В нашей студии был настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиерей Федор Бородин.
Разговор шел о смыслах богослужения в ближайшее воскресенье, а также о памяти святых апостола Матфия, преподобного Саввы Сторожевского, преподобного Феодора Острожского, преподобномученика Варлаама и убиенных с ним братьев Белогорского монастыря, святителя Тихона Задонского.
Ведущая: Марина Борисова
Марина Борисова:
— Добрый вечер, дорогие друзья. В эфире наша еженедельная субботняя программа «Седмица». С вами Марина Борисова и наш сегодняшний гость, протоиерей Федор Бородин, настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке.
Протоиерей Федор Бородин:
— Добрый вечер. Здравствуйте.
Марина Борисова:
— И с его помощью мы постараемся разобраться в том, что ждет нас в церкви завтра, в Вербное Воскресенье и на наступающей Страстной седмице. У нас в нашей передаче сложилась традиция начинать разговор с отрывков из апостольских чтений и Евангелия, которые мы слышим на воскресной литургии. Но я предложила бы на этот раз, учитывая, что очень много будет по этому поводу проповедей и сказано и прочитано, обратить внимание на особенности самого богослужения. Оно абсолютно уникальное, и если мы пропустим удивительный цикл Страстной седмицы и Пасхи, мы до следующего года уже не сможем прочувствовать все, что сложилось за многовековую историю Церкви именно с точки зрения богослужения. Начнем с того, что сегодня у нас Лазарева суббота. Мы сегодня вечером уже, накануне Вербного воскресенья, освятили наши вербы, наши ветви, с которыми мы готовимся встретить Христа. Но почему у нас богослужебно, если судить по текстам, Лазарева суббота и Вербное воскресенье стоят как бы особняком и вместе? У них единый тропарь, они уже не часть Великого поста и в то же время еще не Страстной цикл, не Страстная седмица. Что это за такой симбиоз двух праздников?
Протоиерей Федор Бородин:
— Действительно, Великий пост закончился в пятницу накануне Лазаревой субботы. Объединены, мне кажется, богослужебно единым тропарем эти два дня потому, что встреча Христа как царя стала возможна благодаря, что слава об этом чуде распространилась повсюду. Разумеется, никто не мог никогда предположить, что человек может воскресить человека, который четыре дня был во гробе. Если учесть температуру, которая в Святой Земле, и время разложения телесного состава человека, то, о чем говорит сестра Лазаря «уже смердит», то, конечно, это было чудо, которое не мог совершить ни один из пророков до Христа. Были воскресения и Ильей, и Елисеем, но такого не было.
Марина Борисова:
— И сам Христос тоже воскрешал.
Протоиерей Федор Бородин:
— И сам Христос воскрешал. Но такое чудо, которое совершилось при огромном количестве свидетелей, такое чудо, которое было прямо недалеко от Иерусалима, и поэтому его нельзя было никак сгладить, замолчать или о нем не говорить, привело к тому, что Христа встречали так, как принято встречать царя, постилая Ему ветви деревьев срезанные и даже одежды. То есть, конечно, Христа ожидали как того, кто решит, в том числе, и земные проблемы Израиля. Может быть, большинство людей так Его и встречало.
Марина Борисова:
— С чем связано то, что Великим постом по воскресеньям совершается литургия Василия Великого, а на Вербное воскресенье совершается литургия Иоанна Златоуста?
Протоиерей Федор Бородин:
— Скажем так, Иоанна Златоуста, в этом вопроса нет, потому что это стандартная ситуация совершения литургии. А вот Василия Великого по традиции нашего Устава совершается не так много раз в году, в том числе, все воскресные дни Великого поста. Потому что это, может быть, я употреблю в каком-то смысле странное слово, это такая роскошь. Божественная литургия Василия Великого значительно полнее, чем Иоанна Златоуста. Но, к сожалению, для большинства молящихся, то есть для мирян, эта разница скрыта. Только несколько расширены возгласы, «Рече своим учеником и апостолам, рек», добавлено, вот и все. Если бы слова анафоры, которая читается в алтаре, слышали миряне, конечно, они почувствовали бы эту разницу. А так разница для мирян только в том, что дольше совершается богослужение минут на десять примерно.
Марина Борисова:
— Ну и начинается у нас с понедельника... Первые три дня Страстной седмицы тоже как бы объединены в единый цикл, хотя бы потому, что у них тоже единый тропарь: «Се Жених грядет в полунощи». В эти дни по традиции прочитывается вся Псалтирь и все Евангелие, кроме тех отрывков, которые касаются непосредственно Страстей Христовых. Еще смысловой отличительной особенностью этих дней является обилие Евангельских притч. Давайте остановимся на этих притчах и напомним нашим радиослушателям, какие из них в какой день прочитываются, и почему это важно именно на Страстной седмице.
Протоиерей Федор Бородин:
— Действительно, Страстная седмица начинается для нас как совершенно особое время. Мне кажется, что прекрасным эпиграфом могли бы звучать слова Бориса Пастернака: «Но книга жизни подошла к странице, которая дороже всех святынь». И действительно каждый день нам бесконечно дорог, потому что мы этот день проживаем не просто как воспоминание, а мы как бы присутствуем со Христом и его учениками там тогда, но одновременно здесь и сейчас в Иерусалиме. Когда Церковь поет: «Днесь висит на древе, Иже на водах землю повесивый». Это «днесь», это как раз об этой тайне врастания во время, которого у Бога, как известно, нет, в котором только мы ограничены. Поэтому мы становимся не просто зрителями, мы как бы соучаствуем во всем, что происходит. Те притчи о неразумных и мудрых девах, о талантах, об отделении овец от козлищ, о двух сыновьях, злых виноградарях — эти все притчи, главной из которых для Церкви стала притча о десяти девах, это притчи о том, что человек совершает выбор, и его выбор может привести к тому, что Бог его отвергнет. Интересно, что притча о десяти девах, которая в тропаре «Се жених грядет в полунощи» нам напоминается, до сих пор каждое утро, за исключением, может, воскресного дня и праздничных, напоминают себе все монашествующие на полунощнице. Например, в Троице-Сергиевой лавре после утренних молитв все монахи поют так, как мы поем это на первых трех днях Страстной седмицы «Се жених грядет в полунощи и блажен раб, его же обрящет бдящим». То есть напоминают себе, что кончина мира, о которой скажет Христос, а Он, по-моему, во вторник будет говорить... Священник будет читать текст о том, как Христос, в ответ на призыв учеников восхититься Иерусалимским храмом, его красотой, будет говорить о том, что не останется камня на камне. Его беседа о судьбе Иерусалима таинственным образом будет переходить в беседу о кончине мира. Будет как бы одновременно Христос предвозвещать и апокалипсис полный и кончину Израиля 70-го года от императора будущего Тита. Эти притчи все эсхатологичны, но интересно, что они эсхатологичны в личном измерении: я умру, и для меня начнется некое время, непонятное, не знаемое мне, которое закончится Страшным судом, который будет при кончине мира. Христианин любой живет в этой эсхатологии. И то, о чем слушающие Христа, Его притчу о злых виноградарях законники говорят «да не будет», когда они понимают, что это о них, что Христос говорит, вы можете погибнуть, или эта засохшая смоковница, инжирное дерево, что так может произойти с любым человеком, который не приносит плода, что любой человек выбирает, идет он на пир или нет — это, конечно, страшное напоминание. Эта притча о званных на пир, особенно. Ведь «много званных мало избранных». Нам кажется, что избирает тот, кто зовет. А оказывается из этой притчи, что нет, избирает, быть избранным или нет, тот, кто откликается или не откликается. Позвал Господь всех, а придешь ты туда или нет, зависит от тебя. Как в таинстве крещения священник говорит, что «Ты, Господи, дал человеку власть вечной жизни». То есть вечная жизнь как дар от Бога, а взять или нет, власть у тебя. И притчи об этом. Христос обличал тех, кто слушал три года Его проповеди и не уверовал. Он им рассказывал, чем это может для них кончиться. И такое напоминание всем нам, которые тоже эти притчи слушают в эти три дня.
Марина Борисова:
— В эти три дня есть еще особенность, все эти три дня совершается литургия Преждеосвященных Даров. Тут иногда возникает вопрос. Большинство прихожан старается подготовиться к причастию либо в Великий Четверг, либо в Великую Субботу, и уж конечно, в Пасхальную ночь. А здесь эти три Преждеосвященные литургии, для многих смысл их совершения в эти три дня не очень понятен. Если человек не причащается в эти три дня, то зачем тогда литургия Преждеосвященных Даров?
Протоиерей Федор Бородин:
— А я думаю, что любой человек, который может прийти на эти службы, должен причащаться, конечно. Вообще в практике приходской мы пришли к следующему выводу, мы просим всех, кто готовится причащаться на Страстной и Пасхальной седмице, исповедоваться в Лазареву субботу или в Вербное воскресенье, и потом приступать к Телу и Крови Христовых в любую литургию, которую ты будешь. Конечно, в Великий Четверг, постараться в Великую Субботу, постараться в Пасхальное богослужение. Но в понедельник, вторник, среда тоже. Ведь Церковь предлагает литургию Преждеосвященых Даров для укрепления, чтобы человек напитался этой благодатью. Тогда все тексты, которые читаются, все те великие молитвы, которые мы услышим, будут действовать совершенно по-другому в нас. Мы будем причастны вечной жизни, о которой они говорят. Они все ведь говорят, куда пять дев входят? Они входят в Царство Небесное, которое уподоблено браку в этой притчи. То есть радости свадебного торжества. И вот нам это предлагается. Мы читаем о званных на вечери, и мы говорим, нет, я сегодня не буду причащаться. Мне кажется, что человек, не причащающийся, но молящийся, имеющий эту возможность на богослужении, тоже больше похож на человека, который говорит: «имей мя отречена», то есть, я не пойду, потому что.... Не надо читать три канона в это время, достаточно прочитать само последование ко святому причащению, постимся мы и так строго в эти дни, строже чем во все остальные. Поэтому, мне кажется, Церковь призывает всех причащаться, если есть возможность прийти на богослужение.
Марина Борисова:
— То есть без предварительной исповеди.
Протоиерей Федор Бородин:
— Я думаю, что чем скорее мы все поймем, что литургия служится для причастия человека, прежде всего, тем скорее мы решим вопрос с исповедью. Тем более что документ об участии верных в Евхаристии, который принят соборным разумом нашей Церкви, говорит о том, что можно разделить исповедь и причастие конкретно в Страстную и Светлую седмицу. Нам дана эта возможность.
Марина Борисова:
— Напоминаю нашим радиослушателям, сегодня как всегда по субботам в эфире Радио ВЕРА, программа «Седмица». В студии Марина Борисова и наш сегодняшний гость, настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиерей Федор Бородин. Как всегда по субботам мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей Страстной седмицы. Начинается сам, как принято его называть, Страстной цикл с четверга. Великий Четверг — день, когда мы вспоминаем Тайную вечерю и установление Евхаристии. Богослужение сложносоставное, что ли, и мне кажется, тут нужно напомнить нашим радиослушателям, а кому-то и в первый раз рассказать, из чего оно состоит. Если брать полный цикл патриаршей службы, там и чин омовения ног, и освящение мира и много-много всего. Давайте напомним, из чего состоит богослужебный цикл этого великого дня.
Протоиерей Федор Бородин:
— Тайная вечеря была совершена Господом Нашим Иисусом Христом в четверг вечером в Сионской горнице. По уставу литургия Василия Великого, которая служится в соединении с вечерней и должна уже относиться к службе пятницы по делению дня, в котором вечер и утро день един по библейскому и византийскому, совершается сейчас утром. Тем не менее, это погружение в ту самую божественную литургию, в ту самую Тайную вечерю, мы опять слышим слово «Днесь причастника мя прими», которую совершает Господь Наш Иисус Христос. Это кратчайший и величайший путь обожения человека. И я бы хотел заострить внимание на словах одного тропаря из канона Великого Четверга. «Аз глаголю, во Царствии Моем, Христос другом, пию, якоже бо Бог с вами боги буду, рекл еси». По-славянски не очень понятно, но это обещание Христа, что я как Бог с вами как богами буду пить Евхаристию, причащаться в Царствии Божием. Первый раз Бог с большой буквы, а второй раз бог с маленькой буквы. Напоминает нам о том, что Бог стал человеком, чтобы человек стал богом, прежде всего, совершается как реальность и как Дар Божий в Евхаристии. Конечно, Тело и Кровь Христовы такие же, как и все литургии, но переживания совершенно другие. Потому что мы действительно как будто с Господом нашим Иисусом Христом там, и мы понимаем, что предваряет Божественную литургию. А предваряет омовение ног. И даже если чин омовения ног совершается только по желанию архиерея на архиерейском богослужении, то это ведь символ. Христос сказал: «Что я вам сделал? Я вам умыл ноги». А я напомню, это должен был делать раб или слуга. «Хотя вы называете меня учителем и господом и правильно называете. Так и вы должны умывать ноги друг другу». Это непосредственное повеление перед Евхаристией каждому из нас. Мы не должны спорить и ссориться, кто из нас старше, кто из нас главнее, кто из нас важнее, не должны превозноситься. Мы должны служить друг другу. И Христос поясняет: «Ибо и Сын человеческий пришел, не чтобы Ему послужили, но чтобы служить и отдать душу для спасения многих». Прежде всего, это открывается в служении Божественной литургии.
Марина Борисова:
— А что это за чин варения и благословения мира?
Протоиерей Федор Бородин:
— Мы с вами помним из книги «Деяний», что святые апостолы после крещения возлагали руки на новокрещенных, и на них сходил Святой Дух. Единожды было не так, сначала сходил Святой Дух, когда Господь призвал апостола Петра крестить дом Корнилия, но в основном во всех остальных случаях именно так. Когда апостолы отходили ко Господу постепенно, это священнодействие стали совершать рукоположенные ими епископы. Когда крестить пришлось огромное количество людей, епископы физически, тем более в эпоху гонений, не могли это совершать, Церковь, движимая Духом Святым, начала совершать это через помазание святым миром, особым благовонным удивительным составом, который изготавливается на специальном богослужении, которое совершается раз в год, и освящается патриархом Поместной Церкви. У нас есть традиция, в Великий Четверг святейший патриарх варит миро — я, к сожалению, ни разу не был на этом богослужении — которое потом раздается по всем храмам Русской Православной Церкви. И Дух Святой низводится на каждого из нас, принимающего святое крещение, через помазание этим миром. Напомню, священник, помазуя, произносит слова «Дар Духа Святого». А новокрещенный или его крестный говорят «аминь». Это не дар, как что-то, что дает Дух Святой, а Сам Дух Святой дарит Себя и нисходит и помечает человека, как Свою собственность, скажем так, как Свою принадлежность. Мы все имеем печать, на нас поставлена печать Духа Святого. Кому интересно, можно сходить в мироваренную палату, которая находится в Кремле, там храм, насколько помню, Двенадцати апостолов, там сохранился огромный чан 17-го века и вся эта обстановка, и посмотреть, как это совершается. Сейчас, насколько я знаю, святое миро варится в Донском монастыре.
Марина Борисова:
— Есть еще одна особенность, которая не только ускользает зачастую от внимания, но и чисто эмоционально вызывает некоторое недоумение. Дело в том, что начиная с Великого Четверга не только перестает читаться Псалтирь, но и отменяются земные поклоны вплоть до Фоминой недели. По всему настрою, чем дальше, чем ближе непосредственно к воспоминанию о распятии, тем более хочется встать на колени, от того, что сама атмосфера, сами переживания коленопреклоненные. Почему Церковь отменяет?
Протоиерей Федор Бородин:
— Коленопреклонения отменяются с Пасхальной службы и до Пятидесятницы по одной причине. Коленопреклонения есть изображения телом покаянного труда, а Пасха при памяти о том, что мы спасены и это Божий Дар, при памяти о покаянии, это все-таки акцентация на другом. Это о том, что мы воскресли со Христом. И поэтому в любой воскресный день, согласно постановлениям Первого, Шестого Вселенского Собора, земные поклоны неуместны никогда в богослужении. И то, что мы их не совершаем в Пасхальный период, мы воспринимаем нормально, а то, что каждое воскресенье — это малая Пасха, и поэтому в воскресный день не делают земных поклонов, мы об этом забыли, к сожалению, в нашей богослужебной практике. А вот несовершение земных поклонов с Великого Четверга по Субботу, за исключением поклонов перед тем, как мы прикладываемся к Плащанице, мне кажется, совсем по другой причине. Если вы откроете Часослов, то киноварные указания перед шестопсалмием скажут вам, что на «алилуйа» между тремя и тремя псалмами мы не делаем поклонов. Почему? Потому что поклон будет отвлекать стоящих вокруг людей от молитв шестопсалмия. Это вовсе не перерыв в богослужении, когда можно о чем-то подумать, это самая главная часть утрени. Она настолько важна, в эти слова так надо погрузиться, что даже если ты крестишься на «аллилуйа», ты не должен кланяться, чтобы никого не отвлекать и самому не отвлекаться. Мне кажется, такое указание связано с предельной концентрацией человека на том, что происходит, с каким-то таким врастанием в эти тексты и переживанием их очень лично. Я бы снова привел пример Бориса Леонидовича Пастернака. У него есть цикл Страстной седмицы знаменитый. Может быть, это лучшие стихи о Страстной седмице, которые есть. И там есть два стихотворения о Марии Магдалине, то есть о той, которая на Страстную седмицу помазала ноги и главу Христа драгоценным миром, что вызвало желание Иуды предать, который был сребролюбив, как Иоанн Богослов говорит. «Осталось несколько минут, И тишь наступит гробовая, Но, раньше чем они пройдут, Я жизнь свою, дойдя до края, Как алавастровый сосуд, Перед тобою разбиваю». Здесь нет возможности читать все это великое стихотворение. Но как Борис Леонидович проживал и переживал этих персонажей Страстной седмицы, этих великих людей, оттуда можно почерпнуть. Вся жизнь моя, Господи, в этом жесте разбивается перед Тобой. Это и есть великое покаяние этой грешницы.
Марина Борисова:
— Если уж вспоминать Пастернака и его Страстной цикл, то и по поводу вечерней службы Великого Четверга, которая называется у нас традиционно служба Двенадцати Евангелий, где читаются двенадцать отрывков из Евангелий всех четырех евангелистов, непосредственно описывающие страдания и крестную смерть Спасителя, по настроению тоже очень тонко передающие то, что мы переживаем во время этого богослужения. «Магдалина билась и рыдала, Ученик любимый каменел, А туда, где молча Мать стояла, Так никто взглянуть и не посмел».
Протоиерей Федор Бородин:
— Да, «Туда, где молча Мать стояла», мне кажется, это вы совершенно правы, это о богослужении уже Страстной Пятницы. О службе Двенадцати Евангелий тоже надо сказать, которая служится в четверг вечером всегда, относится уже к пятнице. Эта традиция связана с возможностью жителей-христиан Иерусалима во главе со своим патриархом пройти по всем местам, где все это совершалось, дойдя до каждого места, прочитать Евангелие о том, что там совершилось. Из Иерусалимского устава она, таким образом, перекочевала к нам, мы с ней срослись. А то, что вы процитировали, наверное, больше относится к чину изнесения святой Плащаницы, которое совершается обычно в два часа в пятницу и заканчивается чтением канона на Плач Пресвятой Богородицы.
Марина Борисова:
— Мы поговорим об этом в следующей части. А сейчас я напоминаю нашим радиослушателям, что в эфире Радио ВЕРА программа «Седмица». С вами Марина Борисова и настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиерей Федор Бородин. Мы прервемся буквально на несколько секунд и снова вернемся к вам. Не переключайтесь.
Марина Борисова:
— Еще раз здравствуйте, дорогие друзья. В эфире наша еженедельная субботняя программа «Седмица», в которой мы по традиции говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. С вами Марина Борисова и настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиерей Федор Бородин. Мы заговорили уже о службе Страстной Пятницы. Мне кажется, что сама служба многосоставная, что есть смысл напомнить нашим радиослушателям, из чего состоит служба Страстной Великой Пятницы.
Протоиерей Федор Бородин:
— Прежде всего, с утра читаются Царские часы. Царскими они называются потому, что на них присутствовал исторически Византийский император, затем Великие князья и цари. Такие часы служатся еще два раза, в Навечерие Рождества Христова и Крещения, в сочельник. Отличаются они другими псалмами, чтением Евангельских отрывков, рассказывающих о Страстях Христовых. Эти часы не разрешаются, не заканчиваются Божественной литургией. В Страстную Пятницу, день строжайшего поста, молитвы, воздержания, не служится Божественная литургия, и это очень важно. Во-первых, потому что Иисус Христос по человечеству в этот день был мертв, Он умер за наши грехи. И литургии как торжество воскресшего Христа, а я напомню, что после причастия священнослужители в алтаре даже Великим постом все равно читают пасхальные стихи «Воскресение Христово видевшее... Пасха Велия и священнейшая, Христе...». Так вот это неуместно. Эта великая радость приобщения Христу через Его Тело и Кровь в день, когда Он мертв, неуместна. И поэтому литургия Божественная не служится. В два часа и в девять часов по иудейскому древнему Византийскому времени, когда Христос и умер на Кресте, служится вечерня, которая уже относится к Великой Субботе, когда выносится из алтаря Плащаница, большая икона, изображающая бездыханное Тело Господа Нашего Иисуса Христа, мы совершаем ей поклонение, лобызаем ее и читаем удивительный дерзновенный канон на Плач Пресвятой Богородицы, когда Церковь как бы дает нам услышать те страшные терзания и переживания, которые Пресвятая Богородица могла испытывать. В тех стихах, простите, не Бориса Пастернака, а Анны Андреевны Ахматовой из Реквиема, которые вы процитировали...
Марина Борисова:
— Да простит меня Борис Леонидович.
Протоиерей Федор Бородин:
— Они очень близки. Те стихи она написала, когда стояла в очередях чтобы передать передачу своему сыну в Кресты, не зная, расстрелян он или нет, и что будет за приговор. И тогда она в своем материнском горе обращается в молитвах к Пресвятой Богородице и говорит, что «Магдалина бьется и рыдает», так принято встречать горе на Востоке для женщин, этот плач громкий, крик. Иоанн Богослов просто окаменел, это другой вид переживания горя. А то, что испытала Пресвятая Богородица, так никто взглянуть и не посмел, потому что это закрыто от человека. В текстах этого канона есть удивительные слова. Богородица говорит: «Где благовещенье древнее?» И напоминает Богу о том, что Архангел Гавриил говорил о Христе: «Он будет велик, наречется Сыном Всевышнего, даст ему Давид престол Отца Его, и Царству Его не будет конца». И вдруг Он мертв, абсолютно незаслуженно. Сбывается то, о чем говорил Симеон, оружие проходит Ее душу, страшно проходит, и Она находится в этом борении, как оставаться в этой вере? Канон заканчивается словами, которые мы потом будем слышать еще в Великую Субботу: «Восстану бо и прославлюся». То есть Церковь верит, что Господь утешил Свою Пречистую Матерь, обещав Ей Свое Воскресение. Но вот эти удивительные тропари, которые как бы делают нас свидетелями молитв и плача Пресвятой Богородицы, такое удивительное дерзновение Церкви, каждый раз читаем с трепетом этот канон.
Марина Борисова:
— И еще одна служба этого Великого поистине дня, это утреня Великой Субботы с чином погребения Плащаницы, когда крестным ходом Плащаница обносится вокруг храма. Давайте вспомним поподробнее, как происходит эта служба, потому что в Великую Пятницу очень много служб, и далеко не на все человек сегодня имеет возможность попасть. И обычно люди выбирают либо днем на вынос Плащаницы, либо на погребение. Тем, кто пока ни разу не был на службе погребения, что мы можем самого главного об этой службе сказать?
Протоиерей Федор Бородин:
— Это утреня, в которой читается 17-я кафизма, которая будет читаться, дай Бог, на погребении и отпевании каждого из нас, между стихами, особые стихи на погребение Господа, на Его смерть. Это тоже все богословие о схождении Христа во ад. Служба в народе называется служба погребения и считается, что обнесение Святой Плащаницы вокруг храма это шествие и положение Христа во гроб. Это один из смыслов. Все-таки, мне кажется, что несение Плащаницы в более древнем понимании, это символическое изображение схождения Христа во ад. Когда Плащаница возвращается в храм после обхождения вокруг храма, пения всеми «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас», она подносится к закрытым Царским Вратам, возглашается «Премудрость. Просте», и она полагается на специальный аналой, и начинаются уже читаться практически Пасхальные тексты. Поэтому, я думаю, что все-таки это размышления о погребении Христа как о тайне схождения во ад. Читается знаменитый отрывок из пророка Иезекииля, где описывается, как кости срастаются в скелеты, как они обрастают плотью и кожей, и как по повелению Бога Иезекииль возвращает им дух жизни, они становятся людьми. Потом читается отрывок из апостола Павла, после которого в Аллилуиарии впервые звучат эти пасхальные слова «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его и да бежат от лица Его ненавидящие Его». Причем в древней, например, московской традиции дореволюционной эти стихи уже пелись на Пасхальный распев пятого гласа, и это была как бы открывающаяся заря приближающегося Воскресения. Служба Святой Субботы это служба, которую мы традиционно толкуем как службу покоя Божьего, шаббат, как известно, это покой. Когда согласно книги Моисея «Бытие» в седьмой день Бог почил от Своих трудов, и Христос почил от Своих трудов по спасению человека. И Он пребывает в некой тайне, для нас недоступной. Вообще не очень понятно, где Он сейчас. «Во гробе плотски, во аде же с душею яко Бог, в раи же с разбойником, и на Престоле был еси, Христе, со Отцем и Духом, вся исполняй, неописанный». То есть тот, которого нельзя понять. Ты и в аду Твоей душой человеческой, Ты и в раю как Ты обещал, «завтра будешь со Мной в раю», и Ты неразделен со Отцом и Ты вне времени, вне пространства. Это такое погружение в Богочеловечество Христа как в абсолютную тайну. Не в загадку, которую надо разгадать как предмет интеллектуального труда, а в тайну, с которой надо просто жить.
Марина Борисова:
— Мне хочется еще напомнить нашим радиослушателям об удивительном песнопении, которое мы слышим именно в Великую Пятницу: «Приидите, ублажим Иосифа приснопамятного». Об Иосифе Аримафейском и о Никодиме мы вспоминаем, как правило, именно на Страстной седмице и именно в Великую Пятницу. Как-то маловато.
Протоиерей Федор Бородин:
— О Никодиме есть еще его знаменитая ночная беседа из Евангелия от Иоанна. Известно нам и о том, что он восстает против того, чтобы судить Христа, не выслушав Его на Синедрионе. А Иосиф действительно, появляется один раз. Но много есть персонажей в Евангелии, которые появляются всего один раз. И, наверное, о всех них можно вспомнить слова Христа, где ни будет проповедано Евангелие, будет сказано об этом человеке, которые Он о Марии сказал, омывшей ноги Его и приготовившей Его к погребению. Почему Иосиф очень важен нам для нашего духовного пути? Потому что Иосиф и Никодим, жены-мироносицы и Иоанн Богослов — это символы мужества веры. Когда апостолы разбежались, и никто из них не дерзнул, ну, наверное, никто из апостолов и не был бы допущен к Пилату попросить Тело, но Иосиф имел такое дерзновение, он был все-таки знатным вельможей. И вот он просит, понимая прекрасно, чем для него это обернется. Полной обструкцией, осуждением и, может, даже смертью. По крайней мере, он уже будет нерукопожатен для всех тех, кто составляет его круг. А Христос уже умер, и никто о Воскресении пока не знает. Но для Иосифа это неважно, для него важна преданность своему любимому учителю, а там будь что будет. И эта преданность как и у жен-мироносиц, удивительна, и поэтому он упоминается в Евангелии нам в назидание.
Марина Борисова:
— Напоминаю нашим радиослушателям, сегодня как всегда по субботам в эфире Радио ВЕРА программа «Седмица». В студии Марина Борисова и наш сегодняшний гость, настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиерей Федор Бородин. Мы, наконец, подошли к кульминации Страстной седмицы, к Великой субботе. День величайшей тишины, который мы, как правило, редко соблюдаем, потому что у нас этот день наполнен всевозможными приготовлениями к празднованию Пасхи. А по сути, он настраивает, наоборот, на полное сосредоточение внутри себя. Много особенностей богослужения этого дня, который начинается с того, что все меняет облачение, и священники, и иконы, и все завесы в храме, великопостные черные убираются и вокруг все белым-бело.
Протоиерей Федор Бородин:
— Да. Сначала читаются шестнадцать паремий, потом читается апостол, и после чтения апостола поются стихи «Воскресни Боже, суди земли». На это время по традиции закрываются Царские Врата. Престол, жертвенник и все священнослужители снимают великопостные темные облачения. Напомню, черное облачение это очень поздняя европейская традиция, Русская Православная Церковь не знала черного цвета в богослужебном употреблении, это были всегда темно-вишневые ли темно-малиновые ткани. Надевается все белое. Для многих городов, где Пасха служится в белом, в Санкт-Петербурге, например, это только московская традиция служит в красном и других городов, это уже пасхальный цвет облачения. Евангелие уже возвращает нас к возможному Воскресению, сами тексты паремий, которые только что прочитаны, в них очень много пророчеств о Воскресении Иисуса Христа. И еще потому что за время чтения этих паремий в древней Церкви совершалось крещение тех оглашенных, которые готовились в течение Великого поста или даже нескольких месяцев. В белых ризах они приходили в храм ко всей остальной христианской общине для того, чтобы причаститься на этой литургии Тела и Крови Христовой впервые в жизни. И если они пришли в белом, то и все остальные должны быть в белом. Потому что самое главное облачение на нашей душе — это облачение крещальной ризы, отсылающей нас к притче о блудном сыне, это самая первая риза, белая, светлая, чистая, незапятнанная. Отсюда этот свет облачений Великой Субботы.
Марина Борисова:
— Давайте немножечко напомним нашим радиослушателям, что это за паремии. Я думаю, что, конечно, все вряд ли мы сможем упомянуть, их слишком много, но хотя бы наиболее для вас значимые.
Протоиерей Федор Бородин:
— Для меня, конечно, третья паремия, это Исход, 12-я глава, где говорится о правилах празднования ветхозаветной Пасхи, о жертвах, которые должны быть принесены, и о агнцах, которые заколаются и кровью которых помазывается косяк двери для того, чтобы ангел смерти, который поражает всякого первенца в Египте, не коснулся первенцев израильских. И когда Иоанн Предтеча видит выходящего на проповедь Христа, тот момент, который мы видим в великой картине Иванова из Третьяковки, он говорит: «Вот агнец Божий, берущий на Себя грех мира», и все понимают, о чем речь. Эта паремия показывает нам смысл, что невиновный страдает за виновных, и поэтому виновные живы. Четвертая паремия — это целиком книга пророка Ионы, которая открывает нам заботу Бога вообще о всех. Как мы помним, жители Ниневии услышали пророчество о гибели от Ионы, покаялись, гибель не состоялась, и он расстроился. Вышел, сел под большое растение тыкву, под палящим зноем оно высохло, он совсем огорчился и сказал, что лучше бы мне умереть, пришел в такое состояние, и говорит Богу, я поэтому и не хотел плыть туда, потому что знал, что ты не исполнишь этого, и я окажусь лжецом. А Господь ему говорит: ты сожалеешь о растении, над которым не трудился, мне ли не пожалеть Ниневии, города великого, в котором более ста двадцати тысяч человек, не умеющих отличить правой руки от левой, и множество скота? Ниневия во времена Ионы пророка и дальше — это символ жестокости, греха, разврата и какой-то бесчеловечности абсолютной. Не только потому, что израильское царство было разорено Ашшурбанипалом, ассирийским царем, а еще и потому что жестокость возводилась в принцип покорения остальных народов. Можно почитать историю, как созидалось это государство, это отвратительно, даже для древнего мира это что-то из ряда вон. Оказывается, Господь милует и хочет помиловать и таких людей и даже животных, которые в этом городе живут. Конечно, это десятая паремия, в которой напоминается жертвоприношение Авраама, когда Господь является Аврааму и говорит ему принести в жертву единственного сына, зачатия которого он ждал после обетования двадцать лет. Я напомню, который составлял весь смысл его жизни, как ему казалось. И вдруг Господь говорит принести его в жертву, и Авраам слушается. Он настолько любит Бога, что он заносит нож над своим сыном. В безмолвном принятии этого пути самим Исааком Церковь всегда видела прообраз того, как Христос пойдет на Голгофу, полная преданность Богу-Отцу, «Не моя воля, но Твоя, Отче, да будет», — когда Христос молится в Гефсиманском саду и предает Себя в волю Отца.
Марина Борисова:
— Еще есть одна удивительная особенность литургии Василия Великого, которая совершается в Великую Субботу. Это то, что вместо Херувимской песни поется гимн «Да молчит всякая плоть человеча». Почему Херувимская песнь заменена?
Протоиерей Федор Бородин:
— Не бывает глубокой молитвенной практики без молчания. Молчание вообще превозносится святыми отцами, многие святые отцы говорят, что немотствование чад Божиих иногда Богу значительно ближе, чем многословные молитвы. Мы знаем из практики, например, перед началом всенощного бдения каждение алтаря в молчании совершается. Мы знаем советы из молитвослова, что постой мало молча, дондеже утишатся вся чувствия твоя. Великая Суббота, день покоя Христа, должна быть в полном молчании встречена душой человека. И поэтому вместо Херувимской песни этот древний текст и поется «Да молчит всякая плоть человеча, и да стоит со страхом и трепетом, и ничтоже земное в себе да помышляет: Царь бо царствующих, и Господь господствующих, приходит заклатися и датися в снедь (то есть в пищу) верным. Предходят же Сему лицы Ангельские со всяким Началом и Властию, многоочитии Херувими, и шестокрылатии Серафими, лица закрывающие, — даже херувимы закрывают лица, это ведь тоже образ молчания и немоты перед величием совершаемого, — и вопиюще песнь: аллилуиа, аллилуиа, аллилуиа».
Марина Борисова:
— То, что диссонирует в нашей церковной традиции, как это ни печально, которая не такая уж давняя, это то, что именно в Великую Субботу большинство из нас приносят в Церковь освящать куличи и пасхи, чем создает много суеты в этот день, который по смыслу своему суеты не терпит.
Протоиерей Федор Бородин:
— Да, это, конечно, диссонанс для нас, для церковных людей. Я напомню, что освящение должно совершаться после пасхальной службы.
Марина Борисова:
— Когда освящается артос, тогда освящаются и куличи.
Протоиерей Федор Бородин:
— Да. В течение, видимо, воскресного дня всего люди приносили эту пищу для освящения. Кстати, мясо в храм не вносилось принципиально, оно освящалось у дома священника, как сказано в требнике, который всегда стоял рядом с храмом. Почему? Потому что по древней канонической традиции мясо вообще не может вноситься в храм, чтобы обезопасить верующих людей от желания продолжить приносить ветхозаветные жертвы. Что, например, сохранилось, насколько я знаю, в армянской церкви, когда священник после литургии по просьбе прихожан может зарезать барашка и отдать им на трапезу. Вот этого быть не должно. Почему? Потому что жертва Христова принесена, вот Агнец Божий, Который взял на Себя грех мира, и все остальные жертвы теперь бессмысленны. Они обрели смысл, все жертвы, которые были, в жертве Христа, они на Него указывали и подводили. А освящение яств для того, чтобы разговеться, это настолько мало и настолько ничтожно по сравнению с тем, что совершается в этот день, что этой суеты в храме быть не должно. Священник, который после окончания службы, когда он слышал «да умолчит всяка плоть человеча», погружается в эти бесконечные очереди людей, которые совершенно не готовы ни прийти на Пасху, ни прочитать Евангелие, ни подумать о том, что совершается. Конечно, этот человек борется, чтобы суеты не пустить в себя и раздражение. А он устал. А еще есть традиция, когда архиерей в эти дни объезжает приходы города, и в любой момент на пороге может появиться правящий архиерей с тем, чтобы проверить, как храм готов к Пасхе, а тут куча народу, все стоят, у всех работают мобильники. И это, конечно, тяжело, если так к этому относиться. А если понять, что это люди, которые пока ничего не знают, им ничего не открыто, но для них принести на освящение куличи, яйца и пасхи это все-таки шаг в сторону Христа, то надо использовать эту возможность для проповеди. Надо освятить и сказать, что, братья и сестры, это совсем маленькая часть той великой традиции, к которой мы принадлежим богослужебной, и пригласить их хотя бы на крестный ход, приходите хотя бы на эти пять минут, постойте в храме хотя бы первые десять минут. Если не можете, прочитайте конец любого Евангелия, Воскресение Христа, встретьте этот день как полагается. И многие люди с удивлением слыша такое доброжелательное предложение священника, действительно, становятся ближе ко Христу.
Марина Борисова:
— Спасибо огромное за эту беседу. В эфире была программ «Седмица». С вами были Марина Борисова и настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиерей Федор Бородин. Слушайте нас каждую субботу. До свиданья.
Протоиерей Федор Бородин:
— До свиданья.
Все выпуски программы Седмица
Деяния святых апостолов
Деян., 1 зач., I, 1-8.
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Если мы внимательно читали Евангелие, то могли заметить, что Господь постоянно говорит Своим ученикам о тайне Царства Небесного. Церковь утверждает, что хранит эту тайну до сих пор. О чём же идёт речь? Ответ на этот вопрос находим в отрывке из 1-й главы книги Деяний святых апостолов, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 1.
1 Первую книгу написал я к тебе, Феофил, о всем, что Иисус делал и чему учил от начала
2 до того дня, в который Он вознесся, дав Святым Духом повеления Апостолам, которых Он избрал,
3 которым и явил Себя живым, по страдании Своем, со многими верными доказательствами, в продолжение сорока дней являясь им и говоря о Царствии Божием.
4 И, собрав их, Он повелел им: не отлучайтесь из Иерусалима, но ждите обещанного от Отца, о чем вы слышали от Меня,
5 ибо Иоанн крестил водою, а вы, через несколько дней после сего, будете крещены Духом Святым.
6 Посему они, сойдясь, спрашивали Его, говоря: не в сие ли время, Господи, восстановляешь Ты царство Израилю?
7 Он же сказал им: не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти,
8 но вы примете силу, когда сойдет на вас Дух Святый; и будете Мне свидетелями в Иерусалиме и во всей Иудее и Самарии и даже до края земли.
После Светлого Воскресения Христос продолжает являться Своим ученикам на протяжении сорока дней. Как слышим мы сегодня из чтения книги Деяний святых апостолов, Спаситель рассказывает им о Царствии Божием. Может показаться, что Христос передаёт апостолам какое-то особое учение, которое не вошло в Евангелие и которое доступно лишь узкому кругу посвящённых. Благодаря этому тайному знанию ученики становятся сверхлюдьми, в распоряжении которых оказываются какие-то сверхспособности. Однако дальнейшее повествование свидетельствует, что это не так.
После того как Христос призывает апостолов не уходить из Иерусалима и дожидаться сошествия Святого Духа, они в недоумении спрашивают: «не сейчас ли, Господи, ты восстановишь Израильское царство?» Очень показательный вопрос. Апостолы задавали его Спасителю с самого начала их совместного путешествия. С самого момента своего призвания они ждали, что Христос прогонит римлян и вернёт еврейскому государству былую славу.
Однако, посмотрите, как Господь милостив. Как Он терпелив. С какой кротостью Он переносит это невежество Своих учеников. Он видит, что несмотря на всё произошедшее, ложные представления о Мессии всё ещё сидят в их головах. Суть Его учения о Царстве Небесном до сих пор ими не усвоена. А потому Он и отвечает им уклончиво: «не ваше дело знать времена или сроки». Иными словами, ваше дело дождаться сошествия Духа, получить от Него силу, начать проповедь и тогда вы всё поймете сами. Вы получите все необходимые ответы.
Так и случилось. Пришёл обещанный Дух, апостолы начали свидетельствовать о Христе людям, и ложные ожидания в их голове испарились. Потребность учеников в грандиозных внешних преобразованиях исчезла, будто её и не было. Великая духовная реальность, которую они до этого ощущали лишь смутно, в полноте открылась в их сердцах. Уже во время своей жизни они стали полноценными участниками Царства Мессии.
В той или иной степени каждый из нас исполнен ложных представлений и предрассудков о духовной жизни. И, пожалуй, не самый последний из них — это постоянное ожидание значимых изменений. Я словно всё время жду, что однажды Господь откроет мне какую-то тайну. Тогда моя жизнь изменится. Всё резко станет лучше. Евангелие напоминает нам сегодня: все грандиозные изменения уже произошли. Дух Святой уже сошёл. А потому великая тайна христианства заключается в том, что нет на самом деле никакой тайны. Евангелие Христово предельно просто — каждый день ищи волю Бога и старайся принести пользу тем людям, которые тебя окружают. Иными словами, преврати свою жизнь в служение. В той мере, в какой это исполняем, нас наполняет благодать Святого Духа. Всё вокруг нас и в нас самих оказывается на своих местах, и в нашем сердце загорается пасхальная радость.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Воскресение Христово и Светлая седмица». Прот. Максим Первозванский
В нашей студии был клирик московского храма Сорока Севастийских мучеников протоиерей Максим Первозванский.
Разговор шел о светлом Христовом Воскресении, о богослужениях пасхальной недели, о праздновании в честь Иверской иконы Богородицы, а также иконы «Живоносный источник».
«Семья в жизни вечной». Священник Александр Сатомский
У нас в гостях был настоятель Богоявленского храма в Ярославле священник Александр Сатомский.
Мы говорили о том, какими будут отношения людей после всеобщего воскресения и сохранится ли любовь супругов и родственников в вечной жизни.
Ведущие: Александр Ананьев, Алла Митрофанова
А. Ананьев:
— Великая Суббота, вечер, когда, наверное, правильнее всего было бы ничего не говорить, ни о чем не рассуждать, уж тем более легко смеяться в приятной компании. Надеюсь, что мы сегодня постараемся выдержать вот эту вот важную, несколько напряженную, но очень ответственную атмосферу Великой Субботы в программе «Семейный час». Но программа «Семейный час» все-таки выйдет, потому что в студии Радио ВЕРА все-таки появилась ведущая программы «Семейный час» — моя жена Алла Митрофанова.
А. Митрофанова:
— Что значит «все-таки появилась»?
А. Ананьев:
— Потому что Великая Суббота и предполагается, что ты в храме должна быть.
А. Митрофанова:
— Ну, сейчас поедем, конечно.
А. Ананьев:
— Я Александр Ананьев, и сегодня мы долго думали с Аллой, о чем стоит поговорить в эти 60 минут, и после недолгих рассуждений мы поняли, что нам действительно интересно и важно, уж не знаю, насколько возможно, получить ответ на этот вопрос, узнать: а что будет там, в загробной жизни? Действительно ли мы, прожив здесь долгую счастливую жизнь, по возможности сделаем все, чтобы умереть в один день, и там больше никогда не увидимся, потому что нет там ни мужеского пола, ни женского, ни мужа, ни жены, ни ипотеки, ни дома, ни кухни, ни гардероба, там все совершенно иначе, и вся наша семейная жизнь закончится могильным камнем? Или же, «что Бог сочетал, того человек не разлучает», и неспроста Господь свел нас — семью, мужа, жену, детей вместе на одних квадратных метрах общей жилплощади, чтобы и потом мы тоже как-то держались вместе? Согласитесь, это интересно, и это важно. И я не знаю, насколько получится у нашего сегодняшнего собеседника дать ответ на этот вопрос, но учитывая то, что сегодня мы пригласили настоятеля храма Богоявления в Ярославле, нашего дорогого друга, священника Александра Сатомского, какой-то очень важный ответ мы обязательно получим. Добрый вечер, отец Александр, здравствуйте, с Великой вас Субботой.
о. Александр:
— Добрый вечер.
А. Митрофанова:
— Вообще, Великая Суббота — это такой, с одной стороны, день тишины, а с другой стороны, внутри уже всё клокочет от радости, потому что ты понимаешь, в общем-то — ну, Пасха, она наступает.
А. Ананьев:
— Я в прошлом году помню утро Великой Субботы: я проснулся и понял, что Христа нету. Ну, вот, Он вчера умер, а сегодня Его нету.
А. Митрофанова:
— Ты понимаешь, когда в этот момент стоишь на Литургии, то всё несколько иначе. Впервые в жизни, кстати, помню, как узнала о содержании Великой Субботы, я несколько лет уже в храм ходила, пришла в храм, меня попросили помочь с цветами, цветами к Пасхе украсить храм. Я говорю: «А во сколько?» — «Ну, украшать будем часов с 12-ти, так что хочешь, останься там после службы». И я думаю: «ну, здрасьте, на ночное богослужение надо идти ещё, значит, в Великую Субботу там утром...нет-нет», я пришла к 12-ти. И когда я попала вот в это храмовое пространство...
А. Ананьев:
— Это Татьянинский храм был.
А. Митрофанова:
— Это был Татьянинский храм, весь залитый светом, покоем, радостью, но пока тихой такой, не ликующей и, вы знаете, у меня было ощущение, что я, может быть, что-то самое важное только что пропустила, ну, просто потому, что тупо решила: извините, я посплю. И пропустила что-то такое, от чего...вообще-то, чего люди ждут целый год, как потом выяснилось. И естественно, в следующем году я уже, опережая собственный вопль, подскочила, помчалась на Литургию Великой Субботы, и вот это состояние, когда на самом деле Христос жив, и об этом пока ещё не знают вокруг, а Он жив, и Он из-за ада выводит тех, кто хочет выйти вместе с Ним, всех. Всех, кто захочет! Он их будет за запястье выдёргивать оттуда, как на иконе знаменитой Воскресения Христова в монастыре Хора. Ну, это потрясающе. Потом, ведь икона Воскресения Христова — это икона Великой Субботы, и Евангелие о Воскресении Христовом читается на Литургии в Великую Субботу, то есть это и есть, по сути, пасхальная служба, поэтому у меня вот с тех пор несколько иное отношение к этому дню, может быть, даже, знаете, оно сливается в единое — и пасхальная радость, и радость Великой Субботы, какой-то нераздельный такой календарный фрагмент.
А. Ананьев:
— Слушайте, отец Александр, прежде чем мы начнём вас действительно мучить семейными передрягами, а я сейчас понял вообще, в чём трагедия происходящего, я хочу спросить вас: а что для вас Великая Суббота?
о. Александр:
— Вот, вы знаете, за достаточно небольшой период времени, который я, собственно, служу священником, вот всё это восприятие достаточно сильно менялось, и на каком-то этапе вот от того акцента, который вы предлагаете, я ушёл, в каком смысле: мы проживаем календарь таким образом, как будто эти события случаются прямо сейчас, а на каком-то этапе ко мне пришло это совершенно чёткое ощущение и понимание, что Христос всегда Воскрес. То есть мы Страстную неделю на самом деле проживаем ведь в свете Воскресшего Христа, Он уже победил, в этом смысле даже вот византийские авторы, которые написали соответствующего рода тексты, очень чётко это улавливают: с одной стороны, конечно, они давят на психологическую «педаль» сострадания, что мы с Христом проживаем, переживаем всё это, но, с другой стороны, там время от времени проскакивают вот эти тезисы, что победа уже осуществлена. Собственно, «Не рыдай, Мене, Мати, зрящи во гробе», это известнейшее песнопение, то есть как «не рыдай», если всё, вся история завершена? Я восстану и прославлюсь, и Тебя возвеличу, и Тебя не забуду«. Или: «вот они вложили в мою руку жезл (как бы не зная), что Я сокрушу их, как горшечник сосуды», и много-много-много вот такого рода тезисов. И вот в этом смысле я уже достаточно давненько вхожу в Страстную с этим чётким пониманием — Христос победил. То есть это история про когда-то сгущавшуюся тьму, которая так ничего и не смогла. То есть победа Христова абсолютно однозначна, в этом смысле она в Великую Пятницу ничуть не менее очевидна, чем в Субботу и Воскресенье.
А. Ананьев:
— «Семейный час» на Радио ВЕРА, священник Александр Сатомский, настоятель храма Богоявления в Ярославле, с вами Алла Митрофанова, Александр Ананьев, мы в Великую Субботу говорим... О чём можно говорить в «Семейном часе»? О семье, о муже, жене, детях. Алечка сейчас сказала удивительную штуку: до нашего знакомства, до нашего венчания, до нашей свадьбы она вела благочестивую жизнь, она ходила в Великую Субботу украшать храм цветами, она чаще бывала на службах, она была прихожанкой семнадцати-двадцати храмов...
А. Митрофанова:
— Да ладно тебе, что ты преувеличиваешь-то? (смеется)
А. Ананьев:
— ...сейчас её жизнь, и я виню себя в этом, не то чтобы я делал это специально, вовсе нет, но акцент её внимания сместился с церкви на мужа.
А. Митрофанова:
— Ну нет, ну...
А. Ананьев:
— Когда последний раз, дорогая жена, ты украшала Татьянинский храм цветами? Внимание, вопрос! Минута на размышление. Ответ: «до нашего знакомства». Я, ещё раз, я тебя очень хорошо понимаю, я тебе очень благодарен, но штука в том, что муж для жены — преграда. Давайте начистоту. Муж для жены — не путь к Богу, муж для жены — преграда. И в этом смысле могу ли я, несчастный, рассчитывать на то, что по ту сторону земной жизни мы сохраним какую-то связь?
А. Митрофанова:
— Понимаешь, какая штука, от того, украшу я или не украшу храм цветами, мне кажется, гораздо в меньшей степени зависит моя посмертная участь, чем от того, сумею ли я или не сумею прокачать любовь внутри себя.
А. Ананьев
— «Марфа, Марфа, о многом заботишься ты, но не о главном». Отец Александр, рассудите. По-моему, здесь как раз очень тяжёлая на самом деле картина нарисуется.
о. Александр:
— В общем-то, во-первых и главных, абсолютно верен тезис про то, что не столько от украшения храма цветами, сколько как от украшения себя добродетелями и совершенствами в общении с вами преуспевает ваша жена, безусловно, то есть вы в этом смысле — главная лестница, ведущая её к Богу семимильными шагами. Равно, как и наоборот.
А. Ананьев:
— То есть работы больше, удовольствия меньше, от этого и награда выше?
о. Александр:
— Ну, не то чтобы, я это никак не оцениваю, но это очевидный факт. Более того, в эту сторону у нас ведь совершенно однозначно смотрят и все традиционные религиозные формы. Вспомним, например, соседний нам иудаизм, который предписывает мужчине в день субботний посещение синагоги просто абсолютно однозначно, это его прямой долг, не в смысле там он хотел-не хотел, полезно-не полезно, он должен там быть. Женщине он не предписывает ничего абсолютно. Эффектнейшим способом, выруливая эту ситуацию не темой детей и кухни, а тем, что Адам, сотворенный из земли, нуждается в продолжении возделывания, а Ева, сотворенная из Адама — это лучшее из всего того, что сотворил Бог, потому что вот уже ничего более совершенного, как из человека произведенное, уже сделать нельзя, поэтому ее учить — только портить. Соответственно, как бы собрание в синагоге — это собрание научения, поэтому все прекрасно, она уже готова к Царству Небесному, пусть спокойно занимается кухней, то есть в этом, конечно, есть определенного рода манипуляция. (смеется)
А. Митрофанова:
— Конечно.
о. Александр:
— Очевидно. Но если серьезно, ведь Древняя Церковь совершенно неслучайно выделяла даже среди женщин совершенно определенные типы служений, например, отдельно говоря о девицах, отдельно говоря о вдовах, которые вот внутри церковного собрания несут какое-то большее число трудов и послушаний, потому что почтенные матроны, обремененные семьями и мужьями, вот самой волей Господней к ним и приставлены, к этим семьям и мужьям, равно как и наоборот.
А. Митрофанова:
— И это твой путь, условно говоря. Я знаю ситуации, когда, ну немного, но знаю такие случаи, когда женщина начинает отдаляться даже от семьи, потому что есть какое-то церковное или социальное служение, очевидное для нее, и очень благородное, и социально одобряемое — страдает семья, в этих случаях страдает семья вплоть до даже вот каких-то глубоких кризисов, и не уверена, что, может быть, в каких-то ситуациях это такой вполне допустимый вариант. Однако есть вообще мужья потрясающие, я вспоминаю историю доктора Лизы, Елизаветы Петровны Глинки, вот Глеб Глебович — как он понимал, что делает его жена! Он был здесь, в нашей студии, это человек, который у меня вызывает глубочайшее почтение. Но это, скорее, редкость. Поэтому для женщины, мне кажется, если мы не берем такие исключения, как Елизавета Петровна, которая, наверное, все-таки подтверждает правило, то для среднестатистической гражданки типа меня вполне естественно, что главное — это муж-семья. Остальное — ну вот, по силам и по времени.
А. Ананьев:
— Ну, ты как раз пытаешься найти какой-то баланс, какое-то равновесие в этих вопросах, но в том, что вот это противоречие, оно все-таки имеет место — это правда, либо ты с Церковью, с верой, со Христом, либо ты с мужем с готовкой, с уборкой. Иначе не было бы монахов, которые поняли, что вот семья будет мешать, семья будет мешать моему служению Богу. И семья всегда мешает служению Богу.
А. Митрофанова:
— У тебя какое-то чувство вины, что ли, я не пойму? Ты все время как-то: «а как бы тебе было хорошо, если бы ты сейчас была бы в храме, а ты вот со мной...»
А. Ананьев:
— Солнце, да, да, у меня чувство вины, потому что я понимаю, что до нашего знакомства ты чаще, ты просто чаще была в храме, и Великим постом, и на Страстной неделе, ты каждый день была в храме...
А. Митрофанова:
— Посмотри на лицо отца Александра.
А. Ананьев:
— ...а сейчас я понимаю, что и молитвы стало меньше по моей вине, и в храме ты стала бывать меньше по моей вине. На отца Александра я вообще стараюсь не смотреть, потому что вот все, что я говорю, отец Александр опровергает своей собственной жизнью, своим собственным примером, потому что, казалось бы, откуда у священника Великим постом может быть свободное время, чтобы украшать печеньки для куличей для своей жены, которая печет? Тем не менее, вот ночами отец Александр Великим постом занимался тем, что выписывал кремом на этих печеньках поздравления со Светлой Пасхой. Да, да, так и было, я знаю, что так и было, я видел эти куличи своими глазами, я нисколько в этом не сомневаюсь. То есть вы опровергаете вообще все, что я говорю, но то, что я говорю — это тоже правда.
о. Александр:
— Здесь, наверное, это не вопрос про правду-неправду, это вопрос про оценку. Ну как бы про оценку, и вот именно как совершенно верно заметили мы про расстановку приоритетности, то есть совершенно нормально и естественно находиться внутри семейных отношений вовлеченно, апостол Павел говорит, и говорит это мужчине, кстати, что «Тот, кто оставил попечение о своих ближних, о своей семье — отрекся от веры и хуже неверного, хуже язычника». То есть, опять же, Христос говорит в Евангелии, что «тот, кто сказал родителям: «Дар Богу то, чем бы ты пользовался от меня», как бы и с вашей точки зрения он вообще молодец и не повинен — вообще-то преступает заповедь, то есть здесь соподчиненность этих вещей на самом деле очевидна. Семья — это малая Церковь, община — это большая Церковь, вот, соответственно, мы движемся от меньшего к большему, это совершенно нормально, естественно и очевидно. Мы взращиваем что-то сначала в меньшем объеме, потом можем экстраполировать это куда-то шире, вывести это в больший объем, никак наоборот оно вообще никогда не работает. Нельзя где-то там набраться нравственных совершенств на стороне, а потом прийти их и внедрять в семью.
А. Ананьев:
— Ну, точнее всего и однозначнее всего о расстановке приоритетов Спаситель говорит вот в Евангелии от Матфея, в главе 10-й: «Враги человеку домашние его, и кто любит отца или мать более, чем Меня, не достоин Меня, и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня». О жене он не говорит, но имеет это в виду в первую очередь, и уж если кто любит жену или мужа больше, чем Меня и предпочитает мужа тому, чтобы прийти ко Мне в церковь, тот вообще грешник-грешник ужасный.
о. Александр:
— Я замечу, что это уже экзегеза, то есть на этом этапе вы уже толкуете, а не пересказываете текст.
А. Ананьев:
— Ну, разве это не очевидно?
о. Александр:
— Ну, вообще никакая экзегеза не очевидна, это всегда усилие в той или иной степени тяжести.
А. Ананьев:
— Как говорит наш дорогой друг, психолог Кристина Корочка: «В очевидности собственных высказываний есть первый признак недалёкости и необразованности».
А. Митрофанова:
— Поясните, отец Александр.
о. Александр:
— Нет, здесь простая вещь, она не то что простая, на каком-то этапе у меня как-то вот случилось такое, как мне кажется, понимание этого фрагмента, то есть я всю жизнь как-то ходил мимо него и его сознательно избегал, а как-то раз вот он прямо взял и внутренне прожился. То есть нам кажется, что Христос противопоставляет: либо-либо, а вот на каком-то этапе мне вдруг стало как-то внутренне очевидно — я не настаиваю на этом опыте и не говорю, что это как раз единственно верная экзегеза этого фрагмента — что Он указывает на правильную и неправильную последовательность, что вот любовь к Богу и любовь к ближнему взаимосвязаны, вот их как раз нельзя дробить и рвать, что — нет, если ты любишь Бога, будь любезен, люби Бога. Если ты тут вот с ближними как-то, значит, у тебя с Богом недостача, и наоборот. Нет, в свете любви к Христу нормализуются наши отношения и наша любовь вот к этим самым ближним, а вне этих отношений — ну, понятно, что на том этапе это вообще как бы про Бога в широком смысле слова, но тем не менее, уже из нашего контекста можем и так говорить, а вне этого они как бы бессмысленны, то есть там на самом деле ничего не рождается, и мы тоже знаем кучу этих примеров любовных любовей, которые вообще недалеки от самых нездоровых форм, в плане любви как обладания, как бы жажда поглощения другого и полного введения его, как аппендикса, в свою жизнь, как бы приращивания к себе насмерть, ну и другие удивительные вещи. То есть вот здесь через любовь Христову ты имеешь нормальную любовь ко всем остальным, в противном случае там какой-то жуть и ужас.
А. Ананьев:
— Это надо, конечно, прожить вот это понимание, которым вы сейчас поделились, потому что мне пока доступно только очень такое лобовое и банальное объяснение, что вот, мол, если муж тебя не пускает в церковь — бросай такого мужа и иди в церковь, и в этом контексте я, конечно, ужасно переживаю по поводу того, что происходит у нас, но надеюсь, что ситуация изменится. И вообще, муж должен вести жену в церковь, как вы вот говорите в традиции иудаизма, да и в исламе тоже, там именно мужчина идет к Богу, а женщина там следует за ним или не следует за ним, уже дело десятое, но благополучие семьи в отношениях с Богом зависит именно от мужчины. У нас почему-то, если мы не принимаем во внимание семьи священников, в остальных семьях, как правило, в 99 процентах случаев именно жена тащит семью в церковь, хоть как-то на своих плечах, буквально или образно, но все сама, а мужчины почему-то нет, и как это исправить тоже не совсем понятно. Даже по нашей семье непонятно.
А. Митрофанова:
— Слушай, всему свое время. Мне кажется, что Господь же людей-то не кидает.
А. Ананьев:
— К людям больше вопросов, конечно. Сейчас мы прервемся на минуту, у нас полезная информация на Радио ВЕРА, а через минуту мы вернемся к разговору и все-таки попробуем выяснить, так что же нас ожидает по ту сторону земной жизни? Действительно ли мы будем вместе? Что об этом говорит Священное Писание? Что об этом говорят церковные предания? Или же нас там ожидает нечто совершенно иное, и рассчитывать на это не придется? Что значит семья с точки зрения вечности? Это программа «Семейный час», не переключайтесь.
А. Ананьев:
— Что ожидает нас по ту сторону земной жизни? Это программа «Семейный час на Радио ВЕРА», с вами Алла Митрофанова...
А. Митрофанова:
— ... Александр Ананьев.
А. Ананьев:
— И в Великую субботу мы пригласили к разговору нашего гостя из Ярославля, настоятеля храма Богоявления в самом центре Ярославля, священника Александра Сатомского. Кстати, в Ярославле сейчас должно быть очень красиво, там весна гораздо более отчетлива, чем в Москве. Все-таки город, такое впечатление, что он чуть ли не южнее находится, хотя на самом деле он находится севернее Москвы, но сколько раз мы там ни были, все время ощущение, что там какой-то курорт-курорт, и весной там, наверное, особенно хорошо, да?
о. Александр:
— Мне кажется, это все происходит из общей логики: хорошо там, где нет нас, и, соответственно, куда мы приезжаем по какому-то иному поводу, нежели чем ежедневную работу работать, там, конечно, удивительно. Это как бы, скорее, про угол зрения, чем про географию.
А. Ананьев:
— Но объективно, объективно уютный город. Итак, отец Александр, давайте разбираться, что мы знаем о загробной жизни в контексте семьи?
о. Александр:
— Правильный ответ — «ничего». Пойдемте домой.
А. Митрофанова:
— Готовиться к пасхальной службе.
о. Александр:
— Да. В том смысле, что мы и в целом, не в контексте семьи, имеем очень маленькое, очень ограниченное представление о каких-либо реалиях вот такого типа бытования. Более того, тоже сразу важный тезис, который нам должен развести в стороны две вещи: в целом в ряде случаев Новый Завет вообще ничего не предлагает по поводу так называемого «посмертия», он не теоретизирует на тему самостоятельного бытования души в отделенности от тела, а говорит про свет вечного дня, то есть про Царство Божие, пришедшее в силе, явленное в мире, новое небо и новую землю, Небесный Иерусалим, сошедший в нашу реальность, и, соответственно, про жизнь вечную, а не про какую-то посмертную, то есть про ситуацию, в которой смерть побеждена.
А. Ананьев:
— Какое-то общение доказано по ту сторону земной жизни после смерти?
А. Митрофанова:
— А как это можно доказать?
А. Ананьев:
— Ты знаешь, очень часто я встречаю в откровениях святых — людей, которым я доверяю, рассказы о том, что «к ним пришел тот», «к ним пришел этот», то есть личность там сохраняется.
А. Митрофанова:
— Конечно.
А. Ананьев:
— Личность человека, которого ты любишь, там, по крайней мере, ближе к тебе, чем личность человека, к которому ты равнодушен. Стало быть, я вправе ожидать от загробной жизни того, что я там тебя не потеряю, да? Что муж не потеряет свою жену, а дети не потеряют любимых родителей и встретят их там, но мы на это надеемся, правильно?
А. Митрофанова:
— Очень.
А. Ананьева
— И свидетельства святых тому доказательство. И вот вопрос: будет оно так или нет, и на что мы в праве рассчитывать?
о. Александр:
— Ну вот здесь хороший тезис про опыт святости в том смысле, что вообще церковное почитание святых как таковых, это вот первый положительный тезис в данную копилку, то есть он не от Писания в основном, хотя Писание тоже указывает нам, почему мы почитаем святых, каким образом, в чем почитание верное, в чем ложное, но просто как церковная практика, это и очень обнадеживающе, а с другой стороны, и очень доказательно. Обнадеживающе в том смысле, что дает нам какую-то вот эту надежду на сохранение личности, а с другой стороны, доказательно, потому что у нас есть огромный объем материала, как раз, как Александр сказал, который и указывает на то, что человек помнит, кто он, знает, кто те, к кому по той или иной причине он явился, то есть он имеет отношение, он не явлен, как, условно, какой-нибудь абстрактный вестник, как сила небесная, которая сошла ровно для того, чтобы сообщить нечто, ну, собственно, как мы видим ангелов в Ветхом Завете, то есть вот они явили волю Господню, это вообще никак не обозначает их отношение, ни положительное, ни отрицательное, никакое, они выполнили функцию, всё. Со святыми не так — они её хотя и выполняют, но это всегда какая-то очень личная история. Можем вспомнить массу случаев с явлениями Богородицы тому или иному, вот там какой-нибудь страдающий, обезножевший пьяница, которому является, например, преподобный Варлаам, если не ошибаюсь, Серпуховской, и, значит, настаивает, чтобы тот шёл и исцелялся от такой-то иконы Богородичной, и он, соответственно, находит, вот вам Неупиваемая Чаша. Ситуации, когда Богородица лично является и настаивает на похожих же вещах, то есть там ряд менее известных святынь, тоже как бы вот вполне понятные темы. И вот такого рода свидетельства убеждают нас достаточно доказательно в сохранении и личности, и отношения, а мы понимаем, что вообще отношение, как таковое, является важной частью личности.
А. Митрофанова:
— Меня вообще, знаете, в историях святых всегда, а в последнее время особенно, больше всего поражает их включённость в наши жизни, в наши дела. Мы с ними лично чаще всего всё-таки незнакомы, ну если вот, допустим, может быть, кто из святых ближе всего на линейке времени к нам — святитель Лука (Войно-Ясенецкий), может быть, новомученики XX века, есть люди, которые, может быть, их знали лично, хотя их сейчас тоже по понятным причинам крайне мало, однако вот такие люди есть, в большинстве своём молимся ли мы святым, чьи имена носим, или просто святым, с которыми у нас какие-то свои тёплые личные отношения, меня это поражает. Ну, какое, казалось бы, им дело могло бы быть до нас? А им есть дело! Ну, это вот, условно говоря, если бы там, если проецировать на себя: меня бы ежедневно забрасывали тысячами писем с просьбами о помощи — я бы выгорела, ну, просто потому, что я любить не умею по-настоящему, понимаете, ну, не умею, сколько бы я там ни говорила о любви, я не умею. У меня сердце не в том состоянии, чтобы вместить в себя такое количество людей, их боли, их обстоятельств, их слёз, их радостей! Нет, нет, я вполне эгоцентричная гражданка, а святые — это люди, которые себя в земной жизни раздают и в вечности продолжают себя раздавать, сохраняя при этом себя, вот поразительным образом сохраняя при этом себя. И, может быть, как раз, вот почему и говорится, что «саван не имеет карманов», единственное, что мы можем взять с собой в вечную жизнь — это состояние сердечной мышцы, вот сколько в неё любви уместилось, сколько в меня любви уместилось — вот это мой единственный, на самом деле, будет багаж, который, между прочим, вот при этом переходе, он абсолютно может быть безлимитным, то есть никто там с тебя не спросит, что вот больше такого-то, пожалуйста, на борт не пускаем — нет, наоборот, чем больше, тем лучше. И в этом контексте как раз семейная жизнь, мне кажется, это очень важный этап, потому что где ещё мы можем настолько глубоко вот эту самую любовь друг к другу прокачать. И вообще, а если любовь друг к другу, как у нас любят в наших подкастах говорить: научишься одного человека любить, будет проще научиться любить и более широкий круг ближних, хотя бы одного научись любить. Вот поэтому, мне кажется, что как раз семейная жизнь, она наш проводник в каком-то смысле.
о. Александр:
— В первейшем, то есть здесь даже не в каком-то, а в первейшем. Собственно, нам от книги Бытия рассказана эта история про то, что человек не ощущает свою целостность до этапа, пока не вступит вот в такого рода отношения, пока там не появится второй, и вот тогда вот этот мужчина и эта женщина родят то единство, в котором они задуманы, потому что вне этого мы видим, что, как сказать, Адам не успокоен.
А. Ананьев:
— И остался в раю.
о. Александр:
— Далеко не факт. Это же, мы же знаем, история не имеет сослагательных наклонений, как бы эта история рассказывалась бы, если бы не случился вот этот эпизод, мы и представления не имеем.
А. Митрофанова:
— Отец Александр, ну вот смотрите, действительно, да, муж и жена — полнота в этом смысле, поодиночке в нас этой полноты нет, но почему тогда в Царствии Небесном не будут ни жениться, ни замуж выходить, не будет ни мужеского пола, ни женского? Почему не будут там создавать семьи, это, ну, более-менее как-то, как мне кажется, я себе понимаю, представляю.
А. Ананьев:
— Но, кстати, не факт. А почему, если ты там не встретишь какую-то прекрасную душу, ты не захочешь быть с ней вместе, одним единым, целым, почему нет? Там такая же жизнь, как и здесь, просто немножко про другое.
А. Митрофанова:
— А мне кажется, там просто уже полнота вот какая-то. Я не знаю, ну это из области фантастики, но почему не будет мужеского пола и женского? Как же мы тогда будем друг с другом взаимодействовать, как ангелы? Это как?
о. Александр:
— Смотрите, вот здесь важный тезис. Во-первых, апостол Павел, говоря, что «в Христе нет мужского пола и женского», не имеет в виду обнуление пола как характеристики, он указывает лишь на то, что социальной значимости, которую он имеет во всех отношениях внутри Церкви, он не имеет — пол, то есть и мужчина, и женщина абсолютно равно успешны в строительстве отношений с Богом, вот в чём идея. Вот как раз это и обнуляет вот эту чудесную иудейскую идею про то, что «ты настолько совершенна, что сиди дома». Все призваны. Все призваны, все царское священство, все люди, взятые в удел, вот в этом смысле ни мужского, ни женского, безусловно. Соответственно, мы можем, рассуждая по аналогии, привлечь несколько фрагментов к пониманию, так как мы ведь ходим с вами в принципе вокруг текста собеседования Христа с саддукеями...
А. Митрофанова:
— ...которые пытаются его подловить и говорят: «Вот женщина, у которой по очереди умерли семеро мужей, семеро братьев, кому же она в вечной жизни, кому она будет женой?»
о. Александр:
— Да, это совершенно чётко криминальная хроника... Знаете, там надо было состав борща-то как-то систематически изучать. (смеются) Ну да ладно.
А. Митрофанова:
— Но это они же гипотетически рассказывают историю.
о. Александр:
— Я понимаю, гипотетически умерли, гипотетический состав. Но Христос в этой ситуации, мне кажется, предлагает не описание, ведь Он же во всех остальных случаях прибегает к притче, когда живописует реалии Царства, то есть, притча подчёркивает какой-то важный аспект, но не учительно, а описательно: «это похоже на», но «похоже» и «равно» — это две большие разницы. Царство Небесное похоже на женщину, которая потеряла деньги, ковырялась полдня по дому, всё подняла, перекопала, нашла и пошла, всем рассказала. Интересно, если проводить прямые аналогии, то тут рисуется вообще очень оригинальный образ, но оно ощутительная аналогия. Так же и тут: хотя Церковь достаточно активно интерпретировала этот материал как прямой, но мы можем посмотреть на него чуть-чуть шире. Ну, как бы тезис по поводу того, что понятно, почему в Царствии Небесном не будут появляться новые люди, не был понятен целому ряду ранних христианских авторов, но даже смотреть в эту сторону не будем, здесь у нас только сослагательное наклонение, его слишком много. По поводу того, что, во-первых, все половые константы однозначно нами сохраняются и наследуются, опять же, это пример святых, которые остались ровно теми, кем они были. А во-вторых, у нас есть совершенно конкретный пример собственно Христа, Которого мы видим в момент Преображения и в момент по Воскресении, а мы знаем, что вот Христос, что Преобразившийся, что Воскресший — это полнота в том числе человеческой природы, как она задумана, и как она будет реализована в свете дня вечности, то есть мы должны стать подобны Ему. И ни одну из своих человеческих характеристик Он не теряет, Он остался Иудеем, то есть семитом, мужчиной, в абсолютно конкретной возрастной категории и со всеми теми признаками, вплоть до ран на теле, черт лица и всего остального, которые были присущи Ему всегда, отсюда мы должны сделать однозначный вывод, что мы воскресаем в том же самом теле и банально, в том же самом поле, в котором мы всю жизнь и жили, ни в каком другом.
А. Ананьев:
— В котором нас запомнили те, кто нас любят.
о. Александр:
— Ну, как бы в котором мы находились во всей той обойме социальных вот этих отношений, и в котором мы их построили так, как построили.
А. Ананьев:
— Интересно, а для Богородицы Христос воскрес младенцем?
о. Александр:
— Не думаю. Я думаю, что Он для всех воскрес одинаково.
А. Ананьев:
— Она просто, ну как любая мама, как мне кажется, она помнит и любит Его родившимся младенцем. Почему она на иконах изображается, вот мне сейчас пришло в голову, Богородица с Младенцем? Она увидела Его именно таким.
о. Александр:
— Ну, здесь, скорее, про догматическую мысль о Боговоплощении, о том, что Творец всяческих в конкретный момент времени лежал на руках и питался материнским молоком, отсюда у нас даже икона «Млекопитательница», на самом деле это догматический образ, то есть он посвящен не вскармливанию детей и помощи матерям в соответствующих ситуациях, как на него смотрят сейчас, а он рождается из догматического соображения подчеркнуть человеческую природу Христа, то есть что вот Он был вскормлен так же, как все остальные, вообще никаким отличным образом.
А. Ананьев:
— Да, вот апостолы запомнили Его таким и увидели Его таким... Кто его знает...
о. Александр:
— Не знаю, не знаю, увидели они Его тоже все-таки и несколько отличным, то есть Христа не узнают, но и узнают, потому что вот случай на Тивериадском озере, когда Иоанн говорит Петру «Это Господь». То есть вот тут такая не вполне однозначная ситуация, у нас как бы здесь больше сослагательных наклонений.
А. Ананьев:
— Семейный час на Радио ВЕРА. Священник Александр Сатомский, настоятель храма Богоявления в Ярославле, я Александр Ананьев и с вами ведущая Алла Митрофанова.
А. Митрофанова:
— А действительно, вот по пути в Эммаус Господь является двум апостолам, и они — да, как будто бы говорят с кем-то другим и не с Ним, что это — преображение? Вот Он является преображенным по воскресении, или, может быть, я не знаю, или они настолько в этот момент внутри своих переживаний, что не способны Его распознать?
о. Александр:
— Вполне возможно и то, и другое, и равно, как и интерпретация той вечери, в рамках которой Христос был узнан, Он познался ими в преломлении хлеба, и вот толкователи по этому поводу замечают, что это либо обозначает духовный опыт, ну, то есть, что просто в какой-то момент времени Он взял и открылся им, вот как бы с их очей пала та пелена, которая находилась там, либо же произошло простое узнавание, что вот этот человек вроде как бы не очень знакомый, а не очень знакомый просто потому, что он умер, ну, то есть всё, он настолько выключен из их сознания и настолько не существует...
А. Митрофанова:
— Но у Петра-то нет! Он-то говорит: «Это же Господь!»
о. Александр:
— Ну, это случай, который происходит уже по Воскресении, то есть и они уже видели Христа Воскресшего, они поэтому и здесь Его узнают, а эти двое считают, что всё, там, на Кресте всё закончено, и поэтому какие бы ассоциации не вызывал у них этот человек, вот, видимо, конечно, они к этому принятию не приходят, и в моменте, когда Он преломляет хлеб, Он делает это каким-то таким особенным образом, которым всегда делал Сам Христос, и по жесту они просто узнали Его. Вот у нас как бы две интерпретации, какая из них лучшая и правильная, я думаю, что никто не скажет.
А. Митрофанова:
— А что делать нам-то, чтобы друг друга узнать? А то окажемся, понимаете, и... Хотя я в это не очень верю, всё-таки и правда, если есть внутри вот это самая сердечная мышца, ну, всё-таки подскажет, вот это даже внутреннее наше что-то, что взращивается на протяжении лет совместной жизни, оно подскажет, даже если внешне мы будем неузнаваемы.
А. Ананьев:
— Прежде чем отец Александр даст ответ, я тебе дам свой ответ: жить здесь и сейчас, надеясь на то, что завтра в этой земной жизни ты узнаешь своего мужа тем же самым человеком, за которого вышла замуж, потому что, согласно официальной статистике в Российской Федерации, 98 процентов на это не способны, и на следующий день они не узнают своего мужа и расстаются с ним. О, как трагично!
А. Митрофанова:
— Ну, ладно, почему 98-то, ну что ты? Ты сгущаешь краски.
А. Ананьев:
— Ну, немножко сгущая краски, 74,5 процентов, какая разница? Много, трагически много! Отец Александр?..
о. Александр:
— Опять же, с одной стороны, к тезису об узнавании, о сохранении союза нас подводит и Ветхий Завет, который, говоря о том, что двое становятся одной плотью, а в данном случае это обозначает максимальную степень этого союза, а параллельно мы имеем в виду, что весь наш жизненный путь, собственно, и ценен в очах Божьих, то есть Бог и дает нам жить историю, потому что она есть для нас история возрастания в отношениях с Ним и с людьми, и эта история ни на каком этапе не обнуляется. То есть, собственно, из этих соображений и человечество в истории, и каждый человек в истории, то есть с момента грехопадения Бог не уничтожил всё и не построил ещё раз, вот Он как бы весь этот процесс ведёт, и каждый из его этапов ценен. Так уж если все те этапы ценны, то неужели же менее ценен самый главный и основной? Со всеми остальными мы не образуем единство, как одна плоть, ну вот не образуем, как угодно, образуем его вот с этим кем-то одним. Здесь, конечно, рождается много и совершенно трагических вопросов про то, что происходит с людьми, которые вступали в брак неоднократно, какие из этих отношений тогда будут ценнее, какие менее ценнее?
А. Митрофанова:
— Ну, собственно, это вопрос саддукеев к Христу: «женщина-то, у неё семь мужей было, что ж теперь?»
о. Александр:
— Вполне возможно, поэтому Христос и обнуляет этот вопрос, что вы вообще заблуждаетесь, вы вообще не знаете Писание, вы смотрите не в ту сторону. Но повторяюсь, что вот мне кажется, что суть этого ответа в притчевом образе о том, что Царство инаково и отношения в нём инаковы. Наверное, это не значит, что их там нет, что их суть и смысл, и тип не таков, но это не значит, что их нет или они хуже, а наоборот, они есть и только глубже и лучше.
А. Ананьев:
— А в догматическом смысле что такое христианский брак? Ведь это не только единение тел, это ещё и единение душ, и причём, не побоюсь этого слова, в вечности.
о. Александр:
— Безусловно. Но здесь мы не можем сказать об этом ничего догматически, потому что наша догматическая рамка на самом деле очень маленькая...
А. Ананьев:
— Но во время венчания же там произносятся какие-то тексты на этот счёт?
о. Александр:
— Но во время венчания узловым текстом является учительство как раз апостола Павла о типе взаимоотношений между мужем и женой, и этот тип, как между Христом и Церковью. Христос воскресший не забыл про Церковь в свете полученного опыта, как то, что Он настолько велик и превосходящ, что-то его земная община как-то сразу отложилась, нет. Он, собственно, ради неё на Крест всходил и ей плоды Воскресения принёс, вот как бы вся идея, соответственно, между мужем и женой отношения строятся вот по такому принципу. А отсюда соответствующий вывод: так как не разорвались отношения между Христом Воскресшим и Его телом, пребывающим здесь и сейчас на земле, значит, по всей видимости, у нас не рвутся отношения между теми супругами, один из которых в вечности, а другой ещё длит своё земное существование, и, безусловно, они не должны разорваться и на этапе, когда оба окажутся в свете вечности.
А. Ананьев:
— Внимание, неожиданный вопрос: если муж и жена хотят быть вместе не только здесь, но и (глубокомысленная пауза) — там, им следует быть похороненными только вместе.
А. Митрофанова:
— Это вопрос или утверждение?
А. Ананьев:
— Это утверждение. А вот теперь вопрос — да?
о. Александр:
— Нет. Нет, отнюдь. В этом смысле наши переживания по поводу мест захоронений, с одной стороны, очень понятны, с другой стороны, скажем так, в ряде случаев преувеличены. Тело, безусловно — храм и святыня. Тело, безусловно, должно быть погребено должным образом и с соответствующим почтением. Но близость, дальность вот этого захоронения там, друг от друга или ещё, не играет никакой роли. Здесь вопрос про то, что в воскресении мы все окажемся в единстве, то есть вот не будем мы разбросаны по разным местам, и, соответственно, если кто-то захоронен в Нью-Йорке, а кто-то в Антверпене, то, извините, но как бы нет. Как бы отнюдь, отнюдь. Это всё принадлежность века нынешнего, а для вечности всё это не играет никакой роли, опять же, по примеру тех святых, которые слышат через Христа и в Христе, и Христом действуют везде и всюду, вне какой-либо привязки к какой-либо географии.
А. Митрофанова:
— Мне вообще кажется, что география так же, как и время: мы настолько привыкли внутри них и в этих рамках мыслить, нам очень сложно представить себе мир без времени и пространства, когда и то, и другое отменяются, упраздняется уже всё, за ненадобностью, по Второму Пришествию, по воскресению как сложно понять, что такое вечность, потому что мы целиком полностью заточены на линейку времени, точно так же сложно и бесконечность понять, и что это за мир, где непонятно, что там, где вверх, где низ, где близко, где далеко, а оно всё иначе, оно просто всё иначе. И это ещё, знаете, простите, профессиональный травматизм — у Пастернака, я очень люблю роман «Доктор Живаго», единственный момент, который меня там вот прям очень смущает, это размышления Пастернака как раз о воскресении мёртвых, где он говорит: «Я не верю в воскресение мёртвых в том виде, как оно описано, что вот все восстанут — где вы разместите эти миллиарды, миллиарды людей?» И у меня каждый раз внутренний вопрос: но ведь их же не надо размещать на планете Земля или других планетах Солнечной системы, это всё будет как-то иначе, просто мы не представляем, как! И, наверное, в этом смысле действительно не так-то важно, насколько далеко друг от друга похоронены супруги, а бывает так, что останков нет.
А. Ананьев:
— И тут на сцену выходит предание о Петре и Февронии.
А. Митрофанова:
— Но это же предание. Да, мы чтим его, но оно...
А. Ананьев:
— Понимаешь, в любой истории, особенно вот такой важной, как предание о Петре Февронии, есть зерно здравого смысла какого-то, и если уж в загробной жизни Пётр и Феврония, святые, стремились быть вместе телами здесь, на Земле, то явно это о чём-то свидетельствует, не может же быть это просто так.
о. Александр:
— Ну, я подозреваю, что здесь, на самом деле, и очень простой дидактический ход автора текста, опять же, я не к тому, что так не случилось, так и случилось — да, и захоронены они вместе.
А. Ананьев:
— А как вы считаете, так случилось или так не случилось?
о. Александр:
— Ну, то, что они захоронены вместе и вместе в одной раке пребывают, я видел прямо двумя своими глазами, и все, кто были в Муроме. Ничего ранее я не видел, потому что родился несколько позже, чем произошла вся эта история, но факт остаётся фактом — вот они двое в этой одной раке пребывают. И здесь, мне кажется, как раз простая дидактика, то есть простое научение именно как раз про то, что свет этих отношений никуда не угас с моментом их смерти, а при том, что ещё оба монашествующие, оба в постриге, уж казалось бы, ты отложился от одной семьи, от малой своей вот этой церкви, приложился к другой, потому что та твоя община монашеская — это твоя новая семья, и вроде бы теперь ты должен красиво пребывать там, жена твоя в другом месте, и так вот уж и повелось — нет ничего подобного, то есть вот эта идентичность оказывается важнее, чем вот это новоприобретённое.
А. Ананьев:
— У нас осталась минута до конца «Семейного часа», за эту минуту я хочу попросить вас дать совет тем, кто хочет и после смерти сохранять связь друг с другом. Может быть, есть что-то, на ваш взгляд, что мы можем сделать сейчас?
о. Александр:
— Да мне кажется, всё то, что мы можем сделать сейчас, мы должны сделать и не в свете этого вопроса, то есть беречь, любить друг друга и взращивать отношения мы должны и в свете мысли о том, что всё конечно, ничто никуда не длится, и с закрытием глаз заканчивается всякая история, и в свете нашей твёрдой христианской уверенности, что на самом деле — нет, это не так, и вечность нас ждёт, мы должны делать одни и те же вещи.
А. Ананьев:
— То есть не надо бросать мужа и идти в храм, и просить Господа, чтобы нас это как-то не разделили?
о. Александр:
— Наверное, нужно, этапно взращиваясь внутри брака, на каких-то этапах оказываться в этом храме вместе.
А. Ананьев:
— Аминь. Спасибо вам большое за этот разговор, простите нас за путанные вопросы, тема такая, знаете, что даже не знаешь, как вопросы формулировать, но ответы мы получили более чем убедительные, понятные и яркие. Священник Александр Сатомский, настоятель храма Богоявления в Ярославле, был этой Великой Субботой в светлой студии Радио ВЕРА. Спасибо, отец Александр.
о. Александр:
— Спасибо вам.
А. Ананьев:
— А мы с Аллой Сергеевной отправляемся в любимый храм. Алла Митрофанова...
А. Митрофанова:
-... Александр Ананьев.
А. Ананьев:
— Пасха будет. С наступающей Пасхой! С наступающим Христовым Воскресением! Услышимся через неделю, пока.
Все выпуски программы Семейный час