У нас в студии был директор Центра дополнительного образования Московской Духовной Академии, кандидат педагогических наук игумен Киприан (Ященко).
Мы говорили о том, какие заповеди блаженной жизни оставил святой Паисий Святогорец, о памятных мероприятиях в день его прославления и о почитании этого святого старца.
Л. Горская
— В эфире радио «Вера» программа «Светлый вечер». И сегодня у нас в гостях игумен Киприан (Ященко) — директор Центра дополнительного образования Московской духовной академии. Здравствуйте, отец Киприан!
Игум. Киприан (Ященко)
— Со святым вечером вас!
Л. Горская
— Мы сегодня будем говорить о столь дорогом каждому сердцу, я думаю, это не преувеличение, преподобном Паисии Святогорце, который недавно был прославлен. И у нас идёт годовщина прославления.
Игум. Киприан (Ященко)
— 13 января Вселенский Патриарх причислил к лику святых, произошла канонизация в чине преподобного монаха Паисия Святогорца. И наш Синод также утвердил, как и все Поместные Православные Церкви. И теперь в календарях день успения преподобного Паисия — 12 июля, он совпадает у нас с праздником Петра и Павла — это день, когда вся Вселенская Церковь отмечает этого подвижника. Но 13 января мы с вами празднуем как день, когда, действительно, Церковь довольно рано, надо сказать, после его кончины, причислила к лику святых.
Л. Горская
— А расскажите про преподобного Паисия. Ведь он же уникален ещё и тем, что не так давно жил, то есть практически он наш современник.
Игум. Киприан (Ященко)
— Да, 20 лет назад практически почил преподобный Паисий. Ещё тысячи людей, которые его видели, которые получали от него помощь, сейчас собираются в Суроти, каждый день они приходят. но особое впечатление производит именно 12 июля — день его памяти, когда десятки, даже сотни тысяч людей приезжают на могилку, почтить старца, поклониться, поблагодарить его. И та ночная Литургия, которая служится у могилки в местечке Суроти, объединяет людей многих стран. И действительно это вселенский святой. И действительно многие люди выражают такую особую благодарность тем, что жертвуют всю ночь, чтобы побыть рядом с Паисием.
Л. Горская
— А где это местечко, вот подробнее?
Игум. Киприан (Ященко)
— Это близ Салоников такой исихастирий в Суроти — женский монастырь, особо строгий, который сам преподобный Паисий создал. Первоначальное его назначение было — он хотел, чтобы там были упокоены мощи, можно сказать, духовника всей их семьи — преподобного Арсения, который его крестил и при крещении объявил, что Паисий будет его восприемником. И Паисий этот исихастирий создал для того, чтобы там были упокоены мощи, и в конечном счёте, когда он сам упокоился, он завещал именно, чтобы он телом пребывал вот здесь — в Суроти.
Л. Горская
— А почему не на Афоне?
Игум. Киприан (Ященко)
— Он, конечно, хотел на Афон, но он был очень сильно болен и не мог уже перенести дорогу. И так получилось, что смерть его застала именно здесь, в Суроти.
Л. Горская
— Как много примеров за последнее время, чтобы святой одной из Поместных Церквей был прославлен другими Поместными Церквями? Я вот сейчас корректно спрашиваю? Потому что он вселенский святой.
Игум. Киприан (Ященко)
— Ну так, действительно. Такие святые существуют, вот была канонизация также афонского старца Порфирия Кавсокаливита, которая тоже довольно всеобщая. Спасибо вам за этот вопрос! Он требует специального, наверное, исследования: какие святые последних буквально десятилетий являются действительно признанными во всех Поместных Церквях. Но это, может быть, вопрос нашим слушателям, может быть, они нам помогут?
Л. Горская
— Может быть, помогут. Наверняка что-нибудь напишут после нашей программы. А в чём особенность именно преподобного Паисия? Потому что действительно очень много дошло от него, и мы счастливы, что у нас есть его заповеди блаженной жизни и несколько томов его поучений, какие-то истории очевидцев. И можно сформировать образ святого. В моём представлении это человек большой доброты, большой любви, простоты, и при этом мудрости. А ваше личное представление о нём?
Игум. Киприан (Ященко)
— Так и есть. Действительно, он с самых ранних лет хотел быть монахом, он стремился быть монахом. Ещё маленьким ребёнком пытался поститься, так что родители боялись, что у него голова отвалится — такая тоненькая шейка была. Но так он выражал, действительно, свою жертву Богу. И, конечно, он ещё с самого детства читал и жития святых, и Евангелие, и Священное Писание. И ему это очень нравилось, он был к этому очень расположен. То есть его никто не заставлял, можно сказать, что даже родители в какой-то степени пытались его остановить и препятствовать — чтобы не так строго постился и не так много молился.
Л. Горская
— Это естественное родительское желание.
Игум. Киприан (Ященко)
— Да, но тем не менее... Он это делал почему? Потому что действительно он испытывал большую благодать, большую близость Бога с самого детства. И в юности это проявилось также на войне, где он воевал, где много раз в него стреляли и никак не могли попасть.
Л. Горская
— Это, кстати, не самый известный факт его биографии — что он воевал.
Игум. Киприан (Ященко)
— Но тем не менее пять лет провёл на войне, но провёл радистом. Он сам ни в кого не стрелял. И если мы почитаем его книги, то он часто образ радиста переносит на деятельность монаха и вообще всякого молящегося человека. И мы все по-своему радисты: у нас у всех мобильные телефоны — такие рации, с помощью которых мы связываемся друг с другом. И Паисий говорит, что очень важно, чтобы мы не только друг с другом связывались, а могли бы связаться с Богом, могли бы связаться по нашим рациям со святыми людьми, с чистыми. И вот он говорил, что «старайтесь читать Святых Отцов — это витамины, которые весьма укрепляют наше здоровье». И действительно, Паисий считал, что когда мы думаем только о святых, даже размышляем о святых (вернее, это его очень глубокое убеждение было), то святые тоже думают о нас. Такая простая закономерность. И святые сами нам помогают. Так мы можем с вами завести дружбу со святыми и, может быть, даже поменять своих друзей в этой жизни.
Л. Горская
— Это как?
Игум. Киприан (Ященко)
— У нас есть определённый круг друзей, которые, может быть, нам не благоприятствуют для того, чтобы мы жили и уподоблялись совершенству. А только лишь один помысел о святых, обращение к святым мгновенно даёт возможность, чтобы святые к нам обращались и становились нашими друзьями. Вот это опыт Паисия, который действительно всегда для нас бывает достаточно неожиданен, поскольку можно сказать, что заслуга Паисия в том, что он создал не книжное такое богословие, а богословие опытное, основанное на своём личном таком опыте общения с Богом. Мы знаем, что к нему лично являлся и Христос, и множество раз Божия Матерь. И он непосредственно брал благословение у Божией Матери и общался с Божией Матерью, чтобы принять какие-то решения. И действительно это такой был небесный человек, такой ангел, такой ангельской жизнью ему удалось пожить, что Господь дал ему множество даров: и исцелять людей, и прозревать события. И вот мы изучали его жизнь, его деятельность, его житие. И на основе этого сделали такую экранизацию его жития — в фильме «Паисий Святогорец» 7 серий. И там действительно обнаружилось, что преподобный Паисий — это величайший пророк нашего времени. Он сам сформулировал сотни буквально пророчеств тех событий, которые будут до Пришествия Христа. И часть из этих пророчеств уже исполнилась.
Л. Горская
— Он же ещё толковал более ранние пророчества, насколько мне известно.
Игум. Киприан (Ященко)
— Да, у него были Космы Этолийского книги, и есть такое толкование. Паисий нам постоянно напоминал, что мы живём в последние времена, что мы живём в апостасийные времена, когда грех узаконился, а добродетель всё больше и больше становится вне закона. И сейчас особенность человека: чтобы спастись в этом мире, искажённом таком, кривых зеркал — это хотя бы не роптать, хотя бы потерпеть. Вот Паисий Святогорец около двух десятков сформулировал таких заповедей блаженств — законов блаженной жизни.
Л. Горская
— В гостях радио «Вера» игумен Киприан (Ященко) — директор Центра дополнительного образования Московской духовной академии. И мы говорим о жизни преподобного... даже не поворачивается язык сказать «о житии» — настолько он близок и недавно жил — преподобного Паисия Святогорца. И вот мы коснулись заповедей блаженной жизни преподобного Паисия. Я хочу предложить подробнее об этом поговорить, отец Киприан, потому что это такие... можно сказать рецепты?
Игум. Киприан (Ященко)
— Можно сказать «законы» — законы духовной жизни в наше время. Мы знаем, что есть Заповеди блаженств в Евангелии. Но Паисий, с учётом нашего времени, сформулировал более конкретные такие законы для разных категорий людей. Но вот, например, выглядит это таким образом: «Счастливы, говорят в миру, живущие в хрустальных дворцах и имеющие все удобства. Однако блаженны сумевшие освободиться от петли этого мирского прогресса со множеством удобств и множеством неудобств и избавиться от этого ужасного душевного беспокойства нашего времени».
Л. Горская
— А почему?
Игум. Киприан (Ященко)
— Почему такое большое душевное беспокойство нашего времени? Почему такие стрессы? А потому что у человека часто бывает совершенно неправильная картина устроения мира, и неправильная цель, неправильная иерархия. И когда он стремится к тому, чего достигнуть невозможно, он, не достигнув этого, печалится. И поэтому, действительно, если мы пытаемся поставить такую цель — хрустальный дворец или иметь все удобства. Ну, хорошо, вот мы их приобрели. И что, от этого человек стал счастлив, от этого стал жить блаженной жизнью? Это же всякому человеку, это имеющему, надоедает уже довольно быстро. И дальше всё равно звенящая пустота, дальше непонятно, зачем жить, что же здесь делать. И вот преподобный Паисий нам предлагает в своих заповедях всё-таки высокие цели, евангельские цели: «Блаженны те, которые не проповедуют Евангелие словами, но живут им и проповедуют его своим молчанием, с помощью благодати Божией, которая и выдаёт их». То есть самая убедительная проповедь, назидание и самое большое убеждение — когда мы не слышим, что говорят, а видим, что делают. Преподобный Паисий говорил, что в наши времена очень мало людей, которые делают то, что говорят. К чему он призывает.
Л. Горская
— А их всегда было мало? Или сейчас их особенно мало?
Игум. Киприан (Ященко)
— Сейчас особенно мало. Раньше всё-таки были большие сообщества христиан, в которых, как цветник... были семьи такие, очень много семей, были монастыри, были общины приходские. Сейчас мы испытываем большой упадок и возрождение этого. Но вот ещё одна из заповедей блаженств, которую Паисий формулирует для сирот: «Блаженны и трижды блаженны сироты, лишившиеся великой любви своих родителей, потому что они ещё в этой жизни сподобились иметь Отцом Бога и при этом хранят родительскую любовь, которой лишились, в Божием банке, и она приносит проценты». То есть все те несовершенства наши... Например, он ещё говорит: «Блаженны родившиеся безобразными и испытывающие уничижение здесь, на земле, потому что они заслуживают самого красивого места в раю, если славословят Бога и не ропщут».
Л. Горская
— И тут же: «Блаженны родившиеся безумными, потому что они будут судимы как безумные и войдут в рай без паспорта».
Игум. Киприан (Ященко)
— Да, то есть не по своей воле же они стали такими — инвалидами, не по своей воле они приобрели такое несовершенство. Но если они не ропщут, если они могут потерпеть вот эти все несовершенства, то они получат большую награду. И может быть, действительно Господь их специально так ограничил. Если бы они имели полный ум, то трудно сказать, на что бы он был направлен: на добродетель или, наоборот, на то, чтобы изощрённо делать грехи. «Блаженны сподобившиеся жить незаметно, стяжавшие великие добродетели и не стяжавшие себе даже малого имени». Вот такое скромное, незаметное существование в этом мире, действительно, это отражение того, что сам Паисий здесь реализовал. И он действительно очень не любил, когда его фотографировали, когда записывали его беседы, проповеди — он сжигал их, разрывал фотографии. Он очень печалился, когда о нём начали писать книги.
Л. Горская
— Вот я хотела сказать: его сложно же назвать незаметным и нестяжавшем имени. Имя его известно и фигура его заметная.
Игум. Киприан (Ященко)
— Это такой феномен, что когда человек...
Л. Горская
— Не по своей воле, да?
Игум. Киприан (Ященко)
— Да. Когда человек сам себя не возвышает, его Господь возвышает и возводит. А если человек очень стремится себя возвысить, быть кем-то, то чаще всего Господь его и смиряет, и принижает так, что ему приходится глубоко падать. Вот, например, Паисий говорит: «Счастливы, — считают многие, может быть, даже наши радиослушатели, — те, у которых есть хороший заработок и большие дома, потому что у них есть все возможности и они делают всё, что хотят. Однако блаженны те, у которых есть только каморка, куда можно забиться, немного пищи и одежда, как говорит божественный Павел, и которые смогли таким образом сделаться чужими для суетного мира, а землю используют как подставку для ног, как чада Божии, тогда как их ум постоянно пребывает возле их Благаго Отца — Бога».
Л. Горская
— Но это всё вариации на тему Нагорной проповеди. Я правильно понимаю?
Игум. Киприан (Ященко)
— Конечно, это продолжение Нагорной проповеди в наши времена. Но в этом и сущность, и отличительная особенность Паисия, что он говорит совершенно конкретными такими образами. Он говорит на таких простых примерах, так же, как Христос в Евангелии использовал всё время те образы, с которыми человек хорошо знаком.
Л. Горская
— Которые привычны.
Игум. Киприан (Ященко)
— Да. Например, он говорит: «Сегодня люди от многого чтения подобны магнитофонам или компьютерам — забивают свои кассеты или базы данных ненужными вещами». Вот если провести ревизию: а чем же забит наш ум, наши переживания?
Л. Горская
— Чего там только не найдёшь — в голове у себя.
Игум. Киприан (Ященко)
— Да. И вот посмотрите, как Паисий предлагает расправляться со своими врагами. У вас у всех есть враги?
Л. Горская
— Не знаю, у всех ли есть враги.
Игум. Киприан (Ященко)
— Вот он говорит: «Когда ты мстишь своему врагу добром, то он изменяется и исправляется».
Л. Горская
— Месть добром — хороший пример.
Игум. Киприан (Ященко)
— Паисий всегда смотрел прежде всего в само сердце человеческое и зрел те действия, которые производит сердце. И он очень любил людей, у которых действительно сердце открыто, открыто к Богу. Например, он говорил: «Слово, сказанное от интеллекта, не изменяет души, потому что оно является плотью. Душу изменяет рождённое от Святого Духа Слово Божие». Наверное, и на радио вы с этим сталкиваетесь. Можно, действительно, интеллектуально красивые фразы произносить, но они ничего не могут в людях поменять — они не ложатся на сердце. А может быть, даже и какие-то корявые слова, не так уж гладко и красиво и образно выраженные, но если они рождены от Святого Духа, от такого большого духовного опыта, по благодати, то, конечно, они обладают большой силой, и люди слушают. Вот, например, у нас отец Кирилл (Павлов) — простые проповеди, но какой большой силой они обладают. Почему? Потому что человек действительно говорит по Духу Святому, исходя из своего большого духовного опыта.
Л. Горская
— Вот вы говорили о том, что какие-то высокопарные фразы — то, что мы заумью или птичьим языком между собой называем, они могут быть красиво как угодно сплетены, но они действительно не ложатся на сердце. Потому что они... потому что они не ложатся на сердце. Но корявые простые фразы, сказанные по Духу, трогают человека. А мне кажется, что вообще любая корявая или не корявая фраза, сказанная в простоте и искренне, трогает человека. А если в этом участвует Святой Дух... и участвует ли Он — как это определить?
Игум. Киприан (Ященко)
— От сердца к сердцу говорят уста, от избытка сердца говорят уста. Когда действительно от избытка сердца мы приносим тот духовный опыт, который имеется, то сердечко других людей, которое настроено, можно сказать, на эту волну, оно действительно радуется. Радуется встрече с Богом, со святыми. Вот так и Паисий, действительно, когда мы говорим его простые слова... Многие богословы, кстати, спорят и говорят: А что здесь такого? Он ничего нового не сказал. Это для богословия никакой новизны не имеет. Всё это уже описано и сформулировано ещё более точно и чётко». Но чего-то эти богословские труды никто сильно не читает и никто сильно не бежит... и никакого действия такого большого, глубокого не производит. А у преподобного Паисия целое учение связано с творением добрых помыслов. Он даже предлагал нам: каждому у себя в сердце открыть фабрику добрых помыслов, которая могла бы действительно производить такие помыслы. Он даже, может быть с некоторым преувеличением, но говорил, что один добрый помысел равен по силе многочасовому Всенощному бдению. Мы, конечно, не призываем наших слушателей...
Л. Горская
— Перестать ходить на всенощные, да?
Игум. Киприан (Ященко)
— Да. Воздохнув одним добрым помыслом. Но действительно сила доброго помысла такова, что она может окрылить другого человека, дать ему большие силы. Если мать творит добрый помысел о своём ребёнке, ребёнок находится под большой защитой — от этого помысла от матери.
Л. Горская
— Говорят, что материнская молитва вообще со дна моря поднимает.
Игум. Киприан (Ященко)
— Да. Если мы даже о своих врагах начинаем творить добрые помыслы, то они долго не выдержат — они изменятся к лучшему.
Л. Горская
— Игумен Киприан (Ященко) — директор Центра дополнительного образования Московской духовной академии на радио «Вера». С вами этот вечер проводит Лиза Горская. Оставайтесь с нами, мы скоро вернёмся!
Л. Горская
— «Светлый вечер» на радио «Вера». С вами в студии Лиза Горская. У нас в гостях директор Центра дополнительного образования Московской духовной академии игумен Киприан (Ященко). И мы говорим о преподобном Паисии Святогорце, вспоминаем его слова, такие простые и глубокие. Вот мне про пчёл и мух очень нравится его выражение. Отец Киприан вооружился распечатками — давайте, может быть, зачитаем.
Игум. Киприан (Ященко)
— Одни люди похожи на пчелу, а другие на муху. Те, кто похожи на муху, в каждой ситуации своей жизни выискивают что-то плохое. А те, кто похожи на пчелу, находят добро во всём».
Л. Горская
— Но это же настолько про нас! Про меня, во всяком случае.
Игум. Киприан (Ященко)
— Два человека находятся в одной и той же ситуации, с одними и теми же людьми — у них совершенно разное восприятие: и людей, и обстоятельств, и самого себя.
Л. Горская
— Мне кажется, один и тот же человек, в разные периоды своей жизни и в зависимости от своего духовного состояния в текущий момент, может либо мухой быть, либо пчёлкой.
Игум. Киприан (Ященко)
— Вот можем задать вопрос нашим радиослушателям: а кто вы больше и чаще бываете — пчёлкой или мухой?
Л. Горская
— Я промолчу. А вам что близко?
Игум. Киприан (Ященко)
— Конечно, творить помыслы. Вообще, у Бога ведь нет ничего трагичного, у Бога нет никаких катастроф. И если мы действительно все будем развивать постоянно добрые помыслы, у нас со временем откроется такое духовное зрение, которое будет видеть во всём доброе, положительное, видеть Промысл Божий во всяком действии. Я могу привести пример. Вот только сегодня мне рассказали мои прихожане. Они купили для своих родителей землю, построили шикарный, хороший деревянный дом. Но родители, к сожалению, никак не относились доброжелательно даже к Церкви, к Богу. И у них это вызывало даже очень агрессивную реакцию. Но несмотря на то, что дети их были верующие, они всё-таки проявили заботу о своей обязанности почтить родителей, и они им этот дом сотворили и хорошо украсили. Но случилось несчастье — дом сгорел, сгорели все вещи. Родители едва успели выбежать из дома. И, конечно, была страшная трагедия для всей семьи, можно сказать, для всего рода. И когда я спросил: «Как же вы это оцениваете?» Мне глава семьи сказал: « У Бога ничего не бывает трагичного. Давайте немножко подождём, батюшка, Господь откроет, зачем это было нужно». Я удивился такой уверенности и что он не впадает в отчаяние. И вот сейчас он ко мне подошёл: «Вы знаете, батюшка, мы уже начали строить второй дом — ещё лучше, чем этот. А родители начали молиться каждый день, начали ходить в храм». Вот видите как неожиданно — они никак не могли воспринять ни одного слова ни от своих родственников, ни от своих детей. А именно какое-то несчастье, которое для нас кажется непоправимым, оно вдруг оказалось более сильным.
Л. Горская
— Но ведь есть гораздо более... я не хочу ни в коем случае задеть чувства людей, которые потеряли дом — это, конечно, большая трагедия. Но есть гораздо большие необратимые несчастья, связанные с потерей близких. Дом можно действительно построить новый, а близких не вернёшь. Или ужасные трагедии, связанные с войнами. Или недавняя авиакатастрофа..
Игум. Киприан (Ященко)
— В воскресенье вот ко мне пришёл на исповедь один отец, у которого осталось двое детей, а супругу его совсем недавно зверски убили. В общем-то, немотивированное убийство, ни за что — очищала автомобиль, сзади подошли, нанесли тяжёлый удар, она скончалась. И он пришёл в совершенно страшном, ужасном состоянии безнадёжности: непонятно, как жить. Это был самый любимый, самый его доверенный человек, и вот его не стало. И тем не менее он впервые пришёл в храм, он впервые покаялся и впервые причастился. И потом, когда мы с ним беседовали, он потихонечку начал обретать другие смыслы в этой жизни, вечные смыслы, и действительно с такой особой силой молиться за свою супругу. И он обратил внимание на своих детей, впервые, может быть. И поэтому, конечно, если мы по-доброму будем смотреть, с добрыми помыслами, то для нас все трагедии могут оказаться полезными — полезными для спасения нашей души.
Л. Горская
— Но, наверное, всё-таки на чужую трагедию смотреть как на полезную — это некорректно.
Игум. Киприан (Ященко)
— Я думаю, что у каждого из нас предостаточно трагедий каждый день. И вся наша жизнь вообще наполнена множеством скорбей, болезней, искушений. И даже ничего здесь не нужно выдумывать — на какие подвиги идти. Дай Бог бы нам претерпеть то, что нам каждому Господь судил, чтобы мы это претерпели.
Л. Горская
— «Светлый вечер» на радио «Вера». С вами его проводит Лиза Горская. У нас в гостях игумен Киприан (Ященко) — директор Центра дополнительного образования Московской духовной академии. Мы говорим о преподобном Паисии Святогорце — старце, который практически наш современник. Вспоминали его слова, какие-то интересные и поучительные для нас моменты его жизни. Что сейчас у нас происходит? Я так понимаю, что признание святости преподобного Паисия Святогорца всеми Поместным Церквями. Как следствие какие-то даже мероприятия в Троице-Сергиевой лавре будут проходить или сейчас уже проходят.
Игум. Киприан (Ященко)
— Как следствие строится много храмов.
Л. Горская
— Какое замечательное следствие!
Игум. Киприан (Ященко)
— И в России, и в Греции уже освящены ряд храмов в честь преподобного Паисия Святогорца. Множество родителей при крещении дают своим детям имя Паисий или даже девочкам дают имя Паисия.
Л. Горская
— Вот это удивительная традиция, которая сейчас снова возрождается, — вспоминают женскую редакцию многих имён, что чуть было не ушло в прошлое: Паисия.
Игум. Киприан (Ященко)
— Да. Ещё монахов постригают в честь Паисия Святогорца. Действительно составлена такая служба преподобного Паисия Святогорца. И вот 13 января мы приглашаем всех слушателей, которые чтут Паисия Святогорца, почтить его молитвой — молитвой преподобному Паисию. Или вы можете почитать акафист преподобному Паисию. Мы даже дерзнём призвать совершить такую молитву по соглашению в один час, которая усиливается. Например, в 21 час 13 января всем вместе помолиться преподобному Паисию Святогорцу. А у кого есть такая возможность, приехать в Сергиев Посад в Троице-Сергиеву лавру. Мы приглашаем на богослужение в Успенский собор, где будет совершаться Литургия в честь преподобного Паисия Святогорца, она начнётся в 8 часов 30 минут. А далее, в 11 часов, уже в храме Покрова Московской духовной академии будет совершаться молебен с акафистом преподобному Паисию. В 13 часов у нас будет круглый стол, на котором мы будем обсуждать программу прославления и просвещения преподобного Паисия Святогорца. А далее будут показаны фильмы о Паисии Святогорце, которые созданы в последние годы и нашим продюсерским центром, и другими творческими коллективами.
Л. Горская
— Фильмов этих вообще много?
Игум. Киприан (Ященко)
— У нас создано семь фильмов. Мы шли по книгам жития преподобного Паисия. И ещё сейчас отсняты и идёт работа над тремя фильмами. Это, конечно, самый большой проект о святых, наверное, а о Паисии совершенно точно. Но ещё есть несколько работ и у нас, в России, и в Греции, и в других странах, которые тоже сделали попытку кинематографичес
Л. Горская
— А как, вообще, удаётся снимать эти фильмы? Тем более в наше время, когда кризис тут, кризис там. Кинопроизводство всегда было делом непростым и бюджетноёмким, скажем так, а сейчас-то тем более.
Игум. Киприан (Ященко)
— Я бы сказал, что чудом, по благословению преподобного Паисия. Мы это так воспринимаем. Если б преподобный не благословил, то никакого бы такого чуда не произошло. У нас нет никаких постоянных таких благотворителей. И государство нам не выделяет средств, но тем не менее вот происходит то, что мы хотели, даже больше, чем мы хотели.
Л. Горская
— То есть трудностей никаких нет с этим?
Игум. Киприан (Ященко)
— Почему? Есть. Вот сейчас мы уже второй месяц прекратили работу над фильмом — средства закончились. Вот ждём, когда они появятся.
Л. Горская
— Всё-таки есть трудности.
Игум. Киприан (Ященко)
— Конечно.
Л. Горская
— А появятся они, как Бог даст, да? То есть ничего не запланировано...
Игум. Киприан (Ященко)
— Надо молиться!
Л. Горская
— Будем надеяться, что снова Господь пошлёт человека, который поможет. Кстати, если такой человек нас слушает, как он может посодействовать завершению съёмок фильма?
Игум. Киприан (Ященко)
— Можно обратиться через радио непосредственно в наш продюсерский центр, который является создателем этих фильмов — центр «Покров».
Л. Горская
— А в целом, ведь есть специальная программа, насколько мне известно, — программа просвещения и прославления преподобного Паисия Святогорца. Это же не только фильмы. А что ещё?
Игум. Киприан (Ященко)
— Да, действительно, в прошедшем году в Коннице — на родине Паисия Святогорца состоялось такое соборное обсуждение программы «Преподобный Паисий Святогорец. Прославление и просвещение». Сейчас пока это российско-гречес
Л. Горская
— То есть речь идёт о некотором проекте? Если храм закладывается, строится и освящается в честь преподобного Паисия Святогорца, то он такой-то. Да?
Игум. Киприан (Ященко)
— Да. Также мы обсуждали вопрос о том, чтобы регулярно совершались в какие-то дни — раз в месяц или раз в неделю — молебны преподобному Паисию Святогорцу, куда люди могли бы прийти и совместно помолиться. Также речь шла о неких таких молитвах по соглашению. Вот на Афоне и в других монастырях греческих и храмах выразили желание в воскресенье в 20 часов 30 минут прочитать молитву совместно преподобному Паисию. И тем самым людей из разных стран, на разных территориях Паисий объединял бы в соборной такой молитве.
Л. Горская
— В воскресенье в 20 часов 30 минут по какому времени?
Игум. Киприан (Ященко)
— По московскому, оно же и греческое.
Л. Горская
— Одинаковое время, одинаковый часовой пояс?
Игум. Киприан (Ященко)
— Да.
Л. Горская
— Замечательно. Вот смысл соборной молитвы, молитвы по соглашению — давайте, может быть, подробнее расскажем.
Игум. Киприан (Ященко)
— Ну, «где двое или трое, там Я посреди них». Это, конечно, молитва усиливается. Но можете сами проверить и попробовать помолиться. Это необязательно именно к этому времени всё сводить. Я думаю, что почитание... мы же почитаем не лично Паисия, почитаем Бога через те дары, которые Паисий нам дал. Поэтому можно это делать и утром и вечером. Ну, те, кто этого желает, могут делать это совместно. Также, конечно, у нас предполагается и уже начато такое создание Издательского совета по экспертизе богослужебных текстов, жизнеописания, перевод на разные языки мира богослужебных текстов, издание духовного наследия, издание литературы для массового читателя, для детей, для различных категорий. Здесь нужен такой Издательский совет, чтобы всё это было точно и правильно и не было искажений. И сейчас, конечно, у нас около шести миллионов книг в России распространено о Паисии.
Л. Горская
— Шести миллионов?!
Игум. Киприан (Ященко)
— Да, такие у нас данные.
Л. Горская
— Это имеются в виду суммарные тиражи — всего?
Игум. Киприан (Ященко)
— Да.
Л. Горская
— А наименований примерно сколько?
Игум. Киприан (Ященко)
— Наименований около десятка, наверное. И есть замысел перевести книги и на китайский язык, и на английский, и на сербский, на румынский, на польский. Уже даже конкретное издательство этим занимается.
Л. Горская
— Неужели на сербский не переведены до сих пор книги?
Игум. Киприан (Ященко)
— Очень незначительная часть. В этом, может быть, и суть такого проекта: чтобы это стало доступно прежде всего для тех православных стран, где есть особое почитание преподобного Паисия, и даже для далёких стран, где, думаю, Паисий тоже может стать своим родственником. Также мы думаем, что хорошо бы, чтобы были постоянные серии фильмов о Паисии Святогорце по телевидению, по радио. У вас и так достаточно много уделяется этому внимание. У нас существует сейчас действительно много порталов, около полудюжины, которые посвящены преподобному Паисию, трансляции таких вебинаров. Конечно, мы ещё очень озабочены теми иконами, которые появляются сейчас с образом Паисия. Большая часть из них очень странная. Но в Греции, например, такое впечатление, что чуть ли не половина икон Паисия, которые продаются на каждом углу, это просто фотография, вокруг которой сделали нимб. Потом, неканонично изображается преподобный Паисий в своей шапочке вязаной как юродивый. Вот сейчас мы подготовили клеймы и хотели бы сделать большую икону, с клеймами и житием преподобного Паисия.
Л. Горская
— Клейма — это такие изображения на полях иконы, которые иллюстрируют жизнь святого.
Игум. Киприан (Ященко)
— Да, основные события жизни преподобного Паисия. И конечно, мы думаем, что такие просветительские действия помогут укрепить и институт семьи, и монашеские общины, и паломничество по тем местам подвижной жизни преподобного Паисия. Мы хотели бы также провести международный научный конгресс, посвящённый преподобному Паисию, поскольку пять лет назад был уже первый конгресс до его канонизации. И сейчас есть инициатива, прежде всего с греческой стороны, провести такой второй международный конгресс, на котором можно было бы обсудить вопросы, связанные с его духовным наследием, с его воззрениями и с той просветительской деятельностью, которую можно было бы сейчас расширить для наших современников. Также близится некий юбилей. Уже вскоре, буквально через три года, у нас будет 95-летие со дня рождения и 25-летие со дня преставления преподобного Паисия Святогорца — это 2019 год. Поэтому мы думаем, что, действительно, вот эти три года могли бы быть посвящены тому, чтобы это всё подготовить. У нас даже была встреча с мэром города Салоники, на которой обсуждался вопрос о том, чтобы одна из улиц или площадей Салоников была названа в честь преподобного Паисия Святогорца. Для Салоников это традиционно — у них очень много улиц называется в честь святых. У нас как-то это не очень сильно принято.
Л. Горская
— У нас в честь других деятелей, в лучшем случае это деятели культуры и науки.
Игум. Киприан (Ященко)
— В Греции, например, те корабли, которые плавают на Афон, тоже имеют имена святых. Тоже это имя как-то увековечено.
Л. Горская
— Я сейчас пытаюсь вспомнить хотя бы одну улицу в России, которая названа в честь святого. И мне на ум ничего не приходит. Если кто-то из наших радиослушателей знает такую...
Игум. Киприан (Ященко)
— Ну, Дмитрия Донского, наверное.
Л. Горская
— Бульвар.
Игум. Киприан (Ященко)
— Да, у нас и бульвар и метро есть с именем Дмитрия Донского.
Л. Горская
— Кстати, да. Если кто-то из радиослушателей наших знает какие-то ещё топонимы, связанные со святыми...
Игум. Киприан (Ященко)
— Может быть, Александра Невского также мы знаем...
Л. Горская
— Да. Вот так и наскребём. Всё-таки есть, слава Богу!
Игум. Киприан (Ященко)
— Ильи Муромца.
Л. Горская
— Преподобный Паисий, который с детства стремился к монашеству, что, честно говоря, действительно у многих преподобных было. Но когда речь идёт о святых, которые жили давно, всегда кажется, что житие не то чтобы приукрашено, но по некой схеме составлено, может быть, за нехваткой информации. Сразу всем пишут, что они с детства стремились к посту, испытывали тягу к чтению Священного Писания...
Игум. Киприан (Ященко)
— Например, преподобный Силуан Афонский не стремился с детства, у него очень бурное детство было.
Л. Горская
— Но он тоже жил недавно. Мы про него знаем массу подробностей — про вот этого молодого человека Семёна, про его жизнь, про его перемену, про его жизнь на Афоне. А про преподобного Паисия мы тоже знаем наверняка, что он с детства стремился к монашеству. И кстати, он не один такой — среди моих знакомых тоже... то есть это действительно распространённая тоже вещь — стремление ребёнка к монашеству. Отец Киприан, вот преподобный Паисий с детства стремился к монашеству, как мы здесь говорили, и его опыт, опыт преподобного, это достояние всех монашествующих. А что он говорил про семью, про тех, кто избрал путь семейной жизни?
Игум. Киприан (Ященко)
— У него, кстати, своеобразная была такая точка зрения. Он, например, советовал девицам поехать на несколько месяцев на послушание в монастырь, чтобы познать опытно, что такое послушание мужу. И он глубоко убеждён, что человек, который прошёл послушание в монастыре, юноша или девушка, они потом будут просто идеальными супругами. То есть монастырская жизнь не препятствует, а может, действительно, даже благоприятствова
Л. Горская
— Спасибо большое, отец Киприан! К сожалению, наше время подошло к концу, и мы будем прощаться с нашими радиослушателями
Игум. Киприан (Ященко)
— Всего доброго!
Деяния святых апостолов
Деян., 6 зач., II, 38-43
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Как христианину правильно организовать свою жизнь? Существуют ли какие-то рекомендации по этому поводу? Ответ на этот вопрос находим в отрывке из 2-й главы книги Деяний святых апостолов, который читается сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 2.
38 Петр же сказал им: покайтесь, и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа для прощения грехов; и получите дар Святаго Духа.
39 Ибо вам принадлежит обетование и детям вашим и всем дальним, кого ни призовет Господь Бог наш.
40 И другими многими словами он свидетельствовал и увещевал, говоря: спасайтесь от рода сего развращенного.
41 Итак охотно принявшие слово его крестились, и присоединилось в тот день душ около трех тысяч.
42 И они постоянно пребывали в учении Апостолов, в общении и преломлении хлеба и в молитвах.
43 Был же страх на всякой душе; и много чудес и знамений совершилось через Апостолов в Иерусалиме.
В только что прозвучавшем отрывке мы находим краткую, но ёмкую характеристику первой Церкви. Говорится, что после проповеди апостола Петра в Иерусалиме к последователям Спасителя присоединилось около трёх тысяч человек. Приняв крещение, они радикально изменили свою жизнь. Книга Деяний описывает, в чём внешне проявлялось это изменение.
Во-первых, они пребывали в учении апостолов. Ученики Спасителя рассказывали вновь крещённым подробно об Иисусе Христе и Его учении. Важной частью этого обучения было объяснение Священного Писания. Несмотря на то, что вновь обращённые, будучи иудеями, знали его с детства, апостолы расставляли в тексте новые акценты. Они показывали, как древние пророчества указывали на пришествие Христово и появление христианства. Благодаря такому обучению Писание оживало. Люди ощущали себя участниками священной истории.
Во-вторых, в прозвучавшем только что отрывке говорится, что уверовавшие пребывали в общении и преломлении хлеба. Иными словами, они регулярно собирались на общественное богослужение, Литургию, для того чтобы принять участие в центральном Таинстве Церкви, Евхаристии, то есть Таинстве благодарения. Это было торжественное собрание, во время которого они причащались Тела и Крови Христовой, а также делили друг с другом трапезу.
В-третьих, книга Деяний святых апостолов сообщает, что верующие пребывали в молитве. Очевидно, что речь идёт о личном духовном делании. Причем под молитвой подразумевается не только словесное общение с Богом, но и всякое дело, которое совершается человеком в присутствии Творца, то есть с непрестанной памятью о Нём.
Заканчивается рассказ упоминанием о том, что «был страх на всякой душе». Под страхом здесь, конечно же, подразумевается не животный ужас, но состояние благоговения и священного трепета, в котором пребывали первые христиане. Ведь благодаря такой упорядоченной организации своей жизни, они получали вполне ощутимые духовные результаты, а именно — опыт реального присутствия Творца. Господь наполнял Своей благодатью саму их повседневность и быт.
Очевидно, что в рамках христианской традиции пути к Богу довольно разнообразны. Вспомним, например, жизнь отшельников, которые уходили в пустыни и пребывали в уединении до конца своих дней. Или судьбу тех людей, которые, видя подвиг мучеников, объявляли себя христианами и тут же принимали смерть, а вместе с ней обретали Царство Небесное. Однако описанный в только что прозвучавшем отрывке путь наиболее универсальный. В каком-то смысле он самый надёжный и безопасный. Следуя ему, все мы, простые люди, можем установить живую связь с Творцом и в той или иной степени навести порядок в своей духовной жизни. Ведь правила предельно просты. Каждый день старайся хоть немножко узнать о своей вере. Найди церковную общину себе по сердцу. Принимай участие в её богослужениях и таинствах. По мере сил служи этой общине. Поддерживай постоянную связь с теми, кто так же, как и ты, идёт по пути спасения. Учись у них, спрашивай совета, сам, если понадобится, щедро делись своим опытом. Наконец, веди личную духовную жизнь. Исполняй заповеди Евангелия и во всех своих делах ищи волю Бога. Говори с Ним чаще, а не только в установленное время утром и вечером. В той степени, в какой проявим усердие и заботу об этих сферах своей жизни, Бог наполняет наше сердце, и у нас появляется опыт Его реального присутствия во всех наших делах.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Любовь — христианский взгляд». Прот. Павел Великанов
У нас в гостях был настоятель московского храма Покрова Богородицы на Городне в Южном Чертанове протоиерей Павел Великанов.
Мы говорили о том, что такое Божественная Любовь, как она проявляется в жизни человека, а также о том, чем отличаются любовь к Богу и любовь к ближним.
Ведущая: Марина Борисова
Все выпуски программы Светлый вечер
«Вера и социальное служение». Наталья Москвитина
У нас в гостях была журналист, основатель фонда «Женщина за жизнь» Наталья Москвитина.
Наша гостья рассказала о своем пути в вере, о том, как для неё связаны смирение и дерзновение и том, как она, несмотря на свои страхи и многочисленные трудности, основала фонд помощи беременным женщинам в сложных жизненных ситуациях. Наталья поделилась, что ей помогает в достижении более внимательной и осознанной молитвы, а также в чем для неё проявляется богооставленность, и что помогает ей выходить из этого состояния.
Ведущий: Константин Мацан
К. Мацан
— Светлый вечер на радио «Вера». Здравствуйте, уважаемые друзья. У микрофона Константин Мацан. С трепетной радостью нашу сегодняшнюю гостью приветствую: Наталья Москвитина, журналист, основатель фонда «Женщины за жизнь». Привет.
Н. Москвитина
— Привет.
К. Мацан
— Будем на ты, как в жизни. Я очень рад тебя видеть в студии радио «Вера». Мы с тобой за последние месяцы, годы на радио «Вера» не раз встречались, и это очень радостно, хорошая традиция, но в основном говорили об общественных проектах, о твоей работе, о фонде. Я думаю, что и об этом тоже мы сегодня поговорим, куда же без этого. Но я очень рад возможности сегодня с тобой поговорить больше о личном, до той степени, до которой об этом можно рассказывать, о вере, о пути к вере, пути в вере, о том каком-то мировоззренческом основании, которое, как мне кажется, стоит за всей твоей общественной работой разнообразной. Вот путь к вере и в вере у человека, как мне кажется, состоит из этапов. Это какие-то открытия за открытием, событие за событием, которые как-то в цепочку складываются, и потом, окидывая так ретроспективно, человек говорит: вот мой путь к вере. Вот какие этапы самые главные на своем пути ты бы выделила?
Н. Москвитина
— Ну ты знаешь, я родилась вообще в Волгограде. И я бы даже сказала в Сталинграде. Несмотря на то, что во время моего рождения город назывался Волгоград, но для меня все что связано с Великой Отечественной войной, со Сталинградской битвой, это не пустой звук. Как-то так случилось, что я очень чувствительно все это воспринимала, я выросла прямо рядом с мельницей Гергардта — это единственное здание, которое осталось после войны, потому что город был полностью разгромлен, и домом Павлова, они рядом между собой. И моя мама, кстати, родилась как раз в доме Павлова. Ну там от дома одна стена осталась, но дом восстановлен был, и вот в этом доме она родилась. То есть это вот контекст моей жизни.
К. Мацан
— А эти вот дома, которые ты перечислила, это, так понимаю, вот точка, которую удерживали в боях...
Н. Москвитина
— Да, 58 дней оборона дома Павлова была. И до реки Волги там оставалось, и сейчас также остается, около двухсот метров — нельзя было сдать этот берег, и у нас говорят: за Волгой для нас земли нет. То есть иначе бы мы не только проиграли бы Сталинградскую битву, но не было бы вот этого перелома всей войны. И мне кажется, отсюда все, то есть вот от такого четкого понимания, что ты можешь изменить, изменив себя, ты можешь изменить очень многое. И мы каждый год обязательно там на 2 февраля ходили в «Сталинградскую битву» в панораму и, в общем, ну казалось бы, все одно и то же, и вокруг были дети как дети, абсолютно нормальные мальчишки и девчонки, которые бегали там между экспонатами, дергали там за косы девчонок, смеялись. Я почему-то всегда это воспринимала очень серьезно. И для меня вот этот вот хлеб, перемешанный наполовину с землей, это все было здесь и сейчас. И я действительно отходила после каждого такого похода еще две недели. Ну там было все это очень реально, как сейчас вот храм Вооруженных сил и музей «1418 шагов к Победе», нечто похожее было, тоже очень современное, и в «Сталинградской битве». И я, честно, даже не понимала, как можно к этому так поверхностно относиться, как мои одноклассники. И это как бы вот жило со мной еще какой-то промежуток времени, пока мы писали сочинения после этого. Ну как бы каждый год одно и то же, но я видела, как война меняет человека, я видела, что такое жизнь на стыке войны, и воспринимала это как ну такой вызов что ли для себя. Я не знаю, как это, в какой-то проекции объяснить. Потому что я все-таки, мне 37 лет уже будет, но почему-то, мне кажется, я недалеко от этого момента ушла и по-прежнему все это проживаю. Момент, что Бог очень рядом, и война — это очень неожиданная вещь, также как и начало и конец жизни: в любой момент жизнь может оборваться, и поэтому ты предстанешь перед Богом. И я училась в духовно-певческой школе. С семи лет, наверное, с семи лет, и изучала Ветхий Завет, историю религий, православие, конечно же, это было. И группа, с которой я училась, была старше меня, я была самая младшая. Там были вообще старшеклассники, то есть мне там было очень неуютно, потому что вокруг были взрослые думающие люди, и я все время была отстающей, моя большая проблема была в том, что я не успевала конспектировать, я вообще плохо писала. И со мной ходила бабушка. И она на задних рядах сидела, все это записывала, и потом мы все это разжевывали дома. И это был период, когда храмы только-только открывались.
К. Мацан
— А это был какой-то твой интерес или родители решили, что нужно ходить в духовно-певческую школу?
Н. Москвитина
— Это даже это совпадение каких-то непонятных вещей. Я не могу сказать, что я туда сама побежала, потому что это просто открылось впервые в городе —духовно-певческая школа. Я до этого ходила на фортепиано.
К. Мацан
— Надо идти.
Н. Москвитина
— Да, надо идти. Но пошли из нашей школы всего три человека: я, моя лучшая подруга и моя одноклассница. И так мы, в общем, до конца и проучились. И вместе с бабушкой я приходила к вере. И параллельно мы с бабушкой все время ходили на службы. Тогда, значит, восстановили Казанский собор, это кафедральный собор в Волгограде, и мы там были на всех службах. Я помню службу пасхальную ночную, и помню до деталей, до запахов — это вот прямо это часть моего детства. Я мало что помню, кроме вот таких ярких вспышек: именно служба, какие-то серьезные моменты моего там нравственного выбора. Например, я с подружкой пошла в магазин, она взяла меня с собой для того, чтобы я вместе нее купила ей сыр. Ну этот момент очень так характеризует детство очень так хорошо. Она стеснялась это сказать и всегда брала меня с собой за хлебом и за сыром там. И нам надо было до магазина дойти, там минут пятнадцать идти, и я все шла и как бы ее отчитывала, говорила: ну когда ты уже, Наташка, сама будешь ходить? Ее тоже Наташа зовут. И когда мы уже пробили этот чек, помню, такие серые чеки были, да, отдельно они пробивались, мы с этим чеком встали уже в отдел. И вдруг перед нами старушка стояла. И на эту старушку продавщица начала очень сильно как-то кричать — что-то было не так, не знаю, может, она чек не пробила, ну я вообще ума не приложу, что там произошло. Но меня это настолько возмутило, и я в момент включилась, и я стала ее защищать и наезжать на эту продавщицу, и говорю: как вы вообще смеете, это пожилой человек... В общем, я сама от себя не ожидала, и вот вся вот эта вот концентрация какой-то там несправедливости, да, вот все, что я тогда переживала, вот все это на мне сошлось. В общем, я решила защитить этого человека и, естественно, продавщица никак... ну она обалдела вообще: какой-то ребенок там, не знаю, десяти лет там, вот так вот себя ведет. И говорит правильные, по сути, вещи. И дальше пошло все вообще не по плану: то есть я обошла прилавок, за ним была дверь, она вела в коридор, и там была написано «Дирекция», и я, в общем, пошла туда. И, значит, я открыла дверь с надписью «Директор», зашла туда и продолжила свой монолог. И не помню вообще ответной реакции, я помню, что мне не было ни стыдно, ни страшно, ничего. Я должна была закончить это, я оттуда вышла совершенно удовлетворенная, что справедливость восторжествовала. И ушла оттуда. В общем, поход за сыром окончился помощью старушке.
К. Мацан
— Вот где предыстория фонда «Женщины за жизнь».
Н. Москвитина
— Ну ты знаешь, я возвращаюсь к каким-то реперным точкам в своей жизни и понимаю, что зачатки были тогда. И еще был момент. Я очень хотела работать с детства, с 12 лет, и я пошла на биржу труда, а туда брали с 14. Но моей подружке было 14. Нас было три, и нам было 12, 13, 14. И провели по документам то, которой 14, а нас как бы просто скопом взяли и сказали: идите, короче, работайте, но по документам вот так вот. Ну типа зарплата одной платилась или что-то, как-то так, не помню. И нас поставили сначала на детский садик, подметать двор, и это было очень тяжело, потому что ну мы были маленькие, а метлы были такие вот, деревянные, там скрученные проволокой из веток, да, вот сама вот эта часть, которая, метет, они были очень тяжелые и очень грубые, и мы за несколько дней натерли такие мозоли, которые кровили. И мы пошли, в общем, это все говорить руководству: поставьте нас куда-то помогать детям, потому что мы, в общем-то, в садик пришли. Но нас не услышали, мы пошли опять на биржу труда, и нас поставили после этого (ну то есть мы как бы везде требовали, что вообще-то надо в соответствии с правилами действовать, да, какой-то все-таки распорядок должен быть) и нас поставили в другой садик. Мы начали там работать, и мы увидели изнутри вот этот весь произвол, когда детей били, там по лицу били, ругались матом, обсуждали свою интимную жизнь — причем это для меня был вообще колоссальный стресс, то есть я услышала эту всю правду отношений между мужчинами и женщинами. Женщины там все, нянечки и так далее, были совершенно не на высоте, и это все слышали маленькие дети. И ну, наверное, предел уже моего терпения был, когда на моих глазах ребенка, которой не говорил еще (это самая такая ясельная группа) били прямо по щекам.
К. Мацан
— Кошмар.
Н. Москвитина
— А до этого все накопилось. То есть мы видели, как они наливают в чайник воду из-под крана, как будто бы кипяченая вода. Ну вот все вот это вот, вся неправда, она была перед нами. А мы дети, мы вот как бы очень искренние. И я решила рассказать это все маме этого ребенка. Она меня не послушала. Ну естественно, я сама ребенок. И тогда рядом с домом был, я не знаю, вот я воспринимаю сейчас, это был какой-то фонд «Семья» — я не знаю, вот 90-е годы, что это на самом деле было, ну какая-то вывеска была, связанная с помощью семьям. И мы туда втроем пришли. А нас еще, так интересно, раскидали по разным группам, чтобы мы между собой не общались. Но когда мы вечером обсуждали, у каждого в группе было одно и то же. И мы пришли туда, и я все это по полочкам рассказала, что вот так вот и надо с этим что-то делать. И, наверное, это было со стороны просто очень революционно: три ребенка, которые возмущенно вот это все рассказывают и ищут, как можно помочь другим детям. И эта женщина сказала: вы что, ну в принципе это все ужас, кошмар, и с этим нужно что-то сделать. Но по закону мало что сделаешь, потому что доказать это — как докажешь. Еще мобильных телефонов же не было. И она спросила: а как там вообще на кухне? Чисто, нет? Ну и тут, конечно, просто у меня там список был подготовлен, там и тараканы, и все. И на следующее утро, когда мы пришли в садик, там уже стояла пожарная машина, скорая, всех вывели из садика и началась проверка. С тех пор на биржу труда меня не брали. Но в 14 лет я устроилась уже работать внештатным корреспондентом в газету. И это, в общем, просто шло по нарастающей, понимаешь, это были какие-то зачатки. Но в целом, наверное, самое интересное для меня это помощь людям и сами люди. Вот сами люди. И в какой момент человек пересекается с Богом и осознает это или не осознает, но уже есть какое-то вмешательство Бога, как меняется его жизнь, меняется ли, и как это можно спроецировать и на меня. То есть это всегда опыт: смотря на других людей, ты понимаешь, что человек рядом с тобой, он всегда выше, глубже, правильнее и удивительнее. И рядом все люди, они ну как бы хорошие и уникальные, да. Я ну вообще вот не воспринимаю людей, что они какие-то не такие, они там подлецы. Мы все подлецы, и мы, у каждого есть это испытание. Мне кажется, Бог как-то так вот проверяет нас, что мы думаем, что у нас будет проверка на то, на то — там не солгать, там еще на что-то, на самом деле нас на какие-то другие вещи проверяют. Вот сколько я смотрю судеб других людей — это очень нестандартные ситуации, где-то даже очень такой искренний диалог с Богом, когда ты не можешь спасовать, ты тоже должен как бы давать такой, в полный рост, ответ Ему, где-то делая вот неправильные что ли вещи. Как у Луки Войно-Ясенецкого, когда произошел спор, когда Господь ему говорил, что ты должен выбирать: или ты пишешь книги, или ты оперируешь. Я вот ну сейчас детально не помню, но меня это поразило, и я поняла, что этот диалог, он у каждого происходит, это какой-то, может быть, даже дерзновенный диалог, но где ты смелый. И вот Бог любит смелость эту, когда ты можешь ответить и тебе есть что сказать.
К. Мацан
— Наталья Москвитина, журналист, сегодня с нами в программе «Светлый вечер». А у тебя этот диалог по поводу чего?
Н. Москвитина
— Наверное, за других людей. Вот очень много видя таких случаев, очень разных, когда люди себя очень по-разному ведут, вроде как превращаешься в такого ходатая что ли и...
К. Мацан
— За них перед Богом.
Н. Москвитина
— Ну да. Ну то есть я в корне изменилась вот через свое это социальное служение. И началось социальное служение с такого моего дерзновенного, знаешь, запроса: я не хотела идти в антиаборты, я так и сказала, что только не в антиаборт. Я очень долгое время просила Бога, чтобы Он меня поставил послужить. И я это видела как достаточно непростой выбор, потому что я не видела себя ни там, ни там, ни там — я везде себя пробовала и после миссионерских курсов я не знаю, где я не была. И ну это и кормление бездомным, это помощь людям после неудавшегося суицида, это и отправка посылок в тюрьмы, это и помощь беременным, и разная антиабортная деятельность просветительская, и помощь отказникам. И все, знаешь, вот как будто бы ну что-то, вот ну то есть я искала, искала — это было очень тяжело прямо, я очень переживала, это длилось долгие годы. И я примерно раз в неделю ездила в храм Христа Спасителя, к мощам Филарета Дроздова — ну как для меня это был святой миссионер, который поможет мне, человеку после миссионерских курсов, как-то определиться. И там был и спор, там было и выпрашивание, там было, ну то есть все: я говорила и с напором, прося, и так, и так. Раз в неделю то есть я стабильно ехала к нему, как к родному человеку, и на коленях просила: укажи мне путь, ну как-то за меня попроси Господа, ну что делать женщине? Мужчине очень легко, он может ну хотя бы алтарничать. А что можно сделать женщине?
К. Мацан
— Как ты почувствовала, что вот ответ пришел, если он пришел?
Н. Москвитина
— Ну он пришел.
К. Мацан
— Что вот это вот теперь я на своем месте, через что это воспринимается человеком?
Н. Москвитина
— Это вот через мою дерзновенную фразу: только не в антиаборт — это совершенно точно. И я сказала, что только не туда, потому что это расчлененка, это достаточно агрессивная деятельность — ну то есть я так ее видела, она такая была.
К. Мацан
— Когда говоришь: только не в антиаборт — ты имеешь в виду что только вот не этим видом социального служения я хочу заниматься. Чем угодно, только не этим.
Н. Москвитина
— Вот-вот.
К. Мацан
— И именно этим пришлось.
Н. Москвитина
— Да, да. Н у это как бы так Господь ставит. Ну если ты там на расслабоне это все делаешь, то это ну не жертва.
К. Мацан
— Ну вот этот момент, когда ты, не знаю, соглашаешься, или понимаешь, или чувствуешь, что вот да, это я на своем месте. Спрашиваю, потому что многие, думаю, наших слушатели, которые размышляют о вере и об отношениях с Богом, вот этим вопросом задаются: как вот как понять, что я сейчас здесь, где должен быть и вот это, грубо говоря, это Божия воля?
Н. Москвитина
— Ну во-первых, это правильно задать вопрос, найти тон и не вымучивать его. Я просто подошла к этому вопросу вплотную и задала его очень искренне. То есть это был прямо... Ну я поняла, что там, там, там я была и что похоже, что самое очевидное — это антиаборты. Ну я так и сказала: все что угодно, только не кидай меня в терновый куст. И повторила это несколько раз. И после этого мои друзья сказали... Ну прошло, я не знаю, несколько месяцев, наверное, я прошла через развод. И это был очень сложный период, когда ко мне пришли друзья в гости и, видя, что я в тяжелом очень состоянии, сказали: ты не хочешь вообще вот ну какое-то движение женское открыть, помогать другим женщинам? Ну вроде как это было из головы, то есть это было: ну тебе плохо — ты помоги другим, все равно вокруг тебя столько беременных крутится. Это, правда, было на тот момент — и беременных, и бесплодных, и тех, кто после бесплодия рожают. И как бы вроде такие наметки уже были, да, промыслительного пути, но воедино это не собиралось. И наверное, отсюда, от моего отрицания и пошел этот вот запрос. И вот ровно там через небольшое время я встала и вот перед этим выбором уже сама, я интуитивно чувствовала, что вот это оно. Но после того, как я решилась на это, где-то было полтора года очень тяжелых метаний, очень. Потому что деятельность, ну откровенно говоря, не по силам, невозможно где-то этого ресурса набраться и спокойно заниматься антиабортом. Антиаборты — это там, где смерть откровенная, где убийство, это все очень сильно ощущается, это очень сильные человеческие драмы, это где и любовь, где интимная сфера — это вот просто все на грани. И я, естественно, хотела развернуться и уйти. То есть у меня все время было такое чудовищное просто испытание. Я человек, который, ну мне вообще не свойственно поворачивать назад, вот это вот оборачиваться. Взявшись за плуг, не оборачивайся — это очень вообще мой девиз. Но тут я сомневалась, что это мой путь. То есть я, уже встав, все время у меня голова мне не давала покоя. Почему, потому что, открыв вот этот, ну сначала это не фонд был, это было волонтерское движение, в очень большом количестве пошли эти женщины. И первое, что нужно было, это помогать материально. Нашлись там психологи там, гинекологи, но людям конкретно там нечего было есть, а денег не было вообще. И я вкладывала свои деньги после развода, да, и это все было просто на разрыв аорты. Я искала, я встречалась со всеми, с кем, мне говорили: с этими не встречайся, эти плохие, эти еще хуже, а эти вообще там, да, — я ко всем трем категориям ходила. И у меня не было никаких предубеждений, потому что эти женщины — вот они везде, у них есть имена, фамилии, у них есть там, они сейчас перед этим выбором. Мне было вообще не до этих вот размышлений глубоких. Но я не могла понять: если Господь не дает вот этой стабильности уже тогда фонду, а для меня это все вообще было в новинку, я не знала, как фонд собирать, и в моей записной книжке — это было очень важно, — не было ни одного телефона, на кого бы я могла опереться. То есть не было никаких сильных людей вообще. То есть и мне пришлось само стать сильной. Это для меня самый главный вызов в жизни. Я всегда считала, что я очень слабая. Вот чему меня научил фонд — я узнала, что я сильная. Ну я до сих пор считаю, что я слабая, но я просто вижу результат деятельности. И меня метало так, что я ну если не каждый вечер, то, видит Бог, там первые полтора года восемьдесят процентов моей деятельности сопровождалось горючими слезами по ночам. Я прямо реально плакала навзрыд перед иконами. И у меня перед иконами такой коврик, и этот коврик просто слышал все. То есть я прямо навзрыд кричала и говорила: Господи, ну почему я тут? Что мне делать? Почему, если Ты меня туда поставил, что я должна этим женщинам сказать? Мне же надо конкретно им помогать. И ошибок тоже было много. Ну они и до сих пор есть. Я как бы абсолютно четко осознаю, что тут нет какого-то проторенного пути, это очень сложная деятельность, и она получается только потому, что ты рискуешь. И какое-то большое дело, оно всегда сопряжено именно с риском, с тем, что ты всегда будешь ошибаться, как бы ты ни старался, все равно, вот эти вот падения, они дают вообще-то...
К. Мацан
— Скажи, вот ты в начале программы упомянула, что такой твой какой-то принцип, твое мирочувствие — это что вокруг прекрасные люди, все лучше меня. Как один священник у нас в эфире, мне кажется, замечательно сформулировал, что смирение — это когда не я хуже всех, а все лучше меня. А с другой стороны, ты говоришь о разных трудных ситуациях, в которых очень легко в человеке разувериться. Не в женщинах, допустим, которым требуется помощь, а в том, кто их бросил, например, или в тех, которые помогают или не помогают, но обманывают. То есть ты видишь такую достоевщину, о которой я, допустим, могу только догадываться, а ты в ней живешь и работаешь часто. Как не разочароваться в людях?
Н. Москвитина
— Ну не знаю.
К. Мацан
— Хороший ответ.
Н. Москвитина
— Ну честно, не знаю. И бывают такие моменты, когда ты очень сильно устаешь, и ну как-то вся вот эта вот несправедливость жизни, неправильных поступков людей выходит на передний план, и ты понимаешь, да какое ты вообще ничтожество, что ну, грубо говоря, я вот выйду отсюда и скажу: вот я сказала, что там все люди хорошие. Ну а не ты ли думала вот... Ну это я все, и это все я, да. Я только боюсь быть неаккуратной к людям. Я очень обычный человек и, может быть, хуже всех тех, чьи ошибки я наблюдаю каждый день, просто грешу, наверное, другим. И я боюсь в своей вот этой вот какой-то, ну своими установками, думая, что я там лучше, вот это вот все — это же неистребимо вообще, да, — поранить другого. Поранить человека, который ну явно что-то делает абсолютно там против совести, там ну те же аборты или измены, этого всего очень много. Но столько раз я убеждалась в том, что это вообще не правда жизни, что это настолько на поверхности, что эти люди могут быть святыми. Я же не могу увидеть там нимб или что-то, но это настолько чувствуется. Люди, которые женщины, совершили аборты, люди, которые предавали — столько вот как бы этой грязи ты видишь, слышишь, перевариваешь, очень тяжело это дается, и потом — раз, ты человека видишь с другой стороны. И ты поражаешься, что ты намного хуже. Вот.
К. Мацан
— Вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» Наталья Москвитина, журналист, основатель фонда «Женщины за жизнь». У микрофона Константин Мацан. Не переключайтесь.
К. Мацан
— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Еще раз здравствуйте, уважаемые друзья. У микрофона Константин Мацан. В гостях у нас сегодня Наталья Москвитина, журналист, основатель фонда «Женщины за жизнь». И мы говорим и о Наташином социальном служении, о том, как это связано с мировоззрением, с верой. И вот как раз, может быть, к этому второму измерению этой темы я хотел бы обратиться. Мне как-то, помнится, в свое время в одной из наших бесед (я уже, честно говоря, не помню, это была частная беседа или интервью твое было) поразила, очень согрела история, ты просто рассказывала о своем опыте, что время от времени ты уезжаешь из города на какой-нибудь отдаленный домик где-нибудь в лесу, просто гуляешь и просто разговариваешь с Богом. Я почему эту историю запомнил, потому что настолько это непохоже на то, как мы обычно думаем при слове «молитва»: вот либо церковная служба идет, люди стоят и молятся лицом к алтарю, либо какие-то тексты произносишь — чьи-то древние, святые, глубочайшие тексты, но вот какие-то не твои. Либо там дома стоишь. Если человек совсем на Церковь смотрит со стороны, то молитва это, как правило, кажется, какое-то выпрашивание чего-то, такое вот настойчивое домогательство до Бога, что вот хочу так, сделай, как я хочу. А ты рассказывала об опыте, который совсем не похож на это, какой-то просто разговор с Богом, и обращение к нему «Папочка» — вот что это такое, чем это важно?
Н. Москвитина
— Ну я прошла такой путь от Иисусовой молитвы, и почему-то нашла свой абсолютно другой диалог. Он именно мой, и вообще вот эта вся история про то, что мы все очень разные, и Бог с нами общается, исходя из наших внутренних настроек. И мне куда ближе благодарить Папочку и говорить, что я Его очень сильно люблю, это придает мне силы, я чувствую, что Он рядом. И вообще неважно, что как протекает день, но нужно обязательно найти вот эту вот волну. Иногда бывает еще вот такой лайфхак, там можно, да, уехать куда-то за город, в природу, найти какой-то свой уголок, именно только вот твой, может быть, даже никому не говорить, где это. Ну я так поступаю, я конкретный адрес и геоточку никому не говорю. Но еще есть такое, что я выезжаю на Садовое кольцо и делаю круг, то есть я вот в своем потоке еду и все это время молюсь, то есть мне не надо отключать мозги на то, где свернуть и так далее. Вот это определенное время занимает и очень помогает. Однажды я как бы случайно на это вышла, а потом поняла, что это классный такой ход для того, чтобы уединиться с Богом.
К. Мацан
— В городе причем.
Н. Москвитина
— В городе, да. Ну какой-то смысл есть и в этом цикле, то есть этот круг ты проживаешь, как-то все переосмысливаешь. Ну вообще духовная жизнь — это долгий-долгий путь, я думаю, до конца жизни мы не сможем это все препарировать до конкретных форм, у всех очень по-разному. Но я вот просто кайфую от того, что Бог дает какие-то еще возможности найти к Нему обратиться, и я думаю, что для определенного периода хорошо все: и молитвы по молитвослову, и молитвы, выученные наизусть, те которые ты ну от сердца, пусть их несколько, но от сердца, и Псалтирь, и вот именно вот какие-то вот такие вещи, из ряда вон выходящие.
К. Мацан
— Ну когда я вопрос задавал, конечно, я ни в коем случае не хотел обесценивать и церковную молитву, и молитву по молитвослову. Но вот почему еще так мне это запало в душу, твой рассказ про вот это вот обращение к Богу «Папочка», и это, кстати же, вполне в традиции: «Авва, Отче!» — «авва» это же и есть «папочка», это уменьшительно-ласкательное обращение.
Н. Москвитина
— Это я да, от тебя уже узнала.
К. Мацан
— Можешь приходить почаще. Я почему еще это так запомнил, потому что мне кажется, не знаю, так это в твоем случае или нет, вот прийти к такому обращению к Богу, к такому состоянию — это ну это не просто так, это что-то значит во внутреннем мире. То есть, видимо, был какой-то запрос, это как какой-то результат какого-то пути. Вот что это, желание все-таки пережить отношения с Богом как с Отцом, нехватка Отца в метафизическом смысле, Небесного, желание защиты, осознание собственной слабости и обращение — ответом на что было это вот, этот лайфхак?
Н. Москвитина
— Ну я думаю, что я очень слабая на самом деле. И несмотря на то, что жизнь меня ставит в такие условия, где мне нужно быть очень сильной, я открываю себя с сильной стороны, на самом деле я абсолютно не такая. Очень много граней, и я не могу ничего сделать с тем, что я все равно человек, который живет в таком внутреннем патриархате своей головы.
К. Мацан
— Это как?
Н. Москвитина
— Ну я все-таки считаю, что над женщиной должен быть мужчина, а над мужчиной должен быть Бог. Но я сейчас проживаю этап, период, когда у меня нет мужа, я стала главной для детей. Нет, ну отец присутствует в жизни детей, но тем не менее я как бы одна. То есть в отношениях в этой парадигме я и Бог, и я вот тут, в этом земном пути как одиночка двигаюсь, и надо мной есть только Бог, и Он мой начальник. И Он, я Его очень люблю, прямо вот я не могу это скрыть. И другой параллели как общение с Отцом у меня нет. И у меня были очень хорошие отношения с отцом, то есть это такой классический пример доброго, образованного, какого-то вот ну прямо идеального отца, которого я потеряла там как раз в один из периодов духовного роста. И я думаю, что Господь дал такой костыль, то есть Он открылся больше в тот момент, когда забрал отца. Ну как бы я, мне очень комфортно в этих отношениях, я не представляю, как можно по-другому, мне прямо очень гармонично, я всегда знаю, что папа со мной.
К. Мацан
— А вот если то, о чем мы говорим, переносить на отношения детей с Богом. Я имею в виду что, я вот по себе сужу, есть какое-то свое переживание общения с Небесным Отцом, и оно внутреннее, радостное, оно внутренне очень много значащее для тебя, и ты хочешь, конечно, чтобы дети испытали что-то похожее. По-своему, но что-то похожее. И при этом я сталкиваюсь с полной невозможностью это передать, этому невозможно научить. Это только может ребенок, взрослея, сам пережить. И тут же думаешь: а вдруг, вдруг не переживет? А вдруг я делаю что-то не так? А вот что здесь как родитель ты думаешь? Просто довериться, отдаться на волю Божию? Что может сделать мама или папа в этой ситуации, как тебе кажется?
Н. Москвитина
— Я что-то. похоже, хуже тебя, потому что не думаю об этом.
К. Мацан
— Ну почему же хуже, может, наоборот.
Н. Москвитина
— Ну я просто понимаю, что это не зона моей ответственности.
К. Мацан
— Хороший ответ.
Н. Москвитина
— Я могу свою жизнь проживать максимально откровенно и искренне перед детьми, и они уже свой выбор делают.
К. Мацан
— А дети в алтаре, мальчики, я знаю.
Н. Москвитина
— Ну да, да.
К. Мацан
— Интересуются.
Н. Москвитина
— И я не могу же их... ну то есть я даже не предлагала это, вот начнем с этого, да. И оно вот идет само, и ну наверное, будут какие-то периоды охлаждения. Ну, в общем, это все так и должно быть. Я должна это заложить сейчас, и я просто как-то без насилия это закладываю. Мне кажется, это нормально. Ну то есть они станут взрослыми, именно вот от вот этих вот испытаний — терять Бога, находить Бога, — именно так они и станут зрелыми. Даже не то чтобы взрослыми, можно быть и в пятьдесят ребенком, да, можно там в четырнадцать осознать.
К. Мацан
— Слушай, ну вот очень интересная фраза, важная мысль: это не зона моей ответственности, ты сказала. Я думаю, что для кого-то из наших слушателей это может прозвучать как формула пофигизма. Я не имею в виду, что ты это закладывала, но очень часто, когда человек говорит: а, это не моя ответственность — это такое «с меня взятки гладки». И понятно, что ты не про это говоришь, но в чем, как тебе кажется, разница между таким вот пофигизмом и между тем, когда это какое-то здоровое, не знаю, осознание своей ограниченности и доверия Богу? Что такое доверие Богу вот в этом смысле? Как бы ты это объяснила, допустим, человеку, который, не знаю, сомневается?
Н. Москвитина
— В смирении, мне кажется. Ну ты понимаешь, что ты... ну это не моя зона ответственности именно в том плане, что я не могу сделать больше, чем я делаю. И смысл того, что я приведу детей, людей, там подопечные те же дети? Я могу применить все свои методики там миссионерских курсов, но только я сломаю человека, и будет грош цена этому, я отверну от Бога. Это будет работать какое-то время, а потом что? То есть человек должен падать, набивать свои шишки, это проходить через боль. В человеке очень много боли, и он должен вырасти через это, через вот эти вот сломы, как, знаешь, кость срастается, там все равно это место болит. У каждого на протяжении жизни есть какие-то вот такие точки — смерти, какие-то, не знаю, падения там собственные, я не знаю, ощущение собственной некомпетентности, где ты понимаешь, что ты один. А если ты один, то на кого ты можешь опереться? И вот тогда только ты осознаешь, что вообще-то есть Бог. И вот в этом момент Он оказывается прямо очень рядом. Грош цена из того, что я это все объясню. Я же не дам им пощупать, я там вложу в голову, но я могу отвернуть человека. Поэтому вот за это я ответственна — за то, что я отвернула его от Бога. Поэтому я говорю в отношении свои детей все Богу, а не детям. Ну это же такая известная формула, да, но мы ее вроде бы как понимаем головой, а когда дети стали взрослеть, я это просто прочувствовала изнутри и сделала уже по интуиции.
К. Мацан
— У митрополита Антония Сурожского есть такая мысль, он вспоминает евангельский пример слепца Вартимея, слепца, который сидел у дороги и, когда Христос проходил мимо, вот он воззвал к Нему, и Христос его исцелил. И владыка Антоний этот пример приводит как опыт человека, который находился в крайнем отчаянии, в последнем отчаянии, когда нет никакой надежды на себя и ни на кого, когда вот полная, как бы мы сказали, безнадега, вот тогда изнутри этого отчаяния можно подлинно обратиться к Богу, вот тогда возникает надежда. То есть человек претворяет это последнее отчаяние на самом деле в настоящую надежду. Вот я сейчас говорю — ты киваешь. Ты понимаешь, о чем говорит владыка Антоний на практике, ты это проходила?
Н. Москвитина
— Постоянно я прохожу. Я вот постоянно на этом днище, знаешь, сижу и кричу, потому что ну больше уже, ниже уже никуда не опуститься. Но у меня другая аналогия: мне кажется, что это как в открытом космосе, где ты один, скафандр, и вот эта пуповина кислорода — это пуповина с Богом. Ну и вообще моя тема, понимаешь, это новорожденные, и тема пуповины мне очень близка. Я вот реально как-то метафизически проживаю и ощущаю эту пуповину с Богом, она никуда не девается. И тема моя сложная тем, что это тема смерти, и очень много смертей как абортов, и смертей детей, которые были рождены, и абстрагироваться от этого сложно. Я говорю про днище, потому что понимаю, что ну у тебя очень ограничены ресурсы, ты вообще ничего не можешь сделать. Ну, по большому счету, ты можешь только молиться и все. И ты видишь, как перед тобой происходят всевозможные чудеса, и все за тебя делает Бог. Вот эта вот пуповина, она никогда никуда не денется. И мы рождаемся в одиночку — вот мы лежим, голые, мы можем погибнуть там через несколько часов, если мама нас не покормит, да, это абсолютное одиночество, пустота вокруг, и только присутствие родителей спасает тебя. И мы заканчиваем жизнь часто тоже немощные телом, наши дети уже ухаживают за нами, мы превращаемся в таких пожилых младенцев, и это же, представляешь, очень страшно: ты понимаешь, что ты сейчас опять будешь проходить через вот эти вот неведомые вещи. Мы не знаем вообще, что там будет, что было вначале и что будет в конце, и связь у тебя есть только одна — с Богом. Поэтому ты кричишь и просишь, чтобы не быть оставленным.
К. Мацан
— Наталья Москвитина, журналист, основатель фонда «Женщины за жизнь» сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Есть такая фраза, которую часто мы, люди верующие, используем: «Слава Богу за все!» И, как мне кажется, мы нередко ее используем просто как фигуру речи, а еще чаще как такую благочестивую отговорку, стиснув зубы: «Как дела? — Да слава Богу за все!» Но мне кажется, что в тех ситуациях, в которых ты по жизни бываешь, и то, что ты описываешь даже в рамках нашего разговора, как-то заставляет к этой мысли, к самому этому состоянию души — «слава Богу за все» — по-другому относиться. Вот что такое сказать «слава Богу за все» в ситуации действительного кризиса? Может быть, ты видишь людей, которые так рассуждают, которые так, которые имеют на это силы?
Н. Москвитина
— Это очень сложный вопрос на самом деле. И я не знаю на самом деле на него ответа, потому что очень часто за этой фразой скрывается лицемерие.
К. Мацан
— Да.
Н. Москвитина
— И я вообще перестала употреблять так часто. Ну то есть это какой-то период, когда ты в это веришь и ты искренен в этой фразе. А в какой-то момент, когда ты видишь, что многие вещи совершенно не по воле Божией, а по воле человека происходят, то как бы, наверное, неправильно и говорить: «слава Богу за все». В общем, все как-то очень непросто в этой жизни. И не могу сказать человеку, у которого только что дочка вышла из окна: «слава Богу за все», понимаешь?
К. Мацан
— Ну конечно же, я не об этом говорю. Я скорее говорю о том... Вообще это было странно кому-то эту фразу говорить, в чужом страдании, это понятно.
Н. Москвитина
— Да.
К. Мацан
— Скорее мы говори о себе, когда случатся какая-то беда, ну которую человек субъективно переживает как беда. Нет смысла меряться, у кого тяжелее беда, но в этой ситуации очень трудно сказать: слава Богу за все. А с другой стороны, ты видишь, ну не ты, а мы видим примеры (но хотя ты, наверное, как раз таки их видишь, у меня-то они умозрительные), когда человек действительно в тяжелой ситуации действительно подлинно смиряется, и от него исходит такой свет и тепло, и ты думаешь: как это возможно? Вот бывали такие опыты у тебя?
Н. Москвитина
— Вот как раз сегодня, как раз вот этот вот кошмарный случай, который я сейчас описала — это самоубийство девочки, которая вышла в окно. Но перед этим был ряд таких событий... и там все очень ну как бы не так, как видится с первого взгляда, и ты понимаешь, что там могут и отпевание разрешить. И ты общаешься с мамой этого ребенка, и это все очень тяжелое испытание и для меня тоже. И меня очень сильно поражает и приподнимает этого человека на, не знаю там, на много ступеней выше меня, когда в конце такого очень тяжелого диалога, когда мама ребенка сидит перед моргом, она мне пишет: «Христос воскресе!»
К. Мацан
— Потрясающе.
Н. Москвитина
— Да, понимаешь, а там, там вот реально самоубийство, да, и это ребенок. Но ты вот в этот момент проживаешь физически понимание, что Бог милостив. Потому что мать этого ребенка, мать единственного ребенка, да, она в это верит. И как ты можешь в это не верить, если она верит?
К. Мацан
— Что самое трудное для тебя в вере, в пути в вере?
Н. Москвитина
— Потеря Бога.
К. Мацан
— А бывало это?
Н. Москвитина
— Постоянно, конечно.
К. Мацан
— Ну вот я в принципе ожидал ответ: постоянно. Но это же, наверное, не потеря радикальная...
Н. Москвитина
— Ну нет.
К. Мацан
— Ты же не становишься неверующей.
Н. Москвитина
— Ну такое, наверное, уже невозможно. Хотя все возможно, да.
К. Мацан
— Ну, кстати, тоже интересная тема: вот потеря Бога, которая вот чувство богооставленности, которое посещает и верующих. Это, кстати, тоже такой стереотип о верующих людях как о тех, кто как будто бы вот пришел, осознал...
Н. Москвитина
— Как будто бы у них иммунитет.
К. Мацан
— И дальше вот такая ровная, приятная дорога ко спасению. А с другой стороны, кажется, вот эта богооставленность — что-то такое ужасно кризисно-критичное, крест на всей биографии: вот он, значит, пережил состояние сомнения — как же так? Вы, верующие, переживаете состояние сомнения?
Н. Москвитина
— Нет, ну сомнения ладно. А вот я, например, с глубоким трепетом, и даже не знаю, как описать свое чувство, смотрю на людей, которые действительно пошли на какой-то радикальный шаг — например, ушли из монастыря. И как это, ну как бы сложно это все разложить по каким-то полочкам, понять, как люди после этого живут, и что они пережили, и как-то их обвинять, наверное, неправильно.
К. Мацан
— Но твоя потеря Бога, богооставленность, которая ежедневная, ты сказала — это про что?
Н. Москвитина
— Это про потерю радости.
К. Мацан
— А вот как?
Н. Москвитина
— Ну Бог — это все-таки ощущение такой благодати, полноты, без сомнений, понимание собственной какой-то неуязвимости, потому что ты не один. Но по факту все бывает совсем наоборот. То есть ты, наоборот, как тростинка, понимаешь, что куча разных испытаний и духовных, и физических, и нравственных перед тобой каждый день, и ты не в лучшем виде перед самой собой предстаешь. И ты судорожно, как это в темной комнате, начинаешь искать, где Бог. Потому что иногда ответы даются очень просто, ты понимаешь, что вот Он, рядом, и проблема не проблема, но в основном-то все наоборот. Куча разных вот эти вот испытаний, в которых ты не знаешь, как тебя судят — вот в чем проблема. Ты думаешь, что тебя по этим критериям смотрят, а потом полдня прошло, и я думаю: а ведь на самом деле это было вообще про другое, я на это не обратила внимания.
К. Мацан
— А вот можешь на примере пояснить, по какими критериям нас судят, как тебе кажется?
Н. Москвитина
— Ну ты закладываешь какие-то базовые вещи, там вот это вот все: не лги там, не лицемерь там, не завидуй...
К. Мацан
— Но это немаловажные, хоть и базовые вещи.
Н. Москвитина
— Да, да, но понимаешь, а есть еще какие-то вещи, которые ты думаешь, что ты этим не грешишь. Вот, например, вот прямо абсолютный пример, хотя он такой, часть исповеди буквально: я всегда думала, что я не завидую. Вот ну я думаю: вообще зависть — не про меня. Но когда ты начинаешь разбирать ход собственных вот эти вот душевных ну не терзаний, а движений души, то вдруг думаешь: а что это было, если не зависть? Вот это вот такое там, на 0,3 секунды, что это промелькнуло? А когда на исповеди священник говорит: да ты вроде не завидуешь, я говорю: да вроде да, и не завидую. А вот откуда это все берется? И вот за это и осудят. То есть ты вроде бы все сделал правильно, и ты еще думаешь: да и я вообще, грехов-то особо нет. А они есть. Ты чем дольше живешь, ты понимаешь, что а еще, оказывается, вот такой у меня пласт есть, до которого вообще раньше не добирался. Вот как с этой свечкой ходишь, да, и все больше и больше открывается. И потом фонарь включается — там вообще все паутина, грязь и свалка. Это именно что надо хорошо присмотреться к собственным грехам, особенно когда этот список у тебя уже утвержден, да, годами.
К. Мацан
— И заламинирован.
Н. Москвитина
— Ага, ага. И пора все, открывать эту толстую книгу, которая есть у всех дома, это список всех грехов, там такой, знаешь, томик, где там все до мельчайших подробностей, и заново смотреть на себя, брать этот фонарь и высвечивать.
К. Мацан
— Но вот то что ты сказала, потеря радости, а как она возвращается? Вот логично предположить, что потерял радость — ищи? Или это вернется само, когда Бог захочет? Или надо как-то себя, ну если угодно, настроить, чтобы из этого состояния богооставленности выйти? Вот я тут понимаю, что нет единых критериев и какой-то волшебной таблетки, но о чем говорит твой опыт?
Н. Москвитина
— Через усердие. Через прямо взять себя и тащить в ту сторону, от которой ты отходишь. Ну как машина, вот она когда едет, даже по ровной дороге, она все время какой-то крен дает — чуть-чуть ты, на сантиметр, влево руль, вправо руль. А где-то тебя — раз, вообще как занесло, да. А ты вроде бы едешь, и вроде это та самая полоса, ну то есть духовная жизнь идет, ты знаешь, что это МКАД, 110 километров, и все, я доеду. А на самом деле ты так по чуть-чуть, по чуть-чуть склоняешься. И только в собственной воле, прямо усилием, понуждением, возвращать себя на исходные позиции, зная свои особенности. И тогда Бог сразу рядом становится.
К. Мацан
— А исходные позиции — это что?
Н. Москвитина
— Наверное, это понимание каких-то своих основных грехов, и вот подрихтовать себя. Ты привыкаешь к себе, ты даешь себе слабину где-то, ты любишь себя короче, всю жизнь ты все равно себя любишь. Как бы ты там что на радио «Вера» не рассказывал, как бы ты там ни пытался там вписать еще три греха на исповеди, но, по большому счету, ты все время себе даешь поблажки. Когда ты расслабляешься, это все куда-то исчезает, и ты думаешь, что ты почти святой человек. А надо очень трезво на себя смотреть. Ну, может быть, даже не щадя себя. Поэтому, знаешь, я когда все эти истории про психологов, сейчас такие новомодные, что вот там надо себя любить, постольку поскольку вообще не очень это все люблю, вот это вот вечное ковыряние в детстве, что там что-то, какие-то травмы. И я вот прямо реально в это не верю, потому что есть все-таки какие-то установки у каждого, какая-то конституция души. То есть вот склонность к греху, например, да, в общем, ты вот ты уже уязвим, и ты уже несовершенен рождаешься. И встречается кто-то в твоей жизни, кто ну как-то там вмешивается, что-то там, где-то тебя повреждает, да, и нельзя на это смотреть как на безусловное зло. То есть мы в принципе несовершенны. Мы что, святые что ли? Нет. И Бог дает возможность и через этих людей тоже как-то нас подрихтовать. Вот Александр Пушкин, например, его мама не очень любила, вот за какие-то странные вещи, типа он грыз ногти и все время терял свой носовой платок, да. А другого своего сына, Льва, она любила. Но Господь Бог дал Арину Родионовну, да. И мы вот знаем вообще абсолютного гения, там «наше все». Но что, он работал с психологами? Нет, он прошел через вот эту свою там агонию, вода и медные трубы, какая-то там мама грубоватая, добрая бабушка. Если бы ему дали пяток психологов, то мы бы не получили гения. Это все закладывается, нет ни одного касания человеческой души с другой душой, в результате которого ну как будто бы что-то случайно и пошло не так.
К. Мацан
— Ну все-таки не будем на волнах радио «Вера» совсем обесценивать психологов. Они у нас часто бывают в гостях и людям помогает, если люди в этом себя находят и находят в этом пользу, и помощь, то дай-то Бог. Но мне важно то, что ты говоришь, кажется, потому что мы же нередко, скажем так, особенно опять же я себе воображаю человека, который смотрит на Церковь со стороны и понимаю, что для такого наблюдателя очень часто церковь — это еще один вариант психологической помощи: кто-то там неверующий — он идет к психологу, кто-то для себя решает идти к священнику, в церковь. Но в принципе все это одно и то же, некоторые одни и те же формы какого-то достижения комфорта внутреннего состояния. Хотя вот те же самые психологи говорят о двух разных подходах в психологии в этом смысле и в храме на исповеди. В одном случае ты как-то примиряешься с собой и как-то немножко успокаиваешься, наверное, в разговоре с психологом просто себя лучше понимать начинаешь, а покаяние требует другого, ну в каком-то смысле противоположного — изменения себя, исправления себя. И одно другому не противоречит, но, может быть, в принципе друг друга и дополняет. А вот из того, о чем мы говорим с тобой сегодня, из того, о чем ты так проникновенно рассказываешь, несколько раз ты слово «смирение» произнесла. Хотя то, что ты рассказала до этого про свое детство — про поход к директору магазина, про работу в детском садике, про то как вообще возникал фонд «Женщины за жизнь», — скорее мне кажется, что твоя жизнь в большей степени описывается словом «дерзновение». Вот не смирение, а дерзновение. Хотя, как известно, тоже это не противоположность, это не оппозиция. Как для тебя связаны смирение и дерзновение?
Н. Москвитина
— Ну к себе смирение, за других дерзновение. Ну и мне очень сложно усидеть на месте, когда ты видишь, что другому больно. Ну или мне вообще не дает покоя эта тема, что в жизни очень много несправедливости, но если ты можешь хоть как-то поучаствовать в судьбе другого человека, то нужно сделать просто максимально все — это и есть Евангелие в действии. Сделать все и при этом самому быть смиренным, потому что, помогая другим, ты все время слышишь негатив в свою сторону — почему-то это так работает. Ну это так и должно работать, да, чтобы не подниматься над землей. И ты постоянно отхватываешь какие-то претензии, несправедливость, оскорбительные слова, подозрения тебя в чем-то. Практически восемьдесят процентов работы — это вот работа с возражениями. Ну и тут ничего, как бы ты же не будешь там оправдываться или выходить из этой ситуации, тут вот именно нужно смиряться и терпеть. В большей степени смиряться. Потому что терпение — это как будто бы, ну терпение, оно имеет какие-то пределы. Вот как будто бы есть мешки с терпением, потом они — раз, и закончились. Мы как бы все-таки ограничены психоэмоциональным фоном и так далее, физической усталостью. А смирение — это вот мир. То есть ты не терпишь, и у тебя пробки перегорят, а ты просто понимаешь: ну человек такой, он по-другому не может. И что скорее всего, пройдет какое-то время, и ты с ним пересечешься уже на другом витке. И, кстати, у меня было несколько случаев в фонде, и вот такого порядка: проходили через предательство, и в социальной сфере это самое тяжелое. И люди обвиняли очень, представляешь, в каких-то вещах, к которым ты не имеешь вообще никакого отношения, и обвиняли очень жестоко, ну как-то... я даже не знаю, как тебе это описать, ну как-то не по-человечески, так вообще, кажется, хочется сказать: как ты вообще мог там подумать или могла подумать? Хочется защититься. Но каждый раз я ну вообще вот молчала. Ну наверное, что-то говорила, но я не оправдывалась. Потому что мне казалось, что ну это как бы уже перебор, too much какой-то, ну зачем еще, зачем влазить в это, если этого нет? И потом, спустя годы, каждый из этих людей возвращался ко мне и просил прощения. Причем так интересно, что люди прошли через подобное в своей жизни — вот это меня прямо поражало. То есть там каждая история типичная. То есть возвращается человек всегда через сообщение, пишет большую смс-ку о том, что ну там прости, пожалуйста, представляешь, в моей жизни произошло, я оказался на твоем месте. И я там понял или поняла, как был не прав. И я думаю: вот это вообще круто. То есть Господь закладывает и то, что если ты сейчас смиряешься и смотришь на это как на промысел такой, который должен тебя чему-то научить, то потом учатся двое — и ты, и тот человек.
К. Мацан
— Потрясающие слова. Спасибо тебе. И, наверное, лучших слов для завершения нашей беседы не найти. Спасибо за этот разговор и за его искренность. Наталья Москвитина, журналист, основатель фонда «Женщины за жизнь», сегодня с нами и с вами была в программе «Светлый вечер». У микрофона был Константин Мацан. До новых встреча на волнах радио «Вера».
Все выпуски программы Светлый вечер