Темой этой программы стали размышления о том, как дети школьного возраста проходили через опыт дистанционного обучения в продолжительный период карантина, в чем он оказался положительным, а в чем — отрицательным, в чем состоит разница между дистанционным обучением и семейным образованием, какова роль школы как института социализации, а также какое место в перечисленных вопросах занимает вера и религиозное воспитание.
На вопросы Константина Мацана отвечали:
- заместитель директора Московской Елизаветинской гимназии при Марфо-Мариинской Обители милосердия Инна Царева;
- мама 4 детей, автор блога о семейном образовании, советник председателя Патриаршей комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства Ирина Шамолина;
- начальник Управления развития кадрового потенциала системы образования Департамента образования и науки города Москвы, многолетний преподаватель и директор одной из московских школ Илья Новокрещенов;
- кандидат философских наук, заведующая кафедрой философии образования философского факультета МГУ Елена Брызгалина;
- директор отдела по связям с общественностью Фонда социальных инициатив, организатор Дня семьи, любви и верности в России Александр Пашкин.
Инна подвела итоги вынужденного перехода школьников и студентов на дистанционное обучение и ответила, какие главные вопросы в связи с этим появились у обучающихся, учителей и родителей, возможно ли воспитание при обучении онлайн, и какое место вера занимает в преодолении кризисных моментов, связанных с текущей ситуацией ограничений в связи с пандемией.
Ирина объяснила разницу между дистанционным обучением и семейным образованием, рассказала о положительных моментах домашнего обучения, и ответила, какую роль играет школа в социализации ребенка.
Илья размышлял о сути образования, о перспективах полного перехода на дистанционное обучение, и о том, как изменилось отношение к учителям за период самоизоляции.
Елена говорила о переосмыслении целей образования в связи с переходом на дистанционное обучение, о соотношении в образовании обучения и воспитания, об изменении миссии преподавателя в период цифровизации, а также о новых задачах, трудностях и возможностях в сфере образования, которые вывились во время карантина.
Александр поделился, как происходила подготовка к празднованию Дня семьи, любви и верности в России, как карантин повлиял на планы по проведению этого мероприятия, и какая добрая традиция соблюдается в этот день.
Ведущий: Константин Мацан
К. Мацан
— «Светлый вечер» на радио «Вера». У микрофона Константин Мацан. Здравствуйте. Наша нынешняя программа будет не совсем похожа на привычный формат «Светлого вечера». В отличие от часового интервью, мы записали несколько бесед с разными людьми. И поговорим сегодня, в день памяти святых Петра и Февронии и в День государственного праздника семьи, любви и верности, о семье. В одном специфическом ключе: как дети школьного возраста проходили через период карантина, самоизоляции и через опыт дистанционного школьного обучения; в чём этот опыт оказался положительным, в чём отрицательным; в чём разница между дистанционным обучением и семейным образованием; какие вопросы о школе, как институте социализации ребёнка, поставила ситуация домашнего режима; и какова роль веры и религиозного воспитания во всех этих темах. Об этом — в нашей сегодняшней программе. Назад за парты — так можно было бы сформулировать посыл, который в реакции учеников и родителей уловила Инна Царёва, заместитель директора московской Елизаветинской гимназии при Марфо-Мариинской обители милосердия.
— Инна Анатольевна, для вас, как для человека, который работает в школе с детьми, каков главный итог вот этого вынужденного эксперимента с домашним онлайн-образованием, с дистанционным обучением? Какие главные вопросы он для вас поставил, на которые сейчас требуется отвечать?
И. Царёва
— Если говорить о вопросах во множественном числе, то их, конечно, много. Начиная от технических и заканчивая нюансами педагогики. Но если делать главный вывод, то я бы сказала, что он один единственный и он позитивный — это то, что мы все нужны друг другу. И мы нужны друг другу в личном и персональном общении. Вот это очень показало наше вынужденное пребывание дома и общение друг с другом только благодаря интернет-связи и видеоконференциям и онлайн-урокам. Потому что, конечно, ничего не заменит контакта глаза в глаза и вот этой живой связи человека с человеком.
К. Мацан
— А на каких примерах вы это могли бы пояснить? Вот что произошло, что за разговор, урок, в который вы поняли, что глаза в глаза — вот сейчас именно этого не хватает?
И. Царёва
— Это, скорее, поняла даже не то что я — я как бы догадывалась, что так и есть, поскольку жизненный опыт подсказывает, что нет ничего ценнее человеческого общения. Но я видела это по реакции учеников и по реакции родителей. Ведь есть такой стереотип о школе, и далеко не всегда он вызывает позитивные коннотации у большинства населения. Часто думают, что школа — это что-то скучное, нудное, учителя... это то, что мы вынуждены делать, это какая-то рутина, уроки, нас заставляют, скорее бы всё этого закончилось. Согласитесь, что такое бывает: иногда мы слышим такие мнения о школе. И возможно, у нас у всех были тоже не всегда позитивные, может быть, какие-то воспоминания детства. И сейчас, пожалуйста, возник такой замечательный всемирный эксперимент: нет никакой школы, все сидим дома, занимаемся с родителями. Вот, пожалуйста, гаджет — сколько хочешь в нём сиди. И постепенно, довольно скоро, я начала слышать: «А когда же мы вернёмся? А как я скучаю!» — через неделю, может быть, даже через три дня. И чем дольше мы находились на вынужденной разлуке, тем эти голоса становились громче и громче. Мы даже публиковали сочинения наших старшеклассников. И они сами даже просили крикнуть во всеуслышание, как они хотят быть вместе, как они ценят. И дети говорят: «Нет, я теперь всегда пойду в школу, я буду бегом туда бежать, вприпрыжечку, я буду бояться опоздать. Пусть лучше я буду бояться несделанных, невыученных уроков, чем я буду сидеть дома и всем будет всё равно, выучил ли я или нет». Так что это я знаю от детей. И от родителей, от которых я тоже много получила благодарных откликов и прекрасных слов за то, что нам всё-таки удалось организовать обучение и мы не потеряли вот эту связь друг с другом.
К. Мацан
— Вы не случайно это слово «обучение» произнесли. В паре с ним, особенно в таком, что называется, православном дискурсе, всегда идёт «воспитание», и целая дискуссия о том, как связаны в школе воспитание и обучение. И звучали мнения о том, что в ситуации этого дистанционного образования воспитательная составляющая уходит, её тяжелее реализовывать. Вот вы это почувствовали, так ли это?
И. Царёва
— И да и нет. Просто расставляются иные акценты. Думаю, конечно, что мы будем готовы, если случится худший сценарий, если вдруг пандемия продолжится или ещё что-то, то мы будем готовы продолжить обучение и даже воспитание в онлайн-режиме. Но безусловно, конечно, лучше, когда это делает живой человек, перед тобой находящийся, и видит живые глаза детей. Воспитание тоже возможно, но оно просто другое. Нужно учитывать, что мы все через экран друг друга теперь воспитываем. Как радио «Вера», которое тоже через радиоприёмник людей воспитывает и несёт разумное, доброе, вечное. Так что вы же понимаете, что это возможно, для этого и существуете — не правда ли? Так же и через компьютер возможно, но по-другому. Вот будем учиться в том числе у вас, как это делать. Надеюсь, что пригодится не в такой сильной мере, надеюсь, что всё-таки мы вернёмся в живые школы за живые парты.
К. Мацан
— Вы работаете в особенной школе — это православная гимназия. И надо полагать, что и ученики и их родители — в большой степени это люди церковные, верующие... если это поддаётся какому-то такому наблюдению, реакция верующих людей... в ситуации ограничений, карантина, пандемии, домашнего образования, если угодно, отличается от реакции людей более такого секулярного сознания. Вот что вы здесь наблюдаете? Есть ли вообще такое разграничение или это какое-то надуманное разделение, и всё у всех людей одинаково?
И. Царёва
— Я думаю, конечно, мы все люди и все человеки. Поэтому общечеловеческое — то, что нас объединяет, как и эпидемия нам вредна и опасна для всех, для верующих и для неверующих, так же и изоляция. Мы тут столкнулись с общими проблемами. Но думаю, что верующий человек в любом случае счастливее нецерковного человека, потому что у него есть такой мощный инструмент, как молитва. И у нас есть осознание нашего неодиночества всегда. Даже если мы находимся дома одни, мы знаем, что мы с Богом и святые за нами приглядывают. Поэтому верующему человеку всегда легче пережить и такие сложные условия, которые диктует нам время и обстоятельства. То же самое, думаю, и то, что касается образования: нам легче было пережить. Поэтому, я считаю, что мы в Елизаветинской гимназии поддерживали больше друг друга, нежели нервничали вместе. Потому что на первый план выходит вот именно то, что я могу сделать в этой ситуации, а не то, кого я могу обвинить. Это просто уже привычка верующего человека.
К. Мацан.
— Это была Инна Царёва — заместитель директора московской Елизаветинской гимназии.
К. Мацан
— Это «Светлый вечер» на радио «Вера», мы продолжаем наш разговор. Существует мнение, что семейное образование — это как раз то, через что многие семьи прошли в течение карантина, то есть механический перенос школьного расписания в домашние условия. Однако, это не так. В чём разница между дистанционным обучением и семейным образованием? Об этом мы беседуем с Ириной Шамолиной, мамой четырёх детей, автором блога о семейном образовании, советником председателя Патриаршей комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства.
— Ирина, для вас, как для человека, который занимается просвещением в области домашнего образования, семейного образования, ситуация последних месяцев, когда много семей в одночасье оказались дома и начали практиковать в некотором виде то самое домашнее образование — в том виде, в котором оно сейчас сложилось в эти месяцы у обычных школ. Для вас итоги этой ситуации скорее положительные или отрицательные?
И. Шамолина
— Моё мнение, что в целом сложившаяся ситуация для смены
образования имеет позитивный эффект. Однако, следует сразу сделать различие
между дистанционным форматом школьного образования — это опыт, который получили
родители этой весной — и настоящим семейным образованием, при котором родители
управляют сами образовательным процессом, над ним не стоит школа со своим
жёстким ежедневным контролем, сколько ребёнок должен сидеть, где и так далее.
Вообще, детям, конечно, чрезвычайно тяжело сидеть перед компьютером долгое
время. И практически никто из семейников не практикует вот такой формат, чтобы
дети сидели по 4-6 часов в день онлайн. То есть я знаю, что есть такое
представление у некоторых людей, что семейное образование равно дистанционному
обучению. Это не так. То есть, конечно, наши дети какие-то онлайн-курсы
посещают, но это, скажем, 2-3 раза в неделю, это не каждый день по 4-5 часов.
Мне бы, конечно, хотелось, чтобы родители, рассматривающие семейное
образование, сразу столкнулись бы с семейным образованием в его реальной форме,
а не в форме того, что может приниматься за семейное образование, этим не
являясь, то есть перенос школы домой в онлайн-формате. Но в целом я считаю, что
эффект всё равно положительный для развития семейного образования. Во-первых,
потому, что многие родители имели возможность ознакомиться с реальным уровнем
знаний детей, которые часто не соответствуют оценке. То есть бывают такие
ситуации, и я их знаю много, что ребёнок в школе имеет «четыре» и «пять», а
когда родитель начинает с ним садиться и начинает с ним заниматься, потому что
ему нужно подготовить урок — ребёнку тяжело, он этот онлайн не понимает, и
родитель начинает с ним разбираться, и оказывается, что, да, ребёнок делал
какие-то упражнения, но он смысла их не понимает, основ предмета он не знает,
путается в базовых понятиях. То есть понятно становится, что упражнения,
которые он делал, выполнялись по образцу как бы — где-то он угадал, где-то не
угадал, и всё это очень-очень поверхностно. То есть реального системного знания
нет. И вот это осознание часть родителей сподвигло на то, чтобы всё-таки взять
образование в свои руки или кардинально пересмотреть ту ситуацию, которая у них
была — та образовательная стратегия, которую они выбрали, отдав ребёнка в
определённую школу.
И второй момент, который мне кажется очень позитивным, это опыт вообще общения
со своими детьми, такой круглосуточный, который для многих родителей являлся
чем-то давно забытым, поскольку при ситуации, когда ребёнок ходит в школу...
потом, ещё часто дети проводят время на каких-то дополнительных занятиях, потом
они приходят и дома заняты выполнением уроков. Чисто на общение остаётся очень-очень мало времени. И конечно, такие
доверительные отношения иссушиваются, теряются. И родители и дети становятся
отчуждёнными. И родители через несколько
лет такого режима уже плохо ориентируются, плохо знают своего ребёнка,
не очень понимают, что там творится у него в голове. И вот этот период
карантина многие семьи могли использовать для того, чтобы всё-таки
познакомиться заново со своими детьми, узнать их получше, разобраться в том,
что им интересно, чем они живут, и как-то сблизиться в качестве семьи.
И ещё третий момент, который мне кажется очень позитивным: я надеюсь, что
осознание это произошло в большом количестве семей — осознание, о чём я
постоянно говорю, что образование и воспитание — это неразделимые вещи.
Нельзя... одно без другого не существует. То есть тот формат, в котором даётся
образование... сам формат и то, как это делается, накладывает... и является
одновременно и воспитательным процессом. То есть ребёнок не разделяет: вот это
жизнь, а вот это — это получение мной образования. Для него это всё вместе
жизнь. И когда мы занимаемся лично образованием ребёнка, мы, конечно, это
гораздо лучше видим и чувствуем, как жизненные какие-то мировоззренческие
позиции пронизывают всё, и вообще поведение ребёнка, и его отношение к учёбе, и
как это влияет друг на друга. То есть его отношение к учёбе, то отношение,
которое формируется в результате обучения по определённой системе, оно влияет
очень сильно на ребёнка, на его мировоззрение, на его отношение вообще к другим
вещам. То есть если ребёнок привык заниматься отписками, что-то такое формально
делать, он и в других сферах — в взаимоотношениях и в работе, которой он будет
заниматься, или ему что-то поручают по дому делать — он будет так же
относиться. Это будет очень формальный, такой поверхностный подход, без
вникания, без желания. Если у него нет познавательного интереса в учёбе, у него
не будет и познавательного интереса в таком широком смысле. Потому что это
состояние сознания, когда ребёнок хочет изучать, хочет исследовать, он открыт
миру, он хочет узнать это творение Божие во всех его многообразных, очень
сложных, интересных проявлениях, — если этого нет в учёбе, это очень сильно
влияет в целом на отношение к жизни. Если ребёнок формируется во время учёбы
как пассивный поглотитель, как пассивный получатель какой-то информации,
которая им не особенно осмысливается, он просто должен её послушать, потом
прочитать текст, найти ответы на вопросы, заполнить, выбрать в тесте какие-то
цифры, и на этом считается обучение, изучение предмета законченным; то он так
же будет неизбежно относиться вообще к жизненному устройству, он будет таким
пассивным наблюдателем, вместо активного исследователя такого, любопытного
такого познавателя, он будет просто так отстранёно наблюдать: если вам что-то
от меня надо, то вот — я что-то сделал, возьмите и оставьте меня в покое.
Поэтому я очень надеюсь, что много родителей смогли увидеть вот эту связь,
увидеть, что воспитание, образование — это одно целое, которое нельзя
разделить, невозможно отделять воспитание от образования. И мы, как родители,
должны понимать, что те решения, которые мы принимаем в области образовательной
стратегии, касающиеся наших детей, это и есть воспитательное решение. Это
неразрывные вещи, которые влияют, взаимосвязаны, так как человек — это единое
целое. Вот моё общее такое впечатление. Я всё-таки надеюсь, что родителей,
которые это увидели и будут делать более осознанный выбор того образования,
которое они своим детям предоставляют, их будет больше.
К. Мацан
— Вы разграничили понятия и сами феномены и практику дистанционного обучения и семейного образования, сказав, что семейное образование — это то образование, в котором траектория, количество уроков и потраченное на них время, определяется родителями, а не просто копирование школьного расписания дома в онлайн-режиме. А вот чуть подробнее: в чём тогда принципиальное отличие и суть семейного образования. Позже встать ребёнку, меньше времени тратить на одни уроки, больше на другие, по-другому время в принципе распределять — вот какова здесь принципиальная схема?
И. Шамолина
— Да, с удовольствием прокомментирую. Мы выбрали семейное
образование, с академической точки зрения, для того, чтобы дать возможность
ребёнку заниматься, развиваться по индивидуальному образовательному маршруту. С
академической точки зрения родители при выборе семейного образования обычно
преследуют именно эту цель. Школьная программа — это усреднённый такой вариант
совершенно естественным образом, потому что он рассчитан на всех. Это некое
такое усреднённое лечение для болезни необразованности, я бы так сказала. А
внутри семьи родители для каждого из своих детей имеют возможность, поскольку
детей обычно не так много, даже если это восемь детей, то всё равно это не 30
человек в классе у одного учителя, которых он к тому же не видит целый день, он
с ними не живёт. А родители, даже если у них восемь, девять детей, к тому же
они обычно не рождаются все сразу, а по очереди. И редко бывает так, что люди
одновременно учат больше пяти детей школьного возраста. И таким образом где-то
для пяти детей школьного возраста вполне реально подобрать индивидуальный
образовательный маршрут, то есть понять, что этому ребёнку, например, легко
даётся математика — он во втором классе, но уже решает задачи из учебника
третьего класса. Зачем я буду с ним сидеть во втором классе целый год, когда он
в начале второго класса решает задачи из учебника третьего класса? Значит, я
ему буду давать большую нагрузку на математику. А вот, например, писать для
него сложнее, для него жуткое мучение выводить буквы. И хотя он во втором
классе и дети уже пишут, я не буду ему давать такой объём письменных работ,
который требуется в школе. Потому что в школе объём письменных работ нужен в
первую очередь для того, чтобы учителю было легко оценить знания учеников,
потому что устно опросить по каждому предмету 30 учеников очень сложно. А я
могу с этим ребёнком устно проговорить и грамматику русского языка, и устно с
ним делать упражнения и так далее, и не заставлять его так много писать.
Таким образом я, как родитель, всегда должна найти ту нагрузку по каждому
предмету, которая не будет для ребёнка слишком лёгкой, чтобы он не халтурил, и
не будет слишком тяжёлой, чтобы он не потерял мотивацию. И это реально сделать
только при индивидуальном обучении. И по каждому предмету на каждого ребёнка мы
находим вот этот баланс, чтобы ребёнок работал добросовестно, но не был слишком
перегружен. В концепции «один размер для всех», как школьная программа, это,
как вы понимаете, сделать невозможно. Вот есть стандарт: второй класс, третья
четверть — вот твой набор, который ты должен знать, и всё. Поэтому семейное
образование очень-очень в этом смысле выгодно.
К. Мацан
— Часто в связи с феноменом семейного образования встаёт вопрос о формах социализации ребёнка. Часто указывают на то, что школа, в которую ребёнок ходит, это и есть одна из форм социализации. И эта тема во многом заново актуализировалась именно в связи с карантином и дистанционным обучением, когда, может быть, в порядке такого полемического заострения, стали говорить и про школы и про вузы, кстати, тоже, но мы сейчас про школы беседуем, что: а зачем тогда школа вообще? Вот есть конкретный преподаватель единичный, вот он может преподавать. Школа как некий институт, сопровождающий ребёнка в процессе взросления, в принципе ставится под вопрос. Вот что вы об этом думаете?
И. Шамолина
— Я придерживаюсь того мнения, что для христиан самая важная социализация сводится к умению человека вести себя доброжелательно и порядочно с другими людьми. Мне кажется, что это главное, чему должны научить родители-христиане своих детей: как относиться к другим людям доброжелательно, с любовью и порядочным образом вести себя. И для цели такой социализации самое лучшее место — это семья, где под контролем родителей дети могут учиться такому поведению, такому отношению друг к другу, которое соответствует христианскому мировоззрению. Какому отношению друг к другу дети учатся в детском коллективе мы хорошо знаем, и это не совпадает с целями христианского воспитания. Поэтому мне кажется, что для нас вопрос социализации не выглядит так, как выглядит для секулярного взгляда, который понимает под социализацией «с волками жить — по волчьи выть»: как же ребёнок будет таким незащищённым, а надо уметь работать локтями, наступать на головы и так далее — мы же не этого хотим от наших детей, не об этом написано в Священном Писании. Поэтому мне кажется, что ответ на вопрос, касающийся социализации, родители должны искать в рамках своего мировоззрения и, исходя из этого, решать, какая социализация будет подходящей для его ребёнка.
К. Мацан
— Но при этом есть всё же и иной взгляд на социализацию. Вот не «с волками жить — по волчьи выть», а умение отстаивать свои ценности, находясь в среде, где эти ценности не разделяют. Я от одного священника многодетного такую мысль услышал, что иной раз даже он считает полезным идти ребёнку из православной семьи не в православную гимназию, а в обычную, чтобы привыкать быть, грубо говоря, белой вороной в коллективе, где абсолютное большинство будет неверующими. И это некий важный навык сохранения своей идентичности, своей веры, своего «я», своего воспитания в среде, которая к этому не благоприятствует. Такой взгляд на роль социализации как в вас отзывается?
И. Шамолина
— Да, я знакома, конечно, с этим взглядом. Это очень распространённый взгляд. Я к нему отношусь с большим уважением и считаю, что если родитель считает, что его ребёнок уже настолько сформирован как христианин, что он в состоянии отстаивать своё мировоззрение в дискуссиях и в социальной среде неверующих детей, подростков, то, конечно, для него это может быть интересный опыт. Но здесь нужно, мне кажется, подходить индивидуально. Мне очень нравится термин «социальная доношенность». Вот как у нас рождается ребёнок когда, мы говорим про физическую доношенность, что он готов жить вне утробы матери — в такой агрессивной среде, по сравнению с утробой матери, где тепло и уютно, и ему не нужно плакать, показывать, что он голоден и так далее. Также социальная доношенность происходит в семье, и когда ребёнок созревает социально, он совершенно нормальным образом адаптируется в иную среду — в среду вне семьи. И вот каждый родитель просто по своему ребёнку видит, есть эта социальная доношенность или её ещё нет. И мне кажется, что в таких ситуациях, когда ребёнок настолько укоренённый в христианстве, укоренённый в православие, что как бы его можно в эту агрессивную среду помещать и быть спокойным за него, что она будет его только укреплять — это замечательно, и я просто рада за родителей, которые могут воспитать детей в раннем возрасте уже такими укоренёнными в вере.
К. Мацан
— Это была Ирина Шамолина — мама четырёх детей, автор блога о семейном образовании, советник председателя Патриаршей комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства. Это «Светлый вечер» на радио «Вера». Мы вернёмся после небольшой паузы, не переключайтесь.
К. Мацан
— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается, у микрофона Константин Мацан. И говорим мы сегодня, в день памяти святых Петра и Февронии и в День семьи, любви и верности, о семье, в одном специфическом ключе: о том, как дети школьного возраста проходили через период карантина и самоизоляции и через опыт дистанционного школьного обучения. Какие отрицательные и положительные моменты в этом опыте отмечают для себя в самой системе руководства школьным образованием, как проявила себя школа в этих карантинных условиях, к каким размышлениям о роли школы как института социализации побуждает сложившаяся ситуация? Над этими и другими вопросами в нашей программе размышляет Илья Новокрещёнов — начальник Управления развития кадрового потенциала системы образования Департамента образования и науки города Москвы, многолетний преподаватель и директор одной из Московских школ.
— Илья Владимирович, мы все, дети, родители, у кого дети учатся в школе, прошли через такой эксперимент, вынужденный во многом, как дистанционное обучение, в связи с карантинными неделями. Для вас, как для человека, который много лет преподавал в школе, а сейчас работает в управлении образованием, итоги этого эксперимента в чём положительные, в чём отрицательные, какие вопросы они поставили, какие перспективы открыли?
И. Новокрещёнов
— Во-первых, я немножко несогласен с оценкой этого как эксперимента, потому что всё-таки эксперимент предполагает намеренное получение какого-то такого опыта. А здесь ничего намеренного не было, просто действительно те тенденции по цифровизации образования, которые в принципе сложились уже в последние годы, просто эти тенденции были обострены вот этим вынужденным переходом на полное дистанционное обучение. Здесь есть и плюсы, здесь есть и минусы. Первый важный плюс для меня лично — это плюс о том, что вынужденное дистанционное обучение показало, что всё равно никакой робот, никакой дистант живого учителя, живого общения не заменит. Поэтому все на себе это испытали, потому что, несмотря на то, что постарались очень быстро развернуть дистанционное обучение, не сразу всё было гладко, хотя учителя в принципе справились, всё равно все говорили и говорят до сих пор только об одном: мы ждём того момента, когда мы наконец вернёмся в школу. Даже самые наши такие ребята, которые не всегда с большой радостью шли в школу, клянутся, что будут вести себя совершенно иначе, лишь бы только вернуться обратно друг к другу, к педагогам и так далее. Так что, на самом деле это плюс, ещё раз повторю, который показал, что никакой робот, никакой дистант живого общения, живого учителя не заменит. Это показало вот это вынужденное дистанционное обучение.
Второе: наверное, здесь обострился один очень важный вопрос,
связанный с технологией преподавания. Потому что, к сожалению, в большинстве
школ на большинстве уроков у нас такой воспроизводящий, скажем так, механизм
преподавания, когда педагог рассказывает — и в этом смысле, чем лучше
рассказывает, тем лучше, тем интереснее, — а ученик слушает. И в этом смысле
чем он больше похож на диктофон, тем круче, потому что чем точнее
воспроизведёт, тем лучше. И вот эта воспроизводящая модель на самом деле в
дистанционном обучении провалилась. В общем провалились те уроки, которые
учитель пытался вести так же, как очные занятия, то есть детей подключаем и
начинаем рассказывать — ребёнок сидит, слушает. Проблема-то в том, что на уроке
видно, что он делает, помимо того, что слушает, а на дистанции не видно. Он
может откликаться, может на себя автарку какую-то повесить, скриншот и так
далее. И вот эта воспроизводящая модель показала свою несостоятельность. И это
тоже плюс, потому что это заставило педагогов действительно задуматься, что
учение-то осмысленное начинается, когда ученик это субъект, а не объект, что
правильно и важно, начинается с момента, когда ребёнок включается. А включается
он, когда ему интересно, когда он понимает, зачем он включается, то есть когда
у него мотив есть определённый, когда мотивация внутренняя. Не внешний стимул,
допустим: «Сиди смирно, а то «двойку» поставлю», — а именно внутренняя
потребность и понимание того, ради чего я учусь, для чего, для каких
результатов, для какого будущего и так далее.
И по большому счёту, наверное, это дистанционное обучение показало нам путь
возвращения к истокам. Вот несмотря на то, что, может быть, это прозвучит
парадоксально: с одной стороны, кажется, что, наоборот, мы как будто в будущее
шагнули, по большому счёту, мне кажется, это возвращение к истокам. Это то, о
чём Густав Малер говорил, это его интерпретация, что традиция — это передача
огня, а не поклонение пеплу, — я это имею в виду. А в чём огонь? В изначальном
смысле образования — от слова «образ»: человек стремится обрести образ, подобие
Бога и так далее. В этом смысле образование не может быть неосмысленным, оно не
может быть неосознанным, оно не может быть без мотивации. Именно с мотивации
начинается образование — и дистанционное обучение это показало. Не будет
мотивации — ничего не произойдёт. Это тоже плюс. А ещё плюс такой, что учителя,
директора и школы поняли, что очень многие рутинные процессы, на которые уходит
много времени, много сил, на самом деле очень легко заменить и не тратить на
них время. И вот эта ненужная иногда мишура как-то отпала на время
дистанционного обучения.
Из минусов — ключевым минусом является наша неготовность к тому, чтобы быстро можно было перейти на такую систему обучения, которая, кстати, в будущем всё равно может пригодиться, потому что всё равно у нас есть дети, которые длительно не посещают школу по разным причинам. Они могут быть больны как временно, могут просто испытывать трудности со здоровьем, скажем так, в течение всей своей жизни. И они сейчас у нас часто просто исключены из школьной жизни, а не только из урочной. Поэтому всё-таки наша неготовность к тому, чтобы быстро разворачивать дистанционное обучение, скорее, минус. Вот это тоже было проявлено. Потому что, ещё раз повторю, дистанционное обучение может повысить эффективность образования, если мы будем удерживать основной смысл его, конечно.
К. Мацан
— В эти карантинные недели звучали слова от разных экспертов и даже чиновников высокого уровня, на которые очень резко и так нервно реагировали представители преподавательского сообщества и в школах и в вузах, о том, что теперь мы вообще можем всё образование в целом рано или поздно перевести в онлайн. Вот как вам кажется, такая позиция из чего исходит: из непонимания сути образования, из незнакомства с реалиями? Вот как на это можно реагировать?
И. Новокрещёнов
— По-разному можно реагировать. Я не знаю, что двигало теми людьми, которые это произносили, наверное, у них были какие-то свои аргументы внутренние. Но для меня, как и вообще для всех нас, образование — это то, что написано в законе об образовании про него. Это целенаправленный процесс воспитания и обучения. Если обучение, то есть формирование каких-то определённых навыков, часто можно в принципе перенести в дистанционную форму, то вот с воспитанием возникли сложности. Потому что всё-таки мы существа социальные, и наша социальность проявляется, скажем так, только в тот момент, когда мы общаемся друг с другом. Могут быть, кстати, какие-то мероприятия удалённые, но не воспитание в подлинном смысле этого слова. Поэтому, может быть, от непонимания того, что образование — это не только обучение, может быть, не знаю, сложно сказать. Тяжело реконструировать за людей то, что они имели в виду, когда говорили те или иные вещи. Но для меня очевидно, что, конечно, образование — это воспитание плюс обучение. Воспитание не зря на первом месте стоит в законе об образовании, совершенно не зря.
К. Мацан
— А такая роль школы, как социализация? В принципе мы сейчас об этом как раз и говорим отчасти, и вы об этом говорите. К каким новым размышлениям на эту тему подвигла ситуация с карантином, если подвигла? Вот школа как институт, который отвечает за какое-то такое социальное взросление ребёнка. Почему об этом спрашиваю — потому что это тоже одна из граней проблемы, о чём заговорили: а нужны ли в принципе институты, если можно всё делать удалённо? Или если менее радикально задать вопрос: а в чём именно их необходимость?
И. Новокрещёнов
— Необходимости много. Кстати, школа, как социальный
институт, свою значимость и необходимость в это время только подтвердила. И
здесь, может быть, две позиции, немножко крайние, может быть, но они обе имеют
право на существование. Первая — это отношение к школе как некоему социальному
сейфу. Многие родители не имеют возможности заниматься воспитанием детей
круглосуточно. В то время, когда они работают, им важно, чтобы дети оставались
под присмотром взрослых. И в этом смысле очень многие страдали родители ровно
от того, что детей невозможно было никуда передать, и они вынуждены были с ними
проводить много времени, и это было трудно. Кстати, многие родители теперь
по-другому относятся к учителям, понимают, что, наверное, профессия учителя не
такая простая. Но в любом случае тот социальный институт, который действительно
обеспечивает присмотр взрослых за детьми, это важная тема, но это не самая
главная, может быть, тема. А самая главная тема — то, что, наверное, процесс
социализации, процесс взросления ребёнка — а ведь всё-таки главная наша задача
взрослых по отношению к ребёнку — сделать так, чтобы ребёнок смог бы без нас
обходиться в будущем, это самая главная задача во всех смыслах. Поэтому вот эта
социализация, включение человека в общество, в общественную жизнь, наверное,
связано прежде всего с присвоением некоторых культурных образцов. То есть не
просто за их наблюдением, но за их присвоением. И для ребят, конечно, очень
важно видеть образцы этого поведения. В любом случае, прежде чем что-то
присвоить, нужно с этим познакомиться как минимум.
И мы же понимаем прекрасно, что для подростков свойственно в меньшей степени
искать такие образцы в литературе, иногда даже в кинематографе. А им
свойственно искать эти образцы в среде своих сверстников. И в этом смысле
заменить вот эту естественную социализацию через общение со сверстниками, через
поиск разных образцов поведения... причём поиск не только позитивных, но и
негативных. К нам, например, недавно приходил на собеседование один кандидат в
директора, и когда я его спросил про то, а что собственно его привело в
профессию — он учителем решил стать, в педагогику пошёл, — он сказал
парадоксальную вещь, что у него были очень плохие учителя, и он понял, как не надо
быть учителем, и что он может быть хорошим учителем, поэтому пошёл. И в этом
смысле обучение в том числе и через негативные примеры, когда ты наблюдаешь
негативные образцы, тоже важная тема. Именно поэтому социализацию не заменишь
дистантом. Ребёнок должен видеть образцы поведения, должен видеть, как ведёт
себя взрослый, как взрослый реагирует на ту или иную ситуацию — особенно
значимые для ребёнка взрослые. Он должен видеть, как сверстники реагируют на ту
или иную ситуацию, должен понимать, где, скажем так, заканчивается важное для
него чувство сопричастности к некоторой группе, общности с группой, и
начинается его личный выбор, когда он всё-таки готов в каких-то ситуациях идти
наперекор общественному мнению. Это через дистант невозможно никак освоить.
К. Мацан
— В связи с опять-таки дистанционным обучением, рядом возникает тема семейного образования. И здесь тоже важно услышать мнение человека именно системы школьного образования. Нередко звучат две позиции со стороны школьных учителей и тех, кто занимается этой сферой, что, с одной стороны, нет, всё-таки школа предпочтительнее по разным причинам. А вторая позиция, что если можно в семье, то лучше в семье — вот это идеально. А уж кто не может, тогда мы вас в школе встретим и всё от себя зависящее сделаем. Вы как себя находите между этими двумя позициями?
И. Новокрещёнов
— Сложно я себя нахожу. Могу ответить только от себя, потому
что я тоже родитель, ни в коем случае не от системы образования. Я для себя
таким образом ответил на вопрос, что социализация в совсем раннем возрасте, то
есть воспитание в совсем раннем возрасте желательно действительно должно
проходить в семье. То есть в момент, когда значимым для воспитания, для самого
ребёнка является его родитель, он должен быть рядом. И в этом смысле если есть
возможность ребёнку в дошкольном периоде побыть дома с семьёй, то мне кажется,
это лучше сделать действительно в семье. У меня, например, ребёнок пошёл в
детский сад за один год до того, как пойти в школу для того, чтобы освоить
немножечко общие навыки поведения в обществе и так далее. И кстати, он очень
быстро социализировался и абсолютно очень быстро вошёл в коллектив — никаких
проблем здесь не было. Но может быть, это частично справедливо и для начальной
школы. Ещё раз повторю: в момент, когда для дальнейшего развития ребёнка особую
важность приобретают значимые взрослые, и это могут быть не родители, и это
хорошо, что это часто не родители. У ребёнка совершенно нормально, естественно
протест возникает против родителей или битва за свою свободу и так далее — это
нормально для взросления ребёнка. Но должен быть значимый взрослый рядом
какой-то, к которому ребёнок прислушается, и плюс сверстники. В подростковом
периоде это абсолютно необходимо. Моя позиция, по крайней мере, такова, что в
младшем школьном возрасте, наверное, лучше семейное обучение, воспитание.
Но вот чуть-чуть попозже, может быть, лет с 8-10, всё-таки ребёнку крайне
необходимо находиться в коллективе сверстников. В любом случае, даже если
родители переживают, что ребёнок может попасть в какие-то дурные компании,
видеть какой-то плохой пример, мы должны понимать, что человек — существо
социальное, нам жить в том обществе, в котором мы находимся. И поэтому чем
раньше ребёнок поймёт, познакомится с этим обществом, найдёт в том числе для
себя какие-то... научиться даже говорить «нет», когда ему настойчиво что-то
предлагают. Это важно, потому что в иных случаях он может выйти в общественную
жизнь, как из оранжереи, оказаться к ней полностью неготовым. И это может стать
трагичным для него опытом. Он будет просто не готов столкнуться с теми вещами,
с которыми он должен был столкнуться раньше и должен был раньше выработать свою
позицию по отношению к этим вещам.
К. Мацан
— Это был Илья Новокрещёнов — начальник Управления развития кадрового потенциала системы образования Департамента образования и науки города Москвы, многолетний преподаватель и директор одной из московских школ.
К. Мацан
— Это «Светлый вечер» на радио «Вера». Мы продолжаем наш разговор о школьном образовании в ситуации карантинных ограничений. Не раз в нашей программе прозвучали слова о соотнесённости обучения и воспитания в процессе образования. Это глубинный вопрос целей образования. Какие проблемы и задачи в этом смысле обнажил случившийся опыт дистанционного обучения как в школах, так и в вузах. Об этом размышляет Елена Брызгалина — кандидат философских наук, заведующая кафедрой философии образования философского факультета МГУ.
— Елена Владимировна, для вас, как для философа и учёного, какая главная проблема обнажилась в связи с карантином, домашним обучением, дистанционным образованием и прочими мерами ограничения такого привычного течения жизни, в том числе в области образования? На какой вопрос, как вам кажется, система образования должна себе ответить на основе того опыта, который мы все пережили?
Е. Брызгалина
— Вы знаете, вы сформулировали самую действительно болевую
точку. И для меня, как для философа, она состоит в проблеме целей образования.
Потому что когда мы оцениваем требования к процессу образования, изменения
результатов образования, когда мы смотрим, как трансформируется система
образования, глобальная или национальная, мы должны отвечать на вопрос: а ради
чего все происходящие изменения? Явного ответа на этот вопрос, к сожалению, не
было и в докризисную, скажем так, эпоху. И сейчас самое время поискать какие-то
консенсусные варианты ответа на вопрос: какова современная цель образования?
Если мы понимаем образование как обучение и воспитание, то основные тенденции в
развитии образования, которые в последние годы формировались, ускорились, в
связи с пандемией. Мы можем оценить эти тенденции с точки зрения их реальной
реализации или ограничений. С проблемами воспитания возникли очень большие
проблемы, потому что учитель, педагог, изменив свои функции в условиях дистантного
образования, уже не может пользоваться традиционными воспитательными приёмами и
методами. Родители, оказавшись в новой ситуации, испытывают некий кризис
воспитательных моделей. Поэтому, с философской точки зрения, задача связана с
переосмыслением целей образования, понимаемого как обучение плюс воспитание.
Сегодня мы столкнулись с тем, как децентрализуется система образования, как
увеличивается количество внесистемных провайдеров образования. Глобальным
вопросам и концепциям начинают отводить роли второго плана. Даже относительно
собственно научных теорий возникает вопрос: нужно ли их давать в образовании
или образование должно быть нацелено на достижение каких-то очень прагматичных
результатов. Например, помочь человеку выжить, научить каким-то бытовым навыкам.
Соответственно, достижение практической эффективности всё больше трактуется как
желательный результат образования. Это очень некорректная и узкая трактовка.
Всё, что связано с воспитанием, очень сложно утилитарно измерить. Гуманитарные
результаты образования — очень сложный актив. Как можно оценить открытость для
усвоения знаний, умение адаптироваться к новым технологическим ценностным
ситуациям? Вот то, что становится результатом образования в классическом,
высоко понятом смысле образования, сегодня для многих людей является
неочевидным результатом. И поэтому в статус невостребованного попадает как раз
то, что формирует целостную картину мира, работает на то, что мы имеем дело с
разнонаправленно развитым человеком, который отвечает на вопрос, в чём смысл
его жизни, в чём смысл существования человечества и может осмыслить какие-то
моменты, кризисные, жёсткие, с точки зрения не только потребности в личном
выживании и обеспечения безопасности здесь и сейчас, а в более широкой
эволюционной перспективе. Сегодня время диктует вот так широко и глубоко
понятого образования.
К. Мацан
— Мне очень важным показалось то, что вы говорите о тех возможностях, которые либо присутствуют, либо отсутствуют у преподавателя в режиме дистанционного обучения. В связи с ситуацией дистанционного обучения нередко звучала тема как раз об этой образовательной модели: учитель — ученик. Вот что здесь происходит, что вы здесь выделяете для себя как существенное, как важное, какой аспект вам кажется достойным обсуждения?
Е. Брызгалина
— Обсуждение изменений миссий преподавателя в связи с цифровизацией началось уже достаточно давно. И пандемия, с резким сломом привычного характера отношений между учителем и тем, кто учится, только ускорила дискуссии. Мне видится, что роль преподавателя связана именно с человеческими его характеристиками, с эмоциями, с возможностью оценить не только формализованные результаты, прагматически понятые, но увидеть, как ученик растёт над собой. Преподаватель может сегодня превратиться в создателя обучающего опыта, в специалиста в области дизайн-мышления. Именно преподаватель может реализовать так называемые индивидуальные карты развития, помочь обучаться школьнику, студенту в процессе собственной деятельности. Цифровизация, и об этом всегда говорили эксперты, не вытеснит человеческое взаимодействие. Дистантное онлайн-образование — массовое, более дешёвое, но для каждого человека останется необходимость понимать другого. Изменится отношение между ключевыми субъектами образования, но, как фактор социализации в процессе общения ученика и учителя, ребёнка и родителя, образование должно сохраниться. Иначе мы потеряем важнейший механизм передачи культурной традиции, мы рискуем потерять человеческое в человеке, мы рискуем обрести поколение новых Маугли — детей, выученных компьютерами, сетями искусственного интеллекта, которые не будут уметь понимать эмоции. Ведь мы в последние годы очень неправильно делали в образовании упор на дисциплину и конкуренцию, выстраивали рейтинги вузов, рейтинги учеников и педагогов. Сегодня стоит задача заменить дисциплину и конкуренцию на самостоятельность и сотрудничество. А эти характеристики являются характеристиками человеческих взаимоотношений. Вот уже в последних реформах очевидно, что роль организаторов образования становится больше, а значение влияния каждого отдельного учителя или профессора на школьника или на студента падает. Очень важно, чтобы технические организаторы учебного процесса не подменили своими функциями сути образования.
К. Мацан
— Это была Елена Брызгалина — кандидат философских наук,
заведующая кафедрой философии образования философского факультета МГУ.
Наверное, не случайно рядом с темой школьного образования неизменно встаёт тема
семейного, домашнего обучения, семейных ценностей и отношений детей с
родителями. И тем более символично, что в нашем эфире мы говорим об этом именно
сегодня — в День семьи, любви и верности. С нами на связи Александр Пашкин —
директор отдела по связям с общественностью Фонда социальных инициатив,
организатора Дня семьи, любви и верности в России.
— Александр, в этом году необычный такой получается День семьи, любви и верности, в связи со всем понятными причинами, в связи с карантином и самоизоляцией. И на самом деле многие эти карантинные недели провели как раз в семьях. Даже кто-то делится впечатлениями, размышлениями о том, что заново узнали членов семьи, заново посмотрели на детей. И для кого-то это показалось не очень простым опытом, для кого-то, может быть, радостным и полезным, но вот что вы думаете о таком символическом стечении обстоятельств в этом году?
А. Пашкин
— Да, действительно, Константин, это было и испытание для всех нас, и проверка наших семей на прочность, на крепкость семейных союзов, устоев. На самом деле, да, начиная с 2008 года, мы немного по-другому праздновали День семьи, любви и верности. Потому что это праздник молодой, несмотря на то, что у него очень глубокие корни, но мы всегда организовывали праздничные мероприятия на исторической родине этого праздника — в городе Муроме Владимирской области. Во всех без исключения регионах Российской Федерации и в более чем 80 странах мира каждый в силу своих национальных, религиозных особенностей организовывал различные мероприятия по празднованию Дня семьи, любви и верности. В этом году все мероприятия отменены, поэтому праздник будет наполнен немного другой традицией. Возможно, она зародится, благодаря тем обстоятельствам, не очень простым для всего мира, и семьи действительно будут праздновать этот день в каком-то узком кругу. Возможно, появятся новые традиции, и это будет одной из позитивных историй или одним из тех уроков, которые мы вынесем из этой сложной ситуации с распространением коронавируса.
К. Мацан
— А к чему в этом году вы готовились в оргкомитете праздника? Что готовилось, что планировалось и что в связи с последними событиями всё-таки останется как некая форма празднования, что будет преподнесено людям?
А. Пашкин
— Поскольку ежегодно планирование мероприятий по празднования Дня семьи, любви и верности начинается весной, а в этом году мы все уже были в курсе того, какая эпидемиологическая ситуация сложилась в нашей стране и за рубежом, и мы все понимали, что планировать какие-либо массовые праздничные мероприятия не имеет смысла. Но есть одна традиция праздника, которая непременно будет соблюдена, это вручение семейным арам, прожившим в браке более 25 лет, медалей за любовь и верность. Это общественная награда, она с самого начала была утверждена оргкомитетом. И ежегодно во все без исключения регионы Российской Федерации и во многие страны мира рассылаются наградные комплекты. Эти награды также будут вручены. Это не будут какие-то массовые мероприятия, праздничные торжества. Это, скорее всего, будут какие-то более кулуарные мероприятия, либо они будут сдвинуты по времени чуть позже, когда ситуация улучшится, но наградные комплекты в регионы направлены. У нас есть нормативы, и каждый регион получает определённое количество наград для своих семейных пар. Эти награда будут вручены. Когда — каждый регион принимает решение самостоятельно о формате проведения таких мероприятий и их времени и сроках, в связи с тем, как складывается эпидемиологическая ситуация в регионе.
К. Мацан
— Это был Александр Пашкин — директор отдела по связям с общественностью Фонда социальных инициатив.
И в заключение нашей программы звучит песня, написанная специально по случаю праздника Дня семьи, любви и верности. Песня называется «Распустились ромашки в России». Композитор — Виталий Кись, текст — Екатерина Ладгара, исполняет Владислав Косарев. А я, Константин Мацан, прощаюсь с вами. До новых встреч в «Светлом вечере», берегите себя и друг друга.
(Звучит песня.)
Радио ВЕРА из России на Кипре. Ο ραδιοφωνικός σταθμός ΠΙΣΤΗ απο την Ρωσία στην Κύπρο (07.05.2024)
Деяния святых апостолов
Деян., 4 зач., II, 14-21
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Библия — книга, которая содержит в себе множество таинственных пророчеств. Исполняются ли какие-то из них в настоящий момент? Ответ на этот вопрос находим в отрывке из 2-й главы книги Деяний святых апостолов, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 2.
14 Петр же, став с одиннадцатью, возвысил голос свой и возгласил им: мужи Иудейские, и все живущие в Иерусалиме! сие да будет вам известно, и внимайте словам моим:
15 они не пьяны, как вы думаете, ибо теперь третий час дня;
16 но это есть предреченное пророком Иоилем:
17 И будет в последние дни, говорит Бог, излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши; и юноши ваши будут видеть видения, и старцы ваши сновидениями вразумляемы будут.
18 И на рабов Моих и на рабынь Моих в те дни излию от Духа Моего, и будут пророчествовать.
19 И покажу чудеса на небе вверху и знамения на земле внизу, кровь и огонь и курение дыма.
20 Солнце превратится во тьму, и луна - в кровь, прежде нежели наступит день Господень, великий и славный.
21 И будет: всякий, кто призовет имя Господне, спасется.
«День Господень» — выражение, которое часто встречается в писаниях древнееврейских пророков. Оно указывает на период человеческой истории, когда Бог проявит Себя в ней с максимальной силой. Это отразится как на человеке, так и на всём окружающем мире. Особенно яркие предсказания на эту тему содержатся у пророка Иоиля. По его словам, люди исполнятся Духа Божия. У них появятся особые духовные дарования, самым ярким из которых является дар пророчества. Приближение этого удивительного преображения будут сопровождаться чудесами и знамениями, а также необычными природными явлениями, которые по описанию сродни катаклизмам.
Апостол Пётр, который прекрасно знает Писания древних пророков, уверен, что всё сказанное свершилось. Обращаясь к жителям Иерусалима, он утверждает, что пророчество Иоиля напрямую касается проповеди Христа. Это и был период, когда «день Господень» начал вступать в свою силу. Как и говорил Иоиль, Спаситель совершал чудеса и знамения на небе и на земле. На Голгофе пролилась Его кровь. Солнце покрыла тьма. Однако в полную силу этот день развернулся в момент Пятидесятницы. Дух Божий сошёл на апостолов. В их лице Церковь и всё человечество получили особые дары Божественной благодати. И самым очевидным из них стал пророческий дар. Пророческий в самом широком смысле этого слова. Ученики Христовы исполнились божественной силы и мудрости. У них появилась особая духовная интуиция и проницательность, ощущение непрестанного присутствия Творца. Иными словами, они стали видеть, что есть воля Божия, не своим умом, но ощущать её своим сердцем.
Этот новый опыт воодушевил апостолов, наполнил их веселием и радостью. Те тревоги и беспокойства, которые тяготили их до этого момента, внезапно исчезли. Они находились в состоянии необыкновенного внутреннего подъёма. Испытывали невероятную лёгкость. Эта перемена сразу стала очевидна всем окружающим. Самые равнодушные и скептически настроенные из них даже предположили, что они «напились сладкого вина». Так непринуждённо и беззаботно было их поведение.
Всё описанное касается не только того времени, когда христианство только зарождалось. «День Господень» — та реальность, в которой живёт Церковь до сих пор. Дух Божий до сих пор наполняет сердце тех, кто, как говорит апостол Пётр, «призывает имя Господне». То есть тех, кто старается во всех своих делах искать волю Бога, исполнять Евангельские заповеди, приносить пользу окружающим людям. Если мы проводим свой день с этими мыслями, то, чем бы мы ни занимались, наша жизнь превращается в служение Богу. А потому, несмотря на все тяготы, трудности и препятствия, она становится наполненной, осмысленной, полноценной.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Празднование Пасхи». Светлый вечер с иером. Макарием (Маркишем)
У нас в гостях был руководитель Отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии иеромонах Макарий (Маркиш).
Разговор шел о церковных традициях, связанных с встречей и празднованием Пасхи.
Ведущий: Александр Ананьев
А. Ананьев
— Христос Воскресе, дорогие друзья! С праздником вас, слушатели радио «Вера». Меня зовут Александр Ананьев. Со мной в студии дорогой друг светлого радио — иеромонах Макарий (Маркиш), руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Добрый вечер, отец Макарий. Христос Воскресе! С праздником вас.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе, дорогие друзья, дорогой Александр. Слава Богу, мы пришли к
этому замечательному времени.
А. Ананьев
— И вот то, что сегодня праздник — это главное. А то, что это «Вопросы неофита», уже немножко отходит на второй план. И у меня сразу вот к вам какой вопрос: вот в период поста я, как неофит, — а по большому счёту это был первый прожитый, прочувствованный, по крайней мере я старался, я знал зачем я делаю и что я делаю, — вот во время пост я знал, что делать, я знал, как поступать, чего не делать. А вот сейчас, когда праздник наступил, вот пуговицы расстёгиваются, все стараются себя больше не контролировать, приходит радость, но я, как неофит, не знаю что делать! Это, знаете, как на свободу отпустили, а что делать — не сказали.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А вы теперь посмотрите на себя, неофит. Вот представьте себе: был ребёнок под
контролем родителей или, может быть, школьной администрации. А теперь он вырос,
получил аттестат зрелости и выходит действительно в каком-то смысле на свободу,
но это не значит, что стало хуже — стало лучше, потому что то, чему он
научился, он теперь реализует в своей нормальной жизни. И вот это ваше
соображение, что вы не знали, что делать — всё-таки это не очень
фундаментальное соображение. Да, Великим постом традиционно накладываются
разные грани, ограничения — их больше, они более заметные, они большую роль
играют в жизни человека. Но жизнь та же самая и Христос Тот же Самый, и вера
наша та же самая. И очень заметно — вот у иеромонаха Серафима (Роуза) в книжке,
которую я переводил, она вышла довольно давно уже, называлась «Американский
проповедник для русского народа» — кажется, вот такое немножко эпатажное
название, там заметки будущего иеромонаха Серафима, он ещё не был иеромонахом,
он писал в местную газету англоязычную
в Сан-Франциско. И вот одна из них о Великом посте, а другая — о пасхальной
поре, о пасхальном периоде. И вот он там цитирует кого-то из христианских
авторов, что период праздников налагает большую ответственность на человека.
А. Ананьев
— Вот я чувствовал, что всё не так просто!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну, оно вообще не очень просто, но и огорчаться тут не за что.
А. Ананьев
— Какую ответственность, отец Макарий?
Иером. Макарий (Маркиш)
— За своё поведение, за свои действия, за соблюдение нравственных норм — что-то
совершенно очевидное и лежащее на поверхности. Могу вам привести пример,
по-моему, даже когда-то рассказывал о нём в эфире, из моей переписки с разными
людьми: женщина пишет, что её муж несдержан на язык, мягко выражаясь, и
священник ему пригрозил, что Великим постом надо обязательно быть сдержанным,
ничего такого не произносить, и он слушался. И вот эта женщина пишет: «Сейчас
наступила Пасха, и муж снова стал ругаться. Вот расскажите, где это сказано,
что когда Пасха, то снова можно ругаться?»
А. Ананьев
— Нигде такого не сказано!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот именно. Вот вам типичнейший, простейший пример.
А. Ананьев
— Вообще вот эта вольность, которую приписывают минимум Светлой седмице, вот этой праздничной, счастливой, она же вообще не вяжется с моим неофитским представлением о христианских православных догматах. Ведь в Православии всё строго, посмотрите на себя: вы — строгий человек.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну я не строгий. Вот вы сказали, что вольность не вяжется, а я бы немножко
перевернул и смело бы сказал, что невольность — вот она не вяжется.
А. Ананьев
— Вот это хорошо!
Иером. Макарий (Маркиш)
— И дисциплина поста — дисциплина в правильном смысле, то есть учение о посте —
участие в богослужениях, ограничение в питании, в поведении. Это тоже наша
вольность. Скажем, я студент, я прихожу в аудиторию, там веду себя подходящим
образом, не потому, что я невольник, а потому, что я вольно пришёл учиться и
должен участвовать в учебном процессе так, как это заведено. Вот то же самое и
в Церкви.
А. Ананьев
— Вот сегодня с самого утра я ловил себя на том, что рядом с радостью, рядом с счастьем, рядом со светом я испытываю какую-то растерянность. Это нормально или нет?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Если бы вы были правящим архиереем, там можно было заботиться о
растерянности: что это я растерялся, когда у меня столько всяких дел? А что вам
растерянность? Понимаете, наши эмоции, наши переживания, наши чувства сердечные
какие-то нам не подконтрольны — они нами не должны управлять, и мы ими не
управляем. Они существуют и существуют — это то, что в обыденном языке
называется «настроением». Вот правильно, да?
А. Ананьев
— Вот у меня накануне было ощущение, что вот начнётся Светлая седмица...
Иером. Макарий (Маркиш)
— И что?
А. Ананьев
— А сейчас сижу, молчу, улыбаюсь и не знаю, что делать.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А что? У вас есть работа, у вас есть семья, у вас ведь множество всяких дел
добрых. У вас есть молитвенная жизнь — если есть свободный час или полтора, или
два, то пасхальные богослужения замечательные проходят, которые (вы, наверное,
это знали или не знаете ещё) повторяют по существу чин пасхальной Литургии,
пасхальной Утрени, пасхальная Вечерня очень красивая. Иными словами, дело
найдётся каждому.
А. Ананьев
— Я вот, кстати, прочитал по поводу богослужений вот в эту Светлую седмицу, что хорошо бы и нужно православному посетить все богослужения и причащаться каждый день, потому что это особенное время.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Особенное время — хорошо, я согласен, особенные богослужения. Как мы говорим
особенное время? — служба по особенному чину. Посетить все богослужения...
слово не очень хорошее — «посетить», участие в богослужениях. Но это всё-таки
скорее прерогатива монашества, потому что человек, живущий гражданской жизнью,
работающий на производстве, или он там находится, с семьёй, с женой, с детьми,
мамой, папой и соседями и всякими другими делами — ну это будет немножко
перебор, это будет перебор — посетить все богослужения. Или будет посещение —
тоже плохо. Лучше бы участие с причащением Святых Даров — в ту меру, которую позволяют ваши остальные все дела
вашей жизни. Если человек тратит своё время...
если он лоботряс, бездельник и играет в преферанс каждый вечер с
какими-то дураками, простите меня, то вместо этого хорошо бы ему действительно
быть на богослужении. Это не только в пасхальную седмицу, но и в любую другую.
А. Ананьев
— Просто очень хочется ничего не пропустить, очень хочется, чтобы ничто не прошло мимо.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, это немножко перебор. В Церкви каждый день праздник, церковные богослужения
все уникальные, любого периода: и триодного периода, и минейного периода, и
Триоди постной, и Триоди Цветной, и праздники, большие, средние, малые — всё
это уникально, всё это действительно человеку даётся, даруется для нашего
духовного возрастания, духовной пользы, но
принимать их надо умеренно.
А. Ананьев
— Прислушиваясь к своим ощущениям, я как-то заранее решил, что обязательно у отца Макария спрошу о его первой осознанной Пасхе.
Иером. Макарий (Маркиш)
— О, дорогой Александр! Уже даже трудно и вспомнить. Я могу вам исповедоваться
в том, что это было ещё до того, как я стал православным, до моего принятия крещения. Крещение я принял уже в возрасте уже почти 32
лет в Зарубежной Церкви, когда из России уехал. А пасхальные дни я помню ещё с
советских времён.
А. Ананьев
— И для вас это была прямо настоящая Пасха.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну как вот «настоящая»? Она была, я теперь это понимаю. Тогда это было какое-то приближение, приобщение,
какое-то робкое касание. И потом это как-то постепенно вошло в жизнь. Могу
рассказать вам, дорогие друзья, вот у нас радио-формат, но могу рассказать
короткую историю про Пасху. Примерно с тех времён, с момента моего вхождения в
Церковь, в моём сознании возник такой сценарий некоего фильма, который был бы построен
на музыке, на песнях, которые составляли интерес моих юных лет, и потом как эти
песнопения заменились совершенно иными песнопениями, на фоне некоторого
видеоряда, в котором ключевую позицию заняла бы Пасха. И мне было много лет, кстати, я был программистом,
кем я только не работал, до тех пор, пока вдруг недавно, пару лет назад, я не
осознал, что сценарий-то мой, идея осталась в голове, а техника дошла уже до такого состояния, что можно
теперь не сходя со стула это реализовать, что я и сделал. И получился небольшой
фильм, минут семь, что ли, который называется «Набросок», по аллюзии с
известным стихотворением Бродского. Можно его найти, если кто желает, на моём
сайте «Священникотвечает.рф» (http://www.convent.mrezha.ru)
— там есть раздел с видео, где его можно найти. И там действительно некоторые
фотоснимки, я их выбрал из интернета, вот они немножко напоминают, служат
отражением о моих воспоминаниях о пасхальных днях, которые были для меня
существенными.
А. Ананьев
— Я обязательно посмотрю, спасибо большое. «Священникотвечает» - одним словом, там в разделе видео.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, там будет ссылочка на видео наверху. И там много всяких фильмов, и в том
числе и этот.
А. Ананьев
— Дорогие друзья, я думаю, что такой шанс упускать не стоит, и вы обязательно загляните. Кстати, и к нашему разговору всегда вернуться, зайдя на наш сайт https://radiovera.ru. Я вспоминаю Пасху прошлого года, мы тогда с ещё будущей женой дважды, да по-моему, три раза забирались на колокольню храма святителя Николая в Кузнецах звонить в колокола. И для меня это было открытием. Она, помню, в понедельник сказала: «А ты знаешь, что можно?» — «Да ладно?!» — и как мальчишка просто, как школьник пошёл забираться на колокольню. Откуда взялась такая традиция?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Трудно сказать. Один из таких вопросов, который всерьёз нужно рассматривать
историкам.
А. Ананьев
— Возвестить всему миру о своей радости?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Колокольный звон сам по себе — вещь очень интересная, непростая. И разные
звоны, и разные уставы о звонах существуют. Мало того, колокол, который нам так
хорошо знаком, в общем-то, это изобретение... изобретение, не знаю уже каких
времён — в Китае колокола были уже в Бронзовом веке, — но вошёл он в русскую
жизнь сравнительно недавно. Если мы посмотрим церковный Устав как он
существует, взятый из практики средиземноморских монастырей, — колоколов-то там
нет, там так называемые клепала. Их кто-то, может быть, видел — это такие доски
или металлические брусья, которые дают достаточно резкий и отнюдь не столь
музыкальный звук, как мы привыкли. А колокол
вошёл в русскую жизнь в веке семнадцатом, никак не раньше, и вошёл музыкально.
Боюсь соврать, говоря совсем простым языком, но думаю, что я не совру , что
именно колокольная музыка — это особенность русской культуры. Поскольку за
рубежом я смотрел — звонниц как таковых я не видел, это обычно один или два
больших колокола, которые дают такой резкий, ритмичный звон. Разные колокола
могут разный звон давать, но мелодия колокольная — я думаю, что это специфика
если не русская, то славянская.
А. Ананьев
— А вот эта традиция, что в Светлую седмицу каждый может подняться на колокольню — это только в Православии?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Если мы возьмём протестантскую какую-нибудь кирху, где тоже может быть
колокол или римо-католический костёл, то там и звонаря-то, в общем-то, не
будет. Там есть колесо некоторое, к которому привязан колокол — это колесо
приводится в движение, может быть, механизмом каким-то. А уж в последнее-то
время и вообще электронная система, которая красиво может воспроизвести что-то,
но всё-таки уже не совсем то.
А. Ананьев
— Признайтесь — забираетесь на колокольню на Пасху?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, кажется, в прошлом году я звонил тоже, но больше уже не сам, уже с
кем-то, каких-то там детей, подростков приведёшь, гостям что-нибудь покажешь. А
сам уже — как-то немножко всё сходит...
А. Ананьев
— Но это радость.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Но раньше, когда я жил в монастыре, вот в монастырской жизни — у нас
действительно там колокольня, куда надо было залезать, забираться. И конечно,
там уж это было как-то особенно в почёте.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера». Христос Воскресе, дорогие друзья! Христос Воскресе, дорогой отец Макарий! Скажите, пожалуйста, мне вот что: вот такое приветствие уместно ли, ведь Пасха была вчера? И на Пасху обычно говорят «Христос Воскресе». Я знаю, что вопрос неофитский, заранее просил у вас прощения.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не надо тут просить прощения. У каждого праздника есть своё попразднство —
продолжение праздника. У Пасхи, как самого великого праздника, это попразднство
сорок дней, вплоть до Вознесения. И обычай, который существует и многими
сохраняется — вплоть до Вознесения приветствовать друг друга «Христос
Воскресе!» А люди, мало знакомые с церковной
жизнью, немножко удивляются, когда месяц спустя слышат это приветствие.
А. Ананьев
— Вот мне сейчас супруга говорила, что Серафим Саровский круглый год приветствовал так людей, которые к нему приходили.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Совершенно верно. Вот вам разговор о вольности или невольности. Ну, как
хочешь, так и приветствуй — он же говорит доброе дело. Тем более каждое
воскресенье церковного периода мы торжествуем Воскресение Христово. Насколько я
понимаю, только в русском языке вот этот первый день недели по субботе
называется «воскресеньем». В других языках другие названия , а у нас —
«воскресенье».
А. Ананьев
— Правда ли?.. я вот это осознал тоже на днях буквально, по-моему, даже прочитал — в последнее время приходится много читать, чтобы всё понять. Правда ли, что в каждом воскресенье есть частичка Пасхи, а в каждой среде и пятнице есть частичка Великого поста?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну... правильно. Может быть, надо уточнить немножко: каждый воскресный день —
это день празднования Воскресения Христова, как только что мы поняли, а среда и
пятница — действительно, в Октоихе это праздники, события, посвящённые Кресту
Господню. Тропарь дня среды и пятницы: «Спаси, Боже, люди Твоя и благослови
достояние Твое» — тропарь Кресту.
А. Ананьев
— В пасхальную ночь на службе обратил внимание в очередной раз: есть традиция — и это, уж простите мне это вольное и даже неприличное слово...
Иером. Макарий (Маркиш)
— А что вы просите прощения?
А. Ананьев
— Ой, да я... Это вольное слово «шоу» — потому что это действительно красиво, это так красиво, что дух захватывает. Во время этой пасхальной ночи священники несколько раз переодеваются. И там так всё стремительно, там так всё быстро, там так всё красиво.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, есть такой обычай.
А. Ананьев
— И вот они в облачениях разных цветов. И ты только видел их в одно цвете — они уже в другом, потом в третьем. Что значит эта традиция с переодеваниями и откуда она тоже взялась?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, верно. Боюсь говорить, откуда взялась. Надо прежде всего понять, где она
распространена, и тогда можно будет изучать, откуда она взялась. Я не знаю, где
она распространена. Я видел и сам как-то даже участвовал в такой пасхальной
службе, когда нам алтарники быстренько-быстренько меняли эти фелони и
епитрахили. А другая сторона — скажем, где я служу, в Иванове, там мы не
переоблачаемся, там нет возможности такой, ни места, никак не расположишься, и
потому что мы не успеваем...
А. Ананьев
— То есть это тоже к разговору о той вольности и невольности.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Это обычай. Вот друзья мои, общее соображение, которое мы как-то уже
упоминали, по-моему, о том, что есть догмат — нечто базовое; есть канон — нечто
предписанное; и есть обычай — нечто, вошедшее в употребление. И дальше
четвёртый уровень ещё будет суеверием — чего не должно быть. Но это всё
постепенный такой переход: из догмата в канон, из канона в обычай, а обычай
потом становится более или менее распространён. Например, приветствие «Христос
Воскресе!» — очень распространённый обычай. Вот вы спрашивали меня о Пасхе, я
помню, что в 2000-м году мне довелось Пасху встречать в городе Иерусалиме. И
это было удивительное впечатление, когда я шёл потом утром по городу и
встречавшиеся люди, греки, арабы, все говорили6 «Христос Анести!» Конечно, это
запомнилось. По крайней мере я уже понял, что обычай этот общепризнан. А менять
цвета облачений — по обстановке. Вот какая тут символика — это тоже надо
ухватить, дорогие друзья, тоже не все это легко понимают.
А. Ананьев
— Сколько вообще цветов в этой палитре? Знаю, что есть белый, чёрный, жёлтый, зелёный...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чёрный, кстати, не очень характерный. Я думаю, что чёрного не будет на Пасху.
А основные богослужебные цвета: белый и красный — пасхальные; голубой —
богородичный; зелёный — преподобнический; и золотой — просто обычный такой,
праздничный; ну и фиолетовый ещё может быть.
А. Ананьев
— То есть чёрный, который был во время Великого поста...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чёрный и сиреневый... сиреневый, может быть, тоже пойдёт как цвет. Чёрный — я
просто не помню, что бы был...
А. Ананьев
— И у каждого цвета есть свой смысл.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Я хотел сказать, что в смене цветов есть смысл, поскольку, друзья мои, вот
этот взгляд, оценку обычая... как мы говорим, обычая — нечто практическое, что
входит в жизнь, очень сильно зависит от практических условий. Догматы веры и
факты веры, будем говорить, они одинаковы, а обычаи очень разные и зависят от
технических средств. В частности, вот вспомните ветхозаветную историю про
Иосифа Прекрасного — Иосиф и его братья. У Томаса Манна есть роман целый, а в
Книге Бытия весь её конец посвящён именно этому. Иосифа его отец Иаков очень
любил, видимо, больше, чем братьев, они ему завидовали. И основное, что
подвигло этих братьев к тому, что они этого бедного Иосифа схватили и прождали
— это когда отец сделал или купил, я уж не знаю что там и как, сообразил для
него разноцветную одежду. Разноцветная одежда в те годы была признаком
исключительной роскоши и чего-то невиданного. По очень простой причине: эти
цвета, которые сегодня вы покупаете в магазине пигментов для тканей — это были
дикие деньги. Их где-то делали, какие-то специальные мастера занимались
набивкой вот этой краской тканей какими-то только им ведомыми секретами. Вот
подумайте об этом: сегодня мы покупаем, приходим в магазин тканей — висит
красный сатин, зелёный, в цветочек, в горошек, там какие-то картинки,
изображения — они одна цена. Вот для наших предков того времени это совершенно
немыслимо было. Чёрная наша одежда, которую мы носим, или тёмно-серая была —
простая одежда простых людей. А красная — уже либо повод для зависти, либо
нечто царское или сверхбогатого человека.
А. Ананьев
— Статусная вещь.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот такого статуса, которого у нас автомобилем «Мерседес» не добьёшься. И
смена этих облачений в традиционном восприятии — нечто очень соответствующее
великому празднику.
А. Ананьев
— Я вспоминаю с огромной радостью минувший Великий пост, потому что впервые в жизни я с амвона, по благословению батюшки нашего храма, читал во время Стояния Марии Египетской её житие. Это было такое счастье! Мне благословили надеть стихарь, и несмотря на то, что вот вы говорите, что ткань современная, мне казалось, что там такая вечность в каждой ниточке этого стихаря и это настолько особенное одеяние.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Правильно. Это наше восприятие факта облачения. А я говорю о внешнем
восприятии: входит человек, который незнаком с церковной жизнью — что у
архиерея на голове митра, там стразы у него сверкают, тут у него сакос надет с
изображением — на него это не производит никакого впечатления, он включит
телевизор, он увидит каких-то дешёвых модниц, точно такими же финтифлюшками
украшенных. А для наших предков такое торжественное, драгоценное облачение было
фактом редкостнейшим — если он ходил всю жизнь в одном армяке каком-нибудь
домотканом.
А. Ананьев
— Это очень важное замечание, потому что я понимаю, что не все осознают вот этот исторический контекст вот этих одеяний, вот этих украшений. Ещё двести лет назад отношение к ним было совсем другое.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Правильно, совершенно верно. И поэтому для предков это было само по себе
впечатление от факта богатого облачения, а для наших современников и для нас —
это наш якорь, укоренённость в прошлом, в этой древней церковной жизни.
А. Ананьев
— Ну и тот же ладан стоил совсем других денег.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Абсолютно верно! Я припоминаю то ли у Плутарха, то ли у Светония: один
молодой царевич Македонии, по имени Александр, ваш тёзка, во время
богослужения, церемонии, понятно, что не христианской, клал на жертвенник этот
ладан. А его папа, царь Филипп, говорит: «Ты смотри, слишком не расщедряйся, ты
ещё пока не властелин Азии!» Вот когда он стал властелином Азии, уже стало
можно класть больше ладана.
А. Ананьев
— Вопрос, скорее, практический: мы внутренне как-то расстегнули, как я уже сказал, все пуговицы, освободились, почувствовали вольность. Но ведь есть что-то, чего на Пасху делать нельзя, вот в эти сорок дней.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Грешить нельзя! Ни в эти дни, ни в другие.
А. Ананьев
— Ну, грешить вообще нельзя, но есть какие-то каноны, по которым вот этого делать на Пасху не стоит?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не знаю. Не стоит так тут упираться в этом направлении. Грешить нельзя ни в
пост, ни в мясоед — это совершенно ясно. А дальше — что церковный Устав. Вот
говорят, что нельзя земные поклоны, нельзя коленопреклонения, нельзя ещё что-то
такое — всё на благоусмотрение. Понимаете, личная молитва, личная религиозная
практика остаётся всегда личной, а церковная движется церковным Уставом — что
там можно, что там нельзя. Есть Устав совершения служб периода Цветной Триоди,
всё совершается определённым образом, и что-то можно, что-то нельзя. А когда
люди пытаются какие-то фрагментики церковного, богослужебного Устава
перекладывать себе на свою жизнь, проецировать — это очень всё даже опасно,
потому что они тем самым сходят с магистральной линии такого христианского
благочестия. Кто-то вам скажет, что нельзя поститься, например. А вот как? Вот
ты ешь эти яйца, и всё. Вот у меня уже с печенью проблемы — нет, надо есть. Ну,
глупость очевидная.
А. Ананьев
— Я рад, что вы заговорили о кулинарной стороне этого светлого праздника: яйца, куличи, пасха, которую накануне готовили — буквально сутки я видел сам, как перетирали через мелкое сито этот творожок. Это безумно сложно, это настоящее искусство. Вот об этом я предлагаю поговорить с вами ровно через минуту.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера», в этот большой праздничный день. Меня зовут Александр Ананьев — я неофит. Но сегодня это абсолютно не важно — у меня в гостях иеромонах Макарий (Маркиш), руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Христос Воскресе, отец Макарий!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе!
А. Ананьев
— Какое счастье, что вы здесь, спасибо вам большое!
Иером. Макарий (Маркиш)
— И вам спасибо за приглашение.
А. Ананьев
— И как я обещал, мы переходим к кулинарной стороне вопроса, если вы мне позволите это сделать.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, разумеется.
А. Ананьев
— Во-первых, что вам больше всего нравится? Вот я лично буду откровенен: я весь пост скучал по холодным, свежеочищенным яйцам — это настолько для меня какое-то счастье. Это было первое, что я вкусил после Великого поста. А вот вам что нравится?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, я покаюсь тоже — у нас говорят в Церкви, что покаяние тайное,
исповедь тайная, но иногда можно сделать исключение. За долгие годы, уже 20
лет, по существу, монастырской жизни и 10 лет до этого ещё такой
самостоятельной, как-то мои кулинарные интересы увяли. Вот ешь, что дают. Я
ведь сам себе не готовлю — я прихожу в трапезную либо семинарии, либо епархии,
Епархиального управления, и там замечательные угощения. И я благодарю поваров и
Господа, и ем, что дают. А когда был пост, я приходил и там угощения были, и
тоже благодарил поваров и Господа, и ел, что дают. Вспоминается один маленький
ребёночек, про которого мне рассказывали, который сидел и с огромным трудом ел
манную кашу — не знаю, что они там едят, эти дети. И кто-то из старших говорит:
«Видишь, в тебя уже не лезет, наверное, оставь...» На что ребёнок в ответ
посмотрел в глаза этому взрослому и говорит: «А у других-то ведь этого нет».
А. Ананьев
— Какой молодец, какой чудесный ребёнок. Правильное воспитание. Кстати, сейчас вы сказали это, а я вспомнил, что мне, по-моему, воспитательница в детском саду — какое-то туманное воспоминание из глубокого детства — говорила: «Дети в Африке голодают, а ты не доел!»
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, между прочим, точное соображение — не доел. Но взрослым, вообще-то,
надлежит умеривать — не свои аппетиты, а аппетиты детей, и не кормить их насильно.
А. Ананьев
— Откровенно говоря, я ещё тогда, в пятилетнем возрасте, не находил логики в её словах: ну что, если я доем, неужели от этого детям в Африке станет легче?
Иером. Макарий (Маркиш)
— У взрослого человека эта логика есть, и я сам, и люди вокруг меня — нам
как-то неудобно оставлять. Будем говорить проще, что это неуважительно по
отношению к хозяевам. Если хозяйка накладывает мне так много, я говорю: «Не
надо так много!» — «Батюшка, если вы не доедите — оставьте». Я говорю:
«Простите, я не могу на это пойти. Я вас очень ценю, я знаю, как вы вкусно
готовите, я просто не удержусь, я съем слишком много, это вредно, так что
давайте мне чуть-чуть поменьше».
А. Ананьев
— Глядя на внешнюю сторону этого праздника: на эти богато украшенные куличи, с любовью раскрашенные яйца, на эти фигурные пасхи, на всё на это — я смотрю и где-то внутренне у меня начинает скрестись какой-то червячок сомнения: а не грешим ли мы, превращая всё это, смещая акцент в сторону кухни, в сторону еды. Как в Великом посте, когда мы начинаем рассуждать: да, а креветки можно, а мидии можно, а вот рыбу? А какую рыбу? А вот если поросёнок плавает, является ли он морским гадом? То же самое и здесь. Нет ли перекоса в нашем отношении к еде? Потому что такое впечатление, что всё в конечном итоге, особенно если люди не воцерковлённые, но радостные, они начинают просто готовить, есть и считать своим долгом дарить друг другу эти яички, эти куличи, эти пасхи. Это, конечно, мило, но нет ли в этом какого-то перекоса?
Иером. Макарий (Маркиш)
— На дорогах перекос есть, уклон. Знаете, едешь по шоссе, а там знак
«Осторожно, скользкая дорога!» Вот точно так вот. Сама по себе дорога — это
дорога... причём здесь что нас поддерживает и вдохновляет? Люди делают это друг
ради друга — эти хозяйки и хозяева не себе пузо накалачивают, а угощают друг
друга. И это всё в целом правильно, но, конечно, опасность перекоса есть. И я
расскажу вам историю, которая звучит комично, а на самом деле она далеко не
комична. В монастыре опять, я не помню, в какой год, но день я прекрасно помню
— это был сам день Пасхи, пасхальное воскресенье, когда люди спят, в общем-то.
И стучат мне в дверь кельи, какой-то человек пришёл, спрашивает священника. Моя
келья была самая близкая к воротам, я выхожу — время, допустим, часов 10 утра.
Какой-то гражданин или господин в хорошем настроении говорит «Христос
Воскресе!» и начинает мне задавать кулинарные вопросы об изготовлении сырной
пасхи, что-то такое — такие серьёзные вопросы технологические. И я говорю: «Вы
знаете, я не специалист, я не повар. Куличи когда-то я пёк давным-давно, а
сырную эту пасху никогда не делал, так что извините, ничем вам помочь не могу.
Но вот праздник Пасхи, хотелось бы как-то вас поздравить. Вот у меня есть
Евангелие, давайте я вам подарю эту книгу просто». Он на меня смотрит с таким
видом и говорит: «А Евангелие — это что такое?» Я не стал сильно падать
навзничь от удивления, но смеха-то мало. Если он сырной пасхой был очень
заинтересован, а что такое Евангелие даже и не капельки не поинтересовался. Вот
так. И вот это, видите, вот вам демонстрация уклона, ухода. Похожий уход
бывает, когда на праздник Богоявления воду освящают: все эти люди идут за
водой, а всё остальное им по барабану. Ну и Пасха... к сожалению, это такие
признаки нашей религиозной слабости.
А. Ананьев
— У меня, в общем, таких вопросов не было, но теперь, благодаря моей жене есть. А вот у моей жены есть такой вопрос, и он для неё стоит очень остро, если бы мы жили в деревне, такого вопроса не было, а мы живём в большом городе, в центре, и такой вопрос стоит остро: остаётся вот эта бумага от куличей, остаются упаковочки от пасхи, остаётся скорлупа от яиц, пакетики, в которых могут быть крошки. И для неё вот эти пакетики, вот эта скорлупа, вот эти бумажные упаковочки становятся если не святыней, то она к ним очень-очень бережно относится.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Там могут быть и какие-то изображения икон...
А. Ананьев
— Да-да, безусловно. И для неё это очень важно. Она говорит, что это нужно сжечь, это нельзя просто выбросить. А где ты можешь чего-то сжечь в центре Москвы? Пожалуй, нигде — это надо дожидаться, пока кто-нибудь поедет в деревню. Во-первых, верно ли это отношение? А во-вторых, что мы ей посоветуем в этой ситуации?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Знаете, вы рассказывали, а если акцент сейчас правильно поставить, то всё
становится на свои места. Вы сказали, что это для неё — вот у неё такое
чувство. Неразумно было бы сказать ей: «Да брось, да это суеверия,
предрассудки...» — не нужно. Это тот же самый обычай, только её индивидуальный
и её индивидуальное переживание. Практическое отношение к делу такое,
безотносительно даже к Пасхе, к чему бы то ни было, очень разумный подход в
любом христианском доме: вот у вас есть помойное ведро, а рядом с ним вешайте
либо полиэтиленовый пакет, либо какой-то ящичек, куда вы складываете то, что вы
не хотите смешивать с общей помойкой — туда складываете, можно это дело
прессовать как-то, оно там накапливается. Потом какой-то момент наступит,
чего-то с этим сделаете: куда-то вынесете, сожжёте или вывезите, или что-то
захотите сделать. Во всяком случае, вам это не будет неприятно. При этом туда,
в этот второй пакет — вы получите, например, письмо от какого-то своего
близкого родственника и вы тоже не хотите бросать его вместе с тухлыми яйцами,
и вы тоже положите его в тот мешочек. Вот примерно так процесс и идёт, я, во
всяком случае, сам так поступал — мне тоже кто-то об этом рассказал разумном
подходе к делу, чтобы здесь не было фанатизма. Некоторые берут... опять-таки я
начну с того, что это их личное чувство, не стоит их за это укорять, но вот
есть газета, где сказано, как люди идут крестным ходом, есть фотография, как
они несут какие-нибудь хоругви или иконы. И вот он берёт ножницы и вырезывает
эту икону из газеты. Газета издаётся тиражом 50 тысяч экземпляров — как-то
немножко странно, что он вырезает. Но личное какое-то...
А. Ананьев
— Но всё равно кольнёт сердце, и вот чтобы не кольнуло...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну вот у него кольнёт, мы не будем его укорять. И хочешь не смешивать — не
смешивай, сложи отдельно.
А. Ананьев
— Я это очень хорошо понимаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— И так жене и посоветуйте: возьмите мешок большой и туда всё это дело
складывайте.
А. Ананьев
— Ну да, она так и делает: у нас есть специальное место, где хранится всё это. И я, помню, говорил: «На Вербное воскресенье, смотри, у всех вербы, давай мы тоже пойдём вербу освятим!» Она говорит: «Я боюсь, потому что её потом выбрасывать нельзя, её надо будет хранить, а нам хранить уже негде».
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот хранить ничего не надо. Можете своей супруге сказать, что хранить не надо
ничего. Если ты не хочешь выбросить и у тебя нет возможности это как-то сделать
разумным образом, аккуратно эту вербу сомни, положи в тот же самый пакет —
будет момент, ты её сожжёшь или закопаешь. Бывает иногда, что люди просфоры из
церкви приносят и нет чтобы сразу съесть, они как-то к ним относятся так
благоговейно, что они через три-четыре дня превращаются в сухарь.
А. Ананьев
— Поделюсь друзья советом: если их хранить в холодильнике, то они не портятся, они не засыхают очень долгое время. Они потом очень легко режутся. И в течение недели они спокойно...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Верно, но лучше съесть их сразу, также и яйца пасхальные. Ну а тут уже
начинаются соображения здоровья — они тоже в холодильнике лежат, я помню, что
их хранил их тоже долго.
А. Ананьев
— Ещё один неофитский практический вопрос: можно ли дарить дорогим сердцу людям неосвящённые яйца и куличи?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Почему бы и нет? Слово «освящённые» тоже здесь немножко двусмысленное — как
будто им придаётся некое качество. А если вы послушаете эту молитву на
благословение яиц и хлебов, то это всего-навсего молитва о людях, которые будут
эти продукты потреблять. Ну хорошо — вот помолились. От того, что на этот кулич
попала капелька святой воды, а на другой, который вы дома оставили, никаких
принципиальных воздействий, принципиальных изменений не произошло.
А. Ананьев
— Получатся, что они не отличаются.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не должны. Рассуждать о каком-то новом качестве этих продуктов было бы
богословски неправильно. Если бы вы вообще не стали их благословлять, освящать,
сказали бы, что а зачем это нужно, я и так их съем — это было бы несколько
неразумно, потому что вы тем самым сами себя отделяете от церковного обихода,
от церковной жизни.
А. Ананьев
— Вы долгое время прожили в Соединённых Штатах Америки и там тоже, конечно, праздновали Пасху.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Было дело, да.
А. Ананьев
— Я так понимаю, что речь идёт о Восточном побережье США.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, это город Бостон, русская церковь.
А. Ананьев
— Вот в православной общине этого города так же отмечают Пасху?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, конечно, очень похоже. Это понятно, почему: потому что специфика этого
церковного строя была, и вероятно остаётся для людей, уехавших за границу, той
связью с Россией, которой они так дорожат. И если у нас, на территории самой
Великороссии или Украины, Белоруссии, это обычай всеобщий,
самовоспроизводящийся, то там он с особенною силою, подчёркнуто реализуется, в
том числе и в миссионерских приходах.
А. Ананьев
— А не заимствуются какие-то милые обычаи из Западной культуры? Допустим, родители переехали в Штаты, допустим, 15 лет назад, а ребёночку шесть лет, и он всю жизнь прожил в Штатах. И он-то знает, что на Пасху ищут и собирают вот эти спрятанные яички.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чего-то я не припоминаю. Единственное, что там бывало — какая-то смесь
традиций разных православных народов, православных, но разных. Что-то от греков
там они брали, какие-то угощения греческие я помню. У греков принято есть
баранину на Пасху. У нас это как-то не вопрос, мясная пища может быть. Мы,
кстати сказать, не приносим в храм мясную пищу, хотя иногда возможно, когда
приходишь благословлять эти пасхальные угощения, там, раз — кусок ветчины
лежит, не скажешь же уносить. Но это не очень у нас принято, а у греков
принято. Ну вот такие вещи. А воздействие Западного, совсем не православного
образа поведения, как-то я не припоминаю. Может быть, это именно связано было с
тем, что русские особенно ревностно, особенно Зарубежная Церковь наша, которая
с тех пор опять вошла в состав Русской Церкви, ведь это очень существенно —
Поместных Православных Церквей немало, и разных, как это сказать, отделений от
русского Православия тоже немало: Православная Церковь Америки,
Западноевропейский экзархат — они не воссоединились с Русской Церковью. А
Зарубежная Церковь всё время заявляла о том, что это часть Русской Церкви,
которая ожидает своего момента воссоединения. И этот момент настал.
А. Ананьев
— Отец Макарий, я вам так благодарен, что вы сегодня здесь, в студии. С вами светло и свободно — во то слово, которое у меня в голове — просто свободно, и это какое-то счастье.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Полиция у вас тут бывает или что у вас тут бывает?
А. Ананьев
— Нет, но всё равно как-то внутренне ты у себя выстраиваешь какие-то границы, заборчики, чтобы вот... И тут приходит отец Макарий, и как-то так выдыхаешь, думаешь: «Господи, слава Тебе! Как же хорошо!»
Иером. Макарий (Маркиш)
— Мне кажется, что для радио «Вера» это нормально.
А. Ананьев
— Да. Вот во время Великого поста, особенно в Страстную седмицу, которая не относится к Великому посту — для меня это было открытием, я даже не знал об этом ещё год назад.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну да, понимаете, литургически она не относится, и то строй литургический
очень близок. А с точки зрения прихожан это практически одно и то же.
А. Ананьев
— Да а вот что касается Светлой седмицы, которая начинается сегодня. В Великом посте каждый день буквально под завязку, под самую макушку наполнен смыслами, значениями, особенными службами, особенными событиями. И ты с огромной важностью и с огромным уважением и любовью относишься к каждому дню и пытаешься всё про него понять, узнать и почувствовать. Что касается значения каждого дня Светлой седмицы?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот эти значения дня отражены... Почему возникают эти значения? Они
отображены в двух богослужебных книгах. Первая называется «Триодь постная», а
вторая «Триодь цветная». «Триодь» означает трипеснецы, то есть эти
богослужебные книги содержат каноны, в которых три или четыре песни, в отличие
от обычных восьми. Светлая седмица более-менее единообразна, ну под конец там
праздник Живоносного источника так называемый в честь великого чуда, связанного
с Пресвятой Богородицей, а остальные дни единообразны — это повторение или
реактуализация самого пасхального торжества. А дальше раскрываем Цветную Триодь
и видим, что каждая неделя, каждый воскресный день Цветной Триоди посвящён
какому-то событию, связанному с Евангелием. Читается Евангелие от Иоанна
читается до праздника Святой Троицы. И там будет у вас Неделя о Фоме — уверение
апостола Фомы; Неделя жён-мироносиц; Неделя о расслабленном и так далее. Вот
никакой тайны тут нет, и люди, которые следят за богослужением, за богослужебным
строем, конечно, это всё воспринимают совершенно естественно. Плюс там будут
праздники уже минейные, то есть неподвижные, в конце концов — праздник
Вознесения Христова.
А. Ананьев
— То есть я резюмирую для себя, что в эти семь дней наполненность смыслами сменяется наполненностью радостью и светом.
Иером. Макарий (Маркиш)
— И смысл никуда не уходит, просто пасхальное торжество, Воскресение Христово
продолжается. Вообще, всё это сорок дней, но сорок дней со своими
особенностями, а интенсивность попразднства или, будем говорить, влияние
пасхально-литургического обычая, пасхально-литургического строя на дни
попразднства со временем убывает. Если в первую седмицу это влияние очень
сильное, в основном это просто повторение пасхальной службы, то в остальные дни
до Вознесения — ну что, цвет облачения будет красный, как правило, поётся три
раза «Воскресение Христово видевше», приветствие «Христос Воскресе», начало
богослужения пасхальное: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его...» — тут
литургика — дело неисчерпаемое. Приходите в храм, дорогие слушатели, и сами
убедитесь.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера». Меня зовут Александр Ананьев. Я не хочу даже говорить, что мы обсуждаем, мы празднуем вместе с иеромонахом Макарием (Маркишем) праздник Светлой Пасхи. И у меня под завязку вот этого часового разговора вопрос к вам будет на самом деле серьёзный. Вот в Пасху все люди в храме радостные, счастливые. Но потом проходит день, и работу никто не отменял — сегодня понедельник, завтра вторник. И у нас опять идёт вот эта круговерть — понедельник, вторник, дом, работа, дом, пробки. И у многих радость, которую они ждали весь год, улетучивается. Это не моя придумка, я об этом действительно читал — радость улетучивается. И возникает какой-то синдром, даже не то чтобы страх, растерять эту радость. Вот я хочу вас спросить: как можно сохранить в себе вот эту пасхальную радость? Это очень важно.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, важный действительно вопрос и не простой. Это вопрос подвига всей
христианской жизни. И пожалуй, ответ должен быть всё тот же самый — о нашей
зависимости, точнее независимости, от разных эмоциональных наших состояний. Да,
мы переживаем утрату подъёма этой радости. Безусловно, где есть подъём, там
должен быть и спуск. Если бы люди всё время шли на подъём, они бы стали бы,
наверное, какими-то летучими ангелами и сразу бы улетели от земли. А раз это не
так, то вслед за подъёмом обязательно должен идти спуск, вслед за периодом
нагнетания эмоционального обязательно будет период эмоционального спада. Я вам,
дорогие друзья, могу порекомендовать замечательную книгу английского
христианского писателя Клайва Льюиса под названием «Письма из преисподней», был
и другой перевод, но я его не могу рекомендовать — он плохой. Вы можете найти
на том же самом сайте «Священникотвечает.рф» «Письмо №8». У каждого письма есть
своё название в переводе... я забыл, какое название у восьмого... вспомнил —
«Маятник»! Аналогия понятна: с разными периодами — плюс-минус, подъём-спад. И
вот там персонаж этой переписки неплохо как раз раскрывает вот эту особенность
человеческого бытия. Всегда будут спады, всегда будут минусы вслед за плюсами.
И несмотря на то, что пишет из преисподней «товарищ», в общем-то чисто
по-христиански и очень трезво описывает вот эту диалектику человеческой
личности, человеческого жизненного пути.
А. Ананьев
— Спасибо вам большое. Я читал «Письма Баламута» и «Расторжение брака», а вот о «Письмах из преисподней» я, откровенно говоря, слышу впервые. Я с огромным удовольствием, конечно, её прочитаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну вот «Баламут»-то... И там в послесловии к этому же самому материалу
объяснено, какие у меня именно претензии к этому несчастному «Баламуту».
А. Ананьев
— А есть претензии?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Есть претензии.
А. Ананьев
— Я знаю, куда я направлюсь сразу после нашего разговора: с удовольствием на сайт «Священникотвечает.рф». Конечно, хочется и рекомендуется каждый день причащаться. Мы в начале программы говорили, что посещать каждый день — это будет лишком много, и если душа просит...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну как можно... есть же пенсионеры...
А. Ананьев
— Однако Причастие, насколько я знаю, поправьте меня, если это не так, требует подготовки и поста. Как можно поститься в Светлую седмицу после Пасхи?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Дело в том что говорить, что требует подготовки и поста — здесь не совсем
верное противопоставление, не совсем верная конъюнкция. Пост может представлять
собой часть подготовки, а подготовка диктуется, с одной стороны,
индивидуальными условиями, а с другой стороны — и периодом просто церковного
календаря. Значит, в период пасхальный, послепасхальный вполне естественно, что
священник даст вам совет, рекомендацию эту подготовку уменьшить, сделать менее
напряжённой, менее длительной, быть может.
А. Ананьев
— Вы обратили внимание? Это я опять пытаюсь вернуть вас к разговору о том, чего в Пасху и в Светлую седмицу делать нельзя.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Самое простое — вот подойти к священнику, в большинстве московских храмов
несколько священников, в большинстве больших храмов, и скажите: «Батюшка, есть
возможность у меня причаститься несколько раз. Вот что вы мне подскажете — как
мне подготовиться?» Скорее всего, священник вам даст совет — эта подготовка к
Причастию будет...
А. Ананьев
— К духовнику?
Иером. Макарий (Маркиш)
— А духовник и есть священник, который принимает вашу исповедь.
А. Ананьев
— У меня к вам большая просьба: вот сейчас люди, которые нас слушают, хотят тоже какое-то наставление получить от вас. Я вот сейчас смотрю на вас и понимаю, что я вам тихонько завидую, я объясню, почему. Со всей нашей суетой, со всеми нашими делами очень хочется прочувствовать и быть ближе к Господу. И тут понимаешь, что вот уж, наверное, кому хорошо, так это отцу Макарию.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А вот тут я поправлю, потому что Бог-то один — людей очень много, а Бог один.
Строить такую конструкцию, что если человек надел на себя подрясник и крест, то
он, значит, тем самым куда-то забрался — это ошибка, так не нужно рассуждать,
это не верно. Каждому человеку Господь открывает дорогу к Себе Своим, быть
может, путём. Аналогия такая может быть географическая: вот гора высокая, и
люди стоят по периферии, по периметру этой горы. И у каждого там какая-то
тропиночка есть. Направление одно и то же, не надо думать, что они куда-то в
разные стороны лезут — это на одной и той же вершине. Но у каждого будет свой
жизненный путь. И совет, вот эта рекомендация, если можно так выразиться — вы
идите своим путём. Не смотрите по сторонам налево, направо у кого там чего — на
чужом дворе трава всегда будет зеленее расти и розы красивее, и всё остальное,
— а вы вот свой путь держите: семейный, трудовой, молитвенный, служебный, какой
угодно.
А. Ананьев
— Я помню свои размышления, думаю: «Вот бросить всё хотя бы на неделю и уехать в Оптину пустынь или в Троице-Сергиеву лавру. И вот там-то уж точно меня ничего не будет отвлекать».
Иером. Макарий (Маркиш)
— О, Боже мой! Можно коротенькую притчу, да? Она у меня в книжке есть.
А. Ананьев
— Конечно.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Монах один жил в монастыре — очень благочестивый, самый благочестивый во всём
монастыре. И они там ему не давали покоя, монахи-соседи с ним неправильно
обходились, не понимали его. Он сказал: «Всё, я ухожу», — и ушёл из монастыря.
Нашёл прекрасное место в одиночестве, там всё есть, избушку можно поставить,
всё великолепно — так обрадовался. Пошёл, кувшинчик взял набрать воды к речке.
Набрал, поднялся, и вода случайно разлилась. Он огорчился, снова пошёл, набрал,
опять поставил, поставил косо, она опять взяла и разлилась. Он уже так сильно
напрягся, конечно, думает, что же за безобразие какое, может быть, знак какой.
Пошёл, снова набрал и куда-то его понёс, споткнулся и вся вода разлилась. Он
как ногой даст по кувшину — кувшин вдребезги разбился. Он постоял над кувшином,
подумал и пошёл обратно в монастырь к своим этим самым несовершенным собратьям.
Вот вам, пожалуйста, всё тут как в капле воды отражается.
А. Ананьев
— Какая красота. Надо будет обязательно запомнить. Последний вопрос на сегодня — время, к сожалению, подходит к концу. Сегодня понедельник, и я знаю, что, ввиду работы или каких-то обстоятельств, среди наших слушателей есть те, кто не смог посетить пасхальную службу. Ведь Светлая седмица — это возможность прожить ещё раз эту службу.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот о чём мы с вами говорили: каждое утро и каждый вечер... может быть, не во
всех храмах, но, как правило, в большом числе храмов, если не сказать, что в
большинстве, каждый вечер и каждое утро совершается чин пасхального
богослужения — милости просим.
А. Ананьев
— Такой — сокращённый, я так понимаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Он немножко другой, там крестный ход совершается потом — после Литургии
пасхальной. Пасхальной полунощницы там нет. А так очень близкая она: и Утреня,
ну, Вечерня особым чином. Соответственно, и Литургия, а Литургия всегда одна и
та же.
А. Ананьев
— Дорогие друзья, я был бы очень счастлив, если бы мне удалось сегодня с помощью моего дорогого гостя поделиться с вами частичкой радости, света и, самое главное, вот этим ощущением абсолютной, настоящей светлой свободы, которую в моих глазах буквально олицетворяет сегодня иеромонах Макарий (Маркиш), наш дорогой гость, руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Отец Макарий смотрит на меня так хмуро как-то. Ему не нравятся длинные эти регалии все.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да ладно, не в этом дело. На добром слове спасибо.
А. Ананьев
— Спасибо вам огромное! Христос Воскресе!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе, друзья. Продолжайте ваш добрый христианский путь. Спаси,
Господи.
А. Ананьев
— Я — Александр Ананьев. С праздником вас, до новых встреч.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Спасибо.
Все выпуски программы Светлый вечер