
В 1854-ом году Россия вступила в Крымскую войну. Сильная англо-французская армия подступила к Севастополю. Атаковать город открыто она не стала, а предприняла осаду. Русская армия самоотверженно защищала каждый метр родной земли. Среди множества героев, совершавших в те дни подвиги, спасая Отечество, была и сестра милосердия Дарья Ткач.
До войны она проживала в городе Елец. Растила крошечную дочь и очень любила своего мужа Фёдора. Едва начались боевые действия, Фёдор ушёл на фронт и служил корабельным артиллеристом. Он отличился в сражениях, отправив ко дну несколько судов противника. За что был награждён медалью и отпуском домой. Обратно в Севастополь Фёдор приехал не один. Семейство Ткач прибыло туда в полном составе. Дарья решила больше не расставаться с любимым супругом и добилась разрешения отправиться в осаждённый город вместе с мужем и дочерью.
В страшные дни осады, когда была важна каждая пара рук, Дарья не пряталась от пуль и снарядов. Став сестрой милосердия, она вместе с мужем не уходила с бастионов. Русский флот уже был затоплен, и моряк-артиллерист Фёдор Ткач сражался на суше. Дарья служила на редуте адмирала Корнилова. Она поила измученных воинов водой и квасом, который варила сама, выносила раненых за линию огня, ухаживала за выжившими, хоронила погибших. Молилась и плакала о каждом. Дарья помогала бойцам одним своим присутствием, вдохновляя защитников Отечества на новые подвиги, и не думая об опасности, каждую минуту грозившей ей самой.
Мужество и храбрость Дарьи не остались незамеченными. Ею восхищались не только матросы и офицеры. На сестру милосердия, которая всегда стремилась попасть в самые опасные места, обратил внимание адмирал Нахимов. Он был принципиальным противником того, чтобы женщины допускались на оборонительные рубежи, считая, что воевать должны мужчины, но перед сёстрами милосердия преклонялся. И был бесконечно благодарен Дарье за её добровольную помощь. По распоряжению Нахимова Ткач представили к награде — медали «За храбрость».
В августе 1855-ого года Дарья стала вдовой. Смертельно раненый Фёдор скончался на руках у жены. Она похоронила его и вернулась туда, где была нужнее всего — на бастионы к раненым. Дарья не считала себя вправе замыкаться в своём горе. И была убеждена: её долг перед погибшим мужем — забота о его товарищах. Только когда русская армия после 349-дневной обороны оставила город, Дарья вместе с дочерью, за которой всё это время присматривали добрые люди, уехала в Елец. Путь защитников Севастополя, среди которых было и маленькое семейство Ткач, лежал через Москву. Когда колонна бойцов вошла в Первопрестольную, встречающие её москвичи опустились на колени.
В Ельце Дарью догнала медаль «За храбрость» — награда за христианский подвиг милосердия. Торжественная церемония вручения проходила в здании воинского присутствия. Когда Дарья Давыдовна подъехала к нему, у входа её приветствовал почётный караул. Весь Елец гордился своей героиней. О её подвигах рассказывали немало историй. Дошли они и до Петербурга. Император Николай Первый личным указом пожаловал Ткач солидную пожизненную пенсию.
Дарья Давыдовна прожила долгую жизнь — 81 год. Когда она умерла, её похоронили с воинскими почестями, а на могиле установили мраморный памятник, на котором высекли слова: «Ткач Дарья Давыдовна — сестра милосердия на бастионах Севастополя, Георгиевский кавалер. Родилась в 1832 году. Скончалась в 1913 году». Эта скромная надпись как нельзя лучше характеризовала Дарью Ткач. Пышных фраз и помпезности она никогда не любила. Правда, без них не обходились поэты, посвящавшие стихи сёстрам милосердия. Но кто же осмелится возразить против таких строк неизвестного автора:
Пройдет гроза... И жизнь пройдет...
Не станет тех, другие будут...
Но подвиг светлый не умрёт:
О нём потомки не забудут...
Единственная

В давние времена жили в деревушке две семьи. В одной был сын— звали его Шан, в другой — дочь по имени Мэйли, что значит «прекрасная слива». Дети дружили с малолетства, а когда выросли — полюбили друг друга и поклялись никогда в жизни не разлучаться.
Пошёл Шан в дом к любимой девушке свататься, но родители отказали юноше из-за его бедности. Хотелось им отдать дочь с выгодой, за Вана-богача.
Наступил день свадьбы. Громко заиграли трубы, носильщики подняли украшенный цветами свадебный паланкин и понесли Мэйли к дому жениха. Сидит она в паланкине, горько плачет. Полпути прошли, вдруг что-то зашумело, засвистело, поднялся сильный ветер, паланкин с невестой в воронку закрутило, и унесло неведомо куда.
Узнал об этом Шан и решил во что бы то ни стало найти Мэйли.
— Зачем тебе чужую невесту искать? Как бы самому не пропасть, — уговаривали его друзья, — В деревне и других красивых девушек много...
— Мэйли для меня — единственная, — сказал Шан, и отправился в дальний путь.
Много дорог он прошёл, но никто нигде не слышал о пропавшей девушке. Печаль одолела однажды юношу: сел он у дороги и заплакал.
Вдруг откуда ни возьмись явился перед ним белобородый старец.
— Отчего ты плачешь, юноша? Кто тебя обидел?
Рассказал ему Шан про свою печаль, а старец ему в ответ:
— Пойдем со мной. Я знаю, где она.
Шли они, шли, и повстречали ещё одного путника. Спрашивает его старец:
— Кто ты и куда путь держишь, юноша?
— Зовут меня Ван Лан, я ищу свою невесту, которая исчезла в день свадьбы.
— Идём с нами. Я знаю, где она, — сказал старец.
Пошли они дальше втроем: Шан, Ван Лан и белобородый незнакомец. Привёл старец юношей к большому дому и пригласил войти, чтобы немного подкрепиться и передохнуть.
Хозяйка дома для гостей богатый стол накрыла, усадила всех за стол, и говорит:
— Хочу я с вами заодно, юноши, об одном деле потолковать. Муж мой давно умер, живу я вдвоём с дочкой. Вот и решила я в дом зятя принять, чтобы кормил меня на старости лет. Кто из вас двоих хочет здесь остаться?
Вышла из-за ширмы девушка — нарядная, красивая как цветок ириса. Понравилась она сразу Ван Лану, да и богатый дом приглянулся.
— Я останусь, — обрадовался он. — Такая невеста мне подходит.
— А я должен свою Мэйли найти, — сказал Шан.
Говорит ему тогда белобородый старец:
— Иди домой, там тебя твоя невеста ждёт. Тысячи лет живу на земле, а всё никак не могу к человеческим слезам привыкнуть... Уж так она в паланкине слезами обливалась, что я её похитил, чтобы проверить, кто из вас её по-настоящему любит...
— Кто ты, дедушка? — спросил Шан.
Но волшебник ничего не ответил и исчез. Зато он помог соединиться двум любящим сердцам.
(по мотивам китайской сказки)
Все выпуски программы Пересказки
Псалом 124. Богослужебные чтения

Вы никогда не задумывались, почему горы — такие манящие? Причём любые: и совсем невысокие, до километра, и пятитысячники — не говоря уже о самых высоких, недостижимых для неподготовленного вершинах. Как сказал поэт, «Сколько слов и надежд, сколько песен и тем // Горы будят у нас — и зовут нас остаться!» 124-й псалом, который сегодня звучит в храмах за богослужением, многократно обращается именно к глубокой символичности гор для верующего человека. Давайте послушаем этот псалом.
Псалом 124.
Песнь восхождения.
1 Надеющийся на Господа, как гора Сион, не подвигнется: пребывает вовек.
2 Горы окрест Иерусалима, а Господь окрест народа Своего отныне и вовек.
3 Ибо не оставит Господь жезла нечестивых над жребием праведных, дабы праведные не простёрли рук своих к беззаконию.
4 Благотвори, Господи, добрым и правым в сердцах своих;
5 а совращающихся на кривые пути свои да оставит Господь ходить с делающими беззаконие. Мир на Израиля!
Нет ничего удивительного в том, что уже на самой заре человечества гора воспринималась как особое, священное пространство, где происходит соприкосновение небесного и земного. На горе Синай Моисей получает от Бога заповеди; на горе Фавор преображается Христос перед учениками; да и про Олимп как не вспомнить.
Сама по себе гора очень многозначительна: с одной стороны, её огромное, мощное основание — «подошва» — придаёт ей устойчивость, непоколеблемость. С другой стороны, тонкая, словно игла, вершина, буквально впивается в небо. Тот, кто хотя бы раз в жизни стоял на такой вершине, никогда не забудет абсолютно ни с чем несравнимого ощущения одновременной устойчивости — и воздушности, невесомости — когда перед твоим взором открываются величественные горизонты.
Удивительная вещь: казалось бы, когда мы летим на самолёте, мы видим ещё более далёкий горизонт — а всё же это вообще не то: только стоя ногами на вершине, ты испытываешь исключительный, всеобъемлющий восторг особого предстояния перед бытием.
Для многих древних культур гора — это axis mundi, космическая ось мира, соединяющая высшие и низшие миры. И именно поэтому на вершинах гор строились храмы, организовывались те или иные святилища.
Если мы вспомним самые древние жертвенники, о которых повествует книга Бытия, — это тоже будут «микро-горы», сложенные из камней — на вершинах которых и совершались жертвоприношения.
Прозвучавший сейчас 124-й псалом ещё глубже развивает тему символизма горы: он говорит о том, что «надеющийся на Господа, как гора Сион, не подвигнется: пребывает вовек». Гора для верующего становится не только внешним образом духовного вдохновения, но и наглядным примером того, как может ощущать себя сам человек, когда его голова, его мысли — всё то, что и отличает его от животного, — устремлены к Небу. И неспроста греческое слово «ἄνθρωπος» — состоит из двух основ: ἄνω означает «вверх» и θρώσκω — «смотреть, устремляться, прыгать». Смотря на гору, мы словно бы снова и снова задаём себе вопрос: а есть ли во мне задор подняться на вершину — или я всего лишь хочу так и остаться распластанным у её подножия?..
Псалом 124. (Русский Синодальный перевод)
Псалом 124. (Церковно-славянский перевод)
Псалом 124. На струнах Псалтири
1 Надеющиеся на Господа подобны горе Сиону; не поколеблются вовеки те, что живут в Иерусалиме!
2 Горы осеняют их, и Господь осеняет людей своих отныне и вовеки.
3 Ибо не дает Господь грешникам власти над праведными, да не протянут праведные рук своих к беззаконию.
4 Даруй, Господи, блага тем, кто добр и праведен сердцем!
5 А людей развращенных и творящих беззакония покарает Господь. Мир Израилю!