У нас в гостях был кандидат исторических наук, доцент учебно-научного Центра изучения религии РГГУ Петр Чистяков.
Мы говорили о феномене тайного священства в советские годы: почему имели место тайные рукоположения в то время, когда гонения на Церковь уже прекратились, и чем было примечательно служение тайных священников.
Ведущие: Алексей Пичугин, Ксения Толоконникова.
А. Пичугин
— Друзья, здравствуйте. «Светлый вечер» на светлом радио. Сегодня четверг и поэтому, как всегда, совместная программа светлого радио и музея и исследовательского центра «Советский Союз: вера и люди». Я, Алексей Пичугин, и директор музея «Советский Союз: вера и люди» Ксения Толоконникова...
К. Толоконникова
— Добрый вечер, дорогие друзья. За окном идет дождь, а у нас идет передача. В гостях у нас сегодня Петр Чистяков.
А. Пичугин
— Доцент учебно-научного Центра изучения религий Российского государственного гуманитарного университета, кандидат исторических наук. Добрый вечер.
П. Чистяков
— Добрый вечер.
К. Толоконникова
— И мы поговорим сегодня о таком характерном для той эпохи, которой мы занимаемся, у нас в музее, напомню, что это эпоха примерно с середины 40-х годов до примерно конца 80-х годов ХХ века, о феномене тайного священства. Понятно, что известно нам об этом не так много, как хотелось бы, на то оно и тайное священство. Многие хорошо знакомы с судьбой отца Глеба Каледы. Это, пожалуй, единственная такая биография, которая у нас перед глазами — священника, рукоположенного в свое время тайно, служившего дома у себя в квартире, в своем кабинете. Даже рассказывают о том, что митрополит Ярославский Иоанн (Вендланд), который рукополагал его, рукоположил отца Глеба тайно, именно узнав, что в его квартире есть комната, которая не граничит никак с соседями, что все стены ее находятся внутри квартиры, то есть можно безопасно совершать тайно Литургию. Ну вот, отец Глеб вышел на открытое служение, когда это стало возможным, но, пожалуй, никаких других столь ярких примеров мы не имеем.
П. Чистяков
— Да, действительно, тайные священники на то и тайные, что о них мало кто знает. Но одним из таких тайных священников мог бы стать мой покойный отец, священник Георгий Чистяков. В начале 80-х годов, будучи в Риге, он оказался у митрополита Леонида (Полякова). И они разговаривали, отец рассказал ему о своем давнем желании стать священником, и митрополит Леонид, видя, что к нему пришел молодой ученый, доцент Института иностранных языков, прекрасно понял, что если он решит стать священником официально, с карьерой ученого и преподавателя ему придется покончить, это для него будет невозможно. И он предложил рукоположить его тайно. Сказал, что он готов. Но отец подумал и отказался.
К. Толоконникова
— Отказался от идеи именного тайного рукоположения, то есть ему это представлялось, ну, как-то несовместимым с его деятельностью?
П. Чистяков
— Не то чтобы несовместимым с его деятельностью, я думаю, что как раз преподавательская деятельность ему бы нисколько не мешала. Сохранились его дневники этого периода, в них мы видим, что он либо в аудитории читает лекции, проводит занятия, либо, соответственно, где-нибудь в одном из московских храмов на всенощной или на литургии. Он прекрасно мог совмещать преподавание и служение, что, собственно, он и делал уже впоследствии в 90-е годы. Насколько я понял, его смутил именно факт вот этого тайного рукоположения. Он, к сожалению, не объяснил подробно причин своего отказа, он очень кратко об этом сказал: «Как-то я решил, что не стоит». Я думаю, что его смутило, но это мои догадки, — я думаю, что его смутила необходимость это скрывать и необходимость волей-неволей вести какую-то двойную жизнь.
К. Толоконникова
— Двойную жизнь, да, я это имела в виду.
П. Чистяков
— С одной стороны, ты скрываешь не какую-то позорную тайну, а тайну очень достойную, но все равно...
К. Толоконникова
— Но все равно ты вынужден скрывать то, что является существом твой жизни, так или иначе.
П. Чистяков
— Да, скрывать то, что не где-то на периферии жизни, а то, что исключительно важно. И, конечно, скрывать это непросто.
А. Пичугин
— Но в этой истории интересно то, что такое предложение было сделано. Мы уже сейчас назвали нескольких архиереев, вернее, мы назвали пока только митрополита Ярославского Иоанна (Вендланда) ...
К. Толоконникова
— Еще владыку Леонида (Полякова) назвал Петр.
А. Пичугин
— Вот. Я как раз к этому и веду, что мы слышим имя Леонида (Полякова), тоже такого достаточно свободомыслящего человека для своего времени. Митрополит Никодим (Ротов), о котором тоже пишут, что он рукополагал тайных священников. Более того, у Поспеловского мы находим, что чуть ли не 100 человек он рукоположил или около того. Но вопрос в том, что мы с вами сейчас живем в 2021-м году, с тех пор прошло, ну, 40-50 лет, плюс/минус. Какие-то из священников, рукоположенных в то время, можно подумать, что и до сих пор могут быть живы или умерли совсем недавно, но мы про них никогда не слышали. Мы слышали про отца Глеба Каледу, мы слышали про... А вот, собственно, про кого мы еще слышали?
К. Толоконникова
— Ну, если припоминать какие-то более давние времена, то тут можно вспомнить отца Романа Ольдекопа, который в 1971-м году умер в Коломне и был погребен, хотя и как священник, но тоже не совсем явно, потому что в священническое облачение его не облачали при погребении, а положили под него. И здесь, мне кажется, нужно задать вопрос: чем была вызвана действительная или кажущаяся необходимость тайно рукополагать в 60-е и 70-е годы священников, когда, казалось бы, условия, хотя и далекие от нормальных, для жизни Церкви существовали? — можно было поступить в семинарию, можно было ее окончить, можно было рукоположиться, можно было, в конце концов, получить регистрацию, вот это необходимое условие, унизительное условие служения священников в Советском Союзе — регистрация от уполномоченного. Но почему архиереи и не последнего, скажем так, опыта и ума архиереи, считали необходимым все-таки рукополагать тайно? Вот мы сейчас назвали владыку Иоанна (Вендланда), назвали владыку Леонида (Полякова). Известно, что тайно рукополагали и митрополит Никодим (Ротов) и Гурий (Егоров), тоже это о нем говорили. Почему рукополагали тайно священников, зачем?
П. Чистяков
— Мне думается, что послевоенная эпоха в отношении церковной жизни и государственно-церковных отношений — это ситуация неустойчивого равновесия. С одной стороны, вроде бы достигнут компромисс между Церковью и государством, и, соответственно, маститые архиереи вроде митрополита Никодима (Ротова) прекрасно понимают, как нужно себя вести, чтобы не вызывать гнев властей и, соответственно, всякие негативные последствия. С другой стороны, я думаю, что думающие архиереи прекрасно понимали, что это действительно неустойчивое равновесие и эта стабильность может оказаться кажущейся. Я бы вспомнил эпоху, в общем-то, по историческим меркам совсем недавнюю, но сейчас благополучно забытую — это конец 70-х и самое начало 80-х годов, эпоха, когда Андропов планировал очередной виток антирелигиозной кампании.
К. Толоконникова
— И, собственно говоря, она уже и началась.
П. Чистяков
— Она началась. Потому что, конечно, и арест отца Глеба Якунина был с этим связан, и арест отца Дмитрия Дудко. Кроме того, эти готовящиеся и отчасти состоявшиеся репрессии должны были обрушиться не только на православных, потому что документы свидетельствуют, что и мусульманское подполье очень интересовало власти, и баптистское подполье. Но эта антирелигиозная кампания состоялась лишь частично в каких-то малых формах. Но, конечно, современники вполне могли осознавать вот такую опасность.
А. Пичугин
— Я, с вашего позволения, выразил бы тоже свою точку зрения. Мне кажется, что здесь есть еще один важный фактор. Можно посмотреть на биографии архиереев, которых мы подозреваем в том, что они рукополагали тайно священников.
К. Толоконникова
— Пережитый опыт, ты имеешь в виду?
А. Пичугин
— И пережитый опыт и происхождение. Иоанн (Вендланд), тут фамилия уже за всё говорит, дореволюционное рождение в Петербурге. Леонид (Поляков), его ровесник из Петербурга, тоже дореволюционного, хотя детство уже прошло, из такой семьи достаточно богатой, интеллигентской петербуржской семьи. Никодим (Ротов), пускай из-под Ярославля, но он общался, и детство его прошло, о чем мы очень хорошо знаем, в таком дореволюционном церковном окружении, и во многом это его раннее мировоззрение сформировало. И теперь — кадровая проблема, с которой, будучи на своих кафедрах, эти архиереи сталкивались. Ничего не хочу сказать плохого про священников, которых рукополагали в 60-е и 70-е годы, тем более что некоторые из них живы, относительно здоровы и служат по сей день. Бывали разные случаи, но, в общем и целом, и это понятно из отчетов уполномоченных, что в священники тогда шли люди далеко не самые образованные, далеко не самые успешные в жизни, далеко не самые...
К. Толоконникова
— Мы можем, скорее, сказать иначе — что стремление государства было таково, чтобы в священники шли какие-то очень дюжинные люди. И лояльные.
А. Пичугин
— И подчас это стремление было вполне достигаемо. И тут понятно стремление этих архиереев — рукоположить других, которых они в обычных условиях в своих епархиях рукоположить бы не могли. Мы знаем пример митрополита Хризостома, который рукополагал интеллигенцию, но, в общем, в основном рукополагали простых ребят из Западной Украины, из каких-то очень дальних сел, едва-едва закончивших семинарию. И понятно стремление архиереев рукоположить других людей, интеллектуально более им близких. Мне кажется, что это тоже такой фактор, который мог повлиять... То есть какого-то простого юношу, который жаждал священства, скорее, рукоположили бы в кафедральном соборе с сорокоустом и назначением на приход. А кандидата наук, филолога, ученого и просто человека далеко не таких прогрессивных советских убеждений, могли рукоположить и тайно. И могли, понимая, что он сможет окормлять близких ему по духу, вот таким образом тоже делать пастырями для своего круга. Мне кажется, что мог быть тоже такой фактор.
П. Чистяков
— Да, это очень хорошая мысль. Вполне возможно, что именно так и происходило, тем более что думающий архиерей вполне мог понимать, что прихожане, допустим, конца 70-х годов, как правило, это какой-то определенный контингент, и многие интеллигентные люди до действующих открытых приходов просто не доходят. Но, конечно, беда в то, что мы вынуждены выдвигать какие-то гипотезы, предположения, что катастрофически мало фактов. Но мне вспоминается еще одно обстоятельство, связанное с митрополитом Никодимом, о котором покойный Поспеловский сообщает, что он рукоположил чуть ли не 150 человек в священники. Дело в том, что мой отец, будучи у митрополита Никодима в Петербурге, соответственно, в Ленинграде в те годы, он с ним общался, разговаривал. И есть такой, к сожалению, абсолютно без всяких подробностей факт — митрополит Никодим посвятил его в чтеца. Подробностей никаких неизвестно. Увы, я узнал об этом только после смерти отца благодаря двум его проповедям, они были записаны, расшифрованы. И вот, в процессе подготовки к изданию, оказалось, что он там упоминает, что был когда-то в юношеские годы поставлен в чтецы митрополитом Никодимом. При этом ведь он бывал регулярно на богослужениях, но не нес послушания чтеца постоянного, то есть это действительно немножко напоминает, как вы сказали, этих священников, которых рукоположили не для сорокоустов в кафедральном соборе, а для какого-то тайного служения.
А. Пичугин
— Я напомню, что сегодня в гостях у светлого радио в нашей совместной программе радио «Вера» и музея и исследовательского центра «Советский Союз: вера и люди» Петр Чистяков, доцент учебно-научного Центра изучения религий Российского государственного гуманитарного университета. Говорим о тайном священстве в советское время. А при каких обстоятельствах произошло знакомство вашего папы и митрополита Никодима?
П. Чистяков
— Увы, неизвестно. Я нахожусь с такой достаточно незавидной ситуации, потому что мне, как историку, приходится говорить о событиях, о которых я знаю достаточно мало. Я неоднократно пытался расспросить отца о его участии в церковной жизни в 70-е годы, но он так и не сподвигся на длинный подробный обстоятельный рассказ, всегда вспоминал какие-то отдельные ситуации. Ну вот да, он говорил, что «я был у Никодима, мы разговаривали». Но ведь надо попасть к нему на прием, это сделать не очень просто.
К. Толоконникова
— Да. Как это, в связи чем? Какие обстоятельства этому предшествовали, продолжалось ли это общение каким-то образом? Имел ли отец Георгий своей целью это поставление в чтеца, когда приходил к митрополиту Никодиму?
П. Чистяков
— Мне кажется, что не имел. Мне кажется, что, скорее, митрополит Никодим сам ему это предложил.
К. Толоконникова
— То есть это было такое харизматическое решение.
П. Чистяков
— И это такое интересное свидетельство, действительно, это может говорить в пользу версии, высказанной Поспеловским, что вот, он увидел, что перед ним верующий благочестивый церковный молодой человек и, соответственно, он поставил его в чтецы, но не инкорпорировал его в свой круг, он же не сказал ему «переезжай в Ленинград...»
К. Толоконникова
— Поступай в семинарию, в академию и так далее. Да, понятно. Конечно, трудно, действительно, говорить — мы ходим здесь ощупью, ходим впотьмах, хотя некоторые воспоминания о тайных священниках у нас есть. Они даже и в интернете доступны. Например, протоиерей Борис Балашов, настоятель Клинского Скорбященского храма вспоминает о том, как он, будучи юношей, молодым человеком, уверовавшим и искавшим любую религиозную информацию, литературу — ведь, конечно, можно было без конца читать между строк «Спутник атеиста», но ведь нужно было и как-то дальше двигаться, — он приехал в Москву в Новодевичий монастырь, где тогда располагалась редакция «Журнала Московской Патриархии», потому что хотел Библию. И ему указали на скромно одетого немолодого человека, которого назвали Николаем Ивановичем. Он стал общаться с этим Николаем Ивановичем, приходил пить к нему чай. Потом выяснилось постепенно, что Николай Иванович не кто иной, как тайный священник и время от времени служит дома литургию. И тайный не настолько, чтобы об этом не знал никто кроме двух-трех человек, как например, я так понимаю, что в случае с отцом Глебом знала только его семья. Ну, был какой-то круг людей, может быть, ну, до пятидесяти человек, которые знали о том, что Николай Иванович — священник. То есть тайность в этом случае может быть больше или меньше, насколько я понимаю.
П. Чистяков
— Видимо, да. Я думаю, что могли быть случаи, когда об этом факте тайного рукоположения знали только два человека — собственно архиерей и ставленник. В случае с отцом Глебом мне припоминается, что кто-то знал за пределами семьи, потому что была такая история, что в Обыденскую церковь кто-то из друзей, не подумав, подал записку, где, соответственно
А. Пичугин
— За священника Глеба.
П. Чистяков
— Да. За священника Глеба и членов его семьи. И, соответственно, в алтаре догадались, но тоже не стали об этом говорить громогласно.
К. Толоконникова
— Вот интересно как раз. Отец Борис, я просто процитирую, вот он в таких словах описывает, что называется, быт тайного священника на примере отца Николая, которого он знал как Николая Ивановича.
А. Пичугин
— Фамилию нам история не сохранила.
К. Толоконникова
— Иванов. Николай Павлович Иванов. «Отец Николай мало кого исповедовал сам, всегда учил, как надо исповедоваться и подходить к Причастию. Его многочисленные друзья из провинции нередко звали к себе в гости, а там уже велись, как и в Москве, серьезные беседы. В такие поездки отец Николай брал с собой только маленький портфель с набором необходимых личных вещей. И когда случались милицейские проверки по наводке в тех домах, в которых приходилось останавливаться, представители правоохранительных органов спрашивали: „Что вы привезли с собой?“ И отец Николай показывал свой маленький портфель и объяснял, что больше ничего нет. Власти очень боялись самиздатской литературы, но ее возили уже совсем другие люди и небольшими порциями». И вот здесь, дальше самое интересное: «В приходском Успенском храме Новодевичьего монастыря он молился, облачаясь, как иподиакон, в стихарь с орарем. Приезжая к своему другу митрополиту Иоанну (Вендланду) в Ярославль, отец Николай всегда участвовал, как и их общий друг, тайный священник Глеб Каледа, в архиерейских богослужениях. Их обоих в стихарях с орарями, как иподиаконов, архиерей причащал со лжицы справа у престола после причащения священнослужителей. При этом называл их „отец Николай“ и „отец Глеб“. Все знали, что они старые друзья и воспринимали это как знак дружбы, а также, как некое чудачество митрополита Иоанна».
А. Пичугин
— Я вот тут еще параллельно читаю, что он, как священник, частенько сослужил Иоанну (Вендланду) в Переславле. То есть, может быть, в Ярославле было так, а в Переславле в Покровском храме, единственном незакрывавшемся никогда. В Покровском храме Переславля вообще достаточно интересная ситуация с клиром была, там кто только ни служил в советские годы — там было попроще, помягче ситуация, наверное, там он это мог делать. Не знаю, как. По поводу тайного священства отца Глеба Каледы: знали, не знали — мы несколько раз об этом говорили в разных программах, у нас частенько бывают программы про Обыденский храм. И вот отец Александр Егоров, про которого мы тоже часто вспоминаем, знал. Он хранил, конечно, эту тайну, но по всему было видно — по тому, как они общаются, по тому, где стоит во время службы, как тихо его поминает, было видно, что он знал, конечно, что он священник. Давайте сейчас прервемся буквально на минуту. Продолжим наш разговор с Петром Чистяковым, доцентом учебно-научного Центра изучения религий РГГУ, кандидатом исторических наук буквально через несколько мгновений после небольшого перерыва. Напомню, у нас совместная программа музея и исследовательского центра «Советский Союз: вера и люди». Ксения Толоконникова, директор музея, и я, Алексей Пичугин. Через минуту снова здесь.
А. Пичугин
— Возвращаемся в студию светлого радио. Напомню: сегодня Ксения Толоконникова, директор музея и исследовательского центра «Советский Союз: вера и люди», и я, Алексей Пичугин. И наш гость — Петр Чистяков, доцент учебно-научного Центра изучения религий Российского государственного гуманитарного университета, кандидат исторических наук. Мы говорим о тайном священстве в советские годы.
К. Толоконникова
— Конечно, очевидно, но, может быть, стоит на этом заострить внимание — что тайно рукополагали именно священников как тайносовершителей, как того, кто может совершить таинство. Естественно, речи о рукоположении тайно в диаконы речи не шло. Диакон это необходимая ступень перед рукоположением в иереи, потому что тайное диаконское служение это оксюморонная такая вещь — диакон это уже что-то явное, если не сказать громогласное. Поэтому, как правило, между рукоположением, таким необходимым рукоположением в диаконы и рукоположением в иереи проходило, может быть, несколько дней, не больше двух недель, около того. Если мы говорим о том, что готовился какой-то кадровый резерв на случай охлаждения отношений государства к Церкви, то здесь, конечно, нужны были именно священники.
А. Пичугин
— Я смотрю, отец Николай, о котором мы говорили до перерыва, тайный священник, работавший в издательском отделе Патриархии, был рукоположен в 1955-м году архиепископом Гурием (Егоровым) в Саратове, и он все-таки какое-то время служил или помогал на службах все-таки как священник в храме, где настоятелем был тогда архимандрит Иоанн (Вендланд).
К. Толоконникова
— Поэтому и дружба эта сохранилась. Известно, впрочем, о многих тайных священниках рукоположения 30-х годов, которые практически все вышли на открытое служение, условно, в районе 1945-го года. Это, действительно, было явление очень распространенное, потому что в 30-е годы Церковь буквально стояла на грани выживания. Но таких имен можно перечислить несколько десятков. Вот прямо сейчас мне никто в голову не приходит, но тем не менее...
А. Пичугин
— Те, кто заинтересуются, могут найти даже просто в интернете, потратив немного времени...
К. Толоконникова
— Да, можно найти. Многие из этих священников были связаны так или иначе с Маросейской общиной, многие окормлялись у отца Сергия Мечёва, еще не будучи священниками, и по его благословению ими становились. Но вот, как правило, в 40-е годы после известных событий они выходили на открытое служение.
А. Пичугин
— Мне кажется, тут еще важно надо отметить, что мы не говорим сейчас о феномене катакомбной церкви в советское время, это отдельный долгий разговор. Очень по-разному историки Церкви советского периода относятся к такому явлению. Монография единственная, которая была на эту тему написана, достаточно негативно воспринимает этот опыт, это монография Беглова «В поисках „безгрешных катакомб“».
К. Толоконникова
— По-моему, она главным образом посвящена монашеству.
А. Пичугин
— Да, но на тему катакомбной церкви исторических документов практически не сохранилось, а на уровне устных свидетельств такого предания, конечно же, для историка, настоящего историка писать это на основе...
К. Толоконникова
— Ну, выстроить сколь-нибудь стройное повествование очень сложно.
А. Пичугин
— Сложно. А вот про тайных священников, которые служили внутри господствующей Церкви патриархийной, тут, конечно же, можно. Но вот, как об этом говорить, не имея никакой фактуры и, судя по всему, не имея никаких документов, непонятно. Мы, не опираясь ни на какие знания, можем говорить, что это было, и явно это было, но доказать это мы не можем никак.
П. Чистяков
— Я думаю, что с этим феноменом смыкаются еще, как минимум, два. Во-первых, тайное монашество советского периода, которое было очень распространено...
К. Толоконникова
— Несомненно, я хотела тоже...
П. Чистяков
— И главное, что здесь возникает вопрос, что понимать в данном случае под словом «тайный»? Все-таки если приходов в советское время было достаточно много в каждой епархии, где-то больше, где-то меньше, но они были, то монастырей было крайне мало. Собственно, за исключением Троице-Сергиевой Лавры все остальные действующие монастыри находились на тех территориях, которые очень поздно были присоединены к СССР. И поэтому человек, желавший принять монашество, сталкивался с такой сложной ситуацией, что ему приходится куда-то уезжать, и совершенно не факт, что его там примут, поскольку уполномоченный может быть против. И поэтому, соответственно...
К. Толоконникова
— Да, тут ведь еще необходимо помнить об институте прописки, существовавшем тогда. Ведь основная сложность была прописаться в монастыре. Эта история могла длиться годами.
П. Чистяков
— Да, это задача нетривиальная. И поэтому, соответственно, были тайные постриги, как правило, это монахини. И, видимо, бывало по-разному, потому что во многих случаях никто особенно и не скрывал — знали и родственники и соседи, что вот она монахиня, или как в быту часто говорили «монашка».
А. Пичугин
— Ничего оскорбительного нет, потому что в бытовом церковном обиходе чаще всего говорят «монашка».
П. Чистяков
— И кто-то мог знать, что она часто ходит в церковь, но, допустим, не знать о монашестве. А второй феномен, который мне тоже вспомнился — это священники, рукоположенные до войны, но по каким-то причинам лишившиеся уже в послевоенное время возможности нести церковное служение открытое. Они не снимали с себя сана, этого не было. Но у кого-то, например, были потеряны документы, и, соответственно, ни в одном епархиальном управлении его не принимали в штат, поскольку он свой сан не мог подтвердить. Мне попадались свидетельства о том, что на некоторых приходах были такие священники — он не мог служить как священник, но либо на клиросе он был или пономарил. И вот тоже к нему могли относиться вполне с уважением...
К. Толоконникова
— Мне кажется, тут еще есть третье такое ответвление — это священник тоже вполне себе открытого рукоположения, не запрещенный в священнослужении по линии священноначалия, но утративший регистрацию. Вот, например, мы говорили об отце Сергии Желудкове. Что нам известно?
А. Пичугин
— Он не служил после...
К. Толоконникова
— Он не служил совсем. То есть он не служил даже дома.
А. Пичугин
— Когда мы говорим про отца Сергия Желудкова, тут, наверное, надо нашим слушателям напомнить о том, кто это, в двух словах.
К. Толоконникова
— Это был такой замечательный священник, собеседник многих, в свою очередь, замечательных людей, близкий знакомый отца Александра Меня. Много писавший в самиздате, и в том числе, по-моему, он писал защитительные слова, обращенные к Солженицыну относительно Патриарха Пимена, после этого знаменитого письма Солженицына Патриарху Пимену, великопостного.
А. Пичугин
— Оставил замечательные литургические заметки. Переводил службы. Есть свидетельства, что не служил. Может быть, от того, что не хотел даже таким образом, говорят же, что он был очень трепетно относившийся к близким человек, не хотел таким образом создавать проблем даже гипотетических. Но вроде бы, когда они собирались где-то, может быть, тайно на квартирах и он присутствовал, но не служил. Хотя он не был запрещен в священнослужении, у него только лишь была отобрана регистрация.
К. Толоконникова
— Давайте напомним нашим слушателям о регистрации. Когда появилась необходимость такая и вообще, что это такое с чем это едят?
П. Чистяков
— Ну, собственно, Совет по делам Русской Православной Церкви установил такую практику, что для того, чтобы священник или диакон мог приступить к служению, он должен у уполномоченного Совета получить регистрацию. Без регистрации служить было нельзя. Причем интересно, что сама необходимость этой регистрации была установлена не законом — в постановлении 1929-го года «О религиозных объединениях» об этом ничего нету, установлено это было подзаконными актами. По сути дела, регистрация противоречила принципу отделения Церкви от государства, потому что получается, что государство вмешивается в церковную жизнь, имеет такую возможность...
К. Толоконникова
— И контролирует.
П. Чистяков
— Контролирует. Потому что для священника, действительно, это была невероятно страшная угроза — угроза лишения регистрации.
К. Толоконникова
— И восстановить ее было очень трудно. Если ты уже был лишен регистрации, восстановить ее было тяжело — ты уже неблагонадежен.
П. Чистяков
— Да, потому что уполномоченный говорил: «Вы нарушили закон. А зачем я буду вас регистрировать?»
А. Пичугин
— Что мы знаем о случаях возвращения регистрации? По-моему, отца Дмитрия Дудко не лишали регистрации, даже несмотря на то, что он некоторое время находился в заключении.
П. Чистяков
— Случаи возвращения регистрации, безусловно, были, но это надо отдельно изучать. Мне вспоминается, например, такой священник Григорий Петров, он служил в послевоенные годы в Кашире. И небезызвестный московский уполномоченный Трушин был очень раздражен его деятельностью, потому что он активно проповедовал, у него было много прихожан, его любили, его ценили. Он ремонтировал церковь, что, соответственно, не давало возможности ее закрыть под предлогом, что она в аварийном состоянии. Они выпускали церковный самиздат, даже у отца среди его книг было несколько акафистов, напечатанных на пишущей машинке, и на титульном листе была указана Кашира в качестве места их издания. И в какой-то момент, в 50-е годы, Трушин все-таки нашел возможность отца Григория лишить регистрации. Но потом он был восстановлен, вновь у него регистрация появилась, и уже в 80-е годы он служил вполне легально. Но вот, к сожалению, я не знаю, при каких обстоятельствах ему удалось вернуть регистрацию.
А. Пичугин
— А судьба его как сложилась в итоге? Он служил до самой смерти?
П. Чистяков
— Да, он служил до самой смерти. Но уже не в Кашире — это было село Ваулово в Чеховском районе...
А. Пичугин
— Следующим настоятелем в Ваулово, видимо, после него был отец Владимир Лапшин.
П. Чистяков
— Да, отец Владимир на этот приход пришел сразу после него, он его сменил.
К. Толоконникова
— Я вот сейчас думаю о том, что регистрация давала, конечно, священнику, если мы говорим о легальных священниках, определенную, так выражаясь, бытовую уверенность в завтрашнем дне, но с другой стороны, вспоминая 70-е годы, 60-е, она, конечно, очень ограничивала его свободу. Существование священника вот в этих рамках было очень подконтрольным, потому что возможность проповеди, возможность совершения тех или иных треб на дому — это всё было очень и очень ограничено. И в этом смысле тайный священник, конечно, был свободнее. И, может быть, об этом тоже думали архиереи, рукополагавшие тайных священников. Потому что по воспоминаниям прихожан того времени, батюшек, которые разговаривали с людьми вне богослужения, после богослужения, можно было пересчитать буквально по пальцам. Популярность того же отца Дмитрия Дудко зиждилась именно на этом — он был одним из редчайших священников, кто собирал вокруг себя людей и говорил с ними о едином на потребу. То есть в этом смысле, вот как отец Борис Балашов вспоминает о Николае Павловиче Иванове, который собирал вокруг себя людей, и говорят, что какие-то велись длительные религиозные философские споры под предлогом чаепитий, каких-то празднований, именин, он был в каком-то смысле более свободен как проповедник.
П. Чистяков
— Да, это очень интересная мысль. Получается, что если нет официальной регистрации, то невозможно ее лишить, и, соответственно, такой тайный священник действительно обладает такой удивительной внутренней свободой в смысле и общения с людьми и совершения треб. Конечно, было бы очень интересно заняться полевыми исследованиями и попытаться поискать кого-то из, условно говоря, прихожан вот таких.
К. Толоконникова
— Я, честно говоря, в этом отношении очень рассчитываю на нашу передачу — вдруг услышит кто-то, кто знает об этом что-то, и потрудится нам об этом сообщить. Может быть, написать или позвонить.
А. Пичугин
— Когда про феномен тайного священства говоришь с маститыми старыми протоиереями, то от них, — казалось бы, люди служили в 70-е, 80-е годы, — от них тоже чаще всего можно услышать: ну да, слухи доходили, что были такие люди, что был такой-то, такой-то. Но без конкретики.
К. Толоконникова
— Как правило, да.
П. Чистяков
— Тут, конечно, есть еще одна проблема, связанная с полевыми исследованиями. Дело в том, что многие люди, по крайней мере, из моего опыта это следует, путают священника, диакона, псаломщика. И иногда расспрашиваешь, и кто-то говорит, что...
К. Толоконникова
— Ну да, человек, который носит подрясник, и он уже батюшка.
П. Чистяков
— Да, в подряснике. А потом выясняется, что он не священник, а, допустим, псаломщик или регент. Или, мне вспоминается еще одна история, рассказанная отцом. В отдыхе неподалеку от нашей дачи жил такой человек, наверное, сороковых годов рождения или, может быть, конца тридцатых. Его звали Николай. Он был по профессии каким-то рабочим, соответственно, его часто нанимали, чтобы он что-то сделал на дачах, какие-то работы. И его ценили, потому что он абсолютно не пил, что, естественно, было редкостью для людей его круга. Отец, общаясь с ним, понял, что он человек верующий, у него дома были иконы. И оказалось, что его соседи как-то так полушутя его всегда называли «отец Николай».
К. Толоконникова
— Что вот это было?
П. Чистяков
— Отец считал, что это просто прозвище. Но в последние годы жизни он прислуживал в Ильинке. Удельнинская церковь никогда не закрывалась, а в Ильинке, наоборот, церковь была уничтожена, она сгорела в 30-е годы. И заново ее построили только в середине 90-х. Но что это было, непонятно.
А. Пичугин
— И так никто это и не узнал.
П. Чистяков
— Да. Возможно, что он просто был таким благочестивым мирянином, а «отец Николай» это такое прозвище...
К. Толоконникова
— И вот это иронически-почтительное прозвище «отец Николай» прилипло.
П. Чистяков
— Кто знает, а вдруг?
А. Пичугин
— Ну да, в такие истории хочется верить.
А. Пичугин
— Напомним, что Петр Чистяков, кандидат исторических наук, доцент учебно-научного Центра изучения религий РГГУ, в гостях у светлого радио. Мы говорим о тайном священстве в советские годы. Например, отец Сергий Дурылин. Долгое время считалось, какие-то слухи доходили, что вроде бы как он у себя в Болшево дома служил.
К. Толоконникова
— И даже есть свидетельства людей, которых он крестил.
А. Пичугин
— А потом появились достаточно явные свидетельства, в том числе Екатерины Гениевой, как она вспоминает службы в Болшево, которые проводил отец Сергий. Что у него была то ли какая-то комнатка потайная, то ли что-то, и он облачался и служил. Она это помнит. И как бы ей говорили, что он же ее и крестил.
К. Толоконникова
— Ну да. Ведь тут еще проблема в чем. Люди, которые общались с этими тайными священниками, как собеседники, как прихожане, хотя тут, может быть, наименование прихожане не вполне уместно — я думаю, что по условиям советского времени они и не старались о них узнать больше, чем они знают. Это ведь тоже характерно очень для нашей эпохи — люди не хотели знать слишком много, потому что, чем меньше знаешь, тем тебе спокойнее. И поэтому сейчас рассчитывать на какие-то связные рассказы мы можем только со стороны ближайших людей к тем, кто был тайно рукоположен.
П. Чистяков
— Да. Покойный отец Валентин Юшкевич, который служил на Калитниках, говорил, что «мы старались не слушать». Действительно, эпоха непростая, у многих в памяти был свеж 1937-й год. Так что, я думаю, что да, мы можем услышать вот такие рассказы о тайных священниках либо от их ближайшего круга, либо от людей, которые случайно с ними соприкоснулись именно в контексте их служения или каких-то разговоров.
К. Толоконникова
— И это в любом случае, если говорить о последнем, то это, конечно, отрывочные свидетельства. Вы знаете, меня еще сейчас заняло вот какое обстоятельство — ведь то, о чем мы говорим, имеет отношение к РСФСР, в основном. А как обстояло дело на национальных окраинах?
А. Пичугин
— Ну, смотря что под национальными окраинами подразумевать. Если мы говорим про азиатские республики, то там был свой...
К. Толоконникова
— Нет, возьмем даже исконно православные.
А. Пичугин
— Про Белоруссию, кстати...
К. Толоконникова
— Белоруссия, Украина, Грузия.
А. Пичугин
— Про Грузию вообще ничего не знаю, хотя, я думаю, есть, кому про это рассказать.
К. Толоконникова
— Молдавия.
А. Пичугин
— А вот про Белоруссию достаточно много написано. И вот у Беглова в монографии, которая перед Петром лежит, там Белоруссия прописана. Там в разные десятилетия возникали общины. Ну, тут опять же, тут какая-то смычка происходит Катакомбной Церкви и тайных священников — и всё это было еще связано с легальными приходами...
К. Толоконникова
— Когда ты говоришь о Катакомбной Церкви, ты имеешь в виду так называемую Истинно-православную церковь?
А. Пичугин
— Да. Но там не очень понятно...
К. Толоконникова
— Мне кажется, надо напомнить нашим слушателям, как появилась эта «Истинно-православная церковь» и в связи с чем.
А. Пичугин
— Петр?
П. Чистяков
— Собственно, российские катакомбы возникли после 1927-го года, после Декларации митрополита Сергия (Старогородского), в которой он объявил о лояльном отношении Церкви к советской власти, сказав, что мы хотим...
К. Толоконникова
— Ее иронически называли как раз те самые катакомбники «декларацией о радости».
П. Чистяков
— Да, о радостях, да, потому что он говорит о том, что мы хотим быть православными и в то же время быть...
К. Толоконникова
— Разделять горести и радости...
П. Чистяков
— Да, с гражданами СССР. «Ваши радости — наши радости», обычно использовали парафраз из декларации. И после этого очень многие ушли в подполье...
К. Толоконникова
— Кто-то просто перестал поминать митрополита Сергия...
П. Чистяков
— Те верующие, для кого-то это было абсолютно немыслимо. И, собственно, российские катакомбы с этого времени и возникли.
А. Пичугин
— Что касается Украины, там все-таки ситуация была более...
К. Толоконникова
— Я думаю, украинская и молдавская ситуации были очень пестрыми.
А. Пичугин
— Они были пестрыми, но легальных приходов было много. И легального духовенства хватало. Что касается тайных священников, это применимо к любой республике Советского Союза — понятно, почему еще так мало информации. Все-таки по требам таким открытым эти священники не ходили — служили они в основном для своих, служили они в основном в каких-то очень-очень закрытых пространствах, помещениях с маленьким количеством людей, где все друг друга знали. И просто эти люди не особо общались с легальными приходами.
К. Толоконникова
— С таким внешним кругом прихожан.
А. Пичугин
— Да, и крайне редко, наверное. И нам сложно просто понять, где эти люди? Мы даже не знаем, где их искать, где вот тот круг? Я все время привожу этот пример про моего доброго знакомого, игумена, с которым мы живем по соседству, поэтому частенько общаемся, в гости друг к другу ходим. Он рассказывает истории из своего раннего священнического опыта начала 90-х, когда он в Подмосковье бывал в гостях у старушек, и старушки как-то ему открылись, что они тайные монахини. Даже не столько тайные, сколько они когда-то жили в монастыре, еще в 30-е годы были разогнаны, да так и остались попросту жить. Но, как он говорит, что у них всегда в комнатке был стол, накрытый белой скатеркой, который нельзя было трогать даже мне, священнику. Он говорит, что кто-то приходил, их окормлял, но не я. И не знаю кто, говорит. То есть из знакомых окрестных священников...
К. Толоконникова
— То есть, открывшись ему о себе, они чужой тайны ему не выдали. И это тоже, кстати, очень характерно для того времени, о котором мы говорим.
А. Пичугин
— Был, возможно, какой-то тайный священник, которому они верили, который приходил и совершал для них Литургию. Но то, о чем я сейчас рассказал, это относится к 90-м годам. А тут я общался с одним своим знакомым священником, который примерно в тех же краях служит, молодой совсем, ему где-то порядка 30 лет. Я ему рассказал эту историю, и он говорит: «Знаешь, на самом деле, таких много. Конечно, то поколение уже ушло, но им на смену пришли новые, наследники этих бабушек-монахинь». То есть какая-то непрерывная череда сохраняется. Кто эти люди, почему, как? — это не очень понятно...
К. Толоконникова
— Ты имеешь в виду, что старым монахиням пришли на смену новые монахини? Об этом идет речь?
А. Пичугин
— Нет, не новые монахини, а люди, которые ведут такой же закрытый религиозный образ жизни — православные, но придерживающиеся...
К. Толоконникова
— Несистемные.
А. Пичугин
— Несистемных взглядов.
П. Чистяков
— Конечно, это необходимо изучать. Но изучать достаточно сложно, потому что часто это люди очень замкнутые, закрытые и неготовые рассказывать...
К. Толоконникова
— Неготовые к тому, чтобы их изучали.
А. Пичугин
— Конечно, не надо никаких оценок давать. Мы только изучаем этот период, этот вопрос и такую возможность. И, конечно, в рамках этого всего понятно, что есть какая-то преемственность традиции — от тех тайных монахинь, которые по своим причинам не хотели выходить на открытое даже не служение, а на открытое послушание, подвиг, и у них были какие-то ученики, которые это в себе сохранили по сей день.
К. Толоконникова
— Но мне кажется все-таки, подытоживая наш разговор, уместно было бы сказать, что мы говорим именно о действительных тайных священниках, рукоположенных, имеющих апостольское преемство, а не о самосвятах. — мы вот заговорили сейчас об Украине, о Молдавии, о всех этих окраинах, которых тоже было предостаточно в это время, — каких-то людей, которые сами себя называли батюшками, ходили от одной веси к другой и вели довольно странный, а часто бывало, что и зазорный образ жизни.
А. Пичугин
— Если стоящих перед Лаврой поскрести, каждого из них, что называется, кто называет себя священником — ну, наверное, из двух-трех десятков...
К. Толоконникова
— Собирали пожертвования, да. И всё это впоследствии пышным цветом расцвело в особенности в 90-е годы, когда уже и прятаться не приходилось. Я помню прекрасно, как по вагонам метро наряду с так называемыми калеками в это время по электричкам ходили люди, одетые во что-то, что напоминало священнические одежды, с ящиками для пожертвований на груди. Бог его знает, вполне может быть, что это были какие-то вполне настоящие монахи, которые таким образом собирали на свой разоренный монастырь. Но, как я понимаю, довольно много было среди этой публики и шарлатанов.
П. Чистяков
— Да, разумеется. Встретив вот такого монаха в потертом подряснике и с ящиком для пожертвований, никогда непонятно, кто перед вами. И, конечно, здесь были и настоящие монахи, и шарлатаны...
К. Толоконникова
— А кредит доверия у людей был очень высоким в этом время к людям, носящим священническую или монашескую одежду. То есть это было неплохим очень источником дохода по тем временам. Так вот, я хотела сказать, что мы говорили в нашей передаче именно о подлинных священниках, настоящих священниках, которые в то же самое время по обстоятельствам своей жизни, тем или иным, не могли совершать свое служение открыто.
А. Пичугин
— Спасибо большое за тот разговор. Я думаю, что мы его как-то продолжим, потому что он интересен. К сожалению, фактуры мало, но вдруг, если она появится, мы с удовольствием еще раз соберемся и поговорим уже на каких-то более конкретных примерах.
К. Толоконникова
— www.podspudom@yandex.ru
А. Пичугин
— info@radiovera.ru — пишите. Вдруг вы знаете подобные примеры. А мы, изучив это всё, сделаем с вашей помощью новые программы. Петр Чистяков, кандидат исторических наук, доцент учебно-научного Центра изучения религий РГГУ, был в гостях у программы «Светлый вечер», совместной с музеем и исследовательским центром «Советский Союз: вера и люди». Ксения Толоконникова, директор —
К. Толоконникова
— Спасибо. Доброго, светлого вечера.
А. Пичугин
— До свидания.
П. Чистяков
— До свидания.
Стать добровольцем и помочь жителям Мариуполя
Синодальный отдел по благотворительности и социальному служению Русской Православной Церкви организует поездки волонтёров-ремонтников в город Мариуполь. Там добровольцы помогают восстанавливать дома местных жителей, тех, кто не в силах справиться сам.
Тагир — один из волонтёров. Он — майор в отставке, живёт в Омске. Однажды из новостей по телевизору мужчина узнал о том, что идёт набор добровольцев для помощи нуждающимся в Мариуполе. Тагир увидел, в каких ужасных условиях живут многие люди и твёрдо решил — надо помочь. Хотя сам мужчина — мусульманин, его ничуть не смутило, что волонтёрские поездки организует Православная Церковь. Он очень хотел поддержать людей.
Тагир, как и задумал, отправился в Мариуполь. Там доброволец ремонтировал жильё бабушкам и дедушкам, людям с инвалидностью. После окончания смены приехал домой с твёрдым желанием вернуться обратно. Остановил его — инфаркт. Полгода врач не разрешал Тагиру выполнять тяжёлую работу. А мужчина с нетерпением ждал возможности приехать в Мариуполь. И вот спустя время, он вновь отправился помогать местным жителям. Сегодня мужчина находится в Омске, проходит обследование, и, если здоровье позволит — снова будет трудиться добровольцем.
Тагир — один из тех, кто не может оставаться в стороне, когда так много людей нуждаются в помощи. Если вы тоже хотите присоединиться к волонтёрам-ремонтникам, заполните анкету на сайте: Помочьвбеде.рф
Или позвоните по телефону горячей линии церковной социальной помощи «Милосердие»: 8 800 70 70 222.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Разговор с подростками о христианских ценностях». Елена Бреднева
У нас в гостях была заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение» Елена Бреднева.
Мы говорили о разных возможных подходах к образованию и разговору с детьми и подростками о нравственности и христианских ценностях.
Ведущие: Кира Лаврентьева, Константин Мацан
К. Лаврентьева
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Меня зовут Кира Лаврентьева, у микрофона Константин Мацан. И у нас в гостях Елена Бреднева, заместитель директора Фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». Здравствуйте, Елена.
Е. Бреднева
— Здравствуйте, Кира и Константин.
К. Лаврентьева
— Сегодня мы говорим об образовании, об образовании и воспитании, о раскрытии личности ребёнка. И для вас образовательная функция, образование является основной деятельностью в жизни, вы преподаете в Московской духовной академии, у вас есть собственный проект — образовательные поездки, и, конечно, об этом обо всём хотелось бы сегодня поговорить. Расскажите, пожалуйста, с чего начиналась эта идея начать образовывать детей путём вот таких вот интеллектуальных экскурсий?
Е. Бреднева
— Десять лет назад я училась сама в Московской духовной академии, я там закончила высшие богословские курсы, мы три с половиной года там учились, у меня есть диплом: «специалист в сфере духовного просвещения». И когда мы с педагогами стали думать, какие проекты лучше запускать, мы в таком экспериментальном режиме сделали площадку — нам благотворители построили десять летних домиков, часовню в честь старца Паисия, это всё у нас в Брянской области, и мы там попробовали летом собрать педагогов, родителей и детей, и посмотреть, что вообще детям интересно. И уже буквально в первый год мы поняли то, что дети у нас в телефонах, то, что у них идёт самообучение, потому что они сами снимают, сами выкладывают, сами придумывают, что им выкладывать, и тем самым формируют друг у друга сознание. А педагогов там не было практически ни одного, потому что, когда появились телефоны, были киностудии, но они были дорогие, и вообще по старинке все думают, что кино снимать дорого, нужно огромное оборудование, и даже в киношколу себе не каждый мог позволить записаться, записать ребёнка. И мы поняли то, что появился такой запрос, скажем так, от детей, что нужен такой кинокружок в школу, потому что раньше какие предметы в школе, они до сих пор есть: есть музыка, есть фортепиано, есть учитель подготовленный, который может преподавать, и ребёнок поёт, небольшой процент становится там прямо музыкантом, но для развития это хорошо, все понимают. Также рисование: есть предмет, краски всегда были, были карандаши, был педагог подготовленный, дети рисовали, тоже развиваются, правильно? Но кино почему не было в школе? Потому что действительно, было оборудование и всё остальное недоступно. А тут, получается, стало доступно, у нас у каждого телефон, и является синтезом вообще это направление — кино, там у нас и живопись, и музыка, там много, скажем так, даже профессий, которые мог бы выбрать себе ребёнок: это оператор, может монтировать, может рисовать художник, если это анимационный фильм. Получается, что есть такой вид интересной деятельности для ребёнка, но нет подготовленных педагогов, потому что те режиссёры, которые есть, они работают или на телевидении, или они умеют снимать, монтировать, но не могут преподавать это детям, именно вот в воспитательной части. И что мы сделали: первый год мы организовали фестиваль, и дети сами стали присылать нам всякие видео, стали работы нам присылать. Ну вот не совсем всякие, мы, конечно же, сделали положение о фестивале, и мы взяли за основу короткометражный фильм, кинопритчу, чтобы было понятно, что вот формат — это короткометражное кино и обязательно работа со смыслом. И дали им образцы — это сказки, притчи, истории, где есть уже мораль, потому что сложнее всего, наверное, это написать сценарий, а здесь мы как бы сразу из первого в десятый класс попадаем, когда даём им идею. Расскажу: мы берём часто притчи старца Паисия, например, вот о пчеле и мухе и говорим: «пролетает маленькая пчёлка над полем, ищет цветочки, встречает муху и говорит: «Я слышала, что здесь у нас есть цветы». Муха насупилась и говорит: «Я здесь ничего такого не видела, но я могу показать здесь и консервные банки, и где много мусора». И тут пролетала как раз пчёлка постарше, которая тоже там жила и говорит: «Удивительно! Я тоже столько лет здесь живу и летаю, но я могу показать, где гиацинты, где лилии, где множество цветов». «Так и люди делятся на две категории, — говорит старец Паисий, — одни во всём видят дурное, а другие во всём ищут хорошее и радость посылают». И мы начинаем обсуждать с детьми эту притчу, они говорят мораль, и мы говорим: «А давайте, мы на современный лад снимем историю?» Они говорят: «О, давайте! У нас тоже, например, в школе так бывает, вот там один мальчик, он ходит из школы в школу, ему всё плохо, куда не придёт, там драка, ещё что-то. А есть, наоборот, кто придёт и сразу с ним дружить хочется». И дети снимают такие современные истории, сами формулируя мысли и добродетели, которые получаются в ненавязчивой форме, в интересной их форме, потому что им нравится снимать, они это всё производят и транслируют на большую публику, потому что мы это выкладываем в соцсетях ещё и на портале нашем.
К. Лаврентьева
— Елена, смотрите, правильно ли я поняла: то есть дети в летние каникулы приезжают на площадку в Брянской области, началось всё с Брянской области, как бы отдыхать, и вы увидели, что они в телефонах все, что их интерес, он в зоне вот этих гаджетов находится, и вы адаптировали этот интерес, и, в общем, решили это всё дело пустить в пользу и начали снимать с ними кино как раз через вот эту их заинтересованность гаджетами?
Е. Бреднева
— Да, мы вот попробовали, организовали такой фестиваль, и они стали присылать нам эти притчи, эти истории, сказки в разных формах: и игровое кино, и анимационные фильмы, и репортажи, и мы поняли то, что они снимают, да, но хорошо бы в школе иметь такое тоже направление наряду с музыкой, с рисованием, даже с литературой, потому что сейчас больше дети смотрят даже, чем читают, поэтому надо это правильно доносить зрителю идею, и чтобы зритель смотрел это всё в коротком формате, и эту телеграмму, которую передаёт там ребёнок или взрослый, визуальная вот эта картинка, она была красивой, и мы поняли, что надо запускать всё-таки эти кинокружки. Так как педагогов нет, мы создали из этих режиссёров, нашли их по крупинке со всей России, которые именно могут работать с детьми, у которых свои там киностудии, у которых есть опыт, и которые хорошо снимают, монтируют и пишут сценарии. Мы их объединили в одну команду, прописали курсы. Значит, у нас сейчас три курса прописанных, то есть это по созданию игрового кино, анимационного — это отдельное, по созданию анимационных фильмов, 144 часа у нас идёт, мы выдаём удостоверение о повышении квалификации. И игровое кино, 72 академических часа. И разработали уже вот совсем недавно, наверное, год назад — по образовательному туризму, курс называется «Духовно-нравственное воспитание средствами историко-культурного туризма». Мы собрали такую команду режиссёров, сценаристов, педагогов и создали курс. Сейчас мы его преподаем в Московской духовной академии, и мы его утвердили ещё в нескольких институтах, даже я бы сказала, во многих, то есть это Московский педагогический государственный университет, это Российский государственный социальный университет, институты региональные тоже, развития и образования. Так как это направление было новое, таких курсов не было, мы сделали такой курс и утверждаем его успешно на базах разных университетов.
К. Лаврентьева
— А из чего он состоит? В чём его главная суть, этого курса?
Е. Бреднева
— У нас там идёт педагогическая часть, где и доктора наук, и как раз преподаватели Московского педагогического университета рассказывают, как взаимодействовать с детьми, учитывая их возрастные особенности. У нас ведут представители Синодального отдела отец Геннадий (Войтишко), Дарья Кочкина, в этом курсе они как раз тоже рассказывают свою часть, предмета тоже два ведут у нас. У нас большой блок именно по созданию видео, то есть у нас они изучают технологию съёмки, монтажа и написания сценария, потому что в основном, кто начинает вести кинокружки в школах, они уже педагоги, то есть вот как обсудить духовную часть, они в принципе знают, они всё равно ведут классные часы, они там, например, если это преподаватель или Закона Божия, или просто классный руководитель, для них это в помощь идёт, например, они хотят обсудить тему дружбы или какую-то добродетель — помощь ближнему, и они подбирают или первый вариант, как раньше было: смотришь кино и обсуждаешь — это старый формат, а так как сейчас дети сами снимают уже, мы предлагаем формат и учим этому формату, чтобы они говорили: «а давайте с вами снимем на эту тему дружбы», а чтобы снять фильм, надо написать сценарий, распределить роли, обсудить героев, поведение, и педагог грамотно, когда с ними обсуждает модель вот этих поведений, он выстраивает, ну, например, он знает, что есть хулиганистый Петя, и он хочет, чтобы он всё-таки научился не жадничать, к примеру, и он берёт сценарий и говорит: «а вот хорошо бы было ему вот так дать», и этот Петя проигрывает, и получает радость от того, что он даёт, например, он играет эту роль и получается, педагог в рамках таких съёмок, он детей подводит к правильной идее, к нашим добродетелям, которые мы изучаем, наши православные, там вера, надежда, любовь и так далее, то есть через действие, через проигрывание вот этих ролей. И вот образовательный туризм, который сейчас мы ведём, он включает следующие предметы: это экскурсионный метод освоения знаний, методика составления маршрута, разработка региональной программы историко-культурного туризма для детей, репортажная съёмка как средство усвоения экскурсионных программ, ну и технология монтажа и съёмки тоже. Почему мы начали ещё в поездках снимать — потому что это тоже оказалось одним из лучших способов, чтобы усвоил ребёнок экскурсию, потому что чаще всего там: «ну, вот стул Пушкина, стол там», он слушает, что-то запомнит, там высоту колокольни, вот я сколько раз была, не всегда вспомню даже её высоту, а когда ребёнку даётся задание снять репортаж, то есть у него своё интересное дело — снять репортаж, ему нужно составить вопросы, чтобы взять интервью, ему надо написать сценарий — это значит прочитать об этом месте, куда он едет, потом он это снимает, монтирует, и когда он показывает это на большую аудиторию, он несколько раз эту информацию пропускает через себя, и он это и запоминает, и проживает, и как личность, там же и командная работа, и он чувствует себя, действительно, творцом, то есть как взрослый, вот мы передачу ведём, рассказываем зрителю, а дети уже в юном возрасте начинают через фильмы тоже рассказывать свою историю, которую они хотят донести зрителю.
К. Лаврентьева
— В гостях у «Светлого вечера» Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение», у микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Елена, а расскажите, пожалуйста, про вот эти поездки, я так понимаю, если они выделены в отдельный проект вашего преподавания Московской духовной академии, они выделены в отдельный курс, то это не просто паломнические поездки, которые знакомы и понятны более-менее всем, не просто какие-то туристические обзоры, а, наверное, в них есть ещё что-то очень важное, есть какая-то образовательная функция, о которой хотелось бы сейчас поговорить подробнее.
Е. Бреднева
— Да, ну вот у нас такая система: у нас курсы сами проходят в Московской духовной академии, мы выдаем удостоверение о повышении квалификации, но мы предлагаем ещё, кто хочет попрактиковаться, потому что курсы у нас онлайн, встречаемся мы в основном в конце, чтобы выдать удостоверение о повышении квалификации и проводим круглый стол тоже по этому направлению кинопедагогики и образовательного туризма. И это у нас, скажем так, параллельный проект ещё, то есть, пока мы это всё разрабатывали, у нас образовалось много площадок, куда можно выехать, это, например, Свято-Никольский Черноостровский монастырь в городе Малоярославец, вот у нас будет на осенних каникулах как раз туда поездка, я вот могу рассказать на примере этого замечательного места. Мы вообще, когда разрабатываем маршруты, мы смотрим, что в регионе исторического есть, какие достопримечательности, музеи, что связано с историей, и православные, потому что у нас наша история, естественно, связана неразрывно с православием. И приезжая вот в Малоярославец, мы посещаем Музей 1812 года, потому что это именно то место, где развернулся Наполеон со своей армией, там у нас и образовательный комплекс «Ильинские рубежи», мы там с детьми проводим спортивно-военную игру, мы взаимодействуем со спортивным клубом в городе Малоярославец, они приезжают, учат там и военному делу, то есть в игре дети ещё занимаются спортом, но, естественная составляющая, как я говорила, у нас — кино, у нас вся группа детей, она сразу делится, кто снимает, кто монтирует, кто пишет сценарий, то есть мы полностью снимаем все дни, и в конце поездки у нас кинопоказ всегда. У нас в Малоярославце будет проходить кинофестиваль «София», это тоже наш проект большой, он ежегодный, мы его проводим от фонда «Медиа просвещение» совместно со Свято-Никольским Черноостровским монастырём. Игумения Николая поддерживает этот проект, монастырь участвует, они нас принимают, расселяют, и у них есть замечательная и гостиница, и питание, кафе.
К. Лаврентьева
— К этому можно как-то присоединиться, если сейчас кто-то услышит и захочет как-то узнать подробнее?
Е. Бреднева
— Да, можно к этому присоединиться, у нас буквально сейчас записались тоже из Саратова, из Самары, туда приезжают из разных регионов педагоги, дети, родители, привозят свои фильмы, то есть если кто-то уже снимает. Если кто-то не снимает, у нас снимают обязательно там, потому что у нас там пять дней идёт программа, в первые четыре дня как раз идёт обучение съёмке, репортажной съёмки, и дети делятся на команды, то есть кто-то снимает игровое кино, кто постарше, а кто помладше, например, начальная школа, они снимают анимационные фильмы, им полепить, порисовать, они берут за основу притчу, сказку, и на этот сюжет делают раскадровку, то есть рисуют разных героев, лепят, снимают и озвучивают, это интересная такая тоже проектная игра. Кто постарше, вот они уже у нас монтируют, репортажи снимают, учатся задавать вопросы, у нас там блок по журналистике присутствует. Там ещё с нами в партнёрстве проводит Российский государственный социальный университет, у них там находится филиал его, то есть основной у нас в Москве, и как раз вот выпускницы приюта, там есть приют ещё на базе монастыря замечательный, и как раз выпускницы, кто желает, он идёт дальше учиться на журналистов у них вот такая система. И у них там есть киностудия на базе университета, они нам как раз предоставляют оборудование, кабинеты, и нам очень удобно вот так деток в рамках этой поездки делить на команды, у каждого свой кабинет, аппаратура, к нам приезжают режиссёры из разных регионов, которых мы знаем, которые замечательно работают с детьми, и мы снимаем с ними видео. Даже если без подготовки приезжает ребёнок, он к последнему дню уже на экране видит своё творчество, это немаловажно, чтобы сразу видеть результат. Награждаем всех, конечно, у нас все дети всегда с дипломами, со вкусными подарками, и получается вот такая насыщенная программа, то есть обучение, экскурсии и общение, у нас приезжают ребята, играют вечером на гитаре, у них такая добрая атмосфера, где можно поговорить как раз и о духовном, потому что во всех наших поездках всегда есть экскурсия, или в монастырь, например, обязательно будет по Свято-Никольскому Черноостровскому монастырю. Если мы выезжаем в Псков, то на базе Спасо-Елеазаровского монастыря мы проводили тоже наши программы, там есть игумения Мария, предоставляют они нам, там у них свой дом культуры, наверное, правильно назвать, который при монастыре находится, и тоже помогают нам с проживанием, питанием, и мы организовываем. Если это Псков, то, например, там музей «Ледовое побоище», то есть мы тоже берём какие-то исторические места, и даже вокруг этого мы снимаем часто фильмы, мультфильмы. Или вот, например, мы ездили летом в Мордовию, там проходило в честь Фёдора Ушакова мероприятие, день памяти его был, и как раз мы представили свой мультфильм, который сняли в Малоярославце, про Фёдора Ушакова, и там, конечно, все были в восторге, потому что туда приезжали разные военные училища, и они представляли спектакли, то есть на сцену выходили, мы говорим: «а ещё можно номинацию „кино“ сделать». Администрации, естественно, понравилось, они поддержали идею, поэтому вот мы приезжаем и снимаем. И ещё один важный момент хочу сказать, что в рамках этого курса по образовательному туризму наши участники курса, он идет полтора месяца, получают задание: в течение этого курса составить свой маршрут своего региона или деревни, города, который бы включал достопримечательности, храмы, что бы они хотели рассказать всей России. Они составляют этот маршрут, проводят экскурсию и снимают репортаж, то есть с помощью детей, берут школьников или где они работают, там воскресная школа, они снимают репортаж и нам его присылают. Мы это сейчас планируем выкладывать на нашем портале, мы ещё портал создали «Святые Online», от фонда «Медиа просвещение», там по направлению нас география России, и мы там выкладываем наши видео, и этими маршрутами могут пользоваться и из других регионов, например, школа в Курске хочет поехать и посмотреть Воронеж, а вот какой маршрут взять? Потому что, я помню, в Иерусалим мы полетели, и экскурсовод, там, если ты не знаешь православие, то понимаете, да? То есть это нужно быть уверенным в экскурсоводе или составить самому программу, если ты хочешь, чтобы дети услышали именно то, что надо. Поэтому, естественно, те площадки, локации для съёмок, которые мы выбираем, мы уже знаем экскурсоводов, как и что они скажут, для какой аудитории, потому что для детей это одно у них, один подход, для взрослых тоже, воцерковлённые, невоцерковлённые, это тоже надо всё понимать, учитывать эти особенности.
К. Мацан
— Дети иногда вообще раскрывают взрослым глаза на какие-то вещи, которые сами взрослые, может быть, никогда бы так не раскрыли бы. Вот я помню, когда в юности работал вожатым в детском лагере, мы тоже там смотрели кино, не снимали, хотя и снимали тоже, но у меня почему-то в памяти остался эпизод, когда мы смотрели кино, и решили мы, взрослые, так детям показать из любимого «Тот самый Мюнхгаузен» Марка Захарова. И я помню, что потом мы обсуждали, и один мальчик размышлял о последних кадрах фильма, когда, я напомню: Мюнхгаузена по сюжету, по идее, вот сейчас должны запихнуть в пушку и выстрелить им, чтобы он доказал, что он может на ядре полететь на Луну, мы понимаем, что, в общем-то, это всё метафора, что после такого не выживают, но вот кадр Мюнхгаузена заканчивается тем, что Мюнхгаузен по лестнице такой верёвочной лезет аккуратно вверх, ну вот якобы в эту пушку, но он лезет очень долго, и это в такую метафору превращается. И вот мне один мальчик лет 13-ти говорит: «Ну, вот как интересно, ведь он же может наверх полететь легко на ядре, но он выбирает путь усилия, потому что лезть вверх по верёвочной лестнице — это путь приложения усилий, он не выбирает лёгкий путь. Мюнхгаузен выбирает такой путь тяжёлый». Я никогда так об этом не думал, вот об этом эпизоде, хотя миллион раз его смотрел. И дети иногда неожиданно дают какой-то свой угол зрения. Наверняка у вас тоже множество историй о том, как дети, снимая, обсуждая будущий фильм или мультфильм, как-то так сумели на тему святого, добродетели посмотреть, что вас само это как-то заставило подумать: а ведь действительно, как интересно. Были такие примеры, можете привести?
Е. Бреднева
— Да, у нас много интересных разных случаев, вот вы сейчас рассказываете, да, это в принципе, мы первоначально когда с детьми общаемся, мы им даём первое знание — это по драматургии, и там как раз, если в сценарии не будет перипетий, не будет изменения героя, то это будет скучный фильм, есть же определенная такая вот, мы её называем «арка драматургическая». И всегда мы просто объясняем, на примере Колобка: вот есть у нас герой, и он бы сидел там на окошке, и, может быть, никуда не двигался, если бы что? И дети сразу понимают: если бы его не хотели съесть. Он понимает, что его хотят съесть, и вот появляется инициирующее событие, его заставляют двигаться, и всё по нарастающей, по нарастающей, он же не встречает сначала медведя и лису, ему потом бы неинтересен заяц был, поэтому он сначала он встречает зайчика, потом волка, и раскручивается. И всегда есть кульминация тоже, и мы всегда обсуждаем, конечно, с детьми — да, она может в фильме по-разному восприниматься абсолютно, кульминация, самый такой момент переживания в фильме, что будет дальше. Ну и в конце развязка — это изменение героя вот как раз. И дети, да, они по-разному подходят. Например, вот тоже одну из притч, мы за основу которую даём, расскажу вам её: один монах был в монастыре, который ни с кем ничем не делился, и его прозвали жадным. То есть, все обычно приносят там яблоки, детям раздают, деньги дают, и все раздают, а он нет. И вот когда этот монах умирает, к нему приходит там вся деревня. А монах говорит: «А что вы к нему пришли, что он такого сделал?» Они говорят: «Вы знаете, вот он нам вола купил, ещё что-то», то есть большие суммы он скапливал и помогал семьям конкретно, к нему, может быть, кто-то на исповедь ходил, и он знал, что ему нужно, и он вот покупал и дарил это. И мы говорим: в чём же мораль? И вот здесь дети тоже по-разному, кто-то говорит: «вот, осуждать нельзя, грех осуждения, и я хочу снять фильм, чтобы не осуждать». А кто-то говорит: «а я здесь вижу мораль: надо втайне свои дела делать». То есть здесь можно раскрыть какой-то момент, выбрать о чём-то смысл, и её снять уже на современный лад. Вот такие мы берём притчи, сказки и, взяв мораль, потому что нового ничего уже о добре и зле не придумаешь, мы все это знаем, с точки зрения духовной, вот есть жадность, её надо снять, чтобы её избежать, надо научиться жертвовать, и мы снимаем фильмы, как там жадный стал добрым и так далее.
К. Мацан
— Вернёмся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами в программе «Светлый вечер» Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». В студии Кира Лаврентьева, я Константин Мацан. Не переключайтесь.
К. Лаврентьева
— Ещё раз здравствуйте, дорогие друзья! «Светлый вечер на Радио ВЕРА продолжается, напоминаем, что у нас в гостях Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Так, Елена, это очень интересно, такая вот мораль воспитательная. А какие ещё поездки у вас были в вашей памяти самые яркие? О каких бы вы могли рассказать?
Е. Бреднева
— Мы сейчас вот приехали, последняя поездка наша была Валаам-Санкт-Петербург. Мы познакомились с замечательным игуменом Варлаамом, это на базе Свято-Троицкой Сергиевой пустыни, и этот монастырь восстанавливал Игнатий Брянчанинов. И у нас сейчас, когда мы там побывали, мы рассказали об этой поездке, и у нас очень много желающих туда прямо просят на каждые выходные: «давайте, давайте, давайте!» Вот поэтому сейчас, наверное, мы этот маршрут возьмём, будем туда тоже возить школьников.
К. Лаврентьева
— А как присоединиться? Как можно вас найти, о вас узнать?
Е. Бреднева
— Я контакты оставлю, у нас вся информация бывает на наших ресурсах: «Святые Online», это фонд «Медиа просвещение». Оформляем мы поездки: трансфер, питание, проживание через ООО «Гридница». А по проектам через нас, через «Медиа просвещение». И, соответственно, мы туда приезжаем и будем изучать, в том числе, Игнатия Брянчанинова, его труды, может быть, что-то также читать, что он писал, и с детьми на современный лад, скажем так, обсуждать и снимать простые вот эти их мысли. Как в Оптиной пустыни, например, мы когда приезжаем, у нас в Калужскую область маршрут, вот я говорила, и Малоярославец тоже в Калужской области, но мы выезжаем ещё и в Оптину пустынь, там в Музей космонавтики. Естественно, если мы выезжаем в Калужскую область, мы стараемся снимать фильмы, чтобы изучить именно святых и героев этой земли, например, там была Пелагея Брагина, которая в годы войны раненых у себя держала, и немец, придя, увидел там 18 человек, он ей поклонился и ушёл, вот был такой случай известный, и мы о нём сняли мультфильм замечательный, дети сами вырезали, делали фигурки, делали героев. Соответственно, когда мы в Оптиной пустыни, мы с ними говорим, читаем Оптинских старцев, говорим: «давайте снимем», и дети уже вдумываются — а как лучше это выразить? Они же это всё прочувствовали. Приезжая в Троице-Сергиеву лавру, мы там тоже проводили много раз фестивали, нам там даже город давал, и дворец Гагарина, то есть мы не только с Церковью, мы и с государством взаимодействуем, и с епархиями, когда в регион приезжаем, потому что всё-таки не только в рамках Церкви, но ещё много и школьников, которых хотелось бы тоже привлечь к нашим проектам, и они приходят, они участвуют, им очень нравится. Вот даже из Алтая приезжала одна команда, они приезжают на кинофестиваль, представляют свою работу и им предлагается ещё посетить храм. И они вот посетили, и потом мне Яна, знакомая говорит: «А я проходила всегда мимо храма, никогда не заходила, а сейчас, после вашей поездки вернулась, и вот зашла в свой в своём городе». То есть люди приобщаются, скажем так, к духовному через интересный такой формат, когда такая насыщенная программа в городе, они изучают историю, православие, дети у нас все радуются. Ну, какие ещё у нас? Ну, вот Санкт-Петербург из последних, потом Калужская область, Подмосковье. Сейчас, на этих выходных мы поедем в Борисоглебский монастырь, это в Аносино, тоже там интересная своя история, и мы будем снимать репортаж, посвящённый 200-летию монастыря. Там есть такое место — Тютчево, вот семья Тютчевых была, скажем так, у первоистоков создания монастыря. Это вот на этих выходных мы поедем, приедет там режиссёр наш, Павел Морозов, мы планируем снять репортаж.
К. Мацан
— Какой возраст детей?
Е. Бреднева
— Приезжает начальная школа, вот они с сопровождающими, у нас не как форма детского лагеря, потому что мы программу предоставляем, и у нас компания, которая помогает организовать, если надо, трансфер, питание, проживание. То есть они приезжают с сопровождающими, или с родителями, или с педагогами. Если это начальная школа, то вот я говорю то, что мы смотрим, чтобы это всё было им интересно, они снимают в основном мультфильмы. Если кто постарше, работа уже посерьёзнее.
К. Мацан
— То есть если, допустим, кто-то заинтересовался из наших слушателей, чтобы поехать, то это не просто вот как частное лицо вам звонишь, заполняешь заявку, едешь, а должна быть какая-то группа организованная, там от школы или как-то вот коллектив родителей?
Е. Бреднева
— Нет, они могут и сами приехать. Вот у нас будет Малоярославец, мы им организуем приезд. И родители приезжают с детьми, у нас даже с маленькими детьми приезжают, например, двое-трое детей в семье, и чтобы старшие участвовали в смене, учились снимать, посещали экскурсии, а мама, с ребёнком просто, например, гуляет, где-то присоединяется, ребенок маленький, двух-трёхлетний, он где-то и полепить может, просто она с ним может там подойти, отойти, то есть семейные такие поездки.
К. Лаврентьева
— Но требование такое, что у ребёнка должен быть гаджет, я так понимаю, телефон?
Е. Бреднева
— Не обязательно. У нас командная работа, вот, например, сейчас Павел приедет, у нас выезд будет в Борисоглебский монастырь, там для воскресной школы, они попросили приехать, их обучить, чтобы тоже, может быть, запустить это направление у себя, чтобы снимать в воскресной школе фильмы, мультики делать, их присылать на фестивали. И мы приезжаем, чтобы в практике с режиссёром, с их детьми, их родителями снять вот такой репортаж и подарить монастырю к 200-летию.
К. Лаврентьева
— Как интересно.
Е. Бреднева
— И они там приходят и с маленькими, и постарше.
К. Лаврентьева
— А есть такое, что ребёнок приезжает, например, вообще ничего не зная о церкви, ничего не зная о храме, но присоединяется к такой поездке, и вот в течение поездки, съёмок он знакомится таким образом?
Е. Бреднева
— Конечно! Он ещё там больше всех говорит о храме. Отвечу на вопрос: у нас вот приезжает Павел, и он привозит несколько камер, и мы их делим на команды, то есть не каждому нужен телефон. А когда у нас идёт именно практическая часть, когда мы вместе, они получают задания, то есть у каждой команды обязательно должен быть оператор, мы распределяемся, и мы сопровождаем, то есть режиссёр, например, на команде там, или одну, или две команды курирует, говорит, как снять правильно планы, потому что планы есть крупные, средние, и как правильно это соединить. И они прямо в практике, им не скучно, как вот в киношколах часто бывало, ты год или два только лекции слушаешь, а потом только тебе камеру дадут, вот у нас нет, у нас, так как дети все уже и так снимают, мы говорим: давайте снимать. Но когда, например, экскурсия, они получают задания снять, если для наших соцсетей «Святые Online», мы им говорим формат, например: надо нам вертикально, до минуты. И они, вот в Петербург мы выезжали, музей Пушкина посещали, и каждый делает на свой телефон, потому что здесь уже не командная, чтобы экскурсоводу не мешать, когда они получают индивидуальные задания, то могут уже на свои телефончики поснимать. Если у кого-то нет, то мама ему даст или преподаватель, или мы, а так в основном командная работа.
К. Лаврентьева
— Это очень интересно. Но это такая история, как, знаете, если ребёнок чрезмерно увлекается гаджетами — отдайте его на курсы программистов, там нужно столько писать вот эти коды, что он очень устает от экрана, и у него нет сил в оставшееся время опять сидеть в телефоне, потому что очень устает нервная система, глаза, пальцы, и, в общем-то, хочется отдохнуть. А тут получается, что ты фильм снимаешь, и ты и так уже вот эту потребность покопаться, понажимать кнопочки, ты уже как-то реализуешь, ещё и с пользой, то есть пока ты снимаешь, ты же запоминаешь очень то, что тебе говорят, ты сам ретранслируешь, соответственно, всю услышанную информацию.
Е. Бреднева
— На 80 процентов больше запоминаешь это по статистике в педагогике, а когда ты сам об этом говоришь, тогда и усваиваешь. Ну, вот о педагогах ещё тогда хочу сказать, о детях поговорили, вот как они могут развиться, пройдя наши курсы. У нас педагоги, которые прошли курсы, они в своих регионах уже запустили тоже, кто-то кинофестиваль, кто-то киношколу. Бывает разное даже по характеру, например, они закончили, направление интересное, потому что по работе с детьми именно духовно-нравственное воспитание — это один из лучших, вот сколько мы взаимодействуем со школами, с детьми работаем, потому что, когда спрашиваешь: «кто будет снимать фильм?», все руки поднимают из детей. Ну и всё, и педагог грамотный начинает обсуждать уже темы, добродетели и прочее. И вот у нас, например, Катя из города Воронеж, закончила Московскую духовную академию и сейчас разработала свой маршрут по Воронежу, и буквально уже к ней записываются люди. Вот у нас будет первый пилотный, планируем, может быть, через неделю или через две, к ней выезд. Она составила, там и собор кафедральный, там же много, и Митрофан Воронежский, а если мы на микроавтобусе, то к Тихону Задонскому можно заехать. Ну и, естественно, для детей «Петровские корабли», шикарный интерактивный музей, то есть они будут снимать историю, опять же, и православие. И там она на месте уже договаривается, где расселить, покормить, чтобы это всё было по нормам. Вот к ней поедет первая группа такая. Катя запустила ещё по анимации курс, ее сразу и школы стали приглашать, потому что это востребованное направление не только для воскресных школ, а ещё и для школ, чтобы там запускать кинокружки. И люди даже готовы это оплачивать, то есть для педагога, который немного даже получает, для него это может быть как дополнительная работа, потому что, набрав десять человек в школе, он может раз в неделю вести этот кинокружок, и у него очень хороший может быть заработок, это плюс педагогу в помощь. И кто у нас не научился, не то чтобы не научился, вот научился он снимать и монтировать, говорит: «классное направление, я у себя сделаю региональный фестиваль». И он начинает взаимодействовать у себя уже, например, вот сейчас из Саратова ко мне приезжали, у них там новая епархия образовалась, и вот владыка их направил на повышение квалификации, на наш обучающий курс, они приезжали в Валаам, в Санкт-Петербург, и они приедут ещё в Малоярославец. Мы их ещё поддерживаем, мы им будем торжественно вручать анимационную студию, с камерой, на которой они работают, так уже мы очень многих наградили в областях, то есть кто хочет развиваться, мы как-то тоже их поддерживаем. И вот сейчас они приедут, уже привезут фильм свой, представят в Малоярославце и получат такую от нас анимационную студию, это «Сиреневая мультстудия», наши партнёры, Дмитрий Шубин тоже нам помогает награждать этих педагогов. И они хотят дальше сделать свой, может быть, фестиваль, маршрут разработать, и также мы будем выкладывать, пожалуйста, можно вот Саратов, там тоже очень красивые места. И так вот, кто выпускается, кто подключается к этому, он у себя в регионе начинает развивать эту деятельность — или фестиваль, или образовательный маршрут, или просто пойдёт в школу учителем работать, а вокруг него тоже образуются люди и вот это направление. Недавно из Алтая мне позвонила выпускница, они взяли грант сейчас, вот их поддержали, Движение первых«, первый раз грант сейчас давали, вот это наши выпускники, очень приятно, им дали миллион, и они уже покупают оборудование, это ещё поддерживается и государством, и есть грант «Православная инициатива», тоже это направление поддерживает. Поэтому это будет и педагогам, и родителям интересно, я думаю, будут развивать у себя на базе школ, воскресных школ.
К. Мацан
— Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение» сегодня с нами в программе «Светлый вечер». А были ли случаи, когда ребёнок, погрузившись в такую кинематографическую деятельность, для себя выбирал бы потом профессию кинематографиста? Всё, ребёнок решил, что он будет режиссёром, оператором. Спрашиваю, потому что, с одной стороны, это здорово, когда ребёнок чем-то загорается и начинает о чем-то мечтать, например, о профессии режиссёра. С другой стороны, мы всё знаем, насколько этот мир творческих профессий зыбок, ненадёжен, связан с искушениями и, в общем, единицы на самом деле там по-настоящему могут чего-то добиться и пройти вот так вот с счастьем этот путь. Кто-то разочаровывается, кто-то так вечно мечтает о большой карьере в киноиндустрии, например, но так ничего и не получается, не потому что человек не талантлив, просто потому что разная конъюнктура. Как вы на это смотрите? Есть ли перед вами какая-то ответственность, если угодно, за то, что человек увлечётся творческим делом и потом и жизнь свою в эту область направит?
Е. Бреднева
— Как говорится, наше дело сеять, а взращивать будет Господь. Всё-таки мы больше о смыслах, и когда мы создавали вот это кинонаправление, мы в первую и единственную очередь были педагоги и думали о педагогике, и мы взяли этот инструмент именно как средство воспитания детей. А если кто-то из них будет, у нас были такие случаи, вот в Сочи был случай, я привожу этот пример часто, когда девочка, школьница, прислала несколько фильмов, но направление их было: готы, в черном, такого направления очень много снимают дети, которые, конечно, на фестиваль не пойдут. Но среди пяти фильмов, которые она прислала, был один со смыслом, он о том, как мальчику нравилась девочка, и он всё под неё подстраивался, и прической, и всем, а она не обращала внимания. А потом он встал с собой, и она его заметила. Он стал с собой и подумал: ну, не нужен я ей и не нужен. Стал собой, и вот просто идёт, и всё. И там такая развязка, что девушка подходит к нему и знакомится на такой, на доброй ноте там. Концовка очень-очень хорошо снята была, прямо вот талант. И мы в зимнем театре награждали, помню, детишек, и она пришла вся такая, преобразилась.
К. Мацан
— Гот стал человеком.
Е. Бреднева
— Ну, чтобы не обидеть это направление... Но она изменилась, преобразилась, был вид один, стал другой — в платье, красивая девушка. И мне потом говорили, она поступила как раз на режиссёрский, по-моему, даже в Москву. Это я к чему говорю — к тому, что нужна мотивация, понимаете? Ты можешь снимать и выкладывать там абы что, чтобы себя как-то проявить, и это идёт всё во вред, часто даже в плачевные случаи, а можно, наоборот, сказать: «да, ребят, давайте, вот у нас фестиваль, мы там наградим вас, можете поехать потом отдохнуть, повысить свой уровень с режиссёрами», и мы награждаем ребят, награждаем педагогов, и они вот так вот приходят, меняются, выходят на сцену. Поэтому мы ищем площадки, взаимодействуем с органами власти, нам предоставляют площадки, чтобы детей наградить, чтобы они чувствовали, что надо снимать позитивное, доброе, мы стараемся вот в этом направлении идти.
К. Мацан
— А есть ли такая у педагогов, не знаю, проблема или не проблема, связанная, собственно, с требованиями к художественному уровню того, что снимается? Я объясню, о чём спрашиваю: с одной стороны, я понимаю, тоже имея какой-то опыт преподавания в детском лагере, допустим, мы кино снимали, музыку писали, монтировали, снимали всё-всё-всё, и есть две крайности: одна крайность, когда ты, как педагог, в общем, восхищаешься, умиляешься, даёшь зелёный свет всему, что ребёнок делает, просто потому, что он это делает, это прекрасно. Но показывать это потом далеко не всегда станешь, потому что это очень просто, это иногда плохо, но ребёнок постарался, во всяком случае. Другая крайность — это чтобы сделать прямо хорошо и педагогу было не стыдно, тогда многое нужно делать самому. Я понимаю, что очень часто в таких профессиях, как журналистика, режиссура, во взрослой жизни обучение какое — «сиди рядом, смотри, что я делаю, через полгода начнёшь делать сам» и так далее. И вот тут педагог должен искать какой-то баланс, чтобы, с одной стороны, это было всё-таки не его произведение, а ребёнка, но чтобы оно было художественно качественное. Какие здесь лайфхаки есть?
Е. Бреднева
— Это примерно точно так же, как с уроками рисования и музыки: ребёнок приходит на кружок в школу рисовать, сначала у него не будет сразу качественный рисунок, и он не должен смотреть год, как рисует учитель, вы согласны, да? Ему нужно самому рисовать, пробовать, ошибаться, учитель должен подправлять там линии. Сначала это будет школьная выставка, потом уже, может быть, какой-то районный, потом фестиваль. Абсолютно то же самое и с кино у нас. Когда мы только запустили, проводили круглые столы, и я помню, там великие режиссёры, кто-то сначала там смотрел и думал: что это тут в наше вторглись, что из кино будет?! А мы объясняем: нет, дети должны развиваться, они уже снимают, и мы должны им помочь, они будут делать ошибки, мы им говорим, как планы снимать, как сценарии писать, сначала они составляют простые сценарии, школьные. У нас очень много школьных кинофестивалей проходит. Вот мы, на примере сейчас скажу: гимназия Александра Невского, она очень большая, может быть, даже одна из самых больших, в Нижнем Новгороде, известная, мы два раза к ним приезжали, провели курсы для педагогов и родителей, и дети присутствовали, и сразу тоже в практику. Трёхдневный такой актив был, то есть преподаем, сразу раздаём камеры и снимаем. Они до сих пор, уже несколько лет прошло, они уже в международных фестивалях участвуют. А первый год был, конечно... То есть они поняли, как планами, как звук, где-то ошибка, потом звонят, какую камеру купить, какую петличку. Сейчас они мне звонят, присылают фильмы уже очень высокого уровня, если я не ошибаюсь, участвуют в международных фестивалях, им дипломы приходят, и у них ежегодно приходит владыка, тоже их награждает. Этот проект они внедрили в программу, каждый класс, с 1-го по 11-й, снимает фильмы. И они говорят: у нас такой прямо активный период лета, мы уже думаем, что мы будем снимать, уже интересно. Это командная работа, они год там снимают, думают, каждый класс, и в мае, к Пасхе, по-моему, приурочен фестиваль, они представляют эти работы. Поэтому здесь это как кинокружок, мы не на телевидении представляем эти работы, чтобы конкурировать с великими режиссёрами, нет. Оно должно быть и как киноискусство, мы должны смотреть образцы, и дай Бог, чтобы снимались хорошие фильмы, и дети их будут смотреть, да, но это как композитор, и ребёнок, когда он приходит, он же не умеет сразу петь и играть, он учится постепенно. Так и здесь, это школьный кинокружок, кто-то из них станет, может быть, какой-то процент режиссёром, сценаристом, а кто-то просто свободное время потратит с пользой. Понимаете, педагог через вот это творчество, просто с ним поговорит, может быть, на какую-то тему. У нас даже было в одном городе, когда мы снимали, пример приведу: мы разбились на команды и пошли снимать по темам, и вот у одной из команд была тема буллинга, то есть отношений в классе. И потом, на следующий день, когда представляли свои работы, педагоги и родители говорят: «если бы мы вчера не снимали этот фильм, мы не знаем, что было бы», там это очень нужно было... Они со слезами на глазах, как сейчас помню, говорят, что «вчера мы разрешили такую важную проблему», и дети стали говорить, когда писали сценарий, на такие темы, и получилось, что они разрешили очень важную проблему отношений в классе, снимая просто вот по этой теме фильм, понимаете, да?
К. Лаврентьева
— Да, это важно.
Е. Бреднева
— Поэтому кино — это очень сильное такое средство. Сейчас для детей запускаются всякие соблазны, которые идут им в пагубу, в интернете очень много этих программ, игр, которые на разрушение идут, и надо, обязательно педагогу включаться, чтобы спасти их свободное время, занять позитивным, чтобы они снимали и как можно больше вот такого доброго выкладывали, поэтому мы вот по этой части, а не для того, чтобы их сделать великими режиссёрами. Если они захотят, они пойдут, мы им скажем, что есть ВГИК, есть ещё там замечательные, там туда-туда-туда. Но мы всё-таки боремся за свободное время, чтобы дети снимали позитивное, доброе, и воспитательный момент вот этот присутствовал, поэтому мы работаем с педагогами.
К. Мацан
— Спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу. Я напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» была Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». Давайте под занавес беседы ещё раз напомним, где вас искать, вот тем, кто сейчас заинтересовался, на какой сайт заходить и что делать — «Святые Online», да?
Е. Бреднева
— Да. И вы также можете присылать нам туда и видео мы размещаем. У нас есть молодёжная редакция, это студенты МГУ, МГИМО, тоже мы с ними выезжаем, вот недавно проводили круглый стол с владыкой Московской духовной академии, в Общественной палате, то есть у нас есть на любой возраст. Приезжайте и с маленькими детьми, и с детьми постарше, и со студентами, у нас очень хорошая, добрая атмосфера, программы, поездки.
К. Лаврентьева
— Это очень интересно, спасибо большое.
К. Мацан
— Спасибо огромное. Кира Лаврентьев и я, Константин Мацан, были в студии вместе с вами. До свидания, до новых встреч на волнах Радио ВЕРА.
К. Лаврентьева
— Всего хорошего.
Е. Бреднева
— До свидания.
Все выпуски программы Светлый вечер
- «Разговор с подростками о христианских ценностях». Елена Бреднева
- «Фрески Макарьева Свято-Троицкого монастыря в Калязине». Юлия Ратомская
- «Смыслы Страстной седмицы». Прот. Павел Великанов
Все выпуски программы Светлый вечер
«Фрески Макарьева Свято-Троицкого монастыря в Калязине». Юлия Ратомская
У нас в гостях была ученый секретарь государственного музея архитектуры имени А. В. Щусева Юлия Ратомская.
Мы говорили об истории фресок некогда затопленного Макарьева Свято-Троицкого мужского монастыря в Калязине, о том, как они были сохранены и где их можно увидеть сейчас.