«32-е воскресенье по Пятидесятнице». Прот. Федор Бородин - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«32-е воскресенье по Пятидесятнице». Прот. Федор Бородин

32-е воскресенье по Пятидесятнице (01.02.2025)
Поделиться Поделиться
Протоиерей Федор Бородин в студии Радио ВЕРА

В нашей студии был настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиерей Федор Бородин.

Разговор шел о смыслах и особенностях богослужения и Апостольского (1Тим.4:9-15) и Евангельского (Лк.19:1-10) чтений в 32-е воскресенье по Пятидесятнице, о днях памяти мучеников Инны, Пинны и Риммы, преподобного Максима Грека, блаженной Ксении Петербургской, преподобного Анатолия Оптинского, Старшего (Зерцалова), иконы Богородицы «Утоли моя печали».


М. Борисова

— Добрый вечер, дорогие друзья. В эфире Радио ВЕРА еженедельная субботняя программа «Седмица», в которой мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. С вами Марина Борисова и наш сегодняшний гость — настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиерей Фёдор Бородин.

Прот. Фёдор Бородин

— Добрый вечер.

М. Борисова

— И с его помощью мы постараемся разобраться, что ждёт нас в церкви завтра, в 32-ю неделю после Пятидесятницы, и на наступающей седмице. Ну, иногда ещё наступающее воскресенье называют Воскресенье о Закхее, потому что мы завтра за Божественным богослужением услышим отрывок из Евангелия от Луки, из 19-й главы, где рассказывается история о том, как начальник мытарей Закхей, благодаря своему любопытству...

Прот. Фёдор Бородин

— И маленькому росту.

М. Борисова

— И благодаря маленькому росту, повстречал Господа. Но сначала мы по традиции обратимся к отрывку из Апостольского послания, которое прозвучит завтра тоже в храме за Божественной литургией. Это Первое послание апостола Павла к Тимофею, 4-я глава, стихи с 9-го по 15-й. Поскольку мы в этих воскресных чтениях стараемся уловить какой-то урок для себя, вот этот отрывок у меня лично вызывает недоумение, потому что он абсолютно адресный. Вот читаешь и понимаешь, что это конкретное письмо конкретному человеку по имени Тимофей. Но наверняка вы подскажете, под каким углом зрения смотреть на этот отрывок. Я просто напомню нашим радиослушателям, как он звучит: «Слово сие верно и всякого принятия достойно, ибо мы для того и трудимся и поношения терпим, что уповаем на Бога живаго, Который есть Спаситель всех человеков, а наипаче верных. Проповедуй сие и учи. Никто да не пренебрегает юностью твоею; но будь образцом для верных в слове, в житии, в любви, в духе, в вере, в чистоте. Доколе не приду, занимайся чтением, наставлением, учением. Не неради о пребывающем в тебе даровании, которое дано тебе по пророчеству с возложением рук священства. О сем заботься, в сем пребывай, дабы успех твой для всех был очевиден». Вот не получается у меня каким-то образом обратить это всё на себя.

Прот. Фёдор Бородин

— Наверное, важно сказать о том, что Послание к Тимофею в традиционном прочтении называется «пастырским». Поскольку Тимофей был епископом, то слова, которые апостол Павел адресует к нему, прежде всего Церковь обращает к нашему брату священнику. И слова «будь образцом для верных в слове, в житии, в любви, в духе, в вере, в чистоте» даже печатаются, отливаются на оборотной стороне иерейского креста, который даётся священнику при хиротонии, при возложении рук. Потому что здесь, в этом послании, упоминается возложение рук священства, именно его хиротония. Но, наверное, всё-таки любой христианин может найти здесь для себя наставление. Например: мы должны проповедовать и учить что? Вот что мы проповедуем, да? — мы уповаем на Бога живого, Который есть Спаситель для всех человеков, наипаче верных. То есть, что Бог любит каждого человека и что Он есть Спаситель для человека — это самое главное в нашей проповеди. А для того, чтобы был успех в этой проповеди, нам надо заниматься чтением, наставлением, учением. Вот чтением может заниматься любой человек. Если человек погружается в изучение Слова Божьего, если становится оно для него важным, то Господь может воздвигнуть любого человека на наставление и учение.
Не обязательно быть священником для того, чтобы быть учителем в Церкви. Но Церковь должна человека к этому призвать. А она не призывает человека, который не учителен — вот такое очень интересное слово есть. То есть который сам не обучается, который не вникает и не совершает того, о чём Христос говорит: «Исследуйте Писание», — то есть не исследует Писание. Ну, конечно, ставить перед собой цель стать учителем — дерзко и, может быть, располагает к выращиванию своей гордыни. Но изучать Священное Писание нужно обязательно. Тем более, что учительство — это не обязательно учительство с амвона или в соцсетях большого скопления народа. Это может быть учительство вашего крестника, одного человека, которого вы встретили в купе поезда в долгой дороге или где-то ещё. Этот человек может обратиться к вам, и ваше слово, если оно будет с силой Священного Писания, с благодатью Божией, оно обратит его к вере и спасёт его душу. Поэтому этим может заниматься каждый из нас. И ещё очень интересно, что слова «не неради о пребывающих в тебе дарованиях, которые даны тебе по пророчеству с возложением рук» показывают, что человек, прежде всего священнослужитель здесь, может проявлять нерадение о тех дарах, которые есть, но, наверное, и каждый человек.
У каждого человека есть дар. Апостол Пётр так и говорит: «Служите каждый своему ближнему тем даром, который вы получили», — у каждого есть свой дар. И этим даром мы можем, через служение ближнему, приводить его ко Христу. Например, в моём детстве была верующая бабушка в семье моего неверующего тогда друга, и по сей день друга, при его родителях и других членах семьи, атеистах. Которые над ней смеялись и всячески её как деревенщину, глупую и необразованную, выставляли. Но она всем служила: чистотой в доме, потрясающими пирогами, борщами и всем остальным. Она давно уже ушла ко Господу. А сейчас её и сын, и невестка, и внук, и внуки, и жёны внуков — все верующие, все ходят в храм. Потому что её внук помнил это тепло и эти пироги, и очень во многом через это, вспоминая её любовь, этот дар, если хотите, кулинарный, он воспринял это как проповедь и как подтверждение её образа мыслей.

М. Борисова

— Обратимся теперь к отрывку из Евангелия от Луки. Напоминаю, что это 19-я глава, стихи с 1-го по 10-й, история про мытаря Закхея. Вот, не знаю, мне всегда эта история представлялась очень кинематографичной. Я, когда читаю этот отрывок, всё время вижу картинку, вижу кино. Потому что на самом деле достаточно комичная сцена, как этот маленький начальник...

Прот. Фёдор Бородин

— Маленького роста, но большой начальник.

М. Борисова

— Да, большой начальник маленького роста лезет на дерево.

Прот. Фёдор Бородин

— Начальник мытарей большого города, причём одного из самых древних городов человечества — Иерихона.

М. Борисова

— И я представляю себе эту картину, как он лезет на дерево, чтобы вот увидеть — вот ходит какой-то человек, о котором все говорят. Толпа мешает подойти поближе. Но на самом деле это же такой слом стереотипов, потому что всё-таки это не бродячий цирк приехал, это пришёл человек, о котором идёт слава как о пророке, как о проповеднике. И тут сразу выстраивается в голове некий ритуал. Ну как: мы, когда хотим подойти к архиерею под благословение, мы же не полезем на дерево.

Прот. Фёдор Бородин

— Удивительно, что Христа окружали толпы народа, которые жаждали слова Божьего. Иногда действительно нельзя было протолкнуться — Ему надо было тяжело пройти через эту толпу. А именно этого человека, остановившись, Он отметил и пришёл к нему на трапезу домой. Хотя я думаю, что десятки человек были бы счастливы принять Его у себя, которые в глазах современников Христа были намного более благочестивы. Потому что мытарь, я напомню, это такой полицай своего времени.

М. Борисова

— Коллектор.

Прот. Фёдор Бородин

— Да, и ещё и полицай, потому что служит на оккупационную римскую власть, собирая для неё налоги. Тем более, чтобы стать начальником мытарей, это надо быть абсолютно безжалостным, бессердечным таким человеком-машиной, которого никакими слезами переубедить поступить по-человечески нельзя. И вот этот человек вдруг начинает жаждать встречи с Богом. Но понятно, что ни один учитель, ни один книжник с ним разговаривать не будет. И вот он надеется, он ищет этой встречи. Ему уже сейчас всё равно, как на него посмотрят и как над ним будут смеяться — такой большой начальник, задрав подол, лезет на это дерево. А Христу это по сердцу, потому что Он видит искренность. И вот это такое удивительно совершенно качество нашего Господа, когда Он может увидеть искреннее желание встречи в человеке, от которого мы этого никак не ожидаем — мы давно на нём поставили крест, что нет, этот человек не придёт, он не спросит. И вдруг этот человек принят Христом, вдруг он Ему близок. Господь ему говорит: «Я к тебе приду, слезай!»

М. Борисова

— Нет, он говорит даже ещё более сильно. Он говорит: «Надобно Мне быть у тебя».

Прот. Фёдор Бородин

— Да, действительно. Потому что Христос, когда говорит о том, что на небе бывает радости больше об одном грешнике кающемся, чем о 99 праведниках, Он же говорит о своей радости. Небо — это же Его сердце. Он принимает кающегося человека, Он радуется такому человеку. И для Него обращение этого грешника и покаяние его — это радость и победа. А покаяния велико — вот он говорит: «Половину моего имения я отдам нищим, — это человек, который жадно собирал себе большое имение, — и если кого чем обидел, возвращу вчетверо». Вчетверо надо было возвращать по закону украденное. Вот он признаёт, что обиженных много. Он фактически останется без имущества, потому что он всем должен всё вернуть вчетверо. Ну, кто-то умер, кого-то он забыл, кто-то уехал, но много придёт народу, который скажет, что ты меня обидел. И он действительно обижал. А ему всё равно, потому что Христос пришёл и вошёл в его дом, где такие же, как он, мытари и грешники, и не гнушается этим. И душа человека восстаёт.

М. Борисова

— Но знаменательно то, что именно с этого отрывка евангельского начинается, по сути, наша подготовка к Великому посту, не официальная, скажем так, не по книгам, но по традиции.

Прот. Фёдор Бородин

— Да. И если так это рассматривать — вот вы сказали, что на наших глазах возникает традиция называть этот день «Неделей о Закхее». Это ещё 30 лет назад не было такого. Следующая неделя будет о мытаре и фарисее. По этому образцу верующие люди начинают искать смысл в этом повествовании, благодаря которому можно действительно войти в Великий пост более полезно. И смысл, конечно, мы находим здесь такой, что личная встреча с Богом, который препятствует наш греховный образ жизни, наше падение, наши ошибки, может быть преодолён через покаяние, через то, что мы перестанем обращать внимание на то, как на нас смотрят люди, и искренне пойдём ко Христу. А то, как Христос встретил это движение, даёт нам надежду, что как бы мы ни были далеки, Господь очень рад всегда этому движению.

М. Борисова

— Напоминаю нашим радиослушателям: в эфире Радио ВЕРА еженедельная субботняя программа «Седмица», в которой мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. С вами Марина Борисова и наш сегодняшний гость — настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиерей Фёдор Бородин. В этот же день завтра, в воскресенье, мы будем вспоминать вместе со всей Церковью мучеников Инну, Пинну и Римму. Вообще, история этих мучеников, мне кажется, больше всего связана с одним из очень почитаемых и любимых нами святых ХХ века — со святителем Лукой (Войно-Ясенецким). Поскольку это именно он вспомнил об этих крымских святых, пострадавших именно в Крыму. И когда стал епископом Крымским, он сделал всё, что смог и всё, что от него зависело, чтобы память об этих святых мучениках была восстановлена. И до сих пор она, благодаря ему, существует не только в Крыму, но и для нас для всех. Их настолько забыли, что в ХХ веке, всё перепутав, стали называть этими именами женщин, хотя эти имена мужские. Пострадали эти мученики практически очень похожим образом с сорока мучениками Севастийскими. То есть их тоже практически в холодной воде заморозили, привязав к брёвнам.

Прот. Фёдор Бородин

— Видимо, в какой-то горной реке или ручье.

М. Борисова

— Да. И удивительно, что это одни из первых святых на той земле, которую мы привыкли считать своей. Я даже слышала такую формулировку, что это одни из первых русских святых. Хотя, конечно, они никакие не русские. Почему, как вам кажется, святителю Луке так важно было восстановить память этих святых мучеников?

Прот. Фёдор Бородин

— Он был архиепископом Симферопольским и Крымским — это была его епархия. И, видимо, изучая жития святых, он увидел, что это люди из северных скифских земель, которые пострадали в Крыму. И он считал их покровителями этой территории и одними из первых пострадавших там христиан. По житию они были ученики апостола Андрея Первозванного. И вот в его указе от 1950 года он просит священников поминать на отпустах Литургии их. На отпустах Литургии поминают святых храма, или если они прославлены в этой местности. То есть это такой очень серьёзный литургический шаг, когда фактически все алтари, все храмы, где возносится молитва Богу и совершается служба, святитель посвящает памяти этих святых. То есть он их считает покровителями своей епархии. И очень интересно, что сейчас почти во всех храмах Крымской митрополии на каждом отпусте поминается святитель Лука. И я думаю, что тут даже никакого указа не надо. Но он считается покровителем Крымского полуострова, небесным покровителем, потому что такой великий святой там служил. И это сокровище для каждого верующего человека. А для него таким сокровищем были Инна, Пинна и Римма.

М. Борисова

— Получается, что они вспоминаются вместе. Так бывает, когда святые, иногда жившие совсем в разные времена, вспоминаются вместе. И вот так уж вышло, что когда вспоминают об Инне, Пинне и Римме, тут же вспоминают и святителя Луку.

Прот. Фёдор Бородин

— Да, слава Богу. Это такое торжество. Господь у своих, находящихся на небе учеников, разрушает все стенки, которые их разъединяют. И действительно, рядом могут быть люди, жившие в совершенно разных эпохах. Это, кстати, для меня одна из таких удивительных надежд. Я верю, что если Господь примет в Царство Божие, то мы сможем подойти и поговорить и со своим святым. Например, с Феодором Стратилатом, с мученицей Мариной, со святителем Лукой. Задать апостолу Павлу какие-то вопросы о том, что мы не поняли в его иногда очень сложных посланиях. Попросить благословения Иоанна Богослова, помолиться с Серафимом Саровским. И это будет наше великое утешение.

М. Борисова

— Мы на этой неделе будем вспоминать ещё одного, такого достаточно близкого, может быть, моему поколению, святого — преподобного Максима Грека. Почему я говорю, что он близкий, может быть, моему поколению? Потому что его как раз на тысячелетие крещения Руси вскорости и канонизировали. И для нас просто это вот часть нашей биографии, что ли, когда человек или почитаемый святой в синодике из разряда того, по кому заказывается панихида, переходит в разряд тех, кому можно заказать молебен.

Прот. Фёдор Бородин

— Служится последняя панихида соборная, а потом служится молебен святому — так осуществляется литургическое прославление, да.

М. Борисова

— Что касается подвига преподобного Максима Грека — для меня всегда это удивительный пример, когда человек, оказавшийся в зрелом возрасте в абсолютно чужой для него стране, не зная толком ни языка, ни культуры, ни обычаев, попадает в сложнейшую интригу. В результате он оказывается заточенным в монастырской тюрьме. И, казалось бы, это крах всего. И что он оставляет в память о пребывании — шесть лет он просидел в этой келье, — что он оставил в память об этих годах?

Прот. Фёдор Бородин

— Канон Святому Духу, написанный на стене.

М. Борисова

— Да, это поразительно. То есть до сих пор, когда я вспоминаю вот этот эпизод, мне очень трудно уложить это всё. Потому что начинаешь представлять себе живого человека и не можешь соединить: ну как это? — шесть лет ни за что человек, вот как итог своей жизни, сидит в этом каменном мешке. И до такой степени это не ломает его, что остаётся в память для всех поколений будущих тот канон, который мы теперь слышим в церкви.

Прот. Фёдор Бородин

— Я думаю, что даже большим мучением для преподобного была невозможность причащаться в течение более чем десяти лет. Вот такое нелепое наказание. Когда он находится в заточении в монастыре, ежедневно совершается Литургия, которая является главной в его жизни радостью, и нельзя причащаться — вот это испытание. И вот мы иногда ропщем, унываем, что Господь нас не слышит, как нам кажется. А, представляете, какое это испытание для человека, который стал монахом, потому что хотел быть только со Христом, чтобы ничто не отвлекало? В чужой стране, где он пришёл и служил, работал, трудился, ставил школу мысли, богословия, с ним так вероломно поступили наши предки, что до сих пор стыдно. И такой жгучий стыд — каждый раз, когда проходишь мимо Свято-Духовского собора в Троице-Сергиевой лавре, он всё-таки нахлынет на тебя. Потому что когда его вынимали, его останки, я присутствовал при этом. Рядом со стеной этого собора он был похоронен. И при прославлении его потом переносили в этот собор. И вот чем мы заплатили за то, что он приехал нам помогать. Но вот так вот.
Но Господь даёт испытания, которые служат назиданию остальных. У преподобного Макария Великого есть рассуждения о причинах богооставленности. Иногда это может быть грех человека, иногда это может быть внутренняя такая причина для того, чтобы человек повзрослел и смог принять большие дары. И, допустим, Исаак Сирин говорит о том, что Бог не может дать великие дары без великих испытаний человеку — человек просто их не выдержит. Но иногда богооставленность дана человеку для того, чтобы другие, глядя на его подвиг, укреплялись. И вот мне кажется, что это слова о преподобном Максиме Исповеднике. Как тяжело и как он был искушаем — прочитать вот это гонение открытое и невозможность служить и причащаться, и вернуться на родину, именно как богооставленность. Но он принимал это как крест, как служение Господу, как задание от Него. Какое задание, в чём подражать Христу? — не осудить, не возроптать, не возненавидеть, не отделиться от этих людей, которые стали ему уже родные, несмотря на то, что так дико с ним поступили. Ведь и Христа, как святые отцы говорят, дьявол искушал тем, чтобы Он рассердился на тех, кто Его арестовывал, распинал, чтобы Он гнев Свой на них проявил. Вот и через такой же подвиг Господь проводит своего ученика: останься кротким, останься любящим, останься праведным — он остался.

М. Борисова

— В эфире Радио ВЕРА программа «Седмица». В студии Марина Борисова и наш сегодняшний гость — настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиерей Фёдор Бородин. Мы ненадолго прервёмся и вернёмся к вам буквально через минуту, не переключайтесь.

М. Борисова

— Ещё раз здравствуйте, дорогие друзья. В эфире наша еженедельная субботняя программа «Седмица», в которой мы каждую субботу говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. В студии Марина Борисова и наш сегодняшний гость — настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиерей Фёдор Бородин. И, конечно же, на этой неделе мы будем вспоминать любимейшую нашу святую — блаженную Ксению Петербургскую, память её 6 февраля. И вот поразительно — я думаю, что почти все, может быть, наши радиослушатели так или иначе слышали об этой святой, слышали её житие. Вот с XVIII века существует рассказ об этой странной женщине. И к её к часовне на Смоленском кладбище в Петербурге до сих пор народная тропа не зарастает. Постоянно около стены этой часовни кто-то молится, кто-то просит. Но ведь людей, которые понесли такой же или схожий подвиг, на Руси было немало. Только прославлены далеко не все. Почему блаженная Ксения стоит особняком? Несмотря на то, что есть в нашем церковном календаре память других блаженных женщин, но две блаженные стоят абсолютно особняком в отношении народном, в памяти народной — это святая Ксения и святая Матрона Московская.

Прот. Фёдор Бородин

— Возможно, потому что на фоне Петербурга своего времени, прекрасного, красивого, мощного, великого, в такой своей человеческой славе, наполненного поэтами, музыкантами, адмиралами, генералами, блестящим дворянством, растущего за счёт всей остальной России в каменном строительстве, которое было запрещено почти полностью в других городах, в том числе и в Москве, блаженная Ксения являет удивительный пример такого настоящего христианского строительства своей души — настоящего, тёплого, сердечного, искреннего, бескомпромиссного христианского подвига. Интересно, что это как бы такая совершенно другая страна и история Санкт-Петербурга и Российской империи. И для верующего человека, при том, что мы уважаем светскую историю, любим её, и Санкт-Петербург, конечно, великий город, но вот блаженная Ксения — это настоящая история. Настоящая история русского народа в Санкт-Петербурге это она. Потому что создать в себе такую чистую, святую душу — это тяжелее, чем построить Исаакиевский собор, пусть простят меня петербуржцы, и чем Казанский собор, и чем все эти набережные. Это прекрасные, великие храмы, произведения человеческой, поклоняющейся Богу мысли, усилия.
Но самый главный образ Бога — это не храм в камне, это даже не храм Христа Спасителя, как москвич скажу, а это святой человек. Это сложнее и это величественнее, потому что Бог обитает в таком человеке, Он явен в таком человеке: «Яко свят еси, Боже наш, и во святых почиваеши». И поэтому, конечно, Ксения показывает нам, что, не только не имея, а отказавшись от всех человеческих ресурсов, от документов, от места жительства, от семьи, возможно, которую она могла создать, и будучи просто бомжом, как мы сейчас говорим, человеком, полностью проигравшим со светской точки зрения, всю свою жизнь, можно стать, оказывается, в очах Божьих великим, близким и самым главным человеком Санкт-Петербурга. Она покровитель Санкт-Петербурга — вот эта бездомная женщина, которая, с точки зрения современного человека, просто выкинула свою жизнь в мусорный ящик. А на самом деле — нет.

М. Борисова

— Ещё об одном таком человеке у нас будет повод вспомнить 7 февраля — это день памяти преподобного Анатолия Оптинского, старшего (Зерцалова). Вообще, Оптинские старцы, конечно, это такая удивительная книга, которую можно читать бесконечно. Мы очень мало про них знаем, к сожалению. Но есть такие старцы, как Макарий Оптинский, как Амвросий Оптинский — они как-то более-менее на слуху. А вот тот же преподобный отец Анатолий вроде стоит в их тени, хотя всё получалось в жизни наоборот. Он был удивительный совершенно человек. Он был духовным чадом старца Макария, потом перешёл к старцу Амвросию. И при этом он, став уже скитоначальником, относился к своему старцу как послушник. Это, вообще, на самом деле очень странная история, потому что те, кто бывает часто в монастырях, наверное, заметили, что есть такая достаточно жёсткая иерархия. Есть субординация, говоря таким светским языком. А тут всё было совершенно наоборот: субординация была исключительно духовная. И очень про него удивительно писал в письмах Константин Леонтьев. Он писал, что отец Анатолий, скитоначальник, увлекающийся, жалостливый, бесконечно добрый, доверчивый до наивности, без всякой природной хитрости и ловкости, при этом не только не глупый и даже непростой умом, но очень мыслящий, любящий пофилософствовать и побогословствовать серьёзно. Вот такой вот, не очень памятный нам, один, из сонма Оптинских старцев, которого мы будем вспоминать 7 февраля.

Прот. Фёдор Бородин

— Знаете, наверное, я с вами не соглашусь. Дело в том, что всё христианство пронизано пониманием перевёрнутой иерархии, потому что Сын Человеческий пришёл не для того, чтобы Ему служили, как Христос говорит, а чтобы послужить и отдать душу для спасения многих. Потому что Он умывает ноги ученикам. И если любой ученик, начиная с апостола Петра, этого не примет, то «ты не имеешь части со Мною», — скажет тебе Христос. И в монастырях, при какой-то внешней строгости, не осталось бы никого, если бы там главной иерархией не была бы любовь и служение старших младшим. И отец Анатолий, преподобный Анатолий, и все остальные это прекрасно понимали. Я хочу сказать, что и сейчас это есть. Я вот хочу засвидетельствовать об одном таком событии, которого я стал свидетелем в одном мужском монастыре русском, где игуменом очень рослый, крепкий, очень сильный, такого крутого нрава бывший штангист. И когда я попал туда, он пригласил меня на трапезу. И я был поражён, как он отчитывает какого-то молодого послушника, который что-то не туда понёс — так очень грубо смирял его. А тот спокойно это слушает: «Простите, благословите», — вот всё, как в древних патериках.
А потом он пригласил меня сослужить воскресную Литургию. И уже когда прочитали часы, все уже встали вокруг престола, вбежал иеродиакон, который всё проспал. И он, заспанный, сонный, неумытый, непричёсанный, совершенно на взводе, вот просто готовый взорваться уже от отчаяния, человек. И ему кто-то там перед алтарём сделал замечание из братии, а он так вот огрызаться начал в ответ. И когда он вошёл, он и игумену сказал: «Ну да, я проспал», — что вот он устал, то-то и то-то, и так вот с вызовом. Я думал, что он сейчас его просто тут убьёт, в землю забьёт просто, и всё. Я так затаился, мне страшно стало — он такого крутого нрава. А он смотрит на него с любовью и говорит: «Спокойно, ничего, успокойся — всё хорошо. Пойди умойся, причешись. Постоим, подождём. Почитайте пока молитвы ко причащению», — так сказать, принял этого брата с такой кротостью, покрыл всё любовью. Потому что если он сейчас вобьёт его в землю, то как после этого служить Литургию? И брат уйти может из монастыря, понимаете?
А вот тут он утешил его любовью, несмотря на то, что это было совершенно неожиданно. И я потом глядел на отцов, стоящих вокруг престола — они все улыбаются, лица у них всех светлые. И я вижу вот это семейное братство между людьми, основанное, на первый взгляд, на строгости, а на самом деле на любви, служении и понимании. И вот я повторюсь: если бы этого в наших монастырях не было, там бы никого не осталось. Люди приходят туда за любовью, за настоящим христианством. Как авва Исаия, ученик Антония Великого, Исаия подвижник говорит в одном из своих текстов, что мы приходим в монастырь ни за чем другим, как только за христианским совершенством. А христианское совершенство без любви не бывает. И, конечно, в Оптинских старцах это явлено во всей славе во всех, в том числе и в преподобном Анатолии.

М. Борисова

— У всех Оптинских старцев удивительно эпистолярное наследие, потому что они окормляли массу женских монастырей, начиная с Шамордино и многие другие. И своим духовным чадам они туда писали, естественно, какие-то письма на протяжении многих лет. Там можно найти поразительные советы, которые вполне применимы. В особенности в преддверии Великого поста хорошо к ним обратиться. Я хочу просто нашим радиослушателям напомнить два из них. Вот о молитве отец Анатолий писал одной из монахинь: «Говоришь, что тебе неудобно вставать для молитвы и для чтения, — и не вставай, и огня не зажигай, и лежи себе, пожалуй, и голову накрой одеялом, а сама тверди: Господи, Иисусе Христе, Боже наш, помилуй меня, грешную. И будет очень хорошо, даже ещё лучше».

Прот. Фёдор Бородин

— Да, вы знаете, этот текст на самом деле свидетельствует о том, что преподобный был очень начитан в древних святых отцах. Потому что это совет, который встречается в монашеской литературе, начиная с конца IV, V века. Я сейчас не могу вспомнить, у кого он. Но он звучит так: «Если пришло время искушения и тебе так тяжело, что ты даже не можешь молиться, ты закройся в своей келье, накройся с головой рогожей, — он фактически повторяет. — Главное, не уходи из кельи, а просто лежи, пока не станет полегче». Вот буквальный совет такой — очень точный и очень понимающий, что человек может быть накрыт своей немощью. И не надо его за это ругать — сейчас надо его просто потерпеть. И человеку надо себя потерпеть и смириться с этой своей немощью, просто полежать.

М. Борисова

— И вот ещё одно наставление старца Анатолия как раз в преддверии Великого поста: «Посты, поклоны, труды даются для усмирения волнений плоти, но немощному они вредят, ибо делают его бесполезным и негодным ни для чего. Святой Василий великий учит, что мы не должны быть плотоубийцами, а страстоубийцами, а сему помогает более смирение и сознание своей немощи».

Прот. Фёдор Бородин

— Да, во всём должна быть мера, конечно. Оптинские старцы, помимо того, что великие богословы и аскеты, это, прежде всего, великие духовники. И великим духовник может быть только, если он настолько исполнен любви, что в то краткое время, когда он принимает вот этого человека в безумии, в отчаянии, в унынии, в тоске, в беде, и у него есть на него 10-15 минут — он должен за это время его так полюбить, чтобы полностью его понять и отогреть своей любовью. Представляете, как должна гореть душа этого человека? То есть это плод тех самых бесконечных ночных молитв, постов, поклонов. Он выражается в том, что этот приём короткий служит рубежом для человека на всю его последующую жизнь. Он потом всю жизнь вспоминает. Как, допустим, я, оглядываясь назад, вспоминаю те разы, когда мне удавалось попасть на исповедь и на беседу к архимандриту Кириллу (Павлову). Для меня вот эти тёплые руки, вот эта интонация отеческая, вот эта удивительная, благодатная... я не знаю, как это сказать — как облаком, тебя накрывает любовью старца. И уже давно его нет здесь, на земле, а ты всё равно как бы на это опираешься. Потому что это опыт прикосновения к Царству Небесному. Это такой труд духовничества. И Оптинские старцы, и, конечно, преподобный Анатолий, прежде всего, это великие духовники.

М. Борисова

— Напоминаю нашим радиослушателям: в эфире Радио ВЕРА еженедельная субботняя программа «Седмица», в которой мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. В студии Марина Борисова и наш сегодняшний гость — протоиерей Фёдор Бородин, настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке. 7 февраля мы будем вместе со всей Церковью праздновать праздник в честь чудотворной иконы «Утоли моя печали». Вообще, эта икона... я не знаю, у каждого, конечно, есть из огромного количества богородичных икон какая-то своя — такая, которая сразу легла на сердце и которая обязательно есть дома, и которую первым делом ищешь, когда входишь в храм. У меня так сложилось, что «Утоли моя печали» — это как раз икона, которая сама ко мне пришла неожиданным образом. И даже само название иконы уже звучит как молитва.

Прот. Фёдор Бородин

— Да, как обращение.

М. Борисова

— Кроме всего прочего, она такая вот московскопрославленная, скажем так. Хотя она и не была изначально в Москве написана. Вообще, её казаки, по преданию, в XVII веке привезли в Москву. Но прославилась она в Москве, и особенно в XVIII веке во время московской чумы. И чего только ни пережила эта икона, потому что, несмотря на чудотворение, несмотря на почитание, её забыли, причём забыли надолго. И это было не в Советской России, а это было как раз в такой вот православной Российской империи. И до такой степени забыли об этой чудотворной иконе, что нашли её потом где-то там, чуть ли не на колокольне, на чердаке, в полном вообще запустении. Но так она путешествовала из храма, в котором она была прославлена. Потом уже, в советские времена, когда храм тот разрушили, перенесли её в храм Николы в Кузнецах. Она там и сейчас хранится. И, вы знаете, вот эта молитва «Утоли моя печали» почему-то собрала в этом храме колоссальное количество новоначальных в 70-80-е годы. Как-то так получилось, что всем очень хотелось утоления печалей, причём самых разнообразных и необязательно физических.

Прот. Фёдор Бородин

— Удивительно, что Матерь Божия перешла из одного храма святителя Николая в Садовниках в другой храм святителя Николая — в Кузнецах. Вот это такое явление выбора очень интересное. А то, что для очень многих новообращённых этот храм стал местом обретения веры — это так. Потому что храм святителя Николая в Кузнецах — это место, где настоятельствовал отец Всеволод Шпиллер, который мог позволить себе больше, чем любой другой настоятель, потому что был реэмигрантом, известным очень на Западе, вернувшимся в Советский Союз, и которому не так просто было заткнуть рот. И его удивительное образование по старым дореволюционным образцам, его богословская начитанность — он был ректором, по-моему, в Софии в семинарии — и удивительные дары: дар слова, дар мудрого слова, дар богословия — они, конечно, и привлекали интеллигентную молодёжь. С ним боролись, его выживали, его сживали со свету буквально. Но он, как в прошлой жизни мужественный боевой офицер, всё это терпел с чувством юмора.
Вот мне, например, рассказывали о том, как с ним случился очередной какой-то приступ во время Всенощной. Вызвали скорую, его выносят. Стоят, тогда ещё молодые, отец Александр Куликов, покойный, отец Николай Кречетов, которых он потом назовёт «отняли у меня костыли и палку», когда их перевели. И на носилках когда его выносят через притвор, он поднимает руку. Носилки врачи останавливают, он говорит: «Сколько времени?» — ему говорят. Он говорит: «Передайте матушке, что вынос тела состоялся во столько-то». И вот это удивительный совершенно человек. Конечно, его Матерь Божия туда привела. Он очень почитал эту икону. Поэтому мы все эту чудотворную икону чтим, любим и стремимся в храм святителя Николая в Кузнецах, чтобы к ней приложиться.

М. Борисова

— Я вот думаю, что утоление печали... нам очень не хочется печалиться. Но, с одной стороны, это нормально, а с другой стороны, может быть, это вредно? Ведь мы же должны плакать о грехах?

Прот. Фёдор Бородин

— Есть, согласно апостолу Павлу, печаль, яже по Богу, то есть та, которая о своём несовершенстве. Святые отцы называют её (это в аскетике такой технический термин) «боль сердечная». Когда чем больше ты пытаешься жить по-христиански, тем больше ты постигаешь милость и любовь Божию, и тем больнее тебе от твоего несоответствия этой милости и этой любви. И вот если эта боль называется печалью, то она спасительная и нужная. Потому что, если этой боли нет, значит, ты сейчас не живёшь духовной жизнью. А если это уныние о том, что всё плохо и Господь тебя забыл, то это вредная печаль И тогда надо обращаться к Матери Божией, чтобы Она утолила эту печаль и отняла её от сердца.

М. Борисова

— Но всё-таки мы подходим, кто-то тоскуя о том, что заканчивается мясоед, а кто-то, наоборот, с радостью и ожиданием какого-то удивительного времени, мы подходим к Великому посту. И так уж получилось, что, пожалуй, это единственный пост из многодневных постов нашей Церкви, который абсолютно простроен драматургически. Хотя не было никакого специально сидящего благословлённого человека, который сидел бы и придумывал, писал бы сценарий. Но так вот по воле Божией сложилось, что, действительно, всё очень разумно, всё выверено и всё в такой удивительной динамике. Насколько это необходимо чувствовать? Или это как бы костыли такие?

Прот. Фёдор Бородин

— Это костыли, которые каждому из нас нужны, конечно. Дело в том, что когда мы слышим слова святоотеческие о том, что духовная жизнь — это наука из наук, искусство из искусств, мы же понимаем, что нельзя стать учёным, если ты не прошёл школы и не учишься, не приобретаешь опыт тех, кто в этой сфере работал до тебя? Так же точно и в аскетике. И вот опыт, зафиксированный в том, как ожидается, как встречается, как проводится Великий пост, это сокровищница, из которой нам всем надо черпать, безусловно. Я бы даже сказал, что о самом посте можно поговорить позднее, а вот о драматургии подготовки к Великому посту очень хорошо поговорить сейчас, хотя бы кратко. Первая подготовительная к Великому посту Неделя о мытаре и фарисее настраивает нас на то, что, если мы будем осуждать другого человека, превозноситься над ним и не иметь покаяния, то, даже имея какие-то добрые дела, мы не будем оправданы Господом. Вот весь наш подвиг будет, скажем так, неэффективен, нерезультативен. Неделя о блудном сыне говорит нам о том, что как бы человек ни пал, не надо отчаиваться. «Все вы сыны Божии по вере во Христа Иисуса», — вспомним слова апостола Павла. И Бог относится к нам как к сынам и дочерям — и в этом есть наша великая надежда. Он нас любит, вопреки нашим любым безобразиям.

Неделя о Страшном суде говорит нам о том, что не бывает любви к Богу, без служения ближнему. И перед Великим постом это очень хорошо вспомнить. Потому что мы часто акцентируемся на своём подвиге, и это причиняет боль окружающим людям. А Прощёное воскресенье напоминает о том, что никакой подвиг не имеет смысла, если мы не сделали всё для того, чтобы примириться с теми людьми, с которыми мы, может быть, в огорчении, в обиде, в расстройстве или у нас разорваны с ними отношения. Вот это несколько акцентов, каждому из которых посвящена целая неделя. И только после этого начинается Великий пост. Понимаете? То есть Церковь подводит нас к этому потрясающему инструменту спасения, приготовив и научив нас этим инструментом пользоваться.

М. Борисова

— А почему Великого поста зачастую ждёшь как праздника?

Прот. Фёдор Бородин

— Потому что грех есть великая несвобода, а душа жаждет освобождения. А Великим постом всё помогает освободиться от диктатуры плотского человека моему духовному человеку. Традиция просить прощения в Прощёное воскресенье помогает сломать свою гордыню и попросить этого прощения у других людей. Помогают и сами тексты, помогает совершенно другое пение. Вот этот акцент в антиномичной христианской жизни, в которой есть сокрушённое сердце и великая радость о прощении, будет на втором во время Пасхи и после. А сейчас он смещается в сторону сокрушения сердечного, без которого христианская свобода невозможна. Потому что главный плен, главную несвободу христианин воспринимает как рабство греху.
М. Борисова

— Спасибо огромное за эту беседу. В эфире была программа «Седмица». В студии были Марина Борисова и настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиерей Фёдор Бородин. Слушайте нас каждую субботу. До свидания, до новых встреч.

Прот. Фёдор Бородин

— До свидания.


Все выпуски программы Седмица

Мы в соцсетях
ОКВКТвиттерТГ

Также рекомендуем