Нашим собеседником был настоятель храма святой равноапостольной Марии Магдалины в Мадриде протоиерей Андрей Кордочкин.
Отец Андрей рассказал о своем пути к вере и священническому служению и как на его выбор повлияли приезд в Лондон и встреча с митрополитом Антонием Сурожским.
Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева
К. Мацан
– «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие друзья. У микрофона Константин Мацан. И моя дорогая коллега и соведущая Кира Лаврентьева сегодня с нами на связи. Привет, Кира.
К. Лаврентьева
– Добрый вечер.
К. Мацан
– И также на связи сегодня с нам и с вами гость нашей программы, протоиерей Андрей Кордочкин, ключарь кафедрального собора святой равноапостольной Марии Магдалины в Мадриде. Добрый вечер.
Протоиерей Андрей
– Добрый вечер, рад всех приветствовать.
К. Мацан
– Я напомню нашим радиослушателям, что в этих беседах, которые мы с Кирой ведем, мы разговариваем со священником о его пути к вере и в вере, и той цепи событий, которая привела к тому, что человек стал священником. Нам кажется, что это путь вопросов, поиска, иногда сомнений. И вот то, как человек себе на вопросы отвечал, этот поиск осуществлял и как с сомнениями как-то боролся или преодолевал их, нам кажется, этот разговор и рассказ об этом может быть чем-то полезен, и актуален, и релевантен для всех наших радиослушателей, которые так или иначе себе вопросы о вере в Бога задают. Вот об этом бы сегодня с вами хотелось поговорить.
К. Лаврентьева
– Отец Андрей, когда я готовилась к интервью и читала вашу биографию, мне скорее казалось, что я читаю, прошу меня простить за дерзость, какой-то приключенческий роман. Потому что у вас очень необычная биография. Началось все с Санкт-Петербурга, потом был Лондон, потом, как я понимаю, Испания, Мадрид, где вы сейчас и служите. И самое удивительное, что вы говорите о том, что в Санкт-Петербурге не было настоящего вживания, если можно так выразиться, в христианскую жизнь. То есть по-настоящему христианином вы себя ощутили, когда приехали учиться в Лондон и попали там в общину.
Протоиерей Андрей
– Первые шаги, конечно, все-таки я делал в Петербурге. Вот это, конечно, было очень интересное время, середина 90-х годов, тогда в Церковь приходило очень много ярких интересных людей, многие из них становились священниками, Церковь только-только вставала на ноги. Я, конечно, вспоминаю собор Александро-Невской Ларвы, который тогда был приходским храмом, храм Спаса Нерукотворного образа недалеко от моего дома, где отпевали Александра Сергеевича Пушкина. Поэтому, конечно, какие-то первые шаги были в Петербурге, но мне кажется, что когда человек оказывается за пределами родины, когда человек оказывается в каких-то принципиально новых для себя обстоятельствах, то, конечно, многие вещи он воспринимает иначе. И даже саму возможность, к которой, в общем-то, привык – посещать храм, участвовать в богослужениях, она воспринимается абсолютно иначе тогда, когда она связана с определенным усилием. По крайней мере свой первый год, который я провел в Англии, еще учась в школе, на севере Англии, в Северном Йоркшире, тогда каждое участие в православном богослужении для меня было большим событием. Самым ближайшим храмом тогда, где свершались богослужения, был небольшой православный монастырь, приблизительно в часе езды на машине. Но нужно было, конечно, кого-то найти, чтобы кто-то туда отвез на выходные дни. Это был монастырь, в котором жило тогда всего лишь два человека, англичане, архимандрит Ефрем (Лэш), который скончался несколько лет назад, и русская монахиня, игумения Фекла. Когда-то их было трое, потом она осталась одна. К сожалению, тоже она скончалась. То есть вот тогда этот совсем небольшой монастырь недалеко от города Уитби на Северном море, тогда он давал мне, конечно, очень большую помощь, в которой я так нуждался. Ну и кроме этого, конечно, когда я с учебы из школы выезжал на каникулы, то оказывался в Оксфорде, где тоже был и есть прекрасный православный храм, в котором тогда свершали богослужения две общины. Одна община Константинопольского Патриархата, которую возглавлял владыка Каллист, митрополит сейчас Диоклийский, который долгое время преподавал в университете. Ну и в том же храме совершала богослужения община Московского Патриархата, которую тогда возглавлял епископ Василий (Осборн). Поэтому вот этот опыт такого наднационального православия, который тогда удалось получить, мне кажется, что он, конечно, был очень важен. И во многом он меня вдохновляет и сейчас даже, тогда, когда многие из тех людей, которых я видел, которых я слышал, их, к сожалению, нет в живых.
К. Мацан
– Я себя не прощу, если не спрошу вас о митрополите Антонии Сурожском, с которым, как вы рассказывали кратко в одной из своих заметок, в одном из своих интервью, вы виделись, общались в Лондоне немного. Как это было?
Протоиерей Андрей
– Ну владыка Антоний, я, может быть, не хотел бы и не мог бы преувеличивать степень знакомства с ним. Но тем не менее на протяжении всех восьми лет, пока я учился в Англии, мы с ним время от времени встречались, и я приходил на те беседы, которые он проводил в кафедральном соборе. Но и, кроме этого, в тот год – кажется, это был 2000–2001 год, когда я сам учился в Лондоне, я был на протяжении этого года алтарником и помогал в совершении богослужения в соборе. Ну и, значит, что каждое воскресенье, когда он свершал литургию, то я был рядом с ним. Ну знаете, вот если тема нашего разговора путь к священству, мне кажется, что образ владыки Антония, он, конечно, не позволил бы мне никогда говорить о священстве в каких-то, как бы сказать, таких высокоумных и поучительных тонах. Вот я помню очень хорошо один воскресный день, когда я пришел в собор, и я не помню, о чем тогда мы с ним говорили, но он мне сказал, что я только сейчас начинаю понимать, что такое священство. Это говорил владыка Антоний на тот момент, когда ему уже было ну значительно больше 80 лет. И уже сколько-то десятилетий он уже совершал богослужения и священником, и затем епископом. Поэтому я думаю, что когда мы говорим о нашем пути к священству или вообще о том, что такое священство, я думаю, что наше понимание и тем более наши слова, которыми мы это выражаем, они очень ограничены. И чем более такого апломба и самоуверенности в речи человека, который рассуждает об этих материях, тем меньше я бы ему доверял. По крайней мере вот пример владыки Антония, который говорил о том, что он только начинает, спустя много десятилетий, понимать, что это такое действительно и на самом деле, мне кажется, что он меня останавливает от каких-то готовых формул и какого-то желания кого-то чему-то научить или, еще хуже, поучить.
К. Мацан
– Но наш разговор, безусловно, не про это, а про то, как вы себе отвечали на вопросы. Не с целью кого-то научить или поучить, а просто с целью поделиться теми мыслями и теми, может быть, ситуациями, через которые вы проходили. Но вот владыка Антоний, будучи опытным митрополитом, вам сказал, что только-только начинает понимать, что такое священство. А как эти слова вы для себя преломляете в вашем личном опыте? Вот в тех годах, в которых вы сейчас столько лет, сколько вы в священстве вас есть, вы тоже можете сказать, что вы не понимаете, не все понимаете, только начинаете понимать? Или вот как это здесь к вам относится?
Протоиерей Андрей
– Ну вы знаете, есть такой образ, который, мне кажется, в равной степени относится ко всем нам, независимо от того, кто мы, миряне или мы монахи, или мы священники, или епископы. Вот в святоотеческой мысли есть такое понятие, по-гречески «эпектазис» – это такое как бы непрестанное движение вперед. Вот когда, например, святитель Григорий Нисский говорит о встрече Моисея с Богом на горе Синай, он говорит о том, что когда он совершал это восхождение, то каждый раз, когда он поднимался чуть выше, то выше была еще одна ступень – то есть это такой путь, который никогда не заканчивается, и никогда не приходит вот эта точка, когда можно подвести итоги и сказать: вот теперь я все знаю, теперь я все понимаю. Мне кажется, у преподобного Макария Египетского, кажется, тоже есть очень похожий образ, когда он говорит, что это похоже на то, как человек входит в некий дворец и входит в зал, и за ним оказываются следующий, и следующий, и следующий – и каждый раз новый шаг вперед, каждый раз какой-то новый жизненный отрезок, он для тебя связан с каким-то жизненным открытием. Вот поэтому вначале следующего года, кажется, моему священству будет 19 лет – я не знаю, много это или мало, но по крайней мере для меня это путь какого-то непрестанного открытия, это путь вопросов, путь сомнений, но это всегда что-то очень такое живое и настоящее. Я думаю, что если все-таки в центре служения священника совершение Божественной литургии, то вот, по крайней мере я могу сказать по своему опыту, что мне Господь как-то никогда не позволял к этому привыкнуть. Я каждый раз, когда я должен литургию совершать, каждый раз как-то перед этим я внутри себя переживаю и внутри себя волнуюсь, и мне никогда не верится, что она как-то до конца, что она будет совершена. И когда все-таки приходит этот момент, и литургия совершена, то я очень часто себя чувствую достаточно обессиленным и, в общем-то, в этот день когда свершается литургия, особенно если свершаю ее я сам или один, то мне очень сложно в этот день на чем-то сосредоточиться. Потому что все-таки она требует какого-то максимального сосредоточения сил и душевных, и духовных, и ну, в общем-то, и физических тоже. Поэтому, но каждый раз иначе, каждый раз по-разному. Я помню, что, например, в какой-то момент вот после по крайней мере приезда в Испанию, где мне стал очень понятен образ Моисея, который разбил скрижали, потому что он понял, что они никому не нужны. В другой момент бывает, что какой-то другой образ, например, сошествия во ад, тоже становится очень ясен и понятен. Но тут мне кажется, что нет, как бы сказать, нет никакой константы. Это такое всегда творчество, всегда движение, всегда что-то новое, всегда есть какие-то вопросы, сомнения. Но никогда не бывает такого дня, когда вот можно подвести итог и сказать, что теперь я все знаю и все понимаю.
К. Мацан
– Отец Андрей, а чем продиктовано ваше желание стать священнослужителем в 16 лет? Ведь, насколько я понимаю, воцерковление-то произошло много позже.
Протоиерей Андрей
– Да нет, в принципе это все как-то происходило параллельно. Я думаю, что, в общем-то, мое сознательное воцерковление и сознательное участие в богослужении, во многом оно совпало с призывом к священству. Я думаю, что, когда человек чувствует в себе призвание к священству, мне кажется, что он до конца не понимает, что это такое. И нельзя его за это осуждать. Точно так же, как, например, человек, который вступает в брак, он ведь не знает, что такое быть мужем или быть женой. То есть он это знает на примере кого-то, прежде всего, может быть, своих родителей, но он это не знает сам по опыту. Он вступает сам в реальность, которую сам он до конца еще не знает и не понимает. Поэтому человек, который к священству стремится, он тоже не может до конца понимать то, к чему стремится и чего желает, потому что он этого еще не знает по опыту. Но мне кажется, что для человека молодого, думающего, ищущего все-таки характерен поиск смыслов. И, конечно, любой человек, чем бы он ни был занят в жизни – можно быть врачом, учить, можно печь хлеб, можно быть водителем, работать в кочегарке и видеть смысл того, что ты делаешь. Но мне кажется, что для священника вот этот вопрос как-то стоит особенно остро. По крайней мере, если относиться к своему священству всерьез, то даже тогда, когда, может быть, твой путь в большей степени, как тебе самому кажется, он связан с поражениями, а не с победами, но по крайней мере не стоит вопрос о смысле. Поэтому для меня выбор священства – это был выбор, ну если хотите, выбор какого-то максимально осмысленного собственного существования, когда по крайне мере утром можно не просыпаться и не думать, что вообще, а зачем я все это делаю и нужно ли это кому-нибудь.
К. Лаврентьева
– Но это не самый логичный выбор для интеллигентного мальчика из Петербурга.
Протоиерей Андрей
– Ну я не знаю, логичный ли это выбор или не логичный. Я думаю, что здесь все-таки, когда мы говорим о пути человека к священству, с одной стороны, есть как-то внутреннее желание и стремление человека, а с другой стороны, конечно, есть рука, которая к этому ведет. Потому что если нет руки, то тогда и нет священства, тогда желание остается просто желанием. Ну, например, если я сам сейчас вспоминаю свое рукоположение в священный сан, то я стал диаконом в городе Смоленске, меня рукополагал митрополит Смоленский и Калининградский, ныне Святейший Патриарх Кирилл. И, в принципе, предполагалось, что после моей диаконской хиротонии несколько недель я останусь в Смоленске, а потом вернусь в Англию и буду дописывать диссертацию и буду свершать служение как диакон. Только не очень понятно, правда, где, потому что на тот момент в том городе, где я работал над диссертацией, православного прихода постоянного не было и не было священника. Но потом было принято решение о архиерейской хиротонии владыки Илариона (Алфеева), о его назначении в Англию, и мне было объявлено о моем священническом рукоположении ровно за один день до того, как оно было совершено. Поэтому уж я не знаю, хорошо это или нет, но по крайней мере мне не было дано слишком много времени на сомнения и на размышления. Мне просто было сказано о том, что завтра я буду священником, и мне в этом смысле не было слишком большого пространства для сомнений и переживаний.
К. Мацан
– Протоиерей Андрей Кордочкин, ключарь кафедрального собора святой равноапостольной Марии Магдалины в Мадриде, сегодня в программе «Светлый вечер». И мы продолжаем наш разговор с отцом Андреем о его пути к священству. Гости в этой программе нередко говорят, что священнику важен пример – какой-то другой пастырь, другой епископ, на которого смотришь, ну если угодно, вдохновляешься – как учитель, в любом деле нужен учитель. Вот какими были ваши учителя, какой образ священства вы видели, что вам хотелось быть священником, и вот что это за образ, тот к которому вы тянулись?
Протоиерей Андрей
– А я думаю, что из тех людей, которые сейчас живы, я думаю, что для меня был очень важен пример владыки Илариона (Алфеева), с которым мы познакомились в Оксфорде, когда он был еще достаточно молодым иеромонахом, ему, кажется, было тогда около 27 лет. Из тех людей, которых я знал, я думаю, это, конечно, владыка Антоний Сурожский. И очень часто, когда я оказываюсь в каких-то затруднительных случаях, в затруднительных ситуациях, иногда я задаю себе вопрос: а что бы он сказал, и как бы он ответил, и как бы он себя повел в той или другой ситуации? Что касается такого богословского сознания священника, я думаю, что здесь для меня очень важным был пример и образ митрополит Каллиста Диоклийского, который жив и здравствует в Оксфорде, хотя он уже не занимается преподаванием, как раньше. Ну а что касается тех людей, которых я никогда не видел и не знал, а уже, наверное, впоследствии я понял, что, конечно, для меня был очень важен образ Александра Меня. Потому что когда читаешь его книги или даже когда просто смотришь на его фотографии, ты понимаешь, что это такой священник, которому меньше всего подошло бы слово «поп», вот в каком-то таком, знаете, разговорном смысле. Вот отец Александра Мень, он был кем угодно, но он не был «попом». Ну и, конечно, образ отца Александра Шмемана, которого я, конечно, лично знать не мог, но знал через книги, по крайней мере само его восприятие мира, священства, самого себя. И вот это сознание русского человека, абсолютно русского, но при этом который сохранял верность этой русскости вне родины, даже не имея ни разу за время своей жизни не имея возможности Россию посетить, вот я думаю, что для меня, наверное, эти образы самые-самые яркие. Ну из наших современников, может быть, я назвал бы еще отца Павла Адельгейма, которого я не очень хорошо знал, я с ним, кажется, один или два раза всего общался во Пскове. Но так случилось, что мне довелось быть на его похоронах, участвовать в его погребении после того, как он был убит. И для меня это был тоже очень важный опыт. Вот я думаю, знаете, есть в конце Евангелия от Иоанна Господь говорит апостолу Петру, задавая вопросы: любишь ли ты Меня? – там звучат очень такие интересные слова о том, что Господь ему открывает то, какой смертью он прославит Бога. Вот мне кажется, что образ отца Павла, он очень в этом смысле важен, потому что он показывает, ну как образ, конечно, отца Александра Меня, что священник может Бога прославить не только своей жизнью, но и своей смертью. Вот я думаю, что вот эти образы они для меня, они, конечно, абсолютно разные и, конечно, было бы очень большой ошибкой кому-то из них подражать, имитировать, но вот все они и каждый из них в отдельности для меня особенно важны. Ну и, кроме этого, конечно, есть множество других примеров достойных, которых я видел перед собой – кто-то из этих людей жив, кто-то скончался. Тоже я вспоминаю замечательного священника, отца Сергия Овсянникова, который совершал служение в Амстердаме и который видел своей миссией сохранение этого духа и видения, которое было у владыки Антония в Лондоне, поскольку он сам был тоже его учеником. Ну и многих других людей, которых мне довелось встретить, я думаю, что каждый из них сыграл какую-то свою важную роль.
К. Лаврентьева
– Отец Андрей, вы сейчас служите в Испании. И на сорок миллионов человек, если я не ошибаюсь, в Испании большинство католики. У нас в гостях был священнослужитель, который в прошлом был католиком, и он сказал совершенно удивительную вещь о том, что католичество, в принципе, не так уж сильно отличается от православия, как мы привыкли думать. И я хотела спросить ваше мнение на этот счет: насколько действительно как-то католики, традиция католическая отличается от православной? Если мы сейчас не будем трогать догматы.
Протоиерей Андрей
– Да, ну вы знаете, конечно, если к нам приходят люди и спрашивают об отличиях православия от католичества, вот я помню, что однажды пришла испанка, уже достаточно пожилая, и спросила: ну вот вы православные, ну вы во что верите, вот вы верите в Троицу? Я говорю: ну верим, конечно. А верите, вот вы почитаете Марию, Матерь Божию? Я говорю: почитаем. Она спрашивает: а есть ли у вас таинства – Крещение, Евхаристия? Я говорю: есть. Она говорит: ну вот хорошо, тогда вы католики. Просто вы немножко странные, восточные католики. Ну знаете, в этом есть своя правда, в каком смысле – в том отношении, что если мы начинам говорить с католиками о каких-то наших различиях, то, конечно, мы начинаем с того, что для нас католичество является самой близкой традицией. Я думаю, что, может быть, многие со мной не согласятся, многие, может быть, меня даже осудят за то, что я скажу, но я думаю, что сейчас во многом различие между православной и католической традицией, оно сводится ну не то чтобы к эстетике, но к каким-то таким внешним проявлениям благочестия. То есть, например, католики приходят, и им рассказываешь, например, что мы, когда участвуем в литургии, когда причащаемся Тела и Крови Господних, постимся с полуночи, то есть мы приходим на литургию без завтрака. Они говорят: вот у нас же было все то же самое там до Второго Ватиканского собора. Или ты им рассказываешь о дисциплине поста, которая фактически исчезла, потому что церковь сейчас, например, Великий пост в Католической церкви предполагает лишь запрет на мясо и только по пятницам Великого поста. Но они говорят, что да, вот у нас же когда-то тоже там, в Средневековье, все было как у вас. То есть мне кажется, что очень многие католики, они в нас в какой-то мере узнают самих себя. И понятно, что если мы, например, совершаем литургию святого Иоанна Златоуста и, в принципе, в том виде, в котором она совершается, она совершается, по большому счету, одинаково, что в монастыре, что в кафедральном соборе, что в деревне, то в католической традиции, конечно, вот этот, ну если так можно сказать, разброс литургических стилей, которые существуют, он, конечно, абсолютно огромный. Если, например, сравнивать, с одной стороны, традиционное латинское богослужение в том виде, в котором оно совершается в бенедектинских монастырях или общинах другой монашеской традиции, и например, каких-то городских приходах, когда вот по форме богослужение может быть значительно более похоже на протестантское богослужение, чем даже на традиционно католическое. Но тем не менее мы так стараемся себя, конечно, к католикам в этом смысле никогда не противопоставлять. Мы помним о том, что, знаете, если, например, вспомнить о том, как жили разные христианские церкви, или конфессии, или направления – называйте как хотите, – например в XIX веке, то в общем, различия-то между ними были только доктринальные. А сейчас, несмотря на то что XX век во многом связан с движением, которое мы называем экуменическим, да, то есть движение, которое связано с диалогом христиан разных традиций друг с другом, сближением, но сейчас оказывается так, что христиане в каких-то отношениях бывают друг от друга отделены, разделены гораздо больше, чем сто лет назад. Потому что если раньше эти вопросы были только доктринальными, и в общем-то, не касались обычных верующих, которые не очень, может быть, были знакомы глубоко с богословской проблематикой, то сейчас есть вопросы гораздо более простые для любого человека, который идет по улице. Вот мы можем спросить, например, брак, может ли брак быть союзом двух мужчин, например, или двух женщин. Ну христиане какой-то одной традиции могут сказать: нет, не может. А христиане другой традиции скажут: да, может. И таких вопросов сейчас достаточно много и будет со временем все больше. И поэтому в каком-то смысле разрыв между христианами разных взглядов, разных традиций, он будет расти. И здесь, конечно, надо сказать, что, по большому счету, несмотря на какие-то, может быть, небольшие различия, все-таки у нас ощущение, что мы с католиками стоим на одной и той же почве.
К. Мацан
– Вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Напомню, сегодня с нами и с вами на связи в программе «Светлый вечер» протоиерей Андрей Кордочкин, ключарь кафедрального собора святой равноапостольной Марии Магдалины в Мадриде. На связи также с нами моя коллега и соведущая Кира Лаврентьева. У микрофона я, Константин Мацан. Мы скоро вернемся, не переключайтесь.
К. Мацан
– «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Еще раз здравствуйте, дорогие друзья. У микрофона Константин Мацан. И моя дорогая коллега и соведущая Кира Лаврентьева сегодня с нами на связи. И также на связи гость и собеседник нашей сегодняшней программы, протоиерей Андрей Кордочкин, ключарь кафедрального собора святой равноапостольной Марии Магдалины в Мадриде. И мы продолжаем наш разговор. Вот я сейчас вас, отец Андрей, объявляю, как священника православного из Испании, из Мадрида, и кому-то может показаться: как солнечно, здорово и ярко – Мадрид, Европа, фиеста, такая вот западная культура – и все очень так романтизировано, и в радужных тонах. Я не спорю, наверняка тоже часть вашей жизни такой и является. Но я знаю, что есть и другая часть пастырского служения в Мадриде, такая непарадная, когда наши соотечественники или просто русскоязычные люди из других государств СНГ оказываются в трудных ситуациях, оказываются в тюрьме иногда. Едва ли не единственным, кто к ним может прийти и утешить их, являетесь вы, как русскоязычный священник в Мадриде. Вот что дает священнику в личном плане как христианину, как человеку, ну такое столкновение с людским горем, как его преодолевать?
Протоиерей Андрей
– Ну вы знаете, вы сказали, что у священника есть как будто бы такая парадная и непарадная сторона служения. Вот я думаю, что, с одной стороны, вы правы, но с другой стороны, например, если я вспоминаю опыт своего служения здесь, мне кажется, что никакой парадной стороны не было вообще. Потому что если мы в Москве, например, говорим об Испании, о Мадриде, наверное, действительно кто-то себе представляет такой прекрасный город под ярким голубым небом. Но я помню, что когда я только-только сюда приехал – это, кажется, уже было около 16 лет назад – ну я был, не знаю, какое найти правильное русское слово, наверное, раздавлен тем положением, в котором оказались, в котором я увидел здесь наших прихожан. Потому что если вы представите себе, например, людей, общину, в которой все или практически все без исключения приехали сюда без документов, которые работают здесь нелегально. А это означает, что они вынуждены были оставить своих детей, дома, как правило, на Украине, реже в Молдавии или иногда в России, но, как правило, все-таки мы говорим об Украине, когда мы говорим о наших прихожанах. И выросло поколение детей, которые годами не видели своих родителей. А если это родители старели и умирали, то, соответственно, не было возможности приехать, с ними попрощаться и похоронить. Когда ни один человек не работает по своей специальности, а все работают только на самых низкооплачиваемых работах, если это мужчина, то на стройке, если это женщина, то на уборке. Когда фактически ни один человек не живет со своей семьей, своей женой и с детьми. Когда ни один человек не имеет своего дома – ну не в смысле собственности, а в том смысле, что люди вынуждены снимать квартиры, и в этих квартирах, соответственно, много разных чужих людей живут в разных комнатах или иногда людей малознакомых в одной комнате. А когда, соответственно, ни один из этих людей не работает по призванию, когда очень часто к ним относятся, особенно это, конечно, касается женщин, которые работают в семьях как прислуга, и при этом в этих семьях живут, когда к ним относятся как к рабам и иногда относятся незначительно лучше, если вообще лучше, чем к домашним животным. Вот когда вот эта ситуация не является каким-то исключением или отдельным случаем, когда она является общим, то тут вообще, конечно, было очень трудно вообще говорить о какой-либо парадной стороне. Ну со временем, конечно, немножко дела идут в гору. Все-таки уже если я помню, что тогда вот, на тот момент, когда я приехал, я думаю, что в храме не было ни одного ребенка, потому что все дети остались на родине. Но сейчас все-таки уже ситуация изменилась, у нас в нашей воскресной школе по крайней мере каждое воскресенье около восьмидесяти детей – ну это уже все или почти все дети, которые уже были рождены здесь. Но тем не менее, конечно, положение очень многих людей, оно оказывается таким очень, ну скажем так, в значительной степени отличается от наших православных общин в других странах в Западной Европе – там в Великобритании, во Франции или даже в Германии, где в конце концов люди, может быть, тоже оказываются не очень простые, приезжают не из очень простых обстоятельств. Но по крайней мере где экономика страны позволяет этим людям получать там какие-то пособия, какую-то помощь от государства и как-то ну хотя бы относительно безбедно существовать. Ну вот что касается тюрьмы, действительно я в тюрьмах бываю довольно часто, иногда чаще, иногда реже, то есть в зависимости от того, насколько много или насколько мало у меня подопечных в этот момент. Но это люди совершенно разные, это люди и русские, и украинцы, и грузины, иногда и сербы, и болгары. Кто-то ждет суда, кто-то, может быть, уже был осужден, кто-то ожидает суда по экстрадиции или в Россию, или в какую-то другую страну, например, Соединенные Штаты Америки. Ну что здесь можно сказать? Я думаю, что здесь как раз все довольно просто. Господь сказал, что был в заключении, и был в темнице, и вы посетили Меня. Поэтому я думаю, что любой священник, который осознанно приходит в тюрьму, он, конечно, приходит, входит в нее как, ну если хотите, как в святое место, в то место, где особенным образом ощущается присутствие Божие вот с этими людьми. Потому что тоже очень легко думать, что в тюрьме сидят только преступники, но понятно, что, в общем, достаточно часто люди, которые оказываются в тюрьме, они могут оказываться или по каким-то достаточно сомнительным обвинениям. И при мне, конечно, не раз и не два люди признавались или невиновными, или просто отпускали за недоказанностью обстоятельств. Ну и что касается экстрадиции в Россию, то здесь, конечно, очень часто бывает так, что человек, который живет в России, если с ним просто хотят свести счеты, то может быть сфабриковано дело для того, чтобы с человеком уже можно было рассчитаться, когда он лишен свободы. Я это говорю достаточно ответственно, и я с этими ситуациями сталкивался не раз и не два. И все-таки, вы знаете, люди, когда я с ними разговариваю, когда они мне рассказывают о каких-то обстоятельствах своей жизни, все-таки, как правило, они говорят правду. В общем-то, нет специального резона меня обманывать, потому что какого-то прямого механизма повлиять на их судьбу и тем более на решение суда, конечно, у меня нет. Не раз и не два мы писали письма, просили о изменении меры пресечения или так или иначе, конечно, мы пытались облегчить жизнь этих людей. Но, как правило, в подавляюще большинстве случаев, если люди мне рассказывают о каких-то своих жизненных обстоятельствах в тюрьме, то, в общем, нет никаких оснований полагать, что они меня обманывают.
К. Лаврентьева
– Отец Андрей, в этом часе мы много говорим о вашей жизни и пастырском служении за рубежом. Недавно в издательстве «Никея» вышла ваша книга, которая носит название «Кесареву кесарево? Должен ли христианин быть патриотом?». И очень у меня напрашивается вопрос на эту тему. В этой книге, если я правильно интерпретирую, нет окончательного вывода. Вы приводите разные точки зрения – классиков, святых отцов – и оставляете все это без собственного и конкретного вывода, то есть вы никак не резюмируете в итоге эту книгу конкретно и ярко. И, безусловно, тема патриотизма многогранна, и обсуждать ее глубоко правильнее скорее всего в другой программе. Но так как речь сегодня идет о вас и вашем пути, напрашивается вопрос: что побудило вас написать эту книгу, каков был мотив?
Протоиерей Андрей
– Ну вы знаете, здесь, может быть, не очень интересный будет ответ на ваш вопрос. Мотив был только один, мотив был таков, что издательство «Никея» попросило меня эту книгу написать. Но, честно говоря, я не хотел, потому что мне показалось, что человек, который живет вне России достаточно давно и будет писать о патриотизме – мне кажется, что это, мне тогда казалось, что это будет выглядеть довольно комично. И, в общем-то, многим другим людям до сих пор так и кажется. Но тем не менее, когда я вот этой темой начал заниматься, я пришел к выводу к тому, что действительно понятие патриотизма, оно никогда, по сути говоря, не подвергалось какому-то критическому осмыслению и переосмыслению. И в русской мысли, и тем более в русской церковной мысли. А на западе это происходило неоднократно. В том числе, конечно, одним из основных толчков для этого была война во Вьетнаме, в конце 60-х годов, которую многие, конечно, тогда не поддерживали – мы помним и Мартина Лютера Кинга и многих других. И конечно, те люди, которые участвовали в антивоенном движении, а многие из них были не то чтобы пацифистами, многими были из них ветеранами Второй мировой войны, конечно, в чем их обвиняли, их обвиняли в отсутствии патриотизма: почему ваша страна ведет войну, а вы не поддерживаете выбор вашей страны и вашего правительства? Ну, значит, вы не патриоты. И все-таки этим людям хватило внутренней силы сказать, что мы не поддерживаем войну во Вьетнаме не потому, что мы не патриоты, а именно наш патриотизм заставляет нас вставать в оппозицию той политике, которую выбрала наша власть. Я думаю, что вот, конечно, война во Вьетнаме – это был один из основных стимулов для того, чтобы переосмыслить понятие патриотизма, но уже ближе к тому времени в которое живем мы. Террористические акты, которые разрушили здание в Нью-Йорке и, соответственно, ту политику, которая была выбрана американским правительством после этого, то многие считали, что единственным ответом на все эти события может быть такое яркое патриотическое сознание. Другие люди, наоборот, считали, что именно патриотизм в том виде, в каком он понимается большей частью американцев, является причиной вот этих трагических обстоятельств, в которых оказалась страна.
К. Мацан
– Протоиерей Андрей Кордочкин, ключарь кафедрального собора святой равноапостольной Марии Магдалины в Мадриде, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». И мы продолжаем беседовать о пути отца Андрея к вере и в вере, и в священстве. И вот неслучайно я часто делаю эту оговорку, эту фигуры речи: путь к вере и в вере. Мы знаем, что человек верующий это человек, хорошо, когда это человек не остановившийся. О верующих есть такое представление как о тех, кто о все вопросы себе ответил, какие-то вещи осознал, и дальше теперь можно вот улечься спать на этом приобретенном знании и спокойно ожидать своего спасения. Но, как правило, опыт верующих говорит о другом, о том, что и то, о чем вы сказали в сегодняшней программе, что это путь, что это постоянная смена одних вопросов другими, движение вперед. А вот в чем вы сегодняшний, как священник, не равны себе вчерашнему? Вот как изменилось ваше ощущение, не знаю, себя, себя в Церкви, себя в вере за эти годы с учетом вашего опыта?
Протоиерей Андрей
– Да, ну вы знаете, я думаю, что вы, конечно, правы. К сожалению, вы правы в том, что очень часто мировоззрение верующего человека – это такое представление о самом себе как о человеке, который нашел ответы на все вопросы. Но мне кажется, что лучшее противоядие в этом смысле это само Евангелие. Потому что если мы вернемся к евангельскому повествованию, то мы увидим, что конфликт между Спасителем и между теми людьми, которые абсолютно уверены, что они знают, как надо, что они знают, как правильно, что что тот закон, которым они умеют оперировать, дает ответы на все вопросы – вот этот конфликт, конечно, он во многом и является тем, что на протяжении евангельского повествования, евангельской истории подводит Спасителя к суду над Ним и к казни. Я думаю, что, знаете, трудно, трудно сравнивать себя с собой вчерашним и трудно от себя требовать вчера чего-то, что ты ожидаешь от себя сегодня. Как например, мне кажется, что в принципе если мы, например, от другого человека бы не ожидали, как бы сказать, то есть мы бы не ожидали от другого человека пятилетнего, то что мы бы ожидали например от сорокалетнего или от шестидесятилетнего.
К. Лаврентьева
– Отец Андрей, что самое сложное для вас в пастырском служении?
Протоиерей Андрей
– Я думаю, что самое сложное для меня, по крайней мере по опыту моего служения за последние 15–16 лет, дело в том, что когда я стал священником, я стал священником в Англии, сам будучи русским. Поэтому, конечно, я на этот момент Россию любил и знал, и Англию, в общем-то, я тоже понимал достаточно неплохо. По крайней мере та личная задача передо мной, когда я приехал сюда, в Испанию, где я на тот момент ни разу не был, и эта культура, с которой я не был знаком, я практически не говорил на языке, но тогда задача была очень простой. Задача была, как бы сформулировать, в расширении сердца – в том, чтобы принять вот эти даже не то чтобы культуры, знаете, это целые миры, которые для себя в каком-то смысле чужие, потому что ты еще их не знаешь и не понимаешь. С одной стороны, испанский мир, с другой стороны, мир Украины, мир Молдовы – мир тех стран, которые для нас кажутся очень близкими, да, потому что они были нашими соседями по Советскому Союзу, но в реальности это абсолютно другие народы, это абсолютно другое сознание. Несмотря на то, что может быть одна вера и один язык. И вот расширить свое сердце и быть всем для всех, как апостол Павел говорит, чтобы спасти хотя бы некоторых, да, это очень трудно. И я очень далек от того, чтобы считать, что эта задача выполнена с успехом. По крайней мере я не могу сказать, как апостол Павел, что с украинцем я как украинец, а с молдаванином я как молдаванин. Все-таки я остался русским в общении и с теми и с другими, хотя, конечно, я делаю очень большое усилие для того, чтобы эти миры понять и как-то себя с ними сопоставить. Вот я думаю, что вот это для меня, может быть, было самым было и остается в каком-то смысле такой самой непростой задачей.
К. Лаврентьева
– А что самое радостное? Должны же мы что-то сказать в противовес, чтобы уравнять предыдущий вопрос.
Протоиерей Андрей
– Ну я думаю, что самое радостное, конечно, это все равно совершение Божественной литургии. Потому что каждый раз, когда она совершается, она все равно совершается как победа. Она совершается как победа, как торжество Божией силы над нашими немощами, над нашей ограниченностью, над нашими разделениями. Вот каждый раз, может быть, когда эти внешние проявления человеческой слабости, может быть, они, конечно, не упраздняются целиком, когда мы встречаемся в храме, но каждый раз когда свершается литургия, все-таки мы приближаемся к тому единству, о котором молился Сам Спаситель, когда Он просил о том, чтобы между Его учениками было то же единство, как и среди Лиц Святой Троицы.
К. Мацан
– Когда вас спрашивал о том, как меняется ваше ну ощущение себя, я мысленно вспоминал тоже один из наших разговоров с кем-то из пастырей в наших программах, когда наш собеседник признался, что изменилось его ну некоторое ощущение Церкви. В каком смысле: он сказал, что в юности, ну или когда он был молодым священником, Церковь воспринималась как нечто такое большое, внешнее, над тобой, как бы (ну он даже сказал, нависающее как грозовое облако, но в этом не было негативной оценки) какое-то явление, к которому нужно себя, как-то стать его частью, подстроить, соотнестись, как-то в него войти и вот быть в нем. И это ощущение с годами сменилось другим ощущением: Церковь так же святая и так же любимая и почитаемая – это даже нет вопросов, он священник, но он сказал, что во теперь там, где между двумя людьми в их каким-то тесном, близком общении, в их таком вглядывании друг в друга появляется Третий, то есть Христос – вот это Церковь для него. Вот изменилось такое именно мироощущение в собственном смысле слова. А у вас было что-то похожее?
Протоиерей Андрей
– Ну вы знаете, у меня никогда не было ощущения Церкви как конторы. Потому что если бы оно у меня было, то едва ли я бы пришел в эту Церковь служить. Понятно, что в Церкви есть какая-то организационная составляющая, которая необходима просто, для того чтобы человеческое сообщество могло выживать и функционировать. У меня, не знаю почему, может быть, потому что книжка отца Александра Шмемана «Евхаристия», которая была прочитана мной тоже еще лет в семнадцать, сыграла большую роль, в которой очень ясным и понятным языком говорится, что Церковь – это прежде всего собрание людей и Церковь –это мы. Поэтому мне всегда достаточно сильное отторжение вызывает образ священника, который, например, обращаясь к людям или выходя на проповедь, пытаясь что-то до них донести, говорит им: «вы» – «вы должны» или что-нибудь в этом роде. Потому что, конечно, тем самым он себя ставит за пределы Церкви, Церковь есть только как «мы». И конечно, если мы говорим не просто об обычном каком-то московском храме где-то на улице Замоскворечья, где, может быть, их еще пять или шесть, а если говорим о какой-то ситуации, в которой находимся мы – когда до ближайшего храма, до ближайшей общины может быть несколько сотен километров, то конечно, для меня Церковь это прежде всего те люди, которые собираются здесь, которые приходят в храм в воскресный день, вот они для меня и есть Церковь. И как бы никакой в каком-то смысле никакой другой Церкви кроме этих людей, где бы они в храм ни приходили – в Мадриде, или в Москве, или Петербурге, в Нью-Йорке, где угодно – никакой другой Церкви, конечно, нет.
К. Лаврентьева
– Вы помните свою первую литургию и свои переживания в тот день?
Протоиерей Андрей
– Я, наверное, не очень помню первую литургию, но я все-таки помню свои первые ощущения, когда я совершал богослужебную практику, которую у нас иногда называют почему-то «сорокоустом», в Смоленске, в кафедральном соборе, ну это, конечно, было чем-то очень ярким. И действительно каждый раз, когда свершалось богослужение, когда я свершал крещение, всегда, конечно, было ощущение чуда. Ну я, в общем-то, не могу сказать, что оно пропало, хотя, конечно, в разной степени, в разной мере оно переживается каждый раз, когда ты встаешь у престола, или когда ты совершаешь крещение, или венчание, или отпевание человека, или просто принимаешь его исповедь. Ну, по крайней мере чем-то будничным для меня это так и не стало. Ну и слава Богу.
К. Мацан
– Ну вот то, что вы сказали о том, что Церковь для вас это вот люди, которые именно стоят вместе на приходе, чем-то напоминает мне слова Сергея Фуделя, которые очень меня в свое время зацепили и даже обличили. Он в принципе говорит, что христианство – это теплом своего дыхания согревать мир, давать ему оттаивать. И в этом же ряду стоит для него такое, ну не определение, конечно, Церкви, а просто некое ее описание, как то, что вот православное христианство – это когда вместе, в храме рядом с другими людьми ты стоишь именно плечом к плечу и понимаешь, что – это я уже своими словами это интерпретирую – что они твоя часть и ты часть их, и вот без этого какого-то коллектива, в хорошем смысле слова, по-своему и Церкви нет. И Фудель добавляет, что а это нам тяжелее всего, потому что все мы индивидуалисты. И вот быть именно в Церкви как среди людей нам кажется чем-то излишним, не самым важным и не самым простым, а на самом деле это и есть вот то самое согревание мира теплом своего дыхания. Вам близок такой взгляд?
Протоиерей Андрей
– Ну и да и нет. Я думаю, что вот когда мы говорим, что это для нас самое сложное, потому что все индивидуалисты, но это может оказаться так, но это может оказаться и не так. Человеку иногда может оказаться быть значительно труднее одному. Такая, если хотите, индивидуальная молитва, она в каком-то смысле может требовать от человека большего напряжения, большей честности. Поэтому, ну как вам сказать, плечом к плечу...
К. Мацан
– Может быть, здесь нет одного финального ответа.
Протоиерей Андрей
– Я думаю, что все немного проще. Знаете, вот если, например, нас спросит ребенок или даже, например, не ребенок, а взрослый человек спросит: вот а где Христос сейчас? Вот если мы верим в то, что после Воскресения, если Он жив и живо Его тело после Вознесения, которое совершилось на Елеонской горе, то Он сейчас где, где вот это тело? То здесь ведь единственный ответ, который дает Православная Церковь – это те слова, которые произносит священник во время пения Символа веры: «Христос посреди нас». Вот мы, когда мы собираемся вместе, когда мы причащаемся Тела и Крови Христовой, мы и есть Его Тело. И когда апостол Павел называет Церковь Телом Христовым, то это не просто какой-то образ и какой-то символ, это реальность. А много ли нас в храме, мало ли нас, может быть, всего лишь два или три человека. Ведь у нас тоже очень много в Испании таких общин, совсем небольших, на которых, может быть, собирается десять или двадцать человек, которые приезжают из разных городов раз в несколько месяцев. Но Господь говорит, что где двое или трое соберутся во имя Мое, там и Я посреди них. Поэтому эти слова никто не отменял.
К. Мацан
– Спасибо огромное за эту беседу, отец Андрей. Я очень рад, что мы благодаря вам сегодня так немножко прикоснулись к жизни Церкви в Испании, во всех ее проявлениях, со всех сторон, такой интересной, захватывающей, в чем-то экзотической, православный приход в Испании, и с той непарадной стороны, о которой вы сказали. Но это, наверное, в равной степени все и есть вот жизнь по вере, жизнь священника. Протоиерей Андрей Кордочкин, ключарь кафедрального собора святой равноапостольной Марии Магдалины в Мадриде, сегодня был с нами и с вами на связи в программе «Светлый вечер». С нами также на связи была моя дорогая коллега и соведущая Кира Лаврентьева. У микрофона была я, Константин Мацан. Спасибо огромное. До свидания.
К. Лаврентьева
– Огромное спасибо. Всего доброго.
Протоиерей Андрей
– Всего доброго.
Стать добровольцем и помочь жителям Мариуполя
Синодальный отдел по благотворительности и социальному служению Русской Православной Церкви организует поездки волонтёров-ремонтников в город Мариуполь. Там добровольцы помогают восстанавливать дома местных жителей, тех, кто не в силах справиться сам.
Тагир — один из волонтёров. Он — майор в отставке, живёт в Омске. Однажды из новостей по телевизору мужчина узнал о том, что идёт набор добровольцев для помощи нуждающимся в Мариуполе. Тагир увидел, в каких ужасных условиях живут многие люди и твёрдо решил — надо помочь. Хотя сам мужчина — мусульманин, его ничуть не смутило, что волонтёрские поездки организует Православная Церковь. Он очень хотел поддержать людей.
Тагир, как и задумал, отправился в Мариуполь. Там доброволец ремонтировал жильё бабушкам и дедушкам, людям с инвалидностью. После окончания смены приехал домой с твёрдым желанием вернуться обратно. Остановил его — инфаркт. Полгода врач не разрешал Тагиру выполнять тяжёлую работу. А мужчина с нетерпением ждал возможности приехать в Мариуполь. И вот спустя время, он вновь отправился помогать местным жителям. Сегодня мужчина находится в Омске, проходит обследование, и, если здоровье позволит — снова будет трудиться добровольцем.
Тагир — один из тех, кто не может оставаться в стороне, когда так много людей нуждаются в помощи. Если вы тоже хотите присоединиться к волонтёрам-ремонтникам, заполните анкету на сайте: Помочьвбеде.рф
Или позвоните по телефону горячей линии церковной социальной помощи «Милосердие»: 8 800 70 70 222.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Разговор с подростками о христианских ценностях». Елена Бреднева
У нас в гостях была заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение» Елена Бреднева.
Мы говорили о разных возможных подходах к образованию и разговору с детьми и подростками о нравственности и христианских ценностях.
Ведущие: Кира Лаврентьева, Константин Мацан
К. Лаврентьева
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Меня зовут Кира Лаврентьева, у микрофона Константин Мацан. И у нас в гостях Елена Бреднева, заместитель директора Фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». Здравствуйте, Елена.
Е. Бреднева
— Здравствуйте, Кира и Константин.
К. Лаврентьева
— Сегодня мы говорим об образовании, об образовании и воспитании, о раскрытии личности ребёнка. И для вас образовательная функция, образование является основной деятельностью в жизни, вы преподаете в Московской духовной академии, у вас есть собственный проект — образовательные поездки, и, конечно, об этом обо всём хотелось бы сегодня поговорить. Расскажите, пожалуйста, с чего начиналась эта идея начать образовывать детей путём вот таких вот интеллектуальных экскурсий?
Е. Бреднева
— Десять лет назад я училась сама в Московской духовной академии, я там закончила высшие богословские курсы, мы три с половиной года там учились, у меня есть диплом: «специалист в сфере духовного просвещения». И когда мы с педагогами стали думать, какие проекты лучше запускать, мы в таком экспериментальном режиме сделали площадку — нам благотворители построили десять летних домиков, часовню в честь старца Паисия, это всё у нас в Брянской области, и мы там попробовали летом собрать педагогов, родителей и детей, и посмотреть, что вообще детям интересно. И уже буквально в первый год мы поняли то, что дети у нас в телефонах, то, что у них идёт самообучение, потому что они сами снимают, сами выкладывают, сами придумывают, что им выкладывать, и тем самым формируют друг у друга сознание. А педагогов там не было практически ни одного, потому что, когда появились телефоны, были киностудии, но они были дорогие, и вообще по старинке все думают, что кино снимать дорого, нужно огромное оборудование, и даже в киношколу себе не каждый мог позволить записаться, записать ребёнка. И мы поняли то, что появился такой запрос, скажем так, от детей, что нужен такой кинокружок в школу, потому что раньше какие предметы в школе, они до сих пор есть: есть музыка, есть фортепиано, есть учитель подготовленный, который может преподавать, и ребёнок поёт, небольшой процент становится там прямо музыкантом, но для развития это хорошо, все понимают. Также рисование: есть предмет, краски всегда были, были карандаши, был педагог подготовленный, дети рисовали, тоже развиваются, правильно? Но кино почему не было в школе? Потому что действительно, было оборудование и всё остальное недоступно. А тут, получается, стало доступно, у нас у каждого телефон, и является синтезом вообще это направление — кино, там у нас и живопись, и музыка, там много, скажем так, даже профессий, которые мог бы выбрать себе ребёнок: это оператор, может монтировать, может рисовать художник, если это анимационный фильм. Получается, что есть такой вид интересной деятельности для ребёнка, но нет подготовленных педагогов, потому что те режиссёры, которые есть, они работают или на телевидении, или они умеют снимать, монтировать, но не могут преподавать это детям, именно вот в воспитательной части. И что мы сделали: первый год мы организовали фестиваль, и дети сами стали присылать нам всякие видео, стали работы нам присылать. Ну вот не совсем всякие, мы, конечно же, сделали положение о фестивале, и мы взяли за основу короткометражный фильм, кинопритчу, чтобы было понятно, что вот формат — это короткометражное кино и обязательно работа со смыслом. И дали им образцы — это сказки, притчи, истории, где есть уже мораль, потому что сложнее всего, наверное, это написать сценарий, а здесь мы как бы сразу из первого в десятый класс попадаем, когда даём им идею. Расскажу: мы берём часто притчи старца Паисия, например, вот о пчеле и мухе и говорим: «пролетает маленькая пчёлка над полем, ищет цветочки, встречает муху и говорит: «Я слышала, что здесь у нас есть цветы». Муха насупилась и говорит: «Я здесь ничего такого не видела, но я могу показать здесь и консервные банки, и где много мусора». И тут пролетала как раз пчёлка постарше, которая тоже там жила и говорит: «Удивительно! Я тоже столько лет здесь живу и летаю, но я могу показать, где гиацинты, где лилии, где множество цветов». «Так и люди делятся на две категории, — говорит старец Паисий, — одни во всём видят дурное, а другие во всём ищут хорошее и радость посылают». И мы начинаем обсуждать с детьми эту притчу, они говорят мораль, и мы говорим: «А давайте, мы на современный лад снимем историю?» Они говорят: «О, давайте! У нас тоже, например, в школе так бывает, вот там один мальчик, он ходит из школы в школу, ему всё плохо, куда не придёт, там драка, ещё что-то. А есть, наоборот, кто придёт и сразу с ним дружить хочется». И дети снимают такие современные истории, сами формулируя мысли и добродетели, которые получаются в ненавязчивой форме, в интересной их форме, потому что им нравится снимать, они это всё производят и транслируют на большую публику, потому что мы это выкладываем в соцсетях ещё и на портале нашем.
К. Лаврентьева
— Елена, смотрите, правильно ли я поняла: то есть дети в летние каникулы приезжают на площадку в Брянской области, началось всё с Брянской области, как бы отдыхать, и вы увидели, что они в телефонах все, что их интерес, он в зоне вот этих гаджетов находится, и вы адаптировали этот интерес, и, в общем, решили это всё дело пустить в пользу и начали снимать с ними кино как раз через вот эту их заинтересованность гаджетами?
Е. Бреднева
— Да, мы вот попробовали, организовали такой фестиваль, и они стали присылать нам эти притчи, эти истории, сказки в разных формах: и игровое кино, и анимационные фильмы, и репортажи, и мы поняли то, что они снимают, да, но хорошо бы в школе иметь такое тоже направление наряду с музыкой, с рисованием, даже с литературой, потому что сейчас больше дети смотрят даже, чем читают, поэтому надо это правильно доносить зрителю идею, и чтобы зритель смотрел это всё в коротком формате, и эту телеграмму, которую передаёт там ребёнок или взрослый, визуальная вот эта картинка, она была красивой, и мы поняли, что надо запускать всё-таки эти кинокружки. Так как педагогов нет, мы создали из этих режиссёров, нашли их по крупинке со всей России, которые именно могут работать с детьми, у которых свои там киностудии, у которых есть опыт, и которые хорошо снимают, монтируют и пишут сценарии. Мы их объединили в одну команду, прописали курсы. Значит, у нас сейчас три курса прописанных, то есть это по созданию игрового кино, анимационного — это отдельное, по созданию анимационных фильмов, 144 часа у нас идёт, мы выдаём удостоверение о повышении квалификации. И игровое кино, 72 академических часа. И разработали уже вот совсем недавно, наверное, год назад — по образовательному туризму, курс называется «Духовно-нравственное воспитание средствами историко-культурного туризма». Мы собрали такую команду режиссёров, сценаристов, педагогов и создали курс. Сейчас мы его преподаем в Московской духовной академии, и мы его утвердили ещё в нескольких институтах, даже я бы сказала, во многих, то есть это Московский педагогический государственный университет, это Российский государственный социальный университет, институты региональные тоже, развития и образования. Так как это направление было новое, таких курсов не было, мы сделали такой курс и утверждаем его успешно на базах разных университетов.
К. Лаврентьева
— А из чего он состоит? В чём его главная суть, этого курса?
Е. Бреднева
— У нас там идёт педагогическая часть, где и доктора наук, и как раз преподаватели Московского педагогического университета рассказывают, как взаимодействовать с детьми, учитывая их возрастные особенности. У нас ведут представители Синодального отдела отец Геннадий (Войтишко), Дарья Кочкина, в этом курсе они как раз тоже рассказывают свою часть, предмета тоже два ведут у нас. У нас большой блок именно по созданию видео, то есть у нас они изучают технологию съёмки, монтажа и написания сценария, потому что в основном, кто начинает вести кинокружки в школах, они уже педагоги, то есть вот как обсудить духовную часть, они в принципе знают, они всё равно ведут классные часы, они там, например, если это преподаватель или Закона Божия, или просто классный руководитель, для них это в помощь идёт, например, они хотят обсудить тему дружбы или какую-то добродетель — помощь ближнему, и они подбирают или первый вариант, как раньше было: смотришь кино и обсуждаешь — это старый формат, а так как сейчас дети сами снимают уже, мы предлагаем формат и учим этому формату, чтобы они говорили: «а давайте с вами снимем на эту тему дружбы», а чтобы снять фильм, надо написать сценарий, распределить роли, обсудить героев, поведение, и педагог грамотно, когда с ними обсуждает модель вот этих поведений, он выстраивает, ну, например, он знает, что есть хулиганистый Петя, и он хочет, чтобы он всё-таки научился не жадничать, к примеру, и он берёт сценарий и говорит: «а вот хорошо бы было ему вот так дать», и этот Петя проигрывает, и получает радость от того, что он даёт, например, он играет эту роль и получается, педагог в рамках таких съёмок, он детей подводит к правильной идее, к нашим добродетелям, которые мы изучаем, наши православные, там вера, надежда, любовь и так далее, то есть через действие, через проигрывание вот этих ролей. И вот образовательный туризм, который сейчас мы ведём, он включает следующие предметы: это экскурсионный метод освоения знаний, методика составления маршрута, разработка региональной программы историко-культурного туризма для детей, репортажная съёмка как средство усвоения экскурсионных программ, ну и технология монтажа и съёмки тоже. Почему мы начали ещё в поездках снимать — потому что это тоже оказалось одним из лучших способов, чтобы усвоил ребёнок экскурсию, потому что чаще всего там: «ну, вот стул Пушкина, стол там», он слушает, что-то запомнит, там высоту колокольни, вот я сколько раз была, не всегда вспомню даже её высоту, а когда ребёнку даётся задание снять репортаж, то есть у него своё интересное дело — снять репортаж, ему нужно составить вопросы, чтобы взять интервью, ему надо написать сценарий — это значит прочитать об этом месте, куда он едет, потом он это снимает, монтирует, и когда он показывает это на большую аудиторию, он несколько раз эту информацию пропускает через себя, и он это и запоминает, и проживает, и как личность, там же и командная работа, и он чувствует себя, действительно, творцом, то есть как взрослый, вот мы передачу ведём, рассказываем зрителю, а дети уже в юном возрасте начинают через фильмы тоже рассказывать свою историю, которую они хотят донести зрителю.
К. Лаврентьева
— В гостях у «Светлого вечера» Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение», у микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Елена, а расскажите, пожалуйста, про вот эти поездки, я так понимаю, если они выделены в отдельный проект вашего преподавания Московской духовной академии, они выделены в отдельный курс, то это не просто паломнические поездки, которые знакомы и понятны более-менее всем, не просто какие-то туристические обзоры, а, наверное, в них есть ещё что-то очень важное, есть какая-то образовательная функция, о которой хотелось бы сейчас поговорить подробнее.
Е. Бреднева
— Да, ну вот у нас такая система: у нас курсы сами проходят в Московской духовной академии, мы выдаем удостоверение о повышении квалификации, но мы предлагаем ещё, кто хочет попрактиковаться, потому что курсы у нас онлайн, встречаемся мы в основном в конце, чтобы выдать удостоверение о повышении квалификации и проводим круглый стол тоже по этому направлению кинопедагогики и образовательного туризма. И это у нас, скажем так, параллельный проект ещё, то есть, пока мы это всё разрабатывали, у нас образовалось много площадок, куда можно выехать, это, например, Свято-Никольский Черноостровский монастырь в городе Малоярославец, вот у нас будет на осенних каникулах как раз туда поездка, я вот могу рассказать на примере этого замечательного места. Мы вообще, когда разрабатываем маршруты, мы смотрим, что в регионе исторического есть, какие достопримечательности, музеи, что связано с историей, и православные, потому что у нас наша история, естественно, связана неразрывно с православием. И приезжая вот в Малоярославец, мы посещаем Музей 1812 года, потому что это именно то место, где развернулся Наполеон со своей армией, там у нас и образовательный комплекс «Ильинские рубежи», мы там с детьми проводим спортивно-военную игру, мы взаимодействуем со спортивным клубом в городе Малоярославец, они приезжают, учат там и военному делу, то есть в игре дети ещё занимаются спортом, но, естественная составляющая, как я говорила, у нас — кино, у нас вся группа детей, она сразу делится, кто снимает, кто монтирует, кто пишет сценарий, то есть мы полностью снимаем все дни, и в конце поездки у нас кинопоказ всегда. У нас в Малоярославце будет проходить кинофестиваль «София», это тоже наш проект большой, он ежегодный, мы его проводим от фонда «Медиа просвещение» совместно со Свято-Никольским Черноостровским монастырём. Игумения Николая поддерживает этот проект, монастырь участвует, они нас принимают, расселяют, и у них есть замечательная и гостиница, и питание, кафе.
К. Лаврентьева
— К этому можно как-то присоединиться, если сейчас кто-то услышит и захочет как-то узнать подробнее?
Е. Бреднева
— Да, можно к этому присоединиться, у нас буквально сейчас записались тоже из Саратова, из Самары, туда приезжают из разных регионов педагоги, дети, родители, привозят свои фильмы, то есть если кто-то уже снимает. Если кто-то не снимает, у нас снимают обязательно там, потому что у нас там пять дней идёт программа, в первые четыре дня как раз идёт обучение съёмке, репортажной съёмки, и дети делятся на команды, то есть кто-то снимает игровое кино, кто постарше, а кто помладше, например, начальная школа, они снимают анимационные фильмы, им полепить, порисовать, они берут за основу притчу, сказку, и на этот сюжет делают раскадровку, то есть рисуют разных героев, лепят, снимают и озвучивают, это интересная такая тоже проектная игра. Кто постарше, вот они уже у нас монтируют, репортажи снимают, учатся задавать вопросы, у нас там блок по журналистике присутствует. Там ещё с нами в партнёрстве проводит Российский государственный социальный университет, у них там находится филиал его, то есть основной у нас в Москве, и как раз вот выпускницы приюта, там есть приют ещё на базе монастыря замечательный, и как раз выпускницы, кто желает, он идёт дальше учиться на журналистов у них вот такая система. И у них там есть киностудия на базе университета, они нам как раз предоставляют оборудование, кабинеты, и нам очень удобно вот так деток в рамках этой поездки делить на команды, у каждого свой кабинет, аппаратура, к нам приезжают режиссёры из разных регионов, которых мы знаем, которые замечательно работают с детьми, и мы снимаем с ними видео. Даже если без подготовки приезжает ребёнок, он к последнему дню уже на экране видит своё творчество, это немаловажно, чтобы сразу видеть результат. Награждаем всех, конечно, у нас все дети всегда с дипломами, со вкусными подарками, и получается вот такая насыщенная программа, то есть обучение, экскурсии и общение, у нас приезжают ребята, играют вечером на гитаре, у них такая добрая атмосфера, где можно поговорить как раз и о духовном, потому что во всех наших поездках всегда есть экскурсия, или в монастырь, например, обязательно будет по Свято-Никольскому Черноостровскому монастырю. Если мы выезжаем в Псков, то на базе Спасо-Елеазаровского монастыря мы проводили тоже наши программы, там есть игумения Мария, предоставляют они нам, там у них свой дом культуры, наверное, правильно назвать, который при монастыре находится, и тоже помогают нам с проживанием, питанием, и мы организовываем. Если это Псков, то, например, там музей «Ледовое побоище», то есть мы тоже берём какие-то исторические места, и даже вокруг этого мы снимаем часто фильмы, мультфильмы. Или вот, например, мы ездили летом в Мордовию, там проходило в честь Фёдора Ушакова мероприятие, день памяти его был, и как раз мы представили свой мультфильм, который сняли в Малоярославце, про Фёдора Ушакова, и там, конечно, все были в восторге, потому что туда приезжали разные военные училища, и они представляли спектакли, то есть на сцену выходили, мы говорим: «а ещё можно номинацию „кино“ сделать». Администрации, естественно, понравилось, они поддержали идею, поэтому вот мы приезжаем и снимаем. И ещё один важный момент хочу сказать, что в рамках этого курса по образовательному туризму наши участники курса, он идет полтора месяца, получают задание: в течение этого курса составить свой маршрут своего региона или деревни, города, который бы включал достопримечательности, храмы, что бы они хотели рассказать всей России. Они составляют этот маршрут, проводят экскурсию и снимают репортаж, то есть с помощью детей, берут школьников или где они работают, там воскресная школа, они снимают репортаж и нам его присылают. Мы это сейчас планируем выкладывать на нашем портале, мы ещё портал создали «Святые Online», от фонда «Медиа просвещение», там по направлению нас география России, и мы там выкладываем наши видео, и этими маршрутами могут пользоваться и из других регионов, например, школа в Курске хочет поехать и посмотреть Воронеж, а вот какой маршрут взять? Потому что, я помню, в Иерусалим мы полетели, и экскурсовод, там, если ты не знаешь православие, то понимаете, да? То есть это нужно быть уверенным в экскурсоводе или составить самому программу, если ты хочешь, чтобы дети услышали именно то, что надо. Поэтому, естественно, те площадки, локации для съёмок, которые мы выбираем, мы уже знаем экскурсоводов, как и что они скажут, для какой аудитории, потому что для детей это одно у них, один подход, для взрослых тоже, воцерковлённые, невоцерковлённые, это тоже надо всё понимать, учитывать эти особенности.
К. Мацан
— Дети иногда вообще раскрывают взрослым глаза на какие-то вещи, которые сами взрослые, может быть, никогда бы так не раскрыли бы. Вот я помню, когда в юности работал вожатым в детском лагере, мы тоже там смотрели кино, не снимали, хотя и снимали тоже, но у меня почему-то в памяти остался эпизод, когда мы смотрели кино, и решили мы, взрослые, так детям показать из любимого «Тот самый Мюнхгаузен» Марка Захарова. И я помню, что потом мы обсуждали, и один мальчик размышлял о последних кадрах фильма, когда, я напомню: Мюнхгаузена по сюжету, по идее, вот сейчас должны запихнуть в пушку и выстрелить им, чтобы он доказал, что он может на ядре полететь на Луну, мы понимаем, что, в общем-то, это всё метафора, что после такого не выживают, но вот кадр Мюнхгаузена заканчивается тем, что Мюнхгаузен по лестнице такой верёвочной лезет аккуратно вверх, ну вот якобы в эту пушку, но он лезет очень долго, и это в такую метафору превращается. И вот мне один мальчик лет 13-ти говорит: «Ну, вот как интересно, ведь он же может наверх полететь легко на ядре, но он выбирает путь усилия, потому что лезть вверх по верёвочной лестнице — это путь приложения усилий, он не выбирает лёгкий путь. Мюнхгаузен выбирает такой путь тяжёлый». Я никогда так об этом не думал, вот об этом эпизоде, хотя миллион раз его смотрел. И дети иногда неожиданно дают какой-то свой угол зрения. Наверняка у вас тоже множество историй о том, как дети, снимая, обсуждая будущий фильм или мультфильм, как-то так сумели на тему святого, добродетели посмотреть, что вас само это как-то заставило подумать: а ведь действительно, как интересно. Были такие примеры, можете привести?
Е. Бреднева
— Да, у нас много интересных разных случаев, вот вы сейчас рассказываете, да, это в принципе, мы первоначально когда с детьми общаемся, мы им даём первое знание — это по драматургии, и там как раз, если в сценарии не будет перипетий, не будет изменения героя, то это будет скучный фильм, есть же определенная такая вот, мы её называем «арка драматургическая». И всегда мы просто объясняем, на примере Колобка: вот есть у нас герой, и он бы сидел там на окошке, и, может быть, никуда не двигался, если бы что? И дети сразу понимают: если бы его не хотели съесть. Он понимает, что его хотят съесть, и вот появляется инициирующее событие, его заставляют двигаться, и всё по нарастающей, по нарастающей, он же не встречает сначала медведя и лису, ему потом бы неинтересен заяц был, поэтому он сначала он встречает зайчика, потом волка, и раскручивается. И всегда есть кульминация тоже, и мы всегда обсуждаем, конечно, с детьми — да, она может в фильме по-разному восприниматься абсолютно, кульминация, самый такой момент переживания в фильме, что будет дальше. Ну и в конце развязка — это изменение героя вот как раз. И дети, да, они по-разному подходят. Например, вот тоже одну из притч, мы за основу которую даём, расскажу вам её: один монах был в монастыре, который ни с кем ничем не делился, и его прозвали жадным. То есть, все обычно приносят там яблоки, детям раздают, деньги дают, и все раздают, а он нет. И вот когда этот монах умирает, к нему приходит там вся деревня. А монах говорит: «А что вы к нему пришли, что он такого сделал?» Они говорят: «Вы знаете, вот он нам вола купил, ещё что-то», то есть большие суммы он скапливал и помогал семьям конкретно, к нему, может быть, кто-то на исповедь ходил, и он знал, что ему нужно, и он вот покупал и дарил это. И мы говорим: в чём же мораль? И вот здесь дети тоже по-разному, кто-то говорит: «вот, осуждать нельзя, грех осуждения, и я хочу снять фильм, чтобы не осуждать». А кто-то говорит: «а я здесь вижу мораль: надо втайне свои дела делать». То есть здесь можно раскрыть какой-то момент, выбрать о чём-то смысл, и её снять уже на современный лад. Вот такие мы берём притчи, сказки и, взяв мораль, потому что нового ничего уже о добре и зле не придумаешь, мы все это знаем, с точки зрения духовной, вот есть жадность, её надо снять, чтобы её избежать, надо научиться жертвовать, и мы снимаем фильмы, как там жадный стал добрым и так далее.
К. Мацан
— Вернёмся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами в программе «Светлый вечер» Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». В студии Кира Лаврентьева, я Константин Мацан. Не переключайтесь.
К. Лаврентьева
— Ещё раз здравствуйте, дорогие друзья! «Светлый вечер на Радио ВЕРА продолжается, напоминаем, что у нас в гостях Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Так, Елена, это очень интересно, такая вот мораль воспитательная. А какие ещё поездки у вас были в вашей памяти самые яркие? О каких бы вы могли рассказать?
Е. Бреднева
— Мы сейчас вот приехали, последняя поездка наша была Валаам-Санкт-Петербург. Мы познакомились с замечательным игуменом Варлаамом, это на базе Свято-Троицкой Сергиевой пустыни, и этот монастырь восстанавливал Игнатий Брянчанинов. И у нас сейчас, когда мы там побывали, мы рассказали об этой поездке, и у нас очень много желающих туда прямо просят на каждые выходные: «давайте, давайте, давайте!» Вот поэтому сейчас, наверное, мы этот маршрут возьмём, будем туда тоже возить школьников.
К. Лаврентьева
— А как присоединиться? Как можно вас найти, о вас узнать?
Е. Бреднева
— Я контакты оставлю, у нас вся информация бывает на наших ресурсах: «Святые Online», это фонд «Медиа просвещение». Оформляем мы поездки: трансфер, питание, проживание через ООО «Гридница». А по проектам через нас, через «Медиа просвещение». И, соответственно, мы туда приезжаем и будем изучать, в том числе, Игнатия Брянчанинова, его труды, может быть, что-то также читать, что он писал, и с детьми на современный лад, скажем так, обсуждать и снимать простые вот эти их мысли. Как в Оптиной пустыни, например, мы когда приезжаем, у нас в Калужскую область маршрут, вот я говорила, и Малоярославец тоже в Калужской области, но мы выезжаем ещё и в Оптину пустынь, там в Музей космонавтики. Естественно, если мы выезжаем в Калужскую область, мы стараемся снимать фильмы, чтобы изучить именно святых и героев этой земли, например, там была Пелагея Брагина, которая в годы войны раненых у себя держала, и немец, придя, увидел там 18 человек, он ей поклонился и ушёл, вот был такой случай известный, и мы о нём сняли мультфильм замечательный, дети сами вырезали, делали фигурки, делали героев. Соответственно, когда мы в Оптиной пустыни, мы с ними говорим, читаем Оптинских старцев, говорим: «давайте снимем», и дети уже вдумываются — а как лучше это выразить? Они же это всё прочувствовали. Приезжая в Троице-Сергиеву лавру, мы там тоже проводили много раз фестивали, нам там даже город давал, и дворец Гагарина, то есть мы не только с Церковью, мы и с государством взаимодействуем, и с епархиями, когда в регион приезжаем, потому что всё-таки не только в рамках Церкви, но ещё много и школьников, которых хотелось бы тоже привлечь к нашим проектам, и они приходят, они участвуют, им очень нравится. Вот даже из Алтая приезжала одна команда, они приезжают на кинофестиваль, представляют свою работу и им предлагается ещё посетить храм. И они вот посетили, и потом мне Яна, знакомая говорит: «А я проходила всегда мимо храма, никогда не заходила, а сейчас, после вашей поездки вернулась, и вот зашла в свой в своём городе». То есть люди приобщаются, скажем так, к духовному через интересный такой формат, когда такая насыщенная программа в городе, они изучают историю, православие, дети у нас все радуются. Ну, какие ещё у нас? Ну, вот Санкт-Петербург из последних, потом Калужская область, Подмосковье. Сейчас, на этих выходных мы поедем в Борисоглебский монастырь, это в Аносино, тоже там интересная своя история, и мы будем снимать репортаж, посвящённый 200-летию монастыря. Там есть такое место — Тютчево, вот семья Тютчевых была, скажем так, у первоистоков создания монастыря. Это вот на этих выходных мы поедем, приедет там режиссёр наш, Павел Морозов, мы планируем снять репортаж.
К. Мацан
— Какой возраст детей?
Е. Бреднева
— Приезжает начальная школа, вот они с сопровождающими, у нас не как форма детского лагеря, потому что мы программу предоставляем, и у нас компания, которая помогает организовать, если надо, трансфер, питание, проживание. То есть они приезжают с сопровождающими, или с родителями, или с педагогами. Если это начальная школа, то вот я говорю то, что мы смотрим, чтобы это всё было им интересно, они снимают в основном мультфильмы. Если кто постарше, работа уже посерьёзнее.
К. Мацан
— То есть если, допустим, кто-то заинтересовался из наших слушателей, чтобы поехать, то это не просто вот как частное лицо вам звонишь, заполняешь заявку, едешь, а должна быть какая-то группа организованная, там от школы или как-то вот коллектив родителей?
Е. Бреднева
— Нет, они могут и сами приехать. Вот у нас будет Малоярославец, мы им организуем приезд. И родители приезжают с детьми, у нас даже с маленькими детьми приезжают, например, двое-трое детей в семье, и чтобы старшие участвовали в смене, учились снимать, посещали экскурсии, а мама, с ребёнком просто, например, гуляет, где-то присоединяется, ребенок маленький, двух-трёхлетний, он где-то и полепить может, просто она с ним может там подойти, отойти, то есть семейные такие поездки.
К. Лаврентьева
— Но требование такое, что у ребёнка должен быть гаджет, я так понимаю, телефон?
Е. Бреднева
— Не обязательно. У нас командная работа, вот, например, сейчас Павел приедет, у нас выезд будет в Борисоглебский монастырь, там для воскресной школы, они попросили приехать, их обучить, чтобы тоже, может быть, запустить это направление у себя, чтобы снимать в воскресной школе фильмы, мультики делать, их присылать на фестивали. И мы приезжаем, чтобы в практике с режиссёром, с их детьми, их родителями снять вот такой репортаж и подарить монастырю к 200-летию.
К. Лаврентьева
— Как интересно.
Е. Бреднева
— И они там приходят и с маленькими, и постарше.
К. Лаврентьева
— А есть такое, что ребёнок приезжает, например, вообще ничего не зная о церкви, ничего не зная о храме, но присоединяется к такой поездке, и вот в течение поездки, съёмок он знакомится таким образом?
Е. Бреднева
— Конечно! Он ещё там больше всех говорит о храме. Отвечу на вопрос: у нас вот приезжает Павел, и он привозит несколько камер, и мы их делим на команды, то есть не каждому нужен телефон. А когда у нас идёт именно практическая часть, когда мы вместе, они получают задания, то есть у каждой команды обязательно должен быть оператор, мы распределяемся, и мы сопровождаем, то есть режиссёр, например, на команде там, или одну, или две команды курирует, говорит, как снять правильно планы, потому что планы есть крупные, средние, и как правильно это соединить. И они прямо в практике, им не скучно, как вот в киношколах часто бывало, ты год или два только лекции слушаешь, а потом только тебе камеру дадут, вот у нас нет, у нас, так как дети все уже и так снимают, мы говорим: давайте снимать. Но когда, например, экскурсия, они получают задания снять, если для наших соцсетей «Святые Online», мы им говорим формат, например: надо нам вертикально, до минуты. И они, вот в Петербург мы выезжали, музей Пушкина посещали, и каждый делает на свой телефон, потому что здесь уже не командная, чтобы экскурсоводу не мешать, когда они получают индивидуальные задания, то могут уже на свои телефончики поснимать. Если у кого-то нет, то мама ему даст или преподаватель, или мы, а так в основном командная работа.
К. Лаврентьева
— Это очень интересно. Но это такая история, как, знаете, если ребёнок чрезмерно увлекается гаджетами — отдайте его на курсы программистов, там нужно столько писать вот эти коды, что он очень устает от экрана, и у него нет сил в оставшееся время опять сидеть в телефоне, потому что очень устает нервная система, глаза, пальцы, и, в общем-то, хочется отдохнуть. А тут получается, что ты фильм снимаешь, и ты и так уже вот эту потребность покопаться, понажимать кнопочки, ты уже как-то реализуешь, ещё и с пользой, то есть пока ты снимаешь, ты же запоминаешь очень то, что тебе говорят, ты сам ретранслируешь, соответственно, всю услышанную информацию.
Е. Бреднева
— На 80 процентов больше запоминаешь это по статистике в педагогике, а когда ты сам об этом говоришь, тогда и усваиваешь. Ну, вот о педагогах ещё тогда хочу сказать, о детях поговорили, вот как они могут развиться, пройдя наши курсы. У нас педагоги, которые прошли курсы, они в своих регионах уже запустили тоже, кто-то кинофестиваль, кто-то киношколу. Бывает разное даже по характеру, например, они закончили, направление интересное, потому что по работе с детьми именно духовно-нравственное воспитание — это один из лучших, вот сколько мы взаимодействуем со школами, с детьми работаем, потому что, когда спрашиваешь: «кто будет снимать фильм?», все руки поднимают из детей. Ну и всё, и педагог грамотный начинает обсуждать уже темы, добродетели и прочее. И вот у нас, например, Катя из города Воронеж, закончила Московскую духовную академию и сейчас разработала свой маршрут по Воронежу, и буквально уже к ней записываются люди. Вот у нас будет первый пилотный, планируем, может быть, через неделю или через две, к ней выезд. Она составила, там и собор кафедральный, там же много, и Митрофан Воронежский, а если мы на микроавтобусе, то к Тихону Задонскому можно заехать. Ну и, естественно, для детей «Петровские корабли», шикарный интерактивный музей, то есть они будут снимать историю, опять же, и православие. И там она на месте уже договаривается, где расселить, покормить, чтобы это всё было по нормам. Вот к ней поедет первая группа такая. Катя запустила ещё по анимации курс, ее сразу и школы стали приглашать, потому что это востребованное направление не только для воскресных школ, а ещё и для школ, чтобы там запускать кинокружки. И люди даже готовы это оплачивать, то есть для педагога, который немного даже получает, для него это может быть как дополнительная работа, потому что, набрав десять человек в школе, он может раз в неделю вести этот кинокружок, и у него очень хороший может быть заработок, это плюс педагогу в помощь. И кто у нас не научился, не то чтобы не научился, вот научился он снимать и монтировать, говорит: «классное направление, я у себя сделаю региональный фестиваль». И он начинает взаимодействовать у себя уже, например, вот сейчас из Саратова ко мне приезжали, у них там новая епархия образовалась, и вот владыка их направил на повышение квалификации, на наш обучающий курс, они приезжали в Валаам, в Санкт-Петербург, и они приедут ещё в Малоярославец. Мы их ещё поддерживаем, мы им будем торжественно вручать анимационную студию, с камерой, на которой они работают, так уже мы очень многих наградили в областях, то есть кто хочет развиваться, мы как-то тоже их поддерживаем. И вот сейчас они приедут, уже привезут фильм свой, представят в Малоярославце и получат такую от нас анимационную студию, это «Сиреневая мультстудия», наши партнёры, Дмитрий Шубин тоже нам помогает награждать этих педагогов. И они хотят дальше сделать свой, может быть, фестиваль, маршрут разработать, и также мы будем выкладывать, пожалуйста, можно вот Саратов, там тоже очень красивые места. И так вот, кто выпускается, кто подключается к этому, он у себя в регионе начинает развивать эту деятельность — или фестиваль, или образовательный маршрут, или просто пойдёт в школу учителем работать, а вокруг него тоже образуются люди и вот это направление. Недавно из Алтая мне позвонила выпускница, они взяли грант сейчас, вот их поддержали, Движение первых«, первый раз грант сейчас давали, вот это наши выпускники, очень приятно, им дали миллион, и они уже покупают оборудование, это ещё поддерживается и государством, и есть грант «Православная инициатива», тоже это направление поддерживает. Поэтому это будет и педагогам, и родителям интересно, я думаю, будут развивать у себя на базе школ, воскресных школ.
К. Мацан
— Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение» сегодня с нами в программе «Светлый вечер». А были ли случаи, когда ребёнок, погрузившись в такую кинематографическую деятельность, для себя выбирал бы потом профессию кинематографиста? Всё, ребёнок решил, что он будет режиссёром, оператором. Спрашиваю, потому что, с одной стороны, это здорово, когда ребёнок чем-то загорается и начинает о чем-то мечтать, например, о профессии режиссёра. С другой стороны, мы всё знаем, насколько этот мир творческих профессий зыбок, ненадёжен, связан с искушениями и, в общем, единицы на самом деле там по-настоящему могут чего-то добиться и пройти вот так вот с счастьем этот путь. Кто-то разочаровывается, кто-то так вечно мечтает о большой карьере в киноиндустрии, например, но так ничего и не получается, не потому что человек не талантлив, просто потому что разная конъюнктура. Как вы на это смотрите? Есть ли перед вами какая-то ответственность, если угодно, за то, что человек увлечётся творческим делом и потом и жизнь свою в эту область направит?
Е. Бреднева
— Как говорится, наше дело сеять, а взращивать будет Господь. Всё-таки мы больше о смыслах, и когда мы создавали вот это кинонаправление, мы в первую и единственную очередь были педагоги и думали о педагогике, и мы взяли этот инструмент именно как средство воспитания детей. А если кто-то из них будет, у нас были такие случаи, вот в Сочи был случай, я привожу этот пример часто, когда девочка, школьница, прислала несколько фильмов, но направление их было: готы, в черном, такого направления очень много снимают дети, которые, конечно, на фестиваль не пойдут. Но среди пяти фильмов, которые она прислала, был один со смыслом, он о том, как мальчику нравилась девочка, и он всё под неё подстраивался, и прической, и всем, а она не обращала внимания. А потом он встал с собой, и она его заметила. Он стал с собой и подумал: ну, не нужен я ей и не нужен. Стал собой, и вот просто идёт, и всё. И там такая развязка, что девушка подходит к нему и знакомится на такой, на доброй ноте там. Концовка очень-очень хорошо снята была, прямо вот талант. И мы в зимнем театре награждали, помню, детишек, и она пришла вся такая, преобразилась.
К. Мацан
— Гот стал человеком.
Е. Бреднева
— Ну, чтобы не обидеть это направление... Но она изменилась, преобразилась, был вид один, стал другой — в платье, красивая девушка. И мне потом говорили, она поступила как раз на режиссёрский, по-моему, даже в Москву. Это я к чему говорю — к тому, что нужна мотивация, понимаете? Ты можешь снимать и выкладывать там абы что, чтобы себя как-то проявить, и это идёт всё во вред, часто даже в плачевные случаи, а можно, наоборот, сказать: «да, ребят, давайте, вот у нас фестиваль, мы там наградим вас, можете поехать потом отдохнуть, повысить свой уровень с режиссёрами», и мы награждаем ребят, награждаем педагогов, и они вот так вот приходят, меняются, выходят на сцену. Поэтому мы ищем площадки, взаимодействуем с органами власти, нам предоставляют площадки, чтобы детей наградить, чтобы они чувствовали, что надо снимать позитивное, доброе, мы стараемся вот в этом направлении идти.
К. Мацан
— А есть ли такая у педагогов, не знаю, проблема или не проблема, связанная, собственно, с требованиями к художественному уровню того, что снимается? Я объясню, о чём спрашиваю: с одной стороны, я понимаю, тоже имея какой-то опыт преподавания в детском лагере, допустим, мы кино снимали, музыку писали, монтировали, снимали всё-всё-всё, и есть две крайности: одна крайность, когда ты, как педагог, в общем, восхищаешься, умиляешься, даёшь зелёный свет всему, что ребёнок делает, просто потому, что он это делает, это прекрасно. Но показывать это потом далеко не всегда станешь, потому что это очень просто, это иногда плохо, но ребёнок постарался, во всяком случае. Другая крайность — это чтобы сделать прямо хорошо и педагогу было не стыдно, тогда многое нужно делать самому. Я понимаю, что очень часто в таких профессиях, как журналистика, режиссура, во взрослой жизни обучение какое — «сиди рядом, смотри, что я делаю, через полгода начнёшь делать сам» и так далее. И вот тут педагог должен искать какой-то баланс, чтобы, с одной стороны, это было всё-таки не его произведение, а ребёнка, но чтобы оно было художественно качественное. Какие здесь лайфхаки есть?
Е. Бреднева
— Это примерно точно так же, как с уроками рисования и музыки: ребёнок приходит на кружок в школу рисовать, сначала у него не будет сразу качественный рисунок, и он не должен смотреть год, как рисует учитель, вы согласны, да? Ему нужно самому рисовать, пробовать, ошибаться, учитель должен подправлять там линии. Сначала это будет школьная выставка, потом уже, может быть, какой-то районный, потом фестиваль. Абсолютно то же самое и с кино у нас. Когда мы только запустили, проводили круглые столы, и я помню, там великие режиссёры, кто-то сначала там смотрел и думал: что это тут в наше вторглись, что из кино будет?! А мы объясняем: нет, дети должны развиваться, они уже снимают, и мы должны им помочь, они будут делать ошибки, мы им говорим, как планы снимать, как сценарии писать, сначала они составляют простые сценарии, школьные. У нас очень много школьных кинофестивалей проходит. Вот мы, на примере сейчас скажу: гимназия Александра Невского, она очень большая, может быть, даже одна из самых больших, в Нижнем Новгороде, известная, мы два раза к ним приезжали, провели курсы для педагогов и родителей, и дети присутствовали, и сразу тоже в практику. Трёхдневный такой актив был, то есть преподаем, сразу раздаём камеры и снимаем. Они до сих пор, уже несколько лет прошло, они уже в международных фестивалях участвуют. А первый год был, конечно... То есть они поняли, как планами, как звук, где-то ошибка, потом звонят, какую камеру купить, какую петличку. Сейчас они мне звонят, присылают фильмы уже очень высокого уровня, если я не ошибаюсь, участвуют в международных фестивалях, им дипломы приходят, и у них ежегодно приходит владыка, тоже их награждает. Этот проект они внедрили в программу, каждый класс, с 1-го по 11-й, снимает фильмы. И они говорят: у нас такой прямо активный период лета, мы уже думаем, что мы будем снимать, уже интересно. Это командная работа, они год там снимают, думают, каждый класс, и в мае, к Пасхе, по-моему, приурочен фестиваль, они представляют эти работы. Поэтому здесь это как кинокружок, мы не на телевидении представляем эти работы, чтобы конкурировать с великими режиссёрами, нет. Оно должно быть и как киноискусство, мы должны смотреть образцы, и дай Бог, чтобы снимались хорошие фильмы, и дети их будут смотреть, да, но это как композитор, и ребёнок, когда он приходит, он же не умеет сразу петь и играть, он учится постепенно. Так и здесь, это школьный кинокружок, кто-то из них станет, может быть, какой-то процент режиссёром, сценаристом, а кто-то просто свободное время потратит с пользой. Понимаете, педагог через вот это творчество, просто с ним поговорит, может быть, на какую-то тему. У нас даже было в одном городе, когда мы снимали, пример приведу: мы разбились на команды и пошли снимать по темам, и вот у одной из команд была тема буллинга, то есть отношений в классе. И потом, на следующий день, когда представляли свои работы, педагоги и родители говорят: «если бы мы вчера не снимали этот фильм, мы не знаем, что было бы», там это очень нужно было... Они со слезами на глазах, как сейчас помню, говорят, что «вчера мы разрешили такую важную проблему», и дети стали говорить, когда писали сценарий, на такие темы, и получилось, что они разрешили очень важную проблему отношений в классе, снимая просто вот по этой теме фильм, понимаете, да?
К. Лаврентьева
— Да, это важно.
Е. Бреднева
— Поэтому кино — это очень сильное такое средство. Сейчас для детей запускаются всякие соблазны, которые идут им в пагубу, в интернете очень много этих программ, игр, которые на разрушение идут, и надо, обязательно педагогу включаться, чтобы спасти их свободное время, занять позитивным, чтобы они снимали и как можно больше вот такого доброго выкладывали, поэтому мы вот по этой части, а не для того, чтобы их сделать великими режиссёрами. Если они захотят, они пойдут, мы им скажем, что есть ВГИК, есть ещё там замечательные, там туда-туда-туда. Но мы всё-таки боремся за свободное время, чтобы дети снимали позитивное, доброе, и воспитательный момент вот этот присутствовал, поэтому мы работаем с педагогами.
К. Мацан
— Спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу. Я напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» была Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». Давайте под занавес беседы ещё раз напомним, где вас искать, вот тем, кто сейчас заинтересовался, на какой сайт заходить и что делать — «Святые Online», да?
Е. Бреднева
— Да. И вы также можете присылать нам туда и видео мы размещаем. У нас есть молодёжная редакция, это студенты МГУ, МГИМО, тоже мы с ними выезжаем, вот недавно проводили круглый стол с владыкой Московской духовной академии, в Общественной палате, то есть у нас есть на любой возраст. Приезжайте и с маленькими детьми, и с детьми постарше, и со студентами, у нас очень хорошая, добрая атмосфера, программы, поездки.
К. Лаврентьева
— Это очень интересно, спасибо большое.
К. Мацан
— Спасибо огромное. Кира Лаврентьев и я, Константин Мацан, были в студии вместе с вами. До свидания, до новых встреч на волнах Радио ВЕРА.
К. Лаврентьева
— Всего хорошего.
Е. Бреднева
— До свидания.
Все выпуски программы Светлый вечер
- «Разговор с подростками о христианских ценностях». Елена Бреднева
- «Фрески Макарьева Свято-Троицкого монастыря в Калязине». Юлия Ратомская
- «Смыслы Страстной седмицы». Прот. Павел Великанов
Все выпуски программы Светлый вечер
«Фрески Макарьева Свято-Троицкого монастыря в Калязине». Юлия Ратомская
У нас в гостях была ученый секретарь государственного музея архитектуры имени А. В. Щусева Юлия Ратомская.
Мы говорили об истории фресок некогда затопленного Макарьева Свято-Троицкого мужского монастыря в Калязине, о том, как они были сохранены и где их можно увидеть сейчас.