не ответил, положил трубку. Вновь позвонил Гаджи и говорит: «Отец Николай, у тебя точно все в порядке? Ребята, говорит, звонят, испуганные, он говорит: езжай на кладбище, я сейчас выйду». Вот так вот.
К. Мацан:
— Но нашли гвозди?
Иерей Николай:
— Да, все нашли и успели, привезли, спасибо огромное ребятам. Я как-то статью потом написал, воспоминание, так и назвал: «Как мусульмане помогли нам освятить православный храм».
К. Мацан:
— Вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с вами в программе «Светлый вечер» протоиерей Максим Горожанкин, председатель миссионерской комиссии Белгородской епархии, и священник Николай Дубинин, настоятель храма святого Феодора Стратилата в Старом Осколе. У микрофона Константин Мацан. Скоро вернемся, не переключайтесь.
К. Мацан:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. У нас сегодня в гостях протоиерей Максим Горожанкин, председатель миссионерской комиссии Белгородской епархии. И священник Николай Дубинин, настоятель храма святого Феодора Стратилата в Старом Осколе. Мы говорим о миссионерском служении Церкви, и прекрасные истории вы рассказываете из ваших поездок. Я вообще думаю, что вот для демонстрации того, что делает Церковь, осуществляя свою миссию, лучше всего рассказывать истории про конкретных людей и, может быть, будем еще к этому обращаться. Но я бы вот еще, в этой связи, о чем хотел спросить. Мне памятно одно интервью с московским священником, очень опытным, который говорит, что вот говоря о миссионерской деятельности, не следует забывать слова Христа: «не вы Меня избрали, а Я вас избрал». Что имеется в виду? Что иногда у нас, миссионеров, в голове такая существует логика, что, если мы применим более или менее правильные миссионерские приемы, мы за отчетный период привлечем к церковной жизни такое-то количество людей. Так вот не привлечем.
Протоиерей Максим:
— Конечно.
К. Мацан:
— Потому что не делается так миссия. И даже вот памятен тоже один разговор вокруг православных медиа, когда один из собеседников другому предлагал оценить эффективность миссии по количеству числа причастников в храме — вот выросло оно там, в храме, за отчетный период или не выросло. С одной стороны, конечно, кто бы был против, чтобы число причастников росло, чтобы люди, которые до этого к церковной жизни не имели отношения, не приступали, с ней знакомились и для себя радость, святость Церкви открывали — конечно, это, наверное, самая последняя, высокая цель. Но как этого достичь, и можно ли вот в этом смысле к церковной миссии применить такие инструментальные измерения как KPI — ну сколько у нас людей в Бога поверили после вашей миссии? Наверное, что-то это странное. А с другой стороны, тогда как измерить эффективность миссии, вообще есть такая вещь как эффективность миссии? Вот что вы об всем этом комплексе вопросов думаете?
Иерей Николай:
— Вот в конце февраля я имел радость пообщаться с нашим преподавателем — уважаемый нами протоиерей Олег Кобец — это белгородский протоиерей, благочинный. И вот он, знаете, какую интересную мысль сказал, говорит: знаешь, отец Николай, а вот для меня степень вот этого воцерковления людей выражается в том, какая тишина в соборе наступает в момент Евхаристического канона. Ну то есть тот самый момент, когда звучат главнейшие молитвы на схождение Святаго Духа в алтаре, бывает так, что в храме, при полном его наполнении, извините за тавтологию, стоит звенящая тишина, только хор слышен и все. И вот это изумление, вот этот трепет, с которым народ Божий присутствует в храме во время литургии — это и есть наш KPI или как угодно, то, как люди трепетно относятся к литургии и как трепетно вокруг Божественной литургии выстраивают свою духовную жизнь. Мне очень нравится эта мысль, я потому ее решил сейчас озвучить.
К. Мацан:
— А вы что думаете, отец Максим?
Протоиерей Максим:
— От статистики никуда не уйдешь. Измерять — ну как мерило, наверное, не стоит. Но я могу сказать вот что, в утешение нам всем, когда я начинал воцерковляться, мне было 10 лет, причащаться люди приходили по большим праздникам, и причащаться часто было не принято — ну это вот наследие советского периода. И когда принял священный сан, у нас у всех, молодых и не очень священников, конечно же, у меня в проповеди это постоянно, что нужно чаще причащаться, нужно чаще причащаться. И я с течением времени — вот я 16 лет священник, я вижу действительно, что причастников, по сравнению с моим детством, их стало намного больше. Намного больше. Когда мы с отцом Николаем служили в кафедральном соборе — а уже много лет прошло, суммарно на ранней и на поздней литургии причащалось 800 человек, в городе, который не является даже областным центром. Применительно к Камчатке, тогда еще владыка Артемий возглавлял епархию, вот для него большой радостью было, когда мы приехали из командировки из Тиличиков уже в Петропавловск, нам возвращаться домой. И он спрашивает: ну что, сколько на Пасху людей было? Я говорю: Владыка, сорок. Он: в Тиличеках — сорок? Ничего себе! То есть это много. А почему, потому что мы приехали — и Рождественская служба, вот 7 января, ты идешь по поселку, и ни у кого даже свет в окнах не горит — люди легли спать. То есть вот то, что для нас непривычно. Это человек может в храм не пойти, но Рождество, он как-то по-своему отметит — он там спать не ляжет, попозже. А тут ты идешь — и все, в селе все спят. Только постоянные прихожане. И вот к Пасхе мы эту ситуацию поменяли в каком-то смысле. Так что ну вот такая статистика, она очень интересная. Я к чему это говорю? Наша проповедь, если мы будем проповедовать, если мы будем говорить о том, что нужно причащаться, о том, что можно часто причащаться — это тоже для многих является неким откровением. Потому что люди боятся причащаться, а некоторые пастыри, к сожалению, такую логику преследуют, мне она не близка: мол, если ты будешь часто причащаться, ты привыкнешь. Я так скажу: я и себе, и вам, дорогие друзья, желаю привыкнуть ко Христу Спасителю. Потому что мы грешить привыкать не боимся, а причащаться... Ну лучше мы будем привыкать к причастию.
К. Мацан:
— Когда человек говорит: нет, я каждую неделю причащаться не могу, я недостоин. Хочется спросить: а раз в две недели уже достоин? Уже да, мера.
Протоиерей Максим:
— Да, да.
К. Мацан:
— Ну, знаете что, вот это, может быть, не столько про миссию вопрос, но он очень вытекает из того, о чем вы говорите. Не связано ли вот такое отношение людей к причастию, что редко причащаются, с тем, как в нашей Церкви устроена исповедь, что она воспринимается иногда, ну часто воспринимается как Таинство, напрямую связанное с причастием, и являющееся таким пропуском на причастие? И психологически для многих людей может оказаться именно это барьером. Он, бы может быть, и рад причащаться чаще, но необходимость либо в принципе пройти через исповедь, либо регулярно это делать, оказывается чем-то вот таким, затрудняющим путь. Что вы об этом думаете?
Иерей Николай:
— Ну вот нам не стоит как бы в другую тоже крайность впадать.
К. Мацан:
— Ну об этом тоже речь, конечно, не идет.
Иерей Николай:
— Да. Я все-таки, обращаясь к Священному Писанию, вспоминаю слова апостола Павла, который в Послании к Коринфянам, в Первом Послании он совершенно ясно упоминает о том, что к Таинству нужно подходить с покаянием, и каждый да испытывает свою совесть. Вот это испытание совести — это все-таки условие для того, чтобы причаститься. Потому что, как мы и в молитвах читаем, что да, это огнь опаляющий. Да, хорошо, когда он сожигает наши грехи в Таинстве Евхаристии, в причастии, но также он может опалить и нас. Если ты с дерзновением, без покаянного смиренного сердца приступаешь к Таинству.
К. Мацан:
— А является ли Таинство покаяния тем самым испытанием совести непременно?
Иерей Николай:
— Безусловно, да.
Протоиерей Максим:
— Мне вот сложно представить человека, который с дерзновением приступал бы к причастию — что у него на душе и какая у него мотивация в таком случае.
Иерей Николай:
— Ну мы же не выкинем из слов Священного Писания текста, где апостол прямо говорит, что оттого у вас некоторые болеют — то есть ну это Священное Писание, и вот никуда ты не денешь. Апостол Павел прямо указывает на связь между тем, когда человек совершенно недостойно решил причащаться, и между тем, что он после может понести некое такое вот наказание Боже.
К. Мацан:
— Мои вопросы не преследуют цель каким-то образом поставить под сомнение ни Таинство покаяния и исповеди как таковой, ни его ни родство, и близость, и просто даже то, что действительно в практике церковной жизни Таинство покаяния предшествует непосредственно приступлению к Чаше. С одной стороны. С другой стороны, интересно разобраться. Ведь есть практика, допустим, я был в приходе — священник знает прихожан, и может кого-то благословить причащаться сегодня без исповеди. Ну потому, что понимает, что, если там будут серьезные грехи, человек придет на исповедь, и ему совесть не позволит идти к Чаше. А если таких серьезных грехов нет, то вот он на прошлой неделе исповедовался, можно сейчас исповедь пропустить. Как вы к такой практике относитесь?
Иерей Николай:
— Мне кажется, она очень уместна. Вот, может быть, я категорично высказался чуть ранее.
Протоиерей Максим:
— А как же Апостол Павел?
Иерей Николай:
— Все же, смотрите, когда пастырь — вот это ключевой момент: пастырь знает примерно, уже из многолетнего опыта исповеди жизнь своих прихожан, и знает, самое главное, что он не дерзнет приступать там с каким-то смертным грехом, то почему бы ему действительно не позволить причащаться. Особенно когда это большие праздники, когда очень много народа. Ведь иногда исповедь превращается в целое испытание для всего прихода — полтора часа батюшка вышел и исповедует, и все уже не знают, когда же это все кончится. Поэтому вот тут, конечно, нужна вот эта пресловутая золотая середина, когда, с одной стороны, люди знают, что с чистой совестью, с испытанием совести нужно приступать, со смирением и покаянным сердцем. С другой стороны, ну не превратить — то, о чем мы чуть ранее говорили, исповедь не превратить в билетик для причастия — в формальность, скороговорку «словом, делом помышлением», вот лишь бы только это случилось.
К. Мацан:
— Ну мне, например, кажется, что то что вы говорите, это чем интересно, что, безусловно, Таинство покаяния невозможно без испытания совести, исповедь невозможна без испытания совести. Но, с другой стороны, когда меня, допустим, священник благословляет сегодня причаститься без исповеди — конкретно меня, вот конкретно в сегодняшний день, в какой-то ситуации, — я же все равно, подходя к Чаше, должен свою совесть испытать, ну сам с собой, чтобы это было со страхом Божиим и с верою. Вот и это есть тоже испытание совести, в этом смысле понятое так. Правильно?
Протоиерей Максим:
— Конечно. Вы очень верно задали вопрос, Константин, и я бы хотел к нему вернуться. А что делать тем людям, которые не привыкли исповедоваться, и для них вот подойти к исповедальному аналою — это целый барьер? Такая проблема есть, и она очень важная, и я благодарен вам за то, что вы ее озвучили. Мы должны, я думаю, сказать нашим радиослушателям: если вы действительно, вот есть у вас, такое сформировалось представление, что я к исповеди подойти не готов — у меня стыдливость, мне дискомфортно, — что можно посоветовать? Это никоим образом не является препятствием для начала вашей сознательной церковной жизни. Вы начните ходить в храм. Вы привыкнете, церковная община привыкнет к вам. Нужно понимать, что те завышенные ожидания, которые мы испытываем к Церкви, они порой разбиваются о ту реальность, с которой мы сталкиваемся: человеческий фактор никуда не девается, как бы ты ни хотел, в храме тебе нагрубят. И тебя это повергнет либо в шок, либо ты просто скажешь сам себе: ну все мы люди. Меня тоже бабушки в церковном моем детстве гоняли, и как-то я это пережил. Ну потому, что было что-то главное, а было что-то второстепенное. Это первое. Вот вы начните в храм ходить. И просто помните, что священник вам после богослужения, может быть, даже времени уделит гораздо больше, чем когда у него 350 исповедников в очереди стоит. Вот это для вас как раз таки благодатным временем может быть. Подойдите к священнику, скажите ему: батюшка, вот у меня вот такая проблема, мне стыдно говорить о своих грехах, я не готов исповедоваться, я хочу причащаться, помогите мне. Вы сядете на лавочку, вы проговорите полтора-два часа — у меня был такой опыт, а в конце этой беседы я надел епитрахиль и прочел разрешительную молитву в итоге.
К. Мацан:
— Интересно.
Протоиерей Максим:
— А человек даже не понял, что это была полуторачасовая исповедь.
К. Мацан:
— Но ведь еще же человека иногда останавливает эта стыдливость, в чем она заключается: а вдруг про меня священник подумает что-то, скажет: ах ты, такой нехороший! На это, правда, опытные священники говорят, что ничего нового вы нам не расскажете никогда...
Протоиерей Максим:
— Совершенно верно.
К. Мацан:
— Мы все уже знаем, все уже слышали, нас удивить нечем. Но вот у вас бывало когда-нибудь, чтобы вы после исповеди или в результате исповеди как-то меняли свое отношение к человеку, даже просто внутренне, свою оценку, в худшую сторону?
Протоиерей Максим:
— Один священник знакомый мне это называл так, очень культурным термином. Он говорит: у нас, священников, есть благодатный дар забывания чужих грехов. Ну вот это правда. Как бы в потоке, когда священник исповедует, духовники (вообще у священников же тоже есть духовники) советуют молиться за того человека, который исповедуется.
Иерей Николай:
— Вот я только хотел...
Протоиерей Максим:
— И когда ты молишься за человека, любовь к нему и приятие, и эмпатия, они превалирует над его грехами. И уж точно нет озлобления и осуждения, есть сожаление о человеке. У любого нормального священника будет просто сожаление, сопряженное с еще более внимательным отношением к тому человеку, который, может быть, в чем-то особенно грешен.
К. Мацан:
— Но вот такое, что вот вы о человеке что-то узнали, что он на исповеди рассказал, и уже по-человечески ну вот теперь как-то я к нему: не могу на него смотреть, как прежде, вот надо знать, что у него такие особенности, с ним так общаться, это ему говорить, это не говорить. Неужели этой проблемы нет?
Иерей Николай:
— Ну вы знаете, есть такая расхожая мысль, что если родился ребенок-инвалид, то вот к нему будет какое-то там отношение, знаете, такое нехорошее. А по итогу там гораздо больше материнской любви, внимания и заботы. На то ты мать или отец. И вот в этом смысле мы же отцами зовемся. Ты как отец — вот то что, в принципе, сейчас отец Максим и говорил, — еще более внимательно, и вот и с сожалением, но и одновременно с радостью, что все-таки человек кается в этом. Ведь в моменте ситуативном ты находишься в качестве свидетеля его покаяния, и это не может не радовать. Ну а то, какой портрет о себе оставляет человек — ну вы знаете, это уже вторично, третично. Мы все перед Богом, мы все одно стадо Божие, только мы поставлены...
Протоиерей Максим:
— Если у меня возникло то, о чем вы говорите — осуждение человека или ну какая-то реакция, да, — то для меня, как для священника, это уже повод мне поговорить со своим духовником.
К. Мацан:
— Протоиерей Максим Горожанкин, председатель миссионерской комиссии Белгородской епархии, священник Николай Дубинин, настоятель храма святого Феодора Стратилата в Старом Осколе, сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Ну вот говорим мы о миссии, миссионерстве. Скажите, а разница между миссией для внешних и миссией для внутренних, для тех, кто еще вообще не Церкви, может быть, в Бога не верит, и нужно человека впервые к этому привлечь и познакомить, и то, что называется миссия внутри Церкви — то есть для тех, кто, быть может, ходит в храм редко или просто считает себя православным, ну считает себя православным, или даже, может быть, живет церковной жизнью, но как-то поверхностно и не все в ней понимает, вот как разнится инструментарий для одного и для другого?
Иерей Николай:
— Вы знаете, я вспоминаю сейчас слова из одного сериала (не хочу его рекламировать здесь) на тему церковной жизни в католичестве. И вот там у одного кардинала спрашивают: как вам удалось столько из англиканской церкви в католическую перевести, о чем вы с ними говорили? Он говорит: ну мы говорили о футболе. Вот это такая достаточно правильная мысль: говорить с человеком о том — я сейчас говорю о внешних, да, о тех, кто еще не воцерковлен, говорить о том, что их волнует. И вот мой папа — кстати говоря, он крестился уже в сознательном возрасте, так вот, мой папа воцерковился благодаря тому, что они подружились со своим сватом, моим тестем, протоиереем Алексием Зориным — к сожалению, он почил. И когда они говорили об автомобилях, об огороде — они оба деревенские, из деревни, из многодетных семей, — вот мой отец, беседуя со священником на самые простые темы, проникся, и потом потихоньку, шаг за шагом, он пришел в храм и крестился. Вот то есть инструментарий, конечно, разный. Но в первую очередь ты должен по-настоящему интересоваться человеком. Перед тобой человек. Не объект твой миссии, твоих комплексов миссионерских: смогу я его привести — ну это вообще, совершенно запредельный цинизм. Ты должен видеть человека и интересоваться этим человеком — вот он самый главный человек в этот момент в твоей жизни, который стоит сейчас перед тобой. И тогда все будет получаться, это будет по-настоящему.
К. Мацан:
— А вы что думаете, отец Максим?
Протоиерей Максим:
— А наша задача, она, мне кажется, в какой-то степени усложняется тем, как изменился мир. Для апостолов, когда они проповедовали, очень сложно было, например, встретить человека, не верующего в Бога. В Бога верили плюс-минус все — Платон, Аристотель, они были язычниками, но тем не менее верующими людьми, и у апостолов задача была перенастроить их чаяния и устремления. Знаменитая афинская проповедь апостола Павла: вы веруете в неведомого Бога, вот я вам Его и проповедаю. А перед нами мир изменился, и в нашей жизни, в нашем мире появилось такое явление как атеизм. На мой взгляд, что такое атеизм? Атеизм — это прежде всего отказ человека от веры в чудо. То есть человек, который говорит, что Бога нет, он не верит в то, что в его жизни способны совершаться чудеса. И это на самом деле очень опасно, потому что вот это измерение чудесное, оно, конечно же, есть. Оно не влияет на веру напрямую, вера от чуда, она, может быть, одна из самых некрепких, неслучайно серди учеников Христовых не было ни одного исцеленного человека. Но тем не менее если ты допускаешь Боговоплощение — это же чудо, значит, ты допускаешь вот это нечто в свою жизнь. Если ты этого не допускаешь, а еще и обесцениваешь — ну о социокультурных факторах мы вообще не будем говорить, да, сколько религия миру дала. И когда берешь, мне вот очень интересно было, думаешь: что же там такого? Все так хвалят, книжка Докинза «Бог как иллюзия», я ее открыл, думаю: ну какие-то аргументы...
К. Мацан:
— Ну это антиинтеллектуальная литература.
Протоиерей Максим:
— Вообще...
К. Мацан:
— В отличие от ранних работ Докинза по биологии, которые биологи признают очень значимыми, безусловно, с научной точки зрения, его поздняя публицистика антирелигиозная, это, конечно, такие просто памфлеты.
Протоиерей Максим:
— Я был разочарован. Я хотел, я думал, я там увижу — ну а я-то человек глубоко церковный, и в своих силах в этом смысле уверенный, но я думал, там какие-то будут аргументы: ну то есть интересно, вот он интересно мыслит. А открыл, посмотрел — ну это вообще...
Иерей Николай:
— Таким же разочарованием был и Юваль Ной Харари — я прочитал «Краткую историю человечества» — так кажется. И вот тоже такая амбициозная книга по названию, и когда читаешь, ну понимаешь, что аргументов-то нет.
Протоиерей Максим:
— Ну там сводится: Бога нет. Почему? Потому что.
Иерей Николай:
— Ну да.
К. Мацан:
— Ну у меня тоже был случай. Я вот открыл книгу Докинза «Бога как иллюзия», и вижу — глава, в которой он развенчивает аргументы от религиозного опыта. А религиозный опыт — это такая глубочайшая богословская категория и философская. И я думаю: вот как интересно, сейчас что-то, видимо, он скажет, и попадет в самую такую вот ключевую точку, когда мы исповедуем: вот, у меня был опыт встречи с Богом, да, — что же он сейчас, как же он сейчас это разобьет? Оказывается, Докинз просто пересказывает историю про то, как его друг услышал ночью в лесу птицу, принял ее за дьявольский голос, потому что очень уж громко кричала, и вот через это поверил в реальность духовного мира. Но он не знал, что это птица, он просто голос услышал. И потом вот Докинз говорит: я своему другу зоологу это рассказываю, зоолог мне отвечает: ну такая есть птица, которая так кричит, громко, истошно, ее так и прозвали «дьявол», «птица-дьявол».
Иерей Николай:
— Тасманский дьявол.
К. Мацан:
— Вот мой глупец-друг, услышал ночью в лесу звук, подумал, что это духовные силы и поверил в Бога. Ну понятно, что это какая-то байка, которую Докинз назвал личным опытом. Но понятно, что когда мы, христиане, говорим о личном религиозном опыте, мы говорим о принципиально другом, вообще ничего не имеющим общего с чувственным ощущением звуков, голосов и так далее. И такая вся книга Докинза.
Протоиерей Максим:
— Я полагаю, что у Платона и Аристотеля тоже под личным духовным опытом понималось нечто совсем другое, чем это видит Докинз в своих публикациях.
К. Мацан:
— Ну вот смотрите, говорим мы сегодня о миссии, о миссионерстве. А вот с какими — вы начали только что про это говорить, отец Максим, с какими принципиально новыми трудностями сталкивается миссионер именно сегодня? Именно в виду того, что мы живем, не знаю, в цифровую эпоху, в эпоху еще какие-то вызовов современных. Не знаю, какие вызовы есть сегодня перед миссионером, которых не было, может быть, десять лет назад или двадцать?
Протоиерей Максим:
— Ну вот из опыта встреч с молодежью понимаешь, что, с одной стороны, это очень живые, горячие и горящие глаза и сердца. А с другой стороны, понимаешь, что они совершенно не... как бы сейчас слова правильно подобрать... Они не мотивированы ни в вере в Бога, ни в Церкви, то есть нет мотивации. Ну плохо тебе — ну вот смотри, есть семейный психолог, вот в школе работает. Ну прекрасно тебе — собрался с друзьями, пошел в кинотеатр. Ну зуб заболел — ну не в храм же Антипы идти, как ходили москвичи в средние века, да? Мы знаем же историю храма, что вот считался, помогает от зубной боли. Пойдут к стоматологу. То есть присутствие Бога и Церкви совершенно выдворено на задворки жизни современного общества. Современное общество стало абсолютно секулярным. И только сознательное желание Бога в свою жизнь звать, призывать... Ведь Господь, если Его не зовут, Он не навязывает Себя. И если общество в Боге не заинтересовано, оно останется безбожным. Поэтому вот это принципиально новое состояние: у людей нет мотивации, нет фактора, которым бы они были бы подталкиваемы к Церкви и к Богу. И поэтому мы ходим, поэтому да, мы нужны — вот как бы сейчас это, простите, пафосно ни звучало. Священники должны общаться с молодежью. Мы должны быть в соцсетях, на разных платформах, мы должны людям напоминать, что Бог есть. И наша задача дать возможность — ну не как Аль Капоне, конечно, или кто там говорил: моя задача только организовать встречу. А помочь человеку хотя бы начать этот поиск, попытаться.
К. Мацан:
— Мне кажется, важные слова у Сергея Фуделя где-то есть в воспоминаниях, он приводит слова одной монахини, которая говорит: чрезвычайно трудно объяснить вам, что такое благодать или что такое духовная жизнь — я не помню, какое там точно было понятие. Говорит: очень трудно вам объяснить, что такое духовная жизнь, достаточно для вас знать, что она есть. Вот мне кажется, такое это тоже, вы об этом говорите. И дай Бог, чтобы наша программа, да и все Радио ВЕРА на самом деле, вот эту задачу если выполнить, если просто дать пример и свидетельство того, что Бог есть, и Он человеку открывается, и Он человека любит, и в жизни человека участвует — это уже немало. Спасибо огромное. Протоиерей Максим Горожанкин, председатель миссионерской комиссии Белгородской епархии, и священник Николай Дубинин, настоятель храма святого Феодора Стратилата в Старом Осколе, были сегодня с нами в программе «Светлый вечер». У микрофона был Константин Мацан. Спасибо. До свидания.
Все выпуски программы Светлый вечер
«Вера в Бога и познание себя». Игумен Дионисий (Шлёнов)
Гость программы — Игумен Дионисий (Шлёнов), наместник Андреевского ставропигиального мужского монастыря.
Ведущий: Алексей Козырев
А. Козырев
— Добрый вечер, дорогие друзья. В эфире Радио ВЕРА программа «Философские ночи» и с вами ее ведущий Алексей Козырев, сегодня мы поговорим о вере в Бога и познании себя. У нас сегодня в гостях наместник Андреевского монастыря, игумен Дионисий (Шлёнов). Здравствуйте, батюшка.
о. Дионисий
— Здравствуйте, Алексей Павлович. Очень радостно принимать участие в таком философском мероприятии с богословским смыслом.
А. Козырев
— Я напомню нашим радиослушателям, что, хотя отец Дионисий сегодня в гостях у нашей передачи, мы в гостях у отца Дионисия, поскольку студия Радио ВЕРА находится в Андреевском монастыре на берегах Москвы-реки, а это один из старейших московских монастырей, где уже в XVII веке была школа ученого монашества. Как я говорю: это родина русского просвещения.
о. Дионисий
— И не только в XVII веке. Конечно, в XVII веке несомненный перелом, 1648 год — год, когда, кстати сказать, была издана в Москве же «Книга о вере», которая потом получила такую свою дальнейшую судьбу среди старообрядцев, но издана еще до раскола, это год воссоздания Андреевского монастыря царским окольничим Федором Ртищевым, в достаточно молодые для себя годы он это делал, а идея была еще несколькими годами ранее им же сформулирована, но Андреевский монастырь существует с XIII века, как известно, нет письменных тому свидетельств, и был посвящен Преображению, а Преображение — это очень монашеский и очень богословский праздник, потому что богословие святителя Григория Паламы XIV века — это апогей византийского, апогей святоотеческого православного богословия, и здесь с XIII века тем самым монахи воспринимали Преображение как свой престольный праздник.
А. Козырев
— А вот вера Бога, она преображает человека или необязательно? То есть вот человек сначала ищет чего: он ищет какого-то изменения, или он сначала находит веру, а потом через веру меняется?
о. Дионисий
— Вера бывает разная, сначала она маленькая, потом, от веры к вере, духовное восхождение, и по мере усиления, по мере укрепления веры, вера все более и более преображает человека, но без стремления к преображению, без стремления к очищению самого себя, без стремления к настоящему самопознанию, которое не эгоистичное самопознание, а жертвенное самопознание, невозможно обрести такие важные добродетели, как веру, надежду и любовь, из которых, по аретологии апостола Павла, больше — любовь. Получается, что вера — это, с одной стороны, причина, а с другой стороны, следствие. И, как причина она описывается апостолом Павлом, если дословно перевести 1-й стих 11-й главы из Послания к Евреям, то получится такой перевод: «вера есть основание надежды», в этом дословном переводе вера оказывается причиной надежды.
А. Козырев
— Как в синодальном: «уповаемых извещение».
о. Дионисий
— Да, «уповаемых извещение», но в Синодальном переводе определённая интерпретация данного места духовно значимая и полезная, но такая, не абсолютная. Если мы посмотрим в традиции экзегезы, как святые отцы понимали это место, то мы найдём определённый такой средний лейтмотив. Святые отцы, когда будут говорить о взаимосвязи веры, надежды и любви, и о значимости веры, как той добродетели, которая предшествует надежде, они будут использовать часть этого стиха как самодостаточную максиму и вкладывать в эту формулировку очень конкретный смысл о глубокой взаимосвязи веры и надежды при определённом доминировании любви, потому что Григорий Нисский и ряд других святых отцов, они проводят такую необычную для нас мысль, что в Царствии Небесном вера и надежда будут не нужны, потому что там человек окажется перед Богом лицом к лицу, а любовь, как большая из всех, она там останется. Из самой этой мысли можно сделать умозаключение о некоторой относительности веры и надежды, но если мы будем так мыслить, то мы немножко обесценим веру и надежду, и мы не имеем на это право, получается, они абсолютны, но святые отцы, тем не менее, подчеркивают определённую значимость, высоту любви в этой аретологической цепочке.
А. Козырев
— Я вспоминаю почему-то вот Хомякова, его учение о цельном разуме, где вратами является тоже вера, то есть сначала человек верит в то, что познаваемое им есть, то есть он располагает себя к тому, что он хочет познать, потом волей он постигает это, хочет понимать, ну и, наконец, рассудком он укладывает это в какую-то логическую структуру понимания, но вера, опять-таки, является вот теми вратами.
о. Дионисий
— Но врата, понимаете, они бывают разными. Есть врата, которые вводят в город, есть врата, которые вводят в храм, есть врата, которые вводят в монастырь, а есть врата, которые вводят в алтарь. И вот со святоотеческой точки зрения рай, он имеет врата. И ряд добродетелей, которые считаются добродетелями на новоначальном этапе особо важными, как, например, добродетель смирения, эта добродетель преподобным Никитой Стифа́том описывается как врата рая, а любовь— и это парадоксально, описывается им же, — как врата рая, но с диаметрально противоположной стороны. И тогда и вера, как врата, может восприниматься как врата, которые ведут в очень возвышенное пространство, и для того, чтобы прийти в это возвышенное пространство, с точки зрения святоотеческой мысли, сама вера — это очень высокая добродетель, та добродетель, который требует, с одной стороны, духовного подвига, а с другой стороны, она даёт силы для этого духовного подвига. И преподобный Максим Исповедник в одном из вопросоответов к Фала́ссию, он отождествляет веру и Царствие Небесное, и говорит, что «вера — это и есть Царствие Небесное», «Царствие Божие внутрь вас есть», он говорит, что это вера. Но дальше он поясняет, что «вера является невидимым царствием, а царствие является божественно приоткрываемое верой». Такие глубочайшие слова, которые показывают какое-то очень тонкое различие, то есть что вера, как невидимое царствие, как некое семя, как некое начало, как некий призыв, а Царствие Божие, оно начинает божественно приоткрываться в душе по божественной благодати, и так человек через веру идет путем спасения, где всё очень диалектично, где нельзя сказать, что вера — это начало, а потом будет что-то другое, она есть всегда. И эта вера, сама отождествляемая Царствием Божиим, все сильнее и сильнее приоткрывается в той душе, которая ищет Бога, которая идет путем преображения.
А. Козырев
— То есть это как крылья такие, на которых человек летит, и если он теряет веру, то он теряет крылья и падает.
о. Дионисий
— Но, вот если вспомнить того же преподобного Никиту Стифата — просто мне всю жизнь приходится им заниматься, я с академической скамьи начал переводить его творения, сейчас многие переведены, и диссертация была ему посвящена в Духовной академии, и мысль прониклась именно образами преподобного Никиты. Так вот, преподобный Никита, так же, как и другие отцы, например, преподобный Иоанн Дамаскин, считает, что он был знаток философии, но современные исследователи пишут, что преподобный Иоанн Дамаскин черпал философские знания даже для своей «Диалектики» из вторичных источников, то есть уже из неких антологий, сложившихся в христианской традиции. И преподобный Никита Стифат так же, он был монахом, ему некогда было изучать Платона, Аристотеля, но он был знаком, тем не менее, с какими-то максимумами Филона Александрийского, откуда-то он их брал, и вот преподобный Никита Стифат пишет о смирении и любви, как о крыльях, как вы сказали. Ну и, конечно, так же и вера, как утверждение надежды или извещение надежды, это тоже в его системе присутствует. Так же, как и в самой святоотеческой мысли вера в Бога, она описывается, например, как что-то непостижимое, неосязаемое, недосягаемое, то есть вера описывается так, как Бог, вера описывается так, как Царствие Божие, но в конце концов оказывается, что человек, для того, чтобы верить в Бога, он должен разобраться в себе, то есть он должен исправить самого себя.
А. Козырев
— В эфире Радио ВЕРА программа «Философские ночи», с вами её ведущий Алексей Козырев и наш сегодняшний гость, наместник Андреевского монастыря, игумен Дионисий (Шлёнов), мы говорим сегодня о вере в Бога и познании себя. Вообще, вот эта идея познания себя, она ведь пришла из античной философии, семь мудрецов говорили: «познай самого себя» и, по-моему, это было написано на храме Аполлона в Дельфах, на языческом храме, на портике этого храма, человек подходил и вот читал: «познай себя», а как познать себя — ну, прийти к Богу, то есть вот ты пришёл в храм и, наверное, получил какую-то надежду познать себя, сказав: «Ты есть, ты Еси», другая надпись на другом портике этого храма, вот если ты не сказал «Ты еси» Богу, то ты и не познал себя. То есть что же получается, уже для античного человека, для язычника, который не имел ещё Откровения, уже вот эта связь веры и познания была?
о. Дионисий
— Несомненно, она присутствовала, просто, поскольку богов в античной традиции было много, то и такая форма звучала: «познай самого себя, чтобы познать богов». И эта взаимосвязь между самопознанием и богопознанием, она имела место, но, может быть, она у стоиков выражена сильнее, чем в предшествующей до стоиков традиции. Действительно, эта античная максима очень сильная, она, можно сказать, является первоистоком для философского дискурса, и она является первоистоком для богословской мысли, и не просто для богословской мысли, а для богословско-аскетической мысли, потому что святые отцы, они не отказались от этого принципа самопознания, но они его углубили, они его связали с образом Божьим, то есть они обозначили объект этого самопознания, и объектом этого самопознания оказывается образ Божий. Так же святые отцы прекрасно понимали, что сама формула «познай самого себя», она античная, она отсутствует в Священном Писании как таковая, и они пытались найти аналоги для того, чтобы поместить эту античную максимуму о самопознании на богословскую почву, и тогда, конечно, и книга «Исход»: «внимай самому себе», и Климент Александрийский, и ряд других христианских писателей, они отождествили: «познай самого себя и внимай самому себе» и, по сути дела, на святоотеческом языке это было одно и то же. Но когда святые отцы говорили «познай самого себя», они пользовались античным инструментарием, когда они говорили «внемли самому себе», они пользовались библейским инструментарием. Это закончилось тем, что в известнейшем слове святителя Василия Великого на «внемли самому себе» толковании, это слово завершается: «внемли самому себе, чтобы внимать Богу», то есть такая чисто библейская формула, по сути дела, это формула о самопознании, которая связывает воедино самопознание и Богопознание.
А. Козырев
— А вот «внемли» — это что? Понятно, что слово «внимание» здесь: надо услышать что-то, голос Бога услышать в себе? Когда мы говорим «внемли проповеди», я должен услышать проповедь, проповедника, а вот «внемли себе» — это слух, это какое свойство?
о. Дионисий
— Это внутренний слух, это духовный слух, то есть это внимание мы переводим, как «внимать», и мы говорим на службе: «премудрость вонмем», вот это слово «вонмем», то есть мы внимательно относимся к мудрости. Это не только слуховое внимание, это такое всестороннее внимание, то есть это молчание, такая концентрация сил души, беспопечительность, попытка проникнуть в смысл. Может быть, это такой ключевой призыв к понятию, которое мне лично пришлось обозначить в изысканиях, связанных с преподобным Никитой Стифатом, как «преображение чувств», потому что в пифагорейской традиции было представление о соответствии внешних чувств таким определенным аналогам, силам ума, так скажем. Например, зрение соответствует разуму, есть и другие соответствия. И в самой святоотеческой традиции это соответствие, когда Ориген, он не святой отец, даже осужден, но важен для христианского богословия...
А. Козырев
— Учитель Церкви.
о. Дионисий
-... он брал выражение библейское «десятиструнная псалтирь» и соотносил с этой десятиструнной псалтирью внешние и внутренние чувства. Тема очень такая сильная, ёмкая, она присутствует у разных святых отцов, в частности, у святителя Афанасия Александрийского, и в этой теме как раз вот слово «внемли» или внимать«, то есть, возможно как такое переключение, когда человек отключает внешние чувства и включает внутренние чувства, но эта кнопочка, она не материальная, она не механистическая, а она связана с духовным подвигом и в этом внимания столько заложено. То есть, получается, это и знание или попытка познать, и в то же самое время это знание, соединенное с действием, то есть это не бездеятельное знание, и по сути дела, это соответствует античному представлению о любомудре — о философе, потому что кто такой философ с точки зрения самой античной традиции и потом, конечно, еще в больше степени с точки зрения христианской традиции — это любомудр, то есть тот, у кого дело не расходится со словом. Ну, христиане очень обрадовались, потому что они в идеале любомудра получили то, что и нужно было получить — идеал аскета, который при этом ищет истину и наполнен словом, некий ученый-монах любомудр, но в очень широком смысле, то есть любой человек, даже не монах и даже не ученый, он может быть любомудром, если у него слово не расходится с делом, а дело не расходится со словом.
А. Козырев
— А для этого нужно внимание. То, что вы говорите, меня наводит на мысль, что у нас вообще в обществе нет культуры внимания. В школе учительница говорит детям: «вы невнимательны». Но не только дети в школе невнимательны — люди вообще невнимательны, невнимательны к Богу, невнимательны к себе, невнимательны друг к другу, и как бы никто не учит, вот, может быть, Церковь учит вниманию, служба учит вниманию, а по сути дела, никто не учит вниманию.
о. Дионисий
— Ну вот когда человек стоит на молитве, то на него нападает рассеяние, то есть ему приходится сражаться со своими помыслами. И вот всё было хорошо, он вроде забыл о многих мирских проблемах, но вот встал на молитву, и на него обрушивается поток помыслов, и духовная жизнь, она описывается святыми отцами и в традиции Церкви во многом как борьба с помыслами, но сами эти помыслы, они первоначально могут быть прилогами, потом хуже, хуже, хуже, становятся страстями, и в древней традиции, идущей от Евагрия Понтийского, но подхваченной, развитой, углубленной святыми отцами, помыслы равны страстям, равны демонам, и очень важно их преодолеть. Конечно, внимание — это именно преодоление этих помыслов, но само по себе это, может быть, не совсем самостоятельный инструмент, то есть внимание — это результат молитвы, результат безмолвия, уединения, результат добродетельной жизни. То есть это такой не самостоятельный инструмент, это скорее метод, как познай самого себя, то есть обрати внимание на самого себя. А как ты познаешь самого себя? Ты должен себя очистить, и здесь уже возникают другие категории, которые помогают понять, что происходит. Современный греческий богослов, ну, относительно современный, протопресвитер Иоанн Романи́дис, написал книгу «Святоотеческое богословие», в этой книге он оперирует тремя понятиями, он сводит православие к трем понятиям: это очищение, озарение и обожение. И он усматривает эти три понятия везде, и в античной традиции, как в преддверии христианства, и в Ветхом Завете, и в Новом Завете, и во всей святоотеческой традиции, и расхождение Востока и Запада связано у него с тем, что на Западе неправильно понимали эти три категории, то есть буквально три слова описывают православие. Я очень детально читал его книгу, и, можно сказать, делал черновой перевод, который пока не издан, и я задумался: а в действительности как дело обстоит? Можно ли так свести православие к этим трём словам? Тогда я взял греческие термины и стал изучать понятия «очищение» — «кафарсис», «озарение» — «эллапсис», там два понятия: «эллапсис» и есть ещё «фатизмос» — «освящение» — это более библейское слово, которое используется в библейских текстах, а «эллапсис» — более философское слово, которое не используется в библейских текстах, но при этом является доминирующим в Ареопагитиках, и потом у святителя Григория Паламы. И я как-то через изучение этих терминов пришёл к таким ключевым текстам святых отцов, где действительно эти понятия имеют очень большое значение, но всё-таки так прямолинейно обозначить тремя терминами всю православную традицию — это несколько обедняет.
А. Козырев
— Ну, кстати, можно перевести, может быть, я не прав, но и как «просвещение», да?
о. Дионисий
— Да, да.
А. Козырев
— То есть не только озарение, а просвещение нам более понятно. Вот «Свет Христов просвещает всех» написано на храме Московского университета, на Татьянинском храме.
о. Дионисий
— Но здесь надо всё-таки смотреть на греческие эквиваленты, то есть вот «Свет Христов просвещает всех», слово «просвещение», если мы поймём, какой там греческий термин — простите, я всё время настаиваю на греческих терминах, но они позволяют более математически точно отнестись к той святоотеческой традиции, часть которой представлена древнегреческими, так сказать, византийскими текстами, и тогда, оказывается, да, можно перевести как «просвещение», но в сути вещей это не эпоха Просвещения и это не сверхзнание, а это духовное просвещение, то есть очень высокий духовный этап.
А. Козырев
— Мы сегодня с игуменом Дионисием (Шлёновым), наместником Андреевского монастыря в Москве, говорим о вере в Бога и познании себя. И после небольшой паузы мы вернёмся в студию и продолжим наш разговор в эфире Светлого радио, Радио ВЕРА в программе «Философские ночи».
А. Козырев
— В эфире Радио ВЕРА программа «Философские ночи», с вами ее ведущий Алексей Козырев и наш сегодняшний гость, игумен Дионисий (Шлёнов), наместник Андреевского монастыря в Москве. Мы говорим сегодня о вере в Бога и познании себя, и в первой части нашей программы мы выяснили, что познание себя, внимание себе — это и есть попытка разглядеть внутри нас образ Божий. А подобие?
о. Дионисий
— Образ и подобие, они, если мы вспомним лекции, которые читались в духовной семинарии, то согласно общепринятой подаче материала есть две точки зрения, они восходят к самой святоотеческой традиции, то есть часть святых отцов учит о том, что образ Божий — то, что дано всем, а подобие надо приобрести через добродетельную жизнь. А некоторые святые отцы отождествляют образ и подобие и говорят, что нельзя говорить о подобии без образа и нельзя говорить об образе без подобия, то есть фактически они тождественны, и тогда нет этого шага от образа к подобию, но есть при этом понимание, что образ может быть омрачён, тогда и подобие будет омрачено. Если мы очистим свой образ, то и подобие, которое сокрыто в этом образе, оно раскроется. Тогда можно спросить, наверное, говорящего, то есть меня самого: к какой точке зрения можно склоняться? И та, и другая точка зрения, по-своему они передают определенную динамику, то есть задачу человека не стоять на месте, находиться в движении, и в святоотеческой традиции очень важно представление об этом движении, о пути, (простите, еще одна тема, но она очень взаимосвязана с этой) это тема пути или тема царского пути, то есть царский путь, как неуклонение ни направо, ни налево, это не только царский путь в догматике, где, например, православие шествует царским путем между крайностями монофизитства и несторианства, к примеру, но это и царский путь в аскетике, когда христианин следует царским путем, например, между невоздержанностью, с одной стороны, и предельным воздержанием, которое проповедовал Евстафий Севастийский, это духовный наставник семьи святителя Василия Великого, в противовес чему святитель Василий Великий сформулировал аскетику весьма строгую, но не такую строгую, как у Евстафия Севастийского. Вот царский путь, и тогда и образ Божий, который в нас, мы пытаемся через ряд духовных предписаний, через жизнь по заповедям Божьим, через послушание Богу, через послушание Церкви, через жизнь в Церкви мы пытаемся исправить свой образ Божий, из мутного зерцала сделать его более чистым зерцалом. В святоотеческой традиции было, насколько я понял, а я это понял через изучение антропологии святителя Иринея Лионского, но эту антропологию пришлось изучать сквозь призму последующей традиции, то есть была попытка понять, а как учение Иринея Лионского об образе Божьем, как об образе образа, есть такое выражение: «образ образа», такое сильное выражение, и оно заставляет задуматься: я являюсь «образом образа», что это вообще значит, это что такое, какой-то святоотеческий неологизм, который просто Ириней Лионский использовал, и потом он повис в воздухе, или эта мысль, она потом была подхвачена отцами, в зависимости от Иринея Лионского, или, может быть, независимо от него?
А. Козырев
— У Платона была идея: «подобие подобий», он так называл произведения искусства, портреты. Может быть, человек — это в каком-то смысле тоже произведение искусства, только в хорошем смысле этого слова, если он работает над собой.
о. Дионисий
— Да, но здесь еще появляется библейская почва, потому что, по-моему, у апостола Павла в Послании к Евреям в 1-й главе используется выражение «образ ипостаси», и, собственно, Христос Спаситель — вторая Ипостась Святой Троицы, Он именуется «образом», и когда Ириней Лионский говорит об «образе образа», то он имеет в виду, что образ Божий нам дан, но мы являемся образом образа, то есть образом Христа Спасителя, который сам именуется образом, получается, образ — это одно из божественных имен Христа Спасителя. И действительно, если мы посмотрим на такие антропологические концепции первых святых отцов и христианских писателей, то мы увидим, что они часто соотносили образ, который в нас, не с тремя Лицами Святой Троицы, это такая классическая схема, которая появляется в антропологии святителя Афанасия Александрийского, может быть, у кого-то раньше, но после святителя Афанасия Александрийского это очень такая устойчивая параллель, которая присутствует в святоотеческой традиции. До святителя Афанасия Александрийского святоотеческой мысли было свойственно исходить из понятия «образ образа», то есть видеть в человеке образ Христа Спасителя. Но, собственно говоря, этот идеал никуда не делся, он остался, наша жизнь должна быть христоподражательной или христоцентричной, мы должны подражать Христу Спасителю, и в позднем византийском богословии это сравнение тоже оставалось. Но у святителя Афанасия Александрийского мы находим: Бог Отец — и в соответствии с первой Ипостасью Троицы человек наделён разумом, Бог-Слово, Бог Сын — и у человека есть логос-слово, Бог-Дух Святой — и человек обладает духом. Такая трёхчастность Троицы отражается в образе Божьем, тогда и задача перед человеком стоит немалая, то есть он должен иметь эти три части в правильном состоянии, его разум, его слово, его дух, они должны стремиться к Богу, они не должны омрачаться грехом, и потом святоотеческая антропология, да и не обязательно потом, я здесь не могу сейчас выстроить такую чёткую хронологию, но представление о разуме, как о главенствующем начале, и трёхчастная схема души по Платону: разум, гнев и гневное начало, и желательное начало, три, в святоотеческой антропологии эта платоновская схема была очень важна, можно сказать, она была такая школьная, хрестоматийная, то есть, возможно, были другие представления, было представление о том, что у души много сил, но эта трёхчастность души, она была такой базовой, и в этой базовой трёхчастности роль разума, как ведущего начала, очень велика.
А. Козырев
— То есть всё-таки в церковном учении разум чего-то стоит, да? Потому что иногда говорят: «надо совлечь с себя разум, наш греховный разум», вот юродство, есть такой тип.
о. Дионисий
— Ну, здесь разум или ум, иногда у славянофилов были такие разделения...
А. Козырев
— Рассудок.
о. Дионисий
— Есть рассудочное такое, земное, а есть разумное, умное, духовное. Но в самой святоотеческой мысли есть представление об уме-разуме, который является высшей силой души, а сама по себе душа — это высшая сила человека. Ну, конечно, у Филиппа Монотро́па всё по-другому в «Диоптрии» XI века, где не душа даёт советы телу, а тело даёт советы душе, плоть советует душе, почему? Потому что душа помрачённая, несовершенная, в своём несовершенстве она оказывается ниже плоти, и плоть, как менее павшая, чем душа, или совсем не павшая, она советует душе..
А. Козырев
— Я думаю, тут ещё такой жанр византийского сатирического диалога, где служанка учит госпожу.
о. Дионисий
— Ну, не в этом суть, вот основная схема — это господство разума, власть разума, сила разума, но внутреннего духовного разума, который, по сути, тождественен духу, тождественен духовной жизни и является источником духовной жизни, это не рациональный разум какого-то там доктора математических наук, а это разум подвижника.
А. Козырев
— Мудрость, да? Если можно так сказать.
о. Дионисий
— Ну, можно так.
А. Козырев
— Мудрый разум, то есть разум, который нацелен на то, чтобы как-то человеку правильно жить, правильно постичь образ Божий в себе.
о. Дионисий
— Но этот разум, он является высшей частью этого образа Божия, и когда он правильно руководит душой, а душа правильно руководит телом, то в таком случае человек идёт путём спасения, идёт царским путём, идёт путём приближения к Богу, постепенно восходит от одного барьера к другому, поэтапно.
А. Козырев
— Царский путь — это же путь для царей, а мы же не цари. Обычный человек, простой, он же не царь, как он может идти царским путём?
о. Дионисий
— «Царский путь» — это такое выражение, которое в «Исходе» встречается, когда Моисей просил царя Эдомского: «Разреши нам пройти царским путём», была система царских путей, а он сказал: «Нет, не разрешаю». И вот этот вопрос Моисея с отрицательным ответом стал основанием для Филона Александрийского, чтобы сформулировать уже такое духовно-нравственное учение о царском пути, а потом для святых отцов, чтобы святые отцы воспользовались образом царского пути для того, чтобы вообще сформулировать принципы христианского вероучения. Душа — да, она трёхчастна, она должна быть очищена, и образ Божий по-своему трёхчастен, но именно трёхчастность образа Божия сравнивалась святыми отцами с тремя лицами Святой Троицы. Трёхчастность души платоновская — я не помню, чтобы святые отцы именно с ней проводили такую троечную параллель.
А. Козырев
— А можно сравнить царский путь с золотой серединой Аристотеля, или это всё-таки разные вещи, вот избегать крайностей?
о. Дионисий
— Я думаю, что можно, но просто золотая середина — это более статичное понятие, а царский путь — это более динамичное понятие. Но, собственно говоря, сочетание статики и динамики, и такое диалектическое сочетание, оно очень свойственно святоотеческой традиции. Я всё, простите, у меня Никита Стифа́т в голове, потому что его читал, переводил, искал к нему параллели и получается, этот автор научил меня как-то так ретроспективно обращаться ко всей святоотеческой традиции. Ну вот у преподобного Никиты Стифата нахожу две категории: «стасис» — стояние, и «кинесис» — движение. Получается, это те категории, которыми пользовался автор Ареопагитик и, по сути дела, преподобный Никита, он где-то повторяет, где-то пользуется уже так более свободно этими категориями, он описывает приближение души к Богу, как приближение к Богу ангельских Небесных Сил, и они находятся в движении, и в то же самое время цель их в том, чтобы оказаться рядом с Богом и застыть рядом с Богом в таком священном стоянии, в священном восторге, в священном безмолвии. А церковная иерархия, у Ареопагита было шесть чинов церковной иерархии, а преподобный Никита Стифат увидел, что нет полной параллели, что девять небесных чинов, и только шесть церковной иерархии в Ареопагитиках, он тогда еще три чина добавил, получилось девять чинов небесной иерархии и девять чинов церковной иерархии, так сформировалось у самого Стифата в XI веке. И смысл чинов иерархии по Ареопагитикам, как такое приближение к Богу, уподобление к Богу, движение, приближение и стояние, и путь души, потому что в трактате «О душе» он описывает, как идет душа, и он использует для этого пути термин «васис», а «васис» — это «база», то же слово, что «база», происходит от слова «вэну» греческого, а «вэну» — это не просто шагать, а это «шагать твердым шагом», то есть когда человек идет, вот он совершает шаг, и он твердо на него опирается, то есть в самом слове «движение» заложена идея не только движения, но и стояния, мы говорим: «база», это что-то твердое, это основание, но это не просто основание, а это результат движения. И вот такая диалектика присутствует не только у одного автора и не только у нескольких авторов, это не просто интеллектуальная конструкция, которую святые отцы придумали для того, чтобы пофантазировать или чтобы выразить результат своих фантазий на бумаге, а это, собственно говоря, суть жизни православного христианина, и действительно, когда наши прихожане или братия обители, каждый индивидуально, сам, когда он живет без движения и без подвига, без труда, без напряжения, поддается обстоятельствам, делает то, что внешне важно, но не придает значения внутренним смыслам или откладывает эти смыслы на потом, или суетливо молится, или пропускает молитву и думает: «завтра помолюсь, завтра буду внимательно относиться к тому, чему сегодня не внимаю, сегодня я не почитаю Священное Писание, а уж завтра почитаю и пойму сполна». А завтра он думает о послезавтрашнем дне, а когда начинает читать, то читает очень невнимательно, в одно ухо влетает, в другое вылетает, потом идет учить других тому, чего не знает и не умеет сам, становится лицемером и привыкает даже к своему лицемерию, пытается себя самооправдать, и вместо того, чтобы смиренно двигаться вперед, он гордо двигается назад.
А. Козырев
— Как и все мы.
А. Козырев
— В эфире Радио ВЕРА программа «Философские ночи», с вами ее ведущий Алексей Козырев и наш гость, наместник Андреевского монастыря в Москве, игумен Дионисий (Шлёнов). Мы говорим о вере в Бога и познании себя, и вот этот ваш образ статики и динамики, у русского философа Владимира Ильина была такая работа: «Статика и динамика чистой формы». А Алексей Фёдорович Лосев (монах Андроник) говорил, используя неоплатонический термин, о «единстве подвижно́го покоя самотождественного различия». Не говорит ли нам это о том, что надо иногда делать остановки в нашей жизни, то есть надо двигаться, пребывать в движении, но всё-таки иногда задумываться о том, куда мы движемся, и создавать себе какие-то минуты такого покоя, подвижно́го покоя, чтобы не оказаться вдруг невзначай там, где не нужно?
о. Дионисий
— Здесь мы должны провести такое чёткое различие, то есть то движение, о котором писали святые отцы, это такое духовное положительное движение, которое не противоречит покою. Но есть другое движение, естественно, — это суета нашей жизни, и ход нашей жизни, который часто бывает достаточно обременён суетой, и несомненно, при этом втором варианте очень нужно останавливаться. Если нет возможности совершить длительную остановку, то хотя бы ту краткую остановку совершить, какая только возможна, остановиться хоть на две секунды, хоть на минуту. Это действительно очень важная тема, и очень актуальная, я думаю, для современного человека, потому что люди так устроены, что они хотят как можно больше всего успеть, и набирая обороты, набирая скорость в житейских делах, они иногда могут остановиться, но не хотят останавливаться, или они останавливаются внешне, но они не останавливаются внутренне, а для Бога, для веры спешка не нужна. Один из афонских монахов, очень высокой жизни человек, известный духовный писатель Моисей Агиорит, он выступал с разными докладами духовными в Греции в своё время, и оставил жития афонских подвижников, приезжал в Духовную академию, и в Духовной Академии он услышал слово «аврал» и сказал: «У нас, среди монахов, нет авралов», то есть этим он констатировал, что в жизни присутствует даже не просто остановка, что если человек живёт по заповедям Божьим размеренно, то может, у него вся жизнь такая духовная остановка. Но для современного человека очень важная, такая животрепещущая, актуальная тема, и для тех, для кого она актуальна, очень важно останавливаться. Остановка предполагает исполнение призыва апостола Павла к непрестанной молитве, апостол Павел говорит: «непрестанно молитесь», монахи с трудом исполняют это предписание, миряне благочестивые стремятся, не у всех получается, но те, у кого не получается, они не должны унывать, они должны знать, что они остановились душой и помолились, то есть они эту остановку сделали для Бога, такая остановка, в которой мы забываем о себе и помним о Боге. Надо сказать, что в максимах более поздних, византийских, там была формула не только «познай самого себя, чтобы познать Бога», но и «забудь самого себя, чтобы не забыть Бога». В одном произведении агиографическом есть такая формула.
А. Козырев
— То есть надо забыть себя, но помнить о Боге?
о. Дионисий
— Да, чтобы помнить о Боге, то есть такая память. Это разными мыслями выражается, например, святитель Герман II Константинопольский, это уже же второе тысячелетие, толкуя слова «отвергнись себя и возьми крест свой, и за Мною гряди», известные слова об отречении, призыв Христа Спасителя к своим ученикам после некоторого колебания и сомнений со стороны апостола Петра. И святитель Герман говорит: «Отречься от самого себя и взять свой крест — это означает вообще раздвоиться, то есть выйти за пределы самого себя, относиться к самому себе, как к человеку, который стоит рядом с тобой». Вот до такой степени напряжение, преодоление своего греховного «я» и несовершенства, и это, конечно, необходимо делать во время такой духовной остановки, потому что, когда человек очень спешит и пытается успеть все на свете, то в этот момент он занят внешними делами, у него нет времени для внутреннего сосредоточения.
А. Козырев
— То есть вот движение медленных городов, которое сейчас существует, медленные города, вот Светлогорск у нас в этом движении участвует, где образ черепахи, никуда не спешить, вот это не то, это такая секулярная, светская экологическая параллель, к тому, о чём мы с вами говорим, то есть надо не медленно что-то делать, а делать осмысленно прежде всего.
о. Дионисий
— Все эти образы, в том числе образ остановки, они имеют духовное значение, то есть можно по-разному остановиться, кто-то набрал скорость, и он должен трудиться до конца и без остановок двигаться вперёд, потому что остановка в какой-то ситуации будет тождественна или эквивалентна движению назад, и не всегда можно останавливаться, но для Бога нужна остановка, как и движение для Бога, то есть тот процесс, который происходит не для Бога, а для мира или в соответствии с принципами мира, может быть, сам по себе он нейтральный, не обязательно плохой, но он недостаточен, и поэтому надо всеми силами стараться хранить в своей жизни память о Боге непрестанно или хотя бы время от времени, но не думать, что если мы не можем непрестанно выполнять призыв апостола Павла, тогда мы вообще ничего не делаем и вообще не молимся, всё равно мы стремимся к тому, чтобы память о Боге проникала жизнь. Нельзя сказать, что память о Боге — это то, что только на остановке может позволить себе православный христианин, она всё равно должна проникать всю жизнь, и этим отличается, может быть, верующий человек, действительно, от маловерующего: тем, что у него сильнее живёт вера в душе, и он уже живёт вместе с этой верой, это уже неотъемлемая часть его жизни, и он не может от неё отречься ни на одно мгновение.
А. Козырев
— Как в Ветхом Завете сказано, по-моему, в книге пророка Иеремии: «Пойдём и не утомимся, полетим и не устанем».
о. Дионисий
— Да, так.
А. Козырев
— Меня всё время не покидает мысль, отец Дионисий, что в Андреевском монастыре возвращаются какие-то древние традиции, поскольку здесь всегда с особой чуткостью относились к греческому языку, к греческой богословской традиции. Действительно ли вы сейчас пытаетесь возродить эту традицию учёного монашества, которая в Андреевском монастыре была, и он славился, об этом в начале передачи говорили?
о. Дионисий
— Само понятие учёного монашества, оно не совсем однозначное, потому что, если есть учёное монашество, значит, есть «не учёное монашество», и те, которые будут именовать себя «учёными монахами», у них будет такая почва для гордости, тщеславия, надмения. Да и кто назовёт себя обладающим чем-то, потому что всё большее знание приводит к пониманию своего всё большего незнания. Но, действительно, исторически Андреевский монастыре был воссоздан Фёдором Ртищевым как училищный монастырь. В середине XVII века по трёхчастной схеме «филология, философия, богословие» здесь вёлся такой преподавательский цикл. Фёдор Ртищев — ктитор монастыря, как известно из его жития и жизнеописания, приезжал по вечерам в Андреевский монастырь для того, чтобы брать уроки греческого у монахов, и мне очень радостно, что сейчас мне, как наместнику монастыря, удаётся, я не скажу: возродить ту традицию, которая была, но привнести определённую лепту в то, чтобы Андреевский монастырь стремился к тому, чтобы продолжать оставаться и в то же самое время приобретать что-то новое, как училищный монастырь. Здесь проводятся семинары, занятия аспирантов Московской духовной академии, мне приходится также руководить аспирантурой. Здесь, через изучение греческого языка, через уроки греческого удаётся услышать это живое слово святоотеческой традиции при подготовке к проповедям. Я время от времени открываю греческие первоисточники и нахожу там те толкования, те святоотеческие мысли, которые можно простыми словами, без такой научной детализации, донести до слуха прихожан и чувствую определённый отклик, если прихожанам нравится такое святоотеческое богословие, им нравится святоотеческая аскетика. Прихожане — это очень тонкие люди, вне зависимости от тех специальностей и профессий, которыми они занимаются, и кажется, как будто бы такая аскетика Максима Исповедника для избранных, но она, и не только она из святоотеческом богословия, находит отклик, и это утешает, радует. Мы видим, что сама богословская наука, она очень глубоко взаимосвязана с духовным просвещением, и, может быть, принципы духовного просвещения, они даже сильнее связаны с принципами науки, чем может показаться на первый взгляд. Часто у нас существует отрыв, то есть учёные занимаются такой сухой наукой, и мы это наукообразие видим в разных научных журналах, статьи прекрасны, труд огромный, чтобы их написать, чтобы их издать, но круг читателей этих статей всегда очень узок, даже тогда, когда эта статья имеет очень широкий спектр смыслов и значений, но она написана таким языком, который доступен не всем, а просвещение, знание, образование — это, если хотите, внимание себе, то есть это повторение одного и того же. Например, чем отличается проповедь от научной статьи? Научная статья, она в систематическом виде излагает какую-то систему смыслов, взглядов, а проповедь, она берёт один стих Священного Писания, «да возьмет крест свой», и даже части этого стиха, двух слов, достаточно для того, чтобы сказать проповедь. Но это же не просто повторение, как ликбез, это повторение с углублением. Получается, что проповедь, в отличие от научной статьи, она даже глубже раскрывает тот смысл, который заложен, например, в этих двух словах: «да возьмет крест», она имеет своё духовное значение, и теория, практика...
А. Козырев
— Но проповедь тоже имеет древнюю структуру, то есть это же не просто романтическое какое-то описание, да?
о. Дионисий
— Это такой призыв к душе, обращение к душе, покаяние, то есть проповедь о покаянии, об исправлении, такие духовные смыслы. В Андреевском монастыре в XVII веке, так и говорится в описаниях, была возрождена традиция древнерусской проповеди, потому что после татаро-монгольского ига проповедь уменьшилась.
А. Козырев
— Ну вот «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона — прекрасный образец.
о. Дионисий
— Да, но это древнерусская проповедь, до татаро-монгольского ига.
А. Козырев
— Да, да.
о. Дионисий
— И получается, что эти монахи, которые здесь были, они не просто исправляли тексты, они занимались разными трудами. Епифаний Славине́цкий, он переводил святых отцов, исправлял переводы, составлял духовные гимны, братия Андреевской обители потом пополнила преподавательский состав Славяно-греко-латинской академии, которую создали иеромонахи Софроний и Иоанникий Лиху́ды. Много несли разных трудов, но в XVIII веке Андреевская обитель стала сходить на нет, и в 1764 году, на волне секуляризации Екатерины Великой, она была просто закрыта и превращена в приходские храмы. Но и до 1764 года множество таких тяжелых, драматичных событий, которые, в общем-то, свидетельствуют так или иначе об упадке обители, а основной центр переместился в Славяно-греко-латинскую академию, но самый первый училищный монастырь был устроен здесь, в Андреевской обители. Сейчас, спустя огромное количество времени, я через любовь к греческому языку особо, может быть, как-то пытаюсь ощутить, понять, что же здесь происходило раньше и что мы можем сделать сейчас. То есть мы не должны копировать то, что было раньше, сейчас совершенно другие обстоятельства, в духовных академиях ведется учебный процесс, но, тем не менее, само значение языка, как первоисточника для святоотеческой традиции, оно очень важно.
А. Козырев
— Хочется поблагодарить вас за очень интересный глубокий научный, и в то же время пастырский рассказ о том, как через веру в Бога мы можем познать себя, и пожелать вам помощи Божией в тех делах духовного просвещения, о которых вы говорите, потому что огромное богатство святоотеческого наследия, во многом еще не переведенное, а если и переведенное, то не прочитанное вот таким обыденным прихожанином через вас, через ваши труды становится доступным, открывается людям. Поэтому помощи Божией вам в этом служении, и спаси вас Господи за эту интересную и глубокую беседу. Я напомню нашим радиослушателям, что в гостях у нас сегодня был наместник Андреевского монастыря, игумен Дионисий (Шлёнов). До новых встреч в эфире Светлого радио, Радио ВЕРА, в программе «Философские ночи».
Все выпуски программы Философские ночи
«27-е воскресенье по Пятидесятнице». Священник Николай Конюхов
В нашей студии был клирик храма Живоначальной Троицы у Салтыкова моста в Москве священник Николай Конюхов.
Еженедельно в программе «Седмица» мы говорим о праздниках и днях памяти святых на предстоящей неделе.
В этот раз разговор шел о смыслах и особенностях богослужения и Апостольского (Еф.6:10—17) и Евангельского (Лк.18:18—27) чтений в 27-е воскресенье по Пятидесятнице, о днях памяти пророка Наума, пророка Аввакума, преподобного Саввы Освященного, преподобного Саввы Сторожевского, святой великомученицы Варвары, святой великомученицы Екатерины, святителя Николая Чудотворца.
Ведущая: Марина Борисова
Все выпуски программы Седмица
Генетический анализ для Платона Прудникова

В свои 11 лет Платон совсем невысокого роста. У подростка редкое заболевание, которое встречается у одного ребёнка из тысячи. Оно не даёт Платону нормально расти и развиваться физически, а ещё лишает его активной жизни. Ноги быстро устают и начинают болеть, поэтому долгие прогулки с друзьями для него недоступны. И всё же Платон смотрит на мир не с грустью, а с любопытством, ведь в нём столько интересного! Ему нравится узнавать про космос, планеты, звёзды и галактики. Он может часами увлечённо рассказывать об этом другим...
Сейчас в жизни Платона наступил важный и во многом определяющий этап. Подростку необходимо пройти генетическое исследование. Оно поможет врачам определить точную причину болезни, даст прогноз на будущее и, главное, возможность составить правильный и эффективный план лечения.
Для семьи Платона, в которой все силы и ресурсы уходят на постоянную реабилитацию, сумма такого исследования слишком высока. Поэтому на помощь пришёл благотворительный фонд «Страна-детям» и открыл для подростка сбор.
Платон мечтает больше времени проводить с друзьями и гулять без боли. И чтобы это желание воплотилось в реальность, нужна ваша поддержка. Принять любое посильное участие в сборе можно на сайте фонда «Страна — детям».
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов











