У нас в студии был настоятель храма Воздвижения Креста Господня в Митино священник Стахий Колотвин.
Мы говорили об особенностях и смыслах богослужения в ближайшее воскресение, в которое празднуется память святых отцов VII Вселенского собора, о празднике в честь Иверской иконы Божией Матери, а также о памяти святых мученика Лонгина Сотника и преподобного Андрея Критского.
Марина Борисова:
— Добрый вечер, дорогие друзья. В эфире радио «Вера», еженедельная субботняя программа «Седмица», в которой мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. С вами Марина Борисова и наш сегодняшний гость, настоятель храма Воздвижения Креста Господня в Митине, священник Стахий Колотвин.
Священник Стахий Колотвин:
— Добрый вечер.
Марина Борисова:
— И с его помощью мы постараемся разобраться, что ждет нас в церкви завтра, в восемнадцатое воскресенье после Пятидесятницы, и на предстоящей седмице. Как всегда по традиции пытаемся вникнуть в смысл наступающего воскресенья, разбираясь в отрывках из апостольских посланий и Евангелия, которые прозвучат завтра за божественной литургией. Завтра в храме мы услышим отрывок из Второго Послания апостола Павла к коринфянам из 9-й главы, стихи с 6-го по 11-й. Начинается этот отрывок словами «При сем скажу, кто сеет скупо, тот скупо и пожнет, а кто сеет щедро, тот щедро и пожнет». И дальше рассуждения о том, что Бог силен обогатить вас всякою благодатью, чтобы вы всегда и во всем имели всякое довольство были богаты на всякое доброе дело. Речь идет о чем? О материальном ли богатстве только? Или все-таки больше о чем-то другом?
Священник Стахий Колотвин:
— Не убежать. Нам, конечно, как людям, с одной стороны, претендующим на некоторую духовность, а с другой стороны, людям жадным, нам конечно охота сказать: да, не-не, про духовность апостол говорит, поэтому никому не дам, все сам съем. Но деваться некуда, в том числе апостол Павел подбадривает, говорит, действительно, и о материальном: чем ты больше заботишься, тем ты больше пожнешь. Другое дело, что тут нам дается замечательный такой конвентатор материального в духовное. Ты берешь и все сеешь-сеешь вокруг милостыню, ну естественно ни в коем случае не мошенникам где-то там в метро или рядом с храмом, кто рассказывает всякие сказочные истории, это конечно, воровство, это даже причащаться нельзя, если ты отдал мошеннику, потому что ты участвуешь в воровских схемах. А когда ты берешь и заходишь на сайт, например, Милосердие.ru или других каких-то благотворительных и, в том числе, внецерковных организаций, и помогаешь кому-то в тяжелой ситуации с операцией, с оплатой продуктов для нуждающихся многодетных семей и так далее. Это все, действительно, совсем не значит, что теперь, раз ты подал милостыню, что сейчас у тебя зарплата прибавится, премию начальник поставит, на тебя с небес как-то посыплется золотой дождь. Нет. Но тем не менее твоя забота, в том числе просто материальная об окружающих, правда может Господь ее вознаградить обильным урожаем, не обязательно материальных, а духовных каких-то плодов. Потому что смотришь на себя и понимаешь, что выше потолка не прыгнешь, тут-то я стараюсь молиться, а молитвенник-то из меня нулевой, тут-то я стараюсь как-то не гневаться, а все равно прорывается, а если не прорывается, то хожу кипячусь, главное, чтобы меня никто не тронул, а то тоже паром всех обдам. И кажется человеку ну, не выбраться из этого. Попробуй быть просто более милосердным и заботливым к людям, пусть это не будет даже такой лаской и приветливостью, потому что внутри-то там кипят страсти, но просто хотя бы технически, уже в таком случае Господь в долгу не останется, правда, урожай прорастет. Урожай прорастет вот этой щедрости, Господь щедро посылает свое благорасположение, и наши добродетели, которые мы даже не подозреваем, что они у нас в душе могут пробиться сквозь вот этот асфальт страстей, в которых они закатаны, они все равно прорвутся и, правда, душа вздохнет полной грудью. Тем не менее, речь не только о простой милостыни, тут о любой добродетели, которую мы направляем вокруг себя. Господь недаром самую первую притчу о Своем Евангельском благовестии посвящает тематике сеяния, притча о сеятеле, которую он сам потом и толкует. Господь показывает, как Он сеет что-то духовное, как Он сеет проповедь. Поэтому, конечно, апостол Павел применительно к себе, надеется, что он как проповедник слова Божия, обретет тех людей, которые тоже будут нести слово Божие дальше. Не обязательно идти со словом проповеди, кого-то в чем-то убеждать, кому-то что-то рассказывать, но просто даже своей христианской жизнью, то есть для апостола Павла прежде всего сеяние — это те самые церкви, к которым он обращает свои послания, те самые православные христиане, и он надеется, что, да, дальше уже те христиане, кого он сам крестил, будут рожать деток, воспитывать и будут поколения и поколения христиан до пришествия Христова, которое в принципе вполне возможно и самим апостолом Павлом мыслилось, что оно совсем уж скоро будет, в том числе, памятуя слова Спасителя, что даже может кто-то не умереть, пока Господь придет, и так далее. Мы, глядя на эти слова, должны помнить, что нет, речь не только конечно, о материальном, но любое наше усилие, или нам кажется иногда, вкладываешь-вкладываешь душу, а все равно как мечешь бисер перед свиньями. Эта тонкая грань между словами Христа «не мечите бисер перед свиньями» и действительно некоторой решительностью для того, чтобы вкладываться в окружающих людей, чему-то учить их, с ними дружить, их к чему-то лучшему, большему привлекать, действительно очень тонкая, но все равно риск — дело благородное. Как человек берет, может взять и положить свою годовую премию в банку, ее закопать в огороде и потом ее когда-то достать, и уже инфляцией, а может и мышками, все там съедено, как бы особо вроде не рискуешь. А другое дело человек берет и вкладывается в какие-то предприятия, как купцы снаряжали корабли торговые, может быть, прибыль вернется, а может, нет, а может, волны разметают этот корабль, или разбойники все ограбят. Или современные какие-то инвестиционные инструменты, их можно в чем-то сравнить тоже с теми же самыми высокорискованными операциями древних купцов. Все это точно так же можно отнести и к нашим духовным усилиям. Потому что мы можем любить, заботиться, вкладывать в человека свою душу, а он в эту душу все равно наплюет. Ну, да, проиграл. Но проиграл прежде всего не ты — ты все равно вложил, может быть, урожая не было — а человек, который это не воспринял. Зато все равно где-то это слово взойдет, и где-то человек, который вокруг себя что-то христианское сеет: отношение к миру, отношение к ближнему — все равно вокруг него сформируется очень маленькая среда. Может эта маленькая среда будет не из двадцати человек, ну, понятно, священникам проще, он формирует приход, и вокруг больше людей собирается. Но даже любой христианин, который вкладывает душу, заботу, сердце и слово Христово хоть и минимальное даже среди неверующих людей, обязательно у него найдется рядом с ним человек, который тоже сердцем откликнется, и ты действительно будешь уже не одинок. И вот ты стал тем самым семечком слова Божия, и вокруг тебя вроде безбожная среда, а вот раз, смотришь, и урожай пришел, и может у тебя есть хоть один действительно настоящий друг, с которым ты единомышленник в вере, единомышленник на пути к Христу.
Марина Борисова:
— Обратимся теперь к отрывку из Евангелия от Луки из 7-й главы, стихи с 11-го по 16-ый. Это очень хорошо известный большинству церковных людей отрывок, повествующий о воскрешении сына наинской вдовы. «Иисус пошел в город, называемый Наин; (...) Когда же Он приблизился к городским воротам, тут выносили умершего, единственного сына у матери, а она была вдова; и много народа шло с нею из города. Увидев ее, Господь сжалился над нею и сказал ей: не плачь. И, подойдя, прикоснулся к одру; несшие остановились, и Он сказал: юноша! тебе говорю, встань! Мертвый, поднявшись, сел и стал говорить; и отдал его [Иисус] матери его». Тут первое, что бросается в глаза: посмотрите, в Евангелии множество примеров исцелений и есть примеры воскрешения, но здесь не было просьбы. Обычно ведь либо больного либо умирающего приносили к Иисусу или просили, чтобы Он пошел к нему, каким-то образом обращались с просьбой исцелить. А здесь Он просто увидел плачущую вдову и, ни слова не говоря, воскресил ее сына. О чем вообще это нам говорит?
Священник Стахий Колотвин:
— Господь каждый день совершал множество чудес, когда он именно находился рядом с людьми, а не когда Он удалялся отдельно помолиться, чтобы спокойно с Небесным Своим Отцом пообщаться, тоже показывая нам пример, что иногда стоит от дел, даже самых полезных уйти. Тем не менее, лишь некоторые из этих чудес евангелистами нам описаны и каждое такое описание не случайно, потому что в чем-то дает нам пример для подражания Христу. А с другой стороны, оно дает нам возможность понять, как Господь взаимодействует с каждым из нас, как Бог относится ко мне. У нас есть такая склонность, что сейчас, Господи, я тебе помолюсь, я Тебе составлю некоторый заказ, что тебе нужно сделать, Господи, в моей жизни, а Ты его выполнишь или нет. Ну, нет, конечно, Господи, если Ты посчитаешь ненужным, не выполнишь, но если будешь выполнять, то по моим каким-то лекалам. Я сам разберусь. А на самом деле, человек верующий, который Богу доверяет, чье сердце чисто, тот может от Господа ожидать куда больше, чем он может себе представить. Прежде всего, это касается нашей награды пребывания с Богом в Царствии Небесном, потому что язык человеческий не может изъяснить того, что уготовал Бог любящим Его. Не то, что мы говорим, ой, Господи, дай, чтобы в раю были море и песочек или чтобы горы красивые или леса или поля, красивые замки, здания, церкви и так далее. Нет. Мы знаем, что Господь Сам сделает все необходимое для нашего счастья вечного вместе с Ним. Точно так же и здесь в земной жизни, человек, который просто молится Богу, ему не нужно никакой Господу заказ формировать. Это не значит, что это запрещено. Бывает, мы видим в Евангелии, как люди приходили к Богу с конкретными просьбами, шли неотступно, не сдавались и все равно просили что-то свое, и Господь это исцелял. Да, можно, сердце о чем-то болит, и ты об этом просишь. Но иногда нужно думать: не, просто Господу молюсь и не дерзаю о чем-то просить — да, достаточно. Ты просто общаешься в молитве с Богом и этого вполне достаточно дл того, чтобы Господь тебя услышал и взял и совершил небольшое чудо. Конечно, воскрешение — это большое чудо. Воскрешение Господь даже в Своей Евангельской проповеди в эти три года публичного служения людям, их было совсем немного. Но то, что Господь берет и показывает одно из чудес первого порядка — да, потому что были исцеления, были исцеления инвалидности, были изгнания бесов, было даже там повелевание силами природы — но то, что победа над смертью, Господь случай вывел и показал и продемонстрировал именно там, где Его не просили, мне кажется, это особо значимо. Мы вспоминаем, как Господь воскресил дщерь Иаира? Там просили, там молились, показывали, и Господь исцелил, но прикровенно. Сказал, да нет, она спала, сказал, нет, не рассказывайте никому пока что. Да, мы видим, что Господь идет исцелять Лазаря, но тоже это уже и мольба и Марфы и Марии, которые конечно не дерзают, говорят, что да, Лазарь воскреснет лишь в последний день, когда все мертвые воскреснут. Но для Господа были очень важны последующие заключительные дни Его земной проповеди, мы, открывая Евангелие, увидим, что половину притч, которые в Евангелии есть, Господь сказал именно в первые дни страстной седмицы, и нужно, чтобы люди их восприняли, совершить что-то совсем из ряда вон выходящее. А тут маленький городок в Галилеи, нету никакой особой толпы. Ну, в маленьком городке особая толпа не соберется. Господь берет, и просто походя, на ходу, в процессе, даже Он не приходит к дому умирающего и не на кладбище, а просто люди идут рядом со своим горем и Господь вмешивается. Поэтому точно так же Господь и тех людей, которые не просят и молятся, Он тоже обязательно их посещает. Даже можно сказать, вот человек не молится, а у него такие чудеса. Или человек может говорить, я всего в жизни добился и я не молюсь и ничего, и все у меня в жизни хорошо или все в жизни плохо, и все равно, то есть даже те люди, которые в Бога не верят, они все равно чудеса получают, потому что Господь любит всех, Господь хочет прославить Свое Имя, Господь хочет просто проявить Свою любовь. Он ее проявит на любом человеке, если Он это посчитает нужным. И нам не получится с Богом сторговаться. Это тоже опять же такой пример. Не нужно, не нужно... Мне сейчас буквально перед программой пришел очередной вопрос очень типичный: «Батюшка, что нужно прочитать, какой именно акафист нужно прочитать по такому-то поводу». Да, то есть люди относятся с уважением, знают, что раз батюшка выступает на радио, на телевидении, то может он какой-то совет даст, и приходится примерно одно и то же говорить. Молитва это не заклинание, ты не сможешь с Господом сторговаться. Единственно, ты можешь к Господу, как «сердце чисто созижди во мне Боже», с сердцем чистым обратиться, любовь свою направлять, как любила мать своего сына, как действительно она заслуживала того, чтобы сын ее на старости лет поддерживал, а не то, чтобы она на старости лет к нему на могилку приходила. И Господь посчитал без всякой ее просьбы, что она заслуживает снисхождения, заслуживает этого величайшего чуда. Точно так же Господь отнесется и к нам, если мы будем проявлять любовь и к нему, и к окружающим нас ближним.
Марина Борисова:
— Напоминаю нашим радиослушателям, в эфире программа «Седмица». В студии Марина Борисова и наш сегодняшний гость, настоятель храма Воздвижения Креста Господня в Митине, священник Стахий Колотвин. Наступающее воскресенье дает нам очень много пищи для размышления, потому что именно в это воскресенье празднуется память святых отцов Седьмого Вселенского Собора. Что такое Седьмой Вселенский Собор? Это Собор, который восстановил иконопочитание. Мы достаточно часто вспоминаем о том, что были какие-то такие иконоборцы, сначала они боролись с иконами, потом с ними боролись все. В результате был достигнут какой-то, как говорилось когда-то в Советском Союзе, консенсус, и в Церкви воцарился мир, и все поняли, что иконы это хорошо. Если вернуться к реальной истории, все очень перекликается с современностью, может быть, тем, что вся эта история иконоборчества очень политизированная. И связана скорее не с какими-то глубокими религиозными переживаниями, хотя бы в начале этого движения, сколько с абсолютно выхолощенной церковной жизнью в тот момент, когда в империи все было настолько формализовано уже, что суть веры, суть церковной жизни свелась к каким-то атрибутам, малозначимым скорее для людей, которые в эти храмы ходили. Там еще, мне кажется, в этой истории иконоборчества, много моментов, которые пересекаются с современностью в том смысле, что это была, с одной стороны, борьба с клириками, с другой стороны, борьба за истинный смысл вероучения. Очень много всего в этой истории понамешано.
Священник Стахий Колотвин:
— Безусловно, мы видим внешний фактор, но самый печальный внешний фактор. Внешний по отношению к тому, что тоже он не имел отношения к церковному вероучению, это была практика самих верующих людей. Это было то самое бытовое идолопоклонничество, когда к иконам относились как к идолам. Люди старались от какой-то иконы отщипнуть кусочек, могли сами верующие люди, не иконоборцы, уничтожить икону, чтобы сварить из нее какой-то порошочек, это выпить и как-то там помазать больные места, то есть такое иконоборчество началось со стороны людей, которые иконы почитали. Не говоря уж о том, что сейчас интернет православный всколыхнули несколько лет назад фотографии с модного показа, где репродукции мозаик византийских на одеждах манекенщиков изображены. Так тоже до иконоборчества знатные богатые люди могли себе позволить, что вышивались образа святых просто вот на одежде. То есть они ходили и все такие вот украшенные, можно сказать, иконами. И это действительно вызывало настороженность, это вызывало сопротивление. А уже вот это некоторое стремление людей что-то там защитить, ограничить, от чего-то избавиться, его использует враг рода человеческого и конечно, ну, тоже и политики, безусловно, этим воспользовались. Надо понимать, что иконоборчество началось на фоне такого, можно сказать, пусть и статус-кво, но тем не менее постоянной угрозе окончательного проигрыша Византии арабскому халифату. Что большая часть, географически большая часть земель Восточной Римской империи оказалась в руках мусульман, в том числе житница империи Египет, в том числе торговые центры, это как раз Сирия, Восток, Антиохия, то есть такие ключевые в экономике империи регионы. Но на этом мусульмане не останавливались, и даже если они не могли куда-то дойти и завоевать, то была выжженная полоса земли, то есть докуда могли дойти разграбить, уничтожить и уже вернуться пусть и без претензий на захват. И как раз некоторые... Помимо организованных войск, возглавляемых халифом или полководцами его, важное значении имело некоторое воодушевление, что простой человек, мусульманин, может быть, мусульманин во втором-третьем поколении, тоже искренне шел пограбить-поубивать, и не потому, что думал, что ой, я сейчас возьму и кому-то несчастье принесу, а потому что он так, можно сказать, в кавычках «совмещал приятное с полезным». Что он шел не просто обогатиться и что-то у кого-то украсть, а то, что он шел как на некую священную войну, на дело проповеди правоверной религии огнем и мечом. И как раз что проще всего было, на что обратить свой гнев, что проще всего уничтожать, как раз храмы, иконы, потому что запрет изображений в исламе, вот это идолопоклонничество. Мы знаем, что в исламе многое взято из Ветхого Завета, а в Ветхом Завете до явления Христа запрет на поклонение тем или иным изображениям был однозначен. Потому что чему поклоняться, Христос еще не пришел, еще Бог не стал человеком, еще человек не может достичь обо́жения и стать таким, как Бог, и поэтому что ж тут особо изображать. Был, конечно, и некоторый политический момент защитный. Вот, посмотрите, как некоторые первые христиане воспринимали мусульман? Как некоторую христианскую еретическую секту. Так точно также была сделана некоторая линия генеральная, что нет, нет, мы христиане почти как мусульмане тоже, ну просто чуть-чуть мы отличаемся, но вот мы идолов не почитаем. И конечно уже за всем этим лукавый... Вот здесь как пожар начинается в лесу, где-то одну спичку непотушенную, где костер плохо затушили, где-то просто молния сверкнула, и уже когда пылают гектары, просто леса выгорают гигантские площади, уже ты не сможешь понять, где именно этот пожар начался. Точно так же началось иконоборчество. Но на самом деле удивительно, какой был ответ церковный. Потому что ответ был повсеместный. Несмотря на то, что вся военно-политическая машина Византийской империи... У нас есть представление о Византийской империи: святые императоры все были православные — нет. Большая часть византийского управления ну, почти большая, ну примерно пятьдесят на пятьдесят, это были императоры-еретики, которые Церковь гнали, и самое страшный период — это был как раз период иконоборчества. Потому что действительно появились новые мученики. Прям такого уничтожения физического людей, в отличие от икон, не было. Все-таки старались отправить в ссылку, особенно кого-то знаковые фигуры. В том числе не потому, что такие добрые были, а потому, чтобы не делать мучеников. То есть какой-то епископ выступает в защиту икон, его просто лишают кафедры, отстраняют. Собирается собор иконоборческих епископов, ссылают куда-то в монастырь и люди не видят, что его провели по площади и обезглавили. И никто его не почитает как мученика, а где там он на каком-то далеком пограничье, на каком-то острове в море, то как-то никому особо не интересно. То есть уже иконоборцы, можно сказать, использовали опыт язычников, в том числе, печальный, первых веков гонения. Они смотрели, публичные гонения, публичные казни, наоборот только обращают людей в защиту истинной веры. Недаром, с каждым новым гонением это все более изощренно, и вот гонения двадцатого века большевистские. Был один грузинский диктатор в России, он вообще в семинарии учился, он вообще старался, когда людей убивали за Христа, так вообще родственникам говорили просто «десять лет без права переписки». То есть, чтобы люди не могли почитать как святых, раз не казнили, то вроде и не почитают. Вот как некий промежуточный мостик между гонениями Римского периода и гонениями современности — это как раз были гонения иконоборческие. Седьмой Вселенский Собор показал, прежде всего, что, несмотря на почти сотню лет этих гонений, сохраняется православная вера. И более того, что православная вера, это не как пытались выставить иконоборцы — это неграмотные монахи, неграмотные люди, они такие дикие, они идолопоклонники, а вот просвещенные христиане — все иконоборцы. Нет, Седьмой Вселенский Собор дал совершенный четкий богословский интеллектуальный ответ на все претензии иконоборчества. Добавить и прибавить к нему ничего не было. Самое интересное, что потом-то иконоборчество возобновилось.
Марина Борисова:
— Ну, еще пятьдесят шесть лет оно после Собора было.
Священник Стахий Колотвин:
— Было. Но вот по сути потом то, что мы празднуем на Торжество Православия наоборот весной это не день какого-то нового догмата. Потому что тот Собор по сути сказал: пятьдесят лет назад уже все сказано. Седьмой Вселенский Собор дал полный богословский ответ. Уже действительно ничего нового не было, по сути, как вот бывает такая озлобленность, человек понимает, что он неправ, но он настолько зол, что еще более злобным становится, чем даже когда он был убежден в своей собственной правоте. Поэтому для нас Седьмой Вселенский Собор это не то, что знак окончания гонений, не потому что это знак победы политической, что, да, пришла царица, которая была за иконы. Потому что для христианина важны не политические победы. Для нас, для христиан Седьмой Вселенский Собор это знак того, что тоже значение иконы это правда свидетельства, это наш символ веры о воплощении Христа, о том, что Бог действительно рядом с нами, о том, что человек действительно образ Божий и этот образ Божий он может в себе реализовать, что вокруг нас есть люди, которые умирают, но не «земля и в землю отыдеши», а их душа все равно с Богом соединяется. Что мы в конце времен, когда восстанем на Страшный Суд, как мы поем в Символе веры словесном: «чаю воскресения мертвых и жизни будущего века» — что мы на иконе именно это изображаем, что действительно спасение реально. Поэтому конечно будем очень благодарны отцам Седьмого Вселенского Собора, что мы и в самые светлые моменты своей жизни и в самые наоборот грустные глядим на иконы и понимаем, что все равно образ Божий в человеке неискореним, и Господь Всех нас ждет в Царствии Небесном. Главное свой образ самому себе не испортить.
Марина Борисова:
— Вы слушаете программу «Седмица». В студии Марина Борисова и наш сегодняшний гость, настоятель храма Воздвижения Креста Господня в Митине, священник Стахий Колотвин. Мы прервемся и вернемся к вам буквально через минуту, не переключайтесь.
Марина Борисова:
— Еще раз здравствуйте, дорогие друзья. Вы слушаете программу «Седмица». В студии Марина Борисова и наш сегодняшний гость, настоятель храма Воздвижения Креста Господня в Митине, священник Стахий Колотвин. И с его помощью мы, как всегда по субботам, стараемся разобраться в смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. Вся неделя, как-то так уж получилось по календарю, что она начинается с памяти святых отцов Седьмого Вселенского Собора и дальше как-то пунктиром все время напоминает нам о, как раз, истории иконоборчества. У нас 26 октября праздник в честь одной из самых дорогих, почитаемых и любимых на Руси икон Пресвятой Богородицы, это икона Иверская. Удивительное дело, я помню, что когда я была совершенно далека от мыслей о вере, когда я не держала в руках ни церковной истории, ни Священного Писания, но училась в советской школе и читала много стихов, я точно знала, что была такая Иверская икона, особо почитаемая в Москве, по одной простой причине. Стихи Марины Цветаевой. Причем Марина Цветаева особой истовостью веры не отличалась, но при этом своими стихами удивительно передавала настроение и отношение к этой святыни. «А вот за тою дверцей, Куда народ валит, — Там Иверское сердце Червонное горит» или «Часовню звездную — приют от зол — Где вытертый от поцелуев — пол». Сталкиваешься с этими строками, ничего не знаешь ни про православие, ни про христианство, ни про иконы, но сразу чувствуешь настроение. Вообще это удивительное отношение к Иверской иконе именно в России с чем-то связано? С чем?
Священник Стахий Колотвин:
— Лучше начать с конца, чтобы заканчивать на радостном, потому что сейчас, конечно, ситуация безрадостная. Перед Иверской часовней на входе на Красную площадь сделали такой условный географический центр страны и люди становятся, суеверные кидают монетки и в общем у нас не икона стала центральное значение у преддверия главной площади страны иметь, а метание денежных знаков, которые радостно собирают дедушки с магнитными палочками вокруг. Тем не менее, если мы отмотаем чуть-чуть назад, то вспомним, что у Иверской иконы — Иверская, это буквально грузинская икона — у нее есть другое наименование «Вратарница», Образ Божией Матери «Вратарница». Вратарница тоже это слово церковно-славянское, церковнославянизм в русском языке. Но если сказать «Привратница», ну, это будет как-то уж совсем заниженная коннотация. На самом деле, если мы воспринимаем привратника по законам мирного времени, то нам кажется привратник — какой-то швейцар: открой дверь, подай шубу и так далее. А если мы понимаем как страж ворот, как фильмы героические: кто-то берет и защищает, последний рыцарь в бою против превосходящих сил соперника. То ты воспринимаешь его не как швейцара, а наоборот как величайшего героя, который самый важный вход... не допустить этого зла снаружи внутрь крепости осаждаемой. Поэтому икона Божией Матери Иверская на протяжении веков в самых разных краях и почиталась как такая Защитница, Заступница, Которая ограждает от зла верующих людей. Сначала в граде Никей — это город, где был Первый Вселенский Собор, знаменитый тем, что мы начали Символ Веры учреждать, куда как раз приезжали святитель Николай, святитель Спиридон, святитель Осия Кордубский с далекого Запада. Все они въезжали в Никею, и когда они въезжали в ворота, как раз проходили, наверное, под другой уже иконой, все-таки икона Иверская, более поздняя, но все равно наверняка могли с окончанием гонений ту ли иную икону над вратами разместить. В принципе мы знаем, как на Спасской Башне всю советскую историю была замурована — удивительная история, вот вроде что еще там можно найти, а правда вот люди не уничтожили образ, а просто его заложили — и вот он открывается и врата в Кремль хранит. Точно так же Богородица была на страже врат, на духовной естественно, сначала этого города Никеи, потом была в собственно Иверском, в грузинском монастыре на Афоне. Сейчас этот монастырь не грузинский. За века, когда Грузия, растерзанная на кусочки под властью то персов, то турок, потеряла свою некоторую связь техническую с Афоном, то тоже потихонечку монастырь поменял свой национальный окрас, но тем не менее эти все традиции сохранились, и Иверская икона, та самая, тоже была над вратами. И мы воспеваем, что нет, не в храме, где Ее хотели почитать, не вы Меня сторожите в храме, чтобы Меня там не украли, а Я наоборот вас сторожу. И точно также эта традиция, начиная с патриарха Никона, зародилась и на нашей русской земле, что Пресвятая Богородица хранила въезд на центральную площадь нашей богоспасаемой державы, на Красную площадь. А тогда она была еще более живая и насыщенная, чем в наши дни, потому что действительно там были торговые ряды, там было общественно-культурное торговое пространство. То есть сейчас ты больше людей встретишь не на площади. На площади — люди уже изнежены, им холодно, а уже не найти никаких мехов собольих, которыми славилась наша богатая природа, и люди ходят в куцых пуховичках — и конечно на улицах им сложно и поэтому все наоборот наполняют торговые центры. Где как раз у тебя и развлечения, и торговля, и какие-то уже даже культурные объекты появляются, по крайней мере, массового культурного поля, вроде кинотеатров и так далее. А так вот по сути, не формально, где только парад, а живое сердце на Красной площади, вот эти ворота, им покровительствовала Пресвятая Богородица, глядя на приходящих с Иверской иконы.
Марина Борисова:
— И когда список, присланный с Афона встречали, его и встречали там, около Воскресенских ворот, патриарх с клиром, и поэтому там и появилась потом часовня, в которой список с того списка поместили.
Священник Стахий Колотвин:
— Да, сейчас, если мы зайдем в наши дни в Иверскую часовню, понятно, там икона новая. Потому что и часовня, увы, была уничтожена в богоборческие времена. Но тоже как один из символов такого не только возрождения, а смирения России — что да, Россия полагается не только на ядерное оружие и не только на балет, а что все-таки полагается на заступничество Божией Матери перед Спасителем нашим — было восстановление Иверской часовни. В докороновирусный период, на протяжении десятков лет была традиция, что священники из разных уголков Москвы по очереди различные благочиния, различные церковные округа первопрестольного града направляли священников, которые с утра до вечера совершали там пение акафиста, и таким образом это было одно из немногих мест, где, правда, целый день идет служба. То есть человек мог в любой момент зайти в эту крохотную часовню, там не было постоянно много молящегося народа, но все равно, как ты ни зайдешь, ты можешь присоединиться к этой молитве. А традиция действительно, иногда выпадало, ой, как некоторая повинность, но я, наоборот, к Иверской иконе в Иверскую часовню любил ездить, приехать попеть. Причем тоже приятно, помолился, люди, кто случайно зашел, кто просто в этот день планировал зайти и совершенно не знали, какой там священник будет служить. Как-то мы все берем и соединяемся на входе на Красную площадь, что даже люди, которые снаружи эти монетки метают, а все равно слышат вот эти отблески молитв. И тоже, входя на Красную площадь волей-неволей прислушаются к словам, обращенным к Богородице. Авось сердце тоже отзывается и молитва творится. Поэтому для нас важно не только чудеса, переплывала ли икона море или как-то ее перевезли. Написано, она в Грузии или просто она оказалась в грузинском монастыре, как же был утерян оригинал и может ли икона, которая двадцать лет назад была написана, является ли она той чудотворной, сохранила ли она какие-то свойства.
Марина Борисова:
— Чудотворная же тоже сохранилась в фондах Исторического музея, ее же передали потом в Новодевичий монастырь.
Священник Стахий Колотвин:
— Безусловно, да. Безусловно, для нас это все уходит на второй план. Потому что, прежде всего, конечно, для нас тот или иной образ Богородицы — это лишь повод прославить Богородицу. Нету Богородиц разных, Богородица Казанская, Богородица Владимирская ничем не отличается. Это одна единая наша Владычица Небес, Превысшая херувимов и серафимов, Божия Матерь, Которая нам показала пример, как соединиться со Христом и с Ним не разлучаться уже душой. Нам как людям простым приятно вспомнить ту или церковную историю, те или иные чудеса, вспомнить и насладиться различиями в различных образах Богородицы. Но это тоже все вторично. Мы больше всего должны радоваться тому, что очередной день, и снова у нас праздник Пресвятой Богородицы, и снова мы можем получить прекрасный повод для того, чтобы с Ней и с Богом пообщаться.
Марина Борисова:
— Вы стали ездить служить в Иверскую часовню, когда ее уже восстановили?
Священник Стахий Колотвин:
— Когда ее восстановили, я был еще маленьким ребенком, поэтому уж точно, хоть кажется, как это давно было. Например, то, что ее разрушали, это я узнал постфактум, то есть все, сколько я себя помню, Иверская часовня уже была.
Марина Борисова:
— То есть вы не помните, что там не было никаких ворот?
Священник Стахий Колотвин:
— Не помню. Причем, вполне вероятно, что я с родителями был в те времена, но как-то уже не отложилось. А так смотришь и дореволюционные фотографии и сейчас проходишь, вроде, одно и то же. Человек очень быстро к хорошему привыкает. Нам всегда некомфортно, в этом храме то не так, и в этом храме то так неудобно, мы даже не ценим, что храмы стоят открыты, что на них кресты не порушены, а кресты венчают, что можно зайти помолиться. Как-то это воспринимаешь как само собой разумеющееся. А на самом деле надо помнить притчу о талантах: «больше дано больше спросится». Поэтому с нас в 2021 году спросится значительно больше, чем с людей, которые жили примерно пятьдесят лет назад.
Марина Борисова:
— Напоминаю, вы слушаете программу «Седмица». В студии Марина Борисова и наш сегодняшний гость, настоятель храма Воздвижения Креста Господня в Митине, священник Стахий Колотвин. На этой неделе мы будем вспоминать мученика Лонгина сотника, 29 октября, и преподобного Андрея Критского, 30 октября. Но если преподобного Андрея Критского большинство православных верующих знают, потому что он автор Великого Канона покаянного и каждый Великий пост первые четыре дня все стараемся мы быть в храме, слушать этот Великий Канон из года в год и соответственно вспоминать его автора. На протяжении Великого поста у нас много поводов вспомнить и поговорить о преподобном Андрее. А что касается мученика Лонгина, я думаю, что, наверное, его, может быть, вспоминают только те, кому посчастливилось посетить Иерусалим, и в храме Гроба Господня — предел мученика Лонгина. Потому что в Евангелии имени его нету, и вообще про него мы мало что узнаем из Священного Писания. Однако, историческая личность.
Священник Стахий Колотвин:
— Действительно, историческая личность. Мы буквально полгода назад с прихожанами, с нашими митинскими паломниками направились в Каппадокию. Каппадокия это действительно удивительное место, давшее миру множество святынь и святых. Конечно, самый знаменитый святой каппадокийский уроженец это великомученик Георгий Победоносец, хотя, конечно, потом он воспитывался в имении матери в Лидде, тоже на Святой Земле, пострадал в Никомидии, но все равно, тем не менее, каппадокийский уроженец. Конечно, там для грузинского народа самое важное — это святая равноапостольная Нина, для армянского народа святитель Григорий — просветитель тех, кто православие принес. Человек, который живет в России, ходит на литургию, молится, конечно, вспоминает отцов каппадокийцев, прежде всего Василия Великого, Великим постом каждое воскресенье его литургию более длинную совершаем с такими более строгими молитвами длинными. Тем не менее, старт таким всем православным великим святым каппадокийским дает тот самый Лонгин сотник. Каппадокия на самом деле от Святой Земли не так далеко. Как апостолу Павлу было совсем недолго до Святой Земли добираться от Тарса, он был почти в самом уголке Средиземного моря, пусть и на северном побережье, но ты взял вдоль побережья проплыл, и ты оказался уже в Святой Земле и до Иерусалима рукой подать. А вот за этим Тарсом были такие горные проемы, и через них ты, раз, и уже проходил в эту срединную территорию каппадокийскую. Мы когда ходили по всем этим бесконечным пещерным храмам, Каппадокия ими просто усеяна, часть из них находятся как музейные комплексы, то есть какая-то территория огорожена и даже сами храмы закрывают решеточкой там на ночь. Какие-то особенно посещаемые массовыми туристами, вроде как музей под открытым небом в Гёреме, какие-то менее посещаемые или посещаемые частично — великолепный каньон Ихлара. А есть храмы, которые просто раскиданы, конечно, в куда более худшем состоянии эти фрески, удивительно, что они вообще сохранились с девятого, десятого, одиннадцатого, двенадцатого, тринадцатого веков до наших дней. Почему я об этом все так подробно вспоминаю? Потому что один из самых популярных святых, изображенных в Каппадокии. Конечно, самый популярный чаще всего Георгий Победоносец. Все-таки своего знаменитого уроженца каппадокийцы не могли не изобразить. Но вот на втором месте будет Лонгин сотник. Изображение страданий Спасителя, понятно, это Крест Христов, это Распятие Христово изображается, но Лонгин сотник будет изображен. Отнюдь не всегда в изображении распятия мы увидим в искусстве на фресках на древних в других регионах, что Лонгин сотник стоит. Но все-таки своего земляка каппадокийцы не забывали. Для нас фигура Лонгина сотника важна тем, что такой святой, который стоял рядом с Христом, который взял и... по преданию копье Лонгина сотника... Хоть он был командующий, сотник, правда, это не рядовой солдат, тем не менее связывает предание, что он сам решил убедиться, потому что приказ: надо прибить голени всем, чтобы умерли побыстрее вот эти разбойники, вот эти политические активисты, самозванцы, которых позорно надо казнить, потому что у иудеев какой-то там праздник их очередной наступает, и не могут люди висеть мучиться. И поэтому надо через болевой шок прибить голени, и вот эти изнеможденные разбойники должны уже погибнуть. А Господь уже, потому что пророчество было ветхозаветное, что кость не сокрушится от него, и Господь раньше душу в руки Своего Бога Отца предал. Для того, чтобы убедиться, действительно ли человек не притворяется, не придут ли ученики, не снимут со Креста, якобы бездыханное тело, а потом окажется.. То Лонгин сам решил, как исполнительный солдат, убедиться и пронзил грудь Христа копьем. И мы знаем, что как раз такой интересный феномен, как кровь и вода, вот эта лимфатическая жидкость, что тоже для нас, людей, живущих в материальную эпоху, свидетельство о том, что Господь действительно умер. Вот эти физиологические процессы совпадают с данными науки. И конечно, для нас важны слова, хоть святой и по имени не назван в Евангелии, но для нас важно, что евангелист уделяет ему внимание. Язычник, не иудей, а именно язычник, который вообще никаких пророчеств не знал, ни в каких праздниках не разбирался, был вообще из другого региона уроженцем. Просто его отправили в командировку боевую в эту неспокойную провинцию с какими-то сильными религиозными традициями нести службу, и там приходится вместо того, чтобы с кем-то воевать на пограничье как доблестным воинам, заниматься каким-то подавлением беспорядков и казнью преступников — не очень романтическое служение. Но что тем не менее, Лонгин почувствовал, увидел это солнечное затмение, увидел это землетрясение и исповедал, что воистину это Божий сын. То есть он, ничего не зная о Христе, Его исповедал. Апостолу Петру понадобилось, сколько времени апостол Петр с другими апостолами провели, прежде чем они, после того, как сам Господь наводящими вопросами: «Вы за кого меня считаете?», сказал: «Ты еси сын Божий. Ты еси царь Израилев». А Лонгин видел Христа, может быть не первый раз, проповедь Христа в Иерусалиме собирала толпы народа, и Лонгин, как командированный следить за порядком, может, тоже где-то видел и слышал, но не факт что он даже понимал местную речь, все-таки местное наречие. Все-таки у солдат не было филологической подготовки, их задача наоборот была просто приказы исполнять, с врагами сражаться. Он смог исповедовать Бога. И для нас Лонгин сотник это покровитель всех тех людей, которые берут, и все-таки их что-то впечатляет, и они к Христу обращаются. У нас много людей вокруг, которые достойные, самоотверженные, хорошие люди, они в Бога не верят. И я думаю, Лонгину сотнику каждый из нас может помолиться и попросить, что святой мученик Лонгин... А потом он за Христа пострадал же, он по сути тоже пришел и пострадал у себя в своих краях, вернулся в родную Каппадокию, там есть разные предания, учитывая популярность фигуры Лонгина сотника, кто только не приписал и место мученической гибели, и обладание копьем, и даже у нас несколько копий.
Марина Борисова:
— Шесть. Минимум шесть и в разных странах.
Священник Стахий Колотвин:
— В Вене видел копье Лонгина сотника, в Эчмиадзине тоже есть и так далее, все хотят Лонгином сотником обладать. Но для нас, завершая эту мысль о молитве, помолиться и сказать: я и все доводы, и человека в храм приводил, и объяснял, ну, ничего человек не чувствует, а все равно человек хороший, обидно, что человек не чувствует Христа, Лонгин сотник помоги, чтоб что-то такое вокруг произошло человека, чтобы он тоже вдохновился, в чем-то ужаснулся, в чем-то восхитился и сказал, да, Христос это истинный Бог, Христос это Царь мира, я верю, Господи, и иду за тобой.
Марина Борисова:
— Но ведь помимо мученической кончины, все, что прожил Лонгин в христианстве это как бы новая жизнь. Но вам не кажется, что он свой подвиг совершать начал гораздо раньше. Что такое римский центурион, это профессиональный военный, суть его всей многолетней воинской достаточно тяжелой службы в том, чтобы заработать государственную пенсию и надел земли в вечное пользование. Для этого он рискует жизнью, живет в нечеловеческих условиях среди каких-то непонятных племен. Он еще не христианин, он еще не просвещен, он еще ничего такого не принял, только рядом с Крестом постоял, проникся, прогнал как бы через себя все это, и он вот эту свою многолетнюю тяжелую службу ради чего-то практически бросает. Потому что когда он отказался — по преданию он отказался свидетельствовать о том, что ученики выкрали тело Христово — и все, он поставил крест на своей воинской карьере, а что такое на воинской карьере крест, он без этого в римской империи никто и ничто. У него ничего за душой нету, у него и профессии нету, потому что он всю жизнь был профессиональным военным, это тоже своего рода гражданский подвиг, по крайней мере, в нашем сегодняшнем понимании.
Священник Стахий Колотвин:
— Очень интересно сравнить фигуру Лонгина сотника с фигурой Понтия Пилата. Потому что чуть более старший, чуть более высокопоставленный Понтий Пилат, это был тоже такой боевой солдат. Он не был каким-то гражданским чиновником, каким-то знатным человеком, которого прислали из Рима для управления. Это был именно солдат, такой военный генерал-губернатор Иудеи. Командовал такими, можно сказать, полуоккупационными войсками. Лонгин был просто более молодой и вполне мог сделать такую же карьеру, как и Понтийский Пилат. Как Понтий Пилат воевал на границах, не просто сидел там где-то в крепостях и народ разгонял бунтующий, а действительно сражался с даками, с германцами, точно так и Лонгин провел свой боевой путь. И мы видим, как люди, которые складывались в одних и тех же условиях... Нам кажется, ой, у меня такая судьба, другой человек, с него спрос, поскольку у него жизнь удобно сложилась, ему тут удобно, тут ему помогли, тут такие условия, тут его как-то в детстве лучше кормили, поэтому все у него хорошо, а у меня вот тысяча и одно извинений. А мы смотрим на Понтий Пилата, смотрим на Лонгина — у них идентичная жизнь, идентичная карьера, только чуть по времени разная началась, поэтому в один промежуток времени один уже, можно сказать, генерал, а другой еще полковник только. И недаром раз Лонгин стоит у Креста — это центральное событие на фоне праздника Пасхи, то можно считать, что правда он был, наверное, второй человек после Понтия Пилата в каком-то таком отношении военном. И этот человек делает совершенно другой выбор. Понтий Пилат может отойти, это не мое дело, как-то без меня разберутся. И Лонгин сотник тоже, от него не требовалось пойти преследовать христиан, еще до гонений на христиан централизованных десятилетия пройдут. А от него требовалось тоже отойти в сторону и ничего не делать. Лонгина сотника о некоторой решительности, потому что от христианина недостаточно, если ты взял и уклонился просто от зла, но не сделал добра, ты не христианин. Понтий Пилат уклонился от зла, он умыл руки. А Лонгин сотник показывает всем нам, если ты христианин, ты не должен находиться в нейтральной какой-то позиции, ты всегда должен прилагать силы души и тела для того, чтобы творить добро, свидетельствовать о добре, свидетельствовать о правде, свидетельствовать о Христе даже если это принесет тебе проблемы и даже смерть.
Марина Борисова:
— Спасибо огромное за эту беседу. Вы слушали еженедельную субботнюю программу «Седмица». С вами были Марина Борисова и наш сегодняшний гость, настоятель Храма Воздвижения Креста Господня в Митине, священник Стахий Колотвин. Слушайте нас каждую субботу. До свидания.
Священник Стахий Колотвин:
— Божией помощи.
Деяния святых апостолов
Деян., 1 зач., I, 1-8.
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Если мы внимательно читали Евангелие, то могли заметить, что Господь постоянно говорит Своим ученикам о тайне Царства Небесного. Церковь утверждает, что хранит эту тайну до сих пор. О чём же идёт речь? Ответ на этот вопрос находим в отрывке из 1-й главы книги Деяний святых апостолов, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 1.
1 Первую книгу написал я к тебе, Феофил, о всем, что Иисус делал и чему учил от начала
2 до того дня, в который Он вознесся, дав Святым Духом повеления Апостолам, которых Он избрал,
3 которым и явил Себя живым, по страдании Своем, со многими верными доказательствами, в продолжение сорока дней являясь им и говоря о Царствии Божием.
4 И, собрав их, Он повелел им: не отлучайтесь из Иерусалима, но ждите обещанного от Отца, о чем вы слышали от Меня,
5 ибо Иоанн крестил водою, а вы, через несколько дней после сего, будете крещены Духом Святым.
6 Посему они, сойдясь, спрашивали Его, говоря: не в сие ли время, Господи, восстановляешь Ты царство Израилю?
7 Он же сказал им: не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти,
8 но вы примете силу, когда сойдет на вас Дух Святый; и будете Мне свидетелями в Иерусалиме и во всей Иудее и Самарии и даже до края земли.
После Светлого Воскресения Христос продолжает являться Своим ученикам на протяжении сорока дней. Как слышим мы сегодня из чтения книги Деяний святых апостолов, Спаситель рассказывает им о Царствии Божием. Может показаться, что Христос передаёт апостолам какое-то особое учение, которое не вошло в Евангелие и которое доступно лишь узкому кругу посвящённых. Благодаря этому тайному знанию ученики становятся сверхлюдьми, в распоряжении которых оказываются какие-то сверхспособности. Однако дальнейшее повествование свидетельствует, что это не так.
После того как Христос призывает апостолов не уходить из Иерусалима и дожидаться сошествия Святого Духа, они в недоумении спрашивают: «не сейчас ли, Господи, ты восстановишь Израильское царство?» Очень показательный вопрос. Апостолы задавали его Спасителю с самого начала их совместного путешествия. С самого момента своего призвания они ждали, что Христос прогонит римлян и вернёт еврейскому государству былую славу.
Однако, посмотрите, как Господь милостив. Как Он терпелив. С какой кротостью Он переносит это невежество Своих учеников. Он видит, что несмотря на всё произошедшее, ложные представления о Мессии всё ещё сидят в их головах. Суть Его учения о Царстве Небесном до сих пор ими не усвоена. А потому Он и отвечает им уклончиво: «не ваше дело знать времена или сроки». Иными словами, ваше дело дождаться сошествия Духа, получить от Него силу, начать проповедь и тогда вы всё поймете сами. Вы получите все необходимые ответы.
Так и случилось. Пришёл обещанный Дух, апостолы начали свидетельствовать о Христе людям, и ложные ожидания в их голове испарились. Потребность учеников в грандиозных внешних преобразованиях исчезла, будто её и не было. Великая духовная реальность, которую они до этого ощущали лишь смутно, в полноте открылась в их сердцах. Уже во время своей жизни они стали полноценными участниками Царства Мессии.
В той или иной степени каждый из нас исполнен ложных представлений и предрассудков о духовной жизни. И, пожалуй, не самый последний из них — это постоянное ожидание значимых изменений. Я словно всё время жду, что однажды Господь откроет мне какую-то тайну. Тогда моя жизнь изменится. Всё резко станет лучше. Евангелие напоминает нам сегодня: все грандиозные изменения уже произошли. Дух Святой уже сошёл. А потому великая тайна христианства заключается в том, что нет на самом деле никакой тайны. Евангелие Христово предельно просто — каждый день ищи волю Бога и старайся принести пользу тем людям, которые тебя окружают. Иными словами, преврати свою жизнь в служение. В той мере, в какой это исполняем, нас наполняет благодать Святого Духа. Всё вокруг нас и в нас самих оказывается на своих местах, и в нашем сердце загорается пасхальная радость.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Воскресение Христово и Светлая седмица». Прот. Максим Первозванский
В нашей студии был клирик московского храма Сорока Севастийских мучеников протоиерей Максим Первозванский.
Разговор шел о светлом Христовом Воскресении, о богослужениях пасхальной недели, о праздновании в честь Иверской иконы Богородицы, а также иконы «Живоносный источник».
«Семья в жизни вечной». Священник Александр Сатомский
У нас в гостях был настоятель Богоявленского храма в Ярославле священник Александр Сатомский.
Мы говорили о том, какими будут отношения людей после всеобщего воскресения и сохранится ли любовь супругов и родственников в вечной жизни.
Ведущие: Александр Ананьев, Алла Митрофанова
А. Ананьев:
— Великая Суббота, вечер, когда, наверное, правильнее всего было бы ничего не говорить, ни о чем не рассуждать, уж тем более легко смеяться в приятной компании. Надеюсь, что мы сегодня постараемся выдержать вот эту вот важную, несколько напряженную, но очень ответственную атмосферу Великой Субботы в программе «Семейный час». Но программа «Семейный час» все-таки выйдет, потому что в студии Радио ВЕРА все-таки появилась ведущая программы «Семейный час» — моя жена Алла Митрофанова.
А. Митрофанова:
— Что значит «все-таки появилась»?
А. Ананьев:
— Потому что Великая Суббота и предполагается, что ты в храме должна быть.
А. Митрофанова:
— Ну, сейчас поедем, конечно.
А. Ананьев:
— Я Александр Ананьев, и сегодня мы долго думали с Аллой, о чем стоит поговорить в эти 60 минут, и после недолгих рассуждений мы поняли, что нам действительно интересно и важно, уж не знаю, насколько возможно, получить ответ на этот вопрос, узнать: а что будет там, в загробной жизни? Действительно ли мы, прожив здесь долгую счастливую жизнь, по возможности сделаем все, чтобы умереть в один день, и там больше никогда не увидимся, потому что нет там ни мужеского пола, ни женского, ни мужа, ни жены, ни ипотеки, ни дома, ни кухни, ни гардероба, там все совершенно иначе, и вся наша семейная жизнь закончится могильным камнем? Или же, «что Бог сочетал, того человек не разлучает», и неспроста Господь свел нас — семью, мужа, жену, детей вместе на одних квадратных метрах общей жилплощади, чтобы и потом мы тоже как-то держались вместе? Согласитесь, это интересно, и это важно. И я не знаю, насколько получится у нашего сегодняшнего собеседника дать ответ на этот вопрос, но учитывая то, что сегодня мы пригласили настоятеля храма Богоявления в Ярославле, нашего дорогого друга, священника Александра Сатомского, какой-то очень важный ответ мы обязательно получим. Добрый вечер, отец Александр, здравствуйте, с Великой вас Субботой.
о. Александр:
— Добрый вечер.
А. Митрофанова:
— Вообще, Великая Суббота — это такой, с одной стороны, день тишины, а с другой стороны, внутри уже всё клокочет от радости, потому что ты понимаешь, в общем-то — ну, Пасха, она наступает.
А. Ананьев:
— Я в прошлом году помню утро Великой Субботы: я проснулся и понял, что Христа нету. Ну, вот, Он вчера умер, а сегодня Его нету.
А. Митрофанова:
— Ты понимаешь, когда в этот момент стоишь на Литургии, то всё несколько иначе. Впервые в жизни, кстати, помню, как узнала о содержании Великой Субботы, я несколько лет уже в храм ходила, пришла в храм, меня попросили помочь с цветами, цветами к Пасхе украсить храм. Я говорю: «А во сколько?» — «Ну, украшать будем часов с 12-ти, так что хочешь, останься там после службы». И я думаю: «ну, здрасьте, на ночное богослужение надо идти ещё, значит, в Великую Субботу там утром...нет-нет», я пришла к 12-ти. И когда я попала вот в это храмовое пространство...
А. Ананьев:
— Это Татьянинский храм был.
А. Митрофанова:
— Это был Татьянинский храм, весь залитый светом, покоем, радостью, но пока тихой такой, не ликующей и, вы знаете, у меня было ощущение, что я, может быть, что-то самое важное только что пропустила, ну, просто потому, что тупо решила: извините, я посплю. И пропустила что-то такое, от чего...вообще-то, чего люди ждут целый год, как потом выяснилось. И естественно, в следующем году я уже, опережая собственный вопль, подскочила, помчалась на Литургию Великой Субботы, и вот это состояние, когда на самом деле Христос жив, и об этом пока ещё не знают вокруг, а Он жив, и Он из-за ада выводит тех, кто хочет выйти вместе с Ним, всех. Всех, кто захочет! Он их будет за запястье выдёргивать оттуда, как на иконе знаменитой Воскресения Христова в монастыре Хора. Ну, это потрясающе. Потом, ведь икона Воскресения Христова — это икона Великой Субботы, и Евангелие о Воскресении Христовом читается на Литургии в Великую Субботу, то есть это и есть, по сути, пасхальная служба, поэтому у меня вот с тех пор несколько иное отношение к этому дню, может быть, даже, знаете, оно сливается в единое — и пасхальная радость, и радость Великой Субботы, какой-то нераздельный такой календарный фрагмент.
А. Ананьев:
— Слушайте, отец Александр, прежде чем мы начнём вас действительно мучить семейными передрягами, а я сейчас понял вообще, в чём трагедия происходящего, я хочу спросить вас: а что для вас Великая Суббота?
о. Александр:
— Вот, вы знаете, за достаточно небольшой период времени, который я, собственно, служу священником, вот всё это восприятие достаточно сильно менялось, и на каком-то этапе вот от того акцента, который вы предлагаете, я ушёл, в каком смысле: мы проживаем календарь таким образом, как будто эти события случаются прямо сейчас, а на каком-то этапе ко мне пришло это совершенно чёткое ощущение и понимание, что Христос всегда Воскрес. То есть мы Страстную неделю на самом деле проживаем ведь в свете Воскресшего Христа, Он уже победил, в этом смысле даже вот византийские авторы, которые написали соответствующего рода тексты, очень чётко это улавливают: с одной стороны, конечно, они давят на психологическую «педаль» сострадания, что мы с Христом проживаем, переживаем всё это, но, с другой стороны, там время от времени проскакивают вот эти тезисы, что победа уже осуществлена. Собственно, «Не рыдай, Мене, Мати, зрящи во гробе», это известнейшее песнопение, то есть как «не рыдай», если всё, вся история завершена? Я восстану и прославлюсь, и Тебя возвеличу, и Тебя не забуду«. Или: «вот они вложили в мою руку жезл (как бы не зная), что Я сокрушу их, как горшечник сосуды», и много-много-много вот такого рода тезисов. И вот в этом смысле я уже достаточно давненько вхожу в Страстную с этим чётким пониманием — Христос победил. То есть это история про когда-то сгущавшуюся тьму, которая так ничего и не смогла. То есть победа Христова абсолютно однозначна, в этом смысле она в Великую Пятницу ничуть не менее очевидна, чем в Субботу и Воскресенье.
А. Ананьев:
— «Семейный час» на Радио ВЕРА, священник Александр Сатомский, настоятель храма Богоявления в Ярославле, с вами Алла Митрофанова, Александр Ананьев, мы в Великую Субботу говорим... О чём можно говорить в «Семейном часе»? О семье, о муже, жене, детях. Алечка сейчас сказала удивительную штуку: до нашего знакомства, до нашего венчания, до нашей свадьбы она вела благочестивую жизнь, она ходила в Великую Субботу украшать храм цветами, она чаще бывала на службах, она была прихожанкой семнадцати-двадцати храмов...
А. Митрофанова:
— Да ладно тебе, что ты преувеличиваешь-то? (смеется)
А. Ананьев:
— ...сейчас её жизнь, и я виню себя в этом, не то чтобы я делал это специально, вовсе нет, но акцент её внимания сместился с церкви на мужа.
А. Митрофанова:
— Ну нет, ну...
А. Ананьев:
— Когда последний раз, дорогая жена, ты украшала Татьянинский храм цветами? Внимание, вопрос! Минута на размышление. Ответ: «до нашего знакомства». Я, ещё раз, я тебя очень хорошо понимаю, я тебе очень благодарен, но штука в том, что муж для жены — преграда. Давайте начистоту. Муж для жены — не путь к Богу, муж для жены — преграда. И в этом смысле могу ли я, несчастный, рассчитывать на то, что по ту сторону земной жизни мы сохраним какую-то связь?
А. Митрофанова:
— Понимаешь, какая штука, от того, украшу я или не украшу храм цветами, мне кажется, гораздо в меньшей степени зависит моя посмертная участь, чем от того, сумею ли я или не сумею прокачать любовь внутри себя.
А. Ананьев
— «Марфа, Марфа, о многом заботишься ты, но не о главном». Отец Александр, рассудите. По-моему, здесь как раз очень тяжёлая на самом деле картина нарисуется.
о. Александр:
— В общем-то, во-первых и главных, абсолютно верен тезис про то, что не столько от украшения храма цветами, сколько как от украшения себя добродетелями и совершенствами в общении с вами преуспевает ваша жена, безусловно, то есть вы в этом смысле — главная лестница, ведущая её к Богу семимильными шагами. Равно, как и наоборот.
А. Ананьев:
— То есть работы больше, удовольствия меньше, от этого и награда выше?
о. Александр:
— Ну, не то чтобы, я это никак не оцениваю, но это очевидный факт. Более того, в эту сторону у нас ведь совершенно однозначно смотрят и все традиционные религиозные формы. Вспомним, например, соседний нам иудаизм, который предписывает мужчине в день субботний посещение синагоги просто абсолютно однозначно, это его прямой долг, не в смысле там он хотел-не хотел, полезно-не полезно, он должен там быть. Женщине он не предписывает ничего абсолютно. Эффектнейшим способом, выруливая эту ситуацию не темой детей и кухни, а тем, что Адам, сотворенный из земли, нуждается в продолжении возделывания, а Ева, сотворенная из Адама — это лучшее из всего того, что сотворил Бог, потому что вот уже ничего более совершенного, как из человека произведенное, уже сделать нельзя, поэтому ее учить — только портить. Соответственно, как бы собрание в синагоге — это собрание научения, поэтому все прекрасно, она уже готова к Царству Небесному, пусть спокойно занимается кухней, то есть в этом, конечно, есть определенного рода манипуляция. (смеется)
А. Митрофанова:
— Конечно.
о. Александр:
— Очевидно. Но если серьезно, ведь Древняя Церковь совершенно неслучайно выделяла даже среди женщин совершенно определенные типы служений, например, отдельно говоря о девицах, отдельно говоря о вдовах, которые вот внутри церковного собрания несут какое-то большее число трудов и послушаний, потому что почтенные матроны, обремененные семьями и мужьями, вот самой волей Господней к ним и приставлены, к этим семьям и мужьям, равно как и наоборот.
А. Митрофанова:
— И это твой путь, условно говоря. Я знаю ситуации, когда, ну немного, но знаю такие случаи, когда женщина начинает отдаляться даже от семьи, потому что есть какое-то церковное или социальное служение, очевидное для нее, и очень благородное, и социально одобряемое — страдает семья, в этих случаях страдает семья вплоть до даже вот каких-то глубоких кризисов, и не уверена, что, может быть, в каких-то ситуациях это такой вполне допустимый вариант. Однако есть вообще мужья потрясающие, я вспоминаю историю доктора Лизы, Елизаветы Петровны Глинки, вот Глеб Глебович — как он понимал, что делает его жена! Он был здесь, в нашей студии, это человек, который у меня вызывает глубочайшее почтение. Но это, скорее, редкость. Поэтому для женщины, мне кажется, если мы не берем такие исключения, как Елизавета Петровна, которая, наверное, все-таки подтверждает правило, то для среднестатистической гражданки типа меня вполне естественно, что главное — это муж-семья. Остальное — ну вот, по силам и по времени.
А. Ананьев:
— Ну, ты как раз пытаешься найти какой-то баланс, какое-то равновесие в этих вопросах, но в том, что вот это противоречие, оно все-таки имеет место — это правда, либо ты с Церковью, с верой, со Христом, либо ты с мужем с готовкой, с уборкой. Иначе не было бы монахов, которые поняли, что вот семья будет мешать, семья будет мешать моему служению Богу. И семья всегда мешает служению Богу.
А. Митрофанова:
— У тебя какое-то чувство вины, что ли, я не пойму? Ты все время как-то: «а как бы тебе было хорошо, если бы ты сейчас была бы в храме, а ты вот со мной...»
А. Ананьев:
— Солнце, да, да, у меня чувство вины, потому что я понимаю, что до нашего знакомства ты чаще, ты просто чаще была в храме, и Великим постом, и на Страстной неделе, ты каждый день была в храме...
А. Митрофанова:
— Посмотри на лицо отца Александра.
А. Ананьев:
— ...а сейчас я понимаю, что и молитвы стало меньше по моей вине, и в храме ты стала бывать меньше по моей вине. На отца Александра я вообще стараюсь не смотреть, потому что вот все, что я говорю, отец Александр опровергает своей собственной жизнью, своим собственным примером, потому что, казалось бы, откуда у священника Великим постом может быть свободное время, чтобы украшать печеньки для куличей для своей жены, которая печет? Тем не менее, вот ночами отец Александр Великим постом занимался тем, что выписывал кремом на этих печеньках поздравления со Светлой Пасхой. Да, да, так и было, я знаю, что так и было, я видел эти куличи своими глазами, я нисколько в этом не сомневаюсь. То есть вы опровергаете вообще все, что я говорю, но то, что я говорю — это тоже правда.
о. Александр:
— Здесь, наверное, это не вопрос про правду-неправду, это вопрос про оценку. Ну как бы про оценку, и вот именно как совершенно верно заметили мы про расстановку приоритетности, то есть совершенно нормально и естественно находиться внутри семейных отношений вовлеченно, апостол Павел говорит, и говорит это мужчине, кстати, что «Тот, кто оставил попечение о своих ближних, о своей семье — отрекся от веры и хуже неверного, хуже язычника». То есть, опять же, Христос говорит в Евангелии, что «тот, кто сказал родителям: «Дар Богу то, чем бы ты пользовался от меня», как бы и с вашей точки зрения он вообще молодец и не повинен — вообще-то преступает заповедь, то есть здесь соподчиненность этих вещей на самом деле очевидна. Семья — это малая Церковь, община — это большая Церковь, вот, соответственно, мы движемся от меньшего к большему, это совершенно нормально, естественно и очевидно. Мы взращиваем что-то сначала в меньшем объеме, потом можем экстраполировать это куда-то шире, вывести это в больший объем, никак наоборот оно вообще никогда не работает. Нельзя где-то там набраться нравственных совершенств на стороне, а потом прийти их и внедрять в семью.
А. Ананьев:
— Ну, точнее всего и однозначнее всего о расстановке приоритетов Спаситель говорит вот в Евангелии от Матфея, в главе 10-й: «Враги человеку домашние его, и кто любит отца или мать более, чем Меня, не достоин Меня, и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня». О жене он не говорит, но имеет это в виду в первую очередь, и уж если кто любит жену или мужа больше, чем Меня и предпочитает мужа тому, чтобы прийти ко Мне в церковь, тот вообще грешник-грешник ужасный.
о. Александр:
— Я замечу, что это уже экзегеза, то есть на этом этапе вы уже толкуете, а не пересказываете текст.
А. Ананьев:
— Ну, разве это не очевидно?
о. Александр:
— Ну, вообще никакая экзегеза не очевидна, это всегда усилие в той или иной степени тяжести.
А. Ананьев:
— Как говорит наш дорогой друг, психолог Кристина Корочка: «В очевидности собственных высказываний есть первый признак недалёкости и необразованности».
А. Митрофанова:
— Поясните, отец Александр.
о. Александр:
— Нет, здесь простая вещь, она не то что простая, на каком-то этапе у меня как-то вот случилось такое, как мне кажется, понимание этого фрагмента, то есть я всю жизнь как-то ходил мимо него и его сознательно избегал, а как-то раз вот он прямо взял и внутренне прожился. То есть нам кажется, что Христос противопоставляет: либо-либо, а вот на каком-то этапе мне вдруг стало как-то внутренне очевидно — я не настаиваю на этом опыте и не говорю, что это как раз единственно верная экзегеза этого фрагмента — что Он указывает на правильную и неправильную последовательность, что вот любовь к Богу и любовь к ближнему взаимосвязаны, вот их как раз нельзя дробить и рвать, что — нет, если ты любишь Бога, будь любезен, люби Бога. Если ты тут вот с ближними как-то, значит, у тебя с Богом недостача, и наоборот. Нет, в свете любви к Христу нормализуются наши отношения и наша любовь вот к этим самым ближним, а вне этих отношений — ну, понятно, что на том этапе это вообще как бы про Бога в широком смысле слова, но тем не менее, уже из нашего контекста можем и так говорить, а вне этого они как бы бессмысленны, то есть там на самом деле ничего не рождается, и мы тоже знаем кучу этих примеров любовных любовей, которые вообще недалеки от самых нездоровых форм, в плане любви как обладания, как бы жажда поглощения другого и полного введения его, как аппендикса, в свою жизнь, как бы приращивания к себе насмерть, ну и другие удивительные вещи. То есть вот здесь через любовь Христову ты имеешь нормальную любовь ко всем остальным, в противном случае там какой-то жуть и ужас.
А. Ананьев:
— Это надо, конечно, прожить вот это понимание, которым вы сейчас поделились, потому что мне пока доступно только очень такое лобовое и банальное объяснение, что вот, мол, если муж тебя не пускает в церковь — бросай такого мужа и иди в церковь, и в этом контексте я, конечно, ужасно переживаю по поводу того, что происходит у нас, но надеюсь, что ситуация изменится. И вообще, муж должен вести жену в церковь, как вы вот говорите в традиции иудаизма, да и в исламе тоже, там именно мужчина идет к Богу, а женщина там следует за ним или не следует за ним, уже дело десятое, но благополучие семьи в отношениях с Богом зависит именно от мужчины. У нас почему-то, если мы не принимаем во внимание семьи священников, в остальных семьях, как правило, в 99 процентах случаев именно жена тащит семью в церковь, хоть как-то на своих плечах, буквально или образно, но все сама, а мужчины почему-то нет, и как это исправить тоже не совсем понятно. Даже по нашей семье непонятно.
А. Митрофанова:
— Слушай, всему свое время. Мне кажется, что Господь же людей-то не кидает.
А. Ананьев:
— К людям больше вопросов, конечно. Сейчас мы прервемся на минуту, у нас полезная информация на Радио ВЕРА, а через минуту мы вернемся к разговору и все-таки попробуем выяснить, так что же нас ожидает по ту сторону земной жизни? Действительно ли мы будем вместе? Что об этом говорит Священное Писание? Что об этом говорят церковные предания? Или же нас там ожидает нечто совершенно иное, и рассчитывать на это не придется? Что значит семья с точки зрения вечности? Это программа «Семейный час», не переключайтесь.
А. Ананьев:
— Что ожидает нас по ту сторону земной жизни? Это программа «Семейный час на Радио ВЕРА», с вами Алла Митрофанова...
А. Митрофанова:
— ... Александр Ананьев.
А. Ананьев:
— И в Великую субботу мы пригласили к разговору нашего гостя из Ярославля, настоятеля храма Богоявления в самом центре Ярославля, священника Александра Сатомского. Кстати, в Ярославле сейчас должно быть очень красиво, там весна гораздо более отчетлива, чем в Москве. Все-таки город, такое впечатление, что он чуть ли не южнее находится, хотя на самом деле он находится севернее Москвы, но сколько раз мы там ни были, все время ощущение, что там какой-то курорт-курорт, и весной там, наверное, особенно хорошо, да?
о. Александр:
— Мне кажется, это все происходит из общей логики: хорошо там, где нет нас, и, соответственно, куда мы приезжаем по какому-то иному поводу, нежели чем ежедневную работу работать, там, конечно, удивительно. Это как бы, скорее, про угол зрения, чем про географию.
А. Ананьев:
— Но объективно, объективно уютный город. Итак, отец Александр, давайте разбираться, что мы знаем о загробной жизни в контексте семьи?
о. Александр:
— Правильный ответ — «ничего». Пойдемте домой.
А. Митрофанова:
— Готовиться к пасхальной службе.
о. Александр:
— Да. В том смысле, что мы и в целом, не в контексте семьи, имеем очень маленькое, очень ограниченное представление о каких-либо реалиях вот такого типа бытования. Более того, тоже сразу важный тезис, который нам должен развести в стороны две вещи: в целом в ряде случаев Новый Завет вообще ничего не предлагает по поводу так называемого «посмертия», он не теоретизирует на тему самостоятельного бытования души в отделенности от тела, а говорит про свет вечного дня, то есть про Царство Божие, пришедшее в силе, явленное в мире, новое небо и новую землю, Небесный Иерусалим, сошедший в нашу реальность, и, соответственно, про жизнь вечную, а не про какую-то посмертную, то есть про ситуацию, в которой смерть побеждена.
А. Ананьев:
— Какое-то общение доказано по ту сторону земной жизни после смерти?
А. Митрофанова:
— А как это можно доказать?
А. Ананьев:
— Ты знаешь, очень часто я встречаю в откровениях святых — людей, которым я доверяю, рассказы о том, что «к ним пришел тот», «к ним пришел этот», то есть личность там сохраняется.
А. Митрофанова:
— Конечно.
А. Ананьев:
— Личность человека, которого ты любишь, там, по крайней мере, ближе к тебе, чем личность человека, к которому ты равнодушен. Стало быть, я вправе ожидать от загробной жизни того, что я там тебя не потеряю, да? Что муж не потеряет свою жену, а дети не потеряют любимых родителей и встретят их там, но мы на это надеемся, правильно?
А. Митрофанова:
— Очень.
А. Ананьева
— И свидетельства святых тому доказательство. И вот вопрос: будет оно так или нет, и на что мы в праве рассчитывать?
о. Александр:
— Ну вот здесь хороший тезис про опыт святости в том смысле, что вообще церковное почитание святых как таковых, это вот первый положительный тезис в данную копилку, то есть он не от Писания в основном, хотя Писание тоже указывает нам, почему мы почитаем святых, каким образом, в чем почитание верное, в чем ложное, но просто как церковная практика, это и очень обнадеживающе, а с другой стороны, и очень доказательно. Обнадеживающе в том смысле, что дает нам какую-то вот эту надежду на сохранение личности, а с другой стороны, доказательно, потому что у нас есть огромный объем материала, как раз, как Александр сказал, который и указывает на то, что человек помнит, кто он, знает, кто те, к кому по той или иной причине он явился, то есть он имеет отношение, он не явлен, как, условно, какой-нибудь абстрактный вестник, как сила небесная, которая сошла ровно для того, чтобы сообщить нечто, ну, собственно, как мы видим ангелов в Ветхом Завете, то есть вот они явили волю Господню, это вообще никак не обозначает их отношение, ни положительное, ни отрицательное, никакое, они выполнили функцию, всё. Со святыми не так — они её хотя и выполняют, но это всегда какая-то очень личная история. Можем вспомнить массу случаев с явлениями Богородицы тому или иному, вот там какой-нибудь страдающий, обезножевший пьяница, которому является, например, преподобный Варлаам, если не ошибаюсь, Серпуховской, и, значит, настаивает, чтобы тот шёл и исцелялся от такой-то иконы Богородичной, и он, соответственно, находит, вот вам Неупиваемая Чаша. Ситуации, когда Богородица лично является и настаивает на похожих же вещах, то есть там ряд менее известных святынь, тоже как бы вот вполне понятные темы. И вот такого рода свидетельства убеждают нас достаточно доказательно в сохранении и личности, и отношения, а мы понимаем, что вообще отношение, как таковое, является важной частью личности.
А. Митрофанова:
— Меня вообще, знаете, в историях святых всегда, а в последнее время особенно, больше всего поражает их включённость в наши жизни, в наши дела. Мы с ними лично чаще всего всё-таки незнакомы, ну если вот, допустим, может быть, кто из святых ближе всего на линейке времени к нам — святитель Лука (Войно-Ясенецкий), может быть, новомученики XX века, есть люди, которые, может быть, их знали лично, хотя их сейчас тоже по понятным причинам крайне мало, однако вот такие люди есть, в большинстве своём молимся ли мы святым, чьи имена носим, или просто святым, с которыми у нас какие-то свои тёплые личные отношения, меня это поражает. Ну, какое, казалось бы, им дело могло бы быть до нас? А им есть дело! Ну, это вот, условно говоря, если бы там, если проецировать на себя: меня бы ежедневно забрасывали тысячами писем с просьбами о помощи — я бы выгорела, ну, просто потому, что я любить не умею по-настоящему, понимаете, ну, не умею, сколько бы я там ни говорила о любви, я не умею. У меня сердце не в том состоянии, чтобы вместить в себя такое количество людей, их боли, их обстоятельств, их слёз, их радостей! Нет, нет, я вполне эгоцентричная гражданка, а святые — это люди, которые себя в земной жизни раздают и в вечности продолжают себя раздавать, сохраняя при этом себя, вот поразительным образом сохраняя при этом себя. И, может быть, как раз, вот почему и говорится, что «саван не имеет карманов», единственное, что мы можем взять с собой в вечную жизнь — это состояние сердечной мышцы, вот сколько в неё любви уместилось, сколько в меня любви уместилось — вот это мой единственный, на самом деле, будет багаж, который, между прочим, вот при этом переходе, он абсолютно может быть безлимитным, то есть никто там с тебя не спросит, что вот больше такого-то, пожалуйста, на борт не пускаем — нет, наоборот, чем больше, тем лучше. И в этом контексте как раз семейная жизнь, мне кажется, это очень важный этап, потому что где ещё мы можем настолько глубоко вот эту самую любовь друг к другу прокачать. И вообще, а если любовь друг к другу, как у нас любят в наших подкастах говорить: научишься одного человека любить, будет проще научиться любить и более широкий круг ближних, хотя бы одного научись любить. Вот поэтому, мне кажется, что как раз семейная жизнь, она наш проводник в каком-то смысле.
о. Александр:
— В первейшем, то есть здесь даже не в каком-то, а в первейшем. Собственно, нам от книги Бытия рассказана эта история про то, что человек не ощущает свою целостность до этапа, пока не вступит вот в такого рода отношения, пока там не появится второй, и вот тогда вот этот мужчина и эта женщина родят то единство, в котором они задуманы, потому что вне этого мы видим, что, как сказать, Адам не успокоен.
А. Ананьев:
— И остался в раю.
о. Александр:
— Далеко не факт. Это же, мы же знаем, история не имеет сослагательных наклонений, как бы эта история рассказывалась бы, если бы не случился вот этот эпизод, мы и представления не имеем.
А. Митрофанова:
— Отец Александр, ну вот смотрите, действительно, да, муж и жена — полнота в этом смысле, поодиночке в нас этой полноты нет, но почему тогда в Царствии Небесном не будут ни жениться, ни замуж выходить, не будет ни мужеского пола, ни женского? Почему не будут там создавать семьи, это, ну, более-менее как-то, как мне кажется, я себе понимаю, представляю.
А. Ананьев:
— Но, кстати, не факт. А почему, если ты там не встретишь какую-то прекрасную душу, ты не захочешь быть с ней вместе, одним единым, целым, почему нет? Там такая же жизнь, как и здесь, просто немножко про другое.
А. Митрофанова:
— А мне кажется, там просто уже полнота вот какая-то. Я не знаю, ну это из области фантастики, но почему не будет мужеского пола и женского? Как же мы тогда будем друг с другом взаимодействовать, как ангелы? Это как?
о. Александр:
— Смотрите, вот здесь важный тезис. Во-первых, апостол Павел, говоря, что «в Христе нет мужского пола и женского», не имеет в виду обнуление пола как характеристики, он указывает лишь на то, что социальной значимости, которую он имеет во всех отношениях внутри Церкви, он не имеет — пол, то есть и мужчина, и женщина абсолютно равно успешны в строительстве отношений с Богом, вот в чём идея. Вот как раз это и обнуляет вот эту чудесную иудейскую идею про то, что «ты настолько совершенна, что сиди дома». Все призваны. Все призваны, все царское священство, все люди, взятые в удел, вот в этом смысле ни мужского, ни женского, безусловно. Соответственно, мы можем, рассуждая по аналогии, привлечь несколько фрагментов к пониманию, так как мы ведь ходим с вами в принципе вокруг текста собеседования Христа с саддукеями...
А. Митрофанова:
— ...которые пытаются его подловить и говорят: «Вот женщина, у которой по очереди умерли семеро мужей, семеро братьев, кому же она в вечной жизни, кому она будет женой?»
о. Александр:
— Да, это совершенно чётко криминальная хроника... Знаете, там надо было состав борща-то как-то систематически изучать. (смеются) Ну да ладно.
А. Митрофанова:
— Но это они же гипотетически рассказывают историю.
о. Александр:
— Я понимаю, гипотетически умерли, гипотетический состав. Но Христос в этой ситуации, мне кажется, предлагает не описание, ведь Он же во всех остальных случаях прибегает к притче, когда живописует реалии Царства, то есть, притча подчёркивает какой-то важный аспект, но не учительно, а описательно: «это похоже на», но «похоже» и «равно» — это две большие разницы. Царство Небесное похоже на женщину, которая потеряла деньги, ковырялась полдня по дому, всё подняла, перекопала, нашла и пошла, всем рассказала. Интересно, если проводить прямые аналогии, то тут рисуется вообще очень оригинальный образ, но оно ощутительная аналогия. Так же и тут: хотя Церковь достаточно активно интерпретировала этот материал как прямой, но мы можем посмотреть на него чуть-чуть шире. Ну, как бы тезис по поводу того, что понятно, почему в Царствии Небесном не будут появляться новые люди, не был понятен целому ряду ранних христианских авторов, но даже смотреть в эту сторону не будем, здесь у нас только сослагательное наклонение, его слишком много. По поводу того, что, во-первых, все половые константы однозначно нами сохраняются и наследуются, опять же, это пример святых, которые остались ровно теми, кем они были. А во-вторых, у нас есть совершенно конкретный пример собственно Христа, Которого мы видим в момент Преображения и в момент по Воскресении, а мы знаем, что вот Христос, что Преобразившийся, что Воскресший — это полнота в том числе человеческой природы, как она задумана, и как она будет реализована в свете дня вечности, то есть мы должны стать подобны Ему. И ни одну из своих человеческих характеристик Он не теряет, Он остался Иудеем, то есть семитом, мужчиной, в абсолютно конкретной возрастной категории и со всеми теми признаками, вплоть до ран на теле, черт лица и всего остального, которые были присущи Ему всегда, отсюда мы должны сделать однозначный вывод, что мы воскресаем в том же самом теле и банально, в том же самом поле, в котором мы всю жизнь и жили, ни в каком другом.
А. Ананьев:
— В котором нас запомнили те, кто нас любят.
о. Александр:
— Ну, как бы в котором мы находились во всей той обойме социальных вот этих отношений, и в котором мы их построили так, как построили.
А. Ананьев:
— Интересно, а для Богородицы Христос воскрес младенцем?
о. Александр:
— Не думаю. Я думаю, что Он для всех воскрес одинаково.
А. Ананьев:
— Она просто, ну как любая мама, как мне кажется, она помнит и любит Его родившимся младенцем. Почему она на иконах изображается, вот мне сейчас пришло в голову, Богородица с Младенцем? Она увидела Его именно таким.
о. Александр:
— Ну, здесь, скорее, про догматическую мысль о Боговоплощении, о том, что Творец всяческих в конкретный момент времени лежал на руках и питался материнским молоком, отсюда у нас даже икона «Млекопитательница», на самом деле это догматический образ, то есть он посвящен не вскармливанию детей и помощи матерям в соответствующих ситуациях, как на него смотрят сейчас, а он рождается из догматического соображения подчеркнуть человеческую природу Христа, то есть что вот Он был вскормлен так же, как все остальные, вообще никаким отличным образом.
А. Ананьев:
— Да, вот апостолы запомнили Его таким и увидели Его таким... Кто его знает...
о. Александр:
— Не знаю, не знаю, увидели они Его тоже все-таки и несколько отличным, то есть Христа не узнают, но и узнают, потому что вот случай на Тивериадском озере, когда Иоанн говорит Петру «Это Господь». То есть вот тут такая не вполне однозначная ситуация, у нас как бы здесь больше сослагательных наклонений.
А. Ананьев:
— Семейный час на Радио ВЕРА. Священник Александр Сатомский, настоятель храма Богоявления в Ярославле, я Александр Ананьев и с вами ведущая Алла Митрофанова.
А. Митрофанова:
— А действительно, вот по пути в Эммаус Господь является двум апостолам, и они — да, как будто бы говорят с кем-то другим и не с Ним, что это — преображение? Вот Он является преображенным по воскресении, или, может быть, я не знаю, или они настолько в этот момент внутри своих переживаний, что не способны Его распознать?
о. Александр:
— Вполне возможно и то, и другое, и равно, как и интерпретация той вечери, в рамках которой Христос был узнан, Он познался ими в преломлении хлеба, и вот толкователи по этому поводу замечают, что это либо обозначает духовный опыт, ну, то есть, что просто в какой-то момент времени Он взял и открылся им, вот как бы с их очей пала та пелена, которая находилась там, либо же произошло простое узнавание, что вот этот человек вроде как бы не очень знакомый, а не очень знакомый просто потому, что он умер, ну, то есть всё, он настолько выключен из их сознания и настолько не существует...
А. Митрофанова:
— Но у Петра-то нет! Он-то говорит: «Это же Господь!»
о. Александр:
— Ну, это случай, который происходит уже по Воскресении, то есть и они уже видели Христа Воскресшего, они поэтому и здесь Его узнают, а эти двое считают, что всё, там, на Кресте всё закончено, и поэтому какие бы ассоциации не вызывал у них этот человек, вот, видимо, конечно, они к этому принятию не приходят, и в моменте, когда Он преломляет хлеб, Он делает это каким-то таким особенным образом, которым всегда делал Сам Христос, и по жесту они просто узнали Его. Вот у нас как бы две интерпретации, какая из них лучшая и правильная, я думаю, что никто не скажет.
А. Митрофанова:
— А что делать нам-то, чтобы друг друга узнать? А то окажемся, понимаете, и... Хотя я в это не очень верю, всё-таки и правда, если есть внутри вот это самая сердечная мышца, ну, всё-таки подскажет, вот это даже внутреннее наше что-то, что взращивается на протяжении лет совместной жизни, оно подскажет, даже если внешне мы будем неузнаваемы.
А. Ананьев:
— Прежде чем отец Александр даст ответ, я тебе дам свой ответ: жить здесь и сейчас, надеясь на то, что завтра в этой земной жизни ты узнаешь своего мужа тем же самым человеком, за которого вышла замуж, потому что, согласно официальной статистике в Российской Федерации, 98 процентов на это не способны, и на следующий день они не узнают своего мужа и расстаются с ним. О, как трагично!
А. Митрофанова:
— Ну, ладно, почему 98-то, ну что ты? Ты сгущаешь краски.
А. Ананьев:
— Ну, немножко сгущая краски, 74,5 процентов, какая разница? Много, трагически много! Отец Александр?..
о. Александр:
— Опять же, с одной стороны, к тезису об узнавании, о сохранении союза нас подводит и Ветхий Завет, который, говоря о том, что двое становятся одной плотью, а в данном случае это обозначает максимальную степень этого союза, а параллельно мы имеем в виду, что весь наш жизненный путь, собственно, и ценен в очах Божьих, то есть Бог и дает нам жить историю, потому что она есть для нас история возрастания в отношениях с Ним и с людьми, и эта история ни на каком этапе не обнуляется. То есть, собственно, из этих соображений и человечество в истории, и каждый человек в истории, то есть с момента грехопадения Бог не уничтожил всё и не построил ещё раз, вот Он как бы весь этот процесс ведёт, и каждый из его этапов ценен. Так уж если все те этапы ценны, то неужели же менее ценен самый главный и основной? Со всеми остальными мы не образуем единство, как одна плоть, ну вот не образуем, как угодно, образуем его вот с этим кем-то одним. Здесь, конечно, рождается много и совершенно трагических вопросов про то, что происходит с людьми, которые вступали в брак неоднократно, какие из этих отношений тогда будут ценнее, какие менее ценнее?
А. Митрофанова:
— Ну, собственно, это вопрос саддукеев к Христу: «женщина-то, у неё семь мужей было, что ж теперь?»
о. Александр:
— Вполне возможно, поэтому Христос и обнуляет этот вопрос, что вы вообще заблуждаетесь, вы вообще не знаете Писание, вы смотрите не в ту сторону. Но повторяюсь, что вот мне кажется, что суть этого ответа в притчевом образе о том, что Царство инаково и отношения в нём инаковы. Наверное, это не значит, что их там нет, что их суть и смысл, и тип не таков, но это не значит, что их нет или они хуже, а наоборот, они есть и только глубже и лучше.
А. Ананьев:
— А в догматическом смысле что такое христианский брак? Ведь это не только единение тел, это ещё и единение душ, и причём, не побоюсь этого слова, в вечности.
о. Александр:
— Безусловно. Но здесь мы не можем сказать об этом ничего догматически, потому что наша догматическая рамка на самом деле очень маленькая...
А. Ананьев:
— Но во время венчания же там произносятся какие-то тексты на этот счёт?
о. Александр:
— Но во время венчания узловым текстом является учительство как раз апостола Павла о типе взаимоотношений между мужем и женой, и этот тип, как между Христом и Церковью. Христос воскресший не забыл про Церковь в свете полученного опыта, как то, что Он настолько велик и превосходящ, что-то его земная община как-то сразу отложилась, нет. Он, собственно, ради неё на Крест всходил и ей плоды Воскресения принёс, вот как бы вся идея, соответственно, между мужем и женой отношения строятся вот по такому принципу. А отсюда соответствующий вывод: так как не разорвались отношения между Христом Воскресшим и Его телом, пребывающим здесь и сейчас на земле, значит, по всей видимости, у нас не рвутся отношения между теми супругами, один из которых в вечности, а другой ещё длит своё земное существование, и, безусловно, они не должны разорваться и на этапе, когда оба окажутся в свете вечности.
А. Ананьев:
— Внимание, неожиданный вопрос: если муж и жена хотят быть вместе не только здесь, но и (глубокомысленная пауза) — там, им следует быть похороненными только вместе.
А. Митрофанова:
— Это вопрос или утверждение?
А. Ананьев:
— Это утверждение. А вот теперь вопрос — да?
о. Александр:
— Нет. Нет, отнюдь. В этом смысле наши переживания по поводу мест захоронений, с одной стороны, очень понятны, с другой стороны, скажем так, в ряде случаев преувеличены. Тело, безусловно — храм и святыня. Тело, безусловно, должно быть погребено должным образом и с соответствующим почтением. Но близость, дальность вот этого захоронения там, друг от друга или ещё, не играет никакой роли. Здесь вопрос про то, что в воскресении мы все окажемся в единстве, то есть вот не будем мы разбросаны по разным местам, и, соответственно, если кто-то захоронен в Нью-Йорке, а кто-то в Антверпене, то, извините, но как бы нет. Как бы отнюдь, отнюдь. Это всё принадлежность века нынешнего, а для вечности всё это не играет никакой роли, опять же, по примеру тех святых, которые слышат через Христа и в Христе, и Христом действуют везде и всюду, вне какой-либо привязки к какой-либо географии.
А. Митрофанова:
— Мне вообще кажется, что география так же, как и время: мы настолько привыкли внутри них и в этих рамках мыслить, нам очень сложно представить себе мир без времени и пространства, когда и то, и другое отменяются, упраздняется уже всё, за ненадобностью, по Второму Пришествию, по воскресению как сложно понять, что такое вечность, потому что мы целиком полностью заточены на линейку времени, точно так же сложно и бесконечность понять, и что это за мир, где непонятно, что там, где вверх, где низ, где близко, где далеко, а оно всё иначе, оно просто всё иначе. И это ещё, знаете, простите, профессиональный травматизм — у Пастернака, я очень люблю роман «Доктор Живаго», единственный момент, который меня там вот прям очень смущает, это размышления Пастернака как раз о воскресении мёртвых, где он говорит: «Я не верю в воскресение мёртвых в том виде, как оно описано, что вот все восстанут — где вы разместите эти миллиарды, миллиарды людей?» И у меня каждый раз внутренний вопрос: но ведь их же не надо размещать на планете Земля или других планетах Солнечной системы, это всё будет как-то иначе, просто мы не представляем, как! И, наверное, в этом смысле действительно не так-то важно, насколько далеко друг от друга похоронены супруги, а бывает так, что останков нет.
А. Ананьев:
— И тут на сцену выходит предание о Петре и Февронии.
А. Митрофанова:
— Но это же предание. Да, мы чтим его, но оно...
А. Ананьев:
— Понимаешь, в любой истории, особенно вот такой важной, как предание о Петре Февронии, есть зерно здравого смысла какого-то, и если уж в загробной жизни Пётр и Феврония, святые, стремились быть вместе телами здесь, на Земле, то явно это о чём-то свидетельствует, не может же быть это просто так.
о. Александр:
— Ну, я подозреваю, что здесь, на самом деле, и очень простой дидактический ход автора текста, опять же, я не к тому, что так не случилось, так и случилось — да, и захоронены они вместе.
А. Ананьев:
— А как вы считаете, так случилось или так не случилось?
о. Александр:
— Ну, то, что они захоронены вместе и вместе в одной раке пребывают, я видел прямо двумя своими глазами, и все, кто были в Муроме. Ничего ранее я не видел, потому что родился несколько позже, чем произошла вся эта история, но факт остаётся фактом — вот они двое в этой одной раке пребывают. И здесь, мне кажется, как раз простая дидактика, то есть простое научение именно как раз про то, что свет этих отношений никуда не угас с моментом их смерти, а при том, что ещё оба монашествующие, оба в постриге, уж казалось бы, ты отложился от одной семьи, от малой своей вот этой церкви, приложился к другой, потому что та твоя община монашеская — это твоя новая семья, и вроде бы теперь ты должен красиво пребывать там, жена твоя в другом месте, и так вот уж и повелось — нет ничего подобного, то есть вот эта идентичность оказывается важнее, чем вот это новоприобретённое.
А. Ананьев:
— У нас осталась минута до конца «Семейного часа», за эту минуту я хочу попросить вас дать совет тем, кто хочет и после смерти сохранять связь друг с другом. Может быть, есть что-то, на ваш взгляд, что мы можем сделать сейчас?
о. Александр:
— Да мне кажется, всё то, что мы можем сделать сейчас, мы должны сделать и не в свете этого вопроса, то есть беречь, любить друг друга и взращивать отношения мы должны и в свете мысли о том, что всё конечно, ничто никуда не длится, и с закрытием глаз заканчивается всякая история, и в свете нашей твёрдой христианской уверенности, что на самом деле — нет, это не так, и вечность нас ждёт, мы должны делать одни и те же вещи.
А. Ананьев:
— То есть не надо бросать мужа и идти в храм, и просить Господа, чтобы нас это как-то не разделили?
о. Александр:
— Наверное, нужно, этапно взращиваясь внутри брака, на каких-то этапах оказываться в этом храме вместе.
А. Ананьев:
— Аминь. Спасибо вам большое за этот разговор, простите нас за путанные вопросы, тема такая, знаете, что даже не знаешь, как вопросы формулировать, но ответы мы получили более чем убедительные, понятные и яркие. Священник Александр Сатомский, настоятель храма Богоявления в Ярославле, был этой Великой Субботой в светлой студии Радио ВЕРА. Спасибо, отец Александр.
о. Александр:
— Спасибо вам.
А. Ананьев:
— А мы с Аллой Сергеевной отправляемся в любимый храм. Алла Митрофанова...
А. Митрофанова:
-... Александр Ананьев.
А. Ананьев:
— Пасха будет. С наступающей Пасхой! С наступающим Христовым Воскресением! Услышимся через неделю, пока.
Все выпуски программы Семейный час