У нас в гостях была пиар-директор больницы святителя Алексия в Москве Нина Миловидова.
Наша гостья рассказала о том, как в далёкой Коста-Рике начался её путь в Церкви, как потеря самого близкого человека укрепила её веру и способствовала тому, чтобы пойти на курсы по больничному служению, и как в итоге стала ответственной за информационные, социальные и культурные проекты больницы святителя Алексия.
Нина ответила, почему для болеющих так важна не только помощь врачей, но и духовная поддержка.
Ведущие: Игорь Цуканов, Кира Лаврентьева
Дьякон И. Цуканов
— Добрый вечер, дорогие друзья! Это «Вечер воскресенья» на радио «Вера». Как обычно, в это время в студии находится моя коллега Кира Лаврентьева.
К. Лаврентьева
— Добрый вечер!
Дьякон И. Цуканов
— Меня зовут дьякон Игорь Цуканов. И наша передача традиционно посвящена теме «Христианин в обществе». Мы говорим о разных видах такого христианского служения в миру, так скажем. И очень рад представить нашу сегодняшнюю гостью — Нина Миловидова, пиар-директор Больницы святителя Алексия. Нина, добрый вечер!
Н. Миловидова
— Здравствуйте, здравствуйте!
Дьякон И. Цуканов
— Но это самое малое. Это очень важно, конечно — то, чем Нина сейчас занимается, но это самое малое, что можно сказать о вас, Нина, потому что у вас очень такая богатая и яркая биография. Несколько лет до этого Нина работала в Службе помощи, Православной службе помощи «Милосердие», а до этого занималась самыми невероятными видами деятельности, так скажем, и на телевидении довольно много лет проработала, жила во многих странах. Во я бы даже, может быть, начал разговор сегодняшний с такого факта, что с православием Нина познакомилась не где-нибудь, а в Коста-Рике, да?
Н. Миловидова
— Да, совершенно верно.
Дьякон И. Цуканов
— Расскажите, пожалуйста, как вас угораздило узнать о православии в самом таком, казалось бы, далеком месте от православия?
Н. Миловидова
— В Коста-Рике есть приход, православный приход. Есть храм Владимирской Иконы Божьей Матери. Мы оказались там довольно случайно (мы — это я и мой муж Андрей). Я была на седьмом месяце беременности, мы жили в Москве, и захотелось родить ребенка в самой счастливой стране мира. Мы загуглили и увидели, что, оказывается, существует «ВВП счастья» — такой показатель счастья...
К. Лаврентьева
— Так, вот это интересно. Вот это интересно.
Н. Миловидова
— ...и Коста-Рика лидирует, год за годом занимает первые позиции в этом списке. И мы решили отправиться в самую счастливую страну мира, чтобы вот родить там ребенка.
К. Лаврентьева
— Класс!
Н. Миловидова
— Приехав туда, мы обнаружили... Действительно, там был приход, там где-то человек тридцать прихожан так регулярно посещали храм Владимирской Иконы Божьей Матери. И был замечательный батюшка — отец Георгий Капланов, с которым мы продолжаем сейчас переписываться. Он уже служит в Америке, но вот на тот момент он служил там. Это молодой батюшка, очень прогрессивно мыслящий, человек, который закончил МГУ, психфак МГУ, потом направился, в общем, в Джорданвилле учиться и после этого оказался в Коста-Рике. И, собственно, познакомившись с батюшкой, мы стали снимать, поскольку Андрей — режиссер-оператор, а я — автор, продюсер, корреспондент, у нас такой свой семейный продакшн был здесь, в Москве. И, оказавшись там, мы стали продолжать дело своей жизни — стали снимать документальные фильмы. Как-то к нам приехала икона «Одигитрия» — курская коренная икона Божьей Матери. Она посетила Коста-Рику, и мы делали такой небольшой фильм об этом визите, потому что это большое событие для всей Центральной Америки. Вообще, в Центральной Америке это единственный храм православный. Несмотря на то, что, например, есть Большая Панама, есть Никарагуа, Гондурас, жители приезжают причащаться и исповедоваться к нам, в Коста-Рику.
Дьякон И. Цуканов
— Это сколько же лететь из Панамы, например?
Н. Миловидова
— Ну, там на автобусе где-то часов шесть-семь.
Дьякон И. Цуканов
— А, то есть, это не так далеко?
Н. Миловидова
— Да. На машине еще быстрее все получается. Час на самолете.
И в какой-то момент возникла ситуация, что нам нужно было поехать в джунгли причастить одного человека. Нам — это я, батюшка и Андрей. Там такой был старенький основатель православной общины, Николай Николаевич, по-моему, его звали. Нам нужно было поехать в джунгли — это пять часов езды. Батюшка был за рулем. И впервые в жизни я осталась один на один вот со священником, с таким вот молодым, который мог ответить на любой вопрос, не уходя в дебри каких-то...
К. Лаврентьева
— Это важно.
Н. Миловидова
— ...да. ...святых отцов, рассуждений. Он просто и легко отвечал на все мои вопросы. А вопросов было много — к тому моменту их накопилось очень много, поскольку мы снимали фильм «На пороге Вечности. Код доступа» для «России-1». Там главный герой — это доктор Реймонд Моуди. Если помните, в 70-е годы он написал книгу «Жизнь после смерти»...
Дьякон И. Цуканов
— «Жизнь после смерти».
Н. Миловидова
— Да, да.
К. Лаврентьева
— Отец Серафим Роуз много его изучал тогда.
Н. Миловидова
— Вот. И мы его там нашли, в штате Алабама, мы задавали ему разные вопросы — и о вере, и о путешествии души после жизни...
К. Лаврентьева
— Как интересно.
Н. Миловидова
— И, сняв этот фильм, конечно же, осталось много вопросов. И вот все я их выложила нашему батюшке. И спрашиваю его и про прошлые жизни, и про горе-терапию, существующую в США, использующуюся в институтах... Если человек потерял своего близкого, доктор Реймонд Моуди, например, устраивает встречу с этим умершим человеком. Ну, то есть, вопросов было разных мистического характера очень много. И батюшка так спокойно, уверенно отвечал мне всю дорогу — пять часов в одну сторону, пять часов в другую сторону. И вот я считаю, что в этот день на скорости 100 километров в час я въехала в православие. У меня все мои сомнения, все мои блуждания, все мои вот эти йоги, медитации, буддизм, индуизм — все это ушло куда-то...
К. Лаврентьева
— Спиритизм...
Н. Миловидова
— (Смеется.) Ну, до спиритизма не дошло, к счастью, но все это ушло куда-то на дальние позиции, и я поняла, что в православии есть ответы на все мои вопросы, и в православии есть все.
Дьякон И. Цуканов
— Но ведь, в принципе, человек, который вас познакомил с Церковью, первоначально, если я правильно понимаю (я читал одну из ваших статей), это был ваш муж Андрей. Да, правильно?
Н. Миловидова
— Да, это было Андрей, потому что он работал со Святейшим Патриархом Алексием Вторым. Он когда-то даже снимал перенесение мощей Серафима Саровского...
К. Лаврентьева
— ...в Дивеево?
Н. Миловидова
— ...в Дивеево. Был единственным оператором на тот момент, который...
К. Лаврентьева
— Ничего себе!
Н. Миловидова
— ...сопровождал мощи святого в автобусе, и...
К. Лаврентьева
— 2003-й год, по-моему, 100 лет прославления Серафима Саровского.
Н. Миловидова
— А мне кажется, 1991-й или 1992-й.
К. Лаврентьева
— А, еще то самое начало, Саров тогда, тогда Саров...
Н. Миловидова
— Да-да. И он был единственным оператором, который снимал такое великое событие. И с тех пор Серафим Саровский стал вообще нашим таким семейным святым. Он меня познакомил с ним. И я считаю, что вот Серафим Саровский — он такой покровитель творчества. Вот для меня это батюшка, к которому я всегда бегу за советом, если не получается что-то написать, рассказать. Вот сегодня перед походом к вам я, опять же, просила его, чтобы был со мной. (Смеется.) Вот для меня это по творческой части такой святой, вот. (Смеется.)
И поэтому — да, познакомил меня с православием, конечно же, изначально Андрей, он же привел меня на первое причастие, и он же вообще завел меня в храм, можно сказать. Потому что до этого действительно мне были интересны и индуисты с их верованиями, буддисты, я ездила по Индиям, пыталась как-то медитировать... Мне казалось православие каким-то таким скучным путем.
К. Лаврентьева
— Нина, а что вы искали? Вот когда вы ездили по разным странам, вы искали что? Душевный мир, счастье, гармонию?
Н. Миловидова
— Это был такой внешний поиск себя.
К. Лаврентьева
— Себя?
Н. Миловидова
— Да.
К. Лаврентьева
— Угу.
Н. Миловидова
— Это был внешний поиск себя. Хотелось какую-то пустоту, которая возникает, если у человека нет внутри основы (а основа — это Бог), заполнить чем-то. И я в данном случае пыталась заполнить внешними впечатлениями — странами, Северными полюсами, Южными Америками, и мне казалось, что вот эта смена картинки, смена эмоций — она меня заполняет. Но, потеряв Андрея, я поняла, что все, стоп, нужно остановиться и продолжить это путешествие уже внутрь себя, вглубь себя, и продолжить его с Богом, потому что... потому что это единственный правильный вектор и единственно правильная дорога. Вот.
Дьякон И. Цуканов
— Вот вопрос, который вас волновал, и вы уже сказали об этом вопросе — о том, существует ли жизнь после смерти... Насколько я понимаю, как раз с уходом Андрея вы получили какой-то такой очень убедительный ответ... Ну, вы получили этот ответ и от батюшки, как вы уже сказали, в Коста-Рике, но какой-то практический, живой такой опыт, насколько я понимаю, и ответ на этот вопрос...
К. Лаврентьева
— Очень сложно задавать этот вопрос.
Дьякон И. Цуканов
— ...вы как раз получили...
К. Лаврентьева
— Я сижу и не могу. Игорь задал...
Дьякон И. Цуканов
— Да... получили с уходом Андрея, так ведь?
Н. Миловидова
— Да, в момент смерти Андрея я испытала максимальную близость к Богу. Это такая сладость бытия Божьего. Ни до, ни после я, ну, вот как мне кажется, не была так близка с Господом, как в момент смерти любимого человека. А Андрей действительно — это моя первая любовь, это моя единственная любовь, это человек, с которым мы не расставались ни на минуту во всех наших странствиях — и снимали, и работали, и путешествовали, и все...
Дьякон И. Цуканов
— Семь лет вы жили вместе, да?
Н. Миловидова
— Мы — да, мы прожили семь лет вместе, и поразительно, что 7-е число наше любимое было всегда. Мы отправлялись во все дальние страны именно 7-го числа. И так случилось, что Андрей ушел 07.07 — в день рождества Иоанна Предтечи. И такую дату только он мог выбрать — после продолжительной болезни случился уход 07.07. Несколько месяцев, пока Андрей находился в больнице, я ходила в ближайший храм от Министерства природных ресурсов, потому что в тот момент я работала там пиар-директором Росзаповедцентра. И там ближайший храм был — Рождества Иоанна Предтечи на Пресне. И я приходила туда, я видела икону Иоанна Предтечи, и я молилась. Я вот просила: «Иоанн, Иоанн, оставь его, верни, помоги, помолись Господу, чтобы вот выжил, чтобы все это закончилось, чтобы закончилась именно болезнь». И поразительно, что он ушел в день рождества Иоанна Предтечи, в такой большой праздник.
Через какое-то время маме моей приснился сон — она увидела литургию, которую возглавлял Иоанн Предтеча, и Андрей следовал за ним в золотых одеждах, он ему прислуживал. Я разговаривала с одним из оптинских батюшек, он мне сказал, что не исключено, когда ты уходишь в день какого-то святого, что этот святой как-то к себе берет, в свою нишу, в зону ответственности. Поэтому Иоанн Предтеча — это сегодня такой очень близкий святой и покровитель, можно сказать, нашей семьи.
К. Лаврентьева
— «Вечер воскресенья» на радио «Вера», дорогие радиослушатели. В этом часе с нами — Нина Миловидова, пиар-директор Больницы святителя Алексия. У микрофона дьякон Игорь Цуканов и я, Кира Лаврентьева. Нин, ну, такую тяжелую тему мы с вами затронули, но как-то вот и невозможно и не доспросить, как вы в той ситуации вообще смогли выжить.
Н. Миловидова
— Сейчас вот я вспоминаю... Я могу сказать, что самый страшный день в моей жизни — это день, когда я проснулась утром после похорон Андрея одна, и все. Это самый страшный день в моей жизни. Потому что когда мне сообщили, что Андрея больше нет, это, наверное, было шоковое состояние. Потом еще, там, три-четыре дня, когда ты занимаешься вот этими всеми бытовыми вопросами бюрократическими, они отвлекают. Но когда ты человека похоронил, и ты встаешь утром один...
К. Лаврентьева
— Вакуум...
Н. Миловидова
— Да. Пустота, какая-то бездна... И я помню такое состояние темноты, когда я лежала в кровати, у меня не было сил ничего — ни говорить, ни шевелиться, ни отвечать на вопросы. Я просто лежала, и у меня вот из сердца откуда-то шла не молитва, а такие слова: «Иисус»... Вот я просто: «Иисус, Иисус...» Я больше ничего не могла... Ни произнести не могла, ни молиться... Вот это такое состояние пограничное между жизнью и смертью. Я просто звала: «Иисус... Иисус»... И Он приходил. Он приходил, через какое-то время становилось светлее, я могла подняться, я могла как-то позаботиться о своем ребенке маленьком, потому что Андрея не стало, когда нашей Серафиме было два с половиной года. И это тоже поразительно — на сороковой день после ухода Андрея Серафима утром проснулась вся в слезах. Обычно она рассказывает о своих снах — она видела розовых каких-то слонов... А тут она проснулась и плачет. Мама спросила: «Почему ты плачешь?» Она сказала: «Ко мне пришел папа со мной попрощаться». Мама говорит: «Он плакал?» — «Нет, — Серафима сказала, — папа не плачет. Я вот стояла и плакала». И это было на сороковой день после ухода Андрея. То есть она не знала, что мы как-то... Я, конечно, старалась по ее возрасту объяснить, что случилось, что произошло, но слова «попрощаться» двухлетний ребенок точно не знает, и в лексиконе обычно оно не присутствует.
Да, и через какое-то время я просто поняла, что нужно сменить работу, нужно переключиться со своего горя на горе других людей — это может вытянуть, только это. И узнала вот о Службе помощи «Милосердие», о том, что есть замечательный владыка Пантелеймон, который тоже, кстати, потерял матушку 07.07, в день рождества Иоанна Предтечи. И вот меня приняли в эту семью дружную милосердия, и там года два мы занимались тоже помощью людей, которым намного хуже, чем мне. Там у нас были и мамочки беременные, выгнанные на улицу, и люди, потерявшие близких, и бездомные, и дети с ДЦП, и разные категории подопечных, и нужно было думать о том, как их жизнь облегчить и что привнести нового в их жизнь. Это меня немного как-то вытащило и спасло. Ну, и, плюс, конечно, проповеди, беседы владыки Пантелеймона. Ну и, конечно, службы, причастия, храм, Иисус Христос, Который единственный, Кто может протянуть руку и вытянуть из этой беды и бездны, пропасти.
К. Лаврентьева
— Сразу вспоминается — когда у Елизаветы Федоровны убили Сергея Александровича, она, не думая, ушла в дела милосердия, оставила полностью мир и основала Марфо-Мариинскую обитель, в общем, которая цветет, процветает до сих пор, и владыка Пантелеймон напрямую связан с этой обителью. И как-то, когда я его слушаю, у меня очень сильно перекликается с ее жизнью — вот эти все ваши слова, ваша боль, ваша вот эта история, которую историей-то не назовешь, это жизнь... Нин, а вот если сейчас вот нас слушают люди, которые вот-вот, только недавно потеряли супруга или супругу, и они еще не очень знают о Христе, но они слушают нас, потому что, ну, пытаются найти в этом какой-то свет, какое-то утешение... Они, может быть, зацепились сейчас за этот разговор в надежде на то, что вы что-то им скажете. Что бы вы им сказали — вот сейчас, в самые трудные их минуты? Ведь вы, как никто, можете это сделать правильно.
Н. Миловидова
— Во-первых, я могу сказать такую банальную вещь, от которой я пыталась всеми силами отпираться, говорить, что «нет, это не работает, так не бывает». Когда мне люди говорили, что «время лечит», мне казалось, что это какие-то слепые люди, они не теряли близких, они не знают, что это невозможно вылечить. Но я хочу сказать, что через два года после потери, видимо... Через два года после потери невидимые клетки души — они обновляются, и вот это глухое отчаяние — оно сменяется все-таки такой робкой надеждой на встречу. Я могу сказать, что любовь все-таки — это качество Вечности, и оно никуда не уходит, не проходит, не исчезает. Исчезает вот эта глухая боль и тоска. А любовь — она остается, и она даже становится крепче и сильнее. И ты живешь с ощущением, что произойдет это свидание в Вечности, в другом, я не знаю, теле, на другой планете, как угодно, но это свидание произойдет. Наша задача здесь — отмолить человека, сделать его путь там, наверху как-то более цельным, чистым...
К. Лаврентьева
— И через это как-то самим исцеляться.
Н. Миловидова
— И, конечно, да, через это исцелиться самим. И было много таких подсказок, что смерти нет. Это были подсказки еще во время съемок фильма, когда мы с Андреем делали фильм «На пороге Вечности. Код доступа». Подсказки были вот за эти два года — их было очень много, о том, что смерти нет...
Дьякон И. Цуканов
— Нина, а вот не было ли у вас такой ну как бы трудности, когда вы занялись делами милосердия... Вы же, в общем, совершенно поменяли свой, ну, образ не то, что жизни, а вот...
К. Лаврентьева
— Жизни тоже, да.
Дьякон И. Цуканов
— Ну, и жизни, но и то, чем вы вообще занимались. Потому что у вас была, ну, как бы такая вот творческая всегда профессия — вы были журналистом, тележурналистом, вы снимали фильмы, вы были, в общем-то, таким вполне светским человеком. Здесь — ну совсем другое. Здесь действительно ты окунаешься в какое-то служение. Все-таки это совсем другой образ жизни. Вот не было ощущение, что как бы вы не в своей тарелке, что ли, оказались? Или это для вас уже было более органично в этот момент, чем, наоборот, предыдущая жизнь?
Н. Миловидова
— Ну, сначала, конечно, это такая была новая какая-то сфера, и требовалось вообще понять, что к чему, как работают духовные законы здесь. И ты, вроде, делаешь кому-то хорошо, а получаешь какой-то такой результат, откуда ни возьмись прилетевший на тебя. И ты понимаешь: может быть, ты что-то не то сделал, может быть, неправильно поступил... Потому что каждое благое начинание — оно, как правило, сопровождается какими-то такими тяжелыми искушениями, и я с этим тоже сталкивалась неоднократно.
А потом в православной Службе милосердия я познакомилась с замечательной Марией Львовой-Беловой. Это человек с большим добрым сердцем, которая создала в Пензе «Квартал Луи», такой замечательный проект, где молодые ребята с инвалидностью могут жить полноценной жизнью, работать, учиться, выходить замуж, причащаться, исповедоваться. Это такой городок, где есть инклюзивный отель, где есть инклюзивный ресторан. И Мария в 37 лет стала самым молодым сенатором в Совете Федерации. И я пошла работать к ней. И целый год мы с Марией проработали в Совете Федерации. Я была помощником сенатора, и главное направление нашей деятельности было — социальная политика и улучшение качества жизни молодых ребят с инвалидностью. И я ей очень благодарна за этот опыт. Но в какой-то момент мне захотелось быть волонтером в паллиативном отделении, быть ближе с теми людьми, кому тяжело. И я окончила... При Больнице святителя Алексия есть учебный центр, где учат помощников... где учат больничному делу, и вот конкретно я закончила курсы помощников больничных капелланов. Потому что мне хотелось как-то свой опыт потери применять в больнице, в служении. Мне хотелось помогать тем, кому тяжело, кто на грани — родственникам пациентов. И, окончив этот курс, вот я там познакомилась с Алексеем Юрьевичем Заровым, главным врачом Больницы святителя Алексия. И в какой-то момент, когда хотела стать волонтером в паллиативном отделении больницы, вот он позвал меня поработать в сфере пиара. А пиар больнице, конечно же, нужен, потому что более века больница существует на средства благотворителей — частично на средства благотворителей, и они нам нужны, потому что проектов очень много разных. В частности, например, есть какие-то задачи, которые нужно быстро решать, с помощью меценатов, благотворителей. Сейчас больница развивает свои филиалы по разным регионам России. Уже в четырех регионах есть наше присутствие. Где-то идет ремонт помещений, где будут размещаться паллиативные отделения. Где-то — вот, например, в Шуе (Ивановская область), уже все работает. В Переславле-Залесском нам передали здание, где оперировал святитель Лука семь лет, и сейчас оно возрождается, и там будет тоже паллиативное отделение. Поэтому здесь на первом этапе нужны благотворительные средства. Ну, и вообще пиар больнице нужен, чтобы о ней знали, что есть такая церковная — единственная — больница в стране, которая помогает всем, вне зависимости от вероисповедания, от статуса, от прописки, от наличия денег, документов и так далее.
К. Лаврентьева
— Это действительно колоссально важно. «Вечер воскресенья» на радио «Вера», дорогие радиослушатели. Напоминаем вам, что у нас в гостях Нина Миловидова — пиар-директор Больницы святителя Алексия. У микрофона дьякон Игорь Цуканов и я, Кира Лаврентьева. Мы вернемся через несколько секунд.
Дьякон И. Цуканов
— Добрый вечер еще раз, дорогие друзья! Это «Вечер воскресенья» на радио «Вера». Напоминаю, что сегодня у нас и у вас в гостях Нина Миловидова — пиар-директор Больницы святителя Алексия. У микрофона моя коллега Кира Лаврентьева, меня зовут дьякон Игорь Цуканов. Нина, вот вы начали в прошлом получасе рассказывать про свой приход как раз в Больницу святителя Алексия. И вот я тоже имел такую радость — около года или, может быть, полутора лет туда ходить как такой вот тоже помощник, наверное, больничного священника, разговаривать с людьми, которые там лежали. Меня тоже поразило то, о чем вы как раз упомянули, — что я-то ожидал, что православная больница при Московской патриархии — конечно, там лежат только священники, батюшки, матушки, и в ответ на что угодно ты можешь услышать только «Спаси Господи» и такое...
(Смеются.)
К. Лаврентьева
— «В ответ на что угодно» — это такое очень точное замечание. (Смеется.)
Дьякон И. Цуканов
— Но оказалось, что люди-то там лежат самые разные, и даже мусульмане там лежат, и люди, ну, честно говоря, и равнодушные к вопросам веры. И вот этот разговор... ну даже просто не всегда разговор, а людям часто просто самим хочется что-то рассказать, им нужно, что бы их кто-то послушал. Для меня это был такой важный опыт. Мне интересно у вас спросить: вот еще сделав шаг назад, когда вы туда пришли волонтером, в паллиативное отделение, все-таки что было важно для вас? Я понимаю, что вам хотелось как-то применить тот опыт, если это можно назвать опытом, такой вот опыт горевания, который у вас был в связи с уходом вашего супруга Андрея, опыт — ну как-то помочь людям, которые там лежат, помочь родственникам. Но были ли какие-то, скажем, сложности тоже, какие-то вот такие задачи, которые вы сами для себя ставили? Вот научиться тому-то, понять то-то, разобраться вот в чем-то... Что для вас было важно? Чему вы хотели научиться там?
Н. Миловидова
— Я хотела научиться молчать. Я хотела научиться быть рядом — просто быть с человеком, которому тяжело. Искренне быть. Не быть так, что ты сидишь, держишь за руку, а мысли где-то у тебя витают или просматривают какую-то там, да, очередную серию «Семнадцати мгновений весны», а быть здесь и сейчас, поддержать всей своей душой, всем своим сердцем, всем своим существом этого человека. Потому что «там, где двое соберутся Во Имя Мое», известная фраза из Евангелия... Потому что ну просто предстоять перед Богом вдвоем... Быть. Я училась быть. И мне казалось, что паллиативное отделение — это что-то такое страшное, грустное, мрачное, тяжелое по энергетике. Абсолютно нет. По крайней мере, в Больнице святителя Алексия — это любовь. Все коридоры, все палаты — все пропитано любовью. Там нет страха, там нет страха смерти. Потому что пациенты получают двойную поддержку — не только медицинскую, но и духовную. Там регулярно бывают батюшки, там сестры милосердия в платах, там атмосфера радости.
И когда уже я начала работать там как пиар-директор, мы стали приглашать разных артистов, звезд, чтобы они тоже немного поддержали наших пациентов и как-то их, может быть, перенастроили. Потому что мы в основном зовем таких воцерковленных медийных... воцерковленных артистов, воцерковленных звезд.
К. Лаврентьева
— Ну вот из последних ярких впечатлений что бы вы могли рассказать?
Н. Миловидова
— Да, совсем недавно к нам на костер приходил космонавт Сергей Рыжиков, который только-только вернулся с МКС. Он прошел реабилитацию и посетил наших паллиативных пациентов. У нас такая есть добрая традиция — мы во дворе больницы жжем костер, приглашаем врачей, пациентов. И это такие уютные, теплые вечера. Вот на один из таких вечеров пришел Сергей Рыжиков, который полгода находился в космосе, он отвечал на вопросы пациентов, как он спит, как он ест, как ему удалось взять мощи Серафима Саровского в космос, Евангелие. Но этому предшествовал такой интересный момент. 27 января, в день равноапостольной Нины (я тогда еще работала в Совете Федерации) я пришла на работу, и раздался звонок. Телефон определил неизвестный номер, но высветилась информация, что это США, Хьюстон. Я взяла трубку и услышала такой текст — это говорил не робот, говорил какой-то знакомый голос, но не очень узнаваемый: «Дорогая Нина, экипаж космического корабля „Союз-17“, позывной „Фавор“, поздравляет вас с Днем равноапостольной Нины! Желаем вам приятного полета по жизни» и так далее. Я думала, меня кто-то разыгрывает, потому что я действительно люблю все, что связано с космосом, со звездами, с планетами. Но кто — вопрос все-таки? Номер американский высветился. Все друзья, которые живут там, они с акцентом говорят. И я так на минуту «зависла». А через минуту вдруг вспомнила, что мне мама периодически рассказывает, что Сергей Рыжиков, с которым я встречалась, брала интервью у него для газеты, он отправился в такой космический полет, и его периодически показывают. Причем, он в этом космическом полете вышел в открытый космос, это была его мечта, семь часов пробыл в открытом космосе, он там устранял какую-то неполадку. И я задала вопрос: «Сергей, это вы?» Он говорит: «Ну кто еще может тебя поздравлять с МКС?» (Смеется.) И тут я чуть-чуть не лишилась чувств и не потеряла сознание, потому что представить себе это невозможно — ты говоришь с человеком, который находится не в Орловской области, не в Америке, а за пределами этого Земного шара, он там, вне этой планеты. (Смеется.) И восторгу, конечно, не было предела. Четыре минуты мы поговорили с Сергеем Рыжиковым и договорились о том, что он позвонит паллиативным пациентам в Больницу святителя Алексия. Я в тот момент уже как-то волонтерила в больнице и была знакома с Алексеем Юрьевичем. И мы выбрали двух пациентов, которые действительно нуждались в поддержке. Это был такой молодой Володя, ему было 25 лет, и Олег Смирнов — поэт, замечательный человек. И Сергей позвонил из космоса, поддержал этих ребят, пожелал им... какие-то добрые слова сказал. И, к сожалению, Володя не дождался его возвращения из космоса, он ушел. А вот Олег Смирнов дождался.
Через какое-то время Сергей Рыжиков вернулся в Москву, на Землю...
Дьякон И. Цуканов
— На Землю.
К. Лаврентьева
— На нашу грешную Землю. (Смеется.)
Н. Миловидова
— И приехал, да, к нам в больницу, и рассказывал уже о полете, о том, чем там питаются, что едят...
К. Лаврентьева
— Удивительно. Огромное спасибо Сергею Рыжикову и вообще всем добрым людям, которые вот таким образом помогают и оказывают внимание нуждающимся.
Дьякон И. Цуканов
— У меня такой вопрос возникает. Вот все-таки больница — это очень профессиональное такое сообщество людей, и мне кажется (ну, я так предполагаю), что, может быть, когда к ним приходит человек, который занимается связями с общественностью, чего у них, как я предполагаю, никогда раньше не было, для них это что-то не очень понятное. Вот насколько вы почувствовали себя «своей» как бы в этом коллективе? Насколько вас приняли, насколько коллектив врачей понимает, чем вы занимаетесь? Вам же нужно с ними тоже как-то устанавливать контакт, да? Мы с вами перед эфиром немножко поговорили, вы рассказали, что в ноябре должен состояться матч между одной из наших известных футбольных команд и коллективом как раз врачей Больницы святителя Алексия. Ну, для того, чтобы в принципе организовать такое мероприятие, нужно достаточно хорошо уже познакомиться и как-то войти в доверие, что называется, к врачам. Вот как вам это удалось? И сколько времени это заняло? Были ли какие-то сложности здесь?
Н. Миловидова
— Пиар в больнице, конечно же, был и до меня, потому что писались релизы, организовывались какие-то важные встречи, освещались конференции. Может быть, не было каких-то таких больших пиар-событий важных, которые могут принести какую-то пользу пациентам и паллиативным отделениям в качестве и такой духовной поддержки, и денежной даже поддержки. Например, вот сейчас мы организуем такой матч — «Спартак» против команды врачей. Причем, это звезды «Спартака», там братья Бесчастных будут играть, Романцев, Ярцев, Онопко — это такие вот личности, легенды «Спартака». Они выйдут на одном поле с нашими врачами, госпитальерами. У нас команда называется «Госпитальеры». И 13 ноября состоится благотворительный матч в поддержку паллиативных отделений Больницы святителя Алексия. Мы там за пожертвования буедм продавать билеты и освещать это в СМИ широко, потому что команда у нас сильная, достойная, но если вдруг мы почувствуем, что проигрываем — возможно, привлечем на свою сторону во втором тайме кого-то из «Спартака».
Потом, мы сейчас большое внимание уделяем такой духовной жизни и врачей, ну, и сотрудников Больницы святителя Алексия, и пациентов. У нас, помимо литургий, для них есть встречи с разными священниками, которые в течение 45 минут, в рабочее время отвечают на вопросы, интересующие врачей, сложные какие-то вопросы. Мы разбираем Евангелие.
Есть у нас паломнические туры. Вот мы сейчас открыли такой сезон паломнических туров, съездили недавно в Серафимо-Знаменский скит с врачами.
Помимо такой духовной жизни, у нас есть культурная жизнь в больнице. Например, в ближайшее время мы отправимся в планетарий — все сотрудники больницы в планетарий. Закроется Большой Звездный зал, и мы будем путешествовать там по галактикам, по звездам вместе с врачами, чтобы была такая, может быть, смена обстановки и какое-то отвлечение от вот этих будней. В театры мы также ходим, к нам приходят артисты — вот буквально на днях придут «Виртуозы Москвы», которые будут давать благотворительный концерт.
Поэтому... Да, мы запустили ряд...
К. Лаврентьева
— А этим всем вы занимаетесь?
Н. Миловидова
— Ну, у нас есть команда...
К. Лаврентьева
— Ведь, по сути-то дела, гостями, концертами, мероприятиями — это ведь ваша работа?
Н. Миловидова
— Ну, отчасти моя, да. Но у нас есть небольшая команда, и мы вот все вместе дружно планируем эти встречи, встречаемся.
К. Лаврентьева
— А к вам как-то можно присоединиться в качестве волонтера, например?
Н. Миловидова
— Конечно!
К. Лаврентьева
— Вам нужны волонтеры?
Н. Миловидова
— Конечно, нам нужны волонтеры. Причем, волонтеры нужны в разных направлениях. Например, если взять нашу пиар-деятельность, нам регулярно требуются фотографы, операторы, монтажеры. Мы привлекаем как раз вот для этого волонтеров. Потом, нам нужны волонтеры и в больничном деле. И у нас работает такой учебный центр, который готовит младших медицинских сестер по уходу за тяжелобольными людьми. Это абсолютно бесплатные курсы — любой желающий может их закончить и потом применить себя в больничном деле.
Волонтеры нужны в разных абсолютно...
К. Лаврентьева
— Что-то отвезти-привезти, что-то кому-то помочь... В общем, вот такое вот, на подхвате, в общем.
Н. Миловидова
— Да. То есть, волонтеры самые разные — они нам нужны, мы им рады, и любой помощи, любой поддержке мы всегда очень-очень радуемся.
К. Лаврентьева
— Я просто почему спросила? Ведь очень часто, когда человек находится в собственном глубоком кризисном состоянии, он не в силах кому-то еще помочь. Он думает, что... Ну, и вообще просто, в принципе, сейчас так называемая популярная психология говорит, что если тебе нечего дать, ты, в общем, ничего дать и не можешь — тебе нужно сначала восполнить свой ресурс, а потом уже, значит, пойти и давать. Но святые отцы-то — они, в принципе, по-другому учат. Они говорят, что, помогая другому, ты восполняешь свой ресурс. Мне кажется, это как раз ваш случай, когда вы, совершенно опустошенная, пошли в эту деятельность — и как-то по крупицам, по кусочкам себя восстановили с Божьей помощью. Вот что бы вы могли сказать об этом именно со стороны собственного опыта? Есть ли люди, которым действительно не нужно идти помогать?
Н. Миловидова
— Таких людей нет, я могу сказать однозначно. Если нет сил, если кажется, что нет ресурса, нужно обратиться к Господу просто за помощью, чтобы Он заполнил эти душевные подвалы любовью, благодатью, силами, и Он заполняет. Ты идешь, делишься — и прибывает. Не нужно это хранить, консервировать в себе и думать, что когда-то это восполнится, а может быть, не восполнится. Даже, по-моему, у буддистов есть такое понятие — о том, что если ты хочешь быть счастливым, притворись счастливым, если ты хочешь быть здоровым — притворись здоровым, и через какое-то время будешь здоровым.
К. Лаврентьева
— (Смеется.) А как святые отцы говорят: «Если в тебе нет любви, начни делать дела любви, и тогда Господь наполнит твое сердце любовью»?
Н. Миловидова
— Да-да-да. И я на своем опыте абсолютно убедилась, что когда ты отдаешь, оно прибывает, и прибывает сполна. И не стоит бояться, жалеть себя, сочувствовать себе — «вот я сейчас посижу, наполнюсь какой-то энергией»... Не наполнишься. Иди, отдавай — и прибудет. И Бог с тобой пребудет, и силы к тебе придут. И нельзя жалеть то, что, по сути, не твое. Мы все как проводники Божественной любви, и наша задача — отдавать. Твое — только то, что ты отдал.
Дьякон И. Цуканов
— «Вечер воскресенья» на радио «Вера». Напоминаю, дорогие друзья, что сегодня у нас в гостях Нина Миловидова, пиар-директор Больницы святителя Алексия. Нина, вот хотелось мне спросить: ваш такой богатый опыт путешествий, жизни в разных странах, встреч с разными людьми — ведь это все равно было не просто так, да? То есть, никогда нельзя сказать, что «какая-то часть моей прошлой жизни зачеркивается, и вот все, я абсолютно с белого листа, с чистого все начинаю». Все равно нам все как-то пригождается, что было в нашей жизни. Вот как вам кажется, чем вам пригодился тот период вашей жизни, что он вам дал?
Н. Миловидова
— Мне кажется, в первую очередь, я как-то стала лучше понимать людей. То есть, вот встречи с индейцами, встречи с какими-то северными народами — инуитами, алеутами...
Дьякон И. Цуканов
— А вы и там бывали?
Н. Миловидова
— Да, мы бывали на Аляске, мы снимали там тоже такой большой проект. Встречи с людьми — с костариканцами, самыми счастливыми людьми в мире, как...
Дьякон И. Цуканов
— Они оказались самыми счастливыми, кстати?
Н. Миловидова
— Ну, на мой взгляд, да, потому что их по-другому называют «тики» — «тики» это от суффикса «тико» и «тика». Они все-все называют в уменьшительно-ласкательной форме, то есть, там, «водичка», «телефончик», «микрофончик», и у них такой специфический испанский. И вот этот суффикс «тики», «тико» — он дал название целой национальности. То есть, там мужчины — тико, тикийцы, женщины — тика. И все это, конечно, дает такое... это такой богатейший опыт. Это, может быть, знание людей, знание психологии людей, даже знание верований тех же индейцев — я понимаю, что сегодня оно мне пригождается в больничной жизни. Почему? Например, у индейцев есть такая традиция лечения — если что-то заболевает, человек идет к шаману. Шаман отправляет в лес, говорит раскопать яму, сесть возле этой ямы и сбросить туда обиду, гнев, раздражение, ненависть и закопать это все. А потом приходить к нему на лечение. Потому что у них напрямую дух и тело взаимосвязаны. И любая болезнь — она рождается из духа. Я думаю, что православие не противоречит тоже этой идее, потому что много примеров тому, когда ты копишь в себе обиды, злость, ненависть...
Дьякон И. Цуканов
— Она изнутри грызет.
Н. Миловидова
— Да, это на каком-то потом клеточном уровне вырастает в какое-то заболевание. Поэтому это все очень большой опыт, с которым ты идешь дальше по жизни. И главное — просто в правильном направлении идти, и чтобы вектор был задан правильный.
Дьякон И. Цуканов
— А вот интересно — вы сейчас занимаетесь связями с общественностью, вы организуете все эти мероприятия, о чем вы рассказывали. А вы при этом продолжаете волонтерить, или уже сейчас нет времени?
Н. Миловидова
— Сейчас уже, к сожалению, волонтерить времени нет. Но мы как-то... Не знаю, как вам ответить... (Смеется.) Ну просто «нет времени», нет... Тут просто, наверное, надо сказать, что времени сейчас не хватает ни на что, потому что очень много направлений и очень много работы, связанной и с филиалами, и с пиаром самой больницы, с пиаром филиалов, с пиаром и организацией каких-то внутренних мероприятий больницы...
Дьякон И. Цуканов
— ...что очень хорошо. Когда нет времени, это, вообще-то, хорошо.
Н. Миловидова
— Плюс, мы там придумали такую программку для соцсетей — «Врачи говорят». У нас врачи еженедельно рассказывают о каких-то заболеваниях, о том, как их можно избежать — с такой «человеческой» точки зрения, то есть, без научных слов, без сложных определений. И мы так помогаем людям тоже стать более здоровыми.
К. Лаврентьева
— Так интересно! Я даже не знала вот этого всего. Очень интересно. Огромное вам спасибо за ваш труд! Что вам дает сейчас самый большой ресурс?
Н. Миловидова
— Самый большой ресурс — это паллиативное отделение, как ни странно.
К. Лаврентьева
— Как ни странно.
Н. Миловидова
— Когда на душе, да, бывает мрачно и холодно, ты просто проходишься по коридорам паллиативных отделений, и они тебя наполняют, они дают тебе жизнь и дополнительный ресурс. Потому что, ну, с одной стороны, ты осознаешь, что сегодняшние какие-то твои трудности, сложности — это ничто по сравнению с этой Вечностью, перед которой стоят другие люди. Плюс, ты видишь сестер милосердия, которые все свое сердце отдают здесь и сейчас, не жалея себя, тем, кто в беде, тем, кто болен. И вообще в больнице такая особая энергетика... Я бегу на работу, я честно скажу, я бегу! Впервые, может быть, за много лет я еду туда с большим удовольствием. И мне хочется побыстрее проснуться и начать этот нескончаемый список дел переделывать, потому что ты понимаешь, что это приносит радость и врачам, и пациентам, и, в первую очередь, конечно, это такое служение ближнему, поэтому от этого ты наполняешься и силами, и энергией дополнительной.
Дьякон И. Цуканов
— Нина, ну вы, помимо того, что пиар-директор больницы, вы еще мама, и хочется спросить, откуда у вас находится время и силы, да...
К. Лаврентьева
— Силы.
Дьякон И. Цуканов
— Вы, конечно, заканчивали, по-моему, Педагогический университет, да? То есть, вы по образованию даже педагог. Но хватает ли у вас просто времени и сил на дочку, на то, чтобы как-то и ей уделять тоже время? Потому что больница — это такое место, где можно, конечно, с утра до ночи проводить все время, это понятно.
Н. Миловидова
— Ну, с дочкой я стараюсь проводить время с такой большой пользой. То есть, если у меня есть полчаса, я стараюсь их наполнить максимально любовью, рассказами, каким-то таким теплом. Можно и 24 часа бы то есть рядом с ребенком, но вот не отдать даже частичку, там, себя. А можно за эти полчаса... Я по ней очень скучаю — всегда, везде. И когда я ее вижу, я ее, там, обнимаю, и все, что есть в моем сердце, я просто прислоняюсь сердцем к сердцу (так индейцы, кстати, делают) и передаю ей все, что там в нем накопилось за день. А там и любовь, там и какие-то, может быть, сложности. Она это все чувствует, она понимает, она поддерживает... И она в больницу приходит!
Дьякон И. Цуканов
— Вот я хотел спросить, берете ли вы ее с собой, да.
Н. Миловидова
— Да-да, она приходит. Она вот недавно была со мной в паломнической поездке в скит, она бывает просто на каких-то концертах, мероприятиях. Конечно, куда вот позволяет ее возраст, она везде ходит и тоже приобщается вот к такой жизни. Мне очень хочется, чтобы она видела и боль, и страдание. И когда Андрея не стало, я много разговаривала с психологами, с детскими психологами (потому что мне было важно донести до нее правильно информацию о том, что папы больше нет).
Дьякон И. Цуканов
— Нет с вами, здесь. Так-то...
Н. Миловидова
— Да, да-да.
К. Лаврентьева
— Но тем не менее. Тем не менее.
Дьякон И. Цуканов
— Мы же сказали, что смерти нет.
Н. Миловидова
— Да. Для ребенка все-таки...
К. Лаврентьева
— ...его нет здесь, да.
Н. Миловидова
— Да-да-да, его нет здесь. Ну, разные там были версии — кто-то говорил, нужно сказать, что в командировку папа уехал; кто-то сказал, что на звездочку улетел, еще куда-то... Мне один человек, очень важный в моей жизни, сказал: «Никогда не обманывай, никогда не лги, особенно ребенку. Она все чувствует полнее, чем ты, больше, чем ты». И да, мы с ней сели спокойно, и я ей рассказала о том, что папа ушел к Богу, он ушел молиться за нас, он при этом всегда с нами. Он все чувствует и все видит. Нужно стараться, нужно молить Бога, чтобы у него там все было хорошо. И мы съездили после этого на кладбище. И она понимает, что вот это его новый дом, что он с нами, он дает силу, он поддерживает. И чувствуется, ощущается эта поддержка. И она тоже ее чувствует. Правда, сейчас стала уже просить земного папу. Она говорит: «Небесный папа у нас есть, сейчас нужен земной папа», на что я ей сказала: «Молись, проси». (Смеется.)
К. Лаврентьева
— Лев Толстой сказал, что дети все прощают родителям, совершенно все, кроме обмана — сознательного, целенаправленного обмана. И я так это запомнила, на самом деле.
Дьякон И. Цуканов
— Нет, это так и есть.
К. Лаврентьева
— Так и есть. И мы вас благодарим, Нина, от всей души, вот от всей души — за всю вашу искренность и за эту теплоту, которую вы создали в нашей студии. И я совершенно убеждена, что наши радиослушатели эту теплоту, радость надежду тоже ощутили вот в этом часе, во время нашего разговора, и она останется с ними много позже после него. Огромное спасибо! Дорогие радиослушатели, это был «Вечер воскресенья» на радио «Вера», и у нас в гостях была замечательная Нина Миловидова, пиар-директор Больницы святителя Алексия. У микрофона был мой коллега Игорь Цуканов и я, Кира Лаврентьева. До свидания!
Н. Миловидова
— Спасибо большое! Очень ждем в нашей больнице и в качестве волонтеров, и в качестве гостей, и в качестве радиоведущих.
К. Лаврентьева
— Спасибо огромное! До свидания!
Дьякон И. Цуканов
— Спасибо большое! Всего доброго! До свиданья!
Н. Миловидова
— До свиданья!
«Воскресение Христово и Светлая седмица». Прот. Максим Первозванский
В нашей студии был клирик московского храма Сорока Севастийских мучеников протоиерей Максим Первозванский.
Разговор шел о светлом Христовом Воскресении, о богослужениях пасхальной недели, о праздновании в честь Иверской иконы Богородицы, а также иконы «Живоносный источник».
«Семья в жизни вечной». Священник Александр Сатомский
У нас в гостях был настоятель Богоявленского храма в Ярославле священник Александр Сатомский.
Мы говорили о том, какими будут отношения людей после всеобщего воскресения и сохранится ли любовь супругов и родственников в вечной жизни.
Ведущие: Александр Ананьев, Алла Митрофанова
А. Ананьев:
— Великая Суббота, вечер, когда, наверное, правильнее всего было бы ничего не говорить, ни о чем не рассуждать, уж тем более легко смеяться в приятной компании. Надеюсь, что мы сегодня постараемся выдержать вот эту вот важную, несколько напряженную, но очень ответственную атмосферу Великой Субботы в программе «Семейный час». Но программа «Семейный час» все-таки выйдет, потому что в студии Радио ВЕРА все-таки появилась ведущая программы «Семейный час» — моя жена Алла Митрофанова.
А. Митрофанова:
— Что значит «все-таки появилась»?
А. Ананьев:
— Потому что Великая Суббота и предполагается, что ты в храме должна быть.
А. Митрофанова:
— Ну, сейчас поедем, конечно.
А. Ананьев:
— Я Александр Ананьев, и сегодня мы долго думали с Аллой, о чем стоит поговорить в эти 60 минут, и после недолгих рассуждений мы поняли, что нам действительно интересно и важно, уж не знаю, насколько возможно, получить ответ на этот вопрос, узнать: а что будет там, в загробной жизни? Действительно ли мы, прожив здесь долгую счастливую жизнь, по возможности сделаем все, чтобы умереть в один день, и там больше никогда не увидимся, потому что нет там ни мужеского пола, ни женского, ни мужа, ни жены, ни ипотеки, ни дома, ни кухни, ни гардероба, там все совершенно иначе, и вся наша семейная жизнь закончится могильным камнем? Или же, «что Бог сочетал, того человек не разлучает», и неспроста Господь свел нас — семью, мужа, жену, детей вместе на одних квадратных метрах общей жилплощади, чтобы и потом мы тоже как-то держались вместе? Согласитесь, это интересно, и это важно. И я не знаю, насколько получится у нашего сегодняшнего собеседника дать ответ на этот вопрос, но учитывая то, что сегодня мы пригласили настоятеля храма Богоявления в Ярославле, нашего дорогого друга, священника Александра Сатомского, какой-то очень важный ответ мы обязательно получим. Добрый вечер, отец Александр, здравствуйте, с Великой вас Субботой.
о. Александр:
— Добрый вечер.
А. Митрофанова:
— Вообще, Великая Суббота — это такой, с одной стороны, день тишины, а с другой стороны, внутри уже всё клокочет от радости, потому что ты понимаешь, в общем-то — ну, Пасха, она наступает.
А. Ананьев:
— Я в прошлом году помню утро Великой Субботы: я проснулся и понял, что Христа нету. Ну, вот, Он вчера умер, а сегодня Его нету.
А. Митрофанова:
— Ты понимаешь, когда в этот момент стоишь на Литургии, то всё несколько иначе. Впервые в жизни, кстати, помню, как узнала о содержании Великой Субботы, я несколько лет уже в храм ходила, пришла в храм, меня попросили помочь с цветами, цветами к Пасхе украсить храм. Я говорю: «А во сколько?» — «Ну, украшать будем часов с 12-ти, так что хочешь, останься там после службы». И я думаю: «ну, здрасьте, на ночное богослужение надо идти ещё, значит, в Великую Субботу там утром...нет-нет», я пришла к 12-ти. И когда я попала вот в это храмовое пространство...
А. Ананьев:
— Это Татьянинский храм был.
А. Митрофанова:
— Это был Татьянинский храм, весь залитый светом, покоем, радостью, но пока тихой такой, не ликующей и, вы знаете, у меня было ощущение, что я, может быть, что-то самое важное только что пропустила, ну, просто потому, что тупо решила: извините, я посплю. И пропустила что-то такое, от чего...вообще-то, чего люди ждут целый год, как потом выяснилось. И естественно, в следующем году я уже, опережая собственный вопль, подскочила, помчалась на Литургию Великой Субботы, и вот это состояние, когда на самом деле Христос жив, и об этом пока ещё не знают вокруг, а Он жив, и Он из-за ада выводит тех, кто хочет выйти вместе с Ним, всех. Всех, кто захочет! Он их будет за запястье выдёргивать оттуда, как на иконе знаменитой Воскресения Христова в монастыре Хора. Ну, это потрясающе. Потом, ведь икона Воскресения Христова — это икона Великой Субботы, и Евангелие о Воскресении Христовом читается на Литургии в Великую Субботу, то есть это и есть, по сути, пасхальная служба, поэтому у меня вот с тех пор несколько иное отношение к этому дню, может быть, даже, знаете, оно сливается в единое — и пасхальная радость, и радость Великой Субботы, какой-то нераздельный такой календарный фрагмент.
А. Ананьев:
— Слушайте, отец Александр, прежде чем мы начнём вас действительно мучить семейными передрягами, а я сейчас понял вообще, в чём трагедия происходящего, я хочу спросить вас: а что для вас Великая Суббота?
о. Александр:
— Вот, вы знаете, за достаточно небольшой период времени, который я, собственно, служу священником, вот всё это восприятие достаточно сильно менялось, и на каком-то этапе вот от того акцента, который вы предлагаете, я ушёл, в каком смысле: мы проживаем календарь таким образом, как будто эти события случаются прямо сейчас, а на каком-то этапе ко мне пришло это совершенно чёткое ощущение и понимание, что Христос всегда Воскрес. То есть мы Страстную неделю на самом деле проживаем ведь в свете Воскресшего Христа, Он уже победил, в этом смысле даже вот византийские авторы, которые написали соответствующего рода тексты, очень чётко это улавливают: с одной стороны, конечно, они давят на психологическую «педаль» сострадания, что мы с Христом проживаем, переживаем всё это, но, с другой стороны, там время от времени проскакивают вот эти тезисы, что победа уже осуществлена. Собственно, «Не рыдай, Мене, Мати, зрящи во гробе», это известнейшее песнопение, то есть как «не рыдай», если всё, вся история завершена? Я восстану и прославлюсь, и Тебя возвеличу, и Тебя не забуду«. Или: «вот они вложили в мою руку жезл (как бы не зная), что Я сокрушу их, как горшечник сосуды», и много-много-много вот такого рода тезисов. И вот в этом смысле я уже достаточно давненько вхожу в Страстную с этим чётким пониманием — Христос победил. То есть это история про когда-то сгущавшуюся тьму, которая так ничего и не смогла. То есть победа Христова абсолютно однозначна, в этом смысле она в Великую Пятницу ничуть не менее очевидна, чем в Субботу и Воскресенье.
А. Ананьев:
— «Семейный час» на Радио ВЕРА, священник Александр Сатомский, настоятель храма Богоявления в Ярославле, с вами Алла Митрофанова, Александр Ананьев, мы в Великую Субботу говорим... О чём можно говорить в «Семейном часе»? О семье, о муже, жене, детях. Алечка сейчас сказала удивительную штуку: до нашего знакомства, до нашего венчания, до нашей свадьбы она вела благочестивую жизнь, она ходила в Великую Субботу украшать храм цветами, она чаще бывала на службах, она была прихожанкой семнадцати-двадцати храмов...
А. Митрофанова:
— Да ладно тебе, что ты преувеличиваешь-то? (смеется)
А. Ананьев:
— ...сейчас её жизнь, и я виню себя в этом, не то чтобы я делал это специально, вовсе нет, но акцент её внимания сместился с церкви на мужа.
А. Митрофанова:
— Ну нет, ну...
А. Ананьев:
— Когда последний раз, дорогая жена, ты украшала Татьянинский храм цветами? Внимание, вопрос! Минута на размышление. Ответ: «до нашего знакомства». Я, ещё раз, я тебя очень хорошо понимаю, я тебе очень благодарен, но штука в том, что муж для жены — преграда. Давайте начистоту. Муж для жены — не путь к Богу, муж для жены — преграда. И в этом смысле могу ли я, несчастный, рассчитывать на то, что по ту сторону земной жизни мы сохраним какую-то связь?
А. Митрофанова:
— Понимаешь, какая штука, от того, украшу я или не украшу храм цветами, мне кажется, гораздо в меньшей степени зависит моя посмертная участь, чем от того, сумею ли я или не сумею прокачать любовь внутри себя.
А. Ананьев
— «Марфа, Марфа, о многом заботишься ты, но не о главном». Отец Александр, рассудите. По-моему, здесь как раз очень тяжёлая на самом деле картина нарисуется.
о. Александр:
— В общем-то, во-первых и главных, абсолютно верен тезис про то, что не столько от украшения храма цветами, сколько как от украшения себя добродетелями и совершенствами в общении с вами преуспевает ваша жена, безусловно, то есть вы в этом смысле — главная лестница, ведущая её к Богу семимильными шагами. Равно, как и наоборот.
А. Ананьев:
— То есть работы больше, удовольствия меньше, от этого и награда выше?
о. Александр:
— Ну, не то чтобы, я это никак не оцениваю, но это очевидный факт. Более того, в эту сторону у нас ведь совершенно однозначно смотрят и все традиционные религиозные формы. Вспомним, например, соседний нам иудаизм, который предписывает мужчине в день субботний посещение синагоги просто абсолютно однозначно, это его прямой долг, не в смысле там он хотел-не хотел, полезно-не полезно, он должен там быть. Женщине он не предписывает ничего абсолютно. Эффектнейшим способом, выруливая эту ситуацию не темой детей и кухни, а тем, что Адам, сотворенный из земли, нуждается в продолжении возделывания, а Ева, сотворенная из Адама — это лучшее из всего того, что сотворил Бог, потому что вот уже ничего более совершенного, как из человека произведенное, уже сделать нельзя, поэтому ее учить — только портить. Соответственно, как бы собрание в синагоге — это собрание научения, поэтому все прекрасно, она уже готова к Царству Небесному, пусть спокойно занимается кухней, то есть в этом, конечно, есть определенного рода манипуляция. (смеется)
А. Митрофанова:
— Конечно.
о. Александр:
— Очевидно. Но если серьезно, ведь Древняя Церковь совершенно неслучайно выделяла даже среди женщин совершенно определенные типы служений, например, отдельно говоря о девицах, отдельно говоря о вдовах, которые вот внутри церковного собрания несут какое-то большее число трудов и послушаний, потому что почтенные матроны, обремененные семьями и мужьями, вот самой волей Господней к ним и приставлены, к этим семьям и мужьям, равно как и наоборот.
А. Митрофанова:
— И это твой путь, условно говоря. Я знаю ситуации, когда, ну немного, но знаю такие случаи, когда женщина начинает отдаляться даже от семьи, потому что есть какое-то церковное или социальное служение, очевидное для нее, и очень благородное, и социально одобряемое — страдает семья, в этих случаях страдает семья вплоть до даже вот каких-то глубоких кризисов, и не уверена, что, может быть, в каких-то ситуациях это такой вполне допустимый вариант. Однако есть вообще мужья потрясающие, я вспоминаю историю доктора Лизы, Елизаветы Петровны Глинки, вот Глеб Глебович — как он понимал, что делает его жена! Он был здесь, в нашей студии, это человек, который у меня вызывает глубочайшее почтение. Но это, скорее, редкость. Поэтому для женщины, мне кажется, если мы не берем такие исключения, как Елизавета Петровна, которая, наверное, все-таки подтверждает правило, то для среднестатистической гражданки типа меня вполне естественно, что главное — это муж-семья. Остальное — ну вот, по силам и по времени.
А. Ананьев:
— Ну, ты как раз пытаешься найти какой-то баланс, какое-то равновесие в этих вопросах, но в том, что вот это противоречие, оно все-таки имеет место — это правда, либо ты с Церковью, с верой, со Христом, либо ты с мужем с готовкой, с уборкой. Иначе не было бы монахов, которые поняли, что вот семья будет мешать, семья будет мешать моему служению Богу. И семья всегда мешает служению Богу.
А. Митрофанова:
— У тебя какое-то чувство вины, что ли, я не пойму? Ты все время как-то: «а как бы тебе было хорошо, если бы ты сейчас была бы в храме, а ты вот со мной...»
А. Ананьев:
— Солнце, да, да, у меня чувство вины, потому что я понимаю, что до нашего знакомства ты чаще, ты просто чаще была в храме, и Великим постом, и на Страстной неделе, ты каждый день была в храме...
А. Митрофанова:
— Посмотри на лицо отца Александра.
А. Ананьев:
— ...а сейчас я понимаю, что и молитвы стало меньше по моей вине, и в храме ты стала бывать меньше по моей вине. На отца Александра я вообще стараюсь не смотреть, потому что вот все, что я говорю, отец Александр опровергает своей собственной жизнью, своим собственным примером, потому что, казалось бы, откуда у священника Великим постом может быть свободное время, чтобы украшать печеньки для куличей для своей жены, которая печет? Тем не менее, вот ночами отец Александр Великим постом занимался тем, что выписывал кремом на этих печеньках поздравления со Светлой Пасхой. Да, да, так и было, я знаю, что так и было, я видел эти куличи своими глазами, я нисколько в этом не сомневаюсь. То есть вы опровергаете вообще все, что я говорю, но то, что я говорю — это тоже правда.
о. Александр:
— Здесь, наверное, это не вопрос про правду-неправду, это вопрос про оценку. Ну как бы про оценку, и вот именно как совершенно верно заметили мы про расстановку приоритетности, то есть совершенно нормально и естественно находиться внутри семейных отношений вовлеченно, апостол Павел говорит, и говорит это мужчине, кстати, что «Тот, кто оставил попечение о своих ближних, о своей семье — отрекся от веры и хуже неверного, хуже язычника». То есть, опять же, Христос говорит в Евангелии, что «тот, кто сказал родителям: «Дар Богу то, чем бы ты пользовался от меня», как бы и с вашей точки зрения он вообще молодец и не повинен — вообще-то преступает заповедь, то есть здесь соподчиненность этих вещей на самом деле очевидна. Семья — это малая Церковь, община — это большая Церковь, вот, соответственно, мы движемся от меньшего к большему, это совершенно нормально, естественно и очевидно. Мы взращиваем что-то сначала в меньшем объеме, потом можем экстраполировать это куда-то шире, вывести это в больший объем, никак наоборот оно вообще никогда не работает. Нельзя где-то там набраться нравственных совершенств на стороне, а потом прийти их и внедрять в семью.
А. Ананьев:
— Ну, точнее всего и однозначнее всего о расстановке приоритетов Спаситель говорит вот в Евангелии от Матфея, в главе 10-й: «Враги человеку домашние его, и кто любит отца или мать более, чем Меня, не достоин Меня, и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня». О жене он не говорит, но имеет это в виду в первую очередь, и уж если кто любит жену или мужа больше, чем Меня и предпочитает мужа тому, чтобы прийти ко Мне в церковь, тот вообще грешник-грешник ужасный.
о. Александр:
— Я замечу, что это уже экзегеза, то есть на этом этапе вы уже толкуете, а не пересказываете текст.
А. Ананьев:
— Ну, разве это не очевидно?
о. Александр:
— Ну, вообще никакая экзегеза не очевидна, это всегда усилие в той или иной степени тяжести.
А. Ананьев:
— Как говорит наш дорогой друг, психолог Кристина Корочка: «В очевидности собственных высказываний есть первый признак недалёкости и необразованности».
А. Митрофанова:
— Поясните, отец Александр.
о. Александр:
— Нет, здесь простая вещь, она не то что простая, на каком-то этапе у меня как-то вот случилось такое, как мне кажется, понимание этого фрагмента, то есть я всю жизнь как-то ходил мимо него и его сознательно избегал, а как-то раз вот он прямо взял и внутренне прожился. То есть нам кажется, что Христос противопоставляет: либо-либо, а вот на каком-то этапе мне вдруг стало как-то внутренне очевидно — я не настаиваю на этом опыте и не говорю, что это как раз единственно верная экзегеза этого фрагмента — что Он указывает на правильную и неправильную последовательность, что вот любовь к Богу и любовь к ближнему взаимосвязаны, вот их как раз нельзя дробить и рвать, что — нет, если ты любишь Бога, будь любезен, люби Бога. Если ты тут вот с ближними как-то, значит, у тебя с Богом недостача, и наоборот. Нет, в свете любви к Христу нормализуются наши отношения и наша любовь вот к этим самым ближним, а вне этих отношений — ну, понятно, что на том этапе это вообще как бы про Бога в широком смысле слова, но тем не менее, уже из нашего контекста можем и так говорить, а вне этого они как бы бессмысленны, то есть там на самом деле ничего не рождается, и мы тоже знаем кучу этих примеров любовных любовей, которые вообще недалеки от самых нездоровых форм, в плане любви как обладания, как бы жажда поглощения другого и полного введения его, как аппендикса, в свою жизнь, как бы приращивания к себе насмерть, ну и другие удивительные вещи. То есть вот здесь через любовь Христову ты имеешь нормальную любовь ко всем остальным, в противном случае там какой-то жуть и ужас.
А. Ананьев:
— Это надо, конечно, прожить вот это понимание, которым вы сейчас поделились, потому что мне пока доступно только очень такое лобовое и банальное объяснение, что вот, мол, если муж тебя не пускает в церковь — бросай такого мужа и иди в церковь, и в этом контексте я, конечно, ужасно переживаю по поводу того, что происходит у нас, но надеюсь, что ситуация изменится. И вообще, муж должен вести жену в церковь, как вы вот говорите в традиции иудаизма, да и в исламе тоже, там именно мужчина идет к Богу, а женщина там следует за ним или не следует за ним, уже дело десятое, но благополучие семьи в отношениях с Богом зависит именно от мужчины. У нас почему-то, если мы не принимаем во внимание семьи священников, в остальных семьях, как правило, в 99 процентах случаев именно жена тащит семью в церковь, хоть как-то на своих плечах, буквально или образно, но все сама, а мужчины почему-то нет, и как это исправить тоже не совсем понятно. Даже по нашей семье непонятно.
А. Митрофанова:
— Слушай, всему свое время. Мне кажется, что Господь же людей-то не кидает.
А. Ананьев:
— К людям больше вопросов, конечно. Сейчас мы прервемся на минуту, у нас полезная информация на Радио ВЕРА, а через минуту мы вернемся к разговору и все-таки попробуем выяснить, так что же нас ожидает по ту сторону земной жизни? Действительно ли мы будем вместе? Что об этом говорит Священное Писание? Что об этом говорят церковные предания? Или же нас там ожидает нечто совершенно иное, и рассчитывать на это не придется? Что значит семья с точки зрения вечности? Это программа «Семейный час», не переключайтесь.
А. Ананьев:
— Что ожидает нас по ту сторону земной жизни? Это программа «Семейный час на Радио ВЕРА», с вами Алла Митрофанова...
А. Митрофанова:
— ... Александр Ананьев.
А. Ананьев:
— И в Великую субботу мы пригласили к разговору нашего гостя из Ярославля, настоятеля храма Богоявления в самом центре Ярославля, священника Александра Сатомского. Кстати, в Ярославле сейчас должно быть очень красиво, там весна гораздо более отчетлива, чем в Москве. Все-таки город, такое впечатление, что он чуть ли не южнее находится, хотя на самом деле он находится севернее Москвы, но сколько раз мы там ни были, все время ощущение, что там какой-то курорт-курорт, и весной там, наверное, особенно хорошо, да?
о. Александр:
— Мне кажется, это все происходит из общей логики: хорошо там, где нет нас, и, соответственно, куда мы приезжаем по какому-то иному поводу, нежели чем ежедневную работу работать, там, конечно, удивительно. Это как бы, скорее, про угол зрения, чем про географию.
А. Ананьев:
— Но объективно, объективно уютный город. Итак, отец Александр, давайте разбираться, что мы знаем о загробной жизни в контексте семьи?
о. Александр:
— Правильный ответ — «ничего». Пойдемте домой.
А. Митрофанова:
— Готовиться к пасхальной службе.
о. Александр:
— Да. В том смысле, что мы и в целом, не в контексте семьи, имеем очень маленькое, очень ограниченное представление о каких-либо реалиях вот такого типа бытования. Более того, тоже сразу важный тезис, который нам должен развести в стороны две вещи: в целом в ряде случаев Новый Завет вообще ничего не предлагает по поводу так называемого «посмертия», он не теоретизирует на тему самостоятельного бытования души в отделенности от тела, а говорит про свет вечного дня, то есть про Царство Божие, пришедшее в силе, явленное в мире, новое небо и новую землю, Небесный Иерусалим, сошедший в нашу реальность, и, соответственно, про жизнь вечную, а не про какую-то посмертную, то есть про ситуацию, в которой смерть побеждена.
А. Ананьев:
— Какое-то общение доказано по ту сторону земной жизни после смерти?
А. Митрофанова:
— А как это можно доказать?
А. Ананьев:
— Ты знаешь, очень часто я встречаю в откровениях святых — людей, которым я доверяю, рассказы о том, что «к ним пришел тот», «к ним пришел этот», то есть личность там сохраняется.
А. Митрофанова:
— Конечно.
А. Ананьев:
— Личность человека, которого ты любишь, там, по крайней мере, ближе к тебе, чем личность человека, к которому ты равнодушен. Стало быть, я вправе ожидать от загробной жизни того, что я там тебя не потеряю, да? Что муж не потеряет свою жену, а дети не потеряют любимых родителей и встретят их там, но мы на это надеемся, правильно?
А. Митрофанова:
— Очень.
А. Ананьева
— И свидетельства святых тому доказательство. И вот вопрос: будет оно так или нет, и на что мы в праве рассчитывать?
о. Александр:
— Ну вот здесь хороший тезис про опыт святости в том смысле, что вообще церковное почитание святых как таковых, это вот первый положительный тезис в данную копилку, то есть он не от Писания в основном, хотя Писание тоже указывает нам, почему мы почитаем святых, каким образом, в чем почитание верное, в чем ложное, но просто как церковная практика, это и очень обнадеживающе, а с другой стороны, и очень доказательно. Обнадеживающе в том смысле, что дает нам какую-то вот эту надежду на сохранение личности, а с другой стороны, доказательно, потому что у нас есть огромный объем материала, как раз, как Александр сказал, который и указывает на то, что человек помнит, кто он, знает, кто те, к кому по той или иной причине он явился, то есть он имеет отношение, он не явлен, как, условно, какой-нибудь абстрактный вестник, как сила небесная, которая сошла ровно для того, чтобы сообщить нечто, ну, собственно, как мы видим ангелов в Ветхом Завете, то есть вот они явили волю Господню, это вообще никак не обозначает их отношение, ни положительное, ни отрицательное, никакое, они выполнили функцию, всё. Со святыми не так — они её хотя и выполняют, но это всегда какая-то очень личная история. Можем вспомнить массу случаев с явлениями Богородицы тому или иному, вот там какой-нибудь страдающий, обезножевший пьяница, которому является, например, преподобный Варлаам, если не ошибаюсь, Серпуховской, и, значит, настаивает, чтобы тот шёл и исцелялся от такой-то иконы Богородичной, и он, соответственно, находит, вот вам Неупиваемая Чаша. Ситуации, когда Богородица лично является и настаивает на похожих же вещах, то есть там ряд менее известных святынь, тоже как бы вот вполне понятные темы. И вот такого рода свидетельства убеждают нас достаточно доказательно в сохранении и личности, и отношения, а мы понимаем, что вообще отношение, как таковое, является важной частью личности.
А. Митрофанова:
— Меня вообще, знаете, в историях святых всегда, а в последнее время особенно, больше всего поражает их включённость в наши жизни, в наши дела. Мы с ними лично чаще всего всё-таки незнакомы, ну если вот, допустим, может быть, кто из святых ближе всего на линейке времени к нам — святитель Лука (Войно-Ясенецкий), может быть, новомученики XX века, есть люди, которые, может быть, их знали лично, хотя их сейчас тоже по понятным причинам крайне мало, однако вот такие люди есть, в большинстве своём молимся ли мы святым, чьи имена носим, или просто святым, с которыми у нас какие-то свои тёплые личные отношения, меня это поражает. Ну, какое, казалось бы, им дело могло бы быть до нас? А им есть дело! Ну, это вот, условно говоря, если бы там, если проецировать на себя: меня бы ежедневно забрасывали тысячами писем с просьбами о помощи — я бы выгорела, ну, просто потому, что я любить не умею по-настоящему, понимаете, ну, не умею, сколько бы я там ни говорила о любви, я не умею. У меня сердце не в том состоянии, чтобы вместить в себя такое количество людей, их боли, их обстоятельств, их слёз, их радостей! Нет, нет, я вполне эгоцентричная гражданка, а святые — это люди, которые себя в земной жизни раздают и в вечности продолжают себя раздавать, сохраняя при этом себя, вот поразительным образом сохраняя при этом себя. И, может быть, как раз, вот почему и говорится, что «саван не имеет карманов», единственное, что мы можем взять с собой в вечную жизнь — это состояние сердечной мышцы, вот сколько в неё любви уместилось, сколько в меня любви уместилось — вот это мой единственный, на самом деле, будет багаж, который, между прочим, вот при этом переходе, он абсолютно может быть безлимитным, то есть никто там с тебя не спросит, что вот больше такого-то, пожалуйста, на борт не пускаем — нет, наоборот, чем больше, тем лучше. И в этом контексте как раз семейная жизнь, мне кажется, это очень важный этап, потому что где ещё мы можем настолько глубоко вот эту самую любовь друг к другу прокачать. И вообще, а если любовь друг к другу, как у нас любят в наших подкастах говорить: научишься одного человека любить, будет проще научиться любить и более широкий круг ближних, хотя бы одного научись любить. Вот поэтому, мне кажется, что как раз семейная жизнь, она наш проводник в каком-то смысле.
о. Александр:
— В первейшем, то есть здесь даже не в каком-то, а в первейшем. Собственно, нам от книги Бытия рассказана эта история про то, что человек не ощущает свою целостность до этапа, пока не вступит вот в такого рода отношения, пока там не появится второй, и вот тогда вот этот мужчина и эта женщина родят то единство, в котором они задуманы, потому что вне этого мы видим, что, как сказать, Адам не успокоен.
А. Ананьев:
— И остался в раю.
о. Александр:
— Далеко не факт. Это же, мы же знаем, история не имеет сослагательных наклонений, как бы эта история рассказывалась бы, если бы не случился вот этот эпизод, мы и представления не имеем.
А. Митрофанова:
— Отец Александр, ну вот смотрите, действительно, да, муж и жена — полнота в этом смысле, поодиночке в нас этой полноты нет, но почему тогда в Царствии Небесном не будут ни жениться, ни замуж выходить, не будет ни мужеского пола, ни женского? Почему не будут там создавать семьи, это, ну, более-менее как-то, как мне кажется, я себе понимаю, представляю.
А. Ананьев:
— Но, кстати, не факт. А почему, если ты там не встретишь какую-то прекрасную душу, ты не захочешь быть с ней вместе, одним единым, целым, почему нет? Там такая же жизнь, как и здесь, просто немножко про другое.
А. Митрофанова:
— А мне кажется, там просто уже полнота вот какая-то. Я не знаю, ну это из области фантастики, но почему не будет мужеского пола и женского? Как же мы тогда будем друг с другом взаимодействовать, как ангелы? Это как?
о. Александр:
— Смотрите, вот здесь важный тезис. Во-первых, апостол Павел, говоря, что «в Христе нет мужского пола и женского», не имеет в виду обнуление пола как характеристики, он указывает лишь на то, что социальной значимости, которую он имеет во всех отношениях внутри Церкви, он не имеет — пол, то есть и мужчина, и женщина абсолютно равно успешны в строительстве отношений с Богом, вот в чём идея. Вот как раз это и обнуляет вот эту чудесную иудейскую идею про то, что «ты настолько совершенна, что сиди дома». Все призваны. Все призваны, все царское священство, все люди, взятые в удел, вот в этом смысле ни мужского, ни женского, безусловно. Соответственно, мы можем, рассуждая по аналогии, привлечь несколько фрагментов к пониманию, так как мы ведь ходим с вами в принципе вокруг текста собеседования Христа с саддукеями...
А. Митрофанова:
— ...которые пытаются его подловить и говорят: «Вот женщина, у которой по очереди умерли семеро мужей, семеро братьев, кому же она в вечной жизни, кому она будет женой?»
о. Александр:
— Да, это совершенно чётко криминальная хроника... Знаете, там надо было состав борща-то как-то систематически изучать. (смеются) Ну да ладно.
А. Митрофанова:
— Но это они же гипотетически рассказывают историю.
о. Александр:
— Я понимаю, гипотетически умерли, гипотетический состав. Но Христос в этой ситуации, мне кажется, предлагает не описание, ведь Он же во всех остальных случаях прибегает к притче, когда живописует реалии Царства, то есть, притча подчёркивает какой-то важный аспект, но не учительно, а описательно: «это похоже на», но «похоже» и «равно» — это две большие разницы. Царство Небесное похоже на женщину, которая потеряла деньги, ковырялась полдня по дому, всё подняла, перекопала, нашла и пошла, всем рассказала. Интересно, если проводить прямые аналогии, то тут рисуется вообще очень оригинальный образ, но оно ощутительная аналогия. Так же и тут: хотя Церковь достаточно активно интерпретировала этот материал как прямой, но мы можем посмотреть на него чуть-чуть шире. Ну, как бы тезис по поводу того, что понятно, почему в Царствии Небесном не будут появляться новые люди, не был понятен целому ряду ранних христианских авторов, но даже смотреть в эту сторону не будем, здесь у нас только сослагательное наклонение, его слишком много. По поводу того, что, во-первых, все половые константы однозначно нами сохраняются и наследуются, опять же, это пример святых, которые остались ровно теми, кем они были. А во-вторых, у нас есть совершенно конкретный пример собственно Христа, Которого мы видим в момент Преображения и в момент по Воскресении, а мы знаем, что вот Христос, что Преобразившийся, что Воскресший — это полнота в том числе человеческой природы, как она задумана, и как она будет реализована в свете дня вечности, то есть мы должны стать подобны Ему. И ни одну из своих человеческих характеристик Он не теряет, Он остался Иудеем, то есть семитом, мужчиной, в абсолютно конкретной возрастной категории и со всеми теми признаками, вплоть до ран на теле, черт лица и всего остального, которые были присущи Ему всегда, отсюда мы должны сделать однозначный вывод, что мы воскресаем в том же самом теле и банально, в том же самом поле, в котором мы всю жизнь и жили, ни в каком другом.
А. Ананьев:
— В котором нас запомнили те, кто нас любят.
о. Александр:
— Ну, как бы в котором мы находились во всей той обойме социальных вот этих отношений, и в котором мы их построили так, как построили.
А. Ананьев:
— Интересно, а для Богородицы Христос воскрес младенцем?
о. Александр:
— Не думаю. Я думаю, что Он для всех воскрес одинаково.
А. Ананьев:
— Она просто, ну как любая мама, как мне кажется, она помнит и любит Его родившимся младенцем. Почему она на иконах изображается, вот мне сейчас пришло в голову, Богородица с Младенцем? Она увидела Его именно таким.
о. Александр:
— Ну, здесь, скорее, про догматическую мысль о Боговоплощении, о том, что Творец всяческих в конкретный момент времени лежал на руках и питался материнским молоком, отсюда у нас даже икона «Млекопитательница», на самом деле это догматический образ, то есть он посвящен не вскармливанию детей и помощи матерям в соответствующих ситуациях, как на него смотрят сейчас, а он рождается из догматического соображения подчеркнуть человеческую природу Христа, то есть что вот Он был вскормлен так же, как все остальные, вообще никаким отличным образом.
А. Ананьев:
— Да, вот апостолы запомнили Его таким и увидели Его таким... Кто его знает...
о. Александр:
— Не знаю, не знаю, увидели они Его тоже все-таки и несколько отличным, то есть Христа не узнают, но и узнают, потому что вот случай на Тивериадском озере, когда Иоанн говорит Петру «Это Господь». То есть вот тут такая не вполне однозначная ситуация, у нас как бы здесь больше сослагательных наклонений.
А. Ананьев:
— Семейный час на Радио ВЕРА. Священник Александр Сатомский, настоятель храма Богоявления в Ярославле, я Александр Ананьев и с вами ведущая Алла Митрофанова.
А. Митрофанова:
— А действительно, вот по пути в Эммаус Господь является двум апостолам, и они — да, как будто бы говорят с кем-то другим и не с Ним, что это — преображение? Вот Он является преображенным по воскресении, или, может быть, я не знаю, или они настолько в этот момент внутри своих переживаний, что не способны Его распознать?
о. Александр:
— Вполне возможно и то, и другое, и равно, как и интерпретация той вечери, в рамках которой Христос был узнан, Он познался ими в преломлении хлеба, и вот толкователи по этому поводу замечают, что это либо обозначает духовный опыт, ну, то есть, что просто в какой-то момент времени Он взял и открылся им, вот как бы с их очей пала та пелена, которая находилась там, либо же произошло простое узнавание, что вот этот человек вроде как бы не очень знакомый, а не очень знакомый просто потому, что он умер, ну, то есть всё, он настолько выключен из их сознания и настолько не существует...
А. Митрофанова:
— Но у Петра-то нет! Он-то говорит: «Это же Господь!»
о. Александр:
— Ну, это случай, который происходит уже по Воскресении, то есть и они уже видели Христа Воскресшего, они поэтому и здесь Его узнают, а эти двое считают, что всё, там, на Кресте всё закончено, и поэтому какие бы ассоциации не вызывал у них этот человек, вот, видимо, конечно, они к этому принятию не приходят, и в моменте, когда Он преломляет хлеб, Он делает это каким-то таким особенным образом, которым всегда делал Сам Христос, и по жесту они просто узнали Его. Вот у нас как бы две интерпретации, какая из них лучшая и правильная, я думаю, что никто не скажет.
А. Митрофанова:
— А что делать нам-то, чтобы друг друга узнать? А то окажемся, понимаете, и... Хотя я в это не очень верю, всё-таки и правда, если есть внутри вот это самая сердечная мышца, ну, всё-таки подскажет, вот это даже внутреннее наше что-то, что взращивается на протяжении лет совместной жизни, оно подскажет, даже если внешне мы будем неузнаваемы.
А. Ананьев:
— Прежде чем отец Александр даст ответ, я тебе дам свой ответ: жить здесь и сейчас, надеясь на то, что завтра в этой земной жизни ты узнаешь своего мужа тем же самым человеком, за которого вышла замуж, потому что, согласно официальной статистике в Российской Федерации, 98 процентов на это не способны, и на следующий день они не узнают своего мужа и расстаются с ним. О, как трагично!
А. Митрофанова:
— Ну, ладно, почему 98-то, ну что ты? Ты сгущаешь краски.
А. Ананьев:
— Ну, немножко сгущая краски, 74,5 процентов, какая разница? Много, трагически много! Отец Александр?..
о. Александр:
— Опять же, с одной стороны, к тезису об узнавании, о сохранении союза нас подводит и Ветхий Завет, который, говоря о том, что двое становятся одной плотью, а в данном случае это обозначает максимальную степень этого союза, а параллельно мы имеем в виду, что весь наш жизненный путь, собственно, и ценен в очах Божьих, то есть Бог и дает нам жить историю, потому что она есть для нас история возрастания в отношениях с Ним и с людьми, и эта история ни на каком этапе не обнуляется. То есть, собственно, из этих соображений и человечество в истории, и каждый человек в истории, то есть с момента грехопадения Бог не уничтожил всё и не построил ещё раз, вот Он как бы весь этот процесс ведёт, и каждый из его этапов ценен. Так уж если все те этапы ценны, то неужели же менее ценен самый главный и основной? Со всеми остальными мы не образуем единство, как одна плоть, ну вот не образуем, как угодно, образуем его вот с этим кем-то одним. Здесь, конечно, рождается много и совершенно трагических вопросов про то, что происходит с людьми, которые вступали в брак неоднократно, какие из этих отношений тогда будут ценнее, какие менее ценнее?
А. Митрофанова:
— Ну, собственно, это вопрос саддукеев к Христу: «женщина-то, у неё семь мужей было, что ж теперь?»
о. Александр:
— Вполне возможно, поэтому Христос и обнуляет этот вопрос, что вы вообще заблуждаетесь, вы вообще не знаете Писание, вы смотрите не в ту сторону. Но повторяюсь, что вот мне кажется, что суть этого ответа в притчевом образе о том, что Царство инаково и отношения в нём инаковы. Наверное, это не значит, что их там нет, что их суть и смысл, и тип не таков, но это не значит, что их нет или они хуже, а наоборот, они есть и только глубже и лучше.
А. Ананьев:
— А в догматическом смысле что такое христианский брак? Ведь это не только единение тел, это ещё и единение душ, и причём, не побоюсь этого слова, в вечности.
о. Александр:
— Безусловно. Но здесь мы не можем сказать об этом ничего догматически, потому что наша догматическая рамка на самом деле очень маленькая...
А. Ананьев:
— Но во время венчания же там произносятся какие-то тексты на этот счёт?
о. Александр:
— Но во время венчания узловым текстом является учительство как раз апостола Павла о типе взаимоотношений между мужем и женой, и этот тип, как между Христом и Церковью. Христос воскресший не забыл про Церковь в свете полученного опыта, как то, что Он настолько велик и превосходящ, что-то его земная община как-то сразу отложилась, нет. Он, собственно, ради неё на Крест всходил и ей плоды Воскресения принёс, вот как бы вся идея, соответственно, между мужем и женой отношения строятся вот по такому принципу. А отсюда соответствующий вывод: так как не разорвались отношения между Христом Воскресшим и Его телом, пребывающим здесь и сейчас на земле, значит, по всей видимости, у нас не рвутся отношения между теми супругами, один из которых в вечности, а другой ещё длит своё земное существование, и, безусловно, они не должны разорваться и на этапе, когда оба окажутся в свете вечности.
А. Ананьев:
— Внимание, неожиданный вопрос: если муж и жена хотят быть вместе не только здесь, но и (глубокомысленная пауза) — там, им следует быть похороненными только вместе.
А. Митрофанова:
— Это вопрос или утверждение?
А. Ананьев:
— Это утверждение. А вот теперь вопрос — да?
о. Александр:
— Нет. Нет, отнюдь. В этом смысле наши переживания по поводу мест захоронений, с одной стороны, очень понятны, с другой стороны, скажем так, в ряде случаев преувеличены. Тело, безусловно — храм и святыня. Тело, безусловно, должно быть погребено должным образом и с соответствующим почтением. Но близость, дальность вот этого захоронения там, друг от друга или ещё, не играет никакой роли. Здесь вопрос про то, что в воскресении мы все окажемся в единстве, то есть вот не будем мы разбросаны по разным местам, и, соответственно, если кто-то захоронен в Нью-Йорке, а кто-то в Антверпене, то, извините, но как бы нет. Как бы отнюдь, отнюдь. Это всё принадлежность века нынешнего, а для вечности всё это не играет никакой роли, опять же, по примеру тех святых, которые слышат через Христа и в Христе, и Христом действуют везде и всюду, вне какой-либо привязки к какой-либо географии.
А. Митрофанова:
— Мне вообще кажется, что география так же, как и время: мы настолько привыкли внутри них и в этих рамках мыслить, нам очень сложно представить себе мир без времени и пространства, когда и то, и другое отменяются, упраздняется уже всё, за ненадобностью, по Второму Пришествию, по воскресению как сложно понять, что такое вечность, потому что мы целиком полностью заточены на линейку времени, точно так же сложно и бесконечность понять, и что это за мир, где непонятно, что там, где вверх, где низ, где близко, где далеко, а оно всё иначе, оно просто всё иначе. И это ещё, знаете, простите, профессиональный травматизм — у Пастернака, я очень люблю роман «Доктор Живаго», единственный момент, который меня там вот прям очень смущает, это размышления Пастернака как раз о воскресении мёртвых, где он говорит: «Я не верю в воскресение мёртвых в том виде, как оно описано, что вот все восстанут — где вы разместите эти миллиарды, миллиарды людей?» И у меня каждый раз внутренний вопрос: но ведь их же не надо размещать на планете Земля или других планетах Солнечной системы, это всё будет как-то иначе, просто мы не представляем, как! И, наверное, в этом смысле действительно не так-то важно, насколько далеко друг от друга похоронены супруги, а бывает так, что останков нет.
А. Ананьев:
— И тут на сцену выходит предание о Петре и Февронии.
А. Митрофанова:
— Но это же предание. Да, мы чтим его, но оно...
А. Ананьев:
— Понимаешь, в любой истории, особенно вот такой важной, как предание о Петре Февронии, есть зерно здравого смысла какого-то, и если уж в загробной жизни Пётр и Феврония, святые, стремились быть вместе телами здесь, на Земле, то явно это о чём-то свидетельствует, не может же быть это просто так.
о. Александр:
— Ну, я подозреваю, что здесь, на самом деле, и очень простой дидактический ход автора текста, опять же, я не к тому, что так не случилось, так и случилось — да, и захоронены они вместе.
А. Ананьев:
— А как вы считаете, так случилось или так не случилось?
о. Александр:
— Ну, то, что они захоронены вместе и вместе в одной раке пребывают, я видел прямо двумя своими глазами, и все, кто были в Муроме. Ничего ранее я не видел, потому что родился несколько позже, чем произошла вся эта история, но факт остаётся фактом — вот они двое в этой одной раке пребывают. И здесь, мне кажется, как раз простая дидактика, то есть простое научение именно как раз про то, что свет этих отношений никуда не угас с моментом их смерти, а при том, что ещё оба монашествующие, оба в постриге, уж казалось бы, ты отложился от одной семьи, от малой своей вот этой церкви, приложился к другой, потому что та твоя община монашеская — это твоя новая семья, и вроде бы теперь ты должен красиво пребывать там, жена твоя в другом месте, и так вот уж и повелось — нет ничего подобного, то есть вот эта идентичность оказывается важнее, чем вот это новоприобретённое.
А. Ананьев:
— У нас осталась минута до конца «Семейного часа», за эту минуту я хочу попросить вас дать совет тем, кто хочет и после смерти сохранять связь друг с другом. Может быть, есть что-то, на ваш взгляд, что мы можем сделать сейчас?
о. Александр:
— Да мне кажется, всё то, что мы можем сделать сейчас, мы должны сделать и не в свете этого вопроса, то есть беречь, любить друг друга и взращивать отношения мы должны и в свете мысли о том, что всё конечно, ничто никуда не длится, и с закрытием глаз заканчивается всякая история, и в свете нашей твёрдой христианской уверенности, что на самом деле — нет, это не так, и вечность нас ждёт, мы должны делать одни и те же вещи.
А. Ананьев:
— То есть не надо бросать мужа и идти в храм, и просить Господа, чтобы нас это как-то не разделили?
о. Александр:
— Наверное, нужно, этапно взращиваясь внутри брака, на каких-то этапах оказываться в этом храме вместе.
А. Ананьев:
— Аминь. Спасибо вам большое за этот разговор, простите нас за путанные вопросы, тема такая, знаете, что даже не знаешь, как вопросы формулировать, но ответы мы получили более чем убедительные, понятные и яркие. Священник Александр Сатомский, настоятель храма Богоявления в Ярославле, был этой Великой Субботой в светлой студии Радио ВЕРА. Спасибо, отец Александр.
о. Александр:
— Спасибо вам.
А. Ананьев:
— А мы с Аллой Сергеевной отправляемся в любимый храм. Алла Митрофанова...
А. Митрофанова:
-... Александр Ананьев.
А. Ананьев:
— Пасха будет. С наступающей Пасхой! С наступающим Христовым Воскресением! Услышимся через неделю, пока.
Все выпуски программы Семейный час
«Уныние, отчаяние, депрессия». Наталия Инина
У нас в студии христианский психолог, психотерапевт, преподаватель факультета психологии МГУ им. МВ Ломоносова, РПУ св. Иоанна Богослова Наталья Инина. Разговор шел о чувстве богооставленности. Что делать, когда рушатся все надежды и нападает отчаяние, как не перепутать депрессию с чувством покаяния и как преодолеть грех уныния и научиться верить и доверять Богу.