«Зачем человеку Церковь? — слышу я в очередной раз. — Вот мой папа человек неверующий, но намного добрее и милосерднее многих верующих, которых я знаю...»
Вопрос справедливый. Помните, знаменитые слова апостола Павла: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею — то я медь звенящая и кимвал звучащий»? Множество смысловых пластов в этих словах. И один из них — самый, на мой взгляд, парадоксальный — это то, что, получается, можно и вправду говорить языками ангельскими, а любви не иметь. Это не просто фигура речи, и не просто риторическое допущение блестящего оратора. Апостол Павел указывает на существующую реальность. Эту реальность я как церковный человек часто наблюдаю, когда смотрю в зеркало. Можно и вправду быть хоть насквозь церковным — а любви не иметь.
Погружаясь в церковную жизнь, человек начинает напитываться большим количеством душеполезной информации — беседует со священником, читает умные книги, может быть, знакомится с догматикой и христианской философией... Начинает приобретать и просто непосредственный опыт: общение людей на приходе, братские трапезы, поездки... И в какой-то момент может возникнуть иллюзия, что все это нужно само по себе. Что место накопления информации и особого времяпреповождения — и есть Церковь. И тут — словно удар колокола прямой над головой — слышишь от кого-то из своих церковных знакомых: «Пора уже не просто читать духовные книги, но и начинать жить в соответствии с тем, что в них написано». А написано в них — в той или иной форме — о любви. Начиная со слов Христа: «Заповедь новую даю вам: да любите друг друга». Продолжая уже прозвучавшими словами апостола Павла или словами апостола Иоанна: «Бог есть любовь». И заканчивая нескончаемыми томами творений святых, пастырей и просто христианских мыслителей...
«Идти к Богу — значит, учиться любви к ближнему», — говорят они почти в унисон. По моим ощущениям, вся догматика и философия нужны, чтобы это понять и начать жить в соответствии с этим пониманием.
От одного священника я слышал полемически заостренный тезис: «В раю храмов не будет». В том смысле, что Церковь — это то, что нужно грешным людям здесь на земле, чтобы научиться любви и достичь неба. Другой священник определял себя как тренера в духовном спортзале. Он рядом, чтобы помочь, подсказать и подстраховать. От третьего священника я почерпнул выражение «духовные костыли» — их в виде, например, постов и молитв предлагает Церковь людям, хроменьким и слабым, которые все же стремятся идти к Богу. То есть, учатся любви.
И вот здесь как раз и начинает звучать во всю силу тот самый вопрос: а что если человек — неверующий или просто нецерковный, но он добр и милосерден? Намного добрее и милосерднее иного верующего? Таких примеров, кстати, весьма немало... Что же, такому человек Церковь не нужна? В храм идти нет необходимости? А на самом деле за этим маячит другой —провокационный — вопрос: если допустить, что в принципе существует человек, которому Церковь не нужна, может оказаться, что и всем остальным можно обойтись вовсе без нее?
И я не вижу возможности ответить на такой вопрос — даже себе. Потому что в нем говорится о некоем условном милосердном неверующем. Скажешь: «Ему не нужна Церковь» — и соврешь. Потому что все-таки веришь, что вне Церкви нет спасения. Скажешь: «Нет, ему все равно нужна Церковь, потому что...» — и дальше мысль путается и теряется.
Но всё становится намного яснее, если на место условного человека ставишь конкретного — себя. Вот ты —лично ты — готов объявить себя духовным гением, который и без Церкви может научиться любви? Да? Тогда тебе Церковь и вправду не нужна... Впрочем, окружающие будут вправе удивиться твоей самоуверенности. И если допустить, что духовные гении существуют, то я точно знаю, что не из их числа. Мне нужна школа.
Не откладывайте. Наталья Сазонова
Недавно читала книгу о докторе Гаазе.
За бескорыстную помощь вся Москва 19 века называла его «святым доктором». Я задумалась над его призывом: «Спешите делать добро».
«Делать добро» — здесь всё понятно, но почему «спешите»? Разве можно не успеть?! Можно...
Живёт человек. И всю жизнь только для себя живёт, только о себе заботится. А к концу этой жизни понимает, что бесполезно прожил. Пустая она. Потому что ничего-то в ней для других сделать не успел.
Только не успеть, точнее, опоздать, можно не только к концу жизни, но и пока живёшь. Пока есть силы, и есть потребность и есть случай.
Как-то в интернете наткнулась на документальный фильм о пожизненно заключённых. Осуждённые рассказывали о себе; за что сидят, о чём сейчас думают, о чём сожалеют или... не сожалеют. Меня потрясло интервью с одним заключённым. Мужчина сорока лет, двадцать из них уже отсидел. На вопрос журналиста о чём он сожалеет, ответил: «Знаете, я в тюрьме Евангелие впервые прочёл. Переосмыслил многое в своей жизни. Столько бы мог людям пользы и добра сделать. И никто меня в этом не ограничивал, а не сделал ... А сейчас есть у меня на то и силы и желание, но ограничений много. Столько сделать нужного людям, как на свободе бы мог, в тюрьме не удаётся. Стараюсь, но знаю, что мог бы больше. Вот о чём сожалею».
Я услышала эти слова и вспомнила:
«Спишите делать добро!» Оказывается, такую возможность можно навсегда потерять. Я и не задумывалась над этим.
А недавно поняла ещё один смысл призыва «святого доктора».
Возвращаюсь с работы. Около моего подъезда, на лавочке — бездомный. Так вот сидя, и уснул. Грязный, одет в лохмотья. Рядом с ним — пакет, в нём пол батона хлеба. Сразу захотелось его накормить чем-нибудь горячим. Поднялась в квартиру, глянула в окно; человек не ушёл, лежит, спит. Ну и решила: перекушу быстро, успею. Не обедала, есть хочется. Разогрела еду, поела. А бездомный на лавке всё спит. Стала и ему поесть разогревать. Потом в кладовой одежду подходящую нашла. Всё собрала в сумку и спустилась на улицу. Вышла... а на лавке никого нет! Я туда-сюда; нигде бездомного не видно. Ведь только что был! Две ближайшие помойки обежала — нет нигде! Так и не нашла его. Поплелась со своей сумкой обратно. Ну как же так?! И тут, как ответ, снова вспомнила: «спешите делать добро».
Спешите — значит не откладывайте! Я уверена: Бог через других людей поможет этому человеку, а я свою возможность помочь потеряла. Спешите делать добро!
Автор: Наталья Сазонова
Все выпуски программы Частное мнение
Томас Эдисон и его мать
«Меня сделала моя мать. Она искренне верила в меня», — говорил американский изобретатель Томас Эдисон. Он называл мать своим добрым гением и всегда вспоминал о ней с любовью и нежностью.
11 февраля 1847 года в городке Майлан штата Огайо у торговца зерном Сэмюэля Эдисона и его жены Нэнси родился сын. Мальчика назвали Томасом. Он рос здоровым и жизнерадостным. Едва научившись ходить, малыш всюду следовал за матерью. Отец был в постоянных разъездах по торговым делам, и воспитанием ребёнка занималась Нэнси. Всё время мать и сын проводили вместе. Знакомые и соседи Эдисонов поражались тому, как сильно мальчик был похож на мать. У него были такие же глубокие, внимательные серые глаза. Да и характер точь-в точь материнский — общительный, добрый, открытый.
Стремлением к знаниям Томас тоже пошёл в мать. Нэнси с детства очень хотела стать учительницей, и её отец, приходской священник, дал дочери прекрасное воспитание и образование. До замужества она несколько лет работала в школе. Терпеливо и обстоятельно Нэнси отвечала на все вопросы любознательного сына. А их было множество. Почему птицы летают? Почему на небе облака? Почему горит огонь? Томас с радостью и упоением постигал окружающий мир.
Когда мальчику исполнилось семь лет, он пошёл в школу. Томас ждал этого дня с нетерпением. Но учителям не пришёлся по нраву его любознательный характер. Они называли Томаса неусидчивым и часто наказывали. Так прошло около двух месяцев, и однажды мальчик вернулся из школы с запиской от преподавателя. Нэнси развернула сложенный вдвое листок. На лицо её набежала тень, глаза наполнились слезами... Но она быстро взяла в себя в руки. С любовью глядя на сына, мать прочла записку вслух: «Миссис Эдисон! Ваш сын — гений. Эта школа слишком мала для него, здесь нет учителей, способных его чему-то научить. Пожалуйста, учите его сами».
И Томас стал учиться дома. Нэнси, у которой за плечами был богатый преподавательский опыт, удивительным образом удавалось совмещать хлопоты по хозяйству с ежедневными занятиями строго по расписанию. Под её терпеливым руководством сын очень быстро научился читать и писать. Мать учила его арифметике, истории, географии и физике и всем остальным основным дисциплинам. Когда Томасу исполнилось всего 9 лет, они вместе прочли «Начала» — знаменитый фундаментальный труд Исаака Ньютона.
Миссис Эдисон скончалась в 1871 году, когда её сыну было 24 — он твёрдо стоял на ногах и уже заявил о себе как о талантливом изобретателе и инженере. А через несколько лет о Томасе Эдисоне заговорил весь мир. Благодаря его идеям в дома людей пришло электрическое освещение. Эдисон усовершенствовал телеграф, он изобрёл микрофон и фонограф, открыв эру звукозаписи.
Однажды, будучи уже на вершине своей изобретательской славы, Томас Эдисон решил разобрать старый семейный архив. Среди писем и документов ему попался сложенный вдвое листок, который показался мужчине знакомым. Томас развернул его и ахнул. Это была та самая записка, с которой много лет назад учитель отправил его из школы. Только слова в ней почему-то были совсем не те, что когда-то вслух прочла ему мать. «Миссис Эдисон! — писал учитель. — Ваш сын — умственно отсталый. Мы не можем больше учить его в школе вместе со всеми. Учите его самостоятельно дома». Томас отложил записку в сторону и заплакал.
...Как-то раз Эдисон общался с репортёрами. «Что помогло вам стать изобретателем?», — спросил один из них. И он ответил: «Не будь у меня такой матери, из меня, пожалуй, не вышло бы ничего путного. Только её безграничная вера в мои способности, любовь, соединенная с упорством, нежностью и добротой смогли сделать меня тем, кто я есть».
Все выпуски программы Семейные истории с Туттой Ларсен
26 апреля. О милосердии
В 31-й главе Книги притчей Соломоновых есть слова: «Открывай уста твои за безгласного и для защиты всех сирот».
О милосердии, — игумен Лука Степанов.