Светлый вечер с Владимиром Легойдой

Телеканал Спас; Владимир Легойда

Гость программы — Владимир Легойда, председатель Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, член Общественной палаты РФ.

Темы беседы:

— Как знание классической русской литературы влияет на мировоззрение?

— Как научиться пониманию живописи и литературы?

— Разговор «на одном языке» — что важно, чтобы было понимание между поколениями?

— Исторические события — восприятие в разные эпохи.

Ведущая: Марина Борисова

М. Борисова:

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА, здравствуйте, дорогие друзья, в студии Марина Борисова. И сегодня, как всегда, по пятницам, с нами Владимир Романович Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главный редактор журнала «Фома», профессор МГИМО, член Общественной палаты. Добрый вечер, Владимир Романович.

В. Легойда:

— Сердечно приветствую.

М. Борисова:

— Я сегодня хочу вам предложить разговор немножечко не в традиционном нашем формате «вопрос-ответ». Вот я вдохновлялась, просматривая ваши «Парсуны», и надо сказать, что иногда там совершенно неожиданные какие-то формулы всплывают, которые в обычном интервью можно и не заметить. И мне показалось, что хорошим таким зачалом для нашего разговора может послужить фраза поэта Алексея Шмелева, мне показалось, она не совсем очевидной, что ли. Он сказал: «Человек, который читал Булгакова и который не читал, абсолютно по-разному смотрит на происходящее сегодня». И, вы знаете, мне показалось, что тут есть о чем подумать, потому что вы культуролог, вам и карты в руки. Почему у нас происходит такой странный диссонанс в понимании? Очень многие вещи проскальзывают мимо сознания огромного количества людей, причем я не сказала бы, что это разделяет поколения, мне кажется, что всё гораздо сложнее. Я тут на досуге перечитывала «Анну Каренину» и с недоумением заметила, что было множество экранизаций, было множество попыток перенести этот роман на сцену театра, но почему-то из всего, что я видела, нигде я не заметила, что авторы всех этих инсценировок читали роман. Дело в том, что ведь Толстой, в отличие от литератора, он — писатель, поэтому у него работает всё. У него инструмент — это не просто выстраивание некоей композиции и рассказывание сюжета, и, скажем, авторские мысли, вложенные в уста персонажей — вовсе нет, у него работает, как у хорошего большого писателя, абсолютно всё, в частности, портрет. И первое, что бросается в глаза, когда внимательно читаешь текст: с первой страницы, когда появляется Вронский — он его терпеть не может. Причем это выражено в таких деталях, которые пролетают мимо, по крайней мере, я не видела нигде, чтобы кто-то обратил внимание: он всё время подчёркивает, что у него очень большие зубы, «как у лошади», вот везде, где можно, он подчёркивает, что вот улыбка, большие зубы, а ещё у него плешь. Вот этот герой-любовник, красавец, вокруг которого закручивается вся интрига, он плешивый, плешивый барин. И вот этих нюансов смысловых, заложенных внутрь текста, очень много, это пример такой классический, который легко продемонстрировать. Но существует в культуре, я думаю, очень много вот таких, прошитых в текстах, в каком-то визуальном ряде, в исторических повествованиях, очень много прошитых таких нитей, которые ускальзывают из сознания очень многих людей. Насколько важно научиться считывать этот материал, и нужно ли это для того, чтобы лучше понимать то, что происходит сегодня вокруг нас?

В. Легойда:

— Ой, с чего начнём?

М. Борисова:

— Да с чего хотите.

В. Легойда:

— Ну, если говорить о фразе, с которой мы начали, с фразы Алексея Шмелёва, то я так хотел полушутя уточнить: надо начать с того, о каком Булгакове идёт речь, потому что если об отце Сергии, то это одна история, если о Михаиле Афанасьевиче, то другая, ну, понятно, что там Михаил Афанасьевич имеется в виду. Наверное, да, это как, знаете, можно пошутить, что всё человечество делится на людей читавших «Братьев Карамазовых» и не читавших — ну, с формальной точки зрения действительно, делятся. Я думаю, что тут тогда вопрос просто стоит следующим образом, и мы очень любим в «Парсуне» им задаваться: насколько искусство способно менять человека? И то, что искусство влияет на человека — это безусловно, хотя, вот я сказал «безусловно», и понимаю, что далеко не все с этим согласятся, поэтому я постоянно в «Парсуне» его и задаю, прежде всего, конечно, людям искусства, но не только им, потому что есть разные точки зрения, и вот, скажем, один из самых глубоких моих гостей — Андрей Сергеевич Кончаловский, выступает за то, что, скорее, не меняет, или если меняет, то неглубоко, ненадолго, допустим. Он, по-моему, сказал, когда мы беседовали, что вот, выходят люди, посмотрели какой-то фильм: «Хороший фильм?» — «Хороший!» — «Ну, пошли обедать», вот, мол, и всё изменение.

М. Борисова:

— А потом приходит послевкусие.

В. Легойда:

— Ну, в данном случае я-то, скорее, не согласен, с одной стороны, а с другой стороны, действительно, вопрос: насколько меняет? Потому что у тех, кто считает, что не очень, есть, на первый взгляд, бронебойный аргумент: «почему же столько людей, читавших такие прекрасные книги, были мерзавцами и так далее?» И здесь, конечно, этот вопрос находится в области до конца неразрешимых, мне кажется, но даже с точки зрения, если вот уйти от какой-то философской точки зрения, а остаться, скорее, на такой, не знаю, физиологической, или медицинской, нейрофизиологической, то, как говорят нам специалисты: мозг ничего не забывает, то, конечно, человек есть то, что он ест во всех смыслах: то, что он читает, то, что он слушает, на что он смотрит, и именно из этого он состоит, поэтому, конечно, я думаю, что в этом смысле эта фраза верна. Если всё-таки говорить о такой философской составляющей, что человек вот вследствие чего-то прочитанного меняет своё отношение к чему-то, и так далее, то, безусловно, это тоже свою роль играет, но здесь очень сложно установить линейную зависимость, мне кажется. Условно говоря, все, кто читали Михаила Афанасьевича, они теперь что, воспринимают нечто вот так? Конечно, нет. Ну, во-первых, потому что помимо Михаила Афанасьевича есть много других факторов влияния, но, конечно, можно сказать, что люди, знакомые с путешествием, с приключениями свиты Воланда, наверное, они чему-то будут меньше там удивляться, например. А если же говорить всё-таки том, о чём вы сказали в плане того, что мы видим и не видим в произведениях, тут тоже сложнейшая и огромнейшая, интереснейшая тема взаимоотношения читателя и текста, читателя и автора, то можем вспомнить концепцию, которую мы не раз уже вспоминали, профессора Касаткиной, нашего замечательного филолога, по крайней мере, я у неё это слышал — теория необходимости второго прочтения. И она сравнивает чтение, знакомство с книгой впервые со знакомством с новым человеком, очень часто нам кажется, что: «ой, какой свой человек, как будто тысячу лет знакомы», а через там три месяца общения оказывается, что, собственно, первое впечатление, оно было не то, чтобы обманчивым, но оно показало какие-то черты, для человека не самые главные, просто мы их смогли считать, потому что они нам понятны, а вот кто человек на самом деле, узнаёшь при более глубоком общении. Она говорит: «с книгами происходит то же самое». Ну, я надеюсь, что я не искажаю её позицию, но смысл в том, что не всё то, что в нас отзывается при первом прочтении, является главным для автора, и нередко то, что мы не понимаем, то, что мы не замечаем, оно для автора является главным. Может быть, кстати сказать, и поэтому ваше удивление по поводу инсценировок и киноверсий «Анны Карениной», может, они по одному разу читали, а дальше уже увлекались режиссёрским сценарием и так далее? Но здесь и знакомство с текстом, конечно, много значит, когда оно произошло, каким оно было, сколько раз человек знакомился с текстом, безусловно, так.

М. Борисова:

— Но ведь таким же образом можно сказать, что и знакомство с историей тоже требует второго прочтения, а может быть, и третьего?

В. Легойда:

— С историей, вы имеете в виду?..

М. Борисова:

— Истории как предмета, как рассказа об исторических событиях. Ведь вот в последнем вашем интервью в «Парсуне» с Дворкиным меня очень впечатлила его фраза о том, что Запад стал восприниматься как враг в 1204 году, это дата последнего четвёртого крестового похода, когда был крестоносцами взят Константинополь. То есть это не приходит в голову, если ты специально не занимался историей крестовых походов, но насколько важно нам понять корни вот этого непонимания расхождения исторического по многим вопросам, иногда трагических каких-то сломов, столкновений, нужно нам это понимать так глубоко или это лишнее?

В. Легойда:

— Безусловно, нужно, но в данном случае справедливости ради надо сказать, что это не открытие Александра Леонидовича, это совершенно справедливо, я с ним, безусловно, согласен, но это такой неизбежный вывод, который следует из знакомства со средневековой историей, в том числе историей Церкви, но не только историей Церкви, потому что дата раскола, 1054 год, которая общепринятая дата раскола Запада и Востока христианского, или, как говорят, «православное отпадение католического Запада», или просто «Запада от Востока», она, конечно, очень и очень условна, и с точки зрения того, что ничего там в течение одного года драматического не произошло, и со многих других точек зрения, включая то, что и десятилетия спустя ещё не было вот этого представления о Западе, безусловно, как о враге, и есть исторические свидетельства, их и Дворкин приводит, и другие, которые указывают на то, что православные, оказавшись на Западе, ощущали себя с теми людьми, с кем они общались, членами одной Церкви. И то, что произошло в 1204 году, и то, что крестовый поход, крестоносцы оказались в Константинополе, разграбление Константинополя и так далее, и это, конечно, такой переломный момент, то есть вроде бы братья-христиане, они вдруг рушат монастыри, издеваются над монахами, монахинями, там храмы грабят, и это, конечно, уже такой серьёзный удар, но это, насколько мы можем судить, из того, что мы знаем о Средневековье, действительно стало таким важным моментом, конечно, это чрезвычайно важно знать и понимать, вообще, мне кажется, в этом и состоит изучение истории. Другое дело, что здесь много непростого в изучении истории, особенно чем дальше, тем сложнее, потому что, опять же, мы, по-моему, уже в нашей любимой студии говорили о том, что, скажем, взять какие-нибудь книги или фильмы об Античности, написанные современными авторами — они вообще зачастую к реальности не имеют никакого отношения, потому что там показаны люди с современным стилем мышления, современным представлением о мире, только эти люди почему-то одеты в античные одежды, или, как думает режиссёр, в то, как одевались люди в Античности. Хотя, знаете, здесь есть такой любопытный поворот, может быть, такое ответвление, не совсем напрямую следующее того, о чём мы говорим, но вот, смотрите, эпоха Возрождения, помимо перспективы, появляющейся в живописи, я имею в виду, как приёмом таким техническим, она ведь порождает ещё картины, связанные, безусловно, с евангельской историей, но в которых — и чем дальше, тем больше — в которых апостолы и Спаситель особенно, и антураж того, где происходит действие, ну, в зависимости от сюжета, оно напоминает людям реалии этого времени, в котором они живут, то есть, условно говоря, когда-нибудь на какой-нибудь картине появляется, допустим, на картине «Тайная вечеря» Спаситель и апостолы, они трапезничают так, как трапезничали бюргеры современного художника, с точки зрения столовых приборов, одежд...

М. Борисова:

— Начнём с того, что они сидят.

В. Легойда:

— Да, начнём с того, что они сидят, и так далее. И это имеет своё объяснение, появляется вот эта земная перспектива, это горизонталь, вроде бы как события давно минувших дней, художник стремится таким образом приблизить это, то есть вроде бы даже интенции понятны, надо вот эти события двухтысячелетней (ну, на тот момент не двухтысячелетней, но более чем тысячелетней в любом случае) давности сделать близкими, чтобы они не воспринимались, как какие-то легенды, но что-то при этом фундаментальное такое теряется, то есть, это такая не иконописная составляющая живописи. Вот почему-то я про это подумал в связи с нашим разговором, в том числе.

М. Борисова:

— Владимир Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, проводит с нами сегодня этот «Светлый вечер». Владимир Романович, ну, если уж по гамбургскому счёту: разве стремление рассказать о святом, исходя не из географического изображения, из века в век повторяющегося, дополняющегося недостающими чудесами, раскрашивающегося такими картинами, которые требует читатель, разве неважно попытаться взглянуть на святого, даже пускай первых веков христианства, как на человека? То есть попытаться увидеть его в контексте тех исторических событий, которым он был свидетель или участник, в окружении той эпохи, в которой он жил, попытаться понять его какие-то мотивы, его метания, его поиски не просто как написано в житии, потому что жития — это икона, вы сами сказали, а есть ещё попытка понять его для себя.

В. Легойда:

— Я не говорил, что житие — это икона, но я готов с этим согласиться, что, конечно, география, то есть, жития — это особый жанр, у него есть свои законы, и он действительно, скорее, мы можем сравнить это с иконой, а в иконе нас не интересуют портретные сходства и какие-то там мелкие детали, как когда-то мне один священник объяснял, вот чем икона от портрета отличается: на портрете мы вырисовываем всякие морщинки, всякие даже, может быть, какие-то не самые приятные особенности изображения внешнего, а в иконописном изображении это нас всё не интересует, все эти детали, а для психологического изучения человека, конечно, они все важны, а для географического нет. Я согласен с тем, что это может быть и важно, и интересно, и нужно, я просто привёл пример с картинами вот Нового времени, здесь немножко другой момент, здесь вот это стремление приблизить, оно приводит к историческому искажению, одно дело, мы можем себе представить, там, условно говоря, Сократа, или там мы говорим про какого-нибудь Диогена, жившего в бочке, и связанного с движением циников или киников, как их называли в Древней Греции, и мы пытаемся воспроизвести это, но для начала, если пытаться в исторические реалии погрузиться, мы должны сразу оговориться, что бочка — это не та бочка, к которой мы привыкли сегодня, это не деревянные вот эти специальные штуки, скреплённые обручами какими-то, что сразу всплывает в сознании современного человека, а бочка, в которой предположительно жил философ Диоген — это такой большой глиняный сосуд, довольно вместительный, то есть он там не то чтобы сидел и с трудом дышал, но понятно, что от этого он не становится комфортабельней, но я имею в виду, что именно если мы задаёмся той целью, о которой вы сказали, то тем более нужно погружаться в исторические реалии, а не псевдоисторические.

М. Борисова:

— Ну хорошо, а если поднять планку и посмотреть на апостолов — мы читаем «Послания» апостола Павла, как часть евангельского текста, то есть мы абсолютно не задумываемся о том, что это письма, написанные конкретным людям в конкретных исторических ситуациях, нас редко интересует контекст, но мы с радостью начинаем их цитировать, применяя к себе, к современности, к проблемам, которые встают перед нами сегодня. Насколько это правомерно?

В. Легойда:

— Абсолютно правомерно. Я думаю, что, смотрите, Церковь потому и собирает все эти тексты в новозаветный канон в IV веке, потому что они, конечно, являются продолжением евангельского текста, являются подтверждением фундаментальных истин новозаветных, христианских, а ни в коей мере не письмом, которое имеет значение только для той общины, и вот только сегодня, когда оно отправлено. Причём я допускаю, что апостол, когда он это писал, он об этом вообще не думал, он писал конкретным людям, но вот эта безошибочность, что Церковь это выбирает, она нам показывает, что сегодня мы просто видим это, потому что мы понимаем, что если апостол Павел переживает и обличает общину, в которую он пишет, по поводу того, что они начинают спорить, кто чей, «я Павлов, я Аполлосов», и он говорит: «Разве Павел распялся за вас?», он возвращает к тому, что все Христовы. И сегодня, когда мы говорим, что одна из самых больших опасностей, которая подстерегает и священника, и прихожан на пути церковной жизни — это когда для людей личность любимого батюшки, или какого-то там харизматического старца начинает закрывать Христа, или вот в своё время, когда Патриарх Алексий II заговорил о младостарчестве, то есть о таком псевдостарчестве, когда люди... Одно из его проявлений было в том, что какой-нибудь популярный священник, он не к Богу, не ко Христу приводит людей, а к себе, а об этом впервые заговорили сильно раньше, и это был апостол Павел, вряд ли он думал, что это будет актуально в конце XX века в тот момент, когда писал, но оно актуально. Поэтому мне кажется, что здесь совершенно применимо, раз уж литературные гении могут пронизывать эпохи и столетия, и мы можем читать их сегодня с интересом и с пользой для себя, то уж тем более священные тексты, они, конечно, имеют особое значение.

М. Борисова:

— Но не противоречит ли этому хотя бы ваш последний проект, сделанный на канале «Спас», фильм об апостоле Фоме? Ведь как раз цель проекта — показать и то пространство, в котором шла его проповедь, и, собственно, его как человека, которого мы совсем не знаем.

В. Легойда:

— Нет, а я не вижу, в чём здесь может быть противоречие. Другое дело, что я говорю, что даже художественные произведения, великие, гениальные, они, собственно, знаете, как один из критериев такой подлинной, как минимум очень талантливой или гениальной литературы — это проверка временем, то есть произведение, которое написано для своего времени и со своим временем умирает — это произведение вполне определённого такого, я не знаю, масштаба, что ли. А проверка временем, популярность текстов через десятилетия и даже столетия — это и есть один из важнейших, мне кажется, критериев гениальной литературы, а священные книги, они вообще не имеют вот этого ценза временного, потому что они являются частью преданий, если говорить о христианстве, а если об исламе, так вообще священный Коран — это основа, собственно, ислама. Как говорил один мусульманский богослов, что «для вас Бог стал человеком, — обращаясь к христианам, — а для нас он стал книгой», поэтому здесь другой статус эти тексты имеют, и библейские тексты, боговдохновенность, как мы это называем, традиции библейских текстов, не только Нового, но и Ветхого Завета, она, конечно, в том числе и об этом.

М. Борисова:

— Но существует же библейская история, то есть как наука, как отрасль знания, и библейская археология, то есть это связано с нашим пониманием священных текстов или это совершенно отдельная отрасль человеческого знания, которой можно интересоваться, можно не интересоваться, но это ничего не добавляет к нашему пониманию Библии?

В. Легойда:

— Я думаю, что добавляет, безусловно, но вот у отца Александра Меня есть такая фраза, что «Только тот, кто смотрит на Библию как на Священное Писание, способен его понять». Тем самым здесь делается акцент на главном, потому что можно заниматься библеистикой с филологической точки зрения, с культурологической, еще, наверное, много каких точек зрения, но вот отец Александр указал на самое главное, я думаю, он совершенно здесь прав. Конечно, есть много нюансов, начиная от особенностей перевода, в том числе, может быть, не самых удачных или невозможных к переводу вещей, хотя все базовые смыслы, конечно, переведены, и тут не может быть, если мы о Библии говорим, наверное, там можно критиковать, уточнять что-то, но говорить, что «мы не знаем Священного Писания, потому что только в оригинале надо читать», с этим, наверное, вряд ли кто-то будет соглашаться. Но точно так же и какие-то дисциплины, связанные с изучением Библии, они помогают. Ну, вот, кстати сказать, про контексты исторические и прочее: ведь много есть толкований на Священное Писание, и ряд этих толкований, они пытаются читателя погрузить в исторический контекст. Я в свое время с огромным интересом изучал толкование Феофана Затворника на «Послания» того же апостола Павла, где он как раз-таки и начинает с того, какой был исторический контекст, а что за люди, о которых в этих «Посланиях» говорится, кто они были и прочее. Понятно, что если ты этого не знаешь, это не значит, что ты не способен понять смысл тех же «Посланий», но если ты знаешь, то, конечно, это обогащает твое понимание, но не является, наверное, обязательным условием, но помогает. Может быть, какие-то оттенки ты узнаешь, какой-то дополнительный смысл обретаешь, потому что любой религиозный текст, он же такой многослойный...

М. Борисова:

— Да и любой литературный текст тоже многослойный.

В. Легойда:

— Да, есть простые, хотел сказать: «Наша Таня громко плачет, уронила в речку мячик», какие здесь смыслы? Хотя вспомнил, в свое время в КВН была шутка такая, там: «Видишь, Танечка, не плач, не утонет в речке мяч», и они добавили фразу: «Мяч вообще не тонет» (смеются), это вот простое такое физическое наблюдение, оно действительно указывает на некие... да.

М. Борисова:

— Тексты — это отдельные, как сказать... отдельные занятия типа квеста, потому что если у тебя есть вкус к этому, то же самое можно сказать о живописи, в свое время нас учили понимать, не просто прийти в зал музея, встать перед картиной, посмотреть на уровне «нравится-не нравится», отойти — нас учили разбирать композицию, нас учили видеть нюансы и детали, пытаться «влезть» как бы внутрь этого холста, чтобы пытаться выстроить собственную модель восприятия, но это отдельный навык, вот в моем детстве в Пушкинском музее был специальный такой детский клуб, и в частности, помимо того, что нам читали краткий курс истории искусств, у нас были занятия в залах музея, где искусствоведы Пушкинского музея вот играли с нами в такие игры. Я к тому, что то же самое с текстом, вот мы с вами разговариваем на одном языке, мы понимаем, о чем мы говорим, тут в связи с недавно прошедшим праздником 9 мая...

В. Легойда:

— А можно, я прошу прощения, я просто хочу, пока мы не ушли, сказать, что это очень хороший пример с живописью. Вот вы сказали, что нам дает изучение с разных сторон и с помощью разных наук в библейском тексте, но вот смотрите, если эту параллель продолжить, вот картина «Боярыня Морозова», вот мы стоим, смотрим, проникаемся настроением, оно же в любом случае возникает у человека, допустим, он вообще ничего не знает, вот он, как открыл Библию, начал читать, подошел к картине, смотрит. Вот он посмотрел там название, он, допустим, знает, кто такая боярыня Морозова, или не знает, вот ему говорят: «давайте мы вам расскажем», или он прочитал, обогащает это его понимание? Конечно, обогащает. Или дальше, допустим, как сделана картина, вот возьмем другую, то есть там такой пример из учебника, что автор не мог добиться движения, ощущения движения, он нарисовал мальчика, который бежит за санями, и движение появилось. И нам рассказывали в свое время наши замечательные педагоги: чтобы в этом убедиться, можно прикрыть на репродукции руку этого бегущего мальчика — сани останавливаются. Вот точно так же и в библейском тексте, похожим образом. Поэтому, условно говоря, значит ли это, что если ты этого не знаешь, ты лишен какого-то непосредственного переживания от встречи с этим произведением искусства? Конечно, нет. Но разве плохо, если ты все это знаешь и можешь рассказать? Конечно, хорошо.

М. Борисова:

— Владимир Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношению Церкви с обществом и СМИ проводит с нами сегодня этот «Светлый вечер», в студии Марина Борисова. Мы ненадолго прервемся, вернемся к вам буквально через минуту, не переключайтесь.

М. Борисова:

— Светлый вечер на Радио ВЕРА продолжается, еще раз здравствуйте, дорогие друзья, с вами Марина Борисова. И сегодня в студии, как всегда по пятницам, наш гость Владимир Романович Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ. Вот мы, когда разговариваем с вами, мы говорим на одном языке, но чем дальше, тем труднее простраивать пространство диалога с людьми даже не моложе по возрасту, но с какой-то иной школой, может быть, с иным подходом к образованию, или тем, кому не так повезло в детстве и юности, на их пути не встретились такие педагоги, люди не понимают, о чём мы говорим, вот в чём беда. И мне кажется, что очень важно нам понять, как их подключить к своему вот этому восприятию, не навязать им своё восприятие, а дать им возможность хотя бы почувствовать, что оно есть, что оно бывает?

В. Легойда:

— Ну, знаете, я бы всё-таки здесь сделал ударение на том, что вот это понимание друг друга — это дорога с двусторонним движением, и вот если мы кого-то не понимаем, то для установления этого понимания важно не только... условно говоря, для задачи «говорить на одном языке» важно, чтобы мы знали язык собеседника, или выработали какой-то общий подход к пониманию. И, по крайней мере, в поколенческом разрыве я понимаю, скажем так, как преподаватель, что мне важно хотя бы в общих чертах представлять реалии, в которых существуют сегодня, скажем, мои студенты, причём, в том числе в профессиональных реалиях, на секундочку, отвлекусь. У нас есть такое задание, у меня в рамках творческого семинара, который я преподаю для журналистов, я своим студентам-первокурсникам даю такое задание: надо взять интервью про интервью у кого-то из мэтров журналистики, и я не помню, может быть, я про это рассказывал, но, по-моему, нет ещё. И ежегодно небольшая группа, шесть-семь человек, они выбирают каких-то известных интервьюеров, и я пытаюсь договориться с этими интервьюерами, чтобы они уделили час времени начинающему журналисту, даже совсем начинающему студенту-первокурснику для учебного интервью, которое, в общем, нигде не будет опубликовано и так далее. Так вот, второй год (а, может быть, в этом году впервые так очевидно, но, по-моему, в прошлом году уже тоже было) я не всегда знаю тех, кого ребята выбирают, то есть, речь идёт о профессиональном пространстве, они называют каких-то интервьюеров, которые мне неизвестны или о которых я слышал, вот имена я их слышал, но они мне ничего не говорят. Это вот изменилось буквально, скажем, за последние пять лет, пять лет назад, если память меня не обманывает здесь, такого не было, то есть, в любом случае, в этих шести-восьми были имена, которых я ждал, и в любом случае все эти люди были мне известны, или почти все, а сейчас вот в этом году просто шесть человек у меня в группе, я знал двоих всего. Когда вот шесть имён я получил интервьюеров, четыре имени были мне неизвестны совсем, и действительно, это какие-то люди, которые... То есть, не какие-то, я не хочу, чтобы это как-то пренебрежительно прозвучало, это люди, которые берут интервью, известные там на каких-то платформах, скорее, значит, как правило, это видео какие-то, истории, это же тоже вопрос языка, да? Это тоже вопрос языка. Но, наверное, вы в большей степени говорили о культурном языке, конечно, я не вижу вариантов других, это вопрос образования, ну вот постоянно над этим думаешь. Я думаю, что очень сильно по нам ударила, вот по всей этой истории, прагматизация образования, такая утилитарность в подходах, то есть, мы должны непременно сформулировать, какой практический результат будет иметь курс, программа, школа, университет.

М. Борисова:

— «А поможет ли это сдать ЕГЭ?»

В. Легойда:

— Да, «поможет ли», мы про это уже, по-моему, в прошлый раз говорили, или там понять, а что я там... А ЕГЭ, соответственно, для чего ЕГЭ? Для того, чтобы поступить в институт, и так далее. То есть, вот некое самоценное знание, знание, как то, что... Это, кстати, с чего мы начали, вот такая у нас закольцованность получилась. Человек читавший, он отличается от не читавшего, как личность. Но, знаете, здесь же тоже есть, там, мы читаем Достоевского, чтобы прокачать эмоциональный интеллект, то есть, я вынужден тоже придумывать или формулировать вот эту практическую пользу, потому что без этого я современному человеку не объясню, для чего ему это нужно.

М. Борисова:

— Ну, а нельзя ему объяснить, что это просто здорово, это интересно?

В. Легойда:

— Ну, вот как-то не работает. Вот если бы это работало, то тогда бы мы не говорили о проблеме прагматизации такой.

М. Борисова:

— А что мешает?

В. Легойда:

— Я же говорил, извините, ради бога, как вот сказала моей дочери её подруга: «Мне литература, там, ещё что-то не нужно, мне надо учить математику, потому что я буду управлять папиным бизнесом», девочка в восьмом классе.

М. Борисова:

— Ну, я понимаю, но она что слышит дома, то и повторяет, но дело в том, что далеко не все дети, я надеюсь, столь прагматичны. Я наблюдала, как взрослела моя крестница, и где-то вот в девятом классе она мне заявила, что «русская классическая литература — это полный отстой». Я сказала: «Знаешь что, давай-ка мы с тобой поговорим». Мы начали с ней разговаривать, ну, долгими зимними вечерами, как водится, а кроме этого, я поняла, что там какие-то чудовищные пробелы, и то, о чём мы с вами сегодня уже говорили: эти авторы для них — схемы. Я начала просто рассказывать о людях, о Грибоедове, о Пушкине, причём я в какой-то момент почувствовала, что не хватает уже просто устного разговора, и я начала писать тексты, довольно много таких текстов я ей написала, но это не из школьной программы, это моё восприятие.

В. Легойда:

— Но вашей крестнице повезло.

М. Борисова:

-То, что я сама знаю об этих авторах, как о людях. И где-то через пару-тройку месяцев таких вот интенсивных занятий она включилась! Она читает до сих пор, прошло много лет, она уже никогда не скажет, что «русская классическая литература — это отстой». Но просто нужно включить что-то, я не знаю, где находится этот тумблер, который нужно включить.

В. Легойда:

— Ну, он, конечно, находится в школе, и в семье, безусловно, тоже. Но, видите ведь, воспитание, или образование, как соединение воспитания и обучения, оно проходит и в семье, и в школе, и тут очень важно понимать, что это не альтернативные способы образования, и то, и то должно работать. Никто не может перекладывать: «а вот пусть их в школе учат, или там воспитывают, а мы дома будем зарабатывать деньги, чтобы их кормить». Но и точно так же то, что человек получает дома, видит ли он там родителей с книжкой в принципе, или не видит, это тоже, конечно, важно.

М. Борисова:

— Ну, не знаю, мне кажется, что это не правило, это возможный вариант развития событий, но далеко не правило, потому что если мы начнем вглядываться в такие значимые фигуры в русской культуре XX века, очень многие из них окажутся выходцами из таких семей, где было не до чтения.

В. Легойда:

— Нет, тут вопрос в чём? Вопрос в другом. Я хочу сказать, что это с того, с чего мы начали, опять же: читал-не читал. Понимаете, человек, который вот идёт по своей квартире или дому, или там по комнате, у него могут быть справа и слева обои, могут часы висеть, могут тарелки из разных городов нашей необъятной Родины, а могут книжные полки. И он в любом случае... кто же это говорил, что когда кого-то ударил, чуть ли не Никита Сергеевич Михалков, что ли, когда-то его папа и он говорит: «Я летел и читал: там Толстой...», не помню, кто-то — вот это важно, что ты читаешь, когда летишь, так сказать, получив тумака (смеется). В любом случае это важно, я не говорю, что человек, который вырос и не видел читающих родителей, то он обречён, ни в коем случае. Это не закон, но это влияет, всё равно влияет, и это либо помогает, либо там вопреки, либо несмотря на... Вот я знаю, что одна из любимых наших выпускниц, которая занимается сейчас древнегреческой философией, и понятно, что её дети, они сызмальства растут в среде, где звучат не только имена греческих философов, поэтов, но и греческие термины, поэтому они от этого никуда не денутся, понимаете?

М. Борисова:

— Но это может вызвать реакцию со знаком «плюс» и реакцию со знаком «минус», то же самое, что происходит во многих семьях, где родители хотят вырастить своих детей православными христианами и церковными людьми, а они потом уходят...

В. Легойда:

— И с этим я не спорю, безусловно, но, во-первых, родительскую дурость никто не отменял, так сказать, и мы знаем, к чему может привести стремление вырастить вундеркиндов. Я говорю сейчас исключительно о том, что есть не альтернативные вот эти воспитательные составляющие: воспитание личности, семья, школа. И точно так же, понимаете, как вы же сказали, что вот надо человеку, допустим, его можно научить любить литературу, ему должен просто попасться там учитель хороший или там крёстная, но точно так же и дома, понимаете, есть родители, вот у нас есть замечательный химик Артём Оганов, он когда-то у меня тоже был в «Парсуне», прекрасный учёный, и я всегда говорю и думаю, что он будущий Нобелевский лауреат. Вот он в своих соцсетях нередко выкладывает видео, как он делает опыты, привлекая своих детей, вот химические опыты, и понятно, что не все родители-химики так активно занимаются, не все умеют сделать так, чтобы детям было интересно, но он же это делает, и вот я об этом говорю, что, конечно, может быть и так.

М. Борисова:

— Химические опыты — это опасная сфера.

В. Легойда:

— Ну, это если ничего о них не знать. Я думаю, Оганов там, они, кстати сказать, всё время в очках, в перчатках, так что там всё хорошо.

М. Борисова:

— Я просто вспомнила урок химии у нас в девятом классе, нужно было какую-то лабораторную работу делать, и вроде как я делала всё, что было предписано, почему-то у меня из этой пробирки пошла густая зелёная пена, которая не прекращалась никогда, это было, по-моему, какое-то удивительное открытие, которое я не смогла сделать.

В. Легойда:

— Возможно, вы тоже были в пяти минутах от Нобелевской премии, но чуть-чуть не хватило. (смеется)

М. Борисова:

— Не дошла, да.

М. Борисова:

— Владимир Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ проводит с нами сегодня этот «Светлый вечер». Мы говорим о странностях проникновения человека в культуру, я бы так сказала, насколько это возможно или невозможно. Вообще, мне очень понравилась ваша беседа с Дворкиным, там очень много мыслей, которые были мне созвучны, в частности, что история должна быть интересной. Вот, может быть, вся беда в том, что этот прагматичный подход к образованию сделал его неинтересным.

В. Легойда:

— Может быть, да. Может быть, это одна из составляющих, безусловно. И, кстати, сказать вот это самая воспитательная составляющая, о которой мы сегодня заговорили, тоже, «смотри, какое открытие», и вот сейчас я говорил уже об этом, могу лишь повторить, что если кто-то думает, что ведением таких должностей специальных: «заместитель директора по воспитательной части», «заместитель проректора по воспитательной части» решится вопрос воспитания, то глубоко ошибается. Я не против введения этих должностей, я хочу сказать, что, во-первых, есть риск чисто управленческий, всегда можно сказать: «А по воспитанию у нас Иван Иванович, остальные вот этим теперь не занимаются, теперь у нас есть вертикаль, проректор, вот он пусть с ними в „городки“ играет, что-то такое исконно-посконно своё», и тогда это совсем всё провалить. А второй момент — это то, что, конечно, как ещё воспитывать, допустим, детей, если не через литературу и историю? Литература, история, философия — вот вам, пожалуйста. То есть, надо постараться сделать так, чтобы эти предметы не оказывали воспитательного воздействия.

М. Борисова:

— Я вспомнила нашу великолепную школу с гуманитарным уклоном, 10 класс, советская литература, Маяковский поэма о «Владимир Ильич Ленин», из которой нужно выучить большой отрывок наизусть и рассказать на уроке. Когда до меня доходит очередь, я встаю и гордо заявляю, что «я не буду учить эту гадость, потому что я вообще читать её не собираюсь», получаю единицу.

В. Легойда:

— Еще бы! (смеется)

М. Борисова:

— Но к чести нашей преподавательницы литературы, это никак не сказалось ни на наших с ней взаимоотношениях дальнейших, ни на моих отметках, но надо было понять, что подросток в своём максимализме, он готов тут всё сокрушить, что на его пути попадётся.

В. Легойда:

— Но вам повезло ещё, что так обошлось без последствий. Это политическое заявление такое было, конечно.

М. Борисова:

— Мне вообще везло на преподавателей, я хотела сказать, что воспитание не обязательно в тексте и не обязательно в предмете, а иногда в парадоксальном поведении преподавателя тоже есть воспитательный элемент.

В. Легойда:

— Да почему иногда? Всегда! Вообще преподаватель воспитывает всем, начиная от того, во что он одет, и заканчивая тем, какую лексику он себе позволяет на лекции или на уроке, а какую никогда не может себе позволить, конечно, этим воспитывает, или как он отвечает на вопросы.

М. Борисова:

-Парадоксальность поведения иногда действует сильнее. Вот запечатлелась картина, тоже школьная: кабинет физики на пятом этаже, входит учитель, по-видимому, не очень хорошо себя чувствует, и голова болит, и как-то всё вызывает отвращение. Он смотрит на такую испачканную мелом сухую заскорузлую тряпку, которая лежит рядом с доской, берёт её двумя пальцами, подходит к окну, открывает форточку и выбрасывает её туда, оборачивается, видит изумлённые лица учеников и говорит: «Вот, дети, никогда так не делайте». Это запомнилось мне, уже, слава богу, давно в пенсионном возрасте я нахожусь, я помню эту сцену, просто визуально помню эту картинку.

В. Легойда:

— Он, видимо, имел в виду: никогда не доводите тряпки до такого состояния. (смеется)

М. Борисова:

— Не важно, что он имел в виду, но это вот парадоксальное поведение преподавателя иногда работает как триггер, мне кажется. И если это обратить не на вот такую мизансцену, а на преподавание предмета, парадоксальность в его подаче тоже действует, может быть, лучше, чем любой последовательный рассказ.

В. Легойда:

— Да, это тоже, конечно, главное, чтобы то, что надо, триггернуло, а то чего-нибудь не то запустится. (смеется)

М. Борисова:

— Ну вот почему такая любовь к классическому гимназическому образованию, которая заставила творцов советской школы во многом его скопировать? Ну, за минусом древних языков, там каких-то вещей, которые отошли в небытие в Советском Союзе, как Закон Божий, но сама схема, сам подход настолько был уважаем в советской школе, что вот эти отсылки... Ведь посмотрите, сколько текстов, которые говорят о том, что гимназист, ещё не окончив курса, уже подрабатывал тем, что давал уроки. Вы можете себе представить сейчас в школе ученика, любого, даже самого продвинутого, который сам может давать уроки?

В. Легойда:

— Ну, я одного себе такого точно могу представить, он сейчас уже закончил университет, это сын наших близких друзей, но это единственный случай, который я могу себе представить, он давал уроки уже, по-моему, в 11 классе, но точно совершенно уже на младших курсах университета. Да, тогда, как мы знаем из русской литературы, студенты уже сплошь и рядом так подрабатывали, гимназисты.

М. Борисова:

— Но дело в том, что если мы вернёмся к житиям святых, то там мы увидим очень много примеров, когда очень юные христиане, как раз горящие вот такой юношеской верой, когда, как у Пастернака: «Я всё готов разнесть в щепу и всех поставить на колени», вот когда человек в таком приподнятом ощущении себя, как христианина, начинает об этом говорить, это очень сильно действует на окружающих. Взрослому человеку иногда очень трудно эмоционально вывести себя на такую точку, когда он начнёт привлекать, вот энергию начнёт такую излучать, которая будет привлекать слушателей, а подростку, юноше это гораздо проще, потому что он всё время пребывает в таком состоянии. Но если сейчас в Церкви мы не видим молодых людей, которые готовы, выйдя за стены храма, говорить о Боге, говорить о своей вере, о чём это свидетельствует?

В. Легойда:

— Почему же не видим? Видим. У меня был, пусть очень короткий, но курс в Сретенской академии для магистрантов, поскольку это второй год, по-моему, обучения, то есть они уже заканчивают, но там и священники, и диаконы, и миряне ещё пока, они, конечно, сориентированы в большей степени на пастырское служение. Но вот мы с ними, в том числе такую деловую игру проводили, где как-то могли проявиться разные их таланты, некоторые вполне себе очень яркие.

М. Борисова:

— Вы берёте семинарию, а семинария в значительной степени, по крайней мере, на первых порах восполняет недостаток как раз курса классического гимназического образования, поэтому это не показатель. Я имею ввиду школьников.

В. Легойда:

— Сейчас я бы не сказал, сейчас всё-таки, видите, мы, поскольку у нас лицензированные семинарии, сейчас они во многом так или иначе соответствуют общегосударственным стандартам, поэтому там плюс, точнее, не плюс, а это вот, может быть, плюс. А главное, это всё-таки, если мы именно про семинарию говорим, о чём, собственно, не раз это дискутировалось, вот, скажем, у нас на Высшем церковном совете, что, конечно, семинария, поскольку она готовит священников, если мы именно семинарию берём, то это и должно быть главным, но при этом лицензирование, никуда мы от этого не денемся, оно предполагает, то есть, признание дипломов и получение лицензии, признание дипломов со стороны государства, оно, естественно, волей-неволей вписывает в такие общеобразовательные стандарты высшего образования. А про школу — да нет, почему, есть, мне кажется, это всегда такие люди есть, просто их, может быть, немного во все времена.

М. Борисова:

— Но это их личная черта, черта характера, черта личности, или это всё-таки продукт воспитания, продукт образования, продукт обучения, не знаю, общения с кем-то?

В. Легойда:

— Ну, видите, сложно сказать, всё-таки тут, наверное, у меня будет таким весьма поверхностным суждение, безответственным, потому что это надо специально изучать, смотреть, я не знаю, занимаются ли там какие-нибудь студенты подготовкой к ЕГЭ и так далее, и нужно ли для этого всё то, о чём вы говорите, когда ты готовишься к написанию теста, пусть самого изощрённого, или там, скорее, инструментальные вещи, это, наверное, требует дополнительного изучения, не готов сейчас сказать.

М. Борисова:

— Вообще настроенность на тесты меня лично, как человека пожилого, пугает. В своё время я сдавала экзамен на права водительские, и там часть экзамена — это как раз вот что-то типа ЕГЭ, там нужно какие-то ситуации, ну вот квест, надо выбрать правильный ответ. Когда я пыталась с точки зрения логики разобраться в этих ситуациях, я поняла, что это бессмысленно, я никогда не сдам этот экзамен, это можно только вызубрить, вот вызубрил, ты точно знаешь, где ты должен поставить крестик, и всё прекрасно.

В. Легойда:

— Ну, не знаю, с правами там, может... Опять же, тест тесту рознь, есть тест, действительно, где надо выбрать из нескольких ответов правильный, там есть, конечно, некая вероятность, что человек не знает, просто угадывает, она не такая уж и высокая, но в любом случае, видите как, я всё-таки считаю, что тест, он всегда объективнее, чем устный экзамен, потому что там нет именно вот этого субъективного фактора, кто-то кого-то недопонял, кто-то кому-то не понравился, потому что все люди, но просто нельзя всё сводить к тестам, потому что тест проверяет ограниченное количество способностей человека, возможностей, и это вот в своё время, когда активно выступали против ЕГЭ, не раз вспоминали, это был такой расхожий пример, который приводил Виктор Антонович Садовничий, ректор МГУ, о том, что он не знал какого-то предмета, но при поступлении какое-то, по-моему, интегральное исчисление, ему тут же объяснил преподаватель, и он смог решить пример один из, а если бы он, если была тема с ЕГЭ, у него просто этот пример остался бы нерешённым.

М. Борисова:

— Будем надеяться, что знакомство с интегральным исчислением поможет нам понимать священные тексты и становиться настоящими христианами. Спасибо огромное за эту беседу, Владимир Романович Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главный редактор журнала «Фома», профессор МГИМО, член Общественной палаты, был сегодня с нами в программе «Светлый вечер», с вами была Марина Борисова, до свидания.

В. Легойда:

— Спасибо.

Все выпуски программы Светлый вечер

Другие программы

Тексты богослужений

Тексты богослужений праздничных и воскресных дней. Всенощное Бдение. 7 сентября (вечер 6 сентября) 2025г.

Вечер 06.09.25

Неде́ля 13-я по Пятидеся́тнице.

Апо́стола Варфоломе́я.

Апо́стола от 70-ти Ти́та, епи́скопа Кри́тского.

Глас 4.

ВСЕНО́ЩНОЕ БДЕ́НИЕ

Вели́кая вече́рня

Диакон: Воста́ните!

Хор: Благослови́.

Иерей: Сла́ва Святе́й и Единосу́щней и Животворя́щей и Неразде́льней Тро́ице всегда́, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Священнослужители в алтаре:

Прииди́те, поклони́мся Царе́ви на́шему Бо́гу.

Прииди́те, поклони́мся и припаде́м Христу́ Царе́ви на́шему Бо́гу.

Прииди́те, поклони́мся и припаде́м Самому́ Христу́, Царе́ви и Бо́гу на́шему.

Прииди́те, поклони́мся и припаде́м Ему́.

Псало́м 103, предначина́тельный:

Хор: Благослови́, душе́ моя́, Го́спода./ Благослове́н еси́, Го́споди./ Го́споди, Бо́же мой, возвели́чился еси́ зело́./ Благослове́н еси́, Го́споди./ ... / Вся прему́дростию сотвори́л еси́./ Сла́ва Ти, Го́споди, сотвори́вшему вся.

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа, сла́ва Тебе́ Бо́же. (Трижды)

Вели́кая ектения́:

Диакон: Ми́ром Го́споду помо́лимся.

Хор: Го́споди, поми́луй. (На каждое прошение)

Диакон: О Свы́шнем ми́ре и спасе́нии душ на́ших, Го́споду помо́лимся.

О ми́ре всего́ ми́ра, благостоя́нии Святы́х Бо́жиих Церкве́й и соедине́нии всех, Го́споду помо́лимся.

О святе́м хра́ме сем и с ве́рою, благогове́нием и стра́хом Бо́жиим входя́щих в онь, Го́споду помо́лимся.

О вели́ком Господи́не и Отце́ на́шем Святе́йшем Патриа́рхе Кири́лле, и о Господи́не на́шем, Высокопреосвяще́ннейшем митрополи́те (или: архиепи́скопе, или: Преосвяще́ннейшем епи́скопе) имяре́к, честне́м пресви́терстве, во Христе́ диа́констве, о всем при́чте и лю́дех, Го́споду помо́лимся.

О Богохрани́мей стране́ на́шей, власте́х и во́инстве ея́, Го́споду помо́лимся.

О гра́де сем (или: О ве́си сей), вся́ком гра́де, стране́ и ве́рою живу́щих в них, Го́споду помо́лимся.

О благорастворе́нии возду́хов, о изоби́лии плодо́в земны́х и вре́менех ми́рных, Го́споду помо́лимся.

О пла́вающих, путеше́ствующих, неду́гующих, стра́ждущих, плене́нных и о спасе́нии их. Го́споду помо́лимся.

О изба́витися нам от вся́кия ско́рби, гне́ва и ну́жды, Го́споду помо́лимся.

Заступи́, спаси́, поми́луй и сохрани́ нас, Бо́же, Твое́ю благода́тию.

Пресвяту́ю, Пречи́стую, Преблагослове́нную, Сла́вную Влады́чицу на́шу Богоро́дицу и Присноде́ву Мари́ю, со все́ми святы́ми помяну́вше, са́ми себе́ и друг дру́га, и весь живо́т наш Христу́ Бо́гу предади́м.

Хор: Тебе́, Го́споди.

Иерей: Я́ко подоба́ет Тебе́ вся́кая сла́ва честь и поклоне́ние, Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Блаже́н муж:

Хор: Блаже́н муж, и́же не и́де на сове́т нечести́вых.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

Я́ко весть Госпо́дь путь пра́ведных, и путь нечести́вых поги́бнет.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

Рабо́тайте Го́сподеви со стра́хом и ра́дуйтеся Ему́ с тре́петом.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

Блаже́ни вси наде́ющиися Нань.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

Воскресни́, Го́споди, спаси́ мя, Бо́же мой.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

Госпо́дне есть спасе́ние, и на лю́дех Твои́х благослове́ние Твое́.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

И ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа, сла́ва Тебе́ Бо́же. (Трижды)

Ектения́ ма́лая:

Диакон: Па́ки и па́ки ми́ром Го́споду помо́лимся.

Хор: Го́споди, поми́луй.

Диакон: Заступи́, спаси́, поми́луй и сохрани́ нас, Бо́же, Твое́ю благода́тию.

Хор: Го́споди, поми́луй.

Диакон: Пресвяту́ю, Пречи́стую, Преблагослове́нную, Сла́вную Влады́чицу на́шу Богоро́дицу и Присноде́ву Мари́ю, со все́ми святы́ми помяну́вше, са́ми себе́ и друг дру́га, и весь живо́т наш Христу́ Бо́гу предади́м.

Хор: Тебе́, Го́споди.

Иерей: Я́ко Твоя́ держа́ва, и Твое́ есть Ца́рство и си́ла и сла́ва, Отца́ и Сы́на и Свята́го Ду́ха, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Го́споди, воззва́х, глас 4:

Хор: Го́споди, воззва́х к Тебе́, услы́ши мя./ Услы́ши мя, Го́споди./ Го́споди, воззва́х к Тебе́, услы́ши мя:/ вонми́ гла́су моле́ния моего́,/ внегда́ воззва́ти ми к Тебе́.// Услы́ши мя, Го́споди.

Да испра́вится моли́тва моя́,/ я́ко кади́ло пред Тобо́ю,/ воздея́ние руку́ мое́ю/ — же́ртва вече́рняя.// Услы́ши мя, Го́споди.

Стихиры воскресные, глас 4:

На 10. Стих: Изведи́ из темни́цы ду́шу мою́,// испове́датися и́мени Твоему́.

Стихира: Животворя́щему Твоему́ Кресту́,/ непреста́нно кла́няющеся, Христе́ Бо́же,/ тридне́вное Воскресе́ние Твое́ сла́вим:/ тем бо обнови́л еси́ истле́вшее челове́ческое естество́, Всеси́льне,/ и и́же на Небеса́ восхо́д обнови́л еси́ нам,// я́ко Еди́н Благ и Человеколю́бец.

Стих: Мене́ ждут пра́ведницы,// до́ндеже возда́си мне.

Стихира: Дре́ва преслуша́ния запреще́ние/ разреши́л еси́, Спа́се,/ на дре́ве кре́стнем во́лею пригвозди́вся,/ и во ад соше́д, Си́льне,/ сме́ртныя у́зы, я́ко Бог, растерза́л еси́./ Те́мже кла́няемся е́же из ме́ртвых Твоему́ Воскресе́нию,/ ра́достию вопию́ще:// Всеси́льне Го́споди, сла́ва Тебе́.

На 8. Стих: Из глубины́ воззва́х к Тебе́, Го́споди,// Го́споди, услы́ши глас мой.

Стихира: Врата́ а́дова сокруши́л еси́, Го́споди,/ и Твое́ю сме́ртию сме́ртное ца́рство разруши́л еси́:/ род же челове́ческий от истле́ния свободи́л еси́,/ живо́т и нетле́ние ми́ру дарова́в,// и ве́лию ми́лость.

Стих: Да бу́дут у́ши Твои́// вне́млюще гла́су моле́ния моего́.

Стихира: Прииди́те, воспои́м лю́дие,/ Спа́сово тридне́вное воста́ние,/ и́мже изба́вихомся а́довых нереши́мых уз;/ и нетле́ние и жизнь вси восприя́хом зову́ще:/ Распны́йся, и Погребы́йся, и Воскресы́й,/ спаси́ ны Воскресе́нием Твои́м,// Еди́не Человеколю́бче.

Стихиры ап. Варфоломея, глас 4, подобен: «Я́ко до́бля...»:

На 6. Стих: А́ще беззако́ния на́зриши, Го́споди, Го́споди, кто постои́т?// Я́ко у Тебе́ очище́ние есть.

Стихира: Многосве́тлаго Со́лнца звезду́ незаходи́мую,/ не́бо одушевле́нное,/ пове́дающее сла́ву Бо́жию спаси́тельную,/ Боже́ственнаго пропове́дника,/ свети́льника язы́ков,/ реку́, пролива́ющу струю́ ра́зума/ и напоя́ющу ве́рных сердца́,// ублажи́м приле́жно Варфоломе́я сла́внаго.

Стих: И́мене ра́ди Твоего́ потерпе́х Тя, Го́споди, потерпе́ душа́ моя́ в сло́во Твое́,// упова́ душа́ моя́ на Го́спода.

Стихира: Ше́ствия твоя́ яви́шася в мо́ри, апо́столе,/ па́че ума́ челове́ческа явля́ема:/ вве́ржен бо быв с ковче́гом,/ к за́паду текл еси́,/ от восто́ка благосла́вным/ после́дующим му́чеником тебе́ отобою́ду/ и честь творя́щим,/ манове́ньми Влады́ки вся́ческих,// Варфоломе́е всеизря́дне.

На 4. Стих: От стра́жи у́тренния до но́щи, от стра́жи у́тренния,// да упова́ет Изра́иль на Го́спода.

Стихира: Во́ду восхожде́ньми чу́дными освяти́л еси́/ и ко о́строву дости́гл еси́ Липа́рскому,/ ми́ро источа́я, сла́вне,/ и стра́сти неисце́льныя исцеля́я,/ и спас су́щим та́мо быв, и прибе́жище,/ и предста́тель, и изба́витель/ ко всех Царю́ и Спа́су,// Варфоломе́е апо́столе.

Стихиры ап. Тита, глас 4, подобен: «Дал еси́ зна́мение...»:

Стих: Я́ко у Го́спода ми́лость, и мно́гое у Него́ избавле́ние,// и Той изба́вит Изра́иля от всех беззако́ний его́.

Стихира: Еди́но Триипоста́сное пропове́дуя Божество́,/ многобо́жное мо́ре язы́к возмути́л еси́/ и к ти́хим, блаже́нне, приста́нищем/ погружа́емый глубино́ю безбо́жия ты возве́л еси́./ Те́мже Небе́сное возме́здие восприя́л еси́,// моля́ Человеколю́бца о воспева́ющих тя.

На 2. Стих: Хвали́те Го́спода вси язы́цы,// похвали́те Его́ вси лю́дие.

Стихира: Боже́ственными сия́ньми озари́в твой ум,/ я́коже луча́ ше́ствовав с со́лнцем,/ просвеща́ющи омраче́нныя/ с Па́влом, Боже́ственный Ти́те,/ и с ним всю зе́млю от глубо́кия но́щи изба́вил еси́./ Те́мже тя ублажа́ем, я́ко святи́теля богоприя́тна,/ я́ко апо́стола боже́ственна,// я́ко моли́твенника те́пла.

Стих: Я́ко утверди́ся ми́лость Его́ на нас,// и и́стина Госпо́дня пребыва́ет во век.

Стихира: От Кри́та устреми́вся/ и в него́ возвраща́емь,/ я́ко незы́блемо основа́ние,/ на не́мже утверди́ся пра́вая ве́ра,/ зда́нием назда́ ве́рныя,/ Небе́сною Боже́ственною си́лою,/ Тит блаже́нный, оте́честву первопресто́льник,// Па́влу спу́тник, и ве́рным утеше́ние.

Стихира ап. Варфоломея, глас 2:

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху.

Стихира: Оста́вив земна́я,/ после́довал еси́ Христу́/ и, зна́менався дохнове́нием Свята́го Ду́ха,/ по́слан быв от Него́ в язы́ки поги́бшия,/ обраща́ти челове́ки в свет богоразу́мия,/ апо́столе Варфоломе́е,/ и, сконча́в по́двиги Боже́ственныя твоея́ стра́сти и мук разли́чных,/ ду́шу твою́ Христу́ пре́дал еси́./ Того́ моли́, всеблаже́нне,// дарова́ти нам ве́лию ми́лость.

Догматик, глас 4:

И ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Догматик: И́же Тебе́ ра́ди, богооте́ц проро́к Дави́д,/ пе́сненно о Тебе́ провозгласи́,/ вели́чия Тебе́ сотво́ршему:/ предста́ Цари́ца одесну́ю Тебе́./ Тя бо Ма́терь, хода́таицу живота́ показа́,/ без Отца́ из Тебе́ вочелове́читися благоволи́вый Бог:/ да Свой па́ки обнови́т о́браз, истле́вший страстьми́,/ и заблу́ждшее горохи́щное обре́т овча́,/ на ра́мо восприи́м, ко Отцу́ принесе́т,/ и Своему́ хоте́нию, с небе́сными совокупи́т си́лами,/ и спасе́т Богоро́дице мир,// Христо́с име́яй ве́лию и бога́тую ми́лость.

Вход с кади́лом:

Диакон: Прему́дрость, про́сти.

Све́те Ти́хий:

Хор: Све́те Ти́хий святы́я сла́вы Безсме́ртнаго Отца́ Небе́снаго, Свята́го, Блаже́ннаго, Иису́се Христе́! Прише́дше на за́пад со́лнца, ви́девше свет вече́рний, пое́м Отца́, Сы́на и Свята́го Ду́ха, Бо́га. Досто́ин еси́ во вся времена́ пет бы́ти гла́сы преподо́бными, Сы́не Бо́жий, живо́т дая́й; те́мже мир Тя сла́вит.

Диакон: Во́нмем.

Иерей: Мир всем.

Хор: И ду́хови твоему́.

Проки́мен воскре́сный, глас 6:

Диакон: Прему́дрость во́нмем. Проки́мен, глас шесты́й: Госпо́дь воцари́ся, в ле́поту облече́ся.

Хор: Госпо́дь воцари́ся, в ле́поту облече́ся. (На каждый стих)

Диакон: Облече́ся Госпо́дь в си́лу, и препоя́сася.

Стих 2: И́бо утверди́ вселе́нную, я́же не подви́жится.

Стих 3: До́му Твоему́ подоба́ет святы́ня, Го́споди, в долготу́ дний.

Диакон: Госпо́дь воцари́ся.

Хор: В ле́поту облече́ся.

Ектения́ сугу́бая:

Диакон: Рцем вси от всея́ души́, и от всего́ помышле́ния на́шего рцем.

Хор: Го́споди, поми́луй.

Диакон: Го́споди Вседержи́телю, Бо́же оте́ц на́ших, мо́лим Ти ся, услы́ши и поми́луй.

Хор: Го́споди, поми́луй.

Диакон: Поми́луй нас, Бо́же, по вели́цей ми́лости Твое́й, мо́лим Ти ся, услы́ши и поми́луй.

Хор: Го́споди, поми́луй. (Трижды, на каждое прошение)

Диакон: Еще́ мо́лимся о Вели́ком Господи́не и Отце́ на́шем Святе́йшем Патриа́рхе Кири́лле, и о Господи́не на́шем Высокопреосвяще́ннейшем митрополи́те (или: архиепи́скопе, или: Преосвяще́ннейшем епи́скопе) имяре́к, и всей во Христе́ бра́тии на́шей.

Еще́ мо́лимся о Богохрани́мей стране́ на́шей, власте́х и во́инстве ея́, да ти́хое и безмо́лвное житие́ поживе́м во вся́ком благоче́стии и чистоте́.

Еще́ мо́лимся о блаже́нных и приснопа́мятных созда́телех свята́го хра́ма сего́, и о всех преждепочи́вших отце́х и бра́тиях, зде лежа́щих и повсю́ду, правосла́вных.

Еще́ мо́лимся о ми́лости, жи́зни, ми́ре, здра́вии, спасе́нии, посеще́нии, проще́нии и оставле́нии грехо́в рабо́в Бо́жиих настоя́теля, бра́тии и прихо́жан свята́го хра́ма сего́.

Еще́ мо́лимся о плодонося́щих и доброде́ющих во святе́м и всечестне́м хра́ме сем, тружда́ющихся, пою́щих и предстоя́щих лю́дех, ожида́ющих от Тебе́ вели́кия и бога́тыя ми́лости.

Иерей: Я́ко Ми́лостив и Человеколю́бец Бог еси́ и Тебе́ сла́ву возсыла́ем, Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Сподо́би, Го́споди:

Хор: Сподо́би, Го́споди, в ве́чер сей без греха́ сохрани́тися нам. Благослове́н еси́, Го́споди, Бо́же оте́ц на́ших, и хва́льно и просла́влено и́мя Твое́ во ве́ки. Ами́нь.

Бу́ди, Го́споди, ми́лость Твоя́ на нас, я́коже упова́хом на Тя. Благослове́н еси́, Го́споди, научи́ мя оправда́нием Твои́м. Благослове́н еси́, Влады́ко, вразуми́ мя оправда́нием Твои́м. Благослове́н еси́, Святы́й, просвети́ мя оправда́нии Твои́ми.

Го́споди, ми́лость Твоя́ во век, дел руку́ Твое́ю не пре́зри. Тебе́ подоба́ет хвала́, Тебе́ подоба́ет пе́ние, Тебе́ сла́ва подоба́ет. Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Ектения́ проси́тельная:

Диакон: Испо́лним вече́рнюю моли́тву на́шу Го́сподеви.

Хор: Го́споди, поми́луй.

Диакон: Заступи́, спаси́, поми́луй и сохрани́ нас, Бо́же, Твое́ю благода́тию.

Хор: Го́споди, поми́луй.

Диакон: Ве́чера всего́ соверше́нна, свя́та, ми́рна и безгре́шна у Го́спода про́сим.

Хор: Пода́й, Го́споди. (На каждое прошение)

Диакон: А́нгела ми́рна, ве́рна наста́вника, храни́теля душ и теле́с на́ших, у Го́спода про́сим.

Проще́ния и оставле́ния грехо́в и прегреше́ний на́ших у Го́спода про́сим.

До́брых и поле́зных душа́м на́шим и ми́ра ми́рови у Го́спода про́сим.

Про́чее вре́мя живота́ на́шего в ми́ре и покая́нии сконча́ти у Го́спода про́сим.

Христиа́нския кончи́ны живота́ на́шего, безболе́знены, непосты́дны, ми́рны и до́браго отве́та на Стра́шнем Суди́щи Христо́ве про́сим.

Пресвяту́ю, Пречи́стую, Преблагослове́нную, Сла́вную Влады́чицу на́шу Богоро́дицу и Присноде́ву Мари́ю, со все́ми святы́ми помяну́вше, са́ми себе́, и друг дру́га, и весь живо́т наш Христу́ Бо́гу предади́м.

Хор: Тебе́, Го́споди.

Иерей: Я́ко Благ и Человеколю́бец Бог еси́ и Тебе́ сла́ву возсыла́ем, Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Иерей: Мир всем.

Хор: И ду́хови твоему́.

Диакон: Главы́ на́ша Го́сподеви прикло́ним.

Хор: Тебе́, Го́споди.

Иерей: Бу́ди держа́ва Ца́рствия Твоего́ благослове́на и препросла́влена. Отца́ и Сы́на и Свята́го Ду́ха, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Лития́: (В приходской практике может опускаться)

Поется стихира храма [1] , затем:

Богородичные стихиры Павла Аморрейского, глас 8, подобен: «О, пресла́внаго чудесе́!»:

Стихира: Тебе́ ве́рным покро́в показа́,/ и́же вся́ческих Бо́г, вопло́щься от крове́й Твои́х, Богоро́дице Всечи́стая,/ и предста́тельницу и побо́рницу су́щим в ну́ждах и обстоя́ниих,/ и в бу́ри приста́нище благоути́шное:/ Ты́ у́бо спаси́ от вся́кия ско́рби и туги́,// все́х притека́ющих к Боже́ственному покро́ву Твоему́.

Стихира: Да прославля́ю и почита́ю,/ да чту́ и пою́,/ да воспева́ю всегда́ Твое́ Боже́ственное и́мя,/ Преблаже́нная Влады́чице,/ да мя́ не оста́виши враго́м ра́дование бы́ти,/ покро́ву Твоему́ притека́ющаго:/ но крилы́ честны́х моли́тв Твои́х// всегда́ це́ла мя́ сохрани́ от все́х искуше́ний.

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Стихира: Ра́дуйся, Богома́ти Пречи́стая./ Ра́дуйся, ве́рным наде́жда./ Ра́дуйся, ми́ру очище́ние./ Ра́дуйся, избавля́ющая вся́ких скорбе́й рабы́ Твоя́,/ я́же сме́рти разруши́тельница./ Ра́дуйся, животоно́сная./ Ра́дуйся, уте́шительнице./ Ра́дуйся, засту́пнице.// Ра́дуйся, прибе́жище.

Диакон: Спаси́, Бо́же, лю́ди Твоя́ и благослови́ достоя́ние Твое́, посети́ мир Твой ми́лостию и щедро́тами, возвы́си рог христиа́н правосла́вных и низпосли́ на ны ми́лости Твоя́ бога́тыя, моли́твами всепречи́стыя Влады́чицы на́шея Богоро́дицы и Присноде́вы Мари́и, си́лою Честна́го и Животворя́щаго Креста́, предста́тельствы честны́х Небе́сных Сил безпло́тных, честна́го, сла́внаго проро́ка, Предте́чи и Крести́теля Иоа́нна, святы́х сла́вных и всехва́льных Апо́стол, и́же во святы́х оте́ц на́ших и вселе́нских вели́ких учи́телей и святи́телей, Васи́лия Вели́каго, Григо́рия Богосло́ва и Иоа́нна Златоу́стаго, и́же во святы́х отца́ на́шего Никола́я, архиепи́скопа Мирлики́йскаго, чудотво́рца, святы́х равноапо́стольных Мефо́дия и Кири́лла, учи́телей слове́нских, святы́х равноапо́стольных вели́каго кня́зя Влади́мира и вели́кия княги́ни О́льги, и́же во святы́х оте́ц на́ших: святи́теля Михаи́ла, пе́рвого митрополи́та Ки́евскаго, первосвяти́телей Моско́вских и всея́ Руси́: Петра́, Алекси́я, Ио́ны, Мака́рия, Фили́ппа, И́ова, Ермоге́на и Ти́хона, митрополи́тов Моско́вских Филаре́та, Инноке́нтия и Мака́рия. Святы́х, сла́вных и добропобе́дных му́чеников, новому́чеников и испове́дников Це́ркве Ру́сския: Влади́мира, митрополи́та Ки́евскаго, Вениами́на, митрополи́та Петрогра́дского, Петра́, митрополи́та Крути́цкаго, Иларио́на, архиепи́скопа Вере́йскаго, святы́х ца́рственных страстоте́рпцев, преподобному́чениц вели́кия княги́ни Елисаве́ты и и́нокини Варва́ры, преподо́бных и богоно́сных оте́ц на́ших, преподо́бных оте́ц ста́рцев О́птинских, святы́х пра́ведных Иоа́нна Кроншта́дтскаго и Алекси́я Моско́вскаго, святы́х блаже́нных Ксе́нии Петербу́ржския и Матро́ны Моско́вския, святы́х и пра́ведных богооте́ц Иоаки́ма и А́нны (и свята́го имяре́к, егоже есть храм и егоже есть день), и всех святы́х. Мо́лим Тя, многоми́лостиве Го́споди, услы́ши нас, гре́шных, моля́щихся Тебе́, и поми́луй нас.

Хор: Го́споди, поми́луй. (40 раз)

Диакон: Еще́ мо́лимся о Вели́ком Господи́не и отце́ на́шем Святе́йшем Патриа́рхе Кири́лле, и о господи́не на́шем высокопреосвяще́ннейшем митрополи́те (или: архиепи́скопе, или: Преосвяще́ннейшем епи́скопе) имяре́к и о всем во Христе́ бра́тстве на́шем, и о вся́кой души́ христиа́нстей, скорбя́щей же и озло́бленней, ми́лости Бо́жия и по́мощи тре́бующей; о покрове́нии гра́да сего́, и живу́щих в нем, о ми́ре, и состоя́нии всего́ ми́ра; о благостоя́нии святы́х Бо́жиих церкве́й; о спасе́нии и по́мощи со тща́нием и стра́хом Бо́жиим тружда́ющихся и служа́щих оте́ц и бра́тий на́ших; о оста́вльшихся и во отше́ствии су́щих; о исцеле́нии в не́мощех лежа́щих; о успе́нии, осла́бе, блаже́нней па́мяти и о оставле́нии грехо́в всех преждеотше́дших оте́ц и бра́тий на́ших, зде лежа́щих и повсю́ду правосла́вных; о избавле́нии плене́нных, и о бра́тиях на́ших во слу́жбах су́щих, и о всех служа́щих и служи́вших во святе́м хра́ме сем рцем.

Хор: Го́споди, поми́луй. (50 раз)

Диакон: Еще́ мо́лимся о е́же сохрани́тися гра́ду сему́, и свято́му хра́му сему́, и вся́кому гра́ду и стране́, от гла́да, губи́тельства, тру́са, пото́па, огня́, меча́, наше́ствия иноплеме́нников и междоусо́бныя бра́ни; о е́же ми́лостиву и благоуве́тливу бы́ти благо́му и человеколюби́вому Бо́гу на́шему, отврати́ти вся́кий гнев на ны дви́жимый, и изба́вити ны от належа́щаго и пра́веднаго Своего́ преще́ния и поми́ловати ны.

Хор: Го́споди, поми́луй. (Трижды)

Диакон: Еще́ мо́лимся и о е́же услы́шати Го́споду Бо́гу глас моле́ния нас, гре́шных, и поми́ловати нас.

Хор: Го́споди, поми́луй. (Трижды)

Иерей: Услы́ши ны, Бо́же, Спаси́телю наш, упова́ние всех конце́в земли́ и су́щих в мо́ри дале́че, и ми́лостив, ми́лостив бу́ди, Влады́ко, о гресе́х на́ших, и поми́луй ны. Ми́лостив бо и человеколю́бец Бог еси́, и Тебе́ сла́ву возсыла́ем, Отцу́, и Сы́ну, и Свято́му Ду́ху, ны́не и при́сно, и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Иерей: Мир всем.

Хор: И ду́хови твоему́.

Диакон: Главы́ на́ша Го́сподеви прикло́ним.

Хор: Тебе́, Го́споди.

Иерей: Влады́ко многоми́лостиве, Го́споди Иису́се Христе́, Бо́же наш, моли́твами всепречи́стыя Влады́чицы на́шея Богоро́дицы и Присноде́вы Мари́и, си́лою Честна́го и Животворя́щаго Креста́, предста́тельствы честны́х Небе́сных Сил безпло́тных, честна́го, сла́внаго проро́ка, Предте́чи и Крести́теля Иоа́нна, святы́х сла́вных и всехва́льных Апо́стол, и́же во святы́х оте́ц на́ших и вселе́нских вели́ких учи́телей и святи́телей, Васи́лия Вели́каго, Григо́рия Богосло́ва и Иоа́нна Златоу́стаго, и́же во святы́х отца́ на́шего Никола́я, архиепи́скопа Мирлики́йскаго, чудотво́рца, святы́х равноапо́стольных Мефо́дия и Кири́лла, учи́телей слове́нских, святы́х равноапо́стольных вели́каго кня́зя Влади́мира и вели́кия княги́ни О́льги, и́же во святы́х оте́ц на́ших: святи́теля Михаи́ла, пе́рвого митрополи́та Ки́евскаго, первосвяти́телей Моско́вских и всея́ Руси́: Петра́, Алекси́я, Ио́ны, Мака́рия, Фили́ппа, И́ова, Ермоге́на и Ти́хона, митрополи́тов Моско́вских Филаре́та, Инноке́нтия и Мака́рия. Святы́х, сла́вных и добропобе́дных му́чеников, новому́чеников и испове́дников Це́ркве Ру́сския: Влади́мира, митрополи́та Ки́евскаго, Вениами́на, митрополи́та Петрогра́дского, Петра́, митрополи́та Крути́цкаго, Иларио́на, архиепи́скопа Вере́йскаго, святы́х ца́рственных страстоте́рпцев, преподобному́чениц вели́кия княги́ни Елисаве́ты и и́нокини Варва́ры, преподо́бных и богоно́сных оте́ц на́ших, преподо́бных оте́ц ста́рцев О́птинских, святы́х пра́ведных Иоа́нна Кроншта́дтскаго и Алекси́я Моско́вскаго, святы́х блаже́нных Ксе́нии Петербу́ржския и Матро́ны Моско́вския, святы́х и пра́ведных богооте́ц Иоаки́ма и А́нны (и свята́го имяре́к, егоже есть храм и егоже есть день) и всех святы́х. благоприя́тну сотвори́ моли́тву на́шу, да́руй нам оставле́ние прегреше́ний на́ших, покры́й нас кро́вом крилу́ Твое́ю, отжени́ от нас вся́каго врага́ и супоста́та, умири́ на́шу жизнь. Го́споди, поми́луй нас и мир Твой, и спаси́ ду́ши на́ша, я́ко благ и человеколю́бец.

Хор: Ами́нь.

Стихи́ры на стихо́вне:

Стихиры воскресные, глас 4:

Стихира: Го́споди, восше́д на Крест,/ пра́деднюю на́шу кля́тву потреби́л еси́,/ и соше́д во ад,/ ве́чныя у́зники свободи́л еси́,/ нетле́ние да́руя челове́ческому ро́ду,/ сего́ ра́ди пою́ще сла́вим// Животворя́щее и Спаси́тельное Твое́ Воста́ние.

Стих: Госпо́дь воцари́ся,// в ле́поту облече́ся.

Стихира: Пове́шен на дре́ве, Еди́не Си́льне,/ всю тварь поколеба́л еси́:/ положе́н же во гро́бе,/ живу́щия во гробе́х воскреси́л еси́,/ нетле́ние и жизнь да́руя челове́ческому ро́ду./ Те́мже пою́ще, сла́вим// тридне́вное Твое́ Воста́ние.

Стих: И́бо утверди́ вселе́нную,// я́же не подви́жится.

Стихира: Лю́дие беззако́ннии, Христе́,/ Тебе́, преда́вше Пила́ту, распя́ти осуди́ша,/ неблагода́рнии о Благоде́теле яви́вшеся./ Но во́лею претерпе́л еси́ погребе́ние:/ самовла́стно воскре́сл еси́ тридне́вно, я́ко Бог,// да́руя нам безконе́чный живо́т, и ве́лию ми́лость.

Стих: До́му Твоему́ подоба́ет святы́ня,// Го́споди, в долготу́ дний.

Стихира: Со слеза́ми жены́ доше́дша гро́ба, Тебе́ иска́ху,/ не обре́тша же, рыда́юща с пла́чем вопию́ща глаго́лаху:/ увы́ нам, Спа́се наш Царю́ всех,/ ка́ко укра́ден был еси́;/ ко́е же ме́сто держи́т Живоно́сное Те́ло Твое́?/ А́нгел же к ним отвещава́ше, не пла́чите, глаго́лет,/ но ше́дша пропове́дите, я́ко воскре́се Госпо́дь,// подая́ нам ра́дость, я́ко Еди́н Благоутро́бен.

Богородичен воскресный, глас 4:

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Богородичен: При́зри на моле́ния Твои́х раб, Всенепоро́чная,/ утоля́ющи лю́тая на ны воста́ния,/ вся́кия ско́рби нас изменя́ющи./ Тя бо, Еди́ну, тве́рдое и изве́стное Утвержде́ние и́мамы,/ и Твое́ предста́тельство стяжа́хом./ Да не постыди́мся, Влады́чице, Тя призыва́ющии,/ потщи́ся на умоле́ние, Тебе́ ве́рно вопию́щих:/ ра́дуйся, Влады́чице, всех По́моще,// Ра́досте и Покро́ве, и Спасе́ние душ на́ших.

Моли́тва свято́го Симео́на Богоприи́мца:

Хор: Ны́не отпуща́еши раба́ Твоего́, Влады́ко,/ по глаго́лу Твоему́, с ми́ром;/ я́ко ви́деста о́чи мои́ спасе́ние Твое́,/ е́же еси́ угото́вал пред лице́м всех люде́й,/ свет во открове́ние язы́ков,// и сла́ву люде́й Твои́х Изра́иля.

Трисвято́е по О́тче наш:

Чтец: Святы́й Бо́же, Святы́й Кре́пкий, Святы́й Безсме́ртный, поми́луй нас. (Трижды)

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Пресвята́я Тро́ице, поми́луй нас; Го́споди, очи́сти грехи́ на́ша; Влады́ко, прости́ беззако́ния на́ша; Святы́й, посети́ и исцели́ не́мощи на́ша, и́мене Твоего́ ра́ди.

Го́споди, поми́луй. (Трижды)

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

О́тче наш, И́же еси́ на Небесе́х, да святи́тся и́мя Твое́, да прии́дет Ца́рствие Твое́, да бу́дет во́ля Твоя́, я́ко на Небеси́ и на земли́. Хлеб наш насу́щный даждь нам днесь; и оста́ви нам до́лги на́ша, я́коже и мы оставля́ем должнико́м на́шим; и не введи́ нас во искуше́ние, но изба́ви нас от лука́ваго.

Иерей: Я́ко Твое́ есть Ца́рство и си́ла и сла́ва, Отца́ и Сы́на и Свята́го Ду́ха, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Тропа́рь, глас 4:

Хор: Богоро́дице Де́во, ра́дуйся,/ Благода́тная Мари́е, Госпо́дь с Тобо́ю:/ благослове́на Ты в жена́х/ и благослове́н Плод чре́ва Твоего́,// я́ко Спа́са родила́ еси́ душ на́ших. (Трижды)

Благослове́ние хле́бов:

Диакон: Го́споду помо́лимся.

Хор: Го́споди, поми́луй.

Иерей: Го́споди Иису́се Христе́ Бо́же наш, благослови́вый пять хле́бов и пять ты́сящ насы́тивый, Сам благослови́ и хле́бы сия́, пшени́цу, вино́ и еле́й; и умно́жи сия́ во гра́де сем и во всем ми́ре Твое́м; и вкуша́ющия от них ве́рныя освяти́. Я́ко Ты еси́ благословля́яй и освяща́яй вся́ческая, Христе́ Бо́же наш, и Тебе́ сла́ву возсыла́ем, со Безнача́льным Твои́м Отце́м, и Всесвяты́м, и Благи́м, и Животворя́щим Твои́м Ду́хом, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь. Бу́ди И́мя Госпо́дне благослове́но от ны́не и до ве́ка. (Трижды)

Псало́м 33:

Иерей: Благослове́ние Госпо́дне на вас, Того́ благода́тию и человеколю́бием, всегда́, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

У́треня

Шестопса́лмие:

Хор: Сла́ва в вы́шних Бо́гу, и на земли́ мир, в челове́цех благоволе́ние. (Трижды)

Го́споди, устне́ мои́ отве́рзеши, и уста́ моя́ возвестя́т хвалу́ Твою́. (Дважды)

Псало́м 3:

Чтец: Го́споди, что ся умно́жиша стужа́ющии ми? Мно́зи востаю́т на мя, мно́зи глаго́лют души́ мое́й: несть спасе́ния ему́ в Бо́зе его́. Ты же, Го́споди, Засту́пник мой еси́, сла́ва моя́ и вознося́й главу́ мою́. Гла́сом мои́м ко Го́споду воззва́х, и услы́ша мя от горы́ святы́я Своея́. Аз усну́х, и спах, воста́х, я́ко Госпо́дь засту́пит мя. Не убою́ся от тем люде́й, о́крест напа́дающих на мя. Воскресни́, Го́споди, спаси́ мя, Бо́же мой, я́ко Ты порази́л еси́ вся вражду́ющия ми всу́е: зу́бы гре́шников сокруши́л еси́. Госпо́дне есть спасе́ние, и на лю́дех Твои́х благослове́ние Твое́.

Аз усну́х, и спах, воста́х, я́ко Госпо́дь засту́пит мя.

Псало́м 37:

Го́споди, да не я́ростию Твое́ю обличи́ши мене́, ниже́ гне́вом Твои́м нака́жеши мене́. Я́ко стре́лы Твоя́ унзо́ша во мне, и утверди́л еси́ на мне ру́ку Твою́. Несть исцеле́ния в пло́ти мое́й от лица́ гне́ва Твоего́, несть ми́ра в косте́х мои́х от лица́ грех мои́х. Я́ко беззако́ния моя́ превзыдо́ша главу́ мою́, я́ко бре́мя тя́жкое отяготе́ша на мне. Возсмерде́ша и согни́ша ра́ны моя́ от лица́ безу́мия моего́. Пострада́х и сляко́хся до конца́, весь день се́туя хожда́х. Я́ко ля́двия моя́ напо́лнишася поруга́ний, и несть исцеле́ния в пло́ти мое́й. Озло́блен бых и смири́хся до зела́, рыка́х от воздыха́ния се́рдца моего́. Го́споди, пред Тобо́ю все жела́ние мое́ и воздыха́ние мое́ от Тебе́ не утаи́ся. Се́рдце мое́ смяте́ся, оста́ви мя си́ла моя́, и свет о́чию мое́ю, и той несть со мно́ю. Дру́зи мои́ и и́скреннии мои́ пря́мо мне прибли́жишася и ста́ша, и бли́жнии мои́ отдале́че мене́ ста́ша и нужда́хуся и́щущии ду́шу мою́, и и́щущии зла́я мне глаго́лаху су́етная и льсти́вным весь день поуча́хуся. Аз же я́ко глух не слы́шах и я́ко нем не отверза́яй уст свои́х. И бых я́ко челове́к не слы́шай и не имы́й во усте́х свои́х обличе́ния. Я́ко на Тя, Го́споди, упова́х, Ты услы́шиши, Го́споди Бо́же мой. Я́ко рех: да не когда́ пора́дуют ми ся врази́ мои́: и внегда́ подвижа́тися нога́м мои́м, на мя велере́чеваша. Я́ко аз на ра́ны гото́в, и боле́знь моя́ предо мно́ю есть вы́ну. Я́ко беззако́ние мое́ аз возвещу́ и попеку́ся о гресе́ мое́м. Врази́ же мои́ живу́т и укрепи́шася па́че мене́, и умно́жишася ненави́дящии мя без пра́вды. Воздаю́щии ми зла́я возблага́я оболга́ху мя, зане́ гоня́х благосты́ню. Не оста́ви мене́, Го́споди Бо́же мой, не отступи́ от мене́. Вонми́ в по́мощь мою́, Го́споди спасе́ния моего́.

Не оста́ви мене́, Го́споди Бо́же мой, не отступи́ от мене́. Вонми́ в по́мощь мою́, Го́споди спасе́ния моего́.

Псало́м 62:

Бо́же, Бо́же мой, к Тебе́ у́тренюю, возжада́ Тебе́ душа́ моя́, коль мно́жицею Тебе́ плоть моя́, в земли́ пу́сте и непрохо́дне, и безво́дне. Та́ко во святе́м яви́хся Тебе́, ви́дети си́лу Твою́ и сла́ву Твою́. Я́ко лу́чши ми́лость Твоя́ па́че живо́т, устне́ мои́ похвали́те Тя. Та́ко благословлю́ Тя в животе́ мое́м, о и́мени Твое́м воздежу́ ру́це мои́. Я́ко от ту́ка и ма́сти да испо́лнится душа́ моя́, и устна́ма ра́дости восхва́лят Тя уста́ моя́. А́ще помина́х Тя на посте́ли мое́й, на у́тренних поуча́хся в Тя. Я́ко был еси́ Помо́щник мой, и в кро́ве крилу́ Твое́ю возра́дуюся. Прильпе́ душа́ моя́ по Тебе́, мене́ же прия́т десни́ца Твоя́. Ти́и же всу́е иска́ша ду́шу мою́, вни́дут в преиспо́дняя земли́, предадя́тся в ру́ки ору́жия, ча́сти ли́совом бу́дут. Царь же возвесели́тся о Бо́зе, похва́лится всяк клены́йся Им, я́ко загради́шася уста́ глаго́лющих непра́ведная.

На у́тренних поуча́хся в Тя. Я́ко был еси́ Помо́щник мой, и в кро́ве крилу́ Твое́ю возра́дуюся. Прильпе́ душа́ моя́ по Тебе́, мене́ же прия́т десни́ца Твоя́.

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа, сла́ва Тебе́ Бо́же. (Трижды)

Го́споди поми́луй. (Трижды)

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Псало́м 87:

Го́споди Бо́же спасе́ния моего́, во дни воззва́х, и в нощи́ пред Тобо́ю. Да вни́дет пред Тя моли́тва моя́: приклони́ у́хо Твое́ к моле́нию моему́, я́ко испо́лнися зол душа́ моя́, и живо́т мой а́ду прибли́жися. Привмене́н бых с низходя́щими в ров, бых я́ко челове́к без по́мощи, в ме́ртвых свобо́дь, я́ко я́звеннии спя́щии во гро́бе, и́хже не помяну́л еси́ ктому́, и ти́и от руки́ Твоея́ отринове́ни бы́ша. Положи́ша мя в ро́ве преиспо́днем, в те́мных и се́ни сме́ртней. На мне утверди́ся я́рость Твоя́, и вся во́лны Твоя́ наве́л еси́ на мя. Уда́лил еси́ зна́емых мои́х от мене́, положи́ша мя ме́рзость себе́: пре́дан бых и не исхожда́х. О́чи мои́ изнемого́сте от нищеты́, воззва́х к Тебе́, Го́споди, весь день, возде́х к Тебе́ ру́це мои́. Еда́ ме́ртвыми твори́ши чудеса́? Или́ вра́чеве воскреся́т, и испове́дятся Тебе́? Еда́ пове́сть кто во гро́бе ми́лость Твою́, и и́стину Твою́ в поги́бели? Еда́ позна́на бу́дут во тьме чудеса́ Твоя́, и пра́вда Твоя́ в земли́ забве́нней? И аз к Тебе́, Го́споди, воззва́х и у́тро моли́тва моя́ предвари́т Тя. Вску́ю, Го́споди, отре́еши ду́шу мою́, отвраща́еши лице́ Твое́ от мене́? Нищ есмь аз, и в труде́х от ю́ности моея́; возне́с же ся, смири́хся, и изнемого́х. На мне преидо́ша гне́ви Твои́, устраше́ния Твоя́ возмути́ша мя, обыдо́ша мя я́ко вода́, весь день одержа́ша мя вку́пе. Уда́лил еси́ от мене́ дру́га и и́скренняго, и зна́емых мои́х от страсте́й.

Го́споди Бо́же спасе́ния моего́, во дни воззва́х, и в нощи́ пред Тобо́ю. Да вни́дет пред Тя моли́тва моя́: приклони́ у́хо Твое́ к моле́нию моему́.

Псало́м 102:

Благослови́, душе́ моя́, Го́спода, и вся вну́тренняя моя́ и́мя свя́тое Его́. Благослови́, душе́ моя́, Го́спода, и не забыва́й всех воздая́ний Его́, очища́ющаго вся беззако́ния твоя́, исцеля́ющаго вся неду́ги твоя́, избавля́ющаго от истле́ния живо́т твой, венча́ющаго тя ми́лостию и щедро́тами, исполня́ющаго во благи́х жела́ние твое́: обнови́тся я́ко о́рля ю́ность твоя́. Творя́й ми́лостыни Госпо́дь, и судьбу́ всем оби́димым. Сказа́ пути́ Своя́ Моисе́ови, сыново́м Изра́илевым хоте́ния Своя́: Щедр и Ми́лостив Госпо́дь, Долготерпели́в и Многоми́лостив. Не до конца́ прогне́вается, ниже́ в век вражду́ет, не по беззако́нием на́шим сотвори́л есть нам, ниже́ по грехо́м на́шим возда́л есть нам. Я́ко по высоте́ небе́сней от земли́, утверди́л есть Госпо́дь ми́лость Свою́ на боя́щихся Его́. Ели́ко отстоя́т восто́цы от за́пад, уда́лил есть от нас беззако́ния на́ша. Я́коже ще́дрит оте́ц сы́ны, уще́дри Госпо́дь боя́щихся Его́. Я́ко Той позна́ созда́ние на́ше, помяну́, я́ко персть есмы́. Челове́к, я́ко трава́ дни́е его́, я́ко цвет се́льный, та́ко оцвете́т, я́ко дух про́йде в нем, и не бу́дет, и не позна́ет ктому́ ме́ста своего́. Ми́лость же Госпо́дня от ве́ка и до ве́ка на боя́щихся Его́, и пра́вда Его́ на сыне́х сыно́в, храня́щих заве́т Его́, и по́мнящих за́поведи Его́ твори́ти я́. Госпо́дь на Небеси́ угото́ва Престо́л Свой, и Ца́рство Его́ все́ми облада́ет. Благослови́те Го́спода вси А́нгели Его́, си́льнии кре́постию, творя́щии сло́во Его́, услы́шати глас слове́с Его́. Благослови́те Го́спода вся Си́лы Его́, слуги́ Его́, творя́щии во́лю Его́. Благослови́те Го́спода вся дела́ Его́, на вся́ком ме́сте влады́чествия Его́, благослови́, душе́ моя́, Го́спода.

На вся́ком ме́сте влады́чествия Его́, благослови́, душе́ моя́, Го́спода.

Псало́м 142:

Го́споди, услы́ши моли́тву мою́, внуши́ моле́ние мое́ во и́стине Твое́й, услы́ши мя в пра́вде Твое́й и не вни́ди в суд с рабо́м Твои́м, я́ко не оправди́тся пред Тобо́ю всяк живы́й. Я́ко погна́ враг ду́шу мою́, смири́л есть в зе́млю живо́т мой, посади́л мя есть в те́мных, я́ко ме́ртвыя ве́ка. И уны́ во мне дух мой, во мне смяте́ся се́рдце мое́. Помяну́х дни дре́вния, поучи́хся во всех де́лех Твои́х, в творе́ниих руку́ Твое́ю поуча́хся. Возде́х к Тебе́ ру́це мои́, душа́ моя́, я́ко земля́ безво́дная Тебе́. Ско́ро услы́ши мя, Го́споди, исчезе́ дух мой, не отврати́ лица́ Твоего́ от мене́, и уподо́блюся низходя́щим в ров. Слы́шану сотвори́ мне зау́тра ми́лость Твою́, я́ко на Тя упова́х. Скажи́ мне, Го́споди, путь во́ньже пойду́, я́ко к Тебе́ взях ду́шу мою́. Изми́ мя от враг мои́х, Го́споди, к Тебе́ прибего́х. Научи́ мя твори́ти во́лю Твою́, я́ко Ты еси́ Бог мой. Дух Твой Благи́й наста́вит мя на зе́млю пра́ву. И́мене Твоего́ ра́ди, Го́споди, живи́ши мя, пра́вдою Твое́ю изведе́ши от печа́ли ду́шу мою́. И ми́лостию Твое́ю потреби́ши враги́ моя́ и погуби́ши вся стужа́ющия души́ мое́й, я́ко аз раб Твой есмь.

Услы́ши мя, Го́споди, в пра́вде Твое́й и не вни́ди в суд с рабо́м Твои́м.

Дух Твой Благи́й наста́вит мя на зе́млю пра́ву.

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа, сла́ва Тебе́ Бо́же. (Трижды)

После Шестопсалмия