
Фото: Brody Childs/Unsplash
В покоях византийского императора Юстиниана было душно, царил полумрак, пахло заморскими лекарствами. Слышалось тяжёлое, прерывистое дыхание больного: смертельный недуг приковал к постели правителя. Все его многочисленные лекари разводили руками: они ничем не могли помочь императору. Оставалась только одна надежда: умирающий Юстиниан начал усердно, со слезами, молиться Богу, прося у Него помощи и спасения. Однажды, задремав от изнеможения, правитель увидел во сне смиренного человека в одежде священника, о котором Юстиниану было сказано, что только он может исцелить императора. Как только монарх проснулся, сразу же послал своих слуг искать чудесного доктора; они обошли весь Константинополь, но никак не могли найти его. Тогда один из царских прислужников вспомнил о своём знакомом враче — священнике СампсОне. Юстиниан повелел скорее разыскать его и привести во дворец. Император сразу узнал в Сампсоне обещанного во сне врачевателя и с радостью обнял его. Одним прикосновением руки Сампсон исцелил болящего царя. Благодарный Юстиниан готов был отдать вылечившему его всё, что Сампсон попросит, предлагая ему много золота и серебра. Но скромный врач отказался от щедрых даров. Единственное, о чём он попросил Юстиниана: построить странноприимный дом и больницу для жителей Константинополя. С радостью выполнил император просьбу исцелителя: выстроил большое великолепное здание, получившее известность как Странноприимный дом Сампсона.
Преподобный Сампсон Странноприимец родился в Риме в семье богатого патриция. С детства мальчик мечтал о том, как будет помогать больным и страждущим, для этого стремился получить хорошее медицинское образование. И его заветное желание сбылось: Сампсон стал одним из самых квалифицированных врачей своего времени, и множество больных приходили к нему со своими недугами и травмами. Всех он лечил бесплатно, а тех, кому был необходим длительный уход, юный врач поселял в своей обширной усадьбе, предоставляя им не только кров, питание и лечение, но и утешение в молитве и самую нежную заботу.
Когда родители умерли, Сампсон отпустил на волю всех своих рабов, сам желая служить другим людям. Также он раздал своё наследство нищим и нуждающимся, исполнив на деле совет, данный Спасителем богатому юноше: «если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твоё и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на Небесах».
Вскоре Сампсон переехал в столицу Византии — Константинополь. Здесь он поселился в бедной хижине, вёл очень простую и скромную жизнь. Многие больные посещали прославленного врача, особенно искали его помощи те, от кого отказались прочие доктора: прокажённые, слепые, парализованные, одержимые. Слава о Сампсоне распространилась по всему Константинополю. Отчаявшиеся, истратившие прежде все свои средства на бесполезные лекарства, получали исцеление от его врачебного искусства и молитв. Услышав о богоугодной жизни Сампсона, константинопольский патриарх призвал его к себе и посвятил во священники.
После исцеления императора Сампсон принял на себя руководство Странноприимным домом Константинополя, выстроенным по его просьбе Юстинианом. В нём была прекрасно оборудованная больница, с амбулаторией и стационаром, состоявшим из различных отделений: хирургического, инфекционного, родильного и других. В лечебнице работали профессиональные врачи, а ухаживали за пациентами опытные монахи. Кроме заболевших здесь принимали всех нищих и бродяг, давая им приют и пропитание. Император Юстиниан пожертвовал Странноприимному дому несколько поместий на оплату его содержания.
До глубокой старости преподобный Сампсон Странноприимец самоотверженно и усердно служил ближним. И до сих пор по его молитвам совершаются чудесные исцеления.
Единственная

В давние времена жили в деревушке две семьи. В одной был сын— звали его Шан, в другой — дочь по имени Мэйли, что значит «прекрасная слива». Дети дружили с малолетства, а когда выросли — полюбили друг друга и поклялись никогда в жизни не разлучаться.
Пошёл Шан в дом к любимой девушке свататься, но родители отказали юноше из-за его бедности. Хотелось им отдать дочь с выгодой, за Вана-богача.
Наступил день свадьбы. Громко заиграли трубы, носильщики подняли украшенный цветами свадебный паланкин и понесли Мэйли к дому жениха. Сидит она в паланкине, горько плачет. Полпути прошли, вдруг что-то зашумело, засвистело, поднялся сильный ветер, паланкин с невестой в воронку закрутило, и унесло неведомо куда.
Узнал об этом Шан и решил во что бы то ни стало найти Мэйли.
— Зачем тебе чужую невесту искать? Как бы самому не пропасть, — уговаривали его друзья, — В деревне и других красивых девушек много...
— Мэйли для меня — единственная, — сказал Шан, и отправился в дальний путь.
Много дорог он прошёл, но никто нигде не слышал о пропавшей девушке. Печаль одолела однажды юношу: сел он у дороги и заплакал.
Вдруг откуда ни возьмись явился перед ним белобородый старец.
— Отчего ты плачешь, юноша? Кто тебя обидел?
Рассказал ему Шан про свою печаль, а старец ему в ответ:
— Пойдем со мной. Я знаю, где она.
Шли они, шли, и повстречали ещё одного путника. Спрашивает его старец:
— Кто ты и куда путь держишь, юноша?
— Зовут меня Ван Лан, я ищу свою невесту, которая исчезла в день свадьбы.
— Идём с нами. Я знаю, где она, — сказал старец.
Пошли они дальше втроем: Шан, Ван Лан и белобородый незнакомец. Привёл старец юношей к большому дому и пригласил войти, чтобы немного подкрепиться и передохнуть.
Хозяйка дома для гостей богатый стол накрыла, усадила всех за стол, и говорит:
— Хочу я с вами заодно, юноши, об одном деле потолковать. Муж мой давно умер, живу я вдвоём с дочкой. Вот и решила я в дом зятя принять, чтобы кормил меня на старости лет. Кто из вас двоих хочет здесь остаться?
Вышла из-за ширмы девушка — нарядная, красивая как цветок ириса. Понравилась она сразу Ван Лану, да и богатый дом приглянулся.
— Я останусь, — обрадовался он. — Такая невеста мне подходит.
— А я должен свою Мэйли найти, — сказал Шан.
Говорит ему тогда белобородый старец:
— Иди домой, там тебя твоя невеста ждёт. Тысячи лет живу на земле, а всё никак не могу к человеческим слезам привыкнуть... Уж так она в паланкине слезами обливалась, что я её похитил, чтобы проверить, кто из вас её по-настоящему любит...
— Кто ты, дедушка? — спросил Шан.
Но волшебник ничего не ответил и исчез. Зато он помог соединиться двум любящим сердцам.
(по мотивам китайской сказки)
Все выпуски программы Пересказки
Псалом 124. Богослужебные чтения

Вы никогда не задумывались, почему горы — такие манящие? Причём любые: и совсем невысокие, до километра, и пятитысячники — не говоря уже о самых высоких, недостижимых для неподготовленного вершинах. Как сказал поэт, «Сколько слов и надежд, сколько песен и тем // Горы будят у нас — и зовут нас остаться!» 124-й псалом, который сегодня звучит в храмах за богослужением, многократно обращается именно к глубокой символичности гор для верующего человека. Давайте послушаем этот псалом.
Псалом 124.
Песнь восхождения.
1 Надеющийся на Господа, как гора Сион, не подвигнется: пребывает вовек.
2 Горы окрест Иерусалима, а Господь окрест народа Своего отныне и вовек.
3 Ибо не оставит Господь жезла нечестивых над жребием праведных, дабы праведные не простёрли рук своих к беззаконию.
4 Благотвори, Господи, добрым и правым в сердцах своих;
5 а совращающихся на кривые пути свои да оставит Господь ходить с делающими беззаконие. Мир на Израиля!
Нет ничего удивительного в том, что уже на самой заре человечества гора воспринималась как особое, священное пространство, где происходит соприкосновение небесного и земного. На горе Синай Моисей получает от Бога заповеди; на горе Фавор преображается Христос перед учениками; да и про Олимп как не вспомнить.
Сама по себе гора очень многозначительна: с одной стороны, её огромное, мощное основание — «подошва» — придаёт ей устойчивость, непоколеблемость. С другой стороны, тонкая, словно игла, вершина, буквально впивается в небо. Тот, кто хотя бы раз в жизни стоял на такой вершине, никогда не забудет абсолютно ни с чем несравнимого ощущения одновременной устойчивости — и воздушности, невесомости — когда перед твоим взором открываются величественные горизонты.
Удивительная вещь: казалось бы, когда мы летим на самолёте, мы видим ещё более далёкий горизонт — а всё же это вообще не то: только стоя ногами на вершине, ты испытываешь исключительный, всеобъемлющий восторг особого предстояния перед бытием.
Для многих древних культур гора — это axis mundi, космическая ось мира, соединяющая высшие и низшие миры. И именно поэтому на вершинах гор строились храмы, организовывались те или иные святилища.
Если мы вспомним самые древние жертвенники, о которых повествует книга Бытия, — это тоже будут «микро-горы», сложенные из камней — на вершинах которых и совершались жертвоприношения.
Прозвучавший сейчас 124-й псалом ещё глубже развивает тему символизма горы: он говорит о том, что «надеющийся на Господа, как гора Сион, не подвигнется: пребывает вовек». Гора для верующего становится не только внешним образом духовного вдохновения, но и наглядным примером того, как может ощущать себя сам человек, когда его голова, его мысли — всё то, что и отличает его от животного, — устремлены к Небу. И неспроста греческое слово «ἄνθρωπος» — состоит из двух основ: ἄνω означает «вверх» и θρώσκω — «смотреть, устремляться, прыгать». Смотря на гору, мы словно бы снова и снова задаём себе вопрос: а есть ли во мне задор подняться на вершину — или я всего лишь хочу так и остаться распластанным у её подножия?..
Псалом 124. (Русский Синодальный перевод)
Псалом 124. (Церковно-славянский перевод)
Псалом 124. На струнах Псалтири
1 Надеющиеся на Господа подобны горе Сиону; не поколеблются вовеки те, что живут в Иерусалиме!
2 Горы осеняют их, и Господь осеняет людей своих отныне и вовеки.
3 Ибо не дает Господь грешникам власти над праведными, да не протянут праведные рук своих к беззаконию.
4 Даруй, Господи, блага тем, кто добр и праведен сердцем!
5 А людей развращенных и творящих беззакония покарает Господь. Мир Израилю!