
У нас в гостях был настоятель московского храма Покрова Богородицы на Городне в Южном Чертанове протоиерей Павел Великанов.
В первый день года мы говорили о христианском отношении к новогодним праздникам, подведению итогов и планам на будущее.
Ведущая: Марина Борисова
М. Борисова
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Здравствуйте, дорогие друзья. В студии Марина Борисова. И сегодня со мной и с вами этот час «Светлого вечера» проведёт наш гость — настоятель московского храма Покрова Богородицы на Городне в Южном Чертаново протоиерей Павел Великанов.
Прот. Павел Великанов
— Добрый вечер.
М. Борисова
— С Новым годом, с новым счастьем, отец Павел!
Прот. Павел Великанов
— Да, с новолетием — замечательное время. Вы знаете, как бы мы ни относились — очень по-разному — к самому празднованию Нового года, но для меня это всегда всё-таки событие. Во-первых, у нас нет никакого другого дня, в который ты остро ощущаешь некое глубинное родство со всеми людьми. Но, по крайней мере, с теми, с кем ты имеешь хоть какую-то связь. С городом, со страной, с континентом мы не празднуем — мм не говорим сейчас про китайский Новый год, например. Всё-таки Китай в этом смысле для нас другая цивилизация, другая культура. А те, с кем мы взаимодействуем. И вот это ощущение какой-то сродности, что даже на дорогах гаишники добрые в этот день могут встретиться — это уже счастье. Конечно, это измерение очень, я бы сказал, какое-то пронзительное. Вот если в храме мы понимаем: Пасха, Рождество — мы чувствуем эту общность. Но как только ты выходишь за пределы церкви, ты видишь, как по экспоненте размывается вот это ощущение праздника: какая-то суета, все куда-то спешат. И вот это ощущение праздника сохраняется только в своей среде. А Новый год в этом смысле какой-то очень правильный праздник, что в нём все объединяются в своего рода предвкушении, наверное, с одной стороны, какой-то более глубокой осознанности — мне, по крайней мере, хочется это так видеть, — в каком-то где-то, может быть, покаянном переживании того, что было в прошлом году, а где-то в благодарном, радостном, что прошлый год успешный был.
И всё равно любой как-то побуждается чуть-чуть посмотреть на свою жизнь с точки зрения вечности, хотя бы немножко приподняться в этой протяжённости над текущим моментом. И вот в этом-то на самом деле смысл праздника и есть. Если мы вспомним одну из десяти заповедей: помни день субботний, еже святити его — что это значит? Именно в этот день мы всегда регулярно призываемся Богом, причём это не просто такой абстрактный призыв. Это один из очень конкретных призывов: приподняться чуть-чуть и посмотреть на то, что у тебя происходит в жизни, сверху.
М. Борисова
— Вообще, в последние годы всё чаще и чаще среди православных верующих проскальзывает такое немножечко, ну, «презрительное» — это слишком сильное слово, но вот вкус такой, когда речь заходит о Новом годе. Поскольку вот главное — это Рождество, а вот все разговоры по поводу Нового года в каких-то православных СМИ сводятся к тому, какие послабления поста можно себе позволить ради такого праздника, и можно ли, и нужно ли. И вот о том, что традиция ночных богослужений в последнее время у нас сложилась в ночь с 31 декабря на 1 января. И при этом как-то мне казалось, что это такое вот естественное, что ли, состояние человека, который пытается чувствовать себя внутри религиозной традиции. Но тут совершенно неожиданно для себя обнаружила, что ничего подобного. Очень много проповедей и слов поучительных сказано именно по поводу светского Нового года. Протопресвитер Александр Шмеман написал аж целых десять или даже больше слов, которые касаются именно новогоднего праздника. Причём, с одной стороны, это попытка осмыслить с богословской точки зрения, что же такое для нас Новый год. А с другой стороны, это всё-таки признание того, что для верующего человека ощущение Нового года как праздника важно, и именно с точки зрения его веры. Там много деталей, и пересказывать нет смысла — можно найти все эти слова и проповеди в интернете. Но что вот мне показалось важным среди многого прочего — это размышление о том, что же за загадочный такой зверь это «новое счастье», которого мы себе и всем окружающим желаем в новом году, и почему оно новое, и почему это актуально и важно. И почему старое счастье у нас всё время какое-то ущербное — всё время приходится от него отказываться и надеяться, что новое будет лучше. Вот что вы думаете по этому поводу?
Прот. Павел Великанов
— Я бы ответил словами бессмертного классика Льва Николаевича Толстого. Не помню, в каком из своих трудов, он пишет, почему нельзя никого осуждать. Он говорит: человек течёт. То есть человек — это не какая-то застывшая такая ригидная вещь, выточенная и обречённая такой быть во веки веков. Нет, человек течёт. И, как текучая субстанция, конечно то, что для нас было счастьем вчера, сегодня уже может не восприниматься счастьем. И то, что вчера было для нас несчастьем, сегодня может восприниматься как счастье, потому что мы переродились внутренне, мы как-то вышли из этой ситуации с какой-то, может быть, даже несоизмеримо большей победой, чем когда входили в ситуацию горя в начале и так далее. Поэтому я не вижу здесь ничего странного, потому что всё живое. Всё живое течёт, всё живое меняется, всё живое как-то учится адаптироваться. Наверное, одна из характеристик жизни как таковой это способность адаптироваться, способность перестраиваться, в зависимости от того, что изменилось. Поэтому в пожелании нового счастья я не вижу ничего дурного. И вообще, у нас даже Завет Новый.
М. Борисова
— И вообще, это такая, по-моему, надежда на обновление. Если счастье новое, то ты, наверное, тоже сам в какой-то степени новый, чтобы это новое счастье прочувствовать.
Прот. Павел Великанов
— Для меня в своё время была абсолютно пронзительной мысль Клайва Льюиса в «Хрониках Нарнии», когда завершается уже последняя книга «Последняя битва», и герои оказываются в подлинной Нарнии, то есть в Царстве Небесном. И вот они видят там, к своему большому удивлению, ту же самую старую Англию, в которой были раньше. И вот дальше, по-моему, просто гений Льюиса проявляется как писателя, как богослова — он приводит такое сравнение, что это было похоже... он пишет так, что они двигались дальше — вот этот девиз «выше и вперёд». Дальше они двигаются, как бы переходят на некий условный новый уровень и опять видят ту же самую Англию, но, по сравнению с предыдущей, она гораздо более настоящая. Она какая-то более весомая, более подлинная. И они продолжают двигаться дальше. И эта история повторяется снова и снова. И вот он приводит образ, что это можно было бы сравнить, как если бы вы, снимая чешуйки с луковицы, под каждой снятой чешуйкой обнаруживали бы луковицу не уменьшающуюся, а увеличивающуюся. Такая вот, казалось бы, невероятная с точки зрения житейской логики и нашего опыта ситуация, что, чем больше ты снимаешь чешуек с луковицы, тем она становится больше. И вот мне кажется, что здесь богословская интуиция Льюиса показывает очень глубокую мысль: там, где действует Бог, там не может быть ничего тухлого, ничего сворачивающегося, ничего умаляющегося, наоборот. Это вот как у отцов образ есть, что Бог творит бытие, как преизливающаяся из чаши любовь. От того, что её там настолько много, что она ищет выхода, она ищет, как бы разлиться, как бы включить в себя ещё больше. Хотя понятно, что эти пространственные категории к Богу неприменимы, но у нас других нет инструментов языка. И вот здесь то же самое, что это новое не потому, что старое плохое — нет, это движение не от плохого к хорошему и нет от хорошего к плохому, а от хорошего к лучшему, а от лучшего к ещё более лучшему, и так до бесконечности. В этом, мне кажется, скрыт очень большой импульс такого христианского оптимизма.
М. Борисова
— Протоиерей Павел Великанов, настоятель храма Покрова Пресвятой Богородицы на Городне в Южном Чертаново в Москве, проводит с нами сегодня этот светлый, праздничный новогодний вечер. Отец Павел, а вот если говорить о том мгновении, когда все как раз загадывают желания, стремятся чокнуться шампанским, когда 360 дней уходят в небытие, а впереди совершенно непонятно, что — поскольку мы не знаем того, что будет через минуту. И это какое-то загадочное существование между времён, где смещается ощущение — физически, наверное, нет, но в своём внутреннем ощущении времени ты вдруг оказываешься в этом мгновении пустоты, где нет прошлого и ещё нет будущего. А настоящее ты не успеваешь прочувствовать. Вот что это за волшебное мгновение и почему в нём столько ожидания чуда?
Прот. Павел Великанов
— Знаете, я бы сказал так, что вот это сгустившееся время в предвкушении боя курантов и перехода в новый год очень напоминает то состояние, которое переживают верующие перед воротами закрытого храма в пасхальную ночь. Наверное, вот это упразднение себя может быть очень продуктивным с точки зрения какого-то духовного роста. Потому что, как правило, в этот момент мы понимаем свою, с одной стороны, включённость в бытие — вот есть время, с которым мы ничего не можем сделать, не можем подогнать, не можем притормозить. То есть в моей жизни есть, по определению, вещи, над которыми я не властен, которые больше меня, которые после меня останутся такими же, как они и были до меня. И вот это своего рода я бы назвал неким преддверием веры. Потому что вера, в первую очередь, раскрывается как особое личное отношение человека к тому, чем он не в состоянии обладать, что он не в состоянии удержать, чем он не в состоянии управлять. И вот тут человеку, хочет он или не хочет, приходится смиряться. Ты можешь, конечно, чокнуться бокалами до того, как всё это произойдет — это твоё право. Но тем самым ты сам себя обкрадываешь, ты сам себя лишаешь этих, может быть, нескольких секунд или каких-то более десятков секунд и минут прикосновения к сгустившемуся времени и пространству. Особенно остро, конечно, это ощущается перед началом пасхального богослужения, по окончании крестного хода, когда все останавливаются перед храмом. И ты физически ощущаешь свою включённость в какое-то другое словно бытие, как будто тебя опустили в некий, не знаю, аквариум с какой-то жидкостью. Оно всё как будто становится другим. И вот потом «Христос Воскресе!» — мы прорываем эту ночную пелену, входим в ночь со светом пасхальным, и начинается новый богослужебный год для нас.
А в светском Новом году мы, во-первых, видим острую потребность в ритуале как таковом. Ведь мы знаем историю Нового года, которая была тоже непростой. В том формате, который мы сегодня имеем, этому празднику три века, в общем-то. В 1700 году впервые Пётр I установил праздновать вот таким образом. До этого всё-таки у нас был Новый год другой, он не был европейский, в нём не было этой символики, он был плотно завязан с церковным новолетием и праздновался в сентябре. Причём праздновался торжественно, на Соборной площади Кремля. Мы знаем, что это было действительно такое очень яркое действие и, в первую очередь, конечно, религиозно обусловленное. А светский Новый год поначалу, в общем-то, не особо и принимался ведь народом. Тем более вот эта вся символика елей, сосен в народном сознании прочно связана... ель — это дерево смерти, это дерево духов загробных. То есть это не ложилось очень долго, но потихонечку, во многом благодаря усилиям государственной власти, всё равно вошло в ткань жизни общества. И в советское время тоже с Новым годом всё было непросто. Мы помним, что он вообще был в определённое время (насколько помню, в 20-е годы) запрещён как праздник. А потом произошла такая потихонечку подмена Рождества Новым годом, его вытеснение — вот украденное Рождество по факту. Но сегодня, я думаю, всё это можно отложить в сторону и принять как данность, что Новый год — это важный рубеж, граница.
Я помню, Сергей Хоружий любил говорить о том, что человек познаёт себя об границы. Вот как у Лотмана, что культура начинается с запретов — это же тоже границы. И для того, чтобы человеку понять себя, он обязательно должен понять, что есть границы в его личном пространстве, в его личном времени, в его вообще существовании как таковом. И именно об границы человек способен ответить на вопрос: ты кто? И мне кажется, что в этом главная ценность Нового года светского — эта граница, об которую мы себе постоянно задаём вопрос: что у тебя произошло в прошлом году? в чём твои ожидания будущего года? Я знаю, что многие как-то стараются эти вещи даже формализовать в виде какого-то текста, обсуждать с близкими, поделиться какими-то размышлениями на эту тему. И мне кажется, вот нельзя его недооценивать в этом смысле, что это хорошее пространство, хорошее время для того, чтобы чуть-чуть приподняться над самим собой. Для того, чтобы понять, что наша жизнь имеет больше смысла и значения, чем порой мы ей придаём вот в круговерти будней.
М. Борисова
— Но получается, что у нас неизбежно есть вот это внутреннее школярство. Помните, как в детстве, в школе?
Прот. Павел Великанов
— Как я провёл лето.
М. Борисова
— Да, как я провёл лето. А потом ты даёшь себе честное слово, что в следующий раз с 1 сентября я буду совсем по-другому себя вести, я буду ходить на все уроки, я ничего не буду прогуливать, я буду делать все домашние задания. Я вот прочитаю все книжки, которые положены по внеклассному чтению. Или в институте: ну всё, вот ладно, эта сессия уж как-нибудь, а вот со следующего семестра я совершенно новую жизнь начну. Мы всё время начинаем новую жизнь. Вот новое счастье, новая жизнь — это неизбежно, с этим не нужно бороться, или это что-то всё-таки неправильное, с точки зрения христианского образа жизни, по которому мы пытаемся научиться жить?
Прот. Павел Великанов
— И да и нет. С одной стороны, конечно, я боюсь, людей, у которых в жизни всё предопределено, расписано и которые следуют чёткому графику, расписанному на очень много дней, месяцев, а может быть, даже лет вперёд. Я сразу тут вспоминаю замечательный французский мультфильм «Маленький принц», где мама расписала для своей доченьки всё её будущее, и как это всё благополучно потом разрушается, к счастью всех. А с другой стороны, я понимаю, что только определяясь, мы понимаем сами себя. То есть, ставя определённые задачи, намечая какие-то сроки, мы получаем некую фактуру, в которой мы можем что-то реально делать. Здесь, как мне кажется, есть очень простой способ согласовать одно с другим, когда мы пишем наше будущее, но не подробным текстом, а как бы крупными штрихами, с достаточно большими зазорами между ними. Чтобы, когда неизбежно жизнь будет вносить свои коррективы, эти коррективы не оказались разрушительными для всего этого, возможно, громоздкого и сложносочинённого построения. То есть это пространство диалога. Вот когда человек смотрит на своё будущее не как на исключительно монолог со своей стороны: вот я решил так-то и так-то, и так оно и будет, а если появятся проблемы, то это горе для этих проблем, но не для меня.
Вот такая интенция, конечно, губительная. Потому что, скорее, здесь должен быть образ танго, образ такого танца, где, с одной стороны, есть ведущий — есть Бог, — а с другой стороны, есть бестолковый партнёр, который наступает на ноги, который не понимает движений ведущего, у которого ноги не оттуда растут, откуда надо. Но ведущий всё это прекрасно знает, и он умеет мастерски подстраиваться под кривизны своего партнёра для того, чтобы, в конце концов, составить хорошую пару. И здесь очень много, конечно, зависит от гибкости, от чуткости самого человека, насколько он сможет увидеть, услышать какие-то подсказки, какие-то намёки, которые Господь даёт нам, не в виде сверхъестественных откровений, а просто самим ходом жизни. Я думаю, что как раз-таки вера даёт человеку роскошь прозревать многие вещи ещё до того, как они становятся очевидностью. Такой неангажированный взгляд на жизнь, к чему мы и призваны через отказ от своего эгоцентризма, от того, что я — единственный критерий правильности. Вот, мне кажется, это роскошь, которая доступна всё-таки людям, либо как-то интеллектуально и, может быть, даже интуитивно утончённым, зыбким таким, либо людям веры. Знаете, у меня такой образ тоже есть, который в последнее время очень мне нравится. Вы когда-нибудь собирали дома какой-нибудь металлический шкаф или стеллаж?
М. Борисова
— Сама — нет, но много раз наблюдала.
Прот. Павел Великанов
— А я собирал. И там есть такая особенность, если особенно он большой такой, сложносочинённый, много разных там креплений. Ты вот берёшь, ставишь его посередине комнаты, читаешь инструкцию, тщательным образом всё правильно собираешь, скручиваешь, фиксируешь. После этого переносишь его на место, где он должен стоять, и с ужасом понимаешь, что он туда не вписывается. Почему? Да потому что ты его собрал по линейке и по угольнику идеально правильным, каким он, в принципе, может быть, но в жизни он не встраивается. Потому что у тебя пол кривой, стена тоже с каким-нибудь изъяном, и нигде этих 90 градусов нет. И ты, как дурак, начинаешь потом раскручивать всё и ослаблять, чтобы вписать его в стеночку и после этого уже зафиксировать. Так вот, вера даёт возможность жить вот в состоянии такого, не побоюсь этого слова, определённого легкого дребезжания. То есть вот всегда оставляется какой-то зазор: мы планируем то-то и то-то, если Богу будет угодно. То есть мы сразу закладываем туда определённый процент, что если это Богу будет неугодно, то этого не будет. И из этого мы не делаем какой-то жуткой драмы: ну, не будет, так не будет, раз не благословил Бог — вот Он явным образом показал, что не надо этого делать, не лезь туда. Можешь полезть? — хорошо, но сам будешь потом репу чесать. И это некоторое дребезжание, возможность оставлять какой-то вариант подстройки, мне кажется, очень важно вообще в жизни во многих вещах иметь.
Знаете, по своей жизни могу сказать так, что иногда следование этому правилу, с одной стороны, избавляет тебя от кучи проблем, в которые ты неизбежно попал бы, если бы вот... знаете, как: надо уметь добиваться своих целей. Ты добиваешься, а потом хоп — понимаешь, что лучше сделать два шага назад, да и вообще про всё это забыть и пойти в другую сторону, чем: нет, вот я решил, я добьюсь. А с другой стороны, вот эта как бы шаткость позволяет принимать иногда какие-то решения, которые неожиданным образом резонируют с самой жизнью. Получается, условно говоря, то, на что надо было бы потратить сто единиц времени, усилий и средств, вдруг тратится одна единица, и всё сбывается, всё осуществляется.
М. Борисова
— Протоиерей Павел Великанов, настоятель храма Покрова Пресвятой Богородицы на Городне в Южном Чертаново в Москве, проводит сегодня с нами этот праздничный новогодний «Светлый вечер». В студии Марина Борисова. Мы ненадолго прервёмся и вернёмся к вам буквально через минуту, не переключайтесь.
М. Борисова
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. В студии Марина Борисова и наш сегодняшний гость — протоиерей Павел Великанов, настоятель храма Покрова Пресвятой Богородицы на Городне в Южном Чертанове. Мы говорим, естественно, про Новый год, потому что сегодня 1 января. Так нам повезло, что мы встретились в студии именно в этот праздничный вечер. Отец Павел, вот вы говорите о том, как подстраиваться под дребезжащее и непонятное будущее, но есть ведь ещё такие испытания, как страх. Вот страшно же, рискованное предприятие — жизнь. Вот хочется нового счастья, хочется новизны, но хочется так вот по-детски, по-сказочному, по-волшебному...
Прот. Павел Великанов
— Бесплатно!
М. Борисова
— Да, чтобы вот завтра проснулся, глаза открыл — и оно всё новое. Но в жизни же так не бывает. Поэтому, когда начинают сбываться твои мечты и пожелания под новогодней ёлкой, оказывается, что тебе нужно сделать внутреннее усилие. Потому что тебе предлагается что-то новое, но для этого нужно оставить что-то старое, к чему ты уже привык, как к таким уже заношенным, стоптанным тапочкам, которые пора бы уже давно поменять, но ты так к ним уже привык, они такие уютные и стоптанные именно под твои ноги, что ты тянешь до последнего, чтобы вот: ладно, я поменяю, но не сегодня, а завтра. Вот как нам быть с этим постоянным риском, поскольку в этом риске проходит вся жизнь? Если ты хочешь шагнуть, то ты рискуешь. Потому что у тебя есть представление, что там твердая поверхность, на которую ты ступишь, а это может быть эскалатор, который идёт непонятно куда, то ли вверх, то ли вниз. Поэтому с этим риском связано, собственно, всё наше существование.
Прот. Павел Великанов
— Знаете, мне недавно одна из прихожанок, которая слушает много Радио ВЕРА задала вопрос, который меня подзагрузил, на который я слёту не смог ответить. А вопрос был вот какой: она говорит, что вы всё время говорите в своих программах, что вера всегда связана с риском, что риск неизбежен при вере. Но ведь по большому счёту рискуют все: рискуют люди верующие и неверующие. Выходя на улицу, ты рискуешь что на тебя может свалиться кирпич. Ты постоянно рискуешь. Вот в чём здесь разница между позицией человека веры и просто обычного неверующего, далёкого от какой-либо религиозности человека? Меня этот вопрос затруднил с ответом. И у меня появился сейчас только один, наверное, способ разрешить это недоумение: человек неверующий рискует в пустоту. Он просто рискует, и всё. Человек веры, да, действительно идёт по воде, но он идёт по воде, смотря на Христа, у него есть отношения с Богом. И он как бы смотрит сквозь этот риск в Бога, он этот риск перепоручает Богу. Человек неверующий этого не может, ему некому, у него нет адреса, ему некому его передать, перепоручить. Он просто вынужден его признать как неотъемлемый атрибут бытия: да, я меньше, чем всё бытие, бытие сложное, странное, капризное иногда бывает. И, в общем-то, мне не к кому обратить не только молитвы и пожелания, но и претензии. И вот в этом, наверное, и есть главная разница веры и неверия, что человек неверующий обречён на такое экзистенциальное одиночество. Он один — он один рождается, один умирает, всё остальное значения не имеет.
А человек веры в этом смысле не обречён, он имеет роскошь общения, роскошь неодиночества. Ему есть кому направить претензии, есть на кого обижаться, есть кого благодарить, есть кому радоваться, есть к кому стремиться. Это, конечно, совершенно другая тональность жизни — ты никогда не можешь быть одиноким. То есть вот это ощущение того, что Бог не то что не против тебя, не враг тебе, не поджидает тебя за углом, чтобы оглушить, хартия твоей греховности, а, наоборот, Он в тебе, Он за тебя, Он с тобой, Он больше любит тебя, чем ты сам себя. Он знает о тебе больше лучшего, чем ты о себе даже можешь представить. И это ощущение, конечно, приподнимает человека над ужасом и над страхом риска. Он понимает, что, да, ты будешь падать, ты будешь ошибаться, ты будешь спотыкаться, но есть отцовская рука, которая тебя за шкирку поднимет из любой грязи, в которую ты свалился, отряхнёт, помоет, замажет зелёнкой твои разбитые коленки, утрёт твои слёзы и шмыгающий нос. И, может быть, Он даст какого-то лёгкого импульса, чтобы дальше ходил аккуратнее.
М. Борисова
— Но ведь тут ещё вопрос: что же такое вот это загадочное счастье, которое новое, не новое? Новый год возвращает в значительной степени, как мне кажется, детское восприятие действительности.
Прот. Павел Великанов
— Чудесное, волшебное такое, да?
М. Борисова
— И вольно или невольно желаешь... вот это пожелание нового счастья не подразумевает никакого конкретного счастья, оно подразумевает всеобщее счастье, какое-то абсолютное счастье. И оно новое, потому что для всех одно, полностью тебя поглощающее. Такое бывает только в детстве, только в таком сказочном детском восприятии мироздания. Это прорыв в то, что нужно, или это самообман?
Прот. Павел Великанов
— Я думаю, это тоска по раю. Это та самая тоска, которую отчасти мы удовлетворяем в котиках, как в пушистых райских цветочках, в цветах, в детях наших, в музыке. То есть во всём том, что способно опуститься на какую-то внерациональную глубину души и вынести оттуда какое-то свидетельство того, что жизнь прекрасна, что бытие — хорошо, что мир не мстителен, не зол, что в жизни есть место красоте, есть место истине, любви, правде, добру. Потому что, я думаю, любой ребёнок, если не говорить о тяжёлых травматических историях, всё-таки ребёнок, у которого в жизни был хотя бы какой-то опыт родительской любви, он понимает, насколько важно то, что в психологии называется базальным доверием к миру. Что ребёнок открывает глаза, он ещё не понимает ничего, но он нутром ощущает, что его любят, что его принимают. Это основа, на которую потом многое может нанизаться и выстроить здоровую личность ребёнка. И вот мне кажется, что и это само базальное доверие к миру тоже опирается на предощущение Бога. Это какая-то тоска по божественному — вот правильнее даже так сказать. Читая книги, смотря фильмы, слушая музыку, вообще соприкасаясь с огромным и интересным миром культуры, мы же постоянно как бы вот, знаете, отчищаем некую накипь души, мы пытаемся увидеть отблески божественного, только которые в состоянии наполнить содержанием вот этот наш запрос на счастье. Наш запрос на счастье, по большому счёту, это запрос на отражение Бога в нашей жизни, запрос на возвращение в Эдем, возвращение в рай, память о котором у нас прошита генетически, и мы от неё никуда не денемся.
М. Борисова
— Почему так важна атрибутика? Вот я знаю некоторые семьи православные, которые начинают наряжать рождественскую ёлку после Нового года, подчёркивая, что она именно рождественская. Долгое время мы как-то, как само собой разумеющееся, упоминали о том, что вот перепутанный с советских времён календарь привёл к тому, что всё у нас не как у людей, не как у наших предков: сначала у нас Новый год, потом у нас Рождество, и вообще, Новый год — какой-то искусственный праздник. В общем, это довольно всем известная шарманка, которая крутится и крутится. Но в последнее время я думаю: ведь насколько более праздничным становится Новый год, если после него ещё впереди Рождество. Почему я так говорю? Потому что вот новогоднее ощущение моей юности полностью сопрягалось с ощущением, переданным Окуджавой в песне о новогодней ёлке. То есть завершается песня так: «Но начинается вновь суета. Время по-своему судит. И в суете тебя сняли с креста, — имеется в виду крестовина, на которой стоит ёлка, — и воскресенья не будет, » — это настроение советского человека при завершении новогодних праздников, вот просто на 100%. А здесь получается так, что у тебя начинается предощущение входа в рождественский цикл. И всё, уже работа закончилась, начались эти каникулы. У тебя ёлка дома, и ты идёшь к Рождеству, ты идёшь к продолжению.
Прот. Павел Великанов
— Ты уже в пространстве праздника находишься.
М. Борисова
— Да.
Прот. Павел Великанов
— Мне это очень импонирует. Мне очень нравится именно такое прочтение. И мне кажется, что нет никакого ни греха, ни ошибки в том, чтобы ёлку наряжать к Новому году. Всё-таки ёлка — это атрибут, скорее переносящий нас к символике древа мира, чем связано с Рождеством. Понятно, что когда Христос рождался, там никаких елей и в помине не было.
М. Борисова
— Трудно представить себе ёлку в Вифлееме.
Прот. Павел Великанов
— Здесь работает такое, знаете, избирание нашей памятью определённых фрагментов. Мы берём дореволюционную историю, соответственно, опять-таки тоже очень узкий период, узкий сегмент, связанный с Рождеством и с ёлкой, который, соответственно, праздновался по-другому, и потом механически его переносим в настоящее время. Я думаю, что вся эта семиотика более чем условна. И то, что сегодня ёлка всё-таки атрибут Нового года, а не Рождества, в этом я не вижу ничего дурного. Вот, например, рождественский вертеп — да, здесь всё понятно, всё прекрасно. И мне кажется, что то, что в нашем государстве есть возможность новогодних и рождественских праздников как такой, наверное, всё-таки исключительный период года, когда мы на протяжении более чем недели освобождены от работы, от каких-то обязательств, это законно. И мне кажется, государство тем самым нас подталкивает так чуть-чуть, ненавязчиво, говорит: ребят, попробуйте научиться это время проводить не в пьянках и гулянках, а посвятить его тому, на что, как правило, не хватает времени.
А чаще всего такому светскому человеку времени не хватает на то, чтобы пойти в храм, чтобы пойти помолиться, чтобы хотя бы просто зайти, вот прикоснуться к чему-то такому, что ты понимаешь: было бы неплохо, было бы здорово, но вот всё недосуг. И вот вам даётся десять дней практически выходных. Тем более в Церкви в это время уже начинается подготовка к Рождеству, начинается предпразднство Рождества Христова. Это совершенно уникальные службы, замечательные службы, прекрасный канон на повечерии, который читается, с очень проникновенными ирмосами. То есть уже Церковь как бы входит в это предпраздничное состояние. И всякий раз задаёшь себе вопрос: а что важнее — вот этот предпраздник или сам праздник, сам вот этот апогей, разрешение вот этого напряжения предпраздничного? Я думаю, что без этого предпраздника и праздника самого тоже не бывает.
М. Борисова
— Протоиерей Павел Великанов, настоятель храма Покрова Пресвятой Богородицы на Городне в Южном Чертаново в Москве, проводит с нами сегодня этот «Светлый вечер». Отец Павел, вот мы удивительные люди, у которых всё с избытком. Новых годов у нас тоже с избытком.
Прот. Павел Великанов
— Аж целых два!
М. Борисова
— Потому что у нас есть ещё то, чего нет ни у кого, и быть не может — старый Новый год. Вот, казалось бы, такой исторический анекдот. Но, с другой стороны, никто не готов отказаться от того, чтобы ещё и старый Новый год отметить. Другое дело, что он совпадает и с церковными календарными праздниками. Но живёт ли человек церковной жизнью, или он абсолютно светской жизнью живёт, независимо от этого понятие «старый Новый год» — это абсолютно российский бренд, такого нигде в мире не встретишь. Почему это так трогательно и так важно?
Прот. Павел Великанов
— Мне кажется, ответ дал замечательный наш Фёдор Михайлович Достоевский, когда говорил о широте человека, о желании его сузить. Мне кажется, что русская душа по определению не просто широкая, а сверхширокая. И она с большим удовольствием совмещает в себе несовместимое. И, с одной стороны, празднование Нового года, нового Нового года или Нового года 1.0 и Нового года 2.0, точнее −1.0 — это как раз один из таких показателей, где мы пытаемся реализовать, мне кажется, очень глубоко сидящий в нашем народе запрос на какое-то историческое примирение, примирение с самими собой. Мы знаем, что история ХХ века — это история сложная. Она не только драматическая, она и героическая, она многомерная. Вот у нас, у русского народа, у нас всего много, и иногда избыточно много. И даже не знаю, какой здесь хочется образ привести. Но вот хочется как-то над этим всем подняться и суметь в одном пространстве соединить в принципе несоединимое. И вот старый Новый год для нас оказывается не только поводом ещё раз собраться за столом, но, мне кажется, это и вот само понятие старости, условно говоря, чего-то такого, что прошло, что уже неактуально, но о чём мы с благодарностью вспоминаем.
Вот мне кажется, что это какая-то тоже очень важная точка национальной памяти, которую, наверное, стоило бы развивать. Сегодня, когда мы говорим о важности развития национального самосознания, когда мы говорим о ценностях, о том, что пора возвращаться к нашим корням — это же не на пустом месте всё происходит. Мы понимаем, что вот эти метания в разные стороны в итоге не приводят ни к чему хорошему, и нам надо просто внимательнее всмотреться в самих себя, в то, что было уже в нашей истории, в то, что мы в себе несём по сей день; в те среды, в которых, например, сохранился уклад жизни. Для меня в своё время, когда я поступил в семинарию, это, конечно, было одно из открытий, что, оказывается, вся жизнь человека может быть простроена до мелочей. И твой ритм, и вот это участие в богослужебной жизни регулярное, регулярное чтение молитв, пост и так далее, то есть всё то, что для верующего человека кажется естественным — а как может быть по-другому?
И ты вдруг понимаешь: слушайте, как классно, как здорово, когда вот есть какие-то границы, внутри которых ты уже себя ощущаешь... знаете, это какое-то есть ощущение, такое состояние, наверное, какой-то причастности к чему-то необычайно важному, великому и значимому. Ты, может быть, и косо постишься, и криво молишься и так далее, но ты всё равно в какой-то обойме, ты всё равно в каком-то пространстве, в котором, по крайней мере, другие это сделают гораздо лучше, чем ты. А ты уже причастен к тому, что, условно говоря, хоть и не великий художник, но зато кисточку в руках умеешь держать. И мне кажется, что само празднование старого Нового года как раз-таки о чём-то таком — о том, что мы не хотим ощущать себя какими-то пластмассовыми подделками. У нас есть запрос на историческую память, запрос на какие-то корни. Да, сейчас всё по-другому, но мы помним о том, что у нас когда-то было и иначе.
И, знаете, у меня один мой друг, который обратился в православие из протестантов, как-то рассказал, как он объясняет протестантам, почему в Православной Церкви столько много всего, с точки зрения протестантизма, наносного, исторически необоснованного, ненужного и так далее. Вот он говорит, что задаёт вопрос: «Вы сколько лет живёте со своей женой?» Ну, ему говорят: «Тридцать». Он говорит: «У вас дома ковры есть, чайный сервис есть?» — «Да, конечно». — «А то-то и то-то есть?» — «Есть, конечно». Он говорит: «Переселяйтесь в гостиницу». — «Зачем? Почему?» — «В гостинице у вас будет всё то, что вам минимально необходимо для жизнеобеспечения». — «Нет, не хочу». Он говорит: «А почему вы из Церкви хотите выбросить всё то, что было нажито за 2000 лет? Потому что, как в вашей семье важно всё то, что вы нажили совместной жизнью, и это всё, в общем-то, ткань вашей семьи, это то, в чём живёт ваша семья. Это не только некие, так скажем, предметы для того, чтобы использовать их в быту, но это и какие-то безделушки, какие-то подарки, какой-то хлам, в том числе. Но этот хлам живой, он пропитан человеческим теплом, он такой вот настоящий. И вот в Церкви то, что связано с обрядом, с иконой, с какой-то внешней атрибутикой храма и так далее, это тоже всё наследие очень долгих отношений между Церковью и Богом, между тем, как Церковь актуализировала живые реальные отношения между человеками конкретными конкретных исторических периодов и Богом». И, приобщаясь к этой ткани, мы чувствуем, наверное, какую-то теплоту, какую-то наполненность, увлечённость.
Я вспоминаю, что в своё время в музее Ван Гога меня потрясла одна его цитата. Он писал, что любит поношенные вещи. И объяснял, почему: потому что в них как бы больше подлинности, они как бы уже встроены в жизнь, на них есть некий отпечаток настоящести, что это не, условно говоря, какая-нибудь дешёвая подделка, а это то, что уже прошло испытание бытием. И поэтому оно важно и значимо. И вот мне кажется, что в этом запросе на празднование старого Нового года тоже есть какое-то желание прикоснуться к чему-то настоящему, что было когда-то. Но при этом оно простирается и в сегодняшний день, пусть и в такой парадоксальной форме.
М. Борисова
— Ну и, наверное, память семейная тоже. Потому что трудно себе представить... Ну как? Если мы говорим о церковных праздниках, то большому празднику всегда предшествует определённая подготовка. Очень большому празднику — очень большая подготовка, в виде сорокадневного и более поста.
Прот. Павел Великанов
— А Новому году предшествует мучительная беготня по разным торговым площадкам и мучительные поиски тех подарков, от которых будет радостно нашим близким. И это тоже подвиг.
М. Борисова
— На самом деле бегать-то не обязательно, можно и доставку заказать — сейчас всё гораздо проще.
Прот. Павел Великанов
— Но это не то. Я вот эти вещи не люблю. Объясню даже, почему. Потому что эта скорость, с которой мы приобретаем, лишает нас той самой благословенной протяжённости, которая позволяет нам повысить какой-то, наверное, уровень ответственности. Знаете, когда вы находитесь в магазине, вы можете только посмотреть на предмет и вдруг понять, что вот это то, что мне надо. Я не помню такой ситуации, чтобы, листая перечень маркетплейса, ты мог сказать: о, вот это то, что мне надо! Потому что ты обусловлен не непосредственным восприятием, а теми рекламными ухищрениями, которые использует продавец. И много раз приходится потом глубоко разочаровываться, что ты думал одно, а на самом-то деле, в общем-то, пришло совсем другое. Поэтому лучше вживую... Тем более, когда мы говорим о таких вещах, в общем-то, тонких. То есть тут надо как-то понять: вот этот подарок на самом деле созвучен человеку, которого ты любишь, который тебе дорог, которому ты хочешь принести таким образом какую-то радость, либо всё-таки это не его, или это не её? То есть это тоже, мне кажется, подвиг любви, это труд любви. Это правильный труд — его не надо бояться.
М. Борисова
— Отец Павел, у вас есть уникальная возможность 1 января обратиться к нашим радиослушателям с новогодним пожеланием.
Прот. Павел Великанов
— Дорогие друзья, это пожелание, наверное, я обращу и к самому себе, и к своей семье, и ко всем близким, друзьям, и к тем, с кем, может быть, и незнаком. Всё равно мы все об одном, мы все человеки. Вы знаете, мне очень хотелось бы, чтобы в этом году мы нашли какую-то глубокую сонастроенность с Богом, чтобы мы почувствовали какую-то струну, какой-то звук, какую-то частоту — не знаю, какое слово здесь лучше использовать, — прочувствовав, осознав которую, мы увидели бы, как в нашей жизни заработал эффект резонанса. Когда небольшое движение с нашей стороны, небольшое усилие с нашей стороны, приложенное в правильное время в правильном месте с правильным вектором, вдруг действительно движет горами. Вот когда Спаситель говорит, что если будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе: двигнись и ввергнись в море, — то так оно и произойдёт. И вот мне очень хочется, чтобы мы с вами испытали на своём опыте в своей жизни именно такой эффект — когда мы понимаем, что в данный момент от нас хочет Бог и, выполняя это, увидели, как горы вокруг нас задвигаются.
М. Борисова
— Спасибо огромное. Сегодня этот праздничный новогодний вечер с вами провели протоиерей Павел Великанов, настоятель храма Покрова Пресвятой Богородицы на Городне в Южном Чертаново, и Марина Борисовна. До новых встреч, с Новым годом, с новым счастьем.
Прот. Павел Великанов
— И вас, Марина, с Новым годом, с новым счастьем.
М. Борисова
— Спасибо.
Прот. Павел Великанов
— Божьего вдохновения во всех ваших трудах!
М. Борисова
— Спасибо.
Все выпуски программы Светлый вечер
Послание к Евреям святого апостола Павла

«Апостол Павел». Рембрандт (1606–1669)
Евр., 316 зач., VII, 7-17.

Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Священное Писание — книга не простая. Однако это важная книга. И важна она не только для людей религиозных, но и для людей, которые желают знать истоки своей культуры. Ведь как ни крути, но Библия для европейской цивилизации — один из ключевых текстов, если не самый ключевой. Как же читать эту книгу? Предлагаю ответить на этот вопрос, поразмыслив над отрывком из 7-й главы послания апостола Павла к Евреям, который читается сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем его.
Глава 7.
7 Без всякого же прекословия меньший благословляется большим.
8 И здесь десятины берут человеки смертные, а там — имеющий о себе свидетельство, что он живет.
9 И, так сказать, сам Левий, принимающий десятины, в лице Авраама дал десятину:
10 ибо он был еще в чреслах отца, когда Мелхиседек встретил его.
11 Итак, если бы совершенство достигалось посредством левитского священства, ибо с ним сопряжен закон народа, то какая бы еще нужда была восставать иному священнику по чину Мелхиседека, а не по чину Аарона именоваться?
12 Потому что с переменою священства необходимо быть перемене и закона.
13 Ибо Тот, о Котором говорится сие, принадлежал к иному колену, из которого никто не приступал к жертвеннику.
14 Ибо известно, что Господь наш воссиял из колена Иудина, о котором Моисей ничего не сказал относительно священства.
15 И это еще яснее видно из того, что по подобию Мелхиседека восстает Священник иной,
16 Который таков не по закону заповеди плотской, но по силе жизни непрестающей.
17 Ибо засвидетельствовано: Ты священник вовек по чину Мелхиседека.
Для тех, кто не знаком со священной историей Ветхого Завета, только что прозвучавший отрывок выглядит весьма сложным для понимания. Чего стоят одни имена. Левий, Авраам, Мелхиседек, Моисей и Аарон. Кто все эти люди? Но не только это. Большое количество ссылок на ритуальные и гражданские законы древности. Какие-то обряды жертвоприношений, какие-то десятины, какие-то уставы о принадлежности колену. Как разобраться в этих тонкостях? А может и не стоит разбираться и пытаться понять то, что отчаянно сопротивляется пониманию? Зачем вообще современному христианину истории про древних евреев с их обычаями?
Корни Нового Завета уходят в Ветхий. Уже там Бог заключил со своим народом союз. Уже там появились первые пророки. Уже там были написаны первые священные книги. А потому с самого начала христиане рассматривали Ветхозаветные Писания не как чужеродные, иудейские рассказы. Но как свои собственные священные книги. В них содержится пролог к истории христианской Церкви. И для того, чтобы во всей смысловой полноте понимать повествование о жизни Иисуса Христа и Его учеников, необходимо иметь представление о более ранних событиях. Произошедшее с израильским народом до прихода в мир Спасителя — это фундамент истории спасения.
Многие скажут, Ветхий Завет — сложная книга. Много раз пытался начать читать, открывал, но после первого же перечисления имён откладывал в сторону. Местами непонятно, местами путанно. Сложно собрать разрозненные пазлы в единую картинку. Действительно, есть такая проблема. А потому рекомендуется первые разы читать Ветхий Завет в переложении. Начать можно с самых азов, с детской Библии. В ней в доступной форме излагается фабула ветхозаветных событий. То есть в хронологическом порядке пересказываются самые важные эпизоды священной истории. После того, как общая схема будет ясна, можно взять книгу, которая называется Священная библейская история Ветхого Завета. Это такое же фабульное переложение древних событий, но рассчитанное уже не на детей, а на взрослых. Именно по таким пособиям начинают учить Священное Писание студенты семинарий. Здесь помимо повествования делаются важные комментарии и пояснения. Они помогают увидеть библейские события на фоне событий всемирной истории. Лишь после этого чтения можно приступать к русскому переводу Ветхого Завета. Такая последовательность значительно облегчИт его понимание.
Чтение Священного Писания — задача на всю жизнь. И торопиться здесь не стоит. Поэтому начинать можно с самого малого и двигаться постепенно. Постараемся каждый день читать священный текст и, самое главное, — понуждать себя применять его заповеди к своей жизни. И в своё время за наше усердие Господь даст нам понимание. Разрозненный пазл из имён и событий сложится в цельную картину, и Писание откроет нам свои тайны.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Святитель Иоанн Златоуст о покаянии». Священник Анатолий Главацкий

В этом выпуске программы «Почитаем святых отцов» ведущая Кира Лаврентьева вместе со священником Анатолием Главацким читали и обсуждали фрагменты, посвященные покаянию, из книги святителя Иоанна Златоуста «Беседы о покаянии».
«Ты грешник? Не отчаивайся, но приди, принеси покаяние. Ты согрешил? Скажи Богу: „я согрешил“. Какой тут труд? Какое обременение? Какая скорбь? Какая тягость — сказать слово: „я согрешил“? Если сам ты не назовешь себя грешником, то разве не будешь обвинен дьяволом? Предупреди же и лиши его этой чести; а его честь состоит в том, чтобы обвинять. Почему же не предупреждаешь его, и не исповедуешь греха, и не изглаждаешь преступления, когда знаешь, что есть против тебя такой обвинитель, который не может умолчать? Ты согрешил? Приди в церковь, скажи Богу: я согрешил. Ничего другого я от тебя не требую, кроме одного этого. Божественное Писание говорит: „Глаголи ты беззакония твоя прежде, да оправдишися“ (Ис.43:26): скажи грех, чтобы разрешить грех. Для этого не нужны ни труд, ни многословие, ни денежная издержка, ни что другое подобное: произнеси слово, откройся в грехе и скажи: „я согрешил“»
С этой цитаты святителя Иоанна Златоуста началось обсуждение. Разговор шел о том, что такое истинное покаяние, как оно помогает в борьбе с грехами и в исправлении жизни.
Ведущая: Кира Лаврентьева
Все выпуски программы Почитаем святых отцов
Псалом 135. Богослужебные чтения

Конечно, вам знакомо прилагательное «елейный» — которым мы, как правило, называем что-то приторное, избыточно-нарочитое, неискреннее. 135-й псалом царя Давида, который сегодня читается в храмах за богослужением, называется — и вы удивитесь! — «полиелейным» — но к «слащавости» он не имеет никакого отношения! Давайте послушаем!
Псалом 135.
[Аллилуия.]
1 Славьте Господа, ибо Он благ, ибо вовек милость Его.
2 Славьте Бога богов, ибо вовек милость Его.
3 Славьте Господа господствующих, ибо вовек милость Его;
4 Того, Который один творит чудеса великие, ибо вовек милость Его;
5 Который сотворил небеса премудро, ибо вовек милость Его;
6 утвердил землю на водах, ибо вовек милость Его;
7 сотворил светила великие, ибо вовек милость Его;
8 солнце — для управления днём, ибо вовек милость Его;
9 луну и звёзды — для управления ночью, ибо вовек милость Его;
10 поразил Египет в первенцах его, ибо вовек милость Его;
11 и вывел Израиля из среды его, ибо вовек милость Его;
12 рукою крепкою и мышцею простёртою, ибо вовек милость Его;
13 разделил Чермное море, ибо вовек милость Его;
14 и провёл Израиля посреди его, ибо вовек милость Его;
15 и низверг фараона и войско его в море Чермное, ибо вовек милость Его;
16 провёл народ Свой чрез пустыню, ибо вовек милость Его;
17 поразил царей великих, ибо вовек милость Его;
18 и убил царей сильных, ибо вовек милость Его;
19 Сигона, царя Аморрейского, ибо вовек милость Его;
20 и Ога, царя Васанского, ибо вовек милость Его;
21 и отдал землю их в наследие, ибо вовек милость Его;
22 в наследие Израилю, рабу Своему, ибо вовек милость Его;
23 вспомнил нас в унижении нашем, ибо вовек милость Его;
24 и избавил нас от врагов наших, ибо вовек милость Его;
25 даёт пищу всякой плоти, ибо вовек милость Его.
26 Славьте Бога небес, ибо вовек милость Его.
Почему же прозвучавший сейчас псалом — «полиелейный»? Дело в том, что на древнегреческом «ἔλεος» — «милость» — созвучна другому слову — «ἔλαιον» — «оливковое масло». В античности оливковое масло — не только важнейший продукт питания, но и основа для целебных мазей, защита от обжигающего солнца, вещество для светильников, средство очищения и многое другое. Неудивительно, что «елей» стал символом — и прежде всего — милости Бога по отношению ко всему творению, и в особенности — к человеку. Поэтому «полиелейный» — буквально — «многомилостивый», но отнюдь не «сверхподобострастный», как мог бы подумать наш современник.
По своей форме 135-й псалом представляет собой краткое утверждение — и после него фразу, которая повторяется снова и снова: «Яко в век милость Его» — то есть «ибо во веки милость Бога». В ветхозаветной богослужебной традиции — которую продолжила христианская традиция — псалмы пелись, и этот псалом — отличный пример «антифонного» пения, то есть такого пения, когда два хора, расположившись напротив друг друга, как бы находились в постоянном диалоге друг с другом. Один хор поёт: «Исповедайтесь Богу богов!» И тут же другой хор отвечает: «Яко в век милость Его!» Такая перекличка хоров создаёт не только внутреннюю динамику и ритм гимна, прославляющего Творца, но и с разных сторон раскрывает действие Бога по отношению к человеку, снова и снова возвращает к смысловой сердцевине: Бог — благ, добр, и это — непреложно!..
Автор псалма проводит нас через очень важные идеи: о единстве и верховной власти Бога над всеми духовными существами, о том, что вся Вселенная — Его творение, что Он никуда не «испарился» после сотворения мира, а постоянно заботится о нём, о том непосредственном участии, которое Бог явил в непростой судьбе еврейского народа во времена египетского плена и бегства от фараона, о том, что в итоге Бог даровал Своему народу замечательные земли для жизни — в награду за верность Ему.
Во всём тексте 135-го псалма рефреном повторяется утверждение, что Божия милость не имеет границ и времён. И если своей верой мы можем принять как неоспоримую истину то, что Бог — благ, не отчуждён от человека, тем более не «враг» ему — то какой бы ни была разной, странной, противоречивой бегущая перед взором кинолента нашей жизни — мы точно знаем: там, за ней, за этим мельтешением — от самого начала и до конца — один и Тот же Добрый Бог, и милость Его — беспредельна!..