«Благовещение Пресвятой Богородицы». Священник Александр Сатомский

У нас в гостях был настоятель Богоявленского храма в Ярославле священник Александр Сатомский.

Мы говорили о празднике Благовещения Пресвятой Богородицы: какова его история и особенности иконографии, а также почему он занимает особое место среди двунадесятых праздников Церкви.

Ведущий: Александр Ананьев

---

А. Ананьев

- Понедельник, восемь часов вечера, как обычно, в это время здесь, в студии светлого радио, радио «Вера» вас приветствую я, меня зовут Александр Ананьев. Это очередной раз время задавать свои вопросы неофита тем, кто согласен на них ответить, а вопросов всегда и особенно во время Великого поста и вопросов, и размышлений, местами даже, не побоюсь этого слова – сомнений возникает немало, и очень здорово, что у меня на этом этапе важнейшем, когда делаешь только-только первые шаги в церкви, есть люди, которые готовы ответить на все эти вопросы. Сегодня я приветствую в студии настоятеля Богоявленского храма в Ярославле священника Александра Сатомского. Добрый вечер, отец Александр…

о. Александр

- Добрый вечер.

А. Ананьев

- Как дела в Ярославле?

о. Александр

- Прекрасно.

А. Ананьев

- По-прежнему прекрасный, древний, похожий на какой-то пряничный городок?

о. Александр

- Конечно, наверное, как и в любом другом городе пряничность условна, но все слава Богу.

А. Ананьев

- К сожалению, еще не было возможности провести в Ярославле больше одного дня, но даже день, проведенный в Ярославле, все равно доставляет это удовольствие. Поздравляю вас с наступающим, сегодня шестое апреля, завтра седьмое апреля, это не просто Благовещенье, я даже выписал, как правильно этот праздник называется, мне, как неофиту, можно: Благовещение Пресвятой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии. Я правильно понимаю, что это настоящее название праздника в Русской Православной Церкви?

о. Александр

- Да, да, то есть это его как раз развернутое наименование.

А. Ананьев

- Но просто Благовещение тоже правильно?

о. Александр

- Да, конечно.

А. Ананьев

- Спроси любого (как было в одном фильме) любой ответит, где у нас тут любой. Какие главные праздники в православии? Они скажут: «ну конечно же, это Пасха, конечно же, это Рождество», на этом, наверное, список важных праздников заканчивается. Не так давно я узнал, это было в прошлом году, и это запало в душу, что один из главнейших праздников, как это ни парадоксально – это не Пасха и не Рождество. Праздник, сейчас я даже скажу, как его называл Иоанн Златоуст, он называл Благовещенье корнем всех праздников. И вот не могу не спросить, почему? И пусть это будет началом нашего разговора, посвященного Благовещению.

о. Александр

- Ну, здесь, наверное, первая мысль, что все-таки сравнивать значимость каких-то этих узловых событий – такая вещь, очень относительная, так же, как в дереве сравнивать значимость корня со значимостью листвы, плодов и чего бы то ни было, то есть оно существует только в совокупности.

А. Ананьев

- Но если нет корней, то с листьями будет беда, если листья упадут, то корни родят новые листья.

о. Александр

- Но равно, как если и у дерева нет плодов, то сам смысл его существования равен нулю.

А. Ананьев

- Тоже правда.

о. Александр

- Поэтому в некотором смысле Благовещение совершенно не случайно называется, например, в церковной гимнографии Началом спасения и Главизной праздников в том смысле, что, условно, как раз как раз вот этим корнем, началом, от которого берет исток вся дальнейшая уже прямая евангельская история. Конечно, если мы посмотрим на повествование у Луки, то этот исток будет продлен еще в бо́льшую, скажем так, древность…

А. Ананьев

- Да, Введение во храм Пресвятой Богородицы – это же исторически раньше случилось.

о. Александр

- Оно не входит в евангельский цикл, то есть мы здесь говорим про саму прямую евангельскую историю, на которой ученики Христа сделали особенный акцент. Соответственно, до Благовещения мы даже видим такие предблаговещенья, то есть, например, священнику Захарии о рождении Иоанна Крестителя, потом, соответственно, Благовещение Богородице, потом рождение Иоанна Крестителя, потом Рождество Христово, то есть это как такие шаги к тому, что войдет в кульминацию с момента выхода Иоанна на проповедь и с момента начала общественного служения Христа, поэтому да, мы можем говорить о Благовещении, безусловно, как о корне, о том событии, которое является, скажем так, основополагающим для всей дальнейшей евангельской истории и здесь, конечно, мы привыкли говорить о особенном выборе, особенном согласии Богородицы, о ее особенном значении в плане воления…

А. Ананьев

- Воления? Я услышал неизвестное мне слово…

о. Александр

- Да, то есть реализация акта воли.

А. Ананьев

- Понял. По поводу согласия – я этот вопрос, конечно, хотел приберечь на вторую половину программы, но раз вы, отец Александр, это упомянули, я хочу задать его сразу: а разве у Богородицы был выбор? Ведь дело в том, что архангел Гавриил пришел не с предложением, даже не с просьбой, он не сказал: «Мария, дорогая, вот ты такая прекрасная, ты лучшая, а не хотела бы ты…?» Не было такого, он сказал: «Да будет так».

о. Александр

- Здесь, наверное, нужно немножко обратиться к восприятию и к самовосприятию женщины в традиционном обществе. Более того, если мы рассматриваем этот вопрос еще и в совершенно конкретном культурно-историческом контексте, то есть мы понимаем, что это Палестина I века, которая как печь накалена от мессианских ожиданий, то есть даже потом в Книге Деяний, когда чуть позже апостолы выйдут на проповедь, будет суд Синедриона над Петром и Иоанном там прозвучит очень важное свидетельство одного из раввинов, Гамалиила, и он перечислит, что даже в нескольких последних годах приходил такой-то, собирал вокруг себя людей, его убили, люди рассеялись, приходил такой-то, объявлял себя миссией, собирал вокруг себя людей, то есть это, можно сказать, системная ситуация к тому моменту времени, то есть мессианский накал абсолютен, то есть вот этот народный вопль «доколе?» - он четко реализован в религиозных ожиданиях и в этом смысле от Гавриила и не звучит предложение, потому что, может быть, это будет очень такая широкая фигура речи, но всякая женщина в Израиле жаждала бы стать матерью Мессии, опять же, потому что народное восприятие мессианства, оно же серьезным образом отличается от того мессианства, которое явит Христос, вот здесь тоже есть большая разница.

А. Ананьев

- Вы рассказываете удивительные вещи, вы заставляете взглянуть на все произошедшее совсем другими глазами и, действительно, исторический контекст, он чрезвычайно важен вообще на каждой странице Священного Писания, но здесь важнее всего, действительно, мы же не представляем, у нас есть какая-то такая идиллическая картина, как на прекрасной иконе, как этот Архангел Гавриил спускается, у него нимб, к прекрасной, очень красивой Деве, которая плела, по-моему, в этот момент?

о. Александр

- Есть предание, что они встретились у источника...

А. Ананьев

- У источника сначала, а потом в доме?

о. Александр

- Потом в доме.

А. Ананьев

- Как, кстати, вот этот нимб, который связывает их обоих, называется? У него название еще какое-то необычное.

о. Александр

- Их, по-моему, связывает не нимб, вы имеет ввиду покров, который накрывает всю композицию, я вот сейчас название его не упомню, но его иконографический-то смысл простой, он всегда подчеркивает, что происходящее происходит в доме, то есть внутри, потому что мы никогда же ведь не видим интерьеров на иконе, мы всегда видим только фасады зданий, но вот эти красные протянутые ткани, они как бы подчеркивают, что на самом деле это все под покровом дома.

А. Ананьев

- Понятно. Давайте немножко действительно поговорим, а с кем, как не с вами, человеком, глубоко осведомленным в историческом контексте, поговорим о том, какова же роль женщины была в тот момент, потому что со стороны роль Марии кажется крайне необычной, исключительной: юная девочка, вот девочка совсем, 14 лет, да? 86-летний Иосиф, который взял ее в жены лишь для того, чтобы охранять ее приснодевство и явиться ей не мужем даже, но обручником. И кажется, что это какая-то исключительная ситуация, а вот была ли она исключительная в таком случае? Может быть, это была распространенная практика или что-то еще?

о. Александр

- Здесь определенно двойственный момент, то есть с одной стороны, исключительность этой ситуации в сознательном решении Марии не вступать в брак, оно совершенно не нормативно для того периода, например, иудейского общества.

А. Ананьев

- А монашество тогда, как такового, не было вообще?

о. Александр

- Нет, аскетические практики существовали, но, например, в таком контексте они вообще никогда не рассматривались, например, даже самый известный такой формат протоаскезы - обеты назорейства, во-первых, как правило, предполагали временный характер, во-вторых, даже на примере нескольких праведников, которые несли их всю жизнь, как например, судья Израиля Самсон или тот же самый, например, Иоанн Креститель – они, в общем-то, не предполагали никакого решения относительно брачного статуса, то есть, например, мы видим Самсона в браке, мы видим Предтечу безбрачным, но при всем при том мы говорим здесь о мужчинах, то есть все-таки некоторые примеры таких, абсолютно харизматических призваний, когда мужчина не вступал в брак, они все-таки в израильской Священной Истории есть, это хотя бы тот же самый пророк Илья, ну, не он один, надо заметить. Таких женских примеров не существует абсолютно, потому что Ветхий Завет совершенно однозначно рассматривает роль женщины только как роль в браке, то есть как роль матери детей: плодитесь, размножайтесь и наполняйте землю – это первое базовое и основное ее призвание, как таковое, но потом, конечно, мы заметим, что Ветхий Завет очень интересно отзывается о роли женщины. Мы привыкли к тому, что эти древние традиционные восточные общества, как минимум, как нам кажется, принижают женскую роль, но в Израиле мы наблюдаем очень интересные тенденции: в ряде случаев Бог действует, не сообразуясь ни с какими вот этими стандартными традиционными представлениями о правильности, благочестии и чем-либо еще. Там, например, та же самая история Книги Судей – это ведь прекрасный сюжет для голливудского блокбастера, потому что среди судей у нас есть все: бывший разбойник, священник в скинии, женщина,  там нет только афроамериканца, просто потому что этот вопрос на тот момент ярко не был раскрыт, но вот это, наверное, единственное исключение, то есть мы видим, что на каком-то этапе женщина, имеющая вот эти пророческие харизмы, пророческие дары, она просто управляет государством, она не ведет народ на войну – это вот, наверное, единственное «но», но правит. Это пример Дево́ры. Есть негативные примеры женских правлений, когда мать молодого царевича, будучи регентом при нем – Кадо́лия, узурпирует власть и понадобился целый переворот для того, чтобы восстановить справедливость. И в целом Ветхий Завет очень высоко оценивает роль женщины не только в контексте деторождения, но всегда в контексте преимущественно дома, ну, например, та же самая Книга Притч: мы помним развернутейшее повествование, характеризующее хорошую жену, и она, кроме всего прочего, характеризуется через инициативность и предприимчивость, она не сидит дома, потупив взор и ожидая указующего перста супруга, она знает, что ей нужно делать в рамках своих основных обязанностей, она совершенно четко распоряжается своим временем вне этих обязанностей, то есть когда у нее и все сделано, она все равно знает, чем себя занять, как, для чего и приносит своей семье не только бытовые удобства, прямую прибыль, но она приносит семье честь, что в принципе, все-таки в традиционных обществах обычно соотносится с мужскими какими-то категориями.

А. Ананьев

- Об одном из важнейших, хотя, может быть, даже, о важнейшем, хотя вот отец Александр говорит, что нельзя так расставлять приоритет среди праздников, но об изумительно важном и красивом празднике Благовещения Пресвятой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии говорим мы сегодня в «Вопросах неофита» на «Светлом вечере». Напомню, у меня в гостях настоятель Богоявленского храма в Ярославле священник Александр Сатомский. И от роли женщины хочу немножко отступить, поговорить о роли мужчины. Мне, как мужчине, всегда беспокойно было за судьбу Иосифа, ведь все-таки, наверное, Архангелу Гавриилу, простите мне за мою вольность, я сейчас буду рассуждать, как человек, откровенно говоря, глупый: ему следовало, наверное, обратиться сначала к мужу, но об этом вообще ничего не говорится, ни о реакции Иосифа, ничего. Он там непросто на вторых ролях, он за скобками остается. И у меня внутри есть какая-то убежденность, что это не так, что его роль была важна, но какая она – я не знаю.

о. Александр

- А вот здесь как раз замечу, что на самом деле его роль напрямую высвечена в евангельской истории. Заметьте, с Марией Архангел обсуждает сам концептуальный вопрос, то есть он приводит ее к понимаю, вот он озвучивает ей о том, что ты «благословенна между женами, ты родишь Сына» и на ее вопрос: «как это случится, если я мужа не знаю?» – это, кстати, маленькая ремарка, прямое указание на идею приснодевства Марии, то есть что она дева как до, так и в течение всей ее последующей жизни, иначе ее вопрос не имел бы смысла, то есть как это случится – очень просто: сейчас Иосиф – твой обручник, а потом он станет твоим мужем, а потом ты родишь, то есть вот оно все линейно, но с ее точки зрения этого не произойдет, этот брак, он существует именно как бы для закрепления социальных ролей, не более того. И так Мария с Архангелом обсуждают это, но все узловые решения в плане их супружеского союза принимает Иосиф, заметьте, мы видим в тексте, единственно «но»: есть такое замечание толкователей, что, например, Захарии и Марии Ангел является в реальности, а, например, Иосифу и волхвам он является во сне. Но тем не менее он приводит Иосифа каждый раз к понимаю ситуации и принятию решения, то есть, несмотря на экстраординарную роль Марии, в истории спасения семьей руководит Иосиф – ему сказано о том, что «не бойся принять Марию, жену твою», ему сообщено о том, что «беги в Египет», ему рассказано о том, что «умерли искавшие душу младенца», то есть всеми этими моментами, как супруг, он, безусловно, руководит, хотя, возможно, чисто гипотетически, что Ангелу было проще, может быть, с Марией взаимодействовать по этому поводу, то есть он даже являлся ей лично.

А. Ананьев

- Давайте начистоту, отец Александр, а у Иосифа ведь, сейчас я спрошу: «А был ли у него выбор?» Вы скажете: «Конечно же, был». Но ведь не было.

о. Александр

- Ну вот как сказать: у него был выбор на самом этом первом этапе, про то, что «не бойся принять», здесь много «но». Со всем остальным он, конечно, уже входит в плоть и ткань этой истории, дальше он уже движется в этом русле, но первое здесь его решение – это самое такое нетривиальное, неоднозначное, ведь опять же, мы видим, что и ветхозаветная религиозная традиция, она же достаточно трезва, ну, например, тот же самый Захария – ведь он же не падает ниц перед Гавриилом, когда он сообщил, что «жена твоя зачнет и родит сына».

А. Ананьев

- Нет, у него много сомнений и много вопросов.

о. Александр

- У него начинаются вопросы, он загибает пальцы: а вот это, вот это, вот это, ровно потому что мало ли кому чего увиделось: если это от Бога – должны быть прямые конкретные знамения, которые подтверждают это экстраординарным образом. В этом смысле мы наблюдаем, что Иосифу это просто сон, то есть, в принципе, он может встать, отряхнуться от сна, сказать, что «ну, чего только не приснится» и решить так, как он решил. Вот его все-таки открытость и вот эта готовность принять что-то во многом интуитивно, потому что это действительно так, ведь, опять же, он не может поручиться, что абсолютная правда, что было сказано ему, например, в этом сне? То есть то, что Мария беременна – это факт, а вот это все – это большое поле интерпретаций, он потом удостоверится в этом, когда через аналогичные же сны ему будут посылаться совершенно конкретные однозначные указания, которые будут сбываться в момент времени: «беги в Египет» – и вот буквально тут же совершается избиение младенцев, «возвращайся, умерли искавшие души младенца» – и он возвращается, действительно, там уже совершенно другая политическая ситуация.

А. Ананьев

- Пытаюсь представить себе, ну, я не знаю, какую-то женщину из тех земных женщин, которых я знаю, и вот им становится известно, что у них родится ребенок, и ребенка ждет вот такая судьба – в земной жизни. Ну вот на мой взгляд, десять из десяти женщин ужаснутся такой перспективе, потому что они любят своего даже еще не родившегося ребенка, которого они в глаза не видели, но они любят его большей своей жизни. То есть любовь матери, я не знаю, есть ли любовь сильнее в нашей земной жизни, а у Марии вопросов таких, наверное…Вот у нее возник единственный вопрос: как это будет, коли я мужа не знаю? Но ей же стало понятно, какая судьба ждет ее Сына?

о. Александр

- Ну вот если нам посмотреть на евангельский текст, то, по всей видимости, это понимание вызревает в Марии этапно, то есть это не происходит в момент Благовещенья. Мы, например, видим, как в событиях Сретения Симеон, обращаясь к ней, подчеркивает, что произойдет, вот для чего лежит в ее руках этот Младенец, что произойдет с нею самой, то есть она все это слышит, как бы предмет откровения. И потом, например, мы видим, что и в ее всей последующей жизни все равно присутствует этапность принятия, например, момент, когда она на браке в Кане: мы видим, что Христос, по сути, ей отказывает, но она, скажем так, ухмыльнувшись, отходит, то есть она-то знает, как любая другая мама может сказать: «я уже выучила все это» и понимает, чем дело выйдет. А в каких-то других случаях она этого не понимает, например, момент, когда она приходит к дому, где находится Христос с учениками и пришедшими слушать его людьми и требует, чтобы Он вышел к ней, и Златоуст говорит, что делает это она по своей материнской гордости, то есть я мать, я имею полное право стребовать со своего Сына, чтобы Он встал и пришел. И Христос указывает, что увы, но вот такого права над Ним как бы, в принципе, ни у кого нет, при том, что к матери Он относится нежнейшим образом, мы видим это в ситуации Креста, когда, находясь в предсмертной агонии, Он не забывает о ней, Он понимает, что оставляет ее абсолютной вдовой, у нее нет более детей, у нее давным-давно уже нет супруга, то есть она остается в ситуации, которую Ветхий Завет описывает, как ситуацию крайней десоциализации, когда там говорится, что жнешь поле - не дожинай до края, оставь сироте, вдове и пришельцу, вот эти трое: сирота, вдова и пришелец – это как бы самый низ социальной иерархии, если нет кого-то, кто их поддержит, то жизнь их будет тягостна и недолга. И Христос об этом помнит абсолютно однозначно: Он обращается к Иоанну Богослову, что вот, отныне мать твоя, обращается к Богородице: отныне вот сын твой, то есть вот эти отношения между ними, они тоже развивались и вызревали, но такого прямого, ясного, линейного восприятия Богородицы всей этой перспективы на раннем этапе мы скорее всего не можем озвучить. Опять же, если мы обратимся к материалу богослужебных текстов, и мы услышим их буквально уже скоро, на Страстной неделе, когда в Великую Пятницу будем совершать чин Выноса Плащаницы и ее Погребение, будем читать «Плач Богородицы», и там звучат слова о том, «куда идешь ты, Сын мой, может быть, новый брак в Кане и Ты спешишь туда, пойду и я за тобой». То есть вот этого абсолютного, на грани безумия материнского горя, то есть никакого принятия на 14-летнем этапе соглашения с этой участью и, соответственно, дальше смиренного допущения всего этого в ней нет.

А. Ананьев

- Мы продолжим разговор ровно через минуту. Конечно, все, что вы говорите, заставляет задуматься, я-то был уверен, признаться, потому что он же сказал ей, что будет царствовать до скончания века и, в общем, я так понял, что он нарисовал ей – Архангел Гавриил Пресвятой Деве Марии - картину-то довольно полную. И еще, я так полагал, поскольку история-то она очень таинственная, очень закрытая и, я так понимаю, у каждого есть какое-то свое представление, которое основывается на тексте Священного Писания, у меня это, действительно, есть какая-то картина, но вот о ней мы поговорим ровно через минуту. Это «Вопросы неофита» на светлом радио, не отходите далеко.

А. Ананьев

- Мы возвращаемся вновь в студию радио «Вера». Здесь я, Александр Ананьев, сегодня я задаю вопросы неофита о Благовещении замечательному собеседнику, настоятелю Богоявленского храма в Ярославле священнику Александру Сатомскому. Еще раз добрый вечер, отец Александр. Главное, что я вижу в этой удивительной, очень светлой истории явления Архангела Гавриила Богородице и донесении до нее вот этой благой радостной вести в том, что (и это подчеркивают все эти мыслители, священники, которых я читал) в том, что это история выбора, почему я начал разговор с этого, что: что, у Богородицы на самом деле был выбор и мог ли Господь без ее согласия сделать что-то? Конечно, мог, потому что нет ничего невозможного для Него. Но зачем, я пытаюсь понять зачем Он послал Архангела Гавриила, ведь от согласия или не согласия Богородицы, тем более, что его и не прозвучало - а, нет, согласие прозвучало, что изменилось с этим согласием? Вот значение слов в жизни Марии: «Се раба Господня, да будет мне по глаголу твоему» и значение этой установки в моей лично жизни каково?

о. Александр

- У большинства толкователей мы видим очень важную параллель: они называют Богородицу «новой Евой», указывая на прямую, что как деяниями первой Евы через непослушание в мир вошла смерть, так, собственно, послушанием новой Евы в мир вошла жизнь, вот эта параллель «Христос – новый Адам» и «Богородица – новая Ева», между ними иной тип отношений, не как между Адамом и Евой, но это такой концептуальный ответ Богу, как ответил Богу Христос, об этом говорит апостол Павел, когда мы слышим, что Христос не хищением пожелал быть равным Богу, но наоборот, умалил себя, приняв образ раба, став во всем подобным нам и далее, и далее. А, соответственно, с Богородицей, вот эта параллель основывается именно на данном моменте, на вот этих словах, что она готова, и она свободно и сознательно принимает это. Здесь есть, наверное, некоторое «но» про не всегда параллельность выбора и воли, то есть здесь, может быть, нет выбора, потому что ситуация столь однозначна, мы говорили про эту напряженность мессианского вот этого этапа, что перед ней как бы и не встает вопрос да или нет, но как акт воли: «Хочешь ли ты? Да, я хочу».

А. Ананьев

- Сразу, простите, перебью, возникает параллель с дыханием, то есть, есть ли у меня, у Александра, выбор: дышать или не дышать? Конечно, есть. Есть ли у меня воля дышать? Конечно, есть. Есть ли у меня воля не дышать? Конечно, нет. Но выбор как бы есть, но получается, что выбора нет, но воли, в общем, тоже.

о. Александр

- Здесь мы скорее говорим о волении к каким-то вещам, которые кажутся нам настолько однозначными, что перед нами и не вызревает никакой альтернативы, причем тоже ведь интересный момент: события, которые последуют буквально сразу же за Благовещением – это встреча с Елизаветой, и вот здесь тот хвалебный гимн, который воспевает Богородица и который, собственно, мы теперь повторяем за каждой утреней…

А. Ананьев

- Моя любимая молитва…

о. Александр

- Ведь он, на самом деле, если вдуматься, он совершенно начисто лишен всякой женской мягкости, сентиментальности, податливости и каких-то других категорий, которые мы обычно рассматриваем применительно к женщине, то есть здесь это абсолютно однозначно поднятое знамя победы Бога, то есть это практически воинский гимн из уст 14-летней девочки, ну, это просто как маленькая ремарка.

А. Ананьев

- И опять спасибо вам за возможность взглянуть на это под другим углом, что удивительно. Мне буквально на днях коллега прислала сцену из какого-то очень красивого фильма, в частности, ту сцену, где Елизавета встречается с Богородицей, и у них происходит вот этот разговор, очень красивая сцена, надо будет выяснить, что это за фильм. А вообще, ведь вот эта история, она много раз осмыслялась и в фильмах, и в литературе, есть что-то, что вы, кстати, посоветуете посмотреть сегодня, накануне Благовещенья? Может быть, есть какой-то ваш любимый фильм, или книга, или сюжет?

о. Александр

- Ну вот прямо с Благовещением вряд ли…

А. Ананьев

- А что-то, связанное именно с личностью Богородицы, с историей Богородицы?

о. Александр

- В принципе, моим любимым художественным произведением вообще на евангельскую тему является наш отечественный мультфильм «Чудотворец». Он такой, условно отечественный, то есть он снят, если не ошибаюсь. на Союзмультфильме, но в такие, достаточно голодные конца 90-х годы, но и снят он по британскому заказу студии «Icon», и это кукольный мультфильм по евангельской истории. Обычно при слове «кукольный мультфильм» у нас в голове весь советский бэкграунд мультипликации всплывает и сразу хочется: оооо, и переключить, но вот здесь совсем другая вещь, его можно смотреть неоднократно, вот это шедевр отечественной мультипликации и там тоже и богородичная тема время от времени подсвечивается, но здесь тоже важная деталь: мне кажется, нет и не может быть каких-то глубоко самостоятельных произведений на эту тему. Заметьте, как евангелисты быстро убирают личность Марии из повествования. Там есть двое, кто практически вытерт из текста – это Мария и Предтеча. И если Предтеча уходит оттуда хотя бы по объективным причинам, хотя так смерть назвать, с одной стороны, можно, с другой стороны, несколько неоднозначно, то Мария-то ведь на самом деле никуда не делась и Христа она значительно пережила, но вот буквально кроме нескольких всполохов в тексте ее больше нигде нет, и это сознательная позиция, потому что наша обыденная логика совершено линейно отвечает на вопрос, кто больше: родивший или рожденный? Крестивший или крещенный? Сама форма этого страдательного залога, она абсолютно однозначно дает нам ответ. Вот для того, чтобы не затенить фигуру Христа вот эти две персоналии, хотя при всем том они имели место и были активны – они из текста сознательно ретушируются со всей возможностью.

А. Ананьев

- При этом почитаема Богородица невероятно, причем в разных культурах по-разному, я очень хорошо помню вот эти вот фантастически красивые скульптуры в западных странах, на которые можно смотреть вечно, настолько они прекрасны, там из мрамора и раскрашенные где-нибудь в южных таких странах, с такой любовью к ней относятся. А у нас есть ведь не просто праздники, у нас они делятся на две группы: богородичные и господские. Вот соотношение богородичных и господских праздников, я сейчас задумался: оно случайно или нет?

о. Александр

- В некотором смысле мы можем сказать, что случайно, в том плане, что праздничный цикл формируется с течением времени и он не существует, как заданность, например, празднуется день Богоявления, а потом он разделяется на Рождество Христово и Крещение Господне – празднуется Благовещение, а потом появляются еще какие-то праздники из богородичного цикла в процессе, то есть какого-то однозначного концепта, в рамках которого двигалась бы Церковь в этом своем календарном круге, его на самом деле нет, то есть Церковь жива, в ней действует Дух и, соответственно, вот он на каких-то этапах, действительно, творитель реформы.

А. Ананьев

- Только что вычитал, кстати, что теоретически, и в истории это случалось, праздник Благовещения совпадает с Пасхой, и в греческом даже слово есть, описывающее этот особый день, я уж не знаю, на вашей практике не было, наверное, такого совпадения? Кириопасха.

о. Александр

- Я что-то, наверное, не припоминаю, я помню случай, когда Благовещение приходилось на Страстную или когда оно приходилось, например, на Светлую, и, конечно, с моей точки зрения, это радикально ретуширует смысл праздника, но гипотетически такая ситуация возможна, это оригинальное упражнение ума для любителей церковного устава: как, что, с чем комбинировать, какие стихиры когда петь, какие не петь, как что делать и все остальное, но если предельно серьезно – мне, конечно, кажется, что это деноминирует праздник.

А. Ананьев

- Но для меня это пока, буду откровенен, прекрасный неизведанный лес в этих праздниках, я только-только там, с двунадесятыми начинаю разбираться, а уж там, как сказал один вахтер, когда, я его, выходя с другой работы, поздравил с праздником, он говорит: «Это у вас, православных, каждый день праздник», и у меня тоже пока такое ощущение и детское такой удивление: «Как, какой сегодня праздник? Ой, как хорошо! А завтра какой? Ой, да еще лучше!» Так и живем. Смотрите, о чем я задумался, отец Александр, вы меня натолкнули на вот какие размышления – размышления об истинной роли женщины, причем здесь я, наверное, с заглавной буквы напишу слово «Женщины», смотрите: для того, чтобы Адама и Еву изгнали из сада Вечной жизни понадобились «заслуги» обоих, причем мужчина, наверное, больше, потому что у меня есть глубокая убежденность, что, поступи Адам по-мужски, возьми он всю вину на себя и не свали он все на Еву, возможно, история бы сложилась как-то иначе и сейчас бы мы все были в райском саду, жили вечно и прекрасно, а вот для того, чтобы вторая Ева вернула нас всех в этот сад Вечной жизни мужчина даже не понадобился.

о. Александр

- Здесь есть некоторое «но»: тоже в одном из богослужебных текстов есть красивейшая мысль, я сейчас попытаюсь ее правильно, корректно воспроизвести, там восхваляется «Богородица, безмужно родившая Того, Кто безматерни от Отца исходит», она требует осмысления, безусловно.

А. Ананьев

- Как же – без матери?

о. Александр

- То есть Предвечное Слово - вторая ипостась Троицы, исходит от Отца – от начала всего, у него нет родителей, то есть там нет отца и матери, от которых рождается сын. То есть Отец, как источник, рождает Сына, от Отца, как от источника, исходит Дух, поэтому Предвечное Слово – вторая ипостась Троицы, существует безматерняя – нет матери у второй ипостаси, а в человеческую историю оно входит без Отца, только с матерью, вот такая интересная параллель, поэтому нельзя сказать, что относительно райского сада с этой ситуацией справилась только новая Ева – нет, конечно, она ввела нового Адама, то есть Христа. И Христос, это тоже важно, что он – мужчина. Это важно во многом именно даже в контексте таких, предельно конкретных и земных категорий, в смысле социальных, но и в более глубоком смысле – в плане системной и реально существующей, антологической, мы бы могли сказать, разницы между мужчиной и женщиной в принципе, то есть их типы бытования в мире, их типы присутствия в мире различны, их призвания различны. Объективно вообще любая попытка сравнивать мужчин и женщин – это сравнивание теплого с мягким, то есть это не параллельные категории абсолютно…

А. Ананьев

- Но тем не менее эти сравнения важны при выстраивании гармоничных, идеальных отношений в семье, где мы равны, но не равноправны и важно понять вообще, а кто из нас кто – а кто принимает решение, а кто соглашается, а кто является основой, кто является как бы над основой? Вот это важно понимать тем не менее. И, поскольку лично я в Деве Марии вижу воплощенный идеал женственности, женщины, то, к чему должна стремиться женщина, а в Христе вижу, с позволения сказать, поправьте, если я ошибаюсь – идеал мужчины, то, к чему каждое мгновение должен стремиться я – хотя бы немножко быть похожим и достойным Его, очень важно понять вообще, кто есть кто.

о. Александр

- Здесь, наверное, две ремарки. Первая – если говорить о каких-то абсолютно изначальных категориях, то мужчина и женщина изначально равны, между ним нет доминирования и подчинения…

А. Ананьев

- Секунду, как же, отец Александр, а «вот тебе помощница?» Человек, вот тебе помощница – не человек, такой же, как ты.

о. Александр

- Здесь есть, во-первых, некоторая игра слов, причем, кстати, она на русском отсутствует, у нас муж и жена или мужчина и женщина – слова, совершенно не однокоренные, например, на иврите это «иш» и «иша», то есть «муж» и как бы «мужняя» или также в английском «man and woman», то есть аналогичная в плане корней тема. Но смысл здесь в чем: важный момент, когда Адам называет имена всех существ абсолютно, причем это радикально важный момент: он видит, что ничто из сотворенного не подобно ему, наименование – это определение сути, то есть он называет их не в плане какой-нибудь очередной абракадабры, а как бы с точки зрения и толкователей он дает им сущностные имена, что конкретно отличает кота от кита. И по тому, как он увидел всех животных земли, он пришел к совершенно простому выводу, что подобных ему нет. И Адам не случайно творится одиноким, в нем должна сформироваться жажда второго, то есть он не целостен – вот это важный тезис и только появление женщины приводит человечество к полноте, то есть вот будучи союзом двух они полны, и более того, Адам так и не дает ей имя, имя появляется у нее только после грехопадения, когда Бог говорит о том, что появятся отныне в человеческих отношениях социальные измерения, то есть, конечно, Он говорит это, во-первых, относительно семьи, потому что на том этапе никаких других людей и нет, но здесь мы видим установление вообще социальных отношений как таковых, то есть туда, к сожалению, доминирование и подчинение отныне и впредь входят в плоть и ткань человеческой вообще природы, то есть скажем так, такой негативный бонусный довесок к кожаным ризам, но при всем при том вот на этом раннем этапе мы видим их равнозначность, они различны, не одинаковы, но равнозначны. Более того, заметьте, что ведь именно после грехопадения Адам и Ева опоясываются смоковничными листьями, я всегда студентам задаю вопрос на эту тему, спрашиваю: почему в человеческой культуре прикрываются не уши, например, а гениталии? А ведь это радикально важно, потому что уши у всех одинаковые, а это знак разницы между мужчиной и женщиной, они хотят нивелировать ее, они потеряли единство, потеряли целостность и хочется что-то приделать обратно, чтобы вроде было как раньше, а уже как раньше больше не будет.

А. Ананьев

- А без листьев какая-то бессовестность получается.

о. Александр

- Не бессовестность, а именно различие, однозначно.

А. Ананьев

- Я неспроста заговорил о бессовестности, я хочу на этом сделать еще один, может быть, для кого-то неожиданный акцент.

А. Ананьев

- Вы слушаете радио «Вера», сегодня вопросы неофита продолжаю задавать я, у меня в гостях настоятель Богоявленского храма в Ярославле священник Александр Сатомский. Смотрите, как интересно получается: праздник Благовещения в православной традиции созвучен Евангелию, то есть от греческого «благая весть», Благовещение и благая весть, собственно, поэтому еще и этот праздник Иоанн Златоуст называл корнем всех праздников, потому что фактически Евангелие получается именно с Благовещения, Благая весть начинается с Благой вести. А вот сейчас тот неожиданный момент, к которому я хотел сказать: есть еще одно слово, оно мне сразу пришло на ум, я это слово всегда вспоминаю, когда разговариваю с моими приятелями, считающими себя атеистами, я вот так подчеркну: не атеистами, но считающими себя атеистами, потому что если люди задают себе такие вопросы, значит, они уже не атеисты, мне просто очень хочется подобрать правильные ответы. Они говорят: «Ну где, ну где, ну как, доказательства?» Я говорю: «Слушайте, вас совесть когда-нибудь грызла?» Они говорят: «Ну бывало, конечно, мы же люди, у нас у всех есть совесть». Говорю: «Вы понимаете, что такое совесть: совесть – это единение с вестью: со весть, а весть – та самая благая, единение с благой вестью». И в этом смысле Евангелие, совесть и Благовещение получаются однокоренными словами. Или этот тот случай, когда я выдаю желаемое за действительное и надумываю лишнего, отец Александр?

о. Александр

- Ну вот я бы задумался здесь, конечно, на предмет ложной этимологии, то есть я ничего не могу на этот счет сказать, я не знаю, откуда реально происходит слово «совесть». Это как, знаете, пример с человеком, который «чело́ ве́ка», то есть венец творения, но там мимо не проходила эта идея, там на самом деле идея про словесность, про умение говорить, но это неважно, просто, как ремарка, поэтому с совестью я поостерегусь делать каких-то далеко идущих выводов и еще введу одну важную категорию: при всем при том совесть всегда социально обусловлена – она, с одной стороны, А-всегда есть, Б-выкрашена в какой-то конкретный цвет, то есть в сообществах, где нормально съесть побежденного врага совесть молчит – это важно. С одной стороны, она, на самом деле, существует, но с другой стороны, не универсальна, целый ряд вещей, даже банально: мы в Новом Завете видим, когда, к примеру, о каких-то вещах Христос не говорит в своей проповеди, потому что в иудейском контексте это бессмысленно и не нужно, то есть это не является проблемой и вопросом, а, например, о этих же вещах вынужден регулярно говорить апостол Павел, потому что в греко-римском контексте это существует, это не проблемно, и, соответственно, нужно делать на этом регулярный упор, это все, что угодно, даже банально, то же самое идолослужение, мы же видим, когда Христа спрашивают о заповедях, то есть какие нужно соблюсти - Он перечисляет вторую часть от десяти заповедей, он не упоминает первые четыре, которые про отношения с Богом, это не потому что они не важны, а потому что иудаизм получил настолько мощную и жесткую прививку от политеизма, когда был разрушен храм, город, страна и народ был депортирован в Вавилон, что после этого возвращаться к теме того, что служить другим богам плохо, просто бессмысленно. В то время как апостолы регулярно, раз по раз ходят по этой теме, потому что для их другой новой аудитории это естественно, то есть совесть язычника молчит на вот этот предмет.

А. Ананьев

- Я подумал об этом, когда вы, отец Александр, заговорили о тех листьях, которыми прикрывались Адам и Ева, и неспроста сказал, что отсутствие листьев было бы бессовестным, ведь говорят: ни стыда, ни совести. И человек, потерявший человеческий облик, теряет совесть, единение с благой вестью, то есть у меня-то логика было такая. Конечно, вы заставили задуматься, потому что, действительно, есть культуры, где совершенно другие правила, нормы поведения и люди, совершившие что-то, что является нормальным, не будут мучиться совестью. Но тем не менее совесть, она есть у человека, и это, пожалуй, главное, для меня лично, главное, что отличает человека от любого другого творения, живущего на земле, я не знаю, наверное, ни одного больше творения. Собаки, которые сгрызли тапки и которые поджимают уши – там не совесть, там страх, совесть – это другое.

о. Александр

- Здесь я так, наверное, все-таки остановлюсь на тезисе про то, что, безусловно, она существует, но всегда чем-то дополнительно обусловлена, то есть она не некий дар, присутствующий в вакууме, но ведь, с другой стороны, точно также и все остальные дары, которые отличают человека от всех остальных творений – они также как-то конкретно окрашены, в том плане, что будь то разум или свобода, то есть они все всё равно так или иначе обусловлены каким-то вот этим социумом, культурным окружением, исторической средой, языковой, какой угодно, просто потому, что человек в вакууме не существует.

А. Ананьев

- У нас осталось несколько минут, и я хочу их посвятить традициям празднования Благовещения, которое мы отмечаем завтра. Как вы отмечаете Благовещение? Начиная с того, есть ли в вашем распорядке дня то, что рекомендуется народными традициями: не заниматься никакой работой, а посвятить весь свой день храму, у вас так или иначе это все связано с работой, но, может быть, есть что-то, что вы говорите: так, вот в остальные дни этим занимаюсь, а вот сегодня ни я, ни семья моя этим не занимаемся, сегодня мы отдыхаем. Заканчивая тем, где-то вы берете же белых голубей, чтобы выпустить?

о. Александр

- Никогда.

А. Ананьев

- Давайте начнем с этого - как же, самые красивые фотографии, которые я видел, конечно, это фотографии солнечных лучей, которые пробиваются через дым от кадила во время литургии – это да, но вторые по красоте фотографии – это дети, выпускающие белых голубей на Благовещение.

о. Александр

- Это, конечно, во-первых, эстетично до невозможности, во-вторых, это орнитоз, кроме всего прочего, это я шучу. А если серьезно, видимо, в моей бытовой религиозности вот эта тема как-то не сложилась, никаких дополнительных парарелигиозных обрядов, как то́ - выпускание голубей, например. У нас в культуре было популярно, это, конечно, епископская тема – шествие на осляти, то есть въезд на лошади в расположение храма, в храмовое каре, пещное действо и все остальное, мне, конечно, кажется, что это хорошие, добрые звоночки из уже отжившего прошлого, хотя те, кто это делают – это тоже, наверное, хорошо и правильно, если у них есть к тому желание и возможность. Из Благовещения я помню одно из немногих системных наставлений от моих бабушек и проецируемое до сих пор моей мамой, и те, и другие люди несознательной религиозности…

А. Ананьев

- Я просто с восхищением слушаю, жалею, что я не записываю ваши прекрасные обороты: «бытовая религиозность», вот этот вот все.

о. Александр

- Да, обозначим это так. При все при этом железобетонно утверждающие, что в Благовещение птичка гнезда не вьет, девица косы не плетет, то есть вы, конечно, как хотите, да и в храм я особо не хожу, но чтобы в Благовещение я что-нибудь в плане каких-то домашних работ и дел - никогда в жизни, ни за что на свете. В этом смысле, конечно, через это мы можем судить о народном восприятии значимости этого праздника.

А. Ананьев

- Вообще откуда пошло вот это наставление не заниматься никаким делом даже для неразумной твари?

о. Александр

- Конечно, неразумная тварь здесь имеется ввиду, как такая однозначная параллель: уж коли здесь вот так, то уж ты, человек, точно должен этим вещам соответствовать. Но, безусловно, тема-то простая, ведь для своего момента времени любой бытовой труд, он систематический, долгий и тяжелый, то есть, например, нынешнее рассуждение: можно ли мыться в праздник? Ну я, даже абстрагируясь от того встречного вопроса: можно ли в праздник ходить грязным? Не суть, но для своего момента времени это понятный вопрос, потому что вымыться, открыв горячую воду было невозможно, нужно было колоть дрова, топить баню, таскать туда воду, мыть баню, мыться в ней, после чего там на следующий день мыть баню после этого, то есть это процесс на целый день, он не предполагает, что ты в покое пошел в храм, в покое кого-то навестил или принял кого-то у себя, это загружает тебя совершенно такими, ежедневными, регулярными вещами, которые ты можешь совершить в любой другой день. Вот, мне кажется, это, наверное, главное соображение относительно того, что сто́ит делать, а что не сто́ит, то есть все, что мы можем сделать в другой день – мы можем сделать в другой день, этот день посвятив Богу, мы точно ничего не потеряем, а только приобретем.

А. Ананьев

- То есть в вашем распорядке дня, если я вас правильно понял, особо-то ничего не меняется по сравнению с остальными днями, разве что в самом богослужении есть какие-то элементы утром, вечером в Благовещение чем-то отличается?

о. Александр

- По поводу распорядка дня здесь есть важное «но», радикально важное «но»: все двунадесятые праздники в епархиальном управлении, где я тружусь пресс-секретарем, являются не рабочими днями, и это, конечно, удивительно ровно потому, что это позволяет мне в полноте реализовать целую кучу заповедей по отношению к ближним, то есть после литургии я еду домой и, соответственно, там дети, которые регулярнее видят меня где-нибудь в медиа, имеют возможность взаимодействовать со мной напрямую, а я с ними, вот это чудо чудное и диво дивное, которое заряжает меня потом еще на долгое количество дней.

А. Ананьев

- Это прекрасно, вот тогда я с особенным чувством еще и в этом смысле поздравляю вас, дорогой отец Александр, с наступающим прекрасным праздником Благовещения. Спасибо вам большое за беседу, я получил огромное удовольствие, вы расставили какие-то точки над неустойчивыми «и». Сегодня я беседовал с настоятелем Богоявленского храма в Ярославле священником Александром Сатомским. Спасибо вам.

о. Александр

- Спасибо.

А. Ананьев

- Да, в следующий раз в Ярославле обязательно загляну в гости в Богоявленский храм. Я Александр Ананьев, радио «Вера», до следующего понедельника, услышимся.