У нас в гостях был актер театра и кино, режиссер, Заслуженный артист России Игорь Яцко.
Мы говорили о том, какая духовная составляющая может присутствовать в театральном искусстве, можно ли считать античный театр способом поиска Истинного Бога, а также как театр может приводить ко Христу.
______________________________________
К. Мацан
— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие друзья. В студии Алла Митрофанова и Константин Мацан.
А. Митрофанова
— У нас сегодня особая программа. У нас часто так бывает, когда особые гости, и получаются особые программы. Я думаю, что многие из наших слушателей так или иначе ходят в театр, смотрят театральные постановки. Сейчас есть возможность и онлайн их смотреть. И, возможно, кто-то причисляет себя и к любителям этого вида искусства. Парадокс есть один такой к нашей жизни — когда если, к примеру, с кем-то из театральной такой общественности в Европе говорить о том, кто является самой знаковой фигурой из России для Вас, они назовут имя режиссера Анатолия Васильева. Если в России спросить, знаете ли Вы, кто такой Анатолий Васильев, наверное, 95 процентов людей, за исключением тех, кто является либо театральными критиками, либо по долгу службы принадлежит театру, люди работают, этого имени в основном не знают. А у нас сегодня в студии человек, который является продолжателем этой уникальной школы Анатолия Васильева, заслуженный артист России Игорь Яцко и главный режиссер театра «Школа драматического искусства». Здравствуйте, Игорь Владимирович.
И. Яцко
— Добрый вечер!
Наше досье:
Игорь Яцко родился в 1964 году в Саратове. Окончил Саратовское театральное училище имени Слонова и ГИТИС. В 1990 году стал актером Театра Анатолия Васильева «Школа драматического искусства». Со временем к актерской деятельности добавилась преподавательска
А. Митрофанова
— В связи с тем, что у нас сложилась такая ситуация, мне бы очень хотелось, чтобы Вы выступили сейчас как миссионер, что ли, просветитель, рассказали о том, что такое «Школа драматического искусства» (это действительно уникальнейшее явление) и в чем роль Анатолия Васильева, в чем уникальность этого человека.
И. Яцко
— Ну, прежде всего, Анатолий Васильев так сумел высоко отнестись к занятию театром, что поднял само отношение к театральному искусству на очень высокий уровень — прежде всего, отношением и требовательность
И на вот этой волне был открыт и основа театр «Школа драматического искусства», который стал местом паломничества многих ищущих странников, которых не устраивал свой уровень, которые хотели добиться чего-то большего в искусстве — но не в смысле популярности, а в смысле углубления в этот вопрос.
А. Митрофанова
— Одним из этих странников были и Вы?
И. Яцко
— Да, в 1988-м году для меня это был очень серьезный шаг, и, в общем-то, практически, я находился в такой ситуации кризиса — я работал в хорошем театре, учился у хороших мастеров в Саратовском ТЮЗе. Но в какой-то момент я ощутил предел и подумал: зачем мне заниматься театром? То есть я как бы... Что я увидел какие-то границы и потерял какой-то интерес. И понял, что если я не сделаю какого-то шага над собой, как если бы я уперся в потолок и не знал, что мне делать...
Было ощущение театра, о котором я мечтал. Я его как бы чувствовал через хороший кинематограф, через литературу. Я чувствовал, что есть какой-то прорыв. Но вот вокруг себя и для себя я не представлял, как найти туда дорогу. И вот тогда я услышал впервые как-то серьезно, как-то дошла весть об Анатолии Васильеве, что его взгляд на театр как-то резко отличается от всего доселе мне известного. И, конечно, набор в ГИТИС — был объявлен набор в 1988 году, и было просто колоссальное количество поступающих. И я очень сознательно шел туда, потому что это для меня был практически единственный шанс найти свою дорогу в театре.
А. Митрофанова
— «Метафизический театр» — так определяют то, что делает «Школа драматического искусства». Что Вы вкладываете в эти слова? Что значит «метафизический театр»?
И. Яцко
— Это такая материя театра... Скорее, все-таки, это не какая-то неизвестная материя театра, а, скорее, это возвращение к театральным истокам. Потому что театр — например, античный театр — стремился открыть взаимоотношения человека и окружающего огромного, колоссального мира. Недаром это называется «колыбелью человечества». Пьесы Эсхила, Софокла, Еврипида наполнены именно попыткой человека познать не только самого себя, но и познать мир, и что же управляет этим миром, что стоит над всем, и в какой связи находится с этим всем человек, какое место он занимает. И на самом деле этот вопрос очень глубоко волновал древних, то есть как бы юных, молодых людей. А потом постепенно, по мере взросления, театр стал больше и больше разворачиваться в сторону такой психологической составляющей, в сторону жизни людей, как бы забывая о том космосе, в котором он находится. И, в конце концов, предметом становится человек, его психология.
Но большое количество текстов все-таки стоят над историей. То есть как бы они хотят видеть, в каких отношениях находится человек с более, что ли, высшими силами — со своей судьбой, с тем, от чего он зависит, что зависит от него... не все зависит от него, в конце концов. Игралищем каких существ становится он в той или иной ситуации.
А. Митрофанова
— Ну, в античности это рок.
И. Яцко
— Вот все это... Ну, в античности это рок. Но античность — это какая-то попытка... Все-таки античные люди поставили такой алтарь неведомому богу. То есть они, как сказать...
А. Митрофанова
— Выражаясь словами апостола Павла.
И. Яцко
— ...Вот из лекции Микушевича я слышал, что это как бы попытка назвать бога. Вот это многобожие античности все-таки — это путь, чтобы назвать какого-то единого бога. И поэтому недаром Греция стала такой православной страной, и так быстро распространилась весть о Христе на территории Греции. Потому что предпосылки для этого были созданы еще раньше.
И метафизический театр (или мистериальный театр) — это попытка осознать то, что над физикой, то, что над физическим пластом находится. И, конечно, огромное количество великих классических текстов, которые мы знаем, тематически связаны с этим театром.
Другое дело, что наше время, которое все существует как бы в области таких психологических открытий, русского психологического театра, очень часто стремится эти тексты осознать с точки зрения такого субъективного человеческого «я».
А. Митрофанова
— Психологии человеческих отношений, скорее, больше?
И. Яцко
— Да, психологии человеческих отношений. Это не всегда бывает правильно и точно.
К. Мацан
— Если Вы говорите про то, что метафизический театр, в частности, Анатолия Васильева — это возвращение к тем истокам театра, которые мы знаем по античности... Если там была попытка греческих авторов уловить вот эту идею Единого Бога, насколько можно сказать, что в Вашем театре, где Вы играли, где Вы росли, эта же тема проступала напрямую? Что, слово «Бог» звучало на репетициях? Как можно было говорить о метафизике в то время?
И. Яцко
— Например, одна из наших таких важных работ, которая произвела большое впечатление на моих товарищей, коллег, друзей. Это была тема... мы репетировали роман Томаса Манна «Иосиф и его братья». Репетируя этот роман, мы должны были изучать Библию и Евангелие, Литургию и песнопения. То есть у нас были хоровые занятия, на которых мы изучали песнопения Литургии. И, в конце концов, спектакль, который мы репетировали, занимались этим текстом, наверное, два года, каждая сцена из этого романа требовала прохождения по так называемой... Васильев предложил такой ключ, который назвал условно «лестницей Иакова».
А. Митрофанова
— Ого!
К. Мацан
— Да-да-да!
И. Яцко
— То есть в каждой главе был фрагмент текста. Но поскольку эта тема связана с тем, когда человек пытается познать, ощутить Бога, свою связь с Богом и, в конце концов, связь обычной такой, ситуативной жизни и какого-то высокого замысла, по которому человека ведет Бог, или он идет, следует ему или не следует, в конце концов, в каждой главе, я помню, в каждом диалоге мы проходили дорогой язычества, Ветхого Завета и Нового Завета. Вот это вот была «лестница Иакова». В каждом эпизоде, который мы репетировали, в каждой главе надо было найти вот эти три составляющих и пройти по ней при помощи диалога. И я считаю, что вот как Васильев с нами занимался — он предложил нам это для таких, в общем-то, студенческих занятий...
А. Митрофанова
— Студенческих занятий?
И. Яцко
— Ну, конечно, мы были студенты. Он же и театр назвал «Школа драматического искусства», имея в виду...
А. Митрофанова
— Ну, там все — вечные студенты! (Смеется.)
И. Яцко
— ...да, что актер — это вечный студент, который должен все время учиться мастерству, то есть он должен все время познавать. Отсюда тема лаборатории, например. И при Васильеве весь репертуар складывался из наших учебных, программных занятий. То есть мы изучали какого-то автора, потом из этого получалось представление или показ, или не получалось представление. Но это была ежедневная практика.
И вот, например, «Иосиф и его братья» требовал особого, например, качества репетиций и занятий. То есть, там день начинался с того, что мы вставали в круг и, в общем-то, у нас было такое песнопение — мы пели молитвы и песни, которые связаны... которые взяты из Литургии, из службы. То есть мы учились этому. Или, например, чтение Библии, чтение Евангелия все время сопровождало эти репетиции. И мы сделали открытые показы. Как ни странно, мы их демонстрировали в Японии, в театре Судзуки в 1993 году мы показывали. Ну, еще во Вроцлаве, в Театре Гротовского — тоже у нас была поездка, мы показывали там премьеру этого спектакля, когда главы из романа — это был только один из уровней, на котором шло действие. Еще было — постоянно читали чтецы Библию, постоянный шел круг, и еще церковные песнопения, которые сопровождали, например, это действие, эту игру. Таким образом, это было какое-то такое очень возвышенное и могучее действо, которое, конечно, меняло людей и меняло отношения наши с самими собой, с миром. Много было трудностей. Но, в конце концов, для меня вот эти занятия были очень важные. Я считаю, что «Иосиф и его братья» был как учебник режиссуры, например, мною воспринят. Потому что там было много самостоятельной работы под руководством мастера Васильева. И, в общем, очень много открытий было сделано так, лично для себя. И потом из этих занятий очень много складывалось в других работах.
К. Мацан
— Игорь Яцко, заслуженный артист России, актер, режиссер, главный режиссер театра «Школа драматического искусства» сегодня в программе «Светлый вечер». Вы уже буквально начали отвечать на вопрос, который я вот-вот хотел Вам задать. Такие работы, как, наверное, в целом работа у Васильева и, в частности, соприкосновение с таким материалом, как «Иосиф и его братья», не проходит бесследно для души, для мировоззрения. Вот сейчас уже, спустя годы, как Вы это оцениваете? Это было каким-то этапом на пути к вере? Что это Вам дало по-человечески?
И. Яцко
— По-человечески мне дало очень многое, потому что я, как советский мальчик, вырос, соответственно, в советской семье — такой, ну, не то чтобы атеистической, но атеистической как бы была и вся страна, и вопросов относительно Бога у меня, в общем-то, до какого-то времени не стояло — просто я знал, что это сказки, и все. И вопрос был закрыт. И когда пришла пора первых испытаний, для меня это были экзамены в школе. Я почему-то очень волновался перед экзаменами 8 класса, и я ощутил в своей душе потребность к кому-то обратиться с какой-то просьбой или с молитвой. И я придумал сам какой-то свой собственный ритуал. Но мыслей идти в Церковь у меня, естественно, не было. Это был...
А. Митрофанова
— ...анахронизм.
И. Яцко
— ...1979 год, и даже в этом разобраться было невозможно, понять было ничего нельзя. Но я придумал сам какой-то ритуал такой, в котором я обращался к каким-то высшим силам, чтобы они мне помогли в минуту трудностей и испытаний. В конце концов, удивительным образом в романе «Мастер и Маргарита», который было не достать тогда и просто по какой-то любви ко мне учительница по литературе дала мне прочитать журнал «Москва»... Я прочитал «Мастера и Маргариту» и впервые узнал библейскую историю из этого романа, потому что больше я ничего не знал. Дальше я стал ходить по библиотекам и выискивать упоминания, какие-то произведения, где упоминается эта история. То есть она для меня была просто какой-то невероятной. Библию взять было негде и даже не приходило в голову. То есть я как бы по каким-то следам, что ли, вычитывал, что же там написано, про что там говорится, про что там упоминается, то есть обратил внимание. Удивительным образом, я искал это в каких-то произведениях Анатоля Франса даже, не понимая, кто это. Это такие школьные изыскания были.
Ну, потом настала пора ученичества, я выбрал профессию — учиться на актера как-то, и, в конце концов, поступил на курс к Васильеву, и в 1990-м году он пригласил меня работать в театре. И вот в этот момент ситуация в стране менялась, то есть отношение к религии менялось. И я впервые уже как-то... Я привык уже молиться по каким-то мною самим придуманным канонам. И дальше я как-то осознал, что в театре, конечно, эта тема была очень живая. И у нас работал в театре — ну, он был такой дежурный староста — Никита Юрьевич Любимов, сын Юрия Петровича Любимова, и он очень такой был и есть активный человек, и он очень многих призвал сделать выбор и креститься. И я крестился в Сокольниках в храме, уже будучи актером театра Васильева, осознав, что я не могу быть русским человеком и не принадлежать Русской Православной церкви. То есть, прежде всего, это для меня было какое-то решение историческое, что ли. Но это не значит, что я сразу воцерковился и сразу как-то все понял, но, тем не менее, я встал на этот путь, трудный и нелегкий, и по сей день тоже. Но занятия в театре, конечно, очень сильно подвигали и меняли мировоззрение актеров.
А. Митрофанова
— Вы очень серьезно изучали Евангелие. И вообще удивительно то, что Вы рассказываете про попытку осмыслять всем известные тексты Чехова, Уайльда — то, что сейчас у Вас происходит. Осмыслять не с точки зрения психологии человеческих отношений, а с точки зрения взаимоотношений человека с Богом и поиска человеческой души. Это же совсем другой угол зрения, и это совсем другая фактура. В этом смысле — какие открытия, которые Вы делаете в процессе Вашей работы, помогают Вам лучше понимать свою веру и Ваши отношения с Богом? Если, конечно, можно об этом Вас спросить. Насколько это удобно?
И. Яцко
— Прежде всего, это, конечно, взаимоотношения с текстами, которые я беру. Я стараюсь брать как бы по сердцу и как-то по душе выбирать хорошие тексты, в которых я чувствую глубину. То есть у меня есть большой к этому интерес. И, конечно, здесь есть такая проблема, что любой человек так или иначе разделен на то, где он просто человек, сам по себе, в этом мире находится и под Богом находится, человек, и художник, который создает или пытается создать какое-то произведение искусства. И вот это занятие искусством — оно, конечно, очень такое увлекательное и азартное. И если этими вопросами занимаешься, берешь такие тексты — глубокие, метафизические, духовные, и глубоко в них погружаешься, то, в конце концов, чувствуешь свое такое часто... ну, как это сказать... ничтожество как человека просто. Ну, что ты занимаешься такими большими вопросами и, в конце концов, иногда чувствуешь себя в них как рыба в воде. То есть ты как бы напитываешься этим. Ты понимаешь, что твоя собственная человеческая жизнь очень сильно отстает. И вот это ощущение, конечно, как какая-то пропасть, что ли. Ты ее ощущаешь. Но не отчаиваешься, в конце концов — не отчаиваешься. Потому что есть надежда, есть вера, есть любовь, проявляется. Есть надежда на прощение. И, в конце концов, есть такое понимание, что все пути сходятся в какой-то точке, если они под Богом находятся. И хотя ты мыслишь таким образом — полагаться, что ли, на Божий промысел.
А. Митрофанова
— Вы когда сказали сейчас «под Богом находится», я же буквально представила себе Ваш театр в здании на Сретенке, где наверху находится храм, на крыше театра устроен храм. Я не знаю, есть ли еще где-то в мире подобные явления. У Вас это есть... Вы мотаете головой — нет? (Смеется.) Собственно, что и требовалось доказать. Вы могли бы объяснить, зачем, почему это так? Те вопросы, которые Вы ставите в процессе работы, и то, о чем Вы сейчас рассказываете, это вопросы, ответы на которые, наверное, лежат не в области искусства, а в области чего-то другого. Я правильно понимаю эту взаимосвязь?
И. Яцко
— Ну, конечно, конечно. Здесь есть связь жизни и искусства. Это не одно и то же, хотя это очень связано друг с другом. Театр «Школа драматического искусства» создал Васильев со своими товарищами, построил его, спроектировал вместе с архитектором и нашим главным художником театра Игорем Поповым. Открыли театр новый в 1991 году на улице Сретенка. И, конечно, сам по себе репертуар... ну, не репертуар, а темы, которыми занимался Васильев, были все мистериальные. То есть они не были... То есть это такие спектакли... Вот я сказал — «Иосиф и его братья». Но мы делали еще и «Илиаду» Гомера, 23-ю песнь — «Погребение Патрокла», и была мистерия «Плач Иеремии». И, в конце концов, и «Моцарт и Сальери» — это тоже была мистерия. То есть это определенный взгляд на репертуар. Это не репертуар обычного театра — это какая-то высокая такая... ну, то есть какое-то вертикальное направление. И очень логично было, что Васильев построил храм на крыше театра. То есть он построил его на пожертвования, на его личные вложения. Он был освящен. В нем проходили и проходят службы. Он переживал разные моменты — благополучные, более благополучные, менее благополучные, но, в конце концов, не всегда всем было понятно, зачем нужен в театре храм. Кому-то понятно, кому-то непонятно. Но сейчас вот, когда Васильев оставил театр в 2006 году, и я теперь очень хорошо понимаю, что храм является хранителем вообще театра и хранителем этого взгляда на искусство, который предложил Васильев в стенах «Школы драматического искусства», и хранителем тех людей, которые занимаются и как бы развивают эту традицию, этот взгляд.
К. Мацан
— В те годы, когда Васильев театр организовывал, наверное, такой взгляд, даже такая устремленность, такой подбор репертуара был, во-первых, чем-то совершенно неожиданным и новым, с одной стороны, с другой стороны, был и тем, что, наверное, интуитивно всеми чувствовалось и ожидалось, что был такой голод по какому-то взгляду в глубину или наверх куда-то, вот что-то такое, чего раньше не было, какой-то ответ на главные вопросы. И отчасти, наверное, можно и этим тоже объяснять популярность, востребованность Театра Васильева.
Сейчас прошло 30 лет, по большому счету. Как Вам кажется, вот эта тема — она по-прежнему так же звучит? Или сейчас уже изменилось время, и вектор Вашего творческого поиска в этой теме тоже должен меняться?
И. Яцко
— Ну, сейчас театр «Школа драматического искусства» представляет из себя многообразие лабораторий. То есть это как если бы из одного ствола, из одного корня произросли бы разные ветви. И та часть лаборатории, которой занимаюсь я, мое направление, я продолжаю развивать для самого себя вот это направление — то есть импульс, который я получил от Васильева и во время работы с ним, я развиваю в этом пространстве для самого себя и как режиссер тоже. Насколько это мне удается, это не мне судить, но мое намерение достаточно как бы прочное, и оно не иссякает. И не иссякает мой интерес к этому направлению. Потому что различные авторы, но хорошие и глубокие авторы, их всегда волнует не только психологический подход, хотя это тоже бывает очень важно, но и метафизический, мистериальный подход я тоже вижу в этом. Хотя всякий раз Васильев нас учит исследовать автора, открывать его природу, его закон, прежде всего, а не предлагать свой собственный закон, часто огульно, как бы «сверху» — что называется, «решение»: «Я вот так хочу решить этого автора». То есть я всегда стремлюсь как бы из автора черпать свою собственную фантазию, и свое вдохновение, и свой интерес.
К. Мацан
— Игорь Яцко, заслуженный артист России, режиссер, актер, главный режиссер театра «Школа драматического искусства», сегодня в гостях у нас в программе «Светлый вечер». В студии Алла Митрофанова и Константин Мацан, и мы прервемся и вернемся к Вам через несколько минут.
А. Митрофанова
— Еще раз добрый светлый вечер, дорогие слушатели! Константин Мацан, я Алла Митрофанова. В гостях у нас сегодня главный режиссер театра «Школа драматического искусства» Игорь Яцко, заслуженный артист России. Мы ведем здесь очень интересный разговор, пытаясь разобраться с тем, что такое метафизический театр. Потому что когда идет речь о «Школе драматического искусства», то говорится о совершенно уникальном явлении, которое есть у нас в России и которое является, в общем-то, мировым достоянием. К сожалению, у нас немногие знают об этом театре. Ну, скажем так, гораздо более популярны театры более «зрительские». А в данном случае речь идет о театральной лаборатории — скорее, о некоторых опытах, постоянном поиске, и это все потрясающе интересно — то, о чем Вы говорите, Игорь Владимирович. Но мне хотелось бы, чтобы Вы какие-то конкретные примеры привели.
В каком-то из Ваших интервью я увидела реплику по поводу пьесы Чехова «Вишневый сад». Ее знают все. Вот на этом примере, наверное, будет лучше объяснить, о чем идет речь. Вы говорили о некоей, опять же, метафизической сущности «Вишневого сада». Вы могли бы объяснить, о чем здесь идет речь? Ведь эту пьесу часто ставят именно как пьесу об отношениях между людьми. В чем здесь метафизика?
И. Яцко
— Я, например, когда взялся за пьесу Чехова «Вишневый сад», прекрасно понимал, что Чехов без фундамента психологических отношений существовать не может. И поэтому моей режиссерской тактикой было предложение актерам сделать монологи персонажей безотносительно отношений друг с другом, а в отношениях с самим собой. Как бы получилось — я переписал пьесу, но на таком учебном этапе. То есть я сделал по каждому акту монолог каждого персонажа, где он был бы главным и единственным персонажем в этой пьесе. Получилось — там 12 персонажей — по 12 пьес на каждый акт, всего 48 пьес получилось. Таким образом, я рассмотрел эту пьесу как персонажей, как деревья в саду. То есть у меня как бы каждый персонаж является деревом в вишневом саду, которое имеет свой голос, то есть свою историю. Это психологический фундамент, на котором я все это сделал.
Дальше я представил, что они... Дерево же каждое растет в своей лунке. Они не могут ходить. Они общаются друг с другом, но не могут сдвигаться с места. Таким образом, у меня и пьеса чеховская получилась как из такой... как бы из разных таких уровней, что ли. Каждый персонаж существует на своем уровне. Если смотреть со стороны, то кажется, что они общаются, а на самом деле они свободно двигаются только по своему уровню, и их общение — всего лишь иллюзия.
И есть что-то, что их объединяет в каждом акте, это атмосфера. И вот эта атмосфера движется, в конце концов. И вот это движение — оно чему-то посвящено. И, как ни странно, я перед этим делал мистерию Байрона «Каин», которая посвящена прохождению через вот этот рубеж, через эту главу — прохождение через смерть. И вот в мистерии Байрона все посвящено этому — что как бы до того, как смерть вошла в мир, и после того, как смерть вошла в мир. И что, в конце концов, мистерия Байрона связана с тем, что человек, несмотря на то, что он проходит через смерть, должен не терять веру и надежду, и проходить, и принять, и пройти дальше, до какой-то звезды Востока. То есть пройти сквозь это.
И я актерам сказал: посмотрите, «Вишневый сад», в конце концов, — тоже об этом. Это прохождение через смерть, но только на другом психологическом уровне и не в таких как бы метафизических отношениях, а в очень реальных отношениях. И, таким образом, получился вот этот жанр, который... я сказал, что я увидел в этом такую русскую мистерию. И, мне кажется, «Вишневый сад» — это пьеса-миф, в которую каждое поколение смотрится как в зеркало и узнает себя. Потому что каждое поколение проходит через вот эту точку, когда они должны оставить свой вишневый сад, когда придут другие хозяева, и что будет с ними дальше. И смотрятся, как в зеркало, и узнают себя — кто есть кто. И, в конце концов, каждый персонаж представляет как бы градацию вот этого вишневого сада. И в ком ты себя узнаешь, в ком ты себя увидишь — в Раевской, в Гаеве, в Лопахине, в Трофимове или в Яше?
А. Митрофанова
— Или в Фирсе?
И. Яцко
— Или в Фирсе, да.
А. Митрофанова
— Так интересно, что у меня аж мурашки побежали по спине — настолько значительными мне кажутся Ваши лабораторные эксперименты. Это поиск такой, мне кажется, очень честный поиск с попыткой ответить на вопрос о себе самом, о своем месте в этом мире, о своих взаимоотношениях с Господом Богом.
Но Вы «Каина» упомянули.
К. Мацан
— Да, вот Вы упомянули «Каина», и как раз на второй неделе поста, в принципе, в Церкви положены чтение начала Библии, «Книги Бытия», где как раз таки один из дней — это история Каина и Авеля, рассказанная. И человек, который читает из сегодняшнего дня, вправе задать вопрос: «А почему это про меня? Я же не убийца. Конкретно — я не убийца, и слава Богу». Я думаю, что среди наших слушателей большинство людей, если не все, могут про себя такое сказать. И, тем не менее, мы, в принципе, понимаем, что Библия — книга про каждого. А тем более, Вы, как режиссер, который с этим материалом работал, наверняка, и для себя, и для потенциального и реального зрителя формируете какую-то идею, почему это про сегодня, почему это про нас. Вот кто такой Каин сегодня?
И. Яцко
— Вчитываясь в текст Байрона, я, конечно, много открывал для себя как раз относительно настоящего времени. К Каину является, приходит Люцифер. Вот откуда приходит к Каину Люцифер? Он приходит из его собственных мыслей, то есть из его собственных размышлений. Он является и говорит: «Я пришел к тебе». И говорит, что он пришел откуда-то, из какого-то пространства, которое, в общем-то, бросает вызов Иегове. И он говорит о том, что, в конце концов, он помощник Иеговы, а Иегова его низверг, ну, отказал ему, не дал ему должного. И, в конце концов, он призывает Каина к бунту, к какой-то необходимости заявить свое собственное «я».
Но удивительно, что Люцифер — авантюрист. Он пришел не из реального пространства, а из виртуального пространства. Он говорит, он показывает Каину обломки миров, которые мы знаем через виртуальное пространство. Оказывается, виртуальное пространство может быть представлено как абсолютно реальное. Но делает это Люцифер.
Он делает это перед Каином, который сомневается. Взгляд Каина устремлен в прошлое. Каин негодует, потому что он все время думает: «Ну почему я должен отвечать за промах своего отца?» У Каина очень большой конфликт к Адаму, прежде всего. То есть он не может никак... Взгляд Каина обращен в прошлое, он не смотрит в будущее. Он не может примириться. Он все время ищет какой-то справедливости, которая живет только в нем самом. И он считает справедливостью только то, что он думает сам. Разве это не проблема, например, современного человека, который никак не может, который чувствует себя обделенным, ограбленным, закомплексованны
А. Митрофанова
— Который, прежде всего, чувствует себя центром мира и от себя начинает отсчет тем явлениям и событиям...
И. Яцко
— Удивительно, что, например... Там есть сцена жертвоприношения
А. Митрофанова
— То есть он не законченный злодей? Он не родился обреченным на убийство? Он ищущий человек, рефлексирующий, который?..
И. Яцко
— Ну, он, в конце концов, заблудился в своих собственных мыслях. Он заблудился в мыслях, и он впустил это сомнение в сердце.
Дело в том, что Каин на территории пьесы является, скорее, каким-то полем битвы. То есть главный конфликт пьесы, мистерии — это конфликт между Иеговой и Люцифером. То есть два различных закона.
К. Мацан
— Поле битвы — сердца людей.
И. Яцко
— Да. И вот это сердце человека — это Каин как раз. Люцифер завладевает сердцем Каина, стремится завладеть сердцем Каина, действуя через ум, действуя через интеллект, действуя через мысль, проникает. Но, например, у него есть любимая жена Ада, которая пытается спасти Каина любовью, действуя через сердце. И на самом деле, например, когда Каин остается наедине с Люцифером, Люциферу не удается им завладеть, потому что он несет в сердце своем любовь своей жены Ады. Он не может ее забыть, и поэтому он не может принять мысли Люцифера. Но тому удается как бы бросить эту зловредную рассаду через его мозг, через его ум. И в какой-то момент, когда он возвращается из путешествия, он впускает через такую... Через относительность, через релятивность, через теорию каких-то соотнесений, через отсутствие абсолюта входят вот эти мысли в сердце Каина, которые делают из него убийцу, первого убийцу.
А. Митрофанова
— Он точно житель XXI века, судя по тому, что Вы о нем рассказываете.
И. Яцко
— Поэтому удивительным образом Байрон это написал, с удивительной тонкой английской иронией, надо сказать.
К. Мацан
— Все-таки важно, что Вы упомянули и жену Каина, и любовь в сердце как некий ответ на проблему. Что есть не только постановка проблемы в виде образа Каина, но есть и попытка, по крайней мере, наметить путь выхода из этой проблемы.
Игорь Яцко, заслуженный артист России, сегодня проводит с нами «Светлый вечер».
Я бы хотел Вас спросить еще об одной работе Вашего театра. Двенадцать лет назад состоялась премьера спектакля «Сто лет. День Леопольда Блума. Извлечение корня времени». Это спектакль по знаковой, легендарной, великой книге ХХ века для всей культуры ХХ века по роману Джеймса Джойса «Улисс». Книга толстенная; книга, которая, по большому счету, стала тем водоразделом, после которого, как считают культурологи, культура разделилась на элитную и массовую. Книга, которую, если дочитал до конца, можно гордиться тем, что ты ее дочитал до конца — она очень трудная. Книга, которая напрямую ассоциируется с тем, что мы называем «поток сознания», это очень сложное чтение. И ее ставите Вы, как мы сегодня узнали из разговора, православный, церковный человек. Я не имею в виду, что православный человек не должен интересоваться ничем, кроме творений святых, и я не имею в виду, что есть какое-то противоречие. Но как раз таки наоборот: наверное, Вы, как христианин, через свои, что называется, «очки смысла» христианского пропускаете. Что было здесь? Что Вас интересовало, как христианина, в работе с материалом, с такой модернистской книгой, как роман Джеймса Джойса «Улисс»? К тому же, спектакль идет несколько часов и занесен в «Книгу рекордов Гиннеса» за свою продолжительност
И. Яцко
— Двадцать четыре часа он идет. Спектакль идет двадцать четыре часа.
А. Митрофанова
— Не несколько часов — он идет сутки.
И. Яцко
— Сутки, да, нон-стоп. Ну, надо сказать, что эта идея такого театрального марафона, театрального хэппенинга пришла мне в голову, когда я первый раз читал книгу Джойса «Улисс». Я увидел, что каждая глава соответствует какому-то времени, и там есть день, и я еще не знал, что его празднуют в мире — «День Леопольда Блума». Я как бы открыл это за пять лет до этой даты, где-то в 1998-1999 годах. В 1999-м году. Я понял, что в 2004-м году будет 100 лет «Дню Леопольду Блуму».
К. Мацан
— Это день, в который разворачивается действие романа.
И. Яцко
— Да, действие романа.
А. Митрофанова
— Просто вся эта толстенная книга — это описание одного дня, со всеми...
К. Мацан
— 16 июля 1904 года.
И. Яцко
— Он начинается в восемь утра, и. соответственно, последняя глава — «Пенелопа» — соответствует времени вечности. Называется «Вечность». Я подумал, что, наверное, вечность должна закончиться в восемь утра следующего дня. И, тем не менее, мы играли спектакль...
А. Митрофанова
— (Смеется.) Вы не щадите зрителей!
И. Яцко
— Нет, зрители были очень счастливы, надо сказать, потому что они бродили по театру, имели возможность входить, уходить. Действие романа очень разветвленное — там начиналось ровно в восемь утра в двух точках, потому что там две линии есть — собственно Леопольда Блума и Стивена Дедала, что соответствует мифу об Одиссее и Телемаке. Они потом двигаются разной дорогой, потом встречаются в полдень. Потом начинается удлинение глав, когда глава не может быть прочитана за время, которое выделено автором, то есть она удлиняется. Значит, параллельно начинается еще одна, еще одна, еще одна, то есть удлиняется. Потом все в полночь опять сходится — глава «Цирцея», и потом еще три дорожки, и, в конце концов, последняя глава — «Пенелопа» — заканчивалась у нас к восьми утра таким женским хором.
Когда я увидел вот эти разбегающиеся временные и пространственные тропки, я подумал... Я был впечатлен книгой, я сразу понял, что как бы весь ХХ век, все события. все многообразие — прекрасное, ужасное — заключено в этой книге. Она как бы запечатывает и распечатывает какую-то такую нишу. И, в конце концов, вот эти отношения отца и сына и главное событие, которое, по меткому выражению Ахматовой, называлось «невстреча» (отец с сыном, встретившись, не встретились), в конце концов рассказывала о психологии и о состоянии ума и состоянии души человека в таком городском мире ХХ века.
Мне показалось, что очень важно было отметить этот день каким-то таким актом чтения. Сначала я хотел произвести его сам, лично, без всякой публики. То есть прочитать роман ни для кого, просто вслух, в этот день. Дальше я понял, что мне одному не справиться с этим — его нельзя прочитать за двадцать четыре часа.
А. Митрофанова
— Нет. (Смеется.)
И. Яцко
— Я все посчитал — его можно прочитать за 92 часа. То есть мне потребовалась целая...
А. Митрофанова
— Это с комментариями или без комментариев?
И. Яцко
— Нет, без комментариев. Просто текст.
А. Митрофанова
— Без комментариев?
И. Яцко
— Просто текст романа. Я не говорю об изучении. Я говорю — просто вот вслух прочитать текст романа.
Тогда я понял, что надо делать такую систему чтецов, чтобы как бы... разных инсталляций. Я встретился с художником Владимиром Ковальчуком, мы задумали сделать такую акцию — она, собственно, исполняется только в этот день. Это не спектакль, а акция, хэппенинг. Мы два раза его исполнили — на 100 лет и повторили на 110 лет. 110 лет прошли значительно легче уже, потому что «мышцы накачаны», и много удалось прибавить.
Но, конечно же, это очень многоплановая вещь. То есть много пластов там существует, огромное количество. И, в конце концов, они все могут быть выражены в чтении романа. Даже не в том, чтобы его разыгрывать, а в том, чтобы его читать. Но в нашем понимании «читать» — это значит «играть». То есть это значит доставать энергию чтения, которую читатель ощущает, когда просто читает книгу, а актер должен достать эту энергию чтения из текста.
И, в общем, конечно, для меня это очень важное событие. Практически, мой режиссерский дебют состоялся в 2004 году на вот этом представлении. Но я не вижу здесь противоречий, потому что главной целью является исследование. То есть исследование этого текста и исследование, опять же, человека внутри какого-то мифа, даже если он свои позиции в нем утратил. Если отец с сыном не встречаются, все равно они, наверное, должны встретиться когда-то. В романе очень много остается надежды или какого-то ощущения. Надежды на прощение, что ли...
А. Митрофанова
— Вы знаете, мне кажется, что для Джойса очень важно было (хотя это неблагодарное занятие — говорить о том, что автор хотел сказать, и так далее)... Но то, что складывается из опыта прочтения его... Например, роман «Портрет художника в юности» начинается с того, что главный герой определяет себя в системе координат окружающего пространства: «Я сижу за партой, парта находится в школе, школа стоит в таком-то городе, город находится в такой-то стране, страна является частью такого-то материка, материк является частью планеты Земля, планета Земля является частью Вселенной» и так далее. Ему очень важно, что он не фортепианная клавиша или штифтик органный, а что он — существенная часть этого мира. Пусть даже и песчинка на фоне космоса, но у него есть свое место, и значит, у него есть своя какая-то задача, роль и так далее. То есть, с моей точки зрения, это точно так же попытка через искусство найти, в каких отношениях я нахожусь с мирозданием, какое мое место перед лицом Творца, если угодно. И в этом смысле, мне кажется, Джойс — он тоже такая очень символичная фигура для своего времени, потому что это время таких невероятных поисков! После того, как Ницше сказал, что «Бог умер», ведь это же был такой большой кризис! Нужно было попытаться снова встать на ноги, нужно было снова как-то замотивировать себя в вечности.
И то, что Вы делаете сейчас в Вашем театре, у меня ощущение, что Вы в этом смысле — продолжатели той же самой тенденции. (Смеется.) Я могу быть неправа, но мне кажется, что это так.
И. Яцко
— Ну, то, что Вы сказали, это очень интересно. Я согласен с этим. (Смеется.) Мне кажется, человеку очень важно все время искать свое место.
А. Митрофанова
— Не всегда с помощью театра люди это делают. Чаще это делают с помощью... То есть театр предназначен для другого. Театр — это, прежде всего, зрительский театр. Но не Ваш — это не Ваш случай.
И. Яцко
— Мне кажется, театр — это, прежде всего, необходимость разговаривать. Люди приходят в театр для диалога. Другое дело — что, например, можно сказать, что в театр люди приходят за развлечением. Но сейчас для проведения досуга и для развлечений масса других вариантов.
А. Митрофанова
— Масса вариантов.
И. Яцко
— И в данном случае театр вряд ли тут держит пальму первенства — просто для развлечения. Все-таки люди приходят в театр для того, чтобы о чем-то подумать. Не важно, какое представление, в какой степени. Все-таки как бы изначально они идут для того, чтобы поговорить на какие-то важные, волнующие темы и вопросы. Найдут они этот разговор или не найдут, это уже другой вопрос. Но иногда находят.
А. Митрофанова
— Если бы Вам довелось, скажем, участвовать в каком-то эксперименте или Вы сами были бы инициатором подобного эксперимента с постановкой, скажем, библейских текстов в чистом виде — то, что было с «Плачем Иеремии» у Анатолия Васильева, — на каком тексте Вы бы остановились и почему?
И. Яцко
— Ну, очень большое количество библейских текстов, конечно, впечатляет меня. Я бы, наверное, не взялся за постановку в чистом виде библейского текста.
А. Митрофанова
— Почему?
И. Яцко
— Потому что, например, для меня личность автора очень важна. Вот, например, «Иосиф и его братья» — библейская тема, но есть Томас Манн, который предлагает разговаривать на эту тему, и он создает в этом смысле дистанцию. Вот в эту дистанцию входит понятие игры. Игры, воздуха и, как это сказать... вариативности. То есть, в конце концов, из-за дистанции мы можем говорить о том, что мы не претендуем на абсолютную истину, а претендуем только на разговор на эти темы и по этим вопросам. Для меня, например, личность автора очень важна. Потому что автор — это субъект, это человек, который может быть устремлен к истине или от истины идти, но в конце концов это всегда его поиск. Его поиск роднит его со мной, потому что я тоже могу говорить о себе как о субъекте, который находится в поиске. Но никогда я не могу говорить о себе, как о субъекте, который объявляет истину саму по себе. То есть я не могу этого сделать, мне такого права не дано и не может быть дано. Потому что, как говорили тоже древние, «познай самого себя». И Сократ говорил: «Я знаю то, что я ничего не знаю», и он был мудрейший из всех людей. То есть вот взаимоотношения человека с истиной — конечно, это очень глубокая и такая, в хорошем смысле, опасная территория, на которой надо быть осторожным.
А вот, например, тексты авторов, которых интересуют эти вопросы, потому что эти вопросы меня тоже интересуют. И всякий раз, когда я вижу в произведении, в фильме, в спектакле отражение этих самых высоких вопросов отношений человека с какой-то истиной, я всегда воспринимаю это как историю поиска, как миф. И чувствую в этом очень сильный такой сгусток энергии, который может заинтересовать многих и многих. Потому что, в конце концов, я считаю, что этот вопрос — самый важный в жизни человека, независимо от того, каких взглядов он реально придерживается и не придерживается. Потому что, в конце концов, когда-то меня, например, поразила известная, хрестоматийная сцена «Небо Аустерлица» («Война и мир», князь Болконский). Поразила одним моментом. Видно, я как-то подключился и как-то пережил это — что, как описано у Толстого, князь Андрей бежал в атаку и был членом социума. То есть он как бы не ощущал себя самого по себе. Что-то просвистело-прож
А. Митрофанова
— И перед лицом Бога.
И. Яцко
— И через это я понимаю... То есть это как раз та черта, которая нам дана — ну, как бы физически знать и предполагать, что хотя бы физически он существует, этот момент. Что откроется за ним, потом — в конце концов, все равно, один на один.
К. Мацан
— Наверное, нам нужно уже будет сейчас завершать наш разговор. Есть о чем подумать, как любит говорить в эфире Алла Митрофанова. (Смеется.)
А. Митрофанова
— (Смеется.) Да.
К. Мацан
— Вот я сегодня, цитируя Аллу Митрофанову, скажу, что есть о чем подумать после сегодняшнего очень глубокого и разнообразного разговора. Как-то, вроде, начали говорить о театре, а говорили на самом деле о жизни и о душе. И о нас, и о наших отношениях с Богом.
А. Митрофанова
— С правильным театром так всегда и бывает.
К. Мацан
— Спасибо огромное!
И. Яцко
— Спасибо!
К. Мацан
— Игорь Яцко, заслуженный артист России, режиссер, актер, главный режиссер театра «Школа драматического искусства», сегодня был в гостях в программе «Светлый вечер». В студии были Алла Митрофанова, Константин Мацан. Спасибо, до новых встреч в эфире!
А. Митрофанова
— До свидания!
Стать добровольцем и помочь жителям Мариуполя
Синодальный отдел по благотворительности и социальному служению Русской Православной Церкви организует поездки волонтёров-ремонтников в город Мариуполь. Там добровольцы помогают восстанавливать дома местных жителей, тех, кто не в силах справиться сам.
Тагир — один из волонтёров. Он — майор в отставке, живёт в Омске. Однажды из новостей по телевизору мужчина узнал о том, что идёт набор добровольцев для помощи нуждающимся в Мариуполе. Тагир увидел, в каких ужасных условиях живут многие люди и твёрдо решил — надо помочь. Хотя сам мужчина — мусульманин, его ничуть не смутило, что волонтёрские поездки организует Православная Церковь. Он очень хотел поддержать людей.
Тагир, как и задумал, отправился в Мариуполь. Там доброволец ремонтировал жильё бабушкам и дедушкам, людям с инвалидностью. После окончания смены приехал домой с твёрдым желанием вернуться обратно. Остановил его — инфаркт. Полгода врач не разрешал Тагиру выполнять тяжёлую работу. А мужчина с нетерпением ждал возможности приехать в Мариуполь. И вот спустя время, он вновь отправился помогать местным жителям. Сегодня мужчина находится в Омске, проходит обследование, и, если здоровье позволит — снова будет трудиться добровольцем.
Тагир — один из тех, кто не может оставаться в стороне, когда так много людей нуждаются в помощи. Если вы тоже хотите присоединиться к волонтёрам-ремонтникам, заполните анкету на сайте: Помочьвбеде.рф
Или позвоните по телефону горячей линии церковной социальной помощи «Милосердие»: 8 800 70 70 222.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Разговор с подростками о христианских ценностях». Елена Бреднева
У нас в гостях была заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение» Елена Бреднева.
Мы говорили о разных возможных подходах к образованию и разговору с детьми и подростками о нравственности и христианских ценностях.
Ведущие: Кира Лаврентьева, Константин Мацан
К. Лаврентьева
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Меня зовут Кира Лаврентьева, у микрофона Константин Мацан. И у нас в гостях Елена Бреднева, заместитель директора Фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». Здравствуйте, Елена.
Е. Бреднева
— Здравствуйте, Кира и Константин.
К. Лаврентьева
— Сегодня мы говорим об образовании, об образовании и воспитании, о раскрытии личности ребёнка. И для вас образовательная функция, образование является основной деятельностью в жизни, вы преподаете в Московской духовной академии, у вас есть собственный проект — образовательные поездки, и, конечно, об этом обо всём хотелось бы сегодня поговорить. Расскажите, пожалуйста, с чего начиналась эта идея начать образовывать детей путём вот таких вот интеллектуальных экскурсий?
Е. Бреднева
— Десять лет назад я училась сама в Московской духовной академии, я там закончила высшие богословские курсы, мы три с половиной года там учились, у меня есть диплом: «специалист в сфере духовного просвещения». И когда мы с педагогами стали думать, какие проекты лучше запускать, мы в таком экспериментальном режиме сделали площадку — нам благотворители построили десять летних домиков, часовню в честь старца Паисия, это всё у нас в Брянской области, и мы там попробовали летом собрать педагогов, родителей и детей, и посмотреть, что вообще детям интересно. И уже буквально в первый год мы поняли то, что дети у нас в телефонах, то, что у них идёт самообучение, потому что они сами снимают, сами выкладывают, сами придумывают, что им выкладывать, и тем самым формируют друг у друга сознание. А педагогов там не было практически ни одного, потому что, когда появились телефоны, были киностудии, но они были дорогие, и вообще по старинке все думают, что кино снимать дорого, нужно огромное оборудование, и даже в киношколу себе не каждый мог позволить записаться, записать ребёнка. И мы поняли то, что появился такой запрос, скажем так, от детей, что нужен такой кинокружок в школу, потому что раньше какие предметы в школе, они до сих пор есть: есть музыка, есть фортепиано, есть учитель подготовленный, который может преподавать, и ребёнок поёт, небольшой процент становится там прямо музыкантом, но для развития это хорошо, все понимают. Также рисование: есть предмет, краски всегда были, были карандаши, был педагог подготовленный, дети рисовали, тоже развиваются, правильно? Но кино почему не было в школе? Потому что действительно, было оборудование и всё остальное недоступно. А тут, получается, стало доступно, у нас у каждого телефон, и является синтезом вообще это направление — кино, там у нас и живопись, и музыка, там много, скажем так, даже профессий, которые мог бы выбрать себе ребёнок: это оператор, может монтировать, может рисовать художник, если это анимационный фильм. Получается, что есть такой вид интересной деятельности для ребёнка, но нет подготовленных педагогов, потому что те режиссёры, которые есть, они работают или на телевидении, или они умеют снимать, монтировать, но не могут преподавать это детям, именно вот в воспитательной части. И что мы сделали: первый год мы организовали фестиваль, и дети сами стали присылать нам всякие видео, стали работы нам присылать. Ну вот не совсем всякие, мы, конечно же, сделали положение о фестивале, и мы взяли за основу короткометражный фильм, кинопритчу, чтобы было понятно, что вот формат — это короткометражное кино и обязательно работа со смыслом. И дали им образцы — это сказки, притчи, истории, где есть уже мораль, потому что сложнее всего, наверное, это написать сценарий, а здесь мы как бы сразу из первого в десятый класс попадаем, когда даём им идею. Расскажу: мы берём часто притчи старца Паисия, например, вот о пчеле и мухе и говорим: «пролетает маленькая пчёлка над полем, ищет цветочки, встречает муху и говорит: «Я слышала, что здесь у нас есть цветы». Муха насупилась и говорит: «Я здесь ничего такого не видела, но я могу показать здесь и консервные банки, и где много мусора». И тут пролетала как раз пчёлка постарше, которая тоже там жила и говорит: «Удивительно! Я тоже столько лет здесь живу и летаю, но я могу показать, где гиацинты, где лилии, где множество цветов». «Так и люди делятся на две категории, — говорит старец Паисий, — одни во всём видят дурное, а другие во всём ищут хорошее и радость посылают». И мы начинаем обсуждать с детьми эту притчу, они говорят мораль, и мы говорим: «А давайте, мы на современный лад снимем историю?» Они говорят: «О, давайте! У нас тоже, например, в школе так бывает, вот там один мальчик, он ходит из школы в школу, ему всё плохо, куда не придёт, там драка, ещё что-то. А есть, наоборот, кто придёт и сразу с ним дружить хочется». И дети снимают такие современные истории, сами формулируя мысли и добродетели, которые получаются в ненавязчивой форме, в интересной их форме, потому что им нравится снимать, они это всё производят и транслируют на большую публику, потому что мы это выкладываем в соцсетях ещё и на портале нашем.
К. Лаврентьева
— Елена, смотрите, правильно ли я поняла: то есть дети в летние каникулы приезжают на площадку в Брянской области, началось всё с Брянской области, как бы отдыхать, и вы увидели, что они в телефонах все, что их интерес, он в зоне вот этих гаджетов находится, и вы адаптировали этот интерес, и, в общем, решили это всё дело пустить в пользу и начали снимать с ними кино как раз через вот эту их заинтересованность гаджетами?
Е. Бреднева
— Да, мы вот попробовали, организовали такой фестиваль, и они стали присылать нам эти притчи, эти истории, сказки в разных формах: и игровое кино, и анимационные фильмы, и репортажи, и мы поняли то, что они снимают, да, но хорошо бы в школе иметь такое тоже направление наряду с музыкой, с рисованием, даже с литературой, потому что сейчас больше дети смотрят даже, чем читают, поэтому надо это правильно доносить зрителю идею, и чтобы зритель смотрел это всё в коротком формате, и эту телеграмму, которую передаёт там ребёнок или взрослый, визуальная вот эта картинка, она была красивой, и мы поняли, что надо запускать всё-таки эти кинокружки. Так как педагогов нет, мы создали из этих режиссёров, нашли их по крупинке со всей России, которые именно могут работать с детьми, у которых свои там киностудии, у которых есть опыт, и которые хорошо снимают, монтируют и пишут сценарии. Мы их объединили в одну команду, прописали курсы. Значит, у нас сейчас три курса прописанных, то есть это по созданию игрового кино, анимационного — это отдельное, по созданию анимационных фильмов, 144 часа у нас идёт, мы выдаём удостоверение о повышении квалификации. И игровое кино, 72 академических часа. И разработали уже вот совсем недавно, наверное, год назад — по образовательному туризму, курс называется «Духовно-нравственное воспитание средствами историко-культурного туризма». Мы собрали такую команду режиссёров, сценаристов, педагогов и создали курс. Сейчас мы его преподаем в Московской духовной академии, и мы его утвердили ещё в нескольких институтах, даже я бы сказала, во многих, то есть это Московский педагогический государственный университет, это Российский государственный социальный университет, институты региональные тоже, развития и образования. Так как это направление было новое, таких курсов не было, мы сделали такой курс и утверждаем его успешно на базах разных университетов.
К. Лаврентьева
— А из чего он состоит? В чём его главная суть, этого курса?
Е. Бреднева
— У нас там идёт педагогическая часть, где и доктора наук, и как раз преподаватели Московского педагогического университета рассказывают, как взаимодействовать с детьми, учитывая их возрастные особенности. У нас ведут представители Синодального отдела отец Геннадий (Войтишко), Дарья Кочкина, в этом курсе они как раз тоже рассказывают свою часть, предмета тоже два ведут у нас. У нас большой блок именно по созданию видео, то есть у нас они изучают технологию съёмки, монтажа и написания сценария, потому что в основном, кто начинает вести кинокружки в школах, они уже педагоги, то есть вот как обсудить духовную часть, они в принципе знают, они всё равно ведут классные часы, они там, например, если это преподаватель или Закона Божия, или просто классный руководитель, для них это в помощь идёт, например, они хотят обсудить тему дружбы или какую-то добродетель — помощь ближнему, и они подбирают или первый вариант, как раньше было: смотришь кино и обсуждаешь — это старый формат, а так как сейчас дети сами снимают уже, мы предлагаем формат и учим этому формату, чтобы они говорили: «а давайте с вами снимем на эту тему дружбы», а чтобы снять фильм, надо написать сценарий, распределить роли, обсудить героев, поведение, и педагог грамотно, когда с ними обсуждает модель вот этих поведений, он выстраивает, ну, например, он знает, что есть хулиганистый Петя, и он хочет, чтобы он всё-таки научился не жадничать, к примеру, и он берёт сценарий и говорит: «а вот хорошо бы было ему вот так дать», и этот Петя проигрывает, и получает радость от того, что он даёт, например, он играет эту роль и получается, педагог в рамках таких съёмок, он детей подводит к правильной идее, к нашим добродетелям, которые мы изучаем, наши православные, там вера, надежда, любовь и так далее, то есть через действие, через проигрывание вот этих ролей. И вот образовательный туризм, который сейчас мы ведём, он включает следующие предметы: это экскурсионный метод освоения знаний, методика составления маршрута, разработка региональной программы историко-культурного туризма для детей, репортажная съёмка как средство усвоения экскурсионных программ, ну и технология монтажа и съёмки тоже. Почему мы начали ещё в поездках снимать — потому что это тоже оказалось одним из лучших способов, чтобы усвоил ребёнок экскурсию, потому что чаще всего там: «ну, вот стул Пушкина, стол там», он слушает, что-то запомнит, там высоту колокольни, вот я сколько раз была, не всегда вспомню даже её высоту, а когда ребёнку даётся задание снять репортаж, то есть у него своё интересное дело — снять репортаж, ему нужно составить вопросы, чтобы взять интервью, ему надо написать сценарий — это значит прочитать об этом месте, куда он едет, потом он это снимает, монтирует, и когда он показывает это на большую аудиторию, он несколько раз эту информацию пропускает через себя, и он это и запоминает, и проживает, и как личность, там же и командная работа, и он чувствует себя, действительно, творцом, то есть как взрослый, вот мы передачу ведём, рассказываем зрителю, а дети уже в юном возрасте начинают через фильмы тоже рассказывать свою историю, которую они хотят донести зрителю.
К. Лаврентьева
— В гостях у «Светлого вечера» Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение», у микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Елена, а расскажите, пожалуйста, про вот эти поездки, я так понимаю, если они выделены в отдельный проект вашего преподавания Московской духовной академии, они выделены в отдельный курс, то это не просто паломнические поездки, которые знакомы и понятны более-менее всем, не просто какие-то туристические обзоры, а, наверное, в них есть ещё что-то очень важное, есть какая-то образовательная функция, о которой хотелось бы сейчас поговорить подробнее.
Е. Бреднева
— Да, ну вот у нас такая система: у нас курсы сами проходят в Московской духовной академии, мы выдаем удостоверение о повышении квалификации, но мы предлагаем ещё, кто хочет попрактиковаться, потому что курсы у нас онлайн, встречаемся мы в основном в конце, чтобы выдать удостоверение о повышении квалификации и проводим круглый стол тоже по этому направлению кинопедагогики и образовательного туризма. И это у нас, скажем так, параллельный проект ещё, то есть, пока мы это всё разрабатывали, у нас образовалось много площадок, куда можно выехать, это, например, Свято-Никольский Черноостровский монастырь в городе Малоярославец, вот у нас будет на осенних каникулах как раз туда поездка, я вот могу рассказать на примере этого замечательного места. Мы вообще, когда разрабатываем маршруты, мы смотрим, что в регионе исторического есть, какие достопримечательности, музеи, что связано с историей, и православные, потому что у нас наша история, естественно, связана неразрывно с православием. И приезжая вот в Малоярославец, мы посещаем Музей 1812 года, потому что это именно то место, где развернулся Наполеон со своей армией, там у нас и образовательный комплекс «Ильинские рубежи», мы там с детьми проводим спортивно-военную игру, мы взаимодействуем со спортивным клубом в городе Малоярославец, они приезжают, учат там и военному делу, то есть в игре дети ещё занимаются спортом, но, естественная составляющая, как я говорила, у нас — кино, у нас вся группа детей, она сразу делится, кто снимает, кто монтирует, кто пишет сценарий, то есть мы полностью снимаем все дни, и в конце поездки у нас кинопоказ всегда. У нас в Малоярославце будет проходить кинофестиваль «София», это тоже наш проект большой, он ежегодный, мы его проводим от фонда «Медиа просвещение» совместно со Свято-Никольским Черноостровским монастырём. Игумения Николая поддерживает этот проект, монастырь участвует, они нас принимают, расселяют, и у них есть замечательная и гостиница, и питание, кафе.
К. Лаврентьева
— К этому можно как-то присоединиться, если сейчас кто-то услышит и захочет как-то узнать подробнее?
Е. Бреднева
— Да, можно к этому присоединиться, у нас буквально сейчас записались тоже из Саратова, из Самары, туда приезжают из разных регионов педагоги, дети, родители, привозят свои фильмы, то есть если кто-то уже снимает. Если кто-то не снимает, у нас снимают обязательно там, потому что у нас там пять дней идёт программа, в первые четыре дня как раз идёт обучение съёмке, репортажной съёмки, и дети делятся на команды, то есть кто-то снимает игровое кино, кто постарше, а кто помладше, например, начальная школа, они снимают анимационные фильмы, им полепить, порисовать, они берут за основу притчу, сказку, и на этот сюжет делают раскадровку, то есть рисуют разных героев, лепят, снимают и озвучивают, это интересная такая тоже проектная игра. Кто постарше, вот они уже у нас монтируют, репортажи снимают, учатся задавать вопросы, у нас там блок по журналистике присутствует. Там ещё с нами в партнёрстве проводит Российский государственный социальный университет, у них там находится филиал его, то есть основной у нас в Москве, и как раз вот выпускницы приюта, там есть приют ещё на базе монастыря замечательный, и как раз выпускницы, кто желает, он идёт дальше учиться на журналистов у них вот такая система. И у них там есть киностудия на базе университета, они нам как раз предоставляют оборудование, кабинеты, и нам очень удобно вот так деток в рамках этой поездки делить на команды, у каждого свой кабинет, аппаратура, к нам приезжают режиссёры из разных регионов, которых мы знаем, которые замечательно работают с детьми, и мы снимаем с ними видео. Даже если без подготовки приезжает ребёнок, он к последнему дню уже на экране видит своё творчество, это немаловажно, чтобы сразу видеть результат. Награждаем всех, конечно, у нас все дети всегда с дипломами, со вкусными подарками, и получается вот такая насыщенная программа, то есть обучение, экскурсии и общение, у нас приезжают ребята, играют вечером на гитаре, у них такая добрая атмосфера, где можно поговорить как раз и о духовном, потому что во всех наших поездках всегда есть экскурсия, или в монастырь, например, обязательно будет по Свято-Никольскому Черноостровскому монастырю. Если мы выезжаем в Псков, то на базе Спасо-Елеазаровского монастыря мы проводили тоже наши программы, там есть игумения Мария, предоставляют они нам, там у них свой дом культуры, наверное, правильно назвать, который при монастыре находится, и тоже помогают нам с проживанием, питанием, и мы организовываем. Если это Псков, то, например, там музей «Ледовое побоище», то есть мы тоже берём какие-то исторические места, и даже вокруг этого мы снимаем часто фильмы, мультфильмы. Или вот, например, мы ездили летом в Мордовию, там проходило в честь Фёдора Ушакова мероприятие, день памяти его был, и как раз мы представили свой мультфильм, который сняли в Малоярославце, про Фёдора Ушакова, и там, конечно, все были в восторге, потому что туда приезжали разные военные училища, и они представляли спектакли, то есть на сцену выходили, мы говорим: «а ещё можно номинацию „кино“ сделать». Администрации, естественно, понравилось, они поддержали идею, поэтому вот мы приезжаем и снимаем. И ещё один важный момент хочу сказать, что в рамках этого курса по образовательному туризму наши участники курса, он идет полтора месяца, получают задание: в течение этого курса составить свой маршрут своего региона или деревни, города, который бы включал достопримечательности, храмы, что бы они хотели рассказать всей России. Они составляют этот маршрут, проводят экскурсию и снимают репортаж, то есть с помощью детей, берут школьников или где они работают, там воскресная школа, они снимают репортаж и нам его присылают. Мы это сейчас планируем выкладывать на нашем портале, мы ещё портал создали «Святые Online», от фонда «Медиа просвещение», там по направлению нас география России, и мы там выкладываем наши видео, и этими маршрутами могут пользоваться и из других регионов, например, школа в Курске хочет поехать и посмотреть Воронеж, а вот какой маршрут взять? Потому что, я помню, в Иерусалим мы полетели, и экскурсовод, там, если ты не знаешь православие, то понимаете, да? То есть это нужно быть уверенным в экскурсоводе или составить самому программу, если ты хочешь, чтобы дети услышали именно то, что надо. Поэтому, естественно, те площадки, локации для съёмок, которые мы выбираем, мы уже знаем экскурсоводов, как и что они скажут, для какой аудитории, потому что для детей это одно у них, один подход, для взрослых тоже, воцерковлённые, невоцерковлённые, это тоже надо всё понимать, учитывать эти особенности.
К. Мацан
— Дети иногда вообще раскрывают взрослым глаза на какие-то вещи, которые сами взрослые, может быть, никогда бы так не раскрыли бы. Вот я помню, когда в юности работал вожатым в детском лагере, мы тоже там смотрели кино, не снимали, хотя и снимали тоже, но у меня почему-то в памяти остался эпизод, когда мы смотрели кино, и решили мы, взрослые, так детям показать из любимого «Тот самый Мюнхгаузен» Марка Захарова. И я помню, что потом мы обсуждали, и один мальчик размышлял о последних кадрах фильма, когда, я напомню: Мюнхгаузена по сюжету, по идее, вот сейчас должны запихнуть в пушку и выстрелить им, чтобы он доказал, что он может на ядре полететь на Луну, мы понимаем, что, в общем-то, это всё метафора, что после такого не выживают, но вот кадр Мюнхгаузена заканчивается тем, что Мюнхгаузен по лестнице такой верёвочной лезет аккуратно вверх, ну вот якобы в эту пушку, но он лезет очень долго, и это в такую метафору превращается. И вот мне один мальчик лет 13-ти говорит: «Ну, вот как интересно, ведь он же может наверх полететь легко на ядре, но он выбирает путь усилия, потому что лезть вверх по верёвочной лестнице — это путь приложения усилий, он не выбирает лёгкий путь. Мюнхгаузен выбирает такой путь тяжёлый». Я никогда так об этом не думал, вот об этом эпизоде, хотя миллион раз его смотрел. И дети иногда неожиданно дают какой-то свой угол зрения. Наверняка у вас тоже множество историй о том, как дети, снимая, обсуждая будущий фильм или мультфильм, как-то так сумели на тему святого, добродетели посмотреть, что вас само это как-то заставило подумать: а ведь действительно, как интересно. Были такие примеры, можете привести?
Е. Бреднева
— Да, у нас много интересных разных случаев, вот вы сейчас рассказываете, да, это в принципе, мы первоначально когда с детьми общаемся, мы им даём первое знание — это по драматургии, и там как раз, если в сценарии не будет перипетий, не будет изменения героя, то это будет скучный фильм, есть же определенная такая вот, мы её называем «арка драматургическая». И всегда мы просто объясняем, на примере Колобка: вот есть у нас герой, и он бы сидел там на окошке, и, может быть, никуда не двигался, если бы что? И дети сразу понимают: если бы его не хотели съесть. Он понимает, что его хотят съесть, и вот появляется инициирующее событие, его заставляют двигаться, и всё по нарастающей, по нарастающей, он же не встречает сначала медведя и лису, ему потом бы неинтересен заяц был, поэтому он сначала он встречает зайчика, потом волка, и раскручивается. И всегда есть кульминация тоже, и мы всегда обсуждаем, конечно, с детьми — да, она может в фильме по-разному восприниматься абсолютно, кульминация, самый такой момент переживания в фильме, что будет дальше. Ну и в конце развязка — это изменение героя вот как раз. И дети, да, они по-разному подходят. Например, вот тоже одну из притч, мы за основу которую даём, расскажу вам её: один монах был в монастыре, который ни с кем ничем не делился, и его прозвали жадным. То есть, все обычно приносят там яблоки, детям раздают, деньги дают, и все раздают, а он нет. И вот когда этот монах умирает, к нему приходит там вся деревня. А монах говорит: «А что вы к нему пришли, что он такого сделал?» Они говорят: «Вы знаете, вот он нам вола купил, ещё что-то», то есть большие суммы он скапливал и помогал семьям конкретно, к нему, может быть, кто-то на исповедь ходил, и он знал, что ему нужно, и он вот покупал и дарил это. И мы говорим: в чём же мораль? И вот здесь дети тоже по-разному, кто-то говорит: «вот, осуждать нельзя, грех осуждения, и я хочу снять фильм, чтобы не осуждать». А кто-то говорит: «а я здесь вижу мораль: надо втайне свои дела делать». То есть здесь можно раскрыть какой-то момент, выбрать о чём-то смысл, и её снять уже на современный лад. Вот такие мы берём притчи, сказки и, взяв мораль, потому что нового ничего уже о добре и зле не придумаешь, мы все это знаем, с точки зрения духовной, вот есть жадность, её надо снять, чтобы её избежать, надо научиться жертвовать, и мы снимаем фильмы, как там жадный стал добрым и так далее.
К. Мацан
— Вернёмся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами в программе «Светлый вечер» Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». В студии Кира Лаврентьева, я Константин Мацан. Не переключайтесь.
К. Лаврентьева
— Ещё раз здравствуйте, дорогие друзья! «Светлый вечер на Радио ВЕРА продолжается, напоминаем, что у нас в гостях Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Так, Елена, это очень интересно, такая вот мораль воспитательная. А какие ещё поездки у вас были в вашей памяти самые яркие? О каких бы вы могли рассказать?
Е. Бреднева
— Мы сейчас вот приехали, последняя поездка наша была Валаам-Санкт-Петербург. Мы познакомились с замечательным игуменом Варлаамом, это на базе Свято-Троицкой Сергиевой пустыни, и этот монастырь восстанавливал Игнатий Брянчанинов. И у нас сейчас, когда мы там побывали, мы рассказали об этой поездке, и у нас очень много желающих туда прямо просят на каждые выходные: «давайте, давайте, давайте!» Вот поэтому сейчас, наверное, мы этот маршрут возьмём, будем туда тоже возить школьников.
К. Лаврентьева
— А как присоединиться? Как можно вас найти, о вас узнать?
Е. Бреднева
— Я контакты оставлю, у нас вся информация бывает на наших ресурсах: «Святые Online», это фонд «Медиа просвещение». Оформляем мы поездки: трансфер, питание, проживание через ООО «Гридница». А по проектам через нас, через «Медиа просвещение». И, соответственно, мы туда приезжаем и будем изучать, в том числе, Игнатия Брянчанинова, его труды, может быть, что-то также читать, что он писал, и с детьми на современный лад, скажем так, обсуждать и снимать простые вот эти их мысли. Как в Оптиной пустыни, например, мы когда приезжаем, у нас в Калужскую область маршрут, вот я говорила, и Малоярославец тоже в Калужской области, но мы выезжаем ещё и в Оптину пустынь, там в Музей космонавтики. Естественно, если мы выезжаем в Калужскую область, мы стараемся снимать фильмы, чтобы изучить именно святых и героев этой земли, например, там была Пелагея Брагина, которая в годы войны раненых у себя держала, и немец, придя, увидел там 18 человек, он ей поклонился и ушёл, вот был такой случай известный, и мы о нём сняли мультфильм замечательный, дети сами вырезали, делали фигурки, делали героев. Соответственно, когда мы в Оптиной пустыни, мы с ними говорим, читаем Оптинских старцев, говорим: «давайте снимем», и дети уже вдумываются — а как лучше это выразить? Они же это всё прочувствовали. Приезжая в Троице-Сергиеву лавру, мы там тоже проводили много раз фестивали, нам там даже город давал, и дворец Гагарина, то есть мы не только с Церковью, мы и с государством взаимодействуем, и с епархиями, когда в регион приезжаем, потому что всё-таки не только в рамках Церкви, но ещё много и школьников, которых хотелось бы тоже привлечь к нашим проектам, и они приходят, они участвуют, им очень нравится. Вот даже из Алтая приезжала одна команда, они приезжают на кинофестиваль, представляют свою работу и им предлагается ещё посетить храм. И они вот посетили, и потом мне Яна, знакомая говорит: «А я проходила всегда мимо храма, никогда не заходила, а сейчас, после вашей поездки вернулась, и вот зашла в свой в своём городе». То есть люди приобщаются, скажем так, к духовному через интересный такой формат, когда такая насыщенная программа в городе, они изучают историю, православие, дети у нас все радуются. Ну, какие ещё у нас? Ну, вот Санкт-Петербург из последних, потом Калужская область, Подмосковье. Сейчас, на этих выходных мы поедем в Борисоглебский монастырь, это в Аносино, тоже там интересная своя история, и мы будем снимать репортаж, посвящённый 200-летию монастыря. Там есть такое место — Тютчево, вот семья Тютчевых была, скажем так, у первоистоков создания монастыря. Это вот на этих выходных мы поедем, приедет там режиссёр наш, Павел Морозов, мы планируем снять репортаж.
К. Мацан
— Какой возраст детей?
Е. Бреднева
— Приезжает начальная школа, вот они с сопровождающими, у нас не как форма детского лагеря, потому что мы программу предоставляем, и у нас компания, которая помогает организовать, если надо, трансфер, питание, проживание. То есть они приезжают с сопровождающими, или с родителями, или с педагогами. Если это начальная школа, то вот я говорю то, что мы смотрим, чтобы это всё было им интересно, они снимают в основном мультфильмы. Если кто постарше, работа уже посерьёзнее.
К. Мацан
— То есть если, допустим, кто-то заинтересовался из наших слушателей, чтобы поехать, то это не просто вот как частное лицо вам звонишь, заполняешь заявку, едешь, а должна быть какая-то группа организованная, там от школы или как-то вот коллектив родителей?
Е. Бреднева
— Нет, они могут и сами приехать. Вот у нас будет Малоярославец, мы им организуем приезд. И родители приезжают с детьми, у нас даже с маленькими детьми приезжают, например, двое-трое детей в семье, и чтобы старшие участвовали в смене, учились снимать, посещали экскурсии, а мама, с ребёнком просто, например, гуляет, где-то присоединяется, ребенок маленький, двух-трёхлетний, он где-то и полепить может, просто она с ним может там подойти, отойти, то есть семейные такие поездки.
К. Лаврентьева
— Но требование такое, что у ребёнка должен быть гаджет, я так понимаю, телефон?
Е. Бреднева
— Не обязательно. У нас командная работа, вот, например, сейчас Павел приедет, у нас выезд будет в Борисоглебский монастырь, там для воскресной школы, они попросили приехать, их обучить, чтобы тоже, может быть, запустить это направление у себя, чтобы снимать в воскресной школе фильмы, мультики делать, их присылать на фестивали. И мы приезжаем, чтобы в практике с режиссёром, с их детьми, их родителями снять вот такой репортаж и подарить монастырю к 200-летию.
К. Лаврентьева
— Как интересно.
Е. Бреднева
— И они там приходят и с маленькими, и постарше.
К. Лаврентьева
— А есть такое, что ребёнок приезжает, например, вообще ничего не зная о церкви, ничего не зная о храме, но присоединяется к такой поездке, и вот в течение поездки, съёмок он знакомится таким образом?
Е. Бреднева
— Конечно! Он ещё там больше всех говорит о храме. Отвечу на вопрос: у нас вот приезжает Павел, и он привозит несколько камер, и мы их делим на команды, то есть не каждому нужен телефон. А когда у нас идёт именно практическая часть, когда мы вместе, они получают задания, то есть у каждой команды обязательно должен быть оператор, мы распределяемся, и мы сопровождаем, то есть режиссёр, например, на команде там, или одну, или две команды курирует, говорит, как снять правильно планы, потому что планы есть крупные, средние, и как правильно это соединить. И они прямо в практике, им не скучно, как вот в киношколах часто бывало, ты год или два только лекции слушаешь, а потом только тебе камеру дадут, вот у нас нет, у нас, так как дети все уже и так снимают, мы говорим: давайте снимать. Но когда, например, экскурсия, они получают задания снять, если для наших соцсетей «Святые Online», мы им говорим формат, например: надо нам вертикально, до минуты. И они, вот в Петербург мы выезжали, музей Пушкина посещали, и каждый делает на свой телефон, потому что здесь уже не командная, чтобы экскурсоводу не мешать, когда они получают индивидуальные задания, то могут уже на свои телефончики поснимать. Если у кого-то нет, то мама ему даст или преподаватель, или мы, а так в основном командная работа.
К. Лаврентьева
— Это очень интересно. Но это такая история, как, знаете, если ребёнок чрезмерно увлекается гаджетами — отдайте его на курсы программистов, там нужно столько писать вот эти коды, что он очень устает от экрана, и у него нет сил в оставшееся время опять сидеть в телефоне, потому что очень устает нервная система, глаза, пальцы, и, в общем-то, хочется отдохнуть. А тут получается, что ты фильм снимаешь, и ты и так уже вот эту потребность покопаться, понажимать кнопочки, ты уже как-то реализуешь, ещё и с пользой, то есть пока ты снимаешь, ты же запоминаешь очень то, что тебе говорят, ты сам ретранслируешь, соответственно, всю услышанную информацию.
Е. Бреднева
— На 80 процентов больше запоминаешь это по статистике в педагогике, а когда ты сам об этом говоришь, тогда и усваиваешь. Ну, вот о педагогах ещё тогда хочу сказать, о детях поговорили, вот как они могут развиться, пройдя наши курсы. У нас педагоги, которые прошли курсы, они в своих регионах уже запустили тоже, кто-то кинофестиваль, кто-то киношколу. Бывает разное даже по характеру, например, они закончили, направление интересное, потому что по работе с детьми именно духовно-нравственное воспитание — это один из лучших, вот сколько мы взаимодействуем со школами, с детьми работаем, потому что, когда спрашиваешь: «кто будет снимать фильм?», все руки поднимают из детей. Ну и всё, и педагог грамотный начинает обсуждать уже темы, добродетели и прочее. И вот у нас, например, Катя из города Воронеж, закончила Московскую духовную академию и сейчас разработала свой маршрут по Воронежу, и буквально уже к ней записываются люди. Вот у нас будет первый пилотный, планируем, может быть, через неделю или через две, к ней выезд. Она составила, там и собор кафедральный, там же много, и Митрофан Воронежский, а если мы на микроавтобусе, то к Тихону Задонскому можно заехать. Ну и, естественно, для детей «Петровские корабли», шикарный интерактивный музей, то есть они будут снимать историю, опять же, и православие. И там она на месте уже договаривается, где расселить, покормить, чтобы это всё было по нормам. Вот к ней поедет первая группа такая. Катя запустила ещё по анимации курс, ее сразу и школы стали приглашать, потому что это востребованное направление не только для воскресных школ, а ещё и для школ, чтобы там запускать кинокружки. И люди даже готовы это оплачивать, то есть для педагога, который немного даже получает, для него это может быть как дополнительная работа, потому что, набрав десять человек в школе, он может раз в неделю вести этот кинокружок, и у него очень хороший может быть заработок, это плюс педагогу в помощь. И кто у нас не научился, не то чтобы не научился, вот научился он снимать и монтировать, говорит: «классное направление, я у себя сделаю региональный фестиваль». И он начинает взаимодействовать у себя уже, например, вот сейчас из Саратова ко мне приезжали, у них там новая епархия образовалась, и вот владыка их направил на повышение квалификации, на наш обучающий курс, они приезжали в Валаам, в Санкт-Петербург, и они приедут ещё в Малоярославец. Мы их ещё поддерживаем, мы им будем торжественно вручать анимационную студию, с камерой, на которой они работают, так уже мы очень многих наградили в областях, то есть кто хочет развиваться, мы как-то тоже их поддерживаем. И вот сейчас они приедут, уже привезут фильм свой, представят в Малоярославце и получат такую от нас анимационную студию, это «Сиреневая мультстудия», наши партнёры, Дмитрий Шубин тоже нам помогает награждать этих педагогов. И они хотят дальше сделать свой, может быть, фестиваль, маршрут разработать, и также мы будем выкладывать, пожалуйста, можно вот Саратов, там тоже очень красивые места. И так вот, кто выпускается, кто подключается к этому, он у себя в регионе начинает развивать эту деятельность — или фестиваль, или образовательный маршрут, или просто пойдёт в школу учителем работать, а вокруг него тоже образуются люди и вот это направление. Недавно из Алтая мне позвонила выпускница, они взяли грант сейчас, вот их поддержали, Движение первых«, первый раз грант сейчас давали, вот это наши выпускники, очень приятно, им дали миллион, и они уже покупают оборудование, это ещё поддерживается и государством, и есть грант «Православная инициатива», тоже это направление поддерживает. Поэтому это будет и педагогам, и родителям интересно, я думаю, будут развивать у себя на базе школ, воскресных школ.
К. Мацан
— Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение» сегодня с нами в программе «Светлый вечер». А были ли случаи, когда ребёнок, погрузившись в такую кинематографическую деятельность, для себя выбирал бы потом профессию кинематографиста? Всё, ребёнок решил, что он будет режиссёром, оператором. Спрашиваю, потому что, с одной стороны, это здорово, когда ребёнок чем-то загорается и начинает о чем-то мечтать, например, о профессии режиссёра. С другой стороны, мы всё знаем, насколько этот мир творческих профессий зыбок, ненадёжен, связан с искушениями и, в общем, единицы на самом деле там по-настоящему могут чего-то добиться и пройти вот так вот с счастьем этот путь. Кто-то разочаровывается, кто-то так вечно мечтает о большой карьере в киноиндустрии, например, но так ничего и не получается, не потому что человек не талантлив, просто потому что разная конъюнктура. Как вы на это смотрите? Есть ли перед вами какая-то ответственность, если угодно, за то, что человек увлечётся творческим делом и потом и жизнь свою в эту область направит?
Е. Бреднева
— Как говорится, наше дело сеять, а взращивать будет Господь. Всё-таки мы больше о смыслах, и когда мы создавали вот это кинонаправление, мы в первую и единственную очередь были педагоги и думали о педагогике, и мы взяли этот инструмент именно как средство воспитания детей. А если кто-то из них будет, у нас были такие случаи, вот в Сочи был случай, я привожу этот пример часто, когда девочка, школьница, прислала несколько фильмов, но направление их было: готы, в черном, такого направления очень много снимают дети, которые, конечно, на фестиваль не пойдут. Но среди пяти фильмов, которые она прислала, был один со смыслом, он о том, как мальчику нравилась девочка, и он всё под неё подстраивался, и прической, и всем, а она не обращала внимания. А потом он встал с собой, и она его заметила. Он стал с собой и подумал: ну, не нужен я ей и не нужен. Стал собой, и вот просто идёт, и всё. И там такая развязка, что девушка подходит к нему и знакомится на такой, на доброй ноте там. Концовка очень-очень хорошо снята была, прямо вот талант. И мы в зимнем театре награждали, помню, детишек, и она пришла вся такая, преобразилась.
К. Мацан
— Гот стал человеком.
Е. Бреднева
— Ну, чтобы не обидеть это направление... Но она изменилась, преобразилась, был вид один, стал другой — в платье, красивая девушка. И мне потом говорили, она поступила как раз на режиссёрский, по-моему, даже в Москву. Это я к чему говорю — к тому, что нужна мотивация, понимаете? Ты можешь снимать и выкладывать там абы что, чтобы себя как-то проявить, и это идёт всё во вред, часто даже в плачевные случаи, а можно, наоборот, сказать: «да, ребят, давайте, вот у нас фестиваль, мы там наградим вас, можете поехать потом отдохнуть, повысить свой уровень с режиссёрами», и мы награждаем ребят, награждаем педагогов, и они вот так вот приходят, меняются, выходят на сцену. Поэтому мы ищем площадки, взаимодействуем с органами власти, нам предоставляют площадки, чтобы детей наградить, чтобы они чувствовали, что надо снимать позитивное, доброе, мы стараемся вот в этом направлении идти.
К. Мацан
— А есть ли такая у педагогов, не знаю, проблема или не проблема, связанная, собственно, с требованиями к художественному уровню того, что снимается? Я объясню, о чём спрашиваю: с одной стороны, я понимаю, тоже имея какой-то опыт преподавания в детском лагере, допустим, мы кино снимали, музыку писали, монтировали, снимали всё-всё-всё, и есть две крайности: одна крайность, когда ты, как педагог, в общем, восхищаешься, умиляешься, даёшь зелёный свет всему, что ребёнок делает, просто потому, что он это делает, это прекрасно. Но показывать это потом далеко не всегда станешь, потому что это очень просто, это иногда плохо, но ребёнок постарался, во всяком случае. Другая крайность — это чтобы сделать прямо хорошо и педагогу было не стыдно, тогда многое нужно делать самому. Я понимаю, что очень часто в таких профессиях, как журналистика, режиссура, во взрослой жизни обучение какое — «сиди рядом, смотри, что я делаю, через полгода начнёшь делать сам» и так далее. И вот тут педагог должен искать какой-то баланс, чтобы, с одной стороны, это было всё-таки не его произведение, а ребёнка, но чтобы оно было художественно качественное. Какие здесь лайфхаки есть?
Е. Бреднева
— Это примерно точно так же, как с уроками рисования и музыки: ребёнок приходит на кружок в школу рисовать, сначала у него не будет сразу качественный рисунок, и он не должен смотреть год, как рисует учитель, вы согласны, да? Ему нужно самому рисовать, пробовать, ошибаться, учитель должен подправлять там линии. Сначала это будет школьная выставка, потом уже, может быть, какой-то районный, потом фестиваль. Абсолютно то же самое и с кино у нас. Когда мы только запустили, проводили круглые столы, и я помню, там великие режиссёры, кто-то сначала там смотрел и думал: что это тут в наше вторглись, что из кино будет?! А мы объясняем: нет, дети должны развиваться, они уже снимают, и мы должны им помочь, они будут делать ошибки, мы им говорим, как планы снимать, как сценарии писать, сначала они составляют простые сценарии, школьные. У нас очень много школьных кинофестивалей проходит. Вот мы, на примере сейчас скажу: гимназия Александра Невского, она очень большая, может быть, даже одна из самых больших, в Нижнем Новгороде, известная, мы два раза к ним приезжали, провели курсы для педагогов и родителей, и дети присутствовали, и сразу тоже в практику. Трёхдневный такой актив был, то есть преподаем, сразу раздаём камеры и снимаем. Они до сих пор, уже несколько лет прошло, они уже в международных фестивалях участвуют. А первый год был, конечно... То есть они поняли, как планами, как звук, где-то ошибка, потом звонят, какую камеру купить, какую петличку. Сейчас они мне звонят, присылают фильмы уже очень высокого уровня, если я не ошибаюсь, участвуют в международных фестивалях, им дипломы приходят, и у них ежегодно приходит владыка, тоже их награждает. Этот проект они внедрили в программу, каждый класс, с 1-го по 11-й, снимает фильмы. И они говорят: у нас такой прямо активный период лета, мы уже думаем, что мы будем снимать, уже интересно. Это командная работа, они год там снимают, думают, каждый класс, и в мае, к Пасхе, по-моему, приурочен фестиваль, они представляют эти работы. Поэтому здесь это как кинокружок, мы не на телевидении представляем эти работы, чтобы конкурировать с великими режиссёрами, нет. Оно должно быть и как киноискусство, мы должны смотреть образцы, и дай Бог, чтобы снимались хорошие фильмы, и дети их будут смотреть, да, но это как композитор, и ребёнок, когда он приходит, он же не умеет сразу петь и играть, он учится постепенно. Так и здесь, это школьный кинокружок, кто-то из них станет, может быть, какой-то процент режиссёром, сценаристом, а кто-то просто свободное время потратит с пользой. Понимаете, педагог через вот это творчество, просто с ним поговорит, может быть, на какую-то тему. У нас даже было в одном городе, когда мы снимали, пример приведу: мы разбились на команды и пошли снимать по темам, и вот у одной из команд была тема буллинга, то есть отношений в классе. И потом, на следующий день, когда представляли свои работы, педагоги и родители говорят: «если бы мы вчера не снимали этот фильм, мы не знаем, что было бы», там это очень нужно было... Они со слезами на глазах, как сейчас помню, говорят, что «вчера мы разрешили такую важную проблему», и дети стали говорить, когда писали сценарий, на такие темы, и получилось, что они разрешили очень важную проблему отношений в классе, снимая просто вот по этой теме фильм, понимаете, да?
К. Лаврентьева
— Да, это важно.
Е. Бреднева
— Поэтому кино — это очень сильное такое средство. Сейчас для детей запускаются всякие соблазны, которые идут им в пагубу, в интернете очень много этих программ, игр, которые на разрушение идут, и надо, обязательно педагогу включаться, чтобы спасти их свободное время, занять позитивным, чтобы они снимали и как можно больше вот такого доброго выкладывали, поэтому мы вот по этой части, а не для того, чтобы их сделать великими режиссёрами. Если они захотят, они пойдут, мы им скажем, что есть ВГИК, есть ещё там замечательные, там туда-туда-туда. Но мы всё-таки боремся за свободное время, чтобы дети снимали позитивное, доброе, и воспитательный момент вот этот присутствовал, поэтому мы работаем с педагогами.
К. Мацан
— Спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу. Я напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» была Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». Давайте под занавес беседы ещё раз напомним, где вас искать, вот тем, кто сейчас заинтересовался, на какой сайт заходить и что делать — «Святые Online», да?
Е. Бреднева
— Да. И вы также можете присылать нам туда и видео мы размещаем. У нас есть молодёжная редакция, это студенты МГУ, МГИМО, тоже мы с ними выезжаем, вот недавно проводили круглый стол с владыкой Московской духовной академии, в Общественной палате, то есть у нас есть на любой возраст. Приезжайте и с маленькими детьми, и с детьми постарше, и со студентами, у нас очень хорошая, добрая атмосфера, программы, поездки.
К. Лаврентьева
— Это очень интересно, спасибо большое.
К. Мацан
— Спасибо огромное. Кира Лаврентьев и я, Константин Мацан, были в студии вместе с вами. До свидания, до новых встреч на волнах Радио ВЕРА.
К. Лаврентьева
— Всего хорошего.
Е. Бреднева
— До свидания.
Все выпуски программы Светлый вечер
- «Разговор с подростками о христианских ценностях». Елена Бреднева
- «Фрески Макарьева Свято-Троицкого монастыря в Калязине». Юлия Ратомская
- «Смыслы Страстной седмицы». Прот. Павел Великанов
Все выпуски программы Светлый вечер
«Фрески Макарьева Свято-Троицкого монастыря в Калязине». Юлия Ратомская
У нас в гостях была ученый секретарь государственного музея архитектуры имени А. В. Щусева Юлия Ратомская.
Мы говорили об истории фресок некогда затопленного Макарьева Свято-Троицкого мужского монастыря в Калязине, о том, как они были сохранены и где их можно увидеть сейчас.