У нас в гостях был музыкант, актер, один из создателей православного проекта «Ты не один», руководитель благотворительного сообщества «Радуйся» при храме преподобного Сергия Радонежского в Гольяново Рачик Оруджев.
Мы говорили о том, что для нашего гостя значит быть христианином в современном обществе, и как вера влияет на его жизнь и творчество.
Ведущие: Игорь Цуканов, Кира Лаврентьева
И. Цуканов
– Добрый вечер, дорогие друзья. Это «Вечер воскресенья» на радио «Вера». Как обычно в это время в этот день в студии моя коллега Кира Лаврентьева...
К. Лаврентьева
– Добрый вечер.
И. Цуканов
– Меня зовут Игорь Цуканов. И сегодня наш гость в студии Рачик Оруджев или Родион, да, в крещении.
Р. Оруджев
– Совершенно верно.
И. Цуканов
– Музыкант, актер, один из создателей и авторов православного проекта «Ты не один» – YouTube-канал, руководитель благотворительного сообщества «Радуйся!» при храме преподобного Сергия Радонежского в Гольяново. Ну и много-много чем еще вы занимаетесь, вы, наверное, об этом расскажете, я надеюсь, мы поговорим. Добрый вечер, Рачик.
Р. Оруджев
– Добрый вечер. Христос воскресе, дорогие слушатели радио «Вера».
И. Цуканов
– Воистину воскресе!
К. Лаврентьева
– Воистину воскресе!
И. Цуканов
– Малая Пасха каждое воскресенье.
Р. Оруджев
– Совершенно верно. Помоги нам, Господи.
И. Цуканов
– А с чего бы я хотел начать наш сегодняшний разговор – мы, как всегда по воскресеньям, говорим о христианах в обществе, о том, как люди, которые вот узнали Христа, как они живут в обществе, как им живется, что они могут сделать вообще для людей, с которыми они живут рядом. И вот начать хотелось бы с такого очевидного для меня вопроса. Вы ну и сейчас есть, и были, да, актером музыкального театра, вы, вообще говоря, музыкант, то есть вы человек творческий. Люди творческие часто ищут Бога очень долго и иногда они застревают, мне кажется, в самом процессе вот этого поиска. То есть процесс поиска для многих оказывается более важным, чем вот момент прихода к Богу. Поэтому интересно узнать, как это произошло у вас, насколько, так сказать, долгим был ваш путь в Церковь и как вы до нее добрались.
Р. Оруджев
– Мой путь в храм начался с самого детства. У меня бабушка была христианка, моя армянская бабушка любимая, и она меня и привела в младенчестве, в отрочестве уже в храм, православный храм, куда я ходил с ней, и первая молитва, которую я выучил – «Отче наш», именно благодаря ей. Но потом вот идут те самые пути, которые вот Господь дает каждому человеку, чтобы прийти к этому осознанно, наверное. Так случилось, что я по определенным причинам перестал ходить в храм, потому что бабушка моя, Царство ей Небесное, помилуй, Господи душу усопшей рабы, каким-то образом на нее повлияли свидетели Иеговы – это сейчас такие откровенные вещи я говорю, которые я проживал – и я там тоже был, надо сказать. Потому что, будучи маленьким мальчиком, вряд ли ты можешь отделить, где истина, да, ты можешь только понимать: и там и там вроде «Отче наш», и там и там вроде что-то говорят одинаково, но ты следуешь за человеком, которого ты любишь и которому доверяешь, а это была моя бабушка. Вот и так вот я попал и сбился с пути. Но благодаря Господу Богу и моим родителям, которые вовремя меня оттуда выдернули, я покинул это место, слава Богу. И вот с того момента мое воцерковление закончилось. Я верил в Бога, я знал, что Господь есть, я не отрицал, я очень редко посещал храмы, но не был воцерковленным. Я не причащался Святых Таин, не исповедовался, да, не знал больше никаких молитв. И только когда я приехал в Москву – это был 2000 год – поступать в музыкальное училище – это такой был переломный момент в моей жизни: ты приезжаешь в чужой город, где никто тебя не ждет, никого нету рядом с тобой, ты одинок очень сильно, начинаешь икать утешения. И я стал, обучаясь, потихоньку захаживать в храмы. И только вот пройдя такой большой отрезок жизни, в 2015 году, когда случился в моей жизни еще один случай, еще один переломный момент – потеря моей любимой работы – вот тут это было то самое отчаяние и уныние, о котором мы так стремительно хотим рассказывать в нашей авторской программе «Ты не один». Что моя жена, поддерживая меня говорит: давай в храм, давай к Богу – она верующий православный человек тоже, и сказала: давай поближе. Вот у нас там незадолго до этого построилось молодое подворье преподобного Сергия Радонежского, где настоятель и по сей день, слава Господу Богу, является священник отец Петр Иванов. Я пришел на одну из служб и после службы я подошел, спросил: батюшка, могу ли я здесь вам быть чем-то полезен, могу ли я у вас как-то – ну не зная еще, как обращаться, как что, это все так трепетно, так волнующе. Надо сказать, к моему удивлению, потом осознанному, отец пригласил меня в алтарь и сказал: конечно, приходи. И с того момента я стал, по милости Божией, пономарить, учиться потихонечку, ходить – для меня это было настолько волнительно, я чувствовал присутствие Бога. Рассказывая об этом сейчас, ну как-то сердце клокочет, потому что это важная часть моей жизни, это переход такой, это становление, это воцерковление уже в полной мере и смысле этого слова, когда меня стали учить заново «Отче наш», когда мне начали говорить, как исповедоваться, собственно говоря. И все, и я начал свое воссоединение, свой постепенный путь восхождения к Господу, если я имею дерзновение так сказать. Путь этот очень долог и тернист, и неизвестно, удастся ли до конца пройти его, но я смею на это надеяться, очень хочу. Вот так вот и было. Я первые там полгода, наверное, сперва просто выполнял послушания, батюшка просил – я помогал. У меня была потребность, я понимал, что что-то произошло такое, раз я остался без ничего, мы остались ну в такой патовой ситуация, без денег. У нас была хорошая работа, мы были солистами Государственного музыкального театра, у нас была хорошая зарплата, казалось, многие перспективы – и все в одночасье, представляете, все рушится. Было очень много дополнительных подработок: озвучка – Первый, Второй канал, концертная деятельность, сотрудничество с разными музыкантами известными нашей музыкальной театральной индустрии, разных направлений. И в одни час это вот начинает все сыпаться, и ты не понимаешь, почему. Но спустя годы ты понимаешь, почему, уже сейчас я абсолютно точно знаю, что если бы не этот случай, вряд ли бы я стал, наверное, воцерковленным или стал бы им позже или бы... Слава Богу, что произошло такое событие – то есть потеря всего лишь работы, а не близкого человека, не дай Боже, да. Собственно говоря, так я и воцерковился потихонечку, пономаря. Через полгода вот таких послушаний мне отец сказал: а не хотел бы ты возглавить наше благотворительное сообщество и продолжать этим заниматься, аккумулировать вот таких вот волонтеров и дальше? Надо сказать, что я не сразу согласился, просто ответственный путь. Но я сказал: отче, если благословишь, по мере сил моих. Так и началось, и вот так вот и втянулся, и уже почти пять лет, слава Богу. И это ведет все больше и больше меня, видимо, приближает к Богу.
К. Лаврентьева
– Вы можете поподробнее рассказать о вашем благотворительном сообществе, в чем заключается его главный функционал?
Р. Оруджев
– Да, конечно, с радостью. Есть там несколько главных направлений. Это вещевая помощь и поддержка людей – то есть мы аккумулируем вещи, которые приносят в наш храм отбираем их, сортируем и отправляем, не только Москва и Московская область, но и в регионы, такая целевая поддержка. И, надо сказать, у нас очень много таких благодарственных писем, которые, каждый раз глядя на них, ты понимаешь, что ты делаешь нужное дело. К вашему слову о том, что должны ли люди помогать, могут ли, и кто это должен делать – воцерковленные, христиане – да абсолютно неважно, христианин ты, воцерковлен ты или нет, если ты делаешь доброе дело и его нужно делать, кем бы ты не был в своей жизни. Я считаю, что все равно рано или поздно люди приходят к Богу и становятся...
И. Цуканов
– Но воцерковленному человеку просто как-то это проще и естественней.
Р. Оруджев
– Вы знаете, насколько это сложно, это такой философский вопрос. Я не могу сказать, что проще, не могу сказать. Знаю по себе и говорить буду только о себе: став православным и воцерковленным человеком, ты не становишься святым. Ты продолжаешь совершать каждый день те же ошибки, ты продолжаешь спотыкаться и падать. Но отличие одно – что ты знаешь, как подняться и ты знаешь, куда подняться и куда прийти. И это дает силы. Это дает силы, дает совершенно другое понимание и отношение к своим грехам, к своей жизни, дает другое сознание. Поэтому не могу сказать, что воцерковленному человеку легче, нет, это большой труд для любого человека. Господь дает авансом нам какие-то вещи, а потом мы должны потрудиться. И зачастую эти труды мы не можем превозмочь по ряду, по нашим ну человеческим качествам и причинам, для нас это тяжело оказывается, просто помочь человеку, просто подать ему или что-то. Мы прежде, чем подать человеку, сто раз подумаем, а куда он эти деньги употребит. Мы же хотим подать – так подайте, не думая, куда он их употребит.
И. Цуканов
– Рачик, вот вы при этом остаетесь музыкантом, да, и как раз сейчас у нас есть возможность послушать одну из ваших песен. Я так понимаю, что это будет «Дитя ждущего Бога». Вот я хотел попросить вас сказать несколько слов, если можно, что это за песня, почему вы ее выбрали.
Р. Оруджев
– Да, с радостью. Вы знаете, потому что Господь ждет нас всех, и мы все остаемся детьми Бога. Так или иначе одни из нас уже на пути к Нему, я имею в виду их духовное воспитание, а другие еще далеки. Но многие часто не знают, что они уже на пути к Господу Богу. У меня есть тому примеры. Часто люди говорят: нет, – но делают добрые дела для нашего социального проекта бесплатно. И я им говорю: а вы говорите, вы не верите в Бога. Так что вы просто еще это не осознаете. И поэтому дитя, собственно говоря, так и была написана эта композиция моим другом и соавтором теперь уже, одним из создателей программы «Ты не один», авторского нашего проекта, контента на YouTube-канале, вот она пишет стихи, Татьяна Макаровская, и с ее мужем, Владом Макаровским. В общем, «Дитя ждущего Бога», друзья мои, эта композиция для всех нас.
И. Цуканов
– Давайте ее послушаем.
И. Цуканов
– Это «Вечер воскресенья» на радио «Вера». У микрофона моя коллега Кира Лаврентьева, я Игорь Цуканов. И сегодня у нас в гостях Рачик Оруджев, музыкант, актер, волонтер благотворительного сообщества «Радуйся!» при храме преподобного Сергия Радонежского в Гольяново и вот также автор и один из создателей проекта «Ты не один» на YouTube-канале, который так и называется, если я правильно понимаю.
Р. Оруджев
– Да, совершенно верно, «Ты не один».
И. Цуканов
– А хотел вот как раз попросить вас рассказать об этом проекте. Я так понимаю, что смысл его в том, что вы приглашаете на эти передачи людей, которые столкнулись с какой-то большой проблемой в своей жизни. И их рассказ, как вы считаете, может быть полезным для большого числа других людей, которые сталкивались с чем-то подобным в своей жизни.
Р. Оруджев
– Ну мы смеем на это надеяться. И судя по тем откликам в сердцах, которые мы видим, люди пишут сообщения, присылают в соцгруппах наших, и страничка «Ты не один» и в Инстаграме (деятельность организации запрещена в Российской Федерации) есть. Да, мы приглашаем людей с невыдуманными историями. Люди, которые в своей жизни претерпевали, были в патовых ситуациях, в пиковых, когда отчаяние и уныние по тем или иным причинам: потеря работы, как мы уже говорили с вами выше, потеря родных и близких, тяжелые болезни – много разных причин заставляет людей падать духом. Вот эта программа для тех людей, которые сейчас в этом состоянии. Хотелось бы верить, что она дает возможность воспрять. Это зачастую истории людей, которые даже не были верующими, но, претерпевая очень серьезные боли и тяжбы в своей жизни, они уверовали и пришли к Богу и стали вопрошать к Нему, стали молиться, просить. И Он дал им, Он дал им исцеление, дал им путь. Зачастую им нужно было потрудиться. Хотелось бы мне сказать, что часто Господь нам дает, людям, которые еще не в вере или слабы, Он дает авансом такие чудеса невероятные. А дальше ты понимаешь, что они есть, и Господь говорит: двигайся дальше. И вот благодаря этой вере людей в Господа, их уверованию, они получили исцеление, решение своих вопросов, порой ну просто невероятные истории.
И. Цуканов
– Что вас поразило? Какая-нибудь история, которая вас особенно поразила.
Р. Оруджев
– Вы знаете, вот вторая передача, допустим, ну вот одну из историй я расскажу, с чего все началось. Татьяна Макаровская, один из создателей проекта «Ты не один», мы с ней познакомились на ниве социального служения, когда она претерпела тяжелый диагноз – ей поставили 4-ю степень онкологию 3–4-я. И, по сути дела, ее отпускали прощаться с родными. Один Господь знает, что этот человек чувствует, мать, у которой двое детей, муж, а один из детей недавно, ну младенец еще, девочка. И надо сказать, что добрые люди и свекровь, мама ее супруга, направила ее верно, Господь послал ее, и она сказала, что нужно молиться, нужно приходить к Богу. Надо заметить, что Татьяна не была воцерковленным человеком и почти верующим, она не отрицала бытие Господа, но не больше. И стали происходить такие чудеса, которые привели ее к молитве, которые привели ее к Дивеево, в общем, об этом повествует ее рассказ «Ты не один» – это один из таких рассказов, когда человек проходит такой невероятный путь, выздоравливает. Слава Богу, она сейчас здорова. Такое явление, что один из наших старцев святых говорит: я жду тебя. Человек невоцерковленный не понимает, что это, ну вот такое видение, что называется. И когда она рассказывает о нем, как мы часто рассказываем свои сны, ей говорят, что по описанию это Серафим Саровский и «я жду тебя» – это, значит, Дивеево. И как человек, которому ну что делать, вот выхода нет, это последнее, куда, да, человеку невоцерковленому: ну попробую или что. И они едут в Дивеево, молятся, 150 «Богородице Дево, радуйся», как положено 150 раз, да, служба причастие, исповедь первая – то есть человек становится на путь так вот, да. Приезжают, дальше начинается тяжелое обследование, операционное вмешательство и ей говорят, что у вас 2-я степень.
И. Цуканов
– А была 4-я.
Р. Оруджев
– Да, 3–4-я – то есть ну фактически все. И Господь говорит: двигайся. Дает авансом такие вещи. И это нужно осознать. Человек начал бегать там в часовню, которая была при больнице, потом у нее настолько появился посыл помогать, и она поняла, что, наверное, в этом путь есть, чтобы исцелиться, теперь мне нужно наверстать все то время, которое я жила для себя, как многие из нас, для себя. А потом, когда я узнал про вот этот, собственно, рассказ – «Ты не один» – одноименный рассказ нашей передаче, я сказал, что Таня, это должны услышать, у тебя невероятная история. И надо сказать, она говорила: нет, я не смогу, нет. Но мы пересилили все это с Божией помощью и создали первый выпуск, который называется «Тяжкая болезнь: конец или начало?». Вот это была первая наша передача, в которой мы рассказали нашу историю, кратко. Надо сказать, что рубрики наши сопровождается и разговором со священниками, которые отвечают на популярные вопросы всех людей, да. И к этому проекту одновременно, тогда, когда все это зарождалось, Таня мне сказала, она узнала, что я артист: вам надо петь вот какую-то музыку духовную сюда, светскую. Я говорю: да я как бы... А она писала стихи. И она мне прислала первый трек нашей истории, который называется «Мой ангел». Я сказал: нет, Таня, я не смогу, как это вообще, музыка не пишется по заказу, это какое-то снисхождение, я не умею, я не композитор. И она прислала. И надо сказать, за две минуты родился трек, который, милостью Божией, наверное, мы услышим в рамках нашего вещания, нашей программы радио «Вера».
К. Лаврентьева
– Да, мы обязательно послушаем ее сегодня. А сейчас мы бы хотели вас спросить о песне, которую будете исполнять сейчас, в живом звучании, как я понимаю, на гитаре.
Р. Оруджев
– Да, я попробую это сделать. Недавно у нас вышел очень интересный выпуск о явленных и явных чудесах Господа нашего Иисуса Христа и Пресвятой Богородицы. Мы рассказывали о мироточивой иконе «Умягчение злых сердец». Невероятное чудо, икона известная, многие знают о ней, которая объездила не только всю Россию и бывшие страны СНГ, но и мир. И родилась песня Богородице, которую я назвал «Богородице Мати». Вот милостью Божией, я попробую ее вам исполнить, что называется live – под гитару.
И. Цуканов
– С радостью послушаем.
К. Лаврентьева
– «Вечер воскресенья» на радио «Вера», уважаемые радиослушатели. А у нас в гостях Рачик Оруджев, певец, музыкант, актер, волонтер благотворительного сообщества «Радуйся!» при храме преподобного Сергия Радонежского в Гольяново, один из авторов социального проекта «Ты не один». У микрофона мой коллега Игорь Цуканов, я Кира Лаврентьева. Мы вернемся через несколько секунд.
И. Цуканов
– Добрый вечер еще раз. Это «Вечер воскресенья» на радио «Вера». А я напоминаю, что сегодня у нас в гостях Рачик Оруджев, музыкант, певец, актер, руководитель благотворительного сообщества «Радуйся!» при храме преподобного Сергия Радонежского в Гольяново. Автор и один из создателей проекта «Ты не один» на YouTube-канал с одноименным названием. Рачик, все-таки мне хотелось вернуться к теме музыки – ну мы от нее далеко и не уходили, собственно. Вот вы же довольно долгое время вращались в таком вот творческом обществе, там в обществе в том числе рок-музыкантов и, скажем, актеров музыкального театра, где, наверное, о вере говорить не очень принято. Ну, может быть, я ошибаюсь, вы меня тогда поправите. Вы, как я понимаю, в общем, не оставили, начав вот, так сказать, служить в социальной службе, да, при храме, начав алтарничать, вы не оставили музыку. Вот насколько вам сейчас сложно или легко продолжать общаться с теми людьми, с которыми вы общались раньше? Потому что же общение все-таки было, видимо, немножко другое. И насколько этим людям, как вам кажется, легко вас принимать такого нового, изменившегося?
Р. Оруджев
– Наверное, судить или говорить о том, насколько я изменился, должны эти люди, наверное, непосредственно. Есть определенная правда ваших слов, конечно, когда человек становится воцерковленным, ну он по крайней мере старается измениться. Не знаю, насколько правильно и громко сказать, насколько я поменялся, судить должны мое окружение, близкие, родные и те люди, которые меня знают. А в обществе, которое привыкло тебя видеть другим или которое, допустим, остается ну вот там, да, конечно это не очень, возможно, удобно. Но это не говорит о том, что православному человеку тяжело. И самое главное, что многие из моих соратников и коллег удивляются, что я стал таким. Потому что это неожиданно для них, зная меня, такого дерзкого, взрывного человека, за словом в карман который не полезет раньше, да и сейчас порой бывает такое, что там, где нужно помолчать, а ты и скажешь, а грех славословие и все прочее. Но для них это было открытие, откровение. Некоторые люди просто мне говорили: слушай, может быть, тебе пойти в Свято-Тихоновский, в духовную семинарию, может быть, куда-то, может быть это путь? Жена меня туда направляла. Ну жена направляла меня именно выбрать путь священничества, потому что она говорила: ну все, музыка, в 2015 году вот эта оптимизация, реорганизация, потеря работы вообще стал такой спад. И она говорит: наверное, все, ну нужно делать что-то. И надо сказать, жизнь покидала очень сильно. Но в моем акаунте в Инстаграме (деятельность организации запрещена в Российской Федерации) на моей личной страничке написано: музыка и творчество – это моя жизнь. Это то, что дал мне Господь Бог и то, чем я занимаюсь всю свою сознательную жизнь. Слава Господу, я почти в своей жизни не зарабатывал деньги на пропитание себе и впоследствии своей семье ничем другим. У меня было, выпало на мою долю невероятное счастье заниматься любимым делом и иметь возможность окормляться. И когда ты имеешь возможность заниматься своим любимым делом – не это ли счастье. Просто нужно осознать это, а ты не можешь. Ты считаешь, что это будет продолжаться всю жизнь, что так и будет, что ты заслуживаешь это. Посмотри жизнь другую, говорит тебе Господь, и обрати внимание на тех, кто рядом. Вот и все, и теперь я понимаю.
И. Цуканов
– Рачик, складывается ощущение, что вы очень, ну я думаю, что совершенно очевидно вот из сегодняшней программы, что вы очень такой духовно настроенный человек, очень тонко чувствующий мир, эмоциональный, вот такой вот, видите мир в таких более ярких, контрастных красках, чем другие, может быть, люди, которые не так эмоционально, ярко и глубоко воспринимают жизнь. И вот возникает вопрос, чтобы писать все эти песни, музыку, чтобы постоянно быть вот в этой творческой струне, вот в этой высокой ноте, которую вы все время держите, нужны недюжинные силы внутренние. И имеет ли место выгорание в этом смысле для вас? Знаете ли вы, что это такое, не дай Бог, и есть ли у вас способы борьбы с этими состояниями усталости внутренней, выгорания эмоционального?
Р. Оруджев
– Вы знаете, правильно вы сказали: усталость порой наступает, тоже бывают минуты отчаяния уныния, безусловно. Еще раз говорю: воцерковленный верующий человек не становится святым или человеком, который вот ну просто безупречен. Но сказать, что ну как бы я этого не испытал, я слишком молод еще, чтобы сказать, что прямо вот я сгорел, допустим, да и что-то я прямо уже в своей жизни сделал такого, что на разрыв. Да ничего я в своей жизни еще не сделал того, что нужно было бы сделать. Может быть, когда мы с вами встретимся еще когда-нибудь, может быть, это изменится и я скажу по-другому. Но сегодня я рад за то, что я имею, за тот путь, который прошел, за мое служение в Государственном музыкальном театре – это невероятная веха в моей жизни, невероятная, за слава Богу за руководителя, народного артиста России Владимира Назарова, который меня принял в этот дом, стал мне отцом творческим, я прослужил до 2015 почти 12 лет. Надо сказать, что если бы не реорганизация и оптимизация, ну и в принципе, наверное, на то воля Божия была, возможно, я бы как-то и какие-то были бы развития более там, ну что связано с наградами, которые получают, имеется в виду артисты, то есть заслуженный и все прочее, потому что к этому могло двигаться. Но не жалею ни о чем. Жалею, иногда жалел, что потеряли этот дом, что вот как не берегли, не думали, что это может закончиться в один момент, потому что ну что вы, такой Государственный музыкальный театр. Это у нас был огромный театр в Олимпийской деревне, это бывший концертный зал, который построили в 80-е годы, когда была Олимпиада, в 2002 году там организовали, указом премьер-министра культуры, Швыдкой тогда еще был, организовался Государственный музыкальный театр национального искусства, исполняли музыку народов мира. Этого вообще нет, это такой центр, в котором говорили разными голосами музыки, музыкальными, то есть не одним каким-то, а разными. Но у нас было очень много гастролей по России, по Европе там, Германия, Испания со спектаклями музыкальными, там были и концертные программы. В общем, этот путь, который я прошел, слава Богу, он меня наполнил, мою душу, и сегодня я могу с радостью о нем говорить, и даже не с болью, что он потерян. Ибо не пришел бы я к тому, что сижу сегодня на радио «Вера». Я уверен, не пришел бы. Там действительно другая жизнь, Игорь, другая, другие отношения, все очень светское. Но сегодня я, зная и наш посыл, нашей передачи, и слушая вот эту музыку, которую мы пишем, а у нас задачи таковы, чтобы сделать музыку, чтобы она была в тенденциях мировой музыки, в лучших традициях мировой музыки, то есть чтобы это не были какие-то устарелые взгляды на жизнь, да. Мы хотим показать, что Церковь, вера, православный человек – это не бабушки в платочках только, это не какие-то унылые, грустные люди, это вполне себе образованные, креативные, молодые и разного возраста, среднего и пожилого, люди, которые вполне могут быть интересными собеседниками. Православный человек может заниматься всем тем же, что и неправославный – музыкой, да, вы же сегдня, разговаривая со мной, я смею надеяться, что вы не видите унылого и скучного человека, да, и музыку, которую мы вам показываем, и то служение, которое мы несем, и я не пришел к вам в черном одеянии каком-то и такой грустный. Нет, я такой же современный, я пытаюсь более-менее одеваться со вкусом, который привила мне моя дорогая любимая жена Аллочка, моя хорошая, привет тебе. Она сейчас, кстати, на гастролях с Гариком Сукачевым. Поэтому нет, все в порядке, это лишь твое мироощущение, то есть насколько ты можешь это совместить. И мы говорим о том, что это можно и нужно совмещать. Вера ни в коем случае тебя не ограничивает в добродетелях и в твоих увлечениях ну благих.
И. Цуканов
– Рачик, у нас сейчас есть еще возможность послушать еще одну песню, которую вы, вот я так понимаю, живьем...
К. Лаврентьева
– Исполните.
И. Цуканов
– Да, исполните здесь, в студии. Вот что это будет за песня?
Р. Оруджев
– Дорогие слушатели радио «Вера», хотелось бы сказать о том, что вся музыка создается вот буквально здесь и сейчас. Имеется в виду, что она еще абсолютно новая, новорожденная, она пишется к проекту, многие композиции я еще даже не выучил. И, возможно, ошибаюсь там, когда играю и пою, да, прошу вас простить меня за это. Сейчас мне бы очень хотелось, коль уж мы заговорили о каком-то совмещении и каких-то проектах, а главная добродетель – это любовь, к чему мне очень хотелось бы стремиться, чему мне хотелось бы научиться, чего мало в моем сердце. Я бы хотел исполнить такую композицию на стихи Татьяны Макаровской «Любовь причини». Вот принято говорить: причиняют боль, да, а вот редко услышим: причиняют любовь, вот редко, а очень хочется, чтобы это было часто. В первую очередь в моей жизни и от меня самого. Так что, друзья, на ваш суд наша композиция «Любовь причини».
Друзья мои, причиняйте любовь друг другу, а не боль.
К. Лаврентьева
– «Вечер воскресенья» на радио «Вера». у нас в гостях Рачик Оруджев, музыкант, актер, волонтер благотворительного сообщества «Радуйся!» при храме преподобного Сергия Радонежского в Гольяново. Один из авторов социального проекта «Ты не один». Правильно ли я поняла, что ваш вот новый творческий взлет пошел после того, как вы начали заниматься благотворительностью при храме?
Р. Оруджев
– Вы знаете, сегодняшнее мое присутствие на радио «Вера» дает мне возможность надеяться, что это будет взлет, такой и духовный в первую очередь, и тот взлет, о котором вы говорите. Конечно, нет, это некое не перевоплощение даже, это некий другой этап моей жизни, другая грань моего творчества, данного мне Богом. Я никогда доселе там не пытался петь песни про Бога, да, говорить об этом смело, ну в музыке. Как-то ну так мимоходом могло быть. Но сейчас это более явно и то благодаря вот соавтору Татьяне. Некоторые говорят, такой вот тандем образовался авторский, вот как бывает, да. Я смею надеяться, что нам удастся создать достойные произведения, которые найдут своего слушателя, которые помогут людям воспрять в тяжелые минуты их жизни, нам очень этого бы хотелось. Эта музыка в первую очередь на это и направлена, она для этого и пишется. Почему мы говорим, что она написана в рамках социального православного проекта «Ты не один», потому что чтобы помогать людям, поддерживать их морально и духовно, музыка может являться одним из инструментов этого. Собственно говоря, и мы пользуемся, милостью Божией, этим инструментом, он дает нам возможность что-то написать, а уж что мы написали, мы надеемся, что скажут люди, хорошо ли это или плохо, достойно ли это чтобы радио «Вера» это транслировало, или недостойно. Очень надеюсь, что мы на правильном пути и это достойно.
И. Цуканов
– Рачик, вот, наверное, судя по тому, что вы говорите для вас все-таки важно иметь какую-то обратную связь, то есть понимать, как люди реагируют, как они слышат то, о чем вы говорите, то что вы поете. Вот есть эта обратная связь, ищете ли вы ее?
Р. Оруджев
– Конечно. Мы, поскольку проект, допустим, если мы говорим о социальном проекте «Ты не один», ну в рамках социального служения при хаме обратная связь постоянная – мы на телефонах, на звонках, люди обращаются мы оказываем, они имеют как отзыв, благодарят лично там.
И. Цуканов
– Ну там она очевидна, я скорее про творчество.
Р. Оруджев
– А здесь, конечно, нам пишут. Вот, допустим, YouTube-канал «Ты не один» есть – там пишут, благодарят. Послушали музыку, услышали, благодарят, говорят, что эта программа дала смысл к жизни, что кто-то там увидел свою историю и раньше я думал, что все, выхода нет, я стою у черты, да зачастую это бывает, ну прости Господи, до таких мыслей, которые могут привести людей к необратимым поступкам, они говорят: сегодня я приобрел смысл жизни. Ну это самая главная благодарность и награда. И мы хотели бы, чтобы этого было больше. Но поскольку мы молодой проект и начали свое вещание буквально там три месяца назад, мало кто о нас знает. И очень надеемся, что благодаря в том числе и вашему радио нас услышат, будут заходить, смотреть. Мы часто очень ищем героев нашей программы, людей, которые соприкоснулись с чудесами Божиими и с Его помощью, милостью. Еще раз говорю, это бывает даже неверующие люди, которые стали воцерковленными, верующими. Мы ищем этих героев. Сегдня эти отклики, которые находит в сердцах людей наша музыка, дает нам возможность и понимание, что мы, наверное, готовы создать полноценную концертную программу вот такой вот музыки, может быть, чтобы с ней гастролировать, выступать на каких-то социальных вечерах, я не знаю, в подворьях. Ну чтобы людей поддерживать, может быть, также и концертировать, и гастролировать в рамках этой программы, ну как делают другие повествователи – Светлана Копылова, да, известная и многие-многие другие. И сегодня мы даже ищем поддержку. Потому что у меня очень много друзей и коллег музыкантов, супер-профессионалов своего дела, но многие из них безразличны к вере. Ну некоторые, скажем так. И для них чуждо пока еще там социальное какое-то служение. Поэтому просить их принять участие в нашем проекте я не могу. И я не прошу никого лично, не звоню – это очень тонкий момент, дабы не ставить человека в неудобное положение и говорить: друг мой, я там... это некрасиво. Поэтому я стараюсь делать по-другому. Выкладываю пост: друзья, нужна помощь, вот так, для такого-то проекта мы начали писать музыку, ищем аранжировщиков, нужна помощь в записи партий гитарных, клавишей. Когда мы начали этот проект, откликнулись люди бесплатно: Сергей Смолин – благодарность ему огромная, мой коллега, друг и музыкант, который сделал две аранжировки, потом Женя Тарутаев, гитарист, который записывал партии, Арут Хачатрян, который записывал дудук и Александр Комаров, который делал заставку и обложку страницы канала «Ты не один» на YouTube-канале, Светлана Виноградова, которая делала логотип наш. Все эти люди зачастую даже, может быть, не имеют отношения никакого к вере там, да или явных таких проявлений и к социальному служению, или у них есть свое какое-то социальное служение, о котором мы не знаем, они его тихо делают. Но когда заходил разговор, они соглашались бесплатно. И поэтому в этом есть промысл Божий. И вот это и радует, когда люди сами приходят. Вы знаете, это удивляло настолько, что ты думаешь: вот раньше, обратись там сделать для себя попроси что-нибудь – не получилось бы вот такого, а вот так вот получается. И сегодня мне очень бы хотелось призвать моих коллег-музыкантов, кто имеет возможность или, возможно, желание приобщиться к нашему служению, создать вот такую концертную программу в рамках проекта «Ты не один», вот этих песен, которые мы сегодня слышали и услышим, мы очень ждем. Те, кто меня знает, пишите мне лично, те кто нет – заходите, будем знакомиться. Нам очень нужна поддержка профессиональных музыкантов, делать аранжировки современные, сведение, запись. Вот так чтобы я пришел, если милость Божия будет, в следующий раз на радио «Вера» с профессиональным гитаристом, а я же не гитарист, вот как умею, как говорится, три аккорда. И чтобы мы смогли здесь вот вам сыграть, как это должно выглядеть, чтобы я думал о духовной составляющей песни, то есть о словах, о том, чтобы передать вот эту вот линию. Так что откликнитесь, дорогие мои коллеги музыканты, все те, кто нас знает, и кто нет.
К. Лаврентьева
– Главная цель проекта, я как понимаю, это поддержать тех, кто оказался в какой-то сложной ситуации и в жизни, вдохнуть в него силы, дух, попытаться его подбодрить, поддержать, дать надежду, я правильно понимаю?
Р. Оруджев
– Совершенно верно. Вы знаете, емкое название: «Ты не один».
К. Лаврентьева
– Да, очень емкое, со одной стороны, а с другой стороны, очень такое расплывчатое и требующее пояснения, поэтому и задаю вопрос.
Р. Оруджев
– Я скажу, название появилось вот с одноименной книги, о которой я говорил, о рассказе, ну не книги еще пока да, может быть, когда-то и будет книга. Рассказа из жития Татьяны, вот ее вот этой болезни и истории излечения. Она назвала его так: «Ты не один». И когда мы пришли к созданию программы, более емкого интересного названия просто и нельзя было придумать, и мы его взяли и перенесли на этот проект. Главный посыл какой? Господь с тобою. Даже если ты не веруешь. Он все равно с тобой, просто ты сейчас этого не осознаешь. Он рядом, Он в болях и в радости. К сожалению, зачастую мы чувствуем это в боли. Мы не чувствуем Бога в радости. Говорят, если тебе больно, плохо, то возрадуйся, потому что в этот момент Бог с тобой. Я столько раз это чувствовал, это присутствие, что могу говорить об этом. Вот «Ты не один» – главный посыл его, что в первую очередь ты с Богом, а лишь потом через Него ты приобретаешь тех или иных людей, которые принесут тебе вещи, еду, деньги, поддержат тебя духовно, морально – через Него, никак по-другому, не в обход. Нельзя сказать, что ты не один – ты с людьми, рядом с тобой все люди. Рядом с тобой люди, но люди, к которым тебя или которых к тебе привел Господь Бог. Поэтому «Ты не один» – вот оно и такое вроде емкое, и оно объемлемое такое, обволакивающее.
И. Цуканов
– Ну дай Бог, чтобы люди, которые смотрят эти передачи, чтобы они тоже проникались этим ощущением того, что Господь рядом. Потому что, конечно, это вселяет и силы, и уверенность, и какую-то радость.
Р. Оруджев
– Я прошу прощения, если я могу добавить, у нас даже с Таней разработана некая концепция. Мы так думали, что если бы выпало на нашу долю такое счастье, конечно, как развивающий проект, нам бы очень хотелось вещать более громко, да, там в эфирах телеканала «Спас», или ТВ «Союз», или еще как-то. Мы даже на этой ниве разработали концепцию нашей передачи взаимосвязи с молодежью, с идеей по развитию музыкальных направлений, чтобы это была передача, которая может привлечь людей не только с точки зрения рассказа каких-то историй невыдуманных или жития других людей, но с точки зрения музыки, творчества – это сегодня очень важно, для того чтобы привлечь к вере молодых людей.
И. Цуканов
– Рачик, большое спасибо за сегодняшний разговор. Вот мне кажется ваш пример это как раз такое замечательно свидетельство того, что действительно в Церкви совершенно не скучно, да, и что в ней можно заниматься своим любимым делом. То есть если человек приходит в Церковь, это не значит, что он прощается со всей своей прошлой жизнью и со всем, чем он занимался до этого.
К. Лаврентьева
– А очень часто и расцветает.
И. Цуканов
– Расцветает, да. Спасибо большое вам за ваш рассказ и за вашу музыку.
Р. Оруджев
– Спасибо.
И. Цуканов
– Вот сейчас как раз, попрощавшись со слушателями, мы сможем дать им возможность послушать еще одну вашу песню. Это будет, я так понимаю, песня «Мой ангел», да?
К. Лаврентьева
– Мы сегодня много о ней вспоминали.
И. Цуканов
– Да, и наконец-то ее послушаем.
Р. Оруджев
– Да, это начало начал, те стихи, которые прислала мне Татьяна и говорит: попробуйте, вам надо начинать петь эту музыку. Я сказал: ты что, нет-нет... И потом за две минуты – я не обманываю, – две минуты и каким-то образом родилась эта композиция, которая сразу на YouTube большее количество просмотров этой песни, просто не знаю, почему. Мне бы очень хотелось поблагодарить вас, что вы меня пригласили. Я не знаю, чем я заслужил такую честь и такое внимание. И, конечно, очень хочется подвести такое резюме. Я тут много говорил, возможно, сотрясал воздух. Мне хочется сказать так, что в первую очередь про себя, чтобы люди не думали, что я тут пришел и нарассказывал такие интересные и красивые истории, что я такой красивый и хороший, ни в коем случае. Я такой же грешный человек и остаюсь им, и не перестаю работать над собой, в этом и есть путь к Богу. Так что, друзья, приходите и, главное, помните: «Ты не один».
И. Цуканов
– Спасибо. Прощаемся с нашими слушателями. Это был «Вечер воскресенья» на радио «Вера». Моя коллега Кира Лаврентьева, Игорь Цуканов. И Рачик Оруджев и песня «Мой ангел».
К. Лаврентьева
– Спасибо огромное. Всего доброго.
Р. Оруджев
– Спаси Господи.
И. Цуканов
– Всего доброго.
Артёму Казённых важно отправиться на лечение, нужна помощь
Артёму Казённых 9 лет, он не может нормально двигаться и очень плохо видит. Но благодаря любви и заботе близких, жизнь его наполнена теплом и радостью. В семье мальчика есть особенная традиция — когда кто-то из друзей и знакомых приходит в гости, Артём неспеша подходит к человеку и аккуратно кончиками пальцев трогает его лицо. Так он здоровается с близкими людьми и понимает, кто пришёл в дом.
Артём всю жизнь борется с последствиями остановки сердца и нескольких операций на головном мозге, которые пережил в младенчестве. Чтобы помочь ребёнку развиваться, мама ежедневно выполняет с ним разные физические упражнения, возит сына на реабилитации. «Постепенно наш герой восстанавливается, — говорит Лидия. — Сейчас Артём осторожно делает первые шаги, самостоятельно может подняться и сесть на стул, что-нибудь съесть. Его крёстная, кондитер, каждый праздник старается порадовать Артёмку маленьким бисквитным десертом, что вызывает у него бурю положительных эмоций. Ведь теперь он может сам прожевать кусочек торта, хотя раньше ел только протёртую пищу», — продолжает рассказ мама.
Жить сегодняшним днём и замечать всё хорошее — вот девиз семьи Артёма Казённых. «Мы радуемся даже самому малому, тому, чему многие люди не придали бы значения. Например, недавно сынок впервые смог обнять меня одной рукой за шею. Просто обнять — какое это счастье!» — радуется Лидия. Она верит, что у сына впереди много новых побед.
Сейчас Артёму предстоит следующая реабилитация, которую мама оплатить не в силах. На помощь пришёл благотворительный фонд «Дети Ярославии», он открыл сбор для мальчика. И если вы хотите поддержать Артёма, переходите на сайт фонда: deti-yaroslavii.ru
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Смыслы Страстной седмицы». Прот. Павел Великанов
У нас в гостях был настоятель московского храма Покрова Богородицы на Городне в Южном Чертанове протоиерей Павел Великанов.
Мы размышляли с нашим гостем о смыслах и значении Страстной Седмицы и о том, как участие в богослужениях этих дней может помочь подготовиться к встрече главного христианского праздника — Пасхи.
«Страдания и вера». Татьяна Семчишина
У нас в гостях была медсестра детской реанимации Татьяна Семчишина.
Мы говорили о том, как страдания и жизненные испытания могут способствовать приходу к вере, о том, как поддержать человека в горе, а также о важной роли тишины и молчания в нашей жизни.
Ведущий: Константин Мацан
К. Мацан
— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, уважаемые друзья! У микрофона Константин Мацан. В гостях у нас сегодня Татьяна Семчишина, медсестра детской реанимации. Добрый вечер!
Т. Семчишина
— Здравствуйте!
К. Мацан
— Вот не первый раз Татьяна у нас в гостях в программе «Светлый вечер», а уже даже второй. Мы с Таней не то, чтобы давно, но знакомы, поэтому, как в жизни, будем общаться «на ты». И я бы вот с чего начал. Вот я тебя представляю как медсестру детской реанимации... Нередко я встречаю такое мнение, что вообще во врачебном сообществе, скорее, человек будет неверующим, потому что взгляд на мир научный, естественнонаучный, работаете вы с конкретными данными физиологии, анатомии, биологии и так далее, и вот места чему-то такому, что не измеряется на приборе, здесь, вроде бы, не остается. Почему «вроде бы»? Потому что, с другой стороны, а где еще встретить чудо, как не в больнице, где происходят, наверное, иногда необъяснимые с медицинской точки зрения вещи, когда врачи говорят: «Ну, бывает, и такое бывает. Хорошо, что человек выздоровел». Вот как ты это наблюдаешь, будучи человеком внутри этого процесса?
Т. Семчишина
— Наверное, стоит сразу оговориться, что поскольку я не врач, а медсестра и могу говорить от лица не столько врачей или врачебного сообщества, а медицинского сообщества, как медработник, как я сама это переживаю или как я это наблюдаю... И, конечно, ты абсолютно прав, что, с одной стороны, медики имеют дело с множеством данных, законов, процессов, опять-таки, опыта врачебного профессионального, медицинского, тех случаев, которые наблюдают, и это, конечно, в какой-то степени сужает область такой детской... назову это... не хочу никого обидеть, но какой-то слепой веры, когда ты надеешься и очень хочешь надеяться, тем более, когда речь идет о любимом человеке, близком, который болеет и страдает. Наверное, в этом смысле медики гораздо более люди отстраненные, может быть даже, циничные, потому что там, где мама болеющего ребенка продолжает надеяться, медики понимают, что это закончится тем или иным исходом.
С другой стороны, в нашей области, и это знает очень хорошо любой врач, медсестра, все те, кто каждый день занимается лечением людей и пытается им помочь, всегда есть место для необъяснимого и для того, чтобы... я назову это «действовал Бог», как человек верующий. Потому что даже если будет самая лучшая команда профессионалов, которые будут, допустим, оперировать в самой лучшей больнице, с самым лучшим оборудованием и самым лучшим обеспечением всеми необходимыми препаратами, есть всегда место, ну, случайности, стечению обстоятельств, когда что-то может пойти не так, или когда что-то может пойти так в тех больницах, местах, где нет совсем никаких условий. Но почему-то в одних ситуациях человек выздоравливает и получает исцеление, а в других вдруг начинаются какие-то осложнения, которые могут привести и к смерти. И, наблюдая за этим, наверное, люди могут по-разному это истолковывать — и как, опять-таки, случайность, совпадение, но здесь всегда есть место тайне, и я думаю, что никто другой, как медики, не наблюдают этого так часто, когда, кажется, по всем законам, все должно пойти таким образом, а оно идет совершенно другим.
Ну и, плюс, конечно же, никто, как медики, так часто не видит страдания и, в том числе, смерти, которая, да, к сожалению, становится частью нашей рутинной работы. Но без осмысления этого ты не можешь там оставаться. Другое дело, что каждый человек находит для себя разный ответ в этом осмыслении, и кто-то находит его действительно в вере, а кто-то — в такой отстраненности и некотором, наверное, ожесточении, может быть, сердечном, которое скрывается за словом «профессионализм».
К. Мацан
— Ну, говорят, что врачи — циники. Вот это — про это, да?
Т. Семчишина
— Наверное, да, можно и так сказать.
К. Мацан
— Вот ты, мне кажется, важнейшую тему ты такую поднимаешь — вообще о приходе к вере, о, скажем так, содержании этого процесса. Вот ты сказала, что, встречаясь часто со смертью, с уходом людей, разные люди совершают разные выводы, иногда противоположные, из одной и той же ситуации. А вот от чего это зависит, как тебе кажется? Почему один человек приходит к мысли, ну, к какому-то обоснованию для себя религиозной веры, включая то, что вот жизнь не заканчивается со смертью и есть надежда на вечную жизнь, вот в этом тоже выражается вера, а кто-то из той же самой ситуации делает вывод, что «нет, все» (я сейчас, может быть, огрубляю), «все бессмысленно». Вот этот самый цинизм, как, может быть даже, защитная реакция, возникает, бросающаяся в глаза бессмысленность. Вот я даже уже, скорее, знаешь, тут не про медицину, а к твоему опыту просто верующего человека, многолетнего прихожанина храма, который при этом с этой темой сталкивается, с темой медицины и смерти, — что Бог касается в какой-то момент сердца человека и говорит, что «вот найди утешение в этом, ищи утешение здесь», а другого, получается, Бог не касается, раз он ожесточается и не верит?
Т. Семчишина
— Это сложный вопрос.
К. Мацан
— Конечно, сложный. Я, вообще-то, простых вопросов не задаю.
Т. Семчишина
— Сложный вопрос, на который я могу попробовать ответить некоторым предположением, потому что все-таки опять я говорю с позиции человека верующего, хотя и мне знакомы сомнения, недоумение, и уже в профессию я пришла верующим человеком. Хорошо, конечно, ответить просто и схематично, сказав, что это зависит от того, с каким сердцем, наверное, с каким багажом ты уже приходишь, ну вот, там, например, в профессию или в какую-то конкретную ситуацию страдания, боли и какого-то экзистенциального напряжения. Потому что, конечно, влияют и встречи, и воспитание, духовное воспитание наших учителей. Потому что в том, как я вижу какие-то вещи и как я их трактую, огромная заслуга, и это результат работы множества людей, с которыми мы общались — и отца Георгия Чистякова, и владыки Антония Сурожского, чьи книги оказали на меня очень большое влияние, и Фредерики де Грааф, и многих других людей. И когда ты встречаешься лицом к лицу с конкретной ситуацией, она ложится уже на подготовленную почву. Хотя, говорю, конечно, это не исключает вопросов, недоумений, сомнений и боли.
С другой стороны, наверное, и благодать Божья... Я не знаю, как ответить на вопрос, почему кого-то касается, а кого-то не касается. Но это еще и выбор, это и выбор человека в том, чтобы оставаться открытым или нет. Мы все испытываем боль — это я совершенно точно могу сказать. Мы все, работая там, где мы работаем, и видя то, что мы видим, переживаем за наших пациентов и не можем эту боль не испытывать. Другое дело, насколько мы ее в сердце допускаем и насколько мы готовы и в дальнейшем ей открываться и — может быть, не самое удачное выражение — что-то с ней делать. Потому что я могу отдать ее Богу — это, мне кажется, единственное, что имеет смысл, и дать согласие на то, чтобы снова этой боли открываться. Но я совершенно точно знаю и понимаю, что бывают и моменты, и бывают ситуации, когда человек говорит: «Нет, я не хочу этой боли. Да, я вижу ее, но я совершенно не готов ее испытывать и снова и снова к этой ситуации возвращаться, поэтому я выбираю такое дистанцирование». Потому что это тоже ведь может быть объяснено очень логично и какими-то важными причинами и мотивами для того, чтобы профессионально не выгореть, для того, чтобы мочь помогать больным, для того, чтобы уметь профессионально оказывать им помощь, и так далее. И, наверное, да, мировоззрение, наверное, готовность открывать сердце и готовность как-то рефлексировать и, ну, назову это «что-то делать» с этим переживанием и что-то делать с этой болью. Наверное, от этого зависит.
К. Мацан
— Ты эту фразу произнесла, очень такую цепляющую в хорошем смысле слова — «отдать Богу». Вот мне эти слова очень нравятся — «надо отдать боль Богу», потому что в них, что называется, постулируется сразу и существование Бога, и Его активное участие в жизни человека верующего, то, как это верующий видит, Его готовность эту боль человека забрать, какое-то такое динамичное отношение. То есть, Бог из какого-то слова, фигуры, идеи, чего-то такого большого, где-то существующего, превращается в Того, Кто близкий с тобой, Кому до тебя есть дело. А вот как ты это переживаешь? Как бы ты, ну, если угодно, объяснила вот это свое чувство — отдать боль Богу — человеку, который этого опыта не имеет? Понятно, что это сложно, может быть даже, невозможно объяснить до конца или даже хоть сколько-то. Но описать, свидетельствовать, наверное, можно. То есть, это невозможно передать, как любой опыт, но, может быть, что-то о нем можно сказать?
Т. Семчишина
— Ты знаешь, однажды у нас был такой разговор с коллегой — ночной, в какое-то небольшое затишье и в какой-то небольшой такой промежуток передышки. Она спросила меня: «Скажи, вот ведь я вижу, что довольно часто ты общаешься с семьями наших детей, и даже с кем-то, и со многими ты продолжаешь общаться после смерти детей. Они присылают тебе фотографии. Как ты все это выносишь? И зачем?» И тогда я попыталась ответить на вопрос, именно используя вот этот образ «отдать Богу», при этом понимая, что я разговариваю с человеком, который, может быть, где-то очень на пороге веры, как-то задумывается. Это действительно было сложно, как это можно объяснить, потому что, разговаривая со «своими» (я беру это сейчас в кавычки) — ну, с теми, кто как-то более в церковный контекст погружен, среди верующих людей, я могу что-то говорить о молитве, хотя все эти слова — они, наверное, будут достаточно плоскими, и все будет не то. Но здесь суть в том, что есть боль, которую на самом деле очень сложно вынести. Ее довольно сложно вынести еще и потому, что ты не можешь ничего с этим сделать. Иногда это твоя боль, личная, потому что ты соприкасаешься с какой-то трагической ситуацией и видишь, как это отражается на семье, на ребенке. Может быть, еще обстоятельства какие-то сложные. Иногда это, действительно, да, тоже вот отражение боли других людей. Ты видишь, насколько другому человеку больно — матери, потерявшей ребенка своего, или самому ребенку. Но наше, наверное, такое человеческое, естественное желание — эту боль утишить сразу, уменьшить ее, избавиться от нее. Когда я говорю о том, что мы можем отдать эту боль Богу, это, наверное, больше о том, что мы можем ее с кем-то разделить. Это не всегда означает утешение, но когда ты в боли не один, это приобретает какой-то другой смысл. И особенно когда ты в этой боли не один, а с кем-то, кто больше тебя, больше всей этой ситуации, Тот, Который благ, Который милостив и Который, в общем, не хочет никому зла и не хочет никому ничего плохого. И когда ты в этой боли с тем, кто в глубине своего существа видит и держит судьбы всех и знает тайну, и знает каждого по имени — и этого ребенка, который ушел, или этой семьи, каждого ее члена. Наверное, как-то более стройно мне сложно это объяснить, но, как говорил кто-то из великих, что боль... ты можешь горе разделить пополам с кем-то, и это уже... Ну это совместное проживание — оно и объединяет, и оно помогает тебе в этом быть и продолжать, продолжать существовать, продолжать жить.
К. Мацан
— Татьяна Семчишина, медсестра детской реанимации, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Мы говорим о трудных вопросах, на самом деле, веры, которые возникают в связи с болезнью, в связи с испытаниями. И наша сегодняшняя гостья видит это просто в процессе своей работы в детской реанимации. Вот еще немножко останавливаясь, может быть, задерживаясь на этом выражении, на этом состоянии, наверное, сердца человеческого — «отдать боль Богу»... Я вот в прошлой части упомянул, что мне оно очень нравится, это выражение, потому что в нем дается какое-то представление о Боге активном и с нами взаимодействующем, к нам обращающемся. Но ведь тут еще, наверное, важно, что и человеческая активность здесь постулируется? Я почему об этом спрашиваю — потому что я вот помню, в похожем контексте когда мы с кем-то говорили, вот отдать боль Богу, отдать проблему Богу, поручить эту проблему Богу, человек совершенно нецерковный и неверующий услышал в этом пофигизм. То есть, «вы, верующие — вы просто от этого закрываетесь». Ну, «отдай Богу» — это то же самое, как, другими словами, просто «не думай об этом», «да не парься!». Но правильно, что мы не про это же говорим сейчас? А вот как ты это чувствуешь? Почему это не про «не парься»? Вот я даже понимаю, что в плане твоей работы в реанимации это глупый вопрос и наивный. Я не предлагаю тебе сейчас переносить его на конкретные ситуации, когда перед тобой страдающий человек. Но если говорить именно о вере, о том, как ты проживаешь отношения с Богом, которые вот не про «не парься», а про твое активное участие — что это такое?
Т. Семчишина
— Я думаю, что если говорить с точки зрения психологии, наверное, можно назвать это формой рефлексии, да? Что когда происходят какие-то сложные события — ну, например, смерти пациентов, еще какие-то неразрешимые вещи, с которыми мы активно в рамках своих профессиональных обязанностей сделать ничего не можем, то просто забыть и как-то отодвинуть это в долгий ящик — это, наверное, да, была бы, наверное, пассивная позиция. Мне кажется — ну, может быть, я так устроена, но мне кажется, что очень важно все-таки не оставлять эти ситуации, а к ним возвращаться и их обдумывать. Пусть это будет с точки зрения психологии действительно такой рефлексией. Но если говорить с точки зрения веры, то мне кажется очень важным вот что. Когда-то я услышала это от Фредерики де Грааф. В каком-то разговоре мы с ней обсуждали тоже какую-то рабочую ситуацию, и она говорит: «Ну ты зовешь туда Бога, ты зовешь туда прийти Бога? Ты знаешь, что в какие-то моменты ты можешь требовать, чтобы Бог туда пришел? Да, Он знает это и без тебя, да, Он видит эту ситуацию, но ты можешь требовать, чтобы Божья Матерь и Господь в эту ситуацию вошли». Я не сразу это поняла, что она имеет в виду, но мне кажется, что это какая-то точка соприкосновений, точки встречи именно активности человека и активности Бога. Потому что это пространство человеческого сердца. И человек, видя или участвуя в неких обстоятельствах, где человек страдает, его призыв Бога туда — это, мне кажется, именно это и есть проявление активности, неравнодушия, неотстранения. И то же самое — если речь идет о смерти или вот о каких-то таких сложных событиях. То есть, мы, с одной стороны, молимся и отдаем Богу эту ситуацию — может быть, непонятную, может быть, с которой мы не согласны, но, вместе с тем, мы призываем Его прийти туда и освятить эту ситуацию Своим присутствием. Как дальше будет, я не знаю, но что-то страшное уже случилось, что-то трагичное уже случилось. Но призвать Бога в эту ситуацию, мне кажется, это лучшее, что можно сделать.
К. Мацан
— Я помню, в одном интервью священник Александр Ткаченко, создатель первого детского хосписа в России, сказал, что у Бога нет других рук, кроме наших. Ну это не он первым сказал — это такая известная, бесспорная, с одной стороны, мысль. С другой стороны, я помню, что в другом интервью человек тоже, много работающий, скажем так, в социальных проектах, помогающий и бездомным, и больным, к этой фразе по-другому отнесся — что «не, ну, конечно, у Бога есть другие руки, кроме наших, потому что, может быть, если Господу надо, Он Своими руками что-то сделает и без нашей помощи». И тогда человек добавил: «Ну, в лучшем случае, пальцы». Но, может быть, мы не будем множить дальше физиологические метафоры — «руки», «пальцы», но что ты об этом думаешь? Как в тебе эти слова отзываются?
Т. Семчишина
— Мне кажется, что это — опять-таки, наверное, возвращаясь к вопросу открытости сердца и открытости... ну, открытости миру, открытости человеку, причем, в совершенно разных реакциях. Мне почему-то первое, что приходит на ум, когда я слышу эти слова, это какие-то ситуации... Ну вот, например, самая простая — допустим, закончилась моя смена, и я выхожу из отделения, может быть, очень уставшей и, может быть, думающей только о том, чтобы поскорее добраться домой...
К. Мацан
— Потому что после суток дежурства.
Т. Семчишина
— Да, ну, после суток, и поехать скорее домой, и лечь спать, и вообще как-то немножечко отключиться от той реальности, которая была моей реальностью в последние 24 часа. И в этот момент, например, я вижу, что на диванчике около отделения нашего сидит женщина и, например, плачет. И, может быть даже, я узнаю в ней маму кого-то из наших детей. И здесь может быть несколько вариантов, да? Это может быть, например, мама, с которой есть у нас какой-то контакт и с которой у нас, ну, какие-то отношения даже сложились, потому что ребенок уже лежит какое-то продолжительное время. Это может быть мама какого-то другого ребенка, с которым я никогда не работала, но я знаю, что она приходит. Или, может быть, это совсем незнакомый человек. В целом, реакция моя может быть такова, что, ну, вообще-то, я закончила уже работать. Лифт — вот, пожалуйста, здесь пройти пять метров, и я сажусь на лифт и уезжаю к себе. Ну, потому что это не мое дело. Ну, плачет она — почему она плачет? Я не знаю, почему она плачет. Узнавать и как-то погружаться в это все еще я могу быть совсем не готова. Но, на мой взгляд, если так сложилось, что на выходе со смены почему-то я встретила эту женщину, ну, лучше подойти к ней, сесть и спросить ее, по крайней мере, что случилось. Или, ну, может быть, какими-то другими словами. Потому что мы все очень сильно нуждаемся в том, чтобы быть увиденными другими людьми. И, может быть, я ничем не смогу ей помочь. Может быть, я и выслушать ее не могу. А может быть, она мне как-то грубо даже ответит, или агрессивно, или... Да все, что угодно, может быть. Но в данном случае как-то Божьими руками... Что я могу, как Божьи руки, здесь, да? Я... вот как задание от Бога такое, да, это переживаю — что если человек встречается, даже если мне очень не хочется, даже если как-то вот... ну, как будто бы даже я имею моральное право пройти, но лучше все-таки подойти и спросить. Ну не захочет она другого человека рядом с собой, не нужно ей это будет — ну тогда так, как есть. Может быть, посидеть с ней какое-то время. А может быть, она пришла, потому что были ситуации, когда, например, мама потерялась просто. Ну, то есть, она должна была прийти в другое место, и она потерялась, растерялась, там, ребенок в тяжелом состоянии, и она не поняла, куда идти. И это все тоже решалось довольно просто, потому что я вернулась в ординаторскую, мы позвонили лечащему врачу и поняли, что требуется — она перепутала этажи и пришла не туда. То есть, это могут быть какие-то вещи, которые совсем не «великие», но если мы пришли в этот мир, если мы родились и продолжаем жить, и если как-то мы хотим для Бога тоже что-то делать, мне кажется, хорошо бы стараться — конечно, это не всегда получается, но — держать глаза открытыми, уши открытыми и сердце открытым.
К. Мацан
— Вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» Татьяна Семчишина, медсестра детской реанимации. У микрофона Константин Мацан. Не переключайтесь.
«Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Еще раз здравствуйте, уважаемые друзья. У микрофона Константин Мацан. Мы говорим сегодня с Татьяной Семчишиной — медицинской сестрой детской реанимации.
Вот до перерыва, знаешь, какую-то ты очень важную тему затронула, причем, важную, знаешь, вот мне лично в плане каких-то лайфхаков. Лайфхаков, потому что мы хотим, чтобы от наших программ была сплошная польза, и вот на практике что выносить. Я вот могу тебе признаться, что для меня вот в той ситуации, которую ты описывала — допустим, сидит человек в больнице ли, на улице, на работе ли где-то, например, плачет, и, в принципе, ситуация, с одной стороны, располагает к тому, чтобы подойти, спросить, что случилось, а с другой стороны, ты понимаешь — вот это моя проблема психологическая, честно признаюсь тебе и всему честному народу, — я боюсь вот того самого какого-то грубого ответа, неловкости, которую я могу создать, в которой я могу оказаться, боюсь почувствовать себя глупо. И боюсь одновременно и человеку как-то... Может быть, ему сейчас не нужно внимание. Вообще, я понимаю — допустим, когда мне плохо, я, может быть, не хочу, чтобы вообще меня трогали. Но это индивидуально. Я внутри себя борюсь, с одной стороны, с каким-то правильным пониманием, что, ну, хорошо бы сейчас подойти, узнать. И я вот абсолютно понимаю тебя, когда ты говоришь, что «вот мне сейчас, именно мне этот человек именно попался — ну неслучайно же это, ну Господь же все видит!» А с другой стороны, какие-то внутренние ограничители включаются. Вот что ты посоветуешь? Ты отчасти уже об этом начала говорить. Может быть, ты тоже это испытываешь. Судя по всему, тебе это знакомо. Как находить для себя внутреннюю мотивацию все-таки поступить по-христиански, громко скажем, и вот это внимание проявить, не боясь, несмотря ни на что, и быть готовым даже, там, не знаю, к неловкости, к грубому ответу, но все-таки сделать?
Т. Семчишина
— Ну, начнем с того, наверное, что касается мотивации, что, боюсь, нет готовых рецептов, потому что каждый раз и в каждой ситуации приходится делать выбор. Это не что-то такое, что идет по накатанной и что один раз уже решено, и теперь наконец-то все просто и легко.
С другой стороны, я вот о чем думаю. Господь дал нам свободу, и эта свобода — она выражается во всем. Она выражается, в том числе, в том, что решим мы сами — подойти или не подойти. Она заключается и в том, что человек может принять нашу помощь, не принять нашу помощь, нуждаться в нас, не нуждаться в нас, а нуждаться в ком-то другом. И, наверное, один из тех принципов, которые хорошо бы постараться соблюдать, это человеку эту свободу предоставить. И в каких-то ситуациях я понимаю, что мне проще все-таки тоже опираться на рецепты на какие-то готовые, и в каких-то ситуациях я для себя формулировки нашла. Вот, например, я живу на метро «Теплый Стан», где у нас находится рынок, и там переход довольно длинный из метро, много лестниц, куда довольно часто приезжают бабушки со своими сумочками-кошелочками на колесиках. И для того, чтобы подняться или спуститься (а чаще всего бабушки приезжают уже с нагруженными сумочками), ну это требует усилий, чтобы по ступенькам их поднять. И тоже кажется — ты видишь пожилого человека, который с этой тележечкой со своей цок-цок-цок по ступенькам, и реакция может быть очень разной, потому что бабушки тоже по-разному настроены.
К. Мацан
— Меня однажды так отшили, будто я хотел сумку забрать, а не поднять.
Т. Семчишина
— Да. Потому что бывает, что, действительно, ну вот люди как-то так реагируют остро. И, ну, для себя я какую-то формулировку нашла такую, что когда я подхожу, говорю: «Извините, пожалуйста, разрешите вам помочь!» — и это оставляет человеку абсолютную свободу, потому что кто-то может сказать: «Да мне и так удобно». О’кей. «Да, хорошо, очень было бы здорово». «Нет, не нужно». И... Ну, и когда... И себя чувствуешь в этом тоже свободной. И человеку ты предлагаешь, и оставляешь ему право отказаться и свободу отказаться или принять.
Конечно, гораздо сложнее, когда речь идет не о физической помощи, которая очевидна, а о помощи (или не помощи), о каком-то участии, когда речь идет о горе, слезах или какой-то сложной ситуации, и мы не знаем, что случилось. Но, мне кажется, если иметь в виду, опять-таки, эту деликатность и какое-то пространство свободы, ну, по крайней мере, может быть даже, и вопрос «что случилось?» не такой удачный... Там, что ты расскажешь, что случилось? «Мне плохо». Там, «моему ребенку плохо». Что случилось... Все плохо. Но, может быть, спросить: «Я могу вам чем-то помочь?», как бы по-киношному ни звучала эта фраза. Или: «Не могу ли я что-то для вас сделать?» И если человек скажет «нет», может быть, побыть еще, посмотреть на него и уйти?
К. Мацан
— В прошлой части программы ты говорила, когда мы начали в самом начале размышлять о том, насколько человеку в медицинском деле труднее или проще, скажем так, прийти к вере, найти утешение к вере, ты сказала: «Все мы переживаем боль и сомнения». Я вот хотел бы к этой фразе творчески придраться. Опять же, может быть, это будет связано с твоей работой, может быть, нет, но какие у тебя сомнения в вере, какие вопросы к Богу (если это одно и то же — сомнения в вере и вопросы к Богу)? Я понимаю, что ты вряд ли ставишь под сомнение бытие Божие как таковое. Хотя сейчас ты расскажешь. Но тогда чего они касаются?
Т. Семчишина
— Они действительно не касаются бытия Божия. Но... Есть, например, сомнение — это один из самых болезненных вопросов, я думаю, что не только для меня. Это вопрос, что есть благо. Что есть благо, ну, например, для конкретного ребенка. Или что есть благо для его семьи. И если мы говорим о том, что, ну, «я верю, что Господь всемилостив и благ, и в Его деснице тайна человеческой судьбы», то где это благо в какой-то конкретной ситуации, где его очень сложно разглядеть или невозможно? И что есть благо в этой ситуации? Это вопрос, который довольно часто снова и снова приходится ну как-то решать, задавать, по крайней мере, этот вопрос.
К. Мацан
— Ты имеешь в виду, может ли болезнь, например, быть благом для семьи, для человека, для ребенка?
Т. Семчишина
— Я боюсь сейчас уйти в какие-то теоретические размышления, потому что все-таки эти, наверное, вопросы имеют право задавать только непосредственные участники. Легко сидеть в студии и говорить о таких вещах. Но, скорее, это какие-то очень конкретные события или конкретные... Даже, наверное, не столько сама ли болезнь — благо. Я не буду касаться этой темы — она слишком деликатная, и она слишком индивидуальна для каждого конкретного человека. Но в процессе лечения и в процессе борьбы за жизнь мы, да, сталкиваемся с ситуациями — ну все ли мы сделали правильно и все ли мы сделали, исходя из блага, из пожелания блага, например, такой вопрос. И еще вопросы смысла, который, наверное, основополагающий — в чем смысл, где смысл? Наверное, немножко сложно говорить об этом абстрактно, но я боюсь, честно говоря, приводить какие-то конкретные примеры, потому что опасаюсь быть недостаточно бережной и деликатной к тем людям, о которых я могу рассказывать.
К. Мацан
— Когда человек надеется на чудо, а чудо не случается, это вызов вере?
Т. Семчишина
— Это очень серьезная проверка, я думаю. Потому что, как сторонний наблюдатель, опять-таки, я могу говорить о том, что очень часто чудо, которого мы хотим, оно имеет очень конкретные осуществления, да? То есть, мы хотим очень конкретных вещей, надеясь на чудо. Например, в ситуации болеющего ребенка хотим его выздоровления во что бы то ни стало. Вопрос блага в этом тоже очень важен, потому что иногда, например, в силу ряда причин, осложнений, лечения мы, как медики, можем понимать, что если даже ребенок выживет в этой ситуации, то его жизнь не будет полноценной. Он, например, ну, не сможет никогда ходить или не сможет говорить, или еще чего-то не сможет. То есть, его выживание физическое — оно не будет означать качества жизни и полноты этой жизни. Ну, хотя о полноте, наверное, можно говорить в духовном смысле, и мы, наверное, не будем эту тему затрагивать. Но я вижу, например, несколько вещей и могу поделиться такими размышлениями — что чудо иногда может быть в другом. Мы просим конкретного чуда в выздоровлении, а чудо случается, выражаясь в каких-то других вещах, хотя ребенок погибает, например, и этого выздоровления мы не получаем.
Но когда я говорила еще о том, что это такая проверка того, что стоит наша вера... С одной стороны, мы помним прекрасно все евангельские строки — «просите, и что бы вы ни попросили Во Имя Мое, да будет вам», С другой стороны, это тоже достаточно известные слова — о том, что «что нам дороже — сам Бог или Его блага, или Его благодеяния?» И вот в ситуации, когда мы просим и не получаем, очень бывает сложно, но возможно сохранить веру в то, что Бог всемилостив и благ, и неизменен, и принять из Его руки то, что происходит, даже если мы сейчас этого не понимаем. И даже если очень больно. И даже если эта боль потери разрывает сердце.
Но я вот, наверное, не посмею здесь говорить о наших родителях, потому что действительно для этого каждый проходит свой путь, и свой путь осмысления, и свой путь веры. Но вот здесь очень серьезно встает вопрос, насколько дорог мне Бог. Если я не сомневаюсь в Его существовании, если Он был здесь, если Ему небезразлична судьба моего ребенка, если Ему небезразлично все, что происходит с нами, как дальше строить эти отношения, если случилось то, что случилось.
И почему-то вот хочется мне еще одним поделиться — тоже важным, мне кажется, моментом таким. Однажды мы провожали семью, у которой умер малыш. Было отпевание, и батюшка наш, больничного храма после того, как отпевание закончилось, он подошел к супругам, к родителям малыша, обнял их и сказал: «У вас было время надежды, теперь оно закончилось, и наступает время веры и любви». И это настолько точно отражает состояние... Ну вот, по крайней мере, это такое было точное описание для этой конкретной семьи, потому что они до последнего надеялись. И сейчас, когда все закончилось так, как закончилось, они возвращаются домой, но возвращаются домой, к сожалению, с погибшим ребенком. Но наступает время, когда ты можешь верить во встречу, ты можешь верить в то, что любовь не заканчивается земной жизнью, и что любовь продолжается. Вот, мне кажется, это какое-то максимально точное описание того, что может происходить.
К. Мацан
— Татьяна Семчишина, медицинская сестра детской реанимации, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Вот буквально предвосхищаешь ты ту тему, о которой я хотел бы в этой последней части нашей программы поговорить, без которой, конечно, наш сегодняшний разговор был бы неполным. В том смысле, что мы всю программу говорим о твоей работе, о том, что ты видишь на работе, как медицинская сестра в детской реанимации, о трудных ситуациях, боли, страдании, смерти как о вызове вере. Как о вызовах. Но что-то мне подсказывает, что этим, скажем так, духовная палитра твоей работы не исчерпывается, и наверняка есть место и наблюдениям встречи с надеждой, с любовью, с тем светлым, что происходит. И это тоже связано с верой, может быть, дает ей расти, укрепляться, убеждаться, утешаться, получать от Бога утешение. Вот насколько в этом смысле тут твоя работа на твою веру влияет? Был ли пройден какой-то путь — вот не с точки зрения вызова и проверки, а с точки зрения вот ее еще большего какого-то раскрытия и, ну, если угодно, открытия красоты Божьего замысла о нас всех?
Т. Семчишина
— Мне действительно не хотелось бы, чтобы у наших слушателей создалось впечатление, что где-то мы на передовой, где постоянные испытания и непрерывные вызовы жизни и вере. (Смеется.) Хотя, я говорю, конечно, это часть тоже нашей повседневной жизни.
Изменилось ли как-то само понимание, да? И как-то больше раскрылось ли видение Божьей красоты? Мне кажется, что очень явно в наших вот повседневных делах, в нашей повседневной работе раскрывается красота встречи. Красота встречи с человеком. Потому что, несмотря на то, что иногда рутина подразумевает какую-то скорость — что один, второй, третий, это поток людей, но эти лица и судьбы, которые проходят, это, конечно, удивительные какие-то такие нити и удивительные переплетения. Огромное у меня уважение вызывают наши родители и дети. Хотя с детьми мы не всегда имеем возможность общаться — ну, потому что, в силу особенностей отделения, мы можем уже видеть их в медикаментозной коме и под аппаратами, но с кем-то мы общаемся, и это люди, которые дарят огромную радость, как бы это ни странно показалось, и удивление, и удивление жизни. И... Ну, мы тоже меняемся, видя этот свет и видя эту красоту.
И, конечно, не могу не вспомнить одну из наших недавних таких историй, когда у нас полгода лежал малыш, и ему нужна была почечно-заместительная терапия. Ну, поэтому он был в сознании, он мог общаться. У него была масса каких-то игрушечек, книжечек. И мы его очень полюбили все — женская часть коллектива точно, но даже наши реаниматологи, конечно, они с большой нежностью относились к этому малышу. И поскольку он был у нас достаточно долго, и, конечно, для ребенка ситуация непростая — да, он днем находится с мамой, но он все равно в относительно незнакомом пространстве, на ночь он должен оставаться один, незнакомые люди, которые постоянно меняются и которые какие-то процедуры проводят. Но он, как любой ребенок, растет, смотрит на мир, чему-то учится, что-то ему нравится, что-то ему не нравится. И он это все разделял с нами. Мы научились читать, играть, какие-то новые вещи придумывали для того, чтобы его порадовать. (Смеется.) И мы многому учились...
Я не знаю, как ответить на этот вопрос, мне немножко сложно. Наверное, мне даже сложнее ответить на этот вопрос, чем на вопрос касательно вызовов. Но мы видим, насколько... Вот я думаю, что благодаря работе это тоже очень проявляется. Мы видим, насколько мир разный, насколько люди разные. Иногда, как бы банально это ни прозвучало, насколько уникален путь каждого человека и насколько все бывает неоднозначно, и не надо торопиться с выводами о человеке, например, или о семье. Лучше всего не пытаться со своими какими-то понятиями «правильными» на семью наседать, а побыть рядом с ней и сопроводить. Это, наверное, лучшее, что мы можем сделать. Этому работа очень учит. И она всегда напоминает о том, что Дух Святой — Он не в грохоте, а Он в тихом веянии ветра, вот в такой деликатности, нежности и соприсутствии. Это очень явно всегда.
К. Мацан
— Не могу тут не спросить, раз уж прозвучало имя чрезвычайно дорогого мне митрополита Антония Сурожского. Дорогого — в смысле, автора, пастыря, чьи тексты во многом вообще меня, конечно, тоже к вере привели и сформировали, видение каких-то вещей. Он много говорит о необходимости... Не необходимость — плохое слово «необходимость»... о молчании, о возможности молчания. В каких-то ситуациях быть с человеком рядом, без слов, просто быть, присутствовать, чтобы суть твоя была здесь, вместе с ним. И, с одной стороны, в общем-то, не так уж редко мы об этом говорим — о том, что слова часто не нужны лишние. А с другой стороны, так ли это просто на практике? Владыка Антоний тоже в своих текстах... Мне даже довелось один переводить с английского на русский, ранее не опубликованный по-русски текст. Вот об этом он там подробно размышляет — что тоже по-разному можно молчать. Можно просто прийти и помолчать. Ну вот я пять минут помолчал, вроде как, и исполнил завет владыки и больше... пойду дальше, поработаю. Можно молчать, говорит он, с таким достаточно напускным видом и молиться внутренне, показывая, что «вот, вот я молчу наполненно и молюсь за того человека, который рядом со мной». Может быть, такого молчания тоже не надо.
И мой вопрос к тебе, собственно, простой: а что это такое на практике? Удавалось ли, вот удавалось ли этот совет владыки воплощать по-настоящему? Я спрашиваю без подвоха, потому что мне это неизвестно — мне не удавалось, не было повода проверять это. А у тебя, наверное, поводов предостаточно.
Т. Семчишина
— Это совет, наверное, во многом «на вырост». Потому что это то, к чему можно всегда стремиться и пробовать, пробовать, пробовать снова, как и множество других советов, которые владыка дает. Но ты помнишь эту ситуацию, которую мы обсуждали, этот пример — если мама сидит около отделения заплаканная. Иногда... ну здесь какая-то чуткость, наверное, все-таки нужна. Потому что иногда, может быть, действительно один из способов проявить участие — это сесть рядом с ней. И, может быть, не сразу начать говорить, предлагать, и это тоже может быть такой формой, ну, «я свое дело сделал, могу теперь идти, быть свободнее». Я подошел, спросил: А ничего не надо? Помочь вам?" — «Не помочь». — «Отлично!» И с чистой совестью уходить домой.
К. Мацан
— Я прямо себя узнаю, сейчас ты описываешь...
Т. Семчишина
— Но посидеть рядом и как-то прислушаться — может быть, человек что-то скажет, а может быть, нет, и вот, как это владыка часто называет, «из глубины молчания задать вопрос», это уже, наверное, уже такая способность и какая-то душевная внимательность более высокого уровня.
Удавалось ли или не удавалось — я не знаю. Я не знаю, не мне судить, но...
К. Мацан
— Надо спросить у тех, рядом с кем ты молчала.
Т. Семчишина
— Вот я точно знаю вот что. Иногда мы с коллегами с нашими тоже обсуждаем какие-то сложные ситуации, которые случаются у нас на работе. Это могут быть и конфликты, например, с кем-то из родителей или какие-то ситуации кризисные такие, когда не знаешь, как реагировать, и довольно часто я слышу от наших девушек-медсестер вопрос (ну, он такой даже риторический), что «ну я не понимаю, что говорить, я не знаю, что сказать». Вот идет человек, который вот только что вышел из палаты, где умер ребенок его. И, вроде, с одной стороны, я тоже с ними работала, и как-то хочется выразить им соболезнование, но я боюсь подойти, потому что я не знаю, что сказать.
И однажды, когда мы беседовали с человеком вне нашей сферы, и я вдруг поймала себя на мысли, что у меня вопрос этот не возникает — о том, что сказать. И, наверное, можно считать это вот таким плодом наследия владыки. Потому что я не владею какими-то техниками и словами, которые всегда срабатывают, что придает мне уверенность и ту самую мотивацию и отсутствие страха в том, чтобы подойти к тому-то. Но иногда я понимаю, что ты можешь, даже переступив, там, через собственные неудобства, страх внутренний или все, что угодно, но просто подойти, и этого бывает достаточно. Иногда из этого рождаются слова, иногда нет. И иногда бывает, что... ну особенно когда ситуация крайне напряжена в силу переживания... И говорить, что... Просто я понимаю, что говорить что-то — довольно глупо. Да даже не только желание исполнить совет владыки, а просто слова неуместны. Ты в этом, может быть, минуту, две, пять, не знаю, сколько, будешь, а потом всегда можно спросить у, там, родителя, например, у мамы: «Вы хотите, чтобы, там, я осталась, или уйти?» И принять тот ответ, который будет озвучен.
Но мне кажется, что я бы, наверное, так отреагировала на этот вопрос — мы очень недооцениваем роль тишины и роль молчания. И как-то иногда как будто есть какое-то клише, что вот эта тишина и молчание — это отсутствие действия. Или это отсутствие, там, наполненности действия, наполненности смыслом. Хотя очень часто оно может быть гораздо более значимым, чем любые слова, сказанные от души, формально, те, не те. Часто слова действительно не имеют значения, мы об этом забываем. И отношение человеческое — оно не обязательно выражается в словах. Оно может быть в жесте или во взгляде выражено.
К. Мацан
— Вот мы на радио, к сожалению, не можем вообще без слов обойтись. Иначе это была бы тишина, которую было бы странно слушать. Но пускай наша сегодняшняя беседа, вот чьи-то слова сказанные, послужит к тому, чтобы, их услышав, нам всем захотелось — я это говорю абсолютно искренне и ответственно — немножко помолчать и побыть в тишине, но в такой вот не отсутствующей тишине, а вот именно в том, о чем ты сказала, — в тишине присутствия и в наполненном молчании рядом с ближними, с тем, кому сейчас нужна наша помощь.
Спасибо огромное тебе за нашу сегодняшнюю беседу. Татьяна Семчишина, медицинская сестра детской реанимации, сегодня с нами и с вами была в программе «Светлый вечер». Я уверен, не последний раз на радио «Вера» мы с тобой общаемся, так что до новых встреч на волнах нашей радиостанции.
Т. Семчишина
— Спасибо большое! Всего доброго!
К. Мацан
— Счастливо! До свидания!