«Вера как основа построения семьи». Николай и Мария Сарабьяновы

У нас в гостях были родители троих детей супруги Николай и Мария Сарабьяновы.

Они рассказали, как они познакомились, как вера стала фундаментом построения их семьи, и каковы их «рецепты» семейного счастья.

Ведущие: Константин Мацан, Анна Леонтьева

---

А. Леонтьева:

— Добрый «Светлый вечер». Сегодня с вами Анна Леонтьева...

К. Мацан:

— И Константин Мацан, добрый вечер.

А. Леонтьева:

— Сегодня у нас в гостях семья Николая и Марии Сарабьяновых, Николай музыкант, композитор, ребята — родители троих детей. Мы сейчас хотели бы поговорить об истории их семьи, о приходе в православие, я должна сказать, что отец Николая Сарабьянова известный историк, искусствовед Андрей Сарабьянов, а вообще в роду у Николая, я начала изучать твою родословную и поняла, что это дело очень большое, тут Карл Брюллов, Петр Соколов, и Константин Бальмонт и это тема для отдельных 10, 20, 50- примерно программ.

К. Мацан:

— Начнем с первой.

А. Леонтьева:

— Начнем с первой, с вас. Вот, Николай, у меня такой первый вопрос: тебе повезло, ты родился уже в верующей семье, я не могу себе, наверное, представить, я родилась в обычной советской семье, вот как это в детстве вообще ощущается, что ты чем-то отличаешься от других детей, ведь время было еще не такое, официально верующее?

Н. Сарабьянов:

— Да, во-первых, добрый вечер, дорогие слушатели, во-вторых, спасибо что пригласили, прекрасное место и вообще здесь очень красиво, мы зашли, так благоговейно, желтые листья, желтый храм, сфотографировали даже. Что касается вашего вопроса, для меня это было абсолютно естественно, поскольку я в этом рос изначально и для меня было всегда абсолютно естественно ходить в храм с самого детства, я просто не знаю как по-другому.

А. Леонтьева:

— Просто не знал, что другие не ходили, да?

Н. Сарабьянов:

— Нет, я жил, мои друзья, не все, конечно, ходили в храм, но большинство, все мои одноклассники, с которыми я до сих пор дружу, мы как-то все в одной канве шли и с кем-то даже в один храм ходили. Конечно, в школе большинство людей были не такими, но с кем я общался, для меня было абсолютно естественно приходить в гости к своим друзьям и видеть там иконы, встречаться в храме и встречаться на Пасху и на Рождество где-то в гостях, то есть это было как-то естественно, поэтому не могу вспомнить каких-то диссонансов, если честно. Но, конечно, бывали случаи, когда ты зайдешь просто к однокласснику в коммуналку какую-то жуткую, я помню, на Поварской тогда ходил к одному, там была другая совершенно картина, но это очень редко было, это я сейчас вспомнил, а так это было естественно.

К. Мацан:

— Вам никогда не приходилось вот так отстаивать свою веру, типа: «Ты что, в Бога веришь? В церковь ходишь? Ты что, какой-то ненормальный?»

Н. Сарабьянов:

— Такого не припомню, если честно.

К. Мацан:

— Хорошая компания у вас была.

А. Леонтьева:

— Да, какая-то гармоничная.

Н. Сарабьянов:

— Такого не было да, и то что мы летом проводили время в деревне в компании наших родительских друзей, тоже там все были многодетные семьи и все были в основном верующие, поэтому это было естественной средой.

А. Леонтьева:

— Скажи, пожалуйста, а в какой момент вошла в твою жизнь рок-музыка, не побоюсь этого слова?

Н. Сарабьянов:

— Примерно в тот момент, закончил я музыкальную школу по классическому фортепиано, моя бабушка двоюродная, родная сестра моей бабушки по маме, она была преподавателем хорового дирижирования в Гнесинской академии, в течение многих лет была долгим таким жителем и преподавателем этого вуза, и она как-то сразу в детстве заметила, что у меня есть какие-то данные музыкальные, вот она стала меня водить в музыкальную школу, я вообще всей своей музыкальной карьерой, если так можно сказать, благодарен и обязан ей, потому что она во мне увидела и стала меня водить в музыкальную школу каждый день, потому что у нас многодетная семья, нас четверо и маме было совершенно не до этого и тем более все там у нас художники и брат, он художник.

А. Леонтьева:

— Да, ты можешь два слова сказать про свою материнскую линию.

Н. Сарабьянов:

— Да, у меня по маме в роду из самых знаменитых это Федор Антонович Бруни, который был еще, из его самых знаменитых работ это фрески в Исаакиевском соборе в Санкт-Петербурге и его знаменитая работа «Медный змий», которая висит в Русском музее и очень много всяких других работ. И, кстати, постоянно, когда ходим в музей на гастролях, я периодически своих коллег, рокеров татуированных, вожу по музеям, у нас такое времяпрепровождение, мы в каком-то городе — «Пойдем в музей? Пойдем». И часто бывает так, что в каком-то музее — О! Федор Антонович Бруни работа, я такой: «Ребята, минуточку...» И так было уже в трех городах, и они уже: «О! А это твой? — Мой!», все, идем дальше. Это я к чему: что маме было совершенно некогда заниматься мной с точки зрения развития моей музыкальной деятельности, поэтому бабушка этим занималась, и она меня отвела к каким-то своим знакомым преподавателям в музыкальную школу, то есть курировала прямо полностью меня. И когда я уже созрел и по планам было поступать вот к ней туда, на хоровое дирижирование, и я в какой-то момент, лет в четырнадцать, уже заканчивая музыкальную школу, понимал, что меня куда-то туда двигают, и я так немножко напрягся, ну я же не буду хоровым дирижированием заниматься, это немножко не мое, и стал брыкаться. А тут попалась мне гитара под руку моей сестры, она на ней не играла, она лежала просто, пылилась, ну и поскольку меня подготовили как-то к этому хоровому дирижированию, я специально ходил на сольфеджио специализированное к преподавателю, вообще я за этот год на гитаре сам научился играть просто и потом уже поставил ультиматум родителям: не пойду я по классике, хочу на гитаре играть. Ну, как-то они это мое решение приняли, и я поступил в студию при Гнесинке эстрадного отделения, там была такая подготовительная студия, и вот в тот момент, когда я туда пришел, первый год я там на фортепиано джазом занимался, и вот первый день, когда я туда зашел и увидел сидящим на полу, облокотившись на стенку сидящего гитариста и играющего не классику, фламенко он играл, что-то такое, но этот вот сам дух, этот волосатый парень красивый сидел в коридоре, я думаю: «о, я в правильное место пришел, это мое», в тот момент рок-музыка заговорила во мне. Вот с тех пор я как-то в ту сторону двигаюсь.

А. Леонтьева:

— Но ты продолжал ходить в церковь? У тебя не было этого подросткового периода?

Н. Сарабьянов:

— У меня был скорее даже не подростковый, а, наверное, когда я от родителей съехал и до момента, когда я взял себя в руки и стал нормальным человеком, когда я встретил Марию, свою будущую жену, вот этот период, лет пять, я мало ходил в храм и вел, мягко говоря, светский образ жизни, но потом Господь меня направил в ту нужную сторону, все-таки я думаю, что то, что было заложено с детства, что я жил в православной семье и ходил в храм, даже если ребенок, он не вникает в это головой, он как-то впитывает всю эту атмосферу и его Господь ведет, в какой-то момент просветление приходит.

К. Мацан:

— А то, что вы сказали: «Господь направил в правильную сторону» это вы имеете ввиду знакомство с будущей супругой?

Н. Сарабьянов:

— Да.

К. Мацан:

— Так! А теперь на арену выходит супруга.

М. Сарабьянова:

— Здравствуйте.

А. Леонтьева:

— Маша, расскажи, пожалуйста, как вы встретились и как ты направила его в нужную сторону?

М. Сарабьянова:

— Это совершенно случайно произошло. Я училась в университете в Высшей школе экономики и пошла на работу там на втором курсе на подработку, и совершенно случайно там на этой работе мы с Николаем встретились в коридоре, я даже совершенно не обратила внимания, но я была настроена на учебный процесс, на построение карьеры, у меня были большие карьерные амбиции и совершенно я на тот момент не особо интересовалась устройством своей личной жизни и тем более не думала ни о каком замужестве. Но Николай меня там увидел и стал подавать какие-то вялые и редкие сигналы в виде, был пейджер, вроде как сначала «пойдем в кино сходим» или что-то такое, но я, честно говоря, вообще не понимала, как общаться с этим человеком, потому что как раз из другого мира мои родители, я никогда в творческой среде не была и с такими людьми лично никогда не имела общения, с творческой элитой, что называется.

А. Леонтьева:

— Правильное слово какое. А можно, Николай, уточнить, что ты имеешь ввиду, когда говоришь, что Мария повела тебя в нужном направлении, когда ты начал уже вялые сигналы на пейджер подавать?

Н. Сарабьянов:

— Это было только самое начало, а потом я понял, что это человек, с которым я точно не пропаду и буду строить правильную жизнь семейную и с детьми, и все будет хорошо, все будет благополучно, потому что человек верующий, надежный и все, то есть очевидно было, что если я этот шанс сейчас упущу, то непонятно что со мной на тот момент вообще будет.

А. Леонтьева:

— То есть ты на тот момент уже была верующим православным человеком и, видимо, пришла к этому каким-то своим путем, у тебя же не было такого детства церковного.

М. Сарабьянова:

— Да, у меня вообще не было церковного детства, абсолютно, я из атеистической семьи, у меня было абсолютно обычное такое советское детство. Мама уже сама, уже в сильно взрослом возрасте стала заниматься поисками ответов на некие вопросы духовные, но как-то мы с ней параллельно существовали. Я когда пошла учиться в университет, у меня не было как раз никого из окружения моего дружеского, либо родственного, кто верил бы и кто бы мог мне об этом рассказать и с мирской точки зрения сейчас, я анализирую свою жизнь, чисто с мирских позиций не было никаких предпосылок для того чтобы прийти в церковь, потому что обычно принято как: что-то случилось или совсем что-то ужасно и тогда человек обращается к Богу.

А. Леонтьева:

— Улучшить надо как-то свою жизнь, да?

М. Сарабьянова:

— Ну да, улучшить или: «за что? а почему?» таких вопросов не было, слава Богу, я пришла просто потому, что появился какой-то очень сильный внутренний запрос и ощущение бессмысленности происходящего бытия моего собственного, потому что, опять же, несмотря на то что с мирской точки зрения все прекрасно, это Высшая школа экономики, это очень модная на то время крутая тусовка, в которой я общалась, я себя там прекрасно чувствовала, но какое-то меня угнетало ощущение пустоты внутренней, что это все не совсем то и даже если будет семья и дети, они не заполнят на сто процентов вот это ощущение. И начался некий поиск смыслов для меня, и потихонечку-потихонечку какую-то литературу стала читать, и я пришла к тому, что нужно пойти учиться для того чтобы попробовать найти эти ответы на вопросы, которые у меня были: в чем смысл жизни.

К. Мацан:

— Куда вы пошли?

М. Сарабьянова:

— Я пошла в богословский такой колледж в Москве, который мне рекомендовали знакомые и я, конечно, очень благодарна этому опыту и этой учебе, и так постепенно я сама воцерковлялась. Когда я пришла к этому и стала учиться, все вопросы отпали, не на все я получила ответы, но тем не менее вот это ощущение бессмысленности и пустоты, оно абсолютно точно ушло и с тех пор у меня нет сомнения, на каком фундаменте, основании должна строиться жизнь, что прежде всего на духовном, а семья и все остальное — это такое хорошее приложение.

А. Леонтьева:

— Сегодня у нас в гостях Николай и Мария Сарабьяновы, Николай музыкант, композитор, у ребят трое детей и мы говорим о создании молодой семьи. Мария, знаешь, не всегда для женщины типичный путь — сразу пойти учиться. Я бы даже сказала, что немножко с завистью на тебя смотрю, потому что я уже тридцать лет стараюсь пребывать в лоне Православной Церкви, но у меня нет никаких богословских образований, очень часто я испытываю такие пробелы в своих знаниях, очень хотелось бы их заполнить, но никак не соберусь, это плохо. Как ты прошла сразу к знаниям, это твоя такая организованная натура?

М. Сарабьянова:

— Ну, наверное, такое устройство, такой психотип, я и к вере пришла все-таки через голову, был внутренний сердечный запрос, но тем не менее у меня были и конкретные вопросы, на которые я хотела получить ответы, а так как мне их не у кого было получить, возможно, если бы я росла в такой семье, как у Николая, я бы стала общаться с бабушками, с родителями, у меня вообще не было таких вариантов, а так — ну что еще мне оставалось делать.

К. Мацан:

— Что это были за вопросы, если вы помните? Какие вопросы вас так сильно волновали, что на них нужно было получать ответы в богословском колледже?

М. Сарабьянова:

— Вопрос, который терзает, мне кажется, миллионы: в чем смысл жизни все-таки? Что такое совесть? Христианство, оно же здесь и сегодня на самом деле, как в нынешней современной жизни правильно...так это звучит странно, с одной стороны, но для меня это естественно: как поступать? Как делать выбор? На какие точки опираться? Мне необходимо было какой-то фундамент получить такой духовных знаний и понять, принимаю я это или не принимаю и дальше уже на него встать и двигаться вперед.

К. Мацан:

— Меня очень зацепила ваша мысль, когда вы сказали, что «не на все вопросы получили ответ, но чувство бессмысленности жизни ушло» — это так точно, что нередко, мне кажется, мы все это переживаем, когда ищем какие-то более интеллектуальные рациональные ответы на вопросы, в том числе в религии, а приходим в эту религию, пытаемся с ней знакомиться и понимаем, что ответы лежат не в рациональной плоскости, а в самом прикосновении к церковной жизни, в самом опыте веры, то есть вопросы не уходят, но просто жить становится как-то лучше, и они воспринимаются, эти вопросы, просто с этим нужно разобраться, но они не главные, на самом деле.

А. Леонтьева:

— Ну наверное. У вас, видите, вы очень логически мыслите и при этом сразу как-то встали на этот путь. Я просто помню, что я когда покрестилась, я тоже это сделала для улучшения личной жизни, то есть я пошла в церковь в двадцать лет, там произвели надо мной Таинство Крещения, но личная жизнь не улучшилась и еще какое-то количество лет я не ходила в церковь, у тебя было по-другому?

Н. Сарабьянов:

— Так не работает, то есть надо самому вложиться, когда ты вот прямо постарался, как-то окунулся, вот сам какую-то энергию направил, себя куда-то двинул, вот тогда ты получаешь какой-то от Господа ответ. Ну да, Он тебя направляет и твою жизнь как-то делает другой, ты должен сам преодолеть этот барьер, мне кажется, это так работает. Мария, что ты думаешь?

М. Сарабьянова:

— Начнем с того, что у меня не было запроса на улучшение жизни в целом.

А. Леонтьева:

— И так было хорошо, да?

М. Сарабьянова:

— Ну да, потому что со стороны-то все шло логичным путем, все было в целом очень даже слава Богу и для меня были открытием многие вещи, но христианство понимаете как многие воспринимают: вот надо пойти покрестить ребенка, дескать, «амулетик» наденем, не умрет или плакать перестанет, или у него все в жизни будет хорошо, но нигде, ни в Библии, ни в Писании Христос нам не обещает, что христианство равно какая-то безболезненная счастливая жизнь в удовольствие, это просто абсурд, я и не за этим шла. Безусловно, когда появляется некое духовное зрение, я даже не про себя, я его чувствую, про себя не могу свидетельствовать вот так, с этого ракурса, но люди всерьез церковные, у них же другое видение вообще в принципе мира и ощущения себя в мире, и этой связи с Богом, ты понимаешь, что ты не один. Я такой человек, я люблю все запланировать, мне так легче, проще, психологически мне так спокойнее, а когда вдруг какие-то вещи случались незапланированные, вот про что говорят: «хочешь рассмешить Бога — расскажи Ему о своих планах», тут у меня наступала какая-то страшная фрустрация, вот, например, жизнь в Церкви, святоотеческая литература и прежде всего, конечно, Евангелие, огромное количество проповедей разных священников я слушаю, читаю, учит тому, для меня это было открытием и полезным улучшением в моей жизни, что я научилась доверять не только себе и полагаться не только на свои силы, мне кажется, это огромный бонус верующего всерьез человека, потому что неверующие, как мы видим, в разные трудные периоды нашей земной жизни, как люди, которые надеются только на себя и у них нет веры и нет связи с Богом, им очень тяжело, психика не выдерживает этого человеческая. Я понимаю, что нужно доверять Богу и когда ты какие-то вещи отпускаешь и я, например, научилась, вдруг это поняла, когда третий ребенок уже сейчас подрос, что ну не все от меня зависит и в судьбе моих детей, и в своей собственной, и что мы не знаем, что будет завтра, но что нужно полагаться на Бога, при этом, естественно, делать все что от тебя зависит, делая что должен и будь что будет, ты делаешь все что можешь, что совесть тебе подсказывает в твоей жизни, но а может быть все что угодно, но это положение на Бога, вот эта мера, она очень укрепляет, помогает жить.

А. Леонтьева:

— Вот когда ты сказала еще слово «фундамент», а сейчас еще сказала слово «планы» — мы в настоящее время живем в ситуации, когда строить планы очень сложно, а фундамент очень нужен, вот сейчас наконец, когда вызов брошен, в том числе и нашей вере, ощущается это как фундамент, помогает ли это?

Н. Сарабьянов:

— Только это и помогает.

М. Сарабьянова:

— Ну да, я соглашусь, не «ну да», а конечно, только это и помогает, потому что избегать каких-то панических решений, держать себя в руках, стараться вообще никак не передавать свои волнения детям, потому что я считаю, что у них должна продолжаться детская жизнь и их не нужно посвящать во взрослые какие-то тяжелые проблемы, также и с ковидом мы, мне кажется, победоносно, я первый раз себя, честно говоря, похвалила, я не привыкла себя хвалить, я к себе отношусь очень критично: мои дети не поняли, старший в принципе такой скептик, у него что называется, голова в облаках немножко, такой он не панический тип, не истеричный мальчик, а младшие, они просто маленькие, но они вообще не поняли, что, какой там ковид, как-то пару раз у меня спросили: а почему люди в масках на улице? Я что-то отшутилась и мы так легко, и я поняла, что, слава Богу, вот их психика не травмировалась, потому что, наверное, у меня тоже было устойчивое понимание, что нужно Богу доверять и будь как будет, и как-то мы спокойно выплыли из этой ситуации, но даст Бог, еще так получится.

А. Леонтьева:

— Ну да, я почему и спрашиваю, потому что на самом деле это не просто наш вопрос, это наше общее такое раздумье, потому что сейчас очень хочется смотреть на примеры какого-то укрепления в вере, потому что укрепляться нужно всем.

К. Мацан:

— Вернемся к вашему знакомству: получается, общая православная вера стала каким-то важным критерием при выборе друг друга?

Н. Сарабьянов:

— Да, для меня по крайней мере точно.

М. Сарабьянов

— Ну, Николай-то, как-то гораздо более интуитивно все это почувствовал, для меня, я настолько была незнакома с этим миром и для меня мой будущий муж был совершенно не тем принцем на белом коне, которого я себе вообще когда-то воображала, совершенно не тот тип человека.

А. Леонтьева:

— Тут Николай должен посмотреть строго на жену.

Н. Сарабьянов:

— Ну сейчас-то я уже стал таким принцем?

М. Сарабьянова:

— Абсолютно.

Н. Сарабьянов:

— Вот!

М. Сарабьянова:

— Просто он интуитивно это понял гораздо раньше для себя, а я как-то, конечно, честно говоря, кто бы мне сказал, что мы поженимся, у нас еще и дети будут, я смеялась бы просто долго и сильно, не потому что кто-то из нас лучше или хуже, мы просто как две разных планеты, я просто себе не представляла, когда уже Николай сделал предложение, потому что я себя совершенно не представляла в этой музыкальной среде, в гастролях, какая-то ночная жизнь, для меня это абсолютная дикость, я человек, который привык вставать в семь утра, активно вести свою дневную жизнь и в десять с книжечкой ложиться, да, были студенческие веселые времена, я очень любила погулять, но в меру всегда. И я это потом поняла, что, конечно, самым крепким основанием наших отношений является общий вектор этот жизненный, прежде всего духовный и потом, я считаю, что повезло, что мы одинаково смотрим на момент воспитания детей, на то, какая должна быть семья, как она должна взаимодействовать внутри себя и мы друг другу в этом помогаем, поддерживаем.

К. Мацан:

— Что это за моменты, какой должна быть семья?

Н. Сарабьянов:

— Утром подъем, зарядка, молитва и пошли по делам, как минимум так.

А. Леонтьева:

— Ты так спросил, немножко конкретизируй вопрос, вот что изменилось у Николая, перестали ночные музыкальные бдения и он стал ложиться в десять часов вечера с книжечкой или Маша научилась бдениям?

Н. Сарабьянов:

— У меня нет сейчас никаких ночных вот этих историй, максимум, бывает, я могу лететь куда-то, в ночь вылетать, но иногда, очень редко бывают какие-то поздние выступления, а так я обычно уже в двенадцать прихожу. Да, если нет работы, вечером если мы дома, мы смотрим какой-нибудь фильм познавательный, либо читаем книжки и ложимся спать.

М. Сарабьянова:

— На что наш старший сын, которому шестнадцать лет, страшно возмущается, просто какие-то мамонты-пенсионеры, говорит. Просто мы друг под друга подтесались, надо отдать должное Николаю, что он оказался человеком очень домашним, знаете, есть мужчины разного типа, я думаю, что на работе он получает другую какую-то жизнь, а в итоге все равно он довольно домашний человек. А я считаю, вот вы говорите, какая должна быть семья — семья, я уверена, должна стоять на каких-то общих основаниях и доверять друг другу, потому что я про себя тоже понимаю, что если бы я была другого типа женщина, которая очень много ревновала, приставала: «а где, а кто, а с кем?» ничего хорошего не вышло, я абсолютно доверяю Николаю и часто у меня спрашивают, особенно родственники, мама, свекровь позвонит, говорит: «А где Коля?», а я честно, я даже не знаю, в каком он городе, просто я у меня такая интенсивная жизнь с тремя детьми, которыми я бесконечно занимаюсь, у Коли бесконечные эти гастроли и я даже не знаю, все так удивляются — «Как? А ты даже не знаешь?!» Я говорю: «Ребят, ну я знаю, что завтра он приедет», и я абсолютно доверяю.

К. Мацан:

— Мы вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» Николай и Мария Сарабьяновы, у микрофона моя коллега Анна Леонтьева, я Константин Мацан, не переключайтесь.

А. Леонтьева:

— С вами Анна Леонтьева, мой дорогой коллега Константин Мацан, у нас в гостях Николай и Мария Сарабьяновы. У меня такой вопрос: вообще это, конечно, все очень необычно, то есть такая организованная жена, которая занимается тремя детьми, и когда вы гостили у нас, я видела как хорошо организована жизнь этих детей, и бесконечные гастроли Николая, вот никаких не возникает противоречий в этом во всем, вот ты, Николай, не обижаешься, что жена не помнит, в каком ты городе?

Н. Сарабьянов:

— Да нет, Мария и так с географией не очень дружит, поэтому я не обижаюсь: «А где ты там, в Литве, в Латвии, Ирак, Иран?» Что-то из этой серии.

А. Леонтьева:

— Так вот корень счастья.

М. Сарабьянова:

— Нет, это говорит о максимальном доверии моем к тебе, а иначе я бы звонила каждые пятнадцать минут: «Где вы? В каком ресторане? С кем?..»

А. Леонтьева:

— Да, есть же такой стереотип, типа жена рок-музыканта...

Н. Сарабьянов:

— Да нет такого стереотипа, может, он и есть, но есть много таких, как я домашних ребят, но у них такая работа, что вот так хватает всех развлечений этих: перелета, шума, сцены, людей, каких-то движений, бесконечной дороги. Приезжаешь домой — просто кайф посидеть на диване, просто сесть, час сидеть ничего не делать, и ты дома. Я люблю по дому очень что-то поделать, вообще у меня мечта, что когда-нибудь у меня будет много свободного времени и я стану плотником, потому что я могу все руками делать, в детстве и в юности любил машины, я вообще люблю еще машины очень, я все время ими занимаюсь, разбираю, что-то чиню, верчу, кручу, если сейчас вы мне дадите «шестерку» жигули, я ее до винтика раскручу и соберу, я знаю ее наизусть всю полностью, что там и как работает, поэтому у меня интересы такие, что-то поделать руками и посидеть дома.

К. Мацан:

— Это разрушение шаблонов и стереотипов о рок-музыкантах.

Н. Сарабьянов:

— Еще я баню очень люблю. Каждый год, 31 числа мы с друзьями ходим в баню, в общем, я по понедельникам хожу в баню, хобби у меня что-то делать руками, работаю я — играю на электрогитаре на больших сценах, а еще когда у меня нет гастролей, я дома сижу, пишу музыку, у меня бывают какие-то заказы, я аранжировки для артистов делаю, либо музыку для кино, либо рекламы, могу восемь часов просидеть у себя в комнате запершись и делать музыку.

А. Леонтьева:

— Так, а я вот не услышала в этим списке: а где эти часы, где ты читаешь детям книжки?

Н. Сарабьянов:

— А вечером, когда они ложатся в девять тридцать спать, я им читаю...

А. Леонтьева:

— Эх, и тут не получилось!

Н. Сарабьянов:

— ...иногда не я, иногда няня читает, но я стараюсь максимально с детьми время проводить, всегда уделить время, полчасика поиграть, погулять с ними сходить, либо какое-то развлечение, в кафе, в кино — в кино, конечно, редко, сейчас ничего не посмотришь даже с детьми.

М. Сарабьянова:

— В театр мы ходим.

Н. Сарабьянов:

— В театр Мария все время нам вперед покупает на год билеты на все спектакли какие прогрессивные, интересные...

А. Леонтьева:

— Тоже организатор культурного пространства.

Н. Сарабьянов:

— Да, Мария, в школе у нас есть Союз матерей, они втроем там рулят всеми школьными делами.

А. Леонтьева:

— Ого!

Н. Сарабьянов:

— У Марии 85 чатов, она всеми сборами денежных средств для всех нужд школы занимается. Так вот и живем.

А. Леонтьева:

— Потрясающе. Маша, я хотела спросить: когда создалась ваша такая молодая православная семья, вот я помню период такого неофитства, когда всех хотелось обратить в свою веру, когда казалось, что молодая православная мать — это женщина с младенцем в одной руке, с тарелкой горячего супа во второй и это должно как-то перемежаться непрерывно, был у тебя такой период?

М. Сарабьянова:

— Когда я хотела всех обратить в свою веру?

А. Леонтьева:

— Да, такого горячего неофитства.

М. Сарабьянова:

— Было, оно, наверное, максимально распространялось на Николая бедного, Николай и так был верующий, вопроса даже такого не было...

Н. Сарабьянов:

— Я так глубоко не изучал, как Мария, поэтому она меня всегда поправляет и учит, и я всегда учусь. Кстати, Мария очень многих людей привела к вере надо сказать, вот она настоящий христианин в этом смысле, все время к ней тянутся какие-то люди безбожные, у которых возникают вопросы, просто сами по себе возникают где-то в непонятных местах, мы сидим где-нибудь, какая-то компания знакомая, кто-то что-то услышал и потом тянется прямо с вопросами, а Мария их всех направляет в нужную сторону.

А. Леонтьева:

— Потрясающе, тебе помогают в этом твои знания?

М. Сарабьянова:

— Знания, да, но на самом деле же главный принцип миссионера христианского, что пока у человека нет своего запроса и он к тебе сам с вопросами не подходит, не нужно ему ничего рассказывать и никуда его призывать не нужно. Ну вот все мое горячее неофитство на Николая легло, я его призывала тоже пойти учиться, но как-то он не сподобился, но дома что-то я ему подсовывала почитать, просто для того что нужно же не просто верить только сердцем, нужно понимать, дети, они уже задают вопросы: что такое литургия, что мы делаем на литургии, какие молитвы? Какие-то простые, а, казалось бы, многие люди их не знают, не знают, где это узнать, и когда ты это понимаешь, и ты со знанием идешь на ту же соборную молитву в храм и понимаешь какие-то основы вообще догматики христианской, вот я углубляюсь еще в своей вере, мой фундамент становится еще серьезнее.

А. Леонтьева:

— У меня такой вопрос к Николаю: у тебя есть какие-то воспоминания из детства, которые ты перенес в жизнь своей семьи, вот у тебя такая верующая, не побоюсь этого слова: родовитая семья, и наверняка с какими-то богатыми традициями, есть какие-то штуки, которые бы тебе хотелось чтобы были и в твоей семье?

Н. Сарабьянов:

— Безусловно. Моя мама, она, конечно, потрясающий в этом смысле человек, она на Пасху, на Рождество и свой День Ангела всегда устраивает такие пышные приемы у себя, собирает нас всех, и детей, внуков, накрывает огромный стол, она очень любит, у нее разная посуда, она так все красиво выставляет, готовит разную еду вкусную и вот эти семейные посиделки, она всегда звонит на Пасху, говорит: «Так, не опаздывайте, в 17.30 уже поем «Христос Воскресе из мертвых».

К. Мацан:

— К началу литургии опаздывать нельзя.

Н. Сарабьянов:

— Да, и все собираются, все встаем, поем и когда еще был дедушка жив, отец отца, Дмитрий Владимирович, он всегда первый кричал, после того как спели тропарь, он кричал: «Христос Воскресе!» и все внуки мелкие: «Воистину Воскресе!» и потом это шло так, пока все не накричатся, все внуки тоже: «Христос Воскресе!» и взрослые отвечают. Вот такие вещи, это я сразу вижу, наш младший Вова тоже любит такое, они же чувствуют, дети, когда вся семья встает, поет, это же прямо такое единение мощное, это я точно бы хотел перенести на нашу семью. Ну и вообще воспоминания, как мы в детстве в храме стоим, как ты приходишь на раннюю литургию в свой День Ангела в семь утра в полной темноте идешь в храм на Пресне, в Предтеченском переулке ходили в этот храм. Такие ощущение хочется передать своим детям и они передаются, потому что они тоже с самого детства ходят в храм и у них свои какие-то возникают ощущения, но главное то, что они ходят и они хотят идти. У нас такая традиция: мы после храма всегда идем где-то обедаем, и они уже ждут, привыкли к этой традиции и когда я по воскресеньям в городе, мы всегда идем в храм, мне кажется, мы передаем детям правильное вот это направление, потом они смогут на него опереться, то есть вот этот фундамент мы сейчас закладываем.

А. Леонтьева:

— Ну да, я очень тебя с радостью слушаю, потому что у меня тоже трое детей и они очень взрослые, они находятся в своих духовных поисках, но будьте любезны, чтобы на Пасху на общий сбор семьи и все что положено, понимаете, да? И я тоже так надеюсь, что они когда-нибудь уже придут и что все эти, как мы говорили: импринтинги к ним вернутся.

А. Леонтьева:

— Я напомню, что у нас в гостях Николай и Мария Сарабьяновы. Маш, скажи, пожалуйста, вот твоя семья, она сейчас тоже как-то пошла, родители, ты их тоже катехизировала, так сказать?

М. Сарабьянова:

— Нет, мама как-то самостоятельно тоже, чуть раньше меня пришла к вере, она всерьез воцерковленный человек, а папу своего родного я видела последний раз в четыре года. В общем, по факту у меня осталась одна мама, бабушка с дедушкой умерли по ее линии, а по папиной там у нас какой-то пробел получился, к сожалению, так уж вышло, как-то они так построили свои отношения, что пока не удается возобновить мое общение с папой либо отчимом, который был какое-то время в моей жизни. В общем, вот мама получается из ближайших, да, мама воцерковленный человек, но она ходит в свой храм, в смысле она живет просто в другом месте, и мы как-то параллельно с ней существуем в этим мире.

К. Мацан:

— Меня вот очень зацепили слова Коля, ваши, то, как вы сформулировали, что вот ребенок ходит с детства в храм и закладываются какие-то основы, на которые потом можно будет опереться, я тоже в этих категориях рассуждаю, хотя у меня по сравнению с вами мало, только двое и они помладше, но я даже сейчас понимаю, что они тоже с детства в храме, но это не гарантия того, что в будущем они не пройдут своими какими-то, может быть, не прямыми путями, будет ли это связано с именно верой, будет ли это отход от веры, будут ли какие-то иные жизненные испытания, нравственные какие-то искания другие, это то, о чем тоже Маша говорила, что мы не можем на это повлиять, не все в нашей власти, но родителям-то хочется же надеяться, что все-таки все будет хорошо, но это не всегда просто и все равно тревожность возникает, вот как вы это чувствуете, насколько тяжело себя заставлять, может быть, приучать к этой мысли, что не все от тебя зависит, что ты должен в какой-то момент его отпустить и положиться н Бога?

Н. Сарабьянов:

— Ну, главное его обучить, что, допустим, ты его отпускаешь, ты был спокоен, что он знает какие-то основные вещи, чтобы он умел молиться, например, чтобы он умел обращаться к Богу. Когда ребенок растет в таком состоянии, когда семья ходит в храм, у него не возникает других мыслей, когда, допустим, сложная ситуация какая-то, я по младшему нашему Вове сужу, ему пять лет, шесть сейчас будет, вот он если у него возникают какие-то вопросы, он: «Мам, я помолился», то есть он уже интуитивно сам двигается в нужном направлении, а потом, до подросткового периода у него это укрепится. Даже вот этот сложный подростковый период, он потом проходит, и дети вернутся к тому, что было заложено, главное, мне кажется, это заложить до подросткового периода, то есть самая, конечно, закладка идет с трех до семи, наверное, если ты в этот момент приучил, объяснил, показал вот это светлое направление, и чтобы он умел общаться с Богом, чтобы он понимал, что он всегда может обратиться, вот тогда он будет спокойно себя чувствовать и ты будешь за него спокоен, когда он пойдет в свое плавание.

К. Мацан:

— Маша, а вы что думаете?

М. Сарабьянова:

— Да, как научиться доверять Богу, я правильно поняла вопрос и отпустить, понять, что ты не все контролируешь? Я не знаю, как-то ко мне это пришло постепенно, потому что у старшего был довольно сильный кризис подросткового возраста, он не выражался для меня, слава Богу, никак внешне, он его не выражал в каких-то пирсингах, татуировке, потому для нас это неприемлемо...

А. Леонтьева:

— Тут я вздохнула завистливо.

М. Сарабьянова:

— Да, неприемлемо, то, о чем говорит Писание, не то что мы там запретили, сказали: «ты там ни-ни», но они знают наше отношение, но был в эмоциональном смысле очень тяжелый какой-то момент, и я общалась просто со школьным психологом, не зная, верующий она человек или нет, но она замечательный специалист и хороший человек, и как-то это постепенно прошло-прошло, и там еще третий стал подрастать, и вот это ощушение, что ты не все контролируешь, оно просто естественно стало очевидно, потому что от обратного: если пытаться контролировать все, вот такой человек, как я, он просто сойдет с ума, и я какой-то момент, когда я пыталась это делать несколько лет назад еше, когда мне казалось, что я смогу проконтролировать все практически в жизни своих детей, ну до определенного, до совершеннолетия, допустим, я себя поймала на том, что в какой-то момент я просто спать перестала, у меня начались какие-то навязчивые идеи, множество страхов: «а вот если будет так, а если он пойдет туда?» — это правда от лукавого и в страхе же нет любви, говорит нам Писание, в общем, это все как-то естественным образом, слава Богу, до меня просто дошло и как-то во мне укоренилось, что мы не можем все контролировать. А что касается детской веры — конечно, вот Николай говорит, что ходить в храм, это замечательно — ходить в храм, мы крестили по Колиному, конечно, вообще мы пошли венчаться по Колиному настоянию и детей крестили в младенчестве, хотя я настаивала на том, что они должны хотя бы какие-то вопросы первые свои задать и хотя бы в подростковом возрасте, если они захотят, то мы их крестим, но тем не менее я все-таки стараюсь слушаться мужа и доверяю его внутренней интуиции, и мы покрестили. Не только ходить в храм, но главное, они же смотрят на нас, мы же самые главные учителя для маленьких детей, да их и не обманешь, ты можешь три раза сходить в храм а в светской жизни вести себя безобразно и совершенно не в соответствии с тем, что говорится в Евангелии, тогда какой результат будет? Никакой. Мы делаем максимально, что мы считаем правильным, исходя из христианских традиций, я всегда пытаюсь объяснять, я вот, например, очень рада тому что случайно стала обнаруживать очень хорошие детские библейские издания, детские небольшие книжки о литургии, очень простым языком, очень понятным ребенку в шесть-восемь лет, и мы с ними потихонечку читаем, разбираем, не насилуем, нельзя насиловать, нет такого, что: «так, сегодня мы сели, мы должны читать», ну как-то вроде в форме игры что-то объясняешь, учишь, вот правильно Коля говорит, вот этой связи с Богом самостоятельной, я учу тоже, что не всегда молитва должна быть произнесена по написанному, даже «Отче наш», нам нужно учиться еще и своими словами молиться и опираться на Бога, и будет обязательно, скорее всего, об этом говорил, я очень люблю Антония Сурожского, много его книг читала...

А. Леонтьева:

— ...у которого Николай когда-то в детстве сидел на коленях, как мы выяснили.

Н. Сарабьянов:

— Да, есть такая фотография, моя прабабушка с ним очень дружила, но я этого не помню, но есть фотография, как я сижу у него на коленях, там вся семья стоит, он сидит, а я у него на коленях, мне три года.

М. Сарабьянова:

— Да, и вот я помню, он писал, я дословно не воспроизведу, но основная мысль, как я поняла, в том, что у детей, которые растут у верующих родителей в верующей семье, у них же есть тоже своя проблема, что как бы получается, мы им свой опыт передаем, но у каждого человека должен быть свой путь к Богу, свое вопрошание и это норма, что они в подростковом возрасте, каком-то уже сознательном они даже, может быть, и должны отойти на какой-то момент, чтобы потом вернуться, и я понимаю, что этот момент, когда будет отход и какие-то сомнения и вопрошания собственные — это вообще нормально, не надо пугаться, не надо его насиловать своей верой, своим авторитетом, это уже все-таки такие взрослые люди, я понимаю для себя, но это не мой рецепт, а святоотеческий: надо за них молиться, материнская молитва творит чудеса, чтобы Господь их вразумил, открыл сердце, чтобы они выбрали не путь смерти, а путь жизни, что есть Христос и жизнь по совести, а там уж как Бог даст, но в любом случае они наши дети и никто, даже лучшие священнические семьи не застрахованы от того, что дети могут выбрать какой-то, может, даже страшный путь, мы не знаем этого. Опять же, отталкиваемся от «делай что должно и будь что будет».

А. Леонтьева:

— Ребят, вопрос, который мы часто тут задаем, когда говорим о семье, вот мы вас слушаем и сколько времени, вы такие красивые, у вас все так хорошо, кажется, что просто идеально, можно спросить, вот какой у вас рецепт семейного счастья? У нас коллекция просто таких, какой-нибудь простой.

Н. Сарабьянов:

— Доверять друг другу, уважать.

М. Сарабьянова:

— Юмор. Нам очень повезло, что мы не только в одном направлении идем и смотрим на жизнь одинаково, разделяем одни и те же ценности, это самое основное, а так вот юмор, потому что я очень люблю пошутить, свекровь — особый почитатель моих шуточек, они бывают довольно остры и колки в какой-то момент, ну и мы с Колей друг друга понимаем с полуслова, это может быть даже смска из одного слова, но уже это смешно, это так разряжает обстановку, ну и вообще, на самом деле есть большие плюсы в Колиной работе еще, что он часто уезжает, он погружается в свой мир, у меня тоже свои интересы, и мы просто отдыхаем друг от друга, просто психологически разрядка такая симпатичная, мне кажется. Я не знаю, как живут, например, семьи, муж с женой вместе дома и, например, они коллеги по работе, то есть те, которые слеплены 24 часа в сутки, мне кажется, это тоже большое испытание как раз. И еще хорошо, сначала, когда мы поженились, я переживала, что я не из музыкального мира, я себя чувствовала не в своей тарелке, потому что когда я вошла в этот мир, там большое количество, от родственников до близких друзей, очень талантливых людей, и женщин, и девушек, от певиц, актрис до художниц, правда, потрясающие и очень симпатичные все, я очень переживала, что я вот не умею чего-то такого, петь, рисовать, у меня до какого-то комплекса это уже доходило, Коля говорил: да слава Богу, очень хорошо, что ты совершенно из другого мира, наоборот. И очень точно это подметил Колин папа, когда мы поженились, это было восемнадцать лет назад уже, он сказал: «вы, с одной стороны, очень разные, но, с другой стороны, вместе идеально получается, как пазл складывается и когда вы вместе, получается хорошо», вот такой рецепт.

А. Леонтьева:

— Я не удержусь, Коль, я прочитала где-то, что когда, прости, я не запомнила всех имен, когда Константин Бальмонт хотел войти в крепкую купеческую семью твоих предков, они были в огромном ужасе, потому что, во-первых, поэт, во-вторых, дворянин, это правда?

Н. Сарабьянов:

— Ой, это надо у моей мамы спросить, она очень подробно все это помнит и у нее есть много интервью в интернете по этому поводу...

А. Леонтьева:

— Это, видимо, я с твоей мамой интервью в интернете и прочитала, Наталья Бруни.

Н. Сарабьянов:

— Наталья Ивановна Бруни, да, она рассказывает много интересного и о философском пароходе, на котором прабабушка покидала Россию, с Бердяевым на этом корабле, там очень много интересных подробностей, до революции жила наша семья, потом в эмиграции во Франции, где моя двоюродная бабушка родилась, которая меня направила в музыку, потом они вернулись в Россию, в общем, там очень интересно.

А. Леонтьева:

— Я думаю, что это тема для новых программ.

Н. Сарабьянов:

— Я подготовлюсь, пересмотрю все мамины интервью.

А. Леонтьева:

— Дорогие, большое спасибо, что вы к нам пришли, рассказали о своей прекрасной семье.

Н. Сарабьянов:

— Спасибо.

М. Сарабьянова:

— Спасибо вам.

А. Леонтьева:

— Напомним, что с вами была Анна Леонтьева...

К. Мацан:

— Константин Мацан. Николай и Мария Сарабьяновы сегодня с нами и с вами были в программе «Светлый вечер», спасибо еще раз огромное, до новых встреч на волнах светлого радио.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Атаман Михаил Черкашенин». Дмитрий Володихин
• «Путь к вере». Анна Вейлерт
• «Лень — что это?» Иеромонах Генадий (Войтишко), Александр Молчанов, Наталья Сазонова