У нас в гостях были председатель оргкомитета фестиваля «Артос» Алексей Токарев, главный редактор интернет-портала «Приходы» Евгения Жуковская и руководитель фонда «Женщины за жизнь» Наталья Москвитина.
Разговор шел о социальном служении, благотворительности, как развиваются сегодня волонтерские движения и почему помогать тоже нужно уметь.
А. Митрофанова
— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие слушатели. Я Алла Митрофанова. И у нас сегодня целая студия гостей, я очень рада этому и представляю. Алексей Токарев, председатель оргкомитета фестиваля «Артос». Здравствуйте.
А. Токарев
— Здравствуйте, друзья.
А. Митрофанова
— Фестиваль открылся вчера. Поздравляю вас с этим и надеюсь, вы нам сегодня все подробно расскажете. Евгения Жуковская, главный редактор интернет-портала «Приходы». Добрый вечер, Евгения.
Е. Жуковская
— Добрый вечер.
А. Митрофанова
— Наталья Москвитина, создатель и руководитель фонда «Женщины за жизнь», ведущая телеканала «Спас». Здравствуйте.
Н. Москвитина
— Да, здравствуйте, очень приятно.
А. Митрофанова
— А мы сегодня говорим и о самом фестивале и, наверное, о тех темах, которые вы там будете поднимать. Это традиционно должны быть интересные истории, потому что фестиваль «Артос» за последнее время, по-моему, очень серьезно рванул вперед. И когда люди к вам туда приходят, удивляются: ничего себе! — там жизнь кипит, все бурлит, и все совершенно прекрасно и замечательно. Основная тема этого года, вернее этого фестиваля, вот который сейчас уже идет, — некоммерческие организации, как им жить, взаимодействовать и получать гранты. То есть прекрасные идеи и деньги на их воплощение. Расскажите, пожалуйста, подробнее о том, что у вас там происходит.
А. Токарев
— Да, все верно вы заметили, Алла, фестиваль растет, и каждый раз он открывается с новой темой интересной и, на наш взгляд, наиболее актуальной. Этот год у нас в целом посвящен волонтерам, весь год в России, и конкретный фестиваль, один из них, мы тоже решили посвятить смежной теме — это благотворительность и социальное служение. И вот с нашими друзьями из фонда «Соработничество» и портала «Приходы», мы собрались как-то раз и, как оказалось, у каждого отдельно была вот мысль и идея провести нечто подобное. Мы решили соединить наши силы в этом и провести образовательную неделю, направленную на сотрудников, либо участников, организаторов некоммерческих организаций и любых благотворительных фондов, в том числе и сотрудников храмов, социальных их подразделений внутри, для того чтобы дать полноценный план действия, развития, создания какого-либо социального их проекта.
А. Митрофанова
— Вот, кстати, интересный момент. Потому что, наверное, не каждому может в голову прийти мысль, что при обычном совершенно храме, при приходе может быть зарегистрирована некоммерческая организация, у которой будет свой устав, все по-настоящему, и которая тоже может искать деньги и находить их благополучно на какие-то свои благие дела. А приходы сейчас очень активные. Ну не знаю, наверное, в разных городах это по-разному, но в Москве просто порой даже и гиперактивные, и это очень хорошо. Евгения, я думаю, это к вам вопрос. На портале «Приходы» я видела целый раздел, посвященный тому, как правильно взаимодействовать со всякими фондами благотворительными и как должны в XXI веке жить некоммерческие организации. Расскажите, пожалуйста, что будет на фестивале.
Е. Жуковская
— На фестивале, который сегодня уже идет второй день, прошел, и сегодня как раз состоялось открытие деловой образовательной программы, мы попытались собрать все самые успешные практики, существующие в Москве на рынке некоммерческих организаций.
А. Митрофанова
— Рынок некоммерческих организаций — это такой оксюморон?
Е. Жуковская
— Да, сектор, рынок. Но тем не менее это действительно рынок некоммерческих организаций — их очень много, они очень разные: есть социальные, есть культурные, есть образовательные, есть многопрофильные, есть религиозные организации. И вы сказали, что при приходах сегодня могут учреждаться некоммерческие организации — это действительно так, но важно понимать, что сами по себе приходы тоже являются некоммерческими организациями. Это некоммерческие организации религиозные, они такие же полноценные участники всего этого процесса по развитию гражданского общества, по развитию общественной инициативы. И, конечно, многие приходы не открывают некоммерческие организации, не учреждают их, но при этом их деятельность настолько обширна — это и социальное служение, когда там открываются и какие-то гуманитарные склады, окормляются воспитанники детских домов, или домов-интернатов для престарелых, или еще какие-то медицинские учреждения. Помимо этого во многих приходах ведется огромная образовательная деятельность как для детей, для взрослых, для молодежи, для подростков — это все разные, разные категории. И причем не всегда приход что-то делает внутри, на своей площадке. Часто уже сейчас приход выходит за рамки своей ограды церковной, за пределы церковной ограды, и делает совместные какие-то проекты. Собственно это и есть социальное проектирование — то самое, что мы называем объединением людей во имя развития каких-то форм поддержки тем, кто не защищен, у кого не хватает какой-то финансовой помощи, у кого-то, может быть, не то что финансовой, у кого-то не хватает инициативы. Ну а приходы со светскими своими коллегами объединяются и начинают как-то по-другому уже существовать и жить во время внебогослужебное. И мы как раз на портале «Приходы» собирали на протяжении многих лет все самые успешные церковные практики, связанные с развитием вот этого социального проектирования: как взаимодействовать с фондами, как находить деньги самостоятельно, как участвовать в грантовых программах и не в грантовых программах. Потому что грантовые программы это только одна из форм получения дополнительного финансирования и привлечения ресурсов, а есть еще много-много разных инструментов. И мы пытаемся познакомить церковное сообщество с теми полезными инструментами, которые существуют уже многие годы в светском обществе и попытаться самые лучшие практики как раз интегрировать в нашу внебогослужебную церковную жизнь.
А. Митрофанова
— А примеры какие-то вы могли бы конкретные привести того, как вот этот выход прихода из своей ограды в большой мир реализуется, не знаю, воплощается в какие-то проекты и что это удается?
А. Токарев
— Таких примеров довольно много. Ну например, я возьму связанное, допустим, с библиотеками. У нас очень часто сельские библиотеки, если мы говорим о епархиальной жизни, у нас часто сельские библиотеки не пополняются, фонды сельских библиотек. Хотя, конечно, есть государственные программы по поддержке, сейчас стало больше на них уделяться внимания, но тем не менее они влачат такое, знаете, довольно жалкое существование. Но если фонды еще библиотеки сельские пополняют, то какие-то встречи с интересными людьми, какая-то работа, именно такая активность на базе сельской библиотеки, она редко когда происходит. И вот как раз во многих епархиях районные — ну это называются благочинные, да, они взаимно выстраивают взаимоотношения с этой районной библиотекой, привозят туда каких-то людей из областного центра или даже, бывает, из федерального центра привозят людей, проводят публичные встречи. Или, бывает, что покупают, берут вот как раз гранты на то, чтобы купить какой-нибудь грузовичок, оборудовать его как мобильная библиотека и приезжать по тем селам и деревням, которые еще пока живы, и с местными жителями пообщаться в этой вот перевозной сельской библиотеке. Там же как раз и со священником, может быть, пообщаться, иногда какого-то интересного, не знаю, учителя местного привезти и обсудить эти книги. То есть люди, с одной стороны, могут взять эти книги, с другой стороны, могут пообщаться с новыми людьми, как-то свой вот этот запрос на общение реализовать. И как раз в епархиях часто инициатором таких проектов являются приходы.
А. Митрофанова
— Интересный пример вы привели. Мы вернемся чуть позже еще и к нему, я думаю, и к другим, которые вы нам приведете, расскажете об этом подробнее. Наталья, вы руководитель фонда «Женщины за жизнь». Я так понимаю, вы один из тех участников фестиваля, кто будет своим личным примером свидетельствовать: вот посмотрите, что может получиться, когда православные люди, занимающие активную жизненную позицию, объединяются и что-то пытаются сделать. А о чем вы хотите там рассказать?
Н. Москвитина
— Вы знаете, когда начинался мой год волонтера — это три года назад, я сначала создала такое движение волонтерское именно, да. Если сейчас в России год волонтера, мы все об этом громко говорим, но на самом деле уже долгие годы в России такая практика есть. Я тогда думала о том, как вот объединить людей под таким достаточно громким названием пролайф. Вот как можно объединить людей, если это какая-то протестная история? Оказалось, что это не всегда протестная история, то есть это может быть вполне себе позитив. И более того очень часто сейчас ассоциация: НКО — это онкология, да, и там действительно история грустная...
А. Митрофанова
— А почему такая ассоциация? Простите, я просто не в курсе.
Н. Москвитина
— Ну на самом деле очень много фондов, которые занимаются онкологией. Зайдешь в какую-то кофейню сегодня — и стоят ящики для сбора денег людям, больным онкологией. И это уже как, я не знаю, такая санитария что ли уже стало, то есть это нормально, люди знают, что таким больным надо помогать, мы не можем уже без этого. Благотворительность — это история про душу в конечном счете, и каждый считает своим долгом, да, помочь и внутренние вопросы вот решает таким способом. Там часть денег от кофе идет на помощь детям, больным раком. И если к этому мы привыкли, то помогать тем, кто еще не рожден — для этого надо какой-то внутренний такой процесс провести, внутреннюю работу. И я поняла, что это вполне возможно. Можно объединить людей, которые поняли, что их нравственный выбор — за жизнь. В том числе до рождения. Да, мы все знаем, что дети, которые рождены — ну это свято, да. Детство, материнство, все, что связано с рожденным ребенком — тут мимо не пройдешь, надо помогать. А как же быть, если шесть миллионов абортов в год и об этом никто не говорит? А как вообще, вот перед тобой женщина — и что нужно сделать? И на самом деле оказалось, что сделать можно очень много. Но для того, чтобы это все работало, надо использовать современные технологии. И вот НКО — это как раз про это. Сегодня защитить маму от аборта можно, если ты используешь все технологии — соцсети, ты взаимодействуешь с партнерами, которые так или иначе вкладывают свои ресурсы в сферу материнства, да, они помогают эту жизнь сохранить. И вот как раз таки на фестивале мы придумали такой, что-то типа квеста: «Собери посылку маме» — вот те посетители выставки, которые гуляют по коридорам и вдруг видят, что можно как-то просто в этом поучаствовать руками. Они приходят, и у нас есть большой такой список — те женщины, которые прямо сейчас на стадии спасения их младенца, их судьбы, то есть они еще не знают, они сохранят беременность или не сохранят. Вот у нас есть конкретные настоящие имена, краткая история и что надо этой женщине. И в условиях нашего проекта «Бутик добра» можно собрать такую посылку, собрать именно то, что этой женщине надо. И после этого посетительница выставки пишет прямо от себя такую мотивационную открытку той женщине, которая не знает, сохранять или нет. Она пишет о том, что там «дорогая Маша из там... из Владивостока, меня зовут Оля, я живу в Москве. Ты знаешь, я считаю, что этот ребенок должен быть рожден. Вот прямо сейчас решается твоя судьба, пожалуйста, не совершай ошибку. И я со своей стороны тоже могу тебе помочь...» Ну напиши мне ответ, ну или как-то по-другому — разные письма пишутся на самом деле. И представляете, на самом деле в жизни двух людей происходит вот какая-то мистическая связь, и каждый счастлив. Та женщина, которую отговаривают, она получает подарок от совершенно незнакомого человека, это участие какого-то далекого человека, не знающего конкретно жизненную ситуацию, но готового помочь. А та женщина, которая пришла на выставку, она, может, всю жизнь будет к этой истории возвращаться, потому что она сама, своими словами, своими поступками и сохранила жизнь. И НКО — это вот именно про взаимодействие между людьми, про то, что ты можешь изменить вообще реальность вокруг себя, если ты просто будешь активен. Это про тех волонтеров, которых сейчас очень много вообще в нашей стране. Эти люди поняли, что ну невозможно просто есть, пить, спать, покупать вещи, а как-то надо еще участвовать, ну не знаю, в собственном духовном развитии. Это первый шаг к тому, чтобы прийти в Церковь тоже. И спасти жизнь — это единоразовый такой поступок, то есть ты прямо сейчас берешь и спасаешь чью-то жизнь, и это всегда заканчивается хорошо. Вот история с онкологией — это не всегда простая история и не всегда на нее легко решиться, потому что это и грустно иногда тоже. А вот пролайф, которого так многие боятся, мне хочется сказать, чтобы не боялись, помогали, нашли этот ресурс, потому что дети, которые рождаются — это всегда про счастье.
А. Митрофанова
— Напомню, что в программе «Светлый вечер» на радио «Вера» сегодня Алексей Токарев, председатель оргкомитета фестиваля «Артос». Евгения Жуковская, главный редактор интернет-портала «Приходы» и Наталья Москвитина, создатель и руководитель фонда «Женщины за жизнь», ведущая телеканала «Спас». Евгения, вы знаете, я слушаю сейчас Наталью и думаю: ну есть действительно и пример вот фонда «Женщины за жизнь» и, наверное, и других, которые успешно применяют технологии некоммерческих организаций в своей деятельности и получается какой-то вот прекрасный результат. Но при этом, наверное, если человек вот нас слушает сейчас и думает: ну да, вот что-то подобное где-то мелькало, и мне бы, может быть, тоже хотелось бы каким-то образом либо свою организацию создать, либо кому-то примкнуть, да, с чего начинать? И как вообще примерить на себя эту рубаху, насколько она про размеру-то будет? А то, может быть, мы как-то и не потянем и, может быть, лучше подождать или не лезть вообще, не соваться на эту поляну, да? С чего вы посоветуете начать человеку, который размышляет: может быть, действительно свое НКО создать и заниматься каким-нибудь прекрасным делом для спасения человечества?
Е. Жуковская
— Мне кажется, что прежде чем начать свое дело, надо познакомиться с тем, что уже делается сейчас. И как раз знакомство с разными видами некоммерческих организаций, потому что есть некоммерческие организации, как мы услышали, за жизнь, да, пролайф, есть некоммерческие организации, которые занимаются там бабушками и дедушками, есть некоммерческие организации, которые занимаются животными. То есть вообще организаций некоммерческих очень много и надо сначала все-таки посмотреть, где бы тебе хотелось больше всего приложить свои силы. Но опять же, часто, знаете, бывает так, что мы начинаем что-то делать и нам кажется, что этого нигде нет, не пытаемся посмотреть шире: а что действительно уже делается в этом же самом направлении, которое тебе близко. И вот это один из ключевых моментов — когда ты начинаешь заниматься социальным проектированием, тебе надо сначала осмотреть и изучить ту среду, в которой ты хочешь заниматься чем-то. А потом уже нужно четко поставить цели, задачи: зачем ты хочешь этим заниматься, какие цели ты преследуешь, какие опять же из этих целей вытекают задачи. На самом деле все довольно-таки, знаете, схематично и все довольно-таки алгоритмично в этой сфере. Но если ты не умеешь правильно задавать себе вопросы, ты далеко не уйдешь. Что мне было важно, когда мы создавали программу вот нашей деловой образовательной недели, мы как раз и подбирали наших спикеров, наших ведущих мастер-классов по тем вот задачам, которые сегодня стоят перед людьми, участвующими в жизни некоммерческих организаций. У нас в Москве — казалось бы, такой огромный мегаполис, — у нас с некоммерческими организациями все неплохо, их так много. Но при этом очень развита, знаете, разобщенность — люди не взаимодействуют все-таки друг с другом так вот плотно. Ну в каких-то небольших сферах еще как-то вот они состыковываются, а в большом таком формате у нас наблюдается разобщенность. Это первой момент. Если говорить о рынке, когда некоммерческим организациям приходится искать каких-то партнеров там среди властей, среди опять же бизнеса — то здесь вообще каждому, как придется, каждый начинает тянуть рубаху на себя. И тут вообще в этой сфере объединяться с другими некоммерческими организациями мало кто хочет, потому что грантовая помощь, она одна, или субсидии, они одни, и хочется побольше взять на себя. Так вот каждый наш мастер-класс и обучающий семинар мы попытались построить таким образом, чтобы люди все-таки начали смотреть вокруг себя и искать партнеров. Как создать проект, как написать заявку на этот грант. Твоя заявка будет успешной, если ты привлечешь к себе другие социальные организации, если ты будешь не просто закладывать какую-то, ну в том числе и прибыль для своей деятельности, а если ты станешь меньше думать о себе и больше думать о том, для кого ты хочешь делать этот проект. Вот этому всему нужно научиться. Даже те же самые заявки чтобы писать, это должны пройти иногда годы тренировок. Вот мы попытались пригласить людей, которые эти годы тренировок обернут в два часа мастер-класса. И здесь же, на самом мероприятии, с одной стороны, расскажут, как писать заявку, с другой стороны, разберут, сделают работу над ошибками и помогут людям уже здесь исправить какие-то ошибки и настроить свою вот эту деятельность некоммерческой организации на другой лад. Но в целом начинать нужно с объединения. И мы попытались как раз на фестивале «Артос» соединить религиозные и светские некоммерческие организации, чтобы мы встретились и посмотрели друг на друга. Потому что мы часто не видим друг друга, и с одной и с другой стороны достаточно снобизма...
А. Митрофанова
— Снобизма?
А. Токарев
— Именно снобизма и неприятия друг друга. И вот мне больше всего хотелось, чтобы наша программа позволила иначе обточить вот этот вот камень, добавить новую какую-то грань вот к этому алмазу деятельности. Каждый полезен, но вот нам надо вместе трудиться, тогда вот как-то будет и другой результат.
А. Митрофанова
— Мы говорим об интересной теме фестиваля «Артос», который открылся вчера в Москве. В Сокольниках, да, Алексей?
А. Токарев
— Да.
А. Митрофанова
— Напомните, пожалуйста, как найти, кстати говоря, вас там, во всех этих Лучевых просеках чтобы не заблудиться, Вергилия где найти?
А. Токарев
— Наш фестиваль традиционно проходит в парке «Сокольники», 2-й павильон. Найти его очень просто. Для тех, кому несложно пройтись 10 минут по парку, можно просто от метро по прямой, никуда не сворачивая, дойти до Фестивальной площади, ее легко тоже узнать, и собственно павильон находится там. Для тех, кому сложно это сделать, по любым причинам, у нас, также традиционно, курсирует маршрутное такси от метро «Сокольники» до самого павильона.
А. Митрофанова
— Замечательно. А вот теперь вы как организатор фестиваля ответьте мне, пожалуйста, на вопрос. Вы тему же выбираете не случайно, вы смотрите на то, каков запрос, да, какие наиболее острые сейчас вопросы звучат и так далее. Вы почему на этой теме решили остановиться? Ведь понятно, что дело не только в том, что год волонтера сейчас, да? Что вы чувствуете, как человек, в общем, глубоко погруженный в общественную деятельность внутри Православной Церкви вот в сфере именно некоммерческих организаций?
А. Токарев
— Да, все верно вы заметили. Мы не просто так решили посвятить фестиваль именно этой теме, потому что мы часто контактируем и с небольшими организациями, которые у нас проводят какие-нибудь события внутри фестиваля, либо мы делаем какие-то совместные акции, то есть мы общаемся действительно с очень большим количеством как крупных, так и небольших организаций. И запрос на самом деле огромный на какое-то деятельное участие. Вот у нас в России, если просто даже в поисковике в интернете вбить: благотворительность в России — и любые исследования, они почему-то касаются денег. То есть у нас вот благотворительность растет, потому что у нас там на 30% в прошлом году пожертвовали люди в благотворительный фонд, допустим. А при этом почему-то совершенно не учитывается то, что люди не всегда и в принципе имеют возможность делиться финансовыми средствами, но и им больше хочется не просто отдать заработанную какую-то свою часть и забыть про то, что ты там что-то сделал. Гораздо больше людям хочется, так же как у нас на фестивале нам хочется видеть радостные улыбки живых людей, которые пришли, что-то для себя почерпнули и ушли, также и людям хочется деятельно помогать другим — то есть видеть эти глаза тех, кому они сделали что-то, помогли, может быть, изменили жизнь. И очень часто, вот как вы правильно задавали прошлый вопрос, вот у человека возникает непонимание. Вот я хочу помогать, я хочу что-то делать — особенно среди молодежи вот такой запрос деятельный, он огромный. Люди хотят делать, хотят помогать и они не знают, вот куда, что — то есть совершенно в таком море информации оказываются. И так вот это море информации, которое, с одной стороны, это возможность, да, но на самом деле ее чрезмерное обилие, оно глушит наши позывы внутренние благие.
А. Митрофанова
— Обратная ее сторона — отсутствие информации, да, по сути две грани одной и той же медали. Ну да.
А. Токарев
— Да, все верно. И мы, учитывая весь наш опыт, сколько мы видели, мы на самом деле нечто подобное проводили два года назад для молодежных организаций, небольшую образовательную программу. Она была гораздо меньше и не имела какой-то темы конкретной, мы учили проектированию, как правильно делать команду, как правильно информационно поддерживать ее. Но сейчас это все гораздо масштабнее, потому что уже тогда мы понимали, насколько среди молодежных организаций большой к этому интерес. То есть люди приходили, люди слушали, и у нас есть отклик самих спикеров, которые были удивлены, насколько большая потребность у этих людей в знаниях. И так получилось, что вот мы решили именно в этом году на октябрь, как наиболее продуктивное время для умственной деятельности, для деятельности...
А. Митрофанова
— Да? Я бы поспорила, конечно, но, наверное, не с вами. Если вы так говорите, вы, значит, знаете, о чем.
А. Токарев
— Я знаю, да. И мы решили провести, помочь, протянуть руку помощи людям, которые ищут и хотят делать, но пока не знают, что, как, где, куда, куда податься. И я на самом деле очень часто участвую в профильных конференциях своих профессиональных для организаторов открытых событий. И часто очень бывает, приходишь на какую-то лекцию, слушаешь, и человек там о чем-то говорит полезном и правильном, но у тебя при этом рождается идея, совершенно с этим не связанная. То есть абсолютно не связанная, но она появляется именно там, потому что, я не знаю почему...
А. Митрофанова
— Мозговой штурм.
А. Токарев
— Да, и там стены пропитываются идеями различными и так далее. И я всем всегда, на своем личном примере убедившись, всем всегда рекомендую: если вы хотите что-то почерпнуть, узнать — не бойтесь, ходите на образовательные недели, либо конференции, форумы, неважно что — даже если вы не найдете конкретную информацию там для вас, идея какая-то у вас родится абсолютно точно.
А. Митрофанова
— У нас скоро сейчас уже будет перерыв небольшой. Но мне все-таки хотелось бы Наталье задать вопрос. Когда вы свой фонд основывали и делали только самые первые шаги, где вы брали информацию? С чего вообще все начиналось? Потому что вообще женщина руководитель фонда у меня вызывает восхищение, и я думаю, что это, конечно, недюжинные должны быть организаторские способности и не всем по плечам. Но вместе с тем, ведь ну какие-то первые шаги, они, наверное, во многом и определяют, в какую сторону потом дело развернется. Вот с чего вы начинали?
Н. Москвитина
— Тут либо горишь этим, либо вообще не стоит туда соваться. И когда фонд создавался, я первым делом, когда в Минюсте регистрировала это как фонд, я убрала вот это слово «благотворительный». Потому что ну так много благотворительных фондов, а моя история вообще не про это. То есть у нас есть определенное понимание этой сферы как благотворительной, но это ошибка зачастую, потому что не всегда, не все вернее решается деньгами. И я начала этим заниматься, ну потому что я сама с этим столкнулась, и оказалось, что очень много женщин в России, которые очень хорошо понимают, о чем это.
А. Митрофанова
— Вы имеете в виду «Женщины за жизнь», движение в защиту еще пока не родившихся детей.
Н. Москвитина
— В защиту жизни, да. Оказалось, что это очень болевая точка современного общества, и не говорить об этом нельзя. И оказывается, у всех есть какая-то мировоззренческая шкала на этот счет, просто об этом не разговаривают. И мы просто начали двигаться, не боясь, вот так вот. И я не знаю, раз в месяц приходит ну 200-300 волонтеров совершенно точно.
А. Митрофанова
— Ничего себе!
Н. Москвитина
— Это что-то удивительное, мы даже не думали, что так получится. Просто потому что тема в обществе табуирования, как бы страшная, как бы маргинальная, а оказывается, просто с обществом надо говорить и предложить что-то с этим делать. И оказалось, что волонтеры сами вполне могут спасти чужого ребенка и помочь женщине сделать правильный выбор. Для этого не надо денег, не надо офисы — вот просто ты помогаешь, их координируешь, и дальше процесс идет сам по себе. Вот это самое главное, что волонтеры, история с фондами это человеческий ресурс — вот это про это. И не надо бояться там, может быть, даже свой фонд создать, да, вот как Женя сейчас рассказывала. Можно прийти, пробовать поволонтерить где-то в другом фонде, но не бойтесь вообще выступать за те рамки, которые вы себе поставили, не бойтесь и себя открыть тоже. И вот мой фонд и та команда, с которой я работаю, это, конечно, ну сразу скажу, это нелегкий путь, потому что работать в женском коллективе не очень просто. Но в то же время перед тобой судьбы, перед тобой реально меняется действительность, и ты не можешь этим не заниматься. Чем дальше в лес, тем понимаешь, что эта история в первую очередь про тебя. И так считает каждый волонтер.
А. Митрофанова
— В программе «Светлый вечер» на радио «Вера» сегодня Алексей Токарев, председатель оргкомитета фестиваля «Артос». Евгения Жуковская, главный редактор интернет-портала «Приходы». Наталья Москвитина, создатель и руководитель фонда «Женщины за жизнь», ведущая телеканала «Спас». Мы прервемся и вернемся буквально через минуту.
А. Митрофанова
— Еще раз добрый светлый вечер, дорогие слушатели. Я Алла Митрофанова, и с удовольствием напоминаю, что в этой студии сегодня с нами Алексей Токарев, председатель оргкомитета фестиваля «Артос». Евгения Жуковская, главный редактор интернет-портала «Приходы». И Наталья Москвитина, создатель и руководитель фонда «Женщины за жизнь», ведущая телеканала «Спас». Мы говорим об открывшемся вчера фестиваль «Артос», а точнее даже об основной теме, которая на этом фестивале звучит — фактически образовательная площадка для людей, которые открывают некоммерческие организации или уже их открыли и занимаются продвижением своей темы. У каждого тема своя. Вот Евгения нам в первой части программы озвучивала всю палитру богатейшую, которая есть на сегодняшний момент. И я прямо заслушалась, потому что ну действительно, так со стороны смотришь, и всем хочется помогать — и детям, и старикам, и животным, которые беззащитными перед человеком зачастую оказываются и, конечно, это тоже прямо больно. Вы знаете, вот то что в ваших словах, и я даже выписала себе эту цитату, очень правильно, тот период, вот тот момент когда настает, когда начинают некоммерческие организации или люди, точнее сказать, даже которые там задействованы, меньше думать о себе и больше о том, для кого собственно они что-то делают и для кого они открываются. Объясните мне, пожалуйста, в чем принципиальная разница? Вот некоммерческая организация, казалось бы, да, — опять же мой такой взгляд со стороны, — исключительно благородное занятие, и люди там все занимаются чем-то очень высоким, кому-то помогают, кого-то спасают. Почему возникает вот этот этап, когда человек там думает о себе или переключается, начинает думать о ком-то еще? Это разве не чистый альтруизм?
Е. Жуковская
— Ну с одной стороны, это чистый альтруизм, но с другой стороны, опять же часто происходит какое-то выхолащивание, ну я не буду говорить выгорание. Но знаете, как хирург, уже входя в операционную, не всегда, точнее, наверное, чаще всего вообще ничего не чувствует, он просто выполняет свою работу. С таким же чувством сталкиваются и те, кто занят общественной деятельностью. Изначально она рождалась от горящего сердца, а потом это все превратилось в такую рутинную работу. И я не могу сказать, что это плохо, потому что опять же профессионализм, навыки никуда не денешь, они необходимы и для горящего сердца в том числе. Но становишься, может быть, знаете, таким более сухим и уже как минимум спокойнее относишься к боли своей целевой аудитории. А ведь, кстати, это не просто нужно кому-то помогать, чтобы там добро нести всем сразу, а нужно понимать вообще, для кого ты делаешь. Это собственно целевая аудитория — это ключевое понятие всей вот нашей социальной деятельности. Если ты не понимаешь, кто конкретно стоит за открыткой, которую получают в кофейне, покупая кофе, и выдавая там жетончик, что ты помог какому-то фонду, тогда, мне кажется, здесь уже какая-то искуственность идет. Что нас вроде бы приучили к этому ко всему, что надо чем-то заниматься полезным, а что конкретно полезное и кому ты конкретно приносишь полезный результат, ты ну это уже не видишь и не чувствуешь. То есть тоже, знаете, такой момент откупа: ну я делаю, я занят в благотворительности, я же жертвую, ну вот и достаточно. То есть здесь не включается сердце. Но и когда ты работаешь ежедневно с утра и до вечера пять дней в неделю, а, как правило, общественные деятели работают не пять дней в неделю, а семь дней в неделю и 24 часа в сутки, то, конечно, ты уже можешь быть не таким душевным что ли, не таким чутким. И вот здесь как раз момент мне хочется тоже связать и с репликой Алексея, почему важно общаться со своими коллегами, встречаться, ходить на конференции, на различные обучающие семинары, хотя, казалось бы, ты, может быть, все знаешь. Но когда ты соприкасаешься с деятельностью другого человека, также занятого в общественной работе, но он просто другим занимается или он, может быть, даже занимается в твоей же сфере, но просто он другой человек, у него по-другому эта тема выстроена — ты начинаешь оживать. Это как, знаете, такую получаешь закваску для своего, для будущего теста своей жизни, для хлеба, если можно так, своей жизни. И поэтому важно себя будоражить вот такими встречами, важно себя как-то тормошить, чтобы не скатывалась твоя работа в деятельность ради деятельности — вот что у нас, кстати, бывает часто в некоммерческом секторе. У нас существуют эти фонды, у нас идет эта благотворительная работа, но по факту посмотрите на нашу страну — огромное количество, миллионы людей за чертой там бедности, живут на грани выживания, недополучают очень много различной социальной помощи. И причем, ну понятное дело, можно там все сталкивать, что это государство там недодает, еще что-то, но при том огромном количестве некоммерческих организаций, которые сегодня существуют в России, такой огромный процент несчастных людей, материально даже несчастных — это тоже какая-то странная да, картинка. Что-то не бьется, значит, в нашей реальности, что-то, значит, мы часто мы подменяем одни понятия другими. Ну вот эти, кстати, проблемы мы пытаемся тоже... Почему мы назвали: деловая образовательная неделя? Мы не только создали блок вот мастер-классов и обучающих семинаров, то есть учить людей социальному проектированию. Но мы как раз в рамках деловой программы, на панели дискуссии, круглом столе как раз говорим об этих вот проблемах, чтобы не затаптывалась тема: как все у нас прекрасно. Знаете, «потемкинские деревни» — мы сейчас вот построим, мы тем более живем в Москве, у нас вообще здесь все прекрасно. С одной стороны. Но при этом очень много проблем, и мы их тоже пытаемся как-то озвучить и дать какой-то сигнал, в том числе и власть имущим о том, как сегодня этот сектор развивается.
А. Митрофанова
— Пока Евгения говорила, Наталья так согласно и сокрушенно в какие-то моменты кивала. Мне прямо очень хочется у вас спросить. Я так понимаю, знакома вам, да, эта тема выгорания — не выгорания...
Н. Москвитина
— Для меня это все тема очень больная. Ну во-первых, с благотворительностью все очень плохо в нашей стране, давайте с этого начнем. Мне очень дорого, что на этом фестивале начали об этом говорить. Но так на самом деле неприятно и достало, когда ты приезжаешь куда-то в регионы, и на круглом столе ты начинаешь говорить, ну такой отчетный какой-то съезд: вот вообще так все классно, и в пролайфе все здорово, благотворительные организации столько-то спасли там, столько-то семей обули, одели. Но на самом деле это просто капля в море. И это нужно очень малому количеству людей. И нам надо просто кричать о том, что мы есть, о том, что нам нужна помощь. В первую очередь сейчас большая проблема с тем, что такое понятие как социальное предпринимательство вообще полностью себя дискредитировало. То есть вот бизнес, он хочет прийти куда-то вниз и помочь, но кому помогать и как — это большой вопрос. Почему? Потому что сколько фондов ну полностью вообще слило эту тему. То есть приходит какая-то руководитель фонда, да, и говорит: вот надо мальчику купить слуховые аппараты, и фонд говорит: о’кей, я готов. Там директор фонда говорит: я готов дать, значит, купить эти слуховые аппараты, но я прямо сам куплю и передам их вам. А фонд говорит: нет, дайте нам лучше два миллиона, мы сами купим. И все. И понимаете, доверие к фондам упало. И это в том числе из-за этого вот те новички, которые сейчас приходят в благотворительность, да, ну это не всегда благотворительность, но НКО, вот в том числе как я, да, я тоже новичок, я три года в этом, и я поняла, что очень сложно какой-то новый путь тут найти. То есть ты приходишь, стучишься в те двери, которые уже для тебя закрыты и для других, тех, кто идут за мной. И это очень большая проблема. И поэтому вот хочу тут сказать, что если кто-то все-таки имеет такое волеизлияние из сферы бизнеса — он хочет помочь, но не знает, — есть фонды, которые действительно делают, таких немало. Но это действительно ну надо проделать определенную работу, чтобы найти их. И вот как раз-таки...
А. Митрофанова
— Можно просто слушать — простите, что перебью, — радио «Вера».
Н. Москвитина
— Ну да.
А. Митрофанова
— Потому что все лучшие обязательно, так или иначе...
Н. Москвитина
— Отобраны.
А. Митрофанова
— У нас здесь звучат имена, этих фондов названия, и людей, которые этим занимаются — им можно доверять. Бренд радио «Вера». Извините.
Н. Москвитина
— И относительно выгорания. Вот это вторая болевая точка наша фондовая. Выгорание это, конечно, то, что просто скашивает десятки и сотни людей. Потому что ну тут денег не платят, тут ты приходишь, потому что у тебя горит сердце. Оно горит, горит и выгорает. Вот, как правило, рабочий такой процесс — ты в строю около семи месяцев активной работы. Иногда бывает меньше. Но в основном люди, которые приходят в благотворительность, они, конечно, сильно так горят, и хватает их вот около полгода — семь месяцев. Дальше это реально работа такая духовная, потому что после того, как человек вышел из строя, да, он какой-то ребрендинг собственный делает. Как правило, они возвращаются, но на другом уже этапе. То есть они готовы уже не просто волонтерить там, перебирать вещи, а они готовы уже становиться как кураторы направлений. То есть и тут ест градация, тоже есть рост. И мы пришли вот за три года к тому, что наши волонтеры, конечно, это ну наш основной вообще ресурс. Без волонтеров мы вообще ничто, у нас нет других рук, как руки тех людей, которые о нас узнали и хотят помочь. И мы поняли, что мы должны в первую очередь вкладываться вот в этих людей. Как? Ну во-первых, это премирование. Там наши женщины там могут пойти, сделать маникюр, да, у партнеров, пойти в салон красоты. Но до этого тоже надо было дойти. Мы вот определенный путь проделали и пришли к этому. И вот сейчас наша последняя наработка — это взаимодействие с психологами для наших психологов. То есть должен быть ну тоже такой пул экстренных психологов, мы думаем сейчас про психологов МЧС, которых привлекать, чтобы вот наша команда антиабортников, она могла тоже восстанавливаться. И такого нету вот в России, это надо самим создавать. То есть это вот проблема, которой надо реально заниматься. Вот, кстати, ее тоже можно на площадке «Артоса» поднять.
Е. Жуковская
— Когда у нас 27-го будет презентация вашего фонда, да? 27 октября, у нас еще впереди, да, все дни. И вот один из дней будет как раз посвящен работе фонда «Женщины за жизнь». Там интересная программа собрана уже, и вот можно будет, да, эту тему там озвучить.
Н. Москвитина
— И так часто говорят, что в самолете, да, когда разгерметизация происходит, то сначала надо не ребенку дать, да, вот этот кислород...
А. Митрофанова
— Обеспечьте маской сначала себя, а потом ребенка, — все уже знают наизусть.
Н. Москвитина
— Да, так часто это цитируют, но я впервые вот прочувствовала это, когда поняла, что начали мои психологи выгорать. И думаю: что же делать? Фактически эти люди, они решают демографию в нашей стране. А кто же ими будет заниматься, да? То есть вообще НКО, да, есть такая ниша, ну а кто курирует НКО? Вот еще одна проблема — это зарплата НКО. Вот эти люди, они реально спасают всю Россию — кто от онкологии, кто там животных, кто детей до рождения, кто после рождения. Но все быстро выгорают. Мы не знаем, например, где деньги брать, где искать партнеров. Поэтому вот если кто-то сейчас слышит — тоже так галочку себе поставьте, что НКО тоже надо помогать.
А. Митрофанова
— В программе «Светлый вечер» на радио «Вера» сегодня Алексей Токарев, председатель оргкомитета фестиваля «Артос». Евгения Жуковская, главный редактор интернет-портала «Приходы». Наталья Москвитина, создатель и руководитель фонда «Женщины за жизнь» и ведущая телеканала «Спас». И мы продолжаем здесь разговор о фестивале «Артос», о его программе, посвященной, такая неделя некоммерческих организаций: как создать такую организацию, зачем это нужно делать, с кем связываться, с кем не связываться. Вот, кстати говоря, а с кем не связываться некоммерческим организациям? И как вообще понять, где те люди и, так сказать, недобросовестные партнеры, к которым ходить не надо? Евгения, наверняка у вас и такие знания тоже есть?
Е. Жуковская
— Ой, вы знаете, это самый, наверное, тоже такой болевой вопрос. Потому что шарлатанов, к сожалению, полно. Не только они на рынке магических услуг, но и в любой сфере — и в коммерческой, и в некоммерческой. И вычислить шарлатана бывает очень сложно. У нас, кстати, достаточное количество, ну не то что достаточное, но встречаются организации — просто «мыльные пузыри»: все прекрасно на бумаге, зарегистрированы, даже какая-то имитация деятельности проходит, но только почему-то по факту результатов деятельности нет. К сожалению, выяснить это сразу вот так вот невозможно. И кстати, наверное, имеет смысл уже создавать какой-то, может быть, банк неблагонадежных организаций. Но вот так вот, чтобы была какая-то технология по их выявлению — ну нет. Ну единственное что, опять же, когда вот обращаются иногда в коммерческие организации вот благотворительные там фонды, ну и неважно, какие-то организации, требующие, просящие помощи — сегодня, конечно, в интернете можно найти все, что угодно. Нужно, конечно, сразу пробить в интернете: зарегистрирована ли организация, на кого зарегистрирована. Если человек действительно работает в этой организации и на какой-то там ключевой должности, то так или иначе в интернете можно найти эти взаимосвязи. Если вы столкнулись с тем, что вот письмо вы получили, да, просьбу помочь тем-то, тем-то, ну или визитку там, человек пришел. Если вы видите, что в интернете какой-то вакуум вокруг этой организации, то значит, с этой организаций что-то не то. И, кстати, это интересно, если говорить о грантовых программах. Вот есть Фонд президентских грантов — два раза в год проводятся этапы конкурсов и даются эти гранты разным-разным некоммерческим организациям — самым большим, самым маленьким. И в заявке, которую ты должен заполнить на этом сайте Фонда президентских грантов, есть специальная строка: информационная открытость организации. У организации должен быть свой сайт, у организации должны быть, если нет сайта, то страницы в социальных сетях, а часто бывает и то, и другое. И причем это сразу же видно: мертвый сайт — не мертвый сайт, мертвая страница — не мертвая страница. У организации, если она чем-то занимается, должен быть отклик в СМИ, и какие-то ссылки на публикации в СМИ обязательно должны присутствовать. И по этим вот маркерам определяется, насколько... Ну это не единственные маркеры, но в том числе это обязательный критерий для эксперта. Я просто являюсь еще экспертом вот как раз Фонда президентских грантов, и я смотрю эти заявки. Это обязательный критерий для экспертов — посмотреть, насколько организация информационно прозрачна и насколько у нее вот эта кредитно-информационная история хорошая. И конечно, если это является критерием для Фонда президентских грантов, значит, это естественный критерий для всех нас — и обывателей, и не обывателей, для всех людей. То есть сегодня в этом смысле нам интернет и информационное пространство предоставляют все возможности, чтобы обезопасить себя от влияния каких-то шарлатанов.
А. Митрофанова
— Кстати, про информационное пространство. Очень интересное слово я у вас на сайте нашла — «влиятель». Для меня новое, раньше его в моем лексиконе не было, вынуждена сознаться, и спасибо вам большое. Если я правильно поняла, это такой человек, который своими публикациями в социальных сетях или на каких-то, не знаю, других ресурсах, да, порталах там, не знаю, побуждает людей к действиям, связанным с какой-то социальной активностью, социальной ответственностью. И если раньше нужно было фондам, благотворительным организациям тратить деньги на то, чтобы организовывать дорогие компании или привлекать к работе звезд в обязательном порядке, чтобы их заметили, то сейчас это уже, без этого можно обойтись, потому что есть вот такие активные люди, продвигающие свою позицию в социальных сетях. И если у них есть свой круг читателей, то к ним прислушиваются. Вы, гости дорогие, сидите и киваете — вот слушатели не видят, я вижу. Вы поясните, пожалуйста, насколько вот то, что я сейчас говорю, справедливо для нашего времени. Потому что если это так, то это какой-то, по-моему, хороший сдвиг.
Е. Жуковская
— Ну сдвиг это хороший, но конечно, это только-только первые шаги мы в России делаем в этом направлении. Ну опять же влиятелями сегодня во многом являются блогеры. И вообще вся деятельность некоммерческих организаций сегодня зависит от того, как люди, связанные с этой организацией там, ну руководители или какие-то знаковые лица, связанные с этой организацией, насколько качественно они рассказывают о своей деятельности. Если ты, опять же, не присутствуешь в социальных сетях, тебя не узнают, не связывают эту деятельность с кем-то, то и организация, к сожалению, влачит такое жалкое существование. Поэтому влиятели — это и те, кто являются членами команды и те, кого привлекают, ну там условно, звезды какие-то, и блогеры какие-то опять же когда о тебе пишут, и у блогеров, естественно, зона влияния особая. Так что ну мы находимся в России только в начале пути. Ну если вот опять же это мое мнение.
Н. Москвитина
— Ну сейчас ситуация такова, что звезды уже не решают повестку дня для какого-то фонда, мы с этим сами столкнулись. Привлечь можно звезду, можно там по дружбе сказать, что там расскажи о нас — но это не срабатывает, потому что сейчас лидерами мнений стали блогеры. Вот если блогер, который так или иначе занимается ну чем-то смежным, вдруг расскажет, что я доверяю вот этим ребятам — то это скорее выстрелит. И сейчас, да, вот повестка дня для фондов это селебрити, это какие-то вот знаковые фигуры в обществе. Это не обязательно там, я не знаю, ну вот в моей сфере, да, это там научное сообщество, да, это люди, которые так или иначе появляются на телевизоре. Но это не обязательно какие-то, не знаю, там актеры, музыканты, да, это тот, кто имеет доступ к широким массам, и его точка зрения, она действительно чего-то стоит. Перестали доверять ну просто там актерам, певцам. Мы как бы поняли, что не всегда они правду говорят, не всегда их точка зрения решающая. И вот сейчас мы как-то в каком-то промежуточном этапе. Я вот на самом деле даже не слышала этого слова «влиятиель», тоже вот как бы напряглась. Ну о’кей, да, пусть это будет влиятель. Мы вот немножко отстаем от запада, как там происходит — у нас еще должно десять лет пройти. Сейчас вот какое-то становление идет, вот мы сами это и формируем.
А. Митрофанова
— Так это же замечательно. Ну я должна здесь встать на защиту певцов, актеров, музыкантов, которые занимаются благотворительностью. Потому что, конечно, если кто-то по знакомству попросил: пожалуйста, замолви за меня слово в публичном пространстве — это одна история. Но совсем другая, когда человек это говорит, потому что он сам в это вовлечен. И среди наших таких людей с громкими, известными именами сейчас таких немало. И они здесь бывают в нашей студии. И я каждый раз вот, знаете, сейчас тоже ну вспоминаю, как здесь сидела передо мной Татьяна Друбич вместе с Нютой Федермессер — они ну наверное, самые такие известные люди, связанные с фондом помощи хосписам «Вера». И Татьяна Друбич много усилий прилагает своих личных для того, чтобы этот фонд жил и чтобы о нем как можно больше людей узнавали, чтобы информация распространялась. И конечно, наверное, и по добыче денег, и все, ну то есть то, что делают попечители фонда. И как она говорила, что, понимаете, вот эта деятельность, она мне самой дает основание, смысл жизни, вот не страшно теперь просыпаться, потому что... И я смотрю, я ей абсолютно верю. я понимаю, что то, что она говорит — это выстраданные ее слова, это ее путь огромный, который она проделала. И меня такие люди восхищают и то, насколько они преданно действительно служат своему делу, по-моему, это очень здорово. И мне кажется, что у нас этот сдвиг, он все-таки происходит тоже —осознанное, да, такое погружение человека в благотворительную деятельность, не только в благотворительную. Да вообще некоммерческие организации, это могут быть разные направления, там у кого-то это образование, у кого-то действительно помощь кому-то и так далее. Но то что вот у нас включается, то есть это не только эмоциональный порыв, но еще и какое-то вот такое глубокое погружение всей головой — это очень здорово. Вот, Леш, что думаете?
А. Токарев
— Да, я думаю, что на самом деле вот сдвиг, о котором мы говорим, он совершенно точно связан с тем, что наше общество становится умнее, и для него теперь недостаточно просто слова кого-то, даже если это известного человека. Для них важно объяснение, аргументированное объяснение той или иной позиции. То есть если этот фонд, то почему он, какие у него заслуги, что он сделал, как там и все в том духе. Именно поэтому лидерами мнения становятся люди, которые пишут, снимают в интернете — назовем их блогерами, хотя это уже почти ругательное в некоторых кругах слово, — потому что они именно аргументируют: что, как и почему. И это гораздо плотнее может попасть в сердце человеку, чем если кто-то очень известный скажет: вот, вот так — то есть это сейчас уже недостаточно. И я считаю, что это очень хорошо. И на самом деле, если вернуться к вопросу о том, что общество умнеет, я это вижу на своих глазах, проводя фестивали регулярно. И мы, например, даже вот издаем «Вестник фестиваля», газету нашу внутреннюю, и нам иногда кажется, что, наверное, зря мы это делаем, потому что кто сейчас, никто ничего не читает. А нам иногда приносят газету — вы уж извините, что мы допускаем, — с орфографическими ошибками, исправлениями. То есть настолько внимательно...
А. Митрофанова
— Так это же здорово.
А. Токарев
— Да, настолько внимательно человек проникается, что он даже: вот там запятую не поставили, ага. Ну мы, конечно, там можем поспорить в некоторых пунктах грамматики.
А. Митрофанова
— Ну запятые это такая вещь, они, знаете, иногда живут своей жизнью. Особенно у творческих людей.
А. Токарев
— Да-да.
А. Митрофанова
— Замечательно не то, что ошибки, а то, что люди настолько неравнодушно относятся. Это же значит, действительно человек вчитался в содержание и вот результат. Нам завершать надо программу, и мне очень жаль. Потому что, мне кажется, еще очень много есть тем, которые можно было бы здесь поднять и проговорить. Но вы к нам еще приходите и мы продолжим. А в завершение мне бы хотелось, чтобы напомнили вы, Алексей, наверное, да, когда, где, куда приходить людям, которые хотели бы принять участие в «Артосе» и посмотреть своими глазами на результаты деятельности некоммерческих организаций на тот момент вот, как сейчас вот есть, как это все происходит. Где вас искать и что интересное будет?
А. Токарев
— Значит, наш сам фестиваль полностью весь проходит сейчас, с 23 по 29 октября. Образовательная деловая программа закончится 27-го числа, сейчас на нее еще можно попасть тем, кто ее слушает. Нужно зайти на наш сайт, просто в поисковике вбить: православный фестиваль «Артос» — и там будет ссылка на регистрацию, чтобы участвовать в образовательной программе, нужно зарегистрироваться. Либо в наших социальных сетях, неважно. Можно прийти, поучаствовать. Проходит все в парке «Сокольники», 2-й павильон. С 11 до 19 работает фестиваль, но деловая программа идет обычно днем, начинается в 12, в полдвенадцатого и заканчивается к вечеру. Вечером у нас какая-нибудь программа развлекательная будет, концертная, либо какая-нибудь встреча с интересным человеком. Не обязательно это будет профильная нашей деловой программы. Но для того, чтобы наши участники непосредственно деловой программы могли вечером немножко...
А. Митрофанова
— Выдохнуть.
А. Токарев
— Да, выдохнуть и разгрузить накопленную информацию в голове, мы устраиваем такой небольшой отдых. Соответственно мы всех ждем, будем очень рады, как всегда, у нас на фестивале встретим с улыбкой.
А. Митрофанова
— Спасибо вам большое за этот разговор. И да, по 27-е число в парке «Сокольники» всех желающих поучаствовать в дискуссиях, разговорах о некоммерческих организациях ждут во 2-м павильоне на фестивале «Артос». Алексей Токарев, председатель оргкомитета этого фестиваля. Евгения Жуковская, главный редактор интернет-портала «Приходы». И Наталья Москвитина, создатель и руководитель фонда «Женщины за жизнь», ведущая телеканала «Спас» были в нашей студии. Прощаюсь с вами, я Алла Митрофанова. До встречи в эфире, до свидания.
А. Токарев
— Всего доброго.
Е. Жуковская
— До свидания.
«М.А. Булгаков о „новом человеке“ и „новом времени“». Священник Антоний Лакирев

У нас в студии был клирик храма Тихвинской иконы Божьей Матери в Троицке священник Антоний Лакирев.
Разговор шел о вопросах биоэтики в контексте развития естественнонаучного знания на примере проблем, поднятых в повести Михаила Булгакова «Собачье сердце», а также об идеях создания «нового совершенного человека».
Этой беседой мы продолжаем цикл из пяти программ ко дню рождения М.А. Булгакова.
Первая беседа с ректором литературного института имени Горького Алексеем Варламовым была посвящена судьбе и жизненному пути Булгакова.
Ведущая: Алла Митрофанова
Все выпуски программы Светлый вечер
«Театр, помогающий расти». Ксения Волкова

Гостьей программы «Светлый вечер» стала Ксения Волкова — искусствовед, общественный деятель.
Разговор был посвящён театру. Ксения рассказывает, что для неё театр — не самоцель, а способ познания мира и себя. Она говорила о сцене как о «зеркале», где человек может увидеть себя, и подчёркивала: театр помогает расти душевно и духовно, а не просто развлекает.
Обсуждали современный театр. Гостья отметила, что он стал легче, и зрители часто воспринимают сцену как развлекательную площадку. Прозвучали примеры постановок, которые, по мнению Ксении, говорят с человеком о важном: «Лавр», «Дети Ванюшина», спектакли Райкина, Машкова, Волчек. Она подчеркнула, что не всё должно нравиться каждому — важно, чтобы спектакль был честным и оставался в памяти.
Говорили и о различии театра и кино. По словам Ксении, на сцене видно, врёт ли актёр, и «перемотать» сцену невозможно. Театр даёт возможность увидеть себя, и если он помогает человеку стать внимательнее и чище — он работает.
Прозвучала мысль, что искусство важно, когда поднимает человека — помогает преодолеть проблемы, увидеть себя со стороны и становится источником движения. Но при этом театр не должен становиться кумиром — это лишь один из ресурсов, которые могут помочь душе работать.
Этот выпуск — о честности, о личной работе и о театре, который помогает увидеть себя.
Ведущая: Кира Лаврентьева
Все выпуски программы Светлый вечер
«Психологическая поддержка людей, потерявших близких в чрезвычайных ситуациях». Лариса Пыжьянова

У нас в гостях была психолог Елизаветинского детского хосписа, кандидат психологических наук Лариса Пыжьянова.
Наша гостья рассказала о том, как как приняла решение работать психологом в МЧС, помогая людям, потерявшим близких в чрезвычайных ситуациях, и как потом после долгих раздумий стала оказывать психологическую поддержку в детском хосписе. Лариса поделилась, как вера помогает ей находить нужные слова для столкнувшихся с горем людей и самой переносить все трудности такой непростой работы.
Ведущие программы: Тутта Ларсен и пресс-секретарь Синодального отдела по благотворительности Василий Рулинский.
Т. Ларсен:
— Здравствуйте, друзья. С вами проект «Делатели» на Радио ВЕРА. С вами Тутта Ларсен...
В. Рулинский:
— И Василий Рулинский. У нас в гостях Лариса Григорьевна Пыжьянова, психолог Елизаветинского детского хосписа и кандидат психологических наук. Лариса Григорьевна возглавляла долгие годы горячую линию МЧС России, была замдиректора экстренной психологической службы МЧС России и, можно сказать, прошла на своём опыте преодоление и помощь другим людям — преодоление горя. Очень много критических событий в нашей истории России. Лариса Григорьевна, мы очень рады, что вы сегодня с нами в студии. Добрый день.
Т. Ларсен:
— Здравствуйте.
Л. Пыжьянова:
— Добрый день. Для меня большая честь быть в вашей студии.
Т. Ларсен:
— Я хотела ещё добавить, что с недавних пор Лариса ещё и писатель. Потому что недавно вышла её книжка «Разделяя боль», в которой Лариса через свой опыт работы с травмами, потерями людей в больших чрезвычайных ситуациях как бы даёт реально дорожную карту всем нам для того, чтобы мы тоже учились переживать горе. И кажется, что это такая страшная тема — книжка про смерть. Но я прочитала эту книжку взахлёб, я считаю, что это прям настольная книжка, которая должна быть в каждой семье, потому что это руководство по тому, что жизнь продолжается, любовь никогда не перестаёт и смерти нет — правда. Лариса, расскажите, я так ни разу вас не расспросила об этом, хотя мы уже несколько раз встречались в таких публичных форматах, на каких чрезвычайных ситуациях вам довелось работать?
Л. Пыжьянова:
— Вы знаете, с 2007-го по 2018-й, наверное, всё, что происходило тогда крупное везде: авиакатастрофы практически все, Крымск, наводнения, землетрясения, теракты в Москве, в московском метро, что были, «Хромая лошадь» в Перми, авиакатастрофа, где ансамбль Александрова погиб, авиакатастрофа с ярославской хоккейной командой — вот все авиакатастрофы, которые происходили с 2007-го по 2018 год.
Т. Ларсен:
— И везде вы работали с родственниками погибших.
Л. Пыжьянова:
— Да. Буровая платформа «Кольская», если помните, затонула, где много было погибших, больше 60 человек — это в районе Сахалина.
Т. Ларсен:
— Как, вообще, молодая, красивая, полная жизни женщина, получив психологическое образование, оказывается в такой профессии?
Л. Пыжьянова:
— Ну, молодая была немолода уже но тот момент. Я к этой профессии шла долго и осознанно, потому что у меня первое образование биологическое. И я научилась читать в 4 года, в 5 лет я прочитала, наверное уже Игоря Акимушкина всего — «Жизнь животных». Я точно знала, что я вырасту, буду биологом и буду работать в Кении в национальном парке.
В. Рулинский:
— А почему в Кении?
Л. Пыжьянова:
— В Кении, в национальном парке, потому что я, наверное, лет в 10 прочитала Джой Адамсон. Это англичанка, они с мужем выращивали кошек диких: гепарды, львы — раненые, оставшиеся маленькие котята без родителей. И вот эти её книги про львицу Эльсу, про гепарда Пиппу, трилогия «Африка» меня как бы заразили.
В. Рулинский:
— Вы рассказываете, как будто вчера читали.
Л. Пыжьянова:
— Да, но я до сих пор не была в Кении. Я до сих пор мечтаю туда попасть.
Т. Ларсен:
— Хотя в Африке вы бывали.
Л. Пыжьянова:
— В Африке бывала, да, и как отдыхающая, и как сотрудник МЧС. Как биолог я работала, я занималась генетикой растений, работала в 90-е в исследовательском институте. Я очень любила эту работу, но потом потом случились вот те самые 90-е, которые поставили крест надолго на нашей селекции отечественной. И одновременно тогда же я смотрела новости — это как раз было крушение самолёта, как бы самолёт вошёл в дом в Иркутске. И вот там я увидела впервые Шойгу Сергея Кужугетовича, который был там, он уже был министром. Потом ещё были чрезвычайные ситуации. Я видела министра, который работает со своими людьми на поле и который общается с людьми, находящимися там, напрямую. И тогда это было какое-то диво для меня, просто на фоне того, что творилось вообще в стране с министрами и прочее. И я почему-то очень впечатлилась, и тогда просто мужу сказала, это был 1996 год, что сын вырастет, и я уйду работать в МЧС, к этому министру уйду. Мой муж тогда посмеялся, потому что ничто не предвещало. Зачем вообще генетик-селекционер в МЧС нужен? И я пошла получать второе высшее, психологическое, для того, чтобы попасть на работу в МЧС.
В. Рулинский:
— Долго пришлось ждать?
Л. Пыжьянова:
— Долго. Я в двухтысячном году закончила своё образование второе высшее и только в 2007 году попала. Я проходила обучение, тренинги, училась, где только можно, и оставляла резюме.
Т. Ларсен:
— Там, наверное, фильтр достаточно мелкий.
Л. Пыжьянова:
— Да, мне даже никто не отвечал на моё резюме, а в 2007-м ответили. Я с упорством маньяка туда шла.
В. Рулинский:
— Служба психологическая появилась при вас, или она уже была создана?
Л. Пыжьянова:
— Она была создана, по-моему, в 1999 году. Так она не очень активно начинала первые годы функционировать. А когда я пришла, то застала начало расцвета, и это было прекрасно. Это, правда, лучшие годы моей и профессиональной жизни, и наверное, годы вот этого межличностного общения, когда ты понимаешь, что люди, с которыми ты находишься вместе, с кем ты работаешь — вот вы можете оказаться в самой тяжёлой ситуации, и ты абсолютно точно знаешь, что рядом плечо, за тобой спина и ты вообще не один. И как бы ни было страшно, тяжело, плохо, это вот ощущение, что вокруг свои, которые тебе всегда помогут, это то, на чём можно было в самом деле работать долго и успешно.
Т. Ларсен:
— А семья не возражала против вашей новой работы?
Л. Пыжьянова:
— Мне повезло, наверное, очень повезло с тем, что мой муж — ему мама говорила: «Игорь, почему ты ей разрешаешь там работать?» Мама так и не приняла. Вот мне очень жаль, что папа не дожил. Папа бы оценил, папа бы поддержал, папа бы уважал и папа бы гордился. А мама у меня педагог начальных классов, она очень любила детей всегда. Для неё это была вообще основная просто такая смыслообразующая деятельность. Она всегда говорила, что ты ненормальная женщина — нормальная женщина работала бы в детском саду с детьми. Вот это идеальная работа, если ты психолог, то иди работай в детский сад с детьми. Ну зачем тебе вот это всё?
В. Рулинский:
— А, правда, зачем? Как вы для себя это формулируете?
Л. Пыжьянова:
— Тут хороший вопрос. Я в МЧС шла, действительно, с упорством маньяка, потому что я просто знала, что там моё место. Я пришла и поняла, что абсолютно встроилась в этот пазл, я абсолютно подхожу, как ключ к замку, к этой работе, к этим отношениям человеческим. Например, в хосписе у меня ощущения, знаете, как морковку с грядки выдернули, как рассаживают морковку — как бывший биолог говорю — вот вырывают и пересаживают в другое место, вот там ты должна расти, здесь тебе уже тесно, ты маленькая морковка, тебе некуда расти. А вот там попросторнее, там ты вырастешь в большую морковку. Вот меня так пересадили в хоспис, потому что мне в страшном сне не приснилось бы, что я могу работать в хосписе, тем более в детском.
В. Рулинский:
— Про хоспис мы ещё поговорим. Я вот хочу всё-таки уточнить по поводу МЧС.
Л. Пыжьянова:
— МЧС, знаете, это просто какое-то абсолютно полное знание, убеждение, что это моё место.
Т. Ларсен:
— И сомнений не было, да?
Л. Пыжьянова:
— Абсолютно не было, не было вообще ни разу.
В. Рулинский:
— Вот представим ситуацию: вы организуете помощь психологическую, это у вас была ежедневная работа, людям, которые потеряли своих близких — на опознании...
Т. Ларсен:
— В самый острый момент, когда они только об этом узнали.
В. Рулинский:
— Да, говорите о том, что их близкий человек погиб. Рационально так размышляя, можно подумать, что, наверное, никому не пожелаешь такой работы, вот если логично так рассуждать. Все люди стараются именно вот этого критического момента максимально избежать. А вы как бы, получается, на острие именно этого момента.
Л. Пыжьянова:
— Вы знаете, все сотрудники МЧС идут, по сути, против биологической природы человека. Человеку свойственно бежать оттуда, где горит, где взрывается, где рушится, где прямая угроза жизни, человеку свойственно оттуда убегать — это нормально.
Т. Ларсен:
— Скажем, это свойственно живому существу — рептильный мозг включается. А у человека есть что-то ещё.
Л. Пыжьянова:
— Да, мы с вами живы, наверное, ровно потому, что наши пра-пра-прародители умели вовремя убежать оттуда, где смертельная опасность. А сотрудники МЧС идут туда, откуда остальные убегают — это осознанный выбор. И, наверное, думаю, что всё-таки вот это какое-то... Вот Господь сказал: иди! И у меня даже не было сомнений идти, иначе я никак себе не могу объяснить, почему я вообще эти сказала слова, что сын вырастет, и я пойду работать в МЧС. Вот они просто у меня произнеслись. Я помню этот момент абсолютно.
В. Рулинский:
— То есть вы предполагаете, что это было не вполне ваше внутреннее, а это, наверное, как-то от Бога пришло, да?
Л. Пыжьянова:
— Да, я думаю, что однозначно, да, однозначно.
Т. Ларсен:
— Когда вы начали работать в МЧС, вы уже были верующим человеком?
Л. Пыжьянова:
— Вы знаете, я, наверное, так дерзко говорю, что я человек не верующий, а знающий. У меня абсолютное внутреннее знание того, что Бог есть. Вот оно тоже какое-то, наверное, иррациональное, и я даже помню, когда оно ко мне пришло. У меня родители педагоги были, я единственный ребенок, и они постоянно на работе. И вот эта дворовая детская компания и всё прочее, но всё равно вечерами одна дома. И тогда было мало каналов телевидения, а я очень любила радио слушать. И я любила слушать две передачи: «Родителям о детях» и «Верующим и неверующим». И вот я в 5-м классе, слушая передачу для верующих и неверующих, не помню, что я услышала, но у меня чёткая появилась мысль в голове, что, нет, вот сейчас это неправда, что они говорят, они врут — Бог есть.
Т. Ларсен:
— То есть это атеистическая была передача?
Л. Пыжьянова:
— Да, абсолютно. И вот в один момент чёткая мысль, что они врут — Бог есть.
В. Рулинский:
— Интересно, то есть антирелигиозная пропаганда работала, получается, в обратную сторону.
Л. Пыжьянова:
— Да, представляете: в 5-м классе я их поймала на каком-то таком жёстком противоречии, что я чётко поняла, что это ложь. А если это ложь, то Бог есть.
Т. Ларсен:
— Это проект «Делатели» на Радио ВЕРА. В студии Тутта Ларсен.
В. Рулинский:
— И Василий Рулинский. У нас в гостях Лариса Григорьевна Пыжьянова, кандидат психологических наук, психолог Елизаветинского детского хосписа. Лариса Григорьевна долгие годы возглавляла горячую линию МЧС и работала в службе экстренной психологической помощи МЧС России. Лариса Григорьевна, вы сейчас рассказали про вот это ощущение детства, когда удалось понять, что Бог есть. Дальше это всегда было с вами, вы его никогда не теряли? Вот когда вы дальше двигались в сторону МЧС, оно всегда было с вами или как-то укреплялось? Какая была динамика этого чувства, скажем так?
Л. Пыжьянова:
— Я думаю, что оно точно было со мной всегда. Потому что этот 5-й класс — это был промежуточный этап. Первое знание о Боге дала мне бабушка, не родная, но очень близкая мне, которую я очень любила. Мне было лет 5–6, наверное, это как раз тот возраст, когда у детей формируется страх смерти. Вот в этот момент она произнесла очень важные слова, и у меня не сформировался страх смерти. Может быть, именно поэтому я в МЧС так успешно работала и работаю в хосписе. У меня нет страха смерти, у меня есть полное ощущение вечной жизни. Она к нам приезжала в город в храм из деревни. Я её очень любила и встречала всегда, а дорога от автовокзала как раз к нашему дому и в храм ближайший шла через кладбище. И мы идём, и она мне говорит: «Я шла сейчас через кладбище, там памятник поставили маленькому ребёнку. Маленькая могилка, маленький памятник, на нём написано: «Прохожий, не топчи мой прах, потому что я дома, а ты ещё в гостях». Вот это я первый раз услышала о Боге. Со мной родители об этом не разговаривали и учителя. И, наверное, это было моё первое знание. Я очень удивилась и говорю: «Бабушка Вера, что это значит? Это как?» А она мне говорит, что здесь, на земле, мы временно, наш дом у Бога, и сюда мы приходим... Она простая деревенская женщина, но как-то очень просто мне сказала про то, что мы должны здесь хорошо жить, помогать друг другу, быть хорошими, добрыми людьми, а потом, когда придёт наше время, мы вернёмся назад к Богу — там наш настоящий дом. Всё.
В. Рулинский:
— А когда вы работали с родственниками тех людей, кто погиб, вот этот опыт веры, эта мудрость, которой с вами поделилась эта бабушка, как-то вам помогала с ними общаться? И, может быть, в какие-то особенно важные моменты было какое-то чувство особое, связанное с верой. Можете вы про это рассказать?
Л. Пыжьянова:
— Да, это чувство было всегда. И вы задали вопрос: как оно вообще со мной по жизни шло? Оно было, но я о нём не задумывалась. Это, знаете, когда у тебя всё хорошо с лёгкими, ты здоров и ты дышишь, ты об этом не задумываешься. Я в храм, наверное, в первый раз на исповедь попала перед венчанием. Была беременная — несколько раз заходила. И так, когда вот где-то иду, вижу храм, хочется зайти — я заходила просто. А МЧС — это, конечно, история про то, что в окопах атеистов не было. И там, наверное, ко мне пришла уже осознанная вера. И мне всегда, знаете, что вот мне, наверное, помогало, мне было всегда спокойно за тех людей, которых не стало. Потому что я понимала, что они в том самом лучшем мире, они уже дома. Но мне всегда безумно жалко было их близких. Потому что это разрывающее горе, которое ты видишь, когда люди просто не могут вообще ни осознать, ни принять, вот там хотелось помочь. Я помню автобус, который разбился с паломниками. Они ехали из Великих Лук, в Киево-Печерскую лавру съездили и уже возвращались назад ночью. И в этом ДТП много людей погибло, и тогда как раз говорили, что они исповедовались и причастились перед поездкой. То есть это была ночь, люди спали в автобусе. Несколько человек погибших лежали со светлыми улыбками на лицах.
И я помню, мы заходим с сыном опознавать маму, но я её уже видела — мы сначала сами находим людей. Я её видела, она лежит спокойно, и на её лице такая очень светлая улыбка. Мы с ним заходим, он смотрит на неё, конечно, он заходил в ужасе, просто весь сжавшись от ужаса, потому что сейчас будет смотреть на свою мёртвую мать. И вот первое, что он увидел прям так с порога, это улыбка. И он застыл, он смотрел на неё несколько секунд, потом повернулся ко мне и говорит: «Она что — улыбается?» Я говорю: «Да, она улыбается». Он говорит: «А так бывает?» Так бывает и это не первый случай. И вот, например, теракт в аэропорту «Домодедово», я зашла туда, где были уже погибшие. Они их отвезли в морг, и я зашла и первого, кого увидела, это мужчину молодого, который лежал с улыбкой на лице. А за ним лежал дедушка. Это был дедушка возраста 80+. У меня была первая мысль, что человек прошёл войну, остался жив и погиб здесь, встречая своего сына. И почему-то, знаете, мелочи больше всего пробивают.
Я помню, он лежит и так вот рукой держит свою шапку, треух классический, и тоже улыбается. Я смотрю на них и думаю: наверное, вы успели в последний момент увидеть тех, кого вы ждали, вот этих дорогих людей. Но тут можно ещё объяснить улыбки. Но вот у людей, которые спали и ехали, которые внезапно погибли, причём это тяжёлая смерть со множеством повреждений, вот эти улыбки на лицах я могу объяснить только именно тем, что человек увидел уже вот тот самый свой дом и улыбнулся, как мы улыбаемся либо на прощание, либо уже видя тех, кто там встречает. Поэтому для меня это тоже прямое доказательство наличия души — это улыбки на лицах тех, кто погиб, причём именно не тихо умер в своей постели, а погиб, тяжело, с травмами в каких-то катастрофах, а на их лицах улыбки.
Т. Ларсен:
— Я сейчас подумала, может быть, у кого-то из наших слушателей возникнет тоже такая мысль: а они вас не тревожат по ночам или по жизни? Вот эти все встреченные и те, кого вы провожали, то огромное количество людей, которых вы видели уже лишёнными души и жизни. Они не преследуют вас?
Л. Пыжьянова:
— Нет. Вы знаете, мне несколько раз только снились дети из хосписа.
Т. Ларсен:
— Но вы с ними были в личном контакте, да?
Л. Пыжьянова:
— Да. А вот эти нет, никогда. Но мне когда-то приснился сон — как раз ярославская трагедия, погибшая команда хоккейная. Я вижу во сне женщину, у которой погиб муж, мы с ней тогда действительно как-то очень сблизились. Очень красивая, молодая, беременная — как раз вот они с мужем ждали мальчика, который должен был родиться. Она приехала одна из последних на опознание, а там оставалось уже те, кого нельзя было опознать, потому что были очень сильные повреждения, и один мужчина совершенно целый. Ну вот лицо абсолютно неповреждённое и сам практически неповреждённый. И я, когда увидела эту женщину, прямо взмолилась: Господи, пусть вот это будет её муж, вот пусть она его увидит! И это оказался он действительно. Там сначала ходил брат на опознание, друг, и она очень просила. Они не разрешали, они прям вот категорически...
В. Рулинский:
— Но она беременная. Конечно, такой стресс.
Л. Пыжьянова:
— А мы с ней разговаривали до этого несколько часов, и я понимаю, что ей действительно это очень надо. Она браслет привезла ему, который тот просил, она его купила, но не успела ему отдать. И я видела, насколько ей это важно, насколько вообще это любящая семья. Какие-то фотографии она показывала. Очень красивая пара, невероятно красивая. Я понимала, насколько это важно. И мы всё-таки вместе с ней убедили всех остальных, которые считали... ну ладно, она в горе, а я-то вообще просто безумная, ненормальная. И мы с ней пошли. И действительно это была такая их последняя встреча, просто невероятная по силе и по красоте какой-то. И после этого она вышла и говорит: «Спасибо, что вы всё-таки настояли, что вы помогли мне настоять и пройти всё это. Я до этого была как в тумане, как в кошмаре, а сейчас я всё наконец поняла. И мне было очень важно увидеть мужа и попрощаться, и держать его за руку». Прошло какое-то время и я вижу во сне её, такую же красивую, какую-то очень спокойную, улыбающуюся. Она ко мне подходит и говорит: «Мы сейчас хотим встретиться опять с моим мужем. Вот такая будет наша тоже личная встреча, мы туда никого не приглашаем, а вас я хочу пригласить. Приходите, пожалуйста». Я проснулась и думаю: что это было? Выхожу на кухню, на кухне работает телевизор, новости. И я там что-то делаю и вдруг слышу, что сегодня годовщина трагедии ярославской. Я поворачиваюсь и вижу вот эти кадры оттуда.
В. Рулинский:
— Лариса Григорьевна, вы часто хотели заплакать на этих событиях?
Л. Пыжьянова:
— На событиях три раза. Три раза, когда я не просто хотела, когда я не смогла не заплакать. Но я смогла сделать так, что этого никто не увидел. А там, на событиях, нет, вот после — да. Несколько первых лет я приезжала домой и, почему-то всегда на третий день, меня накрывала просто вот эта волна. Я не плакала, а рыдала, казалось, что я выплакиваю вообще душу из себя. А там — нет. Потому что там ты как-то настолько включён в то, что ты должен, наверное, невозможное сделать, но чтобы людям стало хоть немножко как-то даже не полегче, а потвёрже, опора бы появилась какая-то, какое-то понимание, ощущение, что мы с этим справимся, я с этим справлюсь.
Т. Ларсен:
— Это проект «Делатели» на Радио ВЕРА. Мы вернёмся к вам через минуту.
В. Рулинский:
— Это программа «Делатели» на Радио ВЕРА. В студии Тутта Ларсен —
Т. Ларсен:
— И Василий Рулинский —
В. Рулинский:
— У нас в гостях Лариса Григорьевна Пыжьянова, психолог Елизаветинского детского хосписа, кандидат психологических наук. Лариса Григорьевна долгие годы возглавляла горячую линию МЧС России и была замдиректора службы экстренной психологической помощи МЧС. Мы говорим о самых важных событиях и минутах жизни, о тех предельных ситуациях, с которыми сталкивалась Лариса Григорьевна очень много в своей жизни. И, конечно, тяжело некоторые вещи даже осознавать. Для меня загадка, как это происходило, наверное, Господь давал силы. Конечно, прежде всего здесь милость Божия чувствуется в том, что вы вообще этим занимаетесь, помогаете этим людям. Я слышал одно из ваших интервью, вы говорили, что у вас была какая-то особая нелюбовь к отпуску, как-то вы не очень хотели в него. Расскажите, почему. И вообще про это отношение к героическим, супергеройским делам. Вот оно вам, видимо, свойственно очень сильно. Я думаю, что оно отчасти тоже связано с отпуском. Может быть, некоторые из нас думают, что они супергерои и сейчас спасут мир. Мне кажется, может быть, здесь тоже ваш совет поможет с этим тоже как-то справиться.
Л. Пыжьянова:
— О да, когда я разговариваю с подругами, и воспоминания детства, и почему то все говорят, что, как мы все, я тоже хотела быть принцессой, как мы все, я тоже хотела быть актрисой. Я никогда не хотела быть ни принцессой, ни актрисой. Я хотела быть партизаном пионером-героем. Серьёзно. В детстве я читала книги только о войне. Но сейчас я не могу ни книги читать, ни фильмы смотреть о войне, я плакать начинаю.
Т. Ларсен:
— Я тоже не могу вообще.
Л. Пыжьянова:
— А я же вообще сама из Белоруссии, поэтому вот эта история партизан — у меня директор школы был партизан. К нам ветераны приходили, я видела этих людей. Они нам рассказывали в том числе как раз вот про пионеров-героев этих, которые были в партизанском отряде. Думаю: вот достойная жизнь и судьба, у меня годы идут, пионером-героем мне не стать, что-то происходит такое. Вы знаете, вот МЧС, героизм — у нас приходили люди, причём в основном почему-то девочки, психологов в нашем центре экстренной психологической помощи около ста было на момент моего увольнения, а мужчин, наверное, пять.
Т. Ларсен:
— То есть это женская профессия.
В. Рулинский:
— Более супергеройски настроены девушки.
Л. Пыжьянова:
— Нет, знаете, это не про геройство, наверное. Потому что те, кто к нам приходили именно с историей героизма, вот за подвигом, они уходили очень быстро: год-полтора максимум. А потому что это не про подвиг. Я, в частности, смотрю на врачей тоже, восхищаюсь, думаю: Боже, вот люди какие, во-первых, мозги какие надо иметь, во-вторых, тут история спасения других людей — это же про подвиг. А это не про подвиг, это про очень тщательную, тяжёлую и трудную работу. Вот у нас примерно тоже — там не про подвиг, там про тяжёлую работу.
Т. Ларсен:
— Но вот тщательная, тяжёлая, трудная работа. Ты приходишь домой, рыдаешь. Муж, наверное...
Л. Пыжьянова:
— Нет-нет, муж этого не видел. Я всегда в ванной рыдала под душем.
Т. Ларсен:
— То есть я вот понимаю, что, например, я отведу там какую-то передачу, поговорю с человеком по душам, сама у него чему-то научусь, погреюсь от него, ему что-то дам, слушатели скажут, какой хороший разговор получился. Я испытываю удовлетворение, то есть отдачу получила. А тут трудная работа, ты рыдаешь, ещё и не всегда адекватные ведь люди оказываются, ведь бывали же случаи, когда на вас и кричали, и, наверное, отталкивали, не принимали помощь.
Л. Пыжьянова:
— Три раза за 45 чрезвычайных ситуаций я думала, что меня ударят. Я была на грани вот этого. У нас даже была такая присказка, что каждый психолог имеет право получить по лицу. И я думала, что вот сейчас моё право будет реализовано.
Т. Ларсен:
— А в чём отдача тогда? В чём вы находили смысл продолжать дальше?
Л. Пыжьянова:
— А когда начинаешь общаться с человеком и ты понимаешь, что вот он просто какой-то в руинах, а заканчиваешь и видишь, что у него глаза просветлели, что он в горе, но он не в руинах, у него вот этот свет появился в глазах и появилось... вот то, что ты в него хотел вложить эту мысль про любовь, которая вечна и которая с ним останется, несмотря на то, что телесно нет того, кого он любит, и что он сможет с этим справиться и жить дальше. Вот эти моменты, знаете, это когда ты благодать получаешь. Разговаривая с людьми неверующими, это же у них — докажи, — я говорю, что если ты один раз почувствовал этот какой-то прямой контакт с Богом, то ты просто уже это знаешь. Вот действительно какое-то ощущение благодати идёт.
В. Рулинский:
— Оно появлялось всегда, когда вы утешали?
Л. Пыжьянова:
— Нет, не всегда, это прям такие штучные моменты, причём иногда совершенно неожиданные, абсолютно не в тех каких-то, куда ты вложился весь. Бывало, что прям раз — и ты видишь, что у человека в глазах свет появился. И думаешь: слава Тебе, Господи.
Т. Ларсен:
— Я, когда читала вашу книгу «Разделяя боль», где вы как раз рассказываете об этом опыте помощи людям и вообще о том, как пережить горе, как помочь человеку с потерей пережить горе, меня поразили там две вещи, которые вы описали. Первое — это то, что горе конечно. И если ты к нему относишься как к процессу, у которого есть начало и конец, то тогда достаточно высок шанс того, что ты сможешь его пережить и жить дальше. И второе — это то, что нет никакого единого рецепта или шаблона, или схемы, по которой ты работаешь с человеком. То есть вроде бы, когда говоришь о детской психологии, как правильно общаться с ребёнком — надо сесть на корточки, чтобы быть глаза в глаза, надо задавать ему вопросы о его чувствах, чтобы он их осознал. То есть там всё равно есть какие-то общие алгоритмы. А в работе с человеком в горе они не работают. Получается, каждый раз приходится импровизировать?
Л. Пыжьянова:
— Каждый раз приходится не импровизировать, а очень быстро пытаться понять, что именно этому человеку вот сейчас важно услышать. И так же, как перед ребёнком надо глаза в глаза, так и перед взрослым надо, конечно, глаза в глаза. И, как с ребёнком, присесть рядышком и, может быть, посмотреть снизу вверх — это когда важно, чтобы человек заплакал, а он не плачет. Вот ты с ним раз — вот эту позицию детско-материнскую, когда ребёнок ушибся, расстроился и сидит на стульчике и рыдает, а мама рядом присаживается на корточки и так по руке его: «Ну что ты, мой маленький? Ну, расскажи мне, что с тобой случилось». И всё, и человек плачет на раз. Просто он оказывается в этом детском каком-то состоянии.
Т. Ларсен:
— А это важно, чтобы он туда вернулся?
Л. Пыжьянова:
— Бывает очень важно, чтобы человек начал плакать, потому что слёзы, которые не могут выйти, они же рвут изнутри. И человек хочет, но не может. Это настолько такой блок сильный, такой какой-то внутренний спазм стоит, что ты понимаешь, что человек прямо дрожит, и слёзы, и всё, а заплакать не может. И надо дать ему эту возможность, потому что слёзы нам же даны во очищение души, в утешение и в облегчение. Их надо выпустить и станет легче. А ещё, когда ты пришёл к человеку, когда ты с ним вошёл в общение, вторая, наверное, заповедь самая главная: ты не думай о том, как тебе в этот момент плохо, страшно, ты думай о том, как ему вот сейчас и что ты можешь сделать, чтобы ему стало лучше. И, как вы говорите, да, работа такая, что врагу не пожелаешь, нам примерно все об этом и говорили: как вы там можете работать? — это же ужас ужасный. Я говорю: знаете, нет, это не ужас ужасный вообще, потому что после работы в МЧС, даже во время, у меня изменилось отношение к людям, я стала очень уважать людей. До этого у меня не было такого отношения к людям. Я как-то думала, что Господь сотворил мир прекрасным, совершенным. Всё в этом мире совершенно: любой цветочек, веточка, даже засыхающее дерево какое-то прекрасно в своём... и животные. И вот только как-то, прости меня, Господи, человек не очень удался.
В. Рулинский:
— Есть вопросы к человеку.
Л. Пыжьянова:
— Да, к человеку есть вопросы. А тут я поняла, что всё-таки действительно, вот как у Антония Сурожского: как относиться к человеку? Смотри на человека, как на древнюю икону руки великого мастера, по которой прошлось и время, и люди. И вот там уже чёрная доска потрескавшаяся и ничего не видно, но только вдруг промелькнёт кусочек лика или руки, или что-то, и вот по этому кусочку ты понимаешь, какой великий мастер работал, и что там на самом деле было и что повреждено. И вот на тех же чрезвычайных ситуациях в каждом абсолютно человеке, и в тех, кто оказался в этой ситуации, кто пострадал, и те, кто там работает, и те, кто приехал помогать как волонтёр, просто привёз что-то, принёс — вот в каждом буквально человеке эти проблески красоты Божьей. Даже тот, кто тебя хотел в этот момент размазать — я думала, что из меня сделают фреску на стене храма, храм как раз был не расписан, — на меня двигался мужчина, рядом с которым я себя почувствовала Дюймовочкой. Он был огромный, он шёл на меня, я подумала, что всё, сейчас фреска и будет тут из меня.
Т. Ларсен:
— И что его остановило?
Л. Пыжьянова:
— Слова, которые мне Господь дал. Потому что я не знала, что сказать. Это было прощание в храме с погибшими, и храм был открыт только для родственников.
В. Рулинский:
— А что это была за чрезвычайная ситуация?
Л. Пыжьянова:
— Это был как раз самолёт. И там прощались, но там было немного погибших, которые были в открытых гробах, все остальные были в закрытых. А люди очень просили: откройте, пожалуйста, чтобы хотя бы мы могли прикоснуться. И у меня были там как раз в помощь двое пожарных для того, чтобы снимать крышки тяжёлые деревянные, давать возможность прощаться, закрывать. И я подходила к каждой семье, и мы обсуждали, сколько времени может быть на прощание, потому что там полный храм был, чтобы смогли все попрощаться. И там как раз молодой очень мальчик лежал, и вокруг него вся семья сидела, в основном женщины, они прощались, плакали. Он такой, знаете, лежал совершенно как живой. И там 15 минут, и 20, и полчаса прошло, а уже скоро должна начаться служба, и там ещё у нас есть... И я к ним подхожу, спрашиваю: «Можем мы уже закрыть?» Они попросили ещё чуть-чуть. Ну хорошо, отошли. Ещё одновременно там, там открываем. А я фактически одна была в ту ночь. И я не могла одновременно как-то со всеми там быть рядом. И мне важно было, чтобы, действительно, там, где прощание быть мне. И я подхожу опять туда, и они говорят, что, да, уже можно. И мы закрываем, я отхожу, и вдруг мне в спину голос на весь храм, просто как громовержец: «Стоять! Ты куда пошла?» И я понимаю, что в Божьем храме ночью только мне могут так кричать в спину. Я поворачиваюсь и вижу, что на меня движется огромный мужчина, просто огромный. И он на меня идёт так, что я начинаю медленно отступать. Он был недоволен тем, что закрыли?
Л. Пыжьянова:
— И я упираюсь просто в колонну. Он надо мной нависает и говорит: «Ты, вообще, кто такая? Ты чего тут распоряжаешься? Ты кто? Ну-ка быстро открыла гроб! И он будет открыт столько, сколько надо, и мы будем сидеть здесь столько, сколько надо». Я понимаю: а что я могу сказать на это? И я открываю рот, не зная, что сказать, потому что в его глазах было столько ненависти ко мне в тот момент, столько какой-то боли и всего. И я говорю: «Вы меня простите, потому что действительно ваш брат здесь лежит как живой, и вокруг него сидят его мама и тёти, и бабушка, прощаются. И вам хочется быть с ним и смотреть на него, но рядом лежат те, кого не могут увидеть их ни мамы, ни жёны, ни сёстры, просто потому, что их уже нельзя увидеть, потому что там можно только прикасаться к мешку, который там лежит и закрыт красивыми вот этими покрывалами. Им больно. И давайте, наверное, сделаем так, что они при жизни были одной командой, и пусть они и после смерти будут одной командой, пусть все будут в одних условиях: закрытые все — значит, закрытые все». И вот в этот момент у него глаза просветлели. Он мне говорит: «Я понял. Дайте нам ещё пять минут». Я говорю: «Конечно, да». И потом на следующий день, когда было прощание на стадионе, он меня нашёл, подошёл и говорит: «Вы можете как раз возле моей семьи побольше быть? Я понимаю, что у вас тут много всех, и всё. Но, пожалуйста, можно вы будете, по возможности, рядом с нами?» Я сказала, что, конечно, да. Но вот эти слова как раз именно тогда пришли свыше, потому что я просто открыла рот, не зная, что ему сказать, но я понимала, что надо.
В. Рулинский:
— Это программа «Делатели» на Радио ВЕРА. В студии Василий Рулинский...
Т. Ларсен:
— Тутта Ларсен.
В. Рулинский:
— И у нас в гостях Лариса Григорьевна Пыжьянова, психолог Елизаветинского детского хосписа, кандидат психологических наук, а долгие годы Лариса Григорьевна возглавляла горячую линию МЧС и работала в службе экстренной психологической помощи МЧС России. Лариса Григорьевна, вот я начал эту тему, связанную с ощущением какой-то особой миссии, которое часто бывает у тех людей, кто помогает другим. И они часто забывают про себя, и начинается то, что называют выгоранием. Часто человек даже не может остановиться, он совсем не обращает внимания на своё внутреннее состояние. Насколько вам это знакомо, как с этим быть? И, может быть, вы дадите какие-то рекомендации тем людям, которые, грубо говоря, про себя совсем забыли, погрузившись в проблемы других?
Л. Пыжьянова:
— Да вы уже хороший вопрос про отпуска задали. Я, в самом деле, первые годы работала и не понимала: зачем отпуск, как с такой работы можно уходить в отпуск, зачем в целом он нужен? А дальше у меня пошла связка, что я еду в отпуск и что-то случается. Прямо в первый день моего отпуска Осетия — все в Осетию, — а я, как тыловая крыса, извините, в Тунис. И вместо отдыха я включаю сразу в номере телевизор и начинаю смотреть, где же там наши. И подруга страшно ругается и говорит, что больше никуда не поедет со мной — отстань от телевизора, мы приехали на море. А я понимаю, что я там должна находиться. Улетаю в отпуск, и случается «Булгария», Саяно-Шушенская ГЭС — как раз вот те крупные катастрофы, где я не была за эти годы, это как раз отпуска. Я возвращаюсь из отпуска, второй или третий день, и какая-то катастрофа. Когда я улетела на юбилей подруги, случилась египетская как раз авиакатастрофа. Я вернулась через день и полетела в Питер. Мне уже тогда директор сказал, что перестанет отпускать в отпуск, в конце концов: пощади страну, так нельзя! И для меня выгорание — это потеря смысла работы своей. Когда ты начинаешь думать: а зачем всё это? Как в хосписе: что бы я ни делала, а дети всё равно умрут. Или чрезвычайные ситуации, когда уже все погибли. Знаете, когда я получала свои первые награды, у меня было очень двойственное чувство. Я не понимала, за что меня награждают. Вот если бы я поймала этот самолёт и все бы остались живы, тогда понятно. А так меня награждают за что? И какие-то вот эти вещи, моменты рабочие, когда можно обесценить то, что ты делаешь. У меня обесценивания нет, у меня никогда его не было. У меня всегда была история про то, что здесь точно я делаю то, что поможет. Хотя до сих пор опять же, особенно в хосписе, я думаю: что я даю этим людям? Вот они мне дают бесконечно многое. Они мне дают как раз вот это видение своей души, видение вот этого очевидного присутствия Бога здесь, рядом среди нас. И меня создали все эти люди, все их истории, не все, но многие, они прям стали частью меня. Они меня, наверное, не тревожат, потому что они часть меня.
Т. Ларсен:
— А как вы оказались вообще в детском хосписе? Ведь это всё-таки немножечко другой род деятельности. Там ты оказываешься в острой ситуации, ты, грубо говоря, первый перелом души как-то зафиксировал, а дальше люди уже занимаются со своим горем так, как как они это выбирают. А в хосписе ты имеешь дело... кажется, что это какое-то такое очень растянутое во времени горе. То есть люди знают, что ребёнок уходит, тем более детский ещё хоспис — это просто в кубе трагическое какое-то место. И это какое-то такое затянувшееся прощание, такое хроническое горе, хроническое прощание. И вам пришлось, вообще, как психологу перестраиваться?
Л. Пыжьянова:
— Спасибо, Таня, за вопрос. Насколько я люблю с вами общаться — я сначала сижу и заслушиваюсь просто красотой речи, а потом уже начинаю смысл... Вот про перелом души зафиксированный — это же надо так. Наверное, да, действительно я была вот этим скоровспомощником. Да, на чрезвычайных ситуациях ты зафиксировал этот перелом души, и дальше человек срастается сам. Ты ему только рассказываешь про то, что он срастётся и как он будет срастаться, где ему будет больно, где будет плохо, и какие-то даёшь опоры вот эти. А хоспис — это я морковка, меня рассадили и посадили туда, это вообще не было моим выбором. Я помню, что 2 октября мне позвонила моя бывшая коллега по МЧС, это в тот момент, когда я готовилась и выбирала себе школу флористики, уволившись из МЧС, в конце августа выбрала и собиралась быть флористом-дизайнером.
Т. Ларсен:
— Да, казалось бы, отдала МЧС 10 лет, уже можно как-то и для себя пожить.
Л. Пыжьянова:
— Да, вспомнить про свою профессию. Она мне звонит и говорит: ты знаешь, была сейчас на собеседовании в такой организации — я туда не пойду, но это точно для тебя место. Я говорю: а куда? Она говорит: детский хоспис. Я говорю: «Леночка, Господь с тобой, но точно нет». Я с полной убежденностью сказала, что точно нет, а потом как-то в течение нескольких дней всем, и мужу, и сыну, и всем друзьям и знакомым рассказала про это предложение и сказала, что это то место, куда я точно не пойду, и все со мной согласились, что точно нет. А потом я почти каждый вечер стала заходить на сайт и смотреть. Открою, посмотрю, ужаснусь и думаю: нет, только не это. А потом пошла к своему духовнику, и он говорит: «Вы знаете, я тоже не готов вам сказать, потому что вы ушли с такой тяжёлой работы. Не готов благословить, думайте». И потом я стала к Господу напрямую приставать: Господи, скажи, дай мне однозначный знак, чтобы я точно знала да или нет, пожалуйста, я не знаю, пожалуйста, скажи мне. Молюсь, молюсь, вот такая примерно погода, когда стояла в храме, и вдруг такой луч света на икону — раз. Посмотрела в окно — солнышко вышло, конечно, совпадение. Хожу, мрак на улице — нет, не убедило меня это. У меня всегда есть, куда поехать, если что я еду в Сергиев Посад. Иду к Сергию Радонежскому, опять говорю: скажи мне, пожалуйста, однозначно, чтобы я уже не сомневалась. А уже прошло полгода, как я сомневаюсь, с того момента.
В. Рулинский:
— Серьёзно уже так сомневаетесь.
Л. Пыжьянова:
— Да, уже серьёзно сомневаюсь. И говорю: скажи мне нет или да. Поплакала там у мощей, постояла, выхожу — ничего не поняла. Хотя всегда мне помогает, всегда я там чётко получаю ответы, а тут не получила, ну, значит, нет. Села в автобус ехать назад, и тут мне звонит знакомая, с которой мы, наверное, раз в несколько лет как-то созваниваемся: «Привет. Ты где?» Я говорю, что еду из Сергиева Посада. Она говорит: «Здорово. А я тебе хотела работу предложить». А ей так радостно говорю: «Ой, говори, а то мне тут предложили работу, но я никак не могу понять, но, скорее, нет. Я очень сомневаюсь». Она говорит: «Соглашайся там. А у меня для тебя просто такая подработка, скорее». Самое интересное, что больше она мне не перезванивала, никакой подработки у меня с ней не случилось.
В. Рулинский:
— То есть это действительно какой-то ответ был, да?
Л. Пыжьянова:
— Это был прямой ответ — соглашайся. И я согласилась. И вот так я там и оказалась, в общем-то.
Т. Ларсен:
— Пришлось как-то перестраиваться?
Л. Пыжьянова:
— Полностью. Во-первых, когда я пришла, до меня не было психолога в Московской области. Это была программа именно Московской области — «Дом с маяком» — его там не было. В Москве психологи очно работали в семьях, а тут, пожалуйста, вся Московская область. Мне говорят: мы не знаем, как здесь, вот как организуете, так и будете работать.
Т. Ларсен:
— Это выездной паллиатив, да?
Л. Пыжьянова:
— Да, выездной. Но, будьте любезны, с первого дня четыре консультации онлайн. А я такая: а как-то познакомиться с историями, со всем? — ну, будете одновременно и знакомиться. И вот я звоню... Наверное, первые полгода я молилась перед каждым звонком, я не знала, что говорить человеку. Причём мне сначала дали семьи умерших детей, потому что там же тоже у нас программа сопровождения — звоните. И я понимаю, что мне надо сейчас звонить в семью, где умер ребёнок, а что им говорить — я совершенно не понимаю и не знаю, и никто меня этому не учил. И что с этим делать? Я помолилась, говорю: Господи, помоги. И всё, Господь помог, и вот так вот и помогает до сих пор. Потому что у меня, правда, сейчас какое-то очень благодатное место — мой кабинет. А прямо по коридорчику — вход в малый храм. И я с утра помолюсь в Елизаветинском хосписе, и перед каждым сложным разговором, и уходя помолюсь. И только тем и живу, потому что я не знаю, вообще, как иначе я бы с этим справлялась. И это удивительно, опять же, вот как на чрезвычайных ситуациях, так и здесь. Вот вы говорите, что люди в горе живут, на самом деле люди просто живут.
У нас сейчас была семья, они из Донецка, там муж с 14-го года воюет. Обычный человек, он не военный, просто в 14-м году пришёл домой и сказал, что пойдёт, не может не пойти. И пошёл, и воюет. А в семье две девочки. Младшая ещё до войны родилась, вторая уже дитя войны. У них у одной и у второй синдромы такие сложные. То есть девочка старшая ещё ходит, так немножко разговаривает, а младшая — нет, она колясочный ребёнок. Мама такая вся, знаете, хрупкая такая, маленькая — старшая дочь в два раза больше её по всем параметрам, пятнадцатилетняя. И первая мысль: Господи, как же вам тяжело? А муж ей сказал, что вот сейчас прям уезжаете. И они уехали сюда — она с двумя этими девочками. Поскольку они обе с паллиативным статусом, то мы их взяли через фонд. 21 день — социальная передышка, а дальше им надо здесь где-то искать пункты временного размещения или где-то искать съёмное жильё. И вот когда их видишь, то первая реакция: Господи, как же вам тяжело, как же вы справляетесь? Вот эти сумки, две девчонки, и никого больше здесь нет, ни родственников, никого. И её совершенно искреннее изумление: у меня два ангела рядом, почему мне может быть трудно? А девчонки спят плохо, и она не спит, и такие, в общем, беспокойные всякие: «Рядом со мной два ангела. И мне Господь помогает».
В. Рулинский:
— Я вспоминаю историю, которую вы как-то рассказали, она меня тоже очень тронула. Как вы говорили ребёнку о том, что ему осталось совсем немного, и про то, как он вас пожалел. Мне будет, наверное, не просто ещё раз услышать эту историю, поэтому я не прошу её рассказать. Но, наверное, вот это ощущение... не все так мужественно относятся к этому факту, что очень скоро умрёт их близкий человек, ребёнок. Наверное, здесь самое сложное — вот что сказать в этих условиях, как сказать самому ребёнку. Может быть, родителям даже, наверное, проще да?
Л. Пыжьянова:
— Ой нет, вы знаете, родителей безумно жалко, потому что, опять же, там не всегда спокойно за детей. Потому что эти дети — это правда, дети, которые живут безгрешно. Они никому зла не причинили...
Т. Ларсен:
— Сразу в рай.
Л. Пыжьянова:
— Да, они чистые, светлые души, им действительно сразу в рай. А вот родители, наверное, какое-то время всё-таки они в аду и на земле живут, и потом им надо через этот ад пройти, чтобы до рая дойти. Потому что нельзя смерть ребёнка, его тяжёлую болезнь просто философски воспринимать, что мой чистый, светлый ребёнок пойдёт в рай, и буду я этому радоваться. Это горе, и, вы знаете, я женщина, я мать, и для меня нет ничего страшнее болезни и смерти ребёнка. Вот это самое страшное, что может быть — детское страдание. Понятно, что любой родитель скажет: «Бери меня, Господь, мои руки, ноги, голову, меня руби, но ребёнка не тронь». Это всегда, конечно, это других вариантов нет. А ты ничего не можешь, ты стоишь свидетелем этого страдания. Но что ты можешь? Ты можешь любить и быть рядом. И вот эти мамы, папы — у нас как-то сейчас пап прибавилось. Я смотрю на этих мужчин... умирал парень у нас буквально вот сейчас — онкология, он умирал тяжело, долго. И с ним был папа. И я уже говорила, что, может быть, приедет мама, может быть, всё-таки смену? Их два подряд умерло, и с каждым был папа, с одним и со вторым. И они оба говорили: нет-нет, жене тяжело, она плачет, ей плохо, она не выдержит, я выдержу, я буду. И один папа, которому вообще было 29 лет, это вот фактически мальчик. Но он настолько мужественный, он настолько... я даже не знаю, как это назвать. Вот когда он просто до последнего момента остаётся рядом со своим ребёнком, не вторым страдающим, а вот тем самым отцом, который рядом со своим сыном. И он прям живёт вместе с ним до конца, там и общение, и жизнь, и всё. Вот рядом с тобой умирает твой ребенок, а ты продолжаешь жить с ним вот так, как эта жизнь идёт, во всей полноте этой жизни.
И там в самом деле Господь рядом. И в общем, смотришь и думаешь, что, да, дети знают о своей смерти, они ещё настолько близки к Богу, что для них это очевидно, что они умирают. И главный врач наш всегда тоже разговаривает очень много с родителями и с детьми. Когда она есть, мне там делать нечего, потому что она абсолютно работает с ними и как врач и как психолог. И она тоже всегда говорит, что вот поговорила сейчас с ребёнком — конечно, он всё понимает, он всё знает. И она всё понимает и всё знает, и родители знают и понимают, и всё равно говорят, что надеются на чудо, до последнего надеются на чудо — вдруг чудо случится. Конечно, пока жив человек, ты до последнего надеешься на это чудо. И многие мои знакомые говорят: слушай, а как родители веру сохраняют? Вот они же молятся, они же просят, а ребёнок всё равно умирает. Как они сохраняют веру? Я даже не знаю, что ответить на этот вопрос, потому что для меня очевидно, что без веры они просто сойдут с ума. Они вот передают всё-таки ребёнка из рук в руки — вот от себя Богу. И этим держатся дальше и дальше. Вот это история про жить и соответствовать, чтобы встретиться там со своим ребёнком.
Т. Ларсен:
— Да, и хочу ещё раз напомнить нашим слушателям в конце нашей беседы о том, что есть ещё один прекрасный инструмент, чтобы держаться, это книжка, которую Лариса написала и выпустила. Книжка называется «Разделяя боль» — она короткая, она очень прикладная. Это невероятно важная книга, которая должна быть в каждом доме. Купите её себе, подарите её близким, потому что это книга о том, как пережить то, с чем, хотим мы этого или нет, каждый из нас так или иначе в жизни сталкивается, или столкнулся, или столкнётся. И это книжка о том, как помочь себе, как помочь близкому, как помочь ребёнку пережить горе. И, в конечном итоге, поверьте, это книжка о любви и о вечной жизни. Она просто невероятно светлая и читать её очень полезно. Спасибо огромное. Лариса Пыжьянова. Это был проект «Делатели» на Радио ВЕРА.
Л. Пыжьянова:
— Спасибо вам.
В. Рулинский:
— Спасибо. Встретимся через неделю, до свидания.
Все выпуски программы Делатели