В гостях у Петра Алешковского был лингвист, доктор филологических наук Алексей Шмелев.
Наш гость поделился своими воспоминаниями о том, как с 70-х годов был прихожанином храма пророка Илии в Обыдинском переулке, о жизни прихода при этом храме в советские годы, и какие люди составляли этот приход.
П. Алешковский
— Здравствуйте. Это программа «Светлый вечер» с Петром Алешковским. И сегодня у меня в гостях Алексей Шмелев. Добрый день!
А. Шмелев
— Добрый день!
П. Алешковский
— Алексей — профессор, лингвист, заведующий отделом культуры русской речи в Институте Виноградова Академии наук, ну, и, наверняка, еще много всяких различных званий и мест работы, поскольку сегодня это стандартный набор для академического ученого. Но я думаю, что культуры русской речи нам будет достаточно для того, чтобы культурно на этой речи постараться пообщаться. Вы, наверное, в курсе, что передача наша — мемуарная, и я предлагаю Вам вспомнить. Предлагаю Вам вспомнить то, о чем мы, конечно же, заранее говорили, договаривались и обговаривали. А именно — в Москве есть такой замечательный приход, по-моему, никогда не закрывавшийся, — церковь Ильи Обыденного. Это на набережной, недалеко от Храма Христа Спасителя. Церковь, куда и мне доводилось ходить в студенческие годы. Но Вы, по-моему, там как-то поселились очень давно и всегда.
А. Шмелев
— Да-да-да, я даже помню, как мы там виделись в наши студенческие годы. Но я на самом деле могу рассказывать лишь о некотором, правда, 20-летнем, периоде времени, примерно с 1970-го по 1990-й год. На самом деле, и позже я тоже знаю, но до 1970 года я ничего про этот приход не знаю. Меня туда привела моя двоюродная тетя и поставила перед образом Спасителя в белом хитоне, как известно, писаным священномучеником Серафимом Чичаговым. И вот с тех пор в течение 20 лет я регулярно там стоял.
П. Алешковский
— А сейчас это тоже Ваш приход?
А. Шмелев
— Ну вот сейчас труднее сказать. Примерно с 1990 года раскрылись границы, и я стал значительную часть времени проводить за границей и, соответственно, быть уже в других приходах, а в Москве тоже уже как-то постепенно, с годами, уже по лени я могу ходить куда-то ближе к дому, и, по еще большей лени, вообще никуда не ходить. Но формально, в некотором смысле, это остается наш семейный приход. Ну, скажем, все трое наших детей венчались именно там. И вот такие важные события...
П. Алешковский
— События происходят там, угу.
А. Шмелев
— ...отмечаются именно там.
П. Алешковский
— Вот расскажите. Это особый приход, действительно — и по причине того, что церковь не закрывалась, и по причине того, что там были очень хорошие священники, и по причине того, что это Центр, и туда много ходило разной, абсолютно разной публики. И я никогда не помню, чтобы бабушки там шипели и прогоняли. С самого начала как-то было поставлено так, что каждый приходящий был радостью — его встречали, его старались как-то пристроить, если надо.
А. Шмелев
— Ну, это верно, конечно, хотя опять — в такой картине некоторой идеализации, конечно, были...
П. Алешковский
— Бывали случаи, конечно. Да, да.
А. Шмелев
— Все, что угодно. Но тут существенно, видимо, понять, как вообще была устроена церковная жизнь в Советском Союзе.
П. Алешковский
— Да.
А. Шмелев
— Я, например, не причащался с 7 до 12 лет. До семи меня водили как младенца, я это совершенно не помню, а после этого, ну, как-то все были закручены. Родители вели не очень церковную жизнь, и я должен был дожидаться, пока специально двоюродная тетя решит, что...
П. Алешковский
— ...хватит уже!
А. Шмелев
— ...что хватит уже быть почти советским пионером. И туда меня привела.
П. Алешковский
— А кто была Ваша тетя?
А. Шмелев
— Ну, это двоюродная тетя, дочь брата моей бабушки. Скажем, вот уже с опозданием я узнал, что когда... В двухтомнике, посвященном жизни и подвигу священномученика Сергия Мечева, я узнал, что когда отец Сергий приезжал из ссылки в Москву нелегально, он служил литургию на квартиру у вот этой бабушки, ну вот родных. А это, ну, соответственно, их племянница — племянница моей бабушки.
П. Алешковский
— И она Мечевская, да?
А. Шмелев
— Да-да-да. Вообще, весь приход, весь российский приход... почти весь...
П. Алешковский
— Почти весь, да.
А. Шмелев
— ...перешел именно в церковь Ильи Обыденного. И, конечно, играло роль, что поражает в этой церкви — это именно наличие таких...
П. Алешковский
— Это дух.
А. Шмелев
— ...надежных... общий дух... и прихожан, и священников, которые там были. Но прихожан, по большей части, я знал в лицо, даже плохо зная, кто...
П. Алешковский
— Кто это.
А. Шмелев
— ...кто это.
П. Алешковский
— Ну да, конечно, стоишь — и...
А. Шмелев
— При том, что некоторых впоследствии узнал. Ну вот, скажем, такой был Иоанн Коляда, ныне отец Иоанн Коляда...
П. Алешковский
— Да.
А. Шмелев
— Это сын Глеба Коляды, который был тайным священником, но про это, конечно, я не знал. А Иван Коляда просто учился со мной в одной школе, на два класса старше, но портрет его висел в кабинете географии как чемпиона по спортивному ориентированию. И я знал, что он поступил в медицинский институт по окончании школы. Но это такое случайное знание. И сейчас я про многих уже знаю, кого я просто видел. Я знаю такого замечательного математика, который тоже учился со мной в одной школе. Это люди моего поколения... Там, Миша Цфасман...
П. Алешковский
— Миша Цфасман, да, недавно был здесь, у нас.
А. Шмелев
— Ну да, ну вот я...
П. Алешковский
— На передаче, да.
А. Шмелев
— ...каких-то людей... Но я знал его внешне. Даже в школе я его не помню, он все-таки был на три класса старше, а портрет его нигде не висел. Но так внешне я его помнил, а потом увидел...
П. Алешковский
— ...в приходе, да.
А. Шмелев
— Нет, в приходе я его видел. А увидел... Я как раз его хорошо знал внешне. А увидел в Париже у некоторых наших общих знакомых.
П. Алешковский
— Да-да-да.
А. Шмелев
— И после этого узнал, как его зовут. Это совершенно такая отдельная вещь. Но, конечно, самое главное — это были люди старшего поколения. И опять сейчас я про многих знаю, кто это, и могу их идентифицировать и внешне, и по имени. Но...
П. Алешковский
— Ну кто, например?
А. Шмелев
— Ну, например, были сестры Фортунатовы... Ну, вот было все семейство Коляд. Были люди, которые немногим меня старше — Николай Александрович Котрелев, опять-таки, с семьей. Тогда важно еще было, что любая семья заполняла значительную часть церкви, в силу относительной многодетности.
П. Алешковский
— Конечно, да. Да-да-да.
А. Шмелев
— И тоже большой многодетности не было. Это вот сейчас у священнических семей такая большая многодетность, а раньше — ну, уже три ребенка, но все равно это существенно для заполнения храма.
П. Алешковский
— Это было много, конечно, да. Да-да.
А. Шмелев
— Но...
П. Алешковский
— Нет, вот там действительно поражало то, что много детишек бегало всегда. И стояло, и бегало, и как бы прислуживало, и это очень оживляло все, на самом деле.
А. Шмелев
— Да-да-да, и создавала даже такое впечатление, ну, чтобы не сказать, иллюзию такой нормальной церковной жизни...
П. Алешковский
— Ну да, да.
А. Шмелев
— При том, что семей, вообще-то, мало (нрзб.)...
П. Алешковский
— Хотя мы не очень знали, что такое нормальная эта была жизнь.
А. Шмелев
— Совершенно верно, да-да-да. Это сейчас ретроспективно можно вот так оценивать. Но, конечно, были замечательные священники, из которых едва ли... Ну, для меня вот самым важным был отец Александр Егоров. К нему стали ходить почти все — ну, по крайней мере, очень многие — бывшие маросейские прихожане, вот люди старшего...
П. Алешковский
— А что Вы про него знаете?
А. Шмелев
— Ну, вообще говоря, существует про него книжка В. Смыка «Обыденский батюшка», и, конечно, я ее пересказывать не буду. Я могу рассказывать о своих впечатлениях. И первое такое существенное впечатление — то, что у меня опять в отрочестве и юношестве создавалась иллюзия, что он меня как-то специально выделяет из всех. Ну вот такая специальная его любовь изливается на меня. Опять: сейчас я понимаю, что это...
П. Алешковский
— Это у хороших священников... Да, да...
А. Шмелев
— ...почти к любому было. Ну, и потом поразительная вещь — это некоторое соединение, с одной стороны, некоторой скромности, я бы даже сказал, смирения, а с другой стороны, готовности принимать некоторые нетривиальные часто решения, брать их на себя — ну, скажем, причастить человека, который перед этим что-то съел... Вот он мог это взять на себя и решить, что вот в данный момент так нужно. Это я знаю уже по рассказам. Потому что ну вот, опять-таки, меня тут воспитывали строго. Но действительно, вот такой во всех отношениях замечательный человек, и с некоторой прозорливости... Ну, опять я не буду пересказывать разные случаи, потому что они немножко выглядят анекдотично. Но вот когда он уверенно давал какой-то совет или рекомендацию, всегда оказывалось, что это правильно. При том, что были случаи, когда он говорил: «Я не знаю, это Ваше дело — решать», и тогда совершенно он никак не уклонялся от этого.
П. Алешковский
— И отпускал Вас... как бы со своей волей разбираться, да?
А. Шмелев
— Ну, примерно, да, да-да-да. Иногда он говорил: «Наше дело — сказать, а Вы — как хотите».
П. Алешковский
— «Ваше дело».
А. Шмелев
— Ну, правда, это уже напоминает другие такие церковные анекдоты. Это... В данном случае, может быть, даже не исключительно его черта. Но...
П. Алешковский
— Ну так священник с чего-то... как бы у кого-то учится, и есть совершенно...
А. Шмелев
— Ну, безусловно.
П. Алешковский
— Понятно.
А. Шмелев
— Сначала... Как раз, ну, вот и моя двоюродная тетя рассказывала, ну, и, более того, и мой двоюродный дед, его жена. Жена моего двоюродного деда была канонархом на Маросейке, а дальше они, конечно, ходили в приход к Илье Обыденному и именно к отцу Александру. А до того они ходили...
П. Алешковский
— А какого он был года, не помните?
А. Шмелев
— Ну, год рождения — начала 20-х годов.
П. Алешковский
— Начало 20-х?
А. Шмелев
— Да, начало или середина 20-х годов, точно не помню.
П. Алешковский
— То есть Маросейку он захватил совсем ребенком, да?
А. Шмелев
— Нет, он, практически, не захватил. Он сам не захватил. Он вот получил священство. Но он как раз... Важно, что маросейские к нему пошли. До того они ходили к отцу Александру Толгскому, который служил в том же Храме Ильи Обыденного, а когда он умер... Ну вот моя двоюродная тетя рассказывает, что вот этот Александр Толгский явился ей во сне и сказал идти к младшему отцу Александру. И так она и сделала. Но неизвестно, являлся ли он всем бывшим маросейским прихожанам, но как-то все они...
П. Алешковский
— Да. Или только Вашей тетушке.
А. Шмелев
— ...туда прибились, при том, что там был совершенно замечательный другой священник — отец Владимир Смирнов, к которому тоже очень многие мои знакомые ходили.
П. Алешковский
— Долго живший, по-моему.
А. Шмелев
— Ой, нет-нет-нет, он умер даже раньше, чем... Отец Александр умер в 2000-м году, а отец Владимир Смирнов раньше. Но я его отчасти застал и даже один раз был у него на исповеди, но знаю, что он тоже замечательный, и вот Миша Цфасман к нему ходил, и еще часть таких общих знакомых. Ну, вот такая Анна Шмайн... Они, конечно, оченоь ценят отца Владимира Смирнова, и я его тоже помню, но вот мое семейное такое направление было — ходить к отцу Александру.
П. Алешковский
— Ну хорошо. Вот Вы ходили в приход. А была ли какая-то приходская жизнь тогда?
А. Шмелев
— Ну, понимаете...
П. Алешковский
— Я, опять же, знаю, что Ваша жена участвует в приходской жизни, но это, понимаете, сегодня. Вот как это было тогда? Потому что это было, в основном, между прихожанами, иногда через священника — передавались книги, там, скажем, были какие-то такие встречи. Вот. Но в целом вот то, что сегодня практикуется нормально, когда Вы приходите в приход и после службы или перед службой, или в день, когда службы нет, Вы можете зайти и провести какое-то время с детьми, взрослыми и так далее, так далее, тогда это все было...
А. Шмелев
— Нет, ну, конечно. Я даже...
П. Алешковский
— Помыслить себе невозможно было.
А. Шмелев
— Конечно. То, что мы бы сейчас называли приходской жизнью, это что-то находящееся за пределами воображения. Все было очень законспирировано. И вот я рассказывал тут про свою семью, и, конечно, даже московские храмы назывались по станции метро, рядом с которой они расположены. Ну, там, «я сегодня буду в Сокольниках», что-нибудь в таком духе.
П. Алешковский
— И всем было понятно, где...
А. Шмелев
— Да-да-да. Это никакого абсолютно не было вопроса. Поэтому в этом смысле приходской жизни не было.
П. Алешковский
— Я напомню нашим радиослушателям, что это передача «Светлый вечер» с Петром Алешковским. И профессор-лингвист Алексей Шмелев напротив меня вспоминает о «приходской жизни» в кавычках и о жизни Церкви и прихожан в 70 — 90-е годы, когда мы жили при советской власти и начинали как-то, я не знаю, учиться, понимать, и каждый по-своему выстраивал свое отношение с Церковью, с прихожанами, со священниками, ну, и так далее.
А. Шмелев
— Да. Ну вот я... Вы упомянули мою жену. Она, конечно, ни в какой приходской жизни не участвовала, и для нее это было вообще что-то очень такое...
П. Алешковский
— Сейчас, сейчас, я говорю.
А. Шмелев
— Сейчас она вовсю участвует. А тогда, конечно, нет.
П. Алешковский
— Я и сказал, что сейчас — да.
А. Шмелев
— Вот как раз некоторая... Ну, сейчас тоже она стремится это делать. Тогда я помню, что она чрезвычайно удивилась, когда про некоторого общего знакомого я сказал, что я его знаю, мы из одного прихода. Но... Кстати, этот знакомый — это внук тоже некоторой близкой знакомой моего двоюродного деда. Это ну все, все вообще были... был очень узкий круг.
П. Алешковский
— Знаете, Вы по-прежнему продолжаете говорить: «Встретимся в Сокольниках». Если Вы хотите назвать человека, так назовите его по имени. Назовите свою тетушку по имени, по фамилии. По-моему, это естественно.
А. Шмелев
— Да-да-да. Ну, я, конечно... Я ровно так и продолжаю говорить. Я называю людей своего поколения, которые никак не скрываются. Ну, я могу назвать свою двоюродную тетю — Ирина Саввишна Драгунова, Гайденкова по мужу. А этот человек — это Сережа Рудченко, наш кум. Но он сейчас живет в Америке. Вот моя жена была оченоь удивлена. И как раз когда мы женились, мой духовник, отец Александр Егоров, сказал, что «вот сейчас у нее нет такой веры, как у тебя, но будет больше». И вот...
П. Алешковский
— И был прав...
А. Шмелев
— ...действительно был прав, в каком-то смысле, конечно.
П. Алешковский
— Угу.
А. Шмелев
— Но тут можно много рассказывать ну вот про такие отдельные, отдельные...
П. Алешковский
— У нас есть время. У нас есть время. Самое важное, мне кажется, в воспоминаниях — это «отдельное», то, что Вы говорите. Мелочи всегда не просто скрашивают, они заставляют нас погрузиться в саму плоть рассказа или в историю, или так далее. Поэтому я как раз и призываю Вас вот к такой повседневной жизни.
А. Шмелев
— Да-да-да, я как раз это понимаю, и тут существенно, что...
П. Алешковский
— А что Вы читали? Вот я знаю, что Вы много читали и читаете, и вполне, что называется, начитанный православный человек. У нас были разные вокруг нас... Мы, молодые люди, конечно, делились книжками из-под полы, журналами различными. Но было ли заведено у Вас, скажем, какое-то православное чтение дома? Или это пришло просто от желания познать?
А. Шмелев
— Ну, дома — если иметь в виду просто родителей...
П. Алешковский
— Да. Или тетушек — не важно.
А. Шмелев
— Может быть, у дедушки и бабушки, но тоже не потому, что оно заведено. У них просто сохранялись дореволюционные книги...
П. Алешковский
— Ну, это понятно.
А. Шмелев
— У бабушки еще есть старопечатные, потому что она из старообрядцев. А дальше... Ну, и какое-то количество церковного самиздата, но обычно без имени автора, и потом вычислялась...
П. Алешковский
— Иногда переписанное от руки?
А. Шмелев
— От руки переписывались, например, службы.
П. Алешковский
— Да, да.
А. Шмелев
— Некоторые службы были переписаны от руки. Безусловно, у нас это хранится. Но вообще с церковной литературой и с литературой на духовные темы отчасти я знакомился уже чуть позже — ну, например, в середине 70-х годов...
П. Алешковский
— В университете?
А. Шмелев
— Ну, в университете, да.
П. Алешковский
— Да, да.
А. Шмелев
— Вот, например, подруга моей мамы и наша будущая кума, Лена Суриц, подарила нам три книги владыка Антония Блума по-английски. Ну, надо сказать, они были написаны, и, причем, не ею, а владыкой Антонием, но дальше вот как-то это распространилось, дошло до нее...
П. Алешковский
— Пошли по рукам, что называется, да.
А. Шмелев
— ...и она нам это подарила. Ну, она дружна, среди прочего, с Аленой Майданович, Еленой Львовной Майданович — это главная такая переводчица владыки Антония на русский язык. Так что...
П. Алешковский
— А Вы с владыкой не были знакомы?
А. Шмелев
— Я не был знаком.
П. Алешковский
— Я тоже, к сожалению.
А. Шмелев
— Я видел однажды в храме Николы в Хамовниках, когда он приезжал, но так не был знаком, нет. Ну вот такие... Жизнь, опять, была... Примерно до 13 лет я вообще мало этим интересовался. Ну вот меня привели и поставили. И я стал ходить в храм Ильи Обыденного. Но, например, то, что может показаться, вот так же, как то, что с 7 до 13 лет я не причащался, так же современным слушателям может казаться странным, что я, вообще говоря, ходил на всенощные, на все двунадесятые праздники, но на Пасху я не ходил никогда. В Пасху мы дома включали радио и слушали передачу — ну, относительно полная была служба у ВВС, почти все годы... Не все, на самом деле... Вот искали, где передается пасхальная служба. Потому что считалось, что все равно туда не пробиться, и нет никакого смысла, и будет народ, крики, милиция — лучше благолепно все это слушать и праздновать дома. Но, правда, мои более церковные родственники это не одобряли и говорили, что все-таки надо ходить.
П. Алешковский
— Я Вас уже на Пасху помню.
А. Шмелев
— Да-да-да. Но это уже вторая половина 70-х годов.
П. Алешковский
— Но это было уже... Да-да, вторая половина 70-х.
А. Шмелев
— А может быть даже, начало 80-х.
П. Алешковский
— Да.
А. Шмелев
— Да, я думаю, что даже начало 80-х, потому что я думаю, что первый раз в 1980 году я пошел, но как раз не в церковь Ильи Обыденного, а в Елоховский собор, куда пускали только по билетам.
П. Алешковский
— По билетам, да.
А. Шмелев
— И вот моя двоюродная тетя позвонила моей жене и сказала, что у нее есть билет в театр, что мою жену поразило — почему же в пасхальную ночь билеты в театр? Но это был вот такой конспиративный разговор, который она со временем научилась...
П. Алешковский
— ...поддерживать.
А. Шмелев
— ...научилась воспринимать и... Даже особенно уже не поддерживала, уже необходимости в этом не было.
П. Алешковский
— Ну да, когда тебе говорили: «Приходи, есть «Дед Архип и Ленька», ты понимал, что это «Архипелаг ГУЛАГ».
А. Шмелев
— Ну да, конечно.
П. Алешковский
— Да, да-да.
А. Шмелев
— Ну вот...
П. Алешковский
— Ну хорошо. Вот Антоний Блум. А какие еще книжки? Вообще, это здорово, что сразу мы сталкивались, в общем, с очень отобранной литературой, надо сказать. Отобранной и очень нужной — свежей, чистой, глубокой, такой, я бы сказал, внутренне свободной, раскованной. И древние книги, например, до меня стали доходить куда позднее. Конечно, мы их считали такой... вот первого ряда то, что сейчас есть. И, там, скажем, от отца Мейендорфа, там, Блюма, да, вот отца Александра Меня. И надо сказать, что это очень... очень хорошо настраивало. Потому что вообще не было места и времени, как мне кажется, никаким сплетням и наговорам. Мы шли против окружения, мы шли в место, где можно было спасти как-то себя самого. И это было, наверное, самое главное.
А. Шмелев
— Ну, конечно. Тут, правда, я должен признаться, что в то время отца Иоанна Мейендорфа я не читал — я знал только сочетание такое. Кроме вот трех книг владыки Антония Блума, которые вот мне подарили после того, как убили — ну, скорее всего, КГБ — близкого очень человека моей семье, Костю Богатырева. И вот как раз его жена Лена Суриц мне это и подарила. И я даже попытался переводить что-то из этих книг, не зная, что уже одна из них переведена, а другие ждут перевода, да.
П. Алешковский
— Готовятся, угу.
А. Шмелев
— А потом мне отдельно один наш приятель подарил книгу отца Александра Шмемана «Pour la Vie du Monde». Это книга в переводе на французский, потому что в оригинале она, по-видимому, по-английски написана, и тоже она у нас осталась. Ну, а, скажем, отца Александра Меня, ну, тоже, как выяснилось, тогда я читал некоторую самиздатовскую книжку...
П. Алешковский
— Самиздатовскую книжку, понятно, понятно.
А. Шмелев
— Но она была без имени автора, просто отца Александра. Но, опять-таки, отчасти моя семья знала, поскольку это катакомбы 30-х годов... Ну, а дальше, ну, вот так отчасти, ну, так они не то чтобы разошлись, но стали меньше общаться. Конечно, отец Александр Мень был для них слишком таким новаторским и... У меня такая оченоь традиционалистская семья. Но при том, что все же он приходил к нам домой, вот крестил моего младшего брата. И как раз тогда приехавший туда отец Роман Ольдекоп, тайный священник и тоже обладавший даром прозорливости, он предсказал, что отца Александра Меня убьют ударом по голове.
П. Алешковский
— Боже мой.
А. Шмелев
— И это был 1964 год.
П. Алешковский
— Боже мой.
А. Шмелев
— То есть за... Понятно, что за 26 лет до того...
П. Алешковский
— ...как это случилось, да.
А. Шмелев
— И вот мой двоюродный брат и крестный моего младшего брата (тогда брали крестных в основном из семьи, мы нарушили эту традицию), он даже стал плакать и говорил, что «вот как же?», шел за отцом Александром, который сказал, что...
П. Алешковский
— А, то есть отец Александр знал это предсказание?
А. Шмелев
— Он знал. Ему это сказал отец Роман Ольдекоп...
П. Алешковский
— Никогда не слышал. Никогда не слышал об этом.
А. Шмелев
— Да-да-да. И он сказал, что, ну, главное, успеть написать много книг и все сделать.
П. Алешковский
— Сделать свое дело.
А. Шмелев
— И как раз вот мой двоюродный брат рассказывает, что потом смотрел некоторую передачу про отца Александра, в которой главные слова были «Я успел». И это, ну, такая вот отдельная...
П. Алешковский
— Ну, про отца Александра мне есть что вспомнить.
А. Шмелев
— Да-да-да! Ну, мы-то совершенно... Вот я единственное...
П. Алешковский
— Да-да-да.
А. Шмелев
— Более того, я...
П. Алешковский
— И вот то, что Вы сказали, действительно, что пугало многих, — его такая открытость и, ну, скажем, нестандартность, да?
А. Шмелев
— Ну, я думаю, что...
П. Алешковский
— Он всегда говорил так: «Это мой теологумен. Я знаю, как правильно, я Вам скажу, но я думаю вот так. Я так себе объясняю». И он имел на это полное право как христианин и даже как теолог, вот, потому что он всегда давал оговорку и никогда не претендовал на то, что «вот так — и все». И поэтому, на самом деле, все абсолютно комфортно и правильно.
А. Шмелев
— Да-да-да. Ну вот сейчас это вполне понятно, но вот как бы просто... Ну, некоторый факт состоит в том, что вот я его даже, думаю, не видел в 1964 году, потому что я не думаю, что меня допускали на крещение моего младшего брата...
П. Алешковский
— Ну да.
А. Шмелев
— Это совершенно было тогда не принято, все делалось очень, в каком-то смысле, секретно, и...
П. Алешковский
— Тайно!
А. Шмелев
— Да. А потом уже я его видел в перестройку выступающим в Институте русского языка.
П. Алешковский
— Понятно. Ну что ж, позвольте, я скажу нашим радиослушателям, что это передача «Светлый вечер» с Петром Алешковским. В гостях у меня профессор и лингвист Алексей Шмелев, и мы сейчас ныряем под эфир. Пожалуйста, оставайтесь с нами, мы скоро вынырнем и будем продолжать нашу передачу.
Итак, ура, мы снова с Вами. «Светлый вечер» с Петром Алешковским. Алексей Шмелев, профессор, лингвист. И мне кажется, что очень живо и интересно мой собеседник вспоминает о замечательных годах нашей жизни — о юности, 70-х, 80-х, 90-х... Ну, 80-е... Когда, казалось бы, выхода нет, что тьма сгустилась настолько, что уже болото непроходимое. Никогда в голову невозможно было взять и помыслить, что мы выедем, ну, я не знаю, в Чехословакию даже или, там, в Польшу. Вот я представлял себе, что никогда, ни за что, и это не пугало, потому что, на самом деле, было куда поехать. И до сих пор не съезжено, к сожалению, и, видимо, уже никогда, скажем, я не увижу Таймыра или Камчатки, о которых всегда мечтал.
А. Шмелев
— Ну, там считается, что никогда не надо говорить никогда.
П. Алешковский
— Это правда, да.
А. Шмелев
— (Смеется.) Вообще-то, не исключено, что...
П. Алешковский
— Да, да, что завтра полечу. Да.
А. Шмелев
— ...так повернется... Ну да, вообще-то, нас могут туда и послать, и сослать, и... Все бывает.
П. Алешковский
— А, ну, это бывает, да, страху нет. Так вот, тогда не было страха, как ни странно, и, конечно, мы совершенно не ощущали движения истории, но мы были молодые, и нам хотелось свободы, и мы эту свободу получали там, где мы ее могли найти.
А. Шмелев
— Ну да. Но, вообще-то, когда мы женились с моей женой, я ей сказал, что я свое 50-летие я справляю в свободной стране. Но я слишком отдалил этот период. Правда, потом я сказал... Уже...
П. Алешковский
— Прозорливец был! Понятно, понятно.
А. Шмелев
— Ну, скорее, оптимист.
П. Алешковский
— Да.
А. Шмелев
— Правда, когда мне... Вот как раз в год своего 50-летия я сказал, что про 60-летие я не уверен. Ну, это отдельная история, имеющая мало отношения к теме.
П. Алешковский
— Понятно. Хорошо. Давайте все-таки вернемся к приходу Ильи Обыденного или к студенческим годам. И я бы хотел все-таки, чтобы Вы еще вспомнили людей. Потому что кроме, на самом деле, Церкви был еще и университет, были еще академические ученые, которые всегда были стойкими, всегда были внутренне свободными, и всегда были, ну, каким-то, ну, я не знаю, примером подражания или восхищения, или радости от общения. Вот кто Вам был важен из людей старшего поколения, которые в университете водились и вообще водились и водятся до сих пор все-таки?
А. Шмелев
— Ну, дело в том, что в этот период, про который отчасти мы и говорим (это 70-е и первая половина 80-х годов, ну, скажем, до 1990 года, когда как раз появилась возможность куда-то выезжать)...
П. Алешковский
— Да, да, увидеть мир.
А. Шмелев
— ...это период, который отличался и от предыдущих лет тем, что в нем сохранялась вот некая инерция страха, и она была еще у старшего поколения...
П. Алешковский
— Очень сильная.
А. Шмелев
— А у нас отчасти была некая бесшабашность и легкомыслие.
П. Алешковский
— Этоо правда.
А. Шмелев
— Но проявлялось это в некоторых, ну, таких совершенно очевидных вещах. Мне рассказывали, что когда, конечно... Конечно, и наши родители нас, и мы, скажем, детей крестили дома. Впрочем, младшего ребенка — уже в 1990-й год, и уже носили в церковь Ильи Обыденного. Но до того, конечно, дома. Но, например, крестных мне звали только родственников, а мы уже звали знакомых моих родителей. Еще для старшего мальчика это знакомые моих родителей, ну, из которых вот Лену Суриц я уже назвал, и Владимир Николаевич Топоров — ну, я, разумеется, его называл Вова, так же, как Лену, хотя это знакомые моих родителей. Ну, тогда он не был академиком, а был...
П. Алешковский
— ...был великий.
А. Шмелев
— Он был великий. Но был как бы с точки зрения такой...
П. Алешковский
— ...понятно, семейной, да.
А. Шмелев
— ...советского представления о жизни, ну, рядовой кандидат наук. Мне, конечно, с детства — он мне был очень важен, но даже, скорее, не своими филологическими дарованиями. Ну, скажем, в таком дошкольном и раннем школьном возрасте, скорее, такой замечательной игрой в футбол. Известно, что ему, там, посоветовали бросать филологию и заниматься...
П. Алешковский
— ...профессионально футболом.
А. Шмелев
— ...футболом. Он учился в одном классе с Игорем Нетте, будущим капитаном сборной Советского Союза по футболу, и считалось, что он подает больше надежд.
П. Алешковский
— Хм! И они дружили потом?
А. Шмелев
— Ну, какое-то время. Но он, скажем, не пропускал ни одного матча «Спартака» в Москве, кроме одного года, когда «Спартак» выбыл из Высшей лиги...
П. Алешковский
— ...да, из Высшей лиги.
А. Шмелев
— И тогда все ходили, вот... А Топоров не стал ходить один год. Но это, опять-таки, некоторые курьезы, но это, конечно, замечательный человек, которому я и с детства, и вплоть до его смерти полностью... суждениям которого я полностью доверял во множестве случаев. Сейчас я понимаю, опять-таки, что надо критически относиться к суждениям любого человека, но человек, который, скорее...
П. Алешковский
— ...оно не так сильно.
А. Шмелев
— Нет, ну это полезно, потому что иначе получается сотворение кумира и что-то в таком духе.
П. Алешковский
— Ну да.
А. Шмелев
— Но, конечно, в этом поражал внутренней свободой. Вообще говоря, полностью свободных людей в Советском Союзе, ну, почти не было. Но он был, безусловно, вот к этому близок — и в своем общественном поведении, и в некоторых случаях даже с некоторой такой демонстративностью. Ну, например, когда из университета выгнали Вячеслава Всеволодовича Иванова за поддержку Пастернака, то Топоров просто сказал, что больше он в университет вообще не заходит.
П. Алешковский
— Ни ногой.
А. Шмелев
— И сам Иванов еще заходил...
П. Алешковский
— А Топоров нет.
А. Шмелев
— А Топоров — нет. И в первый раз он нарушил это правило, когда в Москву в 1979 году осенью приезжал Роман Якобсон. Вот тут они с Якобсоном были... ну, дружны — трудно сказать...
П. Алешковский
— В контакте, да.
А. Шмелев
— ...но в контакте, и он вот тогда пришел, нарушив вот это свое правило.
П. Алешковский
— Нарушил обет.
А. Шмелев
— Но, опять, конечно, он был не столь церковен, как... Ну, сейчас бы его считали малоцерковным. Но, тем не менее, он, конечно, охотно стал крестным нашего старшего сына, а потом выяснилось, что и многих других людей. И вполне ответственно подходил к духовному воспитанию. Ну, так же, как и Лена Суриц, которая вообще, можно было бы сказать с некоторым преувеличением, что крестила пол-Москвы. И тоже очень ответственно ко всему подходила. Но вот нам она дарила книжки владыки Антония, но детям тоже все время что-то такое пыталась рассказывать — впрочем, конечно, считая, что мы сами будем справляться...
П. Алешковский
— И сами можете...
А. Шмелев
— ...с воспитанием детей. Но вот Владимир Николаевич Топоров умер, а Елена Александровна Суриц, к счастью, здравствует. Но вот мужа ее трагически убили в 1976 году. Это был тоже очень важный для меня человек. Но вот опять — отдельно с ним я познакомился позже...
П. Алешковский
— Богатырев.
А. Шмелев
— Богатырев, да. Он отчасти родился в свободной Чехословакии, потом был приговорен в Советском Союзе к смертной казни, которую ему заменили 25-летним заключением. Но отсидел реально он только пять лет.
П. Алешковский
— Вполне достаточно.
А. Шмелев
— И освободился в 1956 году. Ну да, он прошел пыточную тюрьму Сухановки, и у него дрожали руки, когда он пытался что-то взять. Но далее, как было сказано на его похоронах, спустя 25 лет привели в исполнение первый смертный приговор. Но, опять, он, конечно, оказывал на меня очень большое влияние...
П. Алешковский
— Так Вы скажите, за что, тогда, чтобы наши слушатели поняли, о ком Вы говорите.
А. Шмелев
— Ну, за что, сказать трудно. Значит, первый приговор был за террор.
П. Алешковский
— Нет, это понятно.
А. Шмелев
— Террор — когда кто-нибудь кого-нибудь убивает.
П. Алешковский
— Вообще — чем занимался и чем замечателен Константин Богатырев?
А. Шмелев
— Ну, опять: замечательность его в общественном плане — ну, это такой замечательный переводчик с немецкого языка. Он перевел полностью новые стихотворения Рильке. А это правильная вещь — переводить Рильке, именно книгу, а не отдельные стихотворения, потому что у Рильке стихи внутри книги очень связаны между собой.
П. Алешковский
— Связаны.
А. Шмелев
— Ну, и переводы такие... По-видимому, до сих пор единственные переводы, которые дают понять, почему Рильке...
П. Алешковский
— Почему Рильке... Да.
А. Шмелев
— ...считался одним из величайших поэтов ХХ века и почему его так ценили Цветаева и Пастернак. Ну, кроме того, он переводил Эриха Кестнера и многое другое с немецкого языка. Важно, что, как написал — ну, у него такой поклонник — Геннадий Барабтарло, он никогда не переводил «оптимистически настроенных маляров из той части Германии, которая к ним географически ближе».
П. Алешковский
— Угу, понятно.
А. Шмелев
— Он, несмотря на то, что надо было как-то эти переводы публиковать, и вообще они делались для советских издательств, но вот выбирал он все равно только тех, кто каким-то образом был созвучен его представлениям о жизни.
П. Алешковский
— Хотя и в ГДР был Ганс Фаллада, например...
А. Шмелев
— Ну, безусловно.
П. Алешковский
— Были писатели вполне достойные.
А. Шмелев
— Да. Но их трудно назвать «оптимистически настроенными малярами».
П. Алешковский
— Да. Да-да-да. Да-да. Это правда.
А. Шмелев
— Как раз, да, он даже переводил, скажем, Бертольда Брехта, который тоже, вообще-то говоря, был чрезвычайно левым и был в Восточной Германии. Ну, кроме того, он подписывал разные письма...
П. Алешковский
— Письма, да.
А. Шмелев
— Подписывал... Он подписывал, но, кроме того, писал...
П. Алешковский
— И писал, да.
А. Шмелев
— Писал два письма. Он был одним из 11 писателей, написавших письмо, когда исключили Солженицына, подписал письмо, когда исключили Войновича. И, в каком-то смысле, он был, ну, таким не очень заметным человеком, но заметным для того круга людей...
П. Алешковский
— ...которые... которые...
А. Шмелев
— ...которых надо было запугать как-то и продемонстрировать им, что теперь мы шутить не будем. И... Ну вот опять я процитирую Геннадия Барабтарло — он сказал, что он был «одним из немногих свободных людей в Советском Союзе, и я бы вообще отбросил все ограничения и сказал бы, что он был единственным таким, не доводись мне знать еще двух».
П. Алешковский
— Понятно.
А. Шмелев
— Ну, и, действительно, вот он вел себя совершенно свободно. Это было нетипично для, скажем, вообще круга моих родителей. Я рассказывал, что вообще у них был круг такой конспиративный, катакомбный, а у него был круг, наоборот, общения, готовности общаться с иностранцами. Ну вот я не знаю, был ли он крестником Романа Якобсона, потому что я слышал, что был. Он родился в Праге, и Якобсон был как раз в тот момент в Праге. Но некоторые... по некоторым сведениям, Якобсон крестился позже, чем Богатырева вывезли в Советский Союз.
П. Алешковский
— Давайте напомним нашим слушателям, что это «Светлый вечер» с Петром Алешковским. Профессор и лингвист, и заведующий отделом культуры русской речи Института Виноградова Алексей Шмелев вспоминает с присущим ему ражем прожитую жизнь и людей вокруг — очень важных и заметных, и важно, чтобы их не забывали, как, скажем, вот переводчика Константина Богатырева или упомянутого Романа Якобсона, величайшего лингвиста вот всего ХХ века. Поэтому я понимаю, что это определенный круг, определенный круг академических ученых, московской интеллигенции. Но было ли место другим слоям в Вашей жизни — вот людей вокруг?
А. Шмелев
— Ну, вопрос немножко для меня трудный, потому что — ну что значит «другим слоям»?
П. Алешковский
— Ну вот не знаю... Например, для меня важна была, там, скажем, какая-то бабка, которая меня воспитывала в экспедиции. Вот. Она никак не была интеллигентской дамой, совсем. Я вот помню ее, Александра Константиновна Заикина, в Пронске, например. Еще кого-то. Вообще, интеллигенция не чуралась общения ни с кем. И когда сейчас любят подавать интеллигенцию как такую замкнутую касту, мне кажется, что это совершенно неверно.
А. Шмелев
— Ну вот мой двоюродный дед написал когда-то некоторую статью. Ну, я не скажу, что я большой ее поклонник и считаю, что все там так хорошо написано, но она посвящена вообще русской интеллигенции. И, в частности, он долго рассуждал...
П. Алешковский
— Как зовут деда?
А. Шмелев
— Деда — Сергей Исаевич Драгунов. Он рассуждает...
П. Алешковский
— Он был кто?
А. Шмелев
— Ну, он был профессор-химик. Как я уже говорил, его жена была канонархом в церкви на Маросейке, церкви Николы в Кленниках. И он... Ну, это такая была самиздатовская статья. Правда, она вышла уже в свободной России, но в некотором церковном журнале, малым тиражом. И, конечно, осталась незамеченной. Но там просто одна интересная мысль, касающаяся интеллигенции, что у нас неправильно употребляют слово «интеллигенция», а в соответствии с определениями, которые там даются, интеллигенция, в первую очередь, это сонм русских святых, независимо от их происхождения, профессиональных интересов. Ну, а кроме того, есть еще послепетровская такая...
П. Алешковский
— ...и остальные.
А. Шмелев
— ...отдельная, да, отдельная послепетровская интеллигенция, оппозиционно настроенная, но гораздо менее важная.
П. Алешковский
— Это интересная мысль. Я вообще понимаю абсолютно, что есть и право на то, чтобы сказать так, да? Вот. Это правда.
А. Шмелев
— Ну, и вот тут, конечно, я думаю, что я в некотором смысле не различал людей с точки зрения вот их социального происхождения, положения, и поэтому сейчас мне трудно понять, кого же я должен называть. Ну, конечно, мой духовник отец Александр Егоров не относился к интеллигенции в таком... в профессорском смысле.
П. Алешковский
— А вот это очень важно. Потому что слушающие нас могут понять, что это такой интеллигентский разговор — воспоминания о, там, профессуре, о филологах и прочее, прочее. Мне кажется, что московская жизнь, да и не московская, и питерская, и, к сожалению, мы просто не знаем ни саратовской, ни киевской, ни, там, я не знаю, владивостокской, дотянуться до нее очень сложно, и я бы приветствовал здесь, в студии
людей из других городов, но до них достучаться мне не удается, к сожалению. Так вот, мне кажется очень важным понять, что никакой вот именно разницы не существовало вокруг меня, например, вокруг Вас. И сегодня я просто слышу очень часто, там, о вине интеллигенции, об узости интеллигенции. Но это говорят те люди, которые просто не знают, о чем говорят.
А. Шмелев
— Ну, я бы сказал, что существовало некоторое отталкивание от людей, которые воспринимались как часть, ну, такой процветающей... не обязательно партийной номенклатуры или верхушки, но, скажем, конечно, какие-нибудь комсомольские активисты...
П. Алешковский
— Писатели на «Аэропорте» или...
А. Шмелев
— Даже просто комсомольские активисты. Ну, как раз писатели на «Аэропорте» были разные.
П. Алешковский
— Были разные. Да.
А. Шмелев
— Вот Костя Богатырев, про которого...
П. Алешковский
— Он жил на «Аэропорте».
А. Шмелев
— ...да, он жил как раз на «Аэропорте»...
П. Алешковский
— Да, да.
А. Шмелев
— ...и его вдова, вот Лена Суриц, продолжает там жить.
П. Алешковский
— Да. Да.
А. Шмелев
— Так что... Да и вообще, в писательских домах как раз жило много вполне...
П. Алешковский
— ...достойных людей, да.
А. Шмелев
— ...достойных людей. Но в целом, я, конечно, это понимаю... Вот люди такие процветающие или именно, скорее, активисты. Вот, пожалуй, выражение «комсомольские активисты» мы даже не знаем, но я бы сказал шире — «советские активисты». Вот от них было некоторое такое явное отталкивание, но не то, чтобы осуждение — ну, скорее, просто не хотелось с ними общаться. У них своя жизнь. Да и мы их тоже не особенно интересовали. Потому что — ну кто такие мы для них?
П. Алешковский
— А если и интересовали, то узконаправленно, по заданию.
А. Шмелев
— Ну, это могло быть, но на самом деле...
П. Алешковский
— Да, да-да.
А. Шмелев
— ...я думаю, что уже в некоторый период перестали интересовать — с того момента, как мы перестали таиться. Вот я думаю, что какое-то время это еще играло роль, и...
П. Алешковский
— ...просто священники, с которыми мне довелось общаться, очень рано вложили в мою голову понятие, которое я понимал интуитивно, — о полноте. О том, что общество невозможно рассматривать отдельно, выборочно и как-то вот, условно говоря, сословно, да? Поэтому интеллигенция была прослойкой — потому что ее некуда было философски, у марксизма, девать. И отсюда очень многое, на самом деле, проистекает, потому что марксизм задолбил, что есть рабочие, крестьяне и прослойка, да? А куда прослойку девать? Она отдельно. Она то ли наверху пирога, то ли внизу, то ли посередке — прослойка обычно посередке. Вот. Хорошо. Давайте — у нас есть время, — может быть, вспомните кого-то из причета или из того, как включали Вас в литургию, например. Потому что я знаю, что священники Ильи Обыденного очень часто выбирали ребятишек, например, и ребята с удовольствием облачались, и это было такое вот первое знакомство. Может быть, у Вас есть какие-то такие (нрзб.)...
А. Шмелев
— Ну, опять-таки, со мной, ничего такого не было. Потому что когда меня привели в 1970 году, в 13-летнем возрасте, и поставили перед иконой Спасителя в белом хитоне, что я и сейчас воспринимаю как такое «свое» место... Когда я прихожу в церковь Ильи Обыденного. я становлюсь всегда там. Важно. что это недалеко от выхода, и поэтому на случай... Видимо, это делалось на случай посторонних глаз, чтоб иметь возможность делать вид, будто я просто случайно туда зашла. И в литургической жизни я еще, по меньшей мере, полгода не участвовал, а просто ходил на всенощные. А дальше — ну, на литургию я приходил, когда имел в виду причащаться.
П. Алешковский
— Понятно.
А. Шмелев
— А если нет, то... Вообще, большинство двунадесятых праздников — это были вообще в школьные дни. Я не скажу, что я был таким старательным учеником, чтобы не прогуливать школу, но, тем не менее, вот как-то казалось неправильным идти на литургию и не идти в школу.
П. Алешковский
— Ну понятно.
А. Шмелев
— И потом так же продолжалось и в университете. И в этом смысле я как раз в литургическую жизнь почти и не включался. Ну, один раз, по-моему, на меня надели какое-то такое облачение алтарника и повели в алтарь. но это было один раз, и даже особо я этого и не запомнил, не очень знал, как себя вести. И дальше потом этого и не происходило.
П. Алешковский
— Ну, понятно. да. Может быть, с детьми с Вашими?
А. Шмелев
— Тоже специально я вот этого не помню. Потому что и детей-то водили мы довольно редко. Ну, вот в первые годы, когда были дети, была идея, что младенцев причащают во вторник Светлой Седмицы. Тогда причащение раз в год считалось совершенно нормальным.
П. Алешковский
— Естественно, да.
А. Шмелев
— И мы вот... ну, на самом деле, я приводил... ну, сначала приносил их в храм, их причащали, но никакой... ну, никак их туда не включали. А дальше, когда уже могло бы это быть, вот ближе к 90-м годам, оказалось, что уже открылись границы, и уже участие в жизни прихода стало таким спорадическим, а после смерти отца Александра Егорова в 2000-м году не то, чтобы прекратилось... Ну, вот я уже говорил, что мы продолжаем это считать своим таким главным храмом, но, фактически, по лени туда попадаем редко — вот в такие важные моменты или когда как-то оказывается, что это географически удобно.
П. Алешковский
— Или необходимо.
А. Шмелев
— Ну, да. Потому что вот совсем рядом с моим домом, примерно в одной минуте ходьбы есть церковь Всех Святых в селе Всехсвятском (ну, ныне это метро «Сокол»). Ну, вообще, она рядом с домом...
П. Алешковский
— И она, кстати, тоже не закрывалась.
А. Шмелев
— Она была какое-то время обновленческой, кажется.
П. Алешковский
— Да? Ну, может быть, да.
А. Шмелев
— Да. Но и после этого уже, когда она как будто бы была вполне такой патриархальной церковью, считалось, что она, ну, какая-то сомнительная, и священники там сомнительные...
П. Алешковский
— Не знаю... Я туда тоже ходил, потому что я жил на Беговой, близко...
А. Шмелев
— Ну да, но тогда она была одна, много-много...
П. Алешковский
— Ну как? Сокол, Ваганьково...
А. Шмелев
— Речной вокзал...
П. Алешковский
— Речной вокзал, да. Все... Сокольники.
А. Шмелев
— Туда съезжалось очень много народу. Ну, и помимо некоторой такой сомнительности, было еще то, что там было совершенно не протолкнуться.
П. Алешковский
— Да.
А. Шмелев
— А сейчас... Ну, она под окнами, и когда лень ехать далеко, но все же не слишком лень, есть силы встать и дойти до церкви, очень естественно пойти туда.
П. Алешковский
— Очень удобно пойти туда, да.
А. Шмелев
— Да.
П. Алешковский
— Ну да, да, да. В общем, ведь, на самом деле, если посмотреть на план какого-нибудь средневекового города, то чаще всего в начале и конце улицы (а если она длинная, то и посередь) обязательно была церковь.
А. Шмелев
— Ну да, в Москве-то — просто на каждом шагу.
П. Алешковский
— Да. А в центральной Москве, то есть в Москве, центральной сегодня...
А. Шмелев
— Ну да, да-да-да.
П. Алешковский
— ...ну, действительно, приходов множество.
А. Шмелев
— Множество. Причем, понятно же, что...
П. Алешковский
— На Замоскворечье посмотреть!
А. Шмелев
— ...сохранили то, что сохранилось... Понятно, что разрушали их один за другим, и даже на моей памяти продолжалось разрушение храмов. А уж закрывали совсем в огромном количестве. Но вот то, что храм Ильи Обыденного не закрывался, это такая вот отдельная чудесная...
П. Алешковский
— А почему, известно?
А. Шмелев
— Ну, существуют на этот счет разные версии. Ну, одна из них, которая, конечно, не соответствует действительности, состоит в том, что храмы Пророка Ильи вообще не закрывались — по непонятным причинам.
П. Алешковский
— Это хорошая версия. Давайте на ней и остановимся. Большое спасибо профессору Алексею Шмелеву за то, что приняли участие в нашей передаче.
А. Шмелев
— Да, спасибо Вам.
П. Алешковский
— Спасибо.
Стать добровольцем и помочь жителям Мариуполя
Синодальный отдел по благотворительности и социальному служению Русской Православной Церкви организует поездки волонтёров-ремонтников в город Мариуполь. Там добровольцы помогают восстанавливать дома местных жителей, тех, кто не в силах справиться сам.
Тагир — один из волонтёров. Он — майор в отставке, живёт в Омске. Однажды из новостей по телевизору мужчина узнал о том, что идёт набор добровольцев для помощи нуждающимся в Мариуполе. Тагир увидел, в каких ужасных условиях живут многие люди и твёрдо решил — надо помочь. Хотя сам мужчина — мусульманин, его ничуть не смутило, что волонтёрские поездки организует Православная Церковь. Он очень хотел поддержать людей.
Тагир, как и задумал, отправился в Мариуполь. Там доброволец ремонтировал жильё бабушкам и дедушкам, людям с инвалидностью. После окончания смены приехал домой с твёрдым желанием вернуться обратно. Остановил его — инфаркт. Полгода врач не разрешал Тагиру выполнять тяжёлую работу. А мужчина с нетерпением ждал возможности приехать в Мариуполь. И вот спустя время, он вновь отправился помогать местным жителям. Сегодня мужчина находится в Омске, проходит обследование, и, если здоровье позволит — снова будет трудиться добровольцем.
Тагир — один из тех, кто не может оставаться в стороне, когда так много людей нуждаются в помощи. Если вы тоже хотите присоединиться к волонтёрам-ремонтникам, заполните анкету на сайте: Помочьвбеде.рф
Или позвоните по телефону горячей линии церковной социальной помощи «Милосердие»: 8 800 70 70 222.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Разговор с подростками о христианских ценностях». Елена Бреднева
У нас в гостях была заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение» Елена Бреднева.
Мы говорили о разных возможных подходах к образованию и разговору с детьми и подростками о нравственности и христианских ценностях.
Ведущие: Кира Лаврентьева, Константин Мацан
К. Лаврентьева
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Меня зовут Кира Лаврентьева, у микрофона Константин Мацан. И у нас в гостях Елена Бреднева, заместитель директора Фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». Здравствуйте, Елена.
Е. Бреднева
— Здравствуйте, Кира и Константин.
К. Лаврентьева
— Сегодня мы говорим об образовании, об образовании и воспитании, о раскрытии личности ребёнка. И для вас образовательная функция, образование является основной деятельностью в жизни, вы преподаете в Московской духовной академии, у вас есть собственный проект — образовательные поездки, и, конечно, об этом обо всём хотелось бы сегодня поговорить. Расскажите, пожалуйста, с чего начиналась эта идея начать образовывать детей путём вот таких вот интеллектуальных экскурсий?
Е. Бреднева
— Десять лет назад я училась сама в Московской духовной академии, я там закончила высшие богословские курсы, мы три с половиной года там учились, у меня есть диплом: «специалист в сфере духовного просвещения». И когда мы с педагогами стали думать, какие проекты лучше запускать, мы в таком экспериментальном режиме сделали площадку — нам благотворители построили десять летних домиков, часовню в честь старца Паисия, это всё у нас в Брянской области, и мы там попробовали летом собрать педагогов, родителей и детей, и посмотреть, что вообще детям интересно. И уже буквально в первый год мы поняли то, что дети у нас в телефонах, то, что у них идёт самообучение, потому что они сами снимают, сами выкладывают, сами придумывают, что им выкладывать, и тем самым формируют друг у друга сознание. А педагогов там не было практически ни одного, потому что, когда появились телефоны, были киностудии, но они были дорогие, и вообще по старинке все думают, что кино снимать дорого, нужно огромное оборудование, и даже в киношколу себе не каждый мог позволить записаться, записать ребёнка. И мы поняли то, что появился такой запрос, скажем так, от детей, что нужен такой кинокружок в школу, потому что раньше какие предметы в школе, они до сих пор есть: есть музыка, есть фортепиано, есть учитель подготовленный, который может преподавать, и ребёнок поёт, небольшой процент становится там прямо музыкантом, но для развития это хорошо, все понимают. Также рисование: есть предмет, краски всегда были, были карандаши, был педагог подготовленный, дети рисовали, тоже развиваются, правильно? Но кино почему не было в школе? Потому что действительно, было оборудование и всё остальное недоступно. А тут, получается, стало доступно, у нас у каждого телефон, и является синтезом вообще это направление — кино, там у нас и живопись, и музыка, там много, скажем так, даже профессий, которые мог бы выбрать себе ребёнок: это оператор, может монтировать, может рисовать художник, если это анимационный фильм. Получается, что есть такой вид интересной деятельности для ребёнка, но нет подготовленных педагогов, потому что те режиссёры, которые есть, они работают или на телевидении, или они умеют снимать, монтировать, но не могут преподавать это детям, именно вот в воспитательной части. И что мы сделали: первый год мы организовали фестиваль, и дети сами стали присылать нам всякие видео, стали работы нам присылать. Ну вот не совсем всякие, мы, конечно же, сделали положение о фестивале, и мы взяли за основу короткометражный фильм, кинопритчу, чтобы было понятно, что вот формат — это короткометражное кино и обязательно работа со смыслом. И дали им образцы — это сказки, притчи, истории, где есть уже мораль, потому что сложнее всего, наверное, это написать сценарий, а здесь мы как бы сразу из первого в десятый класс попадаем, когда даём им идею. Расскажу: мы берём часто притчи старца Паисия, например, вот о пчеле и мухе и говорим: «пролетает маленькая пчёлка над полем, ищет цветочки, встречает муху и говорит: «Я слышала, что здесь у нас есть цветы». Муха насупилась и говорит: «Я здесь ничего такого не видела, но я могу показать здесь и консервные банки, и где много мусора». И тут пролетала как раз пчёлка постарше, которая тоже там жила и говорит: «Удивительно! Я тоже столько лет здесь живу и летаю, но я могу показать, где гиацинты, где лилии, где множество цветов». «Так и люди делятся на две категории, — говорит старец Паисий, — одни во всём видят дурное, а другие во всём ищут хорошее и радость посылают». И мы начинаем обсуждать с детьми эту притчу, они говорят мораль, и мы говорим: «А давайте, мы на современный лад снимем историю?» Они говорят: «О, давайте! У нас тоже, например, в школе так бывает, вот там один мальчик, он ходит из школы в школу, ему всё плохо, куда не придёт, там драка, ещё что-то. А есть, наоборот, кто придёт и сразу с ним дружить хочется». И дети снимают такие современные истории, сами формулируя мысли и добродетели, которые получаются в ненавязчивой форме, в интересной их форме, потому что им нравится снимать, они это всё производят и транслируют на большую публику, потому что мы это выкладываем в соцсетях ещё и на портале нашем.
К. Лаврентьева
— Елена, смотрите, правильно ли я поняла: то есть дети в летние каникулы приезжают на площадку в Брянской области, началось всё с Брянской области, как бы отдыхать, и вы увидели, что они в телефонах все, что их интерес, он в зоне вот этих гаджетов находится, и вы адаптировали этот интерес, и, в общем, решили это всё дело пустить в пользу и начали снимать с ними кино как раз через вот эту их заинтересованность гаджетами?
Е. Бреднева
— Да, мы вот попробовали, организовали такой фестиваль, и они стали присылать нам эти притчи, эти истории, сказки в разных формах: и игровое кино, и анимационные фильмы, и репортажи, и мы поняли то, что они снимают, да, но хорошо бы в школе иметь такое тоже направление наряду с музыкой, с рисованием, даже с литературой, потому что сейчас больше дети смотрят даже, чем читают, поэтому надо это правильно доносить зрителю идею, и чтобы зритель смотрел это всё в коротком формате, и эту телеграмму, которую передаёт там ребёнок или взрослый, визуальная вот эта картинка, она была красивой, и мы поняли, что надо запускать всё-таки эти кинокружки. Так как педагогов нет, мы создали из этих режиссёров, нашли их по крупинке со всей России, которые именно могут работать с детьми, у которых свои там киностудии, у которых есть опыт, и которые хорошо снимают, монтируют и пишут сценарии. Мы их объединили в одну команду, прописали курсы. Значит, у нас сейчас три курса прописанных, то есть это по созданию игрового кино, анимационного — это отдельное, по созданию анимационных фильмов, 144 часа у нас идёт, мы выдаём удостоверение о повышении квалификации. И игровое кино, 72 академических часа. И разработали уже вот совсем недавно, наверное, год назад — по образовательному туризму, курс называется «Духовно-нравственное воспитание средствами историко-культурного туризма». Мы собрали такую команду режиссёров, сценаристов, педагогов и создали курс. Сейчас мы его преподаем в Московской духовной академии, и мы его утвердили ещё в нескольких институтах, даже я бы сказала, во многих, то есть это Московский педагогический государственный университет, это Российский государственный социальный университет, институты региональные тоже, развития и образования. Так как это направление было новое, таких курсов не было, мы сделали такой курс и утверждаем его успешно на базах разных университетов.
К. Лаврентьева
— А из чего он состоит? В чём его главная суть, этого курса?
Е. Бреднева
— У нас там идёт педагогическая часть, где и доктора наук, и как раз преподаватели Московского педагогического университета рассказывают, как взаимодействовать с детьми, учитывая их возрастные особенности. У нас ведут представители Синодального отдела отец Геннадий (Войтишко), Дарья Кочкина, в этом курсе они как раз тоже рассказывают свою часть, предмета тоже два ведут у нас. У нас большой блок именно по созданию видео, то есть у нас они изучают технологию съёмки, монтажа и написания сценария, потому что в основном, кто начинает вести кинокружки в школах, они уже педагоги, то есть вот как обсудить духовную часть, они в принципе знают, они всё равно ведут классные часы, они там, например, если это преподаватель или Закона Божия, или просто классный руководитель, для них это в помощь идёт, например, они хотят обсудить тему дружбы или какую-то добродетель — помощь ближнему, и они подбирают или первый вариант, как раньше было: смотришь кино и обсуждаешь — это старый формат, а так как сейчас дети сами снимают уже, мы предлагаем формат и учим этому формату, чтобы они говорили: «а давайте с вами снимем на эту тему дружбы», а чтобы снять фильм, надо написать сценарий, распределить роли, обсудить героев, поведение, и педагог грамотно, когда с ними обсуждает модель вот этих поведений, он выстраивает, ну, например, он знает, что есть хулиганистый Петя, и он хочет, чтобы он всё-таки научился не жадничать, к примеру, и он берёт сценарий и говорит: «а вот хорошо бы было ему вот так дать», и этот Петя проигрывает, и получает радость от того, что он даёт, например, он играет эту роль и получается, педагог в рамках таких съёмок, он детей подводит к правильной идее, к нашим добродетелям, которые мы изучаем, наши православные, там вера, надежда, любовь и так далее, то есть через действие, через проигрывание вот этих ролей. И вот образовательный туризм, который сейчас мы ведём, он включает следующие предметы: это экскурсионный метод освоения знаний, методика составления маршрута, разработка региональной программы историко-культурного туризма для детей, репортажная съёмка как средство усвоения экскурсионных программ, ну и технология монтажа и съёмки тоже. Почему мы начали ещё в поездках снимать — потому что это тоже оказалось одним из лучших способов, чтобы усвоил ребёнок экскурсию, потому что чаще всего там: «ну, вот стул Пушкина, стол там», он слушает, что-то запомнит, там высоту колокольни, вот я сколько раз была, не всегда вспомню даже её высоту, а когда ребёнку даётся задание снять репортаж, то есть у него своё интересное дело — снять репортаж, ему нужно составить вопросы, чтобы взять интервью, ему надо написать сценарий — это значит прочитать об этом месте, куда он едет, потом он это снимает, монтирует, и когда он показывает это на большую аудиторию, он несколько раз эту информацию пропускает через себя, и он это и запоминает, и проживает, и как личность, там же и командная работа, и он чувствует себя, действительно, творцом, то есть как взрослый, вот мы передачу ведём, рассказываем зрителю, а дети уже в юном возрасте начинают через фильмы тоже рассказывать свою историю, которую они хотят донести зрителю.
К. Лаврентьева
— В гостях у «Светлого вечера» Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение», у микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Елена, а расскажите, пожалуйста, про вот эти поездки, я так понимаю, если они выделены в отдельный проект вашего преподавания Московской духовной академии, они выделены в отдельный курс, то это не просто паломнические поездки, которые знакомы и понятны более-менее всем, не просто какие-то туристические обзоры, а, наверное, в них есть ещё что-то очень важное, есть какая-то образовательная функция, о которой хотелось бы сейчас поговорить подробнее.
Е. Бреднева
— Да, ну вот у нас такая система: у нас курсы сами проходят в Московской духовной академии, мы выдаем удостоверение о повышении квалификации, но мы предлагаем ещё, кто хочет попрактиковаться, потому что курсы у нас онлайн, встречаемся мы в основном в конце, чтобы выдать удостоверение о повышении квалификации и проводим круглый стол тоже по этому направлению кинопедагогики и образовательного туризма. И это у нас, скажем так, параллельный проект ещё, то есть, пока мы это всё разрабатывали, у нас образовалось много площадок, куда можно выехать, это, например, Свято-Никольский Черноостровский монастырь в городе Малоярославец, вот у нас будет на осенних каникулах как раз туда поездка, я вот могу рассказать на примере этого замечательного места. Мы вообще, когда разрабатываем маршруты, мы смотрим, что в регионе исторического есть, какие достопримечательности, музеи, что связано с историей, и православные, потому что у нас наша история, естественно, связана неразрывно с православием. И приезжая вот в Малоярославец, мы посещаем Музей 1812 года, потому что это именно то место, где развернулся Наполеон со своей армией, там у нас и образовательный комплекс «Ильинские рубежи», мы там с детьми проводим спортивно-военную игру, мы взаимодействуем со спортивным клубом в городе Малоярославец, они приезжают, учат там и военному делу, то есть в игре дети ещё занимаются спортом, но, естественная составляющая, как я говорила, у нас — кино, у нас вся группа детей, она сразу делится, кто снимает, кто монтирует, кто пишет сценарий, то есть мы полностью снимаем все дни, и в конце поездки у нас кинопоказ всегда. У нас в Малоярославце будет проходить кинофестиваль «София», это тоже наш проект большой, он ежегодный, мы его проводим от фонда «Медиа просвещение» совместно со Свято-Никольским Черноостровским монастырём. Игумения Николая поддерживает этот проект, монастырь участвует, они нас принимают, расселяют, и у них есть замечательная и гостиница, и питание, кафе.
К. Лаврентьева
— К этому можно как-то присоединиться, если сейчас кто-то услышит и захочет как-то узнать подробнее?
Е. Бреднева
— Да, можно к этому присоединиться, у нас буквально сейчас записались тоже из Саратова, из Самары, туда приезжают из разных регионов педагоги, дети, родители, привозят свои фильмы, то есть если кто-то уже снимает. Если кто-то не снимает, у нас снимают обязательно там, потому что у нас там пять дней идёт программа, в первые четыре дня как раз идёт обучение съёмке, репортажной съёмки, и дети делятся на команды, то есть кто-то снимает игровое кино, кто постарше, а кто помладше, например, начальная школа, они снимают анимационные фильмы, им полепить, порисовать, они берут за основу притчу, сказку, и на этот сюжет делают раскадровку, то есть рисуют разных героев, лепят, снимают и озвучивают, это интересная такая тоже проектная игра. Кто постарше, вот они уже у нас монтируют, репортажи снимают, учатся задавать вопросы, у нас там блок по журналистике присутствует. Там ещё с нами в партнёрстве проводит Российский государственный социальный университет, у них там находится филиал его, то есть основной у нас в Москве, и как раз вот выпускницы приюта, там есть приют ещё на базе монастыря замечательный, и как раз выпускницы, кто желает, он идёт дальше учиться на журналистов у них вот такая система. И у них там есть киностудия на базе университета, они нам как раз предоставляют оборудование, кабинеты, и нам очень удобно вот так деток в рамках этой поездки делить на команды, у каждого свой кабинет, аппаратура, к нам приезжают режиссёры из разных регионов, которых мы знаем, которые замечательно работают с детьми, и мы снимаем с ними видео. Даже если без подготовки приезжает ребёнок, он к последнему дню уже на экране видит своё творчество, это немаловажно, чтобы сразу видеть результат. Награждаем всех, конечно, у нас все дети всегда с дипломами, со вкусными подарками, и получается вот такая насыщенная программа, то есть обучение, экскурсии и общение, у нас приезжают ребята, играют вечером на гитаре, у них такая добрая атмосфера, где можно поговорить как раз и о духовном, потому что во всех наших поездках всегда есть экскурсия, или в монастырь, например, обязательно будет по Свято-Никольскому Черноостровскому монастырю. Если мы выезжаем в Псков, то на базе Спасо-Елеазаровского монастыря мы проводили тоже наши программы, там есть игумения Мария, предоставляют они нам, там у них свой дом культуры, наверное, правильно назвать, который при монастыре находится, и тоже помогают нам с проживанием, питанием, и мы организовываем. Если это Псков, то, например, там музей «Ледовое побоище», то есть мы тоже берём какие-то исторические места, и даже вокруг этого мы снимаем часто фильмы, мультфильмы. Или вот, например, мы ездили летом в Мордовию, там проходило в честь Фёдора Ушакова мероприятие, день памяти его был, и как раз мы представили свой мультфильм, который сняли в Малоярославце, про Фёдора Ушакова, и там, конечно, все были в восторге, потому что туда приезжали разные военные училища, и они представляли спектакли, то есть на сцену выходили, мы говорим: «а ещё можно номинацию „кино“ сделать». Администрации, естественно, понравилось, они поддержали идею, поэтому вот мы приезжаем и снимаем. И ещё один важный момент хочу сказать, что в рамках этого курса по образовательному туризму наши участники курса, он идет полтора месяца, получают задание: в течение этого курса составить свой маршрут своего региона или деревни, города, который бы включал достопримечательности, храмы, что бы они хотели рассказать всей России. Они составляют этот маршрут, проводят экскурсию и снимают репортаж, то есть с помощью детей, берут школьников или где они работают, там воскресная школа, они снимают репортаж и нам его присылают. Мы это сейчас планируем выкладывать на нашем портале, мы ещё портал создали «Святые Online», от фонда «Медиа просвещение», там по направлению нас география России, и мы там выкладываем наши видео, и этими маршрутами могут пользоваться и из других регионов, например, школа в Курске хочет поехать и посмотреть Воронеж, а вот какой маршрут взять? Потому что, я помню, в Иерусалим мы полетели, и экскурсовод, там, если ты не знаешь православие, то понимаете, да? То есть это нужно быть уверенным в экскурсоводе или составить самому программу, если ты хочешь, чтобы дети услышали именно то, что надо. Поэтому, естественно, те площадки, локации для съёмок, которые мы выбираем, мы уже знаем экскурсоводов, как и что они скажут, для какой аудитории, потому что для детей это одно у них, один подход, для взрослых тоже, воцерковлённые, невоцерковлённые, это тоже надо всё понимать, учитывать эти особенности.
К. Мацан
— Дети иногда вообще раскрывают взрослым глаза на какие-то вещи, которые сами взрослые, может быть, никогда бы так не раскрыли бы. Вот я помню, когда в юности работал вожатым в детском лагере, мы тоже там смотрели кино, не снимали, хотя и снимали тоже, но у меня почему-то в памяти остался эпизод, когда мы смотрели кино, и решили мы, взрослые, так детям показать из любимого «Тот самый Мюнхгаузен» Марка Захарова. И я помню, что потом мы обсуждали, и один мальчик размышлял о последних кадрах фильма, когда, я напомню: Мюнхгаузена по сюжету, по идее, вот сейчас должны запихнуть в пушку и выстрелить им, чтобы он доказал, что он может на ядре полететь на Луну, мы понимаем, что, в общем-то, это всё метафора, что после такого не выживают, но вот кадр Мюнхгаузена заканчивается тем, что Мюнхгаузен по лестнице такой верёвочной лезет аккуратно вверх, ну вот якобы в эту пушку, но он лезет очень долго, и это в такую метафору превращается. И вот мне один мальчик лет 13-ти говорит: «Ну, вот как интересно, ведь он же может наверх полететь легко на ядре, но он выбирает путь усилия, потому что лезть вверх по верёвочной лестнице — это путь приложения усилий, он не выбирает лёгкий путь. Мюнхгаузен выбирает такой путь тяжёлый». Я никогда так об этом не думал, вот об этом эпизоде, хотя миллион раз его смотрел. И дети иногда неожиданно дают какой-то свой угол зрения. Наверняка у вас тоже множество историй о том, как дети, снимая, обсуждая будущий фильм или мультфильм, как-то так сумели на тему святого, добродетели посмотреть, что вас само это как-то заставило подумать: а ведь действительно, как интересно. Были такие примеры, можете привести?
Е. Бреднева
— Да, у нас много интересных разных случаев, вот вы сейчас рассказываете, да, это в принципе, мы первоначально когда с детьми общаемся, мы им даём первое знание — это по драматургии, и там как раз, если в сценарии не будет перипетий, не будет изменения героя, то это будет скучный фильм, есть же определенная такая вот, мы её называем «арка драматургическая». И всегда мы просто объясняем, на примере Колобка: вот есть у нас герой, и он бы сидел там на окошке, и, может быть, никуда не двигался, если бы что? И дети сразу понимают: если бы его не хотели съесть. Он понимает, что его хотят съесть, и вот появляется инициирующее событие, его заставляют двигаться, и всё по нарастающей, по нарастающей, он же не встречает сначала медведя и лису, ему потом бы неинтересен заяц был, поэтому он сначала он встречает зайчика, потом волка, и раскручивается. И всегда есть кульминация тоже, и мы всегда обсуждаем, конечно, с детьми — да, она может в фильме по-разному восприниматься абсолютно, кульминация, самый такой момент переживания в фильме, что будет дальше. Ну и в конце развязка — это изменение героя вот как раз. И дети, да, они по-разному подходят. Например, вот тоже одну из притч, мы за основу которую даём, расскажу вам её: один монах был в монастыре, который ни с кем ничем не делился, и его прозвали жадным. То есть, все обычно приносят там яблоки, детям раздают, деньги дают, и все раздают, а он нет. И вот когда этот монах умирает, к нему приходит там вся деревня. А монах говорит: «А что вы к нему пришли, что он такого сделал?» Они говорят: «Вы знаете, вот он нам вола купил, ещё что-то», то есть большие суммы он скапливал и помогал семьям конкретно, к нему, может быть, кто-то на исповедь ходил, и он знал, что ему нужно, и он вот покупал и дарил это. И мы говорим: в чём же мораль? И вот здесь дети тоже по-разному, кто-то говорит: «вот, осуждать нельзя, грех осуждения, и я хочу снять фильм, чтобы не осуждать». А кто-то говорит: «а я здесь вижу мораль: надо втайне свои дела делать». То есть здесь можно раскрыть какой-то момент, выбрать о чём-то смысл, и её снять уже на современный лад. Вот такие мы берём притчи, сказки и, взяв мораль, потому что нового ничего уже о добре и зле не придумаешь, мы все это знаем, с точки зрения духовной, вот есть жадность, её надо снять, чтобы её избежать, надо научиться жертвовать, и мы снимаем фильмы, как там жадный стал добрым и так далее.
К. Мацан
— Вернёмся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами в программе «Светлый вечер» Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». В студии Кира Лаврентьева, я Константин Мацан. Не переключайтесь.
К. Лаврентьева
— Ещё раз здравствуйте, дорогие друзья! «Светлый вечер на Радио ВЕРА продолжается, напоминаем, что у нас в гостях Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Так, Елена, это очень интересно, такая вот мораль воспитательная. А какие ещё поездки у вас были в вашей памяти самые яркие? О каких бы вы могли рассказать?
Е. Бреднева
— Мы сейчас вот приехали, последняя поездка наша была Валаам-Санкт-Петербург. Мы познакомились с замечательным игуменом Варлаамом, это на базе Свято-Троицкой Сергиевой пустыни, и этот монастырь восстанавливал Игнатий Брянчанинов. И у нас сейчас, когда мы там побывали, мы рассказали об этой поездке, и у нас очень много желающих туда прямо просят на каждые выходные: «давайте, давайте, давайте!» Вот поэтому сейчас, наверное, мы этот маршрут возьмём, будем туда тоже возить школьников.
К. Лаврентьева
— А как присоединиться? Как можно вас найти, о вас узнать?
Е. Бреднева
— Я контакты оставлю, у нас вся информация бывает на наших ресурсах: «Святые Online», это фонд «Медиа просвещение». Оформляем мы поездки: трансфер, питание, проживание через ООО «Гридница». А по проектам через нас, через «Медиа просвещение». И, соответственно, мы туда приезжаем и будем изучать, в том числе, Игнатия Брянчанинова, его труды, может быть, что-то также читать, что он писал, и с детьми на современный лад, скажем так, обсуждать и снимать простые вот эти их мысли. Как в Оптиной пустыни, например, мы когда приезжаем, у нас в Калужскую область маршрут, вот я говорила, и Малоярославец тоже в Калужской области, но мы выезжаем ещё и в Оптину пустынь, там в Музей космонавтики. Естественно, если мы выезжаем в Калужскую область, мы стараемся снимать фильмы, чтобы изучить именно святых и героев этой земли, например, там была Пелагея Брагина, которая в годы войны раненых у себя держала, и немец, придя, увидел там 18 человек, он ей поклонился и ушёл, вот был такой случай известный, и мы о нём сняли мультфильм замечательный, дети сами вырезали, делали фигурки, делали героев. Соответственно, когда мы в Оптиной пустыни, мы с ними говорим, читаем Оптинских старцев, говорим: «давайте снимем», и дети уже вдумываются — а как лучше это выразить? Они же это всё прочувствовали. Приезжая в Троице-Сергиеву лавру, мы там тоже проводили много раз фестивали, нам там даже город давал, и дворец Гагарина, то есть мы не только с Церковью, мы и с государством взаимодействуем, и с епархиями, когда в регион приезжаем, потому что всё-таки не только в рамках Церкви, но ещё много и школьников, которых хотелось бы тоже привлечь к нашим проектам, и они приходят, они участвуют, им очень нравится. Вот даже из Алтая приезжала одна команда, они приезжают на кинофестиваль, представляют свою работу и им предлагается ещё посетить храм. И они вот посетили, и потом мне Яна, знакомая говорит: «А я проходила всегда мимо храма, никогда не заходила, а сейчас, после вашей поездки вернулась, и вот зашла в свой в своём городе». То есть люди приобщаются, скажем так, к духовному через интересный такой формат, когда такая насыщенная программа в городе, они изучают историю, православие, дети у нас все радуются. Ну, какие ещё у нас? Ну, вот Санкт-Петербург из последних, потом Калужская область, Подмосковье. Сейчас, на этих выходных мы поедем в Борисоглебский монастырь, это в Аносино, тоже там интересная своя история, и мы будем снимать репортаж, посвящённый 200-летию монастыря. Там есть такое место — Тютчево, вот семья Тютчевых была, скажем так, у первоистоков создания монастыря. Это вот на этих выходных мы поедем, приедет там режиссёр наш, Павел Морозов, мы планируем снять репортаж.
К. Мацан
— Какой возраст детей?
Е. Бреднева
— Приезжает начальная школа, вот они с сопровождающими, у нас не как форма детского лагеря, потому что мы программу предоставляем, и у нас компания, которая помогает организовать, если надо, трансфер, питание, проживание. То есть они приезжают с сопровождающими, или с родителями, или с педагогами. Если это начальная школа, то вот я говорю то, что мы смотрим, чтобы это всё было им интересно, они снимают в основном мультфильмы. Если кто постарше, работа уже посерьёзнее.
К. Мацан
— То есть если, допустим, кто-то заинтересовался из наших слушателей, чтобы поехать, то это не просто вот как частное лицо вам звонишь, заполняешь заявку, едешь, а должна быть какая-то группа организованная, там от школы или как-то вот коллектив родителей?
Е. Бреднева
— Нет, они могут и сами приехать. Вот у нас будет Малоярославец, мы им организуем приезд. И родители приезжают с детьми, у нас даже с маленькими детьми приезжают, например, двое-трое детей в семье, и чтобы старшие участвовали в смене, учились снимать, посещали экскурсии, а мама, с ребёнком просто, например, гуляет, где-то присоединяется, ребенок маленький, двух-трёхлетний, он где-то и полепить может, просто она с ним может там подойти, отойти, то есть семейные такие поездки.
К. Лаврентьева
— Но требование такое, что у ребёнка должен быть гаджет, я так понимаю, телефон?
Е. Бреднева
— Не обязательно. У нас командная работа, вот, например, сейчас Павел приедет, у нас выезд будет в Борисоглебский монастырь, там для воскресной школы, они попросили приехать, их обучить, чтобы тоже, может быть, запустить это направление у себя, чтобы снимать в воскресной школе фильмы, мультики делать, их присылать на фестивали. И мы приезжаем, чтобы в практике с режиссёром, с их детьми, их родителями снять вот такой репортаж и подарить монастырю к 200-летию.
К. Лаврентьева
— Как интересно.
Е. Бреднева
— И они там приходят и с маленькими, и постарше.
К. Лаврентьева
— А есть такое, что ребёнок приезжает, например, вообще ничего не зная о церкви, ничего не зная о храме, но присоединяется к такой поездке, и вот в течение поездки, съёмок он знакомится таким образом?
Е. Бреднева
— Конечно! Он ещё там больше всех говорит о храме. Отвечу на вопрос: у нас вот приезжает Павел, и он привозит несколько камер, и мы их делим на команды, то есть не каждому нужен телефон. А когда у нас идёт именно практическая часть, когда мы вместе, они получают задания, то есть у каждой команды обязательно должен быть оператор, мы распределяемся, и мы сопровождаем, то есть режиссёр, например, на команде там, или одну, или две команды курирует, говорит, как снять правильно планы, потому что планы есть крупные, средние, и как правильно это соединить. И они прямо в практике, им не скучно, как вот в киношколах часто бывало, ты год или два только лекции слушаешь, а потом только тебе камеру дадут, вот у нас нет, у нас, так как дети все уже и так снимают, мы говорим: давайте снимать. Но когда, например, экскурсия, они получают задания снять, если для наших соцсетей «Святые Online», мы им говорим формат, например: надо нам вертикально, до минуты. И они, вот в Петербург мы выезжали, музей Пушкина посещали, и каждый делает на свой телефон, потому что здесь уже не командная, чтобы экскурсоводу не мешать, когда они получают индивидуальные задания, то могут уже на свои телефончики поснимать. Если у кого-то нет, то мама ему даст или преподаватель, или мы, а так в основном командная работа.
К. Лаврентьева
— Это очень интересно. Но это такая история, как, знаете, если ребёнок чрезмерно увлекается гаджетами — отдайте его на курсы программистов, там нужно столько писать вот эти коды, что он очень устает от экрана, и у него нет сил в оставшееся время опять сидеть в телефоне, потому что очень устает нервная система, глаза, пальцы, и, в общем-то, хочется отдохнуть. А тут получается, что ты фильм снимаешь, и ты и так уже вот эту потребность покопаться, понажимать кнопочки, ты уже как-то реализуешь, ещё и с пользой, то есть пока ты снимаешь, ты же запоминаешь очень то, что тебе говорят, ты сам ретранслируешь, соответственно, всю услышанную информацию.
Е. Бреднева
— На 80 процентов больше запоминаешь это по статистике в педагогике, а когда ты сам об этом говоришь, тогда и усваиваешь. Ну, вот о педагогах ещё тогда хочу сказать, о детях поговорили, вот как они могут развиться, пройдя наши курсы. У нас педагоги, которые прошли курсы, они в своих регионах уже запустили тоже, кто-то кинофестиваль, кто-то киношколу. Бывает разное даже по характеру, например, они закончили, направление интересное, потому что по работе с детьми именно духовно-нравственное воспитание — это один из лучших, вот сколько мы взаимодействуем со школами, с детьми работаем, потому что, когда спрашиваешь: «кто будет снимать фильм?», все руки поднимают из детей. Ну и всё, и педагог грамотный начинает обсуждать уже темы, добродетели и прочее. И вот у нас, например, Катя из города Воронеж, закончила Московскую духовную академию и сейчас разработала свой маршрут по Воронежу, и буквально уже к ней записываются люди. Вот у нас будет первый пилотный, планируем, может быть, через неделю или через две, к ней выезд. Она составила, там и собор кафедральный, там же много, и Митрофан Воронежский, а если мы на микроавтобусе, то к Тихону Задонскому можно заехать. Ну и, естественно, для детей «Петровские корабли», шикарный интерактивный музей, то есть они будут снимать историю, опять же, и православие. И там она на месте уже договаривается, где расселить, покормить, чтобы это всё было по нормам. Вот к ней поедет первая группа такая. Катя запустила ещё по анимации курс, ее сразу и школы стали приглашать, потому что это востребованное направление не только для воскресных школ, а ещё и для школ, чтобы там запускать кинокружки. И люди даже готовы это оплачивать, то есть для педагога, который немного даже получает, для него это может быть как дополнительная работа, потому что, набрав десять человек в школе, он может раз в неделю вести этот кинокружок, и у него очень хороший может быть заработок, это плюс педагогу в помощь. И кто у нас не научился, не то чтобы не научился, вот научился он снимать и монтировать, говорит: «классное направление, я у себя сделаю региональный фестиваль». И он начинает взаимодействовать у себя уже, например, вот сейчас из Саратова ко мне приезжали, у них там новая епархия образовалась, и вот владыка их направил на повышение квалификации, на наш обучающий курс, они приезжали в Валаам, в Санкт-Петербург, и они приедут ещё в Малоярославец. Мы их ещё поддерживаем, мы им будем торжественно вручать анимационную студию, с камерой, на которой они работают, так уже мы очень многих наградили в областях, то есть кто хочет развиваться, мы как-то тоже их поддерживаем. И вот сейчас они приедут, уже привезут фильм свой, представят в Малоярославце и получат такую от нас анимационную студию, это «Сиреневая мультстудия», наши партнёры, Дмитрий Шубин тоже нам помогает награждать этих педагогов. И они хотят дальше сделать свой, может быть, фестиваль, маршрут разработать, и также мы будем выкладывать, пожалуйста, можно вот Саратов, там тоже очень красивые места. И так вот, кто выпускается, кто подключается к этому, он у себя в регионе начинает развивать эту деятельность — или фестиваль, или образовательный маршрут, или просто пойдёт в школу учителем работать, а вокруг него тоже образуются люди и вот это направление. Недавно из Алтая мне позвонила выпускница, они взяли грант сейчас, вот их поддержали, Движение первых«, первый раз грант сейчас давали, вот это наши выпускники, очень приятно, им дали миллион, и они уже покупают оборудование, это ещё поддерживается и государством, и есть грант «Православная инициатива», тоже это направление поддерживает. Поэтому это будет и педагогам, и родителям интересно, я думаю, будут развивать у себя на базе школ, воскресных школ.
К. Мацан
— Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение» сегодня с нами в программе «Светлый вечер». А были ли случаи, когда ребёнок, погрузившись в такую кинематографическую деятельность, для себя выбирал бы потом профессию кинематографиста? Всё, ребёнок решил, что он будет режиссёром, оператором. Спрашиваю, потому что, с одной стороны, это здорово, когда ребёнок чем-то загорается и начинает о чем-то мечтать, например, о профессии режиссёра. С другой стороны, мы всё знаем, насколько этот мир творческих профессий зыбок, ненадёжен, связан с искушениями и, в общем, единицы на самом деле там по-настоящему могут чего-то добиться и пройти вот так вот с счастьем этот путь. Кто-то разочаровывается, кто-то так вечно мечтает о большой карьере в киноиндустрии, например, но так ничего и не получается, не потому что человек не талантлив, просто потому что разная конъюнктура. Как вы на это смотрите? Есть ли перед вами какая-то ответственность, если угодно, за то, что человек увлечётся творческим делом и потом и жизнь свою в эту область направит?
Е. Бреднева
— Как говорится, наше дело сеять, а взращивать будет Господь. Всё-таки мы больше о смыслах, и когда мы создавали вот это кинонаправление, мы в первую и единственную очередь были педагоги и думали о педагогике, и мы взяли этот инструмент именно как средство воспитания детей. А если кто-то из них будет, у нас были такие случаи, вот в Сочи был случай, я привожу этот пример часто, когда девочка, школьница, прислала несколько фильмов, но направление их было: готы, в черном, такого направления очень много снимают дети, которые, конечно, на фестиваль не пойдут. Но среди пяти фильмов, которые она прислала, был один со смыслом, он о том, как мальчику нравилась девочка, и он всё под неё подстраивался, и прической, и всем, а она не обращала внимания. А потом он встал с собой, и она его заметила. Он стал с собой и подумал: ну, не нужен я ей и не нужен. Стал собой, и вот просто идёт, и всё. И там такая развязка, что девушка подходит к нему и знакомится на такой, на доброй ноте там. Концовка очень-очень хорошо снята была, прямо вот талант. И мы в зимнем театре награждали, помню, детишек, и она пришла вся такая, преобразилась.
К. Мацан
— Гот стал человеком.
Е. Бреднева
— Ну, чтобы не обидеть это направление... Но она изменилась, преобразилась, был вид один, стал другой — в платье, красивая девушка. И мне потом говорили, она поступила как раз на режиссёрский, по-моему, даже в Москву. Это я к чему говорю — к тому, что нужна мотивация, понимаете? Ты можешь снимать и выкладывать там абы что, чтобы себя как-то проявить, и это идёт всё во вред, часто даже в плачевные случаи, а можно, наоборот, сказать: «да, ребят, давайте, вот у нас фестиваль, мы там наградим вас, можете поехать потом отдохнуть, повысить свой уровень с режиссёрами», и мы награждаем ребят, награждаем педагогов, и они вот так вот приходят, меняются, выходят на сцену. Поэтому мы ищем площадки, взаимодействуем с органами власти, нам предоставляют площадки, чтобы детей наградить, чтобы они чувствовали, что надо снимать позитивное, доброе, мы стараемся вот в этом направлении идти.
К. Мацан
— А есть ли такая у педагогов, не знаю, проблема или не проблема, связанная, собственно, с требованиями к художественному уровню того, что снимается? Я объясню, о чём спрашиваю: с одной стороны, я понимаю, тоже имея какой-то опыт преподавания в детском лагере, допустим, мы кино снимали, музыку писали, монтировали, снимали всё-всё-всё, и есть две крайности: одна крайность, когда ты, как педагог, в общем, восхищаешься, умиляешься, даёшь зелёный свет всему, что ребёнок делает, просто потому, что он это делает, это прекрасно. Но показывать это потом далеко не всегда станешь, потому что это очень просто, это иногда плохо, но ребёнок постарался, во всяком случае. Другая крайность — это чтобы сделать прямо хорошо и педагогу было не стыдно, тогда многое нужно делать самому. Я понимаю, что очень часто в таких профессиях, как журналистика, режиссура, во взрослой жизни обучение какое — «сиди рядом, смотри, что я делаю, через полгода начнёшь делать сам» и так далее. И вот тут педагог должен искать какой-то баланс, чтобы, с одной стороны, это было всё-таки не его произведение, а ребёнка, но чтобы оно было художественно качественное. Какие здесь лайфхаки есть?
Е. Бреднева
— Это примерно точно так же, как с уроками рисования и музыки: ребёнок приходит на кружок в школу рисовать, сначала у него не будет сразу качественный рисунок, и он не должен смотреть год, как рисует учитель, вы согласны, да? Ему нужно самому рисовать, пробовать, ошибаться, учитель должен подправлять там линии. Сначала это будет школьная выставка, потом уже, может быть, какой-то районный, потом фестиваль. Абсолютно то же самое и с кино у нас. Когда мы только запустили, проводили круглые столы, и я помню, там великие режиссёры, кто-то сначала там смотрел и думал: что это тут в наше вторглись, что из кино будет?! А мы объясняем: нет, дети должны развиваться, они уже снимают, и мы должны им помочь, они будут делать ошибки, мы им говорим, как планы снимать, как сценарии писать, сначала они составляют простые сценарии, школьные. У нас очень много школьных кинофестивалей проходит. Вот мы, на примере сейчас скажу: гимназия Александра Невского, она очень большая, может быть, даже одна из самых больших, в Нижнем Новгороде, известная, мы два раза к ним приезжали, провели курсы для педагогов и родителей, и дети присутствовали, и сразу тоже в практику. Трёхдневный такой актив был, то есть преподаем, сразу раздаём камеры и снимаем. Они до сих пор, уже несколько лет прошло, они уже в международных фестивалях участвуют. А первый год был, конечно... То есть они поняли, как планами, как звук, где-то ошибка, потом звонят, какую камеру купить, какую петличку. Сейчас они мне звонят, присылают фильмы уже очень высокого уровня, если я не ошибаюсь, участвуют в международных фестивалях, им дипломы приходят, и у них ежегодно приходит владыка, тоже их награждает. Этот проект они внедрили в программу, каждый класс, с 1-го по 11-й, снимает фильмы. И они говорят: у нас такой прямо активный период лета, мы уже думаем, что мы будем снимать, уже интересно. Это командная работа, они год там снимают, думают, каждый класс, и в мае, к Пасхе, по-моему, приурочен фестиваль, они представляют эти работы. Поэтому здесь это как кинокружок, мы не на телевидении представляем эти работы, чтобы конкурировать с великими режиссёрами, нет. Оно должно быть и как киноискусство, мы должны смотреть образцы, и дай Бог, чтобы снимались хорошие фильмы, и дети их будут смотреть, да, но это как композитор, и ребёнок, когда он приходит, он же не умеет сразу петь и играть, он учится постепенно. Так и здесь, это школьный кинокружок, кто-то из них станет, может быть, какой-то процент режиссёром, сценаристом, а кто-то просто свободное время потратит с пользой. Понимаете, педагог через вот это творчество, просто с ним поговорит, может быть, на какую-то тему. У нас даже было в одном городе, когда мы снимали, пример приведу: мы разбились на команды и пошли снимать по темам, и вот у одной из команд была тема буллинга, то есть отношений в классе. И потом, на следующий день, когда представляли свои работы, педагоги и родители говорят: «если бы мы вчера не снимали этот фильм, мы не знаем, что было бы», там это очень нужно было... Они со слезами на глазах, как сейчас помню, говорят, что «вчера мы разрешили такую важную проблему», и дети стали говорить, когда писали сценарий, на такие темы, и получилось, что они разрешили очень важную проблему отношений в классе, снимая просто вот по этой теме фильм, понимаете, да?
К. Лаврентьева
— Да, это важно.
Е. Бреднева
— Поэтому кино — это очень сильное такое средство. Сейчас для детей запускаются всякие соблазны, которые идут им в пагубу, в интернете очень много этих программ, игр, которые на разрушение идут, и надо, обязательно педагогу включаться, чтобы спасти их свободное время, занять позитивным, чтобы они снимали и как можно больше вот такого доброго выкладывали, поэтому мы вот по этой части, а не для того, чтобы их сделать великими режиссёрами. Если они захотят, они пойдут, мы им скажем, что есть ВГИК, есть ещё там замечательные, там туда-туда-туда. Но мы всё-таки боремся за свободное время, чтобы дети снимали позитивное, доброе, и воспитательный момент вот этот присутствовал, поэтому мы работаем с педагогами.
К. Мацан
— Спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу. Я напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» была Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». Давайте под занавес беседы ещё раз напомним, где вас искать, вот тем, кто сейчас заинтересовался, на какой сайт заходить и что делать — «Святые Online», да?
Е. Бреднева
— Да. И вы также можете присылать нам туда и видео мы размещаем. У нас есть молодёжная редакция, это студенты МГУ, МГИМО, тоже мы с ними выезжаем, вот недавно проводили круглый стол с владыкой Московской духовной академии, в Общественной палате, то есть у нас есть на любой возраст. Приезжайте и с маленькими детьми, и с детьми постарше, и со студентами, у нас очень хорошая, добрая атмосфера, программы, поездки.
К. Лаврентьева
— Это очень интересно, спасибо большое.
К. Мацан
— Спасибо огромное. Кира Лаврентьев и я, Константин Мацан, были в студии вместе с вами. До свидания, до новых встреч на волнах Радио ВЕРА.
К. Лаврентьева
— Всего хорошего.
Е. Бреднева
— До свидания.
Все выпуски программы Светлый вечер
- «Разговор с подростками о христианских ценностях». Елена Бреднева
- «Фрески Макарьева Свято-Троицкого монастыря в Калязине». Юлия Ратомская
- «Смыслы Страстной седмицы». Прот. Павел Великанов
Все выпуски программы Светлый вечер
«Фрески Макарьева Свято-Троицкого монастыря в Калязине». Юлия Ратомская
У нас в гостях была ученый секретарь государственного музея архитектуры имени А. В. Щусева Юлия Ратомская.
Мы говорили об истории фресок некогда затопленного Макарьева Свято-Троицкого мужского монастыря в Калязине, о том, как они были сохранены и где их можно увидеть сейчас.