Поделиться
У нас в гостях были генеральный директор издательского дома "Фома", член правления благотворительного фонда Серафима Саровского Игорь Мещан и главный редактор сайта Синодального отдела по монастырям и монашеству, член Межсоборного присутствия Екатерина Орлова.
Разговор шел о современном состоянии монастырей и монашеской жизни, а также о ситуации вокруг Свято-Никольского Черноостровского женского монастыря в Малоярославце.
К. Мацан
— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие друзья! В студии Константин Мацан. У нас сегодня два гостя, у нас сегодня интересная, необычная тема. У нас сегодня в гостях Игорь Мещан — генеральный директор издательского дома «Фома». Добрый вечер, Игорь Владимирович!
И. Мещан
— Добрый вечер!
К. Мацан
— И Екатерина Орлова — главный редактор сайта Синодального отдела по монастырям и монашеству «Монастырский вестник», член Межсоборного присутствия. Добрый вечер!
Е. Орлова
— Добрый вечер!
К. Мацан
— Я из общей эрудиции, из общей истории вспоминаю такой факт, что когда на Руси мужской монастырь приходил в запустение, его передавали женщинам, делали женский монастырь, и он сразу расцветал за какие-то считанные месяцы. Мы сегодня поговорим о том, что мы знаем о монастырях: как мы о них узнаем, вообще какое место тема монастырей и монашества занимает в Церкви? И может быть, главное: какое это значение имеет для нас, простых мирян, простых людей разной степени церковности и разной степени погруженности в мир веры? Я специально долгую такую преамбулу делаю. Я вспоминаю, где-то у Честертона есть такая мысль, что в эпоху газет, когда выходит сообщение о том, что мистер Джон Смит умер, многие узнают о том, что мистер Джон Смит вообще жил когда-то. Мне кажется, что у нас порой с темой Церкви и, в частности, с темой монастырей происходит примерно то же самое. Вот вышел ряд спорных публикаций про конкретный монастырь, в частности недавно это был Свято-Никольский Черноостровский монастырь в Малоярославце. И мы все узнали, что такой монастырь есть. Вы о нем знаете давно, вы там были, и у вас, наверное, более динамичная, более разнообразная картинка. Вот расскажите, насколько то, что вы увидели в прессе, совпало с тем, что увидели на самом деле там, когда вы там были? Екатерина, давайте с вас начнем, как со специалиста по монастырям.
Е. Орлова
— Да, я очень рада, что мне довелось побывать в этом монастыре. Монастырь по преданию существует в 14-го века, монастырь сейчас женский, имеет духовную связь с Оптиной, имеет духовную связь с Афоном. Действительно, монастырь был ранее мужским…
К. Мацан
— Я этого не знал, кстати.
Е. Орлова
— Да-да. В новейшей истории он стал женским. Русской Православной Церкви он был передан в 1991-м году. При монастыре есть приют «Отрада», который существует с 1995-го года. Первое мое близкое знакомство с монастырем состоялось именно по той причине, что я являюсь главным редактором сайта Синодального отдела и была приглашена на региональный этап Рождественских чтений, в котором, в частности, участвовала игуменья Николая. И на это мероприятие были приглашены также братья с Афона, они делали доклады очень интересные. Примечательно то, что вообще афонитов часто приглашают в этот монастырь. Матушка устраивает встречи с ними, сестры имеют возможность задавать афонитам вопросы. То есть окормление там происходит еще и таким путем.
И. Мещан
— То есть по факту она занимается таким духовным воспитанием сестер, когда приглашает кого-то, кто-то выступает перед ними. То есть они не просто там трудятся и молятся, а еще и общаются с внешним миром, с другими монастырями и т.д.
К. Мацан
— Но если приглашают с Афона насельников, значит, там какая-то серьезная установка есть на то, что называется духовным деланием. Я правильно понимаю?
Е. Орлова
— Сестры стараются… Конечно и матушка старается и прикладывает к этому усилия — к тому, чтобы у сестер была полноценная духовная жизнь, чтобы вопросы сложные о духовной жизни им было кому задать.
К. Мацан
— Я помню, в одном монастыре в Белоруссии, я там был в командировке, и там гостила монахиня из Англии. Она англичанка, принявшая Православие и принявшая постриг. Она была связана с той общиной, которую в Англии организовал ученик Силуана Афонского архимандрит Софроний (Сахаров). То есть она чувствовала свою связь и с ним, и через это и со старцем Силуаном. И белорусские монахини ее обступали, пытались у этой англичанки научиться духовности русского Православия. Это было, конечно, очень интересно.
И. Мещан
— Но это и есть духовный опыт, то есть тот духовный опыт, который передается — «нет же ни эллина, ни иудея». Если человек православный, то какая разница, что он китаец, англичанин, русский, белорус и т.д.
И. Мещан
— Игорь Владимирович, вы у нас уже не в первый раз в эфире, и мы много раз с вами, чему я очень рад, мы много раз разговаривали про Дивеевский монастырь. Сегодня мы начали с другой обители. А что вас с ней связывает? В чем ваш интерес именно к этой обители?
И. Мещан
— Я хочу сказать, что я очень много слышал о Черноостровском Николаевском монастыре, потому что у меня есть очень много знакомых, которые туда ездят постоянно. Постоянно там окормляются, приезжают туда на праздники, помогают этому приюту монастырскому. И я слышал от них только восторженные какие-то отзывы: «Вот матушка!.. Мы поехали туда, и мы так замечательно помолились, мы там замечательный праздник увидели и т.д.» И возвращаясь к каким-то негативным вещам — после того, когда они появились, мне захотелось самому поехать увидеть, пообщаться с этим детьми, пообщаться с матушкой, посмотреть всё своими глазами. Потому что когда ты своими глазами смотришь что-то, а не с пересказов чьих-то, то ты всегда формируешь собственное мнение. И это очень важно, потому что тебя никто не обманет. Потому что показуху мне, например, очень сложно сделать и убедить меня в том, что это так и есть на самом деле.
К. Мацан
— Вы много видели просто, поэтому вы много знаете.
И. Мещани
— Я много видел, у меня много примеров перед глазами, и поэтому я могу сказать, что невозможно заставить ребенка маленького, например, врать так одухотворенно и по-актерски, что у него всё хорошо и что он радостный и искренний. Это же всё видно по глазам, это видно по их поведению. Вот взять конкретно приют… Причем там же дети с очень тяжелой судьбой, с крайне тяжелой: у кого-то родители алкоголики, у кого-то наркоманы, кого-то нашли на улице, еще что-то… То есть эти дети, большинство из них, они бы просто погибли, потому что у государства не хватает рук на всех. И потом, ты не приставишь к каждому полицию, не приставишь милиционера где-то его забрать… И эти дети, слава Богу, что они попали в этот приют.
К. Мацан
— То, что вы рассказываете, для меня относится к любому церковному приюту. Я тоже в некоторых был, там то же самое — это брошенные дети, которых никто бы и не взял, если бы эти сестры не взяли.
И. Мещан
— Да-да. И потом, сестры… Понимаете, это служение на самом деле. Это не просто ты пришел на работу и работаешь с детьми — ты поработал с 10-ти до 6-ти вечера и ушел домой спокойно к своим детям. Это сестры, которые с ними живут, которые их одевают, обувают, кормят, помогают, показывают… Часто бывает такое мнение, что в монастырских приютах воспитывают только монашек, монахов. Но простой пример этого приюта показывает, что у них 70 с лишним девочек выпустилось за последнее время. Из них больше 30-ти вышли замуж уже, у некоторых по двое, у некоторых по трое детей. И по-моему, только три или четыре…
Е. Орлова
— Четыре монахини. И пятеро бывших воспитанниц стали матушками, женами священников.
И. Мещан
— У них мужья — священники. То есть это говорит о том, что каких монахов там воспитывают, если из 70 с лишним только четыре связали свою постоянную жизнь с монастырем. И потом, не обязательно с этим монастырем, а с другими монастырями. Монастырь — это же такая тема свободная. Если ты хочешь уйти из монастыря, ты вышел и ушел, тебя никто не остановит, тебя никто насильно там не держит. Это же не карцер, это не тюрьма…
К. Мацан
— Вы знаете, на самом деле это на разрыв шаблона — что монастырь это история свободная. Потому что для обычного светского сознания, да и не только светского, монастырь — это что-то связанное с добровольной сдачей себя в рабство. Вот если я пришел…
И. Мещан
— Заточили в монастырь. Это у нас с Ивана Грозного, когда он жену заточил в монастырь. И все так и думают — всех заточили в монастырь. На самом деле, что такое — заточить? Или что такое — пойти в монастырь? Если человек приходит в монастырь, он приходит туда добровольно! Его никто туда силой не приводит. Есть очень замечательное у святых отцов выражение: «В монастырь приходят не откуда, а приходят куда».
К. Мацан
— В монастырь не уходят, в него приходят.
И. Мещан
— Приходят, конечно. В монастырь не уходят от своих проблем, потому ты от своих проблем не уйдешь никуда, и в монастыре в том числе. Потому что все твои проблемы в голове в первую очередь. А в монастырь приходят к Богу. И эти сестры или братья, если это мужской монастырь, они приходят к Богу. И в этом их главная задача. Вы знаете, я когда-то в Дивеево, кстати, в первый раз в жизни много лет назад видел монашеский постриг, когда сестер стригут в монашество, в иночество — тогда это был иноческий постриг. Стоит владыка с ножницами, они подходят без головных уборов с распущенными волосами, и он стрижет этих сестер…
Е. Орлова
— В белых рубашечках… очень трогательно.
И. Мещан
— Для меня это было, когда в первый раз я это видел, для меня это было такое откровение! Откровение просто — ты видишь такое таинство…
Е. Орлова
— Многие считают постриг таинством, да.
И. Мещан
— Хотя с точки зрения канонической это не считается таинством. Но тебе дают новое имя. Но вы знаете, что меня больше всего поразило, больше всего? Меня абсолютно поразили счастливые лица. Для меня, мирского человека, я стоял и смотрел — для меня это было… Понимаете, человек отрекается от свой жизни…
Е. Орлова
— Умирает, можно сказать.
И. Мещан
— Умирает для мира: он отрекается, он меняет имя¸ то есть у него всё должно поменяться в жизни. И человек счастливый — у него блаженная, совершенно счастливая улыбка на лице. Со мной рядом стояла пожилая монахиня, я ей говорю: «Матушка, а почему они такие счастливые?» Она говорит: «А зачем они сюда пришли? Они же за этим сюда пришли! Вот их мечта осуществляется, они этого ждали. Каждый по-разному — больше, меньше, но это их мечта осуществляется». То есть это тайна есть… Поэтому это очень важно на самом деле.
К. Мацан
— Екатерина Орлова — главный редактор сайта Синодального отдела по монастырям и монашеству «Монастырский вестник», и Игорь Мещан — генеральный директор издательского дома «Фома» сегодня проводят с нами этот «Светлый вечер». Екатерина, я хотел бы к вам обратиться. Мы заговорили о Свято-Никольском Черноостровском монастыре. Вы, я знаю, принесли с собой некие истории судеб выпускниц этого монастыря, этого приюта, наверное, не монастыря, а приюта, так корректнее сказать про выпускниц.
Е. Орлова
— Да, приют «Отрада».
К. Мацан
— Вот расскажите, что это за судьбы? Как сложились судьбы этих девушек?
Е. Орлова
— Может быть, надо начать с некоторой предыстории — почему меня вообще заинтересовали их судьбы? Вот, собственно, после этих нескольких статей в прессе захотелось своими глазами увидеть в том числе и приют «Отрада» для девочек. Потому что фактология, изложенная в светских изданиях, ужасает: детям не дают мяса вообще никогда, обращаются с ними жестоко. И вот мы приезжаем туда, и я прошу матушку: «Матушка, а можно поговорить с кем-нибудь? Можно поговорить с девочками, с выпускницами?» И действительно, никаких проблем — матушка приглашает девочек-выпускни
И. Мещан
— Они там проходят реабилитацию, потому что это же тяжелейшая история…
К. Мацан
— И социализировалис
Е. Орлова
— Да, многие из них получают очень хорошее высшее образование, если у девочек есть такие способности. Например, в приюте по стенам развешены фотографии, и матушка рассказывает нам во время нашего посещения: «Эта девочка окончила Академию ракетных войск, эта девочка окончила Институт военных переводчиков, эта девочка окончила Свято-Тихоновски
К. Мацан
— Мы заговорили и про трудности, которые переживали дети, но и про те, скажем так, негативные публикации, которые возникли и возникают и по поводу этого приюта, и могут возникнуть по поводу любого другого монастыря, любого другого учреждения, не только церковного. Всегда в информационном обществе такая форма работы с информацией возникает. И мне, как обычному читателю, потребителю информации очень трудно полностью поверить как негативным публикациям, так и потом позитивным, потому что, мне кажется, любое явление разное. В любом явлении есть, наверное, и хорошее и плохое, и трудности и радости. Спор публикаций это спор акцентов — на чем мы сконцентрируемся
И. Мещан
— Константин, вопрос заключается в чем… У нас сейчас, пока существует электричество, пока существует информационное общество. Как только отрубят электричество, сразу информационное общество умрет вместе с электричеством. Но мы надеемся, что никогда такого не будет, поэтому информационное общество будет существовать всегда.
К. Мацан
— Иначе было бы трудно слушать радио «Вера».
И. Мещан
— Иначе было бы невозможно вообще — не было бы интернета, мы бы жили при лучине и т.д. Вопрос заключается в чем: что из-за того, что у нас такое открытое информационное пространство, то количество всевозможных мнений, публикаций и т.д. стремится к бесконечности. И весь вопрос заключается в том, что… Это известное утверждение — «сколько людей, столько и мнений». А так как любой человек может написать всё что угодно, появляется другой вопрос — появляется вопрос ответственности за то, что он пишет. С одной стороны — человека, который пишет, а с другой стороны — человека, который верит или не верит в то, что пишут. И в связи с этим очень важный возникает вопрос: насколько нужно реагировать на такие вещи? И как нужно реагировать? Ну вот, смотрите, если человек говорит, что вот где-то там нарушается закон, попираются права и т.д. — кто тебе мешает написать заявление в прокуратуру? Есть же совершенно понятные законные способы. У нас, помимо того, что у нас информационное общество, у нас еще достаточно законопослушное общество — есть законы на все случаи жизни. Государственная Дума работает, выпускает всё новые поправки, какие-то уточнения. Кто мешает, если ты увидел какое-то безобразие, написать в соответствующие органы, контролирующие, хотя бы в органы опеки? Понимаете, любой приют работает на основании лицензии, которую выдают органы опеки. Это государственные органы. То есть любая такая клевета или навет — это говорит не только о том, что где-то безобразие, это говорит о том, что государство не контролирует этот процесс. Но вы же не пишете, что «органы опеки бездействуют»? Потому что это чревато, вас могут привлечь. А вы пишете: «Да там бардак!» А дальше-то что? Если есть законные методы… И вот я считаю, что надо любые публикации, любые мнения надо очень серьезно взвешивать на соответствие вот этим критериям. Если ты видишь, что это безобразие — напиши официальную бумагу. Чего ты выступаешь где-то у себя в «Фейсбуке (деятельность организации запрещена в Российской Федерации)» или еще где-нибудь? Зачем?
К. Мацан
— Екатерина, а вот с точки зрения практики церковного управления, в частности, в вопросах монастырей — появляются такие письма, заявления? Вы с таким сталкиваетесь на практике?
Е. Орлова
— Что касается информационной деятельности, то в этом отношении с монашествующими очень сложно, потому что клевету на себя они воспринимают как неотъемлемую часть духовной жизни.
К. Мацан
— То есть они не удивляются и не переживают.
Е. Орлова
— Да. Клевета это то, что надо терпеть, это то, на что не надо обращать внимания, это то, что сеет враг рода человеческого. И когда с ними начинаешь обсуждать: «Давайте, пожалуйста, напишем какое-то опровержение, давайте что-нибудь сделаем», — сталкиваешься с таким взглядом непонимающим: «А зачем? Они делают свое дело, а мы будем делать свое дело». И вот об этом обо всем, чему посвящена наша сегодняшняя передача, мы рассказываем лишь только потому, что дети очень переживают, понимаете? Дети пишут матушке сейчас стихи, любовные письма, просят ее не расстраиваться. Это дети, которые будут защищать свой монастырь. Они сейчас учатся на факультете православной журналистики, там была встреча с Эрнестом Мацкявичюсом. И девочка одна задала ему вопрос, он встречался в Обнинске с будущими журналистами, она задала ему вопрос: «Вот сейчас на монастырь столько клеветы льется. А как вы посоветуете нам поступать?» И он сказал: «Вы чаще выступайте на радио, по телевидению. Когда овладеете профессией, пишите о своем монастыре, всё хорошее, что вы знаете, пишите о нем». А если говорить о других ситуациях — существует же Синодальный отдел по монастырям и монашеству. И когда поступает сигнал — либо через управделами Патриархии либо напрямую в Синодальный отдел, есть еще Коллегия Синодального отдела — и члены Коллегии Синодального отдела по благословению владыки Феогноста выезжают на место с тем, чтобы разобраться в ситуации…
К. Мацан
— Громадная тема, мы продолжим ее в следующей части программы. Я напомню, что у нас сегодня в «Светлом вечере» Екатерина Орлова — главный редактор сайта Синодального отдела по монастырям и монашеству «Монастырский вестник», член Межсоборного присутствия Русской Православной Церкви; и Игорь Мещан — генеральный директор издательского дома «Фома», член правления фонда Серафима Саровского. В студии Константин Мацан. Мы прервемся и вернемся к вам через минуту.
К. Мацан
— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Еще раз здравствуйте, дорогие друзья! С нами сегодня в студии Екатерина Орлова — главный редактор сайта Синодального отдела по монастырям и монашеству «Монастырский вестник»; и Игорь Мещан — генеральный директор издательского дома «Фома». Мы говорим о монастырях, о том, что мы о них знаем, о том, что мы о них узнаём сегодня в информационном пространстве и, в частности, так или иначе возвращаемся к недавней серии публикаций вокруг Свято-Никольског
И. Мещан
— Да всё очень просто, на самом деле, есть некие церковные установки. Если ты хочешь пожаловаться — есть церковная иерархия, и ты совершенно спокойно… Вот я могу вам простой пример привести: в одном из храмов, в который мы ходили достаточно долгое время, покойный настоятель, это было много лет назад, он не благословлял причащаться народу, например, на Пасху.
К. Мацан
— Почему?
И. Мещан
— Я тоже не знаю. Он был пожилой батюшка, замечательный совершенно… Он не благословлял на родительские субботы причащаться, не благословлял на Пасху причащаться, не благословлял на светлые причащаться, на Святках причащаться и т.д. Я разговаривал с очень духовным человеком по этому поводу, задал ему вопрос, и он говорит: «Понимаешь, это, скорее всего, наследие советского времени». Вы помните, как было? Быстрее надо было на Пасху до такого-то времени, когда уполномоченный приходил, надо закрыть храм. То есть быстрее, быстрее, скорее и быстрее — батюшка привык 50 лет так служить, вот так и… Это было в Москве. И мы задавались вопросом: а что делать? Вот мы ходим, а на Пасху надо уходить в другой храм, чтобы причаститься. И мне владыка сказал: «А вы напишите Патриарху. Патриарх же епископ Москвы». И сразу же… То есть не надо батюшку осуждать, не надо с ним бороться, не надо пытаться его заставить что-то делать — ему 75 лет, и он 50 лет в сане. Надо написать и сказать: «Вот рассудите: так или так?». Это раз. Это нормальный церковный способ… И таких писем поступает Патриарху огромное количество.
К. Мацан
— А Святейший Патриарх читает их?
И. Мещан
— Святейший Патриарх читает их, если есть соответствующий профиль… Если по вопросу монастырей, то сначала делает заключение профильный отдел — они проверяют и т.д., то есть они готовят вопрос для Патриарха. И потом передают Патриарху. Патриарх уже рассматривает с таким бэкграундом, он же не может сам поехать разобраться. Есть люди, которые разобрались и доложили: «Вот по этому письму действительно факты подтверждаются». А решение принимает уже Патриарх, когда знакомится с этим делом. Конечно, конечно, а как же! То есть есть некая процедура.
К. Мацан
— Это когда речь идет именно о Москве.
И. Мещан
— Это когда речь идет о Москве. Есть правящий епископ, ему можно написать. Если люди жалуются на… Да жалуются у нас люди на кого угодно. Батюшку перевели с одного прихода на другой, все жалуются: «Как же мы теперь будем жить без этого батюшки? Мы с ним уже сроднились, дайте нам обратно нашего батюшку». Такое тоже бывает — ну, все люди, тут ничего страшного нет. Но есть некий церковный порядок. А если церковный порядок, например, нарушается другими какими-то вещами… То есть если это вопрос церковный — настоятель действует не канонически, то есть он нарушает каноны — тогда ты можешь это исправить. Для светского общества, для государства, нарушение канонов не является преступлением. А если настоятель взял и дал тебе в лоб, побил тебя, например, я гипотетически говорю — то тут в действие вступает уже не каноническое право, а обычное административное или уголовное или еще какое-то. И добиваются люди, какие-то суды происходят, еще что-то такое, не только церковное. Мы это знаем всё. И священники подсудны обычным гражданским судам, что мы знаем из истории. То есть они такие же граждане, как и мы. Еще, знаете, есть какое заблуждение, особенно у народа нецерковного — они смотрят на священников, как на святых. Вот это неправильный подход — они такие же люди, они со своими какими-то слабостями. Но Господь им дал благодать совершать это священническое служение. Это другое, у них ответственность другая. Но они люди, они тоже люди. У меня есть один близкий друг, я его когда-то привез в Лавру много-много лет назад. Он сам Сергей, и вот как бы к Сергию… А он не то что в первый раз был в Лавре, он в первый раз был в храме. И он очень переживал, думал, как обращаться: там монахи — какие-то инопланетяне… И вот он приехал в Лавру, его встретили, мы там пообщались, походили, послужили молебен. И он вышел, и потрясающую фразу сказал, которую я запомнил на всю жизнь: «Тут тоже люди». (Смеются.) Понимаете, это про монастыри — «тут тоже люди».
К. Мацан
— К вопросу о «тоже людях». То, о чем мы сейчас с вами говорим: жалобы, механизмы донесения наверх своего мнения — всё это очень развито и очень часто используется в обществе, не в Церкви, а в обществе, в секулярном мире, скажем так. И здесь возникает вопрос: а не происходит ли такой попытки механического переноса логики мира на логику Церкви? С одной стороны, есть механизмы подать жалобу на священника. С другой стороны, не должен ли я сейчас — я абстрактно задаю вопрос — не должен ли человек как-то по-другому относиться к себе и к окружающему миру, когда он в Церкви? Не возникает ли здесь то, о чем часто тоже говорят — какой-то центральной роли у смирения и у какого-то нежелания обострять какие-то ситуации? Как вам кажется?
Е. Орлова
— Если говорить о Синодальном отделе по монастырям и монашеству, то там как раз очень даже хотят.
К. Мацан
— Обострить?
Е. Орлова
— Не обострять ни одну из ситуаций. И могу сказать, что там прежде всего дорожат человеческими, личными отношениями. Моей непосредственной начальницей является заместитель председателя Синодального отдела игуменья Иулиания (Каледа), настоятельница Зачатьевского монастыря в Москве. Вы знаете, у нее постоянно звонит телефон. Ей звонят из всех монастырей игуменьи, благочинные, с просьбой что-то посоветовать, какую-то ситуацию решить, куда-то приехать. Матушку любят, я вижу это, я вижу это по своим делам. Например, когда мне нужно поехать куда-то на интервью, я звоню игуменье или благочинной, говорю, что я делаю это по благословению заместителя председателя Синодального отдела. И я слышу любовь, расположение: «Да, мы знаем матушку, она нам так помогла». То есть на человеческом уровне прежде всего все стараются решить в Отделе по монашеству свои вопросы. Думаю, что так же часто звонит телефон у владыки Феогноста и у заместителя его, архимандрита Стефана (Тараканова) — они отвечают за мужские монастыри. Матушку я просто вижу очень часто — ни одного вопроса, ни одной проблемы она не оставляет без участия своего личного, без решения. Для меня, например, загадка: как человек может справляться с таким объемом работы, информации, и, главное, личного, живого, и уверена, молитвенного участия во всем происходящем.
К. Мацан
— Екатерина Орлова — главный редактор сайта Синодального отдела по монастырям и монашеству «Монастырский вестник»; и Игорь Мещан — генеральный директор издательского дома «Фома» сегодня проводят с нами этот «Светлый вечер». Я помню, когда-то какое-то время назад возникла очередная медиаистория, связанная с недостойным поведением епископа или епископов, один опытный московский пастырь, настоятель монастыря привел такой аргумент: «Ну, хорошо, — говорит он, — мы можем критиковать, можем указывать на какое-то поведение, но давайте вот о чем задумаемся: а вера-то наша где? Мы верим Богу, мы верим в Бога, и мы ему доверяем. И таким образом мы вынуждены, должны доверять и уповать на Бога, в том числе и в разговоре о епископах Церкви, о князьях Церкви». Вот такой аргумент был приведен как попытка успокоить, какую-то альтернативную аргументацию в вопросе предложить. Но для человека светского сознания такая аргументация скорее выглядит как отговорка: «Вы сейчас всё к своей абстракции про Бога сведете, а реальных проблем на социальном уровне решать не будете». Игорь Владимирович, что бы вы могли такому скептику ответить?
И. Мещан
— Всё очень просто, на самом деле, и ответ очень простой. Понимаете, это попытка… это гордыня, которая является и выражается в попытке решить за Бога. То есть: «Я вижу лучше, я знаю лучше, я знаю, как лучше сделать. А Бог этого не видит, не знает и ничего не делает. Вот я делаю, а Бог — нет. Вот где справедливость?»
К. Мацан
— «Галантерейщик и кардинал спасут Францию».
И. Мещан
— Да. То есть это попытка решить за Бога. Ты должен делать то, что тебе должно делать. А Господь уже решит за Себя те вопросы, которые Он должен решать вместо тебя. Вот это — недоверие Богу. На самом деле, всё это идет от маловерия, естественно, от маловерия. От того, что мы каждый раз пытаемся заменить своим сознанием, своей волей, своими мыслями, своим самоволием я бы больше сказал, действие Божественного промысла.
К. Мацан
— А как не перепутать это с равнодушием? Ну, Бог решит. Там людей обижают, чего я буду вмешиваться?
И. Мещан
— Я вам расскажу историю. Мне рассказывал владыка, говорит: «Вот, приходят матушки». Матушки окормляют женскую тюрьму. Приходят к владыке и жалуются, говорят: «Вы знаете, владыка, мы год к ним ходим — читаем, рассказываем и т.д. А покрестилось всего три человека. Они не хотят особо слушать, много равнодушных». А он говорит: «Это не ваше дело — сколько покрестилось. Ваше дело прийти и сказать. А дело Бога уже — их привести или не привести. Если вы не скажете, то у них не будет шансов даже ничего сделать». Поэтому мы каждый должен на своем месте делать: и говорить, и писать, если это нарушение, и извещать священноначалие об этом. А уже дальше дело не наше. Мы должны на своем месте, в рамках своих сил, компетенций и всего остального, делать то, что от нас требуется.
К. Мацан
— Екатерина, а вы как эту проблему видите?
Е. Орлова
— Я неоднократно видела, как проблемы в монастырях... они есть, понятно — мы не говорим о том, что в монастырях проблем нет…
И. Мещан
— Там тоже люди.
Е. Орлова
— Это две разные плоскости: проблемы в монастырях есть, и клевета в светской печати тоже есть.
К. Мацан
— Не всегда они пересекаются.
Е. Орлова
— Да, не всегда пересекаются. Я вот неоднократно видела, как некоторые проблемы монастырской жизни были решены посредством вмешательства руководства Синодального отдела, Синодальной комиссии по монастырям и монашеству. Вот, например, в одном ставропигиальном монастыре два иеромонаха начали издавать такую красивую газету, в которой критиковали Церковь, священноначалие. Вокруг них образовалось некое сообщество людей еретического толка, наверное. Прихожанами этого монастыря и паломниками была собрана информация и направлена в Управделами Патриархии. Из Управделами была передана в Синодальную комиссию по монастырям и монашеству. На место выехала комиссия, изучила ситуацию. И решением Священного Синода эта газета была запрещена к распространению в монастырях и храмах Русской Православной Церкви. Решение об этом было зачитано на трапезе во всех монастырях Русской Православной Церкви. Соответственно, после этого ни издавать, ни распространять эти издания смысла никакого не было. И таких решений проблем монастырских много. Знаете, еще… я думаю, что по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла и был создана Информационная служба Синодального отдела по монастырям и монашеству, куда входит и сайт «Монастырский вестник», и журнал «Монастырский вестник», и теперь еще и форум «Монастырский вестник». Это всё площадки, где можно и нужно монастырские проблемы обсуждать. Но мало того, есть еще и возможность обсуждать проблемы современной монастырской жизни и в реальном времени — это монашеские конференции, Рождественские чтения. И профильное направление монашеское на Рождественских чтениях, где организуются круглые столы, и люди могут вставать, высказываться, задавать вопросы президиуму и залу. Например, на последних Рождественских чтениях очень много было вопросов, связанных как раз с информационными атаками на монастыри и монашество. Эти вопросы обсуждались, соборно как-то пытались прийти к какому-то решению: надо на это реагировать, не надо на это реагировать? Прозвучало такое мнение… Одна монахиня задала вопрос: «Надо ли нам реагировать на клевету?» И ответ был таким: «Что вы, собственно, волнуетесь из-за клеветы в прессе? Еще некоторое время назад нас расстреливали. А теперь просто-напросто пишут что-то плохое».
К. Мацан
— Вот это ответ, который наверняка, я надеюсь, удовлетворит монашествующих. Вот у нас есть Синодальный отдел по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, уже само название которого подразумевает отношения со СМИ. И конечно, позиция «без комментариев» тоже является позицией. Но не всегда и не во всех случаях она уместна. Мы сегодня уже говорили про то, что мы сегодня живем неизбежно в информационном обществе, которое существует по принципу «от медиаскандала к медиаскандалу», такими вот пиками. Вы сказали, что много решений в жизни монастырей и в жизни Церкви принимаются, проблемы решаются, только просто в СМИ это не попадает, потому что это очень узкая повестка дня. А попадают в СМИ скорее вещи такие негативно-сканда
И. Мещан
— Я бы не совсем согласился с тем, что вы говорите — что Церковь совсем не реагирует, или мы не реагируем. Тот же Владимир Романович Легойда очень много выступает…
К. Мацан
— Я не говорю, что мы не реагируем… Наоборот, я говорю, что задача реагировать стоит всегда.
И. Мещан
— Задача реагировать стоит всегда, с одной стороны. Но с другой стороны, степень этой реакции может быть разной. Мы стараемся не вступать в ненужную полемику. То есть мы высказываем свое мнение по этому вопросу — кто хочет его услышать, он всегда его услышит. Кто не хочет услышать — ты можешь 20 раз его высказать, его не примут во внимание и никто слушать этого не будет. Если человек, или организация, или общество, или сообщество людей хочет услышать мнение Церкви, оно всегда его услышит по любому вопросу. Другой вопрос, что от нас часто ждут именно вступления в эту перепалку, перепасовку аргументами в стиле «сам дурак»: «А вот вы такие!» — «Да вы сами такие!»
К. Мацан
— Ждут конкретной позиции, совпадающей с позицией того, кто ждет.
И. Мещан
— Да, того, кто ждет. Потому что он ждет: «Ну как же так? Я бы им вмазал, я бы им сказал!» Ну хорошо, но это ты, это не Церковь. Надо не забывать, мы всегда забываем… Не мы, а многие люди забывают или не понимают, что такое Церковь. Церковь — это богочеловеческий организм. И когда мы говорим, что Церковь должна реагировать, это не значит, что богочеловеческий организм должен на это реагировать — Церковь в большом смысле, Церковь, которую мы пишем с большой буквы. А вот Церковь как люди, которые работают в Церкви…
К. Мацан
— Институции Церкви.
И. Мещан
— Институции Церкви, конечно, реагируют. Потому что люди, которые в Церкви, и люди, которые приходят, и священники — они все… Есть определенная иерархия в Церкви, как в организации, скажем так. А с другой стороны, есть какая проблема: светский человек думает, что Церковь — это некая общественная организация, которая должна высказываться… Вот «Зеленые»: «Мы боремся за это». Церковь ни за что не борется. Церковь борется только за спасение каждого конкретного человека для Бога и для вечности. И поэтому у нее другие задачи. Поэтому это надо всегда учитывать, когда мы говорим: «А почему Церковь?.. А почему она не требует повышения зарплаты, или еще чего-то такого?» Церковь делает то, что она должна делать на земле — как ей Господь наш Иисус Христос установил, тем Церковь и занимается, в большом смысле.
К. Мацан
— Мы начали наш разговор с очень, мне кажется, важной темы. Мне хотелось бы, что мы сейчас к ней вернулись. Это тема о том, что в монастырь, как вы сказали, «не уходят, в него приходят». Мы сегодня всю программу говорим о проблемах Церкви конкретно, о монастырском устроении жизни, о том, как эти проблемы решаются или не решаются, как на них реагировать. А мне бы хотелось задуматься о том, что — вот есть обычный человек, вот я, который приходит в монастырь. Я мирянин, я не помышляю о монашестве. Но тем не менее почему-то я чувствую для себя здесь какой-то источник смысла, источник какого-то очень важного знания — о жизни, о Боге, и, что самое парадоксальное, о себе самом. Игорь Владимирович, вы киваете. Вы так же это чувствуете? Как вы себе объясняете? Почему нам, мирянам, так иногда важны монастыри?
И. Мещан
— Потому что там по-другому для нас течет время. Потому что мы вырываемся из наших ежедневных каких-то вещей, которые мы делаем очень быстро — эта текучка наша, постоянные наши дела мирские и т.д. То есть мы попадаем в некое другое течение времени — и это течение времени связано непосредственно с присутствием Бога и с присутствием благодати Божьей. Можно сколько угодно объяснять человеку, что такое благодать, но пока он не поедет, например, в то же Дивеево или в Лавру, в монастырь и не побудет там какое-то время, выключив себя из этого обычного течения времени, и посвятит это время Богу. Вот монастырь — это место, которое, когда мы посещаем, мы посвящаем свое время посещения Богу. Вот посмотрите: мы спим 8 часов, а сколько мы молимся? 10 минут утром, 10 минут вечером.
К. Мацан
— В лучшем случае.
И. Мещан
— В лучшем случае! А монастырь — это то место, куда ты приходишь, и все твои 24 часа в монастырском измерении посвящены Богу. И это наша душа, как говорил Тертуллиан, «по своей природе христианка», она это чувствует. Она это чувствует — поэтому мы чувствуем это обновление, поэтому мы чувствуем эту благодать. Не мы чувствуем, это наша душа чувствует — то место, где ей хорошо.
К. Мацан
— Екатерина, вы каждый день на работу приходите и так буднично занимаетесь такими… сталкиваетесь, скажем так, с тем пространством, о котором сейчас так возвышенно сказал Игорь Владимирович. Вам каково работается вообще?
Е. Орлова
— Замечательно! «Свет миру — монахи, свет монахам — ангелы». Как часто говорит наместник Данилова монастыря архимандрит Алексий (Поликарпов): «Монахом может стать тот, кто видел монаха». И ведь действительно, люди, которые приезжают в монастыри, это и монахи потенциальные в том числе, правильно? Поэтому, чтобы понять — хочешь ты быть монахом или не хочешь ты быть монахом — надо побыть в этом пространстве. Нужно понять, твое это или не твое это. А буднично там находиться замечательно. Может быть, светским людям это удивительно слышать, но там на самом деле другие отношения между людьми, другие: мои начальники, старшие по послушанию, старшие по работе, они прежде всего заботятся о душах своих сотрудников. Конечно, дело не должно страдать. Но ты каждый раз видишь, как заботятся о твоей душе — мягко, тонко и деликатно. И этому хочется учиться, этому хочется учиться, находясь на рабочем месте. И честно говоря, мы же все пришли в монастыри, чтобы принести монастырям пользу… То есть у нас в миру была какая-то светская специальность, воцерковившись, мы решили послужить Церкви, монастырю. И приходишь ты туда с таким желанием, что «я сейчас всё это монастырю отдам!» А на самом деле это несравнимо с тем, что монастырь дает тебе. Несравнимо с тем, что монастырь дает твоей душе и даже твоему какому-то внутреннему, духовному, и как следствие, интеллектуальном
К. Мацан
— И лучшего финала для нашей беседы не найти. Спасибо огромное! Как говорится в таких случаях: есть о чем подумать. Екатерина Орлова — главный редактор сайта Синодального отдела по монастырям и монашеству «Монастырский вестник», член Межсоборного присутствия Русской Православной Церкви; и Игорь Мещан — генеральный директор издательского дома «Фома», член правления фонда Серафима Саровского сегодня провели с нами этот «Светлый вечер». Спасибо огромное за эту беседу! В студии был Константин Мацан. До свидания, до новых встреч на волнах радио «Вера».
И. Мещан
— Всего доброго! Спасибо!
Е. Орлова
— Спасибо! До свидания!
«Генерал Владимир Константинович Витковский». Константин Залесский
Поделиться
Константин Залесский
Гостем программы «Исторический час» был историк Константин Залесский.
Разговор шел о судьбе яркого военачальника русской императорской армии — генерала Владимира Константиновича Витковского, о его участии в Первой Мировой войне, в Белом движении, а также о жизни в эмиграции.
Ведущий: Дмитрий Володихин
Все выпуски программы Исторический час
«Путь иконописца». Мария Глебова
Поделиться
Мария Глебова
У нас в гостях была доцент кафедры иконописи факультета церковных художеств Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета Мария Глебова.
Наша гостья рассказала о своем пути к вере и знакомстве с отцом Иоанном Крестьянкиным, об удивительных людях, повлиявших на ее путь в иконописи, а также о своем участии в работе над созданием иконы Собора новомучеников и исповедников Церкви Русской.
Ведущие: Игорь Цуканов, Кира Лаврентьева
Диакон Игорь Цуканов:
— Добрый вечер, дорогие друзья. «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА. У микрофона, как обычно в это время, в студии Кира Лаврентьева.
Кира Лаврентьева:
— Добрый вечер.
Диакон Игорь Цуканов:
— Диакон Игорь Цуканов. И сегодня мы с Кирой очень рады представить нашу сегодняшнюю гостью Марию Олеговну Глебову. Мария Олеговна, добрый вечер. Мария Олеговна — доцент кафедры иконописи факультета церковных художеств Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, преподаватель также копирования в Суриковском институте, человек, который лично имел радость, такую благодать лично общаться и знать отца Иоанна Крестьянкина, да?
Так что у нас сегодня будет о чём поговорить. Мария Олеговна, добрый вечер.
Мария Глебова:
— Здравствуйте, уважаемые отец Игорь и Кира.
Диакон Игорь Цуканов:
— Ну вот, вы знаете, первое, с чего я хотел, честно говоря, начать наш разговор, это такая важная для меня, например, тема, потому что у нас в храме есть курс, последние несколько месяцев, курс, мы рассказываем о новомучениках нашим, прихожанам, потому что у нас храм царя Николая. А вы участвовали в создании вот той самой знаменитой иконы новомучеников и исповедников Церкви Русской, которая была написана как раз в стенах ПСТГУ к 2000 году, когда состоялся юбилейный архиерейский собор, на котором был прославлен Собор новомучеников и исповедников. И мне хотелось попросить вас рассказать, как вообще эта икона создавалась, и какую роль, какое значение новомученки в вашей жизни играют, если можно.
Мария Глебова:
— Икона эта создавалась как бы не то, что была поручена Святейшим Патриархом Алексеем, была поручена нашему университету, отцу Владимиру Воробьёву, который являлся членом комиссии по канонизации. Было благословение разработать эту иконографию. Председатель комиссии был тогда митрополит Ювеналий. И нас собрали преподаватели, сказали, что вот мы будем разрабатывать эту икону. Мы были представлены митрополиту Ювеналию, и были изложены некоторые задачи, что необходимым условием, что в центре должен быть храм-мученик, храм Христа Спасителя. Также должны в этой иконе быть отражены разные мучения новомучеников в разных концах нашей страны. И мы делали разные эскизы, все преподаватели, нас человек было 5, разные композиции, у нас до сих пор сохранились эти планшеты. Сначала мы думали сделать эту икону наподобие иконы Всех русских святых, разработанной матушкой Иулианией. То есть как бы русскую землю и разные группки святых, как бы куски земли. Там у неё же, насколько я понимаю, тоже с севера на юг есть распространена ориентация. И мы так тоже распределили. В центре у нас был храм-мученик. Но как-то не приняли эту икону. Ещё мы думали, что по бокам вот клейма с отдельными святыми, потому что русских святых, конечно, много, но какие-то есть наиболее чтимые, а здесь как-то хотели именно прославить святых, очень большие списки были, и хотелось отразить ещё наиболее ярких новомучеников и какую-то часть их жития. В общем, была у них такая задача очень большая.
Диакон Игорь Цуканов:
— Ну да, грандиозная.
Мария Глебова:
— Ну, конечно, саму иконографию у нас разрабатывал отец Владимир и наш декан, отец Александр Салтыков. И отец Александр, и отец Владимир, они сами потомки новомучеников. Вот у отца Александра его отец был членом общины российской, он сидел за веру, известны его стихи, которые он написал в заключении. И также известно, что когда он отбывал ссылку, последние годы ссылки были у него в Гжеле. И он, будучи искусствоведом, возразил, что у нас есть Гжель, это благодаря только отцу отца Александра Салтыкова.
По-моему, он Александр Александрович тоже. До ареста он был директором Пушкинского музея. Вот это был очень грамотный человек, и богословски, и как бы в истории искусства он очень обширные были у него знания. И эти знания он передал своему сыну, отцу Александру, и своему племяннику, отцу Владимиру Воробьеву. У нас вот отец Владимир очень разбирается в иконописи. То есть это редко настолько глубоко, такой у него хороший вкус, ну редко встретишь такого священника. Но это всё благодаря тому, что их в детстве водили в музеи, очень много с ним общался отец отца Александра. Он просто их вдвоём как бы образовывал. Вот, и поэтому они взялись тоже, отец Александр и отец Владимир, за богословскую часть этой иконы. Мы были исполнителями, мы сами придумывали сюжеты, композиции, но идея была отцов, корректировал как бы наши эскизы, вот как бы вся эта комиссия, митрополит Ювеналий, мы делали эскизы, мы привозили туда, в Донской монастырь, показывали их, вот, и нам делали замечания. Постепенно, как бы, канонизация святых, она шла как бы постепенно, то есть у нас постепенно заполнялись пустые места, то есть этих святых было очень много, и они добавлялись и добавлялись. Это было очень сложно, потому что вот мы начинали отрисовывать, говорили: надо ещё вписать нескольких святых. В результате там огромное количество, ну, больше трёхсот у нас святых в среднике. Конечно, таких икон не существует. И была задача, вот как это связать с клеймами. Это сложная была задача тоже. Вот сам средник мы всё равно использовали какие-то наработки матушки Иулиании, вот это как бы переливание нимбов друг в друга, мы шли от пятен, как бы, от пятен голов, то есть некоторые головы у нас соединены, так тоже на её иконе Собор русских святых, потому что, если мы бы делали по-другому, но она тоже, в свою очередь, посмотрела, ну, это наблюдала в древних иконах, вот, чередование там у нас поворотов голов, вот, очень сложно было, а у нас был тональный эскиз, перевести его в цвет. Сложная была задача, тоже продумывали. И тут очень много говорил нам отец Александр о символике цвета. Например, что вот у нас патриарх Тихон, он в зелёном облачении, митрополит Кирилл в красном. Вот он как бы, ну, как бы их подвиг тоже как-то... Я сейчас много не вспомню, но он как-то это всё объяснял. Они очень хорошо, например, у отца Владимира дедушка, он общался с митрополитом Кириллом. У него есть письма...
Диакон Игорь Цуканов:
— Смирновым.
Мария Глебова:
— Смирновым, да. У него есть, думаю, письма от него, какие-то памятные подарки. То есть митрополит Кирилл с детства был близок к отцу Владимиру, он собирал о нём, пытался найти его письма, найти... У него были какие-то документы, он собирал, митрополит Кирилл, долгое время о патриархе Тихоне тоже. В общем, всё это было утеряно. Надо отца Владимира, конечно, спрашивать, я сейчас боюсь соврать, но он очень следил за каждым ликом, как мы его пишем, похож, не похож. Мы бросали жребий и писали каждый какую-то свою группу святых, как их и свои клейма.
Диакон Игорь Цуканов:
— А кого вы писали?
Мария Глебова:
— Я писала митрополита Кирилла, разрабатывала убиение митрополита Владимира, ну, со своей студенткой я писала. И ещё я писала икону, где забирают священника у престола. И что-то ещё. Ну, и в среднике тоже. Ну, деисус ещё. Я деисус разрабатывала со студентами. Ну, мы все отрисовывали средник, и у нас очень большое было количество ликов в среднике. А также я... ну, просто вот мы все рисовали, и как-то все очень спорили, вот. А я училась в Троице-Сергиевой лавре, и как-то... Ну, как-то мне так Господь открыл, что у нас не получалось какое-то время. Ну, в цвете все разные люди. Я всех подчинила и просто сориентировала цветовой строй иконы на икону «О тебе радуется» Дионисия. Ну, как бы вот не то, что я прям срисовывала, но просто я ее сориентировала по цвету, заритмовала клейма по цвету. Ну я вот отвечала за цветовую всю часть и замешивала всем колера, потому что иначе эта работа начинала выходить нецельной. На меня очень все ругались, но всем пришлось смириться, и работа очень цельная вышла. Просто я замешивала каждый цвет, каждую опись, требовала исполнения, чтобы четко придерживались к цвету. Если бы такого не было, эта бы икона, она и так многолюдная, она бы просто развалилась бы по цвету, ну, и невозможно было бы смотреть. Но также я смотрела, чтобы личное было, тоже приём, написания был один, одежды, следила и за цветовой, и за такой структурой. Вот как бы мой вклад был. Ну и лики разрабатывала наравне со всеми. Но цвет я просто взяла в свои руки, потому что в Лавре мы много копируем, и у меня опыт был больше, чем у остальных в копировании, опыт с цветом, и я немножко всех уговорила меня слушаться.
Диакон Игорь Цуканов:
— Мария Олеговна, скажите, пожалуйста...
Мария Глебова:
— Сначала жаловались, а потом все уже радовались. Икона, в общем, цельная.
Диакон Игорь Цуканов:
— Ну, потому что результат прекрасный, да. Мария Олеговна, скажите, пожалуйста, вот вы ведь крестились уже в таком, ну, можно сказать, взрослом возрасте, да? Вот как это получилось, учитывая, что все-таки у нас в церкви есть традиция крестить детей еще маленькими? То есть ваши родители как-то сознательно решили дождаться, чтобы это было именно ваше решение?
Мария Глебова:
— Ну, знаете, мы в детстве ходили в храм, но мы были некрещеные. Вот мы и живем рядом с храмом Архангела Гавриила, и нас всегда на Пасху водили. Мама водила, мама была крещеная, а мы нет. Мы на крестный ход ходили, ну, как-то вот там яички там носили. В общем, как-то появлялись мы в храме, но мы были некрещеные. И когда я поехала вместе, я училась в московском лицее художественном, мы поехали на практику на раскопы в Псков, и как раз столкнулись с Псковщиной. И там мы очень много верующих людей встретили, там прям была такая святая Русь. Когда мы попали в Печоры, мне показалось, что мы в 17 век попали. Сейчас, конечно, Печоры уже другие, там были какие-то странники. Там были чуть ли не в веригах люди, в каких-то лохмотьях, какие-то в старых русских каких-то одеждах, я не знаю, и такие просто, ну, бородатые какие-то странники, там настоящие были странники, люди, которые прямо, ну, то есть такая прямо... Это был 1986 год, вот. И меня настолько это всё поразило, Печоры, что, конечно, и Троицкий собор. В Троицком соборе тогда служил, он уже сейчас пожилой, отец Олег Теор. Интересно, он тогда был молодым, а потом он заболел раком и исчез. Все думали, что он умер. А он очень молился, постился и исцелился от рака. Его не лечили, вот как-то чудом. А сейчас вот он такой почитаемый очень старец.
Но мы его знали, он с нами разговаривал очень много, с молодёжью.
Печоры, что, конечно, и Троицкий собор. В Троицком соборе тогда служил, он уже сейчас пожилой, отец Олег Тэор. Интересно, он тогда был молодым, а потом он заболел раком и исчез. Все думали, что он умер. А он очень молился, постился и исцелился от рака. Его не лечили, вот как-то чудом. А сейчас вот он такой почитаемый очень старец. Мы его знали, он с нами разговаривал, с молодёжью. Потом там вот митрополит Иоанн, я его помню. Вообще там, конечно, на Псковщине такая вера была сохранённая. И приходы, и люди какие-то были. Вот это всё мы увидели. Конечно, так всколыхнулось. И вот у меня подруга, она поехала в Порхов. Её пригласила, она плакала, и к ней подошёл отец Рафаил Огородников и говорит: вот не хотите приехать к нам чай попить? И она поехала, а я как раз тоже зарисовывала находки. Мы работали на раскопе, раскапывали деревню XII века, вот нам попадались даже кресты, кресты до Крещения Руси, то есть там были, вот мы их зарисовывали, эти находки, и как-то я вот очень унывала.
Диакон Игорь Цуканов:
— То есть кресты вот этих первых храмов, которые еще при Ольге, да, были?
Мария Глебова:
— Да, при Ольге это были янтарные кресты, вот я просто прямо помню эти находки, и металлические там, и каменные были крестики нательные, тапочки 12 века, вот, и 9 века, там разные были находки, мы слоями снимали деревню около прямо, это на Завеличье было, рядом, недалеко от Троицкого собора, и там, ну, чтобы перед стройкой в Пскове каждый слой снимается, зарисовывается, находки зарисовываются, а потом уже следующий слой.
Кира Лаврентьева:
— «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА, дорогие друзья, у нас в гостях Мария Глебова, доцент кафедры иконописи факультета церковных художеств в Свято-Тихоновском гуманитарном университете, преподаватель копирования кафедры Суриковского института, мастерской реставрации, у микрофонов диакон Игорь Цуканов и Кира Лаврентьева. Так-так, Мария, продолжайте, пожалуйста, про Псков, это очень интересно.
Мария Глебова:
— Ну и ещё как бы рассказать, что вот мы учились в лицее, у нас было несколько подруг, мы очень много рисовали в разных стилях, очень много по музеям ходили, наброски, пейзажи. И вот в этот момент, мне было уже 16 лет, у нас это девятый, это у нас шестой класс или пятый,
по-моему, пятый класс ещё был, да. И у меня был какой-то свой стиль письма такой, и как-то я чувствовала, что в этой стилистике, в которой я пишу, я чувствовала уже какой-то тупик, вот это вот муки творчества, то есть мне хотелось что-то другого языка какого-то. То есть у меня очень цветная была живопись, очень такие тонкие отношения. И как-то вот что-то мне хотелось другого, как передать свет, я думала. Ну ещё разные, я всё время, мы там до трёх ночи писали в Пскове белые ночи, мы вот писали, писали. В свободное время от работы мы всё время занимались живописью, я всё время с этюдником ходила. Помню, что мы очень бедно жили, нам нечего было есть, там очень маленькая была зарплата, какие-то корочки хлеба, всё время рисуем, куда-нибудь ездили, там рисовали, в общем, везде. Как бы занимались живописью, я чувствовала, что у меня какой-то тупик в моём творческом пути, и тупик какой-то мировоззрения. Я вот хотела креститься, но как бы я не знала, как к этому подойти. И вот моя подруга, она поехала в Порхов, познакомилась с отцом Рафаилом, и потом приехала такая счастливая к нам, а мы вот уже там всё сидим, рисуем эти находки, ужасно скучно, грустно, почему-то какая-то тоска такая, пишешь одно и то же, как-то не можешь вырваться из этой стилистики живописной, хочется чего-то другого, а не можешь это найти. Это такой вот кризис какой-то и внутренний, и в творчестве, и какой-то внутренний. И, в общем, когда мы её увидели такой счастливой, я тоже захотела поехать туда, в Порхов. И отпросилась с работы и поехала в Порхов вместе с этой подругой своей. Туда мы приехали. Вот, я думаю, только креститься я точно не буду, потому что я не готова. Ну, к крещению я читала, что надо очень готовиться. Я не готова, пускай даже... А все же подходят, говорят: давай, мы тебя покрестим. Я говорю: нет, я буду готовиться. Вообще, я ехала, думала, только бы он меня не крестил, отец Рафаил. Я откажусь. Мы пришли в такой домик, такая избушка, двор какой-то, мухи там летают, какие-то котята ползают. Зашли туда, и он увидел меня, говорит: ну нет, крестить мы тебя не будем. И я думаю, ну и хорошо. В общем, там все чай пили, какие-то были люди, вот была жена Булата Окуджавы, я видела, потом ещё какие-то очень, вот отца Василия Рослякова, он туда приезжал, какие-то были люди, батюшки, вот отец Никита там был. Я помню, отец Виктор был такой очень лохматый, чёрный такой, как цыган, монах Гришка. Вот они там все туда приходили.
Кира Лаврентьева:
— В общем, публика такая довольно колоритная.
Мария Глебова:
— Да. И какие-то были очень такие богемные и московские люди, и такие какие-то монахи. В общем, там помогали чай разливать, в общем, ну я всё думала про крещение, вот как-то про своё, ну вообще, что, и отец Рафаил очень такие духовные беседы вел интересные за столом, такие, ну как бы, ну как-то немножко всех поддевал так, и меня тоже. Но я была вот очень погружена в то, что мне хочется креститься, как это сделать, как подойти к Богу, молилась я всё время. Вот я даже ничего не замечала, что там, я даже не очень помню, потому что для меня это всё не существовало. Очень много я молитв читала каких-то своих, вот такой путь к Богу вот был у меня. А потом всё-таки, по-моему, как-то я услышала, что все едут в Печоры к отцу Иоанну какому-то. И я сказала, что я тоже хочу. И я поехала как раз с этим Гришкой, монахом таким чёрным, страшным. Но мне было всё равно. Я помню, что у меня и одежды какой-то не было, какое-то было платье, было холодно, какие-то, ну ещё какая-то крайняя нищета, но дух парил, я вообще была вся в молитве. Мы поехали туда и оказались в Печорах. Меня они поразили, конечно. Мы стояли на службе, и после литургии в Сретенском храме вышел такой очень радостный человек, такой действительно похожий на Айболита. Это отец Иоанн был. Он так на меня очень как-то мимо, вскользь посмотрел, как будто меня нет, разговаривал с Гришей. Он говорит: вот у нас некрещённая. Он говорит: ну, надо её крестить к Преображению. И тогда же на меня не смотрят, говорят: как твоё имя? Я говорю, Мария. Ну, думаю, если уж креститься, то уж с именем Марии Магдалины. Он говорит: ну, какой у тебя день рождения? Я говорю, ну, ноябрь. Он говорит, ну, тогда у тебя Блаженная Мария будет. Вот думаю, ну, вот ещё. Вот тоже как-то я расстроилась. И вообще он сказал, чтобы меня покрестили, и я приехала в Печоры уже причащаться. И вот потом я поехала опять на работу, но уже как-то у меня уже радость такая была в сердце большая. Там какие-то находки, доделала дела, и обратно поехала в Порхов. Вот Рафаил меня исповедовал вечером, а утром меня покрестили. Вот, ну как-то всё, он очень много шутил, он такой очень был добрый человек. Ещё, что меня подкупило, в те годы была бедность большая, а он нас всё время угощал, он покупал ящиками фрукты, а там были ещё какие-то бедные дети жили, там много людей жило, какая-то женщина, ну вот её муж бросил с детьми, мы все поедали эти груши, персики, такой прям отец такой, каких-то собачек он ещё, кошечки, все у него там ели. Люди какие-то несчастные там было много. Потом всё время он подавал каким-то милостыню, за ним бежали. Такой очень любящий человек. Меня это поразило, конечно. Нигде такого не увидишь. Такая монашеская любящая душа, любящая всё живое. Он ещё мух не разрешал убивать, потому что это живая тварь, объезжал лягушек на машине. Какой-то удивительно такой нежный человек, добрый ко всему, живому, сострадательный. Видела после, как приезжал к нему отец Тихон, сейчас митрополит. Он был тогда ещё послушник, жил в Москве как-то, он унывал. И я видела, что отец Рафаил его утешал, очень как-то разговаривал с ним, и очень много за него молился. Вот мы видели, что он как-то поклоны много кладёт. Мы говорим, батюшка: за кого вы молитесь? Он говорит, вот за этого Георгия, чтобы он с пути не сбился. То есть он очень много вымаливал его.
Вот, наверное, благодаря ему и как-то его жизнь так сложилась. Ну, в общем, как бы меня покрестили, и я вечером... Такой ночной поезд был, поехала в Печоры. В Печорах была служба, я первый раз причастилась на Преображение. Такое было большое счастье. И потом отец Иоанн сказал, чтобы к нему пойти. А там очень много всяких женщин, на какой-то меня источник. Меня там уморили молениями, то есть я часа в три уже попала к отцу Иоанну. Отец Иоанн принимал при входе в братский корпус, там была комната, и он обнимал каждого человека, клал его голову на грудь. Это какое-то такое счастье, что даже описать невозможно. Встреча с таким человеком. Это, наверное, ни на что не похоже. У него огромные глаза. Он заглядывал тебе в твои глаза, и твоя душа просто таяла. Просто ты весь как ребёнок на ладони был. Это действительно такое усыновление было.
Конечно, кто видел такое, это человек никогда не забудет. Вообще большое счастье каждому увидеть такого человека. Можно описывать, но благодать, её невозможно описать. Как вот он с тобой молитвы читал, как говорил, это невозможно. Кто это видел, это на всю жизнь путь такой в жизни даёт, путь веры как бы. Вот, наверное, вера, она так и передаётся как бы из...
Диакон Игорь Цуканов:
— Из рук в руки, да. Вот, дорогие друзья, если кто-то сомневался, что, так сказать, задавался, может быть, вопросом, кто у нас сегодня в гостях, я думаю, даже потому, как Мария Олеговна рассказывает, мы можем понять, что это живописец, потому что ваша речь, она очень живописна, да. Себе просто представляешь очень живо вот всё то, о чём вы рассказываете. У нас в гостях сегодня доцент кафедры иконописи факультета церковных художеств Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета Мария Олеговна Глебова. Также Мария Олеговна преподает в Суриковском институте, она преподаватель копирования. У микрофона Кира Лаврентьева, я диакон Игорь Цуканов. Мы вернемся в студию буквально через несколько секунд. Пожалуйста, не переключайтесь.
Кира Лаврентьева:
— «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА. Дорогие друзья, у нас в гостях Мария Глебова, доцент кафедры иконописи факультета церковных художеств в Свято-Тихоновском гуманитарном университете, преподаватель копирования кафедры Суриковского института, мастерской реставрации, у микрофонов диакон Игорь Цуканов и Кира Лаврентьева.
Диакон Игорь Цуканов:
— Мария Олеговна, вот хотел задать вам вопрос о ваших еще наставниках, потому что я прочитал в одном из ваших интервью, что вашим преподавателем по иконописи была такая Екатерина Сергеевна Чуракова, одна из ближайших учениц как раз матушки Иулиании Соколовой, которую вы уже упоминали. А благодаря матушке Иулиании мы вообще, как я понимаю, ну, может, я ошибаюсь, вы меня тогда поправьте, но мы имеем ту иконописную школу, которая, ну, вот это преемство дореволюционной такой старой классической иконописи, оно произошло в нашу жизнь уже как раз через матушку Иулианию во многом. И вот Екатерина Сергеевна была таким вашим преподавателем. Вот что вам помнится о ней и как, может быть, какую тоже роль она сыграла в вашей жизни?
Мария Глебова:
— Ну, Екатерина Сергеевна, я вообще из семьи художников, конечно. Самую большую роль во мне сыграла моя мама. Как бы она меня и наставляла. Но вот в иконописи, конечно, открыла иконопись моя преподавательница Екатерина Сергеевна Чиракова, как бы основной был завет: учитесь у древних икон. Мы очень много копировали, сама она тоже очень много копировала, реставрировала. Она была очень интересный человек, такая личность.
Она была чадом отца Иоанна Маслова. Она строгой жизни была, у неё был распорядок, хотя она была уже очень пожилой человек, но и до самой смерти она очень рано вставала, вела дневник каждый день. Она меня научила работать, ну, даже учиться — это тоже работа. То есть она говорила, что на день себе надо задачу ставить, и обязательно её выполнять. То есть распределять время. Но сама она так и работала. Она очень много сделала. Почти весь ЦАК и многие храмы в Лавре отреставрированы именно ею. Но в ЦАКе просто почти каждая икона отреставрирована ею. Это большой труд, и реставрация такой...
Диакон Игорь Цуканов:
— ЦАК — это церковно-археологический кабинет в Лавре.
Мария Глебова:
— Да, церковно-археологический кабинет. Ну, также, когда мы только поступили, мне, конечно, она не очень понравилась. Какая-то бабушка, вот у других молодые учителя, а у нас какая-то бабушка, и она всё время ходила по классу и говорила, мол, «положи, Господи, хранение устом моим». Мы её что-то спрашиваем, и она не всегда рассказывала.
То есть мы хотели её расспросить про матушку Иулианию. Она говорит: «Это для меня очень дорого, и я это на ветер не бросаю». Она вот не любила как бы выносить что-то так. То есть она очень такой сокровенный была человек. Ну, стихи она знала, даже пела нам. Она очень богата культурно была человек. Мне вот это очень было близко, потому что учиться я у неё училась, она очень приветствовала все мои начинания, я очень много ездила, копировала, даже вот к овчиннику ездила, она всё это поддерживала, мне это очень нравилось, разрешала всё, разные работы делать. То есть я такой человек активный, она меня как бы поддерживала в этом.
Вот я копировала в Кремле, очень много общалась с реставраторами. И, конечно, там я узнала, что у нас очень великий педагог, потому что она известная очень реставратор. И вообще их род, ну, как бы отец её, братья, они все реставраторы очень известные. Благодаря имени Екатерины Сергеевны открывались многие возможности по копированию. Вот, например, в Кремле мне давали прямо в руки Рублёва, и я копировала. Вот.
Также вот больше всего меня поразило, что она очень точно видит цвет. Вот тоже мы делали выкраски в Благовещенском соборе Московского Кремля, были на балконе, до икон метров 20-30, и она сделала выкраску. Мне показалось, что она ярковатая. Ну, я не сказала, но она мне дала её, я думаю: ну ладно. А когда спустили эти иконы, я приложила, этот цвет был один в один. То есть это очень, у неё точные были знания, древние иконы. Потом она сама была очень хороший художник. Я потом уже, когда бывала у неё в гостях, видела её зарисовки, альбомы. Вообще их семья, у неё папа учился у Серова.
К ним, ну, как бы друг их семьи, был Корин, и к ним часто приходил Нестеров, вот, советовался с ними о своих картинах, в доме остались какие-то памятные вещи об этом. Вообще, сам дом, они все его построили, разукрасили всей семьёй, все художники. Там резные были колонны у этого дома, все стулья были сделаны из каких-то коряг, столы, ложечки, всё выточено, потому что братья скульпторы были. В общем, весь дом был живой, всё было расписано. Это было просто какое-то торжество искусства. И вообще всё, что у Екатерины Сергеевны было, всё было живое, красивое, интересное. Она такая была, очень самобытный человек. И очень любила икону древнюю. Она мне сказала, вот держись, древней иконы, и тогда всё будет хорошо. Вот такой завет. И я тоже стараюсь своим ученикам это передавать, не придумывать, а держаться за традиции. Потому что вот тоже недавно была беседа с Евгением Николаевичем Максимовым. Он сказал, что он как бы понял, что
вот почему нам нужна традиция? Это как благодать передаётся от отца к сыну. Вообще вот что в церкви как бы. От старшего к меньшему. Так и мы вот от древней иконы мы перенимаем. Мы не своё что-то создаём, а мы вот как бы это воспринимаем то, что уже есть, и дальше это храним. Как благодать она передаётся, ты не можешь её придумать, но её обязательно надо получить.
Диакон Игорь Цуканов:
— Ну еще на Стоглавом соборе же было заповедано, что писать, как писал Андрей Рублев.
Мария Глебова:
— Это да, но это как бы слова такие каноничные, а вот как понять это изнутри? Вот тоже интересное такое наблюдение академика. Вот он говорит, что я сам до этого додумался. Тоже интересно.
Кира Лаврентьева:
— Я вот как раз на эту тему хотела спросить, Мария. Радостно, конечно, видеть вас в нашей студии сегодня, помимо того, что вы очень интересный многогранный человек, вы ещё очень благоговейно говорите об иконописи. Это уже так, наверное, нечасто встретишь, хотя я не каждый день общаюсь с иконописцами, художниками, но всё же пересекаюсь и по роду профессии, и просто среди знакомых есть такие люди. Да, тоже прекрасные и замечательные, но что я хочу спросить. Ведь раньше, прежде чем художник брался за образ, он же постился, молился, не разговаривал. Если он какой-то помысел в себе там допустил, не дай Боже, он бежал к старцу, потому что у него, например, мог не прописываться образ. Вот он видит, что у него не пишется образ так, как нужно, он начинает вспоминать, может быть, он что-то не исповедовал. Я так много читала об этом, что, может быть, это, конечно, гипертрофированно, я понимаю.
Мария Глебова:
— Может быть, сейчас это существует, но, может быть, в другом виде?
Кира Лаврентьева:
— Почему я спрашиваю? Какое-то вот это благоговейное отношение. Я понимаю, что невозможно, когда у тебя там семьи, дети, и ты иконописец, поститься перед написанием каждого образа 40 дней. Я понимаю. Но какая-то форма все-таки аскезы, она хотя бы проговаривается на уровне обучения?
Мария Глебова:
— Ну мы читаем молитвы перед началом всякого доброго дела, потом читаем молитвы Алипию Иконописцу и преподобному Андрею Рублеву. Ну, понимаете, благоговейные ученики, они так это и несут. Другие, ты их не проверишь. Но я молюсь перед работой. Стараюсь, когда ответственное что-то пишу, причаститься и писать. Ты сам образ не напишешь. Особенно, когда срисовать некогда. Это только особая благодать просто.
Ну, все по-разному, но вот я просто, ну, акафист читаешь или там слушаешь, как бы, сейчас получается, что ты пишешь и слушаешь. У нас, конечно, очень заняты руки. Руки, но я часто слушаю службу просто, акафист, канон там, песнопения кто-то слушает. Ну, кто как может. Ну, стараюсь на литургию ходить, вот, когда пишу часто.
Ну, конечно же, исповедоваться. Мы все ведём такую церковную жизнь. Да, это не искусство. Это всё-таки такая... Ты создаёшь святыню, конечно, иконописец обязан быть чистым человеком. Вот даже если человек живёт уже, он как бы грешит, всё равно молитву Иисусу творить стараешься. Я не знаю, мне еще помогает очень природа, но я стараюсь, в Москве ты пишешь — как-то это не так, я вот стараюсь писать на природе, у себя на даче мне нравится сидеть, там слушать что-то, писать, чтобы было тихо, спокойно, мне это очень важно. Я даже мастерские не очень люблю совместные, люблю одна писать, мне легче сконцентрироваться. Ну, конечно, общество — это прекрасно. Может, потому что я преподаватель, но мне нравится уединение.
Диакон Игорь Цуканов:
— Дорогие друзья, сегодня в гостях у «Вечера в воскресенья» Мария Олеговна Глебова, доцент кафедры и иконописи факультета церковных художеств Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. У микрофона Кира Лаврентьева, я диакон Игорь Цуканов.
Кира Лаврентьева:
— Я просто почему спрашиваю? Ну, вопрос мой, наверное, наивен для вас, и вообще рассуждения такие детские, может быть, немножко, но всё же мне кажется, что благоговение нельзя терять. Всё-таки иконопись, да, это ведь не обычная живопись.
Мария Глебова:
— Да, это совсем разные вещи. Я не знаю, мне просто, я как бы не дорассказала, когда я крестилась, я сразу стала писать иконы, мне вот стало тягостно заниматься светским искусством. Да, я была очень счастлива, что я потом уже оставила всё светское. Хотя я часто пишу пейзажи, природа меня просто радует. И мне кажется, что в иконах очень много от природы красок. То есть вот так, сидя в серой Москве среди каких-то домов, ты не напишешь хорошо. Всё-таки природа — это такой, как бы, Дом Божий такой. И нам много можно, художникам, взять из этого творения Божьего, для своей работы. Конечно, мы не такие аскеты, как раньше, но мы как бы со смирением, с покаянием пишем иконы и как бы стараемся следовать поэтому святым этим образам, которые написали наши предшественники, которые были высокой духовной жизни, молиться. Вот я не знаю, для меня вот, ну и копирование, ты как бы постигаешь этот образ, это большое счастье, углубляешься в него. Я думаю, что такого нового что-то современный человек едва ли может прекрасного создать, хотя бы соприкасаться.
Диакон Игорь Цуканов:
— А вот как сегодня работает иконописец в том смысле, что очевидно, что он пишет иконы по заказу, я не знаю, храмов или каких-то благотворителей, но вот как это происходит? Вот приходит какой-то
проситель, то есть тот, кому нужна икона, говорит, что вот мне нужна икона, там, святителя Николая Чудотворца, например. Вот насколько иконописец, скажем, ну, свободен в том, чтобы, вот, существует же много, множество иконографических типов, допустим, иконы святителя Николая того же самого. Насколько иконописец свободен в том, чтобы написать конкретного святителя Николая, вот именно такого, а не какого-то другого? Или обычно вас ставят в какие-то жесткие рамки, что вот только так и никак иначе?
Мария Глебова:
— Да по-разному. Ну, я всегда беседую с заказчиками, и прислушиваются очень многие люди, объясняю, что там светленький лик такой живоподобный, что это, как бы, это времён упадка такое изображение. Как мы говорим о том, какой образ лучше. И вот часто заказчики прислушиваются, то, что они с уважением относятся, даёт то, что ты можешь как-то сделать достойный образ, выбрать образец хороший, доказать заказчику, что именно это хороший образец, и стоит его делать, что он и грамотный, и в традиции выполнен, что он духоносный этот образ, художественно прекрасен. Ну, объясняешь это, объясняешь почему. Некоторые прям не верят, но постепенно перестраиваются. Вот такой диалог, он сейчас почти повсеместный, потому что людям часто нравится, ну, как в музыке попса, так им нравятся такие какие-то слащавые образы, безвкусные из интернета, и вот получается, что заказчик, благодаря иконописцу, он образовывается тоже. Получается, что для иконописца сейчас необходимы знания, вот, в принципе, наш вот университет, он много знаний даёт, у нас немножко маловато практики, часов, но уж знаний у нас даётся более чем, то есть у нас очень грамотные выходят ребята. Некоторые даже искусствоведами начинают работать, кто не такой талантливый, потому что очень гуманитарное, достойное такое образование дается, и они вполне способны к диалогу.
Диакон Игорь Цуканов:
— А какое количество выпускников после того, как они уже заканчивают ПСТГУ, действительно остаются, иконописцами, становятся? Кто-то ведь уходит на какие-то другие стези, да?
Мария Глебова:
— Ну, понимаете, вот, например, я в своей мастерской. У меня, конечно, такое образование, такое, может быть, тяжёлое, я очень много заставляю заниматься, но вот мои почти все работают выпускники в профессии. Но тоже идут, например, в мастерскую ребята, которые действительно хотят учиться, работать, ну, как бы у нас очень жёсткий режим, я опаздывать не разрешаю, занятия начинаются, прогуливать не разрешаю. Как-то так.
Диакон Игорь Цуканов:
— А если прогуливают или опаздывают?
Мария Глебова:
— Ну, объяснительные пишут.
Диакон Игорь Цуканов:
— Но вы за это не отчисляете?
Мария Глебова:
— Нет, мы не отчисляем, но я просто стараюсь, чтобы была дисциплина. Вот, потому что...
Диакон Игорь Цуканов:
— Екатерина Сергеевна как раз, да?
Мария Глебова:
— Ну да, чтобы люди, чтобы мы успели пройти всё, потому что у нас очень много устных предметов, а если всё-таки быть иконописцем, надо очень много практически работать. И для этого надо много учиться, потому у нас ребята приходят часто вообще без художественного образования. И вот так, ну, как бы такая милость Божья, очень у нас хорошие есть преподаватели, окончившие Суриковский институт, они могут обучить рисунку, живописи, и вот получается, что многие ребята учатся и академическому, и иконописи, параллельно, но без этого нельзя. Вот, как отец Иоанн сказал, что надо научиться сначала рисунку, живописи, чтобы рука была верная и сердце верное, а потом уже начинать заниматься иконой. Вот отец Иоанн Крестьянкин, когда благословлял меня на учёбу по иконописи, он говорил, что обязательно надо, чтобы был хороший рисунок и живопись. То есть он меня благословлял учиться, чтобы я хорошо училась по этим предметам, потому что в иконописи это всё очень важно.
Диакон Игорь Цуканов:
— То есть можно ли сказать, что вся ваша деятельность, художественная жизнь, она проходит по благословению отца Иоанна? Так и получилось, да?
Мария Глебова:
— Ну, он очень помог, когда я поступала учиться, мы поступали с его благословения, учились, какие-то проблемы были. Потом уже батюшки не стало, у меня духовник, отец Владимир Воробьёв, какие-то я вещи спрашиваю. Человек должен трудиться, но Господь ведёт человека, у нас каждый день что-то происходит, какие-то задачи, какие-то события. Мы должны по-христиански проводить свою жизнь, освящаться молитвой, богослужением, таинствами. Вот такой труд благодатный, это, конечно, большое счастье. Трудиться и преподавать мне тоже нравится. Иногда, конечно, я устаю, потому что институт — это всё-таки некое заведение, там эти экзамены, просмотры всякие бывают сложные. Это не просто мастерская. График, какие-то сейчас всякие там требования такие бывают тяжёлые. Ну, всё равно очень приятно общаться с ребятами вот такими молодыми. Есть очень хорошие, искренние такие сердца, трепетные души. Очень приятно сталкиваться с такими вот ребятами.
Да все хорошие, и как бы радостно, когда как-то у них жизнь устраивается, работа. У нас не много уже выпускников, все, в принципе, даже кто многодетные мамы, но они даже всё равно ещё умудряются рисовать. Но это сформировало их как личности, вообще иконопись. Многие, прям, много детей, но у них очень творческие семьи, и дети все рисуют. Значит, даже если они сами мало рисуют, всё равно это то, как они освятились иконописанием, как дало благодать их семьям, их детям. Я тоже считаю, что это прекрасно.
Диакон Игорь Цуканов:
— Мария Олеговна, ну вот вы сказали, что вас благословил на занятие иконописью, на обучение в Лаврской иконописной школе отец Иоанн Крестьянкин, а вот дальше, после вашего первого знакомства в 1986 году, вы ведь продолжали с ним общаться, да?
Мария Глебова:
— Да, ну вот как раз батюшка очень следил, чтобы я хорошо училась в МСХШ, чтобы занималась рисунком, живописью хорошо, чтобы закончила хорошо. Он говорил, что всё это, за всё ты дашь ответ на Страшном суде, за каждое пропущенное занятие, за каждую несделанную работу, что очень важно, мастерство, чтобы было у художника, чтобы, если я собираюсь писать иконы, то моя рука должна быть крепкой, глаз верным, и сердце отдано Богу. Только тогда можно приступать к иконе. Говорил: неизвестно, вот как ты будешь учиться, выйдет из тебя иконописец, не выйдет. То есть иконопись — это уже какая-то награда такая художнику, вот, а не то, что это вот художник одолжение делает, что он занимается.
Диакон Игорь Цуканов:
— Не ремесло.
Мария Глебова:
— Не ремесло. Вот. Также всегда мы болели, когда там родственники у нас там... Я помню, что я ещё как бы батюшке написала помолиться, была какая-то опухоль у наших родных, вот. И мы просили его молитвы, и опухоль рассосалась. Вот такое чудо было у нас. Потом тоже вот часто, ну, как бы отец Иоанн участвует в жизни, мы чувствуем его молитвы, чувствуем какое-то особое присутствие его в своей жизни.
Диакон Игорь Цуканов:
— До сих пор?
Мария Глебова:
— До сих пор, да. Ну, советов очень много давал. Вот самое большое, что он для меня сделал, вот я, например, не очень слушалась свою маму, всё время куда-то уезжала, убегала, что-то искала где-то. А он очень следил, чтобы дети очень почитали своих родителей. Его была задача, чтобы в послушании рос человек. И он всегда спрашивал мнение, как вот мама думает. Вот как мама думает, так мы и поступим. И у всех моих друзей также отец Иоанн, он как бы вернул детей родителям. Это очень много, потому что действительно, что может быть без послушания, без почитания своих родителей. И вот он как бы всегда о своей маме рассказывал. Также я помню, что была тогда угроза в церкви. Пожилой митрополит Виталий, в Зарубежной церкви, он как-то не следил за действиями своей церкви. И началась такая, ну, как можно сказать, экспансия на нашу территорию. То есть начали организовываться приходы новые, каких-то священников сманивали в зарубежную юрисдикцию. Потому что он был старенький, и как бы, видимо, не мог за этим следить. И обычно не самые достойные священники шли, ну как бы предавали, ну как бы нарушали клятву, и образовывались новые приходы. И вот мы тоже ходили к такому священнику, который был чадом отца Иоанна, и постепенно он перешел в Зарубежную церковь. И вот отец Иоанн нас собрал тогда и стал с нами говорить. Им легко говорить зарубежом, что мы предали, что мы сотрудничали с властями, а сами бы они прожили? Говорит, меня Господь вёл через этапы. И Господь меня хранил. Он так трогал свои волосы, говорил, у меня даже волосы не тронули. Настолько Господь вот был со мной в тюрьме. Говорит, когда я шёл, в этапе было объявлено, в этапе священник — волосы не трогать. Говорит, и вот, разглаживал свои волосы, говорит, и вот я же назорей.
Диакон Игорь Цуканов:
— То есть его не остригли, как заключенных.
Мария Глебова:
— Не остригли, да. И он очень осердился на все эти события, что такое происходит в церкви, и поддерживал людей, чтобы они оставались в нашей церкви, не переходили в зарубежную юрисдикцию.
Но потом пришёл, сменил его митрополит Лавр, и как-то наши церкви воссоединились. Интересно, что я, как немножко пострадавшая от этого, от Зарубежной церкви, писала икону новомучеников на воссоединение церквей. Её дарил патриарх Алексей, тоже так интересно было. Ну вот новомученики, они очень близки, и вот отец Иоанн ушёл в День новомучеников, и писали мы на канонизацию эту икону. Как-то в моей жизни они особое участие обо мне принимают.
Кира Лаврентьева:
— Огромное спасибо за этот разговор. Мария, честно говоря, мы с отцом Игорем радостно удивлены. Спасибо вам большое, что вы пришли сегодня в нашу студию. Дорогие друзья, это был «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА, у нас в гостях была Мария Глебова, доцент кафедры иконописи факультета церковных художеств в Православном Свято-Тихоновском гуманитарном университете преподаватель копирования кафедры Суриковского института, мастерской реставрации, у микрофонов были диакон Игорь Цуканов и Кира Лаврентьева. Мы прощаемся с вами до следующего воскресенья, а вам, Мария, желаем помощи Божьей силы, радости.
Мария Глебова:
— Спасибо большое.
Диакон Игорь Цуканов:
—Спаси, Господи.
Кира Лаврентьева:
— Всего доброго. До свидания.
Все выпуски программы: Вечер Воскресенья
«Уверенность в себе». Протоиерей Алексей Батаногов, Елена Браун, Светлана Чехова
ПоделитьсяВ этом выпуске «Клуба частных мнений» протоиерей Алексей Батаногов, юрист, подполковник внутренней службы в отставке Елена Браун и предприниматель Светлана Чехова размышляли о том, что может давать христианину уверенность в себе, как отличить это от ложной самоуверенности и как доверие Богу помогает в жизни.
Ведущая: Наталия Лангаммер
Все выпуски программы Клуб частных мнений
