Нашими собеседниками были писатель, журналист, соавтор трех книг о Сербии Елена Зелинская и музыкант, телеведущий, певец, актер Марко Долаш.
Мы говорили о сербской культуре, о том, что сербам в ней удалось сохранить и приумножить, о традициях этой страны, а также о месте веры в жизни сербского народа. Разговор шел о таком православном национальном празднике, как Крестная Слава: в чем его суть, как его отмечают, и почему этот праздник так важен для сербов.
Ведущие: Алексей Пичугин, Алла Митрофанова
А. Митрофанова
— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие слушатели. Алексей Пичугин —
А. Пичугин
— Здравствуйте, добрый вечер.
А. Митрофанова
— Я — Алла Митрофанова. И нам очень приятно ближайший час провести с собеседниками из Сербии — с людьми, с которыми нас сейчас разделяет не только расстояние, но и границы, хотя границы с Сербией у нас открыты и я надеюсь, что так будет и в ближайшее время сохраняться. И мы просто очень хотим рассказать об этой стране так, чтобы картина получилась не столько туристической, сколько сущностной, глубокой, содержательной, связанной с той сокровенной жизнью, которая есть в каждой стране и которую мы в качестве туристов не всегда можем разглядеть. И в этом нам помогут наши собеседники. Елена Константиновна Зелинская, писатель, журналист и автор, соавтор трех книг о Сербии — «Моя прекрасная Сербия», «Моя вкусная Сербия», «Моя здоровая Сербия». Елена Константиновна, здравствуйте.
Е. Зелинская
— Здравствуйте, Алла. Мне просто немножко страшно от такого приветствия — вы обещали нашим уважаемым слушателям глубокий анализ, рассказ о чем-то сокровенном. Про сокровенное лучше к Марку, он все-таки серб — он лучше знает всё сокровенное, что скрыто в этой стране.
А. Митрофанова
— Вот поэтому мы сейчас и представляем Марко.
А. Пичугин
— Марко Долаш, музыкант, телеведущий, певец.
А. Митрофанова
— Актер.
А. Пичугин
— Здравствуйте, Марко.
М. Долаш
— Здравствуйте, очень приятно.
А. Митрофанова
— Взаимно, нам тоже очень приятно. Только что буквально у вас завершилось турне по России, где в Петербурге и Москве вы представляли книги, трилогию Елены Константиновны. И вы, Марко, сопровождали Елену Константиновну в этом путешествии и дополняли презентации песнями в вашем исполнении, традиционными сербскими и песнями на русском языке, которые хорошо знакомы нашим соотечественникам. Поделитесь, пожалуйста, вашими впечатлениями о России. Вот сейчас такое время странное, туристов везде мало. И наверняка у вас была возможность тоже поглубже соприкоснуться с жизнью в России из-за того, что вы здесь не как турист, а как, фактически путник, паломник, как вы себя представляли. «Балканский путник» называлась ваша программа.
М. Долаш
— У нас очень известное кино «Балканский шпион». Но, конечно, это не так. Я, если честно, еле дождался приехать. В принципе, насколько у меня была возможность, я приезжал не так часто, но в 1994-м, 1995-м годах я учился в Москве в русской школе. И с тех пор я полюбил Россию, Москву, Россию вообще, и культуру, искусство, музыку. Так что, повторюсь, я еле дождался приехать, всё это увидеть, даже не обращал внимания, достаточно было, чтобы мне на границе позволили проехать через границу и всё. Впечатления невероятные. Вначале мы приехали, у нас были презентации в Петербурге.
Е. Зелинская
— В это время в Петербурге проходил международный книжный салон. И мы попали в такое удачное время, когда уже волна эпидемии спала, и этот книжный салон был разрешен. И он прошел не где-нибудь, а в Эрмитаже, причем в Главном штабе и немножко на улице. И читатели, те петербуржцы, которые засиделись дома, они очень активно посещали этот салон и приходили на презентации. И мы, собственно говоря, на этот салон туда и приехали. Я только вставлю еще свои 5 копеек насчет впечатлений Марко — скажу вам честно, он был просто шокирован, потому что в Петербурге он был первый раз. Марко Москву знает хорошо, а в Петербург он попал первый раз. И мне, как петербурженке, было так интересно наблюдать. Мы прошлись по «золотому треугольнику» нашему, и у меня было такое ощущение, что Марко даже не ожидал, что такое в принципе в мире бывает.
М. Долаш
— Ну да. Всё так чисто, здания все отремонтированы, невероятно просто. Я три дня гулял по городу и уже на третий день у меня было чувство, что в тапочках надо ходить, потому что всё так чисто, как в каком-то музее, просто невероятно. Я говорю от сердца, честно — так, как есть. Я просто удивился, я в восторге до сих пор, прошло уже 10 дней и, наверное, еще долго буду. И я впервые в жизни столкнулся с белыми ночами, и это просто... Я пересылал фотографии...
А. Пичугин
— В следующий раз, Марко, вам надо будет поехать еще севернее, куда-нибудь в Архангельскую область, такой русский север, чтобы посмотреть совсем белые ночи, когда солнце вообще не заходит.
М. Долаш
— Но лучше нет, потому что все-таки мне хочется, иногда неплохо и отдохнуть. А я не привык так, что такие огромные шторы были, всё это понятно, но как-то нелегко я привыкаю к этому. Конечно, было бы замечательно поехать и туда, посмотреть всё это. Но, в общем-то, я в восторге — это красивее... Я сейчас говорю не потому, что я люблю Россию, а потому, что это так — Петербург красивее Венеции, для меня. Для меня.
А. Пичугин
— Вы знаете, я вам сейчас скажу ответную такую вещь. Я когда в первый раз, очень давно приехал в Белград, я вдруг понял, что это тот город, где я бы хотел жить. Я ходил и восторгался все время. Я безумно люблю Белград и приезжаю туда при любой возможности, благо там уже появились какие-то дела, появились какие-то вещи, которые туда позволяют приезжать не просто как туристу, но и еще по каким-то делам. Я к нему привык уже очень, я не стал его от этого меньше любить, но я привык — у меня не то чтоб восторг прошел, но вот я к нему привык. Я думаю, если вы будете приезжать в Петербург хотя бы раз в несколько лет, вы тоже к нему привыкнете.
Е. Зелинская
— Нет-нет, это невозможно. К Петербургу не привыкаешь никогда.
М. Долаш
— Дайте мне ответить. Не надо было привыкать — я просто сразу привык, как только я ногой ступил в этот город, как сказать это, выразиться?
Е. Зелинская
— Прямо в Пулково? (Смеется.)
М. Долаш
— Ну, хорошо, прямо в Пулково. (Смеется.) Так что хочу сказать, что очень-очень понравился Петербург. И Москва очень-очень изменилась к лучшему, потому что в последний раз, когда я гулял по Москве, это было где-то в 2003-м году.
А. Пичугин
— С тех пор всё изменилось.
М. Долаш
— И просто там всё отремонтировано, окрашено или покрашено? Как сказать?
А. Митрофанова
— Покрашено.
М. Долаш
— Невероятно просто, я реально удивился.
А. Митрофанова
— Думаю, что это легкое проникновение двух культур — русских в Сербию и сербов в Россию — во многом связано с тем, что нас, конечно, очень многое объединяет и исторически и духовно тоже. Мы, в общем, два православных народа, я здесь никакой Америки, конечно же, не открываю, но, на мой взгляд, это все-таки многое значит. И мне еще интересно было бы узнать, Елена Константиновна, ведь вы живете в Сербии, наверное, уже лет пять.
Е. Зелинская
— Шестой год пошел.
А. Митрофанова
— Шестой год уже. Написали три книги об этой стране, но наверняка помните и первые свои впечатления, когда вы оказались в Белграде, в других городах. Поделитесь, пожалуйста, что вас больше всего поразило тогда? Что дало вам импульс, который в итоге перерос в творческий поток и его результатом стали ваши три книги?
Е. Зелинская
— Это хороший вопрос. Вы знаете, и на него банальный ответ — конечно, люди. Потому что все говорят, какой чудесный город Белград. А мы посмотрели на Белград во время локдауна, когда все горожане сидели по домам, когда было всё закрыто, и еще были дожди и ветер и ты выходил на улицу и шел по абсолютно пустому городу. Это эффект поразительный, потому что в наших русских городах мы этого не пережили, не было таких жестких мер. Здесь были невероятно жесткие меры, и реально город был пустой, как в фантастическом фильме. И тогда я поняла, что город, он, конечно, хорош сам по себе, но его составляют только белградцы. И вот эта их уличная жизнь, когда центр города буквально превращается в такую общую гостиную для всех — люди выходят туда пообедать, встретиться с друзьями, просто прошвырнуться. Там все время играет музыка, причем не какая-нибудь дрянь, а всегда играет хорошая музыка, играют трубачи, маленькие оркестры, прекрасно поют, танцуют. То есть это буквально такая общегородская гостиная. И когда эта гостиная опустела, стало ясно, что это люди составляли невероятное обаяние этого города. Меня зацепило вот это. Меня зацепило то, что там, — я вообще интересуюсь всегда историческими корнями, у нас в России приходится искать это долго и упорно по архивам, а здесь как-то всё пластами сохранено. Я уже не раз говорила, что мне нравится в Сербии и вообще на Балканах — что они ухитряются строить, не разрушая, они сохраняют то лучшее, что у них было, скажем, при предыдущем, как это принято говорить, один кровавый режим сменяется на другой кровавый режим, а всё лучшее из него остается городу и людям. И у них это всё сохранено. Кстати, мы это заметили очень хорошо в санаториях, когда писали о банях. Бани, сербские санатории, они удивительно сочетают этот югославский опыт, югославскую инфраструктуру и подход, я бы сказала, еще тот, югославский, очень профессиональный. А при этом — природные богатства, которые они тоже берегут столетиями, и — современная медицина, современные здания, современная инфраструктура. Вот это, знаете, я как-то вдруг остро поняла, чем Восточная Европа отличается от Западной. И вот эта разница в Сербии разительна, ее даже не замечаешь в Чехии, например. Сербия это и есть Восточная Европа — удивительное сочетание вот этих восточных мотивов, менталитета полувосточного, что очень напоминает нас.
А. Пичугин
— Вот-вот, вы сейчас очень правильную вещь сказали. Я как раз тоже хотел сделать эту вставку. Не только в Белграде, даже у меня такое ощущение, скорее, не столько в Белграде, сколько где-то в сербской провинции, когда ты едешь на машине по шоссе и вдруг у тебя непонятно откуда возникает ощущение, что ты дома, в России. Ни в Чехии, в соседних, тоже восточноевропейских странах, ни в Польше, ни в Словакии такого ощущения нет, а вот в Сербии, ты едешь именно по Сербии, даже в Боснии в Республике Сербской такого ощущения нет, а в самой Сербии оно вдруг появляется откуда-то, непонятно откуда.
Е. Зелинская
— Это правда. Причем в самых неожиданных местах. Бежишь по какой-нибудь заскорузлой лестнице, которая ведет вниз к реке, и вдруг понимаешь, что ты на Петроградской стороне. Или, мы как-то приехали вместе с Марко (мы тогда ездили, снимали различные бани, готовили эту книгу), приехали, по-моему, это была Рыбарска баня, и поехали куда-то вверх в горы, на каком-то тракторе ехали. Поднялись высоко в гору и вдруг плато — равнина. И как это у них бывает, равнина в Сербии, там нет ни единого кусочка незасеянной неиспользованной земли, и эта равнина вся покрыта пшеницей и в ней васильки. И я стою и думаю: Боже мой, это буквально Новгородская область. Вот это ощущение абсолютной, даже не близости, а идентичности каких-то кусков, оно потом проходит, потом ты понимаешь — нет-нет, это другая страна и язык не так уж схож, как кажется, и люди другие. Но тем не менее иногда ощущение буквально, как вы правильно сказали, что ты дома. Вот это захватывает. И захватывает еще ощущение, что... Особенно поначалу было некоторое чувство даже внутренней обиды — вот им всё-таки удалось то, что не удалось нам. Как, почему? Когда мы начали первую книгу писать, мы во многом хотели докопаться: почему сербам удалось сделать то, что не удается нам? Первое — их умение сохранять, не разрушая. Второе, извините, выстроенный механизм, по крайней мере, местного представительства — очень сильная роль местной власти, о которой мы пока только мечтаем. Активное вмешательство людей в процессы, причем, я бы сказала, позитивное вмешательство. Это то, что им удалось. Потом, что мне особенно нравится — их вечное недовольство. Они постоянно недовольны правительством, они сердятся, они выходят на демонстрации. При этом, извините, они первые в Европе вакцинировались, у них 60 процентов населения уже с вакциной. Нам, опять же, приходится только об этом мечтать. 10 процентов людей в России вакцинировалось, а в Сербии уже 60. И волна заглушена практически.
М. Долаш
— Лучше быть недовольным постоянно, потому что ты этим больше получаешь.
А. Митрофанова
— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Напомню, что сегодня мы беседуем о Сербии с писателем, журналистом Еленой Константиновной Зелинской, автором трех книг о Сербии, и известным сербским певцом, актером, телеведущим Марко Долашем. Мы говорим с вами сейчас о невероятно важных вещах, о том, что удалось сохранить сербам и приумножить в своей культуре. При том, что у нас много общего, у русского народа, у сербского народна, и одна из вещей, о которых мне хотелось бы подробно вас расспросить, потому что, в отличие от Алексея Пичугина, я в Сербии не бывала.
Е. Зелинская
— Алла, это упущение.
А. Митрофанова
— Я знаю, Елена Константиновна.
А. Пичугин
— Я давно ей об этом говорю.
А. Митрофанова
— Это точно. Ждем более благоприятной эпидемиологической обстановки. У Сербии очень мощные, очень глубокие христианские корни. Марко, скорее всего, это к вам вопрос. Может быть, не всегда просто бывает, живя внутри страны, внутри культуры, увидеть, каким образом вот эта христианская закваска влияет на происходящее в стране, в людях, в обществе, но, может быть, вы, как тонкий наблюдатель, попытаетесь вот эти аспекты выделить и озвучить, это было бы очень здорово. Потому что мне это безумно интересно.
М. Долаш
— Вы абсолютно правильно сказали, что у нас вера, православие абсолютно влияет на людей, на их поведение, на то, как они решения принимают, абсолютно. Если бы не было Сербской Православной Церкви, всё бы в этом районе на Балканах выглядело, наверное, совсем по-другому. Как сказать?.. Всё это в глубине, но как бы в каждом человеке. Вы знаете, что у нас, только у сербов есть Слава. Значит, у нас есть...
Е. Зелинская
— Праздник, который называется Слава.
А. Пичугин
— Крестная Слава.
М. Долаш
— Да, Крестная Слава. Защитником, можно так сказать, вашей семьи является, например, либо святой Иоанн Креститель, либо святой Николай Чудотворец...
А. Пичугин
— Святой Савва, что очень часто бывает.
М. Долаш
— Да, святой Савва. И это всё уже веками. Например, два века назад мой прапрапрадедушка, он тоже, мы так говорим «славил Славу». И именно святого Иоанна Крестителя. И это для нас, ну, давайте так скажем, 80 процентов сербов — только не трогайте ему Славу. И всё вокруг этого.
А. Пичугин
— А скажите, а как это сочетается с личной верой?
М. Долаш
— Это всё смешано — нет разницы. Да, можно сказать, что это и традиционная штука, Слава, но всё это смешано с верой абсолютно. У нас домой приходит, например, священник, который, как это по-русски сказать? — водой очищает.
А. Митрофанова
— Освящает квартиру.
М. Долаш
— Квартиру, дом. И всё это связано. И мы этот большой хлеб, у нас он называется ко́лач...
А. Пичугин
— Чин резания ко́лача.
М. Долаш
— Да, да. В церкви. Это часть веры, часть православной Церкви. И один день, хоть один день в году, который для всех абсолютно святой. И мне кажется, что это очень, на мой взгляд, это очень важно — хоть один день, кроме, не знаю, Рождества Христова и...
А. Митрофанова
— Пасхи.
М. Долаш
— Пасхи, да, конечно. Хоть один день еще, который очень важен. У нас даже чаще всего славят Славу, если можно так сказать, а иногда на Рождество Христово не пойдут, например, в церковь.
А. Митрофанова
— Объясните, пожалуйста, Марко, а что такое Крестная Слава? Что это за праздник? В чем он проявляется, что это такое? Потому что вы с Алексеем Пичугиным говорите на одном языке, а я сторонний слушатель...
А. Пичугин
— И слушатели наши, кстати говоря.
А. Митрофанова
— Да, многие тоже не в курсе, что это такое? В чем суть этого праздника, расскажите, пожалуйста.
М. Долаш
— Суть этого праздника. Во-первых, внешнее, если можно так сказать, что что-то внешнее в православной вере существует. Значит, у нас существует огромная свеча, которая весь день...
Е. Зелинская
— Марко, ты с начала начни, люди ведь не понимают, о чем идет речь. Здесь каждая семья из поколения в поколение имеет своего святого покровителя. Вот суть заключается именно в этом — из поколения в поколение они раз в году в день имени этого святого его славят. И это есть у каждой семьи — у каждой свой. У них просто есть более распространенные имена — Николай, Савва, Юрий. И очень часто, если например, день Святого Николая, так у них полстраны Славу гуляют и никто не работает. Они считают, что это хорошо, а постороннему много сложностей. И вот этот покровитель как-то особенно почитается в этой семье, и сам праздник празднуется 3 дня и там есть много ритуалов, про которые начал Марко рассказывать.
М. Долаш
— Суть Славы...
Е. Зелинская
— И надо добавить, что этот праздник защищен ЮНЕСКО. Всё, молчу.
М. Долаш
— Суть Славы, как и всего в православии — это молитва. Во-вторых, чтобы все собрались, вся семья была дома. В воскресенье, в этот день (я не знаю, осталось ли это в России или нет, или меньше) все собираются вместе, это святой день, никто не работает и все либо разговаривают о вере, либо о вещах, которые важны для семьи, для государства, для всего. Но главное — это молитва. Можно сказать, как и в любой вере, наверное, контакт, давайте так скажем — контакт с Богом, но особенно в православной вере — собрание и молитва. И простить друг другу всё, поговорить. И еще интересная вещь — на Славу приглашают гостей. Например, возьмем вас — я вас только один раз, первый раз приглашаю на свою Славу, а потом вы в любую Славу, через 2-3 года, вы просто можете постучать в дверь...
А. Митрофанова
— Прийти без приглашения.
М. Долаш
— Абсолютно. «Добрый день» — «Добрый день, заходите». И, конечно, там много еды. Конечно, не надо переедать, но мы радуемся, радуемся жизни, радуемся православию. И всё, что останется — еда, что останется — это мы либо дарим церкви, например, ближайшей церкви, либо людям, у которых нету.
А. Пичугин
— Давайте мы сейчас прервемся буквально на минуту, у нас небольшой перерыв. Мы начнем следующую часть программы, и я думаю, вы расскажете о том, как это выглядит — какой-то момент самого церковного богослужения, как раз Крестной Славы. Это очень интересно для тех, кто не видел. В России очень мало где он совершается. Но я думаю, что хотя бы его описать было бы можно. Через минуту мы продолжим.
А. Митрофанова
— А песню когда мы будем слушать?
А. Пичугин
— А, песню. У нас же еще и песни, конечно. Извините, у нас песня сейчас. И что мы слушаем в вашем исполнении?
М. Долаш
— Мне кажется, неплохо было бы послушать «Белые розы». Это...
А. Митрофанова
— Романс.
М. Долаш
— Да, это романс, сербский романс, который мы вместе с Еленой Константиновной Зелинской перевели на русский язык. И можно добавить, что просто у вас такого ритма не существует, и пришлось как-то...
Е. Зелинская
— Потрудиться.
М. Долаш
— Потрудиться, да.
А. Пичугин
— Итак, Марко Долаш, известный сербский певец, актер, телеведущий, Елена Зелинская, журналист, писатель, автор книг о Сербии, вместе с нами в программе «Светлый вечер». Мы в Москве с Аллой Митрофановой, а наши собеседники в Сербии. Через минуту мы все вернемся в студию, а пока слушаем песню.
(Звучит музыка.)
А. Митрофанова
— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Напомню, что сегодня мы беседуем о Сербии с писателем, журналистом Еленой Константиновной Зелинской, автором трех книг о Сербии, и известным сербским певцом, актером, телеведущим Марко Долашем.
А. Пичугин
— Итак, перед тем, как прозвучала замечательная песня в исполнении Марко Долаша, Марко рассказывал о том, что такое Крестная Слава, как отмечается этот праздник в Сербии. Мы договорились, что начнем вторую часть нашей программы с рассказа Марко о том, как выглядит богослужебная часть Крестной Славы, поскольку для тех, кто в России ходит в церковь, это такая очень непривычная служба, аналогов ее у нас нет. Если можно, в двух словах, что происходит в храме?
М. Долаш
— В храме необыкновенное происходит, в каком смысле: например, в нескольких частях храма большие столы стоят и у каждого стола по священнику. И у каждого священника одна часть своего района приходит с этими ко́лачами, с большими хлебами, которые надо освятить. И кроме этого ко́лача мы приносим пшеницу, жито — вареную, как кашу или что-то похожее на кашу.
Е. Зелинская
— На кутью нашу похоже.
М. Долаш
— Маленькую свечку и красное вино. Ко́лач освящается таким способом, что он разрезается в нижней части, разрезается крестом, ломается с нижней, пока читается молитва, пока священник читает молитву, он ломается, как крест, с нижней части, а потом поворачивается, и с верхней части. Целуется три раза, говорится «Христос посреди нас», хозяин отвечает: «Есть и будет». Три раза. У нас только мужчина, старший мужчина, самый старший мужчина, отец, если уже отца нету больше, то сын, самый старший сын, он начинает отмечать этот праздник. Всё. Тоже это жито, как Елена сказала, как оно у вас называется?
Е. Зелинская
— Ну, похоже на кутью.
М. Долаш
— Похоже на кутью, да. Тоже вином освящается, зажигается свечка, читается молитва. Это так выглядит.
А. Пичугин
— Еще ведь всё это поднимают все присутствующие в храме, держась друг за друга, поднимают этот ко́лач вверх.
М. Долаш
— Это, если говорим, например, о Славе города или какого-то общества — все подходят к ко́лачу, поднимают, крестятся и так далее. Но если говорим о семье, если говорим о главе семьи, он обычно сам в церковь приходит, либо с сыновьями или с сыном, если у них есть.
А. Митрофанова
— Марко, удивительно то, что вы рассказываете. Пожалуй, наверное, это можно назвать одной из граней такого удивительного явления, которое есть только в христианстве, когда семья понимается как малая церковь. Вот семья как малая церковь — есть у нас это выражение. И каждый раз мы пытаемся понять, а что же это такое, как это выглядит на практике? А вот, как это выглядит на практике — когда во Христе единство всей семьи. И это можно даже через вот такие обряды, как тот, о котором вы сейчас рассказали, почувствовать. То, что у сербов это сохранилось, это удивительно.
М. Долаш
— Да, конечно, Христос посреди всего этого, любовь к ближним, к близким. Не забывать помогать друг другу. В этом смысл. В покаянии, в молитве. То, что у нас традиционно всё это так происходит, это, конечно, прекрасно и это помогает нам выжить в этой части мира, которая, как сказать, через всю историю Балканы были пороховая бочка. Всё здесь происходило практически, и в Косово, защищали Европу, точнее, христианство от мусульманства в то время. И если бы у нас не было такого, поверьте, очень тяжело выжить — это то, за что можно всегда схватиться и просто защитить свой характер, свой народ, свою душу и всё, что нужно.
А. Пичугин
— Елена Константиновна, вопрос к вам. За 5 лет, что вы живете в Сербии, наверняка у вас появились какие-то места, помимо Белграда, наиболее милые сердцу. Мы сейчас рассказываем о Сербии людям, большинство из которых там никогда не были и максимум что они о Сербии знают, с детства причем, что столица Сербии — город Белград. Ну, наверное, кто-то еще знает, что сербы православные. А вот, как человек, приехавший когда-то из России, какие места в Сербии вам сейчас наиболее близки?
Е. Зелинская
— Вы знаете, мне, как северянке и как петербурженке, мне всегда ближе всего вода. И когда я только приехала сюда и впервые увидела Дунай, я поняла, почему эта река стала практически легендой. Ее величие, и в той части, где она в Белграде сливается вместе с Савой — это невероятно красивый кусок города...
А. Пичугин
— Да, и остров, который там образуется.
Е. Зелинская
— Как они говорят — ушче. Но даже не это...
М. Долаш
— Остров Велико-Ратно.
Е. Зелинская
—А вот где-то уже в равнинной части — вот эта невероятная широта, блеск, огромное количество птиц вокруг, берега покатые — это всё дает ощущение величия.
М. Долаш
— Дикие свиньи у нас есть на этом острове. Как они называются?
Е. Зелинская
— Кабаны.
М. Долаш
— Да, кабаны. Да-да, они даже плавали, иногда по центру города гуляли. (Смеются.)
А. Пичугин
— Все ходят, а им нельзя? (Смеются.)
А. Митрофанова
— Кстати, это признак того, что они чувствуют себя в безопасности, заходя в город и оказываясь среди людей. Это дорогого стоит.
А. Пичугин
— А люди не чувствуют себя в безопасности.
М. Долаш
— У нас даже лебеди не улетают больше на юг, потому что горожане Земуна и Белграда начали их кормить.
А. Пичугин
— Я помню, как я поздней осенью гулял по Земуну вдоль Дуная ночью, и там плавали лебеди. Очень красиво.
М. Долаш
— Даже зимой. Они не улетают больше в теплые места.
Е. Зелинская
— Интересно, что если бы меня попросили найти эпитет главный, кроме тех, которые я использовала, но они были профессиональные, что можно сказать о Сербии одним словом? Это удивительно живая страна — во всем, чего ни коснись, вот этот удивительный сильный пульс жизни. Начиная с самих сербов — у них, как у нас любят говорить, эта энергетика выражается в таком необычайном вкусе к жизни. Такое ощущение, что они любят жизнь как таковую, они ее одобряют как таковую, даже если при этом они чем-то недовольны — друг другом, правительством, понаехавшими. И во всем все равно будет эта удивительная сила чувств, сила проявления этих чувств. И вот эта реально важно. И второе, что мне необычайно нравится, это, конечно, их любовь ко всему своему. И любовь к стране у них, они мало об этом говорят, на счастье, я ни от кого не слышала рассуждений про скрепы, но тем не менее сохраненность всего, любовь... Смотрите, мы говорили о Дунае — Марко сразу вспомнил лебедей, которых люди кормят, чтобы они остались на зиму. Любовь к мастерству — передача мастерства из рук в руки в семье. Вы только что, Алла, говорили о том, что семья это как малая церковь, но это еще и как малая страна получается, потому что в ней сохраняется, из поколения в поколение сохраняется, например, ремесло или профессия, или отношение к жизни. И вот это очень привлекает. Даже иногда смотришь на это с каким-то чувством белой зависти — надо же так сильно сохранить любовь к жизни.
А. Митрофанова
— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Напомню, что сегодня мы беседуем о потрясающей стране Сербии с Еленой Константиновной Зелинской, писателем, журналистом, автором трилогии о Сербии — «Моя прекрасная Сербия, «Моя вкусная Сербия», «Моя здоровая Сербия». И сербским певцом, артистом, известным телеведущим Марко Долашем. И, конечно, картина страны, которую вы нам сейчас даете, она сподвигает к тому, чтобы моментально сесть и посмотреть, а как же поскорее до Сербии бы добраться, как увидеть ее хотя бы одним глазом. Но я думаю, что для большинства наших слушателей на данный момент это на уровне мечты пока остается.
А. Пичугин
— В планах.
Е. Зелинская
— Ну почему же? Мы сейчас видим, что очень много русских туристов приезжает, очень много приезжает и лечиться, потому что эти сербские санатории, о которых мы много рассказываем — это не просто места отдыха, как у нас считается. Чаще всего это медицинское учреждение, которое использует те природные богатства — источник чистой лечебной воды, воздух. И сейчас здесь почти везде разработаны программы по реабилитации после эпидемии и программы, рассчитанные и в помощь тем, кто перенес тяжелое заболевание или просто сидел в локдауне и перенес это как стресс, или другие трудности пережил, потери. Мы все понимаем, с чем сейчас мир столкнулся. И вот здесь буквально сразу же именно врачи, медики, разработали эти программы, где человек может восстановить здоровье. И мы видим, что уже очень много русских приезжает сюда. Это абсолютно не закрытая страна — вы правильно начали разговор с того, что границы открыты, визы не нужны для того, чтобы приехать в Сербию. Нужно сдать ПЦР-тест, но это сейчас везде. Очень много пустили новых рейсов, буквально на прошлой неделе добавили еще 10 рейсов Москва — Белград.
А. Пичугин
— Есть надежда, что они таким образом подешевеют наконец-то.
Е. Зелинская
— Петербург — Белград. И цены, как мы сейчас говорим, «довоенные».
А. Митрофанова
— Дай Бог, Елена Константиновна, потому что главное препятствие на данный момент — конечно же, это высокие цены. И в доковидные времена, думаю, далеко не все наши радиослушатели могли себе позволить путешествие в Европу, а сейчас и тем более. Но дай Бог, чтобы постепенно мир возвращался на свои прежние рельсы к каким-то более человеческим условиям для путешествий.
А. Пичугин
— В доковидные времена одна из российских авиакомпаний возила пассажиров в Сербию по ценам внутренних российских перелетов — это было не дороже, чем из Москвы в Казань слетать.
А. Митрофанова
— Елена Константиновна, а если все-таки говорить о ваших книгах. Для тех, кто сейчас отправиться путешествие не может, но хотел бы глубже соприкоснуться с культурой Сербии, может быть, узнать больше о тех открытиях, которые сделали для себя вы. Давайте мы сейчас о вашей книге «Вкусная Сербия» говорить не будем, потому что нас тогда возненавидят все, кто в пробках стоят...
А. Пичугин
— Подождите. Когда сейчас Алла сказала, давайте о «Вкусной Сербии», я прямо приготовился. А она говорит, что говорить не будем.
А. Митрофанова
— Я просто знаю, каково это — когда человек вышел с работы, включил радио «Вера» и голодный сидит в пробке и слушает нас. Поэтому я исключительно из сострадания к тем людям, которые еще до ужина не добрались, предлагаю от разговора о сербской кухне сейчас воздержаться. Впрочем, как скажете, как хотите.
Е. Зелинская
— Во-первых, любой москвич, который сейчас сидит в пробке, он может в интернете найти адрес одного из десяти сербских ресторанов, я не буду называть, потому что вам это всё равно вычеркнут, как рекламу. Но они есть, прекрасные сербские рестораны, один из которых особенно хорош, не будем называть.
А. Пичугин
— Очень разной степени схожести с тем, что подают в самой Сербии.
Е. Зелинская
— Мы посетили несколько из них и остались... Марко, ты остался доволен посещением сербского ресторана?
М. Долаш
— Ну, конечно. Дело в том, почему меня Елена спрашивает — потому что я сам удивился, когда я был 10 дней в России и когда мы вошли в этот ресторан, я просто, когда увидел сербскую еду: каймак, чевапчичи, плескавица, всё это — я реально удивился, сам, у меня такая нехватка всего этого наступила, а 10 дней просто я был в Москве. Так что я до сих пор думаю, в чем дело...
Е. Зелинская
— Хорошие повара, хорошие поставки продуктов из Сербии. Так что москвичи вполне могут поискать сейчас в интернете, мы не будем, из уважения к эфиру, называть названия сербских ресторанов. Уверена, что везде будет хорошо и вкусно.
А. Митрофанова
— Нас слушают и в десятках других городов тоже, поэтому, Елена Константиновна, о книге вашей «Моя прекрасная Сербия». Само местоимение «моя» свидетельствует о том, что дух Сербии вы усвоили, то есть он стал вашим тоже. И мне бы хотелось понять: что, какие открытия вас на этом пути ожидали? Что вошло в книгу? Какие основные аспекты вы попытались отразить в вашем повествовании, чтобы читатели, может быть, незнакомые еще с Сербией, точно так же почувствовали атмосферу, аромат этой страны? И, может быть, хотя бы отчасти могли бы назвать ее и своей тоже, благодаря вашей книге.
Е. Зелинская
— Я повторюсь, скажу, что в основе этой книжки «Моя прекрасная Сербия» лежит наше впечатление от общения с жителями этой страны. И мы рассказываем там и о традициях, и об истории, немножко о кулинарии, даже некоторые рецепты там предлагаем (хотя вы не хотите об этом сейчас говорить). Но мы пытались передать вот эту особую какую-то, я сейчас попробую сказать — какую-то особую человечность отношений сербов между собой и по отношению к нам. Это проявляется в каких-то мелочах, которые, может быть, кажутся удивительными. Ну вот, я вам расскажу пример, который, кстати, приведен в книге, он с необычной стороны вам покажет. Например, у них есть такая интересный момент в жизни. Вот ты сидишь в кафе, кстати, это и в Сербии и в Черногории тоже есть, — сидишь в кафе, например, пьешь кофе, смотришь в компьютер. И вот завершил, подзываешь официанта, говоришь: «Мне счет, пожалуйста». А официант тебе говорит: «Нет-нет, не надо платить. Вот за тем столиком молодой человек за вас уже расплатился».
А. Пичугин
— Это, наверное, только если вы женщина.
Е. Зелинская
— Да. И ты поворачиваешься к этому человеку и видишь, как он с достоинством тебе улыбается. И всё.
А. Митрофанова
— И ему ничего от вас не нужно — он просто захотел сделать вам приятное.
Е. Зелинская
— Это любезность, просто любезность. И вот эта атмосфера любезности, доброжелательства и готовность сделать что-то приятное человеку ни с того ни с сего, просто ни с того ни с сего — это у них обычно. Обычно — дружелюбный разговор с любым человеком, который тебя обслуживает. Официант, например, он мгновенно становится приятелем, и не потому, что он такой доброжелательный, а он реально сразу же входит в твою жизнь: «А что ты хочешь, а почему ты именно это выбрал? Нет, это не надо, лучше съешь вот это». И я понимаю, что ему по-другому просто будет неинтересно. И вот эти человеческое отношения, которые... Я понимаю, что мне сразу скажут, что в Москве это невозможно. Марко всегда удивляется, когда он оказывается в огромном московском магазине и с ним разговаривают продавщицы холодно. «Почему она со мной не поздоровалась?» Я говорю: «Послушай, она надорвется здороваться, мимо нее проходят десятки, сотни тысяч людей в день — она не может улыбаться, у нее лицо просто лопнет». Но, с другой стороны, у нас много и маленьких городов, где пройдет 10 человек, а человек будет на тебя смотреть со скорбным лицом. Когда я прожила первый год в Сербии, я не выезжала из Сербии, потому что работала на дипломатической службе и не могла прерывать этот контракт. И через год приехала в Москву, пришла в гостиницу, захожу в холл. Портье стоит, девушка. Я подаю паспорт, она смотрит на меня и у нее лицо, как будто она на похоронах. И мне сразу становится не по себе, я говорю: «Что-то случилось? У меня номер не зарезервирован? Какая-то проблема?» — «Нет», — говорит она тем же скорбным голосом. — «С вашим номером всё в порядке». И тут я поняла, что я в Москве, просто я в Москве.
А. Пичугин
— Ну что ж, я надеюсь, дорогие слушатели, что наша сегодняшняя программа заинтересовала вас. И насколько это возможно, сподвигла каждого совершить какое-то путешествие в Сербию — или физическое, взять билет и поехать туда, или прочитать книжки нашей собеседницы Елены Зелинской.
А. Митрофанова
— Или, может быть, через фильмы, через богатую сербскую культуру...
А. Пичугин
— Через книги.
А. Митрофанова
— Глубже соприкоснуться с этой страной. Спасибо огромное вам за этот разговор, Елена Константиновна и Марко. Но у нас еще песня. У нас еще песня в исполнении Марко Долаша, сербского известного певца, актера, телеведущего и нашего сегодняшнего гостя. Марко, что прозвучит?
М. Долаш
— Прозвучит, его так можно назвать, сербский второй гимн — это «Та́мо дале́ко», это песня о Первой мировой войне, в которой нам Россия помогла много. И, кстати, когда мы заговорили об этом острове, где устье Савы и Дуная, тут был первый выстрел Первой мировой войны. И мне бы хотелось спеть для всех вас и ваших слушателей от души эту песню, потому что эту песню я, что касается военных песен, больше всего люблю.
А. Пичугин
— Спасибо.
А. Митрофанова
— Спасибо. Послушаем в исполнении Марко замечательную песню. И благодарим Елену Константиновну Зелинскую, писателя, журналиста, которая вместе с нами также провела этот «Светлый вечер». Алексей Пичугин, я, Алла Митрофанова. Прощаемся с вами.
А. Пичугин
— Всего доброго.
А. Митрофанова
— До свидания.
(Звучит песня.)
Радио ВЕРА из России на Кипре. Ο ραδιοφωνικός σταθμός ΠΙΣΤΗ απο την Ρωσία στην Κύπρο (07.05.2024)
Деяния святых апостолов
Деян., 4 зач., II, 14-21
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Библия — книга, которая содержит в себе множество таинственных пророчеств. Исполняются ли какие-то из них в настоящий момент? Ответ на этот вопрос находим в отрывке из 2-й главы книги Деяний святых апостолов, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 2.
14 Петр же, став с одиннадцатью, возвысил голос свой и возгласил им: мужи Иудейские, и все живущие в Иерусалиме! сие да будет вам известно, и внимайте словам моим:
15 они не пьяны, как вы думаете, ибо теперь третий час дня;
16 но это есть предреченное пророком Иоилем:
17 И будет в последние дни, говорит Бог, излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши; и юноши ваши будут видеть видения, и старцы ваши сновидениями вразумляемы будут.
18 И на рабов Моих и на рабынь Моих в те дни излию от Духа Моего, и будут пророчествовать.
19 И покажу чудеса на небе вверху и знамения на земле внизу, кровь и огонь и курение дыма.
20 Солнце превратится во тьму, и луна - в кровь, прежде нежели наступит день Господень, великий и славный.
21 И будет: всякий, кто призовет имя Господне, спасется.
«День Господень» — выражение, которое часто встречается в писаниях древнееврейских пророков. Оно указывает на период человеческой истории, когда Бог проявит Себя в ней с максимальной силой. Это отразится как на человеке, так и на всём окружающем мире. Особенно яркие предсказания на эту тему содержатся у пророка Иоиля. По его словам, люди исполнятся Духа Божия. У них появятся особые духовные дарования, самым ярким из которых является дар пророчества. Приближение этого удивительного преображения будут сопровождаться чудесами и знамениями, а также необычными природными явлениями, которые по описанию сродни катаклизмам.
Апостол Пётр, который прекрасно знает Писания древних пророков, уверен, что всё сказанное свершилось. Обращаясь к жителям Иерусалима, он утверждает, что пророчество Иоиля напрямую касается проповеди Христа. Это и был период, когда «день Господень» начал вступать в свою силу. Как и говорил Иоиль, Спаситель совершал чудеса и знамения на небе и на земле. На Голгофе пролилась Его кровь. Солнце покрыла тьма. Однако в полную силу этот день развернулся в момент Пятидесятницы. Дух Божий сошёл на апостолов. В их лице Церковь и всё человечество получили особые дары Божественной благодати. И самым очевидным из них стал пророческий дар. Пророческий в самом широком смысле этого слова. Ученики Христовы исполнились божественной силы и мудрости. У них появилась особая духовная интуиция и проницательность, ощущение непрестанного присутствия Творца. Иными словами, они стали видеть, что есть воля Божия, не своим умом, но ощущать её своим сердцем.
Этот новый опыт воодушевил апостолов, наполнил их веселием и радостью. Те тревоги и беспокойства, которые тяготили их до этого момента, внезапно исчезли. Они находились в состоянии необыкновенного внутреннего подъёма. Испытывали невероятную лёгкость. Эта перемена сразу стала очевидна всем окружающим. Самые равнодушные и скептически настроенные из них даже предположили, что они «напились сладкого вина». Так непринуждённо и беззаботно было их поведение.
Всё описанное касается не только того времени, когда христианство только зарождалось. «День Господень» — та реальность, в которой живёт Церковь до сих пор. Дух Божий до сих пор наполняет сердце тех, кто, как говорит апостол Пётр, «призывает имя Господне». То есть тех, кто старается во всех своих делах искать волю Бога, исполнять Евангельские заповеди, приносить пользу окружающим людям. Если мы проводим свой день с этими мыслями, то, чем бы мы ни занимались, наша жизнь превращается в служение Богу. А потому, несмотря на все тяготы, трудности и препятствия, она становится наполненной, осмысленной, полноценной.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Празднование Пасхи». Светлый вечер с иером. Макарием (Маркишем)
У нас в гостях был руководитель Отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии иеромонах Макарий (Маркиш).
Разговор шел о церковных традициях, связанных с встречей и празднованием Пасхи.
Ведущий: Александр Ананьев
А. Ананьев
— Христос Воскресе, дорогие друзья! С праздником вас, слушатели радио «Вера». Меня зовут Александр Ананьев. Со мной в студии дорогой друг светлого радио — иеромонах Макарий (Маркиш), руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Добрый вечер, отец Макарий. Христос Воскресе! С праздником вас.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе, дорогие друзья, дорогой Александр. Слава Богу, мы пришли к
этому замечательному времени.
А. Ананьев
— И вот то, что сегодня праздник — это главное. А то, что это «Вопросы неофита», уже немножко отходит на второй план. И у меня сразу вот к вам какой вопрос: вот в период поста я, как неофит, — а по большому счёту это был первый прожитый, прочувствованный, по крайней мере я старался, я знал зачем я делаю и что я делаю, — вот во время пост я знал, что делать, я знал, как поступать, чего не делать. А вот сейчас, когда праздник наступил, вот пуговицы расстёгиваются, все стараются себя больше не контролировать, приходит радость, но я, как неофит, не знаю что делать! Это, знаете, как на свободу отпустили, а что делать — не сказали.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А вы теперь посмотрите на себя, неофит. Вот представьте себе: был ребёнок под
контролем родителей или, может быть, школьной администрации. А теперь он вырос,
получил аттестат зрелости и выходит действительно в каком-то смысле на свободу,
но это не значит, что стало хуже — стало лучше, потому что то, чему он
научился, он теперь реализует в своей нормальной жизни. И вот это ваше
соображение, что вы не знали, что делать — всё-таки это не очень
фундаментальное соображение. Да, Великим постом традиционно накладываются
разные грани, ограничения — их больше, они более заметные, они большую роль
играют в жизни человека. Но жизнь та же самая и Христос Тот же Самый, и вера
наша та же самая. И очень заметно — вот у иеромонаха Серафима (Роуза) в книжке,
которую я переводил, она вышла довольно давно уже, называлась «Американский
проповедник для русского народа» — кажется, вот такое немножко эпатажное
название, там заметки будущего иеромонаха Серафима, он ещё не был иеромонахом,
он писал в местную газету англоязычную
в Сан-Франциско. И вот одна из них о Великом посте, а другая — о пасхальной
поре, о пасхальном периоде. И вот он там цитирует кого-то из христианских
авторов, что период праздников налагает большую ответственность на человека.
А. Ананьев
— Вот я чувствовал, что всё не так просто!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну, оно вообще не очень просто, но и огорчаться тут не за что.
А. Ананьев
— Какую ответственность, отец Макарий?
Иером. Макарий (Маркиш)
— За своё поведение, за свои действия, за соблюдение нравственных норм — что-то
совершенно очевидное и лежащее на поверхности. Могу вам привести пример,
по-моему, даже когда-то рассказывал о нём в эфире, из моей переписки с разными
людьми: женщина пишет, что её муж несдержан на язык, мягко выражаясь, и
священник ему пригрозил, что Великим постом надо обязательно быть сдержанным,
ничего такого не произносить, и он слушался. И вот эта женщина пишет: «Сейчас
наступила Пасха, и муж снова стал ругаться. Вот расскажите, где это сказано,
что когда Пасха, то снова можно ругаться?»
А. Ананьев
— Нигде такого не сказано!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот именно. Вот вам типичнейший, простейший пример.
А. Ананьев
— Вообще вот эта вольность, которую приписывают минимум Светлой седмице, вот этой праздничной, счастливой, она же вообще не вяжется с моим неофитским представлением о христианских православных догматах. Ведь в Православии всё строго, посмотрите на себя: вы — строгий человек.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну я не строгий. Вот вы сказали, что вольность не вяжется, а я бы немножко
перевернул и смело бы сказал, что невольность — вот она не вяжется.
А. Ананьев
— Вот это хорошо!
Иером. Макарий (Маркиш)
— И дисциплина поста — дисциплина в правильном смысле, то есть учение о посте —
участие в богослужениях, ограничение в питании, в поведении. Это тоже наша
вольность. Скажем, я студент, я прихожу в аудиторию, там веду себя подходящим
образом, не потому, что я невольник, а потому, что я вольно пришёл учиться и
должен участвовать в учебном процессе так, как это заведено. Вот то же самое и
в Церкви.
А. Ананьев
— Вот сегодня с самого утра я ловил себя на том, что рядом с радостью, рядом с счастьем, рядом со светом я испытываю какую-то растерянность. Это нормально или нет?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Если бы вы были правящим архиереем, там можно было заботиться о
растерянности: что это я растерялся, когда у меня столько всяких дел? А что вам
растерянность? Понимаете, наши эмоции, наши переживания, наши чувства сердечные
какие-то нам не подконтрольны — они нами не должны управлять, и мы ими не
управляем. Они существуют и существуют — это то, что в обыденном языке
называется «настроением». Вот правильно, да?
А. Ананьев
— Вот у меня накануне было ощущение, что вот начнётся Светлая седмица...
Иером. Макарий (Маркиш)
— И что?
А. Ананьев
— А сейчас сижу, молчу, улыбаюсь и не знаю, что делать.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А что? У вас есть работа, у вас есть семья, у вас ведь множество всяких дел
добрых. У вас есть молитвенная жизнь — если есть свободный час или полтора, или
два, то пасхальные богослужения замечательные проходят, которые (вы, наверное,
это знали или не знаете ещё) повторяют по существу чин пасхальной Литургии,
пасхальной Утрени, пасхальная Вечерня очень красивая. Иными словами, дело
найдётся каждому.
А. Ананьев
— Я вот, кстати, прочитал по поводу богослужений вот в эту Светлую седмицу, что хорошо бы и нужно православному посетить все богослужения и причащаться каждый день, потому что это особенное время.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Особенное время — хорошо, я согласен, особенные богослужения. Как мы говорим
особенное время? — служба по особенному чину. Посетить все богослужения...
слово не очень хорошее — «посетить», участие в богослужениях. Но это всё-таки
скорее прерогатива монашества, потому что человек, живущий гражданской жизнью,
работающий на производстве, или он там находится, с семьёй, с женой, с детьми,
мамой, папой и соседями и всякими другими делами — ну это будет немножко
перебор, это будет перебор — посетить все богослужения. Или будет посещение —
тоже плохо. Лучше бы участие с причащением Святых Даров — в ту меру, которую позволяют ваши остальные все дела
вашей жизни. Если человек тратит своё время...
если он лоботряс, бездельник и играет в преферанс каждый вечер с
какими-то дураками, простите меня, то вместо этого хорошо бы ему действительно
быть на богослужении. Это не только в пасхальную седмицу, но и в любую другую.
А. Ананьев
— Просто очень хочется ничего не пропустить, очень хочется, чтобы ничто не прошло мимо.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, это немножко перебор. В Церкви каждый день праздник, церковные богослужения
все уникальные, любого периода: и триодного периода, и минейного периода, и
Триоди постной, и Триоди Цветной, и праздники, большие, средние, малые — всё
это уникально, всё это действительно человеку даётся, даруется для нашего
духовного возрастания, духовной пользы, но
принимать их надо умеренно.
А. Ананьев
— Прислушиваясь к своим ощущениям, я как-то заранее решил, что обязательно у отца Макария спрошу о его первой осознанной Пасхе.
Иером. Макарий (Маркиш)
— О, дорогой Александр! Уже даже трудно и вспомнить. Я могу вам исповедоваться
в том, что это было ещё до того, как я стал православным, до моего принятия крещения. Крещение я принял уже в возрасте уже почти 32
лет в Зарубежной Церкви, когда из России уехал. А пасхальные дни я помню ещё с
советских времён.
А. Ананьев
— И для вас это была прямо настоящая Пасха.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну как вот «настоящая»? Она была, я теперь это понимаю. Тогда это было какое-то приближение, приобщение,
какое-то робкое касание. И потом это как-то постепенно вошло в жизнь. Могу
рассказать вам, дорогие друзья, вот у нас радио-формат, но могу рассказать
короткую историю про Пасху. Примерно с тех времён, с момента моего вхождения в
Церковь, в моём сознании возник такой сценарий некоего фильма, который был бы построен
на музыке, на песнях, которые составляли интерес моих юных лет, и потом как эти
песнопения заменились совершенно иными песнопениями, на фоне некоторого
видеоряда, в котором ключевую позицию заняла бы Пасха. И мне было много лет, кстати, я был программистом,
кем я только не работал, до тех пор, пока вдруг недавно, пару лет назад, я не
осознал, что сценарий-то мой, идея осталась в голове, а техника дошла уже до такого состояния, что можно
теперь не сходя со стула это реализовать, что я и сделал. И получился небольшой
фильм, минут семь, что ли, который называется «Набросок», по аллюзии с
известным стихотворением Бродского. Можно его найти, если кто желает, на моём
сайте «Священникотвечает.рф» (http://www.convent.mrezha.ru)
— там есть раздел с видео, где его можно найти. И там действительно некоторые
фотоснимки, я их выбрал из интернета, вот они немножко напоминают, служат
отражением о моих воспоминаниях о пасхальных днях, которые были для меня
существенными.
А. Ананьев
— Я обязательно посмотрю, спасибо большое. «Священникотвечает» - одним словом, там в разделе видео.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, там будет ссылочка на видео наверху. И там много всяких фильмов, и в том
числе и этот.
А. Ананьев
— Дорогие друзья, я думаю, что такой шанс упускать не стоит, и вы обязательно загляните. Кстати, и к нашему разговору всегда вернуться, зайдя на наш сайт https://radiovera.ru. Я вспоминаю Пасху прошлого года, мы тогда с ещё будущей женой дважды, да по-моему, три раза забирались на колокольню храма святителя Николая в Кузнецах звонить в колокола. И для меня это было открытием. Она, помню, в понедельник сказала: «А ты знаешь, что можно?» — «Да ладно?!» — и как мальчишка просто, как школьник пошёл забираться на колокольню. Откуда взялась такая традиция?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Трудно сказать. Один из таких вопросов, который всерьёз нужно рассматривать
историкам.
А. Ананьев
— Возвестить всему миру о своей радости?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Колокольный звон сам по себе — вещь очень интересная, непростая. И разные
звоны, и разные уставы о звонах существуют. Мало того, колокол, который нам так
хорошо знаком, в общем-то, это изобретение... изобретение, не знаю уже каких
времён — в Китае колокола были уже в Бронзовом веке, — но вошёл он в русскую
жизнь сравнительно недавно. Если мы посмотрим церковный Устав как он
существует, взятый из практики средиземноморских монастырей, — колоколов-то там
нет, там так называемые клепала. Их кто-то, может быть, видел — это такие доски
или металлические брусья, которые дают достаточно резкий и отнюдь не столь
музыкальный звук, как мы привыкли. А колокол
вошёл в русскую жизнь в веке семнадцатом, никак не раньше, и вошёл музыкально.
Боюсь соврать, говоря совсем простым языком, но думаю, что я не совру , что
именно колокольная музыка — это особенность русской культуры. Поскольку за
рубежом я смотрел — звонниц как таковых я не видел, это обычно один или два
больших колокола, которые дают такой резкий, ритмичный звон. Разные колокола
могут разный звон давать, но мелодия колокольная — я думаю, что это специфика
если не русская, то славянская.
А. Ананьев
— А вот эта традиция, что в Светлую седмицу каждый может подняться на колокольню — это только в Православии?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Если мы возьмём протестантскую какую-нибудь кирху, где тоже может быть
колокол или римо-католический костёл, то там и звонаря-то, в общем-то, не
будет. Там есть колесо некоторое, к которому привязан колокол — это колесо
приводится в движение, может быть, механизмом каким-то. А уж в последнее-то
время и вообще электронная система, которая красиво может воспроизвести что-то,
но всё-таки уже не совсем то.
А. Ананьев
— Признайтесь — забираетесь на колокольню на Пасху?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, кажется, в прошлом году я звонил тоже, но больше уже не сам, уже с
кем-то, каких-то там детей, подростков приведёшь, гостям что-нибудь покажешь. А
сам уже — как-то немножко всё сходит...
А. Ананьев
— Но это радость.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Но раньше, когда я жил в монастыре, вот в монастырской жизни — у нас
действительно там колокольня, куда надо было залезать, забираться. И конечно,
там уж это было как-то особенно в почёте.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера». Христос Воскресе, дорогие друзья! Христос Воскресе, дорогой отец Макарий! Скажите, пожалуйста, мне вот что: вот такое приветствие уместно ли, ведь Пасха была вчера? И на Пасху обычно говорят «Христос Воскресе». Я знаю, что вопрос неофитский, заранее просил у вас прощения.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не надо тут просить прощения. У каждого праздника есть своё попразднство —
продолжение праздника. У Пасхи, как самого великого праздника, это попразднство
сорок дней, вплоть до Вознесения. И обычай, который существует и многими
сохраняется — вплоть до Вознесения приветствовать друг друга «Христос
Воскресе!» А люди, мало знакомые с церковной
жизнью, немножко удивляются, когда месяц спустя слышат это приветствие.
А. Ананьев
— Вот мне сейчас супруга говорила, что Серафим Саровский круглый год приветствовал так людей, которые к нему приходили.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Совершенно верно. Вот вам разговор о вольности или невольности. Ну, как
хочешь, так и приветствуй — он же говорит доброе дело. Тем более каждое
воскресенье церковного периода мы торжествуем Воскресение Христово. Насколько я
понимаю, только в русском языке вот этот первый день недели по субботе
называется «воскресеньем». В других языках другие названия , а у нас —
«воскресенье».
А. Ананьев
— Правда ли?.. я вот это осознал тоже на днях буквально, по-моему, даже прочитал — в последнее время приходится много читать, чтобы всё понять. Правда ли, что в каждом воскресенье есть частичка Пасхи, а в каждой среде и пятнице есть частичка Великого поста?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну... правильно. Может быть, надо уточнить немножко: каждый воскресный день —
это день празднования Воскресения Христова, как только что мы поняли, а среда и
пятница — действительно, в Октоихе это праздники, события, посвящённые Кресту
Господню. Тропарь дня среды и пятницы: «Спаси, Боже, люди Твоя и благослови
достояние Твое» — тропарь Кресту.
А. Ананьев
— В пасхальную ночь на службе обратил внимание в очередной раз: есть традиция — и это, уж простите мне это вольное и даже неприличное слово...
Иером. Макарий (Маркиш)
— А что вы просите прощения?
А. Ананьев
— Ой, да я... Это вольное слово «шоу» — потому что это действительно красиво, это так красиво, что дух захватывает. Во время этой пасхальной ночи священники несколько раз переодеваются. И там так всё стремительно, там так всё быстро, там так всё красиво.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, есть такой обычай.
А. Ананьев
— И вот они в облачениях разных цветов. И ты только видел их в одно цвете — они уже в другом, потом в третьем. Что значит эта традиция с переодеваниями и откуда она тоже взялась?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, верно. Боюсь говорить, откуда взялась. Надо прежде всего понять, где она
распространена, и тогда можно будет изучать, откуда она взялась. Я не знаю, где
она распространена. Я видел и сам как-то даже участвовал в такой пасхальной
службе, когда нам алтарники быстренько-быстренько меняли эти фелони и
епитрахили. А другая сторона — скажем, где я служу, в Иванове, там мы не
переоблачаемся, там нет возможности такой, ни места, никак не расположишься, и
потому что мы не успеваем...
А. Ананьев
— То есть это тоже к разговору о той вольности и невольности.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Это обычай. Вот друзья мои, общее соображение, которое мы как-то уже
упоминали, по-моему, о том, что есть догмат — нечто базовое; есть канон — нечто
предписанное; и есть обычай — нечто, вошедшее в употребление. И дальше
четвёртый уровень ещё будет суеверием — чего не должно быть. Но это всё
постепенный такой переход: из догмата в канон, из канона в обычай, а обычай
потом становится более или менее распространён. Например, приветствие «Христос
Воскресе!» — очень распространённый обычай. Вот вы спрашивали меня о Пасхе, я
помню, что в 2000-м году мне довелось Пасху встречать в городе Иерусалиме. И
это было удивительное впечатление, когда я шёл потом утром по городу и
встречавшиеся люди, греки, арабы, все говорили6 «Христос Анести!» Конечно, это
запомнилось. По крайней мере я уже понял, что обычай этот общепризнан. А менять
цвета облачений — по обстановке. Вот какая тут символика — это тоже надо
ухватить, дорогие друзья, тоже не все это легко понимают.
А. Ананьев
— Сколько вообще цветов в этой палитре? Знаю, что есть белый, чёрный, жёлтый, зелёный...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чёрный, кстати, не очень характерный. Я думаю, что чёрного не будет на Пасху.
А основные богослужебные цвета: белый и красный — пасхальные; голубой —
богородичный; зелёный — преподобнический; и золотой — просто обычный такой,
праздничный; ну и фиолетовый ещё может быть.
А. Ананьев
— То есть чёрный, который был во время Великого поста...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чёрный и сиреневый... сиреневый, может быть, тоже пойдёт как цвет. Чёрный — я
просто не помню, что бы был...
А. Ананьев
— И у каждого цвета есть свой смысл.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Я хотел сказать, что в смене цветов есть смысл, поскольку, друзья мои, вот
этот взгляд, оценку обычая... как мы говорим, обычая — нечто практическое, что
входит в жизнь, очень сильно зависит от практических условий. Догматы веры и
факты веры, будем говорить, они одинаковы, а обычаи очень разные и зависят от
технических средств. В частности, вот вспомните ветхозаветную историю про
Иосифа Прекрасного — Иосиф и его братья. У Томаса Манна есть роман целый, а в
Книге Бытия весь её конец посвящён именно этому. Иосифа его отец Иаков очень
любил, видимо, больше, чем братьев, они ему завидовали. И основное, что
подвигло этих братьев к тому, что они этого бедного Иосифа схватили и прождали
— это когда отец сделал или купил, я уж не знаю что там и как, сообразил для
него разноцветную одежду. Разноцветная одежда в те годы была признаком
исключительной роскоши и чего-то невиданного. По очень простой причине: эти
цвета, которые сегодня вы покупаете в магазине пигментов для тканей — это были
дикие деньги. Их где-то делали, какие-то специальные мастера занимались
набивкой вот этой краской тканей какими-то только им ведомыми секретами. Вот
подумайте об этом: сегодня мы покупаем, приходим в магазин тканей — висит
красный сатин, зелёный, в цветочек, в горошек, там какие-то картинки,
изображения — они одна цена. Вот для наших предков того времени это совершенно
немыслимо было. Чёрная наша одежда, которую мы носим, или тёмно-серая была —
простая одежда простых людей. А красная — уже либо повод для зависти, либо
нечто царское или сверхбогатого человека.
А. Ананьев
— Статусная вещь.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот такого статуса, которого у нас автомобилем «Мерседес» не добьёшься. И
смена этих облачений в традиционном восприятии — нечто очень соответствующее
великому празднику.
А. Ананьев
— Я вспоминаю с огромной радостью минувший Великий пост, потому что впервые в жизни я с амвона, по благословению батюшки нашего храма, читал во время Стояния Марии Египетской её житие. Это было такое счастье! Мне благословили надеть стихарь, и несмотря на то, что вот вы говорите, что ткань современная, мне казалось, что там такая вечность в каждой ниточке этого стихаря и это настолько особенное одеяние.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Правильно. Это наше восприятие факта облачения. А я говорю о внешнем
восприятии: входит человек, который незнаком с церковной жизнью — что у
архиерея на голове митра, там стразы у него сверкают, тут у него сакос надет с
изображением — на него это не производит никакого впечатления, он включит
телевизор, он увидит каких-то дешёвых модниц, точно такими же финтифлюшками
украшенных. А для наших предков такое торжественное, драгоценное облачение было
фактом редкостнейшим — если он ходил всю жизнь в одном армяке каком-нибудь
домотканом.
А. Ананьев
— Это очень важное замечание, потому что я понимаю, что не все осознают вот этот исторический контекст вот этих одеяний, вот этих украшений. Ещё двести лет назад отношение к ним было совсем другое.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Правильно, совершенно верно. И поэтому для предков это было само по себе
впечатление от факта богатого облачения, а для наших современников и для нас —
это наш якорь, укоренённость в прошлом, в этой древней церковной жизни.
А. Ананьев
— Ну и тот же ладан стоил совсем других денег.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Абсолютно верно! Я припоминаю то ли у Плутарха, то ли у Светония: один
молодой царевич Македонии, по имени Александр, ваш тёзка, во время
богослужения, церемонии, понятно, что не христианской, клал на жертвенник этот
ладан. А его папа, царь Филипп, говорит: «Ты смотри, слишком не расщедряйся, ты
ещё пока не властелин Азии!» Вот когда он стал властелином Азии, уже стало
можно класть больше ладана.
А. Ананьев
— Вопрос, скорее, практический: мы внутренне как-то расстегнули, как я уже сказал, все пуговицы, освободились, почувствовали вольность. Но ведь есть что-то, чего на Пасху делать нельзя, вот в эти сорок дней.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Грешить нельзя! Ни в эти дни, ни в другие.
А. Ананьев
— Ну, грешить вообще нельзя, но есть какие-то каноны, по которым вот этого делать на Пасху не стоит?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не знаю. Не стоит так тут упираться в этом направлении. Грешить нельзя ни в
пост, ни в мясоед — это совершенно ясно. А дальше — что церковный Устав. Вот
говорят, что нельзя земные поклоны, нельзя коленопреклонения, нельзя ещё что-то
такое — всё на благоусмотрение. Понимаете, личная молитва, личная религиозная
практика остаётся всегда личной, а церковная движется церковным Уставом — что
там можно, что там нельзя. Есть Устав совершения служб периода Цветной Триоди,
всё совершается определённым образом, и что-то можно, что-то нельзя. А когда
люди пытаются какие-то фрагментики церковного, богослужебного Устава
перекладывать себе на свою жизнь, проецировать — это очень всё даже опасно,
потому что они тем самым сходят с магистральной линии такого христианского
благочестия. Кто-то вам скажет, что нельзя поститься, например. А вот как? Вот
ты ешь эти яйца, и всё. Вот у меня уже с печенью проблемы — нет, надо есть. Ну,
глупость очевидная.
А. Ананьев
— Я рад, что вы заговорили о кулинарной стороне этого светлого праздника: яйца, куличи, пасха, которую накануне готовили — буквально сутки я видел сам, как перетирали через мелкое сито этот творожок. Это безумно сложно, это настоящее искусство. Вот об этом я предлагаю поговорить с вами ровно через минуту.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера», в этот большой праздничный день. Меня зовут Александр Ананьев — я неофит. Но сегодня это абсолютно не важно — у меня в гостях иеромонах Макарий (Маркиш), руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Христос Воскресе, отец Макарий!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе!
А. Ананьев
— Какое счастье, что вы здесь, спасибо вам большое!
Иером. Макарий (Маркиш)
— И вам спасибо за приглашение.
А. Ананьев
— И как я обещал, мы переходим к кулинарной стороне вопроса, если вы мне позволите это сделать.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, разумеется.
А. Ананьев
— Во-первых, что вам больше всего нравится? Вот я лично буду откровенен: я весь пост скучал по холодным, свежеочищенным яйцам — это настолько для меня какое-то счастье. Это было первое, что я вкусил после Великого поста. А вот вам что нравится?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, я покаюсь тоже — у нас говорят в Церкви, что покаяние тайное,
исповедь тайная, но иногда можно сделать исключение. За долгие годы, уже 20
лет, по существу, монастырской жизни и 10 лет до этого ещё такой
самостоятельной, как-то мои кулинарные интересы увяли. Вот ешь, что дают. Я
ведь сам себе не готовлю — я прихожу в трапезную либо семинарии, либо епархии,
Епархиального управления, и там замечательные угощения. И я благодарю поваров и
Господа, и ем, что дают. А когда был пост, я приходил и там угощения были, и
тоже благодарил поваров и Господа, и ел, что дают. Вспоминается один маленький
ребёночек, про которого мне рассказывали, который сидел и с огромным трудом ел
манную кашу — не знаю, что они там едят, эти дети. И кто-то из старших говорит:
«Видишь, в тебя уже не лезет, наверное, оставь...» На что ребёнок в ответ
посмотрел в глаза этому взрослому и говорит: «А у других-то ведь этого нет».
А. Ананьев
— Какой молодец, какой чудесный ребёнок. Правильное воспитание. Кстати, сейчас вы сказали это, а я вспомнил, что мне, по-моему, воспитательница в детском саду — какое-то туманное воспоминание из глубокого детства — говорила: «Дети в Африке голодают, а ты не доел!»
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, между прочим, точное соображение — не доел. Но взрослым, вообще-то,
надлежит умеривать — не свои аппетиты, а аппетиты детей, и не кормить их насильно.
А. Ананьев
— Откровенно говоря, я ещё тогда, в пятилетнем возрасте, не находил логики в её словах: ну что, если я доем, неужели от этого детям в Африке станет легче?
Иером. Макарий (Маркиш)
— У взрослого человека эта логика есть, и я сам, и люди вокруг меня — нам
как-то неудобно оставлять. Будем говорить проще, что это неуважительно по
отношению к хозяевам. Если хозяйка накладывает мне так много, я говорю: «Не
надо так много!» — «Батюшка, если вы не доедите — оставьте». Я говорю:
«Простите, я не могу на это пойти. Я вас очень ценю, я знаю, как вы вкусно
готовите, я просто не удержусь, я съем слишком много, это вредно, так что
давайте мне чуть-чуть поменьше».
А. Ананьев
— Глядя на внешнюю сторону этого праздника: на эти богато украшенные куличи, с любовью раскрашенные яйца, на эти фигурные пасхи, на всё на это — я смотрю и где-то внутренне у меня начинает скрестись какой-то червячок сомнения: а не грешим ли мы, превращая всё это, смещая акцент в сторону кухни, в сторону еды. Как в Великом посте, когда мы начинаем рассуждать: да, а креветки можно, а мидии можно, а вот рыбу? А какую рыбу? А вот если поросёнок плавает, является ли он морским гадом? То же самое и здесь. Нет ли перекоса в нашем отношении к еде? Потому что такое впечатление, что всё в конечном итоге, особенно если люди не воцерковлённые, но радостные, они начинают просто готовить, есть и считать своим долгом дарить друг другу эти яички, эти куличи, эти пасхи. Это, конечно, мило, но нет ли в этом какого-то перекоса?
Иером. Макарий (Маркиш)
— На дорогах перекос есть, уклон. Знаете, едешь по шоссе, а там знак
«Осторожно, скользкая дорога!» Вот точно так вот. Сама по себе дорога — это
дорога... причём здесь что нас поддерживает и вдохновляет? Люди делают это друг
ради друга — эти хозяйки и хозяева не себе пузо накалачивают, а угощают друг
друга. И это всё в целом правильно, но, конечно, опасность перекоса есть. И я
расскажу вам историю, которая звучит комично, а на самом деле она далеко не
комична. В монастыре опять, я не помню, в какой год, но день я прекрасно помню
— это был сам день Пасхи, пасхальное воскресенье, когда люди спят, в общем-то.
И стучат мне в дверь кельи, какой-то человек пришёл, спрашивает священника. Моя
келья была самая близкая к воротам, я выхожу — время, допустим, часов 10 утра.
Какой-то гражданин или господин в хорошем настроении говорит «Христос
Воскресе!» и начинает мне задавать кулинарные вопросы об изготовлении сырной
пасхи, что-то такое — такие серьёзные вопросы технологические. И я говорю: «Вы
знаете, я не специалист, я не повар. Куличи когда-то я пёк давным-давно, а
сырную эту пасху никогда не делал, так что извините, ничем вам помочь не могу.
Но вот праздник Пасхи, хотелось бы как-то вас поздравить. Вот у меня есть
Евангелие, давайте я вам подарю эту книгу просто». Он на меня смотрит с таким
видом и говорит: «А Евангелие — это что такое?» Я не стал сильно падать
навзничь от удивления, но смеха-то мало. Если он сырной пасхой был очень
заинтересован, а что такое Евангелие даже и не капельки не поинтересовался. Вот
так. И вот это, видите, вот вам демонстрация уклона, ухода. Похожий уход
бывает, когда на праздник Богоявления воду освящают: все эти люди идут за
водой, а всё остальное им по барабану. Ну и Пасха... к сожалению, это такие
признаки нашей религиозной слабости.
А. Ананьев
— У меня, в общем, таких вопросов не было, но теперь, благодаря моей жене есть. А вот у моей жены есть такой вопрос, и он для неё стоит очень остро, если бы мы жили в деревне, такого вопроса не было, а мы живём в большом городе, в центре, и такой вопрос стоит остро: остаётся вот эта бумага от куличей, остаются упаковочки от пасхи, остаётся скорлупа от яиц, пакетики, в которых могут быть крошки. И для неё вот эти пакетики, вот эта скорлупа, вот эти бумажные упаковочки становятся если не святыней, то она к ним очень-очень бережно относится.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Там могут быть и какие-то изображения икон...
А. Ананьев
— Да-да, безусловно. И для неё это очень важно. Она говорит, что это нужно сжечь, это нельзя просто выбросить. А где ты можешь чего-то сжечь в центре Москвы? Пожалуй, нигде — это надо дожидаться, пока кто-нибудь поедет в деревню. Во-первых, верно ли это отношение? А во-вторых, что мы ей посоветуем в этой ситуации?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Знаете, вы рассказывали, а если акцент сейчас правильно поставить, то всё
становится на свои места. Вы сказали, что это для неё — вот у неё такое
чувство. Неразумно было бы сказать ей: «Да брось, да это суеверия,
предрассудки...» — не нужно. Это тот же самый обычай, только её индивидуальный
и её индивидуальное переживание. Практическое отношение к делу такое,
безотносительно даже к Пасхе, к чему бы то ни было, очень разумный подход в
любом христианском доме: вот у вас есть помойное ведро, а рядом с ним вешайте
либо полиэтиленовый пакет, либо какой-то ящичек, куда вы складываете то, что вы
не хотите смешивать с общей помойкой — туда складываете, можно это дело
прессовать как-то, оно там накапливается. Потом какой-то момент наступит,
чего-то с этим сделаете: куда-то вынесете, сожжёте или вывезите, или что-то
захотите сделать. Во всяком случае, вам это не будет неприятно. При этом туда,
в этот второй пакет — вы получите, например, письмо от какого-то своего
близкого родственника и вы тоже не хотите бросать его вместе с тухлыми яйцами,
и вы тоже положите его в тот мешочек. Вот примерно так процесс и идёт, я, во
всяком случае, сам так поступал — мне тоже кто-то об этом рассказал разумном
подходе к делу, чтобы здесь не было фанатизма. Некоторые берут... опять-таки я
начну с того, что это их личное чувство, не стоит их за это укорять, но вот
есть газета, где сказано, как люди идут крестным ходом, есть фотография, как
они несут какие-нибудь хоругви или иконы. И вот он берёт ножницы и вырезывает
эту икону из газеты. Газета издаётся тиражом 50 тысяч экземпляров — как-то
немножко странно, что он вырезает. Но личное какое-то...
А. Ананьев
— Но всё равно кольнёт сердце, и вот чтобы не кольнуло...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну вот у него кольнёт, мы не будем его укорять. И хочешь не смешивать — не
смешивай, сложи отдельно.
А. Ананьев
— Я это очень хорошо понимаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— И так жене и посоветуйте: возьмите мешок большой и туда всё это дело
складывайте.
А. Ананьев
— Ну да, она так и делает: у нас есть специальное место, где хранится всё это. И я, помню, говорил: «На Вербное воскресенье, смотри, у всех вербы, давай мы тоже пойдём вербу освятим!» Она говорит: «Я боюсь, потому что её потом выбрасывать нельзя, её надо будет хранить, а нам хранить уже негде».
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот хранить ничего не надо. Можете своей супруге сказать, что хранить не надо
ничего. Если ты не хочешь выбросить и у тебя нет возможности это как-то сделать
разумным образом, аккуратно эту вербу сомни, положи в тот же самый пакет —
будет момент, ты её сожжёшь или закопаешь. Бывает иногда, что люди просфоры из
церкви приносят и нет чтобы сразу съесть, они как-то к ним относятся так
благоговейно, что они через три-четыре дня превращаются в сухарь.
А. Ананьев
— Поделюсь друзья советом: если их хранить в холодильнике, то они не портятся, они не засыхают очень долгое время. Они потом очень легко режутся. И в течение недели они спокойно...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Верно, но лучше съесть их сразу, также и яйца пасхальные. Ну а тут уже
начинаются соображения здоровья — они тоже в холодильнике лежат, я помню, что
их хранил их тоже долго.
А. Ананьев
— Ещё один неофитский практический вопрос: можно ли дарить дорогим сердцу людям неосвящённые яйца и куличи?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Почему бы и нет? Слово «освящённые» тоже здесь немножко двусмысленное — как
будто им придаётся некое качество. А если вы послушаете эту молитву на
благословение яиц и хлебов, то это всего-навсего молитва о людях, которые будут
эти продукты потреблять. Ну хорошо — вот помолились. От того, что на этот кулич
попала капелька святой воды, а на другой, который вы дома оставили, никаких
принципиальных воздействий, принципиальных изменений не произошло.
А. Ананьев
— Получатся, что они не отличаются.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не должны. Рассуждать о каком-то новом качестве этих продуктов было бы
богословски неправильно. Если бы вы вообще не стали их благословлять, освящать,
сказали бы, что а зачем это нужно, я и так их съем — это было бы несколько
неразумно, потому что вы тем самым сами себя отделяете от церковного обихода,
от церковной жизни.
А. Ананьев
— Вы долгое время прожили в Соединённых Штатах Америки и там тоже, конечно, праздновали Пасху.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Было дело, да.
А. Ананьев
— Я так понимаю, что речь идёт о Восточном побережье США.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, это город Бостон, русская церковь.
А. Ананьев
— Вот в православной общине этого города так же отмечают Пасху?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, конечно, очень похоже. Это понятно, почему: потому что специфика этого
церковного строя была, и вероятно остаётся для людей, уехавших за границу, той
связью с Россией, которой они так дорожат. И если у нас, на территории самой
Великороссии или Украины, Белоруссии, это обычай всеобщий,
самовоспроизводящийся, то там он с особенною силою, подчёркнуто реализуется, в
том числе и в миссионерских приходах.
А. Ананьев
— А не заимствуются какие-то милые обычаи из Западной культуры? Допустим, родители переехали в Штаты, допустим, 15 лет назад, а ребёночку шесть лет, и он всю жизнь прожил в Штатах. И он-то знает, что на Пасху ищут и собирают вот эти спрятанные яички.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чего-то я не припоминаю. Единственное, что там бывало — какая-то смесь
традиций разных православных народов, православных, но разных. Что-то от греков
там они брали, какие-то угощения греческие я помню. У греков принято есть
баранину на Пасху. У нас это как-то не вопрос, мясная пища может быть. Мы,
кстати сказать, не приносим в храм мясную пищу, хотя иногда возможно, когда
приходишь благословлять эти пасхальные угощения, там, раз — кусок ветчины
лежит, не скажешь же уносить. Но это не очень у нас принято, а у греков
принято. Ну вот такие вещи. А воздействие Западного, совсем не православного
образа поведения, как-то я не припоминаю. Может быть, это именно связано было с
тем, что русские особенно ревностно, особенно Зарубежная Церковь наша, которая
с тех пор опять вошла в состав Русской Церкви, ведь это очень существенно —
Поместных Православных Церквей немало, и разных, как это сказать, отделений от
русского Православия тоже немало: Православная Церковь Америки,
Западноевропейский экзархат — они не воссоединились с Русской Церковью. А
Зарубежная Церковь всё время заявляла о том, что это часть Русской Церкви,
которая ожидает своего момента воссоединения. И этот момент настал.
А. Ананьев
— Отец Макарий, я вам так благодарен, что вы сегодня здесь, в студии. С вами светло и свободно — во то слово, которое у меня в голове — просто свободно, и это какое-то счастье.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Полиция у вас тут бывает или что у вас тут бывает?
А. Ананьев
— Нет, но всё равно как-то внутренне ты у себя выстраиваешь какие-то границы, заборчики, чтобы вот... И тут приходит отец Макарий, и как-то так выдыхаешь, думаешь: «Господи, слава Тебе! Как же хорошо!»
Иером. Макарий (Маркиш)
— Мне кажется, что для радио «Вера» это нормально.
А. Ананьев
— Да. Вот во время Великого поста, особенно в Страстную седмицу, которая не относится к Великому посту — для меня это было открытием, я даже не знал об этом ещё год назад.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну да, понимаете, литургически она не относится, и то строй литургический
очень близок. А с точки зрения прихожан это практически одно и то же.
А. Ананьев
— Да а вот что касается Светлой седмицы, которая начинается сегодня. В Великом посте каждый день буквально под завязку, под самую макушку наполнен смыслами, значениями, особенными службами, особенными событиями. И ты с огромной важностью и с огромным уважением и любовью относишься к каждому дню и пытаешься всё про него понять, узнать и почувствовать. Что касается значения каждого дня Светлой седмицы?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот эти значения дня отражены... Почему возникают эти значения? Они
отображены в двух богослужебных книгах. Первая называется «Триодь постная», а
вторая «Триодь цветная». «Триодь» означает трипеснецы, то есть эти
богослужебные книги содержат каноны, в которых три или четыре песни, в отличие
от обычных восьми. Светлая седмица более-менее единообразна, ну под конец там
праздник Живоносного источника так называемый в честь великого чуда, связанного
с Пресвятой Богородицей, а остальные дни единообразны — это повторение или
реактуализация самого пасхального торжества. А дальше раскрываем Цветную Триодь
и видим, что каждая неделя, каждый воскресный день Цветной Триоди посвящён
какому-то событию, связанному с Евангелием. Читается Евангелие от Иоанна
читается до праздника Святой Троицы. И там будет у вас Неделя о Фоме — уверение
апостола Фомы; Неделя жён-мироносиц; Неделя о расслабленном и так далее. Вот
никакой тайны тут нет, и люди, которые следят за богослужением, за богослужебным
строем, конечно, это всё воспринимают совершенно естественно. Плюс там будут
праздники уже минейные, то есть неподвижные, в конце концов — праздник
Вознесения Христова.
А. Ананьев
— То есть я резюмирую для себя, что в эти семь дней наполненность смыслами сменяется наполненностью радостью и светом.
Иером. Макарий (Маркиш)
— И смысл никуда не уходит, просто пасхальное торжество, Воскресение Христово
продолжается. Вообще, всё это сорок дней, но сорок дней со своими
особенностями, а интенсивность попразднства или, будем говорить, влияние
пасхально-литургического обычая, пасхально-литургического строя на дни
попразднства со временем убывает. Если в первую седмицу это влияние очень
сильное, в основном это просто повторение пасхальной службы, то в остальные дни
до Вознесения — ну что, цвет облачения будет красный, как правило, поётся три
раза «Воскресение Христово видевше», приветствие «Христос Воскресе», начало
богослужения пасхальное: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его...» — тут
литургика — дело неисчерпаемое. Приходите в храм, дорогие слушатели, и сами
убедитесь.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера». Меня зовут Александр Ананьев. Я не хочу даже говорить, что мы обсуждаем, мы празднуем вместе с иеромонахом Макарием (Маркишем) праздник Светлой Пасхи. И у меня под завязку вот этого часового разговора вопрос к вам будет на самом деле серьёзный. Вот в Пасху все люди в храме радостные, счастливые. Но потом проходит день, и работу никто не отменял — сегодня понедельник, завтра вторник. И у нас опять идёт вот эта круговерть — понедельник, вторник, дом, работа, дом, пробки. И у многих радость, которую они ждали весь год, улетучивается. Это не моя придумка, я об этом действительно читал — радость улетучивается. И возникает какой-то синдром, даже не то чтобы страх, растерять эту радость. Вот я хочу вас спросить: как можно сохранить в себе вот эту пасхальную радость? Это очень важно.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, важный действительно вопрос и не простой. Это вопрос подвига всей
христианской жизни. И пожалуй, ответ должен быть всё тот же самый — о нашей
зависимости, точнее независимости, от разных эмоциональных наших состояний. Да,
мы переживаем утрату подъёма этой радости. Безусловно, где есть подъём, там
должен быть и спуск. Если бы люди всё время шли на подъём, они бы стали бы,
наверное, какими-то летучими ангелами и сразу бы улетели от земли. А раз это не
так, то вслед за подъёмом обязательно должен идти спуск, вслед за периодом
нагнетания эмоционального обязательно будет период эмоционального спада. Я вам,
дорогие друзья, могу порекомендовать замечательную книгу английского
христианского писателя Клайва Льюиса под названием «Письма из преисподней», был
и другой перевод, но я его не могу рекомендовать — он плохой. Вы можете найти
на том же самом сайте «Священникотвечает.рф» «Письмо №8». У каждого письма есть
своё название в переводе... я забыл, какое название у восьмого... вспомнил —
«Маятник»! Аналогия понятна: с разными периодами — плюс-минус, подъём-спад. И
вот там персонаж этой переписки неплохо как раз раскрывает вот эту особенность
человеческого бытия. Всегда будут спады, всегда будут минусы вслед за плюсами.
И несмотря на то, что пишет из преисподней «товарищ», в общем-то чисто
по-христиански и очень трезво описывает вот эту диалектику человеческой
личности, человеческого жизненного пути.
А. Ананьев
— Спасибо вам большое. Я читал «Письма Баламута» и «Расторжение брака», а вот о «Письмах из преисподней» я, откровенно говоря, слышу впервые. Я с огромным удовольствием, конечно, её прочитаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну вот «Баламут»-то... И там в послесловии к этому же самому материалу
объяснено, какие у меня именно претензии к этому несчастному «Баламуту».
А. Ананьев
— А есть претензии?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Есть претензии.
А. Ананьев
— Я знаю, куда я направлюсь сразу после нашего разговора: с удовольствием на сайт «Священникотвечает.рф». Конечно, хочется и рекомендуется каждый день причащаться. Мы в начале программы говорили, что посещать каждый день — это будет лишком много, и если душа просит...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну как можно... есть же пенсионеры...
А. Ананьев
— Однако Причастие, насколько я знаю, поправьте меня, если это не так, требует подготовки и поста. Как можно поститься в Светлую седмицу после Пасхи?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Дело в том что говорить, что требует подготовки и поста — здесь не совсем
верное противопоставление, не совсем верная конъюнкция. Пост может представлять
собой часть подготовки, а подготовка диктуется, с одной стороны,
индивидуальными условиями, а с другой стороны — и периодом просто церковного
календаря. Значит, в период пасхальный, послепасхальный вполне естественно, что
священник даст вам совет, рекомендацию эту подготовку уменьшить, сделать менее
напряжённой, менее длительной, быть может.
А. Ананьев
— Вы обратили внимание? Это я опять пытаюсь вернуть вас к разговору о том, чего в Пасху и в Светлую седмицу делать нельзя.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Самое простое — вот подойти к священнику, в большинстве московских храмов
несколько священников, в большинстве больших храмов, и скажите: «Батюшка, есть
возможность у меня причаститься несколько раз. Вот что вы мне подскажете — как
мне подготовиться?» Скорее всего, священник вам даст совет — эта подготовка к
Причастию будет...
А. Ананьев
— К духовнику?
Иером. Макарий (Маркиш)
— А духовник и есть священник, который принимает вашу исповедь.
А. Ананьев
— У меня к вам большая просьба: вот сейчас люди, которые нас слушают, хотят тоже какое-то наставление получить от вас. Я вот сейчас смотрю на вас и понимаю, что я вам тихонько завидую, я объясню, почему. Со всей нашей суетой, со всеми нашими делами очень хочется прочувствовать и быть ближе к Господу. И тут понимаешь, что вот уж, наверное, кому хорошо, так это отцу Макарию.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А вот тут я поправлю, потому что Бог-то один — людей очень много, а Бог один.
Строить такую конструкцию, что если человек надел на себя подрясник и крест, то
он, значит, тем самым куда-то забрался — это ошибка, так не нужно рассуждать,
это не верно. Каждому человеку Господь открывает дорогу к Себе Своим, быть
может, путём. Аналогия такая может быть географическая: вот гора высокая, и
люди стоят по периферии, по периметру этой горы. И у каждого там какая-то
тропиночка есть. Направление одно и то же, не надо думать, что они куда-то в
разные стороны лезут — это на одной и той же вершине. Но у каждого будет свой
жизненный путь. И совет, вот эта рекомендация, если можно так выразиться — вы
идите своим путём. Не смотрите по сторонам налево, направо у кого там чего — на
чужом дворе трава всегда будет зеленее расти и розы красивее, и всё остальное,
— а вы вот свой путь держите: семейный, трудовой, молитвенный, служебный, какой
угодно.
А. Ананьев
— Я помню свои размышления, думаю: «Вот бросить всё хотя бы на неделю и уехать в Оптину пустынь или в Троице-Сергиеву лавру. И вот там-то уж точно меня ничего не будет отвлекать».
Иером. Макарий (Маркиш)
— О, Боже мой! Можно коротенькую притчу, да? Она у меня в книжке есть.
А. Ананьев
— Конечно.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Монах один жил в монастыре — очень благочестивый, самый благочестивый во всём
монастыре. И они там ему не давали покоя, монахи-соседи с ним неправильно
обходились, не понимали его. Он сказал: «Всё, я ухожу», — и ушёл из монастыря.
Нашёл прекрасное место в одиночестве, там всё есть, избушку можно поставить,
всё великолепно — так обрадовался. Пошёл, кувшинчик взял набрать воды к речке.
Набрал, поднялся, и вода случайно разлилась. Он огорчился, снова пошёл, набрал,
опять поставил, поставил косо, она опять взяла и разлилась. Он уже так сильно
напрягся, конечно, думает, что же за безобразие какое, может быть, знак какой.
Пошёл, снова набрал и куда-то его понёс, споткнулся и вся вода разлилась. Он
как ногой даст по кувшину — кувшин вдребезги разбился. Он постоял над кувшином,
подумал и пошёл обратно в монастырь к своим этим самым несовершенным собратьям.
Вот вам, пожалуйста, всё тут как в капле воды отражается.
А. Ананьев
— Какая красота. Надо будет обязательно запомнить. Последний вопрос на сегодня — время, к сожалению, подходит к концу. Сегодня понедельник, и я знаю, что, ввиду работы или каких-то обстоятельств, среди наших слушателей есть те, кто не смог посетить пасхальную службу. Ведь Светлая седмица — это возможность прожить ещё раз эту службу.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот о чём мы с вами говорили: каждое утро и каждый вечер... может быть, не во
всех храмах, но, как правило, в большом числе храмов, если не сказать, что в
большинстве, каждый вечер и каждое утро совершается чин пасхального
богослужения — милости просим.
А. Ананьев
— Такой — сокращённый, я так понимаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Он немножко другой, там крестный ход совершается потом — после Литургии
пасхальной. Пасхальной полунощницы там нет. А так очень близкая она: и Утреня,
ну, Вечерня особым чином. Соответственно, и Литургия, а Литургия всегда одна и
та же.
А. Ананьев
— Дорогие друзья, я был бы очень счастлив, если бы мне удалось сегодня с помощью моего дорогого гостя поделиться с вами частичкой радости, света и, самое главное, вот этим ощущением абсолютной, настоящей светлой свободы, которую в моих глазах буквально олицетворяет сегодня иеромонах Макарий (Маркиш), наш дорогой гость, руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Отец Макарий смотрит на меня так хмуро как-то. Ему не нравятся длинные эти регалии все.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да ладно, не в этом дело. На добром слове спасибо.
А. Ананьев
— Спасибо вам огромное! Христос Воскресе!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе, друзья. Продолжайте ваш добрый христианский путь. Спаси,
Господи.
А. Ананьев
— Я — Александр Ананьев. С праздником вас, до новых встреч.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Спасибо.
Все выпуски программы Светлый вечер