«За Христа претерпевшие». Вадим Никонов

У нас в гостях был церковный историк, кандидат педагогических наук, научный руководитель проекта «За Христа претерпевший» Вадим Никонов.

Мы говорили о проекте Вадима «За Христа претерпевший», в котором он рассказывает о пострадавших за веру людях в период гонений на Церковь на территории сегодняшнего Раменского района и, в более широком масштабе, в Московской области. Разговор шел об особенностях архивной работы. Вадим поделился, что одной из основных своих задач он видит возвращение памяти о церковных мучениках, а также повышение уровня исторического знания.

Ведущие: Алла Митрофанова, Алексей Пичугин

---

А. Пичугин

- Здравствуйте, дорогие слушатели, «Светлый вечер» на светлом радио. Здесь, в этой студии приветствуем вас мы, Алла Митрофанова…

А. Митрофанова

- Алексей Пичугин.

А. Пичугин

- Здесь сегодня вместе с вами и с нами эту часть «Светлого вечера» ближайший час проведет Вадим Никонов, церковный историк, кандидат педагогических наук и научный руководитель проекта «За Христа претерпевшие». Добрый вечер.

В. Никонов

- Здравствуйте.

А. Пичугин

- Мы сегодня будем говорить о проекте и об истории сравнительно небольшого, ну уж по меркам страны, даже по меркам Московской области сравнительно небольшой территории церковной жизни, церковных мучеников, людей, которые пострадали за Христа, которые жили и страдали, но выжили на территории нынешнего Раменского района, правильно?

В. Никонов

- Не совсем так, поправлю: прежде всего мы действительно будем в основном ориентироваться на территорию сегодняшнего Раменского района, бывшего Бронницкого уезда, но, во-первых, в круг нашего рассмотрения входит все Восточное Подмосковье, а шире – это вся Московская область сегодняшняя, но дело все в том, что те процессы, которые происходили в период, условно говоря, с 20-х годов XX века и до 80-х годов, они были характерны для всего Советского Союза…

А. Пичугин

- Поэтому мы и говорим, поэтому мы вас и пригласили. У меня в руках книжка «За Христа претерпевшие…»

А. Митрофанова

- Довольно объемная, надо сказать, для, когда речь идет об одном районе Раменском, такой увесистый том в таком, лучшем смысле этого слова…

А. Пичугин

- Ну, больше 800 страниц, только в этом, а это 4-й том, то есть мы предполагаем, что есть еще три, вышедшие до и ожидается выход еще нескольких.

В. Никонов

- Да, ожидается, вот сейчас в работе у нас находится 5-й том, но если мы начали с томов и начали с того, какие они объемные – это не столько наша заслуга, сколько масштаб трагедии, которая произошла с нашим обществом и с Церковью в период политических репрессий. Дело все в том, что когда мы начинали работу над этим проектом, я чуть позже расскажу, что это за проект и каким образом он развивался, когда мы начинали работу над этим проектом, у нас в голове был какой-то определенный замысел, и этот замысел, как мы предполагали, возможно, мог быть реализован ну, допустим, в двух-трех книгах. В процессе работы довольно быстро выяснилось, что не в двух, не в трех книгах реализовать этот проект не удастся, при этом на вопрос: а сколько, вообще говоря, предполагается томов - ответа нет, мы не знаем. Ну и почему это так – для этого нужно объяснить, что за проект. Довольно долгое время я занимался поиском архивных документов по истории различных храмов, главным образом Раменского района, но шире – это Восточное Подмосковье, еще шире – это Московский регион, в том числе, и Московские храмы. Результатом этих поисков, этой работы стал выход нескольких книг, я их называю историческими хрониками различных храмов, и в процессе работы над этими книгами пришла в голову естественная мысль, что – да, а надо сказать, что вот эти храмы, некоторые из них в значительной степени, они располагались недалеко друг от друга, и духовенство, и прихожане были зачастую знакомы друг с другом, а в некоторых случаях являлись добрыми друзьями, а еще в некоторых случаях они были просто родственниками. И история каждого храма, естественно, охватывает, в том числе, период политических репрессий, то есть это 20-е и 50-е годы XX века. И на каком-то этапе пришло понимание того, что судьбы этих людей, которые пострадали, они очень переплетаются между собой, с одной стороны, они подчиняются неким общим тенденциям, что вполне естественно, с другой стороны, конечно, каждая судьба уникальна, потому что это каждый отдельный человек, и появилось желание объединить жизнеописания этих людей под какой-то одной обложкой. Причем сразу мы для себя определили то, что впоследствии назвали, скажем так, персональным критерием, то есть это не просто прославленные мученики, о которых существует значительный корпус литературы, это не просто люди, которые погибли в силу репрессий, это не обязательно священнослужители или церковнослужители, мы в этом проекте объединили под одной обложкой судьбы людей, которые в той или иной степени пострадали в эпоху гонений на Церковь именно в силу принадлежности к Русской Православной Церкви, то есть иными словами это о людях, которых объединила церковная ограда. Пострадать за свою веру, как мы себе представляем в этом проекте – это совсем не обязательно погибнуть. Да, конечно, такие истории были, их много, когда люди гибли, когда людей расстреливали, люди гибли в заключении, это все было. Но кроме всего прочего многие были арестованы, репрессированы, отправлены в лагеря, но потом возвращались, такие случаи были, их было много.

А. Пичугин

- Достаточно много случаев, когда людей репрессировали, они отправлялись в лагеря, возвращались, потом их снова репрессировали и они уже не возвращались.

В. Никонов

- Эта схема, которую вы описали, она классическая схема, то есть людей, которых репрессировали по два или даже по три раза, их было много. То есть на самом деле государство, если оно обращало свое внимание на какого-то конкретного персонажа, будем так говорить, то потом уже из сферы своего внимания она его никуда не выпускала. Более того, кстати говоря, оно вот так на ум сразу не приходит именно в Раменском районе в Бронницком уезде, а вот, допустим, в Московском уезде я знаю человека, который репрессировался четыре раза.

А. Пичугин

- Чем все закончилось?

В. Никонов

- Закончилось трагически, естественно, в конечном итоге. Об этой этапности я, может быть, скажу чуть дальше, а сейчас я именно вернусь к структуре проекта. Так вот, наш проект охватывает судьбы людей, жизнеописания людей, которые пострадали, кого-то арестовали, он вернулся, слава Богу…

А. Митрофанова

- Реабилитированные есть?

В. Никонов

- Вы знаете, среди тех, о ком мы пишем, вот я сейчас хочу сказать, что реабилитированы все, но просто вот боюсь это сказать, потому что вдруг я кого-то упустил…

А. Митрофанова

- Но реабилитированы, подождите, я имею ввиду не в 90-е или 2000-е годы, или конец 80-х, на излете уже советской эпохи, а реабилитированные в 50-е после смерти Сталина.

В. Никонов

- Конечно, естественно, то есть многие попали под реабилитацию именно в этот период, большинство, конечно же, это уже 90-е годы, но здесь нужно еще сказать следующую вещь, отметить, она важная: я думаю, что мы еще поговорим впереди об особенностях архивной работы, но раз уж мы коснулись этой темы сейчас, то я должен сказать, что существует архивное законодательство, которому мы все, как граждане страны, естественно, подчиняемся и архивное законодательство предполагает ряд ограничений на знакомство со следственными делами людей, попадающих в круг нашего рассмотрения…

А. Митрофанова

- Даже по истечении срока давности?

В. Никонов

- Срок давности – это отдельная песня. Если интересно, мы можем поговорить и на эту тему.

А. Пичугин

- Нет, нет, если про это будем говорить, уйдем в такие дебри…

В. Никонов

- Да-да, но одно обстоятельство я должен сказать: дело все в том, что факт реабилитации является тем фактором, без которого дело для просмотра получить, скажем так, практически невозможно, я вот именно так обтекаемо говорю: практически невозможно. Но в нашем случае, я вам сейчас когда сказал, что все - я засомневался, но, по-моему, все-таки все реабилитированы и это дает нам основание работать с их следственными делами.

А. Пичугин

- Причем я хочу сказать, что погибшие в лагерях, расстрелянные, просто погибшие были реабилитированы чаще всего генпрокуратурой, прокуратурой в конце 50-х годов, выжившие – священнослужители, например, или сидевшие за веру, чаще всего до реабилитации в 90-е уже не выживали, поскольку они все равно были представителями культа.

В. Никонов

- Это, конечно, да, но основная масса была реабилитирована в конце 90-х годов, по понятным причинам. Теперь все-таки возвращаюсь к персональному критерию, потому что мне представляется это довольно важным. Так вот, мы говорим о людях, которые пострадали, кто-то погиб, кто-то выжил и вернулся, а кто-то лишился работы всего навсего, казалось бы, а кто-то стал лишенцем, мы отдельно можем поговорить о том, кто такие лишенцы. Понимаете, можно ли считать этих людей пострадавшими? Да, без сомнения. Можно ли считать репрессированными? Да. То есть таким образом круг людей, о которых мы хотели бы рассказать, он расширялся. И на каком-то этапе стало ясно, вот как я уже говорил, что ни в два, ни в три тома поместиться эта информация не может, тем более, что каждое выявленное нами архивно-следственное дело, каждый человек, он неминуемо охватывал, он как бы обрастал своим знакомыми, друзьями, своими сослуживцами, которые также, как он, пострадали. И тогда мы стали думать: а как же, по какому принципу вообще можно это все разделить, причем подчеркиваю: мы начали эту работу в Раменском благочинии, то есть мы изначально рассматривали именно Восточное Подмосковье, Бронницкий уезд, Раменский район, этот регион. И мы стали думать: а как вообще можно разделить? Ну потому что книжки и так выходят по 800 страниц – это довольно значительный объем, они даже не всегда удобны для чтения, в метро, по крайней мере, не почитаешь…

А. Митрофанова

- С собой тяжело носить, кирпичик такой увесистый, я бы сказала.

В. Никонов

- И тогда мы думали, по какому принципу разделить? И разные мысли были, но в конце концов мы выбрали такой, в значительной степени, может быть, искусственный критерий, как волостное деление. Точнее так: по какому делению сейчас мы живем я затрудняюсь сказать, а вот до совсем недавнего времени мы жили по делению: область-район-город, городское поселение…

А. Пичугин

- Сейчас все сильно изменилось: слили муниципальные районы…

В. Никонов

- Я просто в основном живу историей, поэтому я не всегда успеваю за современностью, я бы так сказал, ну до недавнего времени мы так жили. А вот до 1929 года было административное деление следующим: была губерния, был уезд и была волость, причем такое деление было на протяжении перед этим, по крайней мере, с Екатерининских времен. Что такое волость, волость – это минимальное административное территориальное образование, в состав которого входило одно, два, редко – три села и деревни, которые к ним относились. И когда мы приблизительно, что называется, прикинули, насколько волость возможно применима к нашему делению. мы поняли, что это ну такой, в общем, оптимальный вариант, то, что по этому волостному принципу мы жили до 29-го года дало нам основание, как его использовать, хотя это деление очень условное. И вот первый том проекта «За Христа претерпевшие» вышел в 2015 или 16-м году, он был посвящен Раменской волости и охватывал территорию трех приходов. Второй том был посвящен Гжельской волости, третий том был посвящен Загорновской волости, четвертый том, который сейчас, Алексей, у вас – это Быковская волость. То есть если мы раньше думали, что жизнеописание пострадавших на территории каких-то волостей войдут несколько волостей в один том, то довольно быстро мы столкнулись с тем, что одна волость – один том. Как будет дальше развиваться я не знаю, но это я так, издалека отвечаю на вопрос, сколько всего может быть томов, всего в Бронницком уезде было двадцать волостей…

А. Митрофанова

- Ого…

В. Никонов

- Всего в Бронницком уезде. Будет ли это двадцать томов – сказать трудно, но пока что мы работаем над пятым – это так называемая Рождественская волость.

А. Митрофанова

- В программе «Светлый вечер» на радио «Вера» сегодня Вадим Никонов, церковный историк, кандидат педагогических наук, автор и научный руководитель исследования, которое называется «За Христа претерпевшие» - многотомник, описывающий церковную жизнь и испытания, через которые пришлось пройти верующим людям в годы Советской власти, начиная с 1917 года, в общем, 20-е, 50-е годы. И вот так, подержав в руках 4-й том, посвященный всего лишь одной волости в Раменском, как это правильно назвать деление – Раменский район?

В. Никонов

- Если мы говорим о волости, то Бронницкий уезд.

А. Митрофанова

- Бронницкого уезда.

В. Никонов

- Да-да, потому что когда мы стали делить уже на районы волость, как административное территориальное образование, она прекратила свое существование.

А. Митрофанова

- В общем, Бронницкий уезд – целый том посвящен этой территориальной административной единице и удивительно, как, оказывается, много и интересно можно рассказать о людях, который жили там и которые так или иначе столкнулись с гонениями за веру. Просто сама фундаментальность исследования для нашего времени, на мой взгляд, большая редкость сегодня, то, как вы подходите к этому вопросу и работаете с архивами мы могли бы рассказать: а вот лично для вас что в этой работе самое важное, почему вы взялись за это? Вот так вот с лупой внимательно вглядываться в судьбы людей – это дорогого сто́ит и это, на мой взгляд, просто святая такая работа – вернуть память к тем людям, у которых ее фактически может и не остаться, а вместе с тем они для нас вообще-то пример для подражания.

В. Никонов

- Постараюсь ответить. Значит, начну с конца, вероятно: вернуть память о людях – это задача одна из главных, если не самая главная. Если мы возьмем любое архивно-следственное дело, вот мы как раз только что говорили о реабилитации, вот начнем с конца. В любом архивно-следственном деле, вот этого фонда ОГПУ НКВД в конце обязательно присутствует справка о реабилитации, если ее нет, то дело не выдается. Вот эта справка о реабилитации, она появилась, появляется там двумя способами, первый способ, назовем его условно «хороший» - это когда родственники пострадавшего в 90-х годах, самые ранние документы, заявления датированы концом 80-х годов, но львиная доля – это 90-е годы, когда родственники, потомки невинно убиенного или просто пострадавшего человека писали в соответствующие органы заявление с просьбой о реабилитации и на основании этих заявлений вот эти вот справки о реабилитации, решение о реабилитации принимались, соответственно, составлялись справки. Второй вариант, назовем его условно «плохим» - это когда такие справки составлялись без заявлений родственников пострадавших. Каким образом это происходило? Какое-то дело попадало в поле зрения соответствующих органов и на волне общей реабилитации, собственно говоря, реабилитация и происходила. Но для нас важно то, что не было заявления от родственников, это означает: первое – этих родственников не осталось и второе, что еще страшнее…

А. Митрофанова

- Они могут не знать?

В. Никонов

- А есть и еще страшнее – им это не нужно. Понимаете, вот, казалось бы, одна всего строчка о том, что реабилитация состоялась по заявлению или без заявления, а она в действительности такая, за ней стоят довольно такие драматичные события. Что касается монашествующих, то таких заявлений практически никогда нет, тоже по понятным причинам. Так вот вернуть память об этих людях – это основная задача, может быть, не самая главная, просто их тут, основных, несколько таких задач. Далее дело все в том, что тот опыт, который наша страна получила в период репрессий мы сейчас говорим о репрессиях не вообще, а репрессиях в отношении церковнослужителей, священнослужителей, верующих людей, он в самом плохом смысле слова уникален, то есть он аналогов, вообще говоря, не имеет. И с нашей точки зрения историческое знание об этом, несмотря на колоссальный объем литературы, который издается, он все равно не достаточен, ну, я там не буду говорить общие слова о том, что человек, который не знает историю, недостоин будущего и так далее – это общие какие-то вещи. Но дело вот в чем все: многие исследователи, которые писали на эту тему именитые, очень серьезные, к сожалению, их серьезные труды (это наше мнение, я здесь ни в коем случае не претендую на какую-то истину в конечной инстанции), они часто не доходят до такого вот рядового обывателя, опять же, возможно, в силу своей научности, в силу своей фундаментальности и так далее.

А. Пичугин

- Я тут должен сразу сказать, что книга «За Христа претерпевшие», по крайней мере, тот 4-й том, которые есть – да, там все ссылки есть на весь научный аппарат, но она написана живым языком, вот я ее открыл, просто такой самый классический пример: мы очень много раз в нашей студии говорили про отца Виктора Шиповальникова, вот я сейчас открыл эту книгу случайно на странице про него, и там его биография описана не как родился, умер, умер-то он гораздо позднее, родился, служил, был рукоположен, вот война, вот ссылка на один архив, на второй архив, вот отсидел, вот ссылка на это дело, вот ссылка на то дело, дальше рукоположился во время войны, служил там, там, там, вот ссылки – нет, здесь написано просто живым языком, как будто тебе рассказывают про отца Виктора Шиповальникова просто вот со ссылками.

В. Никонов

- Знаете, я про отца Виктора, хорошо, что вы вспомнили, я о нем отдельно скажу, потому что мне посчастливилось быть знакомым, я сейчас являюсь знакомым с его дочерью Елизаветой Викторовной, но это отдельная тема, я о ней чуть позже скажу…

А. Пичугин

- Но он недавно умер.

В. Никонов

- Отец Виктор умер в 2007, кажется…

А. Пичугин

- Но это недавно…

В. Никонов

- Относительно….

А. Пичугин

- Для людей, которые прошли через лагеря и были рукоположены во время войны – это…

В. Никонов

- Конечно, но об отце Викторе обязательно отдельно я скажу, а сейчас возвращаюсь к теме. Дело все в том, что наша литература, наше издание, оно может быть отнесено к литературе и краеведческой, к художественной очно нет, но, наверное, это такой жанр научно-популярный. Так вот, и мы когда начинали работу в этом направлении, мы довольно четко представляли себе то, что называется на языке маркетологов «целевой аудиторией», мы достаточно четко представляли себе тех людей, для кого мы пишем, и эти люди – это уроженцы этих мест, это прихожане тех храмов, о которых мы рассказываем, это потомки тех людей, и вот это является само по себе таким, как бы вам сказать, крючком, на который мы ловим читателей. И люди, естественно, во все времена, всегда, я надеюсь, так будет, им всегда интересно прочитать о том, где они родились, о том, как здесь развивались события в недавнем прошлом или в далеком прошлом. Я, собственно говоря, себя помню, мне всегда было интересно, вот я ходил там по улицам города, мне всегда было интересно, а что здесь было сто лет назад – это причем ощущение детское, вероятно, оно сохранилось по сию пору, но вот оно есть. И мы считаем, что еще одной очень важной задачей вот таким вот образом привлечь интерес людей к истории нашей страны, к трагическим ее страницам и таким образом, кроме всего прочего, ну, задача такая, амбициозная – в какой-то степени повысить уровень исторического знания, кроме всего прочего. Вот как вы отметили, что все документы имеют естественно, архивные подтверждения, библиографический аппарат, ссылки, без этого быть не может, с нашей точки зрения, серьезной книги, конечно, но это каждый человек может пойти в архив и посмотреть то, что мы по каким-то причинам туда не включили – пожалуйста, и, как говорят в научном мире: это может стать полем для дальнейших исследований. Но в каждом томе есть довольно обширный раздел приложений, что туда помещаем мы – мы туда помещаем, во-первых, документы, которые мы процитировали, но процитировали частично, а документ может представлять интерес целиком, но главное – мы туда помещаем всегда списки прихожан храмов, которые поставили свои подписи под документом о регистрации церковной общины в 20-х годах, я сейчас поясню, что это такое…

А. Пичугин

- Поясните после небольшого перерыва, буквально минута. Я напомню, что в гостях у нас историк Вадим Никонов, церковный историк, кандидат педагогических наук, автор, научный руководитель проекта «За Христа претерпевшие». Алла Митрофанова, я Алексей Пичугин, через минуту снова в этой студии.

А. Митрофанова

- Еще раз добрый «Светлый вечер», дорогие слушатели. Алексей Пичугин, я Алла Митрофанова и напоминаем, что в гостях у нас сегодня церковный историк Вадим Никонов, кандидат педагогических наук, автор и научный руководитель многотомника исследований, который называется «За Христа претерпевшие», четвертый том сегодня здесь у нас в студии, фактически мы его презентуем. Речь идет в этом многокнижии о жителях Раменского района, которые в 20-30-40-50-ее годы в той или иной форме прошли через гонения за Христа, это были люди, которые, вот мы как раз остановились в нашем разговоре, поставили многоточие до перерыва в том месте, где Вадим рассказывал о людях, не побоявшихся свои имена оставить в приходских книгах, люди, которые открыто в 20-е годы, уже после первой волны гонений от Советской власти и чудовищных этих расправ со священнослужителями и людьми, которые защищали храмы, пытались их защитить от поругания, вот уже после этой первой войны люди тем не менее все равно не боялись свои имена вносить в некие приходские книги…

В. Никонов

- Это не совсем приходская книга, сейчас я поправлю…

А. Митрофанова

- А вот объясните тогда, что это такое.

В. Никонов

- Прежде всего, что это были за документы: согласно декрету «Об отделении Церкви от государства и школы от Церкви», на самом деле, у него было название более длинное, но вот мы привыкли, то есть это тот декрет, который был подписан всего через несколько месяцев после победы революции, это был январь 18-го года. Согласно этому декрету он состоял там из 30-ти пунктов, одним из пунктов было то, что Церковь не имеет своего имущества, прав юридического лица и так далее, но прихожане могут брать в безвозмездное арендное пользование церковное имущество. Что такое церковное имущество? Во-первых, это церковные здания, это церковная утварь, облачения, книги, все, все, вот все это имущество прихожане религиозной общины, как тогда это называлось, могли брать в безвозмездное пользование, такой порядок сохранялся в течение всех 20-х годов и каждый год, на практике это было несколько реже, каждый год вот эти документы должны были оформляться по новой, договор должен был перезаключаться. Для того, чтобы этот договор перезаключился прихожане должны были продемонстрировать то, что, вообще говоря, община есть, община не умирает, храм по-прежнему наполнен людьми, молящимися и прихожане ставили свои подписи.

А. Митрофанова

- Это дело добровольное было?

В. Никонов

- Конечно, добровольное, в том-то все и дело, но что это были за подписи: люди писали имя, фамилию, отчество, возраст, место проживания и, скажем так: сословие, социальное положение, христиане и так далее. То есть иными словами люди писали о себе все. При этом со времени вступления в силу декрета» Об отделении Церкви от государства» отношение государства к Церкви было совершенно понятно и иногда приходится встречать такие довольно курьезные умозаключения, что ну не все всё понимали, не все всё видели, что происходит вокруг, в общем, это, конечно, не соответствовало действительности.

А. Пичугин

- Знаете, я бы с вами согласился, но мы на протяжении всей истории (я тоже по диплому историк, занимаюсь, занимался, вернее, XX веком, Древней Русью и чем только нет) сталкиваемся с тем, что все всё знали, но потом выяснялось, что не знали. То есть, конечно, при желании что-то узнать все было перед глазами, все происходило на наших глазах, но нежелание видеть, нежелание понимать – мы это и сейчас видим.

В. Никонов

- Это свойство человеческой психики, защитные какие-то реакции…

А. Пичугин

- То же самое было и тогда.

В. Никонов

- Несомненно, несомненно, но, понимаете ли, поставить свою подпись в защиту, неуместно называть церкви институтом, но, допустим, в защиту некоего института…

А. Пичугин

- Ну, Церковь институциональна.

В. Никонов

…зная отношение государства к Церкви, понятно, что это середина 20-х годов, это не период большого террора…

А. Пичугин

- Это еще пока травоядное время достаточно…

В. Никонов

- Ну как вам сказать, дело все в том, что 18-й, 19-й год – там это было ого-го!

А. Пичугин

- Ого-го, но потом был какой-то период затишья некоторый, нэповский период, когда церкви достаточно свободно действовали…

В. Никонов

- И люди ставили свои подписи. А теперь мы возвращаемся к тому, с чего начали, к тому, для кого эта книга. И вот вы понимаете как: когда сегодняшние жители этих мест или люди, которые из этих мест уже уехали, но узнав о том, что такая книга вышла, они ее приобрели, они видят фамилии своих бабушек, но чаще всего уже, конечно, прабабушек, если не прапрабабушек…

А. Пичугин

- Свои фамилии они видят часто, та, что в паспорте в твоем.

В. Никонов

- Да, причем понимаете ли, там имя, фамилия, отчество, то есть там ошибиться невозможно и люди узнаю́т, это дает очень серьезный стимул для того, чтобы книгу прочитать, для того, чтобы узнать, как вообще все развивалось, какие события были в истории нашей страны, не только, подчеркиваю, понимаете, тот регион, которым занимаемся мы – это всего навсего капелька, в которой отражается все, прошу меня простить за такую банальность, но тем не менее это очевидно, это было везде так, и люди это видят, люди это читают и, естественно, что, как нам кажется, они как-то переосмысливают, в том числе, и свою жизнь. А что касается вот этого договора по перерегистрации церковных общин, он чрезвычайно интересен, чрезвычайно показателен, кстати, такие договора есть по всем храмам по всей территории бывшего Советского Союза, сегодняшней России и так далее и так далее. Это дело о перерегистрации состояло из собственно договора – того списка, о котором я сказал, но там еще были очень интересные документы, мы их все публикуем, некоторые из них мы публикуем факсимильным образом, как фотографии, как иллюстрации, некоторые вот как раз в приложении. Например, всегда имеется такой листочек, такой раздел, как «сведения о церковном имуществе», во-первых, там есть опись церковного имущества, всегда есть опись и мы можем проследить, чем Церковь владела в 20-х годах, но интересный есть документ: «Состояние имущества, сведения об имуществе…» на память не приходит, но в данном случае это неважно, там указан количественный состав общины, там указаны многие-многие сведения, в числе которых: были ли кражи, а воровали в 20-х годах, церкви обворовывали довольно часто.

А. Пичугин

- Как и в последующие годы…

В. Никонов

- Мы сейчас с вами находимся в 20-х годах, понимаете, конечно, обворовывали и в последующие годы, но дело вот в чем все: почему кражи в 20-х годах были очень частым явлением, именно кражи вообще и кражи в храмах - дело в том, что понятное дело, жизнь была тяжелой, понятное дело, что криминал был довольно развит, если можно так выразиться, но главное, что это было с молчаливого попустительства властей, вроде как если ты обворуешь гражданина советского или, не дай Бог, обворуешь сельсовет – это одно, если ты обворуешь какую-то церковь, где остались какие-то замшелые старухи и ретрограды-попы́ – это, условно говоря, совсем другое. Так вот, храмы обворовывались и все, что украдено, заносилось в эти документы, но в чем был трагизм ситуации, а трагизм ситуации был в следующем: власти в таком случае занимали следующую позицию: «уважаемые религиозные общины, мы вам сдали в аренду не принадлежащее вам церковное имущество, а вы его не уберегли». И разговора о том, что «да как же могли, мы решетки ставили, сигнализации тогда, понятно, не было, мы сторожей как-то пытались нанять, а как же милиция-то?» Ничего подобного, говорила власть, вы его не уберегли. Но это еще не все: «а раз вы его не уберегли, извольте вы его возместить». И Церковь, которая была…подбираю слово вместо слова «ограблена», церковь, у которой было изъятие церковных ценностей 22-го года, нашел я слово, когда не знал, как пишется то, то есть все самое ценное из церковного имущества весной 22-го года было уже изъято, оставались-то, вообще говоря, какие-то незначительные малоценные вещи, но даже их воришки умудрялись умыкнуть и бедные приходы, бедные религиозные общины, они были обязаны возместить государству потери. И вот в этом документе, о котором я говорю, там написано: «были ли кражи, вот что исчезло из церковного имущества? Вот то-то исчезло. А что вы вернули, каким образом?» Кроме всего прочего там указаны ремонты. Ремонт в 20-е годы сделать, ну любое здание требует ремонта, но мы можем себе представить, какие усилия для этого нужно было предпринять, какие средства нужно было затратить, а государство в этом отношении говорило: «Друзья мои, если у вас в храме течет крыша, то виноваты в этом вы, мы вам отдали в аренду здание, в котором крыша не текла, а она потекла с прошлого года, таким образом виноваты вы». То есть, понимаете, вот такое отношение к Церкви, оно было во всем, оно везде было заметно. И вот сейчас, возвращаясь к вопросу об этих людях, которые ставили свои подписи, они все понимали, и они из своих жалких грошей должны были, конечно, это все возмещать.

А. Митрофанова

- Люди, которые чувствовали себя не то, чтобы крайними, но понимали, насколько от них и от их решений сейчас зависит судьба их храма, это вот та самая ответственность, вот в хорошем смысле такая.

В. Никонов

- Любая промашка, рискну предположить: любая описка могла быть истолкована и уж наверняка трактовалась бы в пользу того, чтобы очередной договор не заключить, хотя, как сказал Алексей, совершенно верное, середина 20-х годов – это, в общем, относительно вегетарианские времена, относительно.

А. Пичугин

- Возвращаясь к книге - где ее можно достать?

В. Никонов

- Здесь можно сказать о том, каким образом она, вообще говоря, пишется и издается. Дело все в том, что у исследований таких и у изданий таких книг, естественно, есть попечители. У нашего издания тоже есть попечитель – это потомственный житель города Раменского, член Совета депутатов и так далее. Человек очень ответственный, очень неравнодушный и он полностью оплачивает это издание и его позиция следующая: мы эту книжку не продаем, ее можно получить в нашем попечительском совете просто бесплатно, кроме всего прочего эта книга распространяется среди храмов Раменского района и там она продается, то есть храмы ее реализуют по той цене, которую считают возможным за нее назначить.

А. Пичугин

- А сумма идет этим храмам?

В. Никонов

- Этим храмам идет сумма, но учитывая то, что для храмов эта книга является благотворительным взносом, они имеют возможность поставить за нее самые невысокие цены, в разных храмах она продается за разные цены, я бы сейчас не хотел озвучивать…

А. Пичугин

- Цены не нужны, а понятно, что можно приобрести либо в попечительском центре…

В. Никонов

- Да, там в каждом томе есть электронная почта, куда можно написать, Раменский Историко-исследовательский центр, можно получить там. Или же в храмах ее можно купить, но цены невысокие.

А. Пичугин

- У вас значится Гжельский государственный университет, как один из учредителей.

В. Никонов

- Это не учредитель, это просто издательство Гжельского государственного университета.

А. Пичугин

- Я так понимаю, что вы сотрудник университета?

В. Никонов

- Я сотрудник университета, да, в том числе, и Гжельского государственного университета, я там веду ряд предметов и издательство именно Гжельского государственного университета.

А. Митрофанова

- Дай Бог здоровья, конечно, и вам, и тому человеку, который оплачивает этот проект, потому что вы, во-первых, выполняете задачу просветительскую, рассказываете нам о нашей совсем недавней истории, а во-вторых, храмам даете возможность через эту историю, храмы, которые тогда в те годы, о которых вы пишете, были разрушены и поруганы, сейчас, я не знаю, конечно, наверное, там небольшие выручки от этих продаж, но хотя бы на электричество где-то хватит, на отопление и прочее, какие-то бюджетные дыры…

В. Никонов

- Тут понимаете, какая вещь – это мы предполагаем, мы надеемся, некое такое синергетическое, что ли, влияние. Да, конечно, человек пришел в храм, купил книгу, помог храму, без сомнения, но мы надеемся еще и на то, что эта книга приведет людей в храм, то есть когда человек увидит, что происходило с его совсем недалекими предками происходило здесь, на этой земле –  мы надеемся, что это будет дополнительным стимулом.

А. Пичугин

- Кандидат педагогических наук, церковный историк Вадим Никонов, руководитель проекта «За Христа претерпевшие», автор книг, о которых мы сегодня здесь говорим. Мне стало очень интересно: люди, о которых вы пишете, пострадавшие в 30-е годы – есть ли среди них те, кто действительно вернулся и прожил, кроме отца Виктора Шиповальникова, который, причем все его знают, в 2007 году умер и долгие годы был настоятелем храма в Удельной, и у нас даже целая программа была про это. А были ли другие прецеденты, когда в Быковской волости люди возвращались после репрессий, священники возвращались и служили или уже не служили, но тем не менее вот выжили в этом колесе?

В. Никонов

- У меня просто передо мной книжки про Быковскую волость нет, я сейчас так на ходу не соображу, хотя наверняка такие есть. Понимаете, дело все в том, что когда заканчиваешь работу над одним томом и начинаешь работу над следующим – это, наверное, тоже свойство человеческой психики: ты начинаешь забывать, что было в Быковской области, но я, например, могу сказать, что случаев, когда священники были арестованы, сидели и в тюрьмах, и в лагерях, потом возвращались и продолжали свое служение, их, конечно, очень много. Мне сейчас пришло на ум имя священника Николая Харьюзова – это удивительный был совершенно батюшка, о нем можно говорить отдельно и очень-очень долго…

А. Пичугин

- Знакомое очень сочетание, где-то я слышал, фамилию, по крайней мере…

В. Никонов

- Я сейчас скажу, жизнеописание отца Николая Харьюзова попало сразу в два тома нашего проекта. Дело в том, что он начинал службу свою, вторым местом служения в Московской, по крайней мере, епархии это была Успенская церковь в селе Гжели, там он служил, после этого арестовали и расстреляли его отца, который служил в Борисоглебском храме в селе тогда еще Зюзине, а сейчас это район Москвы. Отец Николай занял его место в Борисоглебском храме в Зюзине, в 37-м году его арестовали, дали 10 лет, через 6 лет он вышел, если будет время, расскажу каким образом…

А. Пичугин

- 43-й год – война.

В. Никонов

- Вот он как раз и вышел в 43-м году.

А. Митрофанова

- Тогда послабления начались для Церкви?

В. Никонов

- Да, но вы понимаете, вышел-то он…хорошо, расскажу два слова. Итак, 37-й год, арестовывают священника Александра Харьюзова, который служил в Борисоглебском храме села Зюзино, сейчас это район города Москвы. У него остается сын Николай, служит в Гжели в Раменском районе тогда уже. Он занимает место своего отца. Человек мужества необычайного, он понимает, что уже 37-й год, он понимает, что отца его арестовали, кстати, арестовали одновременно еще и его дядю. Он занимает место своего отца, то есть фактически идет, что называется, грудью на амбразуру. Через несколько месяцев его арестовывают, дают десять лет. Отец Николай Харьюзов человек был исключительно образованный, он учился в свое время в Киевском университете, он знал несколько языков, и он на десять лет осужден, он оказывается в лагерях и обладая недюжинным умом, недюжинной хваткой и недюжинным желанием жить, выжить в любых условиях, вот выжить и продолжить служение, отец Николай занимается тем, что, помимо работ, на которых трудятся вместе с ним все его коллеги, заключенные, он внимательно штудирует советские газеты, внимательно штудирует все, что происходит во внутренней и внешней политике и постоянно пишет какие-то письма, происходят какие-то кадровые перестановки в правительстве, он тут же начинает писать какие-то прошения, жалобы с просьбой о пересмотре своего дела. Так, например, в 39-м году в марте заключенный АмурЛАГа, он же сидит в Амурском лагере, пишет свое первое заявление на имя председателя Совета народных комиссаров СССР Молотова. Кто такой Молотов - мы все, конечно, знаем и трудно, наверное, себе представить человека, кому адресовать прошение свое было бы совершенно безрезультатным и тем не менее он пишет ему, что в таком-то году я был арестован, прошло уже более года, за это время я достаточно пережил и проработал, чтобы вполне искупить свое преступление, если, конечно, можно назвать преступлением об аресте своего отца, ведь ему инкриминировали то, он пришел на приход своего отца, там были прихожане, которые только что лишились своего любимого батюшки, и он публично сопереживал своим прихожанам и себе, потому что прихожане-то лишились батюшки, а он-то лишился своего отца, и вот он пишет: если можно считать это преступлением. И он пишет Молотову о том, что…39-й год, всем кажется, что наступило время послабления, закончились стройки, закончилась внесудебная вот эта вот…

А. Пичугин

- «Ежовщина» закончилась.

В. Никонов

- Совершенно верно. Но он обращается к Молотову и пишет, он – опытный полемист, отец Николай, опытный проповедник и дальше следует еще один прием, призванный, как можно предположить, польстить самолюбию всесильного наркома. Пишет Николай Харьюзов: «Я понимаю необходимость политической изоляции, когда изоляция не есть наказание «синэ ква нон», я прошу прощения за мой французский, я говорю по латыни, то есть дословный перевод это «кондицио синэ ква нон», дословно это условие, которого нет, здесь необходимое условие, то есть вы представьте себе: заключенный АмурЛАГа, священник, пишет наркому иностранных дел, вставляя в свое заявление цитату по-латыни из римского права.

А. Пичугин

- Ну, в семинариях римское право изучали…

В. Никонов

- То, что отец Николай Харьюзов это знал, я не сомневаюсь, то есть это такой реверанс: «ну мы-то с вами, Вячеслав Михайлович, понимаем, естественно, по-латыни», то есть вот какого рода какими приемами отец Николай Харьюзов пользуется. Дальше он пишет о том, что политика сменилась, «ежовщина» прекратилась и так далее.

А. Пичугин

- Ежов, как враг народа был…

В. Никонов

- Ежов, как враг народа, конечно же, но, естественно, что адресат был выбран, мягко говоря, не очень удачным, отец Николай Харьюзов об этом, конечно, знать не мог, потому что характеристика Молотова, как ее давал, например, Солженицын, что Молотов – это был один из самых, будем так говорить, кровавых участников этих репрессий, но тем не менее. Дальше происходят какие-то другие события, Николай Харьюзов откликается на них постоянными своими письмами, просьбами о пересмотре дела, каждый раз новые аргументы находит и добивается того, что в 43-м году он освобождается. Первое, что он делает, освободившись, он просит назначить его на какой-либо приход, и его назначают опять на территорию Раменского района, в Михайло-Архангельский храм села Загорного – это совсем рядом с Раменским, где он приступает к служению, но в 1949 году он становится «повторником», причем в его деле 49-го года есть конкретные слова, ему следователь говорит: «Ну что, мол, ты хочешь, ты повторник, ты все равно окажешься в заключении».

А. Пичугин

- И это, на секундочку, обратите внимание - 49-й год, нам сейчас часто говорят, что до хрущевской религиозной компании, которая началась по разным оценкам, с середины 50-х, будем говорить, неофициально с 58-го, все было неплохо, при Сталине с 45-го года Церковь чувствовала себя хорошо – не хорошо она себя чувствовала.

В. Никонов

- Причем, если еще обратить внимание на те обстоятельства, при которых он был арестован – он был арестован благодаря тому, что к нему специально приставили, будем так говорить, человека-провокатора, это отдельная история, это третий том нашего исследования, так что это можно будет прочитать там. К нему специально приставили человека-провокатора, который фактически довел его до ареста – это жутковатая история, так ему опять дали десять лет!

А. Пичугин

- Но, слава Богу, этих десяти лет он не отсидел.

В. Никонов

- Не отсидел, но отсидел он опять шесть, причем это был 49-й год, когда можно было получить срок значительно больше.

А. Пичугин

- И можно было и не сесть, как у нас большинство, но это показывает его честным человеком.

В. Никонов

- Так вот, он освободился уже через несколько лет после смерти Сталина это был уже 55-й или 56-й год. Человек, который отсидел два срока, его назначить в Московскую область уже не могли и его назначают, может, кстати, отсюда вы его знаете…

А. Пичугин

- Рядом, в Александров.

В. Никонов

- Совершенно верно. Троицкий собор Александровского монастыря, ну, Александровской слободы, город Александров, там он служит до конца своих дней, он скончался уже в начале 60-х годов и похоронен рядом со своей мамой в городе Александрове, мы были на его могиле. И сейчас, там Успенский монастырь открыт, там чтут его память…

А. Пичугин

- Умер совсем не старым, всего 63 года, мог бы еще жить и жить.

В. Никонов

- И там есть такая монахиня Сергия (Каламкарова), которая занимается исследованиями, вот мы с ней, собственно говоря, работали…

А. Пичугин

- Там музей прекрасный, музей 101-го километра в Александрове. У нас несколько минут осталось, мы про Александров делали программы.

А. Митрофанова

- Вы знаете, я слушаю вас и понимаю: если брать какой-нибудь космический масштаб, то вы рассматриваете клочок земли размером с почтовую марку, и на этом клочке земли этот вот Раменский уезд…

В. Никонов

- Раменский район, я понимаю, что путают, естественно, Раменский район, Бронницкий уезд.

А. Митрофанова

- Простите меня, пожалуйста, я путаюсь в терминологии. Вы фактически знаете как: в каждую человеческую судьбу так вглядываетесь, и она становится космосом, то, что вы сейчас рассказали, то, что описано вообще в четырех томах вашего труда «За Христа претерпевшие» - это же, ну, как сказать, на примере действительно, сравнительно небольшого уголка земли можно понять всю историю России, дальше будут какие-то свои поправки на личности, на климат, мало ли что, в Якутии будет немножко другая ситуация, но принципиально она все равно, вот эти схемы человеческих отношений и отношений Церкви и государства, они и там тоже будут такие же работать, и вот это, конечно, уникальная история.

В. Никонов

- Причем надо сказать следующую вещь: что, опять же, возвращаясь к тому, с чего начали, зачем это нужно и каковы цели и задачи, среди основных задач, которые мы перед собой ставим – это попытка найти ответ на вопрос: каким образом люди, которые встают, может быть, перед самым главным вопросом своей жизни, вот поступить так или иначе, мы же все время на каких-то распутьях, вот пойти налево, пойти направо, съесть то, съесть это и так далее, но жизнь иногда ставит нам какие-то главные вопросы, вот все люди, о которых мы пишем, перед ними этот главный вопрос рано или поздно встал, и они на него отвечали совершенно определенным образом. Так вот попытаться разобраться, как они пришли к тому, чтобы ответить на него так, а не иначе – вот это тоже одна из самых главных задач нашего исследования, потому что мы ведь рассматриваем не только следственные дела, мы пытаемся рассмотреть весь жизненный путь того или иного человека, мы связываемся с родственниками, это происходит постоянно, мы находим в архивах всевозможные метрические книги, послужные списки, мы пытаемся узнать, а как, к примеру, какой-то священник, вот он пострадал здесь, у нас в Раменском, до этого он служил в каком-то другом уезде, другом районе и так далее, что происходило там, мы пытаемся, как можно более с разных сторон рассмотреть этого человека, чтобы понять, что позволило ему сделать выбор, свой самый главный выбор в самую страшную минуту…

А. Митрофанова

- В пользу Христа.

А. Пичугин

- Это очень интересно, я думаю, что мы с вами, Вадим, тоже этот разговор продолжим обязательно в каких-т наших последующих программах на эту тему.

В. Никонов

- С удовольствием.

А. Пичугин

- Вадим Никонов, церковный историк, кандидат педагогических наук, человек, который пишет книги, руководит проектом «За Христа претерпевшие» - это такое подназвание «Церковь и политические репрессии в 20-50-хх годах на территории Раменского района Московской области», в частности, в четвертом томе, о котором мы сегодня говорили. Алла Митрофанова…

А. Митрофанова

- Алексей Пичугин. До свидания.

А. Пичугин

- Всего хорошего, до свидания.

В. Никонов

- До свидания.