«Знание истории — влияние на мировоззрение». Иеромонах Геннадий Войтишко

У нас в гостях был руководитель сектора приходского просвещения Синодального отдела религиозного образования и катехизации иеромонах Геннадий Войтишко.

Разговор шел о том, чем важно знание истории, как светской, так и церковной и библейской, как знание и понимание исторических фактов и событий влияет на формирование мировоззрения и духовных ценностей.

---

 М. Борисова

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА.

Здравствуйте, дорогие друзья!

В студии — Марина Борисова.

И сегодня этот час «Светлого вечера» с нами проведёт иеромонах Геннадий Войтишко, руководитель сектора приходского просвещения Синодального отдела религиозного образования и катехизации.

Здравствуйте, отец Геннадий!

О. Геннадий

— Добрый вечер!

М. Борисова

— Я... произнесла это! ( Смеются ) Это удивительно...

О. Геннадий

— Тест на бодрость Великим постом!

М. Борисова

— Да, да, да...

Хотелось сегодня поговорить, я думаю, на близкую Вам тему — зачем верующему человеку знание истории? Почему вдруг пришла в голову такая мысль? Ну... отчасти, потому, что нынешний год объявлен годом 80-летия Великой Победы в Великой Отечественной войне. Но... вокруг этого, ещё с прошлого года, шли разговоры всевозможные в разных аудиториях, и, в частности, с преподавателями истории в школе и в колледжах. И я поняла, что... что-то настолько кардинально изменилось в восприятии истории новыми поколениями, что даже объяснить... не последовательность событий, а смысл эти события помнить — нам уже трудно. И, попутно, возникает масса параллельных всяких вопросов — потому, что это касается, скажем...

Ну, вот, взять ту же битву на Калке... зачем современному человеку...

О. Геннадий

— Это — где и когда? ( Смеётся )

М. Борисова

— Да... когда-то, там...

О. Геннадий

— А главное — зачем? ( Смеются )

М. Борисова

— ... в тысяча двести каком-то году... зачем это всё помнить?

Но дело в том, что... это — с одной стороны. А, с другой стороны, ведь, это происходило ровно там, где сейчас проходит линия боевого соприкосновения.

И, потом... когда монгольское войско победило сводный, такой, отряд князей и половцев, они гнали их до Днепра... а потом — что-то произошло... то есть, перелом произошёл, вот, как раз, на линии Днепра.

С одной стороны, это было давно и неправда ( шутка ). А, с другой стороны, начинаешь об этом читать — и в голову лезут всевозможные ассоциации. Насколько они правомерны — это уже другой вопрос, но они — вполне литературны, скажем так.

А, поскольку, мы люди, всё-таки, в достаточной степени, литературные, то... по крайней мере, для моего поколения, это актуально. Всегда было — и было, когда мы были школьниками, и до сих пор и осталось. По крайней мере, это интересно.

Но, другой вопрос, что мы — это очень небольшая кучка людей, и, с каждым годом, становится их всё меньше и меньше.

А, вот, что делать остальным? Насколько это нужно... или не нужно? Что — нужно? Что нужно верующему христианину? Может быть, вообще, нужно читать только Священную Историю? Ну, вот...

О. Геннадий

— Ну, вот... кстати... с последнего можно и начать. Потому, что, если мы говорим о верующих во Христа людях, то, так или иначе, всплывёт это понятие Священной истории. Но только вопрос — насколько история священна? И — насколько Священную историю можно... вот, так, вот... читать, как некий рассказ... нарратив... как мифы Древней Греции или Рима?

Постановка вопроса изначально была — нужно или не нужно? Да, смотря кому! Может быть, кому-то вообще не нужно... Вот, сидит человек себе... там... где-нибудь на хуторе, своей мотыгой свою деляночку обрабатывает, и — живёт и спасается в прекрасном с Богом единстве...

Но, тут, ведь... в чём же ж проблема? Ведь, рано или поздно, будут вставать вопросы: а почему всё так, а никак иначе? А что со мной — вот, так, а не иначе? И могло ли бы быть...? Так или иначе, человек пытается, как мне думается, заземлить себя или укоренить в некий процесс, в некую логику своего... и не только своего существования, но и своё существование осознать в логике какого-то более широкого процесса. И, наверное, этот процесс можно называть историческим процессом.

Но, вот, видите ли, в чём ещё тут драма? Для... ведь, я тоже отношу себя к тем, кто когда-то был воспитан в советскую эпоху... для нас, тогдашних, было очень важно осознание себя в привязке, прежде всего, к этому историческому контексту. Потому, что — это некий способ открытия самого себя. И, для меня, личная драма, которую я наблюдаю до сих пор — в том смысле, что, до сих пор, мы... не то, чтобы разгребаем последствия, но, во всяком случае, плоды... негативные плоды тех усилий, которые предпринимались советской властью, влияют до сих пор на нас, и мы имеем эти последствия, о которых я сейчас скажу, и эти последствия — не знаю, насколько долго ещё будут влиять на всех нас.

Так, вот, главное последствие, вот, этой советской эпохи заключается в том, что предпринятая попытка формирования единой общности «советский человек» предполагала формирование такой личности, и личной идентичности, которая никаким образом не привязана ни к какой истории. Как это ни странно звучит.

Может быть, для кого-то это покажется диким — ведь, нам же в советское время рассказывали некий нарратив: вот, была Октябрьская революция, потом... то... сё... пятое... десятое... но, по факту, мы видим людей, которые не помнят имена своих бабушек, дедушек, прабабушек, прадедушек... и это, как будто, обрезанные концы. Вот, они взяты — пылинки, летающие по космосу... но это даже не пылинки — это винтики в гигантском механизме, который крутится сам по себе. Но и не сам по себе — у этого механизма есть инженеры, и есть управляющий этим механизмом. Вот, а винтикам не обязательно знать, зачем работает гигантский механизм — потому, что не они им управляют.

И, опять же, я тут нахожу библейские параллели! Случайно так получилось. Вот, сейчас Великий пост, а скоро будет Пасха. И, даже Великим постом, то, что произойдёт на Пасху, в моменты Литургии Василия Великого будет очень-очень-очень... так... отчётливо слышно.

А — вот, что я имею в виду. В тот момент, когда Господь выводил Своих людей из дома рабства египетского, и когда, собственно говоря, вот, то самое начало празднования праздника Пасхи было положено, Он сказал, как это всё совершать. И, более того, Он обратил внимание: «И когда скажут вам дети ваши: что это за служение такое, и дальше вы должны рассказать, что произошло. Вот, Бог сделал то-то, то-то и то-то», — так совершался пасхальный седер — то есть, пасхальное празднование у евреев, у иудеев.

И, вот, интересно... если вы возьмёте анафору Василия Великого... ну, можно для простоты восприятия... возьмите русский перевод, и вы увидите, что Господь, в конечном итоге — вот, с христианской точки зрения — сделал для человека.

Так, вот... задавать вопрос о том, что происходит, куда мы идём и зачем всё это — может только сын, только ребёнок. Раб — никогда не задаёт никаких вопросов. Ему хозяин сказал: «Иди налево... иди направо... копай здесь... прыгай там...» — раб должен чётко исполнять поставленную задачу. А сын — знает, зачем что-то делается. И этот вопрос: откуда мы вышли, и куда мы идём — может задавать только сын. Тот, кто наследник, и тот, кто имеет достояние от своей семьи, от своего отца.

Когда ты — просто винтик... скажу жёстко: когда ты раб — у тебя нет прошлого, у тебя непонятное будущее, ты просто копаешь... ты крутишься, как, вот, эта шестерёнка в огромном механизме, и тебе не надо задавать вопросов! Более того, ты не должен задавать вопросов.

И, в этом смысле, возвращаясь после такой долгой тирады к Вашему изначальному посылу: интересоваться историей можно и нужно тогда, когда ты отдашь себе отчёт в том, кто ты есть. Если ты раб... если ты слуга, просто раб — тогда вопросов нет, откуда ты вышел и куда ты идёшь, и кто ты есть. Если ты имеешь наследие, если ты человек, если ты сын, или дочь, то тогда — укоренённость, тогда — твоя историческая перспектива и в прошлом, и в будущем — она неизбежна.

И тогда и совершенно очевидным будет ответ на вопрос — нужно или не нужно? Если ты — наследник, то — нужно. Если ты сын, то — безусловно. Ну, а если ты винтик, если ты раб — да, зачем?

М. Борисова

— Иеромонах Геннадий Войтишко, руководитель сектора приходского просвещения Синодального отдела религиозного образования и катехизации, проводит с нами сегодня светлый вечер. Мы говорим о том, насколько нам нужно знание истории.

У меня возникла... какая-то, такая... ехидная ( Смеются ) контраргументация...

О. Геннадий

— Давайте, давайте...

М. Борисова

— Ну, смотрите... Мы привыкли за много лет к такой уже почти аксиоме, что советская идеология делала из людей «винтики»...

О. Геннадий

— Ну... и да, и нет... я, хотя об этом... так... жестковатенько сказал, но... и да, и нет.

М. Борисова

— С другой стороны, целеполагание-то, как раз, в советской идеологии присутствовало вполне...

О. Геннадий

— Конечно.

М. Борисова

— Но... кроме того, это было не просто умозрительное целеполагание, но ещё и... такая... вполне человеческая вера в то, что это — верное целеполагание. «Но мы ещё дойдём до Ганга, но мы ещё умрём в боях, чтоб от Японии до Англии сияла Родина моя!»

О. Геннадий

— Н-да... ужас какой!

М. Борисова

— И это... мы можем как угодно оценочно сейчас подходить к этой установке...

О. Геннадий

— Ну... да-да-да...

М. Борисова

— ... но это — символ веры.

О. Геннадий

— Ну, в общем, да.

М. Борисова

— А символ веры не предполагает, что это — психология раба.

О. Геннадий

— Вы знаете... хотя, я, так, кивнул... символ веры, да... люди в это верят... с другой стороны, знаете, чего тут больше, мне думается?

Вот, в таких, вот, ситуациях, история, скорее — поставщик топлива для обоснования идеологии, для обоснования права на власть, прежде всего, права на управление и права на подчинение.

Процитирую классика марксизма-ленинизма...

М. Борисова

— Может, не надо?

О. Геннадий

— Ничего... на «Светлом вечере» ещё и не такое бывало... «Государство — это институт принуждения...» — а, стало быть, нужно обосновать, почему ты имеешь право на это принуждение? И — дальше начинается всякого рода подбрасывание дровишек в эту тепловозную печку, чтобы этот паровоз куда-то бежал вперёд.

А почему мы имеем право пойти туда, или остаться здесь? Почему мы имеем право говорить, вот, так, а не, вот, так? И, в этом смысле, некое историческое преемство, которое выстраивается... обоснованно, не обоснованно... неважно... сейчас мы это не обсуждаем... правомочно, не правомочно... оно, как бы, даёт тебе эти самые права. Права на землю, права на власть, права на перспективу, на будущее. Да, в конце концов, на свою собственную идентичность.

Почему так важно было, особенно для людей с дворянскими кровями, вот, это всё подтверждение? Потому, что, всякий раз, необходимо подтверждать, кто ты есть, на самом деле... И, в этом смысле, историческое, такое, обоснование и подтверждение права... там, скажем... большевистской идеологии на то или иное — оно, вполне себе, неплохо эксплуатировалось.

Ещё раз... я говорю — безоценочно. Были в этом проблемы, урон и прочее — мы сейчас не об этом говорим. В каких-то моментах, действительно, это абсолютно прекрасно получилось — ну, скажем, возвращение Сталиным... ох, сейчас скажут, что я Сталина оправдываю — да ни в коем случае! Но, уж, во всяком случае, обращение Сталина к историческому наследию Империи... впрочем, не с имперских времён, а... там... с Александра Невского и ранее, помогло, в общем, в том числе, и ковать Победу. Тут не надо стесняться об этом говорить — надо прямо. И возвращение, например, атрибутов воинских званий — погоны, и так далее, и так далее... орденов — характерных, связанных именно с историческими именами... всё это, конечно, укореняет человека в... по-другому скажу... не просто, укореняет, а даёт ему твёрдую почву под ногами. А когда ты не понимаешь, кто ты есть, куда ты идёшь, что у тебя под ногами, на какой земле ты стоишь, зачем ты здесь, почему тебе надо это защищать, или, наоборот, уйти вперёд? Ну, вот это... евангельский ответ на это всё: если царство разделится в самом себе, оно, точно, не устоит. И, в этом смысле, возвращаясь... история... или люди, которые обращаются к истории... вот, так скажу, очень деликатно... подбрасывая топливо... вот, эти дровишки из исторических некоторых процессов... позволяет человеку... ну... в общем... двигаться, или быть устойчивым. Но, опять же... нет ничего такого прекрасного, что человек бы не испоганил, не испортил. А, с другой стороны... ну, понимание, откуда ты есть, откуда ты вышел — это база. Это — база.

М. Борисова

— Но... посмотрите... в разные периоды исторические... по крайней мере, с тех времён, когда актуально стало образование, как мы его понимаем, создавались какие-то основные мифы, в хорошем смысле этого слова, на которых держалось отношение к истории, на протяжение, вот, этого времени. Потом время менялось, менялся миф базовый, и отношение, соответственно, просто... как бы... тюнинг происходил...

О. Геннадий

— Да, настройка такая... да...

М. Борисова

— И это, по крайней мере, с XVIII века происходило, и считалось вполне нормальным.

Но, ведь, когда в этом во всём роль идеологии, в советские времена, стала сакральной — то есть, вообще, определяющей всё, в том числе и тот миф, который стал актуальным в 30-е годы прошлого века, отношение к истории — оно, как раз, вот, где-то в 30-40-х годах абсолютно поменялось. То есть, отношение к истории времён революции 1917 года — диаметрально противоположно сталинской установке... на которой, как Вы только что сказали, была одержана Победа. Но эта установка — она жила ещё несколько десятилетий...

О. Геннадий

— Совершенно верно.

М. Борисова

— Несколько десятилетий советские люди, благодаря целому комплексу причин, брали её за основу, и на этой основе выстраивали своё историческое мировоззрение. Они учились по одним и тем же учебникам, у них не возникало вопросов по определённым реперным точкам этой истории, и это воспринималось, как аксиома... и, плюс, ещё были живы носители этой исторической памяти... вот... в собственной семье, там... во дворе... не знаю... родители друзей... и это была та среда, в которой... ну, как бы... укоренялось определённое отношение, которое, с одной стороны, вроде, как спускалось властью сверху, а, с другой стороны, находило благодатную почву внизу.

И, вот, это, вот, вместе всё — это и искусство, которое несколько десятилетий пыталось осмыслить, что же происходило в 1941-45 годах, и, вот, эти рассказы, буквально, вплоть до рассказов за праздничным столом 9 мая...

О. Геннадий

— Почти, как за пасхальным...

М. Борисова

— ... и всё это складывалось в общую атмосферу отношения к определённому историческому периоду. Это — ушло.

О. Геннадий

— Не уверен.

М. Борисова

— Но... попытки поддержать это ощущение сверху присутствуют, но такого искреннего отклика и такой благодатной почвы для этого внизу они уже давно не находят.

Я могу, в качестве примера, привести все попытки переснять сюжеты наиболее популярных советских фильмов о войне...

О. Геннадий

— Ну, да, да...

М. Борисова

— Вот, все попытки сделать ремейк...

О. Геннадий

— Странненько как-то это всё...

М. Борисова

— ... они... то есть, ну... вот... совсем никак. Я не знаю, может быть, для детей это, чисто эстетически, легче заходит, но...

О. Геннадий

— Вот, именно, что «заходит» здесь точное слово!

М. Борисова

— ... но всего комплекса эмоций и размышлений, которые вызывали эти фильмы в своём оригинале, они совершенно не вызывают.

О. Геннадий

— Смотрите... ну, вот, опять же... вернёмся к тому, что Вы сейчас сказали в самом начале. Я убеждён, что сакрализация, обоснование какого-то исторического прошлого — это не ноу-хау сталинского времени. Да, вся... не имперская, а, вообще, предыдущая история России, так или иначе, была, в базе своей, про сакрализацию твоего прошлого. Иначе, иного обоснования прав на власть — не было. Ну, собственно говоря, как это... если мы посмотрим в будущее... вернее, дальше... и не будет. И, соответственно, почему мы имеем право на трон, и почему мы имеем право на эти территории? Только сакрализация этого обоснования даёт... вот... финальное... такое, вот, жирное подтверждение, почему — так, и не как иначе. Почему — Романовы, а не... там... Ивановы? И... вообще... «Ивановы»... что это за дворянская фамилия? Ишь, ты... придумали чего!

И, если мы говорим уже о советской идеологии — да, и более того — и советская идеология — она же, в этом смысле, ничем особенным не отличалась! Просто, брали то, что им было удобно в моменте. И, собственно, их предшественники, до революции, делали, практически, то же самое. Можем ли мы говорить об объективности оценки исторических событий! Это, вообще, отдельный разговор, который... можно целый цикл передач делать... Но, тем не менее... и тогда брали то, что удобно, и в сталинское время брали то, что удобно. Но тут... единственная особенность того периода — момента, я бы так сказал: если для ленинской всей этой гвардии надо было разрушить всё до основания, и показать абсолютно постыдную Россию, и ужас, ужас, ужас... постоянный комплекс и гвоздь в голову о том, как всё было плохо, и, не дай Бог, чтобы это всё повторилось — вот, это навязанное ощущение стыда за всё предыдущее до революции... и точкой отсчёта, кстати, для всего становилась революция... то для сталинской идеологии — вот, это... не просто ощущение стыда прошло... а, вообще, Сталин — это контрреволюционер, он уничтожил, практически, всё, что было построено или предложено, или задвинуто, или начинало строиться Лениным. Он, фактически... да, и, собственно говоря, основа репрессий — это было вычищение всей ленинской гвардии. Так, вот... для Сталина этот комплекс вины, и, как мне думается... я сейчас рассуждаю... за Сталина... не за Сталина... но, как бы... как это видно со стороны, как мне это чувствуется со стороны... вот, этот комплекс неполноценности и отсчитывание своей истории только с 1917 года — не наполняет тебя содержанием. Тысячелетняя Российская история, которая, как будто бы, была отсечена в 1917 году — она даёт тот самый фундамент, который тебе позволяет... быть Империей, быть мощным государством, не просто претендующим на право сидеть за столом в мировых разговорах, но ещё и задавать тональность этих разговоров. Потому, что, если тебе всего ничего, то — откуда ты взялся? И почему ты имеешь право на голос?

И, поэтому, возвращение к той имперской традиции... и Сталин, вообще — имперец... ну, так, откровенно говоря... поэтому, исторически, его возвращение к имперскому взгляду на мир и окружение, и на самого себя — в Сталине этот случай вполне кажется органичным.

Теперь — про нынешних, и про здешних...

М. Борисова

— Через небольшую паузу мы к этому разговору вернёмся.

Иеромонах Геннадий Войтишко, руководитель сектора приходского просвещения Синодального отдела религиозного образования и катехизации, проводит с нами сегодня этот «Светлый вечер».

В студии — Марина Борисова.

Мы ненадолго прервёмся, и вернёмся к вам, буквально, через минуту. Не переключайтесь!

М. Борисова

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается.

Ещё раз, здравствуйте, дорогие друзья!

В студии — Марина Борисова и наш сегодняшний гость — иеромонах Геннадий Войтишко, руководитель сектора приходского просвещения Синодального отдела религиозного образования и катехизации. Мы говорим об истории, о её месте в нашем сознании, нашей жизни.

Вот... Вы остановились на полуфразе, полуслове...

О. Геннадий

— ... о наших здешних.

М. Борисова

— Да.

О. Геннадий

— А потом — мы наблюдаем... вот, уже, скорее, концовка брежневского периода, если кто ещё помнит, что это такое... это перекормленность. И не просто перекормленность, а перекормленность фальшивостью идеологических установок, как людям показалось. И я думаю, что эта перекормленность имеет последствия до сих пор.

Поэтому, как бы не говорили, что... там... «давайте, вернёмся к идеологии»... «давайте, мы чётко сформулируем себе государственную идеологию»... у людей, до сих пор, отзывается каким-то внутренним отторжением, инстинктивным или неинстинктивным, но... всё-таки, историческая память, как ни забавно это звучит в данном контексте, в людских сердцах и головах продолжает отзываться эхом. И всё, что они — люди, поколения — чувствовали в качестве фальши, даже намёк на это, будет вызывать отвращение.

Поэтому, так сложно вернуться к правде про самих себя. С одной стороны, без формирования комплексов неполноценности... как однажды Владимир Путин сказал: «Ну, что ж мы... должны ещё и землю из горшков есть — клясться, что мы не такие?» — там... по случаю тоже одного исторического вопроса был такой ответ дан. Или же, наоборот, настолько мы все белые, пушистые, великие и процветающие, что аж... что называется... в глазах слепит от этого сияния.

Так, вот, в этом и вся трудность — говорить об исторических процессах честно... потому, что, вообще, честность и правда — это трудная штука... потому, что она требует огромного-огромного мужества. Это — первое. А второе — а что мы с этой правдой будем дальше делать... вот... в будущем?

И один из рецептов решения этой головоломки: давайте, мы оставим исторические, вот, эти все трудности историкам, как людям науки, а мы будем строить наше будущее и настоящее, исходя из тех идеалов, которые, вот, мы чувствуем здесь и сейчас.

Но трудность-то в чём возникает? Что идеалы тоже не возникают на ровном месте. Они тоже имеют некоторый базис и обоснование — в том числе, и в историческом процессе. Откуда мы вышли? Кто мы есть? И куда мы идём? Куда мы идём — мы ответим только тогда, когда ответим на предыдущие два вопроса.

Хотя, с другой стороны, многие узнают о самом себе, двигаясь вперёд. Только двигаясь вперёд, они узнают, кто я есть на самом деле, и, собственно говоря, откуда я вышел.

Так, вот... я думаю, что одной из причин в такой трудности... скажем так — неинтересности возвращения к истории... или изучению истории — как раз таки, эта, вот, перекормленность идеологическим фальшаком. Это — первое.

Вторая вещь здесь есть — это то, с чем я столкнулся, когда пошёл работать в школу после исторического факультета.

Я думал: ну, годик отработаю в школе, а потом поступлю в аспирантуру, буду писать «кандидатку». Случилось по-другому. Но суть в том, что, когда я пришёл в школу, оказалось, что самым трудным предметом для школьников — во всяком случае, там, где я преподавал, а это была, такая, абсолютно рабочая школа в заводском районе — это история. Потому, что история преподавалась, как вылитый на голову объём цифр, фамилий... а ещё в советское время — до того, как я пришёл — там ещё были количество и объёмы чугуния, который был выплавлен в ту или иную пятилетку, и ещё — сколько планируется в следующую пятилетку сделать... и, вот, это безумие вложить себе в голову... абсолютно рандомные цифры, фамилии... и как это всё взаимосвязано... вообще было непонятно... запомнить это просто... АБВГДейка какая-то... это, просто... шифровка какая-то, не более того!

И, кстати, когда мы начинали с битвы на Калке... ну, в общем... это та же самая АБВГДейка... это какие-то цифры... но только с битвой на Калке там цифры хорошо играли... тысяча двести двадцать какой-то год... и как-то легче было запомнить.

А дальше-то — что? Ничего! Самое главное было тогда потеряно: а в чём смысл? А, вот, когда сейчас мы понимаем, что роль учителя изменилась — это не источник информации про дату битвы на Калке или другую битву, это — про смыслы... А — почему? А — зачем? А что хотели? А какие предпосылки?

Ну, вот... опять же... два прекрасных человека, братья — Николай и кайзер Вильгельм. Вот, смотришь на фотографию — две капли воды. Одной воды. Да, там даже перепутаешь — кто из них Николай, а кто — Вильгельм! И думаешь: как эти два приличных человека, оба — христиане, оба — родственники, одной крови, могли устроить, вот, весь тот переполох, который разгребали потом вплоть до 1945 года? По факту. Вторая Мировая война является логическим следствием Первой Мировой войны. И... до тех пор, пока ты не поймёшь всех этих эмоциональных и каких-то других предпосылок — ну, то есть, смыслов, чего происходило, никакие цифры, никакие даты тебе не лягут!

И, поэтому, цифры, даты и фамилии без смысла — они... просто... вызывают ужас! Поэтому, и история будет тяжёлым предметом, который не надо изучать! Ну... всеми силами надо как-то, вот, сдать и забыть! А когда это — про смыслы... тогда это становится, ох, как интересно!

И когда мы открываем какого-нибудь... Валентина Пикуля или какого-нибудь Хенрика Сенкевича, и читаем уже там про смыслы — почему так происходило, в их интерпретации... ух, ты — становится интересно! Ух, ты... а, может быть... Почему, кстати, особой популярностью пользуется мемуарная литература — в том числе... такие... глобальные исторические события? Потому, что... вот, она — канва... вот, она — жизнь... вот, она — реальность, как это с тобой происходило... или с твоими людьми происходило. И, так, почему эта вся история личная, семейная интересна? Потому, что это с тобою происходило! Потому, что это — твои отец, мать... это, в конечном итоге, ты.

Вот, мне мама рассказывала... родственники другие рассказывали о том, что с ними происходило после войны, как они существовали, как они жили, что они ели, как они голодали, как то или иное событие происходило... вот, это — с тобой... это интересно... вот, это — осмысленно.

Но есть ещё и третий момент. Почему история сегодня... ну, скажем так... если не говорить о высоких политических задачах... неинтересно людям... а... тут это моя личная догадка, скажем... это моя интуиция. И она связана, опять же, с детской возрастной психологией.

А, вот, в чём дело. Обратите внимание, что историю начинают изучать не в первом классе, не во втором, не в третьем... а, в лучшем случае, четвёртый-пятый класс. Уже к этому времени формируется способность ребёнка... ну, скажем... удерживать некую линейку, логику исторического процесса. Не просто «до», «после», или «когда-то давным-давно»... сказка, как она рассказывается: «Давным-давно...» — когда давным-давно?

М. Борисова

— Кажется, в прошлую пятницу...

О. Геннадий

— Ну, вот... вот, именно! Для ребёнка, примерно, так. Ну... «давным-давно» — это очень давно, а «давно» — это... ну, вот, у ребёнка не сформировано это осознание исторической ленты. Абсолютно. Но где-то к 4-5 классу... 10-11 лет, на самом деле... появляется понимание этой линейки.

Я к чему это сейчас всё веду? У меня есть такое ощущение, что неспособность держать в голове эту линейку — это, в какой-то степени, связано с инфантилизацией нашего... не то, чтобы общества, но многих людей.

Инфантильность во многих проявляется вопросах. Я думаю... это моя догадка, ещё раз говорю... я не буду бить пяткой в грудь и доказывать, что это, действительно, так... просто какая-то интуиция. Инфантильность не предполагает, вот, этого обращения к историческому процессу, к этой линейности и... вернее, так: способности осознавать — что, зачем, почему, и в какой последовательности, и по какой причине. Вот, эта логика причинно-следственной связи — она в инфантильном сознании, мне кажется... ну... не актуальна.

Почему происходит инфантилизация — это другой разговор. Ещё раз повторю то, что уже раньше сказал — это отдельный разговор для большого, может быть, цикла передач. Но... так оно и есть. Может быть, инфантильному человеку так легче живётся. Знаете... когда слишком много от него требуют и хотят, проще сбросить ответственность.

Инфантильность — это же не про ответственность, а про абсолютную безответственность. За ребёнка — всё решают. Ему не нужно принимать собственных решений. И, в этом смысле, когда за человека принимают решения, говорят ему, как он жил, как ему надо дальше жить — в этом и есть определённая инфантильность. Вернее, даже... формирование инфантильного взгляда на жизнь. За тебя приняли все решения, всё тебе дали — вот, бери, жуй, и не задавайся вопросами.

Ну, для мира потребления, главное — потреблять. Для мира какого-то другого — там другие свои задачки стоят.

М. Борисова

— А почему бы не пойти от истории, как, именно, истории? Как жанр литературный...

Ну, смотрите... мне, как девочке, было всегда абсолютно неинтересно читать про полководцев, флотоводцев, вообще...

О. Геннадий

— Ну, Вы же себя с ними не соотносили...

М. Борисова

— Да. Но, Вы знаете, что для меня, например, было ключиком, таким? Когда я читала о Фёдоре Ушакове, я как-то зацепилась за то, что, уйдя в отставку, он поселился, Бог знает, в какой глуши, рядом с каким-то монастырём... и, вот, вопрос, что его туда потянуло, привёл к тому, что я начала читать об его дядюшке.

История про его дядюшку тянет на хороший сериал — причём, гораздо более интересный с точки зрения интриги и развития сюжета, нежели жизнь, вот, великого флотоводца Фёдора Ушакова.

И, таким образом, у меня центр тяжести в этой связке сместился на дядюшку. И стало интересно. То есть, интерес вызывается, может быть, просто какой-то человеческой историей...

О. Геннадий

— Я убеждён в этом, что это абсолютно так! Ну, почему... Вы слышали мою интонацию... почему у меня, такое, не очень приятие советского рассказа об истории, так скажем? Потому, что там человеческого мало. Там — великие процессы... великие народы... партия... о партии... классы... и так далее, так далее... всё красиво, интересно... но зачем?

А если ты читаешь про нормальную жизнь, ты понимаешь, что это, вот, где-то, про тебя... а где-то — про твоих близких... что-то тебе самому напоминает... и, вот, эта человечность, человеческое измерение истории, мне гораздо ближе и как-то ценнее.

Конечно, есть какие-то, такие... прям, совсем, ультравысокие подъёмы над историческими событиями и процессами... Там, есть, такой, основатель геополитики Маккиндер — он, вообще, там, рассуждает про географическую ось истории... про Хартленд, и, вот, эти все глобальные процессы... а — вот, она, жизнь... она — про человека... про... даже не человечка, а — про душу человеческую. Она... как-то, так... к стороночке уходит.

И, вот, я думаю: а почему... вот, тот же Маккиндер рассуждает о том, как запереть этот Хартленд... если кто не читал... ну... это интересная штука... потом, Евразию в самой себе, с её ресурсами...? Потому, что, рассуждая так, глядя с острова под названием Британия, можно только так и смотреть на Евразию, как на гигантский остров — но это, чисто, психология, на самом деле, не более того... с моей колокольни, опять же.

Так, вот... когда начинается человеческое измерение... всё человеческое — оно, как-то, настолько притягательно. А, когда ты смотришь на бездушную машину — ну, да, прикольно... но ты с ней жизнь-то не проведёшь! Вернее, так: ты ж не построишь с ней жизнь, с этой бездушной машиной, с винтиками. Человеку важен человек. И, поэтому, открывая книжку про исторические события, вы видите человека, который вам важен.

М. Борисова

— Иеромонах Геннадий Войтишко, руководитель сектора приходского просвещения Синодального отдела религиозного образования и катехизации, проводит с нами сегодня этот светлый вечер.

Мы говорим о роли истории в нашей конкретной жизни — насколько она нам нужна, и для чего.

Ну, вот... всё-таки, подойти хочется к главному вопросу — а что мы будем делать со Священной историей? Почему с ней что-то надо делать? Можно, конечно, ничего не делать, просто читать Библию, и этого вполне достаточно на всю оставшуюся жизнь.

Но... Вы знаете, я помню, какое впечатление на меня произвела книга Фаррара «Жизнь Иисуса Христа», которая, в общем-то, вполне архаична, потому, что данные, на которых он строил своё повествование, относятся к библейской археологии в конце XIX века — то есть, это — давным-давно. С тех пор, на протяжение более ста лет, было совершено огромное количество открытий в этой области, и, естественно, картина менялась, и про это много всего интересного написано.

Но, вот... с одной стороны мы положим книгу под названием Библия, а с другой стороны — всевозможные интересные... вот... повествования, типа повествования Фаррара. Насколько нам нужно погружаться в те материалы, которые нам каждый год щедро предлагают учёные в этой области?

О. Геннадий

— Ну-у... не знаю! Это может быть интересно.

Во-первых, Священное Писание содержит, действительно, массу исторических сведений, и это...

Ну, смотрите... если тебе не интересно про Бога, то — до свидания, о чём мы будем разговаривать? В общем, Священное Писание является важнейшим источником понимания — что было, что происходит, и, с определённой долей чёткости, показывает нам, к чему это всё придёт. И, в этом смысле, историческое содержание Священного Писания... ну... оно глубокое.

С другой стороны... Ну, скажем, берём Шестоднев — шесть дней сотворения мира. Но это, ведь, не репортаж, записанный телекамерой в кустах! Это некое... некое образное... вернее, это некая подача образов, которые сначала стали доступны для удивительного человека по имени Моисей, а потом он, каким-то образом, передал, пересказал... потом записали для последующих поколений. И видеть там, просто-напросто, хроники, по той же логике написанные, что и современная лента новостей — ну, нет!

С другой стороны, очень интересно получается, когда некое историческое событие — ну, скажем, Рождение Господа и Спаса нашего Иисуса Христа... там нет никаких якобы точных датировок — это факт. Нет ни дня, нет ни точного года... не указано это ничего. Но вдруг ты задаёшь себе вопрос: а если мы видим летоисчисление от Рождества Христова, то, простите, а когда это было? А почему не 1 января? А ровно 2025 лет назад, или, всё-таки, там есть какие-то нестыковки?

А когда ты видишь, что что-то не стыкуется, у нормального человека возникает вопрос: а почему? Где здесь не то и не так? Братья наши меньшие атеисты скажут: «А, вот, у вас там враньё и фальшак!» А ты пытливым умом начинаешь копать, и задавать себе вопросы, задавать учёным вопросы... и, вдруг, обнаруживается: всё там так! Только немножко надо покопать, и понять, почему так это происходило. Вдруг, ты обнаружишь, что это не в «нулевом» году случилось, как бы это кто-то сказал, а в «минус шестом», скажем...

Вот. Это становится просто интересным, когда «что-то не то» происходит. Опять же, тот же пасхальный седер, который я упомянул... есть разные там толкования, почему нужно было делать такие или иные действия. И одно из толкований — ну, в иудейской, правда, традиции: мол, это вызывает вопросы.

Ну, вот... знаете... по большому счёту, если у тебя ничего не вызывает вопросов — ну, как бы, с тобой тоже всё понятно. И один, важный для меня, человек сказал: если Священное Писание не удивляет — ну, трудно... как бы... с тобой что-то не то.

Так, вот... Священное Писание — удивляет. И, знаете, меня лично чем оно ещё удивляет? Своей предельной правдивостью. Оно настолько честно! Без, с одной стороны, каких-то экзальтаций... каких-то перекосов влево-вправо...

Ну, история... как-то мы даже в этой студии обсуждали... появления 50-го псалма — покаяние Давида. Ну, всё чётко, честно, без купюр, но без лишнего рассказано, как от праздности человек, фактически, стал... лидер нации, если говорить современным языком — я о Давиде сейчас, праведном царе и пророке Давиде... от праздности пришёл к убийству. И это честно рассказано и сказано. А родословие Господа нашего Иисуса Христа — вполне себе без купюр, фактически, эту историю напоминает нам.

Да, и, собственно говоря, и апостолы тут оказываются у нас не идеальные товарищи — все сбежали... все дрогнули... у всех какая-то проблема произошла.

Это про то, что... это — про реальную жизнь. А, значит, если они реальные, и ты — реальный, может быть, у тебя есть шанс, ты можешь как-то выйти из того состояния, в котором ты находишься.

И, поэтому, кстати, так интересны и патерики — какие-то истории, древние и не очень, из жизни простых и не очень простых монахов. Это про то, что это — живые люди, и ты — живой человек, и — посмотри, может быть, у тебя так получится... а, может быть, это даст тебе подсказку, как выйти из тех жизненных обстоятельств, в которых ты сам сейчас находишься... для понимания тебя самого, как человека. Они попытались найти этот ключик тогда, а — посмотри, может быть, этот ключик подойдёт к тебе, здесь и сейчас живущему.

Поэтому, история Священного Писания... и, кстати, и наработки учёных, связанные с этим — они помогают увидеть, что это всё реально. Это реально не только про них — это реально и про тебя здесь. Вот. А, с другой стороны, лично меня восхищает то, что то, о чём говорится на специфическом языке Священного Писания, вдруг оказывается подтверждённым очень специфическим научным языком в той же самой библейской археологии. И это даёт нам возможность посмотреть на события, описанные в Священном Писании, немножко под другим углом, и, может быть, увидеть их глубину. А, с другой стороны, события, которые мы видим происходящими даже сейчас и здесь — ну, например, на Ближнем Востоке — ну, чего там эти арабы с евреями не поделили? Ну, сколько можно, вообще, уже? Сколько там... открой Священное Писание — ну, всё становится понятным. Плюс-минус. И эта конфронтация будет продолжаться.

Ну, вот, некоторые вещи Священное Писание даёт понять. Да и главное... самый главный вопрос — про твои отношения с Богом. Это же — тоже история. И отношения человека и Бога — это ж тоже история. Откуда всё пошло. И куда это всё должно прийти и придёт. И чем всё закончится.

Ну, вот, поэтому Священное Писание должно быть интересным. И есть интересно.

М. Борисова

— Но тут есть два полюса. Есть научные труды, или беллетризированные научные труды. А есть такой жанр, который был очень распространён в Советском Союзе... сейчас — просто не знаю, насколько он сохранился... это была литература для детей, и она шла под шапкой «Рассказы по истории».

О. Геннадий

— Просто «Рассказы по истории»?

М. Борисова

— Да... просто... ну... рассказы по истории... там... Древнего Рима... рассказы по истории Древней Руси...

О. Геннадий

— Да, была такая хрестоматия...

М. Борисова

— То есть, это такой был жанр — рассказы по истории.

Так, вот... что полезнее для современного обывателя, скажем так... обывателя — не в ругательном смысле, а в таком, вот... чисто социальном? Это — попытки углубиться в какие-то изыскания учёных, которые за последние десятилетия много чего наоткрывали, или же, вот, поиск такого формата подачи материала, как рассказы о...

О. Геннадий

— ... Священной Истории?

М. Борисова

— Даже так! Но... понимаете, что я имею в виду? Если брать весь канон Священного Писания — в особенности, ряд книг Ветхого Завета, для человека современного и неподготовленного к восприятию этого материала может оказаться совершенно неподъёмным. Вот, как читать Левит? ( Улыбаются )

Вот, Вы... я понимаю, что Вы, человек просвещённый, и...

О. Геннадий

— Да, нет... слушайте... дело даже не... простите, что перебиваю. Тут, как раз, я процитирую... друг прислал... очень известный, кстати, блогер. Ему человек, первые шаги пытающийся... даже не делающий, а пытающийся делать... и он пишет... опускаю, там, подробности какие-то... и он пишет: «Начинаю читать Библию... в начале — кровь, кишки... в конце — детальное описание, как и что будут черти делать с людьми во время Суда... с чего начинать читать? На что обратить внимание? Вообще не понимаю!» — я немножко подлитературизировал текст... но, вот — да! То, о чём Вы говорите!

М. Борисова

— То есть, я — к тому, что, может быть, есть какие-то смежные, что ли, жанры? Есть первоисточник, который ты можешь попытаться, в полной мере, пропустить через свой разум... но не факт, что у тебя получится с первого раза.

О. Геннадий

— Да, я понимаю, о чём Вы говорите, и, мне кажется, действительно, всё-таки, важен тот, кто немножко что-то пояснит.

Ведь, опять же... возвращаемся к тому, что в самом начале я рассказал про эту пасхальную трапезу в Ветхом Завете. Младший, который самый непонимающий, по идее, должен быть, он спрашивает того, кто понимает: а что произошло? Это же не просто, там, какая-то историйка пересказанная старшими младшим, это — некое объяснение, почему здесь мы собрались, и что это за служение сейчас? Это — про смысл. Поэтому, в общем, неплохо, когда кто-то что-то объясняет. Это — первый тезис.

И... да... я немножко его дополню: поэтому, так хорошо, когда есть разного рода Воскресные школы для взрослых, катехизация, объяснения, толкования, и прочая, прочая. Всё это — правильно, интересно... но... вопрос объёма и... как бы... дозы, так скажем.

А, с другой стороны, для нас, верующих, очень важно, что Господь как-то Сам ещё что-то в этом делает, что Он как-то Сам участвует, и, в этом смысле, пример... я скажу откровенно... и моей личной истории, когда я рассказывал о том, что, вдруг, за чтением Апокалипсиса, или Откровения Иоанна Богослова, вдруг увиделась та реальность, которую называют Бог.

Ну... скажем... и владыка Антоний Сурожский тоже, в сердцах топнув ногой, сказал: «Дайте мне прочитать Евангелие!» — и, открыв Евангелие от Марка, тоже увидел присутствие Того Самого Иисуса, о Котором он читал.

То есть, как-то Господь действует — Он тоже участник этого процесса, и в этом... так интересно... что Священное Писание, само по себе, это не просто некий нарратив, не просто некий текст — это живое слово Живого Бога, и этот Бог реально участвует даже в моменте твоего чтения... участвует в тебе, и с тобой взаимодействует каким-то образом. Ещё раз: не только через текст, а Своим... вот... и присутствием, и Духом, и так далее, и так далее... Это — второе.

А третье... что лично меня всегда настораживает. Это, разного рода, перефразы... это, разного рода, такие... особенно, детские... рассказы... не просто библейский мотив, а уплощённые... это не в смысле я не выговорил букву «р», а, именно, от слова «плоский»... примитивизированные какие-то сюжетики, вытащенные из Священного Писания.

Поэтому, я большой не фанат детских Библий. Иногда, так, в сердцах хочется пошутить и сказать: надо всё это сжечь, чтобы вообще к этому никто не прикасался! Почему? Потому, что эта примитивизация доводит Священную Историю и Слово Божие до примитивной сказочки про тайны Венского леса и каких-то других лесов! Это всё становится — ерунда... это какая-то, ещё раз, сказочка!

Нет, это не сказочка! Это — реальная, живая история, которая даже тебя сейчас включает в этот процесс!

Удивительно даже... опять же, про реальную историю. В Книге Деяний святых апостолов описывается человек, который сидел где-то, там, при дороге и читал Книгу пророка Исайи. И к нему пристал Филипп, апостол, и спрашивает: «Всё ли ты понимаешь, что здесь написано?» Тот говорит: «Ну, как же я пойму, если мне никто не объяснит?» И Филипп ему объясняет. И, самое интересное, что, буквально через пару глав, мы видим в этом самом пророчестве Исайи упоминание того самого евнуха из Эфиопии! Удивительно, как это работает! Потому, что это — Божье слово, и оно — здесь и сейчас.

М. Борисова

— Спасибо огромное за эту беседу!

Иеромонах Геннадий Войтишко, руководитель сектора приходского просвещения Синодального отдела религиозного образования и катехизации, был сегодня с нами в этот светлый вечер.

С вами была Марина Борисова.

До свидания! До новых встреч!

О. Геннадий

— Всего доброго!

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «ГИМ и Новодевичий монастырь». Марина Чистякова
• «Богоявленский женский монастырь в Угличе». Игуменья Антонина (Злотникова), Светлана Максимова
• «Адмирал Андрей Августович Эбергард». Константин Залесский

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов