Мы беседовали с клириком московского храма Сорока Севастийских Мучеников в Спасской слободе, главным редактором молодежного портала Naslednick.online протоиереем Максимом Первозванским.
Разговор шел о домашних животных: какую роль они играют в нашей жизни в современном мире, какое отношение к животным предлагает нам Библия, а также есть ли у них душа, и бессмертна ли она? Отец Максим ответил, не нарушаем ли мы заповедь о любви к ближним, когда слишком много внимания уделяем «четвероногим друзьям». Наш собеседник поделился своим мнением по поводу народного поверья, что христианин не должен держать дома собаку, так как это нечистое животное. Мы говорили и о том, как «братья наши меньшие» могут влиять на семью, и есть ли опасность в чрезмерной любви к питомцам.
Ведущие: Александр Ананьев, Алла Митрофанова
А. Ананьев
— Добрый вечер, дорогие друзья! В нашей импровизированной домашней студии Вас приветствует, помимо маленькой собаки по кличке Добби, которая появилась тут не так давно, ведущая Алла Митрофанова...
А. Митрофанова
— ...Александр Ананьев.
А. Ананьев
— Ну, и, как Вы поняли, отчасти мы будем говорить и о Добби, который внимательно смотрит на нас прямо сейчас. «Я не знаю, как там в Лондоне, я не была. Может быть, у них и собака — друг человека. А у нас управдом — друг человека». Вот о роли управдома мы поговорим, может быть, в следующий раз, а сегодня мы хотим поговорить о братьях наших меньших — о кошках, о собаках, о рыбках, птичках, саламандрах и прочих кроликах, которые живут с нами в одном доме. И вот уже в этой формулировке — «братья наши меньшие» — мы, как христиане, с Аллой Сергеевной видим некий тревожный парадокс. Так это или, как говорил один киногерой, «не брат ты мне»? Каким должно быть отношение к домашним животным в семье, особенно когда и семья большая, и питомец внушительных размеров? Сегодня об этом и многом другом в программе «Семейный час» мы хотим поговорить с замечательным священником, клириком храма Сорока Севастийских Мучеников, отцом, мужем и хозяином огромного сенбернара по кличке Малыш Максимом Первозванским. Добрый вечер, отец Максим!
Протоиерей М. Первозванский
— Добрый вечер! Добрый вечер, приветствую Вас!
А. Митрофанова
— Отец Максим, Саша обозначил уже Вашего питомца по кличке Малыш, которая, наверное, очень парадоксальным образом подчеркивает размеры Вашей собаки. (Смеется.) Но ведь помимо собаки у Вас дома еще есть... перечислите, пожалуйста, кто?
Протоиерей М. Первозванский
— Ну, я начну с того, что Малыш все-таки живет не в доме, а Малыш живет на улице, вот. А в доме у меня живут четыре кошки — три кота и кошка. У меня дома живут рыбы, водяные черепахи, птицы разных мастей и пород, шиншилла. А в разное время еще жили кролики и многие другие разные звери.
А. Ананьев
— Вот поэтому мы и решили поговорить именно с Вами, отец Максим, потому что Ваше мнение относительно нашего отношения к домашним питомцам, особенно их отношений с нашими детьми, нам особенно важно не только потому, что у Вас огромный опыт. Но сначала скажите, как же Вы дошли до жизни такой? Ведь у Вас девять детей. Сколько у Вас внуков? Я уже не помню, по-моему...
Протоиерей М. Первозванский
— Ждем седьмого.
А. Ананьев
— Ждете седьмого внука. И вот такое количество животных. Как так получилось, скажите, пожалуйста?
Протоиерей М. Первозванский
— Ну, Вы знаете, я всегда считал — просто так получилось, — что в нашей семье собака не заменяла людей никогда. Да и вообще животные людей не заменяли. Это вот есть такой современный феномен — когда человеку грустно и одиноко, он себе заводит ящерку, чтобы было с кем вечером переглядываться. У нас не было никогда такого в нашей семье. Еще когда я был маленьким, потом побольше, у нас тоже были разные животные, в основном, собаки. Но всегда это было какое-то вот... то, что, может быть, в деревне, хотя мы сами люди во многих поколениях городские, называется «хозяйство». То есть это не... Я не могу сказать, что это были вот такие прямо полноценные члены семьи, какими являются взрослые. Это были действительно некие «меньшие», которые очень важны как те, кого можно потискать, а на кого можно и внимания не обращать неделями. То есть это какое-то дополнение к жизни, которое создает, по слову Константина Леонтьева, «цветущую сложность» жизни. Мне кажется, вот для многодетной семьи «цветущая сложность» совершенно необходима. И вот когда уже в нашей собственной семье сначала появился маленький котенок, потом это все... мы оставили его этой кошке, которая оказалась кошечкой, одного котенка, через год еще одного, и потом кто-то потерялся, кто-то опять нашелся, кто-то принес еще кого-то... То есть это просто была такая движуха, знаете, выражаясь таким современным сленгом, когда вот есть какое-то хозяйство. Поэтому это не то, что не мешает — это вообще способствует. Это единственное, чем сейчас вот может мешать, — это может мешать нашей с Вами записи, потому что для того, чтобы звуки домашних животных не мешали нашей сегодняшней передаче, мне пришлось закрыть все шторы, выключить свет, выгнать кошек, а шторы закрыть, чтобы птицы не пели. То есть вот сейчас, если бы я открыл шторы и у меня в комнате было бы светло, соответственно, птицы бы орали так, что мы с Вами не могли бы записывать нашу передачу.
А. Ананьев
— Ну, отец Максим, сегодняшняя передача, пожалуй — одна из немногих, где лай собак, мяуканье кошек и крики птиц прозвучали бы уместно. Тот редкий случай, когда это так. Вы сказали очень важную вещь, на мой взгляд — «дополнение к жизни». Что Вы имели в виду? Когда мы с Аллой Сергеевной рассуждали о роли собаки в нашей жизни, я ей сказал, что для меня это важно, поскольку мне кажется, что в человеке заложена какая-то такая вот огромная потребность заботиться о ком-то. А какое дополнение в жизни дают эти питомцы Вам?
Протоиерей М. Первозванский
— Ну, Вы знаете, во-первых, они просто есть. Как сказал почтальон Печкин, даже если дома есть какие-то люди, «ты придешь — а она тебе радуется». Помните, когда он завел галчонка? Зверушка — ты приходишь домой, а она тебе радуется. То есть да, даже кошки встречают, даже птицы галдят. С кем-то выстраиваются у кого-то из членов семьи индивидуальные отношения, с кем-то не выстраиваются — это животное просто есть. Знаете, как вот, я не знаю, на тех... У меня почему-то сейчас возникла ассоциация с какими-то голландскими мастерами живописи, когда, значит, люди сидят за столом, а вокруг ходят собаки, которым бросают кости. (Смеется.) Конечно, кости со стола никому не бросаем, но это что-то такое. Действительно, для меня это важно — как ощущение полноты. У меня обычно летом бывает, когда вся семья уезжает за город и, соответственно, животные тоже все оказываются на даче где-нибудь, а я вынужден, в силу служебных и прочих обязанностей, оставаться в Москве и ночевать дома, вот это ощущение пустоты дома у меня почему-то возникает не когда в нем нет людей, а кода в нем нет животных. Ты приходишь — никто не мяукает, никто не кричит пронзительно, как, например, попугаи. Вот это вот ощущение того, что «все уехали», у меня возникает не когда уехали люди, а когда уехали животные. По-другому, наверное, я не сформулирую ответ на Ваш вопрос, какую роль они играют. Без них мир был бы не так прекрасен. Потому что все-таки город — это бетон, стекло, такая... прямые углы, что называется. У нас ведь не только много дома животных — у нас еще очень много растений. Мы как-то несколько лет назад подсчитали, сколько у матушки цветочных горшков, и оказалось, что чуть ли тоже не под сотню. Самых разных, начиная от кактусов и кончая какими-то вьющимися лианами. У нас, конечно, не оранжерея, но квартира большая и есть где все это поставить.
А. Митрофанова
— А мы наивно считали себя рекордсменами по домашним растениям. Отец Максим, Вы знаете, вот важный, конечно, вопрос, которым, наверное, люди задаются. Если заводить домашнее животное — собаку, кошку, птичку, шиншиллу, как в Вашем случае, что она, какую она роль будет играть в жизни ребенка или детей? Воспитывать в них ответственность, приучать их к порядку, к заботе о каких-то существах, которые рядом с нами, и так далее? Стоит ли на это рассчитывать, как Вы думаете? Вот, по Вашему опыту, играют ли животные в нашей жизни такую роль?
Протоиерей М. Первозванский
— Определенную — играют. Но, в первую очередь, мне кажется, как сказали бы, наверное, психологи, животное играет триангуляционную роль в жизни ребенка. Именно ребенка — не взрослого, а именно ребенка. То есть когда, например, на тебя сердятся мама и папа — у нас тут такое бывает, когда и мама. И папа рассердились на кого-то из детей, например, на младшую Дашу, — так она тут же идет, берет свою шиншиллу, достает ее из клетки, залезает в нашу родительскую кровать под одеяло (вместе с шиншиллой), там, значит, у них нора. И эта шиншилла там... А шиншилла — она же особо мягкая, у нее шерстка еще такая... И вот она ее там утешает, эта шиншилла. То есть вот это вот — когда весь мир против тебя, домашнее животное никогда против тебя не будет. Это тот, кто реально тебя не предаст, на тебя не будет сердиться, тот, кто на тебя не обидится — ну, по большому счету. Хотя, конечно, животные и обижаются, и сердятся, и покусать могут, и поцарапать, это понятно. Но вот этот эффект, мне кажется, очень важен. То есть это крайний какой-то вот друг... Хотя, конечно, ни в коем случае он, даже для ребенка, не заменяет взрослых друзей — родителей, братьев, сестер, — но это важно. Особенно это важно, когда, мне кажется, семья как раз маленькая, когда... Вот помните того самого Малыша — там не маленькая была семья, но Малыш был, по сути дела, один. Старшие брат и сестра уже выросли и друзьями ему не были, и вот он пронзительно мечтал о том самом щенке. Помните эту картинку, когда Карлсон улетел, а они стоят, и он его вот так держит, свисающего, перед окном. Вот это вот что-то такое, что ты можешь обнять, и кто всегда будет с тобой. И это не только собака. Это, конечно, и кошка. И, как вот для меня удивительно, мы впервые прошлым летом завели шиншиллу по настоятельной просьбе младшей дочки. Вот именно эта шиншилла для моей младшей дочери стала вот таким вот другом, которого можно потискать, когда все на тебя «наехали». А ответственность, о которой Вы говорите, она все-таки не всегда включается. Поэтому если Вы хотите завести ребенку животное для того, чтобы он, значит, приучился к ответственности, начал убираться, если это собака, с ней гулять, без Вашей взрослой подстраховки на самом деле ничего не получится. И степень, в которой ребенок готов будет отвечать за своего питомца, может быть очень разной. Это непредсказуемо. Поэтому готовьтесь к тому, что... А ведь Вы же заводите, если это не хомячок какой-нибудь или не крыса, которые живут два года, максимум, или три, а та же шиншилла, которая живет 30 лет, или собака, или кошка, которые живут 10-15 лет, соответственно, Вы понимаете, что... Я просто вспоминаю такой эпизод, когда я женился и уехал. И моя собака, школьная еще моя, последняя собака, которую я купил где-то в средней школе и с ней гулял, ухаживал, она осталась моим родителям — вот так сложилось. (Смеется.) Поэтому родители, заводя ребенку, даже немаленькому, собаку, должны быть готовы, что все-таки это их ответственность.
А. Ананьев
— Вы слушаете «Семейный час» на Светлом радио. Алла Митрофанова, Александр Ананьев и клирик храма Сорока Севастийских Мучеников священник Максим Первозванский сегодня в эфире. Говорим о домашних животных. Отец Максим, вот сейчас мы подобрались к очень важному, на мой взгляд, вопросу. Тот же самый Малыш выслушал от Карлсона крик души в свое время: «Малыш, но я ведь лучше собаки!». Заводя домашнее животное, не смещаем ли мы акцент внимания с человека на животное, не нарушаем ли мы тем самым главную заповедь — «возлюби друг друга»? И вместо того, чтобы любить друг друга, жену, вместо того, чтобы сказать ребенку: «Заботься о своих братьях, заботься о родителях, люби родителей», мы ему говорим: «Хорошо, можем как бы родителей не любить какое-то время. Вот тебе собака — можешь любить собаку»?
Протоиерей М. Первозванский
— Вы знаете, если ребенок развивается, я бы так сказал, более или менее нормально... не то, что, там, идеально, но если мы не имеем дела с какими-то серьезными отклонениями или патологиями, то все-таки этого не происходит. Животное для нормально развивающегося человека — маленького человека, среднего человека или большого уже человека — не может заменить ни человеческого общения, ни человеческой любви. И вот это очеловечение животного, на мой взгляд, происходит. Я раньше к этому очень отрицательно относился. Сейчас поспокойней на это реагирую. Оно происходит в том случае, когда человеческого общения просто нет, когда не с кем общаться, когда действительно нету людей, на которых ты можешь перенести свою любовь, к которым ты ее можешь проявлять. То есть это какие-то одинокие, пожилые люди. Вот тогда домашнее животное в значительной степени занимает это место, и в случае длительного какого-то, тяжелого, не совсем правильного развития остальной жизни — тут уже даже возможны какие-то серьезные перекосы. И я встречался с такими ситуациями, когда человек любит, души не чает в своих 24 кошках, а при этом ненавидит весь остальной мир. Такое бывает. Такое бывает у действительно по-настоящему одиноких людей, которые не могут и не умеют, или это не сложилось, или не получилось — вот я сейчас даже не о виноватых говорю, а просто о самой ситуации, когда у человека нету человеческого общения. Тогда у него — да, возникает ненависть, буквально иногда ненависть к людям, с которыми не удается ничего построить, и т акая вот гипертрофированная любовь к животным. Во всех нормальных случаях — да, на какие-то мгновения, как я уже говорил, когда вдруг тебе плохо и тебе кажется, что все против тебя, животное может начать играть такую роль в течение, там, сегодняшнего вечера. Да и то, скорее всего. не целого вечера, а ближайших 15-30 минут. А дальше все это, конечно, уходит... Человеку нужен человек, это однозначно. И если он есть, и если с ним можно строить отношения, то животное никогда не займет этого места.
А. Митрофанова
— Отец Максим, а как себя проверить, подступила ли уже в отношениях с животными та самая грань, когда они играют большую роль, чем окружающие люди? Вот какие вопросы стоит себе в этом смысле задать, чтобы себя проверить?
Протоиерей М. Первозванский
— Ну, во-первых, такие вопросы можно себе задавать в спокойные периоды. Вот, например, у Вас совсем недавно появился Добби, и я прекрасно понимаю, что у Вас такой сейчас с ним, условно говоря, в кавычках, «медовый месяц». Это удивительное животное, Вы его любите, Вы его везде фотографируете, Вы просто вот действительно вокруг него, и это совершенно нормально. Вот точно так же, как в разные периоды жизни людей мы можем быть увлечены самыми разными вещами. Мы можем — я сейчас совершенно из другой области, например, приведу пример — увлечься литературными произведениями какого-то конкретного автора или погрузиться в миры какой-нибудь, допустим, киновселенной или еще чего-нибудь. Но пройдет время, и нормальный человек успокаивается, и этот автор, эти миры и эти животные занимают в его жизни определенное место. И вот когда Вы уже успокоились, когда у Вас все уже устоялось, и вдруг Вы можете подумать, что, «ага, для меня-то моя собака важнее моей мамы или моего мужа, или моих детей», вот тогда да. В период увлечения... Понимаете, когда у меня появился даже не Малыш, нынешняя моя собака, а предыдущий сенбернар, которого звали Горынычем, мы берем этих большущих, здоровых медведей не щенками, а в основном из ситуаций, когда у них... Например, у Малыша умер хозяин. А Горыныча, предыдущего нашего сенбернара, мы взяли в приюте, которого просто подобрали добровольцы где-то на обочине шоссе, умирающего, ободранного, совершенно никому не нужного. И такая большая собака — ее мало кто может взять, потому что вообще мало кто может, действительно, такого здоровенного пса дома держать, да еще и не с младенчества — он никому не нужен. И вот мы таких собак именно себе обычно берем. И вот когда у меня появился Горыныч (это было уже довольно давно, я не мог ни о чем думать, кроме него, какое-то время). Я, хотя он с самого начала за городом, обязательно хотя бы раз в неделю к нему приезжал, он мне буквально, там, снился. У меня дом наполнился всякими наклейками с изображениями сенбернаров, я всем отправлял тоже его фотографии. У меня до сих пор перед экраном компьютера две детские игрушки такие, знаете, которые в детстве называли «бинаками», в моем детстве, в виде сенбернаров — они лежат. Вот я влюбился в этого пса, хотя у нас с ним были очень непростые отношения. Он совершенно не хоте меня сначала принимать в качестве хозяина. У нас с ним состоялся настоящий бой — кто кого убьет. И когда он понял, что я его сейчас убью, если он не сдастся, вот после этого он меня принял. То есть, еще раз говорю, большая собака — это очень сложная история. Я был в него влюблен. Потом я успокоился. И сейчас я вот с радостью Вам о нем рассказываю, я... Но это ни в коем случае не заменяет для меня всей остальной жизни. И я понимаю, что для нормального отношения с животными так оно и должно быть. Собака должна знать свое место. И кошка тоже, и шиншилла — свое место, и даже вот в моем сердце. Не то, что она должна не гадить где ни попадя, а в сердце человека она должна занимать определенное место.
А. Митрофанова
— Отец Максим, а откуда взялось вот это поверье, что собак дома христианам держать нельзя, потому что они, ну, как говорят, нечистые животные? Что это такое?
Протоиерей М. Первозванский
— Ну, Вы знаете, все же очень просто. Если брать такое начетническое отношение к Священному Писанию, то мы видим в Евангелии от Матфея слова: «Не давайте святыню псам и не мечите Бисера перед свиньями». Вот, собственно, из этих слов Евангелия — «не давайте святынь псам», а дом — это место, которое должно быть освящено, отсюда и такое народное представление о том, что собака — нечистое животное. И да, надо сказать, что, действительно, до... если посмотреть историю собаководства, например, в той же России, то собака, если почитать... А я одно время увлекался этой темой — как там держали псарни, как там держали охоты, какое место занимала собака. И это было что-то такое совершенно не то, как мы воспринимаем Вашего Добби или моего Малыша. Это не был друг человека, это была зверюга, которая жила, там... Весь день она сидела голодная где-нибудь в сарае, потом ночью ее выпускали, голодную, опять-таки, бегать по территории, чтобы она от воров, например, охраняла, или ее, опять-таки, держали впроголодь, чтобы она была очень голодной... (Смеется.) Я уже третий раз это слово говорю... И готова была гнаться за этим «зайцем» и порвать вора, или еще что-нибудь... То есть там никаких человеческих чувств и отношений с этим животным никто никогда не выстраивал. И вот, опять-таки, подчеркиваю, это начетническое понимание слов Священного Писания — «не давайте святыню псам» — оно в таком народном представлении преломилось в то, что собака не должна жить в освященном доме. Но реально никаких оснований для этого понимания, конечно, нет.
А. Ананьев
— Да! Отец Максим, у меня вопрос, который я давно хотел Вам задать: правда ли (ну, насколько возможно ответить на этот вопрос) в Райском саду животные были иные — они тоже были бессмертные, они обладали возможностью говорить, отношение к ним было совсем иное, львы не ели козочек, они рвали цветы и пели красивые песни? И когда мы все перейдем на ту сторону, животные тоже изменятся и вновь обретут то первозданное свойство Божьих творений, которое они сейчас утратили ввиду грехопадения, как ни парадоксально, Адама и Евы?
Протоиерей М. Первозванский
— Ну, мне сложно однозначно и просто ответить на этот вопрос. Дело в том, что о райской жизни мы знаем крайне мало. Некоторые указания об этом — о том, что действительно там было примерно так, как Вы это сформулировали, — есть в том, что животные и растения Рая называются по-другому, в отличие от животных и растений всей остальной Земли. Они называются «полевыми» зверями или, там, «сельными», по-славянски, и для остальных животных употреблено другое слово. То есть это были некие иные животные или, по крайней мере, в каком-то ином качестве животные. Более подробно ничего об этом сказать не могу. Есть разнообразные попытки согласовать представления о Райском саде и Райской жизни с теми знаниями, которые нам дает современная какая-нибудь палеозоология, палеоботаника, антропология и прочие представления о том, как развивалась биосфера Земли. На мой взгляд, этого делать совершенно не нужно, хотя одно время я этим даже серьезно увлекался — такой попыткой согласовать научную и библейскую картины мира. Потому что научная картина мира достаточно быстро меняется, и проходит 10 лет, и приходится выстраивать новую апологетику. Для меня достаточно того, что в принципе сделать это возможно, и я для себя понимаю, что это просто совершенно другой язык. Это... Понимаете, есть язык живописи, есть язык поэзии, есть язык физики и есть язык биологии. Даже для физики и биологии это не совсем одинаковые языки. И есть язык Библии. Это разные языки, которые описывают одну и ту же реальность самыми... абсолютно разными способами, с самых разных сторон. Я не могу сейчас более подробно об этом рассказывать. Можно посвятить этому целую передачу, потому что, на мой взгляд, это крайне важно — осознание того, что язык относителен, осознание того, что реальная Вселенная, в которой мы живем, это Е = mc2, то есть некий набор электромагнитных, слабых, сильных, гравитационных и прочих волн и взаимодействий. А видя это все через наши глаза, слыша через наши уши, читая через наши тексты, воспринимая через понятия определенные, самыми разными способами (натурфилософский, схоластический, еще как-то), мы получаем какую-то картину мира в нашей голове. И мы сейчас с Вами живем в эпоху, когда ни одной картины мира... вот ни одним языком невозможно описать мир целиком. То есть для того, чтобы этот мир описать, необходимы разные языки, в том числе язык науки и язык Библии. И есть еще много других разных языков для этого описания. И поэтому — да, Библия говорит нам о том, что в Раю никто никого не ел, да, с грехопадением Адама человек попал в ситуацию, когда все стали друг друга есть. И да, когда будет новое Небо и новая Земля, после Второго и Славного Пришествия Господа Нашего Иисуса Христа вновь ягненок и лев будут лежать вместе, и никто не будет никого кушать. Вот в этом состоят некоторые базовые такие представления нашей веры, и вот это так.
А. Митрофанова
— Отец Максим, а что в Евангелии вообще сказано, если сказано что-то, о животных и об отношениях человека с ними? Потому что этот вопрос часто задают — вот а каким должно быть христианское отношение и так далее. Но вот чтобы это были какие-то прямые цитаты, указывающие на подобное. Сложно сказать так с ходу!
Протоиерей М. Первозванский
— Непосредственно в Евангелии ничего не говорится о животных, но в Священном Писании, в Библии есть слова, звучащие примерно следующим образом: «Блажен, иже и скоты милует». То есть к животным надо относиться милосердно. Во все времена Церковь видела в этих словах Священного Писания призыв против жестокого обращения с животными — вот так бы я это сформулировал. То есть животные — это не равные нам существа, это те, кем мы можем распоряжаться по своему усмотрению. Мы можем есть и выращивать животных для того, чтобы их съесть, мы можем пользоваться их шкурами, молоком, яйцами, рогами и копытами, точно так же, как мы можем пользоваться растениями для нашей пользы и нашего усмотрения. Но не нужно мучить животных, не нужно их сознательно и специально обижать, относиться к ним жестоко и так далее. Вот такое понимание Церковью животных, в общем, было во все времена.
А. Ананьев
— Короткий вопрос вот какой у меня будет, отец Максим. Размышляя о сегодняшней программе, я вспомнил вот такие классические рождественские ясли, вот эти вот — как называется вот эта сценка.
А. Митрофанова
— Да, младенец в яслях, в вертепе.
А. Ананьев
— Да, вертепы. Вот эти очень красивые инсталляции, которые возле храмов организуются. И там рядом с младенцем-Спасителем, рядом с Богоматерью обязательно находится какой-то вол с мудрыми глазами, какой-то конь, какие-то вот эти вот животные, которые, вот так получилось, что первыми оказались возле Спасителя. И, размышляя о роли и месте животных в нашей жизни, я думаю: ну раз уж вот эти ребята оказались рядом со Спасителем в тот самый важный момент, может быть, это ответ на вопрос, должны они быть рядом с нами или нет? Ведь они же первыми там оказались, правильно?
Протоиерей М. Первозванский
— Да, и мне кажется, должны. Почему, как я уже и рассказывал, в нашей семье всегда было много всевозможных животных — потому что человек должен ощущать себя частью этого мира, безусловно. Это раз. Я сейчас даже не говорю о том месте, которое он занимает в этом мире. Неслучайно человеку приписывались всегда, исходя из слов Священного Писания, такие слова, как «венец Творения» и так далее. То есть действительно человек — это венец Творения Божьего, но он все равно при этом часть Творения Божьего. И мы должны, можем и, наверное, только и можем существовать, как в иерархической гармонии с этим самым миром. Мы не должны относиться к этому миру и к этой Природе по слову Базарова из «Отцов и детей», что «природа — не храм, а мастерская, а человек в ней работник». Мне кажется, вот это отношение модерна, индустриализма к Природе как к мастерской — оно очень многого нас лишает. Конечно, Природа — не только храм, это и мастерская, в том числе. Но вот это вот отношение одновременно к Природе и как к храму, и как к мастерской, мне кажется, вот сейчас, в XXI веке мы должны уметь в себе совмещать. Я, уж простите, что говорю об этом прямо, не принадлежу к последователям, например, такой замечательной девочки, как Грета Тунберг, и я не считаю, что мы должны беречь природу в ущерб человеку, но нам необходимо все-таки помнить и то, что без Природы, без ее сохранения, без заботы о ней человек просто не будет человеком. И поэтому очень важно, еще раз подчеркиваю, зная, какое место должна занимать Природа, какое место должны занимать животные, растения в жизни человека, вот это отношение — любовное, заботливое, царское, по-настоящему царское, милующее Природу — вот это, мне кажется, будет самое правильное, экологическое отношение к Природе. Поэтому домашние животные, мне кажется, это первые те, кто помогает ребенку с самого младшего возраста это осознавать. Потому что, конечно, ты... Вы знаете, у нас действительно ведь животных много, как мы уже выяснили, и всякое бывало — и кошки падали из окна, и попугаи улетали, и рыбки дохли, и чего только ни происходило. Всякое бывало. И вот это вот сострадание, в том числе, и знакомство с расставанием и даже со смертью для ребенка в таком «лайк-варианте», потому что все-таки это не люди, оно очень важно для формирования как бы нравственной стороны души человека. Это крайне важно, что вот да, ты заботишься, а он потом, особенно если это... Вот сейчас у нас шиншилла — я понимаю, что это на 30 лет. А если это хомячок, то это на несколько лет. Рано или поздно он действительно сдохнет, и ребенок вынужден будет с ним расстаться. И вот это вот расставание тоже очень важно. Я помню до сих пор, как плакала моя дочка, когда у нее улетел попугай. Она заботилась о нем, она чистила клетку, и попугай выпорхнул и улетел. И потом мы его искали несколько суток. И вот это вот переживание, этот страх за... И так и не нашли! То есть это своего рода трагедия, когда... Вот у меня до сих пор, я сейчас рассказываю, у меня перед глазами ее слезы стоят, как она... Я так никогда не переживал, вот уже будучи взрослым дядькой, я так не переживаю расставание с животными, но дети переживают. Это крайне важные переживания.
А. Ананьев
— Очень важно то, о чем Вы сейчас начали говорить, отец Максим. Сейчас мы прервемся ровно на минуту, а через минуту продолжим разговор вот ровно с того, о чем Вы сейчас упомянули, и обязательно поговорим о том, есть ли душа у нашей собаки по кличке Добби, унаследует ли...
А. Митрофанова
— У Малыша, у шиншиллы...
А. Ананьев
— Бессмертна ли душа шиншиллы, грех ли давать собаке человеческое имя и можно ли отписать в наследство квартиру своей собаке. Обо всем этом мы поговорим ровно через минуту в программе «Семейный час».
Мы возвращаемся в студию. Здесь Алла Митрофанова...
А. Митрофанова
— ...Александр Ананьев.
А. Ананьев
— Замечательный священник, клирик храма Сорока Севастийских Мучеников Максим Первозванский. Отец Максим, еще раз добрый вечер!
Протоиерей М. Первозванский
— Добрый вечер!
А. Ананьев
— Вопрос в лоб. Я смотрю сейчас в глаза своей собаке по кличке Добби и чувствую в этих глазах большую душу, способную любить и быть преданной. Есть ли душа у собаки?
Протоиерей М. Первозванский
— Ну, конечно, есть. Никаких сомнений. С точки зрения Церкви Христовой, все, что относится к области чувств, разума и воли, является душой человека. Другой вопрос, что представление о том, насколько эта душа подобна человеческой, насколько она наследует Царствие Божие и так далее, здесь все гораздо сложнее. А так, конечно, есть душа у Вашего Добби, не сомневайтесь.
А. Ананьев
— Я вспоминаю опубликованную в социальных сетях фотографию одного замечательного священника, которому какой-то малыш в записке об упокоении попросил помолиться об упокоении души...
А. Митрофанова
— ...Барсика.
А. Ананьев
— ...его Барсика, да. Как говорить с детьми о животных, говоря о том, что душа-то животных не бессмертна и молиться о них вот таким образом нельзя? Ведь это очень сложно. Вот даже мне, взрослому человеку, очень сложно как бы вот это понять, принять, да? Вот эту разницу почувствовать между животным и человеком. А как об этом говорить с детьми?
Протоиерей М. Первозванский
— Ну, Вы знаете, я начинал... Знаете, у большинства моих детей никогда не возникало подобных вопросов. И вообще мне довольно редко приходилось с детьми об этом говорить, вот как это ни странно. Вроде бы, с нашей взрослой точки зрения, это должен быть для них важный вопрос, поскольку он для нас важный. Дело в том, что... Вот лучше бы я начал... Ну, собственно, у меня так и было — я начинал разговор с разговора, как это ни удивительно, не о животных, а об ангелах. С точки зрения церковного учения, ангелы — простые существа, в отличие от нас, людей. И поэтому они определяются в добре и зле раз и навсегда. Именно поэтому ангелы не могут покаяться, и бессмысленно молиться за бесов и сатану, потому что они слишком просты для этого, при всем их могуществе, разумности и так далее, они простые. В этом отношении и животные тоже простые, только по-другому. Им не дано такого понятия, к ним неприменимы такие понятия, как грех, например. Они... Вот для того, чтобы четко об этом сказать, мы должны пользоваться не понятиями «душа» и «тело», такими народными все-таки представлениями, я бы сказал, бабушкиными представлениями, в значительной степени, а представлениями о душе и Природе, об ипостаси — сущности, то, собственно... вот об этих понятиях, которые являются основанием православного и вообще христианского богословия. Бессмертной личностью собаки не обладают, а природой собачьей — душа, в том числе, это часть Природы — они обладают в полноте. И поэтому «собачесть» или «кошачесть», или «шиншиллостность» будут присутствовать, в том числе, и в Царстве Божьем, в Вечной жизни, на Новом Небе и Новой Земле. И я убежден, что в какой-то форме Вы встретитесь с Вашим Добби, а я встречусь с Малышом или Горынычем. При этом я не буду знать, где кончается Малыш, а где начинается Горыныч. И я встречусь со своей какой-то идеальной собакой, которая будет меня любить и которую буду любить я. Ведь в Царстве Божием даже по отношению к людям сказано, что «не женится и не выходит замуж». Каково Вам слышать, что Вы с Аллой в Царстве Божием не будете мужем и женой в земном смысле этого слова? В Царстве Божием ведь не женятся и не выходят замуж. Какой-то ужас ведь, правда? Кошмар. Как, как это возможно? Человек, которого я люблю, человек, с которым я жизнь прожил, вот я уже 30 с лишним лет прожил со своей женой и, дай Бог, еще столько же проживу, если какая-нибудь зараза не подкосит меня или ее, как мы с ней там не будем мужем и женой? А вот сказано ведь конкретно: «В Царстве Божием не женятся и не выходят замуж». Там пребывают, как ангелы, на Небесах. Там некое иное бытие. И любовь моя к моей жене, и любовь моя к моим детям, и любовь моя к моим родителям и к Вам, и к моей собаке, например, она никуда не денется. Любовь бессмертна. Это то, что переходит за грань нашей жизни и нашей смерти. Но в каком виде и в какой форме там будут присутствовать Малыш или Добби, я не знаю. Об этом нет у нас никакого церковного учения, но я убежден, что все доброе и все хорошее и, как я уже еще раз говорю, любовь — она никуда не денется. И поэтому вот... А в молитвах наших Добби не будет нуждаться, точно так же, как в них не нуждаются ни ангелы, пребывающие на Небесах, ни бесы, пребывающие в аду. Им не нужны наши молитвы. Мы не молимся ни за ангелов... Мы им молимся иногда. Мы не молимся о бесах, потому что это бессмысленно и бесполезно. Хотя есть люди, которые сострадают бесам, говорят: «Как же так? Ангел, а вот ведь зараза какая — теперь превратился в зло, в непосредственный сгусток зла». Но бессмысленно о нем молиться. Вот когда я это объясняю детям, они примерно начинают понимать и про собаку — с ней все будет хорошо. С ней уже все хорошо. И поэтому не надо за нее молиться. Можешь ее вспоминать, можешь поставить фотографию, у себя повесить над кроваткой или поставить на письменный стол — на здоровье, пожалуйста. Это не значит, что нужно ее забыть в ту же секунду. Вспоминать, рассказывать, рассматривать. Вот я сейчас вспоминал Горыныча, а еще я вспоминал ту собаку, которую оставил родителям, уезжая с молодой женой на новую квартиру. Вот да, это часть моей жизни, кусочек моей души, который, я уверен, как-то обязательно проявит себя и в Царстве Божьем. Главное — мне туда попасть. Вот главная забота-то — что вот если я там не окажусь, то я уж точно никого там не встречу. Вот если о этом больше начинать размышлять — как же мне туда все-таки, «хоть чучелкой, хоть тушкой», попасть, вот сразу меньше забот о том, как молиться за животных, возникает.
А. Митрофанова
— То есть животные — это наши помощники в «прокачивании сердечной мышцы», если можно так выразиться, да?
Протоиерей М. Первозванский
— Да.
А. Митрофанова
— Которая... В которой как раз любовь. То есть мы таким образом расширяем свою любовь — через животных, и они в этом смысле отчасти, наверное, тоже наши проводники к Богу?
Протоиерей М. Первозванский
— Да, еще они выполняют и вполне прагматические функции. Например, мой Малыш конкретно охраняет мой загородный дом. Он такой здоровый и большой и так он басом лает, что никому не придет в голову попытаться залезть в мой дом.
А. Митрофанова
— Отец Максим, а можно еще вот уточнение? Говорят и, я видела, часто в соцсетях люди пишут: «Вот сегодня мой кот ушел на Радугу», ну, то есть кота не стало, кот ушел. Почему «на Радугу»?
Протоиерей М. Первозванский
— Честно говоря, не помню первоисточник, но Радуга, по вообще таким... поэтому боюсь сейчас чего-то такое Вам соврать. Откуда взялось это выражение, сказать не могу, но Радуга — это же вообще символ... Это примирение Неба и Земли и соединение Неба и Земли. Радуга — это тот символ, который Бог дал человеку сразу после Потопа, обещав, что больше никогда не будет такого Потопа на земле и никогда больше не будет это все уничтожено. Поскольку радуга не имеет точного места своего начала... Ну, я как физик понимаю, что такое радуга, но если вот так забыть на секундочку, что я физик, и поставить себя на место ребенка или просто человека, не представляющего, что такое дисперсия, возникает желание понять: «А вот, вот, смотри, она вот там, на той полянке начинается. Значит, можно на нее забраться и оттуда подняться как-то на небо. Она же вот... Ее прямо пощупать можно». И ты приходишь на ту полянку, а нету там начала радуги, радуга нигде не начинается. Поэтому очень глубокий, замечательный просто символ. Действительно, того, что ты вот видишь это вот прямо небо на земле, это то как бы... Ты можешь по радуге взобраться на небо. Но найти ее начало ты не можешь. И, видимо, только те, кто умирает, они находят это место, где начинается радуга, и по ней могут взойти на небо.
А. Ананьев
— Человек — существо довольно простое (я сейчас говорю о себе), и какие-то сложные чувства он пытается упростить максимально, и желательно, чтобы они выражались в каких-то суммах. Прическа для домашней собаки в приличном груминг-салоне может стоить до 35 тысяч рублей, условно говоря. Некоторые так и вовсе, особенно на Западе, вот я сейчас слышал, могут написать завещание и оставить собаке все свое состояние — две квартиры и загородный дом. Где граница между любовью к собаке в прямом, хорошем и искаженном смысле? Вы уже упомянули, что надо, чтобы собака знала свое место не только в доме, но и в сердце. Но как прочертить эту границу?
Протоиерей М. Первозванский
— Это сложный вопрос. Каждый для себя решает его индивидуально, мне кажется. Дело в том, что даже если Вы решите для себя, что Вы совсем не хотите тратить на собаку практически никаких денег, у Вас этого не получится. Собаку нужно кормить, лечить и так далее. Поэтому элементарная арифметика — пятнадцатикилограммовый мешок корма мой Малыш съедает примерно... В общем, три мешка хватает на два месяца. Мешок стоит около 4 тысяч рублей. Он съедает три пятнадцатикилограммовых мешка. Кроме того, раз в три месяца ему нужно давать таблетку «Бравекто» для того, чтобы его не укусил клещ, потому что мой предыдущий пес Горыныч именно от клеща и, к сожалению, сдох, и я не хочу повторения всей этой истории, поскольку да, я лежал с ним на кафельном полу шесть часов под капельницей, когда его укусил клещ первый раз, и потом второго раза он уже не пережил. И я этого не хочу, и я, соответственно, покупаю эту таблетку «Бравекто». Как сказали бы люди определенной политической ориентации, «а ведь можно было раздать пенсионерам», или «можно было построить на это какие-то детские сады». Вот этот вопрос вообще — на что ты можешь тратить деньги, во что ты можешь вкладываться, он ведь не только про животных. Он про себя самого, он про твоих детей. Какую одежду ты им купишь? Ведь можно купить секонд-хэнд, а можно купить что-то новое, а разницу, если ты оденешься их в секонд-хэнде, если у тебя есть эти деньги, тоже, опять же, можно раздать бедным. Вот здесь всегда вопрос. Еще раз подчеркиваю: каждый человек решает для себя его индивидуально. Как только у тебя появляется выбор... Очень у многих людей этого выбора нет. И я много-много лет, если не десятилетий, жил, когда я не думал — секонд-хэнд или магазин, потому что никакого выбора не было, был только секонд-хэнд. И все мои старшие дети однозначно одевались... Да я вообще не помню, чтобы мы им хоть что-то из одежды покупали. Только то, что отдавали. Это было и в 90-е, это было, по сути дела, и в «нулевые». Потом жизнь стала «посытнее», по крайней мере, в моей семье, и появилась возможность что-то им покупать. И все равно всегда есть выбор — что ты купишь, что ты оденешь, что ты будешь есть. Вот совсем на днях мы праздновали день рождения моего сына — 15-летие, хороший возраст. Торт надо было купить, или его надо было раздать?.. Эти деньги можно было жертвовать на лечение какого-нибудь ребенка (я сейчас специально максимально обостряю, потому что я понимаю этот выбор), который, если я не пожертвую эти деньги, возможно, умрет. Каждый человек будет решать этот вопрос для себя индивидуально. Конечно, представление о том, что есть неоправданная роскошь, существовало всегда. Но эта неоправданная роскошь — разная в разные эпохи. Горячая вода — это неоправданная роскошь, или это совершенно необходимый элемент быта? Крем, который моя супруга или Алла мажут на руки, чтобы они не трескались, — это неоправданная роскошь, или это необходимый элемент вот, собственно, какого-то ухода за собой? Где здесь граница? По сути дела, подчеркиваю, ее нету — общей, понятной границы нет. Поэтому, мне кажется, здесь вот груминг за 30 тысяч для человека, который получает 50 тысяч, это безумие. Для супермиллионера — нет, наверное. В какой магазин пойти — в «Пятерочку» или во «Вкусвилл», в «Азбуку вкуса»? Где, чего? Какие продукты покупать, какую обувь носить? Что, на какой машине ездить? Что это? Вот это вопросы, на которые каждый человек и каждая семья будет отвечать индивидуально, и за этот выбор мы тоже будем отвечать. То же самое касается отношений с животными. Да, я каким-то образом себя оправдываю тем, что я эту собаку не заводил себе щенком, она уже была. Как я уже говорил, первый мой пес был найден на обочине дороги. Да, наверное, можно было его усыпить, хотя наверняка нашлись бы люди, которые сказали бы, что это неправильно. Я его взял — и таки да, вот этот корм и все эти вещи сопутствующие мне пришлось на него тратить. Вторую собаку я взял у хозяина, которая жила уже два месяца одна на даче, ее подкармливали соседи, и непонятно, сколько и как бы там было дальше, потому что хозяин умер. Я хоть этим как-то стараюсь оправдывать вот эти самые траты, вроде бы, не обязательные для семьи священника. Но отвечать за них все равно буду — за каждую копейку, так же, как и за каждое слово праздное, мы дадим ответ на Суде Христовом. Я думаю, что и за это мы тоже будем отвечать — и за груминг, и за еду, и за все остальное. (Смеется.) И за секонд-хэнд.
А. Митрофанова
— В программе «Семейный час» на радио «Вера» сегодня протоиерей Максим Первозванский — клирик храма Сорока Севастийских Мучеников в Москве. Отец Максим, знаете, Вы уже сказали о том, что не стоит и не нужно молиться за животных, когда они уходят, когда они умирают. А если, к примеру, Барсик заболел? И дети ведь страшно переживают за своих... Да и взрослые тоже, чего уж там!
Протоиерей М. Первозванский
— В ситуации, когда животному плохо — да, конечно, почему бы за него не помолиться? Вообще, молитва всегда хороша. Молиться всегда и везде можно, и в этом нет не то, что ничего плохого, это всегда хорошо. И любая наша забота, любая наша внутренняя боль вполне может быть принесена Богу с просьбой каким-то образом эту ситуацию разрешить. Другой вопрос, что сознательная, взрослая, я бы так сказал, молитва — это даже не просьба о чем-то конкретном. Сознательный взрослый христианин (взрослый — я так с большой буквы или в кавычках беру, это может быть и ребенок, у него может быть вполне взрослая молитва) — он не просит у Бога чего-то конкретного. Вы знаете, я регулярно получаю письма в социальных сетях, или просто ко мне люди обращаются: «Батюшка, какую молитву нужно прочесть, чтобы деньги были? Какую специальную молитву нужно прочитать, чтобы выздоровел кто-то? Чтобы мне невесту найти? Как мне молиться, чтобы найти невесту?». Я говорю: «Слушай, ну зачем тебе молиться о том, чтобы тебе найти невесту?». Говорит: «Но я хочу жениться!» Я говорю: «Ну женись! Это ж твое дело. Чего ты?.. А Богу ты принеси свое сердце. Как сказано в Священном Писании, «даждь ми, сыне, сердце твое». Принеси свою боль Богу, скажи: «Господи! Я хочу жениться! У меня ничего не выходит! Вот я плачу... «Если Вашей Тани Вы не забыли до сих пор, то знайте»...» Ну, и так далее, по тексту. Соответственно, вот это надо Богу приносить. Если Вы переживаете за свое домашнее животное, принесите это переживание Богу: «Господи, вот управь эту всю ситуацию каким-то образом, чтобы вот было поменьше в ней боли, и чтобы все это было»... То есть вот себя надо Богу предавать — «сами себя и друг друга, и весь живот наш Христу Богу предадим». О чем-то конкретном просить вообще очень страшно. Вот мне, по крайней мере, всегда было очень страшно просить Бога о чем-то конкретном — ведь, не дай Бог, даст. И чего потом с этим делать? Пусть лучше все будет так, как Он Сам считает нужным. А я вот просто пред Ним предстаю и пытаюсь раскрыть для него свое сердце. А Ты уж, Господи, Сам действуй так, как Ты считаешь нужным. Поэтому — да, болеет животное — конечно, с этим надо прийти к Богу, почему нет? Есть самые разные ситуации, которые как-то надо разрешать. Вот у меня с Малышом была история — можно, расскажу еще маленькую историю? Он кобель такой здоровенный — ну, представьте, 75 килограммов, здоровенная псина такая, медведь просто. И он иногда в приступе своей мужской силы начинал заваливать моих детей. Особенно если у них были пушистые капюшончики. И я думаю: «Ну что ж делать-то? Что ж делать-то, Господи? Вразуми, помоги!». И тут же ответ: «Ха! Кастрировать его надо!». Что мы, собственно, и реализовали. Отвезли его в ближайшую ветлечебницу, где нас ветеринар похвалил, сказал: «Замечательно!» А он уже не очень молодой был пес, ему было шесть или семь. Он сказал: «Вы ему подарили вторую молодость и заодно решили проблему, чтобы он к детям не приставал». Ну, и все. Вот Господь вразумил. Вот я прямо помню, как я говорю: «Господи, да что ж делать-то? И собака такая чудесная, а одного ребенка во двор не выпустишь!» И Господь ответил.
А. Ананьев
— Не является ли наша потребность в «братьях наших меньших» в больших кавычках симптомом какого-то духовного заболевания или расстройства современного общества? Я сейчас не говорю даже о художнике Пабло Пикассо, который со своими закрученными усиками выходил из станции метро с муравьедом на поводке. Я говорю вот о нас с Аллой и маленьком щенке Добби. Ведь еще относительно недавно, лет, может быть, сто назад домашних животных ведь и не было в квартирах — они жили за пределами дома, у человека был ответ на вопрос, зачем они нужны («эта собака нужна, чтобы охранять стада, вот эта собака нужна, чтобы гоняться за зайцами»), и отношение к ним было соответствующее. Но за очень короткое время, с развитием общества, а может быть, и с его упадком, отношение к животным изменилось. И вот уже мы видим, что животные находятся на той же площади, что и человек, едят практически ту же еду, что и человек, и их называю нередко именами людей. И, что уж говорить, некоторые животные даже спят на кроватях людей. Может быть, это симптом какого-то заболевания современного общества, которому не хватает не то душевного тепла, не то любви, не то он просто потерял ориентиры?
Протоиерей М. Первозванский
— Ну, я так не думаю. Дело в том, что общество действительно меняется, жизнь человека меняется. Бессмысленно сейчас пытаться возрождать... Мы часто говорим, особенно в православной среде, о возрождении традиций, например, в семейной жизни, которые Вы уже упоминали. Но начинаешь спрашивать людей: «А какие традиции Вы хотели бы возродить? Вы хотели бы возродить большую многопоколенческую патриархальную семью, в которой, например, на кухне могла готовить только «большуха», а у того или иного мужчины и шанса не было никогда стать хозяином в своем доме?» И отношения между членами этой большой многопоколенческой патриархальной семьи были совершенно иными. Даже и животные там тоже знали свое место, и то, что Вы упомянули сегодня в начале передачи — «управдом — друг человека»... Наличие управдома — это ведь тоже из тех самых традиций, например, русской общинной жизни. Хотим мы их возрождать или не хотим? Над этим надо подумать. Даже если хотим — в каком виде и в какой форме? Жизнь изменилась. Жизнь деревенская, жизнь городская — это самые разные жизни. Жизнь, даже городская, сто лет назад или сейчас — это тоже два разных образа жизни. И мне кажется, что... Дело в том, что вот технологии жизни, если так их назвать, они ведь не специально как бы инсталлируются, устанавливаются, придумываются некими мировыми заговорщиками, хотя такие представления, например, в православной среде часто бытуют — что вот, «нам навязывают тот или иной образ жизни». Конечно, всевозможные маркетологи — они прикладывают к этому руку, и без них мир был совершенно другим. Но какие-то базовые вещи — как жить, как выстраивать свою жизнь, — они возникают совершенно естественно, просто как ответ. Вас ударили по коленке — коленка подскочила. Вас заперли в клетке большого муравейника какого-нибудь там двадцатичетырехэтажного дома, где у Вас есть какая-то небольшая комнатка, где Вы в четырех стенах зажаты, и Вам, как почтальону Печкину, действительно нужна та самая зверушка, которая будет тебя ждать и которая тебе радуется. Это естественная реакция, мне кажется, человечества — ну, в той части, которая вот сейчас живет этой самой городской жизнью, — на те условия жизни, в которых им приходится жить. И ничего с этим не сделаешь, это нормально. Другой вопрос, что надо стараться избежать перегибов. Другой вопрос, что на ранних этапах любой технологии — что физической, что гуманитарной — всегда возможны всевозможные перекосы. Вот, например, если Вы начинаете заниматься какой-нибудь черной металлургией, сначала это очень опасно, очень грязно, и вообще непонятно, больше от этого пользы или вреда. Но со временем мы научаемся, возникают соответствующие правила техники безопасности, соответствующие правила поведения, утилизируем отходы, уже мы ездим на каком-нибудь бензине не меньше, чем Е4, и так далее, с соответствующими требованиями. То же самое происходит в области образования, когда детей первоначально взяли от сохи и посадили в класс, и били линейкой по пальцам, надевали на них школьную форму для того, чтобы... Это все было ужасно, да. Но постепенно это обретает какие-то более или менее соответствующие человеку формы. Я все-таки верю в человечество, на самом деле, как это ни пафосно звучит. Я верю, что человечество находит — через боль, через смерть, через всевозможные потери — силы, как вот я в жизнь верю, и в Бога верю, что Бог с нами, и как росток пробивается через асфальт, точно так же и человечество, и человек пробиваются через сложные условия этой жизни. Поэтому эти животные, которые с нами, в наших городских квартирах и занимают место в наших сердцах, это тоже такой пробившийся через асфальт зеленый росточек, который делает нашу жизнь лучше, чище, добрее. Не вижу в этом ничего плохого.
А. Ананьев
— И на этой прекрасной ноте, дорогой отец Максим, мы благодарим Вас за эту восхитительную беседу. Дабы не допустить перегибов в наших отношениях с нашей собакой, мы с ней сходим погулять. Вашим всем членам семьи — детям, супруге — кланяемся в пол, желаем не болеть, чтобы скорее закончился этот карантин. Обязательно потрепите по холке Малыша от нас. Спасибо Вам большое за этот разговор!
А. Митрофанова
— И шиншиллу тоже!
А. Ананьев
— И шиншиллу в первую очередь!
Протоиерей М. Первозванский
— (Смеется.) Спасибо и Вам, и нашим дорогим радиослушателям! Храни нас всех Господь!
А. Ананьев
— Алла Митрофанова, Александр Ананьев и клирик храма Сорока Севастийских Мучеников протоиерей Максим Первозванский. Слушайте «Семейный час» на нашем сайте http://radiovera.ru. До новых встреч!
А. Митрофанова
— До свидания!
Деяния святых апостолов
Деян., 1 зач., I, 1-8.
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Если мы внимательно читали Евангелие, то могли заметить, что Господь постоянно говорит Своим ученикам о тайне Царства Небесного. Церковь утверждает, что хранит эту тайну до сих пор. О чём же идёт речь? Ответ на этот вопрос находим в отрывке из 1-й главы книги Деяний святых апостолов, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 1.
1 Первую книгу написал я к тебе, Феофил, о всем, что Иисус делал и чему учил от начала
2 до того дня, в который Он вознесся, дав Святым Духом повеления Апостолам, которых Он избрал,
3 которым и явил Себя живым, по страдании Своем, со многими верными доказательствами, в продолжение сорока дней являясь им и говоря о Царствии Божием.
4 И, собрав их, Он повелел им: не отлучайтесь из Иерусалима, но ждите обещанного от Отца, о чем вы слышали от Меня,
5 ибо Иоанн крестил водою, а вы, через несколько дней после сего, будете крещены Духом Святым.
6 Посему они, сойдясь, спрашивали Его, говоря: не в сие ли время, Господи, восстановляешь Ты царство Израилю?
7 Он же сказал им: не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти,
8 но вы примете силу, когда сойдет на вас Дух Святый; и будете Мне свидетелями в Иерусалиме и во всей Иудее и Самарии и даже до края земли.
После Светлого Воскресения Христос продолжает являться Своим ученикам на протяжении сорока дней. Как слышим мы сегодня из чтения книги Деяний святых апостолов, Спаситель рассказывает им о Царствии Божием. Может показаться, что Христос передаёт апостолам какое-то особое учение, которое не вошло в Евангелие и которое доступно лишь узкому кругу посвящённых. Благодаря этому тайному знанию ученики становятся сверхлюдьми, в распоряжении которых оказываются какие-то сверхспособности. Однако дальнейшее повествование свидетельствует, что это не так.
После того как Христос призывает апостолов не уходить из Иерусалима и дожидаться сошествия Святого Духа, они в недоумении спрашивают: «не сейчас ли, Господи, ты восстановишь Израильское царство?» Очень показательный вопрос. Апостолы задавали его Спасителю с самого начала их совместного путешествия. С самого момента своего призвания они ждали, что Христос прогонит римлян и вернёт еврейскому государству былую славу.
Однако, посмотрите, как Господь милостив. Как Он терпелив. С какой кротостью Он переносит это невежество Своих учеников. Он видит, что несмотря на всё произошедшее, ложные представления о Мессии всё ещё сидят в их головах. Суть Его учения о Царстве Небесном до сих пор ими не усвоена. А потому Он и отвечает им уклончиво: «не ваше дело знать времена или сроки». Иными словами, ваше дело дождаться сошествия Духа, получить от Него силу, начать проповедь и тогда вы всё поймете сами. Вы получите все необходимые ответы.
Так и случилось. Пришёл обещанный Дух, апостолы начали свидетельствовать о Христе людям, и ложные ожидания в их голове испарились. Потребность учеников в грандиозных внешних преобразованиях исчезла, будто её и не было. Великая духовная реальность, которую они до этого ощущали лишь смутно, в полноте открылась в их сердцах. Уже во время своей жизни они стали полноценными участниками Царства Мессии.
В той или иной степени каждый из нас исполнен ложных представлений и предрассудков о духовной жизни. И, пожалуй, не самый последний из них — это постоянное ожидание значимых изменений. Я словно всё время жду, что однажды Господь откроет мне какую-то тайну. Тогда моя жизнь изменится. Всё резко станет лучше. Евангелие напоминает нам сегодня: все грандиозные изменения уже произошли. Дух Святой уже сошёл. А потому великая тайна христианства заключается в том, что нет на самом деле никакой тайны. Евангелие Христово предельно просто — каждый день ищи волю Бога и старайся принести пользу тем людям, которые тебя окружают. Иными словами, преврати свою жизнь в служение. В той мере, в какой это исполняем, нас наполняет благодать Святого Духа. Всё вокруг нас и в нас самих оказывается на своих местах, и в нашем сердце загорается пасхальная радость.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Воскресение Христово и Светлая седмица». Прот. Максим Первозванский
В нашей студии был клирик московского храма Сорока Севастийских мучеников протоиерей Максим Первозванский.
Разговор шел о светлом Христовом Воскресении, о богослужениях пасхальной недели, о праздновании в честь Иверской иконы Богородицы, а также иконы «Живоносный источник».
«Семья в жизни вечной». Священник Александр Сатомский
У нас в гостях был настоятель Богоявленского храма в Ярославле священник Александр Сатомский.
Мы говорили о том, какими будут отношения людей после всеобщего воскресения и сохранится ли любовь супругов и родственников в вечной жизни.
Ведущие: Александр Ананьев, Алла Митрофанова
А. Ананьев:
— Великая Суббота, вечер, когда, наверное, правильнее всего было бы ничего не говорить, ни о чем не рассуждать, уж тем более легко смеяться в приятной компании. Надеюсь, что мы сегодня постараемся выдержать вот эту вот важную, несколько напряженную, но очень ответственную атмосферу Великой Субботы в программе «Семейный час». Но программа «Семейный час» все-таки выйдет, потому что в студии Радио ВЕРА все-таки появилась ведущая программы «Семейный час» — моя жена Алла Митрофанова.
А. Митрофанова:
— Что значит «все-таки появилась»?
А. Ананьев:
— Потому что Великая Суббота и предполагается, что ты в храме должна быть.
А. Митрофанова:
— Ну, сейчас поедем, конечно.
А. Ананьев:
— Я Александр Ананьев, и сегодня мы долго думали с Аллой, о чем стоит поговорить в эти 60 минут, и после недолгих рассуждений мы поняли, что нам действительно интересно и важно, уж не знаю, насколько возможно, получить ответ на этот вопрос, узнать: а что будет там, в загробной жизни? Действительно ли мы, прожив здесь долгую счастливую жизнь, по возможности сделаем все, чтобы умереть в один день, и там больше никогда не увидимся, потому что нет там ни мужеского пола, ни женского, ни мужа, ни жены, ни ипотеки, ни дома, ни кухни, ни гардероба, там все совершенно иначе, и вся наша семейная жизнь закончится могильным камнем? Или же, «что Бог сочетал, того человек не разлучает», и неспроста Господь свел нас — семью, мужа, жену, детей вместе на одних квадратных метрах общей жилплощади, чтобы и потом мы тоже как-то держались вместе? Согласитесь, это интересно, и это важно. И я не знаю, насколько получится у нашего сегодняшнего собеседника дать ответ на этот вопрос, но учитывая то, что сегодня мы пригласили настоятеля храма Богоявления в Ярославле, нашего дорогого друга, священника Александра Сатомского, какой-то очень важный ответ мы обязательно получим. Добрый вечер, отец Александр, здравствуйте, с Великой вас Субботой.
о. Александр:
— Добрый вечер.
А. Митрофанова:
— Вообще, Великая Суббота — это такой, с одной стороны, день тишины, а с другой стороны, внутри уже всё клокочет от радости, потому что ты понимаешь, в общем-то — ну, Пасха, она наступает.
А. Ананьев:
— Я в прошлом году помню утро Великой Субботы: я проснулся и понял, что Христа нету. Ну, вот, Он вчера умер, а сегодня Его нету.
А. Митрофанова:
— Ты понимаешь, когда в этот момент стоишь на Литургии, то всё несколько иначе. Впервые в жизни, кстати, помню, как узнала о содержании Великой Субботы, я несколько лет уже в храм ходила, пришла в храм, меня попросили помочь с цветами, цветами к Пасхе украсить храм. Я говорю: «А во сколько?» — «Ну, украшать будем часов с 12-ти, так что хочешь, останься там после службы». И я думаю: «ну, здрасьте, на ночное богослужение надо идти ещё, значит, в Великую Субботу там утром...нет-нет», я пришла к 12-ти. И когда я попала вот в это храмовое пространство...
А. Ананьев:
— Это Татьянинский храм был.
А. Митрофанова:
— Это был Татьянинский храм, весь залитый светом, покоем, радостью, но пока тихой такой, не ликующей и, вы знаете, у меня было ощущение, что я, может быть, что-то самое важное только что пропустила, ну, просто потому, что тупо решила: извините, я посплю. И пропустила что-то такое, от чего...вообще-то, чего люди ждут целый год, как потом выяснилось. И естественно, в следующем году я уже, опережая собственный вопль, подскочила, помчалась на Литургию Великой Субботы, и вот это состояние, когда на самом деле Христос жив, и об этом пока ещё не знают вокруг, а Он жив, и Он из-за ада выводит тех, кто хочет выйти вместе с Ним, всех. Всех, кто захочет! Он их будет за запястье выдёргивать оттуда, как на иконе знаменитой Воскресения Христова в монастыре Хора. Ну, это потрясающе. Потом, ведь икона Воскресения Христова — это икона Великой Субботы, и Евангелие о Воскресении Христовом читается на Литургии в Великую Субботу, то есть это и есть, по сути, пасхальная служба, поэтому у меня вот с тех пор несколько иное отношение к этому дню, может быть, даже, знаете, оно сливается в единое — и пасхальная радость, и радость Великой Субботы, какой-то нераздельный такой календарный фрагмент.
А. Ананьев:
— Слушайте, отец Александр, прежде чем мы начнём вас действительно мучить семейными передрягами, а я сейчас понял вообще, в чём трагедия происходящего, я хочу спросить вас: а что для вас Великая Суббота?
о. Александр:
— Вот, вы знаете, за достаточно небольшой период времени, который я, собственно, служу священником, вот всё это восприятие достаточно сильно менялось, и на каком-то этапе вот от того акцента, который вы предлагаете, я ушёл, в каком смысле: мы проживаем календарь таким образом, как будто эти события случаются прямо сейчас, а на каком-то этапе ко мне пришло это совершенно чёткое ощущение и понимание, что Христос всегда Воскрес. То есть мы Страстную неделю на самом деле проживаем ведь в свете Воскресшего Христа, Он уже победил, в этом смысле даже вот византийские авторы, которые написали соответствующего рода тексты, очень чётко это улавливают: с одной стороны, конечно, они давят на психологическую «педаль» сострадания, что мы с Христом проживаем, переживаем всё это, но, с другой стороны, там время от времени проскакивают вот эти тезисы, что победа уже осуществлена. Собственно, «Не рыдай, Мене, Мати, зрящи во гробе», это известнейшее песнопение, то есть как «не рыдай», если всё, вся история завершена? Я восстану и прославлюсь, и Тебя возвеличу, и Тебя не забуду«. Или: «вот они вложили в мою руку жезл (как бы не зная), что Я сокрушу их, как горшечник сосуды», и много-много-много вот такого рода тезисов. И вот в этом смысле я уже достаточно давненько вхожу в Страстную с этим чётким пониманием — Христос победил. То есть это история про когда-то сгущавшуюся тьму, которая так ничего и не смогла. То есть победа Христова абсолютно однозначна, в этом смысле она в Великую Пятницу ничуть не менее очевидна, чем в Субботу и Воскресенье.
А. Ананьев:
— «Семейный час» на Радио ВЕРА, священник Александр Сатомский, настоятель храма Богоявления в Ярославле, с вами Алла Митрофанова, Александр Ананьев, мы в Великую Субботу говорим... О чём можно говорить в «Семейном часе»? О семье, о муже, жене, детях. Алечка сейчас сказала удивительную штуку: до нашего знакомства, до нашего венчания, до нашей свадьбы она вела благочестивую жизнь, она ходила в Великую Субботу украшать храм цветами, она чаще бывала на службах, она была прихожанкой семнадцати-двадцати храмов...
А. Митрофанова:
— Да ладно тебе, что ты преувеличиваешь-то? (смеется)
А. Ананьев:
— ...сейчас её жизнь, и я виню себя в этом, не то чтобы я делал это специально, вовсе нет, но акцент её внимания сместился с церкви на мужа.
А. Митрофанова:
— Ну нет, ну...
А. Ананьев:
— Когда последний раз, дорогая жена, ты украшала Татьянинский храм цветами? Внимание, вопрос! Минута на размышление. Ответ: «до нашего знакомства». Я, ещё раз, я тебя очень хорошо понимаю, я тебе очень благодарен, но штука в том, что муж для жены — преграда. Давайте начистоту. Муж для жены — не путь к Богу, муж для жены — преграда. И в этом смысле могу ли я, несчастный, рассчитывать на то, что по ту сторону земной жизни мы сохраним какую-то связь?
А. Митрофанова:
— Понимаешь, какая штука, от того, украшу я или не украшу храм цветами, мне кажется, гораздо в меньшей степени зависит моя посмертная участь, чем от того, сумею ли я или не сумею прокачать любовь внутри себя.
А. Ананьев
— «Марфа, Марфа, о многом заботишься ты, но не о главном». Отец Александр, рассудите. По-моему, здесь как раз очень тяжёлая на самом деле картина нарисуется.
о. Александр:
— В общем-то, во-первых и главных, абсолютно верен тезис про то, что не столько от украшения храма цветами, сколько как от украшения себя добродетелями и совершенствами в общении с вами преуспевает ваша жена, безусловно, то есть вы в этом смысле — главная лестница, ведущая её к Богу семимильными шагами. Равно, как и наоборот.
А. Ананьев:
— То есть работы больше, удовольствия меньше, от этого и награда выше?
о. Александр:
— Ну, не то чтобы, я это никак не оцениваю, но это очевидный факт. Более того, в эту сторону у нас ведь совершенно однозначно смотрят и все традиционные религиозные формы. Вспомним, например, соседний нам иудаизм, который предписывает мужчине в день субботний посещение синагоги просто абсолютно однозначно, это его прямой долг, не в смысле там он хотел-не хотел, полезно-не полезно, он должен там быть. Женщине он не предписывает ничего абсолютно. Эффектнейшим способом, выруливая эту ситуацию не темой детей и кухни, а тем, что Адам, сотворенный из земли, нуждается в продолжении возделывания, а Ева, сотворенная из Адама — это лучшее из всего того, что сотворил Бог, потому что вот уже ничего более совершенного, как из человека произведенное, уже сделать нельзя, поэтому ее учить — только портить. Соответственно, как бы собрание в синагоге — это собрание научения, поэтому все прекрасно, она уже готова к Царству Небесному, пусть спокойно занимается кухней, то есть в этом, конечно, есть определенного рода манипуляция. (смеется)
А. Митрофанова:
— Конечно.
о. Александр:
— Очевидно. Но если серьезно, ведь Древняя Церковь совершенно неслучайно выделяла даже среди женщин совершенно определенные типы служений, например, отдельно говоря о девицах, отдельно говоря о вдовах, которые вот внутри церковного собрания несут какое-то большее число трудов и послушаний, потому что почтенные матроны, обремененные семьями и мужьями, вот самой волей Господней к ним и приставлены, к этим семьям и мужьям, равно как и наоборот.
А. Митрофанова:
— И это твой путь, условно говоря. Я знаю ситуации, когда, ну немного, но знаю такие случаи, когда женщина начинает отдаляться даже от семьи, потому что есть какое-то церковное или социальное служение, очевидное для нее, и очень благородное, и социально одобряемое — страдает семья, в этих случаях страдает семья вплоть до даже вот каких-то глубоких кризисов, и не уверена, что, может быть, в каких-то ситуациях это такой вполне допустимый вариант. Однако есть вообще мужья потрясающие, я вспоминаю историю доктора Лизы, Елизаветы Петровны Глинки, вот Глеб Глебович — как он понимал, что делает его жена! Он был здесь, в нашей студии, это человек, который у меня вызывает глубочайшее почтение. Но это, скорее, редкость. Поэтому для женщины, мне кажется, если мы не берем такие исключения, как Елизавета Петровна, которая, наверное, все-таки подтверждает правило, то для среднестатистической гражданки типа меня вполне естественно, что главное — это муж-семья. Остальное — ну вот, по силам и по времени.
А. Ананьев:
— Ну, ты как раз пытаешься найти какой-то баланс, какое-то равновесие в этих вопросах, но в том, что вот это противоречие, оно все-таки имеет место — это правда, либо ты с Церковью, с верой, со Христом, либо ты с мужем с готовкой, с уборкой. Иначе не было бы монахов, которые поняли, что вот семья будет мешать, семья будет мешать моему служению Богу. И семья всегда мешает служению Богу.
А. Митрофанова:
— У тебя какое-то чувство вины, что ли, я не пойму? Ты все время как-то: «а как бы тебе было хорошо, если бы ты сейчас была бы в храме, а ты вот со мной...»
А. Ананьев:
— Солнце, да, да, у меня чувство вины, потому что я понимаю, что до нашего знакомства ты чаще, ты просто чаще была в храме, и Великим постом, и на Страстной неделе, ты каждый день была в храме...
А. Митрофанова:
— Посмотри на лицо отца Александра.
А. Ананьев:
— ...а сейчас я понимаю, что и молитвы стало меньше по моей вине, и в храме ты стала бывать меньше по моей вине. На отца Александра я вообще стараюсь не смотреть, потому что вот все, что я говорю, отец Александр опровергает своей собственной жизнью, своим собственным примером, потому что, казалось бы, откуда у священника Великим постом может быть свободное время, чтобы украшать печеньки для куличей для своей жены, которая печет? Тем не менее, вот ночами отец Александр Великим постом занимался тем, что выписывал кремом на этих печеньках поздравления со Светлой Пасхой. Да, да, так и было, я знаю, что так и было, я видел эти куличи своими глазами, я нисколько в этом не сомневаюсь. То есть вы опровергаете вообще все, что я говорю, но то, что я говорю — это тоже правда.
о. Александр:
— Здесь, наверное, это не вопрос про правду-неправду, это вопрос про оценку. Ну как бы про оценку, и вот именно как совершенно верно заметили мы про расстановку приоритетности, то есть совершенно нормально и естественно находиться внутри семейных отношений вовлеченно, апостол Павел говорит, и говорит это мужчине, кстати, что «Тот, кто оставил попечение о своих ближних, о своей семье — отрекся от веры и хуже неверного, хуже язычника». То есть, опять же, Христос говорит в Евангелии, что «тот, кто сказал родителям: «Дар Богу то, чем бы ты пользовался от меня», как бы и с вашей точки зрения он вообще молодец и не повинен — вообще-то преступает заповедь, то есть здесь соподчиненность этих вещей на самом деле очевидна. Семья — это малая Церковь, община — это большая Церковь, вот, соответственно, мы движемся от меньшего к большему, это совершенно нормально, естественно и очевидно. Мы взращиваем что-то сначала в меньшем объеме, потом можем экстраполировать это куда-то шире, вывести это в больший объем, никак наоборот оно вообще никогда не работает. Нельзя где-то там набраться нравственных совершенств на стороне, а потом прийти их и внедрять в семью.
А. Ананьев:
— Ну, точнее всего и однозначнее всего о расстановке приоритетов Спаситель говорит вот в Евангелии от Матфея, в главе 10-й: «Враги человеку домашние его, и кто любит отца или мать более, чем Меня, не достоин Меня, и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня». О жене он не говорит, но имеет это в виду в первую очередь, и уж если кто любит жену или мужа больше, чем Меня и предпочитает мужа тому, чтобы прийти ко Мне в церковь, тот вообще грешник-грешник ужасный.
о. Александр:
— Я замечу, что это уже экзегеза, то есть на этом этапе вы уже толкуете, а не пересказываете текст.
А. Ананьев:
— Ну, разве это не очевидно?
о. Александр:
— Ну, вообще никакая экзегеза не очевидна, это всегда усилие в той или иной степени тяжести.
А. Ананьев:
— Как говорит наш дорогой друг, психолог Кристина Корочка: «В очевидности собственных высказываний есть первый признак недалёкости и необразованности».
А. Митрофанова:
— Поясните, отец Александр.
о. Александр:
— Нет, здесь простая вещь, она не то что простая, на каком-то этапе у меня как-то вот случилось такое, как мне кажется, понимание этого фрагмента, то есть я всю жизнь как-то ходил мимо него и его сознательно избегал, а как-то раз вот он прямо взял и внутренне прожился. То есть нам кажется, что Христос противопоставляет: либо-либо, а вот на каком-то этапе мне вдруг стало как-то внутренне очевидно — я не настаиваю на этом опыте и не говорю, что это как раз единственно верная экзегеза этого фрагмента — что Он указывает на правильную и неправильную последовательность, что вот любовь к Богу и любовь к ближнему взаимосвязаны, вот их как раз нельзя дробить и рвать, что — нет, если ты любишь Бога, будь любезен, люби Бога. Если ты тут вот с ближними как-то, значит, у тебя с Богом недостача, и наоборот. Нет, в свете любви к Христу нормализуются наши отношения и наша любовь вот к этим самым ближним, а вне этих отношений — ну, понятно, что на том этапе это вообще как бы про Бога в широком смысле слова, но тем не менее, уже из нашего контекста можем и так говорить, а вне этого они как бы бессмысленны, то есть там на самом деле ничего не рождается, и мы тоже знаем кучу этих примеров любовных любовей, которые вообще недалеки от самых нездоровых форм, в плане любви как обладания, как бы жажда поглощения другого и полного введения его, как аппендикса, в свою жизнь, как бы приращивания к себе насмерть, ну и другие удивительные вещи. То есть вот здесь через любовь Христову ты имеешь нормальную любовь ко всем остальным, в противном случае там какой-то жуть и ужас.
А. Ананьев:
— Это надо, конечно, прожить вот это понимание, которым вы сейчас поделились, потому что мне пока доступно только очень такое лобовое и банальное объяснение, что вот, мол, если муж тебя не пускает в церковь — бросай такого мужа и иди в церковь, и в этом контексте я, конечно, ужасно переживаю по поводу того, что происходит у нас, но надеюсь, что ситуация изменится. И вообще, муж должен вести жену в церковь, как вы вот говорите в традиции иудаизма, да и в исламе тоже, там именно мужчина идет к Богу, а женщина там следует за ним или не следует за ним, уже дело десятое, но благополучие семьи в отношениях с Богом зависит именно от мужчины. У нас почему-то, если мы не принимаем во внимание семьи священников, в остальных семьях, как правило, в 99 процентах случаев именно жена тащит семью в церковь, хоть как-то на своих плечах, буквально или образно, но все сама, а мужчины почему-то нет, и как это исправить тоже не совсем понятно. Даже по нашей семье непонятно.
А. Митрофанова:
— Слушай, всему свое время. Мне кажется, что Господь же людей-то не кидает.
А. Ананьев:
— К людям больше вопросов, конечно. Сейчас мы прервемся на минуту, у нас полезная информация на Радио ВЕРА, а через минуту мы вернемся к разговору и все-таки попробуем выяснить, так что же нас ожидает по ту сторону земной жизни? Действительно ли мы будем вместе? Что об этом говорит Священное Писание? Что об этом говорят церковные предания? Или же нас там ожидает нечто совершенно иное, и рассчитывать на это не придется? Что значит семья с точки зрения вечности? Это программа «Семейный час», не переключайтесь.
А. Ананьев:
— Что ожидает нас по ту сторону земной жизни? Это программа «Семейный час на Радио ВЕРА», с вами Алла Митрофанова...
А. Митрофанова:
— ... Александр Ананьев.
А. Ананьев:
— И в Великую субботу мы пригласили к разговору нашего гостя из Ярославля, настоятеля храма Богоявления в самом центре Ярославля, священника Александра Сатомского. Кстати, в Ярославле сейчас должно быть очень красиво, там весна гораздо более отчетлива, чем в Москве. Все-таки город, такое впечатление, что он чуть ли не южнее находится, хотя на самом деле он находится севернее Москвы, но сколько раз мы там ни были, все время ощущение, что там какой-то курорт-курорт, и весной там, наверное, особенно хорошо, да?
о. Александр:
— Мне кажется, это все происходит из общей логики: хорошо там, где нет нас, и, соответственно, куда мы приезжаем по какому-то иному поводу, нежели чем ежедневную работу работать, там, конечно, удивительно. Это как бы, скорее, про угол зрения, чем про географию.
А. Ананьев:
— Но объективно, объективно уютный город. Итак, отец Александр, давайте разбираться, что мы знаем о загробной жизни в контексте семьи?
о. Александр:
— Правильный ответ — «ничего». Пойдемте домой.
А. Митрофанова:
— Готовиться к пасхальной службе.
о. Александр:
— Да. В том смысле, что мы и в целом, не в контексте семьи, имеем очень маленькое, очень ограниченное представление о каких-либо реалиях вот такого типа бытования. Более того, тоже сразу важный тезис, который нам должен развести в стороны две вещи: в целом в ряде случаев Новый Завет вообще ничего не предлагает по поводу так называемого «посмертия», он не теоретизирует на тему самостоятельного бытования души в отделенности от тела, а говорит про свет вечного дня, то есть про Царство Божие, пришедшее в силе, явленное в мире, новое небо и новую землю, Небесный Иерусалим, сошедший в нашу реальность, и, соответственно, про жизнь вечную, а не про какую-то посмертную, то есть про ситуацию, в которой смерть побеждена.
А. Ананьев:
— Какое-то общение доказано по ту сторону земной жизни после смерти?
А. Митрофанова:
— А как это можно доказать?
А. Ананьев:
— Ты знаешь, очень часто я встречаю в откровениях святых — людей, которым я доверяю, рассказы о том, что «к ним пришел тот», «к ним пришел этот», то есть личность там сохраняется.
А. Митрофанова:
— Конечно.
А. Ананьев:
— Личность человека, которого ты любишь, там, по крайней мере, ближе к тебе, чем личность человека, к которому ты равнодушен. Стало быть, я вправе ожидать от загробной жизни того, что я там тебя не потеряю, да? Что муж не потеряет свою жену, а дети не потеряют любимых родителей и встретят их там, но мы на это надеемся, правильно?
А. Митрофанова:
— Очень.
А. Ананьева
— И свидетельства святых тому доказательство. И вот вопрос: будет оно так или нет, и на что мы в праве рассчитывать?
о. Александр:
— Ну вот здесь хороший тезис про опыт святости в том смысле, что вообще церковное почитание святых как таковых, это вот первый положительный тезис в данную копилку, то есть он не от Писания в основном, хотя Писание тоже указывает нам, почему мы почитаем святых, каким образом, в чем почитание верное, в чем ложное, но просто как церковная практика, это и очень обнадеживающе, а с другой стороны, и очень доказательно. Обнадеживающе в том смысле, что дает нам какую-то вот эту надежду на сохранение личности, а с другой стороны, доказательно, потому что у нас есть огромный объем материала, как раз, как Александр сказал, который и указывает на то, что человек помнит, кто он, знает, кто те, к кому по той или иной причине он явился, то есть он имеет отношение, он не явлен, как, условно, какой-нибудь абстрактный вестник, как сила небесная, которая сошла ровно для того, чтобы сообщить нечто, ну, собственно, как мы видим ангелов в Ветхом Завете, то есть вот они явили волю Господню, это вообще никак не обозначает их отношение, ни положительное, ни отрицательное, никакое, они выполнили функцию, всё. Со святыми не так — они её хотя и выполняют, но это всегда какая-то очень личная история. Можем вспомнить массу случаев с явлениями Богородицы тому или иному, вот там какой-нибудь страдающий, обезножевший пьяница, которому является, например, преподобный Варлаам, если не ошибаюсь, Серпуховской, и, значит, настаивает, чтобы тот шёл и исцелялся от такой-то иконы Богородичной, и он, соответственно, находит, вот вам Неупиваемая Чаша. Ситуации, когда Богородица лично является и настаивает на похожих же вещах, то есть там ряд менее известных святынь, тоже как бы вот вполне понятные темы. И вот такого рода свидетельства убеждают нас достаточно доказательно в сохранении и личности, и отношения, а мы понимаем, что вообще отношение, как таковое, является важной частью личности.
А. Митрофанова:
— Меня вообще, знаете, в историях святых всегда, а в последнее время особенно, больше всего поражает их включённость в наши жизни, в наши дела. Мы с ними лично чаще всего всё-таки незнакомы, ну если вот, допустим, может быть, кто из святых ближе всего на линейке времени к нам — святитель Лука (Войно-Ясенецкий), может быть, новомученики XX века, есть люди, которые, может быть, их знали лично, хотя их сейчас тоже по понятным причинам крайне мало, однако вот такие люди есть, в большинстве своём молимся ли мы святым, чьи имена носим, или просто святым, с которыми у нас какие-то свои тёплые личные отношения, меня это поражает. Ну, какое, казалось бы, им дело могло бы быть до нас? А им есть дело! Ну, это вот, условно говоря, если бы там, если проецировать на себя: меня бы ежедневно забрасывали тысячами писем с просьбами о помощи — я бы выгорела, ну, просто потому, что я любить не умею по-настоящему, понимаете, ну, не умею, сколько бы я там ни говорила о любви, я не умею. У меня сердце не в том состоянии, чтобы вместить в себя такое количество людей, их боли, их обстоятельств, их слёз, их радостей! Нет, нет, я вполне эгоцентричная гражданка, а святые — это люди, которые себя в земной жизни раздают и в вечности продолжают себя раздавать, сохраняя при этом себя, вот поразительным образом сохраняя при этом себя. И, может быть, как раз, вот почему и говорится, что «саван не имеет карманов», единственное, что мы можем взять с собой в вечную жизнь — это состояние сердечной мышцы, вот сколько в неё любви уместилось, сколько в меня любви уместилось — вот это мой единственный, на самом деле, будет багаж, который, между прочим, вот при этом переходе, он абсолютно может быть безлимитным, то есть никто там с тебя не спросит, что вот больше такого-то, пожалуйста, на борт не пускаем — нет, наоборот, чем больше, тем лучше. И в этом контексте как раз семейная жизнь, мне кажется, это очень важный этап, потому что где ещё мы можем настолько глубоко вот эту самую любовь друг к другу прокачать. И вообще, а если любовь друг к другу, как у нас любят в наших подкастах говорить: научишься одного человека любить, будет проще научиться любить и более широкий круг ближних, хотя бы одного научись любить. Вот поэтому, мне кажется, что как раз семейная жизнь, она наш проводник в каком-то смысле.
о. Александр:
— В первейшем, то есть здесь даже не в каком-то, а в первейшем. Собственно, нам от книги Бытия рассказана эта история про то, что человек не ощущает свою целостность до этапа, пока не вступит вот в такого рода отношения, пока там не появится второй, и вот тогда вот этот мужчина и эта женщина родят то единство, в котором они задуманы, потому что вне этого мы видим, что, как сказать, Адам не успокоен.
А. Ананьев:
— И остался в раю.
о. Александр:
— Далеко не факт. Это же, мы же знаем, история не имеет сослагательных наклонений, как бы эта история рассказывалась бы, если бы не случился вот этот эпизод, мы и представления не имеем.
А. Митрофанова:
— Отец Александр, ну вот смотрите, действительно, да, муж и жена — полнота в этом смысле, поодиночке в нас этой полноты нет, но почему тогда в Царствии Небесном не будут ни жениться, ни замуж выходить, не будет ни мужеского пола, ни женского? Почему не будут там создавать семьи, это, ну, более-менее как-то, как мне кажется, я себе понимаю, представляю.
А. Ананьев:
— Но, кстати, не факт. А почему, если ты там не встретишь какую-то прекрасную душу, ты не захочешь быть с ней вместе, одним единым, целым, почему нет? Там такая же жизнь, как и здесь, просто немножко про другое.
А. Митрофанова:
— А мне кажется, там просто уже полнота вот какая-то. Я не знаю, ну это из области фантастики, но почему не будет мужеского пола и женского? Как же мы тогда будем друг с другом взаимодействовать, как ангелы? Это как?
о. Александр:
— Смотрите, вот здесь важный тезис. Во-первых, апостол Павел, говоря, что «в Христе нет мужского пола и женского», не имеет в виду обнуление пола как характеристики, он указывает лишь на то, что социальной значимости, которую он имеет во всех отношениях внутри Церкви, он не имеет — пол, то есть и мужчина, и женщина абсолютно равно успешны в строительстве отношений с Богом, вот в чём идея. Вот как раз это и обнуляет вот эту чудесную иудейскую идею про то, что «ты настолько совершенна, что сиди дома». Все призваны. Все призваны, все царское священство, все люди, взятые в удел, вот в этом смысле ни мужского, ни женского, безусловно. Соответственно, мы можем, рассуждая по аналогии, привлечь несколько фрагментов к пониманию, так как мы ведь ходим с вами в принципе вокруг текста собеседования Христа с саддукеями...
А. Митрофанова:
— ...которые пытаются его подловить и говорят: «Вот женщина, у которой по очереди умерли семеро мужей, семеро братьев, кому же она в вечной жизни, кому она будет женой?»
о. Александр:
— Да, это совершенно чётко криминальная хроника... Знаете, там надо было состав борща-то как-то систематически изучать. (смеются) Ну да ладно.
А. Митрофанова:
— Но это они же гипотетически рассказывают историю.
о. Александр:
— Я понимаю, гипотетически умерли, гипотетический состав. Но Христос в этой ситуации, мне кажется, предлагает не описание, ведь Он же во всех остальных случаях прибегает к притче, когда живописует реалии Царства, то есть, притча подчёркивает какой-то важный аспект, но не учительно, а описательно: «это похоже на», но «похоже» и «равно» — это две большие разницы. Царство Небесное похоже на женщину, которая потеряла деньги, ковырялась полдня по дому, всё подняла, перекопала, нашла и пошла, всем рассказала. Интересно, если проводить прямые аналогии, то тут рисуется вообще очень оригинальный образ, но оно ощутительная аналогия. Так же и тут: хотя Церковь достаточно активно интерпретировала этот материал как прямой, но мы можем посмотреть на него чуть-чуть шире. Ну, как бы тезис по поводу того, что понятно, почему в Царствии Небесном не будут появляться новые люди, не был понятен целому ряду ранних христианских авторов, но даже смотреть в эту сторону не будем, здесь у нас только сослагательное наклонение, его слишком много. По поводу того, что, во-первых, все половые константы однозначно нами сохраняются и наследуются, опять же, это пример святых, которые остались ровно теми, кем они были. А во-вторых, у нас есть совершенно конкретный пример собственно Христа, Которого мы видим в момент Преображения и в момент по Воскресении, а мы знаем, что вот Христос, что Преобразившийся, что Воскресший — это полнота в том числе человеческой природы, как она задумана, и как она будет реализована в свете дня вечности, то есть мы должны стать подобны Ему. И ни одну из своих человеческих характеристик Он не теряет, Он остался Иудеем, то есть семитом, мужчиной, в абсолютно конкретной возрастной категории и со всеми теми признаками, вплоть до ран на теле, черт лица и всего остального, которые были присущи Ему всегда, отсюда мы должны сделать однозначный вывод, что мы воскресаем в том же самом теле и банально, в том же самом поле, в котором мы всю жизнь и жили, ни в каком другом.
А. Ананьев:
— В котором нас запомнили те, кто нас любят.
о. Александр:
— Ну, как бы в котором мы находились во всей той обойме социальных вот этих отношений, и в котором мы их построили так, как построили.
А. Ананьев:
— Интересно, а для Богородицы Христос воскрес младенцем?
о. Александр:
— Не думаю. Я думаю, что Он для всех воскрес одинаково.
А. Ананьев:
— Она просто, ну как любая мама, как мне кажется, она помнит и любит Его родившимся младенцем. Почему она на иконах изображается, вот мне сейчас пришло в голову, Богородица с Младенцем? Она увидела Его именно таким.
о. Александр:
— Ну, здесь, скорее, про догматическую мысль о Боговоплощении, о том, что Творец всяческих в конкретный момент времени лежал на руках и питался материнским молоком, отсюда у нас даже икона «Млекопитательница», на самом деле это догматический образ, то есть он посвящен не вскармливанию детей и помощи матерям в соответствующих ситуациях, как на него смотрят сейчас, а он рождается из догматического соображения подчеркнуть человеческую природу Христа, то есть что вот Он был вскормлен так же, как все остальные, вообще никаким отличным образом.
А. Ананьев:
— Да, вот апостолы запомнили Его таким и увидели Его таким... Кто его знает...
о. Александр:
— Не знаю, не знаю, увидели они Его тоже все-таки и несколько отличным, то есть Христа не узнают, но и узнают, потому что вот случай на Тивериадском озере, когда Иоанн говорит Петру «Это Господь». То есть вот тут такая не вполне однозначная ситуация, у нас как бы здесь больше сослагательных наклонений.
А. Ананьев:
— Семейный час на Радио ВЕРА. Священник Александр Сатомский, настоятель храма Богоявления в Ярославле, я Александр Ананьев и с вами ведущая Алла Митрофанова.
А. Митрофанова:
— А действительно, вот по пути в Эммаус Господь является двум апостолам, и они — да, как будто бы говорят с кем-то другим и не с Ним, что это — преображение? Вот Он является преображенным по воскресении, или, может быть, я не знаю, или они настолько в этот момент внутри своих переживаний, что не способны Его распознать?
о. Александр:
— Вполне возможно и то, и другое, и равно, как и интерпретация той вечери, в рамках которой Христос был узнан, Он познался ими в преломлении хлеба, и вот толкователи по этому поводу замечают, что это либо обозначает духовный опыт, ну, то есть, что просто в какой-то момент времени Он взял и открылся им, вот как бы с их очей пала та пелена, которая находилась там, либо же произошло простое узнавание, что вот этот человек вроде как бы не очень знакомый, а не очень знакомый просто потому, что он умер, ну, то есть всё, он настолько выключен из их сознания и настолько не существует...
А. Митрофанова:
— Но у Петра-то нет! Он-то говорит: «Это же Господь!»
о. Александр:
— Ну, это случай, который происходит уже по Воскресении, то есть и они уже видели Христа Воскресшего, они поэтому и здесь Его узнают, а эти двое считают, что всё, там, на Кресте всё закончено, и поэтому какие бы ассоциации не вызывал у них этот человек, вот, видимо, конечно, они к этому принятию не приходят, и в моменте, когда Он преломляет хлеб, Он делает это каким-то таким особенным образом, которым всегда делал Сам Христос, и по жесту они просто узнали Его. Вот у нас как бы две интерпретации, какая из них лучшая и правильная, я думаю, что никто не скажет.
А. Митрофанова:
— А что делать нам-то, чтобы друг друга узнать? А то окажемся, понимаете, и... Хотя я в это не очень верю, всё-таки и правда, если есть внутри вот это самая сердечная мышца, ну, всё-таки подскажет, вот это даже внутреннее наше что-то, что взращивается на протяжении лет совместной жизни, оно подскажет, даже если внешне мы будем неузнаваемы.
А. Ананьев:
— Прежде чем отец Александр даст ответ, я тебе дам свой ответ: жить здесь и сейчас, надеясь на то, что завтра в этой земной жизни ты узнаешь своего мужа тем же самым человеком, за которого вышла замуж, потому что, согласно официальной статистике в Российской Федерации, 98 процентов на это не способны, и на следующий день они не узнают своего мужа и расстаются с ним. О, как трагично!
А. Митрофанова:
— Ну, ладно, почему 98-то, ну что ты? Ты сгущаешь краски.
А. Ананьев:
— Ну, немножко сгущая краски, 74,5 процентов, какая разница? Много, трагически много! Отец Александр?..
о. Александр:
— Опять же, с одной стороны, к тезису об узнавании, о сохранении союза нас подводит и Ветхий Завет, который, говоря о том, что двое становятся одной плотью, а в данном случае это обозначает максимальную степень этого союза, а параллельно мы имеем в виду, что весь наш жизненный путь, собственно, и ценен в очах Божьих, то есть Бог и дает нам жить историю, потому что она есть для нас история возрастания в отношениях с Ним и с людьми, и эта история ни на каком этапе не обнуляется. То есть, собственно, из этих соображений и человечество в истории, и каждый человек в истории, то есть с момента грехопадения Бог не уничтожил всё и не построил ещё раз, вот Он как бы весь этот процесс ведёт, и каждый из его этапов ценен. Так уж если все те этапы ценны, то неужели же менее ценен самый главный и основной? Со всеми остальными мы не образуем единство, как одна плоть, ну вот не образуем, как угодно, образуем его вот с этим кем-то одним. Здесь, конечно, рождается много и совершенно трагических вопросов про то, что происходит с людьми, которые вступали в брак неоднократно, какие из этих отношений тогда будут ценнее, какие менее ценнее?
А. Митрофанова:
— Ну, собственно, это вопрос саддукеев к Христу: «женщина-то, у неё семь мужей было, что ж теперь?»
о. Александр:
— Вполне возможно, поэтому Христос и обнуляет этот вопрос, что вы вообще заблуждаетесь, вы вообще не знаете Писание, вы смотрите не в ту сторону. Но повторяюсь, что вот мне кажется, что суть этого ответа в притчевом образе о том, что Царство инаково и отношения в нём инаковы. Наверное, это не значит, что их там нет, что их суть и смысл, и тип не таков, но это не значит, что их нет или они хуже, а наоборот, они есть и только глубже и лучше.
А. Ананьев:
— А в догматическом смысле что такое христианский брак? Ведь это не только единение тел, это ещё и единение душ, и причём, не побоюсь этого слова, в вечности.
о. Александр:
— Безусловно. Но здесь мы не можем сказать об этом ничего догматически, потому что наша догматическая рамка на самом деле очень маленькая...
А. Ананьев:
— Но во время венчания же там произносятся какие-то тексты на этот счёт?
о. Александр:
— Но во время венчания узловым текстом является учительство как раз апостола Павла о типе взаимоотношений между мужем и женой, и этот тип, как между Христом и Церковью. Христос воскресший не забыл про Церковь в свете полученного опыта, как то, что Он настолько велик и превосходящ, что-то его земная община как-то сразу отложилась, нет. Он, собственно, ради неё на Крест всходил и ей плоды Воскресения принёс, вот как бы вся идея, соответственно, между мужем и женой отношения строятся вот по такому принципу. А отсюда соответствующий вывод: так как не разорвались отношения между Христом Воскресшим и Его телом, пребывающим здесь и сейчас на земле, значит, по всей видимости, у нас не рвутся отношения между теми супругами, один из которых в вечности, а другой ещё длит своё земное существование, и, безусловно, они не должны разорваться и на этапе, когда оба окажутся в свете вечности.
А. Ананьев:
— Внимание, неожиданный вопрос: если муж и жена хотят быть вместе не только здесь, но и (глубокомысленная пауза) — там, им следует быть похороненными только вместе.
А. Митрофанова:
— Это вопрос или утверждение?
А. Ананьев:
— Это утверждение. А вот теперь вопрос — да?
о. Александр:
— Нет. Нет, отнюдь. В этом смысле наши переживания по поводу мест захоронений, с одной стороны, очень понятны, с другой стороны, скажем так, в ряде случаев преувеличены. Тело, безусловно — храм и святыня. Тело, безусловно, должно быть погребено должным образом и с соответствующим почтением. Но близость, дальность вот этого захоронения там, друг от друга или ещё, не играет никакой роли. Здесь вопрос про то, что в воскресении мы все окажемся в единстве, то есть вот не будем мы разбросаны по разным местам, и, соответственно, если кто-то захоронен в Нью-Йорке, а кто-то в Антверпене, то, извините, но как бы нет. Как бы отнюдь, отнюдь. Это всё принадлежность века нынешнего, а для вечности всё это не играет никакой роли, опять же, по примеру тех святых, которые слышат через Христа и в Христе, и Христом действуют везде и всюду, вне какой-либо привязки к какой-либо географии.
А. Митрофанова:
— Мне вообще кажется, что география так же, как и время: мы настолько привыкли внутри них и в этих рамках мыслить, нам очень сложно представить себе мир без времени и пространства, когда и то, и другое отменяются, упраздняется уже всё, за ненадобностью, по Второму Пришествию, по воскресению как сложно понять, что такое вечность, потому что мы целиком полностью заточены на линейку времени, точно так же сложно и бесконечность понять, и что это за мир, где непонятно, что там, где вверх, где низ, где близко, где далеко, а оно всё иначе, оно просто всё иначе. И это ещё, знаете, простите, профессиональный травматизм — у Пастернака, я очень люблю роман «Доктор Живаго», единственный момент, который меня там вот прям очень смущает, это размышления Пастернака как раз о воскресении мёртвых, где он говорит: «Я не верю в воскресение мёртвых в том виде, как оно описано, что вот все восстанут — где вы разместите эти миллиарды, миллиарды людей?» И у меня каждый раз внутренний вопрос: но ведь их же не надо размещать на планете Земля или других планетах Солнечной системы, это всё будет как-то иначе, просто мы не представляем, как! И, наверное, в этом смысле действительно не так-то важно, насколько далеко друг от друга похоронены супруги, а бывает так, что останков нет.
А. Ананьев:
— И тут на сцену выходит предание о Петре и Февронии.
А. Митрофанова:
— Но это же предание. Да, мы чтим его, но оно...
А. Ананьев:
— Понимаешь, в любой истории, особенно вот такой важной, как предание о Петре Февронии, есть зерно здравого смысла какого-то, и если уж в загробной жизни Пётр и Феврония, святые, стремились быть вместе телами здесь, на Земле, то явно это о чём-то свидетельствует, не может же быть это просто так.
о. Александр:
— Ну, я подозреваю, что здесь, на самом деле, и очень простой дидактический ход автора текста, опять же, я не к тому, что так не случилось, так и случилось — да, и захоронены они вместе.
А. Ананьев:
— А как вы считаете, так случилось или так не случилось?
о. Александр:
— Ну, то, что они захоронены вместе и вместе в одной раке пребывают, я видел прямо двумя своими глазами, и все, кто были в Муроме. Ничего ранее я не видел, потому что родился несколько позже, чем произошла вся эта история, но факт остаётся фактом — вот они двое в этой одной раке пребывают. И здесь, мне кажется, как раз простая дидактика, то есть простое научение именно как раз про то, что свет этих отношений никуда не угас с моментом их смерти, а при том, что ещё оба монашествующие, оба в постриге, уж казалось бы, ты отложился от одной семьи, от малой своей вот этой церкви, приложился к другой, потому что та твоя община монашеская — это твоя новая семья, и вроде бы теперь ты должен красиво пребывать там, жена твоя в другом месте, и так вот уж и повелось — нет ничего подобного, то есть вот эта идентичность оказывается важнее, чем вот это новоприобретённое.
А. Ананьев:
— У нас осталась минута до конца «Семейного часа», за эту минуту я хочу попросить вас дать совет тем, кто хочет и после смерти сохранять связь друг с другом. Может быть, есть что-то, на ваш взгляд, что мы можем сделать сейчас?
о. Александр:
— Да мне кажется, всё то, что мы можем сделать сейчас, мы должны сделать и не в свете этого вопроса, то есть беречь, любить друг друга и взращивать отношения мы должны и в свете мысли о том, что всё конечно, ничто никуда не длится, и с закрытием глаз заканчивается всякая история, и в свете нашей твёрдой христианской уверенности, что на самом деле — нет, это не так, и вечность нас ждёт, мы должны делать одни и те же вещи.
А. Ананьев:
— То есть не надо бросать мужа и идти в храм, и просить Господа, чтобы нас это как-то не разделили?
о. Александр:
— Наверное, нужно, этапно взращиваясь внутри брака, на каких-то этапах оказываться в этом храме вместе.
А. Ананьев:
— Аминь. Спасибо вам большое за этот разговор, простите нас за путанные вопросы, тема такая, знаете, что даже не знаешь, как вопросы формулировать, но ответы мы получили более чем убедительные, понятные и яркие. Священник Александр Сатомский, настоятель храма Богоявления в Ярославле, был этой Великой Субботой в светлой студии Радио ВЕРА. Спасибо, отец Александр.
о. Александр:
— Спасибо вам.
А. Ананьев:
— А мы с Аллой Сергеевной отправляемся в любимый храм. Алла Митрофанова...
А. Митрофанова:
-... Александр Ананьев.
А. Ананьев:
— Пасха будет. С наступающей Пасхой! С наступающим Христовым Воскресением! Услышимся через неделю, пока.
Все выпуски программы Семейный час